22 Хороводы. Сожалею

                (Предыдущая глава - http://proza.ru/2022/10/09/1312)

                («Belle». Claude Barzotti - https://www.youtube.com/watch?v=m2-e_9etVUA)

            До чего же быстро распространяются новости в институте! Складывалось впечатление, что они иногда появляются раньше, чем происходят сами события. Впрочем, и распространителей новостей хватало – с самого начала партсобрания хороводили многие тени в коридоре, видимые через неплотно закрытую дверь аудитории, и после завершения собрания по всему учебному корпусу продолжались на удивление многолюдные хороводы-обсуждения из осведомленных в принятых решениях лиц.
            В лаборатории я появился под конец рабочего дня. Сергей-Большой мимикой выразил что-то вроде немого восторга, с чувством пожал мне руку и, свято соблюдая принцип: «Работе – рабочее время», - отправился домой.
           Сергей-Маленький напоследок спросил со свойственной ему рассудительностью:
      - И охота тебе гусей дразнить? Или ты забыл о предстоящем экзамене по научному коммунизму в аспирантуре?
            Сразу же после их ухода, словно специально этого дожидался, в лабораторию зашёл старший преподаватель соседней кафедры и былой куратор учебной группы, в которой я числился во время учёбы в институте.
      - Я старый добрый еврей. Я совсем не Бармалей. Вам-то хорошо, молодым, у вас вся жизнь впереди. А таким, как я, приходится держаться за своё место, чтобы не остаться без куска хлеба в старости. – Яков Зусманович гнусавым голосом продолжал свои оправдания, перемежая их непрерывными сморканиями, и нервно комкал в руках носовой платок, как делал это всегда в минуты душевного волнения. - Поэтому я вынужден придерживаться мнения большинства. Не осуждайте меня, дружочек.
            «Многие люди добры и честны, пока им плохо живется, и становятся невыносимыми, едва только их положение улучшится, особенно в нашем возлюбленном отечестве». – Писал это Ремарк в романе «Чёрный обелиск» о Германии, проигравшей Первую мировую войну. В полной мере можно применить его слова к любому отечеству. Вот только забыл Эрих Мария, видевший на войне себя и других перед лицом смерти, как легко и бесследно улетучиваются не только доброта и честность, но и сам облик человеческий даже не под угрозой смерти, а всего лишь под воздействием страха.
            Яков Зусманович, до паники боявшийся совершить хоть какой-нибудь поступок, требующий личной ответственности, непременно и неоднократно согласовывал все свои действия с вышестоящими инстанциями. Не иначе, именно он послужил Ильфу и Петрову прототипом Кислярского в романе «Двенадцать стульев».
            Только и оставалось посочувствовать обладателю ярко выраженной еврейской внешности – с сужающейся кверху головой с большими не в меру хрящеватыми ушами, ярко-красными губами негритянского типа, крупным костистым носом, похожим на клюв попугая, густыми сросшимися чёрными бровями и вечно слезящимися глазами навыкате под ними. В своей долгой педагогической деятельности он каждому своему первому курсу совершенно бессмысленно с жаром представлялся «закавказцем» и лишь на выпускном вечере в подпитии стыдливо признавался в секрете, видимом невооружённым взглядом.
      - Вам не в чем себя корить, как и винить вас  за ваше личное мнение никто не вправе – вы поступили в соответствии с Уставом коммунистической партии. - Странно мне было видеть моментальную перемену во внешности и в поведении  далеко немолодого и, к тому же, прошедшего всю Великую Отечественную войну человека – спина его выпрямилась, плечи расправились, а на лице место испуга заняло горделивое выражение, когда он направился к выходу.

