Заспиртованная голова

Это убийство в Санкт-Петербурге накануне Нового, 1907 года наделало так много шуму, что дошло и до царя. Говорили разное. Трагедия произошла во время освящения Домовой церкви на четвертом этаже новой Клиники кожных и венерических болезней Императорского института экспериментальной медицины, ныне на улице Академика Павлова, 9.
Какой-то молодой человек из толпы зевак отыскал в траурной процессии известного градоначальника фон дер Лауница, прорвался к нему и, выхватив из кармана браунинг, с криком «Прощайся с жизнью, подлец!», сделал выстрел. Градоначальник свалился замертво.
В толпе возникло замешательство, и тогда молодой человек, вокруг которого на миг образовалось пустое пространство, поднес браунинг к своей голове, но уже ничего не кричал, произвел второй выстрел и упал рядом. Прибежавшие медицинские профессора констатировали смерть обоих. Кто был этот молодой человек, зачем понадобилось ему убивать генерала Лауница?
Установить имя убийцы полиции долго не удавалось, никаких документов, бумаг при нем не оказалось. Студент семинарист? Но позднее выяснилось, что он не был студентом. Не было его фотографии и в картотеке бомбистов, не значился и среди революционеров. Одним словом, никакого уголовного и политического прошлого за ним не числилось. Тогда кто же это был? Зачем понадобилось ему стрелять в градоначальника? Может быть, умалишенный, сбежавший из психлечебницы? Но за последнее время из психбольниц и тюрем никто не убегал. Любовная история? Нет, нет, нет, эта версия отвергалась сразу.
Время шло, а имя стрелявшего оставалось неизвестным. Начальник Петербургского охранного отделения полковник полиции Александр Васильевич Герасимов отдал распоряжение выставить гроб с телом убийцы в анатомическом театре Нового медицинского института для опознания. Пусть приходят все желающие и смотрят. Филёры будут рядом. Они попытаются разговорить посетителей, проследят за ними. Таким образом, Герасимов надеялся найти ниточку, которая распутает весь клубок. Была у него еще одна задумка…
Царь был недоволен. Императрица Александра Федоровна, или по-домашнему Аликс, подливала масла в огонь, в страхе металась по комнатам, забегала в кабинет, прикрывала раскрасневшееся лицо веером и шептала на ухо: «Ники, ну, Ники, будьте мужчиной, сделайте что-нибудь. Вспомните, только недавно какой-то ужасный бомбист застрелил генерала Павлова. И вот теперь еще одна жертва! Еще один генерал. Так они завтра доберутся до нашей семьи. Как нам выезжать в открытой коляске?»
Эти слова мучили царя. Вокруг все только и говорили о свержении самодержавия. Что мог сделать он, правитель вся Руси, если петербургская охранка во главе с ее новым руководителем Герасимовым, как говорили талантливым полицмейстером, ничего не выяснила? Кому взбрело в голову выстрелить в человека, имя которого внесено к рескрипт древнейших российских фамилий?
Фон дер Лауниц не был выдающимся политиком, но зато оказался прекрасным исполнителем царской воли. Он происходил из остзейского дворянского рода, которому еще в 1568 году высочайшей милостью пожаловали поместье в Курляндии. И все последующие выходцы из рода фон дер Лауницев служили верой и правдой Царю и Отечеству.
На траурных проводах генерал-майора накануне Нового, 1907 года епископ Иннокентий из Тамбова, где много лет исправно служил Лауниц и подавлял всякое вольномыслие, отметил, что покойный был мужественным человеком, надежным защитником Царя и Отечества. Своими твердыми действиями водворял мир и спокойствие. И епископ высказал предположение, что если следов убийцы не нашли в Петербурге, так, может быть, есть смысл поискать их в Тамбове?
Царь вызвал в Зимний дворец полковника Герасимова. Пусть доложит, как идет расследование по делу убитого фон Лауница, Владимира Фёдоровича. Нет ли следов из Тамбова?
Начальнику охранки предстояло беседовать лично с императором? Полковник-царь с полковником-ищейкой на равных? Такого в практике еще не встречалось. Придворные шептались, они недоумевали. Значит, сильно ослабело руководство государством Российским.
Как в своих воспоминаниях позднее писал сам Герасимов, царь заинтересованно расспрашивал его о ходе поисков убийцы фон Лауница, о деятельности революционеров в Петербурге, других городах. Пришлось признаться, что жертв на освящении медицинского института могло быть и больше. О возможности свершения теракта Герасимов предупредил заранее всех высоких правительственных чиновников, в том числе и градоначальника. Фон дер Лауниц знал об этом. На него и прежде совершались покушения. Время настало неспокойное, в любой толпе могли скрываться бомбисты. Рекомендаций Герасимова послушался только один человек - председатель Совета министров Столыпин, он не поехал на церемонию и тем самым, возможно, избежал пули. А фон дер Лауниц проявил упрямство.
