Босоногое детство мое гл. 10 Наступай, наше завтра

 
Что же так затуманилась вдруг
Синева наших глаз,
Это, выпорхнув прямо из рук,
Годы детства уходят от нас.
Пусть летят они, летят
Им уже не вернуться назад.
            М.  Пляцковский

Все мы родом из светлого детства. Когда наступает пора, то увлечения тех лет сияющей зарницей освещают нам путь!

И пошел "в люди" я, полетел навстречу мечте! В манящее завтра и распахнутый голубой небосвод! И остались голуби детства моего, отцовская забава его юности, и кружились надо мной в прощальном полете...

Мы, трое пацанов, я, Вася и Вова, закончив 8 классов средней школы (восьмилетку), и получив аттестаты, решили, что достаточно приобрели знаний, и двинулись открывать и завоевывать блистающий мир. Как же без нас в нем обойдутся?!
Друг Юра внезапно отказался ехать с нами поступать в геолого-разведочный техникум: «Буду заканчивать среднюю школу». Мне было горько и обидно, ведь он, старший, был закоперщиком.

Как мы мечтали с ним стать геологами-первопроходцами и вовсю распевали вечерами на ходу: «А путь и далёк, и долог, И нельзя повернуть нам назад. Держись, геолог, крепись, геолог, Ты ветра и солнца брат».

Нас воодушевляли пытливые и смелые путешественники, искатели удачи, землепроходцы, золотоискатели из вычитанных книг «Путешествие на „Кон-Тики“» Т. Хейердала, «На краю Ойкумены», «Алмазная труба» ученого-палеонтолога И. Ефремова, «Плутония» и «Земля Санникова» геолога и географа В. Обручева, «Страна семи трав» Л. Платова,  романы Жюль Верна и Джека Лондона.
И мы открывали прекрасный и яростный мир исследователей тайги и снежных вершин, подземных и морских глубин.

«Ведь мы не хуже других!», похлопывали по плечам с Юрой друг друга. Но не сложилось с ним эта тропинка судьбы.Тем не менее наши пути через годы пересекутся в Саратове. Теперь уже   с моей подачи. И успешнее.

Забегу маленько вперед.
Буйные ветры приключений и странствий дальних дорог из литературы, стихов, кинофильмов, музыки и полотен живописцев стали лейтмотивом моих разносторонних духовных интересов.
 Ну будоражили, не давали покоя в мыслях и делах. Завсегда. Они завели меня,     будучи на пенсии,  посетить и вглядеться в Италию и Испанию (дважды), Грецию, Турцию и Прибалтику.

Где не смог сам побывать, то с героями своих книг, рассказов и по переписке обитал в тропическим Парагвае, экзотической Индонезии и т.д. Будучи на Волгоградском телевидении ведущим программы «Тайны старых архивов», создали мы около пятидесяти малометражных фильмов о земляках, известных в Российской империи и на далеких красочных континентах. Подняли из праха забвения и возвратили славные имена исследователей и путешественников.

Так, по Африке отважных донцов - А. Сучкова (станица Урюпинская), В. Архипова (станица Усть-Медведицкая), атамана «вольных казаков» Н. Ашинова (Царицын), полярного первооткрывателя Н. Бегичева (с. Царево нашей области), подвижников благочестия, бытописателей, казаков - в Китае В.Часовникова(станица Пятиизбянская) и на Алтае миссионера И. Петрова (станица Федосеевская) и т.д.
Вот с ними и другими я прожил по белу свету много удивительных жизней.

Но вернемся в годы наши юные, незрелые.
Тогда массово преуспевали ПТУ (профессионально-технические училища) и различные техникумы, по окончании которых молодёжь становилась  строителями, педагогами, медиками и другим нужными после военной разрухи специалистами. Учащиеся обеспечивались стипендией, общежитиями и имели всяческие льготы.

Мы, наивные степные романтики, выбрали геолого-разведочный техникум в Саратове. Прельщало и то, что после его окончания получаешь не только специальность, но и среднее образование. Ого! Значит дорога в институт будет уже открыта, грезили мы. А на нашем хуторе лишь несколько учителей имели институтское образование, да в колхозе два-три человека. Это была высокая мечта!

