Где реки сливаются. Часть 10
(Евангелие от Иоанна)
(Продолжение)
ПРИТЯГАТЕЛЬНАЯ СИЛА МЕЖДУРЕЧЬЯ
Власть не могла не учитывать роль монахинь - представительниц центрального земельного округа в междуречье. При осуществлении грандиозного проекта – связующей водной магистрали, Лепельское имение, которым они владели, исключить было невозможно.
Судя по тому, что виленские богомолки сохраняли свое положение еще долгое время, их тоже устраивала новая власть. Часть Системы прошла по их территории, не нарушая природный баланс. Безоглядного, фанатичного вторжения не было. Их требования учитывались. Вербная речка Береща сохраняла свой профиль, ее не трогали, она отделялась от выпрямительного канала насыпной перемычкой. Дамбы облагораживались зелеными насаждениями – березовыми аллеями. А домики смотрителей органично вписывались в фон окружающего пространства, радуя глаз скромными жилищами. Дворцы не строились, крестьяне не страдали, церковная среда не рушилась.
Условия проживания оставались прежними, по крайней мере вначале. Церковное братство занималось тем же делом, что и ранее - обрабатывали землю сообща. Это был пример обитания, черты которого скопировала позже система общественного устройства - социалистическая. Это был опыт коллективного использования земли не для выкачивания прибыли, а для насущной потребности: обеспечения продуктами питания и обогащения души - когда общение с землей отзывается правдой, верой и надеждой. А корни такого землепользования – в традициях вечевого правления.
Точно известно, что Домбровская в должности настоятельницы пребывала до 1807 года – пока бразды правления перенимал город. Российский император наделил Лепель правами уездного центра, а территорию уезда охватывала уже не парафия, а область Системы – волости, примыкавшие к магистральному водному пути. Кто был после Домбровской, мы пока не знаем, как неизвестно также о распределении управленческих функций.
Но однозначно ясно, что Изабелле выпала нелегкая доля: под воздействием новых обстоятельств хранить дух веры и надежды, удерживать монашеский опыт владения землей.
Конечно, богомолки связывали свое будущее с ясной целью - создавать среду обитания, какой она представлялась средневековым мыслителям в виде «солнечного города». Но в конце господства Речи Посполитой его идеал померк, взаимоотношения с землевладельцами-магнатами достигли такого пика, что дальше было некуда. Прагматический настрой, которым жило шляхетство, становился невыносим.
ВИРУС ПРАГМАТИЗМА
Об этом свидетельствуют обращения предшественницы Домбровской – матушки «всех виленских и михальских бернардинок» (так в документе) Терезы Ходько в Трибунальский суд. Книга актов духовного трибунала, которая хранится в Вильнюсе, засвидетельствовала ее инициативу. В 1779 году Ходько настоятельно требовала ограничить ее подданных от вероломных посягательств соседских панов.
Я не буду здесь описывать всю подноготную ее возмущения, о том подробно рассказано в других моих материалах. Сосредоточусь только на одной части, достаточно полно характеризующей агрессивное поведение шляхтичей, пораженных вирусом материальной выгоды.
ШЛЯХЕТСКИЙ ЗАПАДНЫЙ СЕКТОР
Главное, что отразили первые российские карты - 1795 и 1810-1816 годов – это частные уделы, которые покрывали область междуречья: по парафиальной терминологии – шляхетские дворы. Они обведены условными линиями границ и обозначены порядковыми номерами. Вкруг церковных земель вилась примерно дюжина из 43-х. В большей или меньшей степени они соприкасались с центральным Лепельским имением. Наиболее длинная межа образовалась в западном секторе, протягиваясь с севера на юг – от каскада Вороньских озер до главного «перевала», озера Оконо, где близко дышал водораздел, переход из одного водного бассейна в другой. Владел важной западной областью – имением Пышно - пан Кашиц. Вполне возможно, что он рассчитывал на трассу канала по своему наделу, и Система могла пролечь там.
Кашицы не были выходцами из местной знати. Таких имен нет в описании землевладельцев, которых называли посланники Иоанна Васильевича Грозного при изучении состояния бывшей Полоцкой земли во второй половине XVI века. На тот час назывались другие лица, мы о них уже говорили.
Кашицы были пришлыми, их можно назвать порождением Боны Сфорцы – миланской герцогини, что явилась, чтобы преобразовать княжеское наследство: ввести распродажу уделов, порезанных на волоки. Кому конкретно принадлежало пространство между Луконцем и Люсинцами в доисторическую эпоху, до сих пор не известно.
