Не королевское. Глава десятая

НЕ КОРОЛЕВСКОЕ ЭТО ДЕЛО – ОТ ЛЮБИМЫХ ОТКАЗЫВАТЬСЯ.

Глава 10. ЧЕРТ ВСУЕ И ЖЕНСКОЕ КОВАРСТВО.

Шведский король Густав II Адольф попал под санкции. И королевство Свейское за собой утянул. Со всех сторон и прямым текстом ему говорили, что войну с Московским царством надо кончать. Если поначалу энергичный посол аглицкого короля Якова I Стюарта – Джон Меррик – уговаривал его величество Густава II Адольфа одуматься и отступиться от Пскова, то в октябре он отправил Густаву дерзкое послание, что надоело ему шведским комиссарам сопли вытирать и вопросы задавать, и решил он из скучного Осташкова на белом пароходе в Лондон отбыть; и не станет он впредь русских послов отговаривать от подписания договора с королем Речи Посполитой Сигизмундом III, о дружбе светлой вечной и взаимопомощи военной.

А вскоре в осадный лагерь прибыл Альберт Иоаким, кавалер и владетель Остендский, и передал королю Густаву письмо от Генеральных штатов Соединенных Нидерландов. Так в ту пору высший орган государственной власти в Голландской республике именовался. Затейниками великими голландцы слыли: вроде как республика, а письмо подписал светлейший и высокородный князь и владетель Морица – принц Оранский, он же по совместительству граф Нассауский и Катценэльнбогенский, Вианденский и Дицский (и еще десятка-другого владений). Король Густав II Адольф, прошедший под руководством репетитора Маргарет Кабильяу курс ускоренного обучения голландскому языку, взялся было сам читать письмо пышное от принца Оранского, да сбился, пытаясь все титулы великие прочесть, а потому крикнул капитана Германа Врангеля, полиглота известного, и велел ему всю «лабуду» пропустить, а перевести только главное. Ну, Герк и пропустил все красивости про «великого полководца» и «несравненного стратега» из Северных земель и доложил, что второй поставки пороха из Амстердама им ждать не стоит. Мириться с русскими надо. С этой целью Генеральные штаты рекомендовали голландским купцам повременить с выдачей новых кредитов королевству Свейскому. Вот это был удар! На торговой Балтии голландцы были главными конкурентами аглицкого короля, и все последнее время «пытались дружить» со шведами против Якова I Стюарта. Шведский король Густав II Адольф даже мысли не допускал, что принц Оранский выступит в вопросе прекращения войны заодно с англичанами.

Еще и от датского короля Кристиана IV ему записку передали с пожеланиями успехов в учебе. Очень нужный предмет, по словам Кристиана IV, в школьной программе короля Густава отсутствовал, а назывался он просто – «Умение заключать мир». Учись, Густав! Как ни хотелось королю шведскому с датским поквитаться, вернуть тому все усмешки в адрес рода Ваза, но приходилось глотать обиду. В редких ночных кошмарах Густаву всегда огромные кальмары снились.

 И совсем уже как удар в спину прозвучало заявление риксканцлера Акселя Оксеншерны, прибывшего в осаду одновременно с голландцем Иоакимом. А сказал королю Оксеншерна, что поставки заказанных ядер из Швеции Густаву ждать не стоит. Государственный совет наложил вето на выполнение королевской заявки. Выясняли отношения друзья в отдалении от свидетелей, поэтому орали друг на друга, не стесняясь в выражениях.

- Что ты наделал, Аксель! – рычал король Густав. – Еще чуть-чуть, и я бы смял Псков! Неделю назад мои мушкетеры уже сидели на Окольных стенах Большого города. Нам чуть напора не хватило, чтобы рейтары через ворота прорвались. Дай мне новые ядра, Аксель!

- Нет, Густав, весь риксрод, Государственный совет, отказал тебе в новом литейном заказе!

- Изменники! Весь риксрод – изменники! А ты, Аксель, самый трусливый трус!

- А ты, Густав, самый упрямый осел из королевской породы! Невежда и двоечник!

- Почему это я невежда? – обиделся король Густав. – Читать и писать умею.