Герасимов также доложил, что медицинские профессора обследовали тело молодого человека и установили, что ему примерно 25 лет, роста среднего, русый, руки простые, натруженные, крестьянские, явно выходец из провинции. Судя по одежде, до недавнего времени служил либо на конюшне, либо был ездовым. За прошедшие две недели со дня его кончины, родственники не объявились. Полицейские сделали предположение, что покойный был родом из Тамбова. Тело уже предали земле, а вот голову…
Голову отрезали и положили в банку со спиртом.
При этих словах царь невольно поморщился. Боже праведный, ну и дела творятся в имперской столице, что будут говорить за границей?
Банка с головой была выставлена в том самом медицинском институте для всеобщего обозрения. Люди приходили, смотрели, обсуждали. Было дано объявление в газетах. Требовалось отыскать его родственников или знакомых, отыскать хоть малейшую зацепку. Установить удалось только одно - погибший был-таки семинаристом, духовный человек. Возможно, он пострадал во время подавления крестьянских бунтов. Иначе чем можно было объяснить его ненависть к генералу фон Лауницу, который усмирял тамбовских крестьян. Без большой крови там не обошлось. Вот и мотив преступления - идейный. Парень приехал в Петербург, связался с бомбистами и выразил желание убить фон Лауница. Его поддержали, определили в извозчики, профессия удобная, можно спокойно раскатывать, караулить, подсматривать и подслушивать. Филёры побеседовали с извозчиками. Нашелся один, который сказал, что приехавший недавно молодой человек из Тамбова уже несколько дней не выходил на работу. Но его имя и фамилию извозчик запамятовал.
- Почему мы не можем разом разгромить всех этих бомбистов, - повысил голос царь, - почему они свободно перемещаются по городу? Где скрываются? - И начал ходить по кабинету. Герасимов не сводил с него глаз и молчал. Он прекрасно понимал, что быть чересчур откровенным с царем - значит навредить делу, Бог знает, что могла напеть ему в другое ухо неуравновешенная Александра Федоровна.
- Ваше величество, большая беда в том, что рядом с нами находится Финляндия.
- Финляндия?!  Ну и что из этого? – Царь развернулся на каблуках и упор посмотрел на Герасимова. – Причем здесь Финляндия?
- Извините, Ваше величество, очень даже при том. Там же свободная конституция. Туда может уехать любой российский житель. Значит, скрыться от расследования и нашего правосудия.  Два часа езды от Петербурга. Сложностей никаких нет. Предъяви на границе паспорт и все. Совершил преступление и скрылся в уютной приветливой нашей окарине.
- Так поговорите с финскими полицейскими, пусть они повысят свою бдительность!
Герасимов вздохнул.
- Ваше величество, наших ищеек финские полицейские не жалуют. Наоборот, стараются им навредить. Не пускают к себе, иногда арестовывают, дают неверные сведения или молчат. Вопрос надо решать кардинально. На этот счет у меня нет решения.
От императора Герасимов уходил вполне довольный. Аудиенция хоть и затянулась, но получилась деловой. Царь его обласкал, сделал заверения в полной своей поддержке предпринятых мер и обещал усилить контроль на границе - финны слишком многое себе позволять стали.
От своего надежного источника, тайного агента Евно Азефа, известного ныне подкупленного провокатора, по уровню которого не сыщешь в новейшей истории, Герасимов уже знал, что революционеры, которыми кишмя кишел Петербург, нашли пристанище в курортном финском поселке Териоки (ныне город Зеленогорск в Ленинградской области). Там в заброшенном двухэтажном отеле собирались члены боевой организации социалистов-революционеров, которую возглавлял сам… Евно Азеф. Правда, в Териоки Евно появлялся редко, у него были разногласия по методам устранения высших царских чиновников. Не раз и не два спорил он с руководителем взрывной лаборатории Зильбербергом, который самолично изготавливал все бомбы, чинил оружие, обучал молодых людей. От Евно Зильберберг он требовал денег, денег и денег - на взрывчатку, оружие, на содержание. А где их брать? В полиции Евно платили только за выданные персоны. Но это были его, личные деньги. Из бумажника!
В Териоки собирались все те, которые знали друг друга в лицо. Оттуда проинструктированные бомбисты, «забывшие» свои настоящие имена и фамилии, получившие прозвища уезжали в Петербург, Москву, Киев. С собой брали тротиловые шашки. На границе их никто не проверял.  Всего их человек тридцать. Помогал Зильбербергу некий Сулятицкий.
