Расставание

Повесть "Счастье в дороге" Глава 10

Университет кино

– Алло, Василий Сергеевич, здравствуйте, это Андрей.
– Да, я узнал вас, – ответил усталый мужской голос.
– Я хотел спросить, вы сегодня встречались с деканом?
– Мы собирались с Игнатом по вашему вопросу в деканате… – мужской голос сделал задумчивую паузу, – и было принято решение о вашем отчислении…
 Андрей не поверил своим ушам.
– Как? Ведь вы же обещали? И Игнат Самсонович обещал? – не понимая, переспросил он.
– Я знаю, и тем не менее, было принято решение о вашем отчислении!
 Андрей молчал, пытаясь вникнуть в суть происходящего в эти секунды.
– Понимаете, вам всё равно! – устало сообщил мужской голос. – Это подтверждается тем, что вас сегодня не было в институте. Вы должны были стоять под дверями деканата, пока там шло совещание по вашему вопросу, если бы наше решение имело для вас хоть какое-то значение…
– Теперь вы можете решать что угодно, мне всё равно! – раздражённо ответил Андрей и нервно бросил трубку мобильного, уронив его в салат.
 Теперь он шёл по заснеженной ночной улице и снова, и снова прокручивал в мыслях этот телефонный разговор. Ему не хотелось верить в происходящее.
 «Почему я не пошёл в институт сегодня, точнее уже вчера?! – Андрей не различал дороги, перед глазами летели крупные хлопья снега. – В последнее время совсем не ладилось с Наташей, а на самом деле уже давно. Решил провести время с ней… Дать ей хоть немного тепла и внимания, поухаживать… Мы пошли в кино, потом в кафе. Хотелось отпраздновать уход в академический отпуск и уж точно не хотелось присутствовать на таком диком маскараде, как совещание в деканате. Значит, вот чего не хватило бывшим мастерам курса и декану? Не хватило моего покаяния, они хотели увидеть мою униженность. Гигант Касимов хотел созерцать свою победу надо мной, своим бывшим студентом. Аха-хах! Весело было бы, если бы не так грустно…».
 За спиной Андрея висел небольшой горный рюкзак, тот самый, с которым он приехал три с половиной года назад в Москву. Сейчас в нём были самые необходимые вещи: бельё, майки и зубная щётка. Этой ночью он ушёл от Наташи…
 «Наталья, Наташенька, Натуля, как же всё так получилось между нами? Ведь всё же было когда-то, но теперь я больше не могу…
