Улитка с уклоном пародия

24.11.2022 г

УЛИТКА С УКЛОНОМ

Глава первая

ЛЁХА

Здание Управления сегодня не хотело меня видеть. Зайду с севера – ворота заперты на замок, с востока и запада караулили таблички «обед», а я ещё не завтракал. Юг, как и все южные народы, уверенности не обещал.
Основательно обосновались, столько денег вбухали. Я примерился к забору. Больше пяти метров, колючая проволока и фарфоровые изоляторы для аборигенов ничего не говорили, а я-то не местный.

На моё счастье, из-за поворота выкатил грузовик, с нерусской мордой. Буксировал вагон, в котором насчитывалось добрых четыре и таких нужных метра. Задержать его, с моими способностями – раз плюнуть. В рюкзаке нащупал надстройку пня, – пусть и не всё, но кое-что и мы умеем, побывав сталкерами в заповеднике. Нас там вообще-то около четырёх сотен бродит, пусть штатное расписание и упёрлось в четыре единицы: бюджет больше не позволяет. Но объявления развесили во всех мыслимых и немыслимых местах, плюс газеты и ТВ. «Требуются ловцы удачи, требуются и неудачники, кому по жизни не везёт. Оплата сдельная».

Я вот, пожалуй, одним из первых сподобился изучить это лесное чудо. Пень особого назначения, это вам не спилили дерево и получили предмет, на котором можно посидеть, разложить закуски. Здешний пень сразу вырастает с такими параметрами, как подсмотрел за деревьями и сказал себе: «Ну, меня вы пилить не станете». И вот же, среди сталкеров, пошли разногласия: ну, есть такое, и хрен с ним, вам мало других чудес?

Меня никто не поддержал, разве Серёга обнадёжил: «Ты, Лёха, изучай гада, авось что толковые выяснишь. Тогда и я подключусь». И знаете, как обогрел душу, просто и ясно донёс: в чудесном лесу не бывает случайных мутантов, каждый создан под конкретную задачу.

А пенёк-то оказался не прост, не хотел всех секретов выдавать. Извиняюсь, но пришлось применить спецсредства – так сказать, для установления полного понимания. Горячий чайник устанавливал на темя, наблюдал за реакцией. Потом ещё приёмы пошли, с топором, и он заговорил… Теперь мы друг друга понимаем с полуслова. Как завидит меня, так и с вопросом: «Что на этот раз?»
Мне же врать нет причины.

– Хочу попасть к директору Управления. Но сперва надо побывать на биостанции, получить направление.

– Какое направление? Я тебе легко сам укажу направление.

– Это у вас так принято. У нас нужно получить документ… – Словом, пока Пня ввёл в курс дел, как выстраиваются отношения с начальством, он терпеливо слушал и не перебивал. На четвёртый день я сообразил задать наводящий вопрос: – Спишь, что ли?

– Ты говори, говори. Я слушаю внимательно.

– Так поможешь выйти на биостанцию?

– С этого и надо было начинать.


Короче, от Пня я получил «охранную грамоту» – ну, это условно, конечно. Опрыскал он меня, наградил запахом, по которому прочие пни принимали за своего, без бюрократии. А когда наши отношения переросли в очень заметные отношения, какие с натяжкой малой уже стали называть дружбой, то об этом узнали и наши. Сталкеры вообще народ неприхотливый, куда не просят, всюду унет нос. И вот встречаюсь как-то с Серёгой.

– Говорят, у тебя случилась дружба с Пнём. Это правда?

– Сталкер зря болтать не будет.

– Это да, только не все одобряют. Большинство считает, ты даром тратишь время. То ли дело, везунчики вышли на прыгунов. Я вот не очень одобряю, но побывать в той же Калифорнии, на Аляске – это же чудо, нет? Целый час можешь слоняться в чужом краю, пока тебя не заподозрят.

– А в Управлении об этом известно?

– Перебьются. Иначе их отсюда мертвяками не выгонишь.

– Как это?

Серёга вытащил из кармана свисток, в форме буквы «У»: пальцами удерживаешь за одну руку, во вторую дуешь. Я опередил его, чтобы не испытывать судьбу.

– Только не здесь! И не сегодня.

– Их бояться не следует. Кандид, конечно, жесток с ними, но мы сумели договориться. Они нас не трогают, мы к ним в озёра не лезем.

– Но это как? Разве на всех сталкеров распространяется?

– Договор двухсторонний подписан. Все сталкеры упомянуты, по именам и кличкам.

– А я в том списке…

Серёга записал себе в блокнот напоминание.

– Про тебя сразу как-то не вспомнили. Вечером я лично внесу поправку в список. – Он привычно глянул по сторонам. Как кого побаивался, и вот это показалось интересным.

– Стало быть, с того дня в Лесу бояться стало некого.

– Я бы так не сказал. Тебе, выходит, повезло. И лучше не встречаться.

Я решил дожать:

– Что на этот раз выдало облако?

Он рукой указал на Пень:

– Я присяду?

– Потерпи… он вреда не причинит… Садись, конечно!


Пень пошёл навстречу, усилил конструкцию и на нашем языке предупредил: часок потерплю, постарайся уложиться. И присел, и поведал знакомец, что на высотках встречается грязное облако.

– Мы только можем гадать, кто запустил проект. Материк вроде не заинтересован в усложнении условий, тут бы с этим, что есть, разобраться. Мы бы и не знали… кажется, Кефиров видел, как хозяйки уносили ноги от гада.

Меня как ошпарило: если бабы бегут, то дело плохо.

– Чем он опасен?

– Не поверишь! Внешне от человека почти ничем не отличается. Кефиров…

– Ему верить – себя не уважать. Он же вечно пьяный.

– Вот не скажи! В таких подробностях рассказывал – такое не придумаешь. Цену человека можно определить, исходя из его поступков, а здесь… мягко говоря, по-разному говорят, в одном сходятся. У всех, кого поймает или начинает преследовать, требует предъявить пропуск в Лес.

– Что в том страшного? Дал по зубам – и до встречи.

– Если бы так просто, то разговора бы не было. – Серёга похлопал по Пню. – Садись, в ногах правды нет.

Конечно, я получил сигнал от приятеля, тот подтвердил мои опасения: «Даже не вздумай!»

– Постоим, нам не привыкать. И это… Ну, хорошо, пропуска же есть. Сталкеры все, до единого, получали.

– Сколько лет тому?

– Порядком.

– Покажи свой. Я же не гад, просто из любопытства. – Знакомец что-то затевал, я не мог определить, в какую сторону. Скинул рюкзак, развязал и полез внутрь. Непромокаемый пакет, в нём все доку… Пока пальцами перебирал другие бумаги, пропуска как и не было.

Поднял на него глаза.

– Что, нету? – Он не выглядел удивлённым, словно знал заранее, что не будет.
Я покачал головой, стал перебирать в памяти, где я доставал пропуск в последний раз. Как-то почти дошёл до биостанции, заметил, что военные прочёсывают местность. Пришлось развернуться и уносить ноги. Пропуск тогда не доставал. На заправке… Или у Сестры. Есть дамочка у нас, называет себя сестрой Алевтины. Ну, это та, что каждому директору секретарша, из Управления.  Про неё только и разговоров, настолько она всемогуща. Ни директора решают, только она. И, похоже, в Управлении о том никто не догадывается. Говорят даже, её подозревают.

– Помню, у Сестры ночевал. Пропуск точно был. – Я мысленно унёсся в тот вечер, когда она перехватила меня с рюкзаком грибов.

– А что это красавец шляется с грибами, а мои руки соскучились по чистке грибов? Давай, поворачивай ко мне. Пропуск покажешь в доме.

Вот тогда я действительно, войдя в её дом, раскрывал непромокашку и показывал пропуск. Слегка покоробило недоверие: мы тут все братья, чужих нет. Чужие погибают в первый или второй день.

Помню, Сестра потчевала чаем и старалась сгладить углы:

– Ты не думай, что я злюка. Но порядок и у нас надо соблюдать, иначе набегут всякие, потом никаких концов не найдёшь. – Конечно, она все свои прелести оттеняла, мелькала на фоне цветовых пятен. Одна стена в розовых обоях, другая синяя. И разговор поддерживала как-то с вызовом. Если нравились мои слова – она замирала на розовом фоне… Я, как приловчился, уловил систему, даже вздохнул с облегчением, угадав, что ей нужно. Правда, с комплиментами у меня кризис, выживание в Лесу не слишком облегчает науку лингвистику, но кое-что, из школьных запасов, всё же уцелело.

Удалось мне в тот вечер зафиксировать её в зоне комфорта, так вместе и легли.
Усталость, конечно, Сестра умеет снимать. Утром я уходил довольный, и любой подвиг – только напади! Лес это отлично видел, потому никого не прислал для проверки. Снова я вернулся к пням, наметив линию, как наладить сотрудничество, какие выгоды буду иметь сам, какие готов предоставить в обмен.

Сделав очередное умозаключение, я встретил его глаза.

– Идея появилась. Кто ночевал у Сестры, у всех пропуска в наличии? Покидая дом, ведь никто не проверяет…

– Благодарю за идею. Надо будет парней опросить.

– Там же, на Рябине, доска объявлений вроде была.

– Точно! Через Рябину и пойду. – Серёга протянул руку. – До новой встречи.


Как вышел на биостанцию после, про то все знают, ничего необычного. Разве то, что мне Пень путь подсказал. Он большой знаток местности, можешь спросить, кто где – и получи. Лучше ГорСправки. Пока Леонид Ильич у власти, эта услуга была в приоритете. Бывало, сделаешь запрос: «Как там Клинтон и Обама?» Пять минут – ответ на блюдечке. Правда, после таких вопросов, замечаю, пошли по моим следам какие-то люди. За руку не хватают, и на чай не зовут. Такие дела. Поэтому, чтобы чего не придумали, я и подался в Лес. БАМ и Афганистан не привлекали, особенно проходка тоннелей: один километр – одна человеческая жизнь, и «Правда» правды не скажет. А Лес всё же ближе человеку, как верный кормилец. Не навреди, лишнего не бери – и будет тебе счастье.

На биостанции оказался вовремя. Меня узнали, к бухгалтеру провели. Премия, оказывается, мне полагается. Спросил – за что, ответ – за то, что жив. Отличная мотивация.

– Мне бы к директору попасть. Есть замечательные идеи.

Охранник Вова имел осторожное мнение:

– Идеи плохо оплачиваются. Важнее перевыполнение Плана.

– Так и Горбачёва похоронили. Вроде.

– План никто не отменит. Нет таких на всей Земле.


Но грузовик уходил по расписанию, мест свободных уже не было, билеты раскупили за неделю до меня. Рюкзак надёжно подвесил к заднему борту, плечи вставил.

– Можно ехать! – пассажиры постучали по крыше кабины.



Теперь я торчал перед забором и претворял в жизнь личный План. Пусть, план, поскольку он не простирается до дыр. В заборе могут быть дыры, но как-то не с руки проникать в центр необъявленной науки, простыми словами – Управление. 
Пока надстройка делилась и множилась, рассредоточилась под осями грузовика, сработала как группа домкратов, я взвился на крышу вагона, на глаз прикинул, сколько нужно состава. Настойка из грибов уже выручала однажды, когда уносил ноги от охраны. Они там озверели совсем, те, кто сутками кружит вокруг заповедника. Они идут так плотно, что друг друга не теряют из виду, в противном случае кто-нибудь да и проскочит.

Дозатором насчитал семнадцать капель, завернул все крышечки, разложил по местам, перевесил рюкзак на грудь, чтобы крыльям не мешал…

– Я – птица! Лечу восемь метров…

Что-то эффект не наступил.

– Я птица с рюкзаком… – и всё получилось. Проволока под высоким напряжением нервно скосила фарфоровые глаза: а это птица, это можно.


Приземлился на клумбу. Ещё ничего не выросло, не иначе, только вчера посадили. Кто-то хочет наводить красоту, имея в штате четырёх сталкеров. Губа не дура, что тут скажешь?

Осталось последнее препятствие – обнаружить вход. При моём приближении, первый этаж пришёл в движение. Вся масса, со второго этажа и выше, меня в упор не замечала: ты, милок, сначала договорись с первым. Я вообще-то не в курсе: шесть этажей – это как плевок в сторону Хрущёва?

Сталкер Лёха не привереда, если что: строится Управление, и пусть, я не возражаю. И глаза закрывать не собираюсь. Седьмой этаж к следующей пятилетке – видимый результат, с этим не поспоришь. Но мне-то пока на первый попасть… Сука! Я поймал дверь за ручку, а она выкрутилась. Фасад ушёл влево, догоняй. Ну уж нет, я здесь покараулю. На то и фасад, чтобы главным входом форсить, изредка показываться на главную аллею.

Со второй попытки мне удалось оседлать дверь. Опыт дело наживное, на сей раз я прокатился по периметру, обнаружил бригаду озеленителей. Сад разбивали, чтобы подошёл бухгалтер к окну и глаз свой порадовал.

Пока одной рукой приладил лямку рюкзака к держателю колокольчика и тревожной лампы с громкоговорителем, выбрал на складном ноже отмычку, ввёл в электронное гнездо. Где-то коротнуло, фасад остановился. И только собрался ногой достучаться до охраны, как вышел человек. Мы встречались однажды.

– Я теперь вахтёр, должности охранников поменяли. Всюду перемены, только работа та же. – Он помог отцепить рюкзак, взял под локоть и проводил до лифта. – На профилактике. Отсюда пешком.

– Директор сегодня на каком этаже?

– А это надо спрашивать у него, мы люди маленькие, откуда ни посмотри.

Кто не знает Кима? Повезло поймать его на лестнице. Он спускался на первый, но услышав вопрос, развернулся в обратную.

– А кто сегодня директор? – бросил ему в спину.

– Ты только с Алевтиной не пересекись, я предупредил. – Ким упёрся головой в стену и стал растворяться в воздухе. Подумалось: чей кабинет за этой стеной? Не директора, точно. Нельзя к директору так-то, нужно уважение проявить.

Вошёл в коридор, обнаружил закономерность: он полностью соответствует расположению первого этажа. Тот, правда, выкобенивался немного, но дело прошлое.
Таблички на дверях не дали подсказок. Директору нечего делать на втором, хотя генеральный на моём заводе предпочитал.

Третий и четвёртый повторили подвиг второго, и я уже приближался к цели, находился никогда так близко, но противник сгруппировался. Девушка спускалась сверху, ласково ткнула вопросом:

– А вы кого ищите?.. По-моему, директор на втором.

Я насторожился, напряг пресс.

– Там меня направили на пятый.

– Как они могли? – девушка утратила чувства и мягко поехала по стене. Сорвал рюкзак и положил под голову, чтобы ударилась не сильно. Пальцами коснулся нежной кожи, уже подумывал разбудить лесным поцелуем, как она открыла правый глаз, выдохнула:

– Это снова ты? Как долго я ждала, и даже не здесь. Я дверь на ночь не запираю уже второй год, а тебя всё нет и нет.

– Милая, у меня истёк срок пропуска в коттеджный посёлок, а сегодня утром, по селектору, директор напомнил, что надо продлить.

– Мне он про это не говорил. Мы же встречались полчаса назад.

– Конечно, его очередь. Раз ты не закрываешь дверь по ночам.

– Какой ты внимательный. Как тогда. – Левый глаз приоткрыла, огляделась. – Ой, а чего это я разлеглась в рабочее время?

Фырк – и она умчала мухой, да с такой скоростью, что потеряла одну туфельку. Можно было бы и оштрафовать, имей я желание и форму гаишника. Но не сегодня, давайте уже, ближе к телу.

Пятый встретил настороженно. Двери не открывались, таблички только вводили в заблуждение. Ну, не будет директор дешёвыми приёмами уходить от разговора. А у меня очень серьёзный, если не сказать тяжёлый. Где-то есть комната отдыха, вот мне её и надо обнаружить. Только нюх, без нюха даже не пробуй.

И вот, под давление обстоятельств, одна стена приказала жить. Защита не смогла устоять перед натиском, и я обнаружил столик для чая, кресла кругом. Скульптуры между кадками с южными деревцами, снова скульптура… Она пошевелилась.

– Здравствуйте, я к вам лично. Наконец удалось выкроить денёк, это же не ближний свет.

Директор молча встал, протянул руку. У него для рукопожатий имеется специальная рука, на то и директор. Как я ни старался, никого не узнавал в этом лице. Это кто-то из сталкеров того поколения, которое я не застал. Их своевременно растащили по кабинетам, спеленали по рукам и ногам. Так у нас со всеми инициативами снизу, чтобы верх укомплектовать.

Как он ни старался рта не открывать, но вопросы никто не отменял.

– Как вам удалось преодолеть наружный периметр? Вы что, бог?

– Самую малость, я же стакер.

– Предъявите пропуск.

– Он у вахтёра. Обещал вернуть, когда уходить буду.



Глава вторая

Кандид

«567, 0» – Кандид разглядел число на высотке, где зарождался лиловый туман. Амазонок поблизости не наблюдалось, только два рукоеда охраняли подступы к Точке Явления.

Что это? Высота над уровнем моря? Может быть, дата? На юбилей не похоже, не хватает «+33,7». Хотя обычаи местные, скорей всего, предпочитают что-то человеческое. Например, «36, и 6». Это рабочее состояние организма, о котором постоянно звонит местный пророк. Кандид помнит тот день, когда впервые столкнулся с этим Искусом. Имя дали люди и нелюди, а первой имя озвучила Нава. После того, как они расстались, Кандид только и помнил, как она убивалась: это мой муж, мне его выдали по праву. Но мать была непреклонна: сначала дело, а муж никуда не денется, уж я пригляжу.

Чтобы не рисковать, Кандид отступил в заросли и стал наблюдать. Кого на сей раз принесёт? Лес постоянно обновляется, вводит свежие силы. На фронте без этого никак. Люди умные хотят выдрессировать повадки, Лес этому противится, – вот вам и повод для войны. В человеческих потерях что-то можно подсчитать, но никто не скажет о потерях Леса. Разве что упомнить о двух русалках. Их поймали, заморозили, а на дело наложили такой гриф секретности, что накладыватели его потеряли.

Лиловый туман умеет подкинуть сюрпризы. Сталкеры, само собой, накопили достаточно данных и артефактов, цифры разнятся, но Кандид слышал о тридцати восьми рюкзаках, набитых до треска в швах, да прикопали в разных местах, на случай обысков. Военные раз в неделю прочёсывают Лес, и единственное место спасения – высотка. Военные не рискуют, уж был случай, сунулись.

Протёр глаза Кандид, не померещилось ли. Туман обернулся облаком. Стало быть, жди выхода мертвяков. Только из него вышла девочка, лет на пять моложе Навы. Она подслеповато пошарила руками по сторонам, согнулась и ощупала твердь. Связь с твердью придала ей уверенности, и тогда она озвучила миссию:

– Кандид! Я знаю, ты рядом. Не прячься, я за тобой.

Он испугался и спиной стал ломать кусты, тем более, что она рукой ощупывала местность аккурат в его направлении. «За тобой» – это его не устраивало. У него планов на будущее не меряно, а в Городе он разочаровался. Вот не тянуло в Город с некоторых пор.

– Трусишка! Не съем же я тебя, Кандид!

Вот этого я и опасаюсь, подумал про себя, падая навзничь. Подножку устроил рукоед – тот ещё товарищ. Иногда поможет, в трудной ситуации, а посчитать – чаще вредит. Это можно вычислить: когда мои шаги на пользу Лесу, он утопчет тропинку, мчит впереди, чтобы не застрял в болоте. Даже чёрные ямы пометит плевком, – туда не ходи, коль жизнь дорога, голова твоя непрозрачная.

Теперь он развернулся на сто восемьдесят и улепётывал на максимальной скорости.

Что она мне? Разве в дочери годится. Мне нужна Нава. Я даже готов мириться с матерью, если  перестанет подшучивать. Один раз всего обозначила: «Зятёк безпамятный». Комплимент или как? Думай, что хочешь.

На очередной развилке, откуда ни возьмись, впереди возник рукоед. Другой, с синим шрамом вокруг шеи. Добровольно вызвался вывести из затруднения, дескать, доверься мне. И вот голос девочки слышится то справа, то слева, то ближе, то дальше. Путает, хочет сдать прямо в руки. Кандид начал считать шаги, так и сказал себе: на сто восьмом прыгаю в сторону, а ты шагай дальше, товарищ.

Мир не без добрых людей. Если который заметит, что тебя собираются спеленать, то и поспешит на выручку.  Эти гибкие берёзы встречаются всё реже. Когда бульдозеры начинают атаку, то берёз навалят, без оглядки на кубометры. И вот такая склонилась над тропой.

Кандид разглядел незнакомого сталкера. Тот действовал по правилам: вонзил дубину под корень берёзы, поднажал – она и согнулась над тропой. Дело простое – ухватись покрепче, пока сталкер не вытащит дубину.

Рукоед опоздал, занервничал и забегал кругами. Сверху хорошо видать. Ещё бы и нужду малую справить, но брызги могут выдать с головой, придётся потерпеть.
Уразумев, что его разоблачили, рукоед плюнул и подался восвояси. Кандид перевёл дух, стал высматривать маршрут, как вернуться на твердь. Глянул по сторонам, и ахнул. Шагов двести на север белел пятачок зимнего леса. Вот как холода сдувают листву, так и там. Холода все боятся, иначе говоря, знай, что двести шагов правее – и рукоед сам бы отстал. Не ходят они туда, носятся вокруг и ждут, пока сам от холода не побежишь. И стоит такой, внимательный: «Замёрз? Беги за мной, согреешься».


Девчушка сама отправилась на поиски, уразумела, что голосом только отпугнёт, потому раздвигала ветки, шла по наитию. Прыгуны освобождали путь, они решили не мне помочь, а ей, чем-то она сумела к себе расположить. Выходит, я хуже. И это несмотря на то, что тридцать лет костра не разводил, Лесу помогал.

Он подтянул две ветки, зубами зажал. Ну, не должна она разглядеть его лица!
Тут до него дошло: женский день нынче, вот бабам и помогает Лес.

– Слезай, Кандид, я тебя догнала.

Ему ничего не оставалось, как уйти в вопросы быта.

– Что приготовишь на обед? – перебирая ветки по очереди, на спуске, задал вопрос в лоб.

– А ты не уйдёшь в Город?

– После обеда я никуда не хожу. Валяюсь, пока не надоест.

Девочка принялась тоже нарезать круги вокруг берёзы, размышлять вслух:

– А говорят, что Кандид всё знает про Лес.

– Это где так говорят?

– В Управлении. После того, как потерпел аварию вертолёт, и ты остался навсегда, каким запомнили, но это же неправда?

– Тебе откуда знать? Ты только родилась из тучи.

– А где я родилась? В Лесу. Информация доводится в первые минуты жизни: кто я, откуда, с какими задачами выпущена в мир.

Ему оставалось метра два, можно спрыгнуть, но напоследок взял тайм-аут.

– Будешь слушать мать или меня?

– У матери есть одна Нава, хватит с неё.

Он спрыгнул, отряхнул ладони от остатков бересты и притянул к себе хрупкую фигурку.

– Тогда совсем другое дело! Но мне и женщина ещё нужна.

Она преданно заглянула ему в лицо:

– Откормишь. Не забыл, как это делается?



И отправились они по тропинке, держась за руки. Кандид ликовал. Наконец, Лес услышал его стенания. А она уже планировала планы на жизнь:

– Больше в деревню жить не хочу.

– Надо говорить «в деревне жить не хочу», по правилам современного языка.

– А это страшно – падать с вертолётом?

– Как для кого. Я не успевал проститься с жизнью, потому и выжил.

– Бежим! – девчушка вырвала руку и помчалась, не разбирая дороги. Кандид невольно пустился следом, ориентируясь на сверкающие пятки. А в голове снова разбушевались воспоминания. Как тогда, в детстве, он погнался за одноклассницей. Лида, Лидка… дурочка, конечно, но созревала раньше других, а потому и знала себе цену, в фойе школы, перед зеркалом демонстративно прихорашивалась именно в ту минуту, когда он входил с портфелем. Если один раз, то можно было бы сослаться на совпадение. Система у девочек своя, и уж если положила глаз, то извините: конкуренция всегда жестока.

Откуда взялось сено, целый стог? Местные траву не косят, нет нужды. А она знала, зарылась в стог с головой, оставила снаружи руку. Пальчики манили – ко мне. Я так хочу. И он подчинился. Было в этом влечении что-то трогательное, в словах «обними покрепче» слышалось будущее, и оно казалось вполне приличным. От такого будущего никто не откажется, лишь бы советников да завистников не набежало.
Как же тебя звать?

– Зови меня Авана. Полная противоположность Навы. Тебе нравится?

Кандид сразу не ответил, прижал её к себе и стал слушать сердце. И показалось, что сердце выпростало две руки и принялось изучать добычу.

– Что говорит сердце? – Авана развернулась спиной и затащила его руки на себя, прижала к животу. Совсем горькое дитя, так хочет ласки, а у него в памяти Нава. Если бы они обе сейчас встали рядом и приказали сделать выбор, то он не знал, которую выбрать.

Знал, конечно, но не хотел обидеть маленькую добычу. Пусть хоть такая, всё не одному коротать вечера. Подрастёт, это же Лес. Тут всё растёт, в нужную сторону. 


Ему удалось вздремнуть. Очнулся от того, что её ладошка гладила по щетине.

– Ты так нежно храпишь, – она пощекотала прядкой волос по губам, робко чмокнула в щёку. – Я обязательно вырасту, вот увидишь! Мы затмим всех красавиц, каких ты встречал. Одна Алевтина меня чуть-чуть волнует: как она там? Прибавила в мастерстве или же довольствуется прежними навыками? Как ловко она заводит в дом мужчин, которые утром становятся директорами… Сначала мыльная вода, как и не хочет видеть голого. Но вода остывает, и тут новый гость должен набрать горячей воды. А мыла она больше не даёт, просто садится на край ванны и ведёт беседы.

– Это точно?

– Ты уже не помнишь, хочешь сказать? Значит, плохо стараешься.

– Оно мне не надо. Я вполне счастлив.

– Врёшь. Я ещё не стала женщиной. Месяца три подождать надо, я постараюсь.

Он хмыкнул: месяца три, сказал он себе, надо же! Ну, и фантазии у тебя. Что ж вы, девоньки, так торопитесь стать взрослыми? Вам бы в куклы… Жанна. Откуда свалилось это имя? Как непрошенная новость. Как кто постоянно что-то подбрасывает. Желания, сны, даже задачи, чтобы влюбить избранника. А влюбила – уже можешь сама не любить, займись чем-нибудь. Гнёздышко или землянку тёплую, чтобы не заметно было. Дом тоже можно, но его же охранять. Но и тут зоркий глаз нужен, чтобы не разлюбили. Как в горшке заканчивается вода, надо идти за свежей.

– Скоро сумерки, давай поищем место понадёжней.

– Боишься мертвяков?

– С чего бы? Знаю, они сильные – этого не отнять. Как думаешь, почему?

– Чтобы мы соответствовали. Дать сдачи и не отдавать своих женщин.

– Правильно. Дай людям много денег – они обленятся. Ну, давай, поднимайся уже!

Кандид заложил руки под голову. Высмотрел в облаках одинокую птицу.

– Мне не даёт покою одна мысль. Я бы сказал, она преследует постоянно.

– Идти в Управление или не идти? Идти, конечно. Добиться приёма у директора. Это будет очень трудно, ведь там, на страже Алевтина, и пройти через такую оборону почти никому не удавалось.

– «Почти»? И это уже обнадёживает. – Кандид поднялся на ноги, снял рубаху, которая давно потеряла цвет, только подмышками угадывалась заводская окраска. Синий цвет ему всегда нравился, как не имел другого. – Напомни-ка, чего я забыл у директора?

– Как маленький! Неужели не понятно? Поставили памятник, как погибшему вертолётчику. Его нужно снести, как опередившему свой час.

– А потом?

– Побыть директором… Думаю, Алевтина сумеет тебя уломать на должность, ей не привыкать. Когда у неё в ногах валяются мужчины, она тотчас о них забывает и начинает поиски новых, кто не валялся в ногах.

– Как же ты это время?

– Буду ждать. – Авана непроизвольно вздохнула. Вздох выдался неподдельным, что говорило о том, что этот эпизод она предвидела и переживала будущие последствия. – С наружной стороны забора буду ходить и посматривать в окна.

– Там очень высокий забор. Не очень-то и увидишь.

– Утоплю. Нашлю дождь, он подмочит основание, потом рукой вдавлю, сколько станет сил, и буду наблюдать за ухаживаниями Алевтины. Посмотрю, как сам сопротивляться будешь, и будешь ли. Она такая… Сама хочу у неё подучиться.

– Тебе мало меня?

– Уходим! – Авана протянула руку и повела в чащу.

Что ему оставалось? Повиновался, успевал ноги переставлять. Решил, что надо чем-то ответить:

– У тебя хороший вкус, Авана.

– Не измельчай. Эх вы, мужики! Вы видите какую мелочь, а вот в целом охватить не способны. Ну, есть широкие бёдра, большая грудь, и что? Вы становитесь сумасшедшими, и обладательницы прелестей охотно пользуются вами. Дурам нужны наряды, поесть, а мне этого не нужно. Я рада и тому, что есть. И это, давай, а то стемнеет вот-вот.



Далеко слева, где недавно гудела просека, заросли ходили ходуном. Кажется, это была одна из последних атак на Лес. Столько техники Управление ещё не положило за раз, армия отступила, потребовалось восполнение боекомплекта, пока военнослужащие поправят здоровье на курортах РМ. Официально – целая индустрия по исцелению душ, что даже обозначено в путёвках, названа не слишком удачно: «Раненых меньше». У кого-то хватило ума и недостало образования брякнуть на военном совете, что проект давно назрел, и название имеет. Не нашлось ни одного чиновника, кто осмелился бы возразить. Хотя бы опираясь на свои оценки по русскому языку. Не принято в своей среде рубить проекты. Так и Искоренение Леса случайно стало государственной программой, хотя острой надобности не наблюдалось. После БАМа всякое строительство в масштабе, самовольно или же группой лиц, спускалось на тормозах, где кривая вывезет, если и не хотеть.

– Мертвяки отдохнули, видишь? Теперь будут искать приключений. Бежим!

Кандид тоже отдохнул, так что силы были примерно равны. На кулаках – так, видно,
ещё не скоро, но русскому всегда надо получить сперва, чтобы стать сильнее и навалять обидчикам. Золотое правило веков, иначе разгильдяйство и ложные цели. А у кого их искать? У вечных врагов, и пока довольные молчим, они карманы набивают.
Почуяв необходимость, Кандид указал ей место за собой – я пойду впереди. И так ко времени решил, что, столкнувшись с матерью Навы, не растерялся:

– Что-то больно часто встречаться стали. Шпионишь или только грибами интересуемся?

Мать попыталась сдвинуть его с тропы, заглянуть за спину.

– Кого это ты прячешь?

– Смотришь не там.  Получше за Навой присматривай, вызволи. Свою работу и я хотел бы на кого свалить, но у меня нет дочери.
Аване стало совестно, выступила из укрытия, и широкая мужская грудь показалась уж и не такой широкой.

Выглянула – тётка язык проглотила. Стала пальцами себе помогать, вытаскивать, сама себе речь придумала.

– Ты ли, Нава?

– Ошиблась, тётя, я тебе не дочь. Не там свернула, в прошлое угодила. Вернись назад, твоя Нава где-то там.

Ещё не веря глазам, мать обошла Авану вокруг, к платью присмотрелась.

– И платьице, как у Навы. – Рукой стала щупать, она помнила, где ставила заплатку.

Авана терпеливо дождалась конца обыска:

– Ну, и? Не нашла, что искала?

Мать расслабилась, опустила руки и собралась уходить.

– Теперь вижу, ошиблась. Но так вы обе похожи! Глаза уже не те.

Из кустов выглянул рукоед, – мастер маскировки. Порода эта на чужих примерах училась самоорганизовываться, сперва сбивались в стаи, но поняли, что толку не будет. Тогда стали прибиваться к хозяйкам, небольшими свитами сопровождали, с восхода солнца до сумерек, пока не приучили к своему присутствию. Протянет хозяйка руку – бросаются, как псы деревенские, наудачу. Отпугнуть кого или поднять кошелёк, колечко утерянное. На Материке кто-то сронил с пальца, а оно сюда докатилось. Там счастья убыло, так почему здесь ни поднять?


Авана даже чуток пожалела, что не обошлась помягче. Этой женщине досталось и без неё, надо было построже, но помягче обойтись.

Сумерки свалились на плечи неожиданно. Кандид сбросил с одного плеча, со второго не получилось. Тут недалеко, я знаю место, – сказал одними глазами. Она и сама рада поскорей выйти на сухое: ноги мокрые до колен, а женщинам это не на пользу.


Тропа сорвалась в низину, они же пошли по краю обрыва, сырость порядком надоела; под ногами трещали раздавленные улитки. Чтобы по одному не сорваться, они взялись за руки.

Пока глаза могли различать преграды, шли, и тут ударил боковой свет, стало полегче. Авана впервые наблюдала такое: быстро темнеющее небо, и сгусток отражений, как солнечные какашки.

– Это называется луна.

– А похожа на какашки.

– Кусочками, что ли, видишь? Не круглая?

– Восемь долек. Но если мысленно их сдвинуть, получится круг.

Кандид прикинул в уме варианты, вслух сказал:

– Странная ты. Женщины все странные, когда не работают на публику. Твои глаза надо врачу показать.

– Никому не отдам. А что это впереди?

– Пришли. Это называется вертолётом. Упал удачно, почти целый. Деревьев навалял много, но сам, как видишь.

Двери на месте, и стёкла в трещинах, две лопасти торчали вертикально. Хорошее место, чтобы на голову не капало.

– Залезай внутрь. Думаю, тебе понравится.

Она вцепилась в поручень, подтянулась.

– О! Глянь, тут и сидеть есть, на чём.

– Пристегнуться – так и поспать.

Устроились с комфортом, Кандид пошарил по ящикам, добыл свёрток. Сталкеры обычно что-то оставляют после ночёвки. Хлеб с сыром не успели заплесневеть, стало быть, закладку делали на днях.

Жевала Авана и рассматривала кабину пилота, ногами обнаружила педали, всё внимание под ноги.

– Это что?

– Управление жизнью. Одно неверное движение – и калека, в лучшем случае.   

Лишь стемнело окончательно, вокруг машины началось хождение. То наши, то местные.

– Есть кто?

– Я с женщиной.

– Извиняюсь…


Ночью кто-то попытался развернуть вертолёт, ухватился за хвост и подёргал. Не под силу оказалось, бросил.

– Кто это?

– Тот, кому показалось, что машина перегораживает ему путь.

– А обойти?

– Если считает себя хозяином, то всё делает по собственному вкусу. Вчера, положим, не мешал хвост, сегодня новый проект.




Глава третья

А и Б Сидели на трубе

Если быть честным, то Управление представляет из себя гадюшник, во всём спектре проявлений и со всеми вытекающими. «Человек – это звучит гордо! Возможно» – честно  предупреждал транспарант под потолком в фойе, да был так удачно размещён, что только члены очередной комиссии могли прочесть, подумать и согласиться с тем, что это хулиганство. Кто-то из лаборантов нашёл время и внёс это «возможно» в дополнение к понятному тексту. Слово появилось после новогодних праздников, когда охрана злоупотребила кефиром, чтобы не отставать от коллектива. Но к охране вопросов не было: грамотных среди них поискать, а если бы кто и бросил вызов, то сделал бы минимум две ошибки в слове.

Комиссия по расследованию, конечно же, первым делом наведалась к оформителю. Вы выводили лозунг для фойе, зачем же в конце оставили столько места, что вместилось ещё  восемь букв.

Художник показался честным, сказал: я и так растягивал буквы, как мог, это всё размеры фойе виноваты. Его слова были приняты за правду, подозрения сняты. И пошла комиссия шерстить бездельни… сотрудников лабораторий, то есть. Не все лаборатории оказались готовы к приёму гостей. Половина не открывала дверей, другая, тоже не открываясь, ограничилась переговорами через дверь. Основным оправданием звучали заверения о том, что проводится архисекретный эксперимент, с риском для жизни, посему мы не имеем права подвергать посторонних смертельному риску. И так кругом.

Сегодня созвали очередную. Член комиссии, с переходящим правом главенства, в зависимости от высоты этажа… Как же попроще-то? Словом, Фомин возглавлял, пока мыкались по второму этажу. Гвоздияйцев справлялся с обязанностями на третьем, и так далее. Григорий Крутиков возглавил шествие по пятому, где, по общему мнению, проживали самые отпетые бездельники.

Крутиков постучал в лабораторию по изучению ползучих гадов, с табличкой «НЕ входить». Через минуту, в нижней части двери открылся лаз. Во всю ширину двери, высотой в десять сантиметров.

– Я не балерина! Да и остальные товарищи, – Крутиков достаточно знал товарищей, чтобы не терять время. – Пройдёмте дальше.

По мере прочёсывания лабораторий, комиссия всё больше укреплялась во мнении, что их нигде не ждут. Мягко говоря, могут и послать слишком настойчивых: это же не первая и не последняя комиссия. Фомин и Гвоздияйцев, по очереди, приникали к замочным скважинам до того, как Крутиков осмеливался постучаться. Картина примерно везде одна: лаборанты дулись в домино, подложив на стол войлок или поролон, парафин или другое какое звукоизолирующее вещество. Или в карты. Крутиков предварительно уточнял у коллег: во что играют здесь? Кажется, он надеялся услышать про пасьянс или более интеллектуальные сражения. Рамс, Дурак, Подкидной, Переводной, Очко и прочие примитивные занятия.

Но терпение однажды лопнуло, и глава комиссии отодвинул разведчиков в сторону. И правильно сделал, поскольку вступил в бой, не ведая позиций, противника и складок местности. После двенадцати ударов кулаком, какие имитируют приглашение на обед, он набрал побольше воздуху в лёгкие и гаркнул:

– Если сию минуту вы не откроете дверь, я вызову охрану!

Комиссия затаила дыхание. На той стороне тоже. В эту тревожную паузу, когда противник хаотично ищет выход, можно ожидать, чего угодно. Крутиков жестом пригласил Фомина разведать обстановку. Тот припал на колено и пристроил зрачок к единственному отверстию.

Его облили водой. Прямо в глаз, специальным раствором, чтобы не сильно повредить.
Фомин облизнул палец, поймав несколько капель.

– Бренди!

Для комиссии этого факта было довольно, чтобы изменить линию поведения. Члены созвали экстренное совещание.

– Какие будут версии? – Крутиков безнадёжно обвёл глазами товарищей. По устоявшейся привычке, кто-то изобразил над головой пропеллер. Крутиков сразу отмёл версию, и тут до всех дошло, вспомнили: Кандид разбился с вертолётом.

– Комендант общежития?

– Ты о чём? Если у него и есть запас, то держит для детей. Для семерых сколько водки нужно, а ещё жена восьмым всё ходит и ходит, никак не родит.

Товарищи взбодрились: двумя версиями меньше – ближе к истине.

– Тузик?

– Его ушли в Лес. Уж месяц, как.

– Запасливому лаборанту это не помеха. Ох, ушлый пошёл лаборант.

– Какой месяц? Мы вчера с ним пересеклись!

Поднялся шум, товарищ с фамилией на букву «Ю» возразил:

– Да что вы говорите? Тузика два года, как с нами нет. Я всё-таки в отделе кадров мелькаю.

Самый молчаливый член комиссии, до сего момента проявлявший пассивную позицию, вдруг обозначил:

– Алевтина!

Крутиков не мог показать, как благодарен за подсказку, лицом никак не выразил одобрения. Эта версия устроила бы с самого начала, но её берегли на крайний случай, когда остальные себя исчерпают.

Зато коллеги не постеснялись, дружно закивали. Это означало, что конец мучениям пришёл. Самая ожидаемая развязка, когда можно умыть руки и продолжить обход. Тем более, что оставалась последняя лаборатория. И обед через четверть часа.

Почти бегом, товарищи приблизились к завершению миссии. На дверях всё та же, всем знакомая табличка: «А и Б Сидели на». Оформителю не хватило места для слова «трубе», но она подразумевалась, пока новое поколение учёных не придёт на смену старикам. К сожалению, опыт отступающих ещё ни разу не был взят на вооружение наступающими, и в этом аналитики усматривают корень многих зол.

Потирая руки, Крутиков предложил обсудить план штурма. Знаками и кивками. Скорей всего, за этой дверью уже знали о нападении и имели время подготовиться. Что там придумали на этот раз?

Что вообще известно о здешних? Два брата, Аркадий и Борис, по понедельникам устраивают поминки пятницы. Сами себе боги, за полгода съели двух начальников, кто осмелился вмешиваться в их отлаженную систему наблюдений. По слухам, братья вычисляли зависимость перемещения улиток по наклонной плоскости и событий в мире, взяв за нулевую отметку падение третьего Рима. У них есть собственная линейка со странной градуировкой. Из того, что стало известно, шкала изобилует числами… Ким давно работает над расшифровкой некоторых, это известно всему Управлению.

Корреспондент и оформитель стенгазеты однажды взял интервью у братьев и получил в своё распоряжение частичную шифровку: «1917-1941-1968-1979-1991-2022…». Тот выпуск провисел в фойе три дня, потом его похитили, но Киму всё равно привалило работы, он уже не справлялся и потребовал помощника. На первых порах ему подсунули Переца. Вот тоже любопытный экземплярец, вечно поднимающий панику у отдела кадров. «Уйду я от вас, даже не просите!» – Вот как с понедельника начинает поход, так до пятницы. А когда не занят у Кима, его можно найти на обрыве, роняющим правую сандалию в пропасть.

Само собой, над числами уже размышляли все сотрудники Управления. Позже выяснилось странное обстоятельство, объединявшее коллектив в едином порыве. Массовое употребление кефира частично объясняло сплочение, но до конкретных выводов ещё было далеко. Кто-то сделал неоправданный вброс своей версии: это годы рождения директоров. Нынешний директор точно не укладывался в версию, поэтому автора смело обозвали шутником. Хотя остальные числа сходились. Мало того, даже если нас кто-то ввёл в заблуждение, и какие-то события могут иметь место на Материке, то нас они никоим образом не касаются. Разве лаборатории «АиБСидели». Возможно, у них есть свой выход во внешний мир, и службы провели два-три мероприятия, постарались нащупать канал, с помощью кефира и без, но пока результатов не публиковали. А значит, их и нет.

– Именем директора Управления, откройте!


На ту беду, по коридору проходил действующий директор. Скопление подчинённых, конечно же, не могло не привлечь.

– По какому праву вы пользуетесь моим именем?

Крутиков пристроил ладони, как два сцепленных вагона, и предложил принять участие в штурме:

– Вот, не открывают.

Директор велел расступиться и дать возможность. Разглядев одну из подчинённых дверей, он припомнил случай, повторения которого хотелось бы избежать. Не так уж и давно, в начале коридора, числилась лаборатория Правды. Сколько ни назначали туда штат, он куда-то исчезал. Как в Лесу бывает. Но это же Управление, под охраной, и такие номера здесь не проходят. Стали выяснять. Выследил Домарощинер, кому ещё доверить такое, и доложил: «Люди входят. Вот сколько назначили – все так и там. Однако на обед никто не выходит. Получается, некому. Поэтому надлежит провести расследование со всей без, не побоюсь такого слова, чтобы раз и навсегда распутать и поставить точку. Не нужны на пятом этаже непонятки, сеющие нездоровые умонастроения».

Вот и попробуй не согласиться. К делу привлекли внутреннюю охрану, внешнюю, подпольную и подразумевающуюся, были взломаны двери, при участии завхоза и штатного инструмента, составлен протокол о повреждении дверей, объявлены виновные… Короче, с Правдой всегда так: одни убытки. И никому не пожалуешься. Пишешь Сталину – а там уже другие, пишешь им – третьи, никакого соответствия времени, хоть возьми и прокляни Материк. Но это последнее, что можно сделать, если придётся отступать. Лес напор не снижает.

Директор разогнался и пробил головой преграду. Вот никто не ожидал поступка. Переступая через поверженного героя, всякий успел оглянуться в ту часть коридора, где очень хорошо выглядит Алевтина. Не выглянула. Чутьё на сей раз её подвело, но от того не легче: всё равно узнает и начнёт поиски подходящей кандидатуры на пост.

Лаборатория изнутри выглядела так же, как описывают протоколы прежних комиссий. Четыре стены, имеются потолок и пол, два окна, два стола. Сотрудники, видимо, удалились на обед, – Крутиков вскинул руку с часами, дал понять, что уже минута, как все должны бежать в столовую. Кефир ещё никто не признал вредным, он не родился, хотя уже, возможно, зачат.

Внимание вошедших, конечно же, привлекла та самая шкала, со следами слизи, как трамвайный путь, соединяющая оба стола, под углом, относительно линии горизонта, в сорок пять градусов. Такой подъём не всякий грузовик одолеет. Улитки отсутствовали, тоже на обеде, тут без вопросов. И беглый взгляд специалистов довольно легко установил факт: одна улитка проделала путь вниз, до середины, вторая торила путь снизу, до места встречи. Притомились, это не обсуждается.

– Ю! – член комиссии заострил внимание на подробности: – Та, что шла вниз, не могла так устать, против соперницы. Я на её месте должен бы прихватить часок для работы.

– Откуда вы знаете, что это не мужская особь? Может быть, тот, кто шёл вниз?

– Ю! Надо хоть немного знать женскую породу. Я не хочу обидеть, но женщины редко штурмуют очевидную высоту. Вниз скатиться легче.

– Доказательства!

– Полно. С каждым годом волос короче. В талии объёмней. Неуёмные аппетиты… – поддержал одного из коллег Крутиков.

– Наша библиотекарь – полная противоположность вашим словам, коллега.

– Ю! Пока она не замужем. Давайте выдадим за завхоза, и вы увидите подтверждение моим словам. 

Из коридора донёслась пулемётная очередь. Стоило прислушаться, и команда включилась, что её ждёт. Ближе и ближе, до замирания сердец, и ожидаемо резкий окрик рвёт тишину:

– Лицом ко мне! – Опытный глаз Алевтины в полсекунды отметал кандидатов на пост. Она, как и не замечала бывшего, который помалу приходил в себя и, не понимая происходящего, пялился снизу вверх, как улитка, которая решила к концу дня добраться до противоположного края шкалы. Цвет нижнего белья не мог интересовать человека, попавшего в такое положение, поэтому Алевтина полностью посвятила себя грянувшей задаче. С этим коридором у неё не складывались отношения. Лаборанты в упор не замечали красоты, не умели оценивать запахи духов, высоты каблуков, разнообразие фасонов и косметики. Тушь и помада, только она имела право пользоваться продуктом прогресса с Материка, всем остальным строго воспрещалось, хотя да, такого приказа она не приносила на подпись. Люди просто боялись связываться. Или понимали, что попытки превзойти Алевтину лишены смысла. Или аллергия на тушь и помаду, – четвёртого варианта не нашли, сколь ни бились в курилках мнения.

– Обед! Мы и так задержались,– объявил  Крутиков, услышав бурчание в желудке.

– Ю! Но мы же ещё вернёмся сюда?

– А кто будет ремонтировать двери? Вы специалист?

В Управлении есть один специалист по дверям, Степаныч. Вот никому не хочется отнимать у него хлеб.

Лишь отложившая полномочия комиссия выступила в коридор, члены сорвались с места и устроили гонки, пока бездельники не выпили весь кефир.



Убедившись, что лишних глаз нет, Алевтина проникла в лабораторию, полистала дневник испытаний. Каким-то особенным женским чутьём, она ещё разок осмотрелась и поняла, что вся картина благополучия – полная профанация, для штурмовых комиссий. На самом деле ребята занимаются другим направлением, истинные цели скрывают, до получения результатов.

Что бы это могло быть? – Она приблизилась к правому окну, бедром упёрлась в подоконник. Пальцем провела по поверхности. Сегодня пыль вытирали. Пока настраивались на эксперимент, рассеянно водили по подоконнику пальцами. Стол Аркадия, но отпечатки пальцев не его. Один из них курит тайком, в курилку не ходит. Вон, между стёкол, кольцо дыма застряло.

Она нетерпеливо ещё раз огляделась. Разделять братьев – идея не очень. Здесь всё остановится. Одного назначь – другой получит травму головы, до конца дней. Улитки погибнут, шкала выцветет, и мы не получим новых цифр, какие не стыдно показать любому ревизору.

Так что же? – Глаз зацепился за уголок цветного журнала. Он вообще не был виден, это у неё просто бешеный нюх на всё заграничное.

Приподняла мутное стекло, под броским графиком на прошлый год оказался снимок яхты, следы ножниц и спешки. Если в библиотеке повреждён артефакт, то мы его сегодня же обнаружим.

Она вернулась в коридор. Директор, покряхтывая, полз  в правильном направлении. Если доползёт – у него есть ещё день-два в запасе, пока подберём замену, думала Алевтина. Её взгляд возвращался и возвращался к бывшему, словно уточнял: хватит ли сил?

– Я в библиотеку!



По кефиру всё сложилось удачно: успели. Пусть под столами и наблюдалось изрядное количество пустой тары, к обстоятельству привыкли и не ёрзали без надобности ногами.

Обедали с разговорами, крыло лаборантов именно в столовой демонстрировало озабоченность результатами, которые вот-вот проявятся и станут основой доклада наверх. Всем премии, с Материка подкинут какую новинку. Для клуба магнитофон, заграничный. Там умеют поддерживать рабочее настроение.

После столовой, комиссия столпилась у лестницы. Мешая проходящим, плавно перетекла на один марш вверх. Тут они уже могли позволить себе поступки, каких не позволяли на любом из этажей. Молча зевали, кивали  и моргали друг другу: тебе охота тащиться наверх? Думать могли смело и всяко, только Алевтину старались не поминать, потому как появится перед глазами, и уже спасения не жди.

– Будет ли зимой снег? – Крутиков прильнул к окну лбом. Очень удобно – между этажами, и вдруг окно.

К окну поманило остальных. Алевтину, бегущую от библиотеки, разглядели трое, в первую минуту сцепились руками, потом схватились за локти и решили стоять насмерть.

