Подснежник

Я не скажу, что с Юлькой у меня были какие-то особенно крепкие отношения. Общались мы мало. Жила она в соседнем подъезде, но дружить у нас не получалось до момента, пока отец Юльки не бросил семью. Тогда Юлькина семья опустилась по социальной лестнице до уровня моей семьи и наше общение оживилось.

Так у хромоногой, не по возрасту грузной, подслеповатой и странноватой меня появилась настоящая красивая подруга. Юлька ходила на разные тусовки и брала меня с собой. У меня была младшая сестра, теоретически можно было ходить с ней. Но сестра меня стеснялась. А Юлька – нет.

Привыкшая к достатку и спокойному образу жизни, оказавшись резко в безденежье и статусе «из семьи разведенки», Юлька первое время была в беззвучной панике. Я же всю свою сознательную жизнь была безотцовщина, да еще и с кучей болячек. Никаких родственников у нас в Ярославле не было, подруги были только в музыкальной школе, что означало, что живут они не рядом и во дворе с ними не погуляешь. Мамины подруги и их дети менялись по мере того, как наделялись дефицитами, так как мама моя работала на фабрике ремонта и пошива одежды №2 и кроме разной фурнитуры в городе, где даже пуговицы можно было купить только по блату в «Военторге», были ткани, причем, иногда даже очень приличные. А по особым случаям, на 7 ноября или перевыполнение квартального плана по пошиву мужских трусов и детских фланелевых пижам, привозили настоящий импорт: югославскую обувь, немецкие фломастеры, французские духи и тому подобное. В городе моментально узнавали о таких поступлениях и в маминой квартире появлялись полчища «подруг» с дочерьми, которые почему-то сразу обуревались желанием дружить со мной. Несколько недель шли хороводы походов в гости по разным подружкам, а потом японские зонтики, духи и колготки находили своих новых хозяек, у мамы появлялись деньги на «Лидазу» и другие нужные мне медицинские препараты, «Пят-нок» для бабули и подружки исчезали, причем настолько конкретно исчезали, что даже случайно встретившись на улице, переходили на другую сторону.

Поэтому дружба с Юлькой для меня была очень желанная и настоящая. У Юльки не было денег покупать мамины дефициты, и мамы-фармацевта у нее тоже не было. Она приходила не поесть гречневой каши, как это делали мои одноклассницы, причем, стараясь делать это тайком от других детей, чтобы никто не знал, что они общаются с «хромоногой». Она приходила не поиграть на пианино, так как в музыкалку заниматься ездить далеко, а тут спуститься на два этажа и играй на здоровье. Еще и чаем напоят с печеньем «Курабье». Ей не нужно было поносить моих новых итальянских лосин на физкультуру, потому что новенький очень красивый и у него еще нет девушки. Ей не светило закадрить новенького, потому что ее мама – разведенка, а это означало, что она второсортная и, как говорили у нас бабки во дворе: «от хороших баб не уходят». Юлька просто дружила. Это было бесценно.

Отец Юльки к тому же затеял размен квартиры, а угловую трешку с проходной комнатой на девятом этаже поменять на что-то существенное было сложно. Мать Юльки погрузилась в свои заботы, младший брат и до этого был в очень сложных с Юлькой отношениях, а тут все усугубилось до откровенной агрессии. А папа ежедневно приводил в квартиру на просмотры по обмену. Делалось это без предупреждения, да и предупредить было никак: телефонов мобильных тогда не было, а стационарные были в большом дефиците. Поэтому запросто во время мытья в ванне вечером могли постучать в дверь: ты ее открываешь, а там не мама, а толпа из 8 человек пришла посмотреть кафель, но все плотоядно рассматривают Юльку.

Юлька бывала настолько часто, что я к ней приросла. Мне было ее жалко, но где-то в душе я надеялась, что этот размен затянется надолго и Юлька останется со мной подольше. Я прекрасно понимала, что как только квартиру разменяют, Юльку я больше не увижу.

Как и ожидалось размен затянулся. Сначала не находилось людей, которые бы хотели заехать в скворечник на девятый этаж, отдав за это двушку и комнату, а меньше мама Юльки не соглашалась: втроем в однушке жить было нереально. Потом маму уговорили на двушку не в Ярославле, а на Резинотехнике, но одна добрая душа донесла маме Юльки, что им-то отец делает двушку на Резинотехнике, а сам себе делает однушку на Пятерке. Пока разобрались, что до однушки на Пятерке доплачивает новая жена Юлькиного отца, обмен провалился и нужно было искать новый вариант.

А время шло.