- Еще бы считать научился. Все королевство в долгах, народ свейский обнищал, а ты все в войнушки играешь. Кому нужен этот Псков? Или там золото партии припрятано?

Шведский король фыркнул, снисходительно посмотрел на риксканцлера и снизошел до объяснений:

- Когда я возьму Псков, то потребую от царя Романова семь миллионов далеров. Или семьдесят бочонков с золотом. Это не много, семь миллионов за возврат двух крепостей: Ноугорода и Пскова.

- А почему не семнадцать, мой король? – спросил риксканцлер насмешливо.

- А я не жадный. Семи миллионов нам хватит, чтобы вернуть контрибуцию датчанам и расплатиться по всем государственным долгам. И еще останется.

- Останется на следующую войнушку? О, мой бог! – воскликнул Аксель Оксеншерна в отчаянии. – Ну почему ты дал свейскому народу такого бестолкового короля?! Да неужели ты, Густав, не понимаешь, что глупо требовать от разоренного царства миллионных контрибуций? Да будь у царя Романова серебро и золото, он бы тотчас набрал наемников, и от твоего хворого воинства только кашель простудный в шанцах остался.

Но король Густав уперся. Как истинный правитель, он уже страдал манией величия, жил в своем придуманном мире и не желал его покидать. Только то, что он задумал и делал, было правильным, а все остальные ошибались.

- Не смейте мне мешать, риксканцлер! Я все равно захвачу Псков и заставлю русских платить!

- Нет, Густав, ты вернешься со мной в Швецию. И это не просьба. Надо поспешить, Густав, покуда есть еще куда тебе возвращаться, - Аксель Оксеншерна достал заготовленный Государственным советом экземпляр аналитической записки, зачитал: - Король Речи Посполитой надумал устроить съезд в Штатыне (город Щецин в Польше). На съезде будут присутствовать послы цесаря Матиуса (германского императора, которого мы еще и как императора Священной римской империи Матвея знаем), послы королей Шпанского, Аглицкого и Французского, и иные курфюсты и удельные князья. Со стороны Польши посольство будет возглавлять граф Аксель да Юрьи, который станет разъяснять остальным, что Карл IX и Густав II Адольф свейское королевство приняли не по достоинству, изменою своею перед Жигимонтом королем. А Жигимонт III Ваза прямой вотчиной свейский король, и той своей вотчины свейского королевства ничем не погрешил и впредь ту вотчину королевства никому уступать не намерен. (По праву престолонаследия). На съезде Жигимонт станет добиваться, чтобы в Швеции снова признали его королем. А нынешнему королю Густаву и брату его Филиппу жить на своих прежних вотчинах Седерманландских, как был удел за отцом их герцогом Карлом при Ягане (Юхане III) короле.

Риксканцлер Аксель Оксеншерна неторопясь сложил лист аналитической записки вчетверо, передал королю и сказал, глядя в глаза другу:

- Продолжай упрямиться, Густав, братец твой Жигимонт потом печенюшку даст.

- Аксель, ну еще неделю! Одну только неделю, и я вернусь в королевство Свейское.

- Конечно вернешься, Густав, - сказал риксканцлер. – Оторвешься от созерцания крепостных ворот и вернешься. Но не потому, что я тебя убедил. У тебя для «осадного снаряда» пороха и ядер на неделю боя только и осталось. И не спорь попусту, Густав, я объехал все твои батареи и разговаривал с полковниками.

На следующий день осадные орудия заработали в полную силу. Батарея с южной стороны, которой командовал полковник Коброн, большей частью стволов стреляла раскаленными ядрами поверх Окольной стены, поджигая дома внутри Большого города. Несколько пушек обрушились на Великую башню с захабом и прилегающую Окольную стену. Но самые большие разрушения случились конечно же на северной стороне. Батарея полковника Хенрикссона, что на другом берегу реки Великой расположилась, напротив Высокой башни, стала бить по Наугольной и Варлаамовской с захабом, перемежая чугунные ядра с разрывными пустотелыми гранатами, набитыми порохом. Башни, ворота, окольная стена, все подверглось разрушению.

