Кройщик

ВК дал указание разработать и внедрить отдельный курс «русизма».
Теперь он преподается в универах, как в прошлом веке  курс «марксизма и ленинизма». Есть специальные учителя и педагоги, натасканные на это дело.

Возле нашего дома прямо  за пять шагов раскидывались колхозные поля.
Вокруг стройка, тут лес, где осенью можно собрать желудей.
Озеро и ручей почти рядом и под боком.
Туда мы ездили на великах, по четверо: кто-то помещался на раме, кто-то на багажнике, кто-то висел на шее у самого водителя велосипеда. В ручье делали рукотворную запруду из каких-то найденных досок, он превращался в мелководный бассейн, где мы всё купались.
Вода в ручье становилось мутной и грязной, как и мы сами.
Попадалась рыбка, какой-нибудь мелкий пескарик которого мы тут же съедали, сначала пожарив на костре, вместе с кусочками колбаски, нарезанной будто это шашлык.
На лугах росла кукуруза в початках, горох в стеблях, колосья пшеницы, ржи.
Окраина города, где мы чувствовали себя почти как в деревне.
Когда подходило время сбора урожая, то мы туда ходили наперегонки набирать созревшую кукурузу, набивали карманы спелым горохом, бегали среди колосков пшеницы.
Еще были страшные конники, безумные люди на конях, то есть охранники тех полей. Они ездиют по округе в вечернее время.
Пацаны рассказывали, что у них есть ружья с патронами, они стреляют в нарушителей прямо в упор, а если кого поймают, то протянут по спине воришки долгим кнутом, от которого остается длинная полоса с кровью.
А война, так себе, не война, просто «войнушка» в которую мы играли.
Хочешь играть — так давай.
За команду боцмана, или за стрелка.
Боцман был толстый и носил всегда майку тельняшку.
А стрелок был очень меткий, и ещё у него был настоящий автомат, который светился огнем и издавал рычание: рррр.
Я предпочитал команду боцмана.
Потом выбирали, кто будет русский, а кто фашист.
Военные действия велись вокруг школы.
Она была большая по территории, мы всегда разделялись на две группы: разведчиков и бойцов.
И два варианта: идти в  «окружение» , или сразу всем.
Выигрышем было, когда вся группа внезапно ударяла из фланга.
Мы тарахтели
— та-та татат,
У нас были деревянные палки, которых мы озвучивали.
«Фашисты» сдавались.
С горечью признавали свое поражение
А потом всей толпой вместе с фашистами бросались пить бесплатную газировку.
Автоматы работали такие.
Конечно не бесплатные: 
если с сиропом, то надо опустить в автомат «три копейки»
а если без сиропа то одну копеечку.
Кто не знает, в советском союзе была такая монетка.
«три копейки» тоже монета
Две копейки.
Пять копеек, они были из натуральной меди.
Десять копеек.
Двадцать копеек.
Пятьдесят копеек.
И рубль железный.
А копейку можно всегда было попросить у взрослых дядей и тетей.
Они давали, им же не жалко копеечку, для детей, которые хотят попить газировку.
Девчонки,  задрав носики, вечно играли то в  «классики», это когда  на асфальте рисуется квадратики и они перепрыгивают, то там то тут.
Еще в «резинки».
Это когда берется резинка, как объяснить «резинка» эластичная тесьма, в которой сделаны  тонкие нитки резинового жгутика, две девочки становятся по сторонам, натягивая длиннущую  резинку, а посередине прыгает третья девочка, исполняя виртуозные прыжки. То есть не просто так, а закручивая резинку ножками в каких-то немыслимых оборотах.
Это было очень красиво, они сверкали голыми коленками, пятками в сандаликах, юбочки задирались из которых виднелись беленькие трусики.
Только девчонки постоянно орали и визжали друг на друга.
У меня болела голова от их визга, и я уходил от них играть в футбол.
Это было так: возле дома был тротуар с дорогой с бордюрами и асфальтом.
Редкие машины которое проезжали, только раз в день.
На асфальте мы и играли с азартом пиная мяч туда сюда.
А мама изрекала диковинные вещи, в которые мог поверить лишь истинный дурак.
Я сам был готов сказать, что моя мама сошла с ума.
Говорила она вот что:
«лет через сто будет так: заходишь в магазин, а там всё есть, ну абсолютно все, что душа пожелает, магазин станет как музей, все полки забиты товарами, только нет денег, чтобы это купить…»
Я слушал, качал головой, и не верил в эту полную чушь.
Такого просто не может было быть! Это бред и сказка!
Я сам ходил в магазин за свежим хлебом, но кроме хлеба, батонов и сухарей, там не было ничего: ни колбасы, ни сладкого, ни рыбы.
Вообще ничего, пустые полки, которые скромно пылились без дела.
Так не могло быть априори; да, у нас были деньги, но купить нечего, всё было дефицитом, особенно продукты питания, не говоря уже об одежде и бытовой технике. Поэтому в такие мамкины россказни  мог поверить только сумасшедший человек. Конечно, соль, перец, лавровый лист, спички, мыло, сода, уксус, они были постоянно, но это же не ставят на стол вместо еды.
Если подсолнечное масло, было в то время  редкостью, не говоря  о сливочном масле. Заменителем масла был молочный маргарин, но он был тоже редкостью.
А в основном покупался комбижир, смесь каких-то жиров, на котором жарилась вся еда от картошки до яиц.
Пластичная масса желтоватого цвета полосками даже намазывался на хлеб, к чаю с вареньем, это было очень вкусно.
Однажды один мальчик дал мне покататься  на своем велике.
Но я не умел кататься на нем.
Я упал, рукоятка руля пропорола кожу, вонзилась в мясо бедра.
Конец руля  до упора в звонок торчал в моей ноге.
Я думал что умру, текла кровь и было очень больно.
Я сильно кричал, ведь не хотел умирать прямо сейчас, ведь я очень маленький.
Я хотел умереть взрослым, наверно только когда стану дряхлым дедушкой.
Но вынул руль из ноги, шла кровь.
Потом прибежал к бабушке, ковыляя на одной ноге, она была дома и сразу стала бинтовать мою пораненную ногу, мазать зеленкой и ийдом.
Заодно ругать какой я получился неловкий остолоп и увалень, который даже от велосипеда может умереть.
На память остался шрам от этого нечаянного дела.
В городе было много очень странных людей, они назывались сумасшедшими.
Один из них был «регулировщик», хорошо одетый в костюме и в галстуке, днем он выходил на перекресток дорог, где не было светофоров, махал руками, показывая машинам, куда им ехать
Другой «рыбак», он садился на асфальте, доставал удочку, закидывал снасть с пойманным червячком, метра на три, куда-то на  землю.
Потом он кричал,
— Клюёт, клюёт!
Дергал удочку, делал вид будто отцепляет добычу в ведерко.
Воображаемая рыба меж тем дергалась, но он ее крепко держал и не отпускал.
А мы наблюдали на расстоянии за тем как он ловит невидимую рыбу из воздуха.