Глава 136. Решение об отъезде

Положение становилось невыносимым. Когда приезжала в монастырь мама, мы стали переправлять с ней вещи на родину в Подмосковье. Запаковывали ноты, одежду, иконы, на душе было очень горько. Такой бесславный конец замаячил на горизонте. Нам не оставили выбора. Батя стал приходить в мастерскую и даже разговаривать с нами, что-то спрашивал. Я даже коротко отвечала на его вопросы, но разговаривать с ним не было уже никакого желания.


Чтобы нас уничтожить окончательно, батя решил постричь наших сестёр Евгению и Анну в мантию. Они обрадовались, как будто им предложили должность в Кремле. Об обязательствах после пострига они даже думать не хотели. Всё-таки батя обладал талантом охмурять людей тогда, когда ему это было нужно. Расчёт его был поссорить нас между собой. Чтобы, если мы уедем, они были не на нашей стороне. И не уехали вслед за нами. Думаю, он допускал возможность нашего отъезда и даже хотел довести ситуацию до этого. А потом выкрутиться. Мы, в принципе, были рады за сестёр, всё-таки постриг бывает один раз в жизни. И если отец А хотел его испортить, у него не получилось.

 
Отец А достал для них мантии, параманы. (Параман - элемент монашеского облачения, маленькая квадратная вышивка, носимая монахом на нижней сорочке в пришнурованном к спине виде, означает язвы Христа.) Но Анька сказала, что одного парамана ей мало, тем более что отец А дал ей напечатанный, а она хотела вышитый. Я решила ей вышить параман. Я уже к тому времени вышила несколько параманов из белого льна с золотым крестом и буквами для отца А под белый летний подрясник. (Он сам такие попросил.)

 
Так вот, когда батя застал меня в мастерской за вышивкой парамана, он орал как ошпаренный. Я не ожидала, что в нём сидит такая злоба и зависть из-за наших хороших отношений с сёстрами. Он затеял постриг только ради того, чтобы нас поссорить друг с другом. Он кричал, чтоб я не лезла не в своё дело. Я заметила ему, что это моё дело, потому как это наши сёстры. Он даже начал задыхаться, такой гнев его охватил. Во мне ничто даже не шелохнулось.

 
Я видела, что он не прав, его истерические доводы расходятся с правилами нравственности: «Не делай другому того, чего не желаешь себе!» А если ты не имеешь нравственности, ты никогда не постигнешь духовность. Подобно тому, как нельзя поступить в академию, не имея среднего образования.

 
Мне стало видно, как он примитивен, как его душат страсти, с которыми он, якобы, боролся всю жизнь. И вот зачем жить в монастыре, если невозможно победить страсти в такой обстановке. Мы не видели ни одного человека, кто бы их победил в нашем окружении. Даже баба Валя, в прошлом жена священника, знакомая с заповедями и со Священным Писанием, так ужасно себя вела. Было непонятно, как же тогда жить, чтобы не превратиться в такой овощ, ругающийся матом.

 
Мы пришли в монастырь лучше, чем стали в конце. Страсти заразительны. Ты учишься у других завидовать, орать, капризничать, жадничать и так далее до бесконечности. Почему-то у святых отцов ничего об этом не говорится. А ведь в Псалтири написано: «С преподобным преподобен будеши, с неповинным неповинен будеши, со избранным избран будеши, а со строптивым развратишися».

 
Ни о какой молитве и монашеском житии не было и речи. Все напоминало какие-то игры в монашество, без участия сердца и без искренности. Добрых плодов, кроме построенных храмов, корпусов и клумб не было. Братия понятия не имели о чести, совести, великодушии, сострадании. Несмотря на ежедневные службы, причащение Святых Таин, чтение поучений святых отцов за трапезой. Отец Герасим причащался чаще всех. Но злопамятнее и мстительнее брата я не видела.


Сначала батя постриг Рыжего в мантию. На постриге я не была. Но очевидцы рассказывали, что батя произнес проповедь о монашестве, главным врагом которого были женщины. Не свои дурные привычки и страсти, а женщины.


Потом батя, встретив меня на улице, при всех братьях очень грубо наорал на меня: «Будете петь постриг Анны и Евгении? А нет, так мы сами споём!» Я коротко ответила ему, что споём.

 
Постриг проходил в Введенском храме 5 апреля. Был четверг. Батя заставил дать сестёр все обеты, включая два этих: «Пребудеши ли в монастыре сем и в постничестве, даже до последняго твоего издыхания?» и «Храниши ли даже до смерти послушание к настоятелю и ко всей во Христе братии?» Странность была в том, что батя никогда прежде не задавал такие вопросы женскому полу при постриге. Ведь как женщина может пообещать остаться в мужском монастыре даже до смерти? Монахини, живущие в этом монастыре, не были в штате епархии. Если бы они захотели, они могли уехать теоретически. А теперь Анну и Евгению связали обетами.

 
После пострига они ночевали в храме и читали Псалтырь. А потом причащались три дня подряд. Помню, что они были очень счастливы.


   Фото из личного архива. Монашеский постриг Анны и Евгении. Ин.Елена смотрит в пол.