проект отступник

                Вступление.
Что можно сказать про «Испанию»? Это отдельная ветвь приключений Джоника, сталкера - проводника Зоны Отчуждения. Она является продолжением всей
, начатой в двух частях «Проекта Отступник».
Как вы поняли, судя по названию, дело будет происходить в Испании.
Во времена средних веков, костров, инквизиций, дуэлей, а может быть любви.
Ну и, конечно, кровь и вино, текущее рекой… и многое другое, интересное.               
Огромная благодарность Разие Оганезовой, оказала помощь автору в написании отрывка данной книги.
Спасибо за корректуру текста, Татьяне Смирновой.
Художнику обложки — Аси Оболенской.
Вроде все.
Итак,  поехали!
—Педро. А ну—ка принеси нам кувшин вина, да покрепче, — кликнул преданного слугу, который все время стоял там, за деревянным забором, ожидая меня, как верный пес.
—У меня нет другого выбора, маэстро. Учи меня, — воскликнул с отчаянием, ставя все на карту.
—Да ты самоубийца! Раз такое говоришь! — Поминая всех дьяволов и чертей, разговаривая самим с собой, мастер, потом снова обратился,
—Говоришь выбора нет, раз так, да ты не такой, совсем, не из нашего мира что ли.
Молча, пожал плечами, думай что хочешь, проницательный ты человек.
Уж ли не шаман ли он.
Что - что, а шаманов и цыган, я побаивался, после старого случая, когда нагадали скорую смерть.
Педро по — молодецки, сбегал за вином в домашний подвальчик. Он появился перед нами, неся полный кувшин с кружками.
Я разлил вино на троих, в кружки, заполняя их до самого края.
Мы выпили, не чокаясь, каждый поминая внутри себя, свои личные потери в жизни.
На дне кувшина, осталось вино, все остатки я вылил в кружку Пепе, пусть угощается. Допив вино, прогоняя налетевшую грусть, взяв в руки шпаги, мы снова принялись за учебу.
Уроки маэстро.
Пепе, ставил правильную стойку, как верно держать клинки.
Показывая удар за выпадом, раз за разом, ставя блок, или уходя из—под атаки противника.
Мастер внимательно следил, как я двигаюсь, в тренировке.
Удовлетворенно хмыкая, к себе в седые усы…

 Замечание автора.
Вы меня спросите: «Почему так произошло? Ведь потом все фехтовали, только с одной шпагой, или рапирой. Ведь должен быть прогресс, развитие фехтовального мастерства».
Да, и будете правы. Но давайте, снова обратимся к Истории.
Завоевав Испанию в 1807 году, (то есть, такой войны не было, Испания просто сдалась), Наполеон посадил на испанский престол своего брата Жозефа.
Потом вспыхнуло всенародное восстание,
Происходило много интересных событий, в то время в Испании.
Кстати, чтобы держать под контролем всю Испанию, Наполеон был вынужден там держать постоянно, 300 тысяч солдат своей имперской армии!
Но сейчас речь не об этом.
После вторжение Бонапарта, началось искоренение всего испанского и насаждение, французских традиций и моды, в том числе, в сфере фехтования.
Мастеров клинка уничтожают, школы закрывают, книги и труды сжигают.
Второй момент, возможно, тоже важен.
Дестреза — это не столько прикладная система испанского фехтования, сколько комплекс, включающий в себя научный подход, специфический образ мышления и определённую духовную составляющую.
Но в 18 веке фехтование, как таковое искусство, начало приходить в упадок во всем мире. Активное совершенствование огнестрельного оружия, сделало его более удобным средством самозащиты, чем шпага или рапира.
Изменения в социальном строе, привели к тому, что дуэли стали проводиться всё реже, да и на них зачастую использовалось огнестрельное оружие.
Вспомните дуэль Пушкина с Дантесом.
Фехтование, постепенно начало становится спортом.
А в спорте — образ мышления и внутреннее содержание, свойственные Дестрезе, не так актуальны, поскольку спортсмены преследуют иные цели.
То есть, не убийство или наказание противника.
Если подходить с практической точки зрения, то для современного, лёгкого оружия, принципы Дестрезы вовсе не применимы.
Движения рапирой или эспадроном, слишком быстрые и тонкие, поэтому концепция уклонения телом, теряет первоочередное значение, возникает принцип парирований — «защита-ответ».
Произошла наоборот, регрессия, упадок фехтовального искусства.
Вы сами, когда нибудь, да смотрели по ТВ, выступления соревнований фехтовальщиков.
Там все совершенно упростилось, как написано выше, до банального парирования, «защита—выпад». Кто быстрее и точнее. Никакой красоты и эстетики. Все.
Так и прошла неделя, в моем поместье, в сплошных занятиях и тренировках.
Стал опытней, лучше обращаться с клинками, по сравнению с первым уроком.
Но маэстро, все равно был недоволен, давая понять хмурым настороженным видом, что я не готов к настоящим дуэлям.
И нужно время, около года. Но не было, такой роскоши.

Пришлось постигать на бегу  науку холодного оружия.
Я тренировался как одержимый, гоняя до полуживого состояния учителя.
С ним, нашел общий язык, на почве разнообразных техник поединков.
Давая ему, современные приемы и навыки, делясь с ним знаниями. Пробуждая острое желание: набрать новых учеников, снова возродить свою школу фехтования.
Я потом, расплатился с маэстро сполна, отвалив половину своих сбережений, для начинания новой боевой школы.
За все надо платить, тем более за знания, за настоящие Знания.
Халявы не бывает. А как вы хотели?
Я расплачиваюсь за все: своей разбитой семьей, жизненными испытаниями, страданием и болью, вечным одиночеством — многим другим.
Наше Мироздание, так устроено, что все равно, так или иначе — приходится платить по счетам.
Конечно, положив в свой арсенал целый ряд приемов, приобретенные новые навыки владения клинками.
Далее, в течение неотлагательных дел, вместе с Педро и Мартой, сходили в местную церковь, отстояв мессу, посетили часовню, с могилами предков и родных Риккардо.
Потом написал дарственную грамоту, на мое поместье, заверив её приезжим нотариусом из города Бельмонте, специально вызванным для этого.
Отдавая поместье в дар и пользование, семье верных слуг, с одним условием: что в дальнейшем, они поместье не станут переименовывать, оставят его как есть исторически — местечко Рада де Аро.
«Зачем я это сделал?» — спросите вы.
Но я то ясно понимал, что больше сюда не вернусь никогда, в этот гостеприимный дом.
Ведь я должен был умереть, то есть тело Риккардо де Радо.
А так сделаю небольшое добро на прощание, отплатив верной семье, служившей моему фамильному роду много лет.
Тем и объяснил свое решение, преданной семье, ссылаясь на то: что меня может быть не стать, в связи с будущей войной.
И посоветовал на прощание, кого нибудь вроде усыновить: взять из приюта, или найти малую сиротку.
Я выехал рано из поместья, как взошло утреннее испанское солнце.
Не прощаясь с домочадцами, забрав с собой необходимое, для короткого путешествие в дороге, беря направление на Толедо.
Мои внутренние часы, отсчитывали отмеренное время нахождения здесь.
Они показывали, что время подходило к середине, или половине всего срока.
Шестое чувство шептало, что надо поторопиться, иначе могу не успеть и не выполнить своё задание.
Впереди ждал Толедо: город роскоши, аристократии и нищих, тюрем и театров, костров инквизиции и просветительских школ, университетов.
И ожидали разнообразные встречи:
Дон Давело — с смертельной дуэлью, в которой должен выжить только один из нас. Приор- иезуит Амбросио — с подковерными интригами.
Обретенная заново в Испании — герцогиня Анна-Ребекка.
Ну и наконец, таинственный человек, в чьем теле обитал Черный Сталкер.


Вот я попал! Но язык почему-то понимал.
Закрыв глаза, ущипнул изо всей силы за руку, пытаясь, проснуться окончательно, и снова превратиться в обычного проводника Джоника,
где-нибудь в родной Зоне Отчуждения.
Подскочив на месте от боли, открыл глаза. Увы. Все оставалось таким же: ладони, лицо, одежда.
Старый сарай стоял на месте, никуда не исчезнув.
Схватившись за непривычную голову, присел на копну, пытаясь вспомнить последние события, произошедшие со мной.
Старая память, то есть долговременная, осталась неповрежденной.
Я помнил все, вызывая из памяти отрывки событий. Меня зовут Джоник.
Вот школа, ПТУ, армия, спецназ «воронов», Зона, Индия, Япония, потом снова Зона.
С неизбежно-страшной, поисковой миссией.
Вот оно. Принимаясь маленькими обрывками восстанавливать последние детали моих событий.
Так. Вот спуск. Вот туннель- чистилище, где мы лишились сталкера, здоровяка Бороды.
Из обваленного туннеля мы выбрались, пройдя по пещере, наполненной руслами подземной реки «Стикса».
Мертвый Город, где мы попали в очередную ловушку, устроенную десятком контролеров.
Снова безвозвратно потеряв члена команды, балагура Михея.
Потом подземная лаборатория Х -16, расположенная на окраине Мертвого Города. Неравный бой с киборгом-«прототипом» из проекта «Отступник»….
Так. Уже горячо.
Ага, Хозяин Мертвого Города дает задание: найти душу Черного Сталкера.
Из всей моей группы остались трое: Анна- Лиса, Крест и я. Все мы находились в подземной  испытательной лаборатории, в герметичном зале помещения. 
Душа Черного Сталкера затерялась во временном континууме исторической эпохи Земли.
Хозяин отправит меня на поиски этой Души примерно в тот временной отрезок течения времени, где должен буду найти этого человека, в которого случайно вселилась эта Душа.
Если я окажусь рядом с ним и потом все сделаю правильно, то Душа вместе со мной вернется обратно, на положенное место.
Обретя долгожданный покой и свободу.
Взамен Хозяин дарует всем свободу и жизнь, отправляя нас, куда мы пожелаем.
Тут голову сдавило, словно стальным обручем, как тисками.
Стоп. Надо дать небольшую передышку перенапряженным мозгам.
Память медленно, по фрагментам возвращалась. Значит, перемещение удалось. Осталось дело за малым: найти нужного человечка и вернуться домой. Все просто.
С этим понятно: мое сознание с помощью «скафандра» переместилось в тело местного неудачника. Но где очутился, вот вопрос, в какие времена попал?
Ясно, что в давние, судя по одежде, да моей неприглядной внешности.
Ладно, разберемся. В животе заурчало, напоминая о хлебе насущном.
Наконец смекнул, что от этого неудачника должно что-то остаться: еда или припасы, может быть полезные вещи.   
Поэтому, разворошив копну, на которой пребывал, обнаружил полупустой холщевый мешок, завязанный на узел, с широкой лямкой для ношения, как у современного рюкзака.
Рядом с ним на земляном полу сарая лежал пояс: кожаная портупея для оружия. Всё выглядело в виде трех скрепленных между собой ремней с двумя вложенными в ножны клинками. Имелись крепления для ношения клинков, сделанные, как сумочки: из скрепленных заклепками отрезков кожаных ремешков. В них вставлялись ножны клинков.
Осторожно, по очереди вытягивая клинки из ножен, я внимательно осмотрел их. Затем попробовал наносить удары, взмахивая каждым клинком несколько раз в воздухе.
Один клинок большой, вроде шпаги или рапиры с чашеобразной гардой.
Другой клинок поменьше, с локоть длиной. Массивная гарда клинка сделана в форме хитрого крюка, зацепа. 
Рядом валялся на земле грубый кожаный плащ в обнимку с темной, войлочной широкополой шляпой.
Аккуратно развязав мешок, достал из него нехитрые пожитки бывшего владельца: небольшая книжка с надписью «biblio»; пучок перевязанных свитков; две закрытых шкатулки из кости, наверно, слоновой; разные мелочи и безделицы, милые сердцу бывшего владельца. Но в мешке не оказалось ничего из съестного. От слова совсем.
Придется претерпеть голод некоторое время, продолжая дальше напрягать память, чтобы восстановить произошедшие события.
…Я снова напряг мозг, вспоминая детали той знаменательной встречи, более подробней.      
Перед мысленным взором разворачивалась история событий, происходивших в заброшенной лаборатории Х-16.
И тут вспомнил все…
Восстановленная память, вернувшись, вновь поставила передо мной ряд неразрешенных вопросов. Имеется неизвестная примета, по которой можно определить нужного человека, некая инструкция.
К тому же, Анна, наверное, переместилась сюда или немного подальше от меня, сместившись во времени.
Ее следы нахождения я хотел отыскать в этом мире, надеясь в душе, что ей повезло.
Я — сталкер-проводник. Поэтому должен узнать о судьбах членов своей команды, где и что с ними случилось, где нашли они свой последний приют.
Да и оставались вопросы: куда нас занесло, в какое конкретно время и так далее.
Ясно, снова начнем выживать.
Представим себе, что это Зона Отчуждения, со своими законами и понятиями.
            Отступление по оружию, которое оказалось у Джоника.
Небольшой экскурс в историю холодного оружия средних веков.
 
Это новый тип гарды, представляющий собой сплошную полусферу или «чашку».
Как правило, чашеобразную гарду использовали с клинками рапирного типа.
Оружие с такой гардой получает название «бретта».
От названия оружия происходит знаменитое выражение «бретер»: дуэлянт, наемный убийца.
        Шпага — разновидность меча, отличающаяся от него узким клинком, рассчитанным на укол, чем на рубящий удар.
Название шпаги по-немецки — «Degen», как у глефы (испанское копье) и других видов оружия, перенесено с другого колющего оружия, которое с течением времени получило иное наименование. С XII века в Германии под названием «Degen» появляется длинный кинжал, который носили дворяне.
Раньше и сегодня кинжал по-французски называют «dague», по-итальянски и по-испански «daga».
Кроме оружия ближнего боя, дага использовалась как кинжал, для удара «милосердия»: последнего удара, наносимого смертельно раненому, но еще живому противнику.

Уложив обратно вещи в мешок, вместе со сложенным плащом, я завязал свои длинные волосы веревочкой, сделав из них подобие косички.
Перевязь с клинками закинул на плечо вместе с мешком.
Рывком приоткрыв дверь сарая, вдохнул теплый, напоенный ароматами, душистый воздух.
Яркое солнце ударило по глазам, заставив зажмуриться: теплый, нагретый ветер встрепал косичку. Вот и применение шляпы нашлось, которая находилась в руке. 
Накинув шляпу на голову, понемногу привыкая к местности, осмотрелся по сторонам.
Получалось, что вышел из сарая, находящегося на отшибе безлюдной, разрушенной деревни древнего, средневекового вида.
Рядом расстилалась проселочная дорога, уходящая вдаль по обе стороны от меня.
Деревня стояла в кружевах густых, зеленых ягодных кустарников винограда.
По обочинам дороги прорастала цветущая диковинная цветочная трава с крупными цветками. Солнечный пейзаж украшен необычными развесистыми деревьями, редко стоявшими по стороне дороги, посылая невысокую тень и прохладу на зеленую благодатную землю. Нет, это не березы, дубы. Родные глазу ивы, тополя или сосны. Совсем нет. Судя по обстоятельствам: речевому языку, вещам, клинкам, природе — я оказался где?
Значит, по всему выходило, в Испании, около средних веков.
«Благословенная Испания», — вырвалось из меня непривычными звуками речи:   
 «Bendita Hispanio».
Да, это земля совершенно нетронутая цивилизацией.
Ни вечно висящих проводов со столбами, ни асфальта с машинами, загрязняющими воздух. Ничего. Натуральная жизнь и производство.
Рай — одним словом!
Задумавшись над этими мыслями, заметил, что на пыльной дороге, вдалеке на светлом горизонте, показались силуэты скачущих всадников.
Пять конников с развевающимися плащами вздымали желтую тучу пыли копытами коней.
Обрадовано подошел к дороге, становясь посередине, надеясь остановить неизвестных всадников. Когда всадники достаточно приблизились, чтобы можно разглядеть лица, снял шляпу, размахивая ей из стороны в сторону. 
По инерции открыв рот, хотел поздороваться с ними по-нашему, разузнать, где оказался, может они едой угостят, но из горла вырвалось совсем другое созвучие:   
-Buenos d;as, buena gente! (Добрый день, добрые люди!)
Лошадь переднего всадника, чье лицо имело искаженный от злости вид, взвилась на дыбы, яростно осаживаемая уздой. Гарцуя передо мной, управляемая всадником, она намеревалась затоптать меня.
— Iqu;tate de mi camino! Bastardo! (Прочь с дороги, бастард!)
Вот это номер! Да, теплый прием меня ожидал от местных аборигенов!
Где ваше гостеприимство и радушие?
Наверно, меня приняли за какого-нибудь местного дурачка бастарда, в таком неприглядном одеянии недавно вышедшего из деревенского сарая.
Хотя, все так оно и есть.
Ладно, спрошу еще раз, как полагается, вежливо. Так и сделал, не сходя с места.
tengo hambre canina, ayude,
 gente! (У меня нет денег в кармане, я очень голодный, прошу вас, помогите, добрые люди!)
Подоспевшие всадники спешились, спрыгивая со взмыленных коней; окружили вместе с первым всадником, выхватившим с наплечной перевязи обнаженный клинок.
Всадник со злостью, на гортанном языке проговорил:
Cartel,
Te desaf;o, reto,
Спрыгнув с коня, испанец презрительно смотрел, выжидая, как я отреагирую на это.
Он не шутил этим, судя по его выражению лица и его злобному виду.
Ого, как все быстро у них такое происходит. Вжик — и ты уже на небесах.
Придется подыграть по сценарию.
— Calma, calma, se;ores! (Спокойно, спокойно, сеньоры!) — вскинув руки вверх, показывая тем самым всем, что неопасен, сбросил свой мешок с вещами на обочину.
Беря в руки перевязь с клинками, готовясь к поединку.
Но, внезапно вспомнив о библии, которая находилась в мешке, я произнес:
— Deje de orar antes de morir. (Дайте хотя бы помолиться перед смертью).
Окружающие сеньоры галдели между собой, отчаянно жестикулируя и потрясая вынутым оружием, перебивая друг друга. Горячий народ, однако, эти испанцы. Вроде наших кавказцев или чеченцев.
К тому же толком не понимал, что одновременно произносят эти люди.
Мое сознание, сознание Джоника, еще не привыкло к языку. 
Об истории Испании, о самих испанцах и их нравах и обычаях существовало самое смутное представление из школьного учебника истории. Так что можно смело сказать: я не имел никого понятия и представления о месте, где очутился.
Понятно, что это Испания. Вопрос в том, как выживать в этом мире, не зная ничего о нем. 
Я разобрал лишь пару выражений, произнесенных спорящими вокруг меня сеньорами:
— Al diablo con la oraci;n, que comienza a la causa! (К черту все молитвы, пусть приступает к делу!)
— No se puede, as; no se esperaba, se deja de orar ante dios! (Нельзя так поступать, так не положено, пусть он помолится перед смертью, прежде чем предстать перед лицом Всевышнего, господа нашего!)
Действуя скорее по наитию, я нагнулся, положа перевязь рядом со мной, аккуратно развязал свой мешок, доставая оттуда маленький томик испанской библии.
Разогнувшись, раскрыл томик, непонимающе уставясь туда.
Речь-то я понимал, разговаривал даже, но в этой письменности ничего не разбирал. 
Видя мое замешательство, подошел молодой на вид парень, не особо спорящий из всех. Он представился, с достоинством сняв свою шляпу, обратившись со словами: 
— Yo lope, Garcia de Castro. (Я Лопе, Гарсия де Кастро).
—El estudiante can;nigo, el santo monasterio de los franciscanos. (Студент, каноник святого монастыря ордена францисканцев.)
—Se;or, vamos yo te ayudar;, si usted est; en la dificultad? (Сеньор, давайте я помогу вам, если вы в затруднении?)
 С облегчением выдохнув, передал библию де Гарсия; он учтиво, с манерами настоящего сеньора взял из рук библию, произнеся:
— Repite conmigo, se;or. Que dios te ayude. (Повторяйте за мной, сеньор. Да поможет вам бог).
Молодой каноник приступил к неожиданной мессе, стоя прямо на дороге.
Остальные сеньоры притихли, выстроившись шеренгой на другой стороне обочины, сняв свои шляпы как один, отпустив своих коней мирно пастись неподалеку от дороги пощипать сочную, испанскую травку. 
Из всего происходящего, сделал вывод, что испанцы набожный народ: богослужение и религия у них стоит на первом месте, наряду с принятием пищи, питья и другими потребностями человека.
               
