Первая кандагарская молитва
Спустившись по трапу военно-транспортного самолета, мы увидели огромное бетонное поле, множество взлетных полос, а рядом с ними просторную вертолетную площадку. Порт имел статус международного узла сообщения, его размеры впечатляли, сюда приземлялись в зависимости от военной обстановки в Кабуле и наличия горючего самолеты международных рейсов Лондон - Кабул - Дели, Париж - Кабул - Калькутта и многих других.
В стороне величественно возвышались ярко раскрашенные Боинги-747. Рядом с ними прятались небольшие гражданские самолеты афганских фирм Ариана и Бахтар.
Мы искали тех, кто нас должен был встретить, но безуспешно. Видимо, встречающие задерживались. Самостоятельно ехать в расположение запрещалось.
Солнце поднималось к зениту, воздух буквально плавился. Мы встали в тень огромного здания.
Постоянно садились и взлетали самолеты и вертолеты. Я обратил внимание на местных молодых людей в широких штанах и длинных специально сшитых рубахах навыпуск, которые доходили до колен. Афганцы ожидали самолет.
Они запросто расположились на раскаленном бетоне под палящими лучами. Сидели, скрестив ноги калачом, заботливо придерживали руками забавные деревянные сундучки. Рядом стояли вооруженные солдаты-афганцы. Они тоже ждали самолет для отправки в другие провинции, а неподалеку важно прохаживался офицер и порой подавал какие-то команды на своем языке.
Афганцев никто не провожал. Здесь провожать не принято.
Приземлился вертолет. Двигатель не глушил. Лопасти продолжали стремительно вращаться, разбрасывая в стороны мощные воздушные струи. Воздух струился по бетону, разгоняя в стороны песчинки и подметая прозрачную пыль.
Отодвинулся бортовой люк. Афганские солдаты принялись небрежно выбрасывать из салона какие-то большие бумажные мешки. Видимо, времени на разгрузку не было, поэтому мешкам доставалось. Их валяли, пинали, крутили, швыряли, лишь бы скорее избавиться.
Через минуту мешки сиротливо сгрудились на бетонке. Ветер от винтов бесцеремонно трепал их со всех сторон, словно свирепый пес. Многие настолько истрепались, что содержимое вот-вот должно было прорваться наружу.
“Интересно, что в мешках. Судя по тому, как с ними обращаются, какая-то макулатура!”
Валерий пожал в ответ своими громадными плечами.
“Кто его знает! Здесь все может быть. Удивляться не приходится!”
Ещё в Кабуле я обратил внимание на особенный говор коллеги. Чуть позже узнал, что он родом из Белоруссии.
Делать было нечего, и Валерий направил Анвара, своего таджика-переводчика, узнать, что в мешках. Он вернулся скоро. Оказалось, в мешках афганские бумажные денежные знаки. Привезли зарплату армии, царандою и всем служащим Кандагара.
“Вот это да!” Я искренне изумился.
“Еще минута, и миллионы афгани разнесет вихрем по всей округе.”
“Да какие проблемы,” невозмутимо сказал Валерий, “напечатают новые!”
Мне подумалось, что он шутит, однако мой коллега говорил вполне серьезно. Как видно, он знал о подобных вещах не понаслышке.
Подъехала Волга М-24 в сопровождении бронетранспортера. Вот и наши встречающие! Несколько загорелых подтянутых мужчин средних лет в гражданской одежде быстро вышли из машины и подошли к нам.
“Кто только что прибыл, вы? Давно ждете? В аэропорту нам назвали другое время!”
“Так нет расписания, время прилета плюс минус неизвестно сколько!” пожав плечами, сказал Валерий.
“Жарковато тут у вас!” с улыбкой сказал я.
“Жарко? Немудрено! Рядом пустыня Регистан. Природная, так сказать, сауна. Остается ополоснуться холодной водичкой и, считай, баня принята. А вы зря без головного убора!”
“Далеко ехать?”
“Как сказать. Ехать-то, собственно, некуда. В Кандагар сейчас мы не поедем, а расположение наше здесь, в городке аэропорта, такая дана команда. В случае, если душманы захватят власть в городе, самолетами немедленно эвакуируемся в Кабул.
Кандагар в двадцати семи километрах отсюда, в город добираемся на бронетранспортерах, идем колонной в сопровождении военных. Дорога опасная, постоянно стреляют, стали все чаще применять гранатометы, так что броня не спасает.