– Ю! Я считаю, рано давай бой. Давайте пропустим её наверх, если оттуда не прозвучит распоряжений, то надо продолжать начатое. Хоть одну лабораторию изучим на предмет расхода бюджета. От нас ждут, а мы никак. Давайте соберёмся, осталось совсем немного.


Они отступили на третий этаж, стали припоминать, какие здесь не обнаружены замечания.

Стук каблуков ушёл выше, все облегчённо воздохнули и стали подталкивать к подвигу крайних, кто ближе к лестнице. Когда кто-то впереди, другим легче: тропа протоптана, мин не ожидается.

Но пятый брать с ходу не рискнули, выслали разведку. «Ю» вернулся, доложил:

– Она красит губы, директора в коридоре не видно. «АиБсидели» закрыта новыми дверьми.

– Товарищи, предлагаю на сегодня свернуть миссию. Хватит одной двери. – Крутиков решил, что если он сам не положит конец, этому дню не будет конца.

– Как же улитки?

– В другой раз. Пусть за это премии выплатят сначала, а мы не подкачаем.

Сколько ободрения было проявлено на лицах единомышленников – этого никто не узнает, ибо сотовых телефонов Материк не завёз, но здесь о новинке уже было известно.




Глава четвёртая

ШУРЫГА

Шурыга явился по звонку, козырнул пропуском на КПП, выскочил на дорожку к плацу; в части заканчивалась подготовка к очередной операции. Этих нелюдей по форме не отличишь от наших, а маска-фильтр надёжно прятала нижнюю часть морды. Как-то шепотом уточнил у знакомого: «Это рептилоиды?» – «Да нет, какие-то другие. Помесь, а кого с кем, – может, и рептилоиды».

Ему пообещали хорошие деньги, что сегодня большая редкость. Взяли подписку о неразглашении.  Майор листал дело, поглядывал из подо лба, смачивал палец и листал дальше. Очень быстро умеет читать, подумал Шурыга, я бы так не смог. После десятка ответов на вопросы, ему объявили, что он подходит: главное – не болтать лишнего. Деньги платим приличные, поэтому прежде подумай.

– Всё понятно?

Шурыга кивнул. Ему было велено общаться только с майором и полковником, имена их, конечно, не настоящие, а клички: Клюв и Карунуши. Что касается облика, то Клюв полностью соответствовал кличке. Так и гляди, заклюёт дюбой. Полковник же умел слушать и кивать. С того дня так и повелось: звонок, он является в часть и садится в кабину первого грузовика, сопровождает отряд в Лес, которого сам боялся с детства, но изучал против воли, потому как интересно, и всё такое. Шурыга догадывался, что случай распорядился так, как другим не мечтать, и надо подобрать подходы, чтобы высосать из ситуации максимум. Правда и то, что старался без надобности не светиться лишний раз, но, как любитель выпить, однажды осмелел и спросил полковника:

– Премию сегодня можно организовать?

Карунуши даже не кивнул, хотя должен был бы, как договаривались с Клювом, при Шурыге. Витя проследил за рукой полковника. Тот достал из пакета банкноты и, не пересчитывая, протянул проводнику. Фальшивые! – решил Витя, – но я же вечером проверю. И как ты тогда мне в глаза посмотришь?

Полковник подумал, что сделал что-то не так. Опомнился, кивнул и вручил денег, раза в два больше первой премии.

Точно фальшивые! – Шурыга всё же аккуратно запихнул поглубже в карман и прикинул: зайдём в Лес, я найду укромный уголок и минутку свободную…

По пятницам его обычно не тревожили, а сегодня что-то у них пошло не так. Ничего, мы люди терпеливые, если надо – так и в пятницу могём. Главное пропуск не забыть.


Грузовики взяли в подкову участок, солдаты спешились, по свистку ступили в чащу. Как и всюду, окраины завалены буреломом, кое-где встречаются подобия старых окопов. И самое мерзкое – конечно, болотца. Их и на карту не нанесёшь, потому как исчезают в одном месте, появляются в новом. Лианы и заросли можно пройти без потерь, просто на полянке где-нибудь провести досмотр одежды и удалить лишние предметы. Выдёргивать стрелки побегов желательно в течении десяти минут, после попадания. Потом остриё раздваивается и заворачивает в обратную сторону, костенеет, насосавшись крови. Тут без скальпеля уже не обойтись. Но солдаты были из другого теста, они просто обламывали кончики и двигались дальше. С такими можно и до Америки идти.

Сегодня он сообразил, что ему нравится идти впереди подразделения. Не полковник, оставшийся в кабине, а он командует тремя сотнями вооружённых быков. Чавкало под ногами с каким-то облизным аппетитом. Помалу углубляясь в чащу, отряд редел, хотя это могло и показаться. Ну, сами посудите: если за ноги обхватили корни и тащат в лужу, вы же не станете молчать…

Отряд вышел на деревню. Вот тоже странные жильцы: среди болот, кишащих комарами, иной размером с воробья, – о чём думают эти люди? Идите к нам, у нас есть почта, магазин. Баб хватит на всех, так нет: наша жизнь не устраивает. Мы лучше с комарами и жабами. А коль мозгов нет, я приведу отряд. Мы вам вправим мозги, покажем, где правильно…

Э, нет, одёрнул себя Шурыга, не будь вас, я бы нигде так не зарабатывал. Один месячный заработок мой кто-то годами зарабатывает. Человек не должен жить бедно, для этого все условия. Только вперёд!

В деревне стало видней, что личный состав не весь. Где-то заблудились. Но и этих довольно, чтобы нагнать страху. Сбежали, до единого, как кто предупредил. И посоветоваться не с кем: рядовые ни бельмеса по-русски. Иностранцы паршивые, наёмники тупые. Хоть бы сержант среди них какой или ефрейтор, – нет: все на одно лицо, без знаков отличия. Как из пробирки насыпали.

Шурыга прикладывался к фляжке и терпеливо наблюдал, как из хаток выносили предметы быта и крушили башмаками, разбивали вдребезги посуду, прочую утварь. А вот горшок попался неубиваемый. Втроём его колотили, им остальную посуду перебили, а этот целёхонек.

Забрал его себе Шурыга, сперва жене решил показать. Потом можно и продать, как деньги кончатся. То, что однажды всё закончится, думать не хотелось. В один прекрасный день Клюв может не позвонить. Стал личным врагом после того разговора. Помнится, в понедельник вызвал. Шурыга при проходе мимо штаба заподозрил неладное. Личного состава на плацу нет, операции не намечали… Можно и плюнуть на тот разговор, плюнуть и забыть, да не таков Витя, чтобы забывать. Устроил очную ставку с Карунуши.

– Ты, Шурыга, премию получал?

– Было дело.

– И сколько получил?

– Давно было, не помню.

Клюв кивнул полковнику. Тот выгреб из пакета кучу купюр, прикинул на глаз, кивнул.

Клюв стал пересчитывать. Чем дальше считал, тем сильнее холодел у Вити позвоночник.

Майор закончил, поднял глаза и с минуту рассматривал лицо проводника.

– Что скажешь?

– А мне нечего сказать. Дают – бери.

Клюв постучал пачкой по столу, привлекая внимание полковника.

– Для тебя это бумага. Для проводника – огромные средства, их министры столько не получают. Ты понял?

Карунуши кивнул.

– Запоминай. За один выход ты должен дать ему по три бумажки разных цветов. Три,
– запомнил?

Что-то у них не так, подумал Витя. Полковнику отдаёт приказы майор. Может, с размером звезды ошиблись, когда пришивали на погоны. Иностранцы, что с них возьмёшь?

Клюв выпроваживал из кабинета, приговаривая: «Авансом мы оплатили двадцать две операции, так что, без обид. По первому звонку. До встречи».

В тот день и солнце светило, но как-то не радостно. Сука! Сидишь в штабе, и сиди! Чего ты лезешь не в свои дела?

Одним словом, Шурыга затаил обиду, и она тлела до случая. А он представится когда-нибудь, всё идёт по кругу.

– Уходим! – он подал голос, и воины вновь рассыпались по правую и левую руку от него. Уточнил направление по компасу, первым и ступил под кроны лиан, привычно стал высматривать стелящиеся стволы. Перешагивать их не стоит, лучше пройти вдоль и только потом брать курс. Перед глазами стоял рисунок операции: подкова, а всё, что внутри её, подлежит зачистке. Он рук не марает, для это есть орлы. Сейчас левая рука занята горшком. Просто удивительно, насколько прочный. Повстречав валун, утрамбованный снаружи синим мхом, он проверял на прочность добычу. Звон шёл по Лесу, предупреждая всех, кто помышляет оказать сопротивление. Перейти дорогу – значит, бросить вызов. Но дураков нет, под выстрелы короткостволов желающих не найти. Оружие хорошее, конечно, с дальность выстрела что-то не в порядке. До двадцати шагов. Может, там какие-то настройки надо менять, – кто их знает?

Деревню зачистили, выходит, цель достигнута. Через час жители вернутся и продолжат свои тёмные делишки. А иначе чем объяснить применение силы? Создать невыносимые условия, и тогда они пойдут в города, сядут на унитазы.

Клюву нужны другие итоги, и тут Шурыга мог праздновать свои маленькие победы. И они не закончатся, пока хоть один житель будет возвращаться. А сегодня и одного не подстрелили. Не-ту-ти! – Витя рассмеялся в голос, сделал шаг и провалился по пояс. Жижа, выглядевшая зеленоватой, мигом обратилась в чёрную.

– На помощь! Караул!

Сразу четыре воина окружили лужу и пошли поливать из стволов периметр.

Поглощающими способностями лужи управляют корни, нужно перебить самые старые, и тогда лужа выдохнется, не утащит на дно.

Выдернули вместе, Шурыга указал на жердь: померяй глубину. Воин сообразил, ткнул деревяшку до самой поверхности, и дна не достал.

– Что ж, сегодня повезло. – Его слуха коснулись гудки грузовиков, оказалось, выстрелы были услышаны, дорога близко.

Воин коснулся локтя, напомнил, нарисовав в воздухе круг.

– А, горшок?  Хрен с ним! Значит, не моё. Всем на доро-огу!


Карунуши, как его оставил в кабине, так в ней и просидел. Поняв ситуацию, соизволил выйти и пересчитать своих. Загрузиться в первый грузовик, потом в следующий – большого ума не надо. В итоге, никто не сел в последний грузовик, вот они, убытки. Витя даже не рассчитывал, но полковник протянул ему три крупные купюры. Вопреки Клюву, сам принял такое решение. Палец приложил к губам, – это понятно, мы с тобой сработаемся, если что. Можно сказать и так: жертв могло быть куда больше. И патроны частью ушли, так что картинка вполне себе благополучная. 
Почуяв неладное, Шурыга поднял голову. У края Леса, над самыми кронами, кралась без лишнего шума штука с лопастями. Маленький вертолёт, как детская забава, без проводов.  Сообразив, что это не принадлежит Лесу, Витя успокоился. У военных свои секреты. Но что может забава эта? Бомбу не притащит, пушку не поднимет. Ну, пусть там пристроили пистолет! А кто на курок нажмёт?

Полковнику показал – тот лишь отмахнулся. Стало быть, бояться нечего. В часть вернулись, на КПП встречал майор. Пригласил Витю к дежурному.

– Выкладывай на стол всё, что в карманах.

Ну, уж нет! Этого я тебе не прощу! – Шурыга едва не пустил слезу, когда три бумажки ушли в чужой карман. Гитлер так не поступал, если хочешь знать! Ну, берегись!

Клюв изобразил улыбку, изобразил отцовскую заботу:

– Всё в порядке?

Играя скулами, Витя сплюнул на пол.

– Нормально.

– Вот и чудесно. Давай договоримся так: эти деньги твои, но пусть пока полежат у меня. Теперь ты свободен!



Жена сразу поняла, только глянула в глаза. Внезапный порыв его удивил. Обняла и прижала к груди так крепко, словно месяц не виделись. Гладила по спине и приговаривала:

– Всё хорошо, Витенька, всё наладится. Плюнь! Сегодня так, завтра будет по-другому. Давай к столу, у нас борщ с мясом. Как ты любишь.
Шурыга вымыл руки, сел к столу на кухне, а глаза забыл там. Они и сейчас следили за ЭТИМ, которое за окном, в Лесу и везде. Недовольные всегда будут: не нравится, что я стал зарабатывать, лезут с расспросами. Завидуют, а потому вы мне не интересны.

– Ты ешь, ешь! Остынет!

Перед глазами вновь возникла зелёная лужа. Сколько их потревожил сапогами, и вот одна, особенная.

– Ты завтра собирался к брату, в Управление. – Тося напомнила, на всякий случай.

– Клавдий-Октавиан мне не брат, запомни.

– Поссорились?

– Он не был братом и никогда не будет. – Борщ остывал, а мысли-мысли-мысли сверлили голову, Витя отложил ложку и закрылся ладонями, только нос торчал. Внезапно, оперевшись на острую мысль, спросил: – Если я однажды не вернусь с заработков, ты что станешь делать?

– Найду другого… – Тося всплеснула руками, сообразила: шутка не ко времени. Села напротив и потребовала: – Рассказывай. Даже самую горькую правду. У тебя кто-то есть?

– Дура! Я сегодня чуть не погиб.

Она приподняла нос: вон оно что?

– Может, хватит ходить в Лес? Найдёшь другую работу.

– А деньги? Где ещё так будут платить?

– Это да. Но другие как-то живут. Мне с самого начала не нравилось. А ты говорил, что знаешь Лес, бояться нечего.

Шурыга нырнул глазами в борщ. Совсем остынет. И давай наворачивать, пусть жена порадуется.

– Может, рюмочку?

– Всё, я своё отпил. Как со смертью повидался.

– Рассказывал как-то.

– Сегодня – второй раз. Думаю, третьего не будет. – Подчистив тарелку, забросил в рот остаток горбушки. Пока жевал, делал выводы. – А в Управление пойду. Может, они подберут какую работу. Домарощинер, по знакомству, вдруг пособит. Но в Лес для меня дорожка закрылась… Он мне говорит: это твои деньги, но пусть побудут у меня.   

– Это полковник или майор?

– В задницу обоих! Одно слово – иностранцы. Заманивать хорошо умеют, потом руки выкручивают. Должен я им. А вот ничего не должен! Жизнью рискую… Короче, – Шурыга нашёл глаза жены, – если меня будут спрашивать, скажешь – уехал на Дальний Восток. Ты вещи собираешь будто, следом собираешься. Пусть ищут другого дурака.

И, как нарочно, в прихожей рявкнул телефон.

– Да, я слушаю… А его не будет. У него поезд через полчаса, уже на вокзале… А это секрет. Сначала надо до места доехать, осмотреться. Работу предложили, конечно, друг детства вспомнил и позвал… Да, я вас узнала. Да куда-куда? Дальний Восток, дом продавать не будем, родня поживёт. А мы, как там устроимся, подумаем потом, продавать ли… Спасибо, и вам всего. – Тося положила трубку, на цыпочках вернулась на кухню.

Он приложил палец к губам. Прошептал: «Теперь нас будут прослушивать. Я думаю. Поэтому, если Домарощинер поможет с общежитием, сразу переезжаем».
Тося что-то взялась считать на пальцах, всякий раз закатывая глаза.

– Светку позову. Пусть поживут… Общежитие, говоришь? Снова в гадюшник. Но ничего, сразу поставим на место главных скандалистов, опыт есть.


Утром Шурыга садился на попутку, Тося послала воздушный поцелуй. Видавший виды «Камаз» рассекал лужи, и всякий раз к глазам прилипала вчерашняя, зелёная.

На десятом километре, когда до трассы было уж рукой подать, грузовик сильно подбросило, двигатель заглох. Водитель обошёл кругом, проверил, что хотел, и взялся за ручку своей двери. Снизу вверх, так и сказал:

– Что ты за человек? Машина не хочет тебя везти.

– Сам придумал?

– А давай проверим.

– Как?

– Я уже знаю свою машину так, как ни один учёный. Как только покинешь кабину, она заведётся.

Витя осмотрел дорогу, сколько до трассы топать.

– Рывком машина дала понять, что не хочет меня видеть?

– Поверь, это уже не в первый раз.

Пассажир вышел на обочину, закинул рюкзак на плечо, на лице читался неподдельный интерес.

– Давай!

«Камаз» сорвался с места и ушёл, наматывая лужи, пока не вырвался на язык асфальта, – дорожники всегда оставляют языки для местной публики.
Редкие машины мчали мимо. Легковые шли битком, грузовики тоже набрали попутчиков, – некуда! Водители руками разводили – извини, брат.

Ладно, кто-то подберёт, не возвращаться же! – Шурыга прикинул, что опасно идти, спиной к транспорту. По левой стороне тоже не очень: попутчики могут не понять.
Километра три отмахал, спиной почуял, что нужно что-то предпринять. Оглянулся. Те самые военные грузовики держали строй, через минуту-другую нагонят. Он сошёл к ёлочкам, затылком решил помаячить: авось, пронесёт.

Это не совпадение, но и не такая я важная фигура, чтобы…

– Шурыга!

– Заметили. Вот что у них за техника? – Он недолго копался с брюками, как заправлял, развернулся. Майор торчал наружу из кабины, со стороны пассажира. – Что случилось?

– Мы в Управление. Садись, подбросим!


Другого варианта может не случиться. Но как теперь держать себя? Я вроде как на вокзале, они меня вычислили.

Клюв косо поглядывал, чему-то радовался.

– Ладно, скажу. Я просил жену отвечать всем, что меня нет. Всё остальное её фантазии.

– Я так и понял. Импровизации не всякому даются. – Майор протянул те самые купюры. – – Всё точно, без обмана. Ну, а за каким бесом понадобилось в Управление?

– Больше не хочу в Лес. Вчера чуть не погиб. – Шурыга повернулся, чтобы оценить реакцию.

Клюв кивнул.

Всё они знают, всё слышат! Если и мысли умеют читать – пиши пропало.

– Так Управление само отправляет сотрудников в Лес. И платят не так.

– Я не знаю. Но водить отряд, как мне кажется, опасней. Лес в обороне, ищет способы. Он постоянно учится, чтобы не проиграть.

– Ты говоришь о нём, будто он имеет разум. Хотя да, – майор зевнул, прикрыв рукой рот. – Сумма обитающих существ, например, в случае пожара, создаёт вибрации страха, и бегут все, у кого есть ноги. Но по отдельности – они недоразвитые, деградируют, как их облучили когда-то.

Шурыга охнул про себя. Майор проболтался, против желания. Получается, некая сила стремится уничтожить тех, кто не подчиняется установленному порядку. Они непредсказуемы, потому представляют угрозу.  Местной власти или иностранцам, – Шурыга спрятал лицо в ладонях, стал массировать.

– Не выспался, вижу. Это стресс. Дней через пять-семь придёшь в норму. И снова к нам. Просто я сам хочу убедиться, какую работу тебе сможет предложить Управление.

Витя не поверил, скосил глаз.

– О нет, не о том ты подумал. Конечно, мы по своим делам туда, просто совпало, что и твои интересы попробуем разрулить. Работать надо, а…

Шурыга потеребил ухо. Линия понятна, надо действовать.

– Кто сказал? Знаю людей, кто прекрасно обходится без чиновников. Сам о себе заботится, делает запасы.

– Но пенсию не получает. Знаем таких. Паспорта согласились принять, прописку, а нет – уж и не знаю, что с ними случается.

Всё-то ты знаешь, подумал Витя, как непрописных, убивают. Горят деревни, вместе со скотом, собаками, ни одна душа не спасётся, и вот такие грузовики вокруг деревни, с короткостволами. После смерти Сталина так и повелось: где сохранялись русских обряд и обычай – сгорают заживо: лес вокруг горел, никто не спасся, в газетах напишут после: надо местным службам быть расторопнее, люди беззащитны перед лицом стихии.


По сравнению с «Камазом», иностранец работал без явного шума, как на аккумуляторах. Трасса ложилась под колёса, и только по прыгающим назад деревьям можно было судить о скорости. Спидометра да и приборной, привычной глазу доски не наблюдалось. Почему-то раньше Шурыга не придавал значения таким мелочам. А сейчас мчали в Управление, и поэтому глаз цеплялся за детали.

Задумавшись, он прозевал, когда оставили трассу. Добрых три километра тянулся язык, и разом оборвался. Начинались владения Управления. Клюв приладил к стеклу специальный пропуск. Первый пост прошли без задержки, но военные долго таращились вослед колонне. Похоже, их не предупредили, и вот опять…

Основной контур убеждал прочностью и как бы намекал: за всё, что произойдёт с вами дальше, вы берёте на себя полную ответственность. Минут сорок по дороге местного самоуправления. Грейдер на обочине, славный уничтожитель луж с дорожного полотна. Зимой со снегом повоюет, а пока у него передышка.

Водитель круто повернул налево, и из-за деревьев показались здания. Посёлок с крикливым дизайном крыш, архитектурные излишества на каждом шагу. На повороте памятник. Юные пионеры маршем покидали это неблагополучное место, не хватало, чтобы барабанщик огласил округу предупреждающей дробью.

Будка при обочине, офицер поднял руку – сбросить скорость. Поравнявшись с дверью кабины, он выкрикнул: «Капе…»

– Скажи ему: «Эс-эс».

Шурыга огрызнулся, как просили, и капот неожиданно упёрся в ворота. Дальше пешком. Нужно пройти по хлорному раствору подошвами, через коридор со специальным сквозняком.

Виктор закашлялся, тут и чих напал, и слёзы посыпались.

– Всё, прошли. Самое страшное позади, – Клюв уверенно взял направление на перекрёсток. – Здесь расходимся. Тебе сюда. Напомни-ка, как Домарощинера по имени, вдруг встречу?

– Клавдий-Октавиан. Он мне самому нужен.


Глава пятая

«АиБСидели»

Бориса задержали на выходе из столовой. Народный контроль проводил рейд по хищениям, а как время к обеду, сами поучаствовали, заодно прикинули, что и где можно нарушить, даже не имея в мыслях.

– Что у вас под халатом?

– Кефир. Ребята, мы же все свои. – Борис глянул назад. Брат тоже прихватил две бутылки, сейчас и его сцапают. Ну, подними же глаза от пола! Заметь, что меня задержали, – нет, Аркадий выносил не первый раз, опыта хоть отбавляй: что может случиться на пути от столовой до лаборатории?

– И вы отойдите в сторонку, не мешайте честным людям. – Контролёры обрадовались: обнаружили непорядок там, где не ожидали найти.

Борис хмурил брови, пытаясь вспомнить имя. Лаборатория «Луч-Шие» внимательно следит за графиком дежурств, сегодня их очередь.

– А мы вчера должны были дежурить! Аркадий, ты почему не посмотрел график?

– Глаз чесался. Не смог.

– Парни, давайте разойдёмся с миром. – Имя соседа никак не приходило в голову, дело пошло бы легче. А так – кругом одни гении, никого не тронь. – Витя?

– Саша.

– И точно! Я и помнил, а почему-то сказал «Витя». Неужели дело дойдёт до протокола?

Саша пожал плечами, изобразив фальшивое участие:

– Домарощинеру нужны показатели. Он взял с меня слово.

Аркадий узнал контролёра:

– Составишь – впредь за солью не приходи.

Тут всё и встало на свои места. Контролёры узнали благодетелей, у кого перехватывали не раз то сахару, то сухарик. И всё решилось без проволочек. Сами вызвались проводить партию кефира до места назначения. Операция была проведена без сучка и задоринки.

Когда в коридоре, почти одновременно, хлопают двери, это значит только одно: мы служим народу и обществу, неустанно повышая дисциплину и результаты деятельности.


Благополучно избежав скандала, братья выставили трофеи на подоконник, из папок соорудили холодильник – ну, такую имитацию, чтобы в памяти отложилось: у нас есть холодненький.

– Продолжаем?

Аркадий нащупал булочку в кармане, отнёс в холодильник.

– С того места, где остановились.

Оба домика были насажены на алюминиевый профиль, для удобства названный шкалой. Деления, знаки, цифры – то вверх ногами, то лежащие на боку. Все условия, только не ленись.

И вот из домиков вышли прогульщицы. От слова «прогулка», разумеется. Улиток разделял барьер – технический выступ, теоретически, они не могли видеть друг друга, и каждый экземпляр мог действовать без оглядки, не ориентироваться на чужое мнение.

Аркадий приложил транспортир, уточнил градус уклона. Потом налил кефира в стакан, разломил булочку надвое. Эксперимент сразу не пошёл. Какие-то условия изменились в атмосфере. Обе прогульщицы двинулись вниз.

Тут уже потребовалось вмешательство извне. Боги тоже вмешиваются в судьбы людей, своими инструментами. У братьев имелись шпатели. Сначала поменяли местами проказниц, затем одну развернули рожками на штурм высоты. Она разворачивалась и, как женщина, хотела настоять на своём.

Аркадий обмакнул палец в кефир, провёл линию поперёк. Как обожглась, первая развернулась и пустилась наутёк. Зато вторая поймала запах, тоже развернулась и пошла на штурм. Запустив секундомеры, лаборанты вычислили первую скорость после отдыха, сделали скидку на вторую (минус десять процентов), и шпателем десантировали прямо к полосе препятствий из кефира.

Улитка потребовала новую порцию. В дело пошёл шприц. Сорок капель ожидали лакомку, если не будет лениться. И только стук в дверь мог помешать продолжению эксперимента, ничто другое.

– Мальчики, это я! – послышалось из другого мира.

С Алевтиной лучше дружить, но не после шести.

Следы убраны, улыбки и благорасположение на лицах.

– Как успехи?

Они не успели ртов открыть, как продолжение перечеркнуло вопрос:

– У меня к вам личное дело. Не возражаете?

Братья переглянулись. Какое ещё может быть личное дело у одинокой, симпатичной обладательницы таких форм.

– Ребята, поспешу вас порадовать. Директор доволен вами, я носила приказ по премиям.

– Премия – это хорошо.

– А вы помогите мне. Завтра, во время обеда, мне нужно попасть в «Луч-Шие», и так, чтобы никто больше не узнал.

– Организуем. У них там… – Борис коснулся носком ботинка брата, тот утратил нить повествования.

– Организуем, – продолжил Борис, – можете на нас рассчитывать. Мне тоже нравятся эти ребята. Будь я девушкой, то всех затанцевал бы сегодня же. Танцы во сколько?..

Алевтина пребывала в облаке своего плана, поэтому не уловила шуточных подходов.

– Старовата я для танцев, пусть уж молодые…

– Ну-у-у, – разошлись лаборанты, подыгрывая: – С вашими данными, соседка, прямо в Париж, а и куда подальше. Вот не ценят у нас красивых женщин, совсем не ценят. Планы высокие – вот и некогда.

– Вы в чём-то правы, у нас не умеют… – Покачиваясь на каблуках, демонстрируя мастерскую походку, она прошлась по лаборатории до упора, пока путь не преградила шкала. Капельки кефира она приняла за последствия эксперимента. Поднеся пальчик к капельке, подняла глаза на Бориса: – Это не опасно?

– Я бы не рисковал. Да и прежде, чем что-то начинать, мы обязаны внести поправку в записи. Ваш палец должен быть отмеченным в журнале, как третий участник…

– О, нет, только не это! Я не хочу вашей славы, вы уж как-нибудь без меня.

Улучив момент, Борис намекнул в лоб:

– Мы тоже наблюдаем за соседями. «Луч-Шие» действительно приблизились к черте, за которой возможны невероятные открытия.

– И премии, да-да, не забываем, – поддакнул Аркадий.

– Василий, Александр, Михаил, – вот попробуйте угадать, кто из них подаёт огромные надежды?

Аркадий ухмыльнулся той внутренней улыбкой, которую мог распознать лишь брат: ты таким способом собираешься вычислить, на кого она положила глаз? И предупредить коллегу о грядущем потрясении. Дело, конечно, твоё, но ты однажды побывал между двух огней. До чего ж коротка человеческая память.

Секретарша заинтересовалась освещением, глазами поплыла по верхам, и всюду ей мерещился образ избранника.

– Я не могу пока говорить о нём.

– Мы же друзья. Или я что-то путаю?

– Конечно друзья. Уж сколько раз друг друга выручали, поддерживали…

Аркадий подмигнул, выдал ту же улыбку. Это она о ком сейчас? Беда с этими женщинами. Перевёл взгляд на течение самого эксперимента. Улитка поглотила тридцать шесть капель и раздумывала над очередной. Оставить на завтра, или они добудут свежий?

Как обычно, Алевтина пребывала в постоянном поиске истины. Её потянуло к окну, как бабочку на свет, но впереди преграда. Борис предложил руку, Аркадий не опоздал – и она, паря с такой поддержкой, проскользнула под шкалой, выпорхнула на той стороне. Свет ей был нужен, как воздух, а на каблуках дышать ещё легче. Пыль скапливается всегда внизу, верхняя пыль не видна, она без тяжёлых последствий. А чтобы дышать полной грудью, надо стараться заглянуть ещё выше, так, чтобы добавился ещё один шейный позвонок.

И, как откровение, на неё снизошла картинка. Домарощинер сопровождал интересного дядечку. Судя по походке – прямо к директору.

– Значит, мы договорились на завтра? – Алевтина подалась к выходу, потрясая две пары глаз уникальным сочетанием объёмов. Как только дверь закрылась, Аркадий вывел формулу:

– Она поглощает в два раза больше кислорода, чем мы оба.

– Она из тех, кто берёт от жизни по максимуму. – Борис сориентировался: а ведь тост замечательный прозвучал. Они налили по стакану, чокнулись. Холодненький ударял по мозгам с третьего глотка.

Оба рассматривали потёки кефира на стаканах. Это какое-то волшебство: в разводах можно разглядеть и обитателей Леса, и знак о скорой помощи (на языке лаборантов – премии). Когда два наблюдателя не сводят глаз с одного объекта, последний способен защититься озарением.

Оно их и посетило, никуда не сворачивая. Буквально по часам и минутам, в их памяти всплыл самостоятельный эксперимент, на проведение которого постеснялись просить денег.   

– А помнишь?..

– Прекрасно!

– Надо же! А что два года не вспоминали?

– Полагаю, воздействие кефира.

– Мы же именно поэтому взялись за исследование состава? – Аркадий взялся изучать надписи на крышке из зелёной фольги. Местный завод, жирность, дата выпуска. Но ни о каких побочных эффектах не предупреждали. А они на лицо. На двух лицах, как минимум.

– И твоё мнение?

– Продолжать. Ты погляди, как нас принудили свернуть эксперимент! – Аркадий с рядовым подозрением обвёл стены взглядом. – Надо нарисовать напоминание. – Взял карандаш и в два касания обозначил человеческое ухо.

– Это не человеческое. У слона и то меньше.

– Не придирайся. Как напоминание – очень даже подходит.

Борис поднял руки:

– Уступаю твоему напору. Дальше-то что?

И они вновь вспомнили. Для свёрнутого эксперимента они изготовили уплотнитель массы, штука не прошла полевых испытаний, поэтому к ней относились с известной опаской. На первый взгляд, это просто кастрюля, для схожести имелись две ручки. Во всех своих проектах они придерживались чётных чисел.

Братья сердито изучали чудо, из-за которого эксперимент пришлось ставить на якорь. Или по какой другой причине, а память не торопилась деталями делиться.
Борис коснулся провода, примотанного к обеим ручкам. Вилка годилась, чтобы воткнуть в розетку.

– Здесь не хватает диодного моста, – вспомнил он.

– И трансформатора.

– Где он стоял?

– Значит, не было. Это я ковыряю память, чтобы ничего не пропустить.

– Но это короткое замыкание, согласен?

– Американцы заслали агента. Приказано – одним махом покончить с двумя выдающимися изобретателями! – Аркадий уже представил, как в лабораторию крадётся чужак – во всём чёрном, и жёлтыми буквами на спине: «ФБР».

Борис имел более холодную голову, здраво рассудил:

– Без нашего ведома, они не смогли бы вскрыть замок.

Аркаша нашёлся:

– Забыл? После атаки на дверь, Степаныч восстановил её, употребив машинку.


Тут всё как бы крутанулось под потолком, все версии и пылинки, разов вдруг всё стало по местам.

– Степаныч подослан?

– Директор тоже имел доступ, пусть и частичный.

– Снова весь мир ополчился против нас, Аркадия и Бориса.

– Против Бориса и Аркадия, – если озвучивать все версии.


Они выпили по стакану, по виду – оставшегося кефира должно хватить для продолжения начатого. Пока было не до улиток, но пусть трудятся. Тут же, за двумя подписями, было написано волеизъявление для закупки камеры, пусть и Ленинградского завода, главное – чтобы фиксировала шаги.

Земля задрожала так явно, что обе улики предпочли смерть: сбросились с откоса, были вовремя пойманы и помещены в домики заключения.

– Не успели! – в голосе Аркадия прозвучали нотки сожаления. Борис развёл руками:

– Что-то сегодня поздновато. Я уже думал, перенесли на завтра.

Делать нечего, они закрепились у окна. Самосвал урчал, далеко сообщая окрест, что его удалось завести – несмотря на плесень в топливных баках, погрызенные шланги высокого давления.  С северной стороны коттеджи благоразумно отступили вглубь участков, ещё в прошлом году, ибо наблюдать эту мощь лучше издали.

– Красавец! – Аркадий имел слабость к «БелАЗам», поскольку лично знаком с капитаном. Водителем называть Николая, по прозвищу «Тонна-сто», язык не поворачивался. Расход топлива, действительно впечатлял: на сто метров сгорала тонна. При знакомстве, Николай сразу ставил в известность собеседника, чтобы уважали не так, как прочих.

Самосвал пукнул тормозами напротив главного входа, листву и пыль смело в обе стороны дороги, дворник поклонился, рукой обозначил, что для капитана припасена бутылочка кефира.

Поскольку явление заурядное, мало кто из сотрудников нашёл время торчать у окон. Всё давно известно, новости не меняются. Сейчас Домарощинер пойдёт на штурм многочисленных ступенек, на крыше самосвала развернёт подзорную трубу и направит окуляр в сторону Материка. Раз в неделю будет не лишним убедиться, что события развиваются в нужном делу направлении.

Новички обычно задают вопрос:

– Что слышно?

Домарощинер сперва изучит лицо вопрошающего. Не понравится – может не удосужить с ответом. Но чаще всё же пересиливает себя и говорит:

– Кремль на месте, флаги дымят в ту же сторону. Курс партии неизменен, как бы ни хотелось отдельным гражданским лицам. Что у тебя нового? Не уходи, я сейчас спущусь. Срочно нужно навести справки по одному личному вопросу.

Новичок уже и сам не рад, что связался с мастером допросов. До сего дня лишь одному вопрошавшему удалось выкрутиться, что имело серьёзные последствия. Занимает кабинет директора и преданно ценит секретаршу, Нину Семёновну, с которой встречали не один Новый год, на глазах коллектива, разумеется.

Клавдий-Октавиан уверенно спускается на грунт, машет «Тонна-сто» – можешь ехать в гараж.  Новичку вручает телескоп и просит помочь, а пока человек ответственно относится к поручению, то выведать маленькие тайны быта не представляется сложным. Иногда одно слово может решить судьбу. Докладная записка директору, и собирай чемодан. Поэтому, когда на глаза попадаются два чёрных блокнота, рот полезней держать на замке. Жалобы от Домарощинера не раз поступали руководству: почему мы набираем глухих и немых? Ему мягко возражают всякий раз: это вам не удалось расположить, вызвать на откровенный разговор. Когда одни и те же слова звучат на каждую докладную, тут уже стоит серьёзно задуматься. И отправился Клавдий-Октавиан на курсы, которые преподавал водитель Тузик. Заодно представилась возможность разоблачить нового пророка, который по женской части весьма хорош.


Дрожь земли, повторная, вынуждает сотрудников засекать время. Через полчаса можно будет опыты возобновить.  В лаборатории «АиБСидели» подошли к продолжению эксперимента со всей от… Как же надоело нести чушь штампованными фразами. Это как избавиться от вредных привычек, но надо стараться.

«Уплотнитесь массы» был переименован. Борис подсказал:

– Знаешь, когда мы слышим про народные массы, ассоциации возникают.

– Тогда берём на вооружение продукт.

В журнал внесли поправки, Борис ещё раз проверил подключения. Вместо «220 в», они задействовали незаменимую квадратную батарейку. Сомнения, конечно, появлялись, главное – вовремя их отмести. Страсть к экспериментаторству с лихвой окупается, для того и существуют нобелевские и прочие украшения жизни.

Уплотнитель плавно вышел в рабочий режим. Кефир стал выделять пузырьки, раздвигая воздух и привычные запахи, ухо насторожилось. Аркадий кивнул в сторону рисунка на стене, сквозь сжатые зубы выдавил: «Хорошо, что нос не нарисовали. Пока только подслушивают».

– Нос – это уже серьёзно: чихать начнёт – придётся отвечать «будьте здоровы». А у нас и так времени в обрез. Следи за температурой, брат.

Напряжение в воздухе они чувствовали кожей. Каски и противогазы были под рукой, их немедленно применили. И заключительный хлопок сообщил, что некий результат получен, осталось выяснить, какой.

В коридоре зашумели. Борис приоткрыл дверь, выглянул. Люди возмущались, что в таких условиях невозможно работать.

– Что случилось? –  Борис подумал, что соседи уже знают результат.

– Иди и сам посмотри. Лаборатории урезали площади. Помнишь, прошлой зимой, лёд урезал по площади весь первый этаж? Я тогда ещё догадывался: это дело рук Леса! Мне же никто не поверил: где Лес, и где Управление.

Борис протиснулся в узкий проход. Незнакомая женщина оказалась зажата между столов, с улыбкой боли, какую дамы находят для момента, если рожают, она твердила что-то своё: «Ты снова ошиблась, передозировка грибными спорами может перебросить в другую местность. Вот не надо экспериментировать с кефиром».

– Извиняюсь, вы с кефиром опыт проводите? – Борису начинали не нравиться совпадения, но раз уже выяснилось, почему ни уточнить? – Вам повстречались неожиданность  с перерывом?

– Я не там свернула. Мне показалось, родную дочь встретила с дикарём. Он не стригся года два, не меньше.

– Если Кандид не погиб, то очень подходит по срокам. Видение касалось Леса?
Лаборантка стала что-то припоминать.

– Вы до сих пор сомневаетесь, что он не погиб?

– Сталкеры раз двадцать встречали похожего аборигена,  тот, правда, уходит от расспросов, исчезает после первого наводящего.

– Это какой этаж?

– Пятый.

– А вы в курсе? С кефиром у вас никто не проводит опыты?
Борис был вынужден солгать:

– В отличие от проходимцев разного толка, у нас на этаже чистая наука, никакой самодеятельности.

– Жаль, а мы могли бы обменяться опытом. Кухня не хочет выделять кефир для опытов, приходится во рту носить. Но девочки говорят, мужчины как-то приспособились и выносят. Вот бы кто нам хоть пол-литра подарил.

– Как называется лаборатория? – сорвалось у него с языка.

– Ой, и как вас отблагодарить?

– Я ничего не говорил. Вам показалось.

– Хорошо, допускаю. Названия нет, номер «144», постарайтесь не забыть… Ой, Домарощинер поднимается на этаж, собственной персоной, я это чувствую сердцем. Нюх на приключения у него зверский. Я убегу, если поможете освободиться.
Борису на помощь пришли соседи, дружно навалились на столы и маленько раздвинули. Дама набрала такую скорость, что Клавдий-Октавиан схватил в охапку воздух. Ветер пока никому не удавалось поймать.

Раз в одном не преуспел, выбирать не приходилось:

– Что у вас произошло?

Это работало на уровне рефлекса. Все двери захлопнулись в один момент. Не было никого, кого можно озадачить фразой: «А вас попрошу задержаться».


Борис прислонился к двери, с трудом смиряя дыхание. Давненько так не бегал.

– Братишка, у тебя всё в порядке? – Аркадий времени даром не терял, подготовил всё для подключения батарейки.

Отдышавшись, Борис выдал:

– Скажу тебе больше, не мы одни экспериментируем с кефиром. Поэтому на этаже и появился Домарощинер…

Брат бросился разбирать схему, прятать оборудование.

– Остановись! Мы до сего дня его не впускали, и сегодня традицию сохраним. – Борис помассировал виски. – Где наш компас?

– Хочешь поменять направление опытов или сам профиль?

– Слушай сюда. Уплотнитель сработал чисто. У соседей сдвинулись столы, лаборантку с четвёртого перебросило. Она тоже на кефире. Я забыл уточнить, с каким цветом проводят опыты.

– Когда в столовой розовый или голубой, я ухожу голодным. Пусть бы их давали по выходным и праздникам, я придерживаюсь классического цвета. В нашем детстве кефир всегда был белым.

– Это же женщины, им в стаканчиках, с салфетками. Привыкнуть можно ко всему.
Аркадий вспомнил:

– Слышал краем уха… – Оба обернулись к рисунку на стене, стали следить за реакцией.

– Повтори дословно.

– Слышал краем уха, на Материке проблемы со стеклянной посудой. Идут на замену пластмассовые стаканчики. Вроде одноразовые.

– Куда мы катимся? – Борис в сердцах грохнул по столу кулаком, сам испугался.

А рисунок на стене увеличился в размерах. Попали! Теперь прослушка будет тянуться до Нового года, до смены бюджета.

В дверь нежно поскребли. Кошка так просится на огонёк. Надо бы отвадить, и приёмчик один спасал не раз.

Сняв профиль с домиками заключения, братья встретились столами, двинув их навстречу, как славные рати предков. Именно эта частота, как грохот стальных щитов, в прежние дни отваживала Домарощинера от дверей. Говорят, после его видели убегающим, с искажённым лицом, до лестницы. Там он начинает спуск совсем иначе, с лицом – как ничего не произошло.

Выделив две минуты на бегство, братья привели поле боя в порядок, по компасу выставили уплотнитель кефира. Если первый блин идёт на корм птицам, второй должна съесть стряпуха.

Борис трижды уточнял направление, памятуя, насколько  пострадали соседи. В двух словах сообщил брату, на руках показал, какими узкими получились проходы. Аркадий сделал акцент на другой подробности:

– Она симпатичная?

– Когда её расплющило, то грудь имела привлекательные размеры.    

– Адресок надо было взять.

– Не прикидывайся олухом. Я пришёл уточнить последствия, в уме имел несколько оправданий, если окажется, что нас вычислили. И эта дама приковала внимание к своей особе, на нас никто и не подумал. А ты говоришь, адресок.

– Давненько мы не ходили на танцы. Да и тебе пора приласкать которую. Две недели без женщины – это никуда не годится.

– Не смертельно. Больше пороху в пороховнице.

– Ты забываешь про самовоспламенение.

Борис задумался, присел на край стула. Давно назревал разговор, не было причины, чтобы озвучить.

– Когда нас пригласили в Управление, предупредили сразу: лёгкого хлеба не бывает, мы тут все рискуем головой. Испытательный срок выдержали, прошли текст на побочку от кефира, сдали анализы. А ты… – Борис и не хотел поднимать тему, да кот, только что скрёбшийся в дверь, напомнил. – Давай начистоту. Не люблю я этих недосказанностей, придумывания. Оно же накапливается, и чтобы из пузыря не окатило… Короче, вопрос идёт о деньгах, будь они прокляты. Бухгалтерия инициировала, Домарощинер стал продвигать. Вот больше нечем заняться.

Аркадий встрепенулся.

– Ты хочешь сказать, наш Клавдий-Октавиан и тебе сделал предложение возглавить лабораторию?

– Ну, наконец, выяснили, ф-фу!

Брат продолжил:

– Оклад начальника лаборатории выше, ровным счётом на два литра кефира.

– На пять бутылок, вообще-то. И я уже не понимаю, чего они добиваются.

– А я тебе скажу, раз не видишь. Во всём Управлении штат выстроен по единой схеме. Руководитель получает лишних пять бутылок, и работа не останавливается. Но бухгалтерии не это интересно. Твой бухгалтер считает тебя руководителем, и оклад выводит по таблице. Мой бухгалтер делает то же самое, и перерасход средств с каждым месяцем только нарастает. Что вынуждает главного с содроганием ожидать проверки с Материка, а она, как ты можешь догадываться, ничего хорошего не обещает.

– Есть выход. Пусть месяц платят тебе, как руководителю, следующий мне.

– Слишком сложная схема при нынешних условиях. Ещё бы можно было списать на Лес, – но мы с тобой туда не вхожи, к счастью.

– Они же списали каким-то образом четыреста бульдозеров, – я уже помолчу про вездеходы, самосвалы и танки.

Аркадий сказал «цыц» и приложил палец к губам.

Брат улыбнулся:

– Умеешь поднять настроение, без какого ни один эксперимент начинать не стоит.

– Три, два, один. Пуск!


Секундомер отмерил десять, двенадцать – здание содрогнулось. Северная стена, вот прямо на глазах, стала отползать. Стекло выдержало. Паркет частью просыпался на четвёртый этаж, но это мелочи. Уплотнитель кефира дал неожиданный результат, и это мы взялись испытывать обычный, белого цвета.

Стены раздвинулись, окна, розетки – ну, всё, можно радоваться: отбили территории, потерянные прошлой зимой! Аркадий приложился с рулеткой, помалу выдвигал, пока стена отступала. И щель, если свалиться, росла, не обещая премий. Штукатурке досталось больше всего. Она не рассчитана на такие приключения, но держалась до последнего, потому как советского производства, и наши интересы уж как-нибудь отстоит.

Пыль ушла на четвёртый этаж. Оттуда выглянули двенадцать глаз и один рот:

– У вас там крыша поехала, или как?

Братья не могли остаться без ответа, встали на колени и вступили в дискуссию. Влажность воздуха и семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба проявились сегодня на удивление резво. Старожилы не припоминают таких аномалий, хотя не все записи и дневники изучены спецслужбами…

– Приходите на чай, – чтобы сгладить последствия, а заодно отметить знакомство, предложил Аркадий.

Командный голос внизу и прозвучал:

– Девочки, на сегодня эксперименты отменяются. В связи с открывшимися обстоятельствами. – Личико выглянуло, подмигнуло. – Мы закончили, ждите в гости.


Лаборанты обеспокоились о безопасности, натянули красно-белую ленту, чтобы никто не сверзился. Девочки, с объяснимым любопытством, взирали в провал, не слишком приближаясь.

– А ведь мы там работаем! Кто бы мог подумать? В такой дыре!!!
Братья чувствовали себя героями дня. Наполнялись стаканы кефиром, звучали тосты за науку, отсутствие преград на пути восхождения к светлым ожиданиям. Уже договорились о встрече на танцах, и тут улитки объявили голодовку.





Глава шестая.

ДВА БРАТА – ДВЕ ГЛАВЫ

– А вы прекрасно танцуете, вот не ожидала. – Ирина начала по-хорошему, чтобы кавалер не сбежал в первую минуту. Борис заглянул в эти глаза и посетовал про себя. Знала бы ты, что после первого круга у меня, не останавливаясь, кружится голова, и ноги, не ожидая помощи из центра, сами выводят кренделя, да так удачно, что партнёрши в восторге, все до единой. Не ты первая мне об этом говоришь, не ты последняя.

Радиола рвала обои, актовый зал утром переклеят, скорей всего, если не кончился запас; но чего ни сделаешь для культурного досуга?
Аркадий импровизировал. Под музыку вальса, он вставлял приёмы из твиста и шейка, сглаживая выходы на такт и вписываясь в ритм проверенного многократно произведения. Судя по количеству царапин на пластинке и качеству воспроизведения, «Дунайские волны» пользовались бешеной популярностью у дам, с двойной нагрузкой для «белого танца». Всё, что связано с заграницей, а Дунай – это там, создаёт у советского гражданина некий ореол мечты, по недоступности сравнимый с повальным желанием школьников записаться в космонавты.

Когда вошли военные, директор клуба не сориентировался и пригласил одного из них жестом, которому невозможно отказать. И так вышло, что командир группы попал под обаяние дамы интересной по всем статьям, но лет двадцать назад.
По внутреннему правилу, она и вызнала причину появления, довольно кивая остальным членам группы, кого подхватили незамужние и вдовые дамы. Лес и на танцполе напоминал о бренности задуманных решений, не согласованных на мирных полянах.

– Скажу вам прямо. На сотрудников одной лаборатории поступил донос. Давайте-ка подберёмся к ним поближе и незаметно выпроводим на лестницу. Те двое. Женщин опросим первыми и отпустим, пока играет пластинка.

– Что парням инкриминируют?

– Вмешательство во внутренние дела Управления.

– Это же ссылка в Лес?

– При смягчающих обстоятельствах. Но правила одинаковы для всех. Мы и директора как-то вынимали с этой площадки, под этот же вальс.


Заподозрив неладное, Борис шепнул брату – на выход, и чем скорее, тем лучше.

А там их караулил Клавдий-Октавиан, с понятыми. И такая заварилась каша, но по порядку.

В помещении дежурного, при свидетелях, братьям зачинали текст доноса. Без подписи и даты. Смысл многих слов можно было бы свести к минимуму: прошлой зимой лаборантам «АиБСидели» удалось урезать площадь Управления на десять процентов. Сегодня они провели обратный процесс – с целью получения премии, как личных достижений на поприще науки, которую дискредитируют всеми возможными способами. С таким же успехом можно дрова перевести в опилки, а потом склеивать их и придавать прежнюю форму.

Домарощинер слова не сказал. Появился у него доброхот, готовый взять на себя все расходы, нервотрёпки и проклятия. Достойную смену должен каждый вырастить себе, и пока не превзойдёт учителя – оставаться ему в учениках, выполнять всю грязную работу.

Ловко кто-то провернул, сопоставил моменты – что раньше случилось, что сегодня, ничего не напутал. Чувствуется школа. Есть, правда, маленькая надежда, – стоило подумать про Алевтину, и она, аки светлокрылый ангел, спустилась по ступеням в фойе. Ей рассказывать не надо, влёт всё понимает. Женщина чувствует сердцем.

Смело подошла, посторонним приказала оставить её с глазу на глаз с подозреваемыми. 

– На сей раз я вас отобью.  А завтра… вы ещё помните?

– Завтра же поставлю свечу! – пообещал Аркадий. Задумался и поправил себя: – Оформитель напишет ваш портрет, вот подле него и зажжём.

– Где возьмёте свечи?

– Тузик достанет.

– Ну, если только он. – Алевтина выпроводила братьев, пригласила других участников события. – У кого какие соображения?

– Обоих заключить под стражу. – Чем хорош ученик, так это рвением.

