Сельское хозяйство

Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР выражают твердую уверенность в том, что партийные, советские и сельскохозяйственные органы сделают все необходимое для успешного выполнения установленных настоящим постановлением заданий, что явится крупным вкладом в решение поставленной XXVI съездом КПСС задачи по превращению Нечерноземной зоны РСФСР в район высокопродуктивного земледелия и животноводства. (Л. И. Брежнев)

     ...Применительно к Руси классические представления о феодализме не работают. Совсем не случайно уже в наше время исследователи все чаще говорят о том, что никакого феодализма в русских землях не было вовсе. (С. А. Ермолаев)

     Напомним, что сельское хозяйство любой территории зависит прежде всего от агроклиматических условий и качества почв. И поэтому наш рассказ о древнерусском сельском хозяйстве распадается на два практически независимых друг от друга фрагмента. Первый из них будет посвящен «северу», или Нечерноземью, куда мы, не вдаваясь в тонкости природно-климатического районирования, отнесли Владимиро-Суздальскую, Новгородско-Псковскую, Смоленскую земли. Второй – «югу», который, согласно нашей градации, включает земли, принадлежавшие Киевскому, Черниговскому, Переяславскому, Галицко-Волынскому княжествам, и южные районы Рязанского княжества.

     Зачастую историки при описании этого основного вида хозяйственной деятельности в средневековье совершенно не учитывали аграрной специфики «севера» и «юга», рассматривая сельское хозяйство Руси как единое целое. В действительности же условия ведения сельхозпроизводства на «севере» и «юге» столь сильно отличались, что это обусловило не только отличия в методах земледелия, но и сыграло ключевую роль во всей дальнейшей истории Империи.

     В данном разделе мы уделим первоочередное внимание пашенному земледелию. Безусловно, осваивавшие новую родину славяне занимались и традиционным для себя скотоводством (заливные пойменные луга многочисленных рек создавали для этого благоприятные условия), но именно земледелие составляло основу сельскохозяйственного производства1 и именно в земледелии наиболее резко проявлялись различия между «севером» и «югом».

     На «севере» оно сразу же стало балансировать на грани рентабельности: бедные почвы, пятимесячная зима, дождливая осень и непродолжительный трехмесячный период относительного тепла (заморозки случались даже летом), примитивные способы обработки земли делали это занятие чрезвычайно рискованным. И, забегая вперед, скажем, что таким земледелие в нечерноземной полосе оставалось на протяжении всей имперской истории, определяя, повторимся, многие и многие ее особенности. (К слову, несмотря на все достижения современной агрономической науки, таким оно остается и доныне.)

     Правда, поначалу, когда волна славянской колонизации только докатилась до севера Восточно-Европейской равнины, подсечно-огневое земледелие позволяло получать обильные, т. е. достаточные для собственного прокорма и создания НЗ, урожаи. Важную роль играли и новые технологии того времени: использование хомута, позволившего перейти от вспашки на волах к более производительной пахоте на лошадях; появление облегченного плуга (сохи), с помощью которого можно было рыхлить землю, обходя камни и остатки корневищ; массовое внедрение железных сельскохозяйственных орудий. Подсечно-огневой способ земледелия определил и некоторые ментальные особенности применяющего его крестьянского населения: с одной стороны, достаточно высокую мобильность, что способствовало более эффективной колонизации новых земель, а с другой, – увы, нерациональное потребительское отношение к природе.

     Что же касается «юга», то там до начала половецких набегов плотность населения была существенно выше, чем на редконаселенном «севере», а условия для ведения земледелия – куда более благоприятные. Плодородные почвы в сочетании с умеренным климатом создавали в этом регионе все условия для основанного на частном подворном землевладении товарного, «европейского» способа ведения сельского хозяйства. И если бы не «человеческий фактор»...

