Эта счастливая несчастливая любовь

               
                Повесть

                "Самые лучшие игры - недоигранные,
                Самые любимые песни - недопетые,
                Самая светлая любовь - недолюбленная".

                Виктор Астафьев


                1

     В коридоре отделения физиотерапии утром, как всегда, было много народу. Все сидели, уткнувшись в шоколадки своих смартфонов. Только Анна Николаевна была с книгой. Алексей Толстой, «Эмигранты», малоизвестный его роман. Анна Николаевна подобрала эту книгу в подъезде из груды литературы, выкинутой кем-то за ненадобностью. Издание 90-ых годов. Потому на газетной бумаге, с бледным шрифтом. Да к тому же еще страницы отваливались, стоило лишь раскрыть книгу. Чтиво одноразового пользования. Но любимого Алексея Толстого даже в таком исполнении взяла, пожалела. Алексей Толстой, как говорится, он и в Африке Алексей Толстой.
     Люба, санитарка из их ревматологии, катила по коридору коляску с каким-то мужчиной.
     «Федор!», - вдруг узнала Анна Николаевна новенького. И сразу захотелось спрятаться. Пятый день в больнице. Голова грязная. Никакой косметики. И главное, старая! Желая спрятать лицо, она поспешно отвернулась. Но любопытство все же взяло верх, она скосила глаза в его сторону. И в это время он тоже узнал ее. Слабо улыбнулся и кивнул.
     - Следующий! – провозгласила медсестра, и Анна Николаевна, подхватив книгу и полотенце, прошла на «магниты», так и не ответив на кивок.
     «Дура, дура! - кляла она себя, лежа на жесткой кушетке. – Опять, получается, я нос перед ним загнула. Господи, когда же я, наконец, поумнею?! Надо будет все-таки поговорить с ним. Ну что ж, ну постарела, голова немытая, что ж теперь… Он тоже не похорошел. Интересно, переживают ли так же мужики из-за того, что постарели? Бедный, должно быть, худо ему, коли на каталке возят».

              *   *   *

     На самом деле звали его Валерием. Федоров была фамилия. Но все звали его Федором, возможно потому, что простецкое крестьянское имя это гораздо больше подходило ему, чем какой-то Валерий. Сейчас смешно и странно было вспоминать, что начиналось все в седьмом классе. Она была новенькой. В школе было четыре седьмых класса. Сразу всех и не упомнишь, но молодая память быстро запоминала лица и имена. И за два месяца пребывания в новой школе она знала уже почти всех ребят из параллельных классов.
     Каково же было ее удивление, когда однажды после уроков в гардеробе под вешалкой 7 «В», то есть рядом с их вешалкой 7 «Б», она увидела сидящего на полу незнакомого мальчика, завязывающего шнурки на своем ботинке. Он взглянул на нее своими очень светлыми, бычьими какими-то глазами, и она сразу поняла: он! Именно так определила она его для себя раз и навсегда. Он – главный ее мальчик, другого на свете для нее нет. Ну совсем как у Татьяны Лариной: «Ты лишь вошел – я вмиг узнала». Любовь с первого взгляда. А разве бывает другая какая-то любовь?   
     - Федор, ну где ты там застрял? – крикнул Юра Захаров, красавчик и отличник из 7»В», в которого были влюблены все девчонки. Кроме Ани.
     - Сейчас! – ответил Анин мальчик, подхватил портфель и мешок со сменной обувью и помчался догонять друга.
     Значит, Федор. Странно, как это она за два месяца пребывания в этой школе ни разу его не встречала. Захара (так все звали Юру Захарова) сто раз видела. А его ни разу.
     - Это Валерка Федоров, они с Захаром соседи. Вместе в школу ходят, - пояснила Милка, новая Анина подружка.
     - Знаешь, мне почему-то кажется, что я его давно-давно когда-то знала. Всегда знала. И вот, наконец, встретила.
     - Ну ты даешь! Влюбилась, что ли? Нашла в кого, в Федора! То ли дело – Захар! Или
Гена Павлов, тоже из 7 «В».
     Аня только плечами пожала. Слишком красивые мальчики ей не нравились. Нет, Федор лучше. Но спорить с Милкой не стала.
     Теперь она с нетерпением ждала перемен, когда все ребята высыпАли в коридор. 7 «В» был рядом. Поведением своим он не выделялся. Иногда боролся с кем-нибудь из мальчишек. Не зло, а как это зачастую бывает среди подростков, мутузить друг друга. Иногда срочно подзубривал что-то по учебнику перед уроком. Или просто сидел на подоконнике, болтая ногами. И все равно наблюдать за ним  было так здорово, так интересно. Он был выше всех и оттого немного сутулился. И это тоже было замечательно. На Аню он не обращал внимания. Один раз только поглядел. Но как-то очень просто, без всякого выражения.
     В отличии от Ани Милка любила своего Захара активно. Разговаривала с ним, смеялась и даже писала стихи.

                Дремлешь ты еще под одеялом,
                Смотришь свой последний сон.
                Длинные ресницы тень бросают
                На твое прекрасное лицо.

     - Милка, ты гений! Ты, как Пушкин, - Ахала Аня ей тоже очень хотелось написать стихотворение про Федора, но не получалось. Наверное, Милка любила своего Захара сильней, чем Аня Федора.
     Всего какой-то месяц прошел с того момента, как Аня впервые увидела Федора, и события стали стремительно развиваться не лучшим для нее образом.
     - Знаешь, что мне твой Федор про тебя сказал? – сообщила Милка. – Плевал я на твою Аньку. Вот гад!
     - А чего это он? – растерялась Аня. – Он что, всё знает?
     - Да. Я ему сказала про тебя.
     - Зачем?!
     - А чего ты по нему, как дура, сохнешь, а он и не знает ничего. Я как лучше хотела.
     Вот так. Аня ходила, как оплеванная. Вот уж точно. Он же плевать на нее хотел.
     Теперь Федор иногда поглядывал в ее сторону.
     - А ты ему письмо напиши, - предложила Милка. – В стихах. Чтоб знал, кого потерял.
     - Может, не надо. А то он вообразит, что я за ним бегаю. Да я и стихов писать не умею.
     - У меня есть. Как раз для тебя, здОровское стихотворение. После такого не зазнается.
     Стихотворение, действительно оказалось здОровским.

Что ж, прощай. Не любишь – и не надо.
Думаешь, я стану унывать?
Так хотелось быть с тобою рядом.
А теперь… Да стоит ли страдать?!

Я одна. Но я не растеряюсь.
Я одна, но я себе найду.
Думаешь, с тобою расставаясь,
Я к тебе, как нищая, приду?!