Пока бог миловал, потерь и ранений среди советников царандоя нет, но вот в других ведомствах убитых и раненых, не считая солдат, увозят почти каждый день. Особенно страшны мины, их душманы обожают, как дети - игрушки, ставят на каждом шагу. Здесь, кстати, тоже небезопасно. Аэропорт постоянно обстреливают, так что лучше не задерживаться!”
Короткий рассказ, но от него повеяло ледяным холодом в жаркий июльский день. “Успокоил!” подумал я.
Подобраться к люку оказалось не просто. Палящее солнце слишком крепко раскалило броню. Пришлось достать из кармана носовой платок и, только положив его на бортовую ручку, затем браться за неё.
Внутри оказалось довольно тесно из-за наклонных бортов. Ехали действительно недолго, всего несколько минут.
“Вот здесь мы живем, сейчас откроем вашу квартиру. Прежний старший советник три месяца назад уехал в Союз, у него закончилась командировка.”
Советники располагались в добротных зданиях с высокими овальными потолками.
Монументальные виллы построили американцы еще при короле для своих специалистов, используя тяжелую технику, которую завозили самолетами.
Скоро выяснилось, что кандагарское солнце невзначай дало о себе знать. Пробыв под его лучами буквально несколько минут без головного убора, я получил устрашающие багровые пузыри на лбу словно не под солнцем побывал, а приложился лбом к раскаленной плите.
Советники предложили нам глотнуть холодненького пива, мы по наивности новичков обрадовались.
‘О, здорово!”
Они, посмеиваясь, достали из холодильника воду со льдом.
“Вот наше пиво кандагарского разлива. Угощайтесь!”
Остаток дня ушел на уборку и обустройство. Жилые помещения пришлось очищать от чрезвычайно мелкого и необычайно сыпучего песка. Он упрямо проникал в малейшие щели, однако мысли непрестанно возвращались к делам, надвигались большие события, требовали решения многие вопросы. Главное, конечно, - предстоящая кандагарская операция с привлечением сил мотострелковой бригады.
Дату начала операции умышленно не называли. Сохранялась возможность утечки информации, в первую очередь из-за ненадежности офицеров афганской армии и царандоя.
Познакомились с советниками других ведомств - военными, партийными и госбезопасности. Кроме того, здесь находились советники пограничных войск. Провинция Кандагар граничила с несколькими иностранными государствами, и советники курировали афганские погранвойска, которые обеспечивали таможенный досмотр и контрольно-пропускной режим. В обычном для советского человека смысле - рубеж на замке - государственной границы не существовало.
Неподалеку от вилл находился военный госпиталь. Туда ко входу время от времени подъезжали бронетранспортеры, санитарные и другие автомашины. Солдаты выгружали на носилках больных, раненых, иногда убитых.
Раз в неделю из Союза прилетал санитарный самолет, прозванный "черным тюльпаном". Его так назвали, видимо, потому, что по местным афганским традициям списки погибших иногда оформлялись орнаментом в виде тёмных тюльпанов. “Черный тюльпан” увозил на родину цинковые гробы с телами погибших.
Незаметно наступила ночь. Мы с Валерием перешли в мою комнату. Здесь, кажется, было немного прохладнее. Давно пора спать, но сон всё никак не шёл!
Вдруг в дверь громко постучали, и через секунду к нам ввалился плотный краснолицый военный советник, он был явно навеселе.
“Что, суслики, спите?” по-хозяйски бесцеремонно сказал он, и его налитые кровью глаза странно загорелись в полумраке.
“Ложимся, но уснуть никак не можем,” невозмутимо сказал Валерий.
“А, уснуть не можете, ну-ну, давайте, ложитесь, а уснуть вы не зря не можете. У меня свежие разведданные, так что спать не придется!”
“Какие разведданные?” мгновенно насторожившись, сказал Валерий.
“Аэропорт Кандагара сегодня ночью подвергнется бомбовому удару с территории Пакистана. Еесть там такой замечательный приграничный город Кветта. Неподалеку от него имеется превосходный военный аэродром. Вот так-то. Ждите. Все ясно? Спокойной ночи!”
“Ничего не ясно!” раздражённо сказал Валерий. “Что значит - спокойной ночи? Хорошо бы в бункер спуститься. Где здесь бомбоубежище?”