НОВОГРУДСКИЙ ФАБИАН
Предшественниками Кашицев были Хрептовичи, один из которых достиг высокого положения в Великом княжестве Литовском, занимая пост канцлера. Сын того, после смерти отца, и продал имение Фабиану Кашицу. Это произошло в 1767 году – за четверть века до екатерининского решения о великом строительстве. Дата приобретения явствует из польского Словника - географического словаря Царства Польского и других славянских стран. То же самое подтверждается польским Гербовником – уникальной работой варшавских исследователей, успевших составить краткие биографии всех шляхтичей до буквы «S» (первый том вышел в 1904 году) под председательством геральдической комиссии Царства Польского, но прерванной сталинским режимом.
Фабиан родился в Лидском повете, в местечке Погавиа. А корни его новогродские – из Новогрудка, с 1605 года, где Кашицы владели Дворжицей. Постепенно род поднимался на высоту положения, и началось это с Элиаша, который в 1656 году отмечался королевским придворным. А сын Элиаша еще больше укрепил чиновничью ступень – взошел на должность подчашего и подвоеводы троцкого. Оставалась всего одна ступенька, чтоб встать на уровень Хрептовичей.
Каким-то образом Кашицы обосновались в Смоленске, где им покорилась судейская стезя. Но не только. Они не расставались с выгодной винодельческой перспективой. Один из потомков занял должность czesnika (чесника), виночерпия, в Смоленске, и ввел свою дочь в круг магнатских избранниц. Юстину Кашиц называли «Ходковичевной», то есть она была замужем за представителем древнего рода Ходкевичей.
ПРЕСТУПНИК-ШАМБЕЛЯН
Во второй половине XVIII столетия Фабиан Кашиц не только покупал имения, он добился наивысшего придворного чина. По данным за 1776 год, стал шамбеляном у Станислава Августа Понятовского, последнего короля Речи Посполитой. Шамбелян – по-другому камергер (от лат. camera, и нем. нerr господин). Это придворное звание жаловалось чиновникам, которые, «при парадной форме, носят золотой ключ», писал в 1910 году А.Чудинов, занося это слово в Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка.
Как близко это к современной действительности, когда чиновники сверкают золотыми эполетами или аксельбантами, распахивая ворота своих дворцовых усадеб!
Но случилось непредвиденное. Карьера Фабиана неожиданно рухнула – в одно время с должностным положением последнего короля и гибелью Речи Посполитой.
Как явствует из польского Гербовника, Фабиан был приговорен к ссылке. Он в 1778 году «способствовал смерти своего племянника».
Из-за чего разыгралась смертельная драма, в Гербовнике не сообщается, однако нельзя не усмотреть религиозный подтекст - божеская кара настигла зарвавшегося господина.
БОЖЬЯ КАРА
Фабиан, будучи подстаростой оршанским и владея Пышно, нещадно терзал богомольческий удел – пограничный с его землями. Бернардинки вели с ним настоящую войну, неоднократно жалуясь на поведение «агрессора» и требуя от власти справедливости. Так, настоятельница Святомихальской обители сообщала в Трибунальский суд: «Кошиц (так в тексте, - авт.) причинил нам много плохого». А конкретнее, «забрал земли Луга и Лиса Лепельские (так в тексте, - авт.) из деревень Белой или Вирковой называемой и деревни Лациуша», присоединил к своему имению Пышно и поселил своих крестьян.
Как видно из петиции, суд обязывал Кашица вернуть земли. Но тот игнорировал, наоборот, только наглел - в 1777 году вывез рожь с монашеских закромов, и даже рабочую силу, «крестьян лепельских».
Кашицев нельзя назвать нехристями – безбожниками. Приводятся факты, что сын Элиаша, королевского придворного, Кшиштоф, щедро одаривал новогрудских иезуитов, будучи подчашим и подвоеводой троцким.
Их отношение к бернардинкам базировалось на иной основе. Шляхта настолько увлеклась погоней за золотым тельцом, что считала себя недосягаемой, а низший класс, что выращивал хлеб, не считался им равным. Крестьян определяли на роль «быдла». И такое отношение видно из послания матушки Терезы. Кашиц забирал церковных крестьян, как вещи. В то же время, настоятельница называла свои подданных «kristiane», что созвучно слову «христиане».
Достичь справедливости к концу королевского правления было уже трудно. Власть погрязла в дворцовых интригах и заботе о собственном благополучии. Занимая придворную должность у Станислава Августа Понятовского, Кашиц использовал открывшиеся возможности, уповая на всесильность. Об этом говорит судьба его племянника.
Но, даже совершив злодеяние, Фабиан оставался неприкасаем. К высылке его приговорили в 1778 году, а по данным Лепельской парафии за 1782 год, Кашиц по-прежнему владел Пышно. По данным польского Словника, Кашиц убрался оттуда только в 1786 году, когда нравственное падение вело к неизбежному краху само государство. Отмечается, что он «уступил поместье Селлявам». Что подразумевала «уступка», не расшифровывается, однако к тому времени обстановка резко менялась. На «круги своя» возвращалась «старая гвардия» - потомки местной линии – выходцы из полоцкого окружения.
