Бойся рыжих!

Бойся рыжих!

Чтобы не конкурировать между собой, мы с братом-двойняшкой поделили все школьные науки на «естественные» и «противоестественные», т.е. гуманитарные. Мне достались "естественные" - физика и математика, а история, литература и даже химия, а, главное, биология - достались брату. Его увлечение биологией началось с замечательной детской книжки "Приключения Карика и Вали" и привело в итоге к написанию им учебника по генетике для вузов. Начиная с четвертого класса я стал постоянным участником олимпиад, сначала по математике. а затем и по физике. В апреле 196X года, выиграв в Петухово районные олимпиады по физике и математике, я и еще один победитель районных олимпиад – Владимир Макаров, собрались ехать в город Курган на областные олимпиады. Мне предстояло выступить на олимпиадах девятых классов, а Владимиру – на олимпиадах десятых, выпускных классов. Мы были хорошо знакомы, можно даже сказать, что были довольно близкими друзьями. Брат первым познакомился и подружился с Владимиром, который был немного старше нас, но имел схожие увлечения. Мы часто бывали у Макаровых дома, а Владимир нередко бывал у нас. Два его младших брата-близнеца, совершенно неразличимых, иногда очень изобретательно мешали нам общаться. Но это уже другая история.

Была ранняя весна. Дороги развезло, но в лесу и местами на полях еще лежал снег. Самолеты ("кукурузники" Ан-2) из нашего села, в результате хрущевских реформ переставшего быть райцентром, в Курган уже не летали. Несколько дней подряд шел мелкий моросящий дождь, и дорога - шестьдесят с лишним километров грейдера, с глубокими обочинами-кюветами по краям, до железнодорожной станции в районном городе Петухово, стала совсем непроезжей. По этой причине автобусы из Частоозерья в Петухово не ходили. А послезавтра утром уже начнутся в Кургане областные олимпиады…

Однако, отец, «бывалый партработник», работавший тогда директором средней школы, поговорил по телефону с начальником местного отделения электрической компании, куда вчера приехал большой трехосный грузовик-вездеход. Утром следующего дня этот вездеход забрал нас с Владимиром и двинулся в Петухово. В кузове грузовика мы увидели двух незнакомых теток, вместе с привязанной собачонкой, разобранной железной кроватью, досками, деревянной тумбочкой и прочим хламом. Все это хозяйство находилось в кузове возле кабины, в той его части, что была накрыта брезентовым тентом. Тент накрывал примерно половину кузова. Вездеход, расплескивая грязь, выехал из села и не спеша покатил по высокому грейдеру. Глубокие обочины по краям грейдера были доверху заполнены сырым апрельским снегом. Накрапывал дождь, и серые тучи низко висели над окрестными полями и голыми березовыми колками.

Сидеть в тени тента под взглядами незнакомых пожилых теток было скучно. Время от времени я выходил из-под тента на свежий воздух, к открытому борту грузовика. В его боковое зеркало мне была видна часть кабины. Когда мы проехали километров, примерно, сорок, где-то возле деревни Утчанки, я заметил, что в кабине болталась на подвесе бутылка водки, а водитель, время от времени, отхлебывал из нее! Это меня беспокоило, и я стал все чаще и дольше задерживаться и стоять у борта, поглядывая вперед и на зеркало. Грузовик двигался у самого края грейдера и, наконец, когда водитель в очередной раз поднес бутылку ко рту,  вездеход стал съезжать передним колесом с грейдера в кювет. Я что-то закричал, наверное - «спасайтесь!», выпрыгнул из кузова и оказался по грудь в сыром снегу в канаве грейдера. Вездеход проехал еще с десяток метров и повалился боком в канаву. Из него посыпались пожилые тетки, Володя, собака, кровать, тумбочка и доски. Владимир тоже провалился в снежный кювет почти по пояс. К тому же ему сильно досталось железной кроватью по ноге.

Выбравшись из снежного плена мы стали держать совет. До станции еще километров двадцать, не меньше. Трехосный грузовик-вездеход лежал в снежном кювете на боку, а между осями почему-то иногда вспыхивали искры. Я предложил Володе идти в соседнюю деревню Новогеоргиевку, немного в стороне от грейдера, где жил с семейством дядька Иван, мамин старший брат, большой хитрец. Может он что-то придумает, поможет нам до станции добраться. Работая бухгалтером местного совхоза, Иван, перед денежной реформой 1961 года, насобирал, выдавая зарплату труженикам села, целое ведро медяков, покупательная способность которых в результате реформы выросла в десять раз. Идти до Новогеоргиевки нужно было километра три - четыре, мимо сосновых посадок, где летом устраивались пионерские лагеря. Возле заброшенных зимой пионерских лагерей нам навстречу двигался грузовик с молочными бидонами в кузове. Он вез молоко на молокозавод в Петухово. Мы «проголосовали» и водитель любезно пустил нас в кузов, где мы с Владимиром все оставшиеся до Петухово два десятка километров отбивались ногами от накатывающихся на нас волнами молочных бидонов. Наконец, мы оказались на станции, купили билеты на проходящий поезд и часа через четыре были уже в Кургане.