 В первый раз она подошла ко мне в главном просмотровом зале университета – лучшем и самом большом кинотеатре университета. Стоя через один зрительский ряд, напротив меня, она спросила что-то о моей одежде. Наташа училась на художника по костюмам, и очень интересовалась этой темой. Я действительно был одет, мягко сказать, странно… На мне был тёмно-синий зауженный костюм в тонкую голубую полоску, выпендрёжные туфли и тёмная панамка в тон костюму. Видок был гламурный, нечего добавить.
 Я ответил Наташе что-то типа: «костюм – это полная фигня». Она рассмеялась и сказала, что выгляжу я хорошо и необычно, и мягко посмотрела на меня светло-голубыми и бездонными глазами».
 Андрей улыбнулся, вспоминая свой первый разговор с Наташей, и свернул в тёмный, неосвещённый фонарями двор.
 Снег стал идти чуть тише. На детской площадке сидели таджики, обычные гастарбайтеры – на них были грязные оранжевые жилетки коммунальных работников.
 Андрей сел на соседнюю скамейку и горестно задумался, глядя прямо перед собой.
– Уважаемый?! – окликнул его молодой таджик.
– Да?
– А что вы такой грустный? – спросил таджик.
 Гастарбайтеров было четверо.
– Так, проблемы… – печально ответил Андрей.
– Вы, это… Не грустите, пожалуйста! – молодой двадцатилетний таджик встал поодаль от Андрея и добавил. – Хотите пива?
– Давай! – Андрей сделал над собой усилие, чтобы не казаться слишком разбитым.
 Наверное, не очень вышло, ему осторожно и заботливо подали бутылку.
– Что вы такой печальный, уважаемый?! – повторил вопрос гастарбайтер.
– Да так из института отчислили и от девушки ушёл, – ответил Андрей.
– Да, что вы говорите?! – зацокал языком собеседник.
 Остальные гастарбайтеры встали с соседней лавочки и тоже подошли к Андрею.
 Было темно, холодно и одинаково печально от всего происходящего, но Андрей разговаривал с этими людьми из Центральной Азии и вдруг почувствовал, что вокруг братья. У него всегда будет поддержка, пусть даже от незнакомых людей, пусть из разных культурных и социальных кругов… Все мы люди, мы все жизнь и всё это жизнь! Нет смысла скорбеть или страдать, что сделано, уже сделано, что пережито, то должно остаться в прошлом, и только так можно жить и любить дальше.
 Андрею нелегко было в эту ночь, но мир разговаривал с ним и согревал его глазами этих чуть-чуть нелепых восточных людей. В их суждениях преобладала строгая практичность, продиктованная необходимостью выживания в чужом для них мире. Это были деревенские парни и мужчины из Таджикистана, которые попали в центр циклона под названием Москва.
 В конце разговора, когда таджики собирались на уборку очередной московской улицы, они посоветовали Андрею возвращаться к Наташе и ни о чём не переживать.