Нет, не думай, ночью я не плачу
И подушкам слез я не дарю.
Только мыслями себя дурачу,
Что тебя по-прежнему люблю.

     - Милка, ты гений!
     - Да нет, это не мое. Это Маргарита Алигер. Но последние строчки надо переписать. «Только мыслями себя дурачу, что тебя по-прежнему люблю». Не так надо.
     Она закатила глаза в потолок, забормотала: «Дурачу, удачу, дачу, сдачу, значит. О, значит – дурачит. Рифма есть.
     Аня заворожено смотрела на подругу. Вот как, оказывается, творят поэты! В результате творческих поисков конец стихотворения получился таким:

Нет, не думай, ночью я не плачу
И подушкам слез я не дарю.
Ты для меня сейчас ничего не значишь.
Я тебя ни капли не люблю!!!

     - Там как-то нескладно, в третьей строчке, - засомневалась Аня.
     - Ерунда. Рифма-то есть. И в конце поставь много-много восклицательных знаков.
     Аня переписала стихотворение с Милкиной поправкой. Восклицательные знаки забором стояли до самого конца строки. На первой же перемене следующего дня послание было вручено Милкой адресату.
     На следующей перемене, не дыша, Аня вышла из класса, опустив глаза вниз, сквозь ресницы смотрела на подоконник напротив 7 «В». Федор уже сидел там на своем месте. Милка подхватила Аню под руку, и они медленно, как бы между прочим, стали прогуливаться по коридору. Для конспирации Аня держала в руках «Геометрию». Наконец, они поравнялись с его подоконником.
     - Дура! – сказал Федор зло и, спрыгнув с подоконника, направился в свой класс.
     Лицо и особенно уши Ани полыхнули так, что казалось, сейчас воспламенятся волосы.
     - Сам дурак! – с опозданием крикнула вдогонку Милка, но вряд ли Федор это услышал. Он уже был в классе.
     Но Аня плакать не собиралась. Еще чего! Она окончательно – на всю жизнь! – разозлилась на Федора.
     - Ничего, он еще пожалеет, еще побегает за тобой! – успокаивала Милка.
     Точно! Аня решила отомстить ему самым жестоким образом. Она его в себя влюбит. Он будет ходить по пятам, поджидать после уроков. Ночевать под ее окнами. А она на него – ноль внимания. Вот. А если и простит когда, то только после долгих его страданий.
     А жизнь тем временем бежала своим чередом: уроки, переменки, каникулы. В третьей четверти на школьной математической олимпиаде Аня заняла первое место и была направлена на городскую олимпиаду. Вместе с ней за честь школы выступали еще трое , и среди них Юра Захаров. Федора не было даже на школьной олимпиаде. От девчонок 7 «В» Милка узнала, что Федор учится так себе. Тройки, четверки. На городской олимпиаде Аня неожиданно опять заняла первое место. Об этом было объявлено по школьному радио. Все ее поздравляли. И впервые Аня поймала удивленный взгляд Федора в свою сторону.
    « Ага, съел! Не то что ты, троечник. Даже твоего дружка обскакала. Он-то никаких призовых мест не занял на городской олимпиаде. А ты его, небось, очень умным считаешь, задачки с него списываешь».
     Теперь уже Аня ходила гоголем, задрав нос, мимо 7 «В».
     Так закончился этот очень драматичный для Ани 7 класс. 

    Лето, как всегда, пролетело быстро. Но в том году Аня с нетерпением ждала 1 сентября. Предстояло великое торжество. Теперь-то она точно могла влюбить в себя Федора. Дело было в том, что за лето она очень изменилась. Похорошела, или, как сказала соседка тетя Лида, расцвела, как маков цвет. Встретив в городе в конце августа Наташу Антонову, одноклассницу, Аня поздоровалась и остановилась поговорить. Антонова недоуменно глянула, кивнула и вдруг ахнула:
     - Ань, это ты, что ли?
     - Я.
     - Какая ты стала! Не узнать.
     И это был не единственный случай.
     «Вот теперь-то ты у меня попляшешь!» - предвкушала Аня встречу с Федором.
     Но 1 сентября его не было в школе. Не появился он и потом. Милка узнала у девчонок 7 «В», что родители его получили квартиру, и теперь он учится в другой школе.
     Ах, как обидно было, как досадно!
     Как знать, возможно, Аня постепенно забыла бы его. Выветрилась бы из памяти неудачная эта любовь, как знать. Но в это время в кинотеатрах вышел  фильм «Чистое небо». И как только появился на экране летчик, Аня ахнула: Федор! Ну точно, Федор. Только постарше, взрослый уже, и губы потолще. А так: та же прядь волос, тот же квадрат лица, тот же подбородок. И Милка тоже согласилась, похож.
     Семь раз смотрела Аня «Чистое небо». Смотрела бы и семьдесят семь раз, да фильм сошел с экрана. И потом, став взрослой, с особым ностальгическим волнением смотрела все фильмы с Урбанским. Жаль, не так много ролей оставил он после себя. Гибель Евгения Урбанского Аня переживала как личную трагедию.*
----------------------------
*Евгений Урбанский – советский киноактер. Погиб на съемках кинофильма «Директор» в 1965 г.
----------------------------------------------------
       Конечно же. Аня купила фотографию Урбанского. Тогда такие фото популярных артистов продавались во всех киосках Союзпечать, и все девчонки собирали целые коллекции своих любимых артистов. Фото было приклеено к трюмо. И сам того не подозревая, Евгений Урбанский не дал погибнуть этой Аниной любви, напоминая Федора.
     Леша Комов поздравил Аню с Новым годом, положив ей в парту поздравительную открытку. А еще на школьных вечерах ее стали приглашать танцевать мальчики. Однажды даже сам Устинов из 10 класса пригласил ее на медленный танец. А за ним бегали все девчонки-старшеклассницы. Все это было очень приятно: и поздравительная открытка, и танцы. Одно было досадно: этого не знал Федор.

     Как-то Таня Капустина попросила Аню написать ей сочинение на вольную тему «Всякая работа трудно, пока ее не полюбишь». Она и всегда-то с Ани списывала, и математику, и химию, и все на свете. А тут привязалась, сочинение ей напиши. Аня, конечно, отказалась. Еще чего! Писать два сочинения на одну и ту же тему, себе и Капустиной. Но родители пообещали свозить Таньку в Крым, если она закончит восьмой класс без троек. Вот она и лезла из кожи.
     - Я тебе за это «Живопись» подарю. Только напиши.
     - Живопись? – удивилась Аня. – Картину?
     - Карандаш такой, глаза подводить. У меня мама в парфюмерии работает. Вот, гляди, - и она чиркнула себе по тыльной стороне ладони.
     Карандаш был коротеньким, огрызок. Но Аня сразу всё оценила. Да за такой подарок она не то что сочинение – она «Войну и мир» за Льва Толстого напишет!
     Сразу, как только карандаш попал ей в руки, она его дома вечером опробовала.
     «А я и вправду на Барбару Брыльску* похожа. – Разглядывала она себя в зеркало. – Нет, больше на Милен де Монжо**. Эх, жаль Федор меня не видит!»