Историческая справка.
Не стану вас утомлять различными подробностями, но в Испании было одновременно три религии с XX по XIV века: ислам, иудейство и христианство католическое.
Плюс существовало течение «единобожие», как ни странно.
Было два правителя страны: один христианский король и мусульманский эмир или халиф.
Потом возникло движение, названное понятием «святая инквизиция».
Святая инквизиция — слова из латинского языка: «Pravitatis Sanctum Officium».
С 1480 года инквизиция начала массовые гонения мусульман и евреев, насильные крещения в католичество, казни людей.
В 1492 году королева Кастилии Изабелла Католическая (прозвище такое) навязала евреям Испании крещение или ссылку из страны.
На мусульман эта мера распространилась в 1502 году.
Испанцы всегда были сторонниками «единобожия».
Все они признавали существование единого Бога, о котором говорилось в Библии.
Таким образом христианство было религией жителей полуострова в Средние века. Единобожие делилось на три главных течения: иудаизм, католичество и ислам.
Но при этом каждая религия требовала эксклюзивности своей религии, часто называла других инаковерующих язычниками и еретиками.
В течение первых тридцати лет своего существования под влиянием главных инквизиторов: Томаса де Торквемада, Диего де Деса и Франсиско Хименеса де Сиснероса суды инквизиции занимались крещеными евреями
 затем обращенными мусульманами
Рвение, с которым суды осуществляли свою миссию, способствовало отправлению на костер множества обвиняемых, а инквизиторы были быстро заподозрены в большем интересе к конфискациям, чем к спасению новых христиан.
Впоследствии к началу XVII века инквизиция в Испании постепенно угасла.
Так что все было сложно и неоднозначно в те давние времена.
Кстати, у Томаса Торквемада фамилия выдуманная, взятая с названия местечка, где он вырос: городок Торкемада. Взял ли он сам эту фамилию или потом хронисты присочинили — история об этом умалчивает…
            Каноник пролистнул библию, находя подходящую молитву, нараспев декламируя текст молитвы на звучном испанском языке.
Подхватив темп голоса каноника, я вторил вслух слова молитвы, словно высеченные из камня.
Остальные кабальеро, стоявшие на обочине, дружным хором повторяли слова. Но тут каноник осенил себя крестом, другие сеньоры тоже начали креститься.
Я-то раньше в православных церквях бывал иногда, особо не знал всех правил церковных, да и движения рук у сеньоров совсем другие.
Вот блин, не ошибиться бы тут на ровном месте, а то тут инквизиция есть: всплыло в памяти из школьного учебника. 
Скосив глаза, подсмотрел незаметно за каноником, как он сам крестится. Стараясь повторять за ним эти движения, повторяя молитву в такт словам, запоминая на будущее эти действия.
Уф. Вроде пронесло. Месса закончилась, каноник произнес последнее слово, закрыл библию, осенив себя крестным знамением последний раз. Отходя в сторонку, он проговорил:
— Listo. Se puede empezar. (Готово. Можно приступать).
Приступать, так приступать — куда деваться.
Конечно, не хотелось начинать свой путь с ранений, тем паче с убийства, но раз так.
Я нагнулся за перевязью, вытаскивая из нее клинки.
Отбросив опустевшую перевязь на обочину, неумело взял клинки в руки: дагу в правую, рапиру — в левую руку. Испанцы кабальеро дружно загоготали в голос: ну а что?
Ведь я новичок в этом деле фехтования, да и так сподручней по моей ножевой школе.
Испанец стоял напротив меня с обнаженными клинками, в готовой позиции на дальней дистанции. Он нехотя салютнул шпагой, сразу бросаясь в атаку: 
— Prep;rate a morir, torpe culo! (Готовься к смерти, тупой осел!)
Мгновенно сблизившись, испанец нанес выпад шпагой — ataque de la espada.
Прикрываясь левой рукой, грозя дагой.            
Лезвие шпаги молнией проскользнуло над моим левым плечом.
Успев среагировать, вовремя отвернул плечо назад от пронзающего укола!
Испанец, отпрыгнув назад, со злостью стукнул сталью клинков, скрестя их — mierda!
Закрутив клинки, сверкающим веером и блистающими на солнце полосками стали: испанец вновь бросился в атаку, скользя ловкими, отработанными движениями ног, словно мутант из Зоны — «излом».
Бестолково отмахиваясь непривычным оружием, чудом успевал уворачиваться, запоздало ускользая от уколов шпаги.
Тупо надеясь на свою реакцию, выработанную в «спецухе» и в Зоне, да на мое новое тело, что оно не подведет в нужный момент.
Вновь кончик шпаги просвистел над головой, когда попытался уклониться от обманного выпада даги.
Понятно. Так долго не протянуть: слишком попался противник умудренный и опытный.
Мы дрались прямо посередине этой песчаной, утоптанной дороги, ведущей то ли в ад, то ли в рай.
Непрерывно двигаясь по незримому кругу, как злобные звери-мутанты Зоны, осыпая друг друга градом проклятий, уколов клинков и выпадов, танцуя невидимый танец со смертью. Я начал уставать: или от голода, или с непривычки овладения бесполезными для меня клинками.
Тут все мои боевые навыки бесполезны, надо что-то срочно придумать.
Вспомнилось, как меня учил буддистский монах: «Главное состояние человека — это улыбка, внутренняя улыбка». Да, тут не улыбок.
Все. Хватит. Пора заканчивать с этим цирком!
И начинать свое представление!
Отпрыгнув в очередной раз назад, неловким взмахом руки роняя рапиру, которая вылетела из моей ладони, отлетев на обочину.
Показывая всем, что это не намеренно.
Испанец на миг расслабился, весело загоготав, потеряв бдительность.
То — что надо доказать!
Мгновенно перебрасывая прямой хват даги на обратный хват.
Прыжок на месте, переходя к комбинации движений!
Так называемое, твист-сальто:
«Исполнитель» делает прыжок, поворот на девяносто градусов и переход в сальто вперед.
Набирая требуемое количество энергии для исполнения намеченной комбинации.
Послушное мне тело принялось исполнять натренированные навыки акробатики, сохраненные в моем разуме, переворачиваясь в воздухе.
Вытянул руки вперед, тут же мах, движение за спину, одновременно мах ноги назад!
Крутнувшись в воздухе с прогибом спины, делаю сальто «вебстер».
Для справки.
Сальто вперед «вебстер» делается махом ноги назад через себя.
Мах руками делается «козлом». Сальто делается в группировке или без нее.
С прогибом спины — это гимнастический вариант.
          Обрушивая сверху ноги по инерции кругового движения, вышибаю дагу из руки испанца, сминая его защиту!
Ноги на земле, короткое движение торсом добавляя рукой вверх, и клинок режущей стороной прилип к шее испанца.
Готово! Ошеломленный испанец застыл на месте, не понимая, как это все случилось.
Я тоже не знал, что полагается в таких случаях, что делать далее.
Как уже говорил — я не хотел его убивать.
Так что мы стояли оба, застыв на месте.
Я — с дагой у шеи испанца, испанец же молча ждал смертельного реза клинка!
Тут снова пришел на помощь студент-каноник, хлопнув в ладоши, воскликнув от радости:
 — El juicio de dios se ha cumplido! El duelo ha terminado! (Божий суд свершился! Дуэль окончена!)
Наконец дошло, что все закончено: с трудом отходя от смертельной схватки: осторожно убрал дагу от шеи испанца.

Историческая справка.
Начиная с XIII века, богослужение католиков-испанцев велось на придуманном испанском языке, который собрал в себя смесь кастильского языка, арабского, греческого, латинского. Понятно, что это под влиянием короля Альфонса 10 Кастильского.
Он был родом из Кастилии, такое и получил прозвище.
Поэтому богослужения или католические мессы велись уже на испанском языке.
Книги, законы, общение также печатались и проводились на испанском языке.
Существование общего испанского языка облегчало обмен между ученой и народной культурой. Он позволял преодолеть барьеры, которые воздвигали религиозные языки. Христиане, евреи и мусульмане, изучали латынь, древнееврейский и арабский языки в школах.
Но население Испании все равно изъяснялось на испанском языке как в устной речи, так и письменно. Знание одного языка облегчало развитие общей культуры.
В связи с этим фактором Испания самоизолировалась от остальных стран Европы, где богослужение велось на латинском языке. Наука и культура была на латыни и других языках вплоть до XIX века.
Кстати, инквизиция в Испании закончилась к концу XVI века, а вот в светлой научной Европе до начала XIX века инквизиция европейская просто сжигала людей на кострах!
Такие дела были в темной и непросвещенной Испании…
Про крещение при молитвах.
Обычно католики крестятся не сложенными пальцами, а открытой ладонью.
Православные христиане крестятся так: сложенные три пальца прикладывают к челу, то есть лбу, чтобы мысли наши были чисты и светлы.
Затем на область солнечного сплетения, чуть выше середины живота, чтобы душа наша была чиста. Затем на правое плечо, а только после этого — на левое, отгоняя от себя плохие мысли. То есть православные крестятся справа налево.
А католические христиане — слева направо, всей ладонью или двумя пальцами.
Об этом будет чуть позже. Вот такая разница, оказывается!
           Остальные трое кабальеро по очереди подходили, дружески похлопывая по плечу, как равного себе. Дравшийся со мной испанец, подобрав кинжал с земли, со злостью воткнул в ножны клинки, как бы показывая всем своим видом, что конец поединка нечестный. Но дело было сделано, или как у нас говорят: «После драки кулаками не машут». Испанец умел держать удар: одернув шляпу, он подошел, сдернул дуэльную рукавицу, обшитую железными бляхами, протянул руку и с ненавистью выговарил слова:
 — Монсеньор, позвольте представиться: князь на службе короля, дон Давэло Аррондо де Фидель. С кем имел честь драться?
Да, вопросик, и кто же я тогда здесь?
Стремясь выпутаться из неловкой ситуации, начал осторожно выкладывать как есть. Почти как есть:
— Дон Давэло, я тут головой немного приложился о крепкий кулак. Вот всю память и отшибло.
Сеньоры захохотали в голос.
— Что ж, бывает, бывает такое, особенно если вина переберешь!
Я согласно закивал головой: да мол, так было.
Тут вспомнил о неких свитках, лежащих в моем мешке: «Позвольте, сеньоры».
Подобрав рапиру с земли, вложил ее в ножны перевязи вместе с дагой.
Нагнувшись за мешком и надев свою шляпу, достал из него рулончик свитков и протянул его канонику, обращаясь к нему:
— Прошу вас, мессир, может, находящиеся здесь бумаги прольют свет на мою личность?
Каноник с важностью взял мои бумаги, отдавая назад библию, по очереди разворачивал их, внимательно изучая первый свиток, вслух читая:
«Податель сего удостоверяется в том, что он — пехотный капитан третьей терции королевской испанской армии, находящийся в отпуске сеньор Риккардо де Рада. Удостоверено моей печатью и подписью.
Генерал королевской армии, граф Франциско де Мело».
Каноник с удивлением поднял брови, говоря всем: «Да вы, оказывается, военный, да еще в чине капитана!»
Передавая свиток другим сеньорам для ознакомления, читая следующий потертый пергамент:
«Булла. Подателем сей буллы удостоверяется, что носители фамилии де Рада являются идальго, принятыми навечно в дворянское сословие, которое владеет поместьем Радо де Аро, дарованным в безграничное пользование за особые заслуги перед Испанией и королем. Заверяется моей личной печатью и подписью. Король Филипп I, он же император Карл V, подписано временем 1520 года, agosto».
— Las osc! — воскликнул с уважением юноша-каноник, — Да вы герой, монсеньор, почти дон!    
 Он с осторожностью передавал свиток другим кабальеро, которые принялись восхищенно цокать языками, показывая свое удивление.
Понятно, с этим разобрались — я какой-то там идальго, Риккардо де Рада.
Все же поинтересовался у каноника:
— А какой ныне год идет в благой Испании?
— Сейчас стоит 1643 год, считая от рождества Христова, — ответил каноник. Потом он перекрестился, глядя в синие бездонные небеса, — Abril, двадцатого числа.   
Важно ступая по земле, подошел один из сеньоров.
Богато одетый, с вычурными эмблемами на черном плаще, с белой кружевной манишкой под горлом. Протянул мне свитки, с пафосом представляясь, слегка приподнимая красивую шляпу над головой,
— маркиз на службе короля Филиппа IV, Антонио де Кабесон.
Ясно, маркиз, значит. Получается, по этикету нужно выразить свое уважение, хотя бы поклониться, перед ним. Все это мгновенно пронеслось у меня в голове. 
Сняв свою шляпу, слегка изобразил поклон, склоняясь перед маркизом, представляясь:
— Идальго, капитан Риккардо де Рада. К вашим услугам.
Далее подошел следующий испанец, одетый менее богато, он протянул мне руку, снимая шляпу.
— Идальго, сеньор Андрес Гонзалес де Барсия, состою на службе нашего короля.
Понятно, тоже идальго. Значит, ему можно просто пожать руку или похлопать по плечу, что я и сделал.
Сеньор Андрес рукой показал на другого испанца, стоящего поодаль от всех.
— А это мой слуга оруженосец, сеньор Фернандо.
Фернандо подобострастно склонился в низком поклоне, изображая преклонение передо мной. А что? Мне нравится: все понятно, кто есть кто в данном табеле о рангах.
— С остальными сеньорами вы имели честь познакомиться: дон, князь де Давэло и наш святой каноник де Гарсия, — идальго продолжал знакомить, ведя непринужденную беседу после дуэли.
Далее Андрес спросил:
— Мы все направляемся в Толедо по особому поручению графа-герцога Гаспара де Гусман Оливареса. Ну а вы, монсеньор, куда путь держите?
Я призадумался. Судя по последней информации, нужно пообвыкнуться к новой обстановке, наметить план действий и прочее: то есть поесть, попить, набраться сил.
— После военных действий я направляюсь в свое поместье для небольшого отдыха, — ответил уверенно, придумывая на ходу свою легенду, — но в пути я нарвался на нечестных сеньоров, которые увели мою лошадь и оставили без гроша в кармане.
— О, монсеньор, сочувствую вам, и прошу вас, присоединяйтесь к нам.
Ваше поместье почти по дороге нашей. Кроме того, впереди нас находится большая жилая деревня с конным двором, где можно приобрести лошадь и перекусить в местной таверне, — предложил Андрес, желая выручить в жизненной трудности.
— С удовольствием приму ваше искреннее предложение и присоединюсь к вашему отряду, — смущенно от внимания ответил, укладывая бережно свитки в мой походный мешок.
Андрес коротко крикнул слуге Фернандо, чтобы он пригнал свою лошадь для меня.
Слуга засуетился, подзывая лошадь к себе, беря ее за уздечку, подведя ближе.
Вот блин, опять испытание! Откуда в XXI веке лошади?
Сроду ведь на них не ездил. Видел, конечно, как это делается, да и в далеком детстве на деревне у деда катался на коне, сидя позади взрослого ездока. 
Я нехотя подошел к лошади, заходя сбоку: лошадь стояла ровно передо мной, изредка пофыркивая, мотая мордой. Слава богу, лошадь попалось на редкость смирная, не с норовом. Тут неожиданно вспомнились гимнастические упражнения на «коне».
Как там начинать действовать? Хватаемся за одно кольцо, потом за другое — все просто.
Схватившись за «кольцо» в конструкции седла, ногой вставая на стремя, неловко перебросил тело на седло, инстинктивно руками хватаясь за поводья дернувшуюся подо мной лошадь.
— Ранение боевое, монсеньоры, — оправдываясь, сказал испанцам, которые внимательно, настороженно следили за мной.
Слуга засуетился, приторачивая мой мешок к седлу, подавая перевязь, которую перекинул через плечо. Фернандо подводил коней другим сеньорам, рассаживая их по седлам.
Когда все сидели верхом на конях, сам слуга уселся позади своего хозяина Андреса, маркиз коротко гаркнул:
— En el camino! (В путь!)
И пятерка всадников, уже шестерка вместе со мной, не мешкая ни секунды, понеслась вскачь, пришпоривая коней, навстречу солнцу…
Идальго —
в средневековой Испании, человек, происходящий из благородной семьи и получающий свой особый статус по наследству, передававшийся только по мужской линии.
С XV века название статуса «идальго» фактически стало заменой названию титула «кабальеро». В Португалии титул имел название «фидалгу».
           Спустя несколько часов, проскакав около десяти лье, мы достигли окраин большой деревни. Можно сказать небольшого городка, с его многочисленными жителями, которые встречались нам на пути.
Лье — испанская мера длины. 1 лье равен 5570 метрам.
Нам попадались  крестьяне «el campesino», идущие вдоль дороги; приветственно кланяющиеся нам. Малые дети, без конца бегающие по проулочкам между деревянных домишек. Мы проезжали мимо смуглых, длинноволосых девушек, которые полоскали белье на берегу местного пруда, призывно плескаясь прозрачной водой. Мимо черноволосых женщин с повязанными платками на голове, занимающихся хлопотами по хозяйству в уютных двориках, окутанных зеленью виноградника. Мимо домашней живности, водившейся в огромном количестве, оглашающей животными звуками и шумом все окрестности этой деревни.
Прямо в сказку из своего детства снова попал!
Да еще верховая езда оказалась делом нехитрым. Проще, чем управлять автомашиной или БМД: знай себе пришпоривай, да поводьями дергай, придерживая осанку в такт скачки. За неимением шпор просто слегка пяткой железного стремени ударял в бока лошади, требуя наддать «газа», или хлеща ладонью по крупу, чтобы нагнать других всадников моей новой команды.
Показалась та самая местная таверна, стоящая в немного сторонке от дорожного тракта. Строение, походило на большущий, бревенчатый сарай.
Мы поочередно подъехали к таверне, спрыгивая с усталых коней.
Я спешился с лошади, увереннее освоившись с конной ездой, исполняя «соскок с коня», с благодарностью отдавая поводья слуге Фернандо для привязи к специальной ограде.
Следуя этикету, сначала в таверну вошел маркиз, потом князь, следом мы с идальго и каноником. Слуга же держал «дверь» в таверну открытой, заходя после всех нас.
Дверь в таверне заменял широкий холщовый полог, просто откидывающийся в сторону.
Ну а что вы хотели? Это XVII век! Была еда, да питье на столе, в тарелках да кувшинах.

 Сполоснув руки в большой бочке, стоявшей подле входа, мы вошли в пустую таверну, точнее говоря, ввалились шумной гурьбой, сразу сдвинув два грубых стола в один большой стол, и почтенно расселись за ним.
Сняли и повесили шляпы и перевязи на вешалки, придвигая стулья поближе к столу. Маркиз хлопнул в ладоши, подзывая к себе хозяина таверны, сделал заказ: «Десять кварт красного вина «пало кортадо», для начала на закуску — жаркое «касуэла», чесночный соус «алиоли», копченые колбасы «фуэт», ну и холодный овощной суп «гаспачо», мясную ветчину «хабуго».
А маркиз знал толк в еде, у меня слюнки потекли от всех названий блюд.
Маркиз же выудил из кошеля один золотой эскудо, кинув его на стол, расплатился за все: «Давай тащи все на стол, не стой бревном».
Хозяин тотчас исчез, скрывшись за шторой импровизированной кухни. Следом за ним вышли прислуживающие женщины, неся кувшины и глиняные кубки.
— А что за деревня? — спросил, интересуясь у сеньоров, пока суть да дело, расставлялись тарелки, наливалось вино в кубки, приносилась еда.
—Поместья дона Алькасар де Сан Хуан, по его имени так и называется это место,
— важно ответил маркиз, просвещая меня. 
Когда стало все готово (вино налито, закуска принесена), маркиз, привстав, произнес тост:
— За здоровье нашего короля Филиппа IV!
Все дружно поддержали его, том числе и я, заорав во весь голос.
— За Короля!
Изрядно пригубив крепкого красного вина из кубка, все навалились на закуску, уничтожая ее за милую душу. Утолив первый голод, сеньоры начали вести разные беседы.
Князь между делом спросил, обращаясь ко мне:
 — Монсеньор Риккардо, и как там идет военная кампания во Фландрии? Как взятие городов и бастионов?
Похоже, князь де Давэло, не забыв обиду от поражения, решил подловить на несоответствиях: он так и смотрел на меня с нескрываемой злостью, не сводя глаз.
Чувствуя это, а также пристальное внимание остальных сеньоров, ответил уклончиво.
— Кампания во Фландрии идет потихоньку, с переменным успехом, но командующий войсками Франциско де Мело знает свое дело. Увы, сеньоры, больше я вам ничего поведать не могу, секреты-с.
Сеньоры понимающе закивали головами, плавно переходя к другим разговорам: о лошадях, о женщинах, о вине, также обсуждая последние новости, интриги королевского двора в Мадриде.
Я приналег на вино, наслаждаясь его вкусом и прохладой. Оно растекалась по желудку, расслабляя тело, ударяя в мою голову. 
Конечно, это божественное вино не шло ни в какое сравнение с нашими «винами», которых «бодяжат», добавляют всякую химию, изготавливая из ядовитых консервантов.
Дорвавшись до хорошего вина, а главное — дармового, без остановки подливал его в кубок, тут же осушая до дна. Обычный перекусон обещал превратиться в хорошую пьянку. Доблестные сеньоры принялись хвастать своими подвигами, я тоже решил не отставать от них, намереваясь продемонстрировать пару нехитрых трюков.
Пошатываясь слегка на ногах, встал из-за стола, подошел к вешалке, доставая свою дагу с висевшей перевязи. Потом обратился к сидящим за столами сеньорам.
— Все смотрите, вон мишень висит.
На противоположной стороне зала таверны висела разделочная доска, ее я и выбрал в качестве цели.
Коротко размахнувшись, метнул клинок в доску. Увы, попасть-то я попал, но он не вонзился, как надо.
Фернандо вскочил, быстро сбегал и подал его. Только с третьей попытки клинок впился в доску, крепко пришпиливая ее к стене. Сеньоры восторженно зацокали, выражая похвалу.
Раззадорившись, попросил слугу принести дагу назад.
Когда клинок был в руке, положив ладонь на стол, принялся втыкать клинок между раздвинутых пальцев ладони — переборами, все убыстряя ритм в темп музыки.
Вовсю играла музыка в таверне, в исполнении местного музыканта барда, откуда-то появившегося, играющего горячие мотивы фламенко на гитаре.
Все дружно захлопали, восхищаясь моим искусством.
«Ну как дети малые, ей-богу», — подумал я спьяну.
Уже в конец обнаглев, без всякого этикета обратился к щедрому маркизу:
— А тут подают шампанское?
Маркиз громко проревел хозяину таверны:
— Слышь, бездельник, «каву» всем. Двадцать кварт!
Кава — сорт испанского красного игристого вина, похожего на сорт шампанского.
Кварта — мера объема жидкостей, равна половине литра.
Хозяин сам вынес вина с кухни, ловко неся на подносе несколько запечатанных бутылок. Вся компания дружно и одобрительно загудела, восхваляя щедрость маркиза.
Привстав снова из-за стола, беря бутылку в одну руку, клинок — в другую, я поднял бутылку вверх, горлышком немного вниз, и по-гусарски отсек его, подставляя свой рот. Вино хлынуло красным шипящим потоком, словно кровь из раны!   
Оно вливалось ручейком в раскрытое горло, заодно обливая меня и все вокруг светло-розовым цветом. Кабальеро вновь захлопали, поражаясь моей пьяной удали.
Игристое вино сильнее, чем обычное вино, ударило в голову, стирая окончательно все барьеры.
Отведав вина из горлышка, пустился в пляс, изображая, типа «яблочка» под аплодисменты уважаемых донов. 
В награду сеньоры вновь наполнили кубки, провозгласив тост за что-то там великое. Пришлось выпить, дабы не вызывать подозрения, не быть вызванным на очередную дуэль.
Далее пьянка продолжалась по накатанной колее до самого вечера.
Под конец веселья чуть ли не лез к сеньорам обниматься, серьезно воспринимая их своими дружбанами, пьяно бормоча и запинаясь в словах: «Ты меня уважаешь, кабал, кабак, кабальеро? А ты знаешь, кто я такой? Я — сталкер Джоник, меня все уважают».
Да нет, меня толком-то никто и не слушал, все наперебой рассказывали друг другу свои истории, даже слуга Фернандо по-свойски влезал в разговоры сеньоров.
Лишь князь сидел за столом какой-то смурной, не встревал в пьяный базар компании;
да молодой и скромный мессир-каноник, поодаль от него, изредка пригубливая кубок.
Смутно помню еще, как лез к дону Давэло с извинениями и заверениями в вечной дружбе…
          Я очнулся на следующее утро. Дернувшись телом, обнаружил, что весь опутан связывавшимися меня веревками наподобие колбасной ветчины.
Голова как обычно болела после хорошей гулянки, но это были пустяки по сравнению с этими путами, доставляющими мне отчаянную боль в затекших руках и ногах.
Извернувшись, как змея, перевернулся на спину, подползая и опираясь спиной о стену.
Снова лежу на соломенном полу в каком-то сарае, судя по запахам.
За что такое везение, на эти вонючие сараи?
Открыв дверцу сарая, внутрь резко ворвался князь с утренним приветствием: «Здорово, грязная собака! Очухался, значит. Я вижу насквозь: что ты не идальго, не военный, не добрый католик. Ты еретик, или — французский шпион. Поедешь с нами в Толедо, там с тобой разберется городской орден святой Инквизиции. Там быстро развяжут язычок на «кресле» или в «костюме». Запоешь, не переставая, как утренний петушок».   
Вот это оскорбление! За такое у нас тоже вызывают на «дуэль».
— La basura, hijo de puta! — сплюнул плевком слюну князю в рожу!
Князь зло ухмыльнулся, достал платок, вытер плевок с лица, сам сплюнул в него. Подскочил и всунул мне платок в рот, наподобие кляпа, выскакивая вон из сарая.
«Вот тварь! — выругался про себя. — Ты дон Дебило, я тебя достану, рано или поздно».   