– Новенький? Это хорошо, все в сборе. Никого заключать не надо. Была оговорена с директором проверка бдительности служб. Донос состряпала я и засекла время. По нормативу реакции вы здорово замешкались, готовьтесь к новым проверкам. А сегодня все свободны. Кто проводит меня домой?

Мужское сословие как-то мгновенно сплотилось и вытолкнуло из своей среды ученика.

Алевтина в секунду оценила добровольца, поджала губу и сказала:

– Я передумала. Дойду сама.



Из Леса почудился хохот, от которого мурашки бегут по спинам. Свет в окнах трижды моргнул. До общего отбоя оставалось полчаса. Жаль, Ирина с кем-то ушла: Аркадий нашёл силы и вернулся в клуб, в предвкушении. Кроме директора снимать некого, пришлось голову загружать планами на завтра.

– Молодой человек, вы мне что-то хотите сказать? – Директриса заперла замок на дверях клуба, ключ сунула в карман. 

– Хорошая вроде погода, – без особой надежды выдавил он. Она протянула руки навстречу:

– Пошли, попьём чаю!

Оно, может, и к лучшему, что окликнул брат. Дотянул, курильщик несчастный.

– Знакомьтесь, мой брат Борис.

Она задумалась. Шансы уменьшались с увеличением числа, – и такое случается в математике, как в жизни. С виду ребята приличные, кефироманы, но чаю мало, ртов
много…

– Ладно, в другой раз.

Братья мигом развернулись, до закрытия дверей оставалось семь минут. И бегом не очень-то домчишь, сегодня на дежурстве Беломор, это может набросить пяток минут. Дама настолько привыкла к «беломор-каналу» и сделала такие запасы, что жизнь на Земле может свернуться в трубочку, а папиросы будут.

Топали и обсуждали детали, как завтра организовать просачивание Алевтины к соседям. Несмотря на сумерки, у фонтана маячила фигура в шляпе и длинном, до пят плаще. Вот не следовало интересоваться: может помощь нужна? Какого хрена торчишь
тут?

Подошли ближе. Человек услышал шаги и нырнул в фонтан. Они плюнули, согласились, что всё обошлось, прибавили шагу. Беломор смолила папироску, поглядывала то на них, то на часы над входом в общежитие. Секундную стрелку парни однажды удалили, лишив тем самым вахтёров важного аргумента, и ходили с тех пор часики с помощью двух стрелок, вызывая улыбку у тех, кто в курсе.

Однако, на этаже, с чемоданом у дверей, ожидала та самая Ирина.

– Ребят, я у вас поживу. Кровать моя сломалась, ножки разъехались, и некому починить. Даже не к кому обратиться, комендант вроде жену повёз рожать.

– Главное, что не топить. А это можно, – с надеждой отозвался Аркадий, с куда большей надеждой ища глаза брата. Поймёшь ли?

– Ответственный эксперимент завтра, я хочу выспаться. – Борис зевнул, поглядывая на ноги брата. Тот приплясывал и не подавал голоса. –  Ах да, я не читал свежих газет. Посижу в библиотеке, ровно полчаса.

Дама охотно прошла в комнату, Аркадий ласково потрепал за руку его, повыше локтя: «Должен успеть!»

Конечно, топать в библиотеку не имело смысла. Она закрылась два часа назад. И… я же танцевал с библиотекаршей, припомнил Борис. Мне она не очень, но книги хорошие. Жениться на библиотеке, – иногда посещала такая мысль, но что подумают коллеги? Так и скажут в лицо однажды: выгоду искал, брак по расчёту. А я бы поставил раскладушку и лампу над головой. Мечта сумасшедшего: лёжа, протягиваешь руку и достаёшь книги, одну за другой. Потом ставишь на место, дотягиваешься до следующей полки. Эх, мечты, мечты!

Сколько стрелке ни бегать по кругу, а витков на стволе вмещается по норме; Борис не торопясь вырулил в родной коридор, тут и сообразил, что у брата ничего не вышло. Ближе подошёл – дверь нараспашку. Аркадий валяется на кровати и ведёт разговор с лампочкой:

– Вот ты тоже женского рода, и что в тебе женского, скажи? Перегоришь сдуру, а мне меняй.

– Она ушла?

– Заходи.

– Надо понимать…

– И не спрашивай. Явилась дура, с ней в одной комнате живёт. Когда завидуют, и не такое придумаешь. Сказала – в тишине хрюкнула кровать, она так испугалась, приподняла один край. Все ножки в порядке, ничего не сломано. И побежала Ирку обрадовать. А мы уже обнимались, вот этом самом месте. 

– Поцеловаться хоть успели?

– На половине поцелуя помешали. Я просто вне себя!

– Тогда есть разговор. Я же ходил в библиотеку, рядом с книгами думается легче.

– Так, слушаю внимательно. – Аркадий подобрал ноги и приготовился.

– Сам смотри: живём – и ничего не запоминаем, не замечаем. И случаются озарения. Помнишь, у директора была другая секретарша?

– И правда… Нина Семёновна. А ведь забыл, ты напомнил. Да, и куда же она пропала, вот это вопрос.

– Доказательств явных нет. Но! Она всюду появлялась в газовом шарфике на шее.

– Точно! Фиолетового цвета.

– Так вот, у биостанции видели волчью стаю, волчица возглавляет. И шарфик фиолетовый на шее.

Аркадий взвился, бросился к окну. Озарение и на него снизошло, фрагментами стало всплывать прошлое, как будто было вчера.

– Теперь ты держись! Лучше присядь. Я тебе напомню факт. Алевтина нас двоих затащила в гости!

– Что ты несёшь? – Не прошло и секунды, Борис резко погрузил лицо в ладони, ясно вспомнив.  – Ой, твоя правда!

– Слушай дальше. Мы выпили хорошенько.

– Помню.

– Потом отвела в ванную и заставила раздеться.

– Не помню. А потом?

Аркадий шарил в воздухе руками, ища нить, которая должна дать продолжение. Нащупал:

– Тут неувязка с последовательностью. Нина Семёновна оказалась в ванной, налитой до половины. Или она потом вошла… И мы с двух сторон, как фотографироваться собрались. Теснотища, но мы терпим, поскольку обещан сюрприз. Два на два, подумал я, какие сюрпризы?

– Точно! Я ещё просил горячей воды прибавить.

– Нине Семёновне стало душно, ей захотелось холодной. И я угодил всем, дал тёплой. Гениальное решение, согласись!

Борис поджал губу, покачал головой:

– Что-то мы не приближаемся к объяснению.

– Хорошо. А помнишь волчий коготь?

– Не видел.

– А коготь в солнечном сплетении у Нины Семёновны, и алая дорожка до пупа?

– Да, грудь у Нины Семёновны шикарная, я и не предполагал такой красоты. Но если честно, – Борис зевнул, – директора никогда не ошибаются, выбирая себе секретарш, потому столько лет держал её подле себя. А увидеть женскую грудь может кто угодно, при большом желании. Может, кто-то видел в бане, и передал живое описание.

– Домарощинер!

– Не исключено. Больше некому. Хотя бывают исключения: это как экзамен. Перед тем, как занять должность, кандидаты должны определить размер лифчика. Да, но Нина Семёновна…

– Вот именно! С того дня её больше никто не видел! – Аркадий пустился в пляс, точно выиграл в шахматы у брата, наконец.


Они налили по стакану, каждый вновь мысленно прошёлся по эпизодам, в поисках опровержений. Однако всё сходилось. Борис поднял голову к потолку.

– И как теперь с этим жить?

– Как ни в чём ни бывало. Это сон. Не надо ввязываться в чужой бой, свои бои впереди. Пусть уж Алевтина продолжает, воплощает свой проект. Раз у неё всё получается, не станем мешать. Кстати, в фойе висит объявление: объявлен конкурс фантастических рассказов. Может, попробуем чего сочинить?

– С улитками разберёмся – потом можно и за рассказ браться.  А кто в жюри?

– Угадай с одного раза.


За окнами трудилась ночная смена, били сваи. Управлению приходится не сладко, это внешне мы не наблюдаем признаков войны с Лесом. Старожилы не больно охочи до воспоминаний, чаще ссылаются, что-то было, но давно, что вспоминать. И только «Тонна-сто» поведал Аркадию на днях: было! От зданий и посёлка ничего не осталось. За три недели, ударными темпами, возродили здания, инфраструктуру, мне достался «Белаз».


Гараж – это отдельная статья расходов. Минутку улучит Аркадий – и в гараж. «Тонна-сто» разрешит в кабине посидеть, на крыше побывать, потоптаться и ощутить себя вперёдсмотрящим. Зачем тебе, спрашивал брат. – Ты не понимаешь: подняться над суетой, увидеть будущее можно только с такой высоты, и я хорошо понимаю Клавдия-Октавиана, когда он, с телескопом, на крыше…

Потолок у гаража поднимали с расчётом. Там же и ворота такой высоты, что со всей округи скупили петли, и не хватило; пришлось на Материке специальный завод строить, поближе к зоне, наладить поставки, в количестве четырёхсот штук в месяц, хромированных, анодированных, воронёных. Это на тот случай, когда Лес напустит туману, и он начнёт пожирать один из защитных слоёв.

Аркадию нравились новинки, какими разжился гараж. Здесь появились газонокосилки импортные, местные мастера соорудили из них целый комплекс нападения, который рубил все атаки Леса как в горизонтальном, так и в вертикальном положении. «Тонна-сто» лично заводил по утрам косилку и отбивал территории, захваченные противником за ночь. Сотрудники привыкли: если грохот, но земля под ногами не дрожит, то «Тонна-сто» завёл косилку.

На обратном пути Аркадий шёл вдоль стихийного кладбища, которое официально не следовало показывать комиссиям. Памятники Кандиду, Густаву, Вольдемару и прочим безымянным героям, чьи тела не могли предоставить для опознания, считались несуществующими. Тем не менее, Аркадий раз пять замечал у памятника Кандиду директора: без головного убора, в низком поклоне. Он вроде держал совет, спрашивал совета или давал совет. Аркадий натягивал фуражку на глаза и пролетал мимо, как не заметил. И с этими непонятками приходилось жить, раз начисляют зарплаты и выплачивают премии.


Свет погас, братья по очереди покинули комнату, вооружившись зубными щётками, отправились в дальний конец коридора, к умывальникам. Вечером туда не пробиться, а вот когда тушат свет, там вполне можно привести себя в порядок. В темноте могут и тебя привести, если в одиночку… Так что у братьев есть заметное преимущество: они готовы стоять друг за друга если не насмерть, то очень близко. В отличие от прочих людей, которые – каждый сам за себя.

Коридор по проекту не должен угрожать сотрудникам, и если что-то происходит, то не в рабочее время, не на рабочем месте. Травмы – как травы: они всюду случаются, никто не знает, что будет за следующим шагом. Удар дверью в плечо – одно из обычных приключений, и положение безвыходное: идти можно только вдоль стены, на ощупь и в ожидании приключений.

Свет прожектора ударил по глазам. Они воспользовались случайностью и преодолели последний десяток метров до умывальной комнаты. Прожектор погас. Дежурная тётка просто убедилась, что свои, поэтому не стала тратить электричество, которое надо тратить в других случаях. Иногда кто-нибудь из Леса заявляется, хочет посмотреть комнату, в которой жил до того, как стал числиться без вести пропавшим.

Они приблизились к раковине, подождали, пока уравняется восприятие глаз.

Эмалированная раковина – это светлое пятно среди понятной тьмы. Разглядеть хобот краника, убедиться, что это краник, а не кривой палец рукоеда… Всюду свои сложности, и лучше оставаться готовым ко всему, чем наивно полагаться.

Борис зарядил щётку порошком, отправил в ротовую полость, пока брат руками защищал кран от приближения непонятных и незримых. Струйка разбивалась о днище раковины, создавала эффект присутствия, как бы предупреждая: НЕ ВЗДУМАЙТЕ!

Борис уже заканчивал процедуру, как у него во рту появился свет. Кажется, наступила реакция составов, а на коробке производитель не давал предупреждения о таком эффекте.

– Открой пошире, я осмотрюсь. – Аркадий, удерживая персональную щётку в зубах, руками изобразил несколько приёмов Брюса Ли, роздал теням по удару, и объявил: – Моя очередь.

Борис, довольный эффектом, стал разгонять тени, говоря что-то через нос. Брат прислушался. 

– Думаешь, если сполоснёшь рот, свечение исчезнет? – Конечно, это будет неудобно, подумал он, тут же предложил: – А давай вместе выполощим. Так оно вернее, что дадут дело довести до логического завершения.

Свечение действительно пропало, они уверенно нащупали выход и выглянули в коридор. Вроде тот же самый, без обмана. Но, стоило обоим отойти на восемь шагов, как стены утратили гладкость советской масляной краски. Это уже походило на тоннель, стены которого штукатурить не успевали.

– Эдак нас переправят в прошлое или будущее, – сказал Аркадий.

– А я бы в будущее заглянул. Но лучше вернёмся, конечно.

И ведь который раз их вынуждали возвращаться и начинать всё заново. Издержки производства. Много ещё нас, чтобы в умывальной комнате, да без очереди. У Леса нет таких возможностей, чтобы покончить разом, и мы не торопимся.

Со второй попытки всё сложилось. Разбирая постель, Борис попросил заглянуть ему в рот. – Есть что?

Аркадий настроился говорить правду:

– Немного есть. Остаточные явления.

– А я подумал: не почитать ли?


Утром они подскочили с одной мыслью: Алевтине нужна их помощь. Доступ к соседям, во время обеда – дело простое, только как организовать?

– Идеи есть?

Оба прекрасно знали, что вечерние задачи к утру иногда решаются сами собой.


А на первом этаже караулила новость: объявляется сверхплановый субботник.

– Нас это не касается. Четверг сегодня. – Борис подтолкнул брата к выходу. Но в своих выводах они ошибались оба. По обе стороны аллеи были установлены ящики, из которых торчали мётлы, грабли и лопаты. Вёдра и носилки разобрали самые ушлые: носить – не глотать пыль.  Инженер по ТБ организовал отряд, назначил старшего и отправил по первому маршруту. Тотчас вцепился в плечо Бориса, попытался повторить то же самое с Аркадием, но у того скользкая накидка одета с утра, никак не ухватишься.

– Значит так, Борис, ты старший.  Отряд у тебя в подчинении будет в десять человек, думаю, наскребём. Задача – вычистить дно фонтана. Комиссия из Москвы. Никто не даст гарантий, что не полезут проверять. Это же московские. Они и в выхлопную трубу, если с норовом.

Десять человек набрали со скрипом. Половина общежития уже в Лесу, их не дозовёшься. Вот есть чуйка на комиссии у некоторых, нам бы их дар.

Вокруг фонтана расположились, тридцать шесть градусов на каждого, начали с кефира. Это и понятно: чтобы ни кому-то одному показалось нечто, а сразу всем.
Конструктивная недоработка граблей сказалась тут же. Вызвали коменданта, пожаловались на длину ручки. А у него с собой мазь специальная. Смазали, ухватились с двух сторон. «Тяни, сколько есть силы!»

Приятно иметь дело с профессионалом. Ему вообще-то прочили светлое будущее, толковый мужик. Да понадобились ему дети, научную работу забросил, всё пошло верх тормашками. Сначала звания отбирали, по одному, думали –  одумается человек, а он погнался за результатом: второго, третьего… Уже и отнимать нечего, а он восьмого ждёт.

– Мальчик или девочка? – из профилактических целей спросил Аркадий.

– С полом медики не определились. Говорят – в Лес надо отнести, оставить, а там разберутся. Но вы тут не подкачайте. – Комендант сам опробовал новый инструмент, что-то зацепил, позвал на помощь. Ребята поднатужились и выдернули обычную шляпу, с широкими полями. – Там ещё есть, давайте-ка, дружно!


Так и у рыбака: то не клюёт, то потоком. Вытащили человека в плаще, с длинным носом. Не дышит, на вопросы не отвечает. Второго зацепили – как брат-близнец. Третий дышал. Выложили их рядком, стали думать, что дальше. Тут кто-то из команды опознал:

– Домарощинер! В трёх экземплярах!

Команда ахнула, волосы на голове того, не в причёске.

– Надо звать Клавдия-Октавиана! – нашлась дама из нового отдела, которому название не придумали, но штат полный. Новички обычно развивают кипучую деятельность, чтобы не наступили; у них считается: чем грязней субботник, тем выше должность караулит после.

Лёгок на помине, Домарощинер сам показался из Управления, направлялся аккурат в сторону фонтана. Когда смотришь навстречу, то способ перемещения не кажется необычным. А вот Борису хватило ума отойти в сторонку, чтобы не первым встречаться. А оттуда, если зрение не подводит, показалось, Клавдий-Октавиан на гусеничном ходу, без выхлопной трубы и пушки.

– Кто разрешил? – Постановка вопроса подсказала, что расчёты на мирное сосуществование ошибочны. – По какому праву вы вторглись в замаскированный от вражьих спутников объект?

– Субботник же! Комиссия из Москвы, – рискнула уравновесить чаши разночтений дама.

– Со всеми комиссиями я разбираюсь лично. Не ваше это дело. – Домарощинер взглядом поймал уползающего коменданта. – И почему инструмент имеет ручки, которые ГОСТами не оговорены? Немедленно убрать, как противоречащий нормам!


Группа самораспускалась, имея очевидные причины. Инструмент отложен до лучших времён, теперь бывшая команда выглядела, как праздные зеваки, которым повезло оказаться возле фонтана. Шли куда-то – и продолжайте движение, забудьте о том, что здесь наблюдали. – Рукой Домарощинера заполнялась следующая страница в чёрном блокноте. Губы двигались в такт вылетающим словам:

– Как же трудно с этими людьми, только отвернись – и не успеешь.

Команда, крадущимися шагами, подалась в сторону Управления, каждый миг ожидая других указаний.

– Борис! – почудился его голос.

Аркадий вцепился в пиджак брата, чуть ниже локтя, потянул вперёд:

– Прибавь шагу, умоляю! Тебе показалось.


А на ступеньках Управления, пристукивая ножкой от нетерпения, красовалась Алевтина. Розового цвета помада подчёркивала линии фигуры и первоочередных задач. «Луч-Шие» могли попасть под каток субботника, если не просочились до объявления.

– Я вас жду.

– Это заметно. – Аркадий решил, что брат пребывает под воздействием окрика, поэтому взял командование на себя. – Они в здании?

– Я отправила их на субботник. На кладбище надо памятники подровнять, подсыпать земли, где просела, вырастить цветы.

– А-а, то есть, у нас полно времени? – Аркадий слишком самоуверенно предложил даме руку, будто способен донести её до пятого этажа.

Но кто разберёт этих женщин? То, что уже построено в чудесной головке, не отменит и Господь. Изящное отрицание, отказ от услуг именно вашей конторы, – всё сразу можно прочесть в двукратном покачивании головы. Даже цвет помады предупреждал об опасности пешеходных прогулок.

Откуда-то, лаборанты так и не поняли, откуда, появился мальчишка, в форме почтальона.

– Меня просили доставить почту.

Алевтина протянула приготовленный конверт.

– Куда?

– Пятый этаж, в конце коридора. Сверим часы. Ровно в одиннадцать.

– Будет исполнено! И всегда к вашим услугам! – Почтальон отогнал минутную стрелку, ещё раз сверился с показаниями над входом в здание. Алевтина провела его через охрану и вернулась на крыльцо, с группой спасателей.

Её кивку невозможно не подчиниться, смелых нет. Спасатели тащат брезент с кольцами по краям, это устройство ещё не мелькало в сводках. Может, для комиссии какая хитрость?

На той стороне здания, куда выходят окна всех руководителей, никого. Алевтина привела группу к конкретной точке, приказала изготовиться. На её часах стрелки сделали своё дело, никому не подчиняясь. И в резко открывшееся окно выпрыгнул директор…

Его мало кто знал в лицо, новый, и вот представилась возможность, поймали. Спасатели выдержали, брезент недавно прошёл проверку на прочность, справка прилагалась. Алевтина хотела помочь спустить на землю, он сказал, глядя в глаза: «Я сам».

– Вам рано каяться, вы не успели ничего.

– А инструкция, второй параграф, пункт «б» советует: «В случае комиссии из Москвы, единственный выход – выход в окно». Но если вы считаете иначе, то смею пригласить вас в ресторан.

Спасатели и лаборанты, в один голос напомнили, что ресторан рассчитан на два посадочных места в час, мы никак не претендуем.

– Ну. я не знал, и, раз такое дело, осмелюсь пригласить вас. – Директор изобразил поклон гусара, внутренне радуясь. Он и сам облизывался, обнаружив такие формы, не имеющие обязательств вне стен Управления.

Алевтина каким-то образом изловчилась, притянула за уши обоих лаборантов и поставила в известность, скрытую от прочих ушей: «На сегодня всё отменяется. Займитесь улитками, наконец».

При большом стечении народа, чтобы исключить домыслы, директор с секретаршей закатили в ресторан, где к событию были готовы. Так уж повелось, что заведение обслуживает две персоны. Другим тоже не возбраняется. Займите эти должности, и перед вами откроются двери не только этого заведения.









Глава седьмая.

Авана

Она очнулась первой, от покачивания. Поначалу хотелось не открывать глаз, плыть по течению. Именно поэтому открыла глаза и осмотрелась. Вертолёт оказался посередине озера. Плавучести придали косы лиан, оплетя хвостовую часть и образовав под днищем плот. На маленьком плоту, сквозь бури, снег и ветер, можно доплыть до мест, где не сеют и не пашут.

– Кандид, очнись! Вспоминай, как управлять вертолётом, я хочу пи-пи.

Он встряхнулся, придал голове уверенности.

– Где мы?

Авана дала ему время осмотреться.

– Узнаёшь?

– Где Домарощинер? Беги! Тебе угрожает смертельная опас…


Она запустила руку в его шевелюру, приласкала, как собачку.

– Опомнись. Мы в Лесу, среди своих. Я тебя не дам в обиду.

Кандид прикрыл глаза, прогнал эпизоды, застрявшие в долгой веренице образов. Каким-то невероятным усилием отделил явь от искажений. Как только получилось, довольно пригладил бороду и развернулся к ней. 

– Твоё имя Авана. Мы переночевали в вертолёте, а Управление вон там. – Он точно указал направление. – Но почему Домарощинер? К чему? Если я правильно понял, ему что-то крепко угрожает. Положение пошатнулось донельзя, и его вечером заберут свои. Тарелка за ним прилетит. Он провалил миссию.

Авана слушала, отрыв рот. Крепкий сон творит чудеса, несмотря на неудобства. Вертолёт. Вероятно, причина в этом. Его стихия, и машина признала его, в чём-то немного пособила.

– Как выбираться будем? – Авана оглядела озеро, прикинула варианты. – К русалкам не хотелось бы обращаться. Отнимут. А ты мне очень нужен, чтобы я скорее повзрослела.

– Ты совсем девочка.

– А это что? – Она указала на заметные бугорки, выросшие за ночь. Вертолёт и ей помог. Или эти корни, облепившие машину. Теперь до неё дошёл звук, будто пилой кто-то распиливает корпус. – Если не хочешь к русалкам, придумай что-нибудь.


Своих скрытых способностей никто не знает. Вот и Кандид поступил так, как ему показалось верным. Жалко машину, но на кону жизнь. Он выбрал место повыше и стал резать глазом, как резаком… В былые дни, вот так же, он попросил у сварщика показать приёмы. На удивление, мастер начал ругаться: «Хочешь обмануть кого-то? По движением вижу, у тебя пятый разряд, не ниже». – «Да я первый раз держу смык в руках, клянусь!» – «Ну, не знаю! Сварщик от бога, не иначе».

Он так и не поверил, а Кандид просто запомнил момент. Если очень надо – всё придёт, главное – чтобы не во вред другим.

В крыше получилась квадратная дыра, с малым выступом для крепления. Сильными руками он выпрямил приличный корень, тот сопротивлялся; конец протянул Аване – держи крепко, надо выпрямить.

И корень усох просто на глазах. Кандид нашёл и отвёртку, и мощный шуруп для установки заплат. Весло получилось замечательное, просто на выставку. Из кабины сложнее грести, – он перебрался на хвостовую часть и, загребая то слева, то справа, повёл машину к берегу.

Пока он сидел спиной, Авана сделала не только «пи-пи», хватило времени и на радость. Она с выбором не прогадала. То-то туман вывел её именно на этого крепыша. Вместе мы не пропадём, он от Управления сумеет защитить, я отгоню наших, кто осмелится бросить вызов.

Солнце садилось. С этим ничего нельзя сделать. На берегу клубился лиловый туман, она подсказала – греби к нему.

– Я побаиваюсь этих неожиданностей.

– Зато сыты будем.

– Это как?

– Насыщение туманом.  Всё, что нужно, получим.

– Первый раз слышу. Интересненько. – Он присмотрел выступ, причалил к нему. – Надо бы привязать, чтобы не уплыл.

Анава сунула руку в воду, вытащила зелёный корень и потянула.

– Сколько тебе надо?

– Тащи ещё. Я кол посмотрю… – Ну, всё, как нарочно: и кол с остриём, и даже петля для фиксации. Перебросив через хвост импровизированную верёвку, вошёл в воду и набросал два оборота, конец вытащил на сушу. В три узла, закрепил посудину и очень остался доволен  результатом. – Ещё бы отвадить непрошенных.

– А это уже моя печаль! – Авана нарисовала в воздухе геометрические фигуры, этому нужны объяснения.

– Что это ты?

– Защита дома, в уме материализовала объекты и направила на вход. Древняя руна русов.

Кандид не успел сказать – откуда тебе известны руны. Она постоянно удивляла умениями, хотя в библиотеке не была ни разу. Лес снабжает своих, по первому зову.

В туман они входили, держась за руки. Он сказал себе перед этим: ну, не съедят же, в конце концов? А и съедят – одним больше, одним меньше.

А вот такого он не ожидал. Перед глазами развернулась голографическая программа с меню. Разобраться – ну, совсем немного подумать. Клавиша со знаком ягоды. Ещё не полностью уверенный, пальцем левой руки нажал. Правую надо поберечь для будущих событий, так рассудил.

И чего только программа ни предложила! Картинки. Тут и котлеты, и сосиски, и салаты… Он набрал всего, что было знакомо, и не сразу сообразил, что нужно нажать кнопку ниже, пустую.

– Жми нижнюю. Опустошить заказ.

Лиловый туман сгустился, особенно вокруг головы. И в желудок стало что-то поступать, в жидком виде. Они даже пожевали за меня, – подумал Кандид, ощущая обильное слюноотделение. Слюна для каких целей? Для пищеварения, поэтому глотаем.


Сколько прошло времени, он не понимал. Из-за леса показалась луна.

– Какашки! – сказала Авана.

– Почему «какашки»? Ты странная.

– Я так вижу. Они гадят постоянно.

Кандид примерно знал, где луна, поискал над собой, нашёл на западе. Отсюда луна показалась собранной из секций, разных цветов.

– Это религии. Лунатики ищут среди людей подчиняемых, кто не устойчив.

– Что значит…

– Кого легко переманить в любую из стай. Тайные общества, где можно занять высшую должность.

– Избранные? Это мне знакомо. – Кандид ещё раз поднял глаза, протёр. Может, показалось. Внутри луны рассмотрел пустоту, сотни, если не тысячи кораблей. Они несут боевое дежурство, в ночное время отправляются на Землю и проводят операции. Через сны получают доступ, шлют доклады в центр, где решают: готов данный экземпляр к вмешательству… А утром он подскакивает и начинает рассказывать Сон. Удивительный, в красках, до полного ощущения присутствия. «Ты избран господом Яхве. На тебя возлагается миссия. Ты должен построить три города, в одном начинаешь убивать гоев, прячешься в двух других. Как только набираешь проходной бал, тебя ждёт повышение. Так докажи делом, что Яхве не ошибся в тебе!»
Его качало страшно, хотелось вымыть руки и рот, почистить глаза. Хотелось забыть всё, что увидел и услышал.

– Кандид! – Её рука снова зарылась в его шевелюру, стала успокаивать. – Это лунатики. Ты вышел на них, и они стали обрабатывать. Больше я тебе не позволю выходить на них. Ты нужен мне.

Внутри он ощутил ломоту, до боли в костях. Как будто месяц орудовал веслом, с непривычки.  Мышцы не слушались, пальцы не гнулись. Такое, наверное, испытывают перед кончиной: ничего не хочется, и дышать надоело, и смотреть, и слышать.

– Это туман. Тебя предупредили, с кем мы имеем дело. – Авана прижалась к нему всем телом, и он кожей угадал выпуклости. Она действительно взрослела на глазах, очень торопилась не отстать от внутренних часов, отпущенных на короткую жизнь.

Задумался. Этой девочке сразу отмерили сорок лет. Потом она должна уйти на другую работу. Её прислали… – Кандид неуверенно прижал хрупкое тельце, нос погрузил в её волосы. До чего ж замечательно пахнут! Дышал бы и дышал, без остановки.

И только теперь осознал, что на голове сжимался незримый обруч. Его хотели усмирить и увести другой дорогой. Запах волос разрушил их попытку.

Да, но отныне у него появилась цель. Сначала обдумать, порасспрашивать. Кто такие лунатики, откуда их принесло, с какими целями. Сны – вот тоже тема, достойная осмысления. Раз у кого-то есть возможность нагонять страхи либо обливать потоками радости… Вот они, приметы противостояния. Борьба за человечество. А мы – ни сном, ни духом!

Она взяла за руку и вывела из тумана. Достаточно, мол, на сегодня.

Лес копошился, звуки частью стали понятными. Лес пребывал на войне, для незрячих, это оставалось за гранью видимого. Деревья-прыгуны охотились на чужих, кто маскировался под своих. Сравнение с пауком напросилось само собой. Лес вырастил это воинство, лишь разобрался, какими силами можно противостоять.

Тогда и остальные роды войск несут конкретные задачи. Раз человек усыплён, не понимает, что нужно мчать на помощь, Лес обходится своими силами.

Прочищению мозгов помог случай. Кандид подумал: они воюют между собой, и каждая сторона норовит нас перетащить на свою сторону. Кого страхами, кого обещаниями. Так что, никому верить нельзя, пока их разведки работают рядом с нами. Быть может, и Лес, во всём своём разнообразии, явился для захвата Земли, а лунатики – наоборот, защищают землян… Да уж, есть, над чем подумать.


Авана уверенно продвигалась по зарослям, словно родилась в этих местах и исходила все тропки до сего дня. Юбка непонятного покроя, волосы, собранные в тугую косу, босые ноги, – это последнее особенно шокировало. Столько дряни, гадов под ногами, а она шпарит, как по дороге. И запах волос его постоянно преследовал. Стоило ему поднять глаза и полюбоваться хрупкой фигуркой, как запах бил в нос, словно она в его объятиях.

Кандид всего-то на две головы выше, и разницу приходилось учитывать. Где Авана проскакивала, не сгибаясь, он складывался и тихонько роптал: когда уже?

Тропа вывела на берег озера, они буквально напоролись на самодельный шалаш, собранный на скорую руку и не очень-то умело. Вход загораживала пластина – задняя дверца от БМП. Армию подключали к каким-то операциям, если генералы придумали какую хитрость и полагали, что им удастся перехитрить Лес. Он присматривался к новой штуке, изучал, насколько кусачи пули из пулемёта, снаряды из пушки, и делал выводы.

Участник одного боя, позже влившийся в отряд сталкеров, как-то поведал на привале:

– Мы тогда углубились километров на шесть, никакого сопротивления. Мелких гадов били одиночными, берегли патроны. И тут, в самый неподходящий момент, грянул ливень. Мы посмеялись: нас дождиком не напугаешь. Это потом, когда из пещеры вышли мертвяки с дубинами, командир так ругался, так ругался, что я запомнил надолго. Дождик перевёл снаряды в другой калибр. Патроны тоже. Доложили генералу, руководившему операцией. Туповатый, с двадцатой попытки до него дошло, а то орал: снаряды есть, патроны есть  – почему не слышно стрельбы?

В тот раз с нами был кинооператор, прикрепили к экипажу, чтобы всё фиксировал, по минутам. Камера – не оружие, но тоже попала под дождик. Она увеличилась в размерах, раза в два с половиной, и оператор отказался переводить плёнку. Тут же надо во все стороны крутиться, а его аппарат внутри БМП заклинило. Вернулись на базу – разбирали по винтикам. Генерал не поверил, что камера сама собой раздобрела от простого дождя: это же не баба. Дошло дело до боекомплекта – он уже не стеснялся в выражениях, звонил товарищу, который отвечал за снабжение операции.

С тех пор военные отказывались связываться с Лесом. Врага полегче надо искать, потренироваться, а уж потом, если сложатся обстоятельства или министром обороны назначат другого, – кажется, подустали военные на этом поприще, благоразумно отказывались, чаще ссылались на подготовку к большим учениям: не до вас!


– Один из ваших здесь засаду держит.

– Интересно, кто таков.

– Он машину водил когда-то.

– Вольдемар или Гришка? – Кандид поднапряг память. Она слушала и никак не реагировала. – Может, Тузик?

Авана весело кивнула.

– А как ты определяешь, не наблюдая человека?

– Электричество. След такой остаётся, до пяти дней держится, потом рассасывается. Я могу идти по следу человека, могу многое о нём рассказать. Чем дольше идёшь, тем больше узнаёшь.

Кандид споткнулся. Глянул под ноги – ничего не видно, но кто-то же устроил зацеп. Подумал про себя: спросить или потом как-нибудь?

– Что скажешь обо мне?

– Ты хороший. Ты не враг, Лес это понял, когда ты завис над ним. А эти люди, что сыпали порошок из мешков, они погибли. 

– Но я же их доставил…

– Тебе угрожали увольнением. Они стали подыскивать другого пилота, нужен такой, который не спрашивает. А потом приказ пришёл: больше ни одного вертолёта не дадим, пользуйтесь тем, что есть. И Управление сняло заявку.

Они перескочили через синий ручей. Он уже встречался с похожим. Вода шероховатая, с пяток все наросты снимает, как пемза. И кожа синяя целую неделю. Когда повстречаешь синего мертвяка, то вопросов не возникает. А многие сталкеры раздувают пожар: мол, с синим лучше не встречаться. На деле же, он ничем не отличается.

– Куда ты ведёшь? – Кандид опешил. Авана собралась штурмовать скалу с обрезанной вершиной. Он давно заприметил и даже дал себе слово, что при первом случае поглядит, что и как. Оттуда многое можно увидеть, но, может, не сегодня? Да и стемнело порядком.

Пыхтел, чуть не поломал ногти, но удержался дважды, а выше пошло легче. Уродливые кустики крепко цеплялись корнями в массив. И так, короткими бросками, от куста к кусту, они добрались до площадки. Но здесь было светло как днём. Почему-то сразу напросилось сравнение с больным зубом. Кариес потрудился на славу, образовав под обломком свода лежак. Щит из веток не позволял ветрам сдуть подстилку из трав. Один человек поместится.

Светло, просто удивительно, как будто солнце здесь не заходит. Дом солнца? Он обошёл по кругу и обнаружил стальное кольцо с верёвкой, которая терялась далеко внизу. Рядом лужа, из которой сочился ручеёк. Разве такая мелочь будет интересна?

– Кто-то пользуется стоянкой. Мы вторглись на его территорию. 

– Он вчера погиб.

– В Лесу?

– Не так. Он решил выйти к людям и попробовать, как они умудряются жить вне Леса. Вроде взялся за провода.

Кандид начинал злиться.

– Ну, как это объяснить, что ты всё знаешь?

– Мне ещё учиться и учиться.

Он снова и снова прокручивал в голове маленькие открытия, дающиеся ей, как случайные совпадения.

– Как Лес отреагировал на смерть?

– Не смог дотянуться. И тогда созвал свои рати, всем показал, что ждёт тех, кто предаст.


Кандид устроился на прогретом солнцем выступе. Обе ноги опустил вниз, пятками касаясь гладких вмятин. Откуда они взялись? Как кто отполировал. Веками здесь сидели и полировали, поглядывая за порядком сверху.

В луже ударила рыба хвостом. Наверное, показалось.

– Вон, шалаш тот. – Авана указала в просвет между высокими деревьями. – И я всё жду, жду… – Кандад уставился ей в глаза, не понимая, куда она клонит. – Когда расскажешь про Управление. Мне дали информации много, но возникают вопросы. И не у кого узнать. Ты же пилот, откуда тебе.

– Что интересует?

– Ты говоришь так, будто владеешь всеми вопросами.

– Ну, и вместе с тем. – Он приготовился к самым неожиданным поворотам.

Авана закусила губу, примеряясь.

– Ты был на собрании сталкеров.

Её познания иногда потрясали.

– Этот идиот, менеджер, проиграл в шахматы, так решил отыграться: загнал меня на профсоюзное собрание сталкеров. Говорю ему: я пилот! – Он и слышать не хочет. – Кандид помолчал, собираясь с мыслями. О чём на том собрании говорили?

– Вон оно как. Значит, ты не запомнил ничего.

– Почему? Кое-что так врезалось в память.

– Так расскажи.

Тотчас перед его взором поднялась любимая Нава. Столько вопросов сыпала, как с утра начнёт, так до вечера. Яхонтами глаза, уши пылесосом. Да, так что там, на том собрании-то было?


Менеджер дважды заглядывал в актовый зал, хотел убедиться, что не сбежал. Кандид отбывал наказание. Не первый раз, сколько их было в прошлом?  Вот умеет чиновник красть твоё время на пустую болтовню. Поэтому, как обычно, достал блокнот и стал перелистывать. По запчастям вопросы, механикам передать свои замечания. Только это собрание крепко отличалось от всех известных. Поневоле навострил слух. То, что у сталкеров свой язык, он слышал, они каждому объекту присваивают если не имя, то номер. От одного до двадцати –  как предупреждение: даже не подходи. Их четыреста человек, и у каждого есть, чем поделиться. И самое смешное, что на собрание явилось сорок поисковиков, десятая часть. Говорят – нас поймали, и поздно было делать ноги, так бы свиделись не так скоро.

Кандид отложил блокнот, поначалу его разбирал смех. Управление хотело добиться решительного подчинения четырёхсот этим четверым, которые введены в штат, имеют оклады. Большинство придерживалось единой позиции: получаете – и на здоровье, только нам не мешайте.

– Там нам и платят, как организаторам отрядов, обязали, понимаешь, денюжкой.

– Ну и кувыркайтесь, нам-то что?

– Руководство просило предупредить: кто не подчинится внутреннему порядку, будет лишён допуска в Зону.

– Я у Домарощинера вытащил восемь пропусков, друзей обеспечил. А он рыщет по всей округе, может, где выронил. Так что, с пропусками нет проблем.

– Но мы же, кроме личных интересов, можем внести личный вклад в научное посрамление старых установок. Они не отвертятся, будут вынуждены признать заблуждения, мы документально опровергаем постулаты, поднимаемся к правде, ступенька за ступенькой. – Ведущий собрание, как же его по имени-то? Окоёмов, вроде старшего в первом отряде. Он и сам не рад, что нагрузили общественно-полезной нагрузкой, рад смыться с должности, при первой оказии.
Кандид стал помечать отдельные моменты, какие в будущем самому могут пригодиться. По выживанию, особенно.  Мимо ушей промчало уточнение: очередной съезд партии обнаружил среди населения некое шатание, в числе прочих недостатков. Вечером того же дня был созван внеочередной, для усиления акцентов. Утром все министерства отчитались о проделанной работе,  был опубликован список лиц, по чьей вине состоялось шатание, со всеми вытекающими… Кандид этого не помнил, и очень удивился, обнаружив в блокноте автоматическую запись, как конспект собрания. От ока Окоёмого не укрылся факт, и он настаивал передать шесть страниц, как протокол собрания. Кандид возразил:



– Я Родине в верности поклялся, в старательном сбережении ресурсов, поэтому давал клятву в магазине, что не вырву ни одной страницы, целеньким сдам в архив.

Окоёмов сдался, сам набросал по памяти порядок выступающих, голосующих за и против. Правда, никто не выступал, не голосовал, а тихо решали свои дела, и тут рука пилота записывала всё, до запятой. Окоёмов предпринимал отчаянные шаги, чтобы удержать собрание ещё на полчаса, иначе что за мероприятие – час и разошлись? Но на Кандида зуб заимел: когда-нибудь мы с тобой встретимся на одной тропе. Не рот говорил, взгляд. Они обменялись любезностями, Кандид ответил тем же. Что ты можешь предложить, поганая шестёрка, окопавшись на опушке, пока парни барахтаются в трясине? Даже не доплюнешь. И поддельными, многообещающими улыбками обменялись на прощанье.

Свидетелями размолвки оказались двое, после аварии вертолёта, стали осторожней относиться к словам Окоёмова. Не буди лиха, пока не переизбрали.


В луже снова что-то трепыхнулось. На сей раз Кандид почти потянулся до края оной, стал выжидать.

– Рыбки захотел? – Авана смело запустила обе руки и вытащила пятнистую рыбину. – Они на нерест возвращаются сюда.

– По ручью? По такому крутому склону?

– Перед кончиной на родину тянет. Или как ты на свою площадку, для дозаправки.

– Отпусти рыбу.

Авана усмехнулась:

– Это не дохлая, что пришла на нерест. Это Комендант, следит за порядком. Регистрирует прибывших, расселяет по общежитию.

– Отпусти! Я за Порядок.

– Глупенький! Должность передаётся по наследству. Она оставила потомства – будь здоров. Я просто хотела показать…

– Увидел, можешь отпускать.

– Показать, как обитатели Леса разбирают рыбу.

– Есть своя хитрость?

– Смотри! – Авана нащупала на брюшине Коменданта что-то, потянула. – Две ниточки всего, вытащили – теперь нажимаем на особую точку. Попробуй нащупать, – она протянула для ознакомления.

– Не хочу. Дальше.

Нажала сама, взяла за хвост и ударила рыбину об колено.  Кишки, хребет, чешуя – всё вернулось в лужу, одним хлопком. – Они узнают о кончине, назначат нового Коменданта. А ты всего боишься.

Кандид промолчал. Думал над фокусом. Внизу ночь, а отсюда смотришь вниз, и там всё видно.

Тузик появился на тропинке, ведущей к шалашу. На биостанции он у кого-то выпросил бинокль. Ага, теперь понятно: русалок купающихся хочет рассмотреть. Что ещё может интересовать Тузика? Или всё же возник научный интерес к природным аномалиям?

– Что за рыба такая? – Кандид, наконец, разобрался, что его тревожит.

– Её у нас называют голод. Однажды попробовав – всю жизнь оставшуюся будешь о повторении мечтать. – Авана поглядывала на лежанку. – Но если бы на обратном пути рыбу встретили электростанции и канализация, она бы на родину забыла дорогу. Я вздремну часок, ты тут гляди в оба. 

– И что делать, если замечу непорядок?

– Кричи – чем погромче. Эффект у скалы особенный. Голос с небес многие слышат, да мало кто знает, что звуки нисходят отсюда.

Кандид решился на эксперимент, набрал в лёгкие воздуху побольше.

– Эй, Тузик! Как тебе ни совестно подглядывать за бабами? Будешь замечен – так и хвост приделаю, вместо ног.


Отсюда настолько хорошо видно, что вопросы не кончаются. Кандид переправил взгляд на лежанку. Авана приподняла голову.

– Ты до сих пор не понял? Какой же ты у меня тугодум. Это же воздух в линзы собирается и даёт увеличение, кратное часу дня.  Умножать не разучился хоть?


Он обиделся. Лучше усни и не трогай меня. Да, тугодум, да, не понимаю. Мы, привыкшие к кефиру, только наедине с Лесом находим отдушину, проходим очищение. Да и то, не каждого принимает Лес. Кто-то тонет в неглубокой луже, потом находят и дивятся: ну как так можно? Ноги на краю лужи, а голова под водой.

Ещё ни один немец не стал сталкером. У кого хоть чуть-чуть немецкой крови – ахтунг! И на дно. Почему у Леса такое отношение, безмолвствует наука. Поляков тоже не любит. Приехали как-то два брата, и в первый же выход – буль! В присутствии трёх свидетелей. Сколько жердями ни ковыряли лужу – всё без результата. Вот и думай: что есть общего у немца и поляка?

В Управлении завёлся один негронавт Нга. Домарощинер не раз брал у него интервью и обещал распространить в заграничных изданиях. Что-то не получалось. Видимо, кто-то научную статью собрался писать, сколько разные народы могут продержаться в нашем Лесу. Директор, правда, после бегства китайца, запретил эксперимент, поэтому негронавта держали, как дублёра тому, кого отправят в Лес без раздумий. По отделу кадров Нга проходил, как дублёр, стоял на довольствии, писал приглашения сородичам да поглядывал на русских баб. Тузик ему как-то ровно пояснил ситуацию, что-то про удаление запросов, и дело порешили миром: бабы остались Тузику, негронавт при своих. И сколько стенгазета ни призывала в приключение, его сородичи что-то не спешили на знакомство с Лесом.


Сверху было видно, как Тузик размахнулся и швырнул бинокль в озеро. Детишкам русалок, как найдут, будет забава. И Тузик поверил в громкоголосого бога, на дальнейшую жизнь меняет планы. Только бы к биостанции церковь не пристроил. С головой в религию бросаться тоже негоже, в Управлении фиксировали  случаи мироточения из портретов на Доске почёта. И всё на уборщицу свалилось, на собрании коллектива она поставила условие по окладу, ей подписали члены президиума, а на утро мироточение прекратилось. Умеют люди, если захотят.
На то собрание тоже загнал менеджер, Кандид всё меньше и меньше напоминал неприкасаемого пилота с хорошими манерами.

Так, полегоньку, к нему возвращалась память. Всплывали даже те места, которые не следовало помнить. Они с Тузиком, в какой-то день безумный, лопасти пропили. Тузику удалось переночевать у интересной дамы, Кандиду позволено было мечтать и дальше.


Площадку тряхнуло. Повернув голову, Кандид разглядел, как на Камчатке просыпается вулкан. Потянулся, поправил подушку… Поваляться минутку надумал – жена, рассчитанным движением таза, сбросила на пол: иди работай! Люди встали раньше тебя!

С запада потянул ветер, прямо в затылок. Чьи-то слова сложились в предсказание: «Десант на Киев – конец войне».

Кандид опешил: к чему бы это? Разве… – Он подскочил на ноги, обошёл площадку, хотел найти шутника. Потом сравнил случай с тем, когда Тузику грозил с небес.
Кто-то и ему пригрозил, дал понять, что иерархия соподчинения никуда не девалась.

Всяк вещает со своего этажа.

А с запада донёсся грохот. Противостояние с западом обычно выливается в войны.





Глава восьмая.

Склад техники

Директор шестого этажа опаздывал на совещание. В тайной комнате, без лишних глаз и ушей, при отсутствии основного директора, здесь частенько решали судьбу Управления. Официально – пять заместителей, каждый побывал директором, пока строился его этаж. С окончанием строительства, директор переходил в замы основного и продолжал трудиться на благо всего коллектива, осмысливал более широкие взгляды, ограниченные только своим этажом, пока не возвели над ним крышу.
Следующий директор начинал с демонтажа крыши, возводил стены и заканчивал крышей, до следующего архитектора, который начинает демонтаж крыши, постигает в этом деле необходимый навык и, опираясь на личный опыт, начинает строить стены. Автоматически его причисляют к лику директора, до окончания кровельных работ… Если разобраться, то ничего сложного. Это как весна, лето, осень и прочие времена года.

Так вот, Эленбаум опаздывал. Его помощники устраивали засады всюду, где могли. Для строительства нужны рабочие руки, а в окрестностях можно поймать лишь лаборантов. У общежития, в курилках, на лестничных маршах – всюду разрешено отлавливать праздношатающихся и заключать с ними договора на один рабочий, световой день.

Как только помощники волокли через фойе очередного бродягу, Эленбаум лично сопровождал его к месту, одевал и обувал, инструктировал и ставил в известность, как идут дела. Например: «Сегодня есть все материалы, кроме цемента. Завтра подвезут. Так что, постарайтесь организовать рабочее место настолько, чтобы, как только подвезут, приступить. По срокам, мы уже должны крышу сдавать, а стен не поставили. Трудно мне с вами, вы ещё вот тут должны расписаться… Что? Да формальности. Обычное предупреждение на случай, если какой Змей Горыныч или Баба Яга предложат прокатиться по окрестностям. Так вот, мы предупреждаем, чтобы это не стало для вас новостью. Желательно, конечно, отказаться, желательно оставаться на рабочем месте, пока светло и можно продолжать. Но если желание прокатиться пересилит долг, то мы просто вычтем за проезд. Вы можете сказать, что плату следует производить похитителям, но мы вас огорчим. Вышеназванные злодеи где-то черпают силы для полётов, – это первое. И второе. В столовой, с завидным постоянством, отмечается характерное исчезновение продуктов. Связываем весте оба факта, и третий складывается, сам собой. Каким образом происходит хищение, кто из персонала втянут в преступную цепочку – у нас просто нет времени разбираться. Поэтому вы – или принимаете факты, изложенные нашей стороной, или игнорируете их и живёте своим умом».

Пока идёт инструктаж и обучение лаборанта, как на сухую класть кирпич, директор с помощниками строго наблюдают за ростом мастерства нового сотрудника. Между делом, ему сообщают, как сложно выбивать на нижних этажах помощь, и это несмотря на то, что делаем общее дело. В конце смены, когда перегреются прожектора, работы приходится останавливать. Кирпич возвращается на поддоны, в том же количестве, строго по документам получения. Но случаются неприятности другого плана, когда цемент есть, нет кирпича. Охрана частенько фиксирует случаи похищений стаями ворон. В окрестностях давно никто не удивляется, обнаружив на деревьях кирпичные, однокомнатные гнёзда. Идти против природы – сами понимаете, как против ветра дуть. Приходится мириться, до новых поставок с Материка.

Директор Эленбаум уже был в курсе о вчерашнем выходе из окна, поэтому решил окна не ставить, пока не установят крышу. Его люди не смогли сегодня поймать ни одного лаборанта, хотя торчали у выхода из общежития с шести утра. Наблюдательный глаз не мог не заметить, что вокруг общежития творится что-то подозрительное. Прибывает грунт. То ли здание проседает, то ли из окон мечут. И тогда напрашивается вопрос: где добывают грунт, в ночное время? Разве роют подземный переход в здание Управления. Как побег из тюрьмы. Но у нас же не тюрьма, какие побеги? Версию пришлось заморозить и просто наблюдать за проседанием общежития. Заодно – за прибыванием грунта. Занятие безперспективное, надо признать, с учётом поджимающих сроков сдачи объекта.