Однако никто из нас не задумывался и не предполагал, какой тернистый путь надо пройти. Да и многие сверстники, увы, лихо начав, не смогли взять этот рубеж. Скажу с горечью, что весьма толковые одноклассники Вася и Вова, бросили учебу в этом техникуме, работали и рано ушли из жизни, подверженные рюмочному пороку, оставив семьи и детей.

Но тогда, не ведая о будущей судьбе, мы вырвались на простор и весело мчались в поезде в Саратов, а сдав экзамены, воротились домой с вестью: - Зачислили в техникум!

Грустно было расставаться с родным хутором и школой. Два наших  больших класса, поредевшие из-за ухода учеников «на свои хлеба», объединили в один. Рассыпались по стране, разъехались многие, и «выходя в люди», шли на различные курсы. Стали   классными мастерами, специалистами. Как Тоня Железкина - сварщицей, Боря Ряснов – водителем, Люда Годунова – медиком, Маша Щелкунова и Нина Петровская - малярами-штукатурами, Валя Конькова, специалист на шинном заводе в г. Волжском и другие.

Помню, как наши мамы приехали в Саратов на колхозной грузовой машине.Сняли для нас, «новоиспеченных студентиков», малую комнатку у хозяйки, снабдили продуктами и постелью. Муторно было на душе, когда они, вытирая платочками глаза от слез, оставили нас на «необитаемом острове».

В чужом огромном Саратове не было ни единой родной души, а быт, движение, улицы, ученическая среда и занятия, готовка себе еды, постирушки и прочее – все было новое, незнакомое. Осваивали. У меня долго не проходила этакая деревенская стеснительность, что мешало приспособлению.

То шел 1962 год. Знаете, сколько мне было? Ровно 15 лет и росточка небольшого. "Пацаненок еще, мальчишка", ныне усмехаюсь я, глядя на своих городских, продвинутых  внуков в учебе, спорте и культуре.

Друзья Вася и Вова были постарше, порослее, повыше. В школе, в своем классе на линейке, в строю стоял последним я, что удручало. Это в годы юности уже вытянулся и в спорте раздался.

Прошло в Саратове где-то месяца два шероховатой притирки… И вот однажды кинулся я на жд вокзал, купил билет до своей станции Панфилово. Уставший, голодный, не знающий, как встретят меня, беглеца, родители - припылил на попутной машине вечером на хутор и добрел до дома. Представьте их изумление, когда на пороге дома увидели чадо свое поникшее с сумкой, думая, что оно усердно осваивает азы геологии и топографии.

Сказал им, что очень соскучился по дому. А как дальше будем, вопросил батя, пыхтя цигаркой. Я промолчал. Накормленный и напоенный мамой, без задних ног свалился в кровать. Родители что-то совещались. Утром никакого вердикта мне произнесено не было.
  -Вот отец придет с работы к вечеру, тогда и решим,- сказала мама, жалостливо глядя на меня.

Радостно поскакал я по своему двору, узнавая все и невольно припоминая.

Вот здесь, у саманного сарая, меня такого малого, не дождавшегося отца и уснувшего в фуфайчонке, нес он на руках, прижимая к себе.
Здесь по двору катал я на двухколесной тележке с самодельной кибиткой, склоченной своими детскими руками, малого братика, и тот счастливо смеялся.
А на праздничную Троицу с сестрой весь двор посыпали пахучей зеленой травой, не хуже, чем у людей.

Потрогал вбитое в стену сарая кольцо, к нему налыгачем привязывали кормилицу–корову по кличке «Волга», которой носил охапками сочную траву.

Пробежался со двора по дорожке на горку. И будто бы солнышком высветило мне молодую маму, догонявшую малыша Шурика. А я бегу за ней. И мы так заливисто смеялись, глядя на него смешного, неуклюжего.

А вот и поникший в саду шалаш, наше прибежище с Николаем и укрытие от глаз взрослых. В нем собиралась ночевать соседняя ребятня, а Николай, недолюбливая бойкую и языкатую Валю Рубан, как-то скомандовал ей: «Бери свои кожухи и уматывай отсюда», что вызвало очередную порцию ее насмешек и общее хихиканье.