Лето

 Андрей занёс тяжёлый колун высоко над головой и резко, со всего размаху, ударил им по огромному выкорчеванному пню. Колун вошёл в большую трещину в плоскости дерева и намертво застрял. По лицу Андрея стекали крупные капли пота, попадая ему в глаза, он смахнул их и задумчиво уставился на пень.
 «Как же вообще можно его расколоть? Здоровый какой! Странное покаяние выбрал отец Паисий… Как же так?!» – Андрей перевёл взгляд на гору пней рядом с собой.
 С другой стороны, были сложены уже разрубленные дрова. В чистом небе ярко светило солнце и быстро носились ласточки: хотелось всё бросить и отправиться купаться в озере или окунуться в купели «Живоносного источника». Было жарко.
 «Так, нужно подумать... – обратился к себе Андрей. – Что мы имеем? Железных клиньев было три, и все я уже вогнал в эту старую корягу, теперь есть большая трещина, но пень так и не раскалывается! Какой же он огромный, в диаметре примерно метр! Ох... Что же теперь делать?!»
 Андрей раскачивал застрявший колун вверх и вниз, безнадёжно пытаясь его вытащить.
 Шёл второй день Андрея в Площанской пустыне. Приехав, он долго беседовал с иеромонахом Диомидом.
– Вот, например, я не могу понять: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?». Как понять эти слова? – тихо спросил Андрей.
 Диомид, задумавшись, слушал, возвышаясь в сумерках огромным чёрным валуном. Он сидел на поросшем деревьями склоне у берега озера и лунный свет красиво серебрил его тёмные плечи в синеве летней ночи.
– Я уже и не помню, как правильно, – задумчиво ответил монах. – Ты поищи ответ в толковании Евангелия Феофилакта Болгарского. Прочти, ты найдёшь ответ…
 «Феофилакт Болгарский… – задумчиво повторил про себя Андрей. – Почему Диомид не хотел сказать, как он понимает эти строки? Не захотел брать ответственность? Что ж, наверное, это мудро…», – решил Андрей и снова уставился на выкорчеванный пень, царственно возвышающийся перед ним.
 «Очень часто в моей жизни люди брали на себя ответственность за то, чего не понимали или не умели. Одни любили давать советы, как поступить в той или иной ситуации, не понимая, что не могут осознавать всех обстоятельств чужой жизни. Другие выносили поверхностные суждения, руководствуясь эмоциями и предубеждениями. Диомид поступил по-другому, – продолжал размышлять Андрей, глядя на монументальный пень. – Странные они все в этом монастыре, не от мира сего! А если это и есть жизнь?! А всё остальное?!».
 Во всём здесь царили покой и гармония – благодать, Андрей не знал и не использовал бы это слово, если бы не чувствовал проявление благодати в каждой единице измерения жизни в монастыре, во времени и пространстве. Минуты и метры, такие беззащитные перед бесконечностью, лишь безропотно скорбят о своём уродстве и тихо плачут перед величием Вселенной, которую здесь венчали словом Бога.
 Андрей отвлёкся от мыслей, как разрубить пень, и созерцал прозрачную полуденным безразличием даль. На горизонте лежали тёмные мелкие облака. Словно острова, они раскинулись в безмятежности лазурного пространства над озером у монастыря.
– Эй, паря, не так ты всё делаешь! – услышал Андрей голос коренастого, короткостриженого блондина, который был трудником в монастыре. Он стоял у садовой тележки, рядом со щуплым парнишкой в застиранной клетчатой безрукавке.
 Блондин элегантно поправил солнцезащитные очки «Adidas» и, оставив гружёную сорняками тележку, подошёл к Андрею.
– Давай покажу, как надо! – предложил он и ухватился за рукоять колуна. На блондине была модная майка и короткие синие шорты, своей яркостью они точно обозначали иерархию градаций цвета на фоне выцветшей рубашки щуплого, который остался дожидаться у тележки.
– Ну, давай! – весело подзадорил Андрей, который любил учиться и когда тяжёлую работу делали другие.
 Крепыш раскачал колун и сильно потянул его вверх, огромный пень с неохотой отпускал добычу. Надув от натуги полные щёки, блондин с трудом вытащил колун.
 «Вселяет надежду!» – решил Андрей. – «Небось, парень в деревне вырос».