     Но об этом чуть ниже, а пока расскажем, как относились к сельскому хозяйству власть предержащие. Здесь также можно выделить два периода – до и после появления половцев. Долгое время земледелие (и землевладение sic) вообще не было предметом интереса верхушки древнерусского общества. Первые свидетельства землевладения у служилых людей относятся лишь к XI столетию2, но это было отнюдь не массовым явлением, а, скорее, исключением из общего правила. И дело здесь, конечно же, в полюдье. Дружинникам «гораздо выгоднее было остаться при князе, ходить с ним за добычею на войну к народам еще не покоренным, за данью к племенам подчиненным, продавать эту дань чужим народам, одним словом, получать от князя содержание непосредственно»3. Эту мысль С. М. Соловьева детализирует В. О. Ключевский, согласно которому княжеские дружинники получали до
50 фунтов серебра (4 тыс. дирхемов) в год и, кроме того, участвовали в торговых оборотах4. Это были огромные по тем временам деньги, несопоставимые с доходами от ведения сельского хозяйства даже в самой благодатной местности. Достаточно сказать, что варяги на службе у одного из богатейших властителей того времени, византийского императора, получали всего 480 дирхемов5. И даже в более позднее время наличие земельных владений не сильно прельщало княжеское окружение по причине «подвижности» лествичной ротации. «Не было смысла получать землю, которая могла остаться в руках боярина всего лишь короткое время – до перехода князя в другой город»6.

     Некоторые изменения наступают, лишь начиная с XII века. Во-первых, после закрепления княжеств за определенными линиями Рюриковичей «старшей дружине» уже не надо «кочевать» вслед за князем, и она начинает постепенно «обрастать» недвижимым имуществом. Во-вторых, кризис дальней торговли волей-неволей заставил «верхи» обратить все же свое внимание на сельское хозяйство и приобретение недвижимого имущества. Первыми крупными частными землевладельцами, согласно В. О. Ключевскому, были: «1) князья и члены их семейств, 2) княжие мужи, 3) церковные учреждения, монастыри и епископские кафедры. Но во всех известиях о частном землевладении XII в. земельная собственность является с одним отличительным признаком: она населялась и эксплуатировалась рабами; это – «сёла с челядью». Челядь составляла, по-видимому, необходимую хозяйственную принадлежность частного землевладения, светского и церковного, крупного и мелкого. Отсюда можно заключить, что самая идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землёю, как всякою другою вещью, вытекла из рабовладения, была развитием мысли о праве собственности на холопа. Это земля моя, потому что мои люди, её обрабатывающие – таков был, кажется, диалектический процесс, с которым сложилась у нас юридическая идея о праве земельной собственности. Холоп-земледелец, «страдник», как он назывался на хозяйственном языке древней Руси, служил проводником этой идеи от хозяина на землю, юридической связью между ними, как тот же холоп был для хозяина орудием эксплуатации его земли. Так возникла древнерусская боярская вотчина: привилегированный купец-огнищанин и витязь-княж муж Х в. превратился в боярина, как называется на языке Русской Правды привилегированный землевладелец»7.

     И все же основная масса военно-административной элиты Руси оставалась равнодушной к ведению сельского хозяйства, и вотчины являлись лишь островками в «море свободных земледельческих общин»8. Тем временем в Европе «истеблишмент», наоборот, стремился обзавестись как можно большим количеством земельных владений. Причины таких различий и несовпадения интересов, наверняка, очевидны для читателей, но все же отметим две главные:

     1. Большая часть Восточно-Европейской равнины находится в «зоне рискованного земледелия». (Заметьте, это официальный термин «эпохи развитого социализма», а вовсе не времен первых Рюриковичей).

     2. Черноземы, бурые и дерново-подзолистые почвы Европы значительно плодороднее суглинков северных регионов Руси. Что же касается знаменитых черноземов южных княжеств, то развитию там сельского хозяйства мешал вышеупомянутый «человеческий фактор». Поговорим о нем подробнее.