----------------------------------------
*Барбара Брыльска – польская кинозвезда, исполнительница роли Нади в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром»
-------------------------------------------

** Милен де Монжо – французская киноактриса, исполнительница роли Миледи во французской экранизации «Трех мушкетеров»
--------------------------------------

     Нет, в школу с накрашенными глазами она прийти не осмелилась – у них была свирепая директорша. Но после уроков они с Милкой в школьном туалете подвели глаза и бегом-бегом выскочили из школы. И пошли в кино. Ну не домой же идти такими красивыми! 
     И надо же! В вестибюле пред сеансом они встретили Федора. Он ел эскимо да так и остался стоять с открытым ртом, увидев Аню. Шоколадная скорлупка сползла с подтаявшего мороженого и шлепнулась на пол. Аня снисходительно хмыкнула и посмотрела сверху вниз, хотя это было невероятно, Федор был на голову выше нее.
     - Здравствуй, Федоров, - кокетливо произнесла Милка.
     - Здравствуй…те, - промямлил Федор.
     И места в зале у них оказались недалеко друг от друга. Он сидел на предыдущем ряду, чуть в стороне. Какой был фильм, Аня не запомнила, так как на протяжении всего сеанса они с Милкой переговаривались и наблюдали за Федором. А он все пытался разглядеть  Аню. Оборачивался назад и делал вид, что изучает потолок. Это вместо того, чтобы смотреть на экран. Мальчишки, они такие дураки – совсем притворяться не умеют.
     - Федоров, шею не вывихни, - не вытерпев, вслух сказала Милка и захихикала.
     На них заоборачивались и зашикали другие зрители. А Федор испуганно пригнулся. Но потом все равно нет-нет да косился в сторону Ани.
     Ну теперь-то он точно в нее втюрился!


                2

     Несмотря на свои успехи в учебе Аня после 8 класса пошла учиться в индустриальный техникум. Тяжело болел отец, и родители решили, что дочь как можно раньше должна получить профессию. Ну а дальше жизнь подскажет.
     Конкурс при поступлении был внушительным, пять человек на место. Абитуриенты едва помещались в коридорах и аудиториях. И вдруг в этой толпе она увидела Федора! И страшно обрадовалась. Так, что даже Ахнула от радости. Он тоже смотрел на нее восхищенно и готов был броситься навстречу.
     «Что это я?, - спохватилась Аня. – Я же его презираю». И она поспешила снисходительно усмехнуться. А то еще вообразит, что она его простила.
     И все-таки это будет здорово, если они вместе станут учиться. Ох он за ней и побегает! Только бы поступил. Она готова была даже подсказывать ему на вступительных экзаменах, задачки решать, ведь он же троечник. И с ее стороны такое шефство дало бы ему лишний раз понять, кто есть кто. Чтобы не зазнавался. Но, к сожалению, они были в разных потоках и ни разу не пересеклись на экзаменах.
     Они поступили, оба. Только в разные группы.
     На первом студенческом вечере Аню наперебой приглашали старшекурсники. А Федор стоял в углу в толпе нерешительных парней и девчонок, которых не приглашали.
     Самым завидным Анином кавалером на том вечере был Владик Сухов, старшекурсник. Еще и певец. Перед танцами был концерт и Владик пел:

Утверждают космонавты и мечтатели,
Что на Марсе будут яблони цвести.

Вобщем, не чета какому-то Федорову! Только в конце вечера Владик куда-то подевался. Аня предполагала, что он пойдет провожать ее. И вдруг исчез. Аня стояла в некоторой растерянности. Еще не хватало чтобы Федор увидел ее одну. Вдруг кто-то подхватил ее под руку.
     - Пошли? – полувопросительно, полуутвердительно сказал Вася Болотов, тоже старшекурсник, не столь замечательный, как Владик, зато веселый. Ладно, пошли с веселым Васей.
     О Владике стоит рассказать подробнее. Он не потерялся для Ани окончательно. Напротив, на перерывах между лекциями когда им приходилось сталкиваться в коридорах, Владик всякий раз выражал радость и восхищение при встречах, театрально прижимая руку к сердцу. И так же активно на всех техникумовских вечерах приглашал танцевать. Хотя и не только Аню. Но… в конце вечера он непременно исчезал. Нет, у Ани не было ни малейшего желания заполучить Владика в свои парни, усерьезнить отношения. Во-первых, Владик был не в ее вкусе, слишком красив. Такую смазливую мордашку – да девочке. И вообще, перевоспитывать, тратить энергию еще и на Владика – увольте! Хватит ей и Федора для затраты энергии. Владик как раз и годился-то исключительно для того, чтобы насолить Федору. Чтобы уж залюбил бы он ее намертво, на всю жизнь!
     И все же интересно было, куда же исчезал Владик. Зачем и с кем? Жаль не было рядом Милки – она продолжала учебу в школе. Та бы все разузнала. И вот однажды, когда вечер подходил к концу, и Владик танцевал с Аней, они оказались в углу актового зала. И Аня вдруг перехватила перегляд Владика с одиноко стоявшей в стороне девушкой. Она согласно кивнула и направилась к выходу. Вскоре исчез и Владик. Возможно, это было совпадением. Но на следующем вечере все повторилось. Аня отыскала взглядом неприметную ту девчонку. Ее никто не приглашал, и она угрюмо стояла в углу. Незадолго до конца поспешно уходила. Вскоре исчезал и Владик.
     То, что Владик был откровенным бабником, было понятно сразу и не слишком задевало Аню. Слава Богу, в него она не была влюблена. Через год, когда появились свеженькие первокурсницы, Владик увлекся Светочкой. Аню он тоже не забывал, но теперь гораздо меньше уделял ей внимания. Это как раз всё было понятно. Бабник, любит красивых девочек. Но при чем здесь эта Лидка (так звали таинственную незнакомку)? Что в ней-то он нашел? И почему никогда не потанцует с ней? Светочка-первокурсница, похоже, всерьез влюбилась в этого вертопраха. И он, по всему видать, принимал это как должное. И упорно уходил к своей дурнушке. Получалось, что только ей он и хранил верность. Чудеса.
     А все было просто. С Аней, Светочкой и другими хорошенькими девочками Владик удовлетворял свои эстетические пристрастия. Да и почетно это для любого мужчины , когда тебя окружают красавицы. Несчастная Лидка удовлетворяла потребности физиологические. А может, и не несчастная вовсе, а счастливая и гордая тем, что Владик всегда возвращался к ней.
     Чего только в жизни не бывает!
     Нет уж, лучше любить Федора, а не этого попрыгунчика.
     Только Федор вместо того, чтобы в тоске бродить под Аниными окнами, только издали поглядывал грустно да стоял в стороне на вечерах, глядя, как она танцует с другими. Ну и ладно! В таком случае она в его сторону и глядеть-то не будет. И она научилась смотреть сквозь ресницы. Очень удобно: она его видит, ноги хотя бы, а он думает, что она на него не глядит. И когда так смотришь на человека, со стороны этот взгляд кажется высокомерным.
     Но глядеть-то на него – ой как хотелось! За последний год он раздался в плечах и еще больше стал походить на Урбанского.
     Как оказалось, они жили недалеко друг от друга. Разумеется, Аня не выслеживала, в каком доме он проживает. Еще чего! Но в техникум они ездили на одном автобусе. Анина остановка была конечной. Она располагалась в салоне автобуса так, чтобы хорошо видеть
Федора, когда автобус будет стоять на перекрестке у светофора перед его остановкой. И тогда Аня могла долго-долго любоваться его сутулой фигурой в коричневой куртке, чтобы потом, столкнувшись с ним в коридоре, высокомерно прошествовать, не глядя. Особенно нравилось ей смотреть на него зимой замерзшего с красным лицом, некрасивого. И еще, когда мальчишки их групп на соревнованиях играли в баскетбол и он носился по площадке вспотевшим с прилипшей ко лбу челкой, совсем некрасивый, она любила его еще сильней. Что за извращенный вкус, удивлялась она самой себе.   
     Наконец-то, только в конце второго курса на очередном техникумовском вечере он пригласил ее на медленный танец. Она, так долго ждавшая его первого шага, вдруг страшно растерялась и… пошла танцевать. Вроде бы, и слава Богу. Но она-то собиралась гордо отказать ему! Пожалуй, они оба не дышали. Она по привычке смотрела в пол. И как только смолкла музыка, она убежала с вечера и дома долго ревела в подушку.
     Спрашивается, чего надо было этой шестнадцатилетней дуре?!  Порадуйся, улыбнись, люби! Но гордыня еще прочно удерживала ее в глупом упрямом отрочестве, и бедная любовь в очередной раз безропотно осталась стоять в сторонке.