Эленбаум вошёл в тайную комнату, едва перевёл дыхание, сразу вошёл в курс дела. Крутиков, тот самый, с пятого этажа, обрисовал положение: комиссия из Москвы, надо что-то делать. Раз наш хороший столичный друг предупредил, что комиссия сопровождает полный комплект новой техники, а склад так и переполнен, нам бросает вызов своей невостребованностью под открытым небом, то склад предлагается ликвидировать. Это невозможно сгрузить новое оборудование на голову старому. Поэтому, если никто не возражает, предлагаю снести склад техники бульдозерами. Не закапывать, что напрашивается в первую очередь, а сгрести в сторону Леса. В случае, если комиссия обнаружит остатки техники там и сделает замечание, у нас найдётся прекрасная отговорка. Это детище Леса, он вытворяет такие чудеса, что мы давно ничему не удивляемся. Но перед тем, как натравить бульдозеры, считаю необходимым все надписи на ящиках закрасить зелёной краской.

Эленбаум пожалел о том, что не услышал мнения остальных заместителей, поэтому решил опереться на мнение Крутикова.

– Красить можно и на ходу, пока бульдозеры будут перемещать ящики к опушке. Так мы сэкономим массу времени, которого вечно не хватает. – Эленбаум с тревогой оглядел коллег: неужели по такому простейшему вопросу стоило созывать совещание?

Словно услыхав мысли Эленбаума, Крутиков озвучил следующий пункт:

– И вот такая новость подкараулила нас, раз не ждали. – Торжественно обведя взглядом собравшихся, Крутиков просто убедился, что все в курсе, ночь провели в яростных поисках выхода. – Шесть свидетелей события есть у нас на этот момент. Свидетелей того, как иностранный летательный аппарат, около девяти вечера, приземлился у фонтана и принял на борт самого Домарощинера и три тела, самостоятельно выбравшихся из фонтана.  Перед нами сейчас стоит главный вопрос: как поступить со свидетелями? Отправить на Материк, где их ждёт жёлтый дом, если раньше не собьёт грузовик или не отрежет голову трамвай… Извините, коллеги, наболело. В век повальной машинизации, никто не гарантирован от колёс, даже в собственной постели. Хотелось бы выслушать ваши мнения. Уж коллективным умом мы найдём выход.


Конечно, от неприятностей никто не застрахован, и кто бы мог подумать? Пять мнений – по числу исправно работающих этажей, прозвучало. Мнение Эленбаума не считалось, да и жаль времени на пустое: вот когда под крышу подведёшь свой этаж, милости просим. Пока же ты можешь рассчитывать на дозволение вести протокол совещания.

И вот тут случилась эта неприятность. Голос донёсся с небес, тут других направлений искать не стоило:

– Повелеваю! И даю на исполнение два дня. Чтобы к четвергу был ликвидирован памятник Кандиду. Основание – он жив и здоров, а не исполните поручения, он явится сам и разнесёт ваш муравейник по щепочке, каждому воздаст по окладу. Я сказал!

Пока с потолка отделялась штукатурка, пока роилась и ровным слоем покрывалась поверхности, лбы и носы, участники совещания помалкивали. Каждый прикидывал в уме: насколько он хорош против преступлений других участников, какие заслуги не считаются таковыми, и много ли наскребём положительных балов, чтобы не сразу, хоть на денёк позже, сверзиться в преисподнюю, с отличными характеристиками с последнего места работы.

Тишина угнетала. Записи нет, чтобы вторично прослушать поручение. Слишком много вопросов породило оно, без разминки. Хорошо, хоть времени выделили побогаче, чем в «клубе знатоков». Но надо жить дальше, чего бы это ни стоило. Есть следующая ночь, там и порешаем.

– Итак, свидетелей не выбирают, – подвёл итог Крутиков, – нам осталось услышать мнение начальника транспортного цеха. Кстати, почему его не пригласили? Но это и не так важно. Отправим гонца с постановлением. Чтобы после обеда все бульдозеры вышли на передовую и, сверившись с компасом, погнали списанное оборудование в сторону Леса. Какие будут замечания, дополнения?.. Принято единогласно.  С чем всех и поздравляю. В протоколе, будь добры, Эленбаум, проставьте дату и время окончания. Порядок должен быть во всём. До новых встреч, дорогие товарищи!


Подвал опустел до невероятия. Сюда, по причине секретности, даже уборщицу не приглашали.  Она не должна знать о наличии дополнительных площадей, поэтому уборка возлагалась на того, кто последний покинет помещение. Эленбаум ловко подставил ножку заму с первого этажа. Ему с утра, прежде, чем приступить к обязанностям, сюда – с метёлкой и совком. А случай нынешний подкинул идей для мешка.


Трактористы отобедали галопом, рванули к боксам. Гараж сегодня был в почёте, в приёмных резали бумажные венки и цветы победителям, только бы успеть. Земля не дрожала, а тряслась мелко, когда взревели двигатели машин. Выкручивались и падали лампочки, ветры бились в ножи бульдозеров, пытаясь остановить наступление. Но на дворе стоял век машин, способных перегородить реки, как тромбы в сосудах. Земля не хочет умирать, машины говорят – так надо.

Все, кто не занят на стройке, высыпали проводить защитников в бой. «Тонна-сто» нынче завидовал бульдозеристам и маршировал сзади, прикрывая тылы. Он переживал всем сердцем за успех мероприятия, поскольку открывались горизонты, которых сотрудники давненько из-за ящиков не наблюдали.

Крутиков не торопился с докладом наверх, сам убедиться хотел, что Лес не выбросит какой фокус. Его разведчиков уже наблюдали, он выслал дозоры и размышлял, что противопоставить массовому нашествию бульдозеров. Рвы появлялись и исчезали, – Лес думал, примерял познания в фортификациях, что-то отметал с ходу, в конце концов, организовал сплошную линию скал, в десяти шагах от края, где лучше спеет земляника.

Организовать-то организовал, но не торопился придавать основательности, привязать к основам гравитации и внешнего воздействия облаков. Лес мудрый. Лес всемогущий. Вряд ли знает до конца все свои резервы, которые простираются до планетарного ядра. Но к бесам на поклон не пошёл, счёл, что обойдётся без таких друзей… А то бы нагнал страху, и бежал бы человек до самой Москвы, без оглядки, если не дальше.

– На поле боя никому не соваться! Вычтем из премии! – Крутиков заметно нервничал и немного жалел о вчерашнем визите НЛО. Домарощинер нынче очень мог пригодиться.

Как только первый ящик, хранящий непонятную машину, со всеми пломбами и гарантийными обязательствами в одном мешочке, тронулся с места, с небес послышался тот же Голос:

– Хотите потерять биостанцию – продолжайте. Она будет вытесняться Лесом настолько, насколько близко к Лесу вы переправите свой хлам.



Крутиков принялся считать свидетелей. Могло ли такое событие пройти незамеченным для генерального? Мо-лод-цы! Они с Алевтиной догадались изменить внешность, надели маски белого картона, без прорезей для рта и ноздрей. Стояли под руку, трепеща перед запахом выхлопных труб, поступательным напором ножей, толкающих первый ящик, по компасу. Ящик сопротивлялся. Из него временами вываливались доски, но внутренними усилиями техники, руками неведомых образцов доски водворялись на место и закреплялись изнутри, на случай повторения. Глубокие борозды оставляли опоры ящика. В какой-то момент, верхняя крышка приоткрылась, и громкоговоритель озвучил несогласие с происходящим: «Мы вам покажем ещё, дождитесь!»

Заместители сбились вокруг Крутикова, стали выведывать будущее:

– А что они нам собираются показывать? Нам ничего не надо. Вечером есть запланированный показ, «Чапаев», вторая серия, которую на Материке никто не видел.

Тут до Крутикова дошло, для чего Клавдий-Октавиан носил с собой оба чёрных блокнота. Пора перенимать эстафету времён, подхватить что-нибудь от старших поколений. Пусть прошлое станет романтичной сказкой, иначе потеряем в джинсах одно поколение.

Пришлось отозвать с поля боя один бульдозер. Со стороны могло показаться, он не слишком настаивал на сменном задании. Крутиков уверенно взлетел по лесенке и закрепился так, чтоб не свалиться. В кабине было на порядок шумней, чем снаружи, а слух лучше поберечь.

– Давай-ка, в Управление, заскочим на минуту.

Ему сейчас особенно не хватало какого-нибудь флага с надписью. Старые лозунги не годились, а новые ещё не родило время. Начало схваток, роженица на столе. Тужься, тужься, родная, нам с тобой очень нужно!

Навстречу попалась чета – комендант с женой, катили коляску с младенцем.
Тракторист задорно уточнил:

– Объехать?

– Пусть они нас объезжают. Дави… – Крутиков не успел сказать «дави на газ», а тракторист уже всё сделал. Сделал не так. Оставил общежитие без руководителя, и ему найти замену… Глаза сами задержались на отважном трактористе. – И искать не надо.

– Мне? Вы что-то сказали мне? – Тракторист радовал приподнятым настроением, подминал стометровки, не считая. Крутиков и хотел бы разделить с ним радость, да непрошенный холодок леденил позвоночник, будто сзади кто гонится.

На всякий случай, оглянулся.

За бульдозером тянулась вереница ящиков. Они, сука, ставили весь план под угрозу.

Крутиков на ходу прошёлся вдоль кабины, на корму. Из первого ящика, на уровне фаркопа, торчала стальная рука. Это она обеспечивала надёжную сцепку всего эшелона, который наметил приблизиться к Управлению на максимально малое расстояние, чтобы нужды склада стали более заметны, вызвали участие. Вскрыть, принять на вооружение – мы большего не хотим, поймите правильно.
Крутиков вскарабкался на крышу, но и это не помогло оценить масштабы бедствия. Не покидая НП, он свесил голову в кабину и выкрикнул:

– Поворачивай обратно, иначе пущу на котлеты.

Бульдозер взревел… и заглох. Двигатель не был рассчитан на сегодняшнюю нагрузку. Лес учёл этот момент. А люди не учли другого. Сила инерции эшелона никуда не спряталась, за ней нужен глаз да ещё десятка четыре, восемнадцать и так далее.


– Двадцать раз я тебе говорил, – не унимался Аркадий, торопя брата… Они ползком покинули территорию Управления и, обнаружив свежий подкоп, перемазавшись, оказались снаружи забора. Путь предстоял недальний, в гаражи. Оставшись ближе прочих к директорскому кабинету, они приняли руководство на себя, насколько позволял обзор событий с пятого этажа. – Мы выводим броневик на поле брани, прямой наводкой усмиряем восстание машин.

Борис больше мычал, но соглашался, что надо хотя бы попробовать. В гараже ни души, только храп из «Белаза», чтобы не потревожить сон дружка, выкатили броневик, сняв с ручника. Кое-как завели, прочли правила движения, как молитву, и помчали навстречу – а чему, пока было непонятно. Лишь поравнялись с кладбищем, в башне клацнули железные штуки, башня будто кому пригрозила стволом, вернулась в исходное положение.

Дорогу противник не догадался разбомбить, расставить посты, из чего не возникло последствий. И вот они на поле боя, с самого краешку. Эшелон из ящиков гнал впереди себя бульдозер, тот, хоть и упирался, ножом выглаживал дорогу скатертью, эшелон вписывался в отведённые рамки и не сбрасывал скорость, хотя закон сохранения энергии работал в обратную сторону.

Как бы там ни было, Аркадий принял решение; потрогал руками штуки разные, что-то вытянул, что-то втянул, вместе с кефиром, и совершил действие, которое в протоколах обозначают, как «открыл огонь». Стволом управлять не получалось, в механизме возникли внутренние разногласия, поэтому из ствола орудия посыпался такой знакомый салют, что огорчаться не хотелось. А посмотреть, что получилось, самим охота. Под грохот и разрывы над головой, они покинули машину и незаметно присоединились к зевакам. Братья прикинули худший вариант: кончится запас салютов, пойдут боевые. И вот тогда им не будет стыдно за самоуправство.

Солнце испугалось и на два часа, против обычного, покинуло зенит, поглядывало из-за деревьев, чем закончится дело. Никто не думал, что дойдёт до стрельбы, оно как-то само собой получилось, и эшелон ударил в ответ. Крышки на всех ящиках приоткрылись, на таких прекрасных позициях образовались метатели, эдакие полуроботы без ног, на поворотных платформах; в броневик полетело всё то, чего не жалко. И грохот поднялся – лучше бы напомнили про обед: в столовой бывает потише.

С каждой минутой становилось опасней, – комбайн тоже не считает, сколько разорил гнезд в уборочную страду, скольких зайцев инвалидами оставил. Сотрудники Управления дрогнули и отступили, невольно осознав невозможность защитить дело хрупкими телами. А что нам можно в этом случае? Только гадать, за что обиделись на нас машины, и кто восстание возглавил.

Когда бульдозер оказался ненужным, а это случилось в сорока метрах от Управления, железная рука приценилась к возможностям броневика, который плевался и плевался, будто из воздуха лепил заряды. Твёрдою рукой было найдено решение, и броневик обозначил цели всего эшелона. Внутренние резервы были проверены на пригодность, и по цепочке стали поступать болванки, прямиком в броневик. Коллективное мышление эшелона подбиралось к идеальному варианту болванок, который на языке военных укладывается в понятие калибра. Как только окончательный вариант был найден, поступило соответствующее распоряжение. Всё для броневика, всё для завершения…



Отсутствие на объекте шестого этажа прекрасно укладывалось в генеральный план. Орудие броневика просто не смогло бы взять нужный угол, и шестой остался бы висеть в воздухе над собратьями, благополучно обращёнными в новую веру. Всё бренно, всё когда-то обратится в пыль.

С каждым попаданием, сотрудники прозревали активней и ясней: кажется, здесь нам больше не работать. А сколько планов было связано с хорошей зарплатой, увесистыми премиями? Искать место теперь нужно с умом, ставить условие, чтобы поблизости не было Леса. 

Броневик хоть на выставку: орудие отслужило ресурс полностью, раскалённый ствол выпустил очередной снаряд и согнулся пополам, как всё отслужившее притягивает к земле. Но в чьи-то планы это не входило. Полуроботы организовали дерзкую вылазку, рискуя жизнями, выпрямили ствол и охладили, из собственных сбережений, кто чем мог. Это позже стало понятным: Лес запланировал ещё один выстрел. Группа дерзких проникла на борт, привела броневик в движение и ушла в сторону гаражей.

Когда очень ждёшь весточки, и она приходит, мы получаем неизгладимые впечатления. Бывшие сотрудники тоже испытали такое ожидание и последствия, когда прозвучал тот самый выстрел. Он очень схематично дополнил картину титанических усилий Леса, выигравшего и эту партию. Биостанцию выставил в чисто поле, и можно только гадать, чем сейчас занят персонал. Рита с Квентином, скорей всего, строчат докладные о сегодняшнем происшествии. Как синие мертвяки окружили здание, как передавили собак, совершенно не разбираясь, кто тут люди и нелюди. Как потом здание оторвалось от фундамента и поплыло в неизвестном направлении. Бинокля и компаса не обнаружено, поэтому сообщить время и направление не представилось возможным…

Люди отправились в общежитие, пора собирать вещички и валить… Лес свалил это тупое упрямство и желание доказать что-то. Никому ничего не доказывай: мировоззрение разнится, а прослыть недалёким так просто.


Шурыга рылся в обломках, перебирал руками и отыскивал таблички с дверей, находил бывших владельцев и вручал, как доказательство присутствия. Аркадий с братом задумчиво разглядывали свою, припоминая, сколько погибло кефира, о том, что эксперимент не был доведен.

Шурыга удивил ещё больше, когда принёс алюминиевый профиль, для удобства названный шкалой.  Улиток, конечно, уже не найдём, подумали «АиБСиделина». Стоило потревожить пространство – они и выползли к шкале, обнаружили неверный угол. Пока рабочий день не начался, они решили познакомиться.




Мадам, я что-то раньше вас не видел, но ваше присутствие угадывал каждой клеткой.

О, и я наслышана о вас. Как видите, искусственные барьеры не помеха. Мы чувствовали друг друга, не зная препятствий. Да, и какие у вас планы на вечер?

Знаете, у меня был собственный домик.
Теперь и у меня, когда мир рухнул, я лишилась крова.

В ту самую минуту Шурыга вытащил крохотный лабораторный домик. Аркадий скоренько пристроил его на шкалу.

Сударыня, как видим, стоило озвучить сокровенную мечту, и боги приходят на помощь.

Надеюсь, мы поместимся и не будем тяготиться присутствием друг друга.
Я очень постараюсь, чтобы трудности вас больше не коснулись.

Ах, что-то должно было случиться, иначе мы бы не встретились никогда.




Борис тронул брата за локоть.

– Ты идёшь?

– Погоди, я хочу убедиться, что хоть здесь мы оставляем гармоничную частицу. Из малого вырастает большое.

– Я пошёл. Свои вещи будешь собирать сам.

Аркадий кивнул и присел на корточки. Уже на глаз, придал профилю тот самый угол, и улитки ступили на знакомую территорию. На сей раз, минуя выбор, они пошли в одну дорогу.

Он бережно перенёс фрагмент будущего ближе к лужайке, не пострадавшей при обстреле. И это, пожалуй, единственное, чем я могу помочь.

Глянул на часы и поспешил к общежитию.

Из-за поворота показалась колонна грузовиков, милицейские авто с мигалками. Партия нового оборудования прибыла по месту назначения.
23.12.2022 г

Часть вторая.

Глава первая

АиБСиделина

Автобусы, конечно, удивили. Импортные, высокие, с тремя дверьми. Чемоданы нужно сдать в багаж, водитель сам принимал поклажу, размещал и просил не потерять номерки, которые выдавал взамен. А лучше запомнить, как выглядят ваши чемоданы.

Запомнить – это что-то из области фантастики. Как можно забыть, что свои вещи сдал на хранение в это хранилище, на дне автобуса?

Братья не сразу разглядели, что есть второй этаж, вот бы туда забраться. И подались, да на лесенке их остановила девушка в пилотке, одетая в форму стюардессы.

– Вы хотите сказать, второй этаж занят полностью?

– Именно так. Есть одно место, но вам лучше не расставаться. Вы так похожи. Как два брата.

Аркадий оглянулся на Бориса.

– У нас похожи только фамилии и отчества. Во всём остальном нет сходства. – Чуть подумав, он добавил: – Девушка, вам надо посетить окулиста.

– Благодарю за совет. Может, и направление дадите? – Тон её менялся чересчур резко. – Я сама себе окулист.

Борис мягко настоял, чтобы брат не наговорил грубостей, настойчиво увёл подальше от стюардессы, в салон первого этажа. Высокие спинки, подлокотники, плюшевая обивка кресел. Глаза кричали «ура», мы никогда ещё так не отдыхали!

Коттеджный посёлок чем-то напоминал кисельную жижу: плавились крыши, проседали, заборы пьяными валились, на клумбах царили огромные жабы и ящерицы, размером с крупную кошку.

Мягкий ход автобуса, журчание незнакомой музыки просто убаюкивали, буквально в последний миг Аркадий разглядел остатки шлагбаума, который поедала лиана. Офицера поблизости не наблюдалось. Напрашивалась злая шутка: лиана начала с него.

А потом на автобус набросилась дорога, порыты ветра били порывами в окна, словно ненавидели всё иностранное. Стюардесса продвигалась по салону и вручала мягкие маски на глаза, приговаривая: «Дорога дальняя, успеете выспаться». Во второй заход, лаборанты получили по чашке чая и мягкому пледу. Тепло же, к чему эти нежности?

Но пледы понадобились очень скоро. За окнами бушевала метель.

– Мы приближаемся к Северному полюсу, – искажённым голосом, похожим на дамский писк, прокомментировал Аркадий, – всем укрыться, чтобы избежать обморожений.

Борис толкнул брата локтем: мол, хорош тебе выделываться, не то ещё чего накличешь.

Он сам укутался хорошенько, закрыл лицо маской, давая понять, что собрался поспать.



По ощущениям, прошло около часа, автобус шумно выдохнул. Двери открылись. Уже приехали?

Вокруг угадывалась территория правительственного санатория. Ухоженные газоны, скамейки. Воздушное пятиэтажное здание основного корпуса и встречающий персонал. Много мужчин в штатском. Подтянутые, зоркие, предупредительные.

Лаборанты расставались с номерками, получали свои драгоценности и гуськом входили в фойе. Распорядитель выдавал ключи от номеров, ожидаемой регистрации не случилось. А так хотелось обнаружить автоматчиков и генерала с приличным животом.

Четыре работающих лифта, очередь перед ними. Аркадий выдал:

– Для каждого этажа свой лифт. Постарайтесь не перепутать при посадке.

Борис ткнул его коленкой в задницу – прекрати! Давай сперва осмотримся, потом будешь шутки шутить.

Двухместный номер с балконом. Ванна таких размеров, что можно поплавать. С балкона виднелось море. Волны накатывали на декоративные скалы, декоративно распались на брызги. Всего каких-то сто метров, сразу за забором.

– Глазам не верю! – Аркадий руками разводил видение. – Это картина, сейчас я её сниму с гвоздя, и мы увидим просто лес.

Опа! Оба сообразили, что в последнем слове сделана ошибка. Лес! А ещё лучше ЛЕС, так как персонал санатория не видел настоящего.

Коридорная пригласила в актовый зал. Аркадий тотчас нашёлся:

– Там вы подпишете акт о полной капитуляции и, одновременно, откажетесь от своего прошлого.

Борис сорвал с кровати подушку, метнул в брата. Угодил в голову, что случалось редко.

– Идём!

– Слушаю и повинуюсь! – с поклоном, изображая из себя киношного Аладдина, последовал из номера. Толпа лаборантов вышагивала в указанном направлении, гадая, что предстоит узнать о правилах проживания в таком месте.

Зал быстро наполнялся. Братья устроились в четвёртом ряду, два кресла с краю будто их и ждали. Сорок рядов насчитали по вертикали, по горизонтали не удалось уточнить.

Лектор, в отличие от статуса, был немногословен.

– Теперь вы знаете, что Материк очень заинтересован в сохранении коллектива. Поэтому было принято решение устроить трёхнедельный отпуск, с сохранением стажа и наградами, если у кого заслужены или имеются, как исполнившаяся мечта. Не будем вдаваться в подробности, кто достоин большего, а кто получил авансом, в счёт будущих заслуг. Ровно через три недели, надеюсь, вы вернётесь на рабочие места и продолжите свой незаметный труд во славу будущих достижений. Если есть вопросы – прошу.

Аркадий собрался выдать штук сорок, предпринял попытку встать. Борис мгновенно среагировал и удержал… Не будь свидетелей, схватил бы за горло и не давал бы дышать, пока в голове у того не прояснится, чего от него хотят.

– Ну, когда ты уже повзрослеешь? – буркнул шёпотом, потом сложил руки на груди и показательно выдохнул: мол, делай, что хочешь, я умываю руки.

Сорок, не сорок, но четыре вопроса прозвучало.

– Сколько кефира будем получать во время отпуска?

– В полном соответствии с требованиями ГОСТа.

Остальные вопросы дублировали первый, но лектор умудрился дать разные ответы четырежды, и коллектив одновременно узнал много нового. Сорок выводов можно было сделать из каждого слова, и реорганизация Управления предстояла нешуточная. Пересмотрены оклады и премирование, дополнительные льготы, страховка выходящим в Лес… вот теперь без ошибок, а то некоторые себе позволяют.

И такие довольные, словно каждому вручили Золотую Рыбку персонально, исполняющую одно желание, сотрудники направились по коридору в столовую. Все лишние направления были перекрыты людьми в гражданском, кто-то откровенно пользовался сотовыми телефонами, вёл переговоры, кто-то не хотел показывать, что тоже получил от государства. Хвалиться не хорошо, не наш метод.

В столовой всё выглядело привычно: подносы с кефиром, кефир на столах. Хлеба было вдоволь, но коллектив повёл себя странно.

– Это не кефир! – В голосах послышалось неподдельное разочарование, так и повисло в воздухе невысказанное: нас обманывают.

Лектор поднёс к губам микрофон. Это чудо техники не имело привычных проводов.

– Товарищи, без паники. Это простокваша. Отныне всё у вас будет по-другому.

Вот умеют лекторы подбирать правильные слова, паники не возникло. Как и в старой столовой, где за каждым закреплено постоянное место, по тому же правилу расселись и в этой. И сразу повеяло чем-то родным. Блюда из грибов, картофель – конечно, это не те грибы, но три недели можно потерпеть.

Аркадий умудрился и перехватил работницу кухни за локоть. Она попыталась вырваться с улыбкой – не вышло.

– Красавица, а что за грибы у вас подают?

– Если отпустите руку – скажу… Боровики и подосиновики.

Братья мигом переглянулись. Аркадий подобрал интонацию для оппонирования:

– Поверьте мне, в грибах я знаю толк. Нет таких грибов, какие вы сейчас назвали. Может быть, у вас местный диалект, и названия частенько претерпевают искажения?

Красавица одёрнула модный передничек, поправила причёску и возвела глазки в потолок.

– На это вопрос я не знаю, что ответить. Скорей всего, он из первого списка. А в таком случае, никто не даст вам ответа.

– Ступай, милая, с богом! – Аркадий неловко коснулся мягкого места ладошкой и подтолкнул. – Иди, у тебя же, с такими данными, полно забот.

Позже, в номере, Аркадий сделал вилкой засечку на коробке входной двери. Брат заметил, пожевал губами. Вопрос так и не озвучил.

– Это хотя бы для того, чтобы нас не дурили. Первый день прожили в этих стенах– одна отметина.

Борис пожевал губами.

Аркадий взвился:

– Ты можешь не мучить себя? Спрашивай, если накипело!

Борис пожевал губами.

– Разучился, с тобою рядом.

– А что сейчас было?

– Прорвало где-то. И, видимо, от простокваши.

Оба привычно хлопнули по карманам. Старые привычки не работали. Им не удалось вынести простоквашу, хотя продукт стоял и в бутылках. А без кефира… теперь и простокваши – жизнь не жизнь.

– Интересно, танцы будут?

Борис пожевал…

– Будут, безусловно, – сам себя обнадёжил Аркадий, сделал вторую отметку вилкой на коробке.

– А это зачем? – ясным голосом уточнил брат.

– На всякий случай. Если завтра забуду сделать.

– Мы с тобой так не запутаемся?

– Меня ты знаешь не первый день. Я всё анализирую прежде… Боровики, подосиновики – придумать такое!

Борис привычно проглотил вопрос, нащупал новое направление, как взгляд со стороны:

– А как названия на слух? По-моему, что-то находит отклик внутри. Или показалось?

– Боровики и подосиновики… А ты знаешь, есть отклик. Видимо, из прошлой жизни. Возможно, на планете водились такие, но всеобщее отступление Леса. Это как собирать рюкзак в дорогу: хотелось бы взять кресло с собой, но оно не влезет. И Лес отказался от некоторых видов, без каких готов обойтись.

– Если человек раньше этим питался, то Лес отказал нам в этом удовольствии, – выдал брат. Аркадий подхватил мысль:

– Время постоянно подбрасываем нам вызовы. Если грибница завелась внутри, то она будет сдерживать наши фантазии, привяжет к земле понадёжней. Какие там корабли и другие планеты? Ваше место здесь, и задача – помочь грибнице достичь верхних эшелонов власти.

– Так это же тактика Леса. Не трогайте меня, но плодами пользуйтесь. – Борис подошёл к окну и не обнаружил за шторами привычного запаса. – Кто помешал прихватить простокваши?

– Ты не напомнил. Даже не дёрнулся прикрыть. Я бы запихнул в карманы четыре бутылки. Эти усовершенствованные карманы нам послужили. Четыре бутылки одним заходом. Только бы не придумали реформы по изменению объёмов и форм посуды.

– Заметь, это не я сказал. – Борис приложил палец к губам. По этому жесту стало понятно: мы снова угодили под эксперимент. Даром что столько гражданских встречало. Каждый номер прослушивается, какие-то штуки излучают волны, а наш мозг обращает их в слова.

Оба замолчали, анализируя диалог. Внешнее воздействие как бы подразумевалось. Ну, не должен человек так говорить и внушать себе, что это его мысли.

– А как? – Аркадий перевёл взгляд на входные двери. За ними кто-то маячил. – Войдите!



В комнату вкатил робот. И с первых секунд, довольно мелодично выдал:

Никто не даст нам избавленья –

Ни бог, ни царь и не герой!

Добьёмся мы освобожденья

Своею собственной рукой!

Это есть наш последний

И решительный бой…



– Достаточно, благодарим за напоминание. Именно этот куплет «Интернационала» вчера выпал из памяти. – Аркадий придирчиво обошёл вокруг революционера, проводов не обнаружил. – Аккумуляторы. Вот техника шагнула вперёд!

– Или батарейки.

– На них разоришься. Всё-таки, аккумуляторы. – Развернулся к роботу. – Ты кто? Робот, мы видим, но должны быть какие-то причины для визита.

– За три недели вы должны привыкнуть к постоянному присутствию меня. Моего. Моему. Моих. – Робот выстрелил искрой и задымился. Братья бросились за водой, стали поливать из графина, стаканами.

Робот замер. Дым иссяк.

– Вовремя мы его…

– А под напряжением можно?

– Так проводов нет.

– Откуда я узнал про боровики?

– Шли в столовую, мимо библиотеки. Туда шли, назад тем же маршрутом, вот и набрался. Библиотека будущего. Достаточно пройти мимо – и ты переполнен информацией, которая тебе по зубам. Или твой мозг излучает интерес по каким-то вопросам. Библиотека и накачала.

Робот восстанавливал системы, под удивительно знакомую мелодию, слегка подпорченную аранжировкой.

– Что-то из «битлов».

– Это «Дом восходящего солнца», – возразил Борис.

Робот ожил:

– Извините за доставленные неудобства. Я должен вернуться на базу. – И покатил задом, как сзади есть глаза.

Братья выглянули вослед, решили подозревать и дальше. Переглянулись, обменялись мыслеформами: и это в первый день! – точно, а впереди ещё двадцать; хлебнём мы с тобой горюшка. – ну, не нагнетай, выцарапаемся.

Но для посторонних ушей они стали озвучивать всё, что в головы придёт.

– А ведь в жареной картошке заложен ген удовольствия, чтобы мы не соскочили. Пусть кругом льды или пески, мы от неё никогда отказываемся.

– Я точно не откажусь. Это как полёты – во сне и наяву.

И в дверь постучали настолько явно, что пришлось признать факт:

– Войдите!

Сотрудник органов, под видом наладчика роботов, заглянул на минутку. Борис засёк время.

– Это из вашего номера сбежал помощник?

– Заходил какой-то, испугался, видимо, что нас двое.

– А дым из него видели?

– Он при входе дымил. Кто-то на коридоре его поджёг. И он бросился к нам, потом передумал, к вам.

– Сорок секунд, – сказал Борис, не отрывая взгляда от секундной стрелки.

Наладчик нашёлся:

– Вы мне угрожаете?

– Напоминаю, сколько осталось. Тридцать секунд.

Теперь наладчик сам засёк время и поставил перед собой задачу уложиться в оставшееся время:

– Это вы специалисты по улиткам?

– Мы.

– Я уполномочен…

– Где пол намочен? – съязвил языкастый брат.

– Одним словом, проект закрыт. Другие задачи будете решать. Принято решение усилить группы по внедрению и разведке. Может, что-то ещё доработают, но на пятом этаже уже не будет лаборатории, куда вам будет открыт допуск.

– Отличные новости. Это в качестве мести за шутку? Мы даже не знакомы.

– Моё имя вам знать не надо.

– Вот, уже серьёзный разговор. Кирилл.

– Я не Кирилл.

– Кирилл Иванович, восемьдесят пятого года рождения, холост, старшего лейтенанта пора примерить погоны.

– Вчера примерил… – Наладчик серьёзно замолчал, теряясь в желаниях.

– И фамилия у нас очень смешная.

– Не надо фамилий! – Кирилл замер на несколько секунд и бросился прочь.

– Аккуратней там, не споткнись! – летело ему вдогонку. Один брат жевал губами, другой забавлялся с угадываниями, как привык в лаборатории. Улитки кое-чему научили, конечно, только не стоит афишировать, где попало.

Борис трогал губы и пытался взять контроль над речью.

– Разучился говорить, когда надо?

– Что-то невероятное. О! Сейчас же получилось? Кто-то подбирает ключики, чтобы управлять моими возможностями.

– А я не открою большого секрета. Мы с тобой знаем.

– Лучше помолчи!

Они уставились на стены. Снова у обоих возникло желание нарисовать на стене большое человеческое ухо.

– Не будем. Опыт есть.

Борис кивком согласился.

– Но на танцы сходим, кровь из носу.

Брат не возражал. Мало того, включил утюг.

– Твои утюжить?

– На новом месте, в утюженных брюках – увольте. Женщины слишком ревнивы, думают – от жены сбежал. У них тотчас просыпается солидарность, знаешь, какими словами они выгоняют женатиков с танцев? – Аркадий запустил электрическую бритву, занялся прополкой сорняка на лице. – Я очень надеюсь дожить до тех времён, когда женщины начнут относиться к нам, как к танцорам, а не искателям приключений, наконец.

– На конец?

– Ну, ты меня понял. Всё-таки, пропадает в тебе литературный талант.

– С чего ты взял?

– Улитка нашептала.

– Ну, только разве… А объявят конкурс фантастических рассказов, напишем что?

– В первый же четверг.



Борис передумал пускаться во все тяжкие.

– Я постою в сторонке, покараулю.

– Зачем тогда ноги бил? Ты же женщин вводишь в заблуждение: «стоят в сторонке, с больной печёнкой».

– Вот как думаешь, кого назначат директором?

– Сомневаешься? Я уже говорил.

– Не помню такого.

– Я мысленно диктовал.

Борис покопался в ощущениях.

– Тузик? Ну, это вообще невероятно. А бывшего куда?

– Я снова мыслями тебя атакую, атакую… Дошло?

– Пойду, подышу воздухом. Кстати, откуда снег?

– В автобусе снега не было. Тебе приснился.

– Значит, зима предстоит снежная.



Они расстались всего на несколько минут, и Аркадий тут же вляпался. Две подруги едва не подрались за право первого кредита на ухаживание, поставили его перед выбором.

Он же в карман за словом не лезет:

– Жеяточу.

Одна переспросила – что? Вторая сказала: «Я согласна». Вот так делаются победы. Он вёл партнёршу и про себя повторял это волшебное слово, обнаруженное в условиях полигона, где отрабатываются приёмы поведения, которые вполне себе могут стать и нормой, чуть погодя. «Жеяточу!» – о, сколько нам открытий чудных готовит неизученный словарь; надо хорошенько запомнить.

– У вас ручки при себе не найдётся?

– А вы стихи пишете?

– Кто их не пишет? У меня Пушкин половину украл.

– Даже так? Зачем же мы его всем ставим в пример, восхищаемся?

– Рекомендую повосхищаться первоисточником.

– Так и «Евгения Онегина» вы написали?

– Он, врать не буду. Подучился на моих маленько, тут его и пробило на приличный роман. Я даже простил его за плагиат. Пусть лучше учатся на хороших мастерах.

Дама попалась словоохотливая.

– К нам в номер заходил робот и читал свои стихи.

– Наверное, и к нам заходил. Я послушал, кое-что одобрил, потом свои прочёл…

– И что?

– Он задымил комнату так, что пришлось выпроводить.

– Нет, наш не курил. Татьяна из номера напротив рассказывала, робот к ним постучался, весь в пыли. Девочки давай пыль с него вытирать, а он как задымит! Что-то щёлкнуло внутри, и из него вывалился мужчина. Видите, как бывает?

Кавалеру удалось доставить даме столько удовольствия, что она уговорила проводить её до кровати – и прощайте, до завтра. В беседе с братом, Аркадий признался: надо менять тактику. Женщины получают себе удовольствие, а мне ничего.

Борис пожевал губами, мечтательно проводил парочку взглядом…

– У этого парня сегодня получилось сговориться. Давай пожелаем ему два успеха, и даже три: судя по походке, он способен на большее.

Они пристроились следом и на каждый шаг выдыхали слово «успех», вплоть до номера на четвёртом этаже. Парочка проявила осмотрительность, стала подозревать в подвохе.

– Чего надо? – Паренёк принял боевую стойку, прикрывая грудью красавицу.

– Дурачок! Мы желаем тебе успешного приключения.

– Тогда приношу извинения. Мы разучились понимать друг друга.

Когда за парочкой закрылись двери, Борис вывел в воздухе некий знак. Брат поспешил уточнить: «Перекрестил их, что ли?»

– Я не поп, просто природа приказала сделать напутствие. Зачатие произойдёт через полчаса.

Аркадий собрался постучать в номер.

– Ты куда?

– Даму хочу предупредить. Если не хочет беременности, пусть его выставит за двери.

– И ты хочешь занять его место?

– Шансов маловато.

Борис ухватил братишку под руку и уволок подальше от точки, где возможен ряд нестандартных приключений. И по лестнице своих нашли, Аркадий подвернул ногу, и коленку ушиб, при входе в номер.

– Ты всё-таки плохой брат, – массируя повреждения, предположил Аркадий. – На лестнице не уберёг, теперь на танцы я не ходок. Смотри! – Он указал на отметины на коробке. – Их стало больше. Мы первую ночь ещё не пережили, а уже восемь.

– Дели на четыре.

– Всё равно не получается. Две ночи мы уже потеряли, подушек не потревожив.

Борис развёл руками, продумал текст телеграммы и мысленно отправил брату: «в правительственном санатории для простых людей возможности ограничены по многим пунктам; видишь, для нас даже кефира не нашлось».

– Это да. – Аркадий массировал двумя руками коленку и стопу в подъёме, иногда самому казалось, что трудится в четыре руки. Кто-то видел его, хромающим, и тоже пожелал. Коридорная, скорей всего. – Боря, мне кажется, или я наблюдаю ещё пару рук. Дамские – насколько я разбираюсь в женщинах. Поди-ка, глянь: коридорная в полном комплекте?

Брат выглянул за дверь, глазам не поверил и отправился уточнить детали. Коридорная сидела с закрытыми глазами и двигалась в такт массажистки. Рук у ней Борис не заметил. На цыпочках вернулся в номер, с порога стал сравнивать движенья рук с ритмом тела коридорной. Совпадение почти совпадало, с погрешностью в полсекунды; если брать в расчёт расстояние, то оно где-то так и будет, и калькулятор не поможет.

Потом он уставился на не разобранную постель.

– Говоришь, мы ещё не ночевали. Так, может, пора?

– Ты ложись. Мне тут эксперимент надо провести. Умеют ли эти руки что-то другое.

– Отпустил бы ты.

– Вот ещё! Кто знает, когда в следующий раз так повезёт? Ты ложись. Лицом к стене, не мешай нам…



Утром, первым делом, Борис помчал к дверям и сверился с показаниями. Восемь отметин, лишнего не прибавилось. Аркадий крепко спал, и Борис решил ничего не менять: надо действовать по той схеме, которую взяли на вооружение вчера.

Взял со стола вилку и нанёс новую отметку. Чтобы завтра не делать, вдруг забудем. И, довольный предусмотрительностью, отправился в ванную. Там он проторчал у зеркала, в размышлениях: сначала почистить зубы или залезть под душ? То и другое необходимо сделать, вопрос – в какой очерёдности. Во вселенной свой ритм, ему не худо бы соответствовать, иначе досрочная разрядка, и на кладбище оградка.

Пока он мучился с угрызениями, Аркадий спустил ноги на пол, поискал брата. Нашёл вилку и босиком направился к дверной коробке. Чужой почерк бросался в глаза. Он обвёл номер пытливым взглядом и сказал кому-то:

– Эй, вы можете, сколь угодно много ставить свои царапины. От меня не убудет, я всё равно поставлю свою. – И вывел твёрдой рукой, под чужой меткой. – Но мы-то всё равно в курсе: сегодня только второй день, и не завтракали ещё. Эх! Где красавица моя? – Аркадий выглянул в коридор. Вдали, за столиком дежурным, сидела другая дама, не в его вкусе. А вот как ты хотел? Женщины постоянно меняются, лишь мы остаёмся на месте!

Услыхав, что в ванной льётся вода, он подошёл к двери.

– Борис!

– Ещё пять минут, и выхожу.

– Он выходит. Конечно: дверь ещё закрыта, а он уже выходит. С глаголами следовало бы подружить, а не ставить их в неудобное положение.



В столовой наблюдались признаки заговора. К простокваше никто не притрагивался. Аркадий развалил десяток пельменей пополам, и они сложились в знакомое очертание. Оба уставились на шедевр, глумящийся лёгким парком.

– Что это напоминает?

– Границы Вьетнама.

– Верно. Именно в такой день США должны начать вывод войск. Если не вывели прошлой ночью.

– Да уж, столько Лесу сожгли. Лес им не простит, точно.

Они не сводили глаз с карты, Аркадий вилкой помогал войскам убраться с чужой территории, уминал пельмени. Базы американцам пришлось бросать в спешном порядке, народная армия охотно принимала трофеи на вооружение. Разрезанная головка лука тоже о чём-то говорит, надо подумать.

– Это наши специалисты. Ломают головы над инструкцией: что оставить Вьетнаму, а что везти на родину. Я бы велосипеды оставил.

– Будь по-твоему.

– Ты это серьёзно? Вся армия пересядет на велосипеды. Мы пришли в космос после гужевого транспорта, а они начнут путь с велосипедов.

– И в какой-то момент наши пути разойдутся. Каждый пойдёт своим путём, и когда мы прилетим на Юпитер, вьетнамцы будут там, велосипедной колонией.

Борис задумался: а не слишком ли смелые планы мы озвучиваем за завтраком? Мы, как малые улитки, ползём на привлекательный запах. А там ловушка для простаков.

Он подцепил пельменину, повертел перед носом, и почему-то вспомнилась ему Алевтина. Что может быть общего между кусочком мяса в муке с такой женщиной мечты?

– Я что-то не вижу нашей Алевтины.

– Соскучился? – Аркаша осмотрел зал. – Так и начальства не видать. Совсем от рук отбились. Тузика натаскивают на должность, не иначе.

Уже вдвоём вертелись по сторонам, один Тузика хотел найти, другой Алевтину. Только роботы у выхода из столовой, караулят тех, с кем понимание нашли.

Трудновато сходятся человек и робот. Понять бы, какие мотивы настораживают. Оставят без работы. А, может, так и надо. Человеку дано творить, а не перелопачивать дерьмо.

Из коридора донеслись крики. Братья переглянулись. Ну, как такое возможно, элитный санаторий. Как из лесу вышли… Собственно, из Леса.

Аркаша рванул в разведку, минуты не прошло – вернулся, за голову схватился и молчит. Что должно случиться во вселенной, чтобы он замолк?

– Что там?

Брат был настолько потрясён, что не мог слова сказать.

Борис сам отправился, и всё, что увидел – закрывающуюся за кем-то дверь. Толпа онемевшая пялилась вослед, и на крик уже не осталось сил.

– Да что тут произошло? – Борис дёргал знакомых и незнакомых, роботов не трогал, – они могут, в целях самообороны, шарахнуть током. Ему ничего другого не оставалось, как подождать, когда последствия шока отступят.

Он сел напротив брата, изучал стаканы с простоквашей да поглядывал на часы. Сегодня простокваши в бутылках не подали. Как подготовились против хищений постояльцами.

Ладно, время терпит, вариантов неисследованных горы. Мы найдём выход, сказал себе Борис, искоса присматривая за братом. Выход из состояния прострации затягивался, не к добру. Что же можно было увидеть там такого, что свидетели онемели?

НЛО. Коридор тесноват, хотя моделей всяких понастроили; есть такие, что в трубу камина проскакивают и ночуют у министров обороны.

Голая женщина. Тоже отпадает: уже бы половина лаборантов имела живое расписание перед глазами.

Робот – внутри человек прятался, и выпал на глазах… – Борис примерился к версии. Не онемел, значит, это что-то другое.

– У-ух! – выдохнул брат, глаза очнулись от видения. Узнал брата, улыбнулся, но речь ещё не проснулась. – Д-да, это надо видеть.

– Я жду.

Аркадий согласно кивнул и занялся дыхательной гимнастикой, набирался сил для очень конкретного ответа. Пока глаза его блуждали по сторонам, одна подробность к радости подала повод. Не имея другой возможности, ткнул в ту сторону пальцем.

Борис довернул орудия главного калибра. На лёгкой тележке привезли простоквашу в бутылках. Глаза не поверили: в литровых! Ни в один карман такую не спрячешь.

– Твою мать, – прошептал Борис, подмигнул, как бы извиняясь. Раз в десять лет он позволял себе слова такие, четвёртый раз за них же извинялся. Но надежда, что брат очухается, и они провернут дельце, оставалась.

– Я видел… Алевтину! – выдал Аркаша и замолчал. Рано начал, надо подкопить силёнок. Борис засёк время, выждал три минуты.

– Видел и видел, первый раз, что ли?

Как ты брат не прав, говорили глаза, сейчас отдышусь.

– В гробу хрустальном, на цепях… Она в нём спит! – Брат обрадовался, что хватило запаса в лёгких. Брат пришёл на помощь брату:

– Под охраной?

Тот кивнул.

– Почему хрустальный?

Аркаша развёл руками. Брат сам выдвинул версию:

– Другого под руками не оказалось. – Едва не прослезившись, Борис добавил: – Если это первый кирпич в новое кладбище, то, пусть и с натяжкой, но можно принять.

Аркадий всё не мог отдышаться, тарелкой закачивал дополнительный объём воздуха в лёгкие.

Борис прищурил глаза. На миг всего приоткрылась тайна. Аркаша мечтал оказаться с ней в одной постели, без свидетелей, и его мировоззрение создало свою модель событий. Но у Алевтины имелась своя, и когда обе конструкции сошлись – посыпались искры, лава хлынула через незримые края и пошла жечь всё, что попадётся на пути.

Не сложилось. В наши планы кто-то постоянно вносит поправки. Управление попало под раздачу, эвакуацией спаслись, но на прежнем месте и в эту минуту бушуют стихии.

Борис бегло, карандашом в блокноте, в несколько строк изложил основные события, чтобы проанализировать со спокойной головой. Осталось выяснить главный момент.

– Ты любишь Алевтину?

– Уже разлюбил. В гробу я видел… – вот и название рассказа, который напишем для конкурса. Имел мечту – войти в её спальню, как победитель конкурса. Ты разве не увидел? Внизу было сказано: «Победителя приглашаю к себе домой, с ночёвкой».

Борис покраснел.

– Это я дописал. Пошутил, так сказать.

Аркадий сперва прослезился, потом утёрся рукавом.

– Но она же не стёрла приписку! Значит, согласилась с мнением большинства.

– О каком большинстве идёт речь?

Брат выпучил глаза:

– Ты как с луны свалился. Все лаборанты высказались за участие в конкурсе.

– Кто и свалился с Луны, так это Домарощинер. Хватит об этом. Как будем брать простоквашу?



Употребив все мыслимые преимущества, братья уносили из столовой восемь литров простокваши, но в коридоре их подкараулила неприятность. Пока коллектив столовался, роботы организовали актовый зал, прямо в коридоре. Знакомый лектор пояснил случай:

– Наш человек менее всего настроен посещать актовые залы, склонен игнорировать плановые мероприятия. Мы пошли вам навстречу… Вы, молодые люди, проходите, не стесняйтесь. – Лектор указал на свободные места в первом ряду, подождал, пока братья сядут. – Мы можем поговорить о многом. Например, о хищениях народной собственности, с живыми примерами… Вам удобно, молодые люди?

Эти молодые люди слишком одинаково смотрелись, на фоне остальных, особенно – привычка прижимать руки к животу, будто прятали на себе что-то, около пяти килограммов весом.

– Но сегодня поговорим о более важных событиях. В тех местах, откуда мы вовремя эвакуировали Управление, разгорелись ожесточённые бои. Лес бросил все силы, куда и мы бросили все силы: мы хотим отстроить всё заново, Лес не собирается уступать ни пяди. И чья возьмёт, станет ясно по окончании сезона отпусков. Если не случится чуда, и сроки возвращения могут быть пересмотрены. Пока же могу сообщить такую новость. Наш давнишний противник вдруг выразил готовность оказать содействие. Да-да, вы не ослышались: те самые американцы. Они предложили сбросить одну бомбу, мы обязались отключить ПВО и дать шанс для попытки. Вчера бомба покинула гнёзда бомбардировщика, и мы ждали результата. А он произошёл два часа назад. Завод, выпускающий эти самые бомбардировщики, стёрт с лица Земли. Тип оружия не установлен, но американцы скрывают, что это их бомба, только легла не туда. Эффект ещё будет обстоятельно изучен, но с нашей стороны уже закрыты все проекты по борьбе с наземными целями, с воздушных объектов. Иначе есть риск лишиться своей авиационной промышленности. Вот, собственно, и всё, с чем руководство Материка посчитало нужным вас ознакомить. Вопросы.

– Что случилось с нашей Алевтиной?

Зал ахнул. С первых рядов задавать такие вопросы – непростительно. В первых рядах, извините, должны идти-сидеть-стоять преданные делу товарищи. Кто подослал этих двоих, кто надоумил затягивать время ненужными вопросами?

Лектор отреагировал верно:

– Ну, раз вопросов нет, до скорой встречи.

Роботы набросились и растащили стулья. Минута – и в коридоре остались два брата. Их как бы никто не узнавал, как бы никто незнаком и ни разу не видел. Вот теперь пусть подумают над своим поведением в общественно полезных местах, лучше бы за языками последили.



Обоим стало стыдно. Их поймали почти за руку. Мало того, они согласны обвинить кого-то другого, третьего, кто озвучил злосчастный вопрос. Это не мы, мы даже не додумались бы, просто какое-то наваждение.

Но торчать в коридоре, загруженными, как тот бомбардировщик, было бы глупо и трудно. Руки затекли, ноги дрожали, а идти – как до того Леса.

К вечеру всё же добрались, забили полный «холодильник». Подоконник мог принять в десятки раз больше, да кто даст?