Замечание автора.
Тут некоторые читатели скажут — так ведь инквизиция закончилась к концу XVI века.
Да, и будут правы. Но ввиду своего замысла я продлил срок инквизиции на полвека.
Такая вот моя правка Истории.
Кстати, инквизиция с ее аутодафе, пытками и кострами закончилась, но вплоть до XVIII века она еще оставалась, переорганизовавшись в местные органы судопроизводства. Говоря по нашему понятию — в органы прокуратуры.
          Вскоре в сарае появился Андрес со слугой Фернандо, осторожно войдя внутрь.
Андрес обратился с словами: «Прости, Риккардо, но это затея князя и маркиза. Я с мессиром каноником были против этого, но таковы правила. Подозреваемого в шпионаже или в еретичестве все достойные сеньоры обязаны доставлять его в городские ордены инквизиции, как вы, знаете».
Я замычал сквозь кляп, замотав головой, показывая, что хочу говорить с ними.
Андрес знаком показал слуге освободить мой рот; Фернандо расторопно подскочил ко мне, выдергивая скомканный платок князя.
Отплевываясь, с убеждением заговорил, подбирая слова.
— Монсеньоры, даю слово дворянина, мое слово чести, что я не сбегу от вас, будучи развязанным. Да вы сами видели мои бумаги!
Андрес, потупив глаза, махнул рукой, приказав Фернандо освободить меня от пут, заодно отдав наказ сторожить меня в сарае. Хлопнув дверкой сарая, идальго вышел во двор.
Слуга ловко разрезал навахой веревки, связывавшие меня, потом уселся возле дверцы, сторожа меня, как верный пес хозяина.
Я с наслаждением растер затекшие от впившихся веревок руки и туловище. 
За сараем послышалось ругань ожесточенного спора, лязг выхватываемых шпаг.
Как я понял, весь сыр-бор был из меня.
Идальго Андрес с жаром приводил доводы за мое освобождения от веревок: «Монсеньоры, идальго нельзя связывать и обрекать на посмешище простолюдинов. Кроме того, сеньор Риккардо дал слово чести, что не станет противиться нам!»
Но князь, упрямо ругаясь, возражал ему, повторяя, что я не достоин слова чести, желая еще больше унизить меня, причиняя боль от поездки, чтобы я висел, как мясной окорок, поперек седла всю дорогу.
Наконец маркиз, устав выслушивать брань, решил поставить точку в споре, громогласно гаркнув на всю округу.
— Все замолкли! Идальго поедет в Толедо свободным от веревок.
Бедная дверь сарая вновь распахнулась, чуть не вылетев с места и сбив слугу на землю, впуская злобного князя.
— Выходи, шарлатан!
Я поднялся на ноги и, проходя мимо князя, толкнул его плечом, прошептав на ухо:
— Мы еще встретимся наедине, даю слово чести.
Князь прошипел вслед одно из своих проклятий в мою сторону.
Сарай, где я ночевал, находился во дворе таверны. На дворе все сеньоры находились в сборе, кроме каноника: наверное, он остался здесь по своим делам или поехал в другую сторону.
Маркиз подозвал к себе.
— Риккардо, ты все слышал, все понимаешь. Поедешь с нами в Толедо без своего оружия, пристегнутым пристяжью к лошади Фернандо, на всякий случай.
Я пожал плечами, соглашаясь с ним, с почтением говоря:
— Ваша светлость маркиз, спасибо и на этом.
           Небольшая растянувшаяся кавалькада всадников снова упрямо скакала по бесконечной дороге, преодолевая расстояние Мира.
Мне дали привычную лошадь слуги, сам Фернандо скакал позади, на новой лошади, пристегнутой пристяжью к моей лошади.
К концу дня, когда солнце клонилось к закату, вдали показались высокие, мощные, каменные стены Толедо с остроконечными крышами замков, храмов и оборонительных сторожевых башен.
Подъехав поближе к городу, увидел широкую реку, величаво протекавшую перед крепостными стенами, которая безгранично опоясывала город.
По реке то и дело сновали весельные лодки или небольшие парусные кораблики, похожие на яхты. По берегам группки рыбаков занимались ловом рыбы с помощью снастей и веревочных сетей.
Поблескивала в лучах садившегося солнца серебристая чешуя пойманных тушек рыбин.
Прямо перед нами расстилался каменный мост через реку, шириной примерно в две кареты. Мост этот построен в специально выбранном узком месте русла реки и опирался на толстые каменные сваи.
Не торопясь, мы проехали мост, приближаясь к открытым воротам въезда в город.

Историческая справка.
Город Толедо расположен на высоком отроге местности и на половину окружен большой рекой Тахо, которая, начинаясь с истоков, течет в глубине узкого ущелья.
По-испански «тахо» — ущелье.
Со времен римлян единственный каменный мост, располагавшийся на юге города и защищенный замком Сенсерванд, позволявший преодолеть реку — мост Алкантара. В северной части города через реку Тахо можно перебраться по лодочному мосту; он привязан к большой башне на правом берегу и двум опорам, возведенным посреди реки, что позволяло ему противостоять течению.
Этот мост периодически разрушался, в XIV веке его заменили капитальным каменным мостом, названным по имени Святого Мартина и построенным поблизости от старой лодочной переправы.
Местоположение города облегчало его оборону, но оно затрудняло снабжение водой. Хотя колодцев много, их недостаточно для нужд горожан.
Со времен римлян доставка воды шла через акведук, поэтому Толедо имел цистерны и систему галерей, которые обеспечивали водой весь город.
За стенами города на берегу Тахо тянулись фруктовые сады и участки земли, занятые овощными культурами. Недалеко от каменного моста, пересекавшего реку в направлении Кордовы, эмир аль-Мамун и прочие почетные граждане Толедо из числа мусульман имели свои места отдыха с маленькими дворцами, окруженными садами.
Муниципальные указы запрещали делать в городской стене любые отверстия.
Ворота одно из слабых мест оборонительной системы города.
В Толедо десять ворот въезда в город.
На юге города, на дороге в Кордову, шедшей через мост в Алькантаре, Алькантарские ворота, окруженные двумя сторожевыми башнями.
На западе города находились ворота «Bab al-Yayl», ворота «los Doce Cantos», на севере города — мусульманские ворота «Bab al-Taffalin» и «Baba al-Makhada», также ворота Гуэ.
На востоке города самыми важными были ворота «Bab Saqra»,
также окруженные двумя башнями. Рядом находились Новые Бизагрские ворота.
На северо-западе еврейский квартал сообщался с плавучим мостом и дорогой на городок Мерилу, через ворота, названные по национальности жителей Еврейскими.
На западе к Тахо открывались ворота, названные Дубильными.
Пара других ворот выходила на пригород, находившийся на востоке города.
Это Валмердонские и Аларсонские ворота.
Ворота города должны защищать его, разрешая вход днем, в мирное время.
Ночью все ворота были закрыты, а стража могла располагаться в соседних сторожевых башнях или строениях.
Ворота служили для контроля над товарооборотом.
Трое ворот отведены для сбора пошлин на входящие товары: Алькантарские, Еврейские и Бизагрские.
Каждый из важных членов городского магистрата обладал ключом от тех ворот, за которые он был ответственен.
Под защитой своих стен, охраняемый от земных опасностей замками и крепостью, а от небесных невзгод — церквями, мечетями и синагогами, средневековый Толедо был очень густонаселенным городом, порой даже перенаселенным.
По оценке историков, в городе жило примерно от двадцати до тридцати тысяч жителей. Очевидно, что некоторые пригороды, расположенные вне стен, существовали еще в эпоху вестготов. В VII веке вне стен возводились палатки, в которых могли укрыться люди, приехавшие на крупные ассамблеи или на выборы нового короля.
Толедо был одно время столицей Испании, во времена правление короля Альфонса X и других местных королей.
Имелся городской суд инквизиции, собирались всевозможные кортесы, то есть собрания.
           За открытыми воротами прохаживались несколько испанцев, наряженные в бархатные черные одежды: шелковые плащи с нашитыми сверху блестящими бляшками и нашивками, на головах — черные шляпы. Под плащами надеты плечевые кожаные перевязи для клинка.
Красивая униформа у них. Только вот в жару на солнце не очень приятно париться в ней. Маркиз скомандовал, грубо обращаясь к одному из них: «Эй, служивый, гвардеец, позови вашего лейтенанта. Да мигом, шевелись!»
Гвардеец исчез, побежав к сторожевой башне, размахивая полами черного плаща.
Маркиз спешился с коня; вслед за ним спрыгнули с лошадей все остальные, ожидая дальнейших действий.
Начальник караула оказался упитанным средних лет испанцем, который довольно быстро вернулся с посыльным гвардейцем.
Маркиз подозвал к себе, отходя с ним в сторонку, объясняя ему ситуацию.
Князь после начала разговора подошел к ним сам, явно нашептывая на меня что-то плохое. Начальник стражи гвардейцев понимающе кивал головой, поддакивая маркизу.
В конце короткой беседы маркиз знаком подозвал Фернандо и тот послушно подбежал к нему, слушая приказание.
Потом слуга подбежал к своей лошади, отвязал мой мешок от вьючных сумок и подбежал снова к группе сеньоров.
Фернандо передал начальнику караула мешок, набитый моим небогатым скарбом.
Андрес подошел, протягивая руку на прощание, крепко пожал ее,
— будь здоров, держись Риккардо, мой амиго. Может свидимся!
В ответ, пожимая достойному идальго руку, подумал: «А что остается делать — только держаться, как можно дольше».
Немного поодаль уже стояли, готовые к нашей пешей прогулке в тюрьму, трое гвардейцев. Не желая больше тянуть время, махнул рукой гвардейцам, говоря им, что готов к нашей непринужденной прогулке.
Гвардейцы окружили спереди и с боков, затем повели под конвоем по тесным улочкам города. На прощание обернулся и посмотрел на князя, желая запомнить его навеки.
Солнце зашло, окончательно стемнело, очертания окружающей действительности сливались в одно неразличимое черное пятно, когда привели к нужному месту.
Тюрьмой оказалось массивное каменное здание в пару этажей, подавляющее своей принадлежностью к государственной власти.
Открыв тяжелые двери, завели внутрь, на первый этаж, передавая на руки конвою тюремной стражи.
Стражники тюрьмы принялись грубо обыскивать, шаря по одежде руками.
Внутри тюрьма оказалась громадным темным помещением с одним продольным коридором во всю длину.
По бокам коридора расположены камеры для узников, огороженные коваными железными решетками и дверями, ведущими в них.   
По всему коридору горели факельные светильники, установленные у каменных стен, разделявшие камеры.
Они разгоняя по углам тьму, и придавали всем помещениям мрачный вид царившей обреченности. Один стражник из тюремного конвоя повел по коридору, жестко толкая в спину.
Тут и там по всему тюремному коридору важно прохаживались стражники, неся службу и изредка утихомиривая буйных заключенных.
Между несгибаемых решеток камер виднелись протиснутые сквозь нее лица узников, искаженные от невыносимых страданий: кто-то слал проклятия всем, кто-то молил о помощи и пощаде.
Подведя в самый конец коридора, стражник стал открывать дверь в одну из боковых камер, гремя ключами и засовами.
Напоследок пнув с силой в зад, стражник с явным удовольствием впихнул меня в приоткрытую дверь темницы в человеческий ад, наполненный отбросами городского дна.
Оттуда отчаянно несло острыми запахами мочи и нечистот, прямо в общей камере испражнявшимися невольниками.
Вертухай, ехидно ухмыляясь, закрыл за мной дверь на замки, дополнительно задвигая с пронзающим лязгом тяжелую решетку каземата…

Вертухай с силой пнул меня так, что я почти влетел в общую камеру, едва устояв на ногах. Тут, не давая опомниться, подскочил один малый, постоянно кривляясь и изгибаясь, как гороховый шут, приставая с вопросом:
— T; mariposa? (Ты гомосексуалист?)
Вот это заявочки! Местный «петушок». В ответ извернувшись, наддал ему ногой под тощий зад, примерно так, как и стражник.
— Fue won, mierda! (Мат).
Повернувшись лицом к потерянной свободе, взялся руками за прутья решетки из кованого железа, дергая в стороны, проверяя их на прочность.
Вот тут-то дошла вся тяжесть моего положения. И я осознал всю сущность ничтожного бытия в испанском каземате.
«За что такое наказание?!» — заорал про себя, да и в голос тоже, на всю камеру!
Я вспомнил, когда у меня было примерно такое состояние….
          Это случилось на том заводе, где та самая Айгуля, да и «друг» тот самый.
Я работал простым грузчиком на том уютном заводе.
Работа, откровенно говоря, «не бей лежачего». Грузчика, то есть.
Моей обязанности входило: привести необходимый материал, увести готовую продукцию из цеха на железной такой тележке на колесиках. Все.
          Есть такая байка про грузчиков:
Как-то раз прислали на одно предприятие молодого юношу, контролера ОТК. Начальство ему поручило разбраковать партию деталей в коробках.
И этот молодой контролер приступил к работе; на коробках с хорошими деталями чертил букву «Х», на коробках с плохими деталями — рисовал букву «П».
По окончании сортировки пришли, как заведено, нетрезвые грузчики для погрузки продукции. И догадайтесь сами, какие коробки куда пошли: в брак или в работу.
         Начальство такое на заводе: с лояльным отношением к простым рабочим.
Но вот отношения простых сотрудников этого завода между собой желали оставлять лучшего, мягко говоря. Они просто гнусные!
Доносы, интриги, клевета, докладные: ради того, чтобы выслужиться перед начальником, получить большую часть цеховой премии или просто так, потопить другого собрата в грязи.
Помню, работал до армии на одном заводе в советское время, где я слесарил одно время. Там рабочий горой стоял за другого рабочего, прикрывая другого. Да что там говорить, все бригады в цеху поднимались, упираясь рогом, порой из-за мелкой несправедливости, творящейся на свете и в цеху.
А вот на том предприятии работали женщины, их было больше, чем мужского персонала. Как я говорил ранее, многие молоды возрастом, да и не умудренные жизненным опытом.
Руководство завода набрало, не знаю почему, целый цех рабочих инвалидов смешанного пола, которые занимались неответственной, простейшей работой: наклейками, обрезками, сортировкой деталей.
Так вот, среди них была одна, даже не знаю, как описать, женщина, или девушка с сознанием десятилетнего ребенка.
И я принялся ее опекать, как шелудивого котенка, выброшенного на улицу нерадивыми хозяевами. Потихоньку воспитывая ее, научая правилам взрослой жизни.
Не знаю, как объяснить: просто как бы чувствовал родственную душу, словно обретшую себя в землях Зоны Отчуждения, и почему-то случайно попавшую сюда.
Она как ослабший котенок мутанта «химеры», выбравшийся на волю, в простую обычную жизнь.
Все работники завода ее сторонились, как прокаженную заразой; напротив, я оказывал ей всяческую поддержку вопреки всех норм поведения и правил обычного социума.
Когда на улице в «курилке», сделанной из больших стальных листов, собирался народ для перекура, обсуждая последние новости и сплетни завода, разговор непременно заходил о ней: что она сказала или сделала.
Я же гасил все эти сплетни, посылая всех лесом, коротко говоря…
Правда, с одной стороны, кому понравится из женщин, если вас спросят: с кем вы трахаетесь, как вы моетесь в душе или ванной, или еще что-нибудь интимное… 
Просто она была как необученное дитя, вылезшее с пеленок.
Как-то раз по окончании рабочей смены, уже переодевшись в чистую одежду и выходя из цеха, я встретил ее. Она с просьбой обратилась: «Пожалуйста, задержи вахту, Евгений, мы не успеваем на автобус».
Там какая-то задержка вышла с ключами от раздевалки женской. 
В ответ я сказал: «Ну конечно, нет проблем».
Вахтой были два автобуса: «пазик» и «нефаз», ходившие с периодичностью в два часа. Они доставляли свежее «мясо» и забирали с заводской остановки отработавших вахту на заводе назад, домой.
Все люди, находящиеся на остановке, мигом погрузились в автобусы, спеша домой.
Я не торопясь подошел к автобусам, которые, надрывно чадя соляркой, ожидали свой живой груз.
Там набился наш трудовой народ, заполняя автобусы своими уставшими телами. Люди обменивались шуточными ободряющими репликами, подготавливая нас к светлой и легкой жизни впереди.
Как обычно, на том заводе установлены психогенераторы, вгоняющие «мясо» в состояние биороботов.
Демонстративно закурив сигарету, подошел к «морде» автобуса, показывая водиле автобуса, что я вот стою, курю пока.
Но незнакомый мне водила — они менялись как всегда — просигналил: заведя погромче движок «нефаза».
«Ну, где же она?» — выругался про себя, запрыгивая на ступеньки в автобус, выбрасывая недокуренную сигарету.
«Что же делать?— спросите вы меня, уважаемые читатели».
Все сроки вышли ожидания…
Я молча запрыгнул в автобус, где меня ждала полная вахта усталых людей и махнул рукой водиле, показывая ему: «Поехали». Что тут сделаешь против сотни уставших людей?
А следующая вахта будет только через два часа.
Такая маленькая вечность для людей, кто стоит на остановке для инвалидов.
Автобус тронулся и покатил, следом за ним и «пазик», изредка останавливаясь на вынужденных остановках, выгружая отработанное заводское «мясо».
Слез на нужной мне остановке. Осматриваясь, заметил знакомую женскую фигурку, порывом ветра задрало немного в бок, светлую курточку.
Это была она… Как и что…Что это….
Телепортация — даже я не владел этим!
Входящих людей в автобусы возле завода контролировал, это исключено.
Когда потом я прямо спросил ее: «Что это было?»
Она смущенно ответила: «Спасибо, Евгений, что задержал вахту».
Вот и все! Конечно, подозревал о ее необычных свойствах.
И, конечно же, она предрекла мне от красного цвета смерть.
Не знаю, что с ней случилось далее: я просто ушел в Зону Отчуждения. Оставив на прощание свод жизненных правил «мутанта», диктуя, а она записывала в желтом детском блокноте.
А в моей душе остался шрам предательства, когда обещал и не сделал, что нужно…
           Я схватился еще раз за кованые решетки своими руками, желая их вырвать с корнем из каменных стен. Все. Это не поможет.
Шаря по закоулкам моего сознания, вызвал из памяти буддистскую «магичную» мантру, вдолбленную в мою несчастную голову старым монахом. Из той жизни.
Точно желая испить глоток свежей воды в приступе сильнейшей жажды.
              Мощная сакральная мантра соединения с Высшим Я, сверхразумом.
Может привнести в жизнь человека трансцендентальную мудрость, избавление от внутренних заблуждений, помогая обрести ясность ума, найти свой истинный путь.
Я вспомнил ее.
В тот миг, не подготовившись ментально, проговорил мантру сознанием, сразу стремясь попасть в «терминал» для получения жизненно полезной информации.
Тут Поток глобальной вселенской информации ударил в мой мозг, сжигая его изнутри, стирая синапсы и связки нейронов.
—