    
     А на третьем курсе его вдруг залюбили девчонки. Аня хотела крикнуть им всем: «Это я первая его открыла! Вы влюблялись в своих хорошеньких мальчиков, а я первая разглядела в нем настоящего мужчину!»
     Как-то вдруг сразу он оказался в паре с Эмилией. Весь техникум знал, что Эмилия дружит с Женей Дубровиной. Женя влюбилась в Федора и простодушно поведала об этом подруге. И вот результат. Знал ли об этом Федор? Или это потом до него дошла эта информация о Жене? И как вел он себя в этом треугольнике, Аня не знала. Ясно было одно: она его теряла. И вот в этой ситуации именно гордыня, так мешавшая ее любви, на сей раз сослужила добрую службу. Не дала впасть в отчаянье, не позволила кинуться в другую крайность – пытаться вернуть себе Федора. Поезд ушел, сама виновата. Теперь это чужая любовь. И она в нее не лезет.
     Да и мало ли парней вокруг! И самой тебе восемнадцать, и красотой тебя Бог не обидел. И далеко ходить не надо, из ее же группы ребята. Только мигни, только улыбнись любому из них – и ты уже не одна. И парни хорошие. Ну не на одном же Федоре свет клином сошелся! Но ни одному из них не хотелось улыбаться. Все они были – не он.
     Красавчик Владик уже получил диплом и, должно быть, служил в армии, Аня точно не знала. На техникумовских вечерах она уже частенько стояла в углу. Оно и понятно. Шутка ли, восемнадцать лет! Новые первокурсницы наступали на пятки.
     Максим Дорошкин считался завидным парнем, и потому Аня решила ответить на его ухаживания. Да и к третьему курсу почти все разобрались по парам. Надо ж было и ей как-то определяться. Самым ценным качеством Максима было то, что он учился в одной группе с Федором. Пусть не думает, что она сильно страдает из-за его амурных приключений с Эмилией. И уж ее Макс ничуть не хуже какого-то Федора!