Поздоровался я с высоким тополем-другом, в ответ махнувшим шелестящей вершиной. Значит, узнал меня, который мальцом пытался залезть по толстому стволу, карабкался, срывался и обдирал пузо. И все-таки тогда осилил я , и угнездился среди ветвей, а вверху пролетали стремительные стрижи. Приставив ладошку ко лбу, всматривался в туманную даль, где призывно гудел паровоз. Что ожидало там, за голубым горизонтом, за белыми облаками…

От тополя забежал я на луг. И оживали картинки, как юный гармонист Леня Белый наигрывал мелодию песни «Огонек», а прыткие сверстницы Галя и Оля Лугонины, Валя Бондарь, Валя Рубан и другие хватали за руки нас, робких мальчишек, и началась игра в «Ручеек». Они под нос мурлыкали:

- Огонек, огонек, ты свети, свети нам в пути. Огонек, огонек, счастье мне помог ты найти...

И под сцепленными высоко руками над головами, выбирали понравившегося застенчивого партнера, а оставшаяся без пары уже выбирала другого… И так тек тот ручеек, симпатизируя чудному, непознанному настроению подростков.

Подошел я к пруду-другу, в котором учился плавать. Здесь, на берегу верхом на лошадях не раз месил замес глины с мелкой соломой-"половой", а родичи делали в деревянных формах саманы-кирпичи  под сарай, и тетя А.К. Губанова припевала с улыбкой  о  тяжелой судьбе деревенских баб в военную годину:

Я и лошадь, я и бык.
Я и баба, и мужик

А другая, молодая, руки в боки, откликалась ей:
- Наши едуть, ваши йдут, наши ваших подвезуть…

Здесь, на зимнем пруду как-то одноклассник Боря Коваль (Ковалев) «взнуздал» своего здоровенного пса, привязал веревку к велику и под улюлюканье детворы тот тащил его по заснеженному льду к карусели-бревну. Я бежал туда в сумерках, вылупив глаза. Первый лед звонко трещал под ногами, скользил и не заметил, как влетел и провалился в притрушенную снегом полынью возле берега. Бегом домой, зубами стучу от холодющей воды, на печку согреться. И чтобы не увидела мама, которая управлялась по хозяйству во дворе. А то задаст. Пронесло!

Глянуля от пруда я на ближнее поле, куда малым носил летом обед в узелке механизатору дяде Мише. А учениками, после школы с мамой и Валей, глубокой осенью на этом поле собирали, с другими женщинами и детворой, вспаханную свеклу-буряки в бурты.
Кто семьей сколько собрал, на это количество колхоз и выделял дефицитный сахар. Холод стоял «собачий» на том мерзлом поле, окоченели и ноги в кирзовых сапогах, замерзли и руки в шерстяных варежках. Зато как радовались мы, когда отец привез домой целый мешок рассыпного сахара! Вот и вспомнилось вековечное: «Как потопаешь - так и полопаешь».

Вообще многие меткие поговорки хуторские, емкие мамины выражения, цитаты замечательных людей западали в память на всю жизнь, а также при моем самообразовании. Думается, следовал я выражению поэта П.А. Вяземского: «И жить торопится и чувствовать спешит».

В хате у деревянного столбика печного, провел рукой по чёрточкам, отметкам своего роста, сделанным ранее мною, когда торопился побыстрее вырасти.

Глянул во второй комнате в «передний угол». Сейчас он пустовал. Вверху когда-то висела простенькая икона-божница с изображением на стекле и прикрытая по сторонам длинными светлыми накидками.

Пацаном я рос, как и большинство советских детей, безбожником. В школе традиционно учили, что «Религия - опиум для народа». А начитавшись о проделках школяра Павки Корчагина в книжке «Как закалялась сталь», мы проникались духом озорства и непочтения религиозных обрядов. Ну как нас учили, так я и поступил, истовый юный ленинец. Только на свой манер.

Просто вырезал из журнала портрет Ленина. Вскарабкался на табуретку, примостив для высоты ящичек, чтобы не свалиться. И наклеил на божий лик портрет Ленина. Довольный, прикрыл свое творение с двух сторон накидкой. Почти не видно. Бога нет, – а Ленин есть. Какой головомойкой все закончилось, уже не помню. Но не стало ни иконки, ни Ленина.