Мы закончили школу. Я поступила в университет. Юлька в медицинское училище. Из-за развода, размена квартиры, резкого обнищания семьи, как-то незаметно успеваемость Юльки настолько упала, что из умницы и красавицы, Юлька превратилась просто в красавицу, но утратила статус умницы и сначала завалила выпускные экзамены в школе, а потом и вступительные в университет. Они как-то мыкались с мамой и братом. Постоянные скандалы с отцом из-за жилья довели мать Юльки до того, что она взяла деньги в долг у бандитов и выплатила бывшему мужу его долю квартиры. Он деньги взял, но не выписался. А Юлькина мать работала на трех работах, совершенно ушла в себя и уже перестала надеяться, что этот ад когда-то закончится. Юлька тоже после учебы подрабатывала в морге по ночам, а по выходным, когда учебы не было, на скорой помощи. Однако отец Юлькин ходить перестал и вымогать жилье до поры до времени. А до какой поры, я как раз и хочу вам рассказать.

Я очень хорошо помню, как мне предложили подзаработать: в те времена центром всемирной торговли были «Лужники» в Москве. Там продавали все. Точнее Фсе. Одежду, обувь, продукты питания, электронику. Торговали все и вся. Преподаватели физики и астрономии стояли в переходах с самоварами или люстрами: в зависимости от того, какое предприятие было в их городе. Существовало еще такое явление, как бартер: новые деловые связи породили такое явление, разновидность натурального хозяйства, когда за отсутствием денег оплату производили товарами. За кур платили подшипниками, за обувь – люстрами. Хуже всего приходилось работникам школ, библиотекарям. Книги, искусство упало в цене до полного обесценивания. Зато стало можно поменять Куприна или Стейнбека полным собранием сочинений на кусок колбасы.

На факультете информатики у нас учились ребята, которые нашли где-то канал и получали бракованные компьютеры. Они их разбирали, ремонтировали, собирали, что-то перепаивали и они у них работали. Компьютеры стоили таких денег, что за американский IBM380 люди отдавали Жигуля.

Компьютеры отлично расходились и в Ярославле, но ведь в Москве за них давали больше. И ребята наши решили партию компьютеров отвезти в «Лужники». Даже оптовый покупатель там нашелся. Кроме всего прочего, у ребят был еще целый ящик разных проводков, платочек и всяких разных компьютерных внутренностей, которые даже по отдельности стоили космических денег и ими можно было в Лужниках отлично торгануть. Нужно было только туда поехать. И меня позвали с собой.

- Санька, отправь меня! – взмолилась Юлька, услышав мой радостный рассказ о поездке, да еще и сумме денег, которую мы должны были заработать, часть из которых полагалась и мне в качестве зарплаты, - Мне месяц формалином дышать за такие деньги! И я бы нам с матерью там сапоги новые купила бы, а то у нас все деньги уходят на долги: будет матери подарок на Новый Год…

Юлька долго мне рассказывала свои планы, хотя я и так давно согласилась, что она поедет вместо меня.

- Только у меня рукавиц нет. Надо будет завтра купить.

- Я тебе свои перевяжу.

Мои рукавицы Юльке никак бы не подошли. У нее ручки очень маленькие, узенькие. Мои рукавицы на ней смотрелись как набалдашники. Нашла в загашнике нитки, из подходящего были только ярко-красные акриловые. Но выбирать уже было некогда. Я торопилась. Первую рукавицу связала без ошибок. А пока вязала вторую, потеряла петлю. Заметила не сразу, а перевязывать было уже некогда.

Рано утром 27 ноября 1994 года Юлька уезжала в Москву.

- Санька! Спасибо тебе!

- Вы когда приезжаете? – поинтересовалась я у Володьки, нашего главного.

- Мы сначала в Лужники, как поторгуем все что останется и компы отвезем в Дмитров и сразу домой. Но дорога плохая.

- Ты как приедешь, забеги сразу, - попросила я Юльку!

- Обязательно! Сразу к тебе! Мне ж у тебя надо материн подарок спрятать! – захохотала счастливая Юлька и захлопнула дверь Газельки.

***

Юлька не приехала ни поздно вечером. Ни утром следующего дня. Ни через неделю.

Милиция приняла заявление от родителей Володи, которые были очень удивлены, что я дома, а их сына нет. Они не знали, что вместо меня поехала Юлька. Так в розыске оказалась и Юлька.

После Нового Года в лесу под Переславлем-Залесским нашли обгоревшую Газельку с двумя сгоревшими телами. Эксперты установили, что это Володя и его друг. Но Юльки среди них не было. Мы надеялись, что она жива. Как-то сбежала и спряталась где-то. Или ее держат насильно. Но она жива.