            Едва закрывшись, дверь лаборатории  открылась снова, и  на пороге неожиданно возник бессменный секретарь всех партийных и прочих собраний факультета Михаил и удивил предложением:
      - Не желаешь ли наведаться в буфет? Он через полчаса закроется. Говорят, человек становится добрее, когда поест.
            Наши с ним отношения были далеки от приятельских. Был он лет на пять старше, в занятиях хоть каким видом спорта замечен не был, по работе и прочим факультетским делам мы с ним не пересекались. Зато пересечения по партийной линии рождали совсем не нежные обоюдные чувства, поскольку я, в силу врождённой нелюбви ко всяческим многолюдным посиделкам, изыскивал неизменно уважительные причины для пропуска партсобраний, Михаил же, как ответственный за кворум, старался этому противодействовать.
           Не менее неожиданно он добавил ещё один аргумент в пользу своего предложения:
      - Между прочим, Джон Голсуорси советовал поесть, когда человек падает духом.
            При его склонности и редкостной способности к секретарской-канцелярской деятельности было удивительно и приятно обнаружить в его лице любителя очень даже непростой для чтения литературы. Но, зная его манеру даже самые неприятные и затратные по времени партийные поручения всегда камуфлировать привлекательной упаковкой, почти смирился с ожидавшей меня участью и вместе с ним направился к выходу из лаборатории, как бычок на заклание.
      - «Есть только ветчина, но, когда человек падает духом, нет ничего лучше ветчины. Они сели и взялись за вилки». – идя с ним бок о бок по институтскому коридору, с обречённым вздохом процитировал я слова из романа «Последняя глава» авторства одного из любимых моих писателей, и спросил. – А ты не знаешь случайно, почему именно ветчина лучше всего помогает при падении духа?
      - Потому что, «когда садишься на пароход и читаешь первое меню, прямо диву даешься - чего в нем только нет. А потом его сводят к холодной ветчине без малого три раза в день»... Роман «Конец главы» всё того же Джона Голсуорси. – Михаил ответил без промедления и запинки.
            Беседа на тему литературы становилась интересной, но я всё же попытался выяснить, на сколько пусто иль темно моё грядущее:
      – А с чего ты взял, что я зол или пал духом?
      - Узнаешь после того, как возьмёмся за вилки. Кстати, в буфете ветчины нет и не помню, чтобы она когда-нибудь там была. Салаты уже закончились, и к вечеру остаются только традиционные отварные сосиски с картофельным пюре под белым соусом.
            Пока неторопливо продвигались в сравнительно небольшой очереди вдоль буфетной стойки к кассе, Михаил изложил суть партийного поручения, которое «старшие товарищи, посовещавшись», решили на меня возложить:
      - Хоть ты и многие другие на собрании отстояли доброе и честное имя коммуниста и преподавателя, Яков Моисеевич всё же нас покидает в связи с переводом на другую работу. С его уходом освобождается вакансия народного заседателя Московского районного суда, на которую его выдвигала партийная организация на общем собрании факультета.
            Щурясь близко посаженными глазами, Михаил обвёл взглядом буфетный зал, заставленный круглыми столами на высоких металлических ножках в виде треноги. Обнаружил стол, за которым трапезничала одна только студентка, и с подносом в руках направился туда, попутно договаривая с изрядной долей ехидства:
      - Учитывая, твою неуёмную тягу к справедливости, партийное бюро факультета решило навесить на тебя … эээ …  то есть, выдвинуть в народные заседатели, как самую подходящую кандидатуру на замещение твоего учителя Якова Моисеевича.
            Ошарашил он меня этим решением до такой степени, что я и дара речи лишился. Михаил тем временем поинтересовался у студентки заключительного года обучения с пятью нашивками на рукаве форменного синего кителя, допивавшую чай с булочкой за столом:
      - Нельзя ли составить тебе компанию, золотце?
      - Пожалуйста, - приятным мелодичным голосом и, приветливо улыбаясь, ответила ему девушка.
            Только по голосу я и узнал в ней ту незнакомую студентку, с которой мы месяц назад ночью эвакуировали с кладбища пятилетнюю девчушку с пьяным родителем. Тогда она была в пальто, скрывавшем фигуру, и в вязанной шапочке, под которой прятались её волосы. Особо я к ней не приглядывался, не отойдя после горячки происшествия, да и видел её непродолжительное время и то в профиль, поскольку сидели мы бок о бок, давая свидетельские показания.
            Теперь же, стоя за столом напротив неё, я по достоинству и с великим для себя огорчением оценил её точёную фигурку, характерную для большинства рыжеволосых красавиц, блестящие и переливающиеся, увы, действительно натуральным червонным золотом тёмно-рыжие волосы, и очень даже симпатичное личико, но усыпанное таким количеством веснушек, словно ей брызнули в лицо краской из пульверизатора.
            Узнав меня, девушка смутилась и залилась румянцем, под которым почти спрятались все её веснушки. Я же огорчился вдвойне – и добровольно-принудительным, сиречь, обязательным для выполнения, предложением партийного бюро и рыжей мастью очень привлекательной случайной знакомой.
            Поставил поднос с тарелкой и стаканом чая на стол, взял в руку вилку и в сердцах с такой силой надавил её ребром поперёк сосиски, что получившиеся две половинки, скользнув под вилкой, разлетелись из тарелки в разные стороны. И хорошо ещё, что сами они не попали в моих сотрапезников, но всё же знатно забрызгали обоих соусом.
      - М-дя. - Михаил вытер бумажной салфеткой белые пятна с лацканов пиджака, посмотрел на девушку и, обращаясь ко мне, с серьёзнейшим видом констатировал. - После содеянного, ещё и прилюдно, ты, как честный человек, просто обязан жениться.
            Девушке, поскольку она была ниже Михаила ростом, брызги соуса пришлись прямо в лицо. Она принялась вытираться салфеткой, но услышала его слова и так полыхнула румянцем, что веснушки стали вовсе невидимыми. Сорвала свою сумку с крючка внизу стола и почти бегом направилась к выходу из буфета.
            Чувствуя себя раззявой и последним идиотом, только и успел я крикнуть ей вослед:
      - Извините, ради бога!
      - Ну, вот, обидел хорошую девушку, - укорил сам себя и Михаил. И поразил в очередной раз, теперь уже своей наблюдательностью. – Честно, не знал, что вы с ней раньше виделись, и что она тебе симпатизирует.            
            Только этого мне и не хватало - почему-то сильно огорчило произошедшее.
            Увидев мою реакцию на его слова, Михаил философски заметил: Ну, да жизнь длинная, - и тут же перевёл разговор на другую и более актуальную тему. - Возвращаясь к нашим баранам …
            Он принялся цитировать некий далеко не художественный источник:
      - Народные заседатели районных (городских) народных судов избираются на общих собраниях рабочих, служащих, крестьян по месту их работы или жительства сроком на 2 года…
      - Народные заседатели призываются к исполнению обязанностей в судах в порядке очерёдности не более, чем на 2 недели в году, кроме тех случаев, когда продление этого срока вызывается необходимостью закончить рассмотрение судебного дела, начатого с их участием….
      - За народными заседателями из числа рабочих и служащих на время исполнения ими обязанностей в суде сохраняется заработная плата.
            Переведя дух, и другим тоном, словно закрыв руководство, он резюмировал:
      - На самом деле, всё не так уж безнадёжно. Как гласит армейская мудрость, в природе не существует приказа, который можно было бы не выполнять. – Подмигнув мне, он продолжил. - Трата двух недель в году на судебные заседания сама по себе даёт существенный выигрыш времени, поскольку освобождает от любых других общественных дел-поручений. К тому же, с девчонками-секретаршами судей всегда можно договориться об удобном времени вызова на судебные заседания, а то и замены кем-нибудь другим – многие заседатели из числа пенсионеров спят и видят себя круглосуточными судиями.
            Добил он меня в своих, скорей, утешениях, чем уговорах, простеньким провокационным вопросом, заданным напоследок самым невинным голосом:
      - А как ты видишь, например, Романенко в качестве народного заседателя самого гуманного и справедливого в мире суда Московского района города Риги?
      - Никак не вижу, - откровенно ответил я ему. - Такие рождены исключительно для того, чтоб сказку делать былью по принципу: «Рот закрыл – рабочее место убрано».
            Михаил удовлетворённо кивнул и протянул мне руку на прощание:
      - По этой причине я и предпочитаю быть секретарём собраний – хоть какие-то письменные подтверждения моей личной словесной и сидячей деятельности остаются, а значит, я жил и живу. На общем годовом собрании факультета вернёмся к этому вопросу.
            Вполне довольные состоявшейся беседой, мы обменялись рукопожатием и отправились дальше водить каждый свой жизненный хоровод.