По данным Азефа, из Териоки в Петербург с заданием убить фон дер Лауница мог поехать только один человек, крестьянский парень из Тамбова по прозвищу Адмирал. Личность малозаметная. На собраниях он говорил, что мечтает убрать петербургского градоначальника, который год назад устроил кровавую бойню в Тамбове. Фамилия парня... Она простая русская, Азеф ее не назвал, просто не мог вспомнить.
В любом случае ниточка потянулась и для Герасимова многое стало понятным…
Во второй половине января 1908 года поздним вечером в неприметную придорожную двухэтажную гостиницу в Териоки постучались двое молодых людей с лыжами и рюкзаками. Их занесло снегом, они едва не обморозились. Это были студенты из Петербурга, жених и невеста, которые на каникулы заехали в Финляндию. Хотели покататься с гор, да вот сбились с пути, устали, проголодались и попросились на ночлег. Их пустили, напоили чаем, расспросили. Обоим было едва за двадцать. Зильберберг, который лично расспрашивал путников, махнул рукой, пусть остаются.
Молодые люди остались, но наутро не уехали, а попросили разрешения еще немного пожить, чтобы пару деньков покататься на лыжах, слава Богу, погода наладилась. Зильберберг и на этот раз уступил. Почти неделю пробыли молодые люди в закрытой гостинице, беседовали со всеми ее постояльцами, вечерами сидели у огонька, пили чай с вареньем, привезенным из дома, подолгу разговаривали со швейцаром и горничной, шутили, давали им щедрые чаевые, а потом неожиданно исчезли…
Полученные Герасимовым сведения от «жениха с невестой» дали не только общую картину нахождения базы террористов, методов их подготовки, но и список особо одиозных личностей, который возглавили лица типа Зильберберга и Сулятицкого. Собственно, эти данные можно было считать самым большим уловом петербургской полиции, самой большой продажей боевой организации со стороны ее руководителя Евно Азефа. На каждого террориста появилось досье, в котором было дано подробное описание внешности, одежды и даже особенность речи. Теперь бомбистов после пересечения границы узнавали по приметам и вели до родного «дома».
Одним из первых финскую границу пересек сам руководитель взрывчатой лаборатории Зильберберг. Это был человек невысокого роста, с черной бородой, с черными, глубоко посаженными глазами. Все соответствовало описанию. За ним тотчас отправился филёр. Он узнал его адрес и кое-какие явки. Этого было достаточно. Герасимов велел взять «взрывателя» под ручки и вместе напарником на карете скорой медицинской помощи отвезти в медицинский институт. Там недовольного и возмущенного гастролера провели в специальную выставочную комнату и показали банку с заспиртованной головой.
Кто этот человек? Эффект превзошел все ожидания. Зильберберга затрясло, замутило, чуть не стошнило. Он вертел головой, стонал, едва держался на ногах, но фамилию убийцы фон Лауница не назвал.
Собственно, особой потребности в его признательных показаниях уже не было. Зиберберга опознали находившиеся здесь же «жених и невеста» и подкупленные ими и специально привезенные из Териоки финские швейцар и горничная. Они-то и сказали, что заспиртованная голова молодого человека принадлежала бывшему бомбисту по прозвищу Адмирал. Он же семинарист из Тамбова - простой крестьянский парень Кудрявцев, который проходил курс обучения подрывной работы в Териоки.
Колечко замкнулось. Вслед за Зильбербергом в руки полиции попался и другой известный социалист-революционер Сулятицкий. С ним проделали точно такую же операцию - привезли в медицинский институт и показали заспиртованную голову. И хотя этот опытный бомбист ни в чем не признался, не назвал себя, его так же опознали «жених с невестой» и финские швейцар с горничной.
План Герасимова сработал более, чем успешно. Боевая организация социалистов-революционеров была полностью разгромлена. Все ее члены оказались в полиции. В Петербурге стало заметно тише. Улеглись слухи, перестали страшить публику газетчики. Закрытый военный суд приговорил обоих террористов Зильберберга и Сулятицкого к смертной казни. Правда, в целях полицейской конспирации их истинные фамилии не назывались.
Герасимов отправил отчет государю, в котором писал, что раскрытию организации террористов помогла помощь Государя, а также заспиртованная голова и поездка полицейских агентов в Финляндию.
Так было распутано дело одного убийцы и целой организации революционеров-террористов. Все они предстали перед военным судом, все были осуждены.
Прочитав отчет, царь выразил свое полное удовлетворение и полковнику Герасимову Александру Васильевичу, начальнику Петербургского охранного отделения, присвоил звание генерала.