Но еще была и третья батарея, главная, возле Чертова ручья, где король Густав поставил самые страшные пушки. 24 фунтовые «дьяволы» (калибр 152 мм), стрелявшие двенадцатикилограммовыми чугунными ядрами и полупудовыми разрывными бомбами, начиненными порохом. Башни от попаданий дрожали и медленно, но неумолимо оползали к земле. Вслед за Варлаамовской и Быковская башня была разрушена. А следом за ними и Окольная стена между ними подверглась разрушению. 12 фунтовыми (калибр 120 мм) чугунными ядрами шведские бомбардиры все увеличивали и увеличивали пробой, разбрасывали камень, чтобы поутру тяжелые конные рейтары ворвались вовнутрь Большого города. На всех трех батареях были задействованы 18 пушек (шведский счет). Риксканцлер Аксель Оксеншерна наблюдал за работой «стенобитного снаряда»» из королевского шатра, который был перенесен по приказу Густава II Адольфа чуть далее шанца с «дьяволами».

(Шанец – это не просто система окопов с укрытиями и пушками. Как правило, в этом фортификационном полевом укреплении еще и бастионы по углам имелись. Эдакая квадратная мини-крепость с земляным отвалом, со сторонами метров по 200).

По тому, как часто работали пушки близ Чертова ручья, риксканцлер догадался, что пушечного заряда осаждающим еще дня на два хватит, а там король Густав поведет остатки своего войска на последний приступ. Про Псковский Кром никто уже не думал, важно было Большой город за Окольной стеной захватить. Тогда и внутренний Кром от голода со временем распахнет свои ворота.

Всю ночь с недолгими перерывами по месту разрушенной стены картечью били полковые пушки, не давая возможности псковичам закладывать пробой. Король в шатре под мохнатыми медвежьими шкурами спал как убитый, лишь время от времени причмокивал при звуках разрывов. А вот Акселю Оксеншерна не спалось. (Хотя и прозывался риксканцлер королевским другом детства, но был старше Густава биологически на одиннадцать лет, а про наделение государственной мудростью правильней будет умолчать. Вез на себе груз королевских забот граф Оксеншерна все годы монаршей власти Густава. И внутренних, и внешних. Разве что новых войн не затевал). Беспокойство одолевало. И не предстоящая атака короля Густава на непокорный Псков занимала думы риксканцлера, а переговоры. Долгие и трудные переговоры с царством Московским о мире. Как-то еще поведет себя на них глава посольства – Якоб Делагарди? Хватит ли терпения у графа сносить все нелепые поступки русских послов. А они безусловно будут: в переговорах с датчанами по условиям окончания Кальмарской войны Оксеншерна потерял столько нервных клеток, что другим на десяток лет бурной жизни хватило бы. Кстати, хорошим уроком послужит Густаву – фантазеру некоронованному – личное участие в таких переговорах. Только как такое устроить?

И вдруг земля ощутимо дрогнула, а из Псковской крепости донесся глухой рев. Риксканцлер сбросил с себя теплые шкуры и выбежал из шатра. Только-только рассветало, и над землей стлался густой туман. Было зябко стоять в одной рубахе. Озадаченно замолчали полковые пушки ближнего шанца и наступила полная тишина. Но недолгая. Перечеркивая предрассветную мглу, из крепости прилетел горящий шар, и перед правым бастионом резко вздыбилась земля, разбрасывая в стороны глину и камень, и одновременно из-за стены прилетел сдвоенный рев. А высоченная тура, что стояла вблизи полуразрушенной Ильинской башни, стремительно подпрыгнула вверх и разлетелась подобно легким соломинкам в разные стороны.

- Вад фан! Какого черта! – рядом с Оксеншерна стоял полуодетый король. – Кто стреляет?

Еще один огненный метеорит. Бастион дрогнул и съехал вбок, отплевываясь бревнами и дежурными мушкетерами. И опять из-за Окольной стены долетел грохот пушки.

- Разрывными стреляют! – крикнул король. – Прямо через разлом в стене бьют!