Мама Юлькина сначала просто меня выспрашивала, куда делась ее дочь, потом стала приходить со скандалами. Время шло. Про Володю с его напарником и Юлю новостей так и не было. А потом она написала на меня заявление в милицию, обвинив меня в соучастии в организации ограбления Газельки и убийства ребят и Юльки.

Менты заявление приняли с огромным удовольствием.

Уже сидя в кабинете следователя в Дзержинском РОВД я узнала, что я не просто подозреваемая в соучастии, а чуть ли не организатор. Мне прям в лицо сказали, что я поеду сейчас в СИЗО и что она и не таких «раскручивала», как неожиданно в кабинет вошел Станислав Борисович с начальником РОВД.

- Почему ты мне ничего не рассказала? Почему я о твоих проблемах узнаю от посторонних людей? Ты мне не доверяешь? – завалил меня вопросами Станислав Борисович.

- Я не думала, что это вам интересно. И не думала, что дойдет до такого… - начала я оправдываться.

- А чем ты думала? Два человека заживо сожгли, один пропал без вести, их ограбили на несколько миллионов, все РОВД столько в месяц не зарабатывает, сколько у ребят украли. Ты отправила потерпевшую вместо себя и это тебя не касается?

Я разревелась.

- Ты понимаешь, что по-любому им этого глухаря нужно раскрыть? А ты тут такая нарядная, да еще всех знаешь! И не поехала!

Он перестал орать. Высадил меня у дома:

- Я ситуацию разрулил. Можешь жить спокойно, но больше от меня ничего не скрывай.

Милиция меня больше не дергала.

Мать Юльки так и орала мне в спину обвинения, а в этот самый момент у отца Юльки родилась дочь в новом браке. Ребенка он прописал в квартиру, в которой был прописал до сих пор. Для размена пополам ему оставалось только выписать Юльку из квартиры. Мы все: и Юлькина мать, и Юлькин брат, родители Володи, и даже милиция надеялись, что она жива, а отец упорно ругался с милицией с требованием выдать ему документ о смерти для снятия дочери с учета регистрации по месту жительства.

- Вы представляете! – в гневе, размахивая рукая и брызгая слюной, рассказывала я Станислав Борисовичу об этом, - дочь уже похоронил! Тела не нашли! А он уже торопится квартиру распотрошить пополам без дочери!

- Интересно…

Только и сказал Станислав Борисович.

***

Новый Год был в тот год невеселый. Началась Первая Чеченская Война. Следователя, который рассматривал мое дело, отправили в Чечню, назначили нового. Новая метла по-новому метет. Начались допросы опять. Но продвижения не было никакого. Даже я уже начала понимать, что Юльки больше нет.

***

Серега меня выцепил у университета, еще оставалась одна пара, но он мне сказал, что нужно срочно поехать к Станислав Борисовичу.

Спорить с этими людьми категорически нельзя.

Я вошла без стука, и лишь краем уха уловила слово «подснежник».

Станислав Борисович меня очень баловал. Этот человек видел в своей жизни огромное количество самых разных событий. Но, видимо, ему очень нравилось проводить время с человеком, которому не нужны были дорогие подарки, поездки на курорты, очевидно, как и ему самому. Я вполне допускаю, что впервые в жизни он встретил человека, для которого запах старинной книги был интереснее аромата дорогих духов, а поездка в глухую деревню в разрушенную церковь для посмотреть на уцелевшие фрески доставляла больше радости, чем его любовницам на венецианский фестиваль.

Так или иначе, но услышав слово «подснежник» и обратив внимание, что все замолчали, увидев меня, я решила, что Станислав Борисович приготовил мне сюрприз. Был конец марта. Было еще холодно, но на проталинах, на солнечных лужайках уже наступила весна. Я была уверена, что у Станислав Борисовича опять нервный срыв, все его достали, и мы сейчас поедем в лес собирать подснежники, он будет рассказывать разные интересные истории, потом мы поедем куда-нибудь посидим и он, действительно, стал собираться.

- Ребенок, ты приехала, поехали.

- Поехали, - радостно ответила я.

Всю дорогу Станислав Борисович ехал молча.

«Точно, не в духе» - убедилась я окончательно и тоже ехала молча.

Мы ехали очень долго. В марте уже темнеет не очень рано, но тем не менее стало смеркаться, когда мы свернули с асфальтовой дороги на грунтовую.

- Все, приехали, - сказал Серега.

- Давай-ка нам, налей по стопочке, - неожиданно попросил Серегу Станислав Борисович.

Серега моментально достал из сумки бутылку водки, налил в две стопочки, передал Станислав Борисовичу.

- Выпей, и потом пойдем.

Я выпила. Было совершенно не похоже, что мы сейчас пойдем собирать цветы. Чуть вдали виднелась группа людей. Некоторых я уже видела, а некоторые были мне незнакомы. Незнакомые ходили, что-то собирали, что-то фотографировали. Я начала к ним приглядываться.