     Удар половцев пришелся не только по торговым путям, но и по сельскому хозяйству Киевского, Переяславского, Черниговского княжеств. И дело заключалось не только в непосредственной утрате плодородных земель пограничья – жертвами рейдов кочевников постоянно становились даже глубинные земли южнорусских княжеств. Особенно опасными были осенние набеги, а именно осенью половцы чаще всего и совершали свои нападения. Степняки старались захватить не только пленных, но и плоды урожая. В результате, если даже крестьяне и успевали укрыться за городскими стенами или в лесах, это не спасало их от полного разорения хозяйств и последующего голода.

     Подобная ситуация сложилась в конце XV века, когда в роли половцев выступали их потомки – крымские и ногайские татары. Это дает нам возможность снова подискутировать как с Л. Н. Гумилевым, так и с другими апологетами «кочевого мира». Впрочем, в одном с ним невозможно не согласиться: в периоды междоусобиц (практически никогда не затухающих) княжеские дружины разоряли южнорусские земли ничуть не менее жестоко, чем кочевники...

     Дело в том, что после прекращения дальней торговли и завоевательных походов чуть ли не единственным способом прокормить дружину стала междоусобная война, а ее главной ареной явилась Южная Русь. Вполне возможно, что династические притязания были не самоцелью, а лишь поводом для развязывания внутренней войны. «Хищническая эксплуатация страны, жившей в общем и целом натуральным хозяйством, могла продолжаться только до тех пор, пока эксплуататор мог находить свежие, нетронутые области захвата. Усобицы князей вовсе не были случайным последствием их драчливости: на «полоне» держалась вся торговля…»9

     Кроме того, с помощью «полона» князья пытались заселить свои пустеющие имения. Известны случаи, когда население захваченных городов уводилось полностью. Так, взяв Минск, обласканный официальной историей Владимир Мономах, по его же собственным словам, не оставил там «ни челядина, ни скотины», а его сын Ярополк в 1116 году аналогичным образом поступил с населением Друцка. Однако это приводило лишь к заселению одних районов за счет других – общее количество населения Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств неуклонно снижалось.

      Велись междоусобные войны и на «севере». Но там отношение к «полону» было совершенно иным. Причина лежит на поверхности. Давно известно, что с экономической точки зрения содержать раба имеет смысл только тогда, когда он производит больше, чем тратится средств на его содержание. И если на «юге» рабский труд имел смысл для рабовладельца, принося прибавочный продукт, то на «севере» расчетливые новгородцы после неудачного нападения Андрея Боголюбского на свой город (1169 г.) пытались сбыть пленных по цене 2 ногаты за одного человека (дешевле овцы). А в 1216 году после победы на Липице они вообще не стали брать пленных...

     Тему имперского сельского хозяйства мы продолжим в следующих книгах нашего исследования, а пока подведем некоторые итоги.

     1. Если в Западной Европе доход от лена, полученного во владение вместе с проживающим там населением, не только позволял рыцарю вооружить себя и своих слуг, но и оставлял в его руках определенные товарно-денежные излишки, то на Руси это было совершенно невозможно.

     2. Начиная с XI и вплоть до конца XIII века, в Европе отмечался стабильный рост населения. Это, во-первых, подталкивало европейцев к внутренней колонизации и поискам методов более интенсивного ведения сельского хозяйства, а, во-вторых, повышало цену на землю и продукты сельхозпроизводства, умножая тем самым, привлекательность феода в глазах владельца. В то же время на северо-востоке Руси наличие малопродуктивного, но обширного «бесхозного» земельного фонда обесценивало «матушку-землю» в глазах населения, как «верхов», так и «низов». К тому же в отличие от европейского крестьянина, который был привязан к своему земельному наделу (вне зависимости от того, являлся ли он его собственником или арендатором), русский земледелец всегда мог переселиться на пустующие территории, оставив «пожелавшего стать феодалом» дружинника, один на один с выделенной ему князем землей.