– О, видал как! – радостно воскликнул тот. – Видал как?!
 Блондин излучал неимоверное воодушевление и оптимизм, его товарищ у садовой тележки благоговейно улыбнулся.
– Сейчас мы его! Сейчас я покажу как-к надо! – с этими словами блондин занёс колун высоко над головой.
 «Криво пойдёт», – с сомнением подумал Андрей, глядя на чуть повёрнутое в сторону лезвие колуна.
 Изо всех сил и с хриплым выдохом парень обрушил колун на пень! Раздался лязгающий, звонкий стук! Тяжёлое лезвие с переломившимся топорищем со свистом отлетело в траву.
 На секунду все застыли.
– Оп… па! – не разгибаясь, многозначительно констатировал блондин.
 Он аккуратно положил деревянный обух на пень и начал пятиться к тележке.
– Ты это, извини, если что! Нам это, уже пора сорняки на компостную яму везти, – пролепетал он и бросился догонять малого в застиранную клетку, который уже удалялся с тележкой по дорожке.
– Да ладно, – рассмеялся Андрей. Он совсем не чувствовал обиды на сконфуженного блондина.
 Всё здесь воспринималось, как должное и как единственный необходимый порядок течения жизни. Посмотрев вслед смешной паре друзей, удалявшихся за тележкой, Андрей отправился с обломками колуна к отцу Иоанну.
– Переломил? – то ли спросил, то ли подтвердил отец Иоанн, вертя в руках две части топора.
– Это не я, парень один хотел помочь! Ну, вот и помог… Показал, как правильно колоть! – оправдывался Андрей.
– Это хорошо, что не ты, – ответил Иоанн и, с сожалением выдохнув, стал отпирать каморку с инструментами.
 Андрей рассматривал старинные осыпающиеся фрески на стенах монастырского подвала. Через маленькие слуховые окна струились лучи летнего солнца и наполняли новой яркой жизнью, выцветшие от времени, краски.
 В подвале было сухо и чисто, и ещё прохладно – это было особенно приятно после полуденной жары во дворе.
 Вернувшись с другим, целым колуном к не расколотому пню, Андрей с особым энтузиазмом взялся за дело. Он перевернул пень на другую сторону и сумел победить его. Работая вдумчиво и осторожно, он расколол ещё три огромных пня. Андрей следил, чтобы колун не застревал и наносил удары под прямым углом к плоскости высохшего и твёрдого дерева.
– Эй, пойдём купаться? – позвали Андрея трудники в разгар полуденного зноя.
 Он искупался в холодной воде «Живоносного источника», где температура воды в любое время года была три градуса.
 Источник бил глубоко из недр земли и находился у озера, рядом с которым золочёными куполами возвышалась Площанская пустынь.
 Пришедшие к источнику обычно погружались в воду три раза и всё тело пронзали тысячи мелких иголок льда. Но стоило выбраться из воды и всё тело становилось лёгким и невесомым, а голова – ясной и светлой.
 Вернувшись к вековым пням, сваленным в большую кучу на краю монастырского двора, Андрей увидел свой колун, он был аккуратно оставлен рядом с наполовину расколотым пнём. Отдельно лежали: переломленная у топорища рукоять и толстое железное лезвие инструмента.
 «Ещё кто-то захотел попробовать свои силы в колке пней...», – Андрей грустно улыбнулся и вздохнул, представив, что снова придётся идти к отцу Иоанну и оправдываться.
– Я пошёл искупаться, а когда вернулся, колун был уже сломан, – печально сообщил он монаху.
 Они стояли в монастырском подвале, в котором заведовал Иоанн. Он недоверчиво смотрел на расстроенного Андрея.
– Ладно, давай колун… – сказал монах и, благодушно улыбнувшись, добавил, – Тебе нельзя инструмент доверять. Ты, как рабы в древнем Риме, портишь орудия труда! Одно слово - городской! Иди к отцу Паисию, он в иконописной мастерской, пусть новое покаяние тебе назначит!
 Андрей промолчал, шутливый укор отца Иоанна был несправедлив, но он не обиделся. Выйдя из подвала, Андрей почувствовал, как его сердце радуется тихому и безмятежному счастью, разлитому в пространстве вокруг.
 Отец Паисий отвечал за всю хозяйственную деятельность монастыря, в круглых очках, с прямыми и длинными, уже седеющими волосами, он был похож на Санту.
 Расспрашивая встречных трудников и монахов, Андрей стал искать иконописную мастерскую.