Невдалеке от второй слева пушки взрывом разбросало бревна бруствера, одно из которых переломало ноги пробегающему бомбардиру, и теперь он не переставая орал высоким голосом, а два других бомбардира топтались рядом, не зная, как ухватить раненого, чтобы перетащить вглубь шанца.

- Теперь снова от Ильинской башни прилетело, там тоже пролом в стене! Фан! – громко выругался король. -  Да ведь это они из нашего «стенобитного снаряда» стреляют! Который герцог Саксенский под Гдовом потерял!

И король бросился к шанцу, намереваясь самолично командовать бомбардирами 24 фунтовых «дьяволов». Требовалось срочно «заткнуть» артиллерию противника. Но тут псковские наводчики с сохранившихся Загряжской и Волковской башен вгляделись в туман, дали верную поправку своим бомбардирам, и уже в четыре ствола разрывными снарядами те стали «перепахивать» шведскую батарею у Чертова ручья. Бесстрашный военный инженер Андриес Серсандес, видя разгром главной батареи пушек, повел другую туру к Окольной стене близ Ильинской башни. Толкая осадную башню перед собой как гигантский щит, до сотни мушкетеров и пикинеров построились за ней, как некогда римские легионеры собирались «в черепаху». Еще несколько минут, и тура достигла бы разлома в Окольной стене. С трудом, без конной тяги, псковские пушкари развернули одну из пушек и выстрелили в подползающую осадную башню. Почти в упор. Конструкцию разметало, уцелевшие мушкетеры и пикинеры бросились врассыпную. Но Андриес Серсандес не побежал. Он так и остался лежать у Окольной стены, задумчиво глядя в утреннее небо.

Сбой в обстреле из пролома близ Ильинской башни уловили шведские бомбардиры и бросились заряжать левую пушку. Уже и лафет повернули от башни на пролом, и дальность стрельбы винтом вертикальным завысили, и даже картечную гранату со свинцовыми гостинчиками в ствол закатили. Вот только не успел пушкарь зажженный факел к фитилю в казеннике поднести. Прилетел-таки очередной привет из пролома. Взрывом опрокинуло пушку, а пушкаря в окоп отбросило. Горящий факел еще дальше покатился и поджег тонюсенькую дорожку рассыпанного пороха, что в глубокое укрытие для хранения бочонков с порохом вела. На глазах потрясенного шведского короля взлетел на воздух весь арсенал. Замертво упали на землю несколько бомбардиров, десятки человек были ранены осколками хранящихся в арсенале разрывных бомб.

Вскоре дым от взрыва арсенала рассеялся. Как и мечта его величества короля Густава II Адольфа из рода Ваза захватить Псковскую крепость. Уже вечером того же дня король собрал всех полковников и отдал приказ возвращаться в Ругодив, а там погрузить всю артиллерию на суда…

Неужели так незатейливо и закончилась осада Пскова? Вот описание случившихся событий в суровой Псковской летописи:

«Во 123-м году (1615). Поехали изо Пскова к Москве князь Иван Хованской и прочий, а с ними пошло пскович с 300 семей не в одну пору.

Майя в 28 день приехал воевода Василеи Петровичь Морозов да с ним Федор Буторлин да Гагарин выезжои воевода.

Июня в 28 день приидоша от короля от Гдова Немцы подо Псков, и коровы отогнали стада псковские, изгоном 300 человек лучшие люди; и милостию божиею Немец побили, а живых взяли 40 человек.
 
Июля в 30 день, в воскресение, рано на 1-м часу, никому же не ведущу, объявился король Густаф Адольф Свеискии со всеми немецкими людьми и с рускими Черкасы, 16 000, на богоспасаемый град Псков, и ста на Снятой горе. И в той день сступишася обои полцы и брань велию сотворше близь града. Божиею милостию на том бою невидимою силою пострелен в главу ис пищали первый прегордыи начальный и градоемству и воем Ивергорн, той же пущии об - враг всех на кровь християнскую.