– Ну, что, брат, вляпались? Теперь все друзья будут коситься, обходить стороной.

– Так уже выяснили с тобой! Это не мы ляпнули.

– Кто тогда?

– Давай думать. Голова ж для чего-то предназначена.


Глава вторая

Кандид

Смертельный риск – да нам не привыкать:

За Родину – так и порвём любого…

Опять пошли в атаку танки. Бл.дь!

Покров лиан – надёжней нет покрова.



Кандид что-то размечтался, сидя в засаде. Упорству, с каким лунатики собирались отбить площади Управления, только позавидовать. За двумя бульдозерами, вооружёнными ножами, шёл танк. Иногда казалось, что машинами управляют с расстояния.

Помнится, в детстве, у одноклассника была машинка на дистанционном управлении.

У него так и застряло в голове: а ведь ничего не стоит трактора и комбайны водить по полям. Люди спокойно могут заниматься настоящим делом, но это кому-то не нужно. Лом, лопата и рукавицы – такая вот забота, в лице инспектора по охране труда.



Ножи у бульдозеров увеличены вдвое, за ними и прячется танк. Авана прямо с утра и заявила: сегодня надо начинать атаку, потому что у них запланирована на завтра.

Кабы не эти слова, он бы и не разглядел всеобщей мобилизации. Лес учёл прошлые ошибки, внёс коррективы, и к передовой потянулись резервные полки, кто по правилам военного дела не должен покидать запасных позиций.

Интересно и то, что среди сталкеров нашлись предатели. Ну, как так? Лес вам доверял, посвящал в тайны, и чем отплатили? За лишнюю бутылку кефира, – как это мерзко!



Карта местности засела в памяти, как дата рождения. Он видел каждый овраг, болотце как бы с высоты птичьего полёта. Привык настолько, что не придавал особого значения. Но Лес и тут пособил. Теперь на этой карте были видны танки и машины огня. Огнемёты на гусеничном ходу. Теперь каждый видел, где назревает прорыв, сколько бойцов уже выдвинулись в том направлении. Другие бы не ослабить. Так в шахматы и играют, наблюдая все фигуры.

Пробному прорыву не дали развернуться, враг отступил. Второй просто отметился, а основной удар пришёлся на главном направлении. Когда-то здесь шла просека, бетонную дорогу успели уложить. Видимо, на том и строился расчёт, что танку прорвутся и организуют плацдарм, куда по воздуху подкинут десант с ручным огнемётом. И оттуда, цветочком, пойдут лепестками ударные группы, следом пехота, всякий раз оставляя линию для обороны.

Авана ляпнула, без понятия, просто ей вложили фразу:

– Танк герой, пока ни сел на днище.

Кандид прижал её к груди, хотел сказать – ты умница! Помешкал, пока не пришло на ум: кто-то из стариков учил, бабу похвали – считай, потерял.

Лес услышал. Лес предпринял первые шаги, и танки превратились в навозных жуков. Мощь, рёв – всё в наличии, но под лапами нет опоры. Топливо сожгут, а потом пусть болотце подкопается, оценит на плавучесть.

Правда, эти моменты уже в прошлом, когда Управление объявило эвакуацию и позорно бежало. Победы никто не праздновал, все понимали, что за бегством стоит.

Сегодня мы опередили, организовали атаку, о которой вчера никто не помышлял. Видели накопление техники, заправщики шли нескончаемыми колоннами. Тут и мальчишка сообразит. А ещё эти жужжалки над головой. Вот не будут же висеть без пользы, стало быть, передают картинку. Воздушные шпионы. Лес принял вызов. Лианы научились выстреливать петли. Шпионы заняли этаж выше, и теперь их не достать.



Кандид обратил внимание, что кто-то незримо копошится у него в голове, берёт подсказки. Результаты копошения он наблюдал своими глазами. Тревожные признаки, которые глаз подмечал, устранялись своевременно. Получается, его глазами Лес лучше понимал, куда нанести очередной удар.

Воинские части в какой-то момент стали простыми фигурами на доске. Как только подземные силы пеленали точку, можно было списывать со счетов. На фоне соседних, оцепленную основательно, она могла вызвать подозрения, и тогда вызывался смельчак. Приехал с проверкой генерал – танки на месте, уехал – снова чистое поле, торчат кое-где камышинки, проводят пеленг и фиксацию. Со связью тоже вышло неплохо. Запросы шли, в ответ шумы и имитация человеческой речи. У вас порядок? – Да, всё нормально. – Через час выступаем. – Так точно…

Кандиду выделили личного скакуна, его даме. Она постоянно кружила неподалёку, своими песнями вдохновляла думать. А скакун лишь внешне походил на парнокопытное, по сути – это сплетение корней, лиан, из которых вышли уздечка и седло. Ног, как таковых, и нет, есть пародия на гусеничный ход траков, с загребанием почвы под себя. Задней скорости, правда, нет, Лес так распорядился.

А то, что врага метелить можно и в его логове, Кандид постоянно слал подсказки. До Леса не доходило. Возможно, в этой цепочке связи засел предатель и искажал приказы, идеи не доносил, незначительные пропускал. Но, чтобы не обидеть незаслуженно кого, Кандид не торопился с обвинениями.

Разведка донесла, за первым кольцом группировки обнаружено следующее. Можно утопить сорок машин. Лес покопался в любимой голове, ответил: не выдавать себя! Только вести наблюдение.

Скакун вынес на вершину холма. Обе картинки наложились, друг на друга, вышло объёмное изображение. Лес обрадовался, зарылся в шевелюру. Кандид стал почёсывать места, где слишком много любопытства проявлялось. Авана глазастая слишком, от неё не укрылось:

– Я же вечером тебе голову вымыла, что опять?

Женщине не нужно знать все подробности, особенно по части заначек. Хранятся в разных книгах две суммы, случайно обнаружит и станет допытываться: большая сумма для меня или для любовницы?

С Лесом Кандид подбирал ключики к огневым машинам. Самое простое – короткое замыкание. Лианы с пальцами, специально выведенный вид, мог обходиться до пяти суток без подпитки. Комочек почвы, в ореховой оболочке, выдавал восемь вольт, двойные листья с пуховой прослойкой – как конденсаторы, и на испытаниях Кандид, считай, на глазок определял места, куда следует приложить Силу. Поправки внесли позже: обойти группы предохранителей, там можно действовать. И по всей группе следовало нанести одномоментный и сокрушительный удар, одним махом лишить зубов. Потом браться за танки.

Как только на небосклоне появилась луна, вспыхнули все. Огнетушители, пожарные расчёты лезли из шкуры. Противник убедился, что пожарных машин должно быть не меньше танков, хоть что-то удастся отстоять. Но это уже в следующей войне.



Связь с Лесом прервалась на минуту, возобновилась на другой волне. Теперь он мог говорить с Лесом, как с Аваной. Доверие заслужил, наверное, так. Кандид снова шарил по округе глазами хищной птицы. Вот тоже, приспособили для дела. Камушек на проволоке, зажат конец в когтях, и можно останавливать воздушных шпионов. Прямо в пропеллеры, и схему доработали на месте. Можно простую ветку употребить – с таким же результатом. И посыпались шпионы – кого отвести не успели.

Кандид уже не успевал отслеживать эпизоды… Какой-то идиот распорядился доставить к линии фронта противотанковые мины. Как будто у Леса имеются танки.

Разведчики пронюхали, по своим каналам связались, с кем надо, и рукоеды проникли в охраняемый склад. Как стало смеркаться, мины поплыли в нужном направлении, как железнодорожный состав… Сталкеры, кто остался на стороне Леса, устанавливали взрыватели, и большего от них не требовалось. У любого поедет крыша, кто не подготовлен. Эксперты потом с компасами будут искать магнитные линии, условия, ссылаться на ошибки синоптиков, чтобы вывести из-под статьи знакомых генералов. На ротозейство и расхлябанность, отсутствие дисциплины и учёта чего только ни списывали во все века. Лишь сказочные версии отметаются с ходу, как не имеющие под собой научной основы.



Танки, танки, вы как скирды,

Только боль от вас полям.

И хотелось мира, мира…

Да не светит нынче нам.



И птица та, и Кандид, словно крыльями, ощутил угрозу сзади. Против света луны не увидишь, а оттуда шла ракета. Лес напрягся, волевым решением отдал приказ отступить.

Лианы прощались с жизнью, мертвяки ушли в озёра. Как толпа на площади – сплошь головы, и сверху падает граната. Кому-то сегодня не повезёт, но остальные должны держаться. Главное – не сорваться на бег. Это древнее правило: кто побежал – вычёркивай. Лучше смерть на месте. И чтобы корни, ноги не тряслись.

Ракета ухнула на берегу Серого озера. Шалаш Тузика в щепки, в воронку хлынула вода, так зализывают раны. Осколки посекли всё в округе, досталось и Рябине. Лекари явились с дёгтем, пошли мазать повреждения.

Неплохо подготовились: грунты вздыбились, как для поцелуя, всосали эту ракету, теперь будем встречать другие, знаем, как. – Кандид направил скакуна к месту падения. Лес поискал ответов в шевелюре.

– Да я сам не ожидал! – Он оглянулся. Авана гарцевала рядом, присматривалась к цвету воды. От ракеты поменяла цвет, неужто сам не видишь, и как бы спрашивала – что дальше?

Действительно, надо понаблюдать. Может, какую инопланетную живность подкинули.

Рукоеды тут как тут: мы присмотрим, а вторая скоро?

Авана поспешила с догадкой:

– Каждый день по одной. Надо что-то придумать, как у солдат. Сетку натянуть.

Лианы взялись за ткачество, людей в соседней деревне предупредили.

Кандид присмотрелся сверху.

– Зачем же избы поджигать? Таким способом ракету не отвернёшь.

Кандид развернулся к будущей жене.

– Сколько до нас летит ракета?

– Восемь минут.

Кандид ещё раз убедился: технологии есть, да выделяют их, с учётом нужды. Надо показать – вот вам новый телевизор и телефон.

Шесть мертвяков пришли с вёдрами, зачерпнули подозрительной водицы.

– И куда собрались?

Авана подвела скакуна, сказала с укоризной:

– Как маленький. В биолабораторию, конечно, пока она наша.

Вот не подумал! И кто будет под микроскопы рассматривать? Я тоже могу глянуть, но от того не станет легче. Должен кто-то понимать.

Словно в ответ ему, из озера вышли русалки. Пожилая инструктировала напоследок двух молодок:

– Сперва от краски отделите, потом можно каждую тварь, в отдельности. Думаю, там найдём всю геометрию с углами.

Для русалок примчала карета. Стилизация полная, только на гусеничном ходу, и в этой модели траками стали лианы. Мягкой поездки! – Кандид отправил пожелание, всё, что мог.



Лес напомнил – отпусти коршуна. Всем отдыхать.

Кандид ещё разок глянул на танковые позиции и отпустил птицу. Теперь бы киселя ядрёного да кого помягше, под бок.

Авана, тут как тут. И присмотрелся он, едва сдержался, чтоб не сказать: а ты повзрослела, прям на выданье. С этой минуты отдался в её руки, и она повела на скалу, к обжитому месту.

Забрались наверх – он даже не устал, и отсюда вызверился на луну. Восемь минут, говоришь? – Кандид подпёр бока кулаками и задумчиво рассматривал рисунок на этой ясноликой подлюге. Вроде ж и милое личико, но имеется запас ракет. Готовились тоже, держали связь с сухопутными генералами. Как у них по времени совпало, вопросов нет. И про восемь минут известно.

Два горшка киселя ожидали на импровизированном столе. Кандид запустил ложку и глотал, не глядя. Вроде кусок мяса попался, выплюнул на ложку, разглядел.

– Неужели курица?

– Ягоды птичьи. Две горсти проглотил – на гору можешь взлететь.

– Так, может, надо поберечь, сделать запас?

– Долго не хранятся, от силы – день или два.

– И хорошо! Набил карманы – и не надо карабкаться, рисковать.

– Ты должен поддерживать мускулы. Ты мне всё больше нравишься.

– Или мускулы?

– Всё вместе. – Авана что-то важное хотела сказать, да собраться не могла. – Я… мы… Помнишь, говорила: три месяца пройдёт?

– Уже прошло?

– Только половина, но я готова. Я же твоя, а ты мой. Наву забывай поскорей, и я буду стараться, чтобы не вспоминал. Я же слышу, как зовёшь по ночам. – Она залилась краской, но взяла себя в руки, продолжила: – Прошлой ночью я созрела окончательно. Теперь ты ничего не нарушишь, если возьмёшь меня, как жену. Все твои желания для отныне правило. Пока дано рожать, я тебе буду рожать и рожать, ты только не сомневайся.

Она убрала со стола и отправилась на лежанку. Какое-то время устраивала из трав общую подушку, потом плавно стянула через голову платье и накрылась тканью, похожей на деревенскую скатерть. Стащила или выпросила у кого, – хозяюшка синеглазая. Пока мы тут выстраивали план, разведчиков рассылали, она в деревню заглянула, и что могла сказать местным мамкам? Я созрела – дайте мне для мужа любимого что, нам и накрыться нечем, а там луна пялится, в глазах ни капли стыда.

Посидел Кандид над спуском, пятки почесал о камень. Оглянулся разок, второй. Надо идти, когда ждут. Ладонями пригладил бороду, потянулся. Луна нырнула за облако – можно!

Приближался, не сводя глаз с волнистых прядей. Как-то раньше не обращал внимания, что волос-то вьётся, и хороший такой, живой.

Наклонился, пальцами нащупал край покрывала.

– А кто у нас тут прячет красивое личико? Я пришёл посмотреть, а мне не открывают…

Авана ждала, фыркнула руками и откинула скатерть.

– Ой, само открылось!

Он неуклюже умастил бок, бедрами измерил пространство. Хоть и тесновато, да зато… – Усами пощекотал по щеке, боясь встретиться с глазами, она прикрыла и только ждала. Рушились чары Навы, спетые сорок раз, чтобы другие бабы не замечали. Рушились замки и гробы, караулящие дерзких.

Какая же ты дерзкая? Ты взяла покорностью, а на это Нава не рассчитывала. Она не могла знать, что выйдет из лиловой тучи другая Нава, в чём-то похожая, но не обученная старыми вдовами, которые научат. Хватай, что есть, и не завидуй: мужиков на всех никогда не хватало, войны их пожирают.

И вот она, молодая грудь, нетронутые сосцы. Жадные губы, неумелые, крепкие объятия. Мир засиял новой гранью, померкли знакомые лица, не все. Лес любовался сливом, ручеёк звенел детским смехом. Рыба ударила хвостом – смелее!



Площадка трижды сотряслась, сопереживая новосёлам. Она впитала излишки, что-то припрятала про запас: я верну, но чуть позже. Милуйтесь, запомните эти минуты, а звёзды подтвердят, когда спросят.

Авана присела на бедро, опёрлась на руку, стала прислушиваться к ощущениям. Лицо чуть отвела игриво, да искоса бросала взгляды, чтобы запомнить. На случай расставания, время такое. Но пока сомнения не терзали, пока он рядом – мир дышит правильно, пусть каждый переживёт нечто подобное, но своё. Кому только однажды повезёт, кому наказана долгая жизнь при муже. Отчего ж так злятся бабы? Сама не уберегла, себя вознесла выше головы его, рассуждая о равноправии. Он и ушёл равноправие искать.

Она училась читать по лицу, по руке и бороде. Его желания на пределе, а сейчас простое – спать. Я потом, как обеспечу полную сохранность. Ему будет тепло и покойно до утра, – она воздела руку и попросила птиц убраться подальше, пусть мой герой поспит чуть дольше обычного. Дайте же нам, подарите немного тишины.

И вновь легла рядышком, под его руку, приноровилась с дыханием, чтобы в унисон. Пальцами находила клавиши на груди его, разучивала новую мелодию. Сны потом, когда колесница дней войдёт в весёлый ритм, когда тепло объятий вдруг станет остывать, вот тогда и бей тревогу: где не доглядела?

Её подняло среди ночи. Тихонько выскользнула из-под руки, поднялась и глянула на запад. Там ползли фары – как слепые жуки, друг за другом, напирая на передних, спешили полчища едоков. Им сказали, что тут столы накрыты, вас ждут в гости.

Её толкнуло в грудь. Получается, с этой минуты ей не следует поворачиваться спиной сюда. Если что и прилетит, то с этой стороны, легче отвести рукой.

И вот как реагировать? К утру они подтянут силы, а нам куда? Батюшка Лес, ты посмотри моими глазами… А-а, ты в курсе. Ну, тогда мы спать.

Засыпая, Авана сочинила песенку про Кандида. Мелодию она как-то слышала в деревне. Это как прилипнет одна мелодия, с особенным нарастанием протяжных нот, так и не отделаешься, ходишь днями и напеваешь. А потом, на эту мелодию, на тебя, как на иглу накалываются события, одно за другим. И женихи спешат, и враги бегут друзьями назваться, а ты поёшь, и они вянут, отваливаются кусками глины. Это твоя мелодия встала на защиту. Пусть не лезут, коли жизнь дорога.



Ещё не рассвело так, чтоб совсем, а она угадала в себе Кандида. Пусть будет наградой за терпение, – Авана утонула в его бороде и расслабилась. Эти движения доставляли немыслимое удовольствие, она старалась запомнить ритм и момент, когда надо подключиться. Подзадорить его, а потом утопить в ласках. Ты меня надолго за… Что это?

Попыталась обратить его внимание, но Кандид был на подходе, все тысячи киловатт в одном сосуде, и бомба вот-вот шарахнет…

Молодец, вовремя! – Она выскользнула и прихватила платье, шагнула к раю площадки. Тут и слепой увидит. Супертанк – огромный, как административное здание, подбирался к законным пределам Леса. В его конструкции была ошибка. Из башни, на единой оси, крепились стальные клешни, полной сходство с человеческими руками. Ими танк прокладывал себе короткий путь, плевал на дорожные знаки и разметку, шёл напролом.

– Вот оно, их секретное оружие. – Кандид прижался к её спине, обнял, погрузив нос в волосы. – Такому боевое болото – лужа. Что же нам остаётся? И туман сегодня некстати.

Внизу ничего не видать, едва доносились приглушённые звуки, и больно много разных.

– Есть одна идея. Батюшка Лес! – Авана вдруг вспомнила, что до сих пор держит платье в руках, скоренько набросила. Кандид снова облепил её сзади, плотнее слился. Ему невмоготу опять, но она надеялась, что вид танка охладит пыл.

Танк рыкнул. По округе промчал его голос, как предупреждение – бегите!

Авана вернулась к горшкам, выудила птичьих ягод.

– По две штучки, и будем внизу…

Кандид привычно сгруппировался, но это оказалось лишним. Будто на верёвках спустили, с торможением перед касанием. Тут и стала понятной причина шумов. Кажется, Лес объявил эвакуацию. Скрипели возы, странные машины на деревянных гусеницах, словно шли на парад или с парада войск.

Она покрепче ухватила его за руку. Пришлось отступить за деревья, чтобы дать место машине с лопастями, которые могли скосить ряды пехоты, только попади под них. Секретные разработки Лес убирал в запасники, и насколько они надёжны? – Кандид перехватил руку жены, пустился в том же направлении, куда торопись все. Попутно замечал жителей Леса, кого в глаза не видел, и во сне не тревожили.

– «Рукастый», – сказала жена.

– Ты о чём?

– Надпись на супертанке, только сейчас буквы сложились в понятие.

Он коротенько оглянулся. Позади шли такие силы… Как бы всем успеть. Да, но куда же все, да с такой надеждой?

Портал открылся исполинской радугой, в двенадцать арок. Все, кто входил под своды, таяли на глазах. Тут и там торчали из-за рюкзаков головы сталкеров, они не нуждались в пропусках, были свободными в решениях. Один бродяга волок на тележке персональный домик. Его можно понять: с ночлегами пока сложновато, и всяк крутится, как может.

Арки прошивали насквозь лучами. Чужие не проскочат. Ходячий гриб вёз на тележке царицу-грибницу, как постоянную жену. Или не успела надоесть, познакомились на прошлой неделе. Тут вообще наблюдалось равноправие, понятное большинству. Если включить фантазию и прейти на знакомые образы, то правила общежития выглядят так. Ты стоишь с женой, подходит незнакомец и указывает на жену:

– Дай мне её на одну ночь, утром верну.

Кандид припомнил: старики несколько раз подводили к мысли. Вне Земли живут иначе, семьи, как принято здесь, там не бывает. Люди и существа сходятся и расходятся, вместе никто не живёт. А здесь просто как норма.

Портал взыграл вспышками. Ошпаренный дурачок хотел проскочить на ту сторону, обгорел до хвоста и, под грозные окрики, отступил с дороги.

– Будет и другим наука, – крикнули из толпы. Два мертвяка взяли пострадавшего под караул, для демонстрации желающим рискнуть.

Кандид вдруг надумал не торопиться, освободил путь другим. Авана вдруг почувствовала себя пленницей, и как-то дурно сделалось ей.

– Отпусти. Мне больно!

Кого он искал – Кандид не смог бы объяснить, спрашивай или не спрашивай. Глазами скользил по головам, по снаряжению сталкера или оценивал изобретательность видов. Вот многоножка, например. Условия вынудили ограничиться десятком ножек, чтобы в спешке не отдавили. Кучум-пузырь, вагнита, мерша – с ними Кандид сталкивался не по одному разу, но больше не знал видов и форм, а они шли и шли. Вот озеро провезли, закрученное в рулон, болотца в корзинах, лианы меняли местоположение, с раскачки перелетали ближе к Порталу. Опять отступаем, и когда это кончится? – гнетущая мысль объединяла и хотела просочится на ту сторону.

– Наву ждёшь? – голос Аваны привёл в чувства.

– Сам не знаю. Тревожно как-то.

– Или сомневаешься, что Портал пропустит?

– Портал? – Кандид признал, что слово знакомо, но сейчас оно прозвучало по-новому. Одно дело фантазии, а тут воочию, без всяких спецэффектов. Подойти и прикоснись.

Он протянул ей руку.

– Только не делай больно, я никуда не сбегу.

По мере приближения, малость одолевала тревога. Огромное напряжение, – вон, как обгорел приятель. Мертвяки дежурно приветствовали своих, кто завершил дела и с чистой совестью уходил под защиту.

Голову вполоборота – так он вошёл под первую арку. Лёгкий ветерок потрепал волосы, Авана убрала с глаз непослушную прядку. Здесь дышалось иначе, будто в лёгкие закачали неизвестный газ.

Вместе с рыком, который издал супертанк, их подтолкнули сзади. Только бы не началась паника. Танк близко, да, но все успеют. Лес никого в обиду не даст.

Они проходили арку за аркой, на каждой что-то теряли. Как принимали душ, смывая что-то лишнее. А с той стороны угадывалось солнце. Там всё иначе, всем места хватит.

Сзади прогремел взрыв. Обошлось без визга, колонна ускорила шаг. Бьют наугад, догадываются, что армия не выйдет на сражение. Разве кто-то остался прикрывать.



На светлой стороне каждый знал, куда податься. Мертвяки группировались в отряды, вооружались холодным оружием. Пики позабавили: их можно скрутить как шланг и удерживать подмышкой. Щиты из расплющенных застывших пузырей, прозрачные маски. Да, по этим ребятам видно, что готовятся сделать вылазку. Когда не ждут. Когда пустят пехоту, чтобы осмотрели каждый сантиметр.Чего-то ещё Кандид не понимал. Мы отступили, но остаёмся там же, в тех же границах. Или как? В покое точно не оставим, вы напросились. Если до сих пор не воевали по-настоящему, вы нас принудили. Держитесь!

Авана переживала за тех, кто не прошёл на эту сторону, сама, не замечая за собой, по детски покусывала палец, другой рукой подгребала – ну, скорее, скорее…

Оглушительный бабах закончил мучения. Арки растаяли, и те, кто не добежал, остались там. Наверное. А если подумать, так Лес кого-то просто отбраковал. Возможности вида исчерпали себя, если не подвергнуть очищению огнём или самим пройти извилистый путь мутаций, – всё на усмотрение Леса.

Мертвяки пометили места, откуда били арки, вогнали два кола. Сосредоточились по эту сторону, как в штрафной площадке, во время матча. Фут-бол… ещё слово вспомнил. После чистки, может, дело веселей пойдёт?

Стали прибывать отряды из других мест. Авана насторожилась:

– Так тут сколько чужих наших, я и не думала, что нас так много. Вот и рукожопы подтянулись.

Кандид хорошенечко разглядел незнакомцев. Голова напоминала теннисный воланчик, ручки безрезультатные, ножки усталые. По одному виду можно догадаться, что этот народец умеет только вред чинить. Одетые в зеркальную броню, твари исчезали при вращении. Репетицию возглавил – ну, наверное, генерал, как его писку подчинялись остальные. Вот все дружно закружились в одну сторону, и перед глазами пустое место образовалось. Трава, камушки есть, отряда не видать.

– Что они умеют?

– Разваливать всякие начинания. Скажем, ты взялся за лопату, они подобрались незаметно, провели обряд. В итоге, ты смотришь на лопату, в черенке видишь змею. И отбрасываешь подальше. Тебя ни за какие кефиры не заставишь взяться.

– Так можно все проекты Управления развалить. Говоришь, незаметно. Так их и не видно, когда кружат.

– Конец придёт Управлению, вот посмотришь. Наши там ещё сюрпризов заготовили, как дров на зиму.

Кандид и хотел бы посочувствовать, но человек уже сильно перегнул палку. Реки перебиты плотинами, города гадят в реки, и что остаётся планете? Только защищаться.





«Рукастый» вырвался на оперативный простор, поводил пушкой по сторонам и растерялся. Три командира танка тотчас вышли на связь, напевая «Три танкиста», пока девушка соединяла клеммы с линией «Смольный». Для такой сложной операции нужна была и спецсвязь, которую противник не прослушает своими изобретениями.

Командующий взял трубку лишь после условного сигнала – первого куплета секретной песни «Смольный послужит и сегодня». Возле телефонистки постоянно находились надёжные парни, в обязанность которых входило обеспечение утечек. Ну, или там похожая формулировка, всё равно не разберёшься, кто кому, от кого и чего так рано.

– Слушаю!

Три командира заговорили наперебой, это тоже уловка, чтобы противник сошёл с ума и сбросил наушники. Три с половиной минуты три рта несли такую ахинею, что самый терпеливый напишет заявление об отставке.

Телефонистка, по истечении трёх с половиной минут, подала сигнал – припев той самой песенки, затем произнесла ключевую фразу: «Ваша песенка спета». Командующий поправил голос, и перешёл к разговору:

– Ну-с, и что там у нас? Говорит пусть командир правой руки.

– Мы вышли в условленную точку, но противника не наблюдаем.

– А что скажет командир левой руки?

– Подтверждаю слова коллеги справа.

– Принесите мне кофе. – Голос командующего был строг, командиры листали блокноты, в поисках параграфа, что может означать эта фраза. Но потом всё прояснилось, когда услыхали командующего: – Благодарю. Сколько сахару положили?.. Отлично. Теперь слушаю вас.

Командиры полезли в блокноты. Такого параграфа не нашли, пришлось говорить начистоту, и они повторили всё, что было сказано раньше.

– Что ж, хорошая новость. Тем более приятно иметь дело с достойным противником. Ваше мнение интересует.

– Достойный.

– Отлично. Мы с вами сработаемся. А теперь включите трансляцию с места событий, я сам хочу убедиться. Отлично. Только зачем так много помех на экране?

– Это «Смольный» развлекается, создаёт сложности. – Командиры перешли на приём.

– Как вы думаете, через сколько ему надоест?

– Каждый раз по-разному.

– Так объясните ему, что это не учения, когда я могу простить даже измену жене.

– Простите, генерал, что вмешиваюсь в личное благополучие, но это железо. К нему достучаться порой невозможно, а как достучишься, так работает уверенно.

– Что же вы с вечера не предприняли попытку?

– Повода не было. Ночью полезней отдыхать. Если железо не выспится, к нему лучше не обращаться.

– Так спросите – выспались они… ты ж понимаешь, его величество!



После этих слов связь и видеосигнал пришли в норму.

Экипаж машины боевой пришёл в восторг, командир орудия даже показал в телевизор рожу.

– Товарищ генерал, а давайте попробуем ещё разок. Назовите его болваном, и потом снова «его величеством».

Генерал кашлянул.

– Ты болван! Болван, болваном!

Видеосигнал пропал полностью.

– Ждём следующего шага, – почудился голос командира орудия.

Командующий напустил виноватый вид, причесал брови:

– Ваше величество, накладочка получилась, вы уж не велите казнить…



Картинка полностью восстановилась. Поле боя выглядело иначе, как сообщала карта. Тот самый пятачок, обозначенный как самое опасное место на Земле, выглядел пустыней. Восемь деревьев слева, сорок пять градусов правее – гора, и больше ничего.

– Действительно, вот умеют нам загадки загадывать. Ну, и кто из вас отгадает, тому орден за храбрость.

В «Рукастом» открыли совещание. Обсуждали вопрос – почему «за храбрость». Ну, с одной стороны, можно и согласиться, с другой – да какая разница? Командир орудия озвучил старую мечту:

– Товарищ генерал, а может, «За взятие Вашингтона и Токио»?

– Чудак! Мы ещё Лондон не взяли.

– Тогда, да, подумаем.

Командир правой руки признался:

– А у меня есть медаль «За взятие Лондона», друзья на Новый год подарили.

– Это к делу не относится. Давайте смотреть на обстановку.

Приказы не обсуждаются. Примеру подчинённых иногда можно следовать.

Командующий внимательно всматривался в линию фронта, которая рассосалась. Противник умело отступил, знать бы, куда. Но есть и плюс. Эта самая гора, с обрезанной вершиной. «Рукастый» её точно не возьмёт. А было бы неплохо: и флаг установить, и коньячку пригубить.

– Заодно подумайте, что с горой делать. Сносить или пусть постоит.

– Сносить, – сказал командир орудия, – снаряд чтобы не заржавел, зарядил – на всякий случай.

– «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…» – командующего пробило на лирику. – Ну, пальни, а там посмотрим.

Орудие содрогнулось, снаряд пошёл, если верить датчикам. Потом заорала тревога, салон супертанка полыхал от красных сигналов.

– Что опять?

Командир орудия напомнил:

– На полигоне похожее было. Снаряд прошёл до конца, но не вышел наружу. Газы вернулись в салон и задушили экипаж.

– Так откройте люки, включите вентиляцию.

– Есть, товарищ генерал! А принудительную или аварийную?

– Вы мне нужны живыми! Тупицы! Действуйте по обстановке!

«Рукастый» чихнул. В эфире это выглядело, как «:». Похоже, никто ничего не понял. На полигоне таких искажений не наблюдалось. Повторно дать приказ снаряду на продолжение полёта – Душа возражала, вот никому не… Инструкция помалкивала, ей самой новость в диковинку стала.

– А если вторым снарядом протолкнуть? – с опаской осмелился предложить командир орудия.

– Вы в своём уме? Сдетонируют оба, и прощай, оружие.

– Можно подушку сперва затолкнуть, потом снаряд.

– Ну, если имеется надёжная подушка… – Командующий прокрутил в уме эпизод, прибавил: – Сейчас, жене позвоню.

На фронте образовалась передышка. «Смольный» не мог связаться с женой. Или упёрся из принципа. С бабой связаться, – скажет, чтобы домой явился трезвым, иначе месяц гауптвахты, из дому не выпустит, даже за пивом.

Командующий искал выход – чертил в блокноте ствол орудия в разрезе, застрявший снаряд и квадратик подушки. Квадрат в круглом отверстии, сразу возникали вопросы. Обрезать углы – уже не подушка, как же усечённую назвать? Полуподушка, четверть… – как же всё сложно приходится, а кто-то считает, что армия – кучка дармоедов, кто распиливает бюджет, и только на парадах всё красиво. Домик в Подмосковье, дача и машина. А как без этого воевать, если придётся?

Генерал поднял глаза на экран. Эти восемь деревьев слева тоже не вызывали радости. Какие-то невразумительно-подозрительные, стоят вдоль бывшей дороги, напротив бывшего Управления. Что им надо? Почему восемь, почему растут вверх? Наука ответов не даёт, а версии – не ответы. Чтоб – вот как сказала партия, так и пошло. Дача и машина вам глаза колют. А вот не надо! Приди и попробуй.

В бункере пахло сыростью. Эксперты утверждают, она от старых сводок, планов, донесений. Раппорты не портят атмосферы, они уходят наверх, а вот эту макулатуру… Кто бы отдал приказ сдать в приёмный пункт. Нельзя, это наша гордость и гарант безопасности. Или около этого.

Ему принесли кофе.

– Я разве просил? – Официантка в облипающей юбке поднимала настроение. Хорошенькая, три года подбирали, чтобы бёдра соответствовали дверному просвету. Света. Света и так достаточно, но со Светой светлее как бы. – Светлана, а можно вопрос?

Она приблизилась, стала колдовать с застёжкой на юбке. В случайно расстегнувшийся ворот гимнастёрки выскочила левая грудь, лёгкий доворот корпусом – и правая, в красном бюстгальтере. Пятый размер, один-ноль, против законной супруги. Не зря три года подбирали, со всего Советского Союза. У нас такие водятся, нигде больше. Завидуйте, американцы и все импотенты НАТО!

Он прикрыл один глаз рукой, на второй смелости не хватило:

– Вы можете… это спрятать, знаете, не по уставу.

Светлана сама испугалась, как так опростоволосилась – в рабочее время, на ответственном посту. Ей стало стыдно за то, что это произошло за полчаса до обеда, когда голод может проявиться в любой форме.

– Так какого цвета вопрос? – Она мгновенно привела одежды в порядок, снова та самая неприступная Светлана, которую охаживали замы, по всей форме.

Командующий смекнул, что прямым текстом нарисовать случай не годится,

– Вас пригласили в ресторан, и швейцар проводил, и официант примчался, а тот, кто пригласил, отсутствует. Ваши действия.

Нет на земле проблем, которую не решила бы она.

– По морде официанту.

– И что?

– Все здравомыслящие мужчины оставят своих дам и пойдут на штурм единственной и неповторимой.

Генерал приложил дамскую практику на военное положение. Кого же выбрать на роль официанта?

Ударить правой рукой – что есть проще?

– Давай, майор, вмажь разок.

– Извиняюсь, не наблюдаю предмета. То есть, цели.

– Ах, да, цель мы сейчас поищем. Левой рукой защищаем корпус, правая наготове.



«Рукастый» уверенно вторгся на территорию, где ещё вчера значился «непроходимый, болотистый лес». Все прошлые попытки взять штурмом – захлебнулись. И вроде как нащупали паритет: мы к вам не прёмся в гости, вы к нам не смейте. И можно было бы жить дальше, да в ЦК придерживались мнения другого. Глава комитета по удержанию Конституции. Как это, на нашей территории, и кто-то не признаёт закона? Он для всех, а нет – милости просим.

Генерал пытался через знакомых надавить. Пробовали восемь раз – и ни в какую, вожжа под хвост. Ничего не поделаешь, придётся что-то придумывать. И гений мысли сотворил чудо: «Рукастый» вышел из сборочного цеха самостоятельно, сломал сторожку, вывернул ворота, и его обесточили. Протёрли спиртом платы – запустили, но уже были начеку. Сколько стоило усилий доставить на полигон – отдельная история. Правда, нужный кто-то запустил утку: де, «Рукастый» получил задачу, и. Не так, ему дали понять, что до полигона ровно пятнадцать километров, и, вместо того, чтобы шагать в сторону платформы, погрузиться и закрепиться, супертанк применил навесные устройства. Руками начал скатывать грунт в рулон и подтаскивать, по мере возможности сделать следующий оборот. Как коврик два на три, чтобы вынести во двор и вытрясти душу из него выбивалкой.

Утка понравилась руководству, её рекомендовали поддержать в центральной печати. Правда, «Известия» и «Правда» задержали выход статьи на сутки, обождали, как откликнется обыватель на сообщения из других источников. А потом допустили корреспондентов. Из-за секретности, эти парни снимали себя, на фоне чего-то огромного, но это мелочи. Население вроде согласилось: у нас на территории замечен непорядок, почему партия не предпринимает? И мы тотчас предприняли, согласно уставу. А секреты в супертанке имелись. И имеются до сих пор. – Генерал попросил помощницу доставить краткое описание и полное руководство. Светлана вызвала охрану, та выкопала сейф, из него и извлекли нудные документы.

– Так-так, – с замиранием сердца, генерал перевернул мигом первую страницу, на которой стояли зубастые печати и знаки «Суперсекретно. При затоплении сжечь в первую очередь». Судьба у каждого документа непроста, и выход из бункера непрозрачен. Тем и усложняется задача, когда бел-свет не станет мил.

Он попытался остановить кровотечение пальца. Одна печать всё же исхитрилась.

– Светлана, я вынужден попросить вас покинуть помещение. Никто не должен видеть то, что у меня в руках, даже я. И, пожалуйста, без обид. Потом я вам покажу что-нибудь из запрещённого, но не в этот раз.

Помощница сверкнула красным бельём и ушла за двери, уже с той стороны привела в действие механизмы надёжного запирания от любопытных глаз. Все эти предосторожности оправданы вполне: не далее, как вчера, перехватили жителя с американского континента. С виду – обычный крот, да не наш. Пока специалисты по допросам разбираются с гостем, переводят признания на русский язык, всем всё стало понятно. Противник нам выбора не оставил. Или мы сейчас же начинаем операцию, или она займётся нами.

Командующий лично подал одну идею, и конструкторы отрапортовали. Теперь он хотел убедиться, что идея воплощена не только в жизни, но и на чертежах.

Вот они!

Хитрости большой нет, она напрашивалась, при таких размерах. Траки изготовлены полыми. В каждом умещалось по два десантника. Как только возникнет необходимость, поступит приказ или вода, им надлежит покинуть убежище и перейти в атаку. Полная неожиданность для противника, на этом и строился расчёт. А когда вам приставят к горлу нож, то вы станете сговорчивей, верней всего.

Как же быть? – Командующий поднялся из-за пульта, держа руководство перед собой. Приставил к экрану одним краем, другим. Попробуй скажи, что он не старался применить все резервы на поле боя. Супертанк должен принять боевое крещение, всем смертям назло, и вот никто не ожидал такой подлости, с самого утра.



Экипаж жил своей жизнью. Что-то наболело.

– Разрешите обратиться, товарищ генерал!

– Валяй.

– Одна голова хорошо, да три лучше…

– Вы хотите на моё место?

– Вы не по… Мы ничего подобного…

– Тот-то же. Тогда я слушаю.

В просторной башне «Рукастого» и думается просторней.

– Мы тут прикинули в бинокли. Если противника не видать, надо зачесть ему поражение.

– Дорогие мои. Верные и надёжные. Смелые и молодые. Если вы мне покажете хоть один труп, плюс хотя бы один обгоревший ствол дерева, я рассмотрю ваше предложение. Футбол в нашем деле не советчик.

– А что с подушкой, товарищ генерал?

– Отменяется. Я не нахожу названия, как её провести по отчёту. Скажи правду – они скажут: вы там совсем охренели? Тут надо бы с умом, с подходом.

– Может, просверлить?

– Смотрел я справочники. Не бывает таких свёрел.

В микрофоны было слышно, как экипаж чешет затылки.

– Будем думать ещё.

– А я про что? Когда нет результатов, это тоже результат.

И вот снова заинтересованные лица уставились на поле боя, которое не хотело того. Как-то неуютно выглядит место, где два часа назад должно было начаться сражение, и ничего не происходит. Фантастика, как говорится. Хоть ветерок подул. Солнце на месте, туман осел на травах.

И затянул генерал любимую:

Травы, травы, травы не успели

От росы серебряной прогнуться.

И такие нежные напевы

Почему-то прямо в сердце льются…

Допел генерал, слезу пустил, к делу приступил:

– Кстати, где наши осведомители? Это которые сталкеры.

Экипаж откликнулся:

– Кажись, на допросе и согласовании. И, ещё двое, на очереди.

– Неужели ничего важного сообщили?

– Товарищ генерал, всё по форме: ФИО, год рождения, прописка, образование, семейное положение, потом выясняем цели увольнения, что не сиделось на зарплате, планы на будущее, как часто смотрят телевизор, и так далее.

Командующий думал, попутно отнёс в сейф драгоценность, запер и вызвал помощницу. Дверей не открывая, она оказалась, где надо:

– Кофе?

– Взгляни на этот пейзаж.

– И что?

– Себе налей тоже. Давай, по коньячку. Надо дело сдвинуть с мёртвой точки. – Он с ликованием следил за её движениями, гадал, когда выскочит сюрприз. Видно, игривое настроение утратила, решила помочь государственному делу.

Они смаковали коньяк и пялились на экран. Мрачная картинка, никакой радости. Природа в ожидании первого шага.

Он подул на чашку, заметив женский волос. Откуда он мог взяться? Это сигнал.

– А ты бы хотела оказаться в этом месте?

– Я на своём месте. Без права покидать бункер.

– Жаль. Я бы тебя подбросил.

– Два часа назад я предлагала.

– Я не о том. А вот так – вышла бы в это поле, имея в тылу «Рукастого», батальон десанта и французскую помаду? – Генерал извлёк из нагрудного кармана подарок. – Хотел на Восьмое марта вручить, да можем не успеть. Отменяются женские праздники, по всей стране. От украинских товарищей поступило предложение. Уф, когда уже закончится эта игра в суверенитеты?

Они снова уставились на экран. И каждый подумал: а ведь там, за рамками обзора, ждут живые люди, у них семьи, зарплата. И никаких изменений. Чугун добываем, уголь и нефть. Вот и с газом что-то стало получаться. А хлеб им дай, – этим, друзьям соцлагеря, да буржуям привези. Круасаны там любят, из муки нашей.

– Вот на твой, женский взгляд: куда мог уйти противник?

– Как он выглядит?

– Не мужчина. Не красавец. Это колония уродцев, с ограниченными умственными способностями.

– Но ума-то хватило спрятаться так, что мы найти не можем.

– Твоя правда. Но посмотри внимательно, у тебя нюх должен работать.

Светлана поставила чашку, прошла к экрану. Концом ложечки указывала на объекты, генерал озвучивал: гора, деревья. Она слишком внимательно всмотрелась во что-то, чего генерал не видел:

– Что там?

– Если не ошибаюсь, группы одинаковых уродцев. Правее – вторая. Это это можно назвать засадой.

Командующий не выдержал, сорвался с места. Теперь они вдвоём разглядывали то, что обозначила Светлана. Судя по реакции, он ничего не видел и не понимал, как работает женский глаз.

– На фронт со мной прокатишься?

– Я не выездная. Единственная на весь Советский Союз.

– Вот за что тебя и люблю.

– Не заметно.

– А если я договорюсь? Трёхдневный отпуск, а?

Задумалась. Надо просить больше, как единственной. Прошла по залу, разгоняя воздух бюстом.

– Кто такая Алевтина? – Её вопрос удивил его.

– Откуда ты берёшь?

– Это маленькие женские тайны. Так кто такая?

Генерал вернулся к кофе, стал в пальцах раскручивать чашку.

– Давал подписку о неразглашении, понимаешь. Это не загс.

– А мне туда рано, я не тороплюсь.

– Не наигралась.

– Ну… наверное.

– Тогда вот что я придумал. Со своей стороны, обещаю поездку в Болгарию.

– Я хочу в Югославию и Венгрию. Сама помаду выбирать хочу.

– Любое твоё пожелание, но один раз. А сегодня мы выезжаем на фронт. Под мою ответственность.

– И на чём помчим?

– Полетим!



Вертолёт покрыл расстояние за десять минут, Светлана – капитан в юбке, не стеснялась красивой фигуры, пока её представлял командующий офицерам, отметала, одного за другим. Этот пьяница, этот бабник, этот… – Она их видела насквозь, и что с такими водиться? Один лейтенант приглянулся, который в сторонке прятал глаза. Глянула на него второй раз – и сердце захолонуло.

– В разведку с ним пойду я. Конечно, если надо.

Фантазёрка ты моя, подумал генерал, после такого предупреждения, стал внимательнее к подчинённым. Вот они – конкуренты. Меня в отставку, при первой возможности. Они и звезду подарят, только уходи. И припомнилось ему, как снимали старого генерала. Он всех суками после награждения назвал. Жена с утра спрашивает – куда ты? А это было воскресенье, само собой, надо было собраться.

– И куда мой милёнок собрался? Никто не звонил, меня не проведёшь.

– Совещание. Мы с вечера договорились.

Со скрипом вырвался, обещал придти без запаха, и не поздно. А как тут не выпить, с друзьями, да и повод такой. Сговорились, одним словом, сжить командующего. Слово офицера твёрдое, его дают все, посвящённые в тайну. Тимура в прошлый раз снимали, достал уже с просаживанием народных денег. Шесть квартир, шесть дач, и все – на равном удалении от Москвы. Сам он вышел из ревизоров, там всех держал в кулаке, потом сюда, к боевым. Все ступеньки прошёл, из детской группы, где подрастают генеральские сыновья. Потом класс кабинетный, потом тыловой. А уже из тыла, по звонку из ЦК, тут надо накрывать стол. Примите, мол, наш человек.

Вот и думай, как держаться с ним: на полигон ни разу не выглядывал. Страшно: там же стреляют. Но бумагу подписал. А в ней – договор: если ты кого не устраиваешь, крутим барабан. При свидетелях, не то, чтобы в тайной комнате и вышли объявить. Всё на глазах: насыпали орденов и медалей, в тот раз даже звезду героя Мишка забросил. Крутанули, и ждём. Долго крутился барабан, как кто подкручивает, и вот стал сдавать. И ничего не выпало. А уговор дороже денег: коли выпадет орден либо медаль сам подаёшь в отставку. Хватит набивать карманы, дам и другим!

Офигеть! Барабан стоит на месте, и, в последний момент, звезда героя выпадает. Мишка аж позеленел, но марку держать надо. Тут же написали сценарий: был по заданию партии там и там, в одиночку разгромил штаб, и американцы ушли из Вьетнама. Все подписались, никто не отмахнулся.

– Что? – Командующий пропустил мимо ушей вопрос лейтенанта.

– Раз направляете в разведку нас двоих, надо бы юбку поменять на брюки. Нам же ползком где придётся проскочить, и хорошо, если капитан позволит мне идти впереди.

Командующий выпучил глаза:

– Кто отдал такой приказ?

Офицеры открыли рты. По всему, такой приказ кто-то отдавал. А кто мог отдать?

– Товарищ генерал, с вами всё в порядке?

– Да нормально всё! Всё отлично просто!

– Так это, только что, при свидетелях, вы и отдали приказ. Им двоим – в разведку, минуты не теряя.

Командующий воззрился в небеса.

О, боги! Что происходит?

Хорошенько рассмотрел эти рожи. Сговорились. Решили убрать, подгадав случай. Ну, и как вы без меня, сами справитесь с задачей?

Был бы автомат в руках… Нет, это уже лишнее. Сволочи. Тихонько сыграли. Не удивлюсь, если в каком кунге барабан привезли.

Но делать нечего, лейтенанту пожал руку, прижал Светлану к груди и досчитал до трёх. Больше – это уже звонок жене, сдадут с потрохами. Ещё и подвезут, покажут пальцем: вот разлучница, дай ей по хорошенькому личику, а мы тут рядом будем.



Генерал приблизился к «Рукастому». Три танкиста спустились на верёвках, хотели порадовать руководителя операции.

– Да заглушите вы двигатель! Надоело! Наступление отменяется.

Танкисты метнулись по норам. Командующий что-то себе смекнул и подошёл к гусеницам. Отцепил орден и постучал им по крышке детали, которая числится траком.

– Как дела. Ребятки?

Очень глухо, но уверенно донеслось изнутри: «Порядок, товарищ генерал!»

– Держитесь там, скоро разведка выдаст все координаты.

«Служим Советскому Союзу!»

– Ну, и ладненько. – Повернулся к парочке. – Разведка, вперёд!

– Смотрите!

Что там ещё? Действительно, на голом поле полезли кусты. Махонькие, да росли на глазах, как на дрожжах, и куда быстрее.

– Всем в укрытие! – напомнил командующий, затем одумался: для кого теперь стараться? – Уже тащите свой барабан!


Глава третья

Обратный ход (эта глава в размышлениях, потому не вся)



Глава четвёртая.

Перец и Горчица

Секрета давно нет: кадры решают ВСЁ. Институт Практикантов прижился в стране как-то сам собой. Профтехучилища впереди планеты всей. Свой институт Практикантов, как моль, однажды обосновался с большими претензиями в ЦК, специальный человек тщательно следил за успехами молодых, и партийная кличка Перец передавалась по наследству. Потому что против перца даже в природе не найти более зубастого овоща, а мы учимся у природы и стараемся не повторять её ошибок.

Если кому посчастливилось побывать в святая святых, освящённой самим патриархом, то может припомнить эту дверь, первую слева, как поднимешься на второй этаж. Товарищи по партии, по старой привычке, никогда не озвучивали все пять звуков, ограничивались первой «П». Товарищ «П» выразил неудовольствие, товарищ «П» поздравил с новой должностью, и так далее. И только два самых близких товарища могли себе позволить, не считая практикантов. Им, как детям, позволялось всё.
В тот день товарищ «П» имел беседу с подающим надежды практикантом… барабанная дробь, музыка, туш! С практикантом по имени Перец.

Милый кабинет, за окнами башни Кремля, чудная погода. Портреты вождей – тех самых, кого не понял народ, кого растоптал трижды, и, дай волю, в четвёртый раз приступит.

Практиканту представляться не нужно. Товарищ «П» знал о нём больше, чем западные разведки. Но главное – как всегда, не в том. Выращивать кадры дело хлопотное, товарищ «П» столько учеников пустил по свету, что пора бы со счёта сбиться, да Запад просчитался.

– Чай, кофе?

– Чай.

– Ну, коль вкусы у нас сходятся, приступим. – Пока секретарша накрывала на стол, хозяин кабинета просто радовал практиканта. Все речи не по бумажке. Ни одной на столе. Словно с мухами идёт война, всё остальное будет мешать.

– Я…

– Да-да, продолжайте. – Хозяин любовался экземпляром, перед глазами имел досье, плавно текущее, как в кинозале, на экране. Год рождения, насколько часто контактировал с евреями, мог ли быть ими обработан. Всё в памяти, всё! Уже, казалось, больше некуда, сейчас память, задыхаясь, крикнет – довольно! Но внутренние, скрытые резервы обновляли страницу – можно запоминать дальше.