Академия

 Андрей поднимался по склону высокого холма, поросшего редкими и низкими соснами. Подъём был крутой, и, взбираясь вверх, Андрей с силой цеплялся руками за мох и можжевельник. За спиной открывалась величественная панорама на Белое море, которое волновалось под постоянным натиском холодного ветра.
 Учась в академии, Андрей увлёкся водными походами и ходил на байдарках по горным рекам несколько раз в год. Поход по Северной Шуе был для него первым в роли капитана. Пройдя шиверы и водопады, Андрей с друзьями ввалился в Белое море у посёлка Кемь, здесь была окончательная точка их двухнедельного путешествия.
 Первым делом друзья распаковали свои рюкзаки, спрятанные в большие полиэтиленовые мешки. Они достали документы и деньги, которые остались на воде сухими, и отправились в посёлок Кемь, где огромные поморские чайки низко летали над самыми головами и пугали прохожих двухметровым размахом огромных крыльев.
 Напившись кефира и вдоволь наевшись сыра и мороженого – продуктов, которых не было в рационе туристов эти две недели, ребята вернулись на стоянку. Андрей решил прогуляться по берегу Белого моря и взобраться на высоченный холм, видневшийся в тайге недалеко от их лагеря. Друзья не захотели идти с ним, они предпочли отдаться покою, после напряжённого похода.
 Были в последние две недели и переворачивания байдарок, и удары о камни в быстром течении северной реки Шуи, и перетаскивания лодок по каменистым берегам. И только теперь, в конце похода, можно было отойти от адреналина и физической нагрузки, а ещё погреться после холодной воды на августовском северном солнышке.
 Андрея же словно тянуло на вершину, видневшегося в тайге трёхсотметрового холма. Ему хотелось рассмотреть знаменитый Соловецкий лагерь с высоты. Именно здесь, недалеко от их туристической стоянки, находилась пересылка лагеря СЛОН. Отсюда, в середине прошлого века, заключённых отправляли по островам архипелага.
 Взобравшись на вершину холма, Андрей увидел небольшую залитую солнцем поляну, правильным треугольником на ней возвышались светло-серые валуны. Он прошёл по мягкому ковру сухого мха и уселся между огромными камнями.
 Внизу виднелись разрушенные фундаменты из старого кирпича с одинокой покосившейся караульной вышкой – всё что осталось от пересыльного лагеря. Дальше простиралось Белое море и в нём голубыми пятнами темнели острова Соловецкого архипелага.
 Изгибаясь на линии горизонта, как сложенная бумага, море превращалось в невесомое небо, отражая острова в плоских темнеющих облаках. Дул ветер, несущий влажную соль, и кожа покрывалась мурашками от величия пространства, разворачивающегося перед Андреем.
 Ему захотелось вспоминать стихи и песни. Он ощутил, как это место наполняет его силой и энергией. Испытывая душевный подъём, Андрей вспоминал всю свою жизнь и образы давно ушедших событий и близких людей пролетали над морем, находя единение и принятие в его душе, именно здесь, в этом месте. Андрей чувствовал, что вся его жизнь была не просто так, что во всём движении событий есть своя большая цель, ещё не осознанная им, но гармоничная и неизмеримо прекрасная. Величественная цель существования его – человека и этих валунов, холма, тайги и моря.
 Вот внизу остатки пересылки Соловецкого лагеря, которого больше не существует, – его снесло временем, как что-то наносное и искусственное. Значение имеют только человеческая жизнь во главе с совестью и великая несокрушимая природа, наделённая собственным интеллектом планеты.
 Он слышал отголоски своих давно сказанных слов в пространстве, которое давало ему возможность почувствовать смысл и цель сущего. И всё это было одномоментно и величественно прекрасно.
 В небе исконной памяти звучали бубны шаманов и сбивчивое дыхание древних охотников, вибрация гор и шелест тяжёлых верхушек тайги, рокот бушующих морских волн и голоса людей, где-то далеко в их туристическом лагере.
– Куда ты пропал?! – озабоченно спросил Лёша, худой долговязый парень, учившийся в архитектурном институте.
– В смысле пропал? – не понял Андрей.
– Тебя не было пять часов! – волнуясь, сообщил Лёша. – Уже десять вечера! Мы собирались идти тебя искать…
– Правда?! – смутился Андрей. – Я и не заметил, мне показалось, что меня не было минут сорок...
 Андрей огляделся вокруг, Кемь находилась за полярным кругом, и в августе здесь стояли белые ночи. День и ночь смешались для него в круговороте туманного и бледного северного света.