И августа в 15 день приидоша подо Псков к Варламским воротам и сотвориша скверное свое молбище в варганы и в бубны и в трубы; и начаша рвы копати под градом, и вдоль начаша и поперег по полю, и туры и плетени и дворы ставити и городки малые, и большой город дерновой подале, где сам король стоял. И поставил больши 10-ти городов около Пскова и мосты два на Великои реки, и твердо обступи град и пакости творяше святыя обители, огнем попаляюще, и многие подкопы подвели, и во всех бог помиловал. И повелел с трех местъ бити и вдоль и поперег ис 15-ти пушок, из за Великои реки от Ильи пророка, и в 3 дни башню и стену до земли розбиша. Мнозии же невернии, отъежжающе во град, вси единогласно поведающе гражаном божие поможение на враги, и видяху многажды изо лба церковнаго преподобнаго Варлаама велию стрельбу бывающу, и в полках королевских многих храбрых побивающе до смерти богоранными стрелами, да не хвалятся нечестивии, яко в 3-и день возмет град Псков. И того ради краль 3 дни повел из наряду церковь ломати, промыслы показа, семьсот ядер огненых на град пусти, а протчим чюгунным числа несть; гражане же с Немцы велию брань творяще на всяк день выласками, но божия благодать всегда гражданом преспеваше.

Во 124-м году (с 1 сентября у русских новый 1616). Октября в 9 день двигнушася полцы латынстии на богоспасаемый град Псков с великою яростию, мняще окаяннии вскоре прияти Псков. Божия сила возбрани совету их: священницы, весь собор молебная совершающе а в паперти преподобнаго Варлаама а иные у живоначальные Троицы тако же молебны поюще. И быст в то время страшно стрельба изо всего наряду на град, и гражане к ним овии стреляюще, а инии камением мечюще, друзии же на них кал льюще и древием на них метающе, и бысть тако бьющеся до вечерни, и много людей побили из наряду по стене з Завеличья от Ильи пророка чрез реку. И тако в той день избави господь град свои и люди от Латын, а побиенных погребоша у святей Троицы. И по том стреляша по живоначальные Троицы храме, и не улучиша.

В 17 день поидоша прочь ото Пскова погании. Прииде Иван Плещеев и Собакин воеводы с казаками во Псков, а стояли на Опочке, а помощи Пскову не было нискольке. В то же время, как король стоял подо Псковом, казаки, собравшеся, приидоша к Москве и били челом государю, чтобы их послал на свеисково короля подо Псков; и бояре умыслили и вманили лучших в Москву, а на достальных выласкои вышли и многих побили».

Зачем на Москве побили казаков-добровольцев, я так и не понял. Порой из-за крепостных стен многое иначе видится. Читать же летописи – занятие увлекательное. Почему-то все любители истории припоминают сомнительное высказывание о короле Густаве II Адольфе: «Пошел с великим стыдом, многих людей у него побили, а иные с нужи померли и побрели врозь». Почему высказывание сомнительное? Так шведский король вообще стыдиться не умел. Едва в Ругодив (Нарву) вернулся, сразу стал бесстыдные инструкции послам писать, чтобы на переговорах с русскими требовали семьдесят бочонков золотых монет контрибуции. А для большей убедительности следующим летом направил к Пскову другое войско. Читаем в Псковской летописи:

«Во 124-м (1616) году. Пришол королевичь другой подо Псков Анцыкарл, августа в 11 день; и поставиша городок у Николы чюдотворца, в Устьях, над Великои рекой.

Во 125-м (1617 по русскому календарю) году. Декабря в 10 день (через четыре месяца после начала осады) городок взяша, и Немец достальных выпустиша. И Немцы з государем помирилися и отдаша городы, Новгород и Порховъ и Ладогу, и руским людем срок положили, дотоле бы руские люди, хто похочет на Русь выходили, а после сроку назад отдавати пойдет».