Я просто отключился, безвольно обвиснув на решетке, как подстреленный индийский тигр…
           «Я» мягко похлопал по щекам головы отключившегося Джоника:
«Эй, Джоник, очнись».
Но проводник не реагировал, наглухо застряв разумом, где-то там, в небытие.
«Джоник, Джоник, ТБ (технику безопасности) надо соблюдать иногда», — посетовал «Я».
 Вы спросите: «Кто это я?»
«Я» — это Осознание, которое присуще всем людям, только «Я» — одно на все человечество.
Это выглядит, как бесконечное пространство, где есть все, и одновременно нет ничего. 
Проводник вызвал меня, обратившись к «Потокам», но его сознание не выдержало такой нагрузки.
Материализуясь в этом месте Мира, «Я» пытаюсь привести в чувства Джоника.
Вы еще раз спросите: «Почему «Я» пришел именно к нему?»
Отвечу так: «Джоник — человек-синхронизатор».             
Синхронизаторы — это люди, многомерные личности, оставившие следы в разных ветках реальности истории Миров.
У человека есть физическое тело в пространстве, которое живет, питаясь тем, что дает Земной мир.
И есть тело во Времени, которое занимает не одну жизнь.
Когда некоторые люди в процессе погружения в Потоки уходят так далеко, что видят цепочку прошлых жизней, находясь сознанием снаружи прошлых жизней, они выходят за пределы Времени.
То есть наше привычное линейное время видно со стороны.
Можно выбрать любую жизнь, войти в неё и рассмотреть.
Выходя за пределы Времени, люди понимают, что с позиции Вечности все жизни происходят одновременно, так как при взгляде с этой точки времени не существует.
С позиции Вечности видно сразу и начало и конец; то есть видно, как завершится цикл перерождений.
Прошлое и будущее ничем не отличаются.
Вам не о чем волноваться: там другие чувства возникают, когда есть присутствие холодного космического разума, который смотрит на страдания людей несколько свысока.
Это и есть Осознание.
Отличие Осознания от Сознания в том, что второе несет в себе чувства, оно может быть пронизано болью.
Осознание — основное начало, двигающее к развитию, оно кидает Сознание в бездну тяжелых ситуаций, где есть и боль и страдание.
Осознание смотрит на Сознание, вроде бы и любит, но какой-то холодной, отрешившейся космической любовью.
Осознание впитывает весь опыт проживаемых жизней: радости и печали, сферу чувств и эмоций. Для Сознания это тоже упражнение, дающее закалку и твердость.
Когда мы выходим за пределы Времени и Пространства, то видим, что на самом деле никуда не уходили.
Наша высшая часть, Высшее Я, всегда было и оставалось Здесь, а видимые нами жизни — это некие сны, в которые мы добровольно-принудительно погружаемся, чтобы пройти множество удивительных историй, которые растит общее Осознание.
           Подхватив безвольное тело, в котором находился разум синхронизатора проводника, «Я» бережно отнес его на отдых в постель.
Заодно потревожив и согнав грязного человечка, спавшего снизу на двухъярусном месте.
Человечек, дрожа от страха и беззвучно разевая рот, убежал, забившись в угол камеры. 
«До встречи, Джоник», — попрощавшись с проводником, «Я» исчез, снова превратившись в бесцветное Нечто…
         Я очнулся поздним утром. Скромный лучик прорвавшегося солнца в камеру сквозь решетчатые оконца прошелся по моему лицу, общий гвалт голосов в общей камере разбудил окончательно.
Слегка приподнявшись набок, чутко прислушался к окружающему пространству и к себе внутреннему, оценивая обстановку.
Тюремные «волки» общей испанской камеры обступили, надеясь полакомиться моим «свежим» телом.
Они подошли, видимо не пожелать доброго утра, как благочестивые сеньоры.
Оказывается, я лежал внизу на деревянных двухъярусных нарах, так называемых «шконках», покрытых грязным тряпьем. Как на них очутился — я не знал.
Другой ряд нар тянулся поперек камеры к окнам, отстоя от «моего» ряда нар на расстояние чуть больше метра.
Один из «волков», здоровый плечистый громила, сидел напротив на соседнем ряду шконок, нагло усмехаясь, грызя гнилыми зубами щепку-зубочистку, крутя ее во рту. Понятно, это местный «пахан» камеры.
Другие, здоровые ростом четверо «шестерок», стояли по двое с боков, одной рукой пряча что-то за спинами. Скорее всего «заточки», или ножи навахи, пронесенные в камеру. У «пахана» также клинок, засунутый в голенище сапога, на видном месте.
Я приподнялся, присаживаясь на шконку, между делом обращаясь к «добрым» людям:
— Доброе утро, добрые сеньоры!
«Добрые» кабальеры захохотали в голос, похлопывая руками по коленям.
Да я прав: у двоих в руках были навахи.
Сквозь гнусный смех главарь проговорил:
— Chu'pate esa? Monse;or. (Предложение мне вступить в половую связь).
— Си, си, сеньоры, — глупо улыбаясь обступившим «добрым» людям, выдавил я из себя. Медленно вставая со шконки, поднял руки вверх, берясь ладонями за бортик верхней шконки, проверяя его на прочность.
Верхний ряд шконок на расстоянии двух метров от пола: то, что надо.
— Си, сеньоры, сейчас все будет, — как бы подтягивался телом, держась за бортик верхней шконки.
Тут раздался новый взрыв смеха тюремных волков.
А что, я «шутить» умею. В клоуны, что ли, податься на старости лет?
Раз — подтягивание.
— А пусть повисит, может, задница помягче станет, — перекидывались шуточками «сеньоры», внимательно следя за моими движениями.
Два — подтягивание.
Набирая энергию, входя в боевое состояние, замедляя время.
— Нет, может, он незрелый еще, сейчас пов…
Все! Третье подтягивание. Последнее.
Мгновенно рывком забрасываю ноги на толстую шею главаря, в движении скрещивая их для захвата! Есть.
Тут же бросаю тело руками на плечи рослого, ближайшего ко мне «шестерку», готовя кисти рук к смертельному захвату шеи! Есть.
Раздался почти одновременный двойной хруст сворачиваемых шейных позвонков двоих «добрых» людей.
Скользнув рукой по ослабшему телу «шестерки», ухватил наваху из его руки, отбрасывая тело от себя, на другого «волка», пытавшегося замахнуться навахой.
И тут же, используя для опоры свернутую шею главаря, бросаю свернутое тело между верхней и нижней шконкой, где сидит главарь, уже отошедший в мир иной.
Все. Полукувырок боком, выпрямляя и ставя ноги на пол.
Оказываясь в проходе между вторым и третьим рядом нар, считая от «моего» ряда. Раздался звериный рев ругательств разъяренных шакалов, не ожидавших от меня сопротивления.
Принимать бой здесь сложновато: так как, если один заходит спереди, другие заходят с неудобных для меня боков, к тому же вооруженные.
Один крутил в руках штырь «заточку», другой достал длинный клинок, одолжив его у мертвого главаря. Поэтому двинулся по проходу между нар к выходу из камеры, где было незанятое место.
               Небольшое отступление.
Общая камера представляла собой просторное помещение на несколько десятков узников. Справа от входа в камеру располагались шесть рядов нар к окнам, где я очнулся утром: для обычных узников.
Также предназначенные для «пахана» камеры его приближенных шестерок.
Отдельных камер или бараков для предварительного заключения, как типа нашего ИВС или КПЗ, в испанской системе исполнение наказания, того времени просто не существовало. Все подсудные, обвиняемые и уже осужденные, отбывавшие сроки находились в одной тюрьме.
Сразу слева от входа в камеру располагалась так называемая «параша», то есть сортир.
Моча самотеком отводилась по канализационному желобу; фекалии накапливались кучей возле стены, «петухами» поутру убиравшими это дерьмо скребками в бочку, которая выносилась наружу из тюрьмы.
Полноценной канализации в тюрьме не было.
За парашей следовало два ряда нар, предназначенных для низшей касты узников.
Прямо из выхода камеры, между частями нар, пространство, предназначенное для ограниченных передвижений, стояло пару грубых столов с деревянными скамьями.
Питание в тюрьме никакое: только питьевая вода да кусок хлеба на душу узника.
Вот и все казенное питание.
В основном все, питались за свой счет: кто-то в счет жалованья, пенсии, из тюремной столовой. Кто-то кормился передачами с воли родственниками, кто-то заказывал еду с таверны за деньги, которую приносили прямо в камеру.
Это исторический факт.
Поэтому процент выживаемости в испанских тюрьмах в те времена был низкий: мало кто из заключенных дотягивал до конца срока.
Так что тюремный быт во все времена, тогда и сейчас, почти одинаков.
Как и общество, воровское сообщество тоже развивалось, привнеся некоторые новшества: свой сленг, чифирь, наколки-татухи.
            Народ в камере, видя разборку, слетел с нар, рассеялся по углам, дабы не мешать нам умерщвлять друг друга.
Я отпрыгнул ближе к решетке, взглядом цепляя пространство камеры и ситуацию.
Первый, ближайший бандит, шипя сквозь зубы брань, кинулся, размахивая навахой.
Рывком скользнув телом вперед и вниз, взмахнул ножом, полоснув лезвием неосторожно выставленную вперед ногу бандита, перерезая ему сухожилия возле колена.
Шакал захромал в сторону, скрючившись, истекая кровью и подвывая, как подраненная гиена.
Да, нечестно. А как вы хотели?
Здесь царят волчьи законы. И законы эти слишком хорошо знал. 
Остались двое, но, видя смерть и кровь своих подельников, они стали не столь агрессивны.
Отходя окончательно на середину камеры, жестом подманил очередного бандита.
Этот бандит осторожен и более опытен, чем тот, первый, с подрезанной ногой. Демонстрируя свои деревенские приемчики, перебрасывая клинок из руки в руки, он поочередно менял хваты, желая взять на испуг.
Ухватив ритм его движений, в ответ сделал обманный рывок рукой, раскрываясь, провоцируя его на атаку.
Чем меньше схем поединка, тем быстрее работает мозг в бою.
Алгоритм ножевого боя — шаг или бег, другого не дано.
И конечно он клюнул, кидаясь и делая выпад сверху, целясь в раскрытую грудь.
Ну что ж, поздравляю.
Уход корпусом вбок и вперед с шагом.
Сталь моего ножа прочертила полукруг вокруг шеи бандита.
Одновременно отбил локтем левой руки его правую руку с ножом.
И отступил задней ногой вбок, стараясь не запачкаться струей крови, хлынувшей из горла противника.
Бандит зашатался и медленно осел на пол, исходя предсмертным хрипом из разрезанного горла.
Последний из шакалов бросил заточку и поднял руки, бросаясь к спасительной решетке- двери камеры, вопя от страха, стуча по ней кулаками.
Осматриваясь по сторонам, я хотел посмотреть и узнать, что там с порезанным бандитом.
Он лежал в кровавой луже возле нижней шконки, пытаясь залезть под нее, исходя последней кровью, трясясь в предсмертных судорогах.
Понятно, уже не жилец. Итог: четыре трупа за одно «доброе» утро.
И что будет дальше ждать меня…
Я подошел к столам, по пути выбросив нож в парашу, и присел на скамью, переводя дух от поединка. На столе стоял кувшин с кружкой, налил воду из кувшина, стараясь не плескать по сторонам, унимая дрожь в руках.
На отчаянный шум, наконец, прибежали несколько стражников из тюремного конвоя.
Уцелевший бандит начал бессвязно что-то кричать стражникам: «Там трупы, облако в крови, свет сверху».
(Тот самый человечек, которого сдернуло Осознание со шконки. Его мозги помутились, окончательно сходя с ума от количества трупов, лежащих в камере).
Стражники, открыв замки и засовы, ворвались в камеру с «шампурами», шпагами наголо, с возгласами: «Что случилось, кто зачинщик?»
Народ в камере, сойдя с углов камеры, немного осмелел и хором вторил, что они сами себя порезали, устроив между собой кровавую баню.
Стражник, который поглавнее из этих стражей, подошел, тяжело дыша винным перегаром, громко задал вопрос:
— Слышь, сеньор, кто убил Диего «Ужасного»? Может, это ты?
Спокойно, делая глоток воды, ответил:
— Estimado, стражник, ничего не видел, ничего не знаю, никакого «Ужасного» тоже не знаю. Слышишь, что народ говорит? Они сами себя кончили.
Побагровев лицом от гнева, стражник с яростью хлестнул шпагой по столешнице, оставляя глубокую борозду на ней.
— Mierda! — стражник, посверля злыми глазками, повернулся к своим «баранам», то есть стражникам, распоряжаясь, — убрать тут все дерьмо.
Стражники засуетились, подгоняя невольников, чтобы они подтаскивали трупы к дверям камеры. Сумасшедшего из камеры вывели вон вместе с еще одним узником.
Конечно, я понял, что это был заказ на меня, и даже знал, чьих это рук дело.
Узник вскоре вернулся, катя за собой тележку: на нее погрузили один труп, далее повезли из тюрьмы, везя его по длинному коридору.
И так еще повторяя три раза, потом складывали все трупы на большую телегу, труповозку.
Так все закончилось в тот день, и потекла обычная тюремная жизнь.
В камере народ больше не задевал, относясь ко мне с опаской и уважением.
Как я понял, по этому Диего «Ужасному» никто не печалился.
Видно, многим он тут успел насолить со своими корешами.
Я проводил дни в медитации и в своих упражнениях из практик.
Занимался гимнастикой «исцеляющий импульс», придерживаясь принципа: «действовать, не действуя». Изредка питаясь хлебом с водой и подношениями от сокамерников. Когда только попал в камеру, входя в «поток», я вырубился, но часть нужной информации в мой мозг влилась и осталась.
Теперь я знал, что нужный нам человек находится здесь, в Толедо.
Где-то рядом находилась Анна. Так что все не так плохо.
Прошло длительное время томительного ожидания неизвестности.
В течение трех дней в тюремной камере, в медитациях и тренировках.
Пока внезапно в камеру не вошел стражник, выкрикивая чье-то имя: «Риккардо, Риккардо де Рада на выход. Риккардо, твою мать, где ты? На выход!»
«Да ешкин кот, это меня вызывают», — с трудом сообразил.
Встряхнувшись, подошел к стражнику,
— Я Риккардо. Что случилось, кому я понадобился? — задал ему вопрос.
Стражник, ехидно усмехаясь, ответил:
— Выходи давай, там узнаешь. С тобой желают говорить чины из ордена святой инквизиции.
Я внутренне вздрогнул: значит, инквизиция по мне плачет.
Что ж, будем готовиться к худшему варианту развития событий.
Коротко кивнув всем сокамерникам, прощаясь с ними, осторожно вышел из камеры в тюремный коридор. Там поджидал наготове гвардейский конвой, так что мысли о побеге не осталось.
Выйдя, из тюремных ворот душной и вонючей темницы, я с наслаждением вздохнул грудью свежий воздух свободы, наполняя себя волей.
На дворе стоял солнечный день, заставляя прищурить глаза, отвыкшие от яркого света. Подтолкнув грубо в спину, гвардеец из неразговорчивого конвоя, схватив за плечо, потащил вперед.
Меня повели по довольно тесным улицам города, где с трудом могли разъехаться две конные повозки, гремя колесами по мостовой.

Справка.
Поверхность мостовых улиц в Толедо вымощена плитками каменной брусчатки.
Сами улицы города выполнены по круговой схеме застройки города. 
Жилые дома и улицы в христианском Толедо следовали этому плану в течение четырех веков после завоевания города королем Кастилии.
Здания домов одно или двухэтажными. Построены они по этому принципу:
Выход на улицу из дома осуществлялся через «портал».
В центре внутреннего двора (патио) находился один или несколько колодцев, позволявших запасаться питьевой водой.
Многочисленные помещения, комнаты и кухни выходили на этот двор.
В то время, как конюшни имели отдельные ворота, богатые жилища включали в себя погреба, склады для зерна и небольшие домашние огороды.
Средний городской дом не занимал большой площади. Он многоэтажным, выходил на улицу одной-единственной дверью, которая вела, в наружную кладовую или в широкий портал. Через него можно попасть во внутреннюю часть жилища.
Когда площадь участка позволяла, конюшня отделена от входа и имела свои собственные ворота, выходящие на улицу.
В образцовом, классическом толедском доме за порталом располагался внутренний двор или патио: дом как бы охватывал двор с четырех сторон.
Двор вымощен квадратной плиткой, часто имел колодец, соединенный с накопительным резервуаром. На него выходили окна жилых комнат — «паласио».
На втором этаже находились комнаты (камарос), часто соединенные друг с другом длинным коридором, выходившим на внутренний двор.
На последнем этаже, когда размеры дома позволяли, находилось несколько комнат, терраса или лоджия.
Кухня на первом этаже; во многих домах существовали отхожие места, соединенные с системами канализации.
Некоторые дома имели по два патио и один подвал — «коррал».
В подвале могли находиться погреб и склады с провизией и вином.
На верхних этажах дома, куда от главного внутреннего двора велась лестница, располагались жилые комнаты.
Другие постройки, составлявшие несколько дворов, связанных между собой, имели свой центральный двор и террасу.
Эти постройки приспособлены под многочисленные кладовые, где хранилось зерно, вино, сено. Или под сарай, где содержались домашние животные.
Все это могло быть сделано на четырех уровнях испанского жилища.
Лавки, часто находившиеся в густонаселенных кварталах, не всегда имели свои дворы.
На первом этаже имелись помещения для торговли, a выход вел на верхние этажи, где над лавкой обычно располагались две комнаты. Все это занимало площадь примерно пять метров на пять метров.
Богатые жители городов строили себе дома, являвшиеся настоящими дворцами.
Так, герцог Габриель Санчес Сарагосский имел в собственности дом размером тридцать на сорок метров.
Он трехэтажный, имел прямоугольный внутренний двор, вдоль которого шли галереи, лоджии верхних этажей.
Главная зала размером приблизительно двадцать на восемь метров.
Потолок в зале сделан деревянным, а все украшения дверей выполнены из гипса и напоминали королевский дворец Альхаферия.
Но и не доходя до подобных размеров, дома в конце Средневековья оснащались различными удобствами: многочисленными каминами, стеклами, дверями, туалетами.
Так что в те времена некоторые люди жили с удобствами, с благами цивилизации.
         Спустя час пешей прогулки мы с конвоем гвардейцев очутились возле ворот в большое здание, подавляющее своими размерами.
Здание похоже на небольшую крепость,  загороженную высоким, непроницаемым, каменным забором.
На самом верху смотровой башни развевался белый флаг с красным косым крестом.

Справка.
Первые общие государственные флаги, появившиеся в Испании, могущие быть сопоставленными с современными национальными флагами, относятся к XVI веку.
Они появились после выхода замуж королевы Кастилии Хуаны I за эрцгерцога Австрии — Филиппа Красивого, который был родом из Бургундии.
Именно тогда появился флаг с бургундским крестом.
Символом, общим для всех испанских флагов того времени.
Дизайн флага менялся при каждом короле, иногда довольно радикально.
Так король Филипп II заменил белое полотнище старого флага на желтый цвет.
Но сам красный косой крест неизменно оставался на всех его вариациях до начала XVIII века.
            Главный гвардеец с моего конвоя с силой пнул сапогом несколько раз по деревянной двери, сделанной из толстого деревянного бруса и обитой полосами железа, вызывая обитателей этой крепости.
Смотровое окошко в двери забора приоткрылось, спрашивая негромко и глухо:
— Кто там, что за дело?
— Кто, что… Еретика к вам доставили свежего, по приказу вашего приора. Принимайте, до вечера здесь нам стоять, что ли, — бодро отозвался наш главный.
Дверь через некоторое время раскрылась, неприветливо приглашая войти внутрь зловещего каменного мешка.
Там стояло и ходило по своим делам около десятка людей, одетых в черные одежды, похожие на монашеские одеяния, немного скрывающие портупею с холодным оружием. Подведя ближе к одной группе людей в черном, стоявших возле входа, мой гвардейский конвой передал меня с рук на руки конвою из боевого отряда ордена иезуитов.

Справка.
Орден иезуитов представляет собой своеобразный спецназ католической церкви, помогающий в решении силовых задач ордену святой инквизиции и церкви.
Члены этой организации напрямую подчинялись только Папе Римскому, беспрекословно выполняли все его поручения и приказы.
Основание ордена иезуитов было вынужденной мерой, так как необходима была организация, которая выполняла бы силовые или боевые функции.
Перед вступлением в него необходимо принести особую клятву, в которой кандидат в иезуиты обещал всеми способами бороться и истреблять еретиков: делать это открыто, а если понадобится, то и тайно.
Он обязался выполнять абсолютно все приказы Папы, не задавая лишних вопросов. Причем, для уничтожения любого рода еретиков применимы и приемлемы всевозможные способы, независимо от пола и возраста.
Известны случаи, когда иезуиты убивали и расчленяли людей, а также разбивали головы детей о камни, добиваясь отречения или признания в совершенных грехах…
Одежда иезуитов похожа на наряды ученых или учителей XVI века.
Иезуиты носили черный кафтан, плащ и большую шляпу с загнутыми с боков полями. Такая одежда, большой авторитет, основанный на страхе, обусловили то, что генерала ордена иезуитов называли «черным папой».
          Иезуиты мигом подскочили ко мне с боков. Мягко, но сильно подхватили под руки, заводя по грубому крыльцу из камня наверх в огромное здание.
Какой-то иезуит, видимо, старший, вдогонку конвою крикнул наказ: «Сделайте ему небольшую экскурсию по подвалу. Для обретения своей ничтожности перед господом богом».
Услышав это, конвой передумал и вместо того, чтобы идти наверх, повел вниз по внутренней винтовой лестнице.
В ноздри ударило привычными запахами пряной крови вперемешку с острым запахом железа и стали, смешанным с чувством человеческого страха и животного ужаса.
Спустившись вниз на один оборот винтовой лестницы, я с конвоем оказался у входа в помещение, освещаемое стационарными факелами.
Ведомый под руки иезуитами, вошел в «предбанник» земного ада.
По бокам помещения подвала располагались узкие камеры-клетки, в которых находились узники-люди с затравленными глазами, как у побитых собак.
Посредине пыточного подвала находились орудия и приспособления для добывания признаний: дыбы, столы для пыток и для записей допроса, массивные сиденья для поджаривания еретиков.
Сами мастера заплечных дел в кожаных нагрудниках, видимо, устроили себе небольшой «перекур», сидя возле большого стола, на котором находились предметы кухонной утвари, о чем-то негромко беседуя, глотая и прихлебывая что-то из своих кружек.
Заметка.
Испанский светский историк Хуан Льоренте, проживающий в те времена, красноречиво свидетельствовал о характере отношений в пыточных подвалах.
Он сам на протяжении четырех лет служил комиссаром инквизиционного трибунала.
И видел изнанку следственных процедур своими собственными глазами.
Кратко обобщая его описания процессов, можно заключить следующее.
Всего регламент инквизиции допускал применение последовательно трех пыток: веревкой, водой, огнем.
Тяжесть их возрастала от первой к последней пытке, поэтому нельзя было начинать пытать сразу с третьей.
Если сознание обвиняемого получено на первой же пытке, очередь последующих не наступала. Нельзя применить все три пытки в течение одного лишь дня.
Надо понимать, что никаких «железных баб», испанских «сапогов», раскаленных щипцов, плетей и кнутов инквизиция никогда не использовала.
Это все выдумки и фантазии больных на голову историков и писателей.
Еще палачи иезуиты никогда не пинали обвиняемых ногами, не рвали крюками и не сдирали с них кожу. В арсенале инквизиции всего три пытки, каждую из которых применяли к обвиняемому только один раз.
Далее, из его воспоминаний.
«Никогда не доводили дела до аутодафе, не попробовав в течение долгого времени обратить еретика и привести к единению с католической Церковью всеми доступными средствами. Сам епископ или инквизитор приор приходили в камеру обвиняемому и убеждали его вернуться в лоно Церкви».
Существовала практика, что еретиков перед сожжением на костре предварительно душили гароттой (удавкой), потом волокли к столбу над дровами, привязывали бесчувственное тело. Потом сжигая к тому времени мертвое тело.
Или через минуту, как бы в милосердие, пускали стрелу, умерщвляя мученика над горящим костром. Такие вот дела.
            После небольшой «экскурсии» в подвале конвой иезуитов снова повел меня наверх, на третий этаж, знакомиться с главным иезуитом.
Меня завели в просторное помещение, наверное, служившее главному владельцу кабинетом, изысканно отделанное натуральным деревом.
За большим полированным столом, уставленным бумагами и приборами для письма, сидел мужчина в черной одежде.
С длинными седоватыми волосами, обрамлявшие беспристрастное, с властными чертами лицо, привыкшее повелевать и приказывать всем остальным людям.
Я вошел и молча стоял, ожидая, что будет дальше.
Мужчина тоже тягостно молчал, делая вид, что внимательно изучает какие-то бумаги. Присмотревшись, я узнал свои расправленные свитки.
Гнетущее ожидание повисло в воздухе.
Наконец прелат встал из-за стола и подошел ко мне, шурша полами бархатной сутаны, знаком руки показывая опуститься на колени. Я повиновался и опустился на колени.
Прелат склонился рядом со мной, налагая на себя крестные знамения.
Помня тот урок каноника, тоже стал креститься, не прилагая особого рвения.
Прелат заговорил, чеканя слова католической мессы, на старом латинском языке.
Проговорив короткий текст молитвы, прелат встал с колен, снова знаком показывая подняться, начиная со мной беседу или допрос.
Вопросами, жесткими и точными:
— Можете обращаться ко мне — падре Амбросио, я приор ордена инквизиции.
Надеюсь, вам не надо объяснять, куда вы попали, что с вами будет в случае проявления вашей вины перед церковью и государством. Советую вам быть откровенным передо мной, как перед господом богом на исповеди. Приступим: кто вы? Вы на самом деле являетесь сеньором Риккардо де Рада?
Я молчал, обдумывая ситуацию: сейчас каждое мое слово на вес золота или жизни.
Врать не имело смысла, у падре наверняка есть какие-то зацепки против меня, вроде доносов и сведений обо мне.
Вот наглядный пример из нашей жизни.
В послевоенную пору у каждого начальника отдела кадров, предприятия или учреждения лежал в сейфе набор специальных брошюр с грифом "секретно".
В них приводилась подчинённость подавляющего большинства воинских частей армии, авиации и флота в годы войны. А также их передвижения и участие в боях.
Этих брошюр более двух десятков.
По такой брошюре можно за несколько минут, не поднимаясь со стула, проверить, в какую армию и в составе каких фронтов входили те или иные дивизии и полки, вплоть до отдельных батальонов и рот.
Поэтому автобиографии или сведения про людей для того и подавались отделу кадров. Чтобы по их содержанию можно было провести быструю проверку жизненного пути человека в военное время, а отнюдь не для того, чтобы девушка-машинистка во время обеденного перерыва могла почитать её от скуки.
Можно не сомневаться в том, что у приора имеются подобные вещи.
Спросив что-нибудь про военные действия, приор легко мог бы поймать меня на несоответствиях.
— Допустим, я расскажу правду, но ваша милость, все равно не поверить.
Моя история невероятна для вашего времени, — сделал первый шаг.
— Рассказывайте, я слишком много повидал на своем веку, чтобы сейчас удивиться чему либо, — нетерпеливо махнул рукой падре.
— А с чего начать, падре Амбросио, — для порядка спросил, — с конца или начала?
— С начала, сеньор, — предложил падре.
Я и не спеша повествовал о своей жизни в наше современное время.
Падре внимательно слушал мой немаленький рассказ, где я объяснял ему, что у нас существуют телефоны, интернет, компьютеры, самолеты, танки, разные машины и механизмы, все такое.
Вдруг падре знаком показал остановиться. Встав со стула, хлопнул в ладоши, видимо, подавая тайный знак невидимым иезуитским соглядатаям.
Затем он подошел к полуоткрытому окошку кабинета, размышляя о чем-то своем, личном.
Понизив голос до шепота, падре Амбросио негромко начал рассказывать свои мысли.
— В детстве неродной отец, который взял меня из приюта, рассказывал об одном удивительном человеке по имени Леонардо, Леонардо да Винчи. Творившем невероятные произведения искусства и науки. Эмм, ээ, в вашем времени что-нибудь известно об этом человеке? — задал падре вопрос, давно волновавший его.
— Ну как же, в моем времен, каждый школьник и студент знает, кто такой Леонардо да Винчи. Есть даже версия, что он каким-то образом переместился из нашего мира в ваше время, — просветил я изумленного падре.
— Примерно так же, как вы? — спросил приор.
— Можно сказать и так. В моем случае переместилось только сознание, — подтвердил я догадку прелата.
Заметка.
Леонардо да Винчи — человек, живший в XV и XVI веке.
Родившийся в Италии, жил в Испании, умер во Франции, на руках короля Франциска I.
Автор многочисленных разработок: от интернета, телефонии, до военных проектов. Автор Витрувианского человека.