В ответ наш весёлый гость оглушительно расхохотался.
“Да вы что, издеваетесь? Какое бомбоубежище! Выскакивай на улицу, ползи в противоположную от взрыва сторону и молись, чтобы пронесло. Вот наше бомбоубежище! Только не проспи самый интересный момент, когда бомба начнет отделяться от бомболюка.”
Он укоризненно посмотрел на Валерия, шумно вздохнул, покачал головой, словно Валерий сказал нечто крайне неприличное, и поспешно выкатился из комнаты. Дверь за ним громко хлопнула пистолетным выстрелом, по нашей вилле гулял сквозняк, только прохладнее от него не становилось.
“Что будем делать?” приподнявшись на локте, сказал я. “Здесь ко всему прочему ещё бомбят!”
“Олег, сам подумай, что мы можем сделать? Спать надо, завтра много дел!”
Всю ночь слышалась автоматная пальба. Изредка доносился глухой рев танковых моторов. Бомбового удара мы не дождались.
Наконец, беспокойную ночь сменило утро. Подниматься было крайне тяжело. Мы не выспались!
“Военный советник - безобразный шутник,” сказал Валерий.
“Скорее всего, на грудь лишнее принял!”
“Ага, точно! Напугал, понимаешь, а сам спать без задних лап завалился, уверенный, что теперь есть кому его бесчувственное тело охранять. Вот жучара!”
В эту секунду заглянул советник по безопасности, живо посмотрел на нас и вдруг грозно нахмурился.
“Вы почему не молитесь?”
Мы с Валерием невольно переглянулись. Еще один шутник!
“Интересно, а как нам здесь у мусульман молиться,” с сарказмом сказал Валерий, “нам, коммунистам, да еще к тому же православным христианам?”
“Очень просто, товарищи! Для нас персонально каждое утро передают по радио богослужение из Стокгольма.” Он так сострил, имея в виду, что советники поймали радиоволну, вещание на ней проходит в одно и то же время, вот они теперь каждое утро её слушают, если есть желание. “Послушаем?”
“Давай!”
Советник привычно покрутил ручки приемника, который принес с собой, вскоре из динамика послышалась спокойная, приятная речь. Диктор умело отвечал на вопросы.
“Один наш радиослушатель, выступая против религии, сообщает, что он не согласен с тем, что говорил Христос в своей знаменитой Нагорной проповеди. В человеческой природе отсутствует способность в ответ на удар по щеке подставлять другую щеку!”
Я понимающе улыбнулся. Давно знакомо! Сейчас начнутся категорические возражения и критика воззрений оппонента. Так обычно строятся все радиопередачи с идеологической подоплекой. Оказалось, я ошибся!
“Что можно сказать, наш слушатель совершенно прав,” неожиданно прозвучало в эфире, “он с поразительной проницательностью увидел самое главное!”
Валерий с усмешкой посмотрел на меня, а мне оставалось лишь покачать головой. Советник по безопасности крякнул от удовольствия и нетерпеливо потер руки, ожидая продолжения. Чувствовалось, он хотел сказать, что вот так надо вести грамотную пропаганду, но не сказал, потому что ловил каждое слово из динамика.
Вроде бы соглашаясь с аргументами оппонента, проповедник стал подробно разбирать каждый из них, и вскоре вдруг выяснилось, что аргументы против подтверждают правильность тезиса вовсе не оппонента, а Христа. Человек прощает обиду вовсе не из-за слабости. Он знает и умеет больше, чем его обидчик, поэтому любит его, как отец любит неразумное дитя. Получалось, что прав Христос, а вовсе не радиослушатель!
Филигранно расправившись с атеистической точкой зрения по данному конкретному вопросу, священник предложил послушать музыку. Зазвучали поднимающие настроение религиозные песни с легко запоминающимися словами и мелодией. Такой подход полностью переворачивал наше представление о религиозной пропаганде. В то наше первое рабочее кандагарское утро мы запомнили слова,
"А теперь любимую свою встречу я, наверное, в раю!"
“Вот так мы просвещаемся,” сказал Валерий.
Вошел офицер и сообщил, что вопрос о встрече согласован. Командир мотострелковой бригады ждет, за нами выслали бронетранспортеры.
Свидетельство о публикации №222122400085
Владилен Елеонский 21.12.2024 01:36 Заявить о нарушении