     Не успела Аня еще как следует изучить повадки и нравы своего кавалера, как случился день рождения Толика Василькова, одногруппника Макса и Федора. Родители Толика празднование восемнадцатилетия сына устроили на славу. Приглашена была вся группа. Да еще и со своими половинами, если у кого таковые имелись. Аня очень волновалась, собираясь на ту вечеринку. Впервые ей предстояло гулять в одной компании с Федором.
     Квартира Толика Василькова находилась в центре города в красивом доме, так называемой «сталинке», и поражала просторностью и великолепием обстановки. Деликатные родители Толика накрыли стол с шестью бутылками шампанского (как-никак 18 лет сыну, взрослый уже) и удалились, дабы не мешать молодежи веселиться.
     Аня с Максимом пришли одними из последних. Мимо них из кухни радостно промчалась Эмилия с букетом в хрустальной вазе. В шикарном красном платье с
люрексом сегодня она была особенно великолепна. Она поставила цветы напротив именинника, сидевшего в центре стола. И сама уселась рядом. По другую сторону от хозяина сидела Лена, девушка Толика. Аня отыскала глазами Федора. Он помогал двигать диван к столу, так как на всех не хватало стульев. Когда все расселись вокруг огромного овального стола, Аня с удивлением отметила, что между Федором и его Эмилией три человека. Эмилия сидит рядом с Толиком и постоянно что-то шепчет ему на ушко. Это было тем более странным, так как она, как и Аня, было девушкой со стороны, из другой группы. И попала на этот вечер только благодаря Федору. Поссорились, что ли, подумала Аня. Ее-то Макс был рядом.
     Студенческие гулянки! Самые веселые в жизни человеческой. Не важно где, в общаге ли, в подшефном колхозе «на картошке» или в квартире без родителей. Не важно, что пьют и чем закусывают, балыками или плавлеными сырками «Дружба». Весело всегда. А тем более такой стол богатый. Студент быстро уплетал вкуснятину со стола. Родители Толика наивно полагали, что шести бутылок шампанского достаточно для веселья. Как же! Уже для второго тоста гости забрякали принесенными бутылками с напитками менее аристократическими.
     Врубили магнитофон с записями Высоцкого и входивших в моду «Beatles», или попросту «Битлов». Престижная «сталинка» ходила ходуном. Соседи снизу с тревогой поглядывали на потолок. Однако терпели – папа Толика был очень значительным человеком в городе.
     Аня наблюдала за Федором и его Эмилией, откровенно кокетничающей с Толиком. Бедная Лена, девушка Толика, безрадостно собирала грязные тарелки со стола, приносила из кухни новые закуски. Она встречалась с Толиком с первого курса, была вхожа в дом, знакома с родителями и потому была здесь за хозяйку. Федор мрачно ковырялся вилкой в салате. Взгляды их с Аней встретились. И впервые Аня не фыркнула презрительно, а просто опустила глаза. Впервые ему посочувствовала.
     И чего этой Эмильке  надо?! Толик, конечно, хороший мальчик, веселый, коммуникабельный. А еще, говорят, и в учебе очень умный. Но ведь маленький совсем, и лицо какое-то простенькое, носик кнопочкой. А Федор… Разве можно их сравнивать? Только спустя годы, вспоминая, Ане было все понятно. Какой прок красивой девушке Эмили от какого-то Федорова, чьи родители люди простые. Зато у Толики – папа. И потому большие перспективы. Нет, ей все-таки не удалось увести Толика от Лены. Но ведь Толик не единственный перспективный жених на свете. Вряд ли Эмилия вышла замуж за слесаря. За Федора не вышла, точно.
     Наблюдая за этими персонажами, Аня забыть забыла про Макса.
     Шум и звон разбитых тарелок раздались вдруг из кухни. Федор вскочил, словно только  и ждал этого, и через секунду выволок за шиворот Макса, на белой рубашке которого висели ошметья салата. Вслед за ними выскочила Лена. Лицо ее пылало. Модная прическа «хала» растрепалась (бедная Лена все утро провела в парикмахерской). В ярости она колотила кулачками пьяного в дым Максима, размазывая еще больше пятна на его рубахе.
     - Старая любовь не ржавеет, - пьяно улыбался Макс, хватая Лену за руки. – Помнишь, на первом курсе, а?
     - Че ты мелешь, придурок?! Я на первом курсе тебя и отшила!
     - А все равно любишь меня.
     - Заткнись! Хоть бы девушки своей постыдился.
     Все разом поглядели на Аню. Она готова была провалиться сквозь землю. И с опаской взглянула на Федора. Тот деликатно смотрел в сторону, продолжая держать дебошира за шкирку.
     - Ребята, давайте его в мою комнату, на кровать. Пусть проспится, - суетился Толик.
     - Да ты что, Толян! Он же до утра будет колобродить. Переколотит тут все у вас.
     - В общагу его надо. Васька, ты с ним в одной комнате живешь. Давай помогай Федорову.
     - Всегда он всем настроение испортит!
     - У него и отец пьяница.
     - Да нет у него никакого отца.
     Наконец, в сопровождении Федора и соседа по комнате Максима увели, хотя он активно сопротивлялся.
     И когда только он успел так нализаться!?
     Пожалуй, один только человек остался доволен происходящим, Эмилия. Честь Лены была запятнана, она так считала.
     Аня постаралась как можно незаметней исчезнуть с вечеринки.
     Вот это она вляпалсь! Насолила Федору, как же! Наверняка он давно знал, что за гусь-лебедь этот Максим, и мог только жалеть ее за столь неудачный выбор. Впрочем, и сам Федор не выглядел счастливчиком на этой вечеринке. Похоже, они оба опростоволосились друг перед другом. Похоже, что они только и делали, что наблюдали друг за другом. А он еще наблюдал за ее Максом, потому так быстро и среагировал на кухонную потасовку. Ожидал, видимо, нечто подобного. Да, дела…
     В понедельник перед занятиями у самого входа в вестибюле техникума ее схватил за руку Максим. Аня отпихнула его руку, желая пройти мимо.
     - Анечка, прости меня, прости!
     - Отстань!
     После занятий он опять пошел за ней.
     - Я зашел руки сполоснуть на кухню, а она, давай, мне глазки строить.
     - Мне это неинтересно.
     - У нас с ней на первом курсе в колхозе на картошке любовь была. Еще какая! У кого хочешь спроси.
     - Мне это неинтересно.
     - А потом она на этого коротышку переключилась – у него отец большой начальник.
     - Я-то тут при чем?!
     - Обидно же, ты пойми.
     Какое-то время они шли молча.
     - А теперь вот и ты меня бросаешь.
     В его голосе слышались слезы. Он резко повернулся и пошел прочь.
     А на другой день вечером, поливая цветы, Аня вдруг увидела его, прохаживающимся под ее окнами. Вот это новости! Сколько мечтала она, чтобы Федор вот так стоял под ее окнами.