ПЫШНОГОРСКИЙ ПАКОШ
Таким был Пакош, «писарь гродский полоцкий» (так в парафиальной ведомости за 1782 год). Ему принадлежали Пышногоры. Неизвестно, как сложилось пышногорское имение, но оно образовалось внутри кашицких земель. Это был своеобразный анклав на его территории.
Но назвать Пакошей полноправными полоччанами нельзя. Они осели в городе на Двине после битв с казаками во второй половине XVII века. Поручик Кшиштоф Пакош женился на Анне Лисовской и заимел сыновей. В их числе был Ян, унаследовавший Губин.
О Пакошах ничего предосудительного не скажешь. Ян укреплял церковный фон. Будучи стольником и судьей земским в Полоцке, он основал Губинский францисканский монастырь в начале XVIII века. Решение зиждилось на приверженности католическому вероучению. Еще в начале XVII столетия, когда открывался первый костел в Лепеле, Пакоши числились в римских иезуитах. Такой факт отмечается в Гербовнике. Но то были Пакоши другого рода, другого герба, и в другое время. А Ян посвятил свое воззрение францисканскому ордену. И потомство воспитал в религиозном духе, женившись на Иоанне Пржесецкой, полоцкой подстолянке. Две его дочери пошли по духовной линии – стали законницами, то есть монахинями.
КАМЕНЬ НА ДОРОГЕ ИЗ ВИЛЬНО
Укрепляя свое положение, Пакоши обрастали земельным наделами, и возрастала их магнатская роль. Важным стало приобретение Каменя – центрального местечка в лепельской округе на пути к Витебску. Камень лежал на почтовом тракте, что вел с запада, из Вильно. Именно оттуда пролегла дорожка пакошевского рода. Они были выходцами из Подгужа. А это старинный околоток на берегу Вислы, в окрестностях Кракова, знаменитый могилой легендарного польского князя Кракуса. Там известен так называемый Курган Крака.
Это роднит краковскую местность с лепельской. Как и Лепель, Краков делился на старый и новый, и там и там берега омывались торговыми реками. И там и там открыты древние курганы.
НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ, А ИМЕЙ СЫНОВЕЙ…
В Литву они переселились в начале XVII века. Вацлав Пакош приобрел поместье Глиняны в Упицком повете (а это окрестности современного Паневежиса на реке Неман), стал местным земским судьей и женился на «Ходковичовне», дочери жмудского старосты. У них родились три сына, которые увеличили земельные приобретения. Уместно сказать, что им принадлежала белорусская Свислочь.
Сын «Ходковичовны» тоже имел трех сыновей, и один из них обосновался в Полоцке. Спустя годы, Пакоши доминировали в междуречье. На 1782 год, они были единственными, кто владел тремя шляхетскими дворами в Лепельской парафии.
Пышногорский анклав сохранялся в их руках и при Селлявах. Во всяком случае, на карте 1810-1816 годов, после сооружения Березинской водной системы, он по-прежнему на своем месте.
ХОРОШИ СЫНОЧКИ, НО ЦЕННЫ И ДОЧКИ…
К сожалению, польский Словник никакой дополнительной информации о Пышногорах не дал, а Гербовник указал только, что Антоний, судья земский полоцкий, удачно пристроил своих дочерей. Виктория вышла замуж за набиравшего обороты магната Цехановецкого, а Богумилия стала супругой лепельского маршалка Францишка Селлявы. Не указывается судьба третьей дочери – Элеоноры Ходько, но фамилия удивительна тем, что такую же имела «главная матушка всех михальских и виленских бернардинок» Терезия, о которой мы говорили выше. При этом сам Антоний был женат в то время на Хелене Селецкой, регентше литовской. А сестры Антония были замужем за полоцким ловчим Яном Хрептовичем, писарем полоцким Станиславом Гребницким, старостой «ринолжунским» Петром Рысинским.
Как и лепельские бернардинки, пакошовские наследники еще несколько десятилетий сохраняли свои полномочия при российском господстве. Так, Герард Пакош в 1824 году отмечался в качестве лепельского хорунжего.
Если принять во внимание, что две Ходько не случайность, а одно и то же лицо (Элеонора могла обрести другое имя при посвящении в монахини), то объяснимо, что случилось со Старым Изабелиным.
(Продолжение следует).
На снимке: фрагмент современной карты с местонахождением Старого Изабелина (пометки лепельских следопытов).
24.12/22
Свидетельство о публикации №222122401465