На основе этого рисунка в настоящее время разрабатываются дизайны для человека: от одежды до мебели и интерьера.
В XV веке, после страшной эпидемии чумы в Милане, Леонардо предложил властям проект идеального города с определёнными параметрами, планировкой и, самое главное, с канализационной системой. Но миланский герцог отклонил проект.
Прошел век. Власти Лондона, признали план Леонардо совершенной основой для дальнейшей застройки города.
В современной Норвегии находится действующий мост, созданный по проекту Леонардо да Винчи. Испытания парашютов и дельтапланов, выполненных по эскизам мастера, подтвердили, что только несовершенство материалов не позволило моделям подняться в небо. В римском аэропорту, носящем имя Леонардо да Винчи, установлена исполинская, уходящая в небо статуя учёного с моделью вертолёта в руках.
В Екатеринбурге огромный магазин-студия, названный «Леонардо». В нем есть все для рукоделия и самоделия.
Да, есть некая научная версия, что это ученый, переместившийся из XXII века, где уже была построена машина времени, в средние века и застрявший там.
           Из окошка повеяло вкусным дымом. Мой желудок непроизвольно заурчал. Падре, услышав, обернулся и оценивающе посмотрел на меня, немного похудевшего после проведенных в тюрьме дней.
Вздохнув, падре взял колокольчик, несколько раз звякая в него.
Мигом появился в дверях услужливый иезуит.
— Принеси нам вина и еды, — приказал приор служке. Иезуит исчез, растворившись.
Через минуту он снова появился, неся поднос с кувшином, стаканами и блюдом с овощным рагу. Поставив все на стол, слуга снова растворился в дверях кабинета. 
Молчащий доселе приор махнул рукой, приглашая к столу, разливая вино в стаканы. — Давайте: ешьте, пейте.
Дважды приглашать не потребовалось!
Оголодавший за последнее время, я с жадностью набросился на пищу.
Падре внимательно смотрел, словно изучая под микроскопом.
— Это «херес» старого года. Пейте, не бойтесь, не отравленное.
— Благодарю, ваша милость, — пробурчал с набитым ртом.
— Допустим, то, что вы говорите, есть чистая правда. Но есть два вопроса: что делать с вами? И с какой целью прибыли сюда из своего, так сказать, будущего?
— спросил падре, прихлебывая вино из своего стакана.
Погрузившись в принятие еды, прямо ответил:
— Моя цель миссии — найти здесь одного человека из моего будущего. Это важно для моего будущего, но кого именно, я сам точно пока не знаю.
— Человека, похожего на вас? — уточнил приор, — в смысле, характером, мыслями?
— Скорее всего, да, — снова подтвердил слова падре, — только знаю, что он находится здесь, в Толедо.
— Даже не знаю, чем вам помочь. Я знаком со многими людьми из городского света, но таких не припоминаю, — вспоминая, протянул падре, — хорошо, как быть с вами?
У меня на руках доносы от знакомого вам князя, от тюремной стражи, вкупе с одним сумасшедшим заключенным.
— А что делать? Все это дело рук князя: донос, покушение на меня с помощью бандитов. А сумасшедший сошел с ума, он наговорит что угодно, — привел я свои доводы.
— Кстати, мне тут недавно докладывали, что в одном городке Альбасте, в наше отделение ордена доставили одного сумасшедшего, который утверждал, что он якобы из далекого будущего. Кричал, что он послан сюда с какой-то миссией, вообще нес всякий бред.
Вы не знаете, этот человек был из ваших людей?
Я пожал плечами.
 — Может быть, он послан до меня, я не знаю. А почему был? Что с ним потом стало?
Падре, помедлив, ответил мне, вздыхая:
— Что, что… Сожгли его на костре, как еретика. На всякий случай. Там в Альбасте.
Снова повисла тягостная тишина в кабинете. Падре махнул рукой, разгоняя невидимую тень угрозы, — не бойтесь, здесь, это с вами не произойдет.
— Допустим, допустим, вы мне нравитесь своей прямотой, да и прямых улик против вас нет, — потом проговорил падре, расхаживая по кабинету, продолжая далее,
— в свете последних веяний политики Мадрида и мнений нашего главы ордена Франциско де Сиснероса, святую инквизицию ждут большие перемены. Скоро должны прекратиться пытки и костры еретиков и неверных, оступившихся людей.
Вот что делать с князем? Он у меня как кость в горле торчит.
Дуэлянт, убийца, городской интриган и бабник: в общем, не самый добрый католик на этом свете,
— поделился своими соображениями падре.
— Князя беру на себя, — смело ответил я, выпив все вино и очистив блюдо с едой, — случайная дуэль, и проблема решена, наша общая.
— Только давайте на этот раз деритесь на дуэли без своих приемов, которые из будущего, — одобрил план прелат Амбросио.
— А вот с этим сложнее будет: фехтованию на шпагах не обучен, — с разочарованием заявил я падре.
Прелат задумчиво барабанил длинными твердыми пальцами по столешнице, обдумывая ситуацию.
На одном пальце красовалось серебряное кольцо с огромным кристаллом хризопраза.
— Вы родом из поместья Рада де Аро? Я слышал, вроде там у вас сейчас живет неплохой мастер фехтования, у него можно брать уроки. К тому же вас сейчас можно будет выпустить под так называемый домашний арест. А по слухам из Мадрида, скоро предстоит новая военная кампания во Фландрии. Это спишет все ваши грехи: прошлые и будущие.
— Да, это выход, заодно проведаю своих родственников, — согласился я с аргументами падре.
— Значит, решено. Завтра поедете вместе со мной, я тоже еду в ту сторону Испании по делам ордена, — наконец вынес вердикт приор, — сейчас подпишу бумагу о вашем домашнем аресте, получите деньги на проживание и все остальное причитающее вам, своего жалованья из городской казны. Ваши вещи заберете у капитана гвардейцев. Грамоты можете получить себе назад. Выезжаем завтра утром, после рассвета. Встречаемся возле городских ворот Алькантара, — распорядился падре по-военному, затем садясь за стол, выписывая бумагу об освобождении.
Наконец подписав, падре Амбросио с удовлетворением выполненной работы передал все мои бумаги вместе со свитками.
— Все, можете идти, до встречи завтра. Постарайтесь не вляпаться в еще какую-нибудь историю, — добавил прелат на прощание.
С достоинством, сделав глубокий поклон, вышел из кабинета приора навстречу своим новым приключениям. 
Конечно, по своему опыту понимал, что такие люди, как приор, так просто своих жертв не выпускают из мышеловок.
Внутри себя чувствовал, что приор имеет свои тайные планы, не ставя в известность при этом. Что ж, ладно, поживем-увидим.
Да кажется, сам приор являлся наследником тайной «магии», владел некоторыми инструментами воздействия на обычных людей.
Не зря у него на пальце, красовалось необычное кольцо с хризопразом.
               

Рассвет растекся кроваво-алым цветом утренней зари по испанской земле, окрашивая окрестности городского пейзажа старинного города, близлежащих домов и улиц, прилегающих к Алькантарским воротам.
Куда я, прогуливаясь по утренним улицам, пришел с новой лошадью, ведя за собой под уздцы под мерный цокот копыт.
Тихо и мирно в этом призрачном спокойствии, течении проходящей средневековой жизни.
        Вчера весь мой день прошел в хлопотах и делах, подготовке к новому переходу-путешествию в «свое» имение под домашний арест.
Выйдя из замка иезуитов, нашел юношу поводыря по городу, провожатого по нужным мне местам. Конечно, не бесплатно: еда за мой счет и пара серебряных монет, которые пообещал потом отдать.
Вот во столько обошелся мне проводник по городу.
Первым делом мы наведались в городскую казну, типа нашего современного банка.
Там я получил свое жалованье за несколько месяцев: четыре десятка золотых дублонов.
Не без проволочек, конечно: бюрократия, как и везде.
Пришлось прибегнуть к угрозам, козыряя знакомством с приором Амбросио.
Потом совместный обед в подвернувшийся таверне, где присмотрел вполне приличную ночлежку, находившуюся по соседству с таверной.
С поводырем сходили на местный рынок, там прикупил лошадку со сбруей, не за дорого.
Потом прокатились на лошади, обкатывая ее, до гвардейцев на воротах Алькантаре. Точнее до капитана, у которого находились изъятые вещи: клинки, плащ со шляпой, безделушки, дорогие как память предшественнику в «моем» теле.
Да и оружие не помешает иметь при себе здесь, на всякий случай.
Жирный капитан с удивлением узрел меня, когда потребовал выдать изъятое оружие и мои вещи.
Наверно, он глаз свой положил на них, рассчитывая на то, что я не вернусь из тюряги.
С бледным лицом капитан попросил удостоверить сей факт, что я на законных основаниях здесь, а не сбежал из-под стражи.
С улыбкой на устах показал бумагу о своем освобождении.
Натужно кряхтя и вздыхая, капитан выдал вещевой мешок.
Вскрыв его, при нем сверил наличие моих вещей, пугая приором и тюрьмой в случае их недостачи.
Но все оказалось на месте. Повезло капитану на этот раз.
Так и сказал ему прямо, на прощание.
Потом мы вернулись в приглянувшийся ночлег при таверне, запоминая при этом дорогу. Снова накормив и рассчитавшись с проводником, устроился на ночлег. Размеренно выполнив комплекс вечерних упражнений и немного помедитировав, лег спать, заодно планируя завтрашнее время.
Так прошел день после моего освобождения.
         На закрытых в столь утренний час воротах, дежурила пара сонных гвардейцев из стражи. Хмуро и неприветливо взглянув на меня, снова оперлись на свои алебарды.
Вскоре послышался шум приближающейся конной повозки, она катилась, громыхая колесами по каменной брусчатке.
И точно, показалась скромная карета черного цвета с кучером и парой сопровождающих ее всадников.
Подкатившись ко мне и воротам, карета остановилась, кучер натянул вожжи лошадей, тормозя движение. Гвардейцы мигом очнулись, подгоняемые криком спутников экипажа. Ринулись откупоривать массивные ворота, с трудом приоткрывая их.
Занавеска в карете отдернулась, не полностью открывая лицо приора Амбросио.
Знаком пальца он велел двигаться вслед за своим кортежем.
Ворота открылись, запрыгнул на лошадь, направляя на выезд из города, на мост, где катилась карета приора.
Переехав мост, наш кортеж направился по безлюдной дороге на запад, удаляясь от города, там мы развили большую скорость скачки.
Кучер кареты непрерывно погонял длинным хлыстом, запряженную четверку коней, не отставая от нас, одиночных всадников.
Через два часа непрерывной и быстрой езды, движение отряда замедлилось, давая уставшим коням передышку.
Карета встала на месте, видимо по приказу прелата. Кучер обратился ко мне,
—Синьор, передаю просьбу падре Амбросио: он хотел бы с вами побеседовать.
Только оружие отдайте, а лошадь им,— кучер мотнул головой, показывая на охрану приора.
Подчинившись, слез с лошади, отводя к одному из охранников, потом разоружился, снимая перевязь с клинками, отдавая ее кучеру. Зайдем, раз приглашают, почему нет.
Открыв дверцу кареты, залез внутрь, усаживаясь на сидения, напротив приора.
—Сын мой, дорога дальняя, давайте поговорим, о чем нибудь, — предложил падре.
—О чем, например?— отозвался, разглядывая небогатое убранство кареты и аскетичного приора.
—Двоим умным людям, всегда есть о чем поговорить, не так ли?— ответил на вопрос приор, снова спрашивая,
—например, о церкви и религии: что об этом, известно, в ваше время?
Я усмехнулся, приор не был так прост, каким казался быть.
Ладно, поделимся с ним некоторыми историческими фактами, своими наблюдениями:
«В мое время церковь и религия, утратит свое влияние, на власть и на жизнь людей.
Например, в моей России, к власти придут большевики на семьдесят лет, во главе Лениным и Сталиным, почти полностью искореняя церковь и религию».
Приор задумался, поглаживая свой перстень на пальце, было видно его что—то гложило изнутри, через минуту молчания он предложил: « Давайте вино, попробуем, вчера вечером сделал подношение, один гранд из столицы, это вино пятилетней выдержки».
Я кивнул головой, в знак согласия, дорога дальняя, а так веселее будет, да и беседа пойдет. Прелат достал фляжку из своего сундука, потом пару кружек, передавая одну мне.
На ходу, разливая вино по кружкам, приор проговорил молитву, приурочивая ее к обеденной мессе,
—Amen,—приор отпил вино, задумчиво глядя в окошко кареты.
Последовав примеру падре, смаковал настоящее вино.
—Что вы понимаете под понятием кафолическая церковь?— спросил падре.
Я пожал плечами, — извиняюсь, но я полный профан, в таких делах.
Падре Амбросио оживился, говоря: «Тогда небольшая лекция, на эту тему.
 «Кафолическая», означает по всему целому, то есть во всей полноте, целостности, часто сближается со словами — вселенская или всеобщая. Это из греческого языка.
«Католическая» — произошло из латинского языка, заимствовав в тоже время из греческого языка это понятие. Оба два понятия схожи по смыслу, и в то же время нет.
Христианство после Никейского Собора, разделилось две ветки: Византийскую, распространившуюся на землях Ромеи, то есть православную.
Которая потом прошла на северо-восток, принесенная славянскими князьями из византийских походах, на землю Руси.
И на римскую, то есть латинскую и греческую, превратившуюся в католическую церковь и веру. Было произведено десять крестовых походов, огнем и мечом распространяя эту веру по миру, под предводительством наших святых Пап. Вы пейте вино, давайте еще налью вам Риккардо, или как вас, там называют, на самом деле?»
Я подставил кружку, под горло фляги, выговаривая свое забытое имя, — Евгений, там такое имя у меня. 
Прелат продолжил, после паузы: «Евгений, давай небольшую тайну открою.
В латинской, католической вере, Святую Троицу отрицали, и будут отрицать.
И поклоняться папе римскому и богу Христу. Сам Папа — это Человек, олицетворявший бога на земле. Папа, является как бы, живым апостолом. Оттого католическая вера называется апостольской. Оттого у нас, католиков и протестантов, всегда было двуперстие и двойное пение «аллилуйя». Во имя отца-Бога и человека-Спасителя.
Святой дух отсутствует, его олицетворяет Спаситель.
В этом и есть, главное отличие, нашего латинского учения от православного.
И самое главное: готовится переворот, на землях вашей русской Империи. Церковный переворот. Сейчас его сдерживает, только один фактор.
Молодой русский император — Романов Алексий Михайлович.
Ваш Царь Алексий Михайлович, он есть вовсе не второй, безродный боярский Романов, якобы сын патриарха Филарета, а является прямым потомком великого князя Владимира Святославовича. По родству, а не по воле вашего нелепого голосования от 1612 года.
То есть, приходиться внуком императора Феодора Иоанновича, от рода Рюриковича.
Сам Михаил Федорович, является потомком, тайным сыном, Феодора Иоанновича.
Ты что веришь: что ваша династия Романовых, пошла от малоизвестных бояр, «Захарьиных-Кобылиных-Кошкиных-Романовых», откуда и вышел якобы первый Романов, сын священника Филарета, Михаил Федорович?
Мол, его признали царем двухраундовым голосованием, что само по себе есть глупость великая. Ведь монархия и демократия, антагоничны в принципе.
Признаюсь честно, Евгений — это наши интриги.
Тем более, патриарх Филарет, не мог быть отцом царя Михаила, по определению.
Стать патриархом, мог только священник из черного духовенства, то есть следовавший монашескому обету безбрачия, на протяжении всей своей жизни.
Наши прусские агенты, здесь здорово промахнулись, приняв за истину, немецкий перевод вашего понятия «патриарх» — как отец. Но они, были уверены в своей безнаказанности, и решили что сойдет и так. А он вообще, детей иметь не мог по—вашему, церковному укладу. При этом, наши агенты упустили, совершили еще ряд ошибок.
Вот как, обосновать претензии Романовых на царский трон?
Придумали мы следующее: мол, этот самый Роман Юрьевич, был отцом первой жены царя Ивана Грозного — вот тебе и обоснование.
Но согласно древнему закону, ваши русские князья наследовали трон, только по мужской линии. Это есть незыблемый канон, и не только в твоей, холодной России.
Родственники по женской линии, никаких легитимных прав на княжеский, а тем более, на царский, великокняжеский трон иметь не могут. Они не являлись принцами крови.
Если учесть, что все ваши Захарьины, то есть боярские будущие Романовы, были полностью уничтожены во времена великой Смуты. Сами три последующих царя тоже были настоящими. Все эти ваши Шуйский, Годунов, Лжедмитрий он же Сигизмунд Третий Ваза. Да, смута была, но все это мелочные интрижки, против правления русских Императоров. Какие «медные» бунты? Если у вас даже пушки отливали из серебра.
Ваши «ефимки» являются твердой мировой валютой, в нашей католической Европе.
Ты веришь, что ваши цари болели цингой? Бред!
Это наши, при дворе агенты, травили ваших царей, различными ядами.
Слишком долго рассказывать теперь, Евгений, о происхождении ваших Романовых, по-гречески Romonoves.
О том, как они приняли титул Царей, как Василий Третий, отец Ивана Грозного, сто пятьдесят лет тому назад, привел в зависимость меньших Князей Русских.
Сам термин Romonoves, заметь, не Romanovs, означает попросту новых римлян, от латинского слова «nova roma», то есть новых, римских императоров, властителей Европы. Они появились задолго до первого, вашего безродного боярина Романова Михаила.
Вот так, что скажешь? Не так все просто, а? Признайся, Евгений.
Сколько сил мы положили на это, оцени немного!»
В душе поднималась ярость, к иезуитам-католикам, которые чинили интриги, убивали и травили русских царей, сеяли непонятные смуты: много чего творили, против русских людей…
Лицо исказило гримаса злости, непроизвольно ладони сжались в кулаки, выдохнул, — для чего, вы это все затеваете? Ответь, чертов католик!
Приор заметил мои жесты, со зловещей ухмылкой, проговорил в ответ, — вот такие тайны мадридского двора. Совершили мы десять крестовых походов, захватывали Иерусалим и Константинополь. А что толку? – прелат огорченно махнул рукой, затем продолжил развивать свою мысль: «Сейчас воюем: Испания с Францией, Франция с Англией. Все это мышиная возня. Негде нам развернутся, Евгений!
Наши католические короли жаждут власти и земель, церковь и наш Папа желает распространить католичество по всей восточной Европе, а нам постоянно мешают русские цари вместе с Россией».
Приор все говорил и говорил, но я его не слушал. В голове проносились всякие мысли. А что если прямо сейчас завалить этих католиков, да и свалить в Россию, да к царю батюшке, предупредить его о заговоре. А как же трупы?
Или просто позже свалить в Россию? Да и царь поверит ли мне? Навряд ли.
Царь скажет: «Переодетый испанец». Да на кол посадит.
Как тогда моя миссия? Считай, провалил задание.
Да и Хозяин, велел не вмешиваться, в ход пройденной Истории.
«Да, дилемма. Как поступить мне?» — бесполезно гадал и ломал, свою голову.
Стоп. Надо успокоиться и взять себя в руки.