            Я, вернувшись в лабораторию, битый час хороводил вокруг да около книжной пирамиды, аки кот вокруг горшка со сметаной – пытался кратко изложить содержание каждой монографии и рассортировать научные труды по степени их применимости к теме диссертации. Никак не удавалось выстроить единую систему на основе какой-нибудь одной отдельно взятой математической теории. И вдруг понял, что мешает мне это сделать отсутствие душевного спокойствия.
            Слишком богатым выдался день на события и чрезмерно обильным - на общение. Как бывало и раньше после длительного пребывания в больших людских скоплениях, даже кожей ощутил, насколько мне необходимы простор, свежий воздух, тишина и одиночество. Словно охотничьему псу, который в самую лютую стужу только и мечтает вырваться из дымного зимовья и вволю поваляться в снегу, бесследно убивая чужой запах на себе.  К тому же, требовалось разогнать молочную кислоту в побаливающих мышцах после вчерашней тренировки – переоделся в спортивный костюм и отправился на пробежку на институтский стадион.
            Пока наматывал круги по гаревой дорожке, всё ярче и больше числом проявлялись звёзды на темнеющем небе. Так же постепенно исчезала боль в мышцах, возвращалось внутреннее равновесие, пошатнувшееся после многих событий прошедшего дня.
            Невольно впадая в транс от однообразных механических движений в процессе долгого размеренного бега, неотрывно смотрел на небо и, как никогда ясно, понимал, что длящийся уже многие тысячелетия  хоровод созвездий на небосклоне – самый настоящий обман для любого земного наблюдателя.   
            Мало того, что кто-то по своему усмотрению и исключительно для собственного удобства поделил небосвод на созвездия, присвоив им и составляющим их звёздам имена-названия из легенд своего рода-племени. Так ещё и звёзды, объединённые в единое созвездие, по большей части удалены друг от друга и от земного наблюдателя на такие неимоверные расстояния, что только взгляд с Земли их и объединяет между собой. Ну, а самое печальное – каждая звёздочка на небе являет собой сгоревшую когда-то далёкую планету, а то и всего лишь свет, веками-тысячелетиями мчащийся в космическом пространстве от неё, давно уже сгоревшей без остатка.
            Как по заказу, в южной стороне низко над горизонтом замелькали традиционные в ноябре прочерки метеоров в созвездии Льва, получивших в астрономии официальное наименование Леонидов. Ещё одна обманка, которую часто называют "падающими звёздами".
            На самом же деле метеор — чисто оптическое явление, возникающее при бесследном сгорании в атмосфере Земли мелких космических тел (осколков комет, астероидов и прочего космического мусора). И начавшийся метеорный поток, исходящий из одной точки в созвездии Льва, ровным счётом ничего, кроме оптического эффекта, в себе не несёт.
            Но до чего же это красивое и завораживающее зрелище – звёздный дождь! Я чуть шею себе не свернул, стараясь непрерывно смотреть на него, продолжая бегать кругами по стадиону.
            Не стал загадывать желания под многие "падающие звёзды", твёрдо решив про себя: "Пусть всё идёт так, как идёт. И будь что будет".