     Автор вовсе не пытается «идеализировать» европейское сельское хозяйство средних веков. Его уровень был существенно ниже, чем в Древнем Риме (в частности, в огородничестве и особенно в садоводстве уровня римской агротехники удалось достичь лишь к XVI веке10.), да и голод посещал Европу не менее часто, чем Русь и другие регионы Ойкумены. «Средневековый Запад – это прежде всего универсум голода, его терзал страх голода и слишком часто сам голод» – трудно что-либо добавить к этому высказыванию Жака Ле Гоффа11.

     В итоге перед нами предстают два разнонаправленных процесса: европейские рыцари пытались обособиться в своих владениях, а древнерусские дружинники, наоборот, стремились оказаться поближе к князю, что обуславливало весьма специфический характер восточнославянского феодализма. (Если, конечно, вообще правомочно переносить это, по мнению многих ученых, сугубо западноевропейское явление на домонгольскую и постмонгольскую Русь12 и на весь остальной мир.)

     Другим прямым следствием низкой продуктивности сельского хозяйства Северо-Восточной Руси явилась консервация сельской общины, благополучно дожившей в форме колхозов и совхозов практически до наших дней. Объяснение этому лежит на поверхности – методы земледелия и природные условия не позволяли возделывать землю силами отдельных малых семей. Впрочем, тема российской сельской общины (прежде всего, в плане ее влияния на государственное устройство Евразийской империи и менталитет ее жителей) освещена в литературе весьма подробно, поэтому вряд ли имеет смысл развивать ее на страницах нашей книги.
               

     1. Человек начинает с таких форм хозяйственной деятельности, которые требуют от него наименьшей затраты физической энергии, и лишь постепенно под влиянием тех или иных факторов (прежде всего демографических) переходит к все более и более трудным. Возможен и обратный процесс, поэтому, вполне вероятно, что «первые поселенцы», попав в районы богатые дичью или рыбой, скоро стали смотреть на охоту или рыболовство как на основное занятие, а на земледелие - как на подсобное. И лишь с увеличением численности населения все вернулось на круги своя.

     2. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч1 М.: «Мысль» 1987. С. 176.
               
     3. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т1. М.: Мысль 1988. С. 218.

     4. Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч1 М.: «Мысль» 1987. С. 206.    
               
     5. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л.: издательство Ленинградского университета 1985. С. 234   
               
     6. Геллер М. Я. История Российской империи.

     7. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 1 М.: «Мысль» 1987. С 279.

     8.Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л. : Издательство Ленинградского университета,1980. С. 4.
    
    9. Покровский М. Н. Избранные произведения в четырех книгах. Кн.1. М.: Мысль 1966. С169.

     10. Сказкин Д.С. Очерки по истории западно-европейского крестьянства в средние века.

     11. Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. С280
   
     Здесь нет никакого парадокса. Большая продуктивность западноевропейское сельское хозяйство «компенсировалась» большей плотностью населения и, соответственно, большим числом едоков. Кроме того, не лишне отметить, что прогресс в этой области экономики понятие относительное. Например, при «примитивном» подсечно-огневом земледелии производительность труда выше, чем при «прогрессивном» двуполье. (См. Ester Boserup: The Conditions of Agricultural Growth: The Economics of Agrarian Change under Population Pressure Chicago, Aldine, 1965 или Алексаха А. Г. Введение в прогрессологию. Теоретические проблемы экономической истории. - М.: Горячая линия - Телеком. 2004.) От угрозы голода Западная Европа избавилась только в конце XIX века. Этому способствовала механизация и химизация сельского хозяйства, но в гораздо большей степени развитие всемирной торговли. Благодаря современному развитию путей сообщения и дешевизне перевозки, особенно морской, громадные количества продовольствия могут быть быстро передвинуты с одного конца земного шара в другой. Продукты питания стали предметом обыкновенной торговли, и их изобилие на мировом рынке гарантировало финансово благополучные европейские страны от возврата к голодному прошлому.

     12. Достаточно обстоятельно эта тема освещена Г. В. Вернадским, в его работе «Киевская Русь».