Про этот поход шведов на Псков редко вспоминают. Вероятная причина, что полководец Анцыкарл был послан лишь для угрозы несговорчивому русскому посольству. Кстати, а кто этот неведомый полководец Анцыкарл? А мы его знаем. Старший брат-бастард короля шведского – сорока двухлетний Карл Карлссон Юлленельм. В 1616 году Густав II Адольф присвоил братцу звание фельдмаршала и отправил в Ноугород своим наместником, вместо погибшего Эверта Горна. Задача перед Юлленельмом была поставлена простая: выгрести из Нового города все, что только можно до окончания посольских переговоров. И свежеиспеченный фельдмаршал рьяно взялся за дело. Первым от него пострадал воевода боярин и князь Иван Никитич Большой Одоевский. Помните, которого еще Мнихой прозывали? Не выдержало старое больное сердце воеводы шведского грабежа, устроенного бастардом, в марте месяце 1616 года остановилось. Все «выгреб» из Ноугорода Юлленельм, а посад зачистил так, что последние крестьяне по лесам разбежались. (Встречай голод, Новый Город!) В какой-то момент переговоры в Осташкове зашли в тупик, и король Густав направил братца под стены Пскова. Стыдливо так Юлленельму команду дал…

В конце апреля 1616 года в Стокгольме Маргарет Кабильяу преждевременно родила мальчика. Назвала его Густав Густавссон. И король Густав сына признал. (Откровенно говоря, не искал я в европейских летописях правил наделения бастардов именами отцов. Все ли незамужние женщины сыновьям такие имена давали? Или это только бастардов рода Ваза касалось?) К удивлению, юной Маргарет, в королевском замке Тре Крунур ее не поселили, а другим летом и вовсе удалили из столицы. Подарил ей любимый Густав поместье Бенхарма в провинции Уппланд. И пособие назначил. Вроде бы и близко от Стокгольма, и мог бы король Густав Маргарет часто навещать, продолжить безумства любовных ночей, что у них первое время в столице творились. Опять же и с сыном поиграть. Что ни говори, а маленький ангелочек Густав Густавссон - первенец королевский. И король должен был гордиться, что стал настоящим мужчиной!

 Вот только его королевское величество охладел к Маргарет. А она после рождения ребенка расцвела настоящей женской красотой. Все те незавершенные припухлые прелести, что король наблюдал в ней при Псковской осаде, теперь оформились в великолепные формы, и не могли не радовать мужской глаз. Угловатые некогда движения получили свою плавность, а миленький полудетский голосок стал более глубоким и женственным. Случись теперь встреча молодых ноугородских «левшей и правшей» с Маргарет, дело одними цветными снами точно бы не завершилось. Но Густав II Адольф, изредка навещая Маргарет, стал откровенно скучать в ее обществе, и все неохотнее оставался на ночь в Бенхарме. Однажды Маргарет не сумела уговорить короля остаться, и спросила, прижимая к покрасневшим глазам воздушный платочек:

- Ты разлюбил меня, Густаув?

Король тяжело вздохнул в ответ.

- Кто она, Густаув? Твоя Абба, да?

Король шведский молча кивнул головой и уехал в Стокгольм. Сказывают, после этого они с Маргарет не виделись много лет. Она часто просила у него финансовой помощи, помимо пособия, но всегда обращалась к королю письменно.

Казалось бы, и совсем стал забывать про Эббу Браге король, закрутившись в суматохе государственных дел, но однажды, совершенно случайно, заметил ее в окружении королевы-матери. И все! Можно было и дальше притворяться в отсутствии всяких чувств к Эббе, да только сердце не обманешь. И в хлебном вине надолго не спрячешь любовных страданий. Толька Аббе принадлежало его сердце! Безраздельно!

Как-то поздним летним вечером 1617 года в домик садовника Бастиана постучала королева Кристина. Садовник зажег все имеющиеся свечи, чтобы у любителей пошептаться не было излишних фантазий, открыл дверь и низко поклонился.

- Рад вас видеть, наша королева, - сказал он. – Должен сразу признаться, что этой ночью вы прекрасно выглядите.

-  Ах, Бастиан, какой же вы, право, угодник.

- Вы мне не верите, ваше величество?

- Скажем так, хочу верить, что вы мне правду скажете, Бастиан.

Королева Кристина плотно прикрыла двери, не доверяя свои секреты даже преданным служанкам. Садовник долго смотрел в ее глаза, потом еще раз поклонился:

- Спрашивайте, ваше величество.

- Меня интересует, где сейчас Абрахам Кабильяу?

- Голландские купцы встречали его в Амстердаме, наша королева, - сказал садовник. – Как всегда, неотложные торговые дела.