– Я удивился, когда мне сообщили…

– Поэтому, чтобы не создавать неразберихи, мы отрезаем этот момент. Двух «Перцев» в этих стенах быть не должно. Развалятся, чего доброго. Я не против человечества, а против ошибок. Мы их столько наломали в прошлом, что дров хватит на двенадцать зим, как только отключат газ. Кстати, подвалы Кремля вмещают и больше, но вам пока знать рано. Итак.

Перец собрал всю волю, чтобы не заснуть. В Москву его доставили очень сложным маршрутом, всё норовили вычислить, сел ли кто на хвост. Польша, Румыния, Антарктида, Канада, Турция, Израиль, Кения, Атлантида, Намибия и Тибет. ЮАР и Пакистан как-то не укладывались в схему, которую показали перед отправкой. По мере выхода из самолёта, до него дошло: если схему кто-то прочёл, то ЮАР и Пакистан вынудили бы разведку порвать верхний лист блокнота и заняться новыми расчётами. И то, что враг обеднел на одну страницу, тоже хорошо. Большая победа складывается из малых, если кто-то понимает, о чём речь.

Чай удивил букетом. Перец вскинул брови:

– И сколько стоит эта заварка?

Товарищ «П» не поддался на желание уйти от разговора:

– С этой самой минуты ты больше не Перец. Два «Перца» в одном помещении, я уже не говорю про территорию Кремля, это слишком. Вот не было тебя, и мне было спокойней. Заметь, два раза в фразе прозвучало «было», и это сигнал к осмыслению. Если кефиром не свернули окончательно мозги, ты должен помнить, что рос рядом с будущими министрами, царями и президентами, – то есть, кого призовут события, того и предоставим. Хуже было бы, если бы мы запустили работу с кадрами. Ты, скорей всего, не помнишь, что давал письменное согласие на участие в проекте. Вот скажи: в Управлении тебя терпели, играли в шахматы, но в Лес не выпускали. Не будем считать единственный случай, когда завели на биостанцию. Якобы за премией и зарплатой. Думаю, ты и сам догадался про неординарность своего положения.  В штат не зачислен, да деньги набегают.  Себя хоть разок спрашивал: а премии за что? Старший товарищ диктовал числа, ты набирал на клавишах «мерседеса», и всё? Домарощинер хорошо отзывался о тебе, очень хорошо.

– Не верю. Вы его покрываете.

– Конспирация. У нас заведен следующий порядок: если хвалят – пора исключить из проекта человека. Пусть идёт на завод или контролёром на транспорте. А если сам Домарощинер поливает в докладных – это верный признак, что ждёт большое будущее. Это наш стиль работы, если хочешь. И снова возвращаемся к твоим фокусам. «На Материк хочу! Хочу уехать!» – твои слова, весь проект слышал не раз. Как сам, из этого кабинета, рассматриваешь своё поведение?

– Просто устал.

– А лопату не пробовал взять в руки и выкопать траншею до Узбекистана? Они нуждаются в воде, и мы бы осушили Лес.

– Меня же туда не пускали.

– О чём это говорит? Ты должен был проникнуть в проблему на расстоянии. Войти и пощупать – и дурак сможет, а мы тебя не перевели в нижний статус, берегли. Ну, и шахматы. Ты же находился в постоянной форме, чтобы, в случае с Карповым или Каспаровым, смог выйти и заменить. Здесь не ошибаются, если на кого положат глаз, тот и потащит. Тот, кто не играет в шахматы, здесь не задержится ни дня. Ему у нас делать нечего. – Товарищ «П» впервые за разговор оторвал взгляд от стола. – С этой минуты, ты для всех будешь Горчицей, я сохраню за собой… Согласись, я первым занял. Не против?

Экс-Перец не подобрал слов признательности, ограничился рабочим «согласен».
Перец, как учитель трёх или даже четырёх поколений, почувствовал прилив сил. Основной конкурент сошёл с дистанции, теперь можно толочь воду в ступе – на любую тему. Само собой, полезней начинать с азов.

Он рассматривал практиканта другими глазами. Конечно, внутри копошилась мыслишка: что же сорванец так легко сдался? Не затеял ли безусую игру со старым волком?
Третий стакан чая – они шли на рекорд: кто последним отпросится по малой нужде.

По жестяным отливам грохнул ливень. Кремль пожелал принять душ. На прежнем месте бывало куда веселей: то посредь лета купола с башнями изойдут снегом. Тогда на Руси многие дивились, в Московию целое паломничество было, на снег поглядеть. Это потом, за сто лет до революции, хлебнули ядерной зимы, климат сломали на колено. А глубже глянуть – так не с того пошло. Сначала Пётр ёлочные пьянки ввёл, Наполеон довёл дело: девиц лёгкого поведения подкинул, чтоб было больше, чем в бочке огурцов. Раз люди не хотят уничтожать леса, мы вам морозов подкинем, как применим специальное оружие. А как печи научились ставить, так и лес под корень пошёл. Цензуру пришлось вводить, чтобы про оружие то ни в одном учебнике не сказали. Скупали тиражи, если кто посмел говорить то, что нельзя. Москву, правда, пришлось перенести на двести сорок вёрст южнее. Мор начался в тех местах, а нам надо показать русских живыми. И власть передавать в надёжные руки, внутри Садового Кольца. За ним – хоть трава не расти, но растёт, и люди чудесным образом выживают.

Стоп! Увлеклись, – учитель заглянул в глаза Горчицы. Дышать мы можем и без приказа сверху, но всё остальное – погоди.

– Тебя устраивает новое имя? 

– Надо привыкнуть.

– Ты привыкай, а я введу в курс дела. Непримиримая война с Лесом что-то затянулась, и конца ей не видать. Технику закупаем за границей – чтоб рвать с корнями, на месте от сучьев избавляться, ошкуривать, Лес новые формы сопротивления находит. Прыгуны – это первые ласточки, Лес лесорубов обращать научился… лучше не упоминать, до каких видов и форм. Ещё Владимир Ильич простирал в будущее взгляды и ратовал за явление, как украшенье глазу, но никак повелителя планеты. Речь идёт о нашем выживании, а Лес первым объявил нам войну. Попробуй лет на десять оставить город, и ты его не узнаешь. Крапива в небесах. Поэтому, если мы где-то отступаем, то накапливаем силы и снова идём в бой, за наши территории. Вот смотри сам: Управление Лес отбил. Мы сейчас группировку создали, кое-что изобрели. И генерал Морков… увы, я не должен вслух имя это произносить, но ты практикант, ты просто помни: для всех остальных он просто генерал. Об этой вещи никто не должен знать, кроме тебя. А я помню, как он, полковником ещё, не давал мне проходу: давай, пиши график, когда кому в генералах отметиться. Пошёл ему навстречу, придумал барабан. Ну… ты постепенно войдёшь в курс, а вот познакомить с ним – моя первоочередная задача. – Перец подсунул пятый стакан чая, собирался эксперимент довести до логического завершения.

Горчица выдул, не глядя, взглядом показал на хозяйский стакан. Теперь твоя очередь.

Понимая, что ввязался в неравный бой, Перец пригубил стакан. Специалисты утверждали, что после специального кефира никто не сможет составить конкуренцию. Ошиблись, в очередной раз. Где взять других? Их тоже готовить надо, а готовых поменять.

Насилуя себя, Перец перевёл разговор.

– Кроме тебя, этого никто больше не должен знать. Что такое мавзолей? На самом деле, это Машина Времени. Со времён Мовосола, технологии в этом направлении не получили существенных дотаций, всё осталось на прежнем уровне. Ты вот в шахматы играешь, а Машина Времени – игра посерьёзней. Как было дело, изволь выслушать и запомнить. Выбор кандидата для путешествия – задача не из простых. Почему доверили Владимиру Ильичу? Он в шахматы всех клал на лопатки, ему сделали укол и ввели в летаргический сон. К огромному разочарованию членов партии, он ожил через час после помещения в мавзолей. И ладно бы, попросил чаю… Секретарь все слова зафиксировал, четыреста страниц рукописи ушло под гриф «Совершенно секретно». Конечно, боялись, чтобы он прошлое с будущим не попутал, но всё вышло, как надо. В итоге – партия узнаёт, что её власти придёт конец через восемьдесят лет. Народ будет ненавидеть всех, кто придёт после Сталина. Хотя и великому достанется от пятой колонны, но потом имя отмоют, чтобы ещё дважды растоптать.

Половина стакана ушла на лекцию, ещё столько же цеплялось за стенки, и набегали сравнения с товарными составами, снующими по необъятной России. Глаза на лоб не вылезли, найдутся силы?

Перец с ненавистью воззрился на остатки чая. Горчица гипнотизировал персональный мочевой пузырь и молил: только не сейчас! Я должен победить.

– И вот Ильич поднялся с ложа, осмотрел его, ощупал. Соломки надо добавить, я в следующий раз дальше загляну. После 2025-го мы государство не узнаем. То всё создавали, тужились, а там всё само в руки придёт. И поедут наши граждане по всему миру – на пароходах и самолётах, все полезут в друзья. И они, настоящие, – это те бывшие колонии, что доит сегодня Европа. Жить за чужой счёт – это в крови, и только революция гарантирует подлинную свободу, пусть еврейским кланам такой итог не по нраву. Русский три века вкалывал на них, а ныне неожиданно поумнел.  И сговорились Ильича отправить в будущее повторно, с врачами консультировались: у нас есть час, можно сделать тело непригодным для возвращения?

Еврей еврея хорошо понимает, вкололи яд. Ильич вроде покружил вокруг тела, да и плюнул – дурачьё! Я знаю дорогу ко всеобщему процветанию. Пусть же мой секретарь хоть будет готов, я надиктую полсотни книг, буду приходить во снах.

С тех времён больше никто не рисковал повторить поход в будущее, пока обстановка в мире снова не взяла за горло. Мы тщательно подбирали кандидатуру, и она…

Горчица опередил:

– Алевтина? Наша Алевтина?

Хозяин кабинета набрал остатки чая в рот и пытался проглотить. Над Кремлём не летают самолёты, а то пригодились бы.  Какой  гружёный бомбардировщик, с искажённой целью, с ошибочной наводкой, с опережением установленных задержек. Тут бы одна вибрация стёкол помогла, да не судьба.

Перец рванул из кабинета, забыв, что в комнате отдыха есть все условия. В чём лично убедился Горчица, застёгивая ширинку. Вернулся к окну, взял в руки знаменитые кремлёвские узлы, идущие по всей ширине штор, их ещё кисточками называют. Помял кисточки – проявил волю: с детства мечтал остаться один на один с такими шторами. Мечты сбываются иногда, в ответ – жди приключений.

Денёк не назовёшь лёгким, и то, что ему не предложили хорошего коньяка – вопрос времени. Учитель теперь просто обязан обнаружить заначку… Есть ли у него семья, интересно. Скорей всего, не должно. Сидеть пауком над всем Советским Союзом, потрошить шпионов, своих разведчиков отправлять на задания, да ещё с Лесом воевать. Семьи нет, не хватит тебя на всё, однозначно. В противном случае, потеряешь половину Союза. Мы и так на грани созревания суверенитетов. Все хотят денег, работать некому. Грузия села за баранку такси, Армения подмяла цветы, Узбекистан арбузы. Кто картошку, кто шпроты – а у державы ножки дрожат, вот-вот рассыплется. И это – мы ещё не начинали.


Вернулся Перец, полез за коньяком. Проигрывать тоже нужно уметь. И пить молча – признак самодостаточности.

Коньяк был настолько хорош, что Горчица развернул наклейкой к себе, губами пошевелил, запоминая. Сквозь паузу, дважды отзвучали напольные часы, отмечая каждую четверть.

– Ты первый из моих практикантов, кого я угощаю коньяком.

Горчица нахмурился. Показалось, в этом кабинете, эта фраза звучала и раньше.

– И что ты прочёл на наклейке?

– То, что второй такой бутылки в СССР не найти.

– Верно. Для этого нужно стать членом зарубежного клуба, и наш агент успешно внедрился.

– И медаль «За храбрость»…

– Не угадал. Звание народного артиста.

– До чего сложно устроен этот мир, – посетовал Горчица.

Перец воткнул нос в рюмку и не выходил. Вдыхая ароматы чужих виноградников, так просто предавать родное. Ощутив, что находится на грани предательства, Перец выдохнул, из стола достал кусочек хлеба, профильтровал рецепторы через надёжный фильтр. Понятно, что лучше способа вернуть доверие Родины никто не придумал, Родина слышит, Родина знает…

Прорвало:

– Чудесный голос, низкие басы, не заявленные в репертуаре. Разведка только доносит об обнаружении новой шахты у противника, и наша звезда отправляется на гастроли. Главное – не дальше километра от шахты. Заштатный городишко не понимает, чем обязан, но на концерт идут, апеллируя к провиденью: что русские у нас забыли? Это как-то связано с работами военных, имевших место у нас, на прошлой неделе? Одно из двух: либо это чистая случайность, либо русская разведка на пике активности.

Звезда едет с гастролями дальше, к двум другим объектам, а здесь происходит землетрясение, а шахта приходит в негодность... – Учитель налил по второй рюмке, на сей раз не рисковал носом. – Однажды и я побывал на её концерте. Чуть не женился.

– На ней?

– Не-ет, на гардеробщице. Наша звезда навела на меня такую тоску, что я осознал себя прижатым к стенке: женись сей же час, или умрёшь. И эта дама, примерно в моих годах, так приветливо подала мои пальто и шляпу, что я сделал предложение, не отходя. Прекрасно понимаю, что это звучит дико, но нас разделяют с тем эпизодом многие дни и недели. А каким образом связаны две знакомые нам женщины, вы сейчас поймёте. Кроме того, что у них разные фамилии, имена и отчества, так они ещё и сёстры. Алевтинами представляются, когда выходят на задание.  И тут мы заметили очень странно явление. Когда иностранцы пытаются повторить имя, с ними происходит подмена. Агент сопровождения докладывает, бедняга настолько ошарашен произношением, что готов вытряхнуть кошелёк и забыть о моменте.  Жертвы добровольно идут, как мухи на мёд, и, бывало не раз, дива возвращалась на Родину, изрядно подкосив тамошнюю банковскую систему; у них закипает инфляция, биржи лопают, кредиторы разоряются. А наша героиня сдаёт валюту в банк, и мы сразу поднимаемся с колен. Родина дышит, Родина знает, кто ей долги, между дел, закрывает.


День близился к вечеру, Кремль кутался в пальтишко проверенное; местный туман на четыре градуса теплее отпускаемых населению. После дождя пахло архивными документами и воспоминаниями о беЗшабашной юности. Две бутылки скучали под столом, в ожидании, когда присоединится третья.

Горчица перевернул рюмку вверх дном, вспомнив о пыли. Она же, зараза, кругом носится, кружит, так и норовит в рюмке дно закрыть, объём уменьшить.

– Так ещё по рюмке? – Перец на глаз высчитал порции, едва по двадцать граммов набегало. – Ты пас?

Практикант подул на рюмку. Она совершила кувырок, каким образом это ей удалось, будем думать завтра, пока же надо принимать данность и не промахнуться.

– Ты наливай, пора кое-чему научиться.

Горчица как-то задумался, пошевелил губами. Затем схватил бутылку и налил. Обе рюмки полнёхоньки, даже зависть берёт.

Перец не поленился, привстал на колено, установил глаз по уровню. Поровну разделил, гадёныш, придраться не выходит.

– Как тебе удалось из сорока граммов сделать сотню?

– Погода помогла. Я слышал затылком взгляд Иосифа Виссарионовича, полагаю, с его подачи приросло.

– Так это, ты вроде не из наших?

– Кровь иногда полезно смешать со свежей. По комсомольской путёвке, направлен для укрепления органов. – Горчица испугался, что ляпнул лишнее. Расстрел или простят на первый раз?

Перец то ли пропустил мимо ушей, то ли вспомнил, что давно собирался сходить в кино.

Подошёл, взял под руку и повёл к дверям.

Приехали, смекнул Горчица.

Нет, спустились в фойе, вышли на крыльцо. Днём не так видно, как в сумерках: новую кинокомедию крутили в кинотеатре. «Кавказская пленница» – мигают лампочки, народ валом валит. Кажется, с билетами будут проблемы, – практикант взглядом поискал забор, который предстоит перемахнуть. И ещё подумал: «Кавказскую пленницу» в Управлении не скоро показали бы, с опозданием на год или два. Разные временные шкалы, для разницы в физических цифрах, это тоже какой-то эксперимент с удержанием глаз. Скажем, если вы посмотрите кинокомедию на два года позже, чем остальные, производственные показатели упадут или поднимутся?

К счастью, забор брать штурмом не пришлось. В этом же здании, протиснулись в каморку охранника, который смотрел «Кавказскую пленницу», без отрыва от производства.

– Поставь сначала, и иди, погуляй.

Горчица ахнул: такое устройство он видел впервые. На диске цвета радуги, диаметром около десяти сантиметров, был записан целый фильм! И экран не очень походил на лучшие в СССР телевизоры. Диск крутился – фильм шёл на экране. Вот это техника, хотел бы – не придумал.

Ну, Никулина с Вициным кто не знает? – Горчица приготовился к приятному просмотру.

                *  *  *

Что касается офицерского братства, то и тут свои тонкости всегда, независимо от рода войск. Стоило определиться, что командующий пропал… сгинул в мгновенье ока, офицеры слегка отступили. Вдруг объявится? Полчаса выждали, стали покрикивать, никто не отзывается. А как повалил туман, так ещё отступили, до трассы. Тут кто-то припомнил, что генерал с кашеваром о чём-то говорил. Нашли – выяснили, что жена просила хлеба. Ещё раз собрались порешать, что делать. Танкисты подтвердили, велел отступить, стало быть, и думать нечего. Полковник Новосельцев принял командование на себя, проявил смекалку. Кто-то вскользь напомнил, что у командующего жена знойная, та ещё штучка. Недолго  думая, прихватил кашевара с буханкой, заехал для разговора с вдовой. Понятное дело, мы надежды не теряем, может, ещё объявится:

– Знаете, Елена Викторовна, мы там столько техники потеряли, что говорить о человеке? Вот, он просил передать. И медаль пока эту оставляем. Приказ ещё не подписан, но пусть хоть она вас согреет.

– Я не останусь в этом доме одна, я боюсь!
Новосельцев кивнул кашевару – остаёшься. Тот осмотрелся, сразу примерил домашние тапочки и стал вживаться в положение. Закрыл за полковником двери, пошёл в ванную. Тем временем Елена Викторовна приготовила ужин. Это в крови: мужчина в доме – ужин на стол. И пусть до утра больше никто не звонит, не приходит. Комплект наблюдается, нам лишнего не надо.
 
                *  *  *

Во время завтрака братья ели без аппетита. Напротив, за шестым столиком, сидел тот самый «Тонна-сто» и азбукой морзе пытался что-то сообщить.

Они его поймали на выходе: сегодня встал не с той ноги?

– Эвакуация! Ослепли, что ли? – Бывший водитель «Белаза» проводил к окну. Снова весь двор забит автобусами, военные по периметру, мышь не проскочит.

– Выходит, Лес потерпел поражение?

– Интуиция подсказывает, ОНИ договорились. Управление возведут на старом месте, с небольшими улучшениями.

– Так интуиция или что-то другое?

– Всё вместе!


И покатили в обратную сторону, и куда подевалось то настроение, с каким ехали оттуда?

– У меня появилось сравнение. Враг взял в кольцо крепость, а нас везут, чтобы пополнить ряды защитников. И слово такое пришло на ум: до-го-вор-няк.  Обе стороны не отказываются от борьбы, но охотно демонстрируют для посторонних глаз. Как будто за спектакль получают деньги.

Борис подпёр кулаком подбородок, глядя в окно, сказал:

– Очень похожие мысли и меня посещают. Пленники чужого эксперимента. Пусть бы других набрали, мы уже и так…

– Надо этих добить, других наберут потом. – Аркадий сорвался с места, заметив стюардессу. – Нам две порции коньяку, пожалуйста.

– Вернитесь на место, сейчас принесу.

Народ в автобусе ахнул:

– А что, можно? Тогда и нам! Может, в последний раз выпало, пусть будет, что вспомнить.

Эх, гулять – так гулять! – Аркаша выпросил бутерброды с икрой. Ну, всё сегодня получалось, хоть кликни из морских вод эту, которая умеет…

Автобусы сошли с трассы. Здание Управления почти не отличалось от старого проекта. Одна мысль согревала: ну, не могут строители повторить проект до мелочей, это не копирка.

Лаборанты высыпали из автобусов, построились вдоль дороги, лицом к главному входу. И, глядя на эти вихляющие ряды, так и хотелось крикнуть: а мы-то вон какая сила! Всё, что партия позволит, мы непременно… микрофон убрали? Суки! Ещё поглядим, кто кого.

Видимо, для осознания момента, для всеобщего обозрения прикатил фургон с прозрачной плёнкой, рабочие выгрузили хрустальный гроб, и желание убедиться, в нём ли наша дорогая Алевтина, было естественным вполне. Она, в том самом наряде: тёмно-синяя часть костюма, где талия и бёдра, верхняя часть алая, с приличным декольте. Спящая красавица наяву, не на сцене.

Убедившись, что Домарощинера не восстановили, над рядами пронёсся вздох облегчения. И совсем уже не к месту, неизвестный смельчак брякнул: «А я бы её натянул, не вынимая».

Что он хотел сказать, армия лаборантов задалась первым производственным вопросом, помалу втягиваясь в трудовые достижения. Из новых лиц коллективу был представлен руководитель мутной службы Эмбритоль Пурнаедов. Ответственный за все дела, после директора… а ведь директор оставляет после себя много чего, помним.

Непростительно молод, живчик и, видимо, из тех, кто готов ходить по головам. Представлявшее лицо тоже было известно понаслышке, что есть какой-то гусь, мелькающий тут и там, и потом премии не увидишь. Видимо, не справляется, в помощь ему назначили эмбриона, – хочешь, не хочешь, а кличку товарищ получил готовую, и голову ломать не надо.

Броневик доставил Тузика. В прошлый раз, именно на броневике, прибывал старый директор. Прогнозы сбывались нешуточные. Аркадий шепнул брату:

– Есть желание почитать?

– То, что на двери нашей лаборатории прибито?

– Уже не нашей.


Краткая донельзя речь, из уст директора шестого этажа, который так и не достроили, пришлась по вкусу ногам:

– Мы всё-таки достроим этаж, прошу поучаствовать. А теперь по местам!

Коллектив дружно втянулся в фойе, к обновлённой доске объявлений. Кому куда – расписано до мельчайших подробностей. Аркадию следовало топать в гараж, принимать машину. Графа направления для Бориса пустовала. Фамилию тоже забыли вписать, ограничились ИО. Подразумевалось следующее: ко дню заезда у трудящихся не должно быть претензий, шумовка снимет лишнее в кипящей кастрюле.

– Борис! – В гуле голосов почудился родной голос. Сам комендант, с улыбкой до ушей и с протянутой рукой, шагал навстречу. – Чуть нашёл! Поскольку для тебя нет настоящей должности, и по профилю, и по опыту, я просил руководство отдать тебя на денёк. Будем распределять места в общежитии. – Подмигнув, комендант дал понять, что ты сам выберешь номер, где захочешь. В подтверждение слов, указал на кучу чемоданов, сумок и рюкзаков. Это всё следовало доставить в общежитие.

– Это всё? – уточнил Борис.

– Есть экземпляры, которые отправятся своим ходом. Остальное придётся на себе.
Аркадий попрощался с братом, как на фронт провожал:

– Смотри там, под пули не особо. У меня на тебя есть планы.

Братья расстались за воротами. Аркадий потянул в сторону гаража, Борис, нагруженный под завязку, шёл следом за самоходным чемоданом. Наниматель тоже упирался, сумок двадцать вёз на тележке, и рейсов пять придётся делать.

Погода обещала. Лес привычно посматривал на суету и копил терпения. Самоходный штук сдох на полдороге, батарейки сели. Комендант нашёл в одной из сумок комплект новых, зарядил в чемодан, в сумку вернул отработавшие. Жизнь продолжалась.
Краем глаза Борис отметил, что коттеджный посёлок не совсем тот. Только фасады, остальных стен не довезли. Всему свой час, в прошлый раз так и было.

В фонтане тоже не замечено воды. Зато легче убедиться, что в нём не прячутся двойники Домарощинера. Может, они с перелётными птицами появляются? Икра на лапах гусей так и путешествует на север, старый механизм распространения видов, и ведь никто не просит: всё сами, сами.

Судя по резким порывам ветра, у общежития есть четыре основных угла, с малыми архитектурными изысками по фасаду. Единственное отличие от прежнего – наличие шестого этажа. Эк, нашего полку прибыло. А это новые лаборатории, новые направления не только в науке. Женщин прибавилось процентов на двадцать, и это порадует некоторых. Кто ещё так о брате позаботится? Теперь можно и себе присмотреть зазнобу.

До обеда успели сделать три рейса, воду в фонтан дали, солнышко основательно пригрело. Зашли в тень, комендант налил рюмочку настойки.

– Заслужил! На здоровье.

– Сколько у тебя детей?

– Девять, сколько и было.

Значит, что-то с памятью моей стало, подумал Борис.

– И какой этаж выберешь для себя с братом?

– Двухкомнатные номера есть?

– Есть одна, да её моя жена заняла.

– А говорил – любую.

– Могу вместе с женой отдать.

– Как же сам, без…

– В отделе кадров записан: семейное положение – холост. Зачем мне что-то выдумывать?

Выпили ещё по одной, помощник задумал прояснить кое-что (этих кое-что будет – мама не горюй).

– Всюду наблюдаю неточности, кроме Управления. Там вроде постарались на совесть.

– Ты не был в тылу. Дуб там преогромный вымахал, как я знаю, семь раз пытались убрать. Пила, динамит, бульдозер – только тратим топливо, а толку никакого.

– Ну, и пусть растёт себе, кому мешает?

Комендант покачал головой.

– Наивен ты, или прикидываешься. Дуб тот в окна глазеет, что у нас и как. Это же вражеские глаза и уши. Кажется, Лес настоял на этом пункте, перед подписанием перемирия.

– Не промах.

– Так, а я о чём?

На стене Борис обнаружил надпись карандашом, сделанную под углом и наспех: «быпомель». Опыт подсказывал, что всякая надпись появляется не случайно. Вселенная не стоит на месте, идут незримые процессы, и человечество делается мудрее… Не все, некоторые.

– «Быпомель», – повторил он вслух.

– Ты умеешь уговаривать, – неожиданно заявил комендант, как кто за язык потянул. – Есть двухкомнатный номер. Ленинская комната. Мы её с тобой перенесём на шестой этаж, её всё равно никто не посещает, кроме комиссий.

– Хорошо, не мавзолей. – Боря стал прикидывать в уме: это выигрышное дело или ухудшает положение? Стены пропитаны изысками партийной цензуры, повторы неизбежны, а такой концентрат может сказаться на самочувствии.

Собеседник неожиданно прислонился к стене, вроде как настойка добилась результата.

– Нет, ты не подумай, что я задвигаю отстранённые теории. Всякое действие имеет последствия. Если реки перекрыли плотинами, то рыба не может попасть на родину, где вылупилась из икры. Казалось бы, рыба: что она может? Отомстить человеку за ухудшение условий – никак. На берег сама не выйдет, не возьмётся за оружие, хотя я, на её месте, уже б открыл стрельбу. Вред природе причиняет не сам человек, а его руководство. Они разве не знают, что планета изредка совершает кувырок? Как выкачают нефть, центры тяжести смещаются, и уходит с поверхности очередная цивилизация. А это работа будущим археологам, которые будут ломать головы, строить версии: чего ж им не жилось-то?

Помощник проглотил язык, задумался над этими словами.

И снова комендант ударом прислонился к стене, ошарашено огляделся по сторонам.

– Ой, а что случилось?

– Как ты себя чувствуешь? Порядок?

Комендант увидел бывшую жену с выводком, они проследовали на общую кухню.

– Кажется, я сболтнул лишнего. Забудь. Пойду просить прощения. Одинокая женщина, с девятью погодками… А ты продолжи моё дело, если меня не хватит.

Провожая глазами отца семейства, Борис увидел несколько незавершённых дел. Девять детей не предел, у предков и поболе рожали, и чемоданы чужие не таскали.

А словечко-то работает! «Быпомель», надо бы записать, поскольку ни простокваша, ни кефир не дают гарантий. – Хлопнул по груди, нащупал ручку с блокнотом. Раз решили поучаствовать в конкурсе, нужно иметь под руками постоянно.


С тележкой двигаться к Управлению то ещё удовольствие. Лист железа оторвался с одного края и гремит так, что вороны сменили место прописки. Вибрации металла напрямую передаются челюстям, за десять ходок можно и с зубами распрощаться.
Но фонтан порадовал. Пара гусей что-то подбросили в водоём, к осени надо будет удочку сочинить, из подручных средств. Что там можно найти в гараже для рыбалки?

                *  *  *
Аркаша тем временем обустраивался солидно. Из комнаты инженерного персонала Белаз был виден не полностью. У него не было иного выхода, как довернуть кабинет градусов на пять. Как только речь коснулась градусов, он догадался: Борису кто-то наливает.

Ладно, ещё не вечер. Главное – кладбище не восстановили. Несколько памятников в полном упадке, посторонний примет их за пни. От обелиска Кандиду не осталось и намёка, как самолично уничтожил. И я не прошёл бы мимо, если бы по мне такую штуку установили. Трудно представить такое: стоит прочный памятник, гарантирующий, что твоё тело надёжно погребено под ним, ты же не будешь улыбаться, каждое утро являясь в гараж. Хотя психологи рекомендуют улыбаться, чего бы это ни стоило. Ведут на расстрел – а ты не можешь отказаться от привычки.


Стена казалась прочной. Ломик нашёлся, колодки для упора. Рычаг был применён по всем правилам трёхметровой трубы. И окна кабинета… громко сказано, конечно, но вышли на новый путь, с перспективой на будущее.

Аркадия окликнули. Он положил у стены рычаг, со свойственной привычкой вытер руки о ветошь и оглянулся. В гости пожаловал сам «Тонна-сто», и по виду стало понятно: я в лабораторном деле абсолютный нуль, нужна помощь. И такая радость обуяла, что Аркаша хрюкнул, не скрывая удовольствия. Начальство не просто «может ошибаться», а, с-сука, дальше без продолжения.

Умом понимая, что не изучены все закоулки и места хранения в подведомственном учреждении, Аркаша протянул руку навстречу.

– Ты мне, я тебе?

– Именно так! Тупые улитки попались, не хотят подчиняться.

– Так проект вроде закрыли.

– Закрыли. От вас с братом.

– Тогда это меняет дело. Бросим пальцы, кому начинать?

Полное взаимопонимание. Выпало «Тонне-сто» выдавать местные тайны. Повёл по углам, показал схроны… Вермут, кагор и бутылка столичной.

– Удивлён? – Аркадий зафиксировал изменение формы и цвета глаз товарища.

– Не очень. При описи имущества, кто-то из ревизоров честно указал наличие. А система, которой поручено воспроизвести саму себя, полностью выдала количество в ассортименте. Это и тебе наука: чем больше вкладываешь на счёт, тем выше вероятность, что через месяц найдёшь.

Они уложились в час. В актах кто-то уже расписался за Аркадия, как его рукой, но это мелочи. Всё есть, на своих местах, кроме малой неточности. «Тонна-сто» всё-таки обнаружил:

– А что это кабинет сменил ориентацию?

– Автомобиль наш полностью не виден.

– И ты не нашёл ничего лучше, как лом взять в руки?

– Это не я. Это землетрясение. – Понимая, как ненадёжна его версия, новый водитель добавил: – Впервые наблюдаю землетрясение местного значения. Уже в метре от кабинета я не заметил какой бы то ни было вибрации. Тронулась не сама плита, а малый осколок. И сейсмические приборы вряд ли зафиксировали подвижку.

Бывший водитель что-то похожее слышал по радио, несколько слов точно. В этом порядке или в каком другом – поклясться не мог. Два стандартных стакана, отмытых до неузнаваемости, были наполнены кагором; водку следовало поберечь для более торжественного мероприятия.

– Например, скажут подать карету к подъезду, вот тут имеешь полное право. – Бывший совершил приглашающий жест рукой, с благодарностью окинул родные потолки.
– Ну-с, с возвращеньицем!

Очень довольный собой, «Тонна-сто» с нетерпением поглядывал на товарища, в прошлом – знаменитого лаборанта. Аркадий отлично понимал, куда приятель клонит.

– Теперь мы можем и в лабораторию. Одна загвоздка – кто меня пустит?
«Тонна-сто» улыбнулся с хитрецой.

– Я всё продумал, не дрейфь. Прикроем ворота – и пойдём.

– Ворота зачем двигать? Я же потом, в одиночку не открою.

– Агенты Леса могут войти и перевернуть Белаз. Будет ещё хуже.

– Уговорил! – Налегли снаружи, состыковали торцы ворот. Аркадий выдал: – В голове что-то не укладывается: Белаз могут перевернуть, а ворота не смогут открыть.

Шагали через бывшее кладбище, так будет короче, «Тонна-сто» размышлял над задачей – что ответить.

– Я точно не скажу, но это какой-то древний порядок. Если хозяин закрыл двери, то никто не имеет права лезть без спросу.

– А мы точно идём в нужную сторону? – Аркадий ориентировался по солнцу, хотя можно и по собственной тени.

– Увидишь! Через Дуб пойдём, никакая охрана не помешает.

По мере продвижения, Аркаша стал делать отметки на маршруте – веточки втыкал на поворотах тропы. И вот показалось Управление, вид с тыла. И тот самый Дуб, с оптическим обманом. Со стороны дороги он не виден, а отсюда здание почти не видно.

– Вот не надо было его бульдозером и динамитом, может, не стал бы таким густым.

– Согласен. Но когда мне принесли бумагу подписать…

– Нам ничего не приносили. Какую бумагу?

– Вот те раз! Мы не против сноса дуба. Руководство заранее обеспокоилось зелёными вопросами. Там табличка на нём: «Охраняется Советом ООН» прибита, сейчас сам увидишь.

Так оно и было: прямо на север, в лучших традициях Запада, на двенадцати языках – охраняется, твою мать, получишь по голове, если… «Тонна-сто» протянул полоску бинта – повяжи голову, а лучше челюсть, будто отваливается.

– А это зачем?

– Дуб обнаружит, что мы пострадали где-то в другом месте, поэтому проявит снисхождение.

– Ты откуда знаешь?

– Так я уже дважды сегодня попал под раздачу.

– Твоё место в лаборатории. Вот где ты должен находиться.

– А я боюсь их. Как кто-то крикнул – комиссия, я и дал тягу. Лучше осмотрю окрестности, на тот случай, если.

– Что «если»?

– Ну, мало ли… Ты лучше сюда смотри, запоминай на будущее. Как говорится, делай, как я. – «Тонна-сто» остановился под особо длинной веткой, с номером «5». Кто-то же успел провести инвентаризацию, взял на учёт.

– Твоя работа – цифры расставить?

– Я первым додумался. Ветка с номером три забросит тебя на третий этаж, это понятно или ещё объяснить, подробнее?

– И «пятёрка» доставит на пятый, – Аркаша сделал очень удивлённое лицо.

– Делаешь успехи. – «Тонна-сто» повернулся к ветке, произнёс мантру, найденную экспериментальным путём: – Не в службу, а в дружбу, веточка, забрось меня на пятый этаж!

Если делать, как он, после произнесения мантры надо повернуться спиной к ветке, затем лететь в нужном направлении, после хорошего пинка… Аркадий подошёл к делу помягче:

– Веточка, гибкая и самая красивая! Не в службу, а в дружбу, доставь меня на пятый, с максимальным комфортом.

Устный счёт оборвался на седьмой секунде. Удачно приземлились оба, без повреждений, на шестой этаж, где руководство в сборе, решает задачу, как заполучить хотя бы дюжину лаборантов. На складном столике план объекта, планы нижних этажей, с указанием, сколько людей в каждой лаборатории, у кого нерабочее настроение, кто запуган или голоден до чрезвычайности. Само собой, голодных не стоит брать в расчёт, выстраивать надежды. Звучали мнения, кто-то предложил закрыть курилки на этажах, а сюда вынести одну: пусть курят, с пользой для строительства.

Наши парни проскочили за спиной у совещавшихся, спустились на пятый. С замиранием сердца Аркаша вчитывался в надписи на дверях. Лабораторий стало на порядок больше – при сохранении площади здания в отвоёванных квадратных метрах. Невооружённым глазом вычислялась простая истина: по ширине комнаты одинаковы, в каждую спокойно поместится разложенная раскладушка. Если оборудование вынести на коридор, то поместятся две раскладушки, и тогда можно смело говорить о заметном улучшении условий труда.

Аркаша начинал волноваться. Его взгляд был устремлён в будущее, которое случится через минуту, когда остановятся у любимых дверей. Надпись осталась прежней, – понятно, руки не дошли, как они не ходят; ногами тоже сделаешь не много, разве сделать ноги… Сколько же в русском языке непонятного.

– Файл! – неожиданно произнёс «Тонна-сто», разглядывая записку, оставленную кем-то. Неуверенно развернул, прочёл вслух: «Сколько ни бегай, до тебя всё равно доберёмся. Члены комиссии».

– Угрожают, видишь?

Аркаша пальцем подогнал – открывай, мол, я не хочу оставлять отпечатков.
Вошли, и глазам предстала знакомая картина. «Тонна-сто» никак не мог перестроиться на новый лад, лаборатория больше напоминала автомастерскую. Здесь имелись запасные колёса от всего парка, начиная с велосипедных колёс и до броневика.

– Как тебе обстановка? – «Тонна-сто» ожидал похвал, не меньше.

– Сюда бы от Белаза запасное.

– Шутишь. Тут будет не повернуться.

– А где оборудование для эксперимента с улитками? –  вопрос остался без ответа, да и не нужен был ответ. В углу стояло всё оборудование, на каком они с братом добились огромных результатов. Вывод американских войск из Вьетнама о чём-то говорил. Об этом будут трубить ещё года три, но про синдром участника кровопролития ни одна газета не заикнётся, тема запретна.

– Что посоветуешь, дружище?

– Давай уберём колёса и установим наше оборудование. Улитки где?

– Сбежали. Я форточку на ночь не закрыл, они и… того.

– Погоди, мы ещё не заселялись в общежитие.

– Вот тебе и результат: оно ещё не случилось, но уже есть. Вот, из Вьетнама…

– Извини, это наши результаты. Твои где?

– Сейчас будут. – «Тонна-сто», со знанием дела, выкатил колёса на коридор, занял все просветы между дверьми, начиная от директорского кабинета. И вот на двух столах снова воцарилась нормальная обстановка, по которой соскучился не только Аркадий.

Он выглянул за окно. Две улитки устроились на стене, спасаясь от запаха резины, других скоростей и словесных оборотов.

– Идите сюда, маленькие, больше вас никто не будет обижать! – Очень бережно, с накопившимися за время разлуки нежностями, лаборант вернул подопытных в помещение, обронил через плечо: – Есть предложение. Возвращайся в гараж и действуй там от моего имени. Я буду действовать здесь, от твоего. И пусть начальство не догадывается о нашем решении.

«Тонна-сто» и не собирался возражать:

– Одна заковыка меня тревожит. Ты должен будешь за меня получать зарплату, а я за тебя. Вот как тут выкрутиться?

– Можно вместе ездить на биостанцию. Ты расписываешься за лаборанта, а сумму передаёшь мне. Я за водителя распишусь, и поступлю так же. И никто не узнает.

– А если купюры где-то зафиксированы? Мы же одних объяснительных до Нового года напишем, как Ленин выдал в пятидесяти томах.

– Прорвёмся! Ты только не участвуй в конкурсе рассказов, мы с братом собираемся победить. Кстати, куда поместили хрустальный гроб с Алевтиной?

– Что значит, куда? Она секретарь, и других приказов не издавали. В приёмной,
конечно.

Аркадий и смекнул: вот тебе и идея рассказа: Алевтина встаёт из гроба, подаёт чай и кофе, потом возвращается…

– Тогда кто обслуживает директора?

– Кому и положено. Не понимаю, ты задаёшь детские вопросы.

Пока вели беседу, лаборант запустил процесс. Перегородка и две особи сделали своё дело: эксперимент начался! После неожиданного отпуска, пересмотрев своё отношение к прошлым ошибкам, улитки наметили новые пути решения, и так хотелось бы глазком заглянуть в их планы. Они могут удивить. Куда, например, американцы сунутся? Где ждать ударную группировку авианосцев?

Не надеясь на подсказку, новый лаборант определил положение дел. На стене и в рулонах, помеченные грифом «Не очень секретно», имелись таблицы по разным тематикам. По климату, политической обстановке, о сменах руководителей, кто за кем, чемпионат по футболу и хоккею, видами на урожай.. И тут его глаз зацепился за шкалу, по которой шли улитки. В голове всё сложилось! Оказалось, ничего сложного: фиксируй время, расстояние и слушай последние новости. Когда уловишь связь трёх составляющих, то можно шкалу наложить на случившиеся моменты, взглядом продлить в день завтрашний, и тогда… тогда… – «Тонна-сто» отмахнулся от первого вывода, стал перепроверять позиции, пришёл к тому же итогу. И, впервые в своей жизни, осмелился дать прогноз:

– Завтра будет ливень. Не на материке, у нас. И затопит – смотри, тут в сантиметрах шкала, и затопит до половины колеса Белаза. А у нас лодок на всех не хватит. Надо мчать к директору и требовать, чтобы с Материка доставили, в кратчайший срок.

– Бежим!

Они выскочили в коридор, включили правый поворот… Благо, недалеко, наперегонки вцепились в ручку двери, открыли.

Там, за электрической машинкой, сидела Алевтина и печатала свежий приказ.

Они поддались безотчётному уважению перед чужим трудом, вернулись на коридор и, как члены местного профсоюза, постучались костяшками пальцев, трижды, как прописано в коллективном договоре. Минутку дали на принятие решения, вошли, готовые к любой неожиданности.

Хрустальный гроб покачивался на цепях, крепления уходили на шестой этаж, и там, возможно, кто-то страховал их от выпадения на пятый. Не задерживаясь, они проскользнули в кабинет директора. «Тонна-сто», с порога, брякнул: «Здорово, Тузик!»

Посетители выпали в осадок, ибо имели перед глазами шедевр монументального погружения в себя. Остывающий кофе в чашке не подавал сигналов, что горяч, минуты три назад. И это только начало.  Как вовремя они опоздали, иначе директор вынужден был бы предложить кофе. А Материк не очень-то раскошеливается на шалости, надо помнить.

Обратил на себя внимание портрет Брежнева, в окружении рабочих. Они ему показывали достижения, а он уводил их дальше: не надо, товарищи, останавливаться на достигнутом, я вам покажу… нет, не кузькину мать, я не такой… И портрет этот перемещался по стене, с каждым шагом вождя, и рабочие едва за ним поспевали.
Аркадий безотчётно следил за приближением портрета к окну. Портрет изогнулся и утёк наружу, не ведая препятствий. Если исходить из простых расчётов, то он завершит путешествие вокруг здания и к вечеру, если не раньше, войдёт в кабинет, с противоположной стороны окна.

Но мы же не портреты пришли смотреть!

Раз на слова бывшего коллеги Тузик не отзывался, это другой уровень отношений, тут надо подумать, как быть дальше.

– Придумал! – Аркадий приблизился на уважительное расстояние и изложил суть дела.
– С Материка нужно срочно привезти лодки и другие плавсредства. Завтра будет слишком поздно.

Директор всё слышал и понимал. Иначе здесь бы не сидел. Он запросто мог выставить из кабинета. Не выставил. Мог накричать – не накричал. Значит, работа пошла, они уйдут – он свяжется с Материком, и вам лучше не мешать.

Откланявшись, оба дунули в приёмную. Алевтина лежала с закрытыми глазами, гроб раскачивался в прежнем ритме, даже чуть прибавил.

– Качели, – выдвинул версию «Тонна-сто». –  А если я её поцелую?

– Я тебе поцелую! Нашёлся, умник. Или запамятовал: все вопросы решаются на профсоюзном собрании. Кого выберут, тот и поцелует. – Аркадий начал выходить из себя. – Мы тут прожили по соседству, и даже в мыслях себе не позволяли. А он пришёл – и сразу. Так дела не делаются, чтоб ты знал. Кодекс лаборанта изучи для начала, потом с поцелуями лезь.

«Тонна-сто» загрустил, хотя виду старался не подавать.

– Так на лежачей легче учиться целоваться.

– На танцы почаще заглядывай, там всему научишься.

– Вот, и не ходок я по танцам. Как увижу танцующих, у меня ноги колесом – и уехал. Потом три дня ищут. Нет-нет, только не танцы, я себе не враг.

В ту самую минуту где-то зазвенели серебряные колокольца. С ними стали происходить непонятные явления. Резко, внезапно, вдруг! У гроба со спящей красавицей хотелось стоять и стоять, любуясь профессиональным набором черт. Расстояние между глаз, длина носа, привлекательность губ, размер ушек, да и лоб с подбородком вызывали страшное желание впиться губами. Ещё немного, и они присосутся пьявками, а дальше будь, что будет. Просто удивительно, как Туз… то есть, директор каждое утро проходит… будет проходить мимо и бороться с искушением. Может, она его, с первого раза околдовала, и теперь сидит – пень пнём, без всякой надежды на избавление от чар. Его тоже должен кто-то поцеловать, чтобы вернуть в промышленное русло.

– Ущипни меня!

В такой торжественный момент просьба прозвучала отрезвляюще. Обменялись щипками, пришли малость в чувства.

– Ладно, вернёмся в лабораторию. Поглядим, что нам улитки предсказали нового.


«Тонна-сто» выглянул за двери, подал знак – можно. Он и возглавил экспедицию, поскольку их перемещение можно сравнить с пешей прогулкой по джунглям. Видимо, состав воздуха повлиял, – других объяснений не приплыло: колёса покрылись зарослями лиан, по полу ползли молодые побеги, цеплялись за выступы, пускали корни. Сколько видел глаз, все лаборатории были оплетены снаружи. Удалось ли кому эвакуироваться?

Тщательно высматривая место, куда поставить следующую ногу, они добрались до своей лаборатории и с немалым удивлением обнаружили, что лианы не осмелились проникнуть внутрь. Возможно, форма жизни что-то излучала. Если это любовь между разными полами, возникшая при наличии преграды, то чувства начинают брать верх, перелазить через этот проклятый забор, возведённый богами – сплошное удовольствие. Влюблённая пара, не сговариваясь, пришла к выводу, что это испытание полезней пройти до конца, а там посмотрим.


«Тонна-сто» только глянул на шкалу, перевёл взгляд на таблицы. Под шапкой «Грядущие события» попалась первой, и график подпрыгнул до строки «сроки выхода на пенсию».  Судя по концентрации стрелок и ярких намёков, в скором будущем вопрос поставят ребром. Очевидный вывод казался настолько фантастическим, что можно написать рассказ, – Аркадий уже имел одну идею в запасе, вот и вторая набежала.

– Смотри! – «Тонна-сто» взял в руку увеличительное стекло, чтобы не промахнуться.

– Да вижу, вижу! Не спугни. Сейчас мы все данные перепроверим, и тогда… Плюс восемь, один запоминаем. Корень квадратный на брудершафт, смешиваем в тесто, извлекаем, и что вышло?.. Дружище, давай без паники. Я просто закрою глаза, а ты озвучь полученный результат. Я просто не могу на это смотреть!

– Закрыл? – «Тонна-сто» уже и себе не верил, схватил листок с карандашом. – Записываю для себя сначала… Слушай, Аркан, у меня дрожат руки!

– Заканчивай поскорее. У меня глаза не подчиняются, хотят раньше меня увидеть.

– Минуту терпения. Всё, записал!!! И вот что у нас получилось… Четырнадцатого июня, две тысячи восемнадцатого, подписан указ об изменении сроков… Я боюсь говорить!

– Смелее!

– Изменены сроки выхода на пенсию. Мужчины – в шестьдесят пять, в шестьдесят три остальные.

Аркадий открыл лицо, устал ладонями удерживать органы зрения. Смотрел долго, слишком внимательно. На лбу появились робкие капельки пота.

– Где-то вкралась ошибка. Не может наша власть потребовать от народа вкалывать дольше, чем до шестидесяти.

Новый лаборант, не приученный к внутреннему порядку, мог себе позволить случайные высказывания, пока не проникся внутренней дисциплиной.

– Из сказанного, следует, что к власти придут не наши. Им-то как раз на руку поиздеваться над рабочим классом. Компартия не допустила бы… Сколько же она продержится у власти?

Цифры и другая таблица подтверждались и после трёх проверок. Партия падёт, а кто займёт её место? Люди с пятой графой в паспорте.

– А есть таблица, чтобы вычислить фамилии будущих лидеров? – «Тонна-сто» закипал от злости, до него только сейчас дошло, что улитки дают настолько точные прогнозы, что ЦРУ и прочие должны задуматься, как извести вид с поверхности Земли. – И вот что ещё. Я приложу все силы, чтобы вас вернуть в лабораторию. Ну, не моё это! Мне даже страшно подумать, что улитки напрогнозируют дальше. Умываю руки, и лучше в гараже, чем тут.   

Путём кропотливого анализа, который пришлось делать после «чепе», Аркаша положил рядом две таблицы. Вторая гарантировала чемпионаты по футболу и хоккею.

– Должен сказать, на моей памяти это первый случай, когда самец перелез через забор.

Пока они отсутствовали, ухажёр превзошёл самого себя и преграду. Обе улитки активно знакомились, своими антеннами исследовали друг друга на предмет похода в загс. Сползаем? – как бы спрашивал он. Юная, неопытная, она осторожничала: – Погоди, я ещё не всё ощупала, повернись ко мне вот этой частью… Да-да, не стесняйся, здесь все свои. Ну, не откушу же я такую красоту, в конце концов!
«Тонна-сто» наблюдал за любовными играми, между делом подумал: а без танцев здесь можно подобрать царицу сердца? Годы бегут, и никакой отдушины.

– «Тонна-сто», ты им сочувствуешь? 

– Завидую.



Глава пятая.