            По мере того, как гасли огни в окнах и учебный корпус сливался с окружающей его темнотой, всё больше зрело у меня желание остаться на ночёвку в институте.  Когда усилившийся холод пересилил тепло, вырабатываемое организмом в процессе бега, я закончил свои побегушки, взбежал на крыльцо учебного корпуса, и потянул на себя входную дверь.
            Сразу же почувствовал запах спиртного в воздухе. Дверь сторожки в пустом и полутёмном фойе рядом со входом была открыта настежь. Сам вахтёр сидел за столом со стаканом в руке, на столе стоял второй стакан, прикрытый сверху куском ржаного хлеба, к початой бутылке водки была вертикально прислонена фотография.
      - Кто? – спросил я вахтёра, вглядываясь в фотографию незнакомого парня в парадной форме младшего сержанта ВДВ.
      - Племянник, - сдавленным голосом ответил тот, вытирая кулаком мокрые глаза. – Только учебку окончил, и сразу после ввода на Саланге моджахеды колонну сожгли.
      - Мир его душе и земля пухом. - Вдруг почувствовал, как вернулось и с головой накрывает меня забытое будоражащее кровь состояние – разгорающегося внутри невидимого пламени, проблески которого вырвались наружу на партсобрании. Вернул равновесие, называется.
            Только и оставалось, что выразить соболезнование и отправиться восвояси. Напоследок обратился к вахтёру с просьбой:
      - Мне тут работы подвалило, не успеваю в срок. Хотел бы до утра остаться в институте, но разрешение оформить не успел.
      - Ты меня не видел, а я - тебя, - ответил тот. – Выпить не предлагаю, раз остаёшься работать.

            По результатам перетряски содержимого головы в процессе бега и наблюдения звёздного неба представился мне совсем другой способ постижения мира и его отображения – в терминах и правилах единой базы знаний, доступных человечеству. Ключом к её построению послужило понимание, что любая научная, математическая модель является самостоятельным и имеющим несомненное право на жизнь видением мира с определённой точки зрения, но только наиболее полная (по сути, лишь бесконечная) совокупность моделей даст правильную его картину.
            Если с логикой построения моделей, в том числе, и в плане темы диссертации, картина более-менее прояснилась, то с её реализацией ещё только предстояло разобраться. Но сил на это уже не осталось, было уже далеко за полночь, глаза сами собой закрывались - самое время готовиться ко сну.
            Мастерство не пропьёшь! - За три года подработок ночным сторожем в студенческие времена набрался я такого опыта устраиваться на ночлег, которому могли бы позавидовать и цыгане, живущие по принципу: "Где кочуешь, там и ночуешь". Ни малейшего труда не составило мне оборудовать шикарнейшее ложе из шести составленных вместе стульев. Ещё и с видом звёздного неба в оконном стекле и теплом от батареи отопления, идущей вдоль окна.
            Засыпая, опять увидел Белого Дедушку, рукой призывающего меня отправиться в путешествие. Чем под его руководством я и занялся.
            Какой же это был чудный сон! Куда там до него игре в бисер из фантастического романа Германа Гессе.
            Снилась мне воплощённая в виде иерархической системы база, неисчислимым множеством составляющих элементов которой являлись все доступные человечеству законы и теории.
            Абсолютно всё, что выражается с помощью формулы, можно автоматизировать - и я словно оказался в раннем детстве, когда только освоил буквы на детских кубиках, составлял их в разном порядке и с непередаваемым восторгом произносил сами буквы по отдельности и их сочетания, не вникая в значение произносимого. Только сейчас место каждого элемента в базе занимала не буква кубика, а целая отрасль знания из законов, формул или уравнений в виде ветвей, дробящихся до самых простейших математических или логических операций.
            Устав бродить по просторам знания, отлежав бок на жёстких стульях и толком не проснувшись, уже под утро включил транзисторный приёмник «Селга». Сонно покрутил колёсико поиска на коротких волнах, поймал какую-то музыкальную станцию, передающую эстрадную музыку, и перевернулся на другой бок, пытаясь заснуть.

            «Если девушек нет в постели, они поселяются в голове. Там у них начинается потасовка с мыслями», - диагностировал Ромен Роллан состояние своего юного героя Жана-Кристофа, предрекая ему встречу с любовью.
            В моей же голове в такт инструментальной музыке закрутился целый хоровод из знакомых прелестных девушек. Тут были первая и последняя школьные любови, бывшая жена, троица институтских подружек, Лидочка, и старая-новая знакомая студентка-незнакомка, но самое пикантное заключалось в том, что все они отплясывали в голом виде, вызывая у меня нестерпимое сексуальное желание.
            Инструментальная пьеса закончилась, и весь танцевальный секс-коллектив исчез-растворился, как его и не было, уступив место возникшему из ниоткуда силуэту стройной и гибкой танцовщицы, облачённой в тёмное бальное платье. Под аккомпанемент рояля начала она свой танец нежности, любви и страсти, сопровождаемый словами песни на французском языке.
            Ни слабый радиосигнал, ни многочисленные помехи, ни исполнение песни хриплым тенором Клода Барцотти, ни моё знание через пень колоду французского языка не помешали услышать и понять всё пропетое до последнего слова. Во сне представилось даже, что это я сам пою заключительный припев песни:
      Belle.
      A ne pas oser lui parler
      A ne pas oser l'aborder
      Comme si c';tait p;ch; mortel
      D'approcher beaut; aussi belle
      Mais elle ne me voit pas
      Pourtant je sais d;j;
      Que c'est elle
      Que c'est moi
      Belle
      Comment faire dites-moi
      Pour qu'enfin elle me voit
      Si elle doit partir
      Je vais en mourir

      Красавица.
      Не смею говорить,
      Не смею подходить,
      Как будто это смертный грех -
      Приблизиться к красоте. Как красиво!
      Но она меня не видит,
      Хоть я уже знаю,
      Что она является.
      Это я, красавица,
      Как мне это тебе сказать?!
            Танцующий тёмный девичий силуэт стал совсем чёрным в потоке хлынувшего прямо мне в глаза яркого света и исчез так же внезапно, как и появился.
      - Я тебя не вижу. Где ты? - спросил я уже наяву, приподнимаясь на ложе из стульев и вглядываясь в силуэт какой-то женской фигуры, возникшей в освещённом светом из коридора дверном проёме.
            Уборщица, в рабочем халате, с ведром в одной руке и шваброй в другой, услышав обращённый к ней вопрос из темноты, с отчаянным визгом одним прыжком выскочила из лаборатории в коридор.

            Никогда ничего хорошего для организма и здоровья в целом не сулила мне приснившаяся голая женщина. Не говоря уже о хороводе обнажённых красавиц.

                (Следующая глава - http://proza.ru/2023/01/02/1272)