     Он добился своего, этот Максим, Аня простила его. Пожалела. Жил он в общежитии. Родом из райцентра. Отца нет. Кем была его мать, Аня так толком и не знала. Он всегда старался перевести разговор на другую тему, когда она пыталась расспросить его о семье. Знала только, что есть младшая сестра. Конечно, его было жаль. «Человек человеку друг, товарищ и брат». Воспитанная на высоких коммунистических идеалах (а по сути на идеалах христианских), Аня была натурой романтической и потому абсолютно немеркантильной. И таких было большинство среди русских девушек. Потому так и непонятно было ей поведение Эмилии. Потому и пожалела она бедолагу Макса. А еще он был уж очень хорош собой, той самой мужской красотой без смазливости, которая так подкупала Аню.
     После ее прощения, счастливый, он летал на крыльях. И она, глядя в его счастливые глаза, сама заражалась счастьем. В конце концов, сколько можно сохнуть по этому Федору! Беспрестанно думать о нем. Не пора ли жить нормально, когда тебе восемнадцать лет. И вот он идет рядом, счастливый, влюбленный. Ничуть не хуже. И все же сознание того, что его не любят ребята из их группы, и воспоминание о той вечеринке неприятно коробили душу. И особенно то обстоятельство, что Федор был всему тому свидетелем.
     На четвертом курсе началась производственная практика. Они оказались на разных
заводах – Анина группа и группа Федора и Максима. И Федор почти на год исчез из поля зрения Ани. Иногда исподволь, как бы между прочим, она расспрашивала Макса о нем, что он за человек.
     - Федоров? Да ничего, нормальный парень. А чего он тебе? Влюбилась, что ли?
     - Не я, подруга моя школьная. Ты ее не знаешь.
     - Порадуй свою подругу, расстался он со своей Эмилькой. Давно пора было.
     Но недолго Аня пребывала в счастливой влюбленности в своего Макса.
     Как-то в кинотеатре он поскандалил с пожилой парой, уже занявшей их места в кинозале. Абсолютно чепуховая ситуация с двойными билетами. Макс повел себя столь грубо, что Аня готова была провалиться от стыда. На них смотрели и качали головами. Подошедшая контролерша предложила им перейти на другие места. Но Макс принципиально настоял, чтобы «эти старпёры» уступили им их законные места. Благоразумные пенсионеры, не желая продолжать шум, поднялись и пошли за контролершей. Бабуля сочувственно поглядела на Аню.
      Они сели. Ярость кипела в груди Ани. Но не продолжать же скандал прямо здесь и сейчас. Она только сжала зубы и отдернула руку, когда он попытался до нее дотронуться. Поняв, что перегнул палку, он виновато захихикал:
     - Ну чего ты? Мы на своих местах. Со мною не пропадешь.
     Она твердо решила порвать с ним. Он поджидал ее у проходной завода, во дворе ее дома, ходил под окнами. Но почти на месяц Ане хватило характера не прощать его.
     Наступила зима. А он все ходил все в той же тоненькой куртке, в тех же летних ботинках, без шапки. В отличии от других ребят, живущих в общежитии, он никогда не уезжал домой на выходные к матери и сестре. Похоже, он, действительно, никому не был нужен. Он не раз заявлял об этом.
     И она опять пожалела его. Только всё меньше их отношения были похожи на любовь. Теперь он почти всегда был пьян. Слегка. По-видимому на большую пьянку просто не хватало денег. Где бы они не появлялись, он всюду искал, к кому бы придраться, затеять склоку. При этом никогда не задирал мужчин. Это уж и совсем противно: воевал только со слабыми. Большими усилиями Ане иногда удавалось предотвратить скандал, и тогда он бывал угрюм и утверждал, что вся жизнь – болото. Зато при скандалах глаза его горели, он, как это ни дико, был в восторге. Был счастлив.
     А на другой день он плакал и просил прощения.
     - Пусть хоть все от меня отвернуться, только ты меня не бросай. Если ты меня бросишь, я жить не буду.
     А потом это «жить не буду» превратилось в конкретное «я повешусь». И эта угроза держала Аню при нем, как собаку на коротком поводке.
     Родители были в ужасе от выбора дочери. Отец не раз спускал неугодного зятя с лестницы. Друзья откровенно, в глаза, называли ее дурой. Но самым тяжелым для Ани было сознавать, что Федор наверняка все знает.
     Кончилось все для Ани на удивление просто. Ольга, ее одногруппница, живущая в общежитии, как-то поведала с нескрываемым злорадством:
     - Всё своего драгоценного Максима любишь? – и не дожидаясь ответа, продолжала, - А он вчера в нашем коридоре с первокурсницей целовался. Так долго. Так по-серьезному.
     - Правда?
     - Правдей не бывает.
     - Бедная девочка.
     Измена. Казалось бы, как обидно. Но у Ани камень свалился с души. Всё, хватит. Пусть другая его любит и жалеет. А он, уж точно, не повесится, коли впереди у него новая любовь. Девочку только жалко. А с нее – хватит.
     Но не тут-то было. Несмотря на новую счастливую любовь, Максим еще долго трепал нервы. Выяснял отношения. Пытался мириться. Скандалил. Похоже, и вправду, любил. Упаси, Господи, от такой любви! Параллельно любил и другую девушку, Любочку.
Говорят, бедная Любочка много плакала и страдала.
     Вот при одном таком выяснении отношений Макс сболтнул о том, что у Федора любовь с какой-то Олей, работающей на том же заводе, где проходит практику их группа. Конечно, Макс сообщил об этом, не подозревая насколько важна для Ани эта информация.
     - Вот! Вот кого я люблю, Федорова! Давно, с седьмого класса, - закричала Аня прямо в пьяную морду Максима.
     - Ах, что вы говорите! – воскликнул тот, паясничая. – Давно придумала?
     - А ты мне был нужен только для того, чтобы его раздразнить.
     - Даже если и так, все равно теперь ты меня любишь.
     Но ей было наплевать, что думает этот идиот. Горько было только одно: Федора она теряла. И похоже, навсегда. До диплома оставались считанные месяцы, в течение которых они практически не пересекались. А потом впереди у парней, и у Федора, - армия. А она уезжает по распределению в другой город. Впереди беспросветная взрослая жизнь. Без Федора. И такая тоска вдруг затопила душу… Как же бездарно провела она свою юность, имея такую большую любовь. Все ждала, чтобы он ходил под ее окнами! Ну вот ходит один такой под ее окнами. И что? Почему-то это только раздражает. А Федор, да он, просто, боится ее, надменного и пренебрежительного ее взгляда. Заморозила она его. Собственную любовь заморозила. А всего-то и надо было – улыбнуться. Не удирать с вечера, когда наконец-то он отважился ее пригласить на танец. Глядишь, и жизнь ее пошла бы совсем по-другому.