Тогда идеология советская внедрялась с малых лет и ею пропитывались поколения. Даже в мои двадцать лет (1967 год) молодежь в ДК дружно пела на концертах для собравшихся хуторян с непременным парторгом.

Ленин всегда живой,
Ленин всегда с тобой
В горе, в надежде и радости.
Ленин в твоей весне,
В каждом счастливом дне,
Ленин в тебе и во мне!

Отвлекся я.
Итак, наш «беглец» из Саратова окидывает взглядом комнаты в хате. Слово ему.

Тронул рукой я пылящийся учебники по математике. С несчастной алгеброй, геометрией и тригонометрией не заладилось у меня в школе. И учитель по математике, Мария Федоровна, жена В.Ф. Бозрикова, добавочно занималась со мной на летних каникулах в своем доме, подтягивала. Еще и пирожками, смущенного, кормила. Ни о какой оплате–доплате тогда и речи не было, учителя считали своим долгом проводить с нами, «особо бестолковыми», дополнительные занятия.

Открыл стоящий на полу заветный сундук, перебрал так знакомые фото молодых отца и мамы, сделанные ими в 1944-45 гг. в Люксембурге, Париже, Германии в период репатриации, возвращения на Родину. Хлопнул крышкой, закрыл его и взял в руки зачитанные до дыр книги «Робинзон Крузо», «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекельберри Финна». Похоже, что новокиевский хлопчик «Том Сойер» уже вырастал из тесного мальчишества.

Так подпитался, подзарядился «в бегах» я, духом и бодростью, жизнерадостностью родных мест.

Напоследок бросил взгляд через пруд, где у полтины стоял небольшой домик. Туда, в школьные каникулы, приезжала в гости понравившаяся мне девочка Валя из далекого заволжского села. У нее была роскошная темная коса, голубые, как бездонное небо глаза и легкое ситцевое платье. Она с подружками сидела на берегу пруда, а мы с Юрой проходили купаться. Вот и попросил я старшего друга как-то подойти, заговорить с ними, (сам стеснялся), чтобы познакомится с приметной девочкой.

«Первое свидание» состоялось здесь же, она оказалось ровесницей, уже было о чем после поболтать, а на прощанье подарила коричневую заколочку от косы, которую я бережно хранил годы.

А тогда подумалось мне, интересно, как она в своем селе поживает? Не ведая о том, что пройдет время и мы, повзрослевшие, придем на этот берег вдвоем, держась смущенно за руки…

Так происходило прощание с уходящим в бездну времени беззаботным мальчишеством! Мир простых пацанячих интересов исчезал.

- Сынок, ты уже не маленький, - говорила мама и ладонью мозолистой гладила по простоволосой моей голове.
И понял я, что мальчишеское детство прошло, кануло в небытие.

Ну вот и всё. В последний раз
Ночую в материнском доме…

Впереди ждало немало сложных и трепетных открытий, загадок и тайн великолепной Ее Величества Жизни.


 В Саратов  ехали с отцом, он хотел сам объяснить директору техникума мое отсутствие. Понимал, что я этого сделать не смогу. Решил поддержать.

В поезде, кратко, но внушительно говорил, словно впечатывал в меня.
- Если надумал учиться дальше, то иди вперед, не останавливайся, а то жизнь затопчет, прокатится, как танк на войне. Да, тяжело, а кому было в таком возрасте легко начинать. Жизнь – она штука жесткая, - подытожил он, фронтовик, прошедший бои под Сталинградом и ад шести фашистских лагерей. И продолжил, глядя мне в глаза.

- Главное, никогда не надо отчаиваться, не падать духом! Если не можешь вперед бежать, то иди, а упал - не останавливайся, все-равно вперед ползи. Если даже не можешь ползти, то думай, что ты ползешь. И нюни не распускай, не вешай нос. Вот тебе установка на будущую жизнь.

Он, офицер, обучавший в 1942 году новобранцев, будущих десантников, знал, что втолковывать в мою незрелую голову. Под стук колес поезда, спешащего в город моей юностиСаратов.

Закончилась та поездка благополучно. Водворили меня обратно в город студентов, в который ранее рвался сам. Так происходило мое становление. Отец, облегченно вздохнув, отправился домой.

А маме, чувствуя душой ее беспокойство, послал открытку я со словами украинской песни «Рушник».