На вокзале в Кургане Владимир сказал мне, что тут неподалеку живет его дядька, и мы пошли к нему. Дядька Владимира работал слесарем в мастерских медицинского центра знаменитого доктора Илизарова Гавриила Абрамовича. Того самого Доктора Илизарова, который в те годы прославил Курган на весь мир. Читатель может и сам найти всю информацию про Илизарова в интернете, например, в Википедии. Хотя, конечно, в интернете и, особенно, в Википедии - полно непроверенной информации. Вот и тут мы с братом  тоже пересказываем не очень "проверенные" байки "бывалого партработника". Однако, их вы не найдете в Википедии! По его рассказам, доктор Илизаров, работая в середине двадцатого века сельским врачом в деревне, в Курганской области, в каждый свой отпуск ездил за свой счет в Москву, и там, в "Ленинке", читал труды великих российских врачей. Там он и вычитал у классиков отечественной  медицины, что кость – такая же живая ткань, как и другие ткани живого организма. Почему же переломы костей так плохо срастаются? - спрашивал себя Илизаров… Относительный успех медицинских шин указывал на то, что костям не дают быстро срастаться постоянные деформации, вызванные движениями пациента. Доктор Илизаров думал о новых особых "шинах", которые могли бы так закрепить сломанные кости, чтобы они вообще не двигались, но сам пациент при этом мог бы двигаться. Однажды зимой он поехал на очередной врачебный вызов в санях. Глядя на дугу, хомут и оглобли тащившей сани кобылы, его осенило - он придумал, как закрепить сращиваемые кости, чтобы они были всегда в покое, даже если сам пациент двигался. Вот так, в результате всегда редких озарений и многочисленных экспериментов, проб и ошибок, появился чудесный «аппарат Илизарова».

Легенды про доктора Илизарова, почетного гражданина городов Кургана, Милана, Флоренции и др., до сих пор рассказывают в Кургане. Он научился не только быстро сращивать кости, но и ломать их! Зачем? Чтобы нарастить, удлиннить. Говорят, однажды он удлинил на добрых ...дцать сантиметров ноги у дочки министра короля Иордании. Бедную девочку с короткими ножками никто в королевстве в жены не брал. Этот министр прилетал с дочкой в Курган на Боинге, специально к доктору Илизарову, слава о котором достигла Ближнего Востока. Провожая министра домой, в Иорданию, бойкий зам по хозчасти илизаровского института, прощаясь с иорданским министром возле Боинга, заявил: «Передавайте привет королю Хусейну!». Другая история про Илизарова касалась его (вымышленной) национальности в советском паспорте - "тат". В процессе прописки Илизарова в городе Кургане милицейский начальник местного паспортного стола написал резолюцию - "национальность надо писать полностью!" и исправил "тат" на "татарин"!
 
Консервативная официальная медицина поначалу не хотела признавать заслуги Илизарова и его аппарат. Но в Академии Наук в те советские годы нашлись толковые люди, которые поддержали новатора Илизарова и помогли ему организовать филиал ленинградского академического института, а затем и отдельный медицинский центр. Академики высоко оценили его инновационный аппарат, которым лечат сейчас сломанные косточки во всем мире. Гавриил Абрамович в последние годы жизни изучал возможность лечения страшной болезни, называемой кифозом. Неугомонный доктор Илизаров мечтал "исправить" всех горбатых людей...

Детали первых аппаратов обсуждал с Илизаровым, а потом вытачивал на своем станке вот этот самый дядька Вовы Макарова, к которому мы утром, чуть свет, заявились в гости. Вовин дядька со своей женой накормили нас завтраком, напоили какао, пожелали ни пуха – ни пера, и оправили на олимпиады, где мы с Вовой заняли  призовые вторые - третьи места по физике и по математике.
Самый сложный для меня этап был в эти олимпиадные дни даже не сама олимпиада, а уже после нее - жесткий отбор в Новосибирскую летнюю физматшколу и, одновременно, на Всесоюзную олимпиаду. Помню, отбор этот, настоящий экзамен, длился, наверное, часов одиннадцать, почти весь день. Одну за другой подкидывал мне задачки лысый, в очках, интеллигентный сотрудник Новосибирского олимпиадного комитета, громко сморкаясь в носовой платок. Пару раз нам приносили булочки и какао, но поток задачек и вопросов не иссякал.

Вдруг, уже под вечер, в дверь аудитории заглядывает мой отец! Он приехал в Курган в командировку и уже, наверное, «решил» свой «вопрос», т.е. выполнил свою командировочную задачу, и решил посмотреть, как там я, на олимпиаде… Экзаменатор разрешил мне выйти, и я вышел в коридор к отцу. «Бойся рыжих!» -неожиданно сказал он мне. И в ответ на мой недоуменный взгляд, добавил: «- сильные математики!».