Мое замечание.
Есть неофициальная версия, продолжения данной истории. То есть, насильственное внедрение католичества в Россию. Так что, все у этих агентов-иезуитов, получилось со временем.
Петр 1 — был сыном короля Фридриха 1, из рода Гогенцоллернов, и жены его Софьи Шарлотты. Фамилии ее внятной, нет нигде. Если только в Ватиканских архивах поискать.
Она же — Софья Алексеевна Романова. Якобы дочь, отравленного царя Алексея Михайловича.
То есть, она являлась и мать, царица и регентша в одном лице, при малолетнем Петре 1.
Сам лично смотрел портрет ее: на нем так и написано — «самодержица».
Как ни крути, а выходит что она первый царь женского пола на Руси.
И портреты гравюры, с лицами похожи: Софьи Алексеевны Романовой и Софьи Шарлотты Ганноверской.
В одном документе написано: «Что вышла она в терем, в люди». То есть, в переводе на наш язык, вышла замуж.
Это кратко. Вот по фактам, которые прямо налицо.
Почему Петербург и Петергоф, сплошь заставлены памятниками Фридриху 1.
Почему род Гогенцоллернов, постоянно общается, пересекается, смешивается с родом Романовых, вплоть до революции 1917 года.
Пример: Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская, из рода Гогенцоллернов. Она же — Александра Федоровна Романова, она же — супруга Николая 1, далее императрица России, она же — родная мать императора Александра 1.
Далее есть, великая княжна Кира Кирилловна, правда после 1917 года
Да потому что, они все родственники, в какой-то мере: все они якшались и заигрывали с прусскими королями. Может быть вы сами помните, дружбу наших царей с прусскими королями.
Почему было двоецарствие, а то и троецарствие, одновременно, в то время начало 18 века. То есть, царевича Ивана Алексеевича, Петра 1, царицы Софьи Алексеевны.
Это просто абсурд Истории! Так просто не бывает.
Существовали твердые и четкие, документы о престолонаследии, так называемые «манифесты» о венчание на царство божие. Еще со времен Ивана Грозного.
Петр 1, не мог их ввести потом, логически, потому что они были до него.
Почему произошли, в то смутное время, три непонятных стрелецких бунта, плюс совершено два Крымских похода? Куда, зачем, и почему?
С войском численностью до миллиона человек.
Для справки. Наполеон завоевал всю Европу, с армией 130 тысяч человек.
Главное эти походы были безрезультативными, по версии официальной истории.
Тогда зачем? Читайте труды Сумарокова. Была очередная, очень большая, гражданская война в России — Православия с Католичеством. Об этом официальная история, стыдливо умалчивает. Это вторая, гражданская война в России.
Там и полегли все «потешные», наемные легионы католиков, все миллионы, на земле русской, удобряя своим прахом, земли Руси. Смотрите летописи: вся Европа опустела от мужчин католиков, якобы от мора и холода, а на самом деле, все они сдохли на земле России!
А была еще первая гражданская война, так называемый «бунт» Стеньки Разина.
Для справки. Степан Тимофеич Разин — знатный родовитый боярин, царский посол, во все страны. А не просто кустарный, казачий разбойник, гоп-стопник из—за угла.
Так полег насмерть, во время разинского «бунта», первый легион католиков, то есть миллион людей из Европы, вторгшийся на святую Русь.
Удобряя нашу благословенную, русскую землю.
Почему Петр 1, не похож на своего отца, Алексея Михайловича. Вообще ни грамма.
А похож он, именно на прусского короля Фридриха 1.
Просто копия. Смотрите сами портреты.
Почему биография Петра 1 была только составлена в конце 19 веке.
Почему он уехал из России на восемь лет, бросив царский престол, на произвол судьбы.
Это потом, придворные немецкие историки придумали: прикрыть его бегство в Пруссию — «Великим Посольским Приказом».
Петр 1— самозванец, на самом деле. Там связь прощупывается с Иваном Грозным, но это так, седьмая вода на киселе.
Где все время, была его мать, Наталья Кирилловна Нарышкина, истинная царица по праву? Так просто, взяла и отдала всю власть, какой-то непонятной дочке от первого брака царя Алексея Михайловича, то есть Софье Алексеевне.
Даже официальная история, признает сей факт: «Что в особом тереме в Кремле, Прасковья Федоровна и царь Иван Алексеевич, прожили в браке двенадцать лет, произведя на свет пятерых дочерей, и ни единого мальчика. Что облегчило династическую ситуацию в России, с приходом к единоличной власти, Петра I».
Представьте себе, уважаемые читатели, что уродился бы мальчик.
Как бы, История повернулась….
Кстати, в итоге, дочка царя Ивана Алексеевича, Анна Ивановна Романова, потом после смерти Петра 2, стала императрицей России. Тоже этот пример показывает легитимность венчание на царство, Ивана Алексеевича.
Есть такая книга, А.С. Пушкина, «История Петра1».
Так вот, царь Николай 1, категорически запретил ее издавать. Зачем и почему.
Потом издали, пройдя царскую цензуру, потом и советскую цензуру.
И то сквозь исправления, просматриваются истинные факты Истории.
Пушкин прямо пишет, что весь русский народ называл Петра 1: «Анти Христом».
Вот самый простой пример: Город Санкт – Петербург.
Санкт или санктум — означает святой, по латинскому языку.
Петер – по немецки Петр. Бург – по немецки город.
Сплошное католичество и иноземщина!
Друг Петра, во всех его начинаниях, независимый летописец, Патрик Гордон писал:
«Когда мы были в Пруссии, то всякий, нищий босяк на улице, здороваясь с Петром, называл его «Питер Ваза». То Петр, слыша это обращение, непременно радовался как ребенок, и хлопал его по плечам, выражая свои дружеские чувства»…
Сам Петр 1, всегда в документах указывал и подписывался как «Петер», то есть на немецкий манер. Будучи взрослым мужем, писал он по-русски с ошибками, переходя с русских слов на немецкие слова, или на латинские. Смотрите сами документы. Отсюда видим, что его все детство прошло в Пруссии.
Немецкой слободы, или «Кокуя», не было при Москве, никогда ни существовало. Это есть, прямая фальсификация Истории.
Как можно было построить Петербург, с нуля, за такое кратчайшее время?
Пусть даже и за тридцать лет, к тому Петр 1 одновременно строил и Петергоф, другие крепости, около устья Невы.
В 1703 году только начал строить, а уже в 1730 году, уже были возведены все дворцы, соборы, прорыты каналы, дамбы, построен Эрмитаж, и так далее.
Да пусть Петр 1, сотни тысяч рабочих пригнал, пусть миллион рабов, не смогут они весь этот обьем работ выполнить. Просто невозможно, построить такую красоту, тем более деревенскими мужиками.
Если вправду, выяснится истинный возраст Питера, и то, что его Петр 1 не строил: то вся официальная, придворная История России, просто рухнет как карточный домик.
Я сам лично, не вижу ничего положительного из правления Петра 1, «Великого Реформатора»: одни минусы и минусы.
Сгубил население России. Даже своего родного сына убил.
Задушил непосильными налогами, все слои русского народа.
Отменил сословие бояр, ввел дворянство. То есть иноземщину.
Ввел обязательное питье водки и курение табака.
Строил католические храмы. Пример, храм Петра и Павла.
Строил Питер, а если он, Город был построен до него?
Армия России была лучшая, по сравнению с армией Европы.
Завоевания? Швеция и Турция с Крымом, были нашими вассалами.
Так все уже было нашей, исконной славянской, то есть русской землей.
Крым был наш, вся Украина тоже, большая часть Польши и полностью Балтика и выходы к морям, Черному и Балтийскому.
Вы о чем господа?? Это из той же оперы, что якобы Россия находилась под татаро-монгольским игом пятьсот лет.
Кстати, кто знает, что есть такое; род Белых Сибирских Царей?
Нет, не Ханство в Сибири, где ханы, а Цари в Сибири.
Иначе раньше в далекие времена называемой Тартарией.
Вопрос к читателям. Который наверняка, останется без ответа….
Такие вот дела, уважаемые читатели, «скучная» История, бывает круче любого, шпионского детектива.
Дому Романовых, было не выгодно ворошить кровавые раны Истории русского народа.
Также и советским историкам, которые находились под прессом коммунистической идеологии. Но, сейчас то можно, написать истинную Историю.
Нет, нельзя. Наши историки, сидят сиднем в кабинетах, получают оклады и премии, звания и симпозиумы, прочая и прочая…
Дошло до того, что сам В.Путин, указал маститым ученым - историкам, «отменить» татаро-монгольское иго. Вместе с ним и непонятные войны, да и саму Куликовскую битву.
Ведь так и не нашли в Подмосковье или южнее его, то самое Куликово поле.
Да потому что, его нет в России!
Оно находиться в Сербии, то самое Косово поле. Кулик, по-сербски: косов.
Вот и получается, Косово поле, то есть, то самое Куликово поле, на котором и произошла битва. Разумеется, чтобы подтвердить эту версию, нужны изыскания, раскопки.
И так далее. Но там идет война, и была война. Снова тупик.
Вот так и выходит у нас: потешные полки, потешный флот, потешные городища и крепостицы…
Вся История наша — Потешная!
           От тяжких раздумий, отвлек резкий толчок, карета остановилась.
—Евгений, давай проветримся, ноги разомнем,— громкий голос католика прелата, проник в мои уши.
«Да, надо отвлечься, от быстрых и безумных идей», — подумал, вылезая из кареты, на свежий воздух, немного опьянев от вина. Ноги подкашивались, не слушаясь совсем.
Выходя на зеленую прогалину лужайку, окруженную густым лесом.
Покачиваясь, отошел на несколько шагов, любуясь природой, незагаженной цивилизацией. Почувствовав близкую угрозу, резко обернулся — меня обступили католики.
Два гвардейца стражника, с клинками наголо, держали под прицелом шпаг, во главе с падре Амбросио, который стоял поодаль.
—Ну что, Евгений, как самочувствие ваше?— деловито осведомился падре, потирая озабоченно руки,
— вино то, отравленное. Яд меня не возьмет, я принял противоядие, а вот тебе придется сдохнуть, если откажешься от моего предложения. Здесь и сейчас. А как ты думал: такие тайны, только мертвые умеют хранить, и верные, преданные мне, люди. Хочешь противоядие? Не слышу ответа, Евгений?
«Вот уж, с хрена с два вам!» — подумал слабеющим мозгом, запоздало применяя практику «Зеркало Изиды», экстренной нейтрализации, таких поражений организма.
Но необратимо, яд проник в кровь, начиная воздействовать внутри на органы.
Все. Мои ноги окончательно подкосились.
Бесконтрольно разуму, я рухнул на землю, на колени.
Подойдя ближе приор, высказал свое предложение, от которого нельзя отказаться, — мне нужно, чтобы ты, Евгений, выполнил одно, маленькое поручение. Небольшую услугу, в знак дружбы и оплаты за свое спасение.
Говори громче, Евгений, я не слышу тебя.
Теперь стало понятно, прелат хотел использовать меня в качестве пешки, в своей шахматной партии!
—Si has ido a un miembro de la,—послал прелата на чистейшем испанском языке, далеко и подальше.
—Ты сам сделал свой выбор. Вот и все, славянин, отправляйся в свой рай, или к себе в тело, если сможешь,— с едкой ухмылкой, ответил приор.
Оперившись на руки, не хватало воздуха, было трудно дышать, я тихо выговорил,
—отчего же, давай поговорим еще немного, перед моей смертью.
Ты мне, умирающему, не откажешь в исповеди и отходной молитве? Так ведь, падре?
Прелат подошел ближе, опустился на колени, возле меня.
С трудом выговаривая слова, онемевшим языком, я обратился к приору,
— вот ты падре проповедуешь веру, веришь в бога — а все это есть бессмыслица, на самом деле.
Падре со вниманием слушал, почти прильнув, упрашивая,
—говори, говори, дьявол тебя задери! Что есть там, на самом деле?
«Да нет ничего вашего, придуманного, иллюзорного мира.
Религия — часть механизма паразита, убивающего наш реальный мир.
В ней нет ничего необходимого людям, ничего не рухнет без нее.
Приобщение к любви в религии — это вообще ваш сущий бред, тем более там подменены во всех религиях понятия. То что подсовывается людям, не имеет особого отношения к тому, что есть в реальном мире.
Фактически, прелат, твоя религия, (любая, а не конкретная): это механизм блокирования врожденных сил и способностей человека, гармонии с миром, через иллюзию религии и церкви, далее подключение к системе «паразита».
Есть четыре разных вида внешнего управления или божественного фактора (для обычных людей), который может влиять на нашу реальность и восприниматься под понятием «Бог».
Не в смысле разных религий, а в смысле совершенно разных элементов реальности, не тождественных друг другу.
Среди этих частей, нет негативных факторов, но они не одно и тоже.
Каждое вкладываемое понятие, например: полюс, сила, сущность, или сумма того и другого и третьего. Все может восприниматься как Бог или Творец.
Просто это связано с Их более глобальной позицией, по отношению к нашему Миру. Обращение «Господи», адресовано к тому, что называется «паразит».
Принцип формирования здорового социума, или минимальная социальная единицы, более двух человек, или группа людей, это и есть, в изначальном смысле церковь.
При этом, не идет речь о каких-то рамках, ограничениях. Идет речь о сотворчестве, в гармонии с высшим разумом....»
—И что нужно сделать или делать? — спросил падре.
«Сделать нужно не «что» — а себя. До «моего» времени, человек являлся частью большой церковной системы.
Но если, человек видит в линии поведения религии, тупик для своего личного творческого пути — то смысл держаться за это?
Можно попробовать найти компромисс.
То есть, поддержкой религии пользоваться, а делать все самому, в рамках своего понимания жизни.
Но проще научится самостоятельно, контролировать все жизненные процессы вокруг себя, поскольку это стимул к росту.
Там где религия — нет опыта самостоятельного контроля, а он нужен».
—Хочешь сказать, бога нет совсем, в нашем мире?— изумился падре.
Я ответил бессильным голосом, переходящим на глухой шепот и хрип, задыхаясь от удушья, продолжая делиться предсмертными знаниями: « Можно сказать, что людей, искусственно привели, к упрощенному пониманию положения вещей, и хихикают над тем, как они повелись над этим. В религиозном плане — нет бога, прелат.
Поскольку все люди, или приличное большинство, сами Боги по сути, в потенциале, если их восстановить до нормального состояния.
Относительно этого, нашего Мира, прелат, есть не Бог, а Боги.
Но среди них, однозначно был тот, кто вел процесс как главный.
Влияние на мир: в смысле его конструирования, собирания — оказывали все участники «процесса». Их было много.
Плюс — этот наш Мир, далеко не единственный.
Люди здесь находится в непонятном состоянии.
Часть людей на Земле, очень малая: сами местные «боги», не осознающие себя в этой роли. А другая часть людей, как бы «боги в гостях».
Это те люди, кто может аналогично создавать свои миры, но застрял в этом мире, искусственно введенном в состояние низких вибраций.
Вроде куска янтаря, где насекомое влипло на пару миллионов лет.
Блокировка, текущего убитого состояния, этого Мира.
Соответственно: Бога, в понимании некоего существа, следящего, помогающего или наказывающего, ответственного за наш частный вариант этого мира — Нет.
В разных ветвлениях Мира, есть причудливо иные религии.
Есть искусственно созданные, магические машины, для контроля толпы, воспринимаемой их Создателями, как животного быдла.
Есть пораненное сознание планеты, напрямую связанное с нетронутыми проявлениями биосферы. Оно себя идентифицирует как личность, как дитя Творцов, создавших этот мир. (Ноосфера)
И по нашим человеческим меркам, его возможности божественны и безграничны.
Как и возможности другого полюса системы, в котором сидит имплант внешней цивилизации, как загипнотизированный человек, позволяющий думать только заданным образом. («Паразит»)
Но это все дети, все они порождение Тех, кто создал этот Мир.
А эти все люди, воплощаются в нем же. Или в подавляющем большинстве.
Некоторых людей, «отловили» так, что они не воплощаются.
Некоторые, находятся во внешних мирах».
—Как я…,— с трудом выговаривая слова, темнело в глазах от удушья, от сильного яда, руки сводило судорогой, изо рта пошла рвота с отравленной кровью.
Падре поднялся с колен, отряхивая руки, пойдя к дороге и карете, бормоча латинскую молитву, приказывая своей страже: «Оставьте его здесь, вместе с вещами и лошадью. Amen».
Стражники, подойдя, брезгливо бросили около меня вещи, оставляя на дороге одинокую лошадь. Бросая одного в безлюдном поле. Затем садясь на коней, удаляясь в дали дороги, вместе со звуками, топота скачущих копыт лошадей, вслед за каретой прелата.
«Зеркало Изиды», помогало еще существовать и бороться с отравой.
Преодолевая безумную слабость, поднялся на колени, двигаясь по инерции, в направление к краю дороги, надеясь выползти на нее, тихо подзывая лошадь к себе. 
Необходима нужна вода — срочно.
Обычная вода, в большом количестве, чтобы немного очиститься.
Эта вода, находилась в моих вьючных сумках на лошади…
          Проваливаясь в принужденную, смертную кому от яда, перед глазами поплыли сюрреальные, бессвязные видения.
Они двоились и троились в затуманенных глазах, коверкая визуальную картину.
Рыжий лев, с развевающейся гривой, рыча и разевая огромную пасть, обдавая жаром, приблизился ко мне.
Одновременно преобразуясь в рыжую лису. Рыжее животное — в рыжую морду лисицы, пытающееся сказать, безмолвно открывая пасть.
Далее, в образ рыжеволосой женщины, в тот далекий, давно забытый образ девушки с рыжими волосами, которая появилась еще тогда в землях, Зоны Отчуждения.
«Воды, воды, дайте воды», — бредил, обращаясь к этому миражу, умоляя, не зная кого.
На лицо полилась жидкость, заливаясь в рот.
Словно во сне, не ощущая ее вкуса и влажной прохлады.
—Кто ты Лиса, Алиса Лиса, что ты здесь делаешь, ты Анна что ли? – спросил в забытье, расплывчатый образ или образы, крутящиеся передо мной.
Ее далекий голос, эхом отозвался в голове: «Это я, Анна, все будет хорошо, Джоник».
Все будет хорошо: успокоившись, наконец, позволил себе окончательно отключиться… 
          Я открыл глаза, пытаясь понять, где и что со мной произошло, но ничего не увидел, точнее не разглядел, в окружающей тьме. Ослеп что ли, промелькнула мысль, пугая меня. Протянув руку к лицу, нащупал на лице влажную повязку, пахнущую резкими запахами лекарств.
Сдернув повязку с лица, понял, что нахожусь в темной комнате, лежащим на жесткой кровати. Мягкий полумрак, окутывал неприхотливую комнату, свет давала только одинокая свеча, стоящая где – то на столе.
Я не знал, сколько прошло времени, с того момента, когда вырубился, но чувствовал что довольно прилично, видимо наступала ночь.
Привыкнув к мутному полумраку, разглядел силуэт женщины, неподвижно сидящей возле меня. Она держала в руках мои шкатулки и безделушки, из моего вещевого мешка, внимательно разглядывая их.
Да, я не ошибся, она удивительно чем — то похожа, на тот образ из моего забытья, в тоже время, она совсем другая.
—Кто вы, как я сюда попал?— обратился к ней, приподнимаясь на постели, желая встать на ноги.
«Монсеньор, я вас подобрала, лежащего на дороге, совершенно без чувств, когда я отправилась в Толедо, посмотреть новую премьеру театра,— ответила молодая женщина, певучим голосом, улыбаясь, — но сердце у вас билось. Поэтому я вас, привезла сюда, вместе с вашими вещами и лошадью, в ближайшую деревню.
На ваше счастье, здесь и оказался местный лекарь, который помог вам прийти в себя, от сильного отравления.
Позвольте представиться вам: я герцогиня Ребекка де Мендоса. Замужем за грандом, герцогом Антонио де Мендоса-и-Пачеко, владельцем поместья Торре – Пачеко, входящие в Арагонское королевство. Это совсем на другом краю Испании, поместье расположено около моря Средиземноморья». Мягким, грудным голосом, рассказывала все это, необычная женщина-спасительница, появившаяся из ниоткуда, словно с небес.
—Благодарю вас от души, за помощь, — сдержанно я поблагодарил ее,— простите, наверное, я бредил в забытье, но вам ничего, не говорят эти странные имена: Анна и Джоник?
Ребекка вздрогнула как от удара, прошептав, — неужели я вас нашла…