Кандид

Облюбовав тропинку, Авана семенила прекрасными ножками, тростинкой рвала паутину, если уж совсем не пройти. Ей нравилось положение женщины, у которой появился постоянный муж. Хоть на других планетах такого не наблюдается, но ей пока не надоело. Кандид столько лет копил ласку, столько лет, – бывшая и части не захватила. Его для меня берегли, хозяйки постарались на славу.

Перепрыгнула через пенёк, она угадала опасность.

– Это же дерево, смотри! А я подумал, пень.

Она бросилась к нему в объятия, шепча: «Спрячь меня!»

Прижал к себе, наслаждаясь и насторожась. Включил все чувства на полную, чуть погодя, уловил направление, откуда истекает угроза. Там! – прокрутил в голове план местности.

– Там деревня. Чего ты испу… чужие, теперь я ясно слышу. Они пришли и общаются знаками. Это десант. Что им нужно?

Тропа брызнула на полянку, с краю, на скамеечке, отдыхала одна из хозяек. Заметив пару, она издали предупредила:

– Моя скамейка, не ваша.

– А мы не теряли. Сиди, бабушка, мы идём дальше.

– А вот дальше не советую. Думаешь, зря я сюда пришла? Наши все вышли на тропки, чтобы заворачивать своих.

– Что случилось, почему военные?

Старушка прикинула свои виды, рукой указала – садись рядом, и подвинулась.

– Меня сочли выжившей из ума, потому не слышат. А я предупреждала: не нужен нам генерал! Материк, под эту марку, сможет спокойно войска ввести. Поиски генерала – сами дали повод.

– И много их?

– Делать больше нечего, как считать. Довольно знать, что не упустили случай.

– А наши? – Кандид усадил жену, сам сел посередине.

– Не хотят отдавать. Кому-то приглянулся, они его правдой накачивают, открывают глаза. Я только оттуда. Большинство баб считает, если забрать генерала, армия нас больше не потревожит.

– Тяжёлый случай. Скажи, с кем надо поговорить, я втолкую.

– Не надо. Пусть хлебнут горя, тогда до самих дойдёт.

Кандид хлебнул кваску из фляги, прямо из рук жены.

– Деревенским удалось уйти?

– Двоих успели схватить, держат для своих целей. Стерегут, даже не старайся. Чу! – бабка сделала предостерегающий знак. Кто-то плакал, и звук приближался. Вскоре на полянку выкатил отпрыск, из семейства рукожопов. – Никак заблудился? – Мамаша подпрыгнула, стала слёзы утирать фартуком, обратной стороной.

Рукожоп икал, при незнакомцах решил не распускать нюни.

– Где все? – спросил он.

– Ушли на ту сторону. Там солдаты.

– Я их побью, потом запутаю!

– Мал ты ещё. – Мамашка нашла у себя корешок, сунула в ручки. – Весь не ешь, оставь для запаха. А он приведёт домой.

– Я уже два дня не был дома. А зачем солдаты? Нам обещали мир на три года.

– Генерал у них потерялся, теперь ищут.

Малыш вытащил из травы корень, согнул из него стульчик, приударил ладошкой.

– Держи меня! Скоро уйду. – Зубками впился в корень, тот и пустил сок. Напихал полные щёки, краешек оставил, показал бабусе. – Вот, сколько оставил. Теперь найду. Я пошёл, ладно?

– Ступай, теряха. Будь повнимательнее в другой раз.


Малыш подогнул ножки и покатил по тропке в обратную сторону. Лесной птах увязался следом, взял дело на контроль.  Авана обрадовалась, что малыш научился определять направление, слушается мамок, ещё больше обрадовалась, как муж обнял и прижал к себе покрепче.

– Пойдём? Чуть посидели – и пора. Ты остаёшься, мать?   

– Посижу. Может, ещё кого принесёт.


Раз солдаты рядом, лучше ему идти первым. Она охотно уступила его желанию быть главным. Мужчины – это большие дети, дай им ласку – они мир перевернут.

Далеко справа прозвучал выстрел. Наверное, мертвяки пошли тревожить, чтобы не сомневались, кто здесь хозяин.

– И чего они лезут повторно? Или кефир на память влияет? – Авана цокнула языком, знак подала. Кандид развернулся и понял, чего ей захотелось. Поперёк тропы провисла тонкая ветка, прямо как лиана. Это стало любимым занятием – колдовать с собственным весом. То травинку заметит – хочу по ней пройти.

Он подал руку, она ухватилась за большой палец и выдохнула: «Виви-ха, виви-ха», и пробежала ножками по ветке, как белка. Ветка даже не шелохнулась. Подумаешь, села стрекоза. А то, бывает, камень разгадает: он караулит, как на него наступят, и тогда сам, из-под ноги вырвется и упадёт в трёх шагах. Поднимешь такой, начинаешь пытать его, постукивать, – признаков жизни не подаёт.

Снова выстрел прокатил по верхам, деревья верхушками повернулись, как голова на шее. Надо бы взять левее и прибавить шагу.

– Хочешь в деревню? – Авана сделала удивлённые глаза.

– Одним глазом посмотрим. Может, нашим помощь дать.

Она просчитала свои настроения, согласилась:

– Только не рисковать.


Тропка раздалась вширь, стала глубже и твёрже. Запах дыма, картошки и жареных яиц щекотал ноздри. До обеда ещё далеко, просто кто-то нервничает, кормит страх. Осталось перейти ручей, и там уже будут дома.

– По ручью, – шепнула она и пустилась первой. Студёная водица обожгла до самых колен, она показала, что намочишь брюки. Он закосал штанины, прикинул: неделю нет дождя, а воды прибыло. Местные считают, воды бегут по солнечным лучам, имеют другие свойства, но через час-два от обычной воды не отличить. Особенно на восходе солнца, в лучах имеется жизненная сила. И стоят они голышом, впитывают Силу.

Кандид дал себе слово – тоже попробовать, когда чужих глаз не будет поблизости. И всё не выходит рано подняться. Да и Лес – это миллион глаз.

Она подала знак – присели! Кустики хороши, так он ещё и ветви ракиты нагнул на себя. Сидят в шалаше, слышат разговор. К ручью приблизились трое, стали по очереди мыть котелки.

– В задницу!

– Эй, попридержи язык!

– Усрался мне этот генерал! У любовницы, небось, ночует, а мы ищи его тут.

– Мы на чужой территории. Заткнись, кабы чего не вышло.

– Вот всегда так: слова не скажи…

– Мы и так наделали шума. Помолчи лучше! – Следом в ручей кто-то рухнул, послышались грязные ругательства.

Авана заткнула уши. И тотчас в воде показалась полосатая змейка, она шла против течения, ещё чуть – и обнаружит голы ноги. Авана двумя руками сделала движения вверх, как бы вынимая мужа из воды. И он повис в воздухе, с ног стекали капли.

– А сама?

– Я не боюсь их слов.

Кандид запомнил. Уточнить можно и потом: ты хочешь сказать, грязные слова, сказанные у бегущей воды, порождают гадов?


Солдаты ушли, один излучал ненависть на весь мир, на этот день. Солнце спряталось за облака. Тоже не нравится, что творят эти.

Из деревни снова грянули выстрелы. Мертвяки решили достать своими талантами. Наводить ужас они умеют, если кто подключился к ним, парням не позавидуешь.

Змейка пропала из виду. Кандид дотянулся ногой до берега, заземлился. В воду больше не хотелось.

– Жди здесь, я пробегусь. – Он плавно отпустил ветви и решительно направился вдоль берега, ни одна ветка не хрустнула под его ногами.

Эти места он вроде помнил. Вереница пней создавала линию и чем-то напоминала противотанковые ежи, устроенные против пехоты. Десант не должен пересекать линию, его поджидают сюрпризы. А тропу набили деревенские, ничего придумывать не надо.
Каждая деревня ограждена с севера могучим кустарником, который отводит ветра и морозы. Снег в деревне большая редкость, как сигнал старикам: пора забор поправить. Дружно поднимаются, как потеплеет, и несут побеги тепляка. В деревнях побогаче, бывает, ещё и сеном перекрывают щели. Прекрасно обходятся без снега, босиком ходят до первых сосулек. А там и весна.

Подобравшись совсем близко, слившись с кустарником, Кандид прикинул, сколько новичков прислали. С новичками проще, – непуганый народ, заливай лапшу.

Где же наши? Держат в дома старосты, верней всего. И угораздило же пойматься! Золото вы там, что ли, прятали? Нет же ничего, что задержало бы.


С новичками пускают офицера. Всей правды не скажет, но научит реагировать, если что. С мертвяками уже познакомились, в предвкушении – кто ещё сунется.

А сами что-нибудь будете предпринимать? – Кандид попытался прощупать окрестности, жители не могли бросить дома солдатам. Запасы не тронут, а вот навредить… офицер научит, что и как. Семена в похлёбку забросить, бражку на постель разлить. Там той постели – три охапки травы, но всё равно, противно.

Мертвяки прошли парадом, по краю леса. На них внимания уже не обращали. Кто следующий? Соломонка, и даже не один. Дюжина соломенных ходоков вышла с южной стороны. Они кого-то прикрывали. Светлая голова с косичками, понятно. Обычно, с обручами выходят, если решатся.

Девочка скомандовала, соломонки расступились, и она крикнула: «Уходите! Это наша деревня!» Соломенные охранники тут же обступили и стали уводить. Если совсем туго, что-то угрожает, парламентёры прячутся в обручи. Каркас шара, внутри беглец, и обручи никто ни разу не догнал. По детям же не будут стрелять.

Один солдат ответил «есть», бросился следом, одному охраннику дал ногой под зад, второму. А третий приготовил сюрприз: внутри хранил железную плиту… Тот-то он и передвигался с усилием, чуть запаздывал.

Солдат взвыл, отплясал на здоровой ноге полечку, плюнул и направился к своим, прилично прихрамывая. Офицер что-то пометил в блокноте, вновь начал объяснять, показывал на руках и пальцах; знать, был участником прошлых столкновений, повысили в звании, скорей всего. Сколько всяких тут перебывало, уже не сочтёшь.

Кандид сосредоточился на охраннике. Пленники внутри, скорей всего, связаны. Староста мог и нож оставить, прикопал на линии порога, по уговору. Тогда не понятно, почему не бегут.

Только подумал – так Пруха с мальцом и рванули через щель под потолком, как команды ждали. Охранник пусть не сомневается: мимо него никто не проходил.   

Повернул Кандид обратно, к ручью. Авана улыбнулась, точно знала, что обошлось.
Перешли на ту сторону ручья, другая старушка повстречалась, с обрезком доски на плече. Лес ножки предоставит, да дощечку свою имей. По кивку поняла, побег состоялся; пойду, нашим скажу.

Солнышко снова выглянуло, как бы выведывая: всех освободили? Ну, и ладно.

Авана приплясывала, ухитряясь не уходить с тропы. Он шёл следом и оправдывался: да я не причём, сами справились. Она же, знай себе, напевает: мой герой, мой герой.

Военных они обнаружили за оврагом. Не сразу, – сам воздух был как бы пропитан крадущимися шагами, чуждым дыханием, тут и там примята трава, сломана ветка.
«Шабарду!» – она сказала только для его ушей. Кандид осмотрелся, разбирая окрест на сектора. Под ногами тоже ничего особенного. Чем ещё удивишь?

Когда Авана сочла, что приблизились на опасное расстояние, провела обряд уплощения, как потом оказалось, совсем простенький. Нужно всего лишь отругать трёхмерное изображение, и оно отказывается транслировать твой трёхмерный портрет и двухметровый рост. Поворачиваешься боком к наблюдателю, и он смотрит в торец страницы или куска стекла: что-то есть, но что, не понимает. Не стоит внимания, скажет себе, и мы тогда приравниваемся к штрихам местности… Авана пояснила своими словами, употребила новые слова, значения которых Кандид мог подбирать по смыслу, но больше мазал, чем попадал.

– Теперь можно идти смело?

– Одно условие: не становись между двух глазастых. Возможны искажения, а у трусливых есть привычка палить во всё, что непонятно. Если это люди.

– Я не слышал про роботов в форме пехоты.

– Это биороботы, лишённые человеческого начала. Всё человеческое, кроме теменной чакры. Остальные в зачаточном состоянии, их рост приостановили в детстве.



Впереди послышались чавкающие звуки. Авана повернулась боком и пошла переставлять ноги, как в детских играх. Кандид последовал примеру, почти сразу понял, что занятие не из простых. С непривычки, ноги быстро устали, зато они оказались на краю просеки, среди пехоты, человек под сорок. Парней отправили прочесать участок, и Лес их встретил. Обычный орешник видоизменился. Вместо листьев, ветви были украшены виноградными гроздьями. Кто-то попробовал, и не сдох на месте, значит, можно. Забросив стволы за спину, солдатики набивали животы по омерзения, а со стороны было отлично видно: одна задача успешно подменена другой.
Насытившись, бойцы совсем забыли про осторожность и повернули обратно. Вот порадуют командиров, так порадуют.

Пока Лес не вернул исходники, Кандид отведал винограда. Вполне себе, вкус необычный, чем-то напоминает халву.

– Попробуй и ты.

– А не боишься, что чуть погодя, желудок будет набит простыми листьями и взвоет?

– Мы же его обманем. Едим халву, мы же до сих пор его не обманывали. И Лес не видит съеденное, значит, и менять не станет. Может…

Авана протянула руку, сорвала гроздь. Да и по времени пора подкрепиться. Жевала и хотела заглянуть внутрь – не обращаются ли ягоды в листья, по пути продвижения.
Когда она поворачивалась боком, он еле угадывал её местоположение, пока не изменит угол. Он уже видел такое: кусок отполированной нержавейки корчит твою рожу во всех направлениях, стоит согнуть или выгнуть. С зеркалами вообще происходят странности: иногда пропадают люди. Вошли в «Комнату смеха» четверо, вышли трое, и не всегда вспоминают, что сколько заходило. Точно где-то сидят операторы и ловят ротозеев.

И снова послышалась стрельба, кто-то выпустил целый рожок. Вскоре показались те самые пехотинцы, с глазами, полными ужаса. Командиры не хотели таких принимать назад, поскольку подчинённые здорово изменились внешне. Тела покрыты веточками, на них листья. Кандид прикинул, как происходила встреча. Командир похвалил сначала, потом приказал удались маскировку. А она не снималась, – страшными болями отзывалось удаление каждой. И в части нельзя показывать: в Лес больше никого палками не загонишь, а приказ никто не отменит. Врага надо постоянно тревожить, за что, мол, вам деньги платят?

– Теперь они потеряются, потом организуют свою деревню.

– Наверное, так и будет. – Кандид следил, чтобы выдерживать угол плечом, пусть бегут, если пулю не поймают. Сам, между делом, ощупывал себя. Признаков появления веток не наблюдалось. А как здорово было на вершине горы, почти небожителями. Посиживаешь себе, поглядываешь сверху на суету обитателей, кому не пришла идея найти спасение на вершинах. Лес предоставит гор столько, сколько запросят. 

– Хочешь вернуться на гору? – Как она ловко реагирует на его мысли!

– Набегались вдоволь, не мешало бы устроить передышку.

– Пойдём! Я знаю тропу. – Протянула руку и повела за собой. По эту сторону портала предстоит многое изучить, а она знает и без обучения. Через каких-то двести шагов, гора открылась всем своим величием. Стали обходить да подыскивать путь наверх, но что-то капризничала гора, не очень-то и хотела.

Авана топнула ножкой. И там, где, казалось, подъём невозможен, образовалась щель.

– Умница. – Кандид коснулся попки, как бы приглашая идти первой. К своему удивлению обнаружил, что это уже не детская попка, а вполне себе… Даже полюбовался и немного позавидовал себе. Молодая женщина незаметно обратилась в женщину желанную, которая занимает в твоём сердце большую половину.


Кандид отдышался, стал осматривать новые владения. Четырёхкомнатная квартира по площади, никак не меньше, оказалась в их распоряжении. И привычный навес от непогоды, над ложем. Судя по объёму травы, здесь никто ещё не спал. Как зачарованный, Кандид потянулся под свод, предвкушая здоровый, полноценный сон.
«Перекусить чего-нибудь хочешь?» – Авана всем видом показывала, что готова сию минуту спуститься вниз и раздобыть для любимого мужчины всё, чего ни пожелает. «Потом, иди ко мне». Оба сердца набирали обороты, отсчитывали мгновения до момента, когда понадобится мощь всей кровеносной системы.

Её рука нашла в его доброй бороде травинку, с кисточкой семян на конце. Можно пощекотать, погулять ею по закрытым векам, носу, губам. За такое удовольствие ничего не жаль.

Он поймал её руку, стал целовать пальчики. Какая ты у меня сладкая, хрупкая. Пока не родила, этот мир целиком принадлежит нам. А после – придётся делить. Подвинут – и, чего доброго, скажут: этого мало.  Кандид на миг представил, как дети разгуливают по самому краю… О, нет, только не это. Придётся идти в деревню, там налаживать жизнь.

Придётся переждать здесь, пока внизу стреляют. Военные не упустили случай, бросают всё новые и новые силы. Кому-то кажется, что Лес у них на картах, все планы исполнимы, надо поднажать, действовать решительнее… Да, падают вертолёты, с самолётами вообще непонятно. Танки тонут, – ещё бы морской флот подключили, на всякий случай.


Кандид отмотал чуть назад, подумал, что в этом месте надо подправить кое-что.
Работа над ошибками, надо чуть вернуться и войти в струю; поток Времени его сразу не разглядел, и то можно поправить. Перед тем, как лечь, он прошёлся по краю площадки, определил продвижение групп. С запада и востока шли крупные силы, они могут встретиться и принять своих за врага. Лес может столкнуть, при желании, поредить горячие головы. Ну, если приказы не обсуждаются, лезь головой в печь. Генерал потом признает ошибки, потом.

Рукой прощупал ложе Кандид, распростёр уставшие члены. Жена тотчас забилась под руку, малым ребёнком скрутилась в комочек. Люби меня, и пусть этот день не заканчивается.

Снизу послышались очереди. Встретились-таки, при всей хвалёной технике. Как два полковника повели войска и решили выяснить, на чьей стороне удача. Потом с докладом к генералу: противник отступает, преследуем, сели на хвост.

Очереди, как настройка инструментов в оркестре, поначалу шли невпопад, затем наметился основной мотив, и обладатель музыкального слуха мог уловить ритм, согласовать ритм своих движений с предложенным.

Авана выдохнула: «Ты под эту музыку настроен?»

Ни в коем разе, это выглядит глупо, – Кандид притормозил, выждал, чтобы дирижёр потерял его. И тогда взял свой любимый мотив, горизонтальный танец повернул в обычное русло, и молодая жена обрадовалась, подхватила. Ария, романс, серенада, – программа первого отделения была исчерпана; притомились оба, и заснули, как убитые, раскинув руки.

Бой внизу тоже угас, под видом санитаров появились нелюди. Мастерам своего дела хватает полчаса на основные мероприятия. Разберут на запчасти убитых, строго по списку: какие органы имеют лучший спрос. Одного сердца не хватает для закрытия заказа – не беда. Один из раненых пойдёт в расход, а медалек наштамповано на сто лет вперёд. Так что, просто исполняй приказы, и награда будет отправлена по адресу.

Проваливаясь в сон, Кандид успел увидеть впечатления солдатика. Он уцелел, и теперь балансировал на грани паники и горьких слёз. Только пообедали, приняли таблетки силы. Смеялись и подкалывали друг друга. Теперь их нет, сержанта засасывает трясина, полный рот травы, слова не может сказать, но по глазам понятно: добей меня!

Палец перевёл фиксатор на одиночные выстрелы. Ещё часа два назад воин не готов был сделать этого, проси или не проси, а сейчас запросто, как прикурить сигарету.
Этот одиночный выстрел сообщил Кандиду, что точка поставлена. Все свободны. Другое подразделение вламывается в Лес и подбирает раненых. С нелюдями они разминулись минут на сорок, поэтому не знают о наличии ещё одной заинтересованной стороны. Своих вынести к машинам – будут медали, чем больше, тем лучше. Без вести пропали – командиры сочтут, будут уточнять и править списки, в ту или другую сторону. Спущены нормы, вот и постарайся уложиться; повышение в звании зависит и от правильно заполненного бланка. Всякая «родина» предпочитает получить назад свои трупы, и океаны не преграда, и флагов хватит для похорон. Живёте на одной планете – вот и подчиняйтесь единому правилу, а вопросы, типа «правильные эти правила», неуместны.

                *  *  *

Майор Мокрый собрал у подчинённых рапорты, карандашом вывел общие – частичные и невосполнимые потери. Сегодня что-то перекрыли норматив. Это говорит лишь о том, что противника застали врасплох, и он уже не выбирал средств для обороны. Уже хорошо, что врасплох. Значит, можно находить неожиданные ходы.

Всего полгода назад, полковник Мокрый точно так подавал сводки потерь, единственный раз, механически, не убрал в конце нолик. Нолик – он и в Африке почти. А если что и пристанет к человеку, то это надолго. Появилась в его речи присказка: ни кнута, ни пряника, так и шлёпает за ним, как шов на кителе. Младшие офицеры делали ставки, сколько раз за совещание Мокрый выдаст перл мудрости.

В ленинской комнате собрались командиры участвовавших подразделений, отвечали на несложные вопросы по очереди, тут же назначались чёрные посланники. Репетировали в присутствии Мокрого, перед отправкой к родителям погибших. Потом на поезда и самолёты, кому как повезёт. Эта машина действовала безотказно, шлифовалась и доводилась до звания народного артиста. Преподнести, посочувствовать, сказать речь над могилой, потом поднять рюмку (но можно и лучше это сделать в поезде, на обратном пути). Вся страна непуганых героев, и те, которые не в курсе, скоро распишутся в повестках.


До того, как Мокрый был разжалован до полковника, у него была семья, жена-красавица, двое детей, служебное авто. Желанный гость на юбилеях, множество полезных связей, пока завистники не рекомендовали отправить великого полководца в Лес. Кто шепнул, Мокрый так и не вызнал, хотя всюду есть свои глаза и уши. Кому-то дорогу перешёл, других объяснений не бывает. И первое время даже зарекомендовал. Бездари хотели выставить простаком, да не вышло. Мокрый заставил Лес присмотреться к своей персоне. Зауважал ли – дело третье, мы тут не в игрушки, знаете… Ни кнута, ни пряника!

Ночные облавы для Мокрого дело повседневное. Дневальных обучают свои: ты хоть дай знать! Кашлянуть – Мокрый даёт трое суток ареста, меня, дескать, не проведёшь. К ночной птице у майора много претензий: повадится сволочь, стучит в окно, когда он забегает в казарму, ни кнута, ни пряника: 

– Только пикни!

Дневальный – как скала, не шевельнётся, хотя по уставу должен. И крадётся Мокрый по доскам, которые не скрипят, входит в первое помещение. Вслушивается, чем солдат живёт во снах, с кем беседует, кого посылает. И нюх, как у собаки: летит сапог – он вовремя присядет. Раз двадцать в прошлом поднимал личный состав, приказывал обуться. Ещё ни разу не находил солдата в одном сапоге. О чём это говорит? Солдат современный далеко не дурачок подставляться. Скрытые резервы имеет и на такой случай.

А ещё Мокрый выяснил нехорошую закономерность. Солдаты притворяются спящими. Их как кто предупреждает о визите. Кроме жены никто не может знать; но она же не может звонить дневальным и предупреждать: мой пошёл в вашу сторону.

Или может? Они ей оплачивают сообщения, из своих копеек. А где ведомости, налоги? Это же прямое нарушение закона об обороте средств. Думай, майор, думай, не то до лейтенанта разжалуют.

Спят они! – Мокрый расхаживает вдоль рядов, иногда всматривается в лица. В ответ, иногда, он слышит посторонние запахи. Горох давали на ужин. Или пюре из очистков.
Пометит в блокноте несколько фамилий, назавтра же их переведут на дообучение. В условиях Леса нужно иметь дополнительные навыки, иначе список без вести пропавших будет увеличиваться. Хотя – он и так, и так… ни кнута, ни пряника.

– Что в первую очередь требуется от нашего солдата? – Мокрый обычно задаёт этот вопрос мальчишкам в форме и следит за реакцией.

– Не нарушать границу Соединённых Штатов!

Если слышит такой ответ, то начинает волноваться. Уже все знают, что он ждёт именно эти слова. Это плохо, не растём, не совершенствуемся.

– А будет приказ? – звучал дополнительный.

– Значит, будет! – не задумываясь, отвечал испытуемый.

– Лес знаешь, ходил в детстве?

Тут уже начинался неисчерпаемый список ответов, как сигнал тому, что ЭТИ запросто вынесут кое-кого из мавзолея. Потом всех генералов разжалуют в лейтенанты. Потом станут жить, как им вздумается, отключат радио и телевидение. И мы пропали… Профессиональной прослойке дармоедов придёт конец. Уже не попилишь бюджеты, не обнаружишь врага. Это сегодня газеты ищут и находят, а завтра всё может измениться, ни кнута, ни пряника. Так что, уже конец миру? Как бы не так! Мы ещё держим порох сухим, подыщем для слишком самостоятельных горячую точку на карте.


Умирал Ильич – завещал много горячих точек. Заварил кашу и сбежал: вы тут не очень-то. А мы к вам в гости, не серчайте. Лакомые кусочки для мировой революции, без срока годности. Мы всех этих поднимем на штыки, чтоб не звали. Всем оставаться на местах, возражения не принимаются. Одиночными, пли!

Но при свете дня тактику следует избрать другую. Перед вами совсем другой человек, вы ещё не поняли? Ночной демон при свете не показывает носа. 

– Рядовой Овчинников!

– Я!

– Почему по ночам в казарме летают сапоги?

– Не могу знать, товарищ майор! Я сплю в своих.

– Нарушаем?

– Заглядываем вперёд. Приснилось раз, улетели сапоги на Луну. Так утром пришлось из гранатомёта палить. Вернули.

– Мать просила форму занести, она стирку затевает.

– Будь сделан, товар-майор!


Хороший сын растёт у Клавы. Может, второго заделать? Но служба, конечно, в первую очередь. Клава иногда звонит дневальным, интересуется, в части ли муж. А где ещё? Про учения предупреждается за три дня, у нас друг от друга секретов нету. Что ещё нужно женщине с ребёнком? Ни кнута, ни пряника!

Приятно прогуляться по территории, убедиться, что фанерные танки и ракеты обновляются раз в полгода. Забудем – американцы позвонят и напомнят, что пора красить. Часть образцовая, приходится соответствовать. На днях рядовой Овчинников озадачил, теперь ходи и думай. А сказал в общем-то вещь очевидную:

– Так Леонид Ильич со всеми президентами говорит на равных. Вы нападаете на Вьетнам, а мы к ним в друзья. Не Куба, так Панама, не Югославия, так Сахалин… или куда хотите?

Задал Овчинников загадку. В академии штаба таких не задавали. И похоже на то. Для послушных телезрителей, мы начинаем КА-ВЭ-ЭН, а вы внимайте, не вынимайте. Судьбы мира в наших предусмотрительных руках. Города в пыль, и тут же начинаем стройку. Кончается цемент – делаем запасы, а пока суть да запас, тычем в карту наугад. Вот где попираются принципы демократии и хотят вводить свою валюту. Ни кнута, ни пряника.

Мокрый однажды отметился тоже, был замечен в укреплении обороноспособности. Шатался по территории, заглянул на задворки автомастерской, а там покрышки и прочее, с видимостью круга. Взял парочку рядовых, приказал пилить покрышки. Из кусочков потом ребята связали почти настоящие гусеницы к танкам, покрасили, и утром уже звонок из-за океана:

– Вы там с ума посходили? Вместо фанерных, настоящие установили.

Чуть к медали не представили Мокрого, и уже доставили к воротам части, как звонок из штаба отменил чью-то добрую волю, отеческий взгляд отчизны. Сидит гад в штабе, отслеживает перемещение орденов и бумаг. Ладно, придёт и на нашу улицу, мы не торопимся. Вот одержим на противником, тогда и руки. Ни кнута, ни пряника.


А денёк выдался, прямо с утра. Гость из штаба, с хорошими новостями. Вертолёт примчал – точно приспичило. Старый друг обнимал его, руку жал и поздравлял. Поздравлений насыпал столько, что Мокрый растерялся. К званию героя не накопил, хотя по количеству подходит. Они там, в штабе, мастера в слова, вот так обнадёжат, а ты и рот.

От переживаний ожидания Мокрый вспотел не на шутку. И бровями моргал, и чтокал, и выводил на прямую аллею до ворот – давай уже. Целых двадцать минут упирался, но поздравления не заканчивались никак. Тогда майор прибег к проверенному варианту – за сердце схватился, чуть присел.

Сработало.

– Ты погоди умирать, майор! Твой извечный враг вчера скончался. Больше у тебя нет преград. Машину пришлю, готовь меблишку для переезда в штаб. Наши все ждут.

– А приказ?

– Задним числом нарисуем, не ссы.

И с небес прилетел плевок. Мокрый задрал голову, ладонью козырёк генеральский изобразил.

– Кому там не по нраву день? А сапогом если? Мне терять – а вы смотрите. Фанерные тоже палят, отдам приказ.

Небеса отступились. Ну, не каждый день умирают нужные люди. И думали не туда, если.

Со стороны Леса прилетел стон. Само собой, обе стороны настроены на окончательную, да не сложилось. Кому больше повезло – на танках краска, у дневальных праздник.

– Овчинников!

– Я здесь, товарищ майор!

– Не прячься, а то я волнуюсь. Беги к матери, обрадуй: переезжаем. Одно утешает: в столице Лес не замечен, а пиво всё иностранное…

– Как иностранное?

Мокрый всплеснул руками:

– Не сегодня. Ты прав, не каждому дано заглянуть. Ну, и гадость же нам наливают, должен сказать. И это, сбегай, пусть собирает вещи.

– Я с вами? – Овчинникову показалось, что сетью вытащил из моря.

– Полгода потерпишь, тут я уже никуда. На сигареты денег оставлю.


И снова потянуло на территорию. Они ведь думают. Но ничего, отдохнёте. И я от вас, но буду помнить. Как сяду в вертолёт и дам, я тут частицу потерял. Уже с крыльями, но будем искать. Радуйтесь, что не долго. Да, а лес – это общая беда. Головная, ещё говорят умники, но мы не претендуем.

Он шёл и неприметно ронял слёзы. Вот на этой скамейке он приметил Клаву, познакомился через Овчинникова. Хочешь ему хорошо – вечером жду, с ночёвкой. А я солдат, прямой как гвоздь. Доска нужна гвоздю – почти стихи, а времени не так и много. Трёх генералов схоронили в прошлом месяце. Куда снаряд прилетит завтра – в штабе будут знать сегодня, надеюсь. Все под богом войны, и шапку долой.

Свежая краска на воротах. Прапорщик дома ремонт затеял… Неужели стены покрасит в зелёный? Ты ещё звёзд нарисуй над унитазом, сколько боевых заходов.

Склады «НЗ» на месте, стёкла целые, печати и ворота. Как выйдут по тревоге, тут будет не повернуться. Заправиться – два часа, и часть на марше. Нормативы надо пересматривать, они из штаба заметнее.

Мокрый обнаружил распахнутые ворота. Кто отдал приказ?

Рванул – хоть напоследок, оставить память. Над входом табличка: «Генеральный Офис», название зарубежной фирмы. Как они сумели на территорию проникнуть? Кто впустил? – В голове прокручивалась мясорубка последних приказов. Нигде нет упоминания про «Орифлейн-Пари». Десантом, разве.

А ведь небеса подавали знаки: день особый, не горячись, тут без тебя хватает.
Может, что-то в мировом противостоянии прояснилось, вывели на чистую воду. Тогда не в штаб, тогда бежать в тайгу и закопаться, выждать. Улеглось – тихонько своим подать «ау». Кто-то отзовётся, прижмут. Десяток уцелеет – заново начнём. Земля не будет знать покоя, пока есть отдающие приказы. И торопиться к ним погоди.

Для надёжности, Мокрый приблизился к воротам, рукою убедился, что всё-таки открыты. Два десятка девиц раскладывали по коробкам флаконы, иностранные запахи жили внутри каждого, и советскому человеку они чужды.

Он смелее выдохнул, вошёл в офис. Куда увереннее, чем если бы не обнаружил посторонних, протянул руку за образцом.

– Дай-ка, жене отнесу.

На удивление, никто не возразил. Для себя решил: идти по территории с коробкой – не так поймут.

– Вашу коробку не возьму. Не надо баловать, мы так. – Сунул в карман баллончик, прикрыл рукой. Вроде, можно идти, уж его-то не посмеют останавливать.

Отошёл шагов на сто, оглянулся. Ворота – как и полагается, заперты, ни намёка, ничего. А в кармане нагревается импортный баллончик, запах даже сейчас ощущается. Что говорить про наших баб? На радостях, она и стакан нальёт, но мы не такие. Давай по маленькой начнём, согласна?


В классе по специальной подготовке пруд пруди всякой всячины, особенно портретов. Самим не под силу, пригласили с Материка художников, участники свежей операции описывали гадов разных, с кем пришлось столкнуться, нос к носу.

– И это ещё не все, кого мы обнаружили. Их там ленинская библиотека. – Лидия Николаевна, жена начальника штаба, назначена экскурсоводом в музей видимых и невидимых видов противника. Вот не нашлось более достойной кандидатуры, если бы и поискали.

Музей пользовался бешеной популярностью у сталкеров и членов комиссии, какая бы ни прикатила в эту глушь. Портреты знакомые в уголочке, Кандида, Перца, парней пропавших и перешедших на ту сторону. А под стеллажом, уже на всякий случай, Домарощинер, в пионерском галстуке, чтобы не узнали. Зря старались: этот длинный, тонкий нос, ищущие глаза, впалые щёки и заискивающая речь будут узнаваемы, в пионерском лагере или на экспериментальном производстве. Управление – это общее понятие, под которое можно вживить и космические аппетиты. Поговаривают, Домарощинер пытался возглавить космический отдел, уже и лабораторию по изучению Марианской впадины ликвидировали, да на Материке кто-то внимательно отслеживает мечты и внутренний порыв. Секретарша вызвала претендента на ковёр, при свидетелях вручила официальный бланк с чёрной печатью. Все фиолетовые, как правило, под любым приказом, а тут чёрная. В тот день Домарощинер даже на обед не ходил. Кто-то пустил шутку: отныне ему разрешено действовать только по ночам, днём же ограничиваться уместными рекомендациями.

Тема осторожно обсуждалась в курилках, сотрудники с оглядкой взяли дело на контроль. Либо сожрут, либо подыщут должность, чтобы ничего не возглавлял. Путаться под ногами – это получалось у него лучше всего, вот и продолжайте в том же духе. Обстановка, конечно, нездоровая. Забегаешь в туалет на четвёртой скорости, открываешь кабинку, а там сидит он, с блокнотом, восьмикопеечной ручкой шариковой и улыбается. Вот доставляет человеку ошарашить в неожиданных местах.


Лидия Николаевна тоже создавала. Учебный класс превратить в музей уродцев, в подобие кунсткамеры, ей пока не удавалось, но молва про музей пошла, и с людьми спорить без пользы. По тайному соглашению со сталкерами, коллекция пополнялась невиданными экземплярами, и она платила наличными, от рубля до трёх за экспонат.

Первое время Домарощинер хотел взять шефство над классом, так Лидия Николаевна вовремя отшила: наш музей не нуждается в вашем внимании. Если это дело сделать умеючи, охота пропадёт навсегда. С того дня Домарощинер только и делал, что посылал букет цветов по утрам, и когда его не стало, Лидия Николаевна убедилась, кого мы потеряли.

Но погода не повторяется, и люди не копирка, хотя хватает обезьян. Предметом гордости Линии Николаевны был План Леса, с мельчайшими подробностями каждой операции. План учитывал всё. Где намечено установить обелиски павшим, где памятники исчезают за одну ночь. Договор со сталкерами иногда включал в себя пункт отслеживания исчезновений, ухаживание за могилками и поминания в день гибели. Триста граммов водки с закуской – статья расходов проходила под грифом «капитальный ремонт», и вам лучше не вникать. Раз спецслужбы пытаются внедрить, то ваши вопросы могут быть поняты не туда. Приглашение в первый отдел можно оценивать, как признание заслуг: вы, Лидия Николаевна, заманивайте, заманивайте агентов, а мы их будем высекать. Не кто-то случайный похвалил, а муж, второй или четвёртый, она уже не помнила, поскольку ширина бёдер предполагает потери в других местах. Частенько – это не полный комплект на плечах, но одно другому не мешает, при полном отсутствии конкуренции. Женщины в музей не допускались, потому как смерть мужчин всегда имеет неприглядные формы и размеры, на то есть база данных. Юридически оформить базу так и не удалось, Домарощинер не сдержал слово, да и сталкеры не обделяли вниманием обладательницу пышных форм, в обмен на лесных уродцев. Образцы их, одеревеневшие, во многом далёкие от человеческих стандартов, иногда в чём-то повторяющие, сталкеры поставляли мешками. Лидия Николаевна и не догадывалась, что в километре от музея находится заброшенный бухгалтерией строительно-ремонтный цех. Вот к нему и не зарастает народная тропа, периодически работают станки, после чего происходит пополнение коллекции. Скажи – обидится, а червонец заработать охота, и не по чертежам, с вольной фантазией. Был бы спрос, мы тебе, Лидочка, и марсиан принесём, из берёзы или дуба. Осина полегче, из липы вообще любые звери получаются, но ты не переживай: пока у тебя есть мы, скучать не придётся.

Как огорчился начальник первого отдела, когда узнал, что редкие экземпляры можно доставлять только по ночам: при свете дня они рассыпаются в пыль и для науки уже не представляют ценности особой. Он сам сидел в засаде не раз, в ста метрах от входа, и вёл учёт сталкерам: во сколько явились, сколько времени ушло на оформление образцов, во сколько ушли. Приёмка частенько затягивалась до утра, и Лидия Николаевна, почти без сил, являлась домой и отсыпалась.

– Может, тебе передать класс кому другому? Мне просто жалко на тебя смотреть, как ты целиком отдаёшься делу. – Столько заботы и чуткости видеть от мужа – только позавидовать. Что она могла сказать в ответ? Ради науки готова потерпеть года два-три, там видно будет.

– Только не скажи, милый, что служить науке не женское дело, – она прямо сняла у него с языка. Как они понимают друг друга, как дополняют. И он сам, после ночных засад, не в лучшем виде виден: послоняется по Управлению, даст время, чтобы жена хорошенько заснула, тут и вставит ключ в замочную скважину, насладится правами без возражений, часок рядышком вздремнёт, поцелует – и на службу. Мало ли, хватятся. Начальник штаба должен быть и в гражданском с виду заведении, он же начальник отдела кадров, в мирное время. Потому в его подчинении крыльцо с козырьком и первый этаж целиком, с картотеками и досье на двуногих, кто без ошибки отличает автомат от вязальных спиц.

В его кабинете висит график посещений музея. На видном месте, чтобы один вопрос у членов комиссии отпал автоматически, пусть его никто не соблюдает. По большому счёту, это неорганизованная банда. То сталкеров неделю не видно, жена занимается по хозяйству, любит мужа, то идут сплошным потоком. Ловят, пилят, выкапывают, размножают, а некоторые образцы берут с боем, как следует из документов приёмки. 
Фамилия начальника штаба, Узурпатьицев, редка для здешних мест, но тем и хороша: запоминается с первого раза. Когда туалеты встали… впрочем, давайте по порядку.

Борис, тот самый, из бывшей лаборатории «АиБСидели», приглянулся коменданту. Хватка у Бориса – позавидовать. Обнаружил в кладовке материал, стал приставать: откуда штука? Комендант, с простым отчеством Михалыч, уже и сам не рад: получается, в своём хозяйстве не знает вещи по родным именам. А ведь они где-то есть, описаны ревизорами, поставлены на вид, руками перещупаны и переставлены, а всё никак не запомнятся.

– Ответа нет, хорошо, тогда для чего материал этот? Материк зря не пришлёт.

– Кабы я помнил, как называется, сказал бы, для чего.

Недолго думая, Боря отрезает добрый кусок, на глазок, кнопками скрепляет два края и получает мешок. С ним выходит на улицу и распахивает пасть мешка, под солнышко, почти перпендикулярно. Никто не верил в эксперимент, а уже тем вечером рвали волосы на голове. Почти, но явно постукивали, чесали и стриглись в монахи. Оказывается, за световой день в мешке накапливалось избыточное освещение, которое днём пропадает даром, и что значит нюх: после отбоя, когда коридорные погасили свет, Борис открыл мешок, при коменданте и его супруге. Эта надутая за день сволочь стала выдавливать из себя яркое излучение, будто солнце заблудилось в коридоре.

С той ночи и пошёл материал в дело, были сшиты пятнадцать светоловушек, и каждое утро начиналось с распахивания. Пасти оказались прожорливыми, свет поглощали литрами, под завязку. За одним недосмотрели – лопнул по швам, и жаловаться некому.

Как только общежитие получилось даровое освещение, комендант направился прямиком к директору – выбить должность помощника, с предъявлением показаний счётчика, как неоспоримую экономию ресурсов. Тут и премия автоматом, даже если бы и был против.
К директору-то Михалыч попал, да не сразу. Сперва застал Алевтину вне гроба. Электрическая машинка сама печатала приказ, улучив минутку, секретарь меняла нижнее бельё, с красного на синее.

– Вы можете выйти на вторую минуту? – миролюбиво попросила Алевтина.

Комендант дал ей полторы и заглянул. Ничего не поменялось. Теперь уже с синего на красное шло переодевание, с немым вопросом: что лучше подойдёт сегодня.

На пятой минуте посетитель не выдержал, ворвался, прикрыв глаза ладонями и пробежал в кабинет. Тузик пребывал в том же положении, как заработал в первый день приезда. Молва судачит, никак не может привыкнуть, что назначили сюда, на пятый этаж, и такую женщину сплавили в секретари. Тебе бы радоваться, а он…
Приходил врач из общежития, с нездешней фамилией Жудипья, тоже подивился на остолбеневшего. После записал диагноз в личной карточке: «Если к Новому году не очнётся, будем ждать до Восьмого марта». Понятное дело, никто не осмелился давать прогнозов, пока секретаршей Алевтина. Может, это такой стиль работы. Приходят трудящиеся, жалуются, их внимательно выслушивают, чтобы принять меры, как только представится случай. И на этот Случай надежды возлагало всё Управление, как не имело другого хода. Вторая надежда на Материк. Одна из двух должна сработать, но Михалыч озвучил своё:

– Бориса мне дали в помощь, а он проявил. Так вот и я думаю: пора к должности привязать, пока не переманили.

Директор всё понимал. Дышал ровно, не мигая, видел на стене напротив всё будущее и с ним связывал. Народ принёс – уши есть, осталось терпение, и будет вам кефир… Материк рассматривает вопрос, пока на простокваше, подтяните поясок. Москва не сразу, а вы тоже будьте.

– Так я могу идти? – Михалыч уловил подёргивание бровью. – Был рад лицезреть, до скорого. Ых, как всё завертелось нынче.

Алевтина покачивалась в гробу, затворив глаза. На одной волне, тут и к бабке. Но как поставлена работа, кому сказать?! Мы почти в будущем, со всеми набегающими. – Как на крыльях, комендант взлетел по ступенькам общежития, поймал помощника и врезал по плечу.

– Я обо всём договорился. На ближайшие полгода надо терпением запастись. Директор придумает для тебя должность, потом пойдём выбивать оклад. Можно и о премиях заикнуться, но они начисляются автоматически, не спрашивая нас. – Чуть поостыв, комендант оценил старания, пересчитал свежие мешки, которые помощник хотел вынести, пока солнце не спряталось за полушарием. Тут его и осенило: – А ведь мы и Москву сможем осветить, а? На сколько мешков там материала осталось?

– Это всё. На Москву не хватит.

– Сам вижу. Что ж они так мало присылают? Мы находим применение, а они никак. Мы же не совсем чтобы, верно?

– Где-то так, – поддержал Борис, протиснулся на выход и дал тягу. Михалыч глянул ему вослед, подумал: вот странные люди! Не понимают своего счастья. Я бы вас один раз, и все довольны. Но нет, вы нам не это, мы как-нибудь не очень. Свои пешки на той половине уже не свои. Пошли сдаваться – а мы посмотрим, кто кого.

В фойе показался Жудипья, со свежим приказом.

– Я только от директора, всё подписано. Выдай мне пластилин, сам приклею.

– Ты погоди, пластилин. Материк велел не разбрасываться, я своим детям не могу, а ты говоришь, выдай. Кого я потом просить буду, если получал?

– У меня есть спирт.

Михалыч сделал испуганное лицо:

– Лишнего не трепи, язык для другого пригодится. Но мы же не первый день, я постараюсь. – Выгреб комендант из потайного кармана на ладонь имущество, какое может пригодиться в походе, обнаружил два шарика, спрятанных в обёртку от ирисок. – Держи! Что бы ты делал, а? И о чём приказ?

– С сегодняшнего вечера вступает в силу. Ежевечерний медицинский осмотр жильцов, дамского пола, с раздеванием.

– А мне можно заглянуть?

– Тебе нет, навсегда. И запомни: с девятью детьми, в моём кабинете делать нечего, а я обязан.

– Смотри, я денег не предлагал, а там смотри, я не у вас. Сам прибежишь. Пластилин всегда в почёте. – Михалыч воздел глаза к потолку, добавил: – Ых, закрутилось, только успевай.


И вот день катит понарошку, у доски объявлений задерживается народ. Кто-то сожалеет, что не пошёл учиться на врача, женщины и юные девы настороженно отнеслись к инициативе. Вахтёр притомился пояснять случай, ссылался на приказ с Материка, примерно так:

– Вы же едите хлеб оттуда, откуда растут непонятки? Сказано – действуй.

Ближе к ужину, женская половина уже толпами сновала по фойе, создавая ветры. Может, кто организовал походы: ну, мы как бы ненароком, вдруг сдует… А когда действительно сдуло, трое пустились отвлекать вахтёра, остальные разнесли каблуками в клочья, под наблюдением врача. Он не вмешивался, просто фиксировал участниц, затем приглашал в кабинет и выспрашивал: в чём провинилась советская бумага, что вы с ней так жестоко.

При всех течениях, тем не менее, у кабинета образовалась очередь. Хотелось узнать про своё здоровье до отбоя: можно ли сегодня на танцы или доктор посоветует денька три воздержаться.

И после ужина – бегом, чтобы очередь не проскользнула. И такие все стали заботливые, особенно мужчины. Вахтёр заглянет к врачу, я же на посту, мне срочно. Палец йодом помазать, поранился на посту. Кому зелёнкой прыщ на лице прижечь, а то мешает лечь на подушку. Понятное дело, заботы Материка приветствуются одними, другие подчиняются и расстегивают пуговицы.


Между тем, братья самоустранились от мероприятия, поскольку ситуация выходила из-под контроля. Они пока не пришли к единому мнению: так ли нужен в лаборатории «Тонна-сто», хотя, справедливости ради, никто не спорил, что результаты пошли.

– Если в будущем его выкладки сбудутся, мы с тобой окажемся статистами, рядом с гением прогноза. – Аркадий не умел скрывать азарт, каким пользовался на пороге открытий. Брат видел и понимал, что судьба крива, и может подкинуть, как Дуб за Управлением. Аркадий три раза пересказывал, с какой нежностью ветка делает пинок под зад. Ни капельки не больно, и наши формулы не работают.

Речь шла о затратах энергии для переноса тяжестей на шестой этаж.   

– Кстати, Дуб мечет на шестой, хотя на ветке цифра «пять». Как объяснить несоответствие?

– Думаю, скоро получим объяснения, увидим собственными глазами. – Аркадий видел, что брат сегодня здорово устал, поэтому не решился просить о помощи.

– Помощь нужна? – Борис сам предложил, будто оба всё ещё значатся лаборантами, и никто не издевается над профессионалами. Вот как можно засунуть в лабораторию человека, не отличающего пробирку от мензурки? Он же в шкалах полный ноль, хотя выводы потрясающие, делают ему честь. Конечно, если сбудутся. Но таких данных с чердака пустого не получишь, тут уже признаки дара. То, что приходит свыше, в диплом не запишешь.

– Я не хотел просить, дней много впереди.

– Говори, что надо!

Брат нарисовал в воздухе колёса.

– И много их там?

– Вся запасная резина автопарка.  Боюсь, как бы улитки не ушли. Запах резины не каждому подходит. – Аркадию уже поднадоело поутру выкатывать колёса, чтобы подать знак солнцу – рабочий день начался. Вечером уборщица закатывает колёса обратно, ей ведь и коридор убирать. 

– Предлагаешь избавиться раз и до понедельника?

Брат кивнул, тут же просиял:

– Вот и тема для рассказа. Мы победим на конкурсе, точно.

– Тогда вперёд! – Борис подтолкнул на выход из ленинской комнаты. С необъяснимым облегчением они покинули её стены. Просто нужно время, привыкнуть к давлению агитации за светлую жизнь. Светоловушки – это первые ласточки, и справедливый мир не за горами.

У входа в Управление тарахтел броневик. Водитель через трафарет набивал надпись «Инкассация». Увидев братьев, он расплылся в улыбке:

– Жизнь-то при нашей жизни обещает, видите?

– Денег побольше – это далеко не полное счастье, – заметил Борис.

– Чудак! А что ещё нужно, кроме денег?

– Долголетие, например.

– Чудак! Будут деньги – ты голову освободишь от главной заботы, и проживёшь в три раза больше.

Бывшие лаборанты переглянулись. Говорить ему, что через пятьдесят лет на пенсию пойдут в шестьдесят пять, или не стоит расстраивать мужика? Одно радовало: с молчаливого согласия директора, оклады были повышены вдвое, премиальные втрое, а отпускные в пятеро. Дожить бы до отпуска – и поехать в Сочи.


Вахтёр признал, пока прокручивал в уме, эти работают у нас или по новому расписанию не пускать, дул на горячий чай, кивнул для приличия и отвернулся. Он позволил сделать выбор самим: если пойдут наверх, стало быть, нарушений нет.
Дал им три минуты, оглянулся. Ушли. Если нарушений не учинили, то тишина. Никому не приходилось хотеть чего-то другого. Вот кефира нет – это серьёзней. К простокваше ещё надо привыкнуть.