                3.

     В следующий раз они встретились только лет десять спустя. Случайно, на улице. Не так давно Аня вернулась в родной город, сбежав от мужа с шестилетней дочкой. Остановилась у родителей. Она так «наелась» семейным счастьем, что ни малейшего желания не было у нее на какую бы то ни было новую любовь. И было опасение вновь  повстречать Макса. По счастью, после службы в армии тот не вернулся в их город. Куда он подевался, никто не знал и не испытывал желания знать, так как друзей у скандалиста Максима не было. А некоторые женщины, Аня, Любочка, Лена, которая вышла замуж за своего Толика, лишь содрогались при воспоминании о нем.
     Был май. Утро. Тихая солнечная  погода. Сирень. Аня наслаждалась этим прекрасным утром, любимым городом. Наконец-то она избавилась от страха перед своим мужем – он был далеко. Свобода. Она шла и улыбалась. Нет, правды ради надо сказать, она не думала в ту минуту о Федоре. И вдруг… Навстречу шел он. Тоже спешил куда-то по утренним делам. Они увидели друг друга одновременно. И так и проситься сказать, остолбенели оба. Но как-то не вяжется к взрослому мужчине этот глагол. И все же. Она улыбалась. И эта улыбка говорила: «Я рада видеть тебя. Кончилась глупая отроческая спесь. Я так рада тебя видеть».
     «Как? Ты улыбаешься? Ты больше не та красивая девочка, к которой страшно было подойти? Какое счастье!»
     - Здравствуй, - сказал он.
     - Здравствуй, - сказала она.
     И они нехотя пошли каждый по своим делам. Улыбаясь.
     Как верно угадала она тогда, в седьмом классе в школьном гардеробе в том мальчике главного мужчину своей жизни! Казалось бы, муж – главная фигура в судьбе. А Максим…
Сколько времени и душевных сил было потрачено на него. И прочие: красавчик Владик и другие мимолетные симпатии и поклонники. Все они уходили, забывались. Последние три-четыре года супружеской жизни (всего было семь) никак нельзя было назвать счастливыми или хотя бы спокойными. И вдруг в унылые эти времена ей стал сниться Федор. Сны тоже нельзя было назвать счастливыми, он виделся где-то вдалеке. И не смотрел на Аню. Он словно мстил ей за то, что прежде она проходило мимо него, глядя презрительно в сторону. И все равно сны те были отдушиной в унылой ее жизни. Они даже иногда получались с продолжениями. Она просыпалась среди ночи счастливая, словно и вправду повстречалась с ним наяву. И молила: приснись еще. И он снился снова. И никогда те сны не были сексуально окрашенными.
     Ей было двадцать семь лет, когда она ушла от мужа. Наивно было бы предполагать, что случайная встреча на улице с Федором была единственным любовным событием в ее дальнейшей жизни. Она была молода, красива, свободна. Да, были у нее и поклонники, и любовники, и даже кандидаты в мужья. Но довольно быстро они отсеивались, так как быстро приходило разочарование. И потому обычно она бывала одна.
     Но еще одна большая любовь с ней все-таки случилась. Курортный роман. И тем не менее это была большая любовь, на  несколько лет загородившая собой всех, даже Федора. Но он жил в другом городе. У него была семья, дети. Они переписывались четыре года. Да, еще совсем недавно люди писали письма друг другу. Как же это здорово! Потом переписка сошла на нет. И все равно, теперь уже он (его звали Юрой) занял место в ее душе, как когда-то Федор. Но в отличии от той отроческой эгоистической любви к Федору эта новая любовь была сначала трагически-острой из-за разлуки, потом доброй и светлой.
     И даже когда ее письмо вернулось к ней же, так как «не было востребовано адресатом», так гласила официальная информация на ее же конверте (она писала ему «до востребования»), она лишь грустно вздохнула. Не сильно удивилась. Она была готова к такому финалу. Все равно хорошо, что он был у нее, этот Юра, и она продолжала вспоминать и думать о нем, как когда-то о Федоре. А когда спустя восемь лет, он неожиданно поздравил ее с 8 Марта, она тут же ответила ему добрым письмом на тот же адрес «до востребования», хотя почти не сомневалась, что письмо он не получит и не прочтет, несмотря на свою приписку к поздравлению «жду ответа». Нет, она не получила обратно своего конверта, но вряд ли он удосужился его прочесть. Скорей всего, на сей раз почтовые служащие более халатно отнеслись к своим служебным обязанностям, просто уничтожив невостребованную корреспонденцию.
    
     Женщин, которым не повезло в семейной жизни, можно поделить на две основных категории. Одни судорожно продолжают искать любви, чаще всего безрезультатно. Другие – спокойно несут свое одиночество. Разумеется, большую роль здесь играет и физиология: темперамент, сексуальная озабоченность. Однако же не только это. Женщина в постоянных поисках любви, многажды выходящая замуж, доказывает всем и себе прежде всего, что она не хуже других. Мол, тоже при мужике. Женщина самодостаточная никому ничего не доказывает – просто живет. Красивой тем более легче. По ней и без того видно, что она не хуже. Для спокойной гармоничной жизни нашей Ане хватало с лихвой романтических воспоминаний.
     Однажды ей приснился сон. Спортивный зал. Она играет в волейбол. А надо сказать, самым тяжелым предметом в ее учебе всегда была физкультура. Единственная тройка среди пятерок и четверок. И если и доводилось ей играть в волейбол, то при подаче ее мяч едва долетал до сетки. Она вообще боялась мяча. Боялась, что приняв его, сломает пальцы. Но во сне мяч был легок, как воздушный шарик. По другую сторону сетки было уйма всякого народу. И среди них – Юра. Он посылал ей мяч, она отбивала легко и даже нежно – ему. Вокруг кипели спортивные страсти, свистел свисток, кричали болельщики, но все это словно не касалось их двоих. И вдруг среди игроков чужой команды появился Федор. Он перехватил мяч, предназначавшийся Юре, и резким, каким и предполагается в
волейболе, ударом влепил его на Анину сторону. Но как только мяч стал приближаться к ее рукам (чего только во сне не бывает!), из пушечного ядра он опять превратился в легкий шарик и нежно коснулся Аниных пальцев. Она легко подкинула его в сторону Федора. Даже движения их вдруг стали летящими, словно в замедленной съемке. Ноги едва касались пола. Юра  исчез куда-то. Исчезли и все прочие игроки и болельщики. Наконец пропала и волейбольная сетка и сам спортивный зал. Они с Федором кружились в каком-то дивном вальсе, держа за ниточку огромный голубой шар.
     Проснувшись, Аня долго лежала, улыбаясь, в эйфории того сна. Хорошо, что был выходной и не нужно было спешить на работу. После этого сна Федор опять прочно занял место в ее душе, загородив собой Юру.
     Виделись они очень редко. И встречи эти были счастливым событием. И не только для нее, в это очень хотелось верить. Они только здоровались, улыбаясь. И шли каждый по своим делам.
     Однажды они встретились в гардеробе театра. Он был с женой и сделал вид, что не заметил Аню. Не поздоровался. Возможно, жена его была слишком ревнива. Но скорей всего, ему было неловко: жена его выглядела слишком непрезентабельно рядом с Аней. И он был явно не рад этой встрече.

     Наступила перестройка. Зашаталась налаженная жизнь. При очередной волне сокращений Аня потеряла работу, высокооплачиваемую, хорошо изученную и даже любимую, работу технолога. Оказалась на улице. Одно за другим закрывались предприятия. И все-таки она надеялась найти работу по специальности, еще совсем недавно такой востребованной. Но куда бы она ни обращалась, ответ был один: мест вакантных нет, сами сокращаем своих работников.
     Но вот наконец на одном уцелевшем еще заводе из отдела кадров ее направили на собеседование к главному технологу.
     Аня открыла дверь кабинета. Навстречу ей поднялся из-за стола, улыбаясь, Федор. На секунду она застыла на пороге и… кинулась прочь. Вниз, вниз с седьмого этажа по гулким металлическим ступеням, забыв про лифт. Бегом, бегом, через проходную. И только очутившись на улице, осознала всю глупость, весь идиотизм своего поступка. Это было похоже на бегство с того вечера, когда он пригласил ее на танец.
     Что за чушь?! Дожить до сорока с лишним лет и так и не поумнеть… Не захотела работать под его началом, навеки записав его в троечники? Да вроде бы, нет. Тогда почему? Боялась его? Привыкла держаться на расстоянии? Она и сама не знала.
     Ко всему прочему упустила последний шанс на нормальную работу. Пришлось пойти в автопарк кондуктором. Жить как-то надо. Дочка училась на втором курсе института в Ленинграде. Новую свою работу не просто не любила – тяготилась ею. Поначалу очень страдала, когда в салон ее автобуса входил знакомый человек. Хотелось спрятаться. А как спрячешься, когда этого самого знакомого нужно «обелетить»? Иногда притворялась, что не узнаёт. Как тогда «не узнал» ее Федор при встрече в театре. Нет, совсем не важные особы задирают нос перед бывшими знакомыми, а неудачники, притворяясь, что не узнали вас. Больше всего боялась встретить Федора. Особенно после той дикой сцены, нелепого побега из его кабинета. Но, по счастью, он ни разу не зашел в ее автобус. Скорей  всего, он ездил на своем автомобиле. По этой же причине вот уже лет двадцать она не встречала его случайно на улицах города. Не знала, жив ли он.

                4.

     Встретиться и поговорить с Федором, Анна Николаевна понимала, будет непросто. Хотя вот он тут, рядом, в одной с ней ревматологии. То, что его возят на каталке, говорит о многом. Наверняка и уколы ему делают прямо в палате, а не в процедурном кабинете. И тарелки после обеда за него относят мужики-однопалатники. Разве что до туалета сам добирается. Анна Николаевна, ворочаясь в бессоннице на больничной койке, перебирала в уме все эти обстоятельства. И вспоминала, вспоминала. Не хотелось, чтобы в его памяти она оставалась вздорной гордячкой. Ведь все нелепости ее поведения (один побег из его кабинета чего стоит!) происходили только потому, что слишком сильно она его любила.
     Да, этот идиотский побег из его кабинета при устройстве на работу был на самом деле верным шагом. Сейчас она это понимала. Ведь что произошло бы, не сбеги она тогда? Ох, заполыхала бы у них любовь, так долго сдерживаемая! Возраст – сорок с небольшим. Сильные, здоровые, красивые. Тайные встречи по чужим случайным углам. Пресловутый треугольник со слезами и скандалами. Сплетни и разочарования. И его метания между семьей и любовницей. Нет-нет, пусть все остается как есть, как было. Видимо, Ангел-Хранитель уберег их от такого банального развития событий.
     И не тот ли Ангел-Хранитель устроил им эту встречу в больнице?
     На другой день он ждал ее, когда она выходила из процедурного кабинета.
     - Аня, - окликнул он. И она вздрогнула от неожиданности. Первый раз в жизни он назвал ее по имени. Он стоял у окна, опершись о подоконник. Она подошла.
     - Вот где встретиться довелось, - сказал он.
     - Да, - ответила она, улыбнувшись.
     И все слова, которые они собирались сказать, вдруг улетучились куда-то. Они стояли, опершись о холодный подоконник, глядели друг на друга и молчали.
     - Федоров, на капельницу, - позвала медсестра.
     Он печально усмехнулся и, опираясь рукой о стену, направился в палату.
     - Меня завтра выписывают, - сказала она вдогонку.
     Он обернулся и улыбнулся виновато.

     Все утро следующего дня она провела в бестолковой суматохе и тревоге не успеть повидать Федора. Как нарочно долго не было обхода. Наконец, переговорив с врачом и получив эпикриз, она должна была получить свои снимки у старшей медсестры. Той, как назло, не было на месте, и пришлось долго ждать. Потом надо было в гардеробе получить пальто и сапоги. И все это вместо того, чтобы ожидать его в коридоре. Попрощаться.
     Позвонила дочь.
     - Мама, приеду за тобой в начале первого. Так что будь готова. Меня на пять минут начальник отпустил. Я позвоню, когда буду подъезжать. Одевайся и выходи сразу.
     А Федор все не появлялся в коридоре. Пришлось постучаться в его палату.
     - Федоров? – переспросил лысый толстяк, откладывая в сторону кроссворд. – Его на рентген увезли.
     В пальто нараспашку Анна Николаевна нервно выхаживала по коридору.
     - Мама, выходи, - позвонила дочь.
     Так она и ушла, не дождавшись его.

     Удивительно все-таки устроен человек, его психика, память, внимание. Дела не было Анне Николаевне, как и во что был одет Федор, там, в больнице. И вот какой-то фотограф в мозгу ее или опять-таки Ангел-Хранитель запечатлел и запомнил, а потом и извлек из закромов памяти, что был на нем добротный чистый спортивный костюм. Да что костюм! На нем были носки, самовязанные, из серой толстой деревенской шерсти. А эта деталь куда важней любого самого распрекрасного костюма. Такие носки всегда вяжут заботливые руки, чтобы ногам было тепло и уютно. Значит, были у Федора эти заботливые руки,
связавшие эти носки. Но глупой ревности не было у Анны Николаевны. Это хорошо, что у него все хорошо.
     И все-таки она отважилась навестить его. Даже если и столкнется с его женой, что ж такого. Старые друзья, вместе учились.

     Четыре мужика с интересом воззрились на Анну Николаевну, когда она постучалась в палату. Федора среди них не было.
     - Федоров? А вы кто ему? – поинтересовался уже знакомый прежде толстяк.
     - Знакомая. Да мы с ним здесь общались. Я тоже здесь лежала. Вы разве меня не помните? – обратилась она к толстяку.
     - Была одна бабулька.
     - Ну вот. Это я и есть.
     - Вы?! – изумился толстяк. – Ну женщины! Не перестаю удивляться. Не узнать.
     - Его, что, выписали уже?
     - Не совсем… Да погоди ты! – сердито оборвал он молодого парня, желающего вступить в разговор. – Значит, знакомая, говорите. – Толстяк спустил ноги с кровати, нашарил тапочки. – Кажется, я начинаю понимать.
     - Что? – спросило сразу несколько голосов.
     - Понимаю, почему он все время улыбался.
     - Да, такой дед был! – встрял в разговор молодой. – Сначала прибыл еле живой. А потом улыбался все время. И молчал. Мы его спрашиваем: «Что ты улыбаешься все время? Влюбился, что ли?»
     - Да. А он ответил, давно влюбился, – толстяк вздохнул. – Это, похоже, он в вас давно влюбился.
     Анна Николаевна молчала, боясь задавать вопросы.
     - Он легко умер, – вздохнул молодой. – Во сне.
     - Уже завтрак разносили, – продолжал толстяк. – А он все спит и спит. И улыбается во сне. Он, улыбаясь, умер.

     Анна Николаевна шла по улице, забыв про гололед. Слезы тихо текли по щекам.
     Не успела. Не успела поговорить с ним. За всю жизнь ни разу толком не поговорила. Теперь всё. Кончилась любовь.
     Зимнее закатное солнце малиновым леденцом сползало за горизонт.
     Почему же кончилась? Она-то еще жива. Значит, еще не закончилась эта счастливая несчастливая любовь.