История Анны- Ребекки.
Я проснулась от назойливого шума.
В голове мелькали обрывки моего красочного сна, и глупо улыбалась: «Где же я, где герцогиня из моего сна? Это надо такому присниться!»
Но открыв глаза, с ужасом лицезрела, совсем не свою спальню.
Огромная кровать, на которой проснулась, украшена тяжелым красным балдахином, да и представившаяся предо мной комната, как из исторического фильма.
Посмотрев на себя, увидела: что одета в мешковатый, белый балахон, похожий на «ночнушку». Зеркала нигде не нашла, но заметила, что вместо короткого, привычного рыжего каре, на плечо спускается тяжелая коса, медного цвета. Все- таки помнила, что по природе шатенка, просто перед уходом в Зону, коротко постриглась и перекрасила волосы в рыжий цвет.
Справка.
Женщины в Испании, имели преимущественно, натуральный черный цвет волос.
Но им хотелось разнообразия. С появлением «хны», женщины стали красить волосы в рыжий цвет. Согласно испанской моде того времени.
            Да и фигура явно получше. Определенно я себе нравилась: «Но что за черт возьми, здесь происходит?! Сон во сне?»
Я ущипнула себя за запястье, и тут не сдержавшись, закричала от боли.
Значит не сон.
Не успела обдумать свое положение, как красивая резная, дверь комнаты растворилась, зашла молодая девушка, в белом переднике. Принеся блестящим поднос, с предметами для утреннего туалета, набором разных расчесок, ставя на туалетный, перламутровый столик
—Герцогиня, сеньора Ребекка, вы встали? Герцог Антонио вас ожидает внизу.
Ваше платье готово. Прикажете нести?— спросила девушка.
Я стояла в ступоре. Герцогиня мля…
Тут вспомнила все, испытывая шок и потрясение:
Как рассталась, с несостоявшимся женихом. Потом пропажа отца.
Поиск его в Зоне Отчуждения, в группе проводника Джоника.
Отца нашла, на окраине Мертвого Города, захоронив наскоро его труп там, с помощью новых друзей сталкеров.
Потом нас захватил Хозяин, шантажом заставляя отправиться выполнить его задание.
Согласившись, проводник, полез внутрь «перемещателя», но все пошло не так.
Джоник застучал там изо всех сил, пытаясь вырваться, но все тщетно.
В ту секунду, Хозяин, оценив ситуацию, попросил отправиться туда, с помощью «перемещателя». На бегу, кратко рассказав конец инструкций.
Мне терять было нечего, вот и полезла, в этот «прибор».
Не задумываясь о последствиях, осознанно шагнула в пропасть, такая моя женская натура. Проваливаясь в сон, летела на облаке, вверх, потом бесконечно вниз, до полного потери ощущения времени и пространства…
          Закинуло так закинуло, вот я попала так попала.
Интересно у них блага цивилизации есть: туалет или ванная, да хотя бы душ?
А то, помня историю, пора взвыть, так как у них в то время купание было большим грехом. И даже богатые купались пару раз за всю жизнь.
Блин, это раз герцог ждет, еще и замужем, для полного счастья?
Полная идиллия. У меня только забыли спросить: нужно оно мне или нет.
Но все ради нас, части той самой, поисковой группы, проводника Джоника.
Может он, где-то здесь, в этом сумасшедшем, призрачном мире.
Пока мысли лихорадочно скакали в моей голове, молодая служанка терпеливо смотрела на меня, ожидая ответа.
Герцогиня, так герцогиня! Поиграем!
И злорадно улыбнувшись, произнесла,
—Наряд должен быть на мне! Что за нерасторопность? Выгоню тебя к черту!
—Донна герцогиня, простите,— голос девушки предательски задрожал.
Мое сердце на минуту вздрогнуло, но вспомнила для чего я здесь. Надо быть жесткой и сильной, поэтому пресекла девушку,— и никаких слез! Ненавижу их. Если через минуту не буду одета, уйдешь с работы без пенни.
—Я мигом, — девушки служанки и след простыл в дверях.
Задумчиво смотрела из окна на высоте, на утренний туман, который немного скрывал очертания моего огромного, нового убежища или приюта.
Вдали виднелась морская, темно синяя гладь, манящая своей бескрайностью.
Все это так походила, на мою страсть к горам.
Я подошла к столику с подносом, выбрала расческу, стала медленно расчесывать свои новые, шикарные, цвета темной меди, длинные волосы.
Всегда мечтала о таких волосах и прическе, да и о таком доме, похожим на настоящий замок из сказок.
«Ну что Анна-Ребекка, ты сильная! Ты справишься!» — улыбнулась привлекательной девушке, то есть, вполне зрелой женщине. Женскому образу, промелькнувшему в стекле оконной раме. Тут вбежала запыхавшаяся служанка, с большим ворохом тряпок, белья и нарядов в руках.
«Боже мой, это средний век, придется терпеть кринолины и корсеты»,
— ужаснулась мысленно.
Я больше по характеру, девушка-пацанка: все рюшечки-вышивки ужасно бесили. Не кисейная барышня, что там скрывать.
А теперь придется, соответствовать всем приличиям и нравам.
Еле вытерпев экзекуцию с надеванием одежды, с помощью служанки, я величественно стала спускаться вниз по лестнице, вслед за служанкой.
Величественно — а по-другому, никак не получиться.
Попробуйте сами вальяжно ходить, когда на тебе, как минимум, пять юбок с кольцами.
Да еще и палка в спине, по-другому это орудие пытки, называемое корсет, назвать не могла. Хотя, он выгодно подчеркивал фигуру, делая грудь больше и аппетитнее, а талию тоньше.
В предвкушении необычного, ожидала встречи с «мужем» герцогом.
Интересно, какой он будет: старый, молодой, симпатичный или не очень?
Будем надеяться, не совсем дряхлый старичок. И вообще, проснулась я сегодня без него, значит у нас разные спальни. Хоть это радует.
Не хотелось бы проколоться, не зная как ведет себя, Ребекка в постели.
Мелькали мысли сымитировать несчастный случай с якобы потерей памяти, надо будет объяснять, почему я вдруг изменилась.
Мысли о супружеском долге и потери памяти улетучились, стоило зайти в просторное помещение, служивший столовой, судя по длинному столу, накрытому разнообразной едой. Разбежались глаза, а желудок не преминул напомнить, что не ел давно много времени.
Стала оглядываться по сторонам, в поисках супруга, и тут мои глаза загорелись гневным огнем. Я нашла, точнее почувствовала, своего законного муженька.
Вместо того чтобы встречать супругу, он зажал в углу служанку и нагло залез ей под юбки. Сказать, что я зла, ничего не сказать. Я в бешенстве.
Да как он посмел, так унижать при прислуге. И я что должна это терпеть?!
Я конечно, понимаю: средние века, любовницы, фаворитки, да пусть хоть гарем себе устроит, но унижать себя не позволю!
Поэтому подойдя к супругу, с милой улыбкой похлопала по плечу, хотя хотелось врезать в скулу, и ангельским голоском произнесла,
—Антонио, милый, я здесь. Прости, что заставила ждать. Но смотрю, тебе не давали скучать,— к концу этой фразы, в моем голосе послышался металл.
И уже потаскушке сказала, пока растерянный Антонио приходил в себя:
«Пошла вон отсюда! В твоих услугах мы больше не нуждаемся».
Затем подозвав знаком, служанку, которая меня одевала, спросила ее шепотом,
—тебя как зовут? А то всех ваших имен не упомню.
—Конни, донна Ребекка, — ответила служанка, делая реверанс с поклоном.
—Передай всем, Конни, остальным служанкам, что если я только увижу, что-нибудь подобное: будет плохо всем,— громко озвучила свой строгий наказ.
В остальном, весь завтрак прошел в благопристойной атмосфере.
Антонио оказался приверженцем нашей пословицы: «Когда я ем, я глух и нем».
Так что, мне не надо бояться попасть впросак, с неизвестным вопросом. Быстро поев, супруг, дон герцог, этот Дон Жуан, умчался по своим мужским, наиважным делам. Не ставя в известность, гремя шпорами, поручив все дела по дому и поместью, мне конечно.
Женщина — она лишнего слова тут сказать не может.
Супруг, кстати, оказался чуть больше среднего возраста, старше меня лет на десять, вполне, себе так симпатичный, с аккуратной бородкой и усиками.
И может и понравился при других обстоятельствах, но сейчас не до отношений.
Надо попытаться найти Джоника, уходить с этого непонятного времени.
После завтрака, решила исследовать свои владения и замок.
И попытаться найти библиотеку. Надо узнать побольше, о месте куда я попала. Информация во все времена, разменная монета.
На первом этаже, наткнулась на кухню, где вовсю кипела работа, прислуга суетилась, приготавливая кушанья. Потом даже, нашла своеобразную ванную.
Хотя одна проблема решилась, все-таки здесь мылись.
Сделав себе памятку в голове, чтобы не забыть ее местонахождение, пошла дальше и увидела дверь, которая вывела меня во внутренний двор,  вымощенный красивой узорчатой плиткой. Во дворе раскиданы различные постройки, видимо дома прислуги, конюшни и склады.
Решив, что двор исследую позже, вернулась в дом и стала подниматься по лестнице на второй этаж. Пройдя пару комнат, тронутые следами затхлости и нетронутой пыли, гости давно не приезжали, не навещали этот дом, я наткнулась на комнату, которая представляла собой и библиотеку, и по совместительству кабинет мужа. Пройдя вдоль стеллажей с книгами, с удивлением осознала, что понимаю, что на обложках написано.
С временным телом передались умения Ребекки.
Зачитавшись книгами, с историей времени и этого места, не стала спускаться вниз, чтобы поесть, благо Конни отыскала меня и принесла сначала обед, а потом и ужин прямо в кабинет. Мелодично звонили колокола, на колокольне храма, отмеривая прошедшие часы, во время служения литургии и мессы.
Я узнала из книг: что сейчас на дворе 17 век, то есть 1643 год, нахожусь в местечке
Торри – Пачеко, на берегу Средиземноморья, в королевстве Арагона.
Не знаю, может настоящая Ребекка, тоже любила засиживаться с книгами, или после моего утреннего разноса, Конни боялась меня как огня.
Но факт остается фактом, что меня не беспокоили, поэтому и не заметила, как задремала, прямо за столом. Ну что первый день, в новом теле, прошел почти без эксцессов.
Посмотрим, что будет дальше.
Проснулась на следующий день, как не странно, в своей кровати. Видимо Конни позаботилась, чтобы меня перенесли, в мою опочивальню.
Позавтракала в одиночестве, Антонио укатил по делам поместья и государства.
После завтрака, решила изучить дворы при поместье.
Выйдя гулять, по застеленному плиткой двору, внезапно набрела на конюшню, да так и застыла. С детства, мечтала научиться ездить верхом. Но отец не разрешал, боялся, что затопчут, да и некогда ему было меня на занятия водить.
Судя по удивленному, вытянувшемуся лицу конюха, сделала вывод, что Ребекка не приближалась раньше к лошадям, так что пусть думают, что это новый бзик Госпожи.
Конюх чистил рыжего, статного жеребца, а тот недовольно фыркал и перебирал мощными копытами. Я влюбилась в него с первого взгляда, а когда еще посмотрела, в умные, карие глаза, пропала окончательно.
—Я хочу, чтобы вы научили меня, на нем ездить
—Да, слушаюсь, гггееерцогиня,— заикаясь, сказал конюх, — подождите немного, сейчас подготовлю коня, нужно найти дамское седло, под вас.
Справка.
Существует много видов, различные типы конных седел, под определенные задачи.
Есть казачье, конкурное, строевое, безленчиковое, офицерское, и много других седел.
Наряду с дамским седлом.
Дамское седло или женское, было придумано и сконструировано еще в 14 веке, чтобы придать элегантности, посадке женщины, верхом на коне. Его особая форма позволяет дамам располагать ноги с одной стороны лошади, при этом одна нога, чаще левая, вставляется в стремя, а другая располагается на верхней луке.
После 1920-х годов, когда почти все дамы переоделись в брюки, дамское седло ушло в некое забытье. В нынешнее время интерес к нему опять возвращается и дамское седло, все чаще можно увидеть, не только на конных шоу и выставках, но и на некоторых соревнованиях
            Я подошла ближе к жеребцу, немного боясь дотронуться, коснулась кончиками пальцев, до его бархатистой головы, поглаживая ее за ушком, давая ему прозвище.
—Здесь не получиться, слишком мало места. Вот у нас, есть конное поле за двором,
—предупредил подошедший конюх, оседлывая жеребца, дамским седлом.
—Хорошо, если так, веди туда.
На выездном поле поняла, что совершенно, не знаю как на жеребца залезть не то, чтобы удержаться. Нет, теоретически конечно видела, но на практике жеребец казался огромным, и я не знала, как к нему поступиться.
Конюх помог залезть, подсадив на лошадь, я раскачивалась в седле, пытаясь поймать шаткое равновесие.
Наконец, это удалось, кое—как управляясь с поводьями, пуская коня тихим шагом.
Я была довольна, даже на время отвлеклась, от своих тяжелых мыслей и своей миссии.
Да конечно, до скачки галопом, с развеванием волос по ветру мне далеко, но по крайней мере, не свалилась с седла, уже хорошо.
Совсем скоро я буду скакать как в кино!
На следующий день, предварительно потренировавшись, покатавшись на Рыжем, решила выйти за ворота замка и посмотреть детально, куда меня занесло.
К своему удивлению и радости, почувствовала соленый, пряный запах моря. Недоверчиво повела носом. Наверное, это оно — синее безбрежье, которое тогда видела из окна.
Не может быть, но вскоре, двинувшись в том направление, увидела вдали голубую полоску, шелестящего моря, находящееся ниже, относительно нашей возвышенности, где расположен замок герцога.
Ласковое море, почти рядом, на расстояние около четырех километров, не более. Хотелось с визгом и смехом, окунуться полностью, смыть все печали.
Но тут одернула себя: «Ты леди, то есть сеньора, тебе нельзя!»
Через некоторое время, прискакав на Рыжем, к пенному прибою, чинно прогулялась по золотистому берегу, песочного пляжа. А вдруг, кто-то смотрит.
Я потрогала морскую воду, она приятно холодила руку, учитывая изнывающую жару.
Так что, хотелось снять к черту, кринолин и окунуться в прохладную гладь.
Море, море: сколько себя помнила, всю жизнь мечтала жить у моря и высоких гор. Теперь, когда терять нечего, а дома все равно никто не ждет, неплохая перспектива.
Очень хотелось искупаться, но пообещав себе вернуться ночью и даже искупаться нагишом, поспешила в дом. Скоро ужин, не стоит вызывать лишние подозрения.
«А вот после ужина, когда все уснут, пролезу через лаз в стене, который заметила при утреннем обходе. И поплаваю в свое удовольствие!» — задумала я план.
Еле дождавшись ночи, пока весь дом затихнет, накинула темную накидку прямо на сорочку, не стоит одеваться, все равно надо будет раздеваться.
На небе сверкала полная луна, а я пробиралась по—пластунски, через лаз и чувствовала себя беззаботной девчонкой.
По пути к долгожданному морю, вспоминалось, как в детстве с соседскими мальчишками, залазили в сад к деду Макару, а он иногда ловил нас, с дробовиком с солью: если не успевала убежать, потом больно, ровно сидеть еще неделю.
Вскоре дошла до моря, отойдя чуть подальше от дороги, сбросила с себя все и с разбега запрыгнула в теплое море, полностью войдя в него.
Вау. Красота. Моя душа успокоилась. Я просто наслаждалась моментом.
Только я, море и сияющая, желтолицая луна.
Но возвращаться назад, немного долго и страшновато одной.
Следующие два дня моей жизни, похожи друг на друга, как день сурка, из кино. Антонио появлялся редко, в основном был молчалив со мной.
Никаких притязаний на меня, в смысле постели, он не делал.
Даже обидно стало, я же все-таки женщина живая.
Как поняла, из разговоров прислуги, когда они думали, что я не слышу: их брак был чисто коммерческим решением. Дети и наследник, у него от другого брака, а Ребекка нужна, для объединения земель и обогащения.
Она была еще той пуританкой. Мне приходилось вести себя тихо и смирно, чтобы никто ничего не заподозрил. К концу четвертого дня, скука стала совсем смертельной, позвала Конни, спрашивая , как у лучшей подруги:
—Вот скажи мне, есть у нас тут, какие нибудь развлечения? Кроме обедов и ужинов.
—Здесь нет, а вот в городе Толедо, краем уха слышала, есть театр. Иногда гранд сеньор герцог, бывает там на новых премьерах.
Услышав о театре, сразу захотела в этот самый город, Толедо.
Театр — еще одна моя слабость. В детстве, пока училась в институте, довольно часто посещала театр. А потом бац, и взрослая жизнь: вот ты уже не хозяин своим желаниям.
А так хотелось, снова ощутить атмосферу театра.
Театр — это не кино. В театре, чувствуешь себя элитой, точнее богемой, приобщенной к чему—то высокому. Хочется быть одетой с иголочки и обязательно в вечернее, выходное платье. А само действие? Это не ролик по экрану: действие разворачивается прямо перед тобой. Да что там, ты сам являешься частью представления. Всегда любила занимать места на первых рядах: чем ближе к сцене, тем магия усиливалась.
Но в Толедо думаю, придется сидеть в театре, на верхней ложе с биноклем.
Но ничего страшного, переживу.
Дорога предстояла дальняя до моей цели, около трех суток конной езды.
Утром мы выехали с поместья, едва рассвело, заранее предупредив мужа герцога.
Он не был против моего решения.
Конни взяла с собой в поездку, привыкла к ней за столько дней. Взяла кучу нарядов, и разумеется денег, одолженных у супруга, за невинный поцелуй.
Мы поехали на легкой, дорожной карете, посадив при ней здоровяка кучера. Еще моего красавца Рыжего, привязав сзади кареты, намереваясь иногда, ехать на нем одной во весь опор. Наслаждаясь, выпавшей свободой и скоростью передвижения, по живописным местам путешествия.
Что я и делала, отвязывая Рыжего, пустив вскачь, далеко вперед, нашей плетущейся повозки. Первую ночь в путешествие, мы остановились в тихом местечке, Касас дель Тольмо, на постоялом дворе.
Касас — это по-испански: то ли дом, то ли гостиница при доме, на дороге.
На вторую ночь, встали на постой, в небольшом городке Томельосо, в настоящей гостинице, при таверне.
Дорого это стоило, но удобства превыше всего.
Утро нового дня, встретили, снова в пути, трясясь в карете.
По словам кучера, оставалось немного, до конца дня, можно доехать до Толедо. Ближе к обеду, мы проехали, миновали городок Алькасар де Сан Хуан.
Мерный стук копыт лошадей, запряженных в колесницу, навевал дрему, и я не заметила, как задумалась о своем. Отвлек резкий рывок кареты такой, что меня отбросило на соседнее сиденье на Конни.
Хотела наорать на возницу, что не дрова возит, но услышав, как он материться в тревоге, поняла, что случилось серьезное.
Конни испуганно смотрела на меня, а я в ужасе прокручивала в голове нежданную историю: «Что там может быть? Неужели разбойники? И что нас ждет?»
—Конни, как зовут нашего кучера?
—Гарисон, — произнесла, дрожа от страха, испуганная девушка.
—Гарисон! Что там происходит, черт побери!
—Герцогиня, тут труп на дороге, и лошадь рядом с ним!
—Какой еще труп? — еще чего не хватало сейчас: я понимала, что настоящая Ребекка валялась бы в тихом обмороке, но если сейчас свалюсь, толку от этого не будет.
Поэтому спишем на стресс. Я выскочила из повозки наружу, ступая на дорогу. Гарисон тыкал ногой, в человека, корчащегося в спазмах и судорогах.
Он просил вроде воду, потом странное: лису, зачем — то.
 Подойдя ближе, склонившись над лежащим, одиноким путником, нащупала сонную артерию, пульс едва бился.
Я начала всем живо командовать: «Гарисон, он живой, быстрей дай ему воды, облей его. Потом затаскивай в карету. А я приберу его вещи. Конни, возьми лошадь и привяжи к карете, и помогай мне».
Кучер подсказала, что здесь рядом, есть большая деревня Камуньяс, возможно с лекарем. Вскоре мы повернули по направлению к ней, покатив туда, вздымая пыль с дороги.
Вроде бы, совершенно незнакомый мужчина, лежал в отключке, голова покоилась на коленях, я сама не замечая, успокаивающе гладила его по голове.
Было в нем, такое далекое и близкое одновременно, как частичка прошлой жизни.
Наверно поэтому, всю дорогу, беззвучно шептала свои придуманные молитвы, всем богам, прося чтобы он выжил.
         Я сидела, на кровати, возле подобранного на дороге, молодого, помирающего путника, мечущегося в бреду, бессвязно твердя что – то.
Подавая непрерывно лечебного питья и воды, выхаживая его. Местный лекарь посоветовал, сидеть возле него постоянно, давая по надобности снадобья и свежую воду. Этим и занималась, не отходя от него, ни на шаг
Под вечер ему стало немного лучше, он затих, уснув.
Наконец, забывшись лечебным сном.
Когда подобрала на дороге, то приказала своим слугам, взять лошадь и вещи.
И вот сейчас, коротая ночное время, имею наглость рыться в его вещах, стараясь понять кто он такой, этот одинокий рыцарь.
Хорошо, все я себе придумала в оправдание, чтобы совесть не мучила.
На самом деле гложило любопытство.
Женское любопытство — что вы хотели, от нас, женщин.
Вот говорят, что мужчины на дороге не валяются, а мне вот попался.
В потертом, бывалом мешке, нашла свитки, грамоты, и что самое интересное: две странные, загадочные шкатулки.
Взяв одну из них в руки, с интересом рассмотрела.
Люблю всякие, старинные штучки. С трудом открыв шкатулку, она была с секретным запором, увидела старинные кольца.
Вдруг, негаданный спасенный, зашевелился, снимая налобную повязку, намериваясь встать с постели. Мужчина заговорил приятным голосом, спрашивая, как он здесь оказался, что случилась.
Стала объяснять что и как произошло, там на дороге. Откуда взялась я.
Неожиданно он задал вопрос про имена, которые слишком хорошо знала, из той жизни.
В голове все смешалось, завертелось, как при нахождении на «чертовом колесе».
Непроизвольно произнесла вслух: «Неужели я нашла вас…»
Не знаю, почему так вышло, мимолетно поддавшись женскому влечению, я прильнула к нему, осторожно прикоснувшись к его губам.
Наверно еще, потому что обрадовалась, что наконец нашла его…
Все проблемы, какие-то барьеры, стеснение: все отошло на второй план.
Только — Я и Он.
Я растворялась в нем, сливаясь воедино. Единственно правильное и нужное, на тот момент действие.
Мне было легко и спокойно, хотелось, чтобы этот миг не заканчивался никогда.

Взгляд Джоника.
—Зачем бросилась вслед за мной к «перемещателю»?— спросил Анну, потом.
Помедлив немного, она ответила: «Хотела помочь, ведь ты не дослушал Хозяина.
Он попросил меня, идти за тобой, рассказать, что нужно сделать и про примету как найти того человека. Вот слушай, что нужно сделать…»
Но я снова потянулся к ней, обнимая ее тело, целуя ее, заставляя ее умолкнуть…
Потом мы долго лежали рядом, приходя в себя, неся всякий, любовный бред.
Наверно, вы сами знаете, как это бывает…
Она все шептала: «Я хочу слышать твой голос».
Спрашивала: «Ты меня любишь …или я замерзла, обними меня крепче…»
Потом мы долго разговаривали о жизни. Целую ночь, обо всем на свете, вспоминали нашу жизнь, где мы были так одиноки.
Я- то понимал, что она может никогда, больше не вернется домой, в настоящую жизнь.
—И что ты собираешься делать?— спросил ее, откровенно, под утро.
—Не знаю, буду здесь жить. А там? Не держит меня там ничего, все надоело,
— услышал я ответ.
«Что ж, здесь призрачный мир: нашей реальности теперь для нее будет мало, может быть, повезет ей, найдет себя в нем»,— подумал я отстраненно.
—Нравиться?— спросил я Анну, показав на одну из безделушек из шкатулки, серебряное колечко с изумрудом, доставшихся мне от Риккардо, в наследство.
—Да, очень,— ответила она, беря ее в руки.
—Возьми, на память,— больше не оставалось ничего, чтобы мог ей дать, или подарить в утешение, при расставание на неизвестный срок…
Если, только ее взять с собой навсегда, если это было бы возможно.
Такой вот, небольшой, мысленный эксперимент.
Допустим, человек подошел к последней черте, и была бы возможность: взять с собой любое свое понимание, любую находку, любое осмысление, любую фразу — все что угодно, но только одно, единственное.
Интересно, вот вы, уважаемые читатели: кто бы что взял, как результат своей жизни, перед роковой чертой?