Мария

«Важнейшими факторами в контрапункте являются движение каждой линии, с одной стороны, и интервальные соотношения линий – с другой. Понятие «контрапункт» относится к линеарному, горизонтальному аспекту, тогда как гармония – к вертикальному».
– К тебе пришли! – в комнату заглянул Иваныч и смешно выпучил глаза на полном одутловатом лице.
– Спасибо, – ответил Андрей и закрыл книгу по музыкальной композиции.
 Он спустился на вахту общежития. В жёлтом тусклом свете старой электрической лампы стояла Мария и улыбалась, в её волосах серебрились капельки дождя.
– Это ко мне, – сообщил Андрей вахтёрше Семёновне, она славилась своим добрым и мягким нравом.
– Я не буду подниматься, – сообщила Мария и снова улыбнулась. – Пойдём погуляем?
– Мне одеться надо, – растеряно ответил Андрей.
– Давай. Я подожду.
 Они не виделись уже неделю, с момента неудачной попытки Андрея проникнуть в её общежитие.
 Андрей быстро оделся и выйдя из подъезда общежития, поцеловал Марию. Она была тиха и улыбчива, так часто бывало после их размолвок. На ней была короткая курточка из коричневой замши, длинная клетчатая юбка и сапоги на высоком каблуке.
 Молча они пошли по дорожке, мимо учебного корпуса, к бульвару Толбухина. Было темно, стоял мягкий и безоблачный ноябрьский вечер. В лужах, вдоль дорожки, мерцали звезды и воздух пах влагой увядающих листьев.
 Они держались за руки и шли, изредка поглядывая друг на друга. Никто из них не знал, как начать и что сказать. Чувствовалось, что они хорошо знают и понимают друг друга, но что-то тяготит их обоих.
– Красиво… – задумчиво сказал Андрей, глядя вдоль тёмного бульвара на дымку тумана, укутывающего стволы деревьев.
– Да… – тихо согласилась Мария и помолчав, добавила. – Я хотела с тобой поговорить.
 Она встала на лавочку на бульваре (в таком положении Мария была выше его) и, нежно обняв, притянула его к себе.
– Любимый… – быстро заговорила она. – Мы теряем друг друга. Это неправильно, что мы живём раздельно. Я не хочу приходить в это грязное и фашистское общежитие, где тупые соседки, менты на вахте с масляными глазами и царица вахтёрша! Давай вместе снимем квартиру!? Я буду заботиться о тебе! Я смогу, Андрей!
 Он внимательно посмотрел на неё. Повисла пауза.
– Почему ты молчишь?
– Я уеду, Мария… – тихо ответил он.
– Как? – опешила она и отстранилась, чтобы тоже посмотреть ему в глаза.
– Я тоже больше не могу и не хочу продолжать учиться здесь, буду поступать в Москву в университет кино.
– А я!?
– А ты хочешь учиться в институте на станковой живописи в этом городе. Я не могу этого изменить и не хочу продавать чай, и обманывать людей, впихивая его втридорога! А это единственный сейчас заработок для меня, например, чтобы оплачивать квартиру… Не хочу… Я тоже так не могу… Я хочу учиться… хочу снимать кино…
– Ты любишь меня?! – пристально глядя ему в глаза, спросила Мария.
– Начинается… – печально улыбнулся Андрей. – Что такое любишь?
 Мария убрала руки с его плеч.
– Не такого ответа я ожидала… – она опустила глаза. – Мне очень жаль, что ты не понимаешь… Я хотела выйти за тебя замуж, теперь это не имеет значения… Езжай, куда хочешь и учись снимать своё кино!
– Почему ты раньше не говорила о семье? – растерявшись спросил он.
– Неважно! Не провожай меня…
 Ничего не видя, она спустилась с лавочки. Её глаза рассеянно смотрели прямо перед собой, Мария старалась не встречаться с Андреем взглядом.
– Это будет наша последняя встреча. Прощай… – тихо сказала она.
– Значит, таким я тебе не нужен?! – воскликнул он и зло улыбнулся.
– Не важно, я хочу семью. Ты не готов, а я готова. Я очень ошиблась в тебе.
 Они ещё стояли рядом, договаривая друг другу последние слова. В этот момент оба понимали, что это конец. Их отношения закончились. Обоим было холодно и больно. Каждый из них не мог поступить иначе. Их жизни должны были продлиться отдельно друг от друга.
– Я просто хочу попытаться что-то изменить в своей жизни! – оправдывался Андрей.
– Делай, что хочешь… Прощай! – холодно и отрешённо ответила Мария.
 Она медленно пошла вдоль бульвара, Андрей не сделал и шага за ней. Он смотрел ей в спину пустыми глазами и думал, что больше не увидит её. Ему было грустно и страшно, но отказаться от своей мечты было страшнее. Он оставался на месте, словно прикованный к лавочке, на которой ещё несколько минут назад стояла Мария.
 В темноте бульвара поднялся ветер и сильно закружил опавшие листья. В тусклых пятнах света фонарей всё меньше становилась фигура Марии – девушки, которая медленно и безвозвратно уходила из жизни Андрея.
 Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду, растворившись в темноте осеннего вечера.

to be continued

Денис Мищук
bravofilm@list.ru