- И это все?

- Могу предположить, что Абрахам второй год скрывается в Голландии от вашего гнева.

- Неужели меня в нашем королевстве еще кто-то боится? – сухо улыбнулась королева.

- Еще как! – заверил ее садовник. - Только вины Абрахама Кабильяу в случившемся нет.

- А чья вина? – спросила королева. – Мы с вами о другом договаривались, Бастиан.

- Мы с вами, ваше величество, рассматривали несколько иные варианты, - согласился садовник. – И с Абрахамом все обговорено было правильно. Только вот женское коварство просчитать невозможно. Даже столь юной особы…

Садовник Бастиан напряженно замолчал. Молчала и королева, наконец Кристина отступилась.

- Что ж, - сказала она. – Бастарды в роду Ваза рождаются с завидным постоянством. Иногда мне кажется, что у них это в крови. Ладно, дело житейское, одним бастардом стало больше, королевство от такой новости даже не вздрогнуло. А лично меня, Бастиан, волнует следующее. Король Густав снова стал встречаться с Эббой Браге. И этому надлежит положить конец.

Королева Кристина раскрыла принесенную с собой сумочку, расшитую золотой нитью и бисером. Вынула и разложила на столе пять парсун, выполненных цветными красками на холсте. Со всех пяти портретов на них смотрела Эбба Браге. У садовника Бастиана от нехороших предчувствий на пару ударов остановилось сердце, потом он стал всматриваться в портреты и вздохнул с облегчением. Во-первых, для страшных дел королева к нему бы не обратилась, во-вторых – пять мастерски выполненных парсун подразумевают какой-то поиск.

- Я весь внимание, наша королева, - сказал Бастиан.

- Придворные начинают шептаться про короля Густава II Адольфа и мою фрейлину Эббу Браге. Говорят, что они даже не скрываются. Это недопустимо. Его величество обязан жениться на дочери коронованных особ.

Никуда германский педантизм королевы Кристины не делся, все свои начинания она привыкла доводить до конца. Портреты с Эббы Браге придворные художники писали не день, и не два, а это значит, что королева-мать предполагала подобное развитие событий.

- Я прошу вас, дорогой Бастиан, раздать эти парсуны голландским купцам, тем, кому вы доверяете, и кто умеет держать язык за зубами. Пусть присмотрят похожую красотку среди европейских принцесс.

- И католической веры тоже?

- Нежелательно, Бастиан, - подумав, сказала королева Кристина. - Считаю, что протестантские невесты более благонравны. С поиском не тороплю, понимаю, что не всякого купца допустят к общению с юными принцессами. А личные встречи необходимы, потому как иные парсуны и принцессы, с которых их писали, даже отдаленно друг на друга не похожи.

Голландский садовник молчал в нерешительности.

- Вас что-то смущает, Бастиан?

- Вы слышали про новую моду среди европейских придворных, ваше королевское величество? – спросил садовник. – Которая, как мне голландские купцы передают, и монарших домов коснулась?

- Продолжайте, Бастиан, - попросила королева Кристина.

- Простите, ваше королевское величество, но далее перейду на язык низких сословий. В моде сейчас плоская женская грудь и кривые ноги.

- Кривые женские ноги? – переспросила королева в смятении. – Как у рахитов? Какая чушь! 

- Купцы говорят, что все подрастающие дамы ходят в жестких корсетах и часами сидят на круглобоких бочках. И на лошадей их сажают, подобно амазонкам.

- Плоский женский бюст для дам высшего света не самый большой недостаток, - сказала королева задумчиво. – Младенцев им не вскармливать, для этого кормилицы имеются. А вот кривые ноги? Их же не видно под подолами платьев!

- В том-то и дело, наша королева, что молодые ухажеры из знатных родов теперь требуют от дам при знакомстве подолы поднимать.

- Ну уж нет! – сказала королева Кристина решительно. – Невестка с кривыми ногами нам не нужна! Мода изменчива, а искривленные женские ноги – они на всю жизнь! Пусть купцы голландские придумают, как им не только лица, но и ноги принцесс рассмотреть.