Взгляд Анны.
«Возьми на память», — звучало как прощание.
Но все равно взяла, и одела на палец, это колечко.
Неизвестно, как сложиться дальше история, встретимся ли мы.
Просто я знала, что эту ночь никогда не забуду и хотелось, чтобы что-то напоминало об этом, незримо…

Взгляд Джоника.
Оправившись от яда, на следующий день, простившись с Анной, договорившись с ней встретится, как представиться случай — как принято поутру, снова отправился в путь.
К себе в имение, Рада де Аро.
Погода и природа великолепны, и ничего не оставалось делать, как скакать и скакать. Проматывая лье за лье, по слегка обозначенным, заросшим дорогам.
Вежливо общаясь, уточнял направление, у редких, проходивших по дорогам мимо, пеших путников, или у одиноких скакавших всадников.
Изредка останавливаясь: дать отдых и корм лошади, да и себе, выбирая местечко в тени и живописней. Чаще всего делая остановку, на бережку небольших речек и ручьев, чтобы заодно напоить уставшего коня.
К вечеру приблизился к окраинам невеликого городка, средней деревни, по нашим современным меркам.
Степенно понукая лошадь, я гарцевал, по проходам, по улочкам деревни изредка приподнимая шляпу, со здоровающимися со мной сельчанами, которые клали поклоны, узнавая своего господина. Так я подъехал, к середине поместья.
Там высился, довольно, большой двухэтажный каменный дом, но без колонн, балконов, без всяких вычурных украшений. Соскочив с лошади, подошел к подъезду дома.
То самое, «мое» родовое гнездо.
Некоторое время просто стоял перед домом, без движения, ощупывая пространство, пытаясь мысленно проникнуть внутрь дома.
Стараясь понять, что там ожидает:
Как встретят, чем обрадуют, или вообще не признают и прогонят прочь.
Ведь там живут мои родители, то есть родители Риккардо, наверное, слуги еще и домочадцы, может братья или сестры.
В одном окошке, на первом этаже дома, за занавеской, горел приглушенный свет, от горящей лампы или канделябра со свечами.
Делать было нечего, и я набрался решимости, взойти на ступени входа, потом осторожно постучать в дверь.
В освещенном окне, дернулась шторка, чтобы посмотреть, кто беспокоит, там на дворе.
Потом, мужской голос, глухо спросил, из толстой, закрытой двери дома: «Кто еще там, на ночь глядя?»
«Я это», — немного нервничая, отозвался незнакомцу за дверью.
Дверь скрипуче, начала приоткрываться, показав силуэт сгорбленной, мужской фигуры в халате.
—Ба! О боже! Неужели это вы, господин Риккардо?!— восклицая с изумлением все это, пожилой мужчина, начиная даже заикаться от волнения, — неужели вы вернулись?
Да что вы стоите на месте, сеньор Риккардо, проходите, проходите в дом.
«Марта, Марта, иди сюда скорей», — радостно мужчина, позвал женщину, жившую в доме.
Пройдя внутрь, в коридор, или прихожую, я услышал звук быстрых шагов.
Вскоре появилась женщина в годах, с мудреной прической на голове, среднего роста.
«Вечер добрый, донна Марта»,— вежливо поздоровался с ней, раздвигая руки.
Она кинулась на шею, ласково обнимая как мать, потом к ней присоединился мужчина, хлопая по плечам.
Так продолжалось довольно долго, они искренне радовались моему неожиданному приходу.
Наконец они отстали, наперебой начали расспрашивать: «Сеньор Риккардо, вы насовсем вернулись, где вы были так долго?»
Что ж, будем изображать эмоции, да и наверно не придется.
Я приступил кратко отвечать на вопросы: «Сначала был на военных кампаниях во Фландрии, там потерял память от ранения, потом жил в Толедо, далее нашел ваш адрес: и вот я здесь».
Я радостно развел снова руки, но они недоуменно молчали, потом, только придя в себя, спросили: «Как? Ты нас не помнишь? Не помнишь, что было здесь? Как вырос здесь?»
Я утвердительно мотнул головой: «Ну да, ранение, черт бы его побрал».
А что я еще мог сказать, в свое оправдание.
Марта, взяла за руку, приговаривая: «Вы Риккардо, раздевайтесь, проходите дальше на кухню, сейчас покушаем. Это ничего что память потеряли, может она еще вернется».
Я разоблачился, аккуратно вешая свою одежду и перевязь, на приспособленные крючки, для этого. Потом прошел на просторную кухню, там горел свет, освещая теплым домашним огнем обстановку.
Свет выхватывал из темноты, несколько столов разных размеров, стулья, шкафы, полочки,
баночки, кувшины на них стоящие: все как обычно, бывает на кухнях.
Так повеяло, давно забытым домашним уютом, аж до боли в сердце…
—Вы садитесь Риккардо, сейчас на стол накроем, поешьте с дороги, — хлопотала Марта по кухне, говоря между делом.
—Ах да, у меня лошадь на дворе стоит, без присмотра,— вспомнил, присаживаясь на стул, про свою верную, бедную лошадку.
—Педро, во дворе, лошадь сеньора Риккардо стоит, — споро скомандовала Марта,
—возьми да пристрой ее на постой, да корма и воды задай вволю.
— Женщина! — Педро привычно и беззлобно, чертыхнулся на Марту: « Да я сам знаю что делать».
Выходя затем на двор, за моей лошадью.
Марта принялась сновать по кухне. Неторопливо, между делами, рассказывала все новости и далекую историю семьи.
«Он Педро, я Марта. Мы муж и жена, слуги мы здесь, и были и есть, при вашем поместье.
Сейчас вот, вроде как управляющие, при этом хозяйстве. Родителей ваших, господь бог прибрал, вскорости, как вы ушли на войну. Так и похоронили их там, при нашей часовни.
Сестер и брата, еще при вас схоронили, сгорели они от чумы, в те года.
Считайте, что только остались вы, да мы с Педро. Вот так, и живем потихоньку.
Своих детей нам бог не дал. Вот доживаем тут, хозяйством тут занимаемся, лишнее на рынке продаем, дай бог, пока денег хватает, не бедствуем».
Тут вернулся Педро, таща в руке за горло здоровый графин, наполненный прозрачной, малиновой жидкостью, с гордостью ставя его на стол:
—Belleza! Мое изделие, наливка крепкая из ягод, настоянная за пять лет. В честь возвращение нашего, дорогого Риккардо.
Все уселись за стол, Педро открыл закупоренный графин, разливая наливку, по поставленным, маленьким рюмкам.
«Давайте, за возвращение Риккардо!» — Педро провозгласил краткий тост, выпивая рюмку одним глотком, я и Марта последовали примеру, выпив, сразу налегая на закуску.
Немного погодя, Педро снова наполнил пустые рюмки, интересуясь,
— а что, Риккардо, и надолго вы вернулись? Какие планы у вашей милости?
Я помедлил с ответом, держа поднятую рюмку в руке: « Не знаю, наверно, ненадолго. Дела у меня, остались незавершенные, там».
Взглядом я показал наверх. Педро понимающе закивал головой: «Давайте, что бы все было хорошо».
Мы снова дружно выпили. Ох крепкая эта наливка, аж горло дерет, и по желудку потом тепло расходится от нее. Потом с аппетитом, налегая на горячую, ароматную еду, с дороги. Да и когда еще так поем, совсем по-домашнему.
Педро снова налил по — полной в рюмки, говоря следующий тост: «Давайте за ваших родителей, отца и мать. Благочестивые люди были они».
Мелко крестясь и потом выпивая рюмку. Я тоже перекрестился, поминая родителей Риккардо, снова выпивая и плотно закусывая.
Уже наевшись от души, разомлев от выпивки, начало клонить в сон.
Марта заметила мое состояние, прося Педро, провести в спальню, на отдых.
Беззлобно огрызаясь на Марту, Педро повел отводить в мою комнату.
Держа в одной руке, керосиновую лампу, Педро открыл дверь одной комнаты.
 —Вот ваша милость, ваше место старое,— показывая обстановку спальни и постель.
—Спасибо, дальше я сам,— отпуская стоящего слугу, валясь на постель без сил.
Сквозь напавшую дремоту, я разделся, потом накрылся с головой, подобием мягкого, теплого пледа. Напоминающего плед, в той далекой жизни…
          Я проснулся от того, что радостно пропел петух на дворе, означая новый наступивший день, новый отрезок жизни, или роковые дни судьбы.
Так или иначе, проснувшись рано утром, свежим и полным сил, отыскав выход, выбежал наружу из дома, во внутренний двор.
Там располагался большой, возделанный огород с деревцами фруктов, кустарников винограда. Где я и умылся, точнее, принял водные процедуры, окунувшись полностью с головой, прямо в большой бочке, с дождевой водой, стоящей во дворе.
Освежившись, от воды, отряхиваясь мокрыми волосами, медленно пошел к дому, наслаждаясь утренней свежестью и прохладой.
Меня встретил Педро, на внутреннем крыльце дома, держа в руках холстину, которая играла роль полотенца.
—Gracias,—поблагодарил его, вытираясь чистой материей. Потом зашел в дом, в свою комнату, чтобы переодеться, во что нибудь попроще, для пребывания, здесь в поместье.
Переодевшись, найдя в древнем комоде, старое, но чистое белье Риккардо, зашел на просторную кухню, где вместе хлопотали Педро с Мартой, накрывая на стол, простую снедь, для завтрака.
—Педро, говорят, у вас здесь в поместье, проживает, мастер фехтования. Где его можно найти?— спросил между утренним перекусом- завтраком.
—Да, сущая правда. Есть тут один человек, пришлый кабальеро Хосе Фернандо, по прозвищу «Пепе». Рассказывают люди всякое, что раньше он школой фехтования в Толедо владел, убил на дуэлях множество влиятельных сеньоров. Потом вот сюда, в ваше поместье переехал, а сейчас много пьет, только вино и бренди. Больше ничем не толком занят, даже весь огород у него зачах, — ворчливо повествовал, краткую историю Педро,— а вам он зачем, монсеньор Риккардо?
—Да так, нужен он мне, по одному важному делу,— отмахнулся от навязчивых расспросов, — проводишь к нему?
—Проводить то провожу, только вашей милости, надо бы отдохнуть с дороги, от всех военных баталий, набраться сил, а потом приниматься за дела,— предложил бывалый слуга, заботясь обо мне. Конечно, он по — своему прав.
Но все потом, отдыхать и расслабляться некогда. Надо срочно учиться искусству фехтованию, или хотя бы взять несколько уроков, азов фехтования, у пьянчуги «Пепе». Запив всю скорую еду домашним соком, я отправился, в сопровождение слуги, к месту обитания, моего будущего учителя. Педро подвел, к старой ограде заброшенного участка сада, показывая вдаль,
— это внутри, там его домик.
—Оставайся здесь, пойду сам, побеседую с Пепе, с глазу на глаз,— велел слуге, перелезая через низкую оградку.
Продираясь напролом по тропинке, заросшим кустарником, ведущую вглубь сада, подошел к маленькому домишку, отворяя незапертую дверь.
Непринужденно вошел в покосившуюся лачугу, старого мастера клинка.
«Хосе Фернандо», — окрикнул хозяина, входя внутрь.
Кругом темно, я головой стукнулся об низкую притолоку этой хибары.
По привычке поминая черта, начал осматривать, темное убранство избы.
Раздался характерный, тихий свист, разрезаемого воздуха, издаваемый летящим ножом навахой.
Вжииихх. Я просто падал, уклоняясь от клинка.
Уловив стремительный полет ножа, шестым чувством.
Больше, не оставалось делать, как просто упасть, на грязный, дощатый пол.
«Да твою мать, что такое, где чертов Пепе?» — громко заорал, на чистейшем испанском языке, во весь голос.
Конечно, я бы хотел выругаться по-русски и по матерному, костеря этого мудака, посмевшего покуситься на меня. Но испанские выражения, мало чем уступят в темпераменте, нашим русским оборотам речи.
—Кто ты, назовись?— серая тень, отделилась от стены, снова маскируясь, во тьме избы.
—Я сеньор Риккардо де Радо, пришел к вам, по делу и с золотишком,— потряс поднятым кошелем, набитым золотыми деньгами, перед невидимым врагом.
—Так бы и сразу сказал. Что за дело привело вас ко мне, сеньор?— проревел голос, скрытного человека.
—Хочу взять пару уроков фехтования, плачу золотом,— предупреждая сразу всякие вопросы, сказал невидимке.
—Что ты можешь, предложить, помимо золота? Деньги и золото, мне не интересны,— заявил невидимый собеседник.
—Ты учишь фехтованию. Взамен, учу тебя всему другому, непривычным вещам, у вас тут: например ножевому бою, — ответил, приподнимаясь, вставая на ноги.
—bien, давай, попробуем,— невидимка обрел очертания, пьяного, усатого мужика в годах. Покачиваясь на ногах, он подошел,—bien, я Пепе, можешь так и называть меня. Только чему вас учить, я все позабыл на свете.
—Ничего, я заставлю тебя все вспомнить, у меня такие учителя были, не позавидуешь,
—возразил старому мастеру.
—bien, только сбегай за вином, а то в горле пересохло, — перебил пьяньчуга маэстро, садясь в подобие кресла. Угу, сейчас, только шнурки поглажу.
О, что за нафиг, этот старый черт, вознамерился учить как в старых, дешевых, китайских боевиках. Так не пойдет.
—Муэрде! Ты меня будешь учить или нет?!— спросил прямо, развалившийся в кресле, организм Пепе.
—Допустим, два золотых в день платишь, тогда и будет тебе учеба, заодно приму и твои уроки ножевого боя,— поставил условие, старый «осел».
—Я не настолько богат, чтобы разбрасываться золотом, к тому же ты, должен знать, гранда де Девало, который тебе морду набил, — возразил резонно, беря его на «понт». Упоминая при этом, князя де Девало, которого он, конечно, должен знать, по жизни в Толедо,— четверть золотого за урок, будет в самый раз.
—Ладно, ладно, я согласен, принеси только кварту вина, чтобы прийти в норму,—с нахальством, изъявил маэстро.
«БЛ…, еще чего!» — рассвирепев от ярости, выволок пьянчужку на свежий воздух, окуная с головой, в помойное корыто с протухшей водой.
От души, я еще раз окунул бродягу, в воду, для контрольного внушения, так сказать.
—Ладно, отпусти меня только,— взмолился неприглядный утопленник.
«Муэрде»,— зло кинув вслед, отряхиваясь, от воды и от грязи, маэстро пошел в свою избу.
Он вскоре вышел, облачившись в плечевую перевязь с оружием, кидая мне сверток, со словами: «Бери это, ступай в огород».
             Первый урок. От старого мастера.
Выйдя в засранный огород, вместе со мной, вытаптывая пространство для учебы и поединка, мастер довольно потер руки: «Вот, готово».
Обнажая сдвоенные клинки, вынутые с перевязи, шпагу с дагой.
«Малыш сеньор, это мой круг,— он острым клинком шпаги описал полукруг возле себя.— Вот твой круг, сеньор, el beb;».
Мастер нарисовал некий круг около меня.
Покажем ему «малыша» сеньора.
Развернул матерчатый сверток, там скучали без дела клинки, проверив пальцем стальные стержни, ощупывая остроту лезвия.
Маэстро привычно прокрутил в руках, блестящие клинки в воздухе, готовясь к нападению.
Ну что ж… сам напросился.
Я тоже подхватил клинки: привычно взяв нож, то есть дагу, в правую руку, рапиру в левую руку: по своему, как мне привычно, тем самым смущая старого маэстро.
Бой. Или «Ассе», по — француски.
Я увернулся от выпада, «эспады» укола клинка, стремительно уходя корпусом вдоль «магического» круга, обозначенного мастером.
Одновременно делая неотразимый рез дагой, возле шеи противника.
Да, все правильно исполнено, только горла противника там не было.
«bien, bien»,—привычно приговаривал этот старый черт, отмахнувшись от моего клинка, скользнувшего вдоль его горла.
«Понятно,— дал оценку Пепе,— давай настоящее искусство фехтования покажу, как оно выглядит. Есть два круга. Один ты сам обозначаешь, своим клинком.
Другой противник, он тоже движется по кругу, только по своему кругу».
Маэстро, показывая в деле свои приемы, непостижимом действием, приближался раз за разом к моему горлу, приставляя конец или лезвие клинка к моей шеи.
Ну как так?! Чертова советская демагогия, что нельзя вобрать в себя лучшее.
Вот это я собирался сделать, некий сплав из тайного искусства испанцев, и наших мастеров ножевого боя ВДВ.
Почему нет, раз пред тобой стоит настоявший мастер забытого искусства.
Я скрестил два лезвия клинков, высекая искры из них, издавая характерный звук приближающейся смерти.
—Давай будешь учить меня, как своего родного ученика?— обратился я, к неподвижно стоящему силуэту мастера, опустившему к земле, смертоносные жала своих клинков.
Отвернувшись от меня, с горечью Пепе начал рассказывать свою историю:
«В тот злосчастный день, меня, то есть мою школу, дон Давело, вызвал на дуэль.
В приеме «карусели», он убил моих учеников. Всех, до единого. Я отказался от продолжения дуэли. Поэтому я очутился здесь, покрыв себя позором навечно. Вот так, мой милый мальчик. У тебя нет, никаких шансов одолеть его, один на один. Тем более выжить в «карусели». Пойми это, наконец».
—Эй, друже кабальеро, давай не нагоняй тоску, — понимая старого мастера, проговорил я. Но отчего, так грустно стало.
Какая — то хмарь мгновенно поселилась на душе: словно тень обреченности накрыла все вокруг.
Замечание автора.
Карусель — есть способ зверского убийства, себе подобных людей.
Практикуется в испанских школах фехтования.
Это когда соперники, поочередно нападают на вас, меняя друг друга, взамен раненых или погибших сотоварищей.
Правило одно — выживший только один бывает.
Один, из пяти или шестерых, людей.
               Память снова нахлынула на меня.
Когда я попал в полную ж…, то есть задницу, из которой не выбраться.
Это случилось в Чечне, в Грозном.
В тот самый переломный год, в слякотной дали России
Чичи нас окружили плотным кольцом, в Доме Правительства.
Незадолго до этого окружения, загоняя в смертельную ловушку, прорвавшихся людей, сквозь заслоны и огонь, забегающих испуганных вояк, в наше полуразрушенное здание.
В последний бастион рубежа, Имперской России на чеченской земле
Нас — это группу в двести человек: федеральных войск, отряда «Омона», спецназа разведки, остатки различных уцелевших частей из оппозиции, гражданские сотрудники, из русского населения, которые не успели уйти, или надеялись переждать здесь всю заварушку.
Снайперы и наемники, не давали поднять головы, выцеливая нас в окна, держа под контролем все сектора здания.
Стреляло в нашу сторону, абсолютно все. Поражая все вокруг, пулями и осколками.
Крадя неизвестность у наших судеб, давая нам уже быстрый конец жизни.
И это был настоящий, воцарившийся ад, сошедший на Землю
Связи с «большой землей» толком не было, но спецы —радисты умудрились, обратиться с просьбой о помощи, в ставку армейского штаба, Волгоградского корпуса.
Прилетели две «вертушки», бесполезно ощеряясь пустыми стволами пушек, без боекомплекта.
Одна вертушка вспыхнула сразу, от выстрела гранатомета, как огненный факел, кружась как подбитая птица, над площадью, перед зданием.
Вторая «вертушка», умудрилась приземлиться, перед входом в Дом, прикрываясь густым дымом от первой «вертушки».
В нее быстро набилось начальство, и гражданские чиновники.
Едва «вертушка» поднялась в воздух, выйдя из облаков черного дыма, боевики тоже сбили ее.
Кто – то из наших, не видя выхода из положения, предложил сдаться.
Павшие духом, желающие люди, пошли группой сдаваться.
Их повесили. Убивая людей безнаказанно.
Или отрезая живым людям головы.
Прямо перед нами, в назидание.
Кто—то из обреченных военных, видя такие ужасы, сходил с ума. Насовсем.
Может и бог есть на белом свете: не давая человеку вникнуть, окунутся полностью в эту бездну ужасов, с головой, давая ему в избавление сумасшествие.
Потом они месяцами, бродили там, по всему Грозному, блаженные и юродивые.
Пока не кончиться, никчемная жизнь.
Кто- то скажет: «если Господь хочет наказать, то он лишает их/его разума».
Но в моем случае было все наоборот. Лучше уж так, чем совсем ничего.
Чеченцы, сумасшедших русских военных, не трогали, не расстреливали, не убивали.
А зачем? Опять же, оставляя нам в назидание, этот живой укор войны.
Чеченцы бурно праздновали свою шакалью победу, ясно понимая, что мы все обречены.
Громко выкрикивая, свои мусульманские выражения, без опаски, подходя к зданию, предлагая нам разоружиться и сдаться, давая нам небольшую передышку, на обдумывания предложения сдачи в плен.
Но мы то понимали, что они нас не оставят в живых.
Один боец поопытней, из «конторы», вспомнил про подвал, куда можно было бы отступить. Что ж, решено, уходим в подвал.
Первым делом, оттащив раненых, потом перетаскав поближе к подвалу, остатки оружия и патронов.
Мы сидели в бетонном подвале, вокруг стен, обсуждая планы как выбраться отсюда.
Каждый как мог, предлагал, обрисовывал свою схему выхода, из окружения.
Шустрый боец, тот самый из «конторской» разведки, бегло просмотрел внутренности подвала, снова подал идею. Он приметил канализационные люки, два или три люка.
Мысль была такая: «Найти самый основной люк канализации, уйти по нему небольшой группой, в тридцать – сорок человек, оставляя раненых и половину уцелевших защитников, в Доме».
Всего уцелевших бойцов, сейчас оказалось окола ста, вместе с ранеными.
Это был самый реальный шанс на спасение, хотя бы половине русских людей в чеченском кольце смерти.
Так я и выжил тогда, попав в группу прорыва, которая прошла подземной канализацией, выходя на окраину города.
На поверхности снова прорываясь с короткими стычками, к своим, на родные земли.
Остальные сдались, через некоторое время, прикрывая наш отход. Вместе с ранеными. Надеясь на чудо, что их не забудет в плену мать Россия, или на милость боевиков, которые благоразумно оставят их в живых для обмена или выкупа.


Солнце, вставая в апогей, мазнуло тонким лучиком в щёлку сквозь прорехи в деревянном сарае, между грубых неотесанных досок, проникая в глубину этого сарая, и пополз по земляному полу, медленно подбираясь к куче желтой соломы. Наконец, пройдя до самого конца, посланец солнца принялся неприметно нагревать груду соломы и трухи.
Куча сена зашевелилась, взъерошивая верхушку соломенной копны.
Я проснулся от наглого луча солнца, пробившегося в старый сарай, как трусливый заяц, позволивший себе заглянуть в медвежью берлогу.
Мне снился необычный сон:
Почему-то очутился в странном месте на непонятной планете.
После появления пошел по поверхности планеты, холодной и одинокой.
Я ходил по планете, оказавшись абсолютно голым, совершенно без ничего.
Моё обнаженное человеческое тело, на глазах стало покрываться каменистой, нарастающей коркой, защищая от вредных космических воздействий.
Каменные наросты проступали, постепенно выползая на лицо.
Я отдирал их крича от боли,  не желая становиться зверем–оборотнем, отлепляя каменную чешую, вместе с кусочками кожи и мяса.
Но страшный процесс казался необратим: выросшая чешуя обволокла тело, превращая в огромного ящера–мутанта.
Окончательно обратившись в мутанта, снова отправился бродить по планете, но никого не нашёл.
Сверкающая белая мерзлота, покрывавшая планету, искрами лежала в моих очерствевших ладонях. Склоняясь на колени от бессилия, что нельзя ничего изменить в мертвом течении вечности, от тоски завыл от одиночества, издавая нечеловеческие звуки.
Я осторожно потянулся телом, отряхиваясь от прилипшей соломы, находясь в плену необычного сна. Надо же, приснится ведь такое, странное видение. Вроде все в порядке: тело как тело, никакой каменной чешуи на нём не было.
Так, но где оказался на сей раз, очнувшись в сарае?!
Что? Что произошло такое? Тело–то человеческое, но не мое.
Взглянув на ладони и руки, я обомлел… Они не мои!
Покрытые смуглой, загорелой кожей с грязными, давно немытыми пальцами и ногтями.
Поднес ладони к лицу, осторожно ощупывая его.
Наростов или корост, нависших на лице, не было. Уже лучше.
Но это не мое лицо!
Нос с горбинкой, другой череп, непонятные усики, да и волосы.
Волосы длинные, черного цвета, отросшие до самых плеч, спадающие на лицо при каждом резком движении головой.   
Похлопал ладонями по одежде и карманам, первоначально желая найти простое зеркальце, дабы узреть свою рожу.
Но все карманы пусты, да и мало их в наличии.
Комплекцией, ростом и весом новое тело походило на мое тело, в котором я живу и существую. И то хорошо, не нужно привыкать к нему
Одежда, которая оказалась на мне, показалась странной.
Грубая кожаная куртка старинного покроя, сшитая толстыми нитками.
Рубаха без обычных пуговиц и молний, на веревочках–завязках, покрытая вышитыми вензелями, сделанная из толстой ткани.
Штаны, кожаные сапоги до колен на шнуровке: все непривычно и непонятно.
Пуговицы на одежде присутствовали в малом количестве, и причудливо изготовлены.
Желая выругаться вслух, матом, для поднятия духа, открыл рот.
Но из него вырвались странные гортанные звуки: «la mala leche!» (