Маму в войну вывезли с Украины девчушкой в Германский Рейх, она «вкалывала» в трудовом лагере как «остарбайтер», под номером 855 (разыскали ныне ее подлинную карточку в архивах Люксембурга). Она всю жизнь говорила по-хохлацки, на смеси распространённого у нас русского и украинского языков. Так же «балакал» дома я, но чисто говорил по-русски и мечтал овладеть красивым, литературным языком. Ну, как ловко и изысканно пишут писатели в вычитанных мною книжках! Или высокопарные поэты.

Вот с той цветной открытки "Рушник" струились перед мамиными глазами, словно мои, теплые сыновьи слова.

Ридна маты моя, ты ночей не доспала.
Ты водыла меня у поля край села,
И в дорогу далеку ты меня на зори провожала,
И рушник вышиваний на щастье, на долю дала…

Сестра говорила, что мама, получив открытку, прослезилась, вспоминая обо мне, одиноком, в чужом, далеком городе. И мамы уже нет, как десять лет, а сохраненная ею открытка, словно гимн материнской любви к сыну, лежит сейчас предо мною на столе.
Приметно, что ведущие певцы  страны не проходили мимо «Рушника». Песню исполняли Д. Гнатюк и Я. Евдокимов,  Т. Повалий, И. Кобзон, А. Малинин...

Итак, первый курс техникума мы благополучно закончили.
Да, в центре Саратова углядел я книжный, букинистический магазин. Вот отсюда и началась моя страсть собирательства личной библиотеки аж до седых лет. Денег было самая малость, но экономил и выкраивал на покупку книг. Держу в руках, счастливый пацан, фантастику «Легенды о звездных капитанах» Альтова и «Звездные корабли» любимого И. Ефремова, а еще «Два капитана» В. Каверина и «Капитан Сорви-голова» Л. Буссенара.

На летних каникулах в хуторе мы ходили «гоголем», этак быстро повзрослевшие, приодетые «по-городскому», вечером шли в клуб к сверстникам. Зачарованы были   фильмом "Прощайте, голуби!" о вхождении в самостоятельную жизнь сверстников, (словно перекликался с нами сюжет) и зарождении светлой, первой мальчишеской любви.

А как же восхитительно танцевали на клубной площадке под звуки «Албанского танго» молодые Василий Радченко с обаятельной Ниной Кривцовой, ставшей впоследствии женой брата Юры, Анатолия Попова. Глядя с восхищением на них, плавно вальсирующих, я дал себе зарок обязательно научиться танцевать!

Звучало с радиолы танго при вечернем, золотистом закате, и разносилось над хутором моей юности, над притихшими водами пруда, над нашей расцветающей жизнью.

Вдали погас последний луч заката,
И снова тишина на землю пала.
Прости меня, но я не виновата,
Что я любить и ждать тебя устала.

Этих прекрасных людей уже нет много лет, а я вижу их сейчас.Живыми, веселыми и молодыми! И греют мне сердце из светлого прошлого проникновенные, красивые слова этого танго.

В каникулы помогал родителям по всем хозяйственным делам из всех сил, зная, как они тянутся, чтобы мог учится.

Потом пошел второй год занятий в саратовском техникуме. И никто не предполагал, что он развернет мою судьбу на 180 градусов.
      

            Я торопился взрослеть. Начинался юности рассвет… Непростой.

   Продолжение следует… гл.11  http://proza.ru/2022/12/31/1118

-------------------------------------
Жанна Калабаева
А мне бы на минуту снова в детство,
Туда, где пахнет свежим молоком,
Где от любой беды есть чудо средство -
Объятья мамы с ласковым шлепком.

Там тёмной ночью только звезды в небе,
Они укажут путь к другим мирам.
Там просто воздух все болячки лечит.
Там веришь людям, веришь сказкам, снам.

Я не прошу другого, мне не надо
Богатство мира, всех земных утех.
Прошу лишь на минутку дайте право
Увидеть детства снова яркий свет.

Одной минуты хватит чтоб проститься,
Прижать к груди родителей своих.
И низко в ноги предкам поклониться,
Я б не добился ничего без них.

Что может быть дороже? Только память!
Она для нас бесценна, навсегда.
Прильнуть к груди лишь на секунду к маме
Так хочется как в детстве иногда.