- Ребенок, ты, главное, держи себя в руках. Я не хотел тебя сюда привозить. Но потом подумал, что лучше это сделать…

Я не дослушала его. Какая-то неведомая сила приказала моей руке открыть дверцу автомобиля и пойти. Я шла по грунтовой дороге в гущу людей и люди расступались передо мной, никто не говорил ничего, а я увидела, как из оврага, еще запорошенного снегом торчит красная Юлькина рукавица… Это была левая рука, а я увидела на рукавице ту самую, спущенную при вязке петельку. Ошибки быть не могло.

Юлька лежала, раскинув руки в стороны, как морская звездочка. На ней была одета только ее серая болоньевая куртка и мои рукавицы. Голые ноги, невероятно стройные и невероятно длинные под слоем льда казались еще длиннее и еще стройнее. Золотые кудри в воде, до того, как она затвердела, расправились и уложились в виде диковинной короны. Ее лицо было белоснежным, безмятежным. Мне даже показалось, что она улыбается. Весь ее облик, вся фигура казалась каким-то нереальным голографическим изображением. Я узнала Юльку. Она была такая же красавица и выглядела как живая. Лед сохранил ее в первозданном виде, в том самом виде, какую ее сбросили в овраг. Видимо, она сразу же оказалась в воде, а потом, не успев разложиться, тело сковало льдом. И оно так и пролежало до конца марта в целости и сохранности.

Я села над ней и мне показалось, что Юля открыла глаза.

- Она еще живая! – закричала я и начала царапать лед ногтями. Я орала что-то звала на помощь и царапала лед. Но никто не тронулся с места, все стояли и не двигались, молча смотрели на меня.

Неожиданно пошел дождь. Сама природа, лес, овраг, кустарник плакали вместе со мной. Станислав Борисович встал за моей спиной и раскрыл свой большой черный зонт. А я орала и царапала лед, пока не увидела, что весь лед покрыт моей кровью.

- Станислав Борисович, убирайте ее, нам еще тело всю ночь выпиливать…- заговорил один из незнакомых.

- Она тут четыре месяца лежала, вас ждала, - резко ответил Станислав Борисович, - чего не выпиливали? Ждали когда мои ребята ее найдут? Вот и подождете. Вам и тело нашли и грухаря сразу раскрыли. Не жирно для сержантишки?

Человек отошел.

Станислав Борисович сел на лед рядом со мной:

- Подождешь как ее достанут или поедем?

- Её ведь в её же морг отвезут? Где она работала?

- Если ты этого хочешь, - он впервые в жизни со мной говорил очень мягким и очень тихим голосом, - Нужно платье ей свадебное на похороны выбрать, - продолжал он разговаривать со мной, пытаясь вернуть в реальность, оставляя меня в сознании.

Я стала стирать свою кровь со льда, но я содрала ногти и кровь только размазывалась. Станислав Борисович бросил мне на лед свой шарф, и я начала тереть кровь шарфом. Я еще лучше разглядела сквозь лед Юлькино тело: меня поразили не разбитый нос и губы, не затекший глаз, не покрытые ссадинами и гематомами ноги. Из лона, едва покрытого золотым пухом, виднелась огромная сосновая шишка.

Серега перехватил у него зонт и Станислав Борисович обнял меня, прижал к себе. Я рыдала, орала, мне было страшно, у меня не хватало душевных сил осознать, что же ей пришлось пережить. Я хотела что-то сказать, а сама услышала вместо слов рев, как будто кричит какое-то животное, а не человек.

- Её мать этого ничего не увидит. Никто ничего не узнает.

- А суд? На суде же все это откроется!

- Не будет никакого суда. Эта тварь не выдержала встречи с моими ребятами. Трое суток девочку бить и насиловать сердце выдержало, а разговора – не выдержал. Не будет никакого суда. Все уже закончилось. Он нам сам рассказал, где тело искать. – Станислав Борисович гладил меня по голове, покачиваясь со мной, как укачивают маленького ребенка на руках, - Они не планировали никого убивать. Они только грузовики грабили. Но Юля его узнала. И им пришлось их всех убить. А Юлю оказалось недостаточно просто убить…

- Она вместо меня поехала…

- Я знаю…

И Станислав Борисович обнял меня еще крепче.

Мне до сих пор неизвестно, кто был убийца Юльки. Станислав Борисович никаких разговоров на эту тему не поддерживал, но Юлькин отец с того дня исчез. Никто больше Юлькину маму и брата не выселял, квартплата стала приходить из расчета на двух прописанных жильцов, а долг за квартиру каким-то странным образом погасился.