На пятом этаже лампочки горели, через одну. Не успел Аркаша взяться за ручку дверей, брат кивком напомнил про соседний кабинет.

– Точно! Мы одним глазком только! – Аркаша тронулся в путь на цыпочках, – это вам не Лес с тихими тропинками, а коридор с вмонтированным эхом. А ещё голос женский, напевал колыбельную. Может, Алевтина родила какую зверушку, может, удочерила.

Дверь оказалась чуть приоткрытой, как рояль в кустах. Алевтина кого-то ждала в гости, не иначе, разве по какой другой причине не запирала на ночь. И лаборанты разглядели, как она устраивает подушку на своём спальном месте, и Тузик принимал почести с ласками, с тёплыми словами. И подушечку ему свежую да мягкую, и простынка свежая, и одеялко пахучее, из крапивы…

Братья переглянулись. Если в пододеяльник набить крапивы, то она и лежачего поднимет, – что-что, а народные методы работают на ура. Просто работники аптек по ночам косят крапиву, чтобы заготовителям не досталась.

– Ребята! Кто там, Аркаша, Боря? Заходите, вы же свои! И посмотрите, какой у нас красавец лёг баиньки, до утра напьётся сладких снов и будет мудро править.  А то – только бабы на уме, ничего личного.

На дрожащих ножках, они вошли, поздоровались. Тузик их не узнал, если не притворялся. Как потомственный ребёнок, ручкой дотронулся до мамкиной руки и показал на ребят.

– Это свои, ничего не бойся. Я их позвала, чтобы пожелали тебе доброй ночи. Я правду говорю, мальчики?

– Конечно! Спокойной ночи!

– Доброй ночи! И это… мы можем идти?

Алевтина заперла за ними дверь, и ребята вернулись в лабораторию. Едва отперев замок, Аркаша ахнул:      

– Материк расщедрился! Шлёт и шлёт! – Он просто намекнул, что «Тысяча-сто» охотно принимает посылки и подыскивает места хранения. – Выкатываем! – Аркаша повёл первое колесо по коридору, до окна в торце здания…

За час почти и уложились, ликвидировали заначку, а утром пусть сам разбирается, кто выкидывал, для каких целей. Ну-с, теперь можно и в общежитие.

– А вахтёр выпустит, думаешь?

Аркадий кивнул, направился назад, к диванам для посетителей. По центру коридора, на обе стороны выходили окна. Дуб всеми глазами, замаскированными под жёлуди, смотрел сериал, как люди избавляются от колёс.

– Привет тебе, могучий! Сделай одолжение, помоги спуститься…

Борис, конечно, повидал всяко, но чтобы дерево – вот так убедительно, протянуло две ветки. Цепляйся, или умри.


Оказавшись внизу, оба поклонились Дубу. Борис не удержался:

– Этот вечер я запомню навсегда.

До их слуха донеслись звуки вальса. Дискотека набирала обороты.

– Бежим!

Мимо крыльца, хочешь или не хочешь, а пришлось. Вахтёр вышел покурить, заметил знакомцев. Значит, я не ошибся, они ушли, хорошие ребята, подумал вахтёр.



Глава шестая

Эмбритоль Пурнаедов

Более опытный товарищ, как не стало Домарощинера, посчитал долгом ввести в курс дел посланника Материка. Показывая местную таблицу умножения, товарищ успевал намекать, что в должность тебя утвердили, но ты салага, поэтому погоди рвать рубаху:

– Пять умножить на четыре и четыре на пять – на Материке сумма известна, на то он и Материк.

– Сколько же здесь?

– А я приведу пример. Вот, скажем, у каждого по двадцать пальцев. Четыре на пять.

– У меня шесть. – Эмбритоль сам не ожидал, что вырвутся эти слова. Схватился за голову: теперь жить не дадут – будут останавливать на лестнице и просить разуться.

– Тогда это не меняет дела, вы, Эмбритоль, прибыли по адресу. Четыре умножаем на… руки-то обычные, значит, двадцать два. Если не трудно, снимите обувь и носки. – Опытный товарищ руками отгонял любопытствующих, у кого на лице было написано: «О, дефициты делят!»

Начинается, подумал про себя Пурнаедов, расслабился, поскрипел позвоночником и довёл ноги до босого состояния. В данный момент его ноги мало чем отличались от ног сотрудников: двадцать пальцев, как у всех.

– И в какое время появляются шестые, вы не запомнили?

– После обеда.

– А исчезают…

– Где-то… – Пурнаедов пошарил подсказку на потолке, – около двадцати часов, я точно не скажу.

– То есть, к началу дискотеки. 

Эмбритоль приложил четыре пальца ко лбу:

– Точно! Мне почему-то не пришло в голову связать черёмуху с сиренью…



Их разговор на лестнице привлекал излишнее внимание, а появление Селивана, который участвует в общественной жизни с картин, надоумило к смене координат. Поэтому  товарищ, ученик Домарощинера, он же Тень, он же Шурыга, но этим именем пользоваться, в целях конспирации, запретил начальник штаба. Он же – начальник отдела кадров, при личной беседе уломал:

– Будь проще, имена в трубу. Товарищ – для всех, и тебе подходит. Все у нас товарищи, а ты – с большой буквы.

Шурыга решил про себя: для жены я всё равно останусь прежним, а пока уточнил:

– Премии полагаются, если отнимают имена и назначают новые?

– Тебе разве никто не говорил? Так это основное положение для премий. Запутать врага – как первый шаг. Ему хуже – нам премия.


И вот, уже Товарищ, неплохо пристроился на новом месте, связями стал обзаводиться, навёл справки, как выписать жену. Один из замов обещал посодействовать, только глянул на фотографию, и влюбился:

– Услуга за услугу. Раз в неделю она ночует у меня. А не хочешь так, ищи других.

Когда никто не видел, Шурыга побегал по стенкам, пока не успокоился, потом решил написать жене: так и так, хоть я против, но другого варианта, похоже, не найду. Согласна ли ты раз в неделю, и так далее. Почти два месяца ждал ответа, ходил на почту – ничего. Тогда, улучив минуту, садился на кровать, доставал из тумбочки письмо и перечитывал: согласна ли ты… Очень надеялся, что жена догадается и сама даст ответ. С этим и жил каждый день, на почту уже не заглядывал, но надежду копил, положил под хороший процент. К нему уже обращались не раз с вопросом: «Говорят, вы премии не тратите, всё под подушку и… Хотела бы я понравиться, пока жены нет».

Что хотеть от бухгалтера, кроме заполнения твоего расчётного листка? Персональный бухгалтер – это вершина экономики, когда невозможно сделать заначку без того, чтобы не знал надзирающий человек. Ни разу не поймал за руку, но кто-то же пересчитывает наличные и сообщает, куда следует.

– Извините, задумался, – спохватился Товарищ, поднял туфли с пола и собрался идти. – Давайте ко мне в кабинет, а то нам не дадут поговорить.

Пурнаедов шлёпал по ступеням босыми ногами, в сторону кабинета товарища, по пути повстречал негронавта Нга, который не признавал обувь даже зимой. Розовая ладошка и поднятый вверх большой палец встречного дали понять, что всё не так плохо.

– А вы умело приобретаете популярность, – заметил товарищ, отпирая пятый замок. – Жаль, что негронавт у нас пока в единственном экземпляре. Другие почему-то передумали. Присаживайтесь.

Обстановка кабинета говорила о великолепном чувстве скромности хозяина. Обои цеплялись за две стены, прочие отдыхали. Заметив интерес гостя, Товарищ снял со стен и остальные.

– Вот так мы встречаем комиссии. Ревизоры очень довольны посещением, а когда мы поднимем по рюмочке, так подписывают без оглядки.

Оба стула дышали на ладан, Пурнаедов чуть не угробил один из них.

– Это тоже. – Неуловимым движением хозяин отделил от стены два невидимых кресла, под цвет стен; вот почему они не бросались в глаза при первичном осмотре. – Так что вас привело ко мне, уважаемый Эмбритоль? Можно, я буду так к вам обращаться?

Гость нащупал положение, куда можно пристроить устающие члены.

– Если не в курсе, вчера был подписан приказ, – начал он издалека.

– Это про медосмотры перед сном? Давно следовало подписать, этому приказу завтра можно было бы отметить юбилей. Десять лет пролежал в столе, ждал другого директора, кто закроет глаза и так далее. Разве мы не должны? Должны! Здоровый коллектив, если вы заметили, сложился не так давно, а то всё не могли точки соприкосновения. И только благодаря Жудипье, – я вас познакомлю с доктором сегодня же, – приказ отыскали и подписали. Вы спросите, каковы результаты. Или не спросите? Судя по лицам, женщины остались довольны заботой.

– Доктор Жудипья холост?

– Вопрос в отдел кадров, это не мои проблемы. На чём мы остановились? Ах, да, коллектив. Есть в природе некий индикатор, который реагирует на поведение населения. Так вот, Лес нас принимает в таком виде. Да, мы разные, размеры обуви и так далее, но это не отменяет главного. Незабвенный Клавдий-Октавиан жизнь положил на то, чтобы штат Управления выглядел не хуже отряда космонавтов. Мы первые в космосе, и никому не отдадим пальму с кокосами. Во всяком случае, не сегодня. Если же вы предпочитаете стиль баттерфляй, когда мы тут брасом и кролем, то делайте выводы, иначе заплывём. – Товарищ постучал ногой по зубастой полосе паркета, оставшейся вдоль стены после ремонта. Этим способом вызвал секретаршу из соседнего отдела. На одних секретаршах можно сэкономить немало.

Миленькая девушка впорхнула с двумя чайниками, бровями уточнила – чай или кофе?

– Нам бы чего покрепче.

Моргнула – и упорхнула. Перелётная птица приносит пользу, пусть не сразу видно.

Сразу! Не успели слова сказать, она с пузатой бутылкой, замаскированной под штатный графин. Цвет жидкости не собирался ни с кем спорить: смотрите сами, это не вода, хотя водку на рабочем месте иногда пьют, но не у нас. На Материке чего только ни бывает.

Лишь промочили горло, так и завязался разговор.

– И давно это у вас? Уточняю: шестые пальцы.

– После стресса. На выпускном вечере моя любимая ушла с другим.

– Получается, до последнего момента водила за нос. Давали ей списывать?

– Так в школе иначе и не выстраиваются отношения. Семья бедновата, «Москвич» – и тот по лотерее утащили. Раз в год мама хоть что-нибудь да выигрывала.

– Интересно у вас жизнь складывалась.

– Вы так считаете?

– Давай по второй. А то «вы» да «вы».

В опытных руках графин творит чудеса. Стук по паркету пришлось повторить. Девица вошла и покраснела, навострила уши.

– Милая, графины у тебя какие-то одноразовые, – пояснил причину Товарищ. Она покраснела ещё больше.

– Давайте, я принесу рюмки меньшего объёма?

Оба начальника не согласились: если есть больше, зачем меньше.

Через минуту порядок был восстановлен, рюмки опустели в очередной раз, и Пурнаедов уже сам поглядывал на остатки паркета.

– Но жизнь помалу налаживалась, надо понимать?

– Мы переселились в «Москвич». Потом институт…

– Мама опять выиграла?

– Институт снёс наше жилище. Во время субботника, это уже вошло в кровь, территории зачищаются от картона. Наш домик не выдержал. Институт занял первое место в Союзе по сдаче макулатуры, и мама отправилась к декану. По вашей, дескать, милости, мы лишились жилья. Хитрый жук, он обо всём в курсе: так у вас «Москвич», думаете, мы тут только кофий распиваем. Но какие слова она нашла, никто не вспомнил, в итоге – мне дали общежитие. Вместе с ребятами ходил на лекции, примелькался, а там и диплом на носу. Во время дежурства в комнате учёта, сам себя поставил на учёт, стипендию назначил. И докатился до выпускного…

У хозяина мозги работали всё лучше, сам сообразил:

– И на выпускном ОНА ушла с другим.

Пурнаедов икнул.

– Мы разве вместе заканчивали?

– Родительские «Жигули» стояли во дворе инъяза, мне прочили перспективу дипломата. Они как раз вошли в моду: чёрный верх, замочки, внутри до пяти отделений. И Родина позвала одним из первых, я даже не знаю, за какие заслуги. На выпускном от меня ни одна не ушла, это к слову. – Товарищ поднял графин, взвесил на глазок. – Если экономить, то до конца рабочего дня можно.

– Я не против, а пока хотелось бы уточнить.

– Я в курсе. Коллектив сложился так, что выскочек не терпим.

Пурнаедов задумался, закусывая локтем.

– То есть, передовикам ничего не светит?

– Почему же, только в день приезда комиссии. Передовиков нет у нас. Мы делаем одно большое дело, известна общая сумма, бухгалтеру проще делить на известное число, никого впереди, никого сзади. Здоровые отношения – это в первую очередь, не больные. Скажет партия – снесём, к чёртовой бабушке, и пусть на Материке не все в курсе, что мы впереди планеты всей.

В настенных часах отвалилась стрелка. Вот и конец рабочего дня. Они второпях, уже на ногах, опрокинули осадок из графина, чтобы не оставалось на завтра.
Поддерживая друг друга под руки, плавно вывалились в коридор и влились в шеренги трудящихся, кто не спешит по магазинам, как где-то там.  До ужина прорва времени, можно многое успеть. Пройтись по парку, нагулять аппетит, прикинуть, сильно ли испарился уровень воды в фонтане. Делайте ставки, товарищи, и вас не забудут.


Если отойти от Управления метров на двести и оглянуться, то можно примерно рассмотреть размах пятилетки, запечатлённый в каждом листочке берёзы. В просвете аллеи, если позволит дальнозоркость, можно опознать засекреченный супертанк, незримую границу без пограничников. Лес тоже потрудился на славу, хотя отсюда итогов не увидеть. Оборонные объекты не переползают границ, этот момент оговорён сторонами, без подписания соглашений, как само собой разумеющееся.

А оглянуться – так сотрудники чешут по своим маршрутам, как бы не зная друг друга. Мы не на работе, и это хорошо. Отдыхать нужно уметь друг от друга, иначе можно. А то придумали понедельники и пятницы, как значимые вехи. Если жизнь можно докатить до ста, то стоят ли понедельники упоминания? Это всё равно, что иголку в Лесу на магнит клеить.

С северной стороны шла косая туча, с виду похожая на руку с серпом. Нижний край пропахивал полосу, как противотанковый ров. Деревья уступали режущему инструменту дорогу, выдавая эффект паники, как перенаселение на отдельных участках местности. Они же могут погибнуть, если разобраться. Но и под лемех небесного Плуга никому не охота попадать.

Туча не дошла до супертанка, рывком остановилась. Проверка тормозов. Или опустел бак. Причин всегда больше, чем версий. Иногда бывает наоборот. 

Парк обычно встречал тружеников нежным приветствием: бедненькие, натрудились, никакого просвета от беЗконечных будней. Эти выходные – только подразниться, нервы на пределе. А ещё надо думать про детей. Дети нужны везде, но почему-то есть лишь у коменданта. Живые, настоящие, аж девять громких ртов. У прочих наблюдается хороший набор кукол, поэтому коридоры и лестницы общежития не ведают крови, молочных зубов. За детьми постоянно ходят две уборщицы, затирают следы, уничтожают улики. Отец лично вставляет стекла, если погодные условия или случается каменная болезнь. Раза два в год, когда туда-сюда носятся птицы, камни оживают и пробуют летать. Вам же не понравится, когда совсем. Тут, как ни крути, а дело знают. Ужин и простокваша, в жизни постоянно происходит, и отторгать измены не стоит: всё к лучшему. Бодались столько лет – и тут облегчение, как ни пожать руку?

Аркадий галопом примчал, прямо весь на дрожжах. Брат понимал, что-то открыли с напарником. Этот «Тонна-сто» не уставал удивлять. Что на этот раз?

Борис затаскивал светоловушки в фойе, перехватывал ребят покрепче:

– На шестой? Бери два мешка.

Никто не сопротивлялся. Свет ночью нужен, как щекотная канализация. Слух давно полз, ситуация зрела, пока не заговорили на всех этажах. Доктор опрашивал на вечерних процедурах дам, вёл статистику.

– Садитесь на унитаз, извиняюсь за подробности, и вам кажется, что попу кто-то щекочет.

– Давно не кажется. – Очередная пациентка плавно застёгивается на ходу, устремляясь на выход. Очередь большая, надо всем до отбоя успеть.

Жудипья не повторяется, с другой пациенткой продолжает беседу:

– Уже многим не кажется, кто-то успевает заметить побег.

– Сама восемь раз наблюдала. Веточка, на конце цветочек с парой листиков. Как поцелуй в…

– Ну, должен сказать, хорошая попа нуждается. – Жудипья задаёт следующий вопрос, плавно вытекающий из предыдущего: – Одни думают, в трубах канализации поселились деревья.

– И я придерживаюсь этой версии.

– Отлично! Так мы обязательно нащупаем… – Доктор не отрывался от занятия, продолжал поиски отклонений от нормы в органах, массировал обе груди, чтобы не случались застои в молочных железах. – Я хотел сказать, найдём истинную причину щекотки. Если это побеги, то обратим взоры к природе. Побеги однажды становятся ветками, ветки увеличиваются в диаметре, – всё зависит от питания.

Дама тут же нашлась:

– А вы знаете, мне, конечно, трудно сознаваться, но простоквашу стал принимать организм. Думаю, он ещё многое способен принять.

Доктор задумался, потеребил подбородок. Женщина в его вкусе, прямо на выданье. Больше сорока красавиц давно легли в его секретное досье, и он пока не знал, что делать.

Решение пришло само.

– Вы пройдите на ту половину кабинета, ложитесь. Я скоро подойду, а сейчас выйду к людям в очереди.

Дама не проявила какие-то требования, просто подчинилась. Несмотря на расстояние, услышала каждое слово медработника: «Уважаемые товарищи, прошу понять меня. Я устал, давайте осмотр перенесём на завтра. Один день ничего не меняет».

И тот набор звуков, что долетел до её слуха, сообщил об общем одобрении. Почти как на профсоюзном собрании: других мнений быть не может. Сотни пар домашних тапочек прошуршали по полу фойе; люди расходились по комнатам, с самыми добрыми намерениями. Дискотеку можно начинать на час раньше обычного. Снова в жизни идут изменения, зачем же им мешать? И ни для кого не секрет, что на танцы придут сталкеры. Кто-то от руки дал объявление и приклеил на пластилине, в самом верху доски объявлений.

Женская часть коллектива проявила инициативу – нашили повязок с номерами. Тут же провели лотерею, каждой достался заветный номерок, и, в ожидании гостей, дамы заняли фойе, зорко вычисляя женатиков: пожалуйста, поторопитесь к жёнам, сегодня не до вас.

Они сегодня – как школьницы, на том первом выпускном, после которого будут другие. Зла не помнят, но тарелочку верни. Из одного стакана пить не торопись, с премии возьмём полный набор.

– Девочки, у кого есть синий шарф? У меня просто не хватает для фурора.

И помчали девочки вспоминать, что у самих для шока. Их же надо с ног сбивать, но сначала на руку, чуть выше локтя, повязать повязку с номером.

Ожидание утомляет, зрение перенапрягается не для здоровья. И вот, наконец, за окнами случилось оживление. Белые кони, кареты, гусары – это всё в прошлом, из кино. Современный человек от сталкера отличается окладом. Он либо есть, либо нет. Те четверо, кто на окладах, скорей всего, не покажутся. Они хранят дисциплину и условия договора. А рядовому сталкеру терять нечего: рюкзак в гардероб, в туалете на первом этаже целое столпотворение. Девочки, затаив дыхание, узнают последние сводки:

– В мужском пол мокрый, воды на два пальца.

– Как бы ни порасшибали лбы!

– Девочки! Кто готов войти с тряпками, под видом уборщиц?


Группа добровольцев вооружилась инструментом и приблизилась к тем самым дверям.

– Стучать или не стучать?

– Это же мальчики. Надо предупредить.

И одна отчаянная, полтора метра с бантиком, покраснела, закрыла лицо рукой и ломанулась в приключение:

– Я пока никого не вижу. Извольте, граждане выйти на три минуты. Уборка. 

Прочие увлеклись изучением направлений. Одних гитар за сорок, а так – большей частью топоры и палатки. Сталкер всё своё носит на себе, ничего лишнего. Без премии можно прожить, а вот без топора… Если это не легенда.

Девочки потянулись к высокому, внутренний позыв. Семиструнные гитары нынче большая редкость, там и аккорды другие, но понимать разницу – тоже вот: что кефир и что простокваша. В одинаковой посуде, да аккорды другие. И утром вставать, не свет ни заря, лицо привести, ногти и причёску; хоть бы в выходной передышка, – где вы видели.


Ну, и как заведено, Клава с третьего на часах. Никого не подпускает к ним, а то родители с детьми могут подкрутить: мне детей укладывать, а вы ненасытные.

Парочки собираются в одно мгновение. Сталкеры в шоке: Сашке повязали номер тридцать девять, Витьке сороковой. Как у них всё продумано и просчитано! Сами бегут, хватают и давай знакомиться, не теряя времени.

– Сюзанна!

– Эльвира!..

Парни прекрасно понимают, к чему. На лице написано: Валя и Вера, но для одного вечера сгодится и Эльвира.

Девочки тоже с прицелами: среди топтунов встречаются и такие, кто в вальсе кружит голову, хоть в комнату и до утра. Маловато записных, да что поделать? Вести разговоры мягко, как на допросе, там будет видно.

– Паулина, вы не находите, что мы живём в эпоху массовых экспериментов? – кавалер скривил губы, как отдавил ногу партнёрше. Скривился, как ему наступили.


– До боли знакомы эти разговоры.

– А хотите, кое-что скажу из того, о чём у вас не говорят?

– Конечно! Только самолётом можно долететь.

– Вот сравните. Вы живёте на оклады и премии. Мы – без того и другого. И, как видите, не вымираем. За последний квартал нашего полку прибыло на девять и девять процента. В Управлении падёж не замечаете?

Под звуки танго, пара прошла поближе к выходу в фойе.

– Но самое трудное – прожить в Лесу без банки. Пол-литровая – самая ходовая,
попить из ручья особая наука: взять на просвет, убедиться, что личинки и икра не попала. Они же внутри начинают свою жизнь: подрастают, женятся, а я же не загс. Но бывают случаи интересней. Скажем, посуда с крышкой на три литра есть – ты как миллионер. Так и делимся, на бедных и богатых… – Витя смотрит прямо в глаза, сейчас признается… И: – У вас, Анжелика, мы баночку не найдём?

– Целых две! Идёмте, хочу, чтоб сами убедились, что не дырявые, без сколов и трещин. И крышку поищем, только подружку попрошу погулять.

Пары помалу покидают танц-пол, вахтёр следит за количеством рюкзаков. Как угомонятся – ни одного не увидишь. Несут банки, наполняют рюкзаки гостинцами, кому сапоги по случаю достались, и намётанный глаз вычисляет несоответствия:

– А не тесноваты ли будут? Сорок четвёртый на сороковой.

– Носков больше надену.

– Это ты зря. В сороковом номере стоят без дела сапоги твоего размера, а эти оставь, я присмотрю. Есть среди ваших рыжий, вот ему аккурат.
Одним словом, хозяйский глаз всюду пригодится, даже в рабочее время.

И вот позвала труба. В небесах прорезались первые всполохи – самое время, голышом под первый луч. Это кому надо омолодить организм. Кому не надо спите дальше.

Смотрит на проводы вахтёр – у самого ком к горлу. Девицы отправляют своих героев в мудрёный край, откуда не все возвращаются. Ты там поаккуратней, головой не рискуй, ну, и ноги береги, между прочим. У всех что-то есть – между и прочим.

Выпроводил последнего сталкера вахтёр, тут же, за столом и прикорнул, уронив голову на кулак. Скоро смену сдавать, а мы не сомкнули. Как и в ленинской комнате, двое. Братья разошлись не на шутку. В таком состоянии Борис ещё не видел его. С трудом разобрал, что наш «Тонна-сто» выдал прогноз – только расстрелять.
Только после полуночи Аркаша сумел взять себя в руки и смог выдавливать из себя по слову, – так и автомат можно перевести на одиночные выстрелы, последует приказ.

– Ну, давай, браток, ещё слово…

Минут двадцать оратор выдавливал из себя сочетание «Российская Федерация». Борис привычно переводил для себя: Советский Союз, а дальше? На слово «воевать» ушло около пяти минут. Борис пытался импровизировать, давал подсказки: Ирак, Ливан, Мексика, Япония… Аркаша мотал головой, отметая помощь: я сам, не мешай.

Брат заварил кофе на двоих, подсунул стакан. Не помогло. Да что ж там такого наобещал «Тонна-сто», что вывел из строя главного прогноз-мастера?! Смотреть больно: начинает говорить – как положено: набрал воздуху, рот открыл, и… «Г-г!»
Лёгкий массаж затылка, братский поцелуй в макушку – ничто не помогало. Гыкает, никак из грязи не выползет, буксует всеми колёсами. И злится на себя, глаза вот-вот из орбит полезут.

Брат попробовал лёгкое постукивание по затылку. Появился звук «Ж». Ну, с этим у нас полегче, не так много слов на букву «ж». 

– Жлоб? Жмот, жулик?

Аркадий радостно кивнул.

– С одним направлением определились. Значит, кто-то кое-где у нас порой, жулик. Хорошая работа, идём дальше. Осталось установить, кого ты наградил этим определением. Начнём с простого. Это я?

Аркадий долго и целенаправленно крутил головой, потому как брат многих знал по именам и должностям, но найти жулика среди них никак не удавалось.

– Да что ж такое? – Борис вышел из комнаты ополоснуть стаканы, ни на минуту не прерывал размышлений. Доктор Жудипья не подошёл, хотя первые буквы подталкивали к зачислению в список…  Мысленно обежав весь круг общения, Борис вернулся к изначальной точке. По губам судить – в имени должно быть две буквы «о», и Домарощинер очень подходил, да обстоятельства на его стороне.

Уразумев, что простыми методами задача не упразднится, Боря вышел в коридор, поймал Люську за локоток. Она в общежитии считается поэтессой, без особых построений. Раза два в год, к 23-му и в Восьмому, выдаст по четыре строки, и тем сыта.

– Люсь, тут нобелевский лауреат заблудился во дне вчерашнем, надо бы вывести из Лесу.

– Женат?

– В том-то и дело. Был бы – жена поставила б на место.

Люська хватает на лету, оглядела коридор. Конкуренция бушует по всем этажам, только в данную минуту на горизонте никого.

– Ладно, подежурь на коридоре, я его в чувства приведу. – Запомнила надпись на дверях, чтобы самой не заблудиться. С ленинской комнатой у каждого связаны свои воспоминания: когда выговор влепили, когда на премию выдвигали.

Брат честно держал пост, для полноты картины винтовки за плечами недоставало.
Дамы – как сговорились: можете Аркашу позвать? И одна за другой, просто невезение какое-то. Всем сегодня приспичило послушать истории в его исполнении, анекдоты, – по части персональных развлечений ему равных в общежитии не найти. До кого только теперь дошла весть о гостивших сталкерах: бросились вниз, а уже всех разобрали.

– А кто тут у нас такой потерянный? – с этими словами Люся вошла в номер и закрыла за собой двери. Борис отмерил три шага в одну сторону, шесть шагов в обратную, тем самым определил границы объекта и приступил к несению службы. Первые же полчаса дали понять, насколько популярен брат у дам. 

– Скажите, Аркадий выйдет подышать вечерним воздухом?

– Не подскажете, Аркадий вернулся с работы?

– Аркадий обещал рассказать содержание нового фильма. Он дома?

– Он книжку обещал, добрый вечер. – Дамы шли потоком, и каждая со своей версией.

– Название помните? – на всякий случай уточнил страж.

– «Моральный кодекс строителя…» что-то там.

– А, этого добра и я могу.

– Нет, мне нужен Аркаша.

Брат изумился. Живём в одном номере, а про родного брата почти ничего не знаем. И когда он успевает завоёвывать женские сердца? Видимо, так совпало: сталкеры и слухи, упущенные возможности, и Аркадий – как маяк в этом смутном часе.
Помутнение нашло, не сказать, что всеобщее, но как-то с сумерками связанное напрямую.

Шёл второй час службы, Люська честно отнеслась к поручению. Наконец, выстрелила в коридор, едва переводя дыхание. На лице – полная уверенность, что коммунизм не за горами.

Следом выглянул брат, протянул дамские трусики:

– Забери. Не надо нас компрометировать.

Борис с облегчением вздохнул:

– Ты сам в порядке?

– Заходи!


То, что женщина может подарить или вернуть нам полноценного человека, наукой доказано. А теперь – и экспериментально. Боря присел на край постели, приготовился слушать. 

– Итак… Ай, да Люська! Но к делу. Гнать надо таких!

– Не понял…

– Таких, как «Тонна-сто». Он высчитал, что в 1991-м великий Советский Союз распадётся на отдельные княжества. Власть захватят местные феодалы и продолжат грабить население.

Борис проглотил ком, образовавшийся в горле при таком наборе слов.

– Гнать! – Он согласился, что это перебор. Каким надо быть отщепенцем, чтобы замахнуться на святое, э-э, на завоевания великого Октября? Почему октября – не очень понятно, поскольку итоги смели на ноябрь. Если вы такие поборники истины, и тут же сломали календарь, какое вам дело до того, как считает народ?

Аркадий угрожающе распахивал рот и закрывал. У него не хватало слов, и Боря, не дожидаясь кризиса, позвал из коридора следующую.

– У вас есть пятнадцать минут, на большее просто нет времени. Революция в опасности.



По партийной линии Аркаша ещё ни разу не был замечен, а тут помогло. Выпроводив гостью с моральным кодексом, он пригласил следующую, как вошёл в раж.

– Брат!

Без пользы предупреждения! Он уже вводил в курс дела нового строителя, за закрытыми дверьми. Боря посчитал своим долгом счесть желающих общения с братом, в ком очнулся неподдельный интерес к планам партии. По сравнению с медосмотром у Жудипьи, мы ещё проигрывали, но вечер длился томно, размазывая всполохи заката по дальнему окну. И одна мысль не давала покоя: выдержит ли пламенное сердце брата, хватит ли его на всех страждущих? Тут бы подставить плечо самому, но как донести в верных смыслах, чтобы не подумали, будто это зависть?

Едва дождавшись выхода читательницы с брошюрой, он вскочил в номер.

– Теперь ты подежурь. Я буду принимать.

– Отлично! И я получу передышку.


Потом, конечно, по общежитию долго будут циркулировать слухи о рекордах, но в те часы никто не думал. Последствия – они для конкретных целей, как накопление опыта.

Отведя душу, братья выглянули в коридор. Страждущие закончились, можно спокойно продолжить. У обоих светились лица, с них читалось: надо же! То ни одной, то стая!

– Но вернёмся к разговору, утро не будет ждать. – Боре не терпелось получить ясность по существу вопроса. – Сколько раз ты проверял данные?

– Шестнадцать.

– Мало. Советский Союз имеет все шансы простираться до двадцать второго века.

– Так всего пятнадцать республик, я уже от себя накинул единичку. Мало того, власть удумала провести референдум, и население высказалось однозначно, за сохранение Союза.

– Такую страну просрать… – Словцо вырвалось само, лишь подтверждая серьёзность темы. Борис как бы видел будущее, но не очень хорошо различал себя в нём. Победа на конкурсе рассказов откроет перед ними Дорогу в большие тиражи. Братья потеснят записных пропагандистов светлого будущего, которое выкрадут по пути, набьют карманы и морды. Так не бывает, чтобы все желания в одно.

Аркаша вспомнил:

– Слышишь, одна читательница сообщила по секрету. Кефира-то хватает в Управлении, только его распространяют из-под полы. Нужно предложить какие-нибудь услуги, в обмен на тот самый вкус и цвет.

– А мне читательница, тоже по секрету, сказала, что к утру канализация встанет намертво. И это уже не просто поглаживание задницы. Лес решил не мелочиться. Раз канализация прямиком попадает в реки, то нужно забить все трубы.

– Куда же понесём свои сбережения?

– Думаю, по старинке.

– Погоди, это двадцатый век, какие сортиры?

Борис развёл руками.

– Как только директору поступит доклад, меры будут приняты самые-самые. Готовься к приключениям.

– Всегда готов!

Они укладывались около четырёх, хотя мысли не давали покоя и на подушках. На устранение проблем времени катастрофически не хватало. Как в той песне: «Если я вас ещё не ударил, это не значит, что крепко уважаю».

Покидая ленинскую комнату, братья обнаружили очередь. Люська проболталась, не иначе. Вот встречаются люди, которые никогда не успевают.

Аркадий раздал талончики на вечер, и все разошлись довольными.

По привычке, сунулись через главный вход. Охрана проявила бдительность, завернула, тем более, что канализация в здании встала окончательно, с ядрёным запахом. Не загружая головы препятствиями, братья подались в обход, к Дубу.

С тыла хорошо просматривались кабинеты. Все замы висели на проводах, звонили в Министерство Обороны. Разговоры принимали угрожающий характер настолько, что войска прибыли до того момента, как трубки легли на рычаги. Отразить атаку – да сколько угодно, новый генерал просил указать противника.

Ему указали на стояки канализации, смягчая фразы, обрисовали положение.
Командующий едва не прокололся: вытащил сотовый телефон, набрал номер одним прикосновением к экрану. Ему ответили, и он задумался. Пять замов, охрана, случайные прохожие заметили в его руках неизвестное устройство, проявили повышенное внимание.

Он спрятал телефон в нагрудный карман, как ничего не случилось. Набрал воздуху побольше и гаркнул так, что услышали на границе великой державы:

– А подать сюда землекопов и плотников, по десятку тех и других. Лопаты, доски, гвозди и, в придачу, дизайнера с дипломом. Будем выходить из положения не стандартно, в науку проискам и вредительству.

Стройку века завершили к обеду, хоть командиры просили не торопиться сильно: то, что строится на скорости, не успевает запомниться, как подвиг.

Сортиры с большими буквами, намекающими, кого здесь рады видеть, прекрасно уложились в пейзаж. На фоне речки, стаи волков, домики выглядели обитаемыми, с минимумом удобств и серьёзной экономией воды. Государственные испытания прошли без лишней проволочки, акты подписаны, премии выданы. Плотников перебросили на другой объект, а землекопов придержали. Теперь всё зависело от местного начальства. Так оно и вышло. Первым высказался начальник штаба, он же – глава отдела кадров:

– Вот сами посмотрите, что мне видно из кабинета! Девочки бегут наперегонки, простокваша срабатывает в разное время, а я почти ничего не вижу. Надо бы срыть этот холмик, закрывающий обзор.

Сказано – сделано! Не успели десять лопат пронзить вековую холмину, как оттуда вырвались потоки воды. Потревожили люди подземную реку, которая текла себе тихонько, никого не трогала, и… Именно теперь была обнаружена основная ошибка проекта. Здание Управления оказалось в центре затопления. Река снесла входы запасных выходов, плевала на сигнализацию и надёжные замки. Ворвавшись в фойе, атакующие волны подрастерялись, ибо открывались такие перспективы – хоть на второй этаж! С таким же наслаждением, как школьники покидают школу со звонком, воды набросились на гардероб, прошили временные стены первого отдела, с аппаратурой прослушки, продырявили стены смежных отделов и завершили наступление в кабинете начальника штаба. Первый этаж затонул, в полном соответствии с графиком эвакуации сотрудников, кому не пришлось выбирать из двух зол. Оно было единственным – подземная река, нежданно получившая свободу.

Правительственная комиссия, созданная на плаву и из местных материалов, постановила провести расследование, найти и наказать виновных – до обеда. Это был вызов разгильдяйству и халатности, которые давно пытались пустить корни, но никому не удавалось, по причине бдительности, кроме Дуба. Бесплатный шум поселился под сводами первого этажа надолго, и комиссию поставил в тупик лишь на первых минутах. На третьей минуте выяснилось: река нашла выход под землю в кабинете начальника штаба. Круговорот воды стремился к порядку и сам нашёл своё место в жизни. Пока на крыльце проходило экстренное совещание, военные доставили плавсредства на два и более посадочных мест. Сорокавёсельную шлюпку не удалось затолкать в фойе, – слишком неповоротливая штука для ограниченных помещений.
Военные ломали головы: по их планам, должна войти… видимо, масштаб не тот; может, для проектов нужно брать более тонкую бумагу. Тем не менее, катер рыбоохраны уже прокатил под потолком первого, присматривая новые владения. Светильники ходили по их головам, саморазрушались и производили впечатление средневекового замка, мрачного тоннеля, в котором дежурят пираты и убийцы. Количество дверей вроде не изменилось, но что скрывает каждая из них – поди, уточни. Грозу браконьеров Командующий отправил повторно, взяв слово не возвращаться, пока не уточнят детали. Больше их никто не видел.

Начальнику штаба начали скидываться по пятьдесят копеек, на похороны, но он выплыл, преодолел-таки бурное течение. Потом в мемуарах будет рассказывать, как боролся с крючковатыми реактивными потоками, тащившими в подземную бездну, как самое забавное приключение в своей жизни. Кабы ни рычание хищников, скопившихся под сливом, он бы поборолся за архив. Все документы ему пришлось спускать в пучину, пока там не наелись. Прекрасно понимал, что вернутся, раскусив обман: одними досье сыт не будешь. Куда важнее ему было уцелеть самому, поскольку звуки те ничего хорошего не сулили.

Военные окружили, очень тепло приветствовали его, как заметно промёрз и, пользуясь отсутствием женщин, спасшийся запустил руку в брюки, в надежде отыскать хозяйство, без которого ты не хозяин. И на что рассчитывал – вот тоже не понятно.
Жив остался, тебе мало? Не прогневи бога.

Братья, в числе очевидцев, наполняли общую картину ожидающих команды. Они могли и через Дуб, но он был занят пока, а отсутствие вахтёра в привычном месте обещало иное развитие событий. Можно прямиком к директору, с доказательствами на руках. Вы разогнали лабораторию, и вот во что это вылилось. Неучей надо гнать, иначе – не только развал СССР предскажут, а ещё какие войны между членами бывшего Союза.

Аркадий напомнил:

– Ветка у Дуба, с номером «пять», о чём говорит?

– И о чём?

– Что шестой этаж станет пятым. Дуб Дубом, но он заранее знал, до чего дойдёт.
Оба сообразили, с места этого не сходя: Управление бросит все силы на строительство пятого, чтобы заложить первый кирпич на шестом. Цифры и числа в местных условиях носили чисто информативный подтекст, не для употребления в быту.


Из окон верхних этажей выглядывали сотрудники, кто успел проскочить до потопа. Они были отрезаны от внешнего мира столбом воды, а без первого этажа никому ни уйти с рабочего места, ни опоздать. Вахтёр цеплялся за спасённый стул, сетуя на жизнь:

– Стол-то выдадут новый, всё другое, в целях экономии, может подождать.

Зеваки поздравляли себя с опозданием, иначе оказались в этой ловушке. Угодившие в неё – сочувствовали опоздавшим: как теперь будете, без столовой? Мы, конечно, можем, но кое-что придётся и вам.

Братья ещё не выбрали, к какой команде примкнуть. Если «Тонна-сто» проскочил, то от его самостоятельных прогнозов поедет крыша, которую никак не возведут.

Между тем, пятый этаж достраивался ударными темпами. Солдат подключили, цемент уходил с колёс. Техники нагнали – видимо-невидимо, четыре крана таскали наверх раствор, редкий кирпич долетал до середины, его тотчас подхватывало приспособление и уносило туда, где трудовой ритм обещал.

Лес пока хранил молчание. В этом размышлении, он наводил. Братья тоже застряли, и Борис всё чаще искал глаза Аркадия, как надеялся найти ответ. В конце концов, не утерпел:

– А знаешь, не надо трогать его. Пусть строит прогнозы, мы просто будем перепроверять.

– По событиям? Так до них ещё надо дожить.

– Понятно, что. Перепроверять по своим наработкам. Меня больше всего заинтересовала война Российской Федерации с одной из бывших республик. В голове не укладывается. Вместе дружили против Запада, и чтобы кто-то перешёл на ту сторону… Знаешь, это как купить мороженое, развернуть обёртку.

– А там воздух? Знакомо, знакомо. Уже дважды во снах я поел такого эскимо.

– «Ленинградское», за двадцать две копейки. 

– Спрашивал я у нашего мастера. Пломбир в будущем будет почти таким же, с добавкой химии. Сегодня едим натуральное, благодаря отношениям с Западом. Дружба с ним нам не светит, сколько ни старайся, из кожи ни лезь. – Аркаша заинтересовался: – Получается, и сны одинаковые подкидывают, как мышам корм. Вот не нравится эта одинаковость.

– Лучше помалкивай. Рыба слышит каждый вздох.

– Какая ещё рыба?

– Начальник штаба побывал в потопе. Выжил. Может, приобрёл способности, хотя внешне не изменился.

Оба присмотрелись к кадровику. Вода с него стекала в замедленном режиме, как густой кисель. Значит, с телом что-то случилось. Оно удерживает воду, без приказа. Вон, вахтёр уже сухой как лист лавровый, на три минуты раньше выплыл из фойе, а тут процесс заметно не спешит.

– Воевали с Лесом, к нему на помощь пришла Река.

– Наверное, так и есть. – Борис наклонился к уху брата. – «Тонна-сто» на горизонте.

Они приняли вид, что происходящее их не касается. Они вообще не в курсе, что тут случилось, сами только подошли. Сейчас пристанет с вопросами, а кадровик того и ждёт.

Однако, мастер прошёл мимо, ни на кого не глядя, подался в фойе.

И прошёл насквозь, толща вод приняла его, впустила без проверки документов… С открытыми ртами, свидетели проследили, как он прошёл до лестницы и стал подниматься на второй. Дурдом! Ещё один, со способностями.

– Кстати, не знаешь, где он ночует?

– На Марсе. Корабль доставил – и обратно, – отшутился Борис.

– Это всё слухи. Никто не видел корабля.

– Но никто не видел, где ночует наш мастер. И заметь, у него есть план, перед которым все препятствия отступают.


Кадровик занял интересную позицию – стал расхаживать среди непострадавших и уточнять: кто это вошёл в здание?

С ним решили не связываться. Человек чудом остался в живых, теперь будет приставать с глупостями. Если ты забыл, кто это, ты же отдел кадров, вот и поройся в архиве.

Тут и жена его прискакала, ей уже сообщили, что муж утонул. Из сумочки выглядывал край чёрного платка, – ко всему готова.  Яркие губы сообщали нам, что не всё так мрачно.

– Мне сказали…

– Сама видишь, я ещё нужен на Земле, она ждёт от меня пользу.

Она не сказала, что через знакомого заказала катафалк; обещали минут через пятнадцать подкатить к Управлению. На её лице было написано: надо чтобы кто-то ещё утонул.

Что вообще могут женщины, мы до конца никогда не узнаем. Некоторым даются дары, о которых они сами могут случайно догадаться. Так и здесь: в фойе крутились течения, в какой-то момент, прямо к дверям, прибило обнажённый труп. Раздутый, как целлофановый мешок, конечности и тело выглядели ужасно. Начальник штаба прислонил лицо к стеклу, загородил глаза от боковых бликов.

– Не наш. – Бросил грозный взгляд в сторону вахтёра. – Интересно, как он проник в охраняемое помещение?

Вахтёр нашёлся мигом:

– Река принесла, неужели не видно?

– Твоё счастье, что есть река. Так бы спросил с тебя по полной.


Зрелище, конечно, не из увлекательных, свидетели отступили подальше, словно побаивались, что после картинки и запах не замедлит просочиться. Вахтёру же пришлось соответствовать, раз на его посту такое. Стал проводить самостоятельное расследование, тоже приложился к стеклу.

– Мужчина.

В толпе послышался вздох облегчения. Каждая вторая так и подумала: изменник! Так тебе и надо! Все вы одинаковы, кабели ненасытные.

Тут и вычислять нечего, стоит оглянуться и сосчитать, кого бросили на этой неделе. Одни прилипают, другие забывают – и не здороваются при встрече. Это точно какой-то эксперимент, чтобы извести женский род. Пусть в русском языке останется мужской и средний, можно без женского прожить. Хватит, что самих в пять раз всегда больше, чем мужиков. Точно эксперимент, никем не объявленный, а вы тут пейте простоквашу.


Только на этом приключения не закончились. Кто бы мог подумать? Сама Алевтина, поди, забыла, где должна находиться, выводила на прогулку директора. Он настолько ослаб от потрясений, что еле передвигал ножками. Раньше его все звали Тузиком, теперь как-то неудобно, а имени и отчества никто не… – Взгляды перекатились на начальника отдела кадров.

Он не глуп, всё понял:

– Товарищи, архив уплыл, я постараюсь… Я же на память запоминал, честно! Перед тем, как пустить по течению, и вот. – Он постучал по лбу. – Теперь всё здесь, до последней запятой. Правда, в документах запятые не ставятся, это к слову. Но это навсегда, пока дышу.

Тузик осторожно спускался по ступенькам крыльца, свидетели дружно выкрикивали: р-раз! Два! – помогали переставлять ножки глазами, чтобы не опрокинулся. Но у Алевтины не опрокинешься, держит цепко.

И вот директор утвердил ноги на пятачке асфальта, задрал подбородок.

– Солнышко?

– Какой молодец! Узнал! – Народ любовался Алевтиной, женщины скрипели зубами. Во избежание, жёны утащили мужей в фойе, даже не задумываясь. Прочие дамы ревниво оценивали костюм: мне бы такой – они все валялись бы у моих ног.

Тузик помалу укреплялся, стал оглядываться по сторонам и узнавать. Ткнул пальцем в сторону начальника штаба:

– Саливан?

– К сожалению. – Кадровик не знал, как выйти из положения. На ум пришло первое: – Саливан у нас только на картинах. Ну, и по ночам, говорят, видят. Обходит владения, вахтёрам не даёт продыху.

Тузик потерял к нему интерес, пальцем указал на братьев:

– Аркадий! Борис! А и Бэ сидели на трубе?

Братья вспотели. Аркадий нашёлся:

– Так это, лабораторию разогнали. Неучи сегодня правят бал.

Тузик мелко затрясся, поискал глазами помощи. Секретарша тут как тут, погладила по затылку, оттянула ушко. Его надо отвлекать от трудных мыслей, и она знает способ.

Он коснулся правого уха, не нашёл предмета, который держал за ухо. Поискал на левом, нашёл руку Алевтины.

– Алевтина.

– Узнал!

– Как я рад тебя видеть. Ты куда-то уезжала.

– Слухи. Я всегда рядом, мы даже вместе спим.

– Это хорошо. А я думаю, что так тепло под боком.


Сцена, конечно, всех заинтересовала, кабы ни бдительное око. Кадровик пошёл махать руками, как разгоняют кур. Люди рассыпались по углам здания, оттуда решили понаблюдать. Всё-таки директор, вышел на людей посмотреть, себя показать. Само собой, народ делает выводы, наблюдая тяжкую участь:

– Не хотел бы я быть директором. Даже не просите. –  Мужчина из лаборатории «Упразднения луны». Тоже экземпляр редкий, себе на уме. До прошлого закрытия проекта, к нему с визитом целое посольство от РПЦ прикатило на «Мерседесах», докучали, предлагали взятку. Слухи-то быстро бегут, только успевай ухо в коридоре оставить. Оказалось, лаборатория стала добиваться успехов. Луна всё реже показывалась на небесах, раз пять в месяц, и святые отцы отследили момент: не несут прихожане, а то и вовсе мимо проходят. И авто новое не купишь, и ремонт старых дороговат, а ещё дороги – не приведи господь. Кто настучал отцам, трудно сказать, но вот же, прибыли группой в сто бород. Крестами тут всё закрестили, в Лес, правда, не рискнули соваться. От простокваши отказались, – пост резко начался, полчаса, как.

В бесовскую лабораторию отправили двух смельчаков, те потом докладывали: в ихной  лаборатории луны не обнаружено. Может, кто-то другой ворует.

– Лунную пыль видели?

– Все признаки.

– Так вернитесь и поищите лучше! – Патриарх отвесил тумаков посохом, тот возьми и тресни. Разлетелся как сосулька, на мелкие кусочки. В тот злополучный день многим не повезло. И луны не нашли, и с синяками уезжали. Календарь лунный не приносил прежнего дохода, всё насмарку покатило. С директором говорить без пользы, адово отродье. Даже не вышел встретить, что ж от подчинённых хотеть? Прокляли – и появился Селиван на картинах, в полный рост, только борода то есть, то постригся.
И повёлся с тех пор обычай: директора назначенные отдавали дань уважения портретам: сам пострадал, но Управление уберёг, как детище своё сохранил. А подумавши, так с того дня и Лес стал проявлять характер. Вот жили мирно, почти. Танки тонули – ну, так им и на роду написано, две сотни бульдозеров с большой натяжкой Материк списал, а в остальном – прекрасная маркиза.   

Толпа долго не решалась покидать укромные углы, всё приглашений ждали. Начальник штаба отходчив, надо ему дать. И торчали опоздавшие на ногах, хлопали простоквашу и спрашивали друг друга – когда это кончится. Кто-то прислонился к стене спиной, сам обнаружил, без подсказки:

– Пощупайте! Вибрация какая идёт! Здание это скоро ляжет, как пить простоквашу.
Щупали люди, соглашались: Река разбушевалась, а вот не надо плотинами крепкими  перегораживать. Тромбы на реках – планета болеет, и мы вместе с ней. Бобры строят правильно, человек – с ума сошёл, чужой опыт не перенимает.


Пока начальник штаба, он же кадровик, наблюдал, как смертные легко просачиваются на рабочие места, Борис с братом постарались оставаться невидимыми. Встали, плечо к плечу, развернулись торцом. Он и не замечал, вёл с самим собой переговоры:

– И мне попробовать, что ли? Но мы там побывали, едва ноги унесли. А рабочее место можно и здесь организовать. – Опытный глаз выхватил Оленьку, секретаршу из первого отдела. – Вы свободны?

– Замуж никто не берёт.

Жена мягко выступила из засады. Столбы на крыльце служили этим целям.

– Ах ты, бабник!

– Напрасно ты, при людях. Даже и в мыслях, если что. Моя прямая обязанность, но Река лишила. И что, по-твоему, я могу? Любил и любить буду, но сейчас рабочее время, