Море волнуется

- Ну что, студент! Есть желание поработать? Сделаем из тебя моряка Мурманского Тралового Флота!
- А когда?
- Молодец! - обращается к соседу кадровик, - Даже не спрашивает, что да как, а уже согласен! Тупой и решительный, всё как я люблю! Ладно, слыш, не обижайся... на решительного! Там человек то ли заболел, то ли запил…Судно называется «Молодогвардеец». Слыш практикант, ты работы не боишься? Треску пойдёшь ловить, в Баренцуухе! А? Как, готов? Тяжко будет, но пароход денежный….
- Согласен!  - ответил рот, потому что голова уже деньги считала…

Это было несколько странное чувство, когда уже с полчаса я кручусь у 12-го причала, а судно не вижу. При том что происходит это не ночью или в густой туман, и не в снежный заряд, а при свете солнца и без осадков.
Вижу, вот - дерьмо чаек где ни попадя есть, а РТ-330 нет.

- Ну вооот же он! - кричат, посмеиваясь, крановщики после моего третьего круга вокруг причала и пятого вопроса, который уже стыдно задавать.
- Та где?
- Ближе, блиииже к воде подойди!
- Ёп… и вправду, вот же чайка на трубе сидит на уровне кнехта… Да на моем первом пароходе - плавбазе «Арктика», шлюпки больше были!

Небольшой кораблик размерам с буксир, в боевой раскраске - белый верх, чёрный низ, стоял у причала 12. Но ввиду планового отлива, правильней будет сказать, стоял он под причалом. Вертикальный трап уходил вниз и вдаль. Казалось, что если я ещё смогу на нем поместиться, то, например, моя сумка уже нет.
Тем не менее, на такие пароходики, в войну, ставили легкие пушки или пулеметы и становились они минными тральщиками по совместительству. Геройски сражались и геройски гибли. Те кто не погиб, после войны геройски кормил разрушенную страну.

- Это ж сколько тебе лет? -уточнил старпом, глядя на направление на практику из кадров, стараясь дышать в сторону.
- 19! А пароходу вашему?
- Марихоодка! Выыышка! Ну что ж, сделаем из тебя моряка! Настоящего! Вон туда, в каюты матросов на баке, на свободную койку закидывай вещи и к боцману. Иваныч! Принимай матроса!

Бак это самый нос судна. Там две каюты. Переодевшись, я успел раскидать вещи и все начали готовиться к отходу.
Суеты на было.
Все члены экипажа чинно и обстоятельно разливали по кружкам и отмечали отход, который до этого они отмечали где-то в городе.
Оказалось, что есть такая традиция, ужраться на отходе и неистово напоить портовых проверяющих. При этом на рейде обязательно надо отыграть все необходимые для отхода тревоги с заводом пластыря и тушением пожара. Потом, по пути на промысел, весело допивать все что не допили на отходе…

Конечно же, мы вывели крейсер в море. Даже интересно было на нём пошоркаться туда-сюда, легкий маневренный! Вжик, вжик!
Так как трезвым был только я, о чем никто не догадался, то, стоя на руле, чувствовал себя прям профессионалам с большой буквы "Сэ".

Из шумного гогота разок появился старпом, доставая пшеничку из коробки для бинокля:
- О! Студент! Ты здесь один? Ну и как?
- А чё там.. Это же моё профессьон де фуа!
- Ааа! Ну там смотри, вооон створ и вон, потом маяк, а там не промахнешься… Ты зови если чё…

Но работу свою парни знали хорошо.
Отдав дань традициям и Посейдону, впряглись в рутину.

Кэп открывал люмик на мосту в надстройке, высовывался оттуда всей своей красной мордой и с высоты положения глядел стеклянными глазами за горизонт. Потом видел нас на палубе и выдавал:
- Ну чё, волынитесь тут? Волынитесь, волынитесь ибёна мать…

Это значит:
- Что встали черти? А ну прыжками по местам стоять! Мне здесь не тут! Трал в воду!

Это он так сурово спрашивал, а мы осознавали своё безобразие.

На палубе целыми днями звучало радио и транслировался проходящий тогда в Москве Международный фестиваль молодежи и студентов в 1985 году, а хотелось бы слушать рок фестиваль Live Aid for Africa со стадиона Уэмбли, где выступал Queen.

Трал ставили и выбирали сбоку через борт. Рыбу вываливали прямо на палубу в разбираемый ящик. Тут же ставили рыбодел и все участвовали в разделке. В ящике, в рыбе по колено, а когда и по пояс стоял подающий, то есть я.
Первыми на разделке головорубщики, потом шкерщики.

- Эй на шкентеле! Шевелись студент! Что ты мнёшься там, как Челентано на винограде? Ты моряк или где? Быстро уберем рыбу и в каюту казёнить! А спать после рейса в ДМО будешь, если сможешь! Ааа-ха-хааах!

Тут чайки срубались с траловой лебёдки, а кэп высовывался из люмика и спрашивал:
- Чё волынитесь тут? Волынитесь, ибёна мать…

Рубка голов, шкерка и сброс печени в шайку происходили автоматически. Постоянно дымящие папиросы во рту, брызги крови и кишок на лицах, разговоры обо всём и громкий смех на это влияния не оказывали.
Шкерили они как черти, а скорость зависела от подачи рыбы из ящика на рыбодел. И это, скажу я вам положа руку на печень, не мелочь по карманам тырить. Рыба в ящике живая и вся кувыркается. А каждая зубатка ждёт своего шанса, что бы вцепится тебе в часть тела! Одна как-то укусила повара за палец, он орал как дикие печенеги, когда князь Владимир поливал их кипящей смолой.
А под ногами в ящике скаты лежат пузом кверху - на нем поскальзываешься и видишь свои ноги, взлетающие над головой.
Все сразу ржут и ещё больше подгоняют. Если боцману не дать вО время рыбину, он орёт во всё своё боцманское горло, и его жирным и сочным - ..лядь, ..уи  и ..здецам становится явно тесно на маленькой палубе, они, разлетаясь вокруг, свисли гроздями.
Все снова ржали, чайки, плюясь во все стороны, уходили на круг, а из люмика высовывался кэп:
- Ну чё, опять волынитесь тут? Волынитесь…

Что бы поесть, из каюты матросов в кают-компанию надо пройти по промысловой палубе, через которую переваливается волна или кренит ее так, что можно увидеть свое отражение в море.
Борта там низкие и можно рукой потрогать забортную воду.
Что удобно, потому что  даже небольшая качка вымораживала.

Казалось, свежий воздух, песни и физический труд всё перетрут. Но так только казалось…

С первых дней рейса у меня тоже сложилась традиция. С утра, перед работой, я наклонялся за борт и вызывал ихтиандра. Если лечь на планширь борта то можно и умыться.
После обеда вызывал его снова. После ужина - нет, нет да покличу его опять. Ихтиандр не шёл.
Под рубкой в кают компании находится центр качки, и если уцепиться там когтями или упереться твёрдым взглядом в точку и не смотреть в люмик, то вполне себе ничего, можно даже продолжать жить и есть. Там я поел плов с испорченным чесноком и все вышло на новый уровень. Так подкатило, что я испытал толчок от которого глаза чуть не вышибло! Закрывая рот на бегу, вскочил, столкнулся с  буфетчиком, с треском ударился о переборку и побежал, пуская во все стороны тонкую струю сквозь закупоренные губы, и, захлебываясь, упал на планширь левого борта, где начал страстно выворачиваться наизнанку.
Ни в одну свою вахту в рыбном ящике я не вложил столько огня и стараний.

В тот день крупных дел у меня больше не было. После этого в кают-компанию не ходил, а питался я с тех пор Боржоми и галетами.

Даже в своей каюте отдыха не было, там матросы курили без перекура. Им было лень переодеваться, они сидели в роконах. А на роконе том рыбьи кишки уже и не смывались.
Прямо в них моряки и сидели, чай пили и снова бесконечно курили, видимо из-за вони дышать можно было только через сигарету.
- Эй, студент, курить будешь?
- Та не буду я!
- А баба твоя?
- Та нет у меня бабы!
- Потому и нет, что не куришь! Аха-хаах!
Вот тут я не помню, высунулся кэп из люмика или нет.

В общем качка там присутствовала что бы ни делал и куда б ни шёл. Когда палуба ходуном ходит, а глаза передают в мозг картинку прыгающего вверх вниз моря, еда обязательно просится на это взглянуть.

Ну не думаете же вы, что при качке выполнение трудовой задачи приостанавливается? А все ждут, пока море утихнет и швыряют девственниц древним богам морских пучин, принося их в жертву?

На мостике, куда меня звали на руление, блевать было проще - не надо с собой таскать ведро.

- Что студент, напрягся?  Не моряк что ли?
- Прорвёмся! Это же мое профессьон де фуа!
- Ну ну! Э, э…вот щас не надо глаза из глазниц доставать, не надо – ты же профессионал? Вот и профессиональ! Де фуа… - держа в пожелтевших пальцах папиросу и смеясь, подвигал ведро кэп.

Но всё это цветочки. Ягодки, это когда действительно штормило.

Во время настоящего шторма, в этих каютах матросов, что в носу, в хорошую килевую качку, это когда нос то вверх, то вниз, вообще творится аттракцион под названием "Карусель Армагеддона" в натуральном исполнении. По несколько метров вверх-вниз скачет там команда вместе с палубой, да так, что аж дух захватывает! Внутренности при этом сначала ухают в ноги, а потом с такой же скоростью летят в голову. И если в ногах там они ещё как то ужимаются в пятках, то приходя в голову, ищут как бы вырваться наружу…
Я когда списывался с парохода, даже предложил старпому деньги с матросов брать, как за увлекательный аттракцион, потому что натуральное же удовольствие!

- А чего списываешься то, студент? - спросил он,  когда подписывал обходной.
В этот момент я надел самые свои честные глаза из всех возможных, ну такие, круглые и брови домиком:
- Та тут ооотпуск у меня и учёоооба скоро…
- Ну ну… Учись, студент!

А боцман, сверкая лысиной, изрёк фразу, от философской глубины которой Марианская впадина впала в депрессию:
- Зато будет что вспомнить, а? Мой йуный друх….

Дальнейшую свою практику я продолжил на БМРТ!

Но до сих пор вспоминаю рейс, который я провёл в роконе, не важно был я в ящике или в каюте…
Помню как не было ни одного дня без проблевона, а ихтиндр всё не шёл.
Помню вонь тухлого чеснока везде, хотя может его там уже и не было.
У меня теперь нюх на него как у Чингачгука на следы бизонов, а любой плов я долго обходил стороной.
Помню как делали из меня моряка, когда я выходил из залива словно Джек Воробей - по внутренним ощущениям.
А ещё вспоминаю, что парни там работали крепкие и веселые! Настоящие моряки!

Когда пошел во второй рейс, началась осень. Говорят в Баренцухе это сезон штормов…
Я этих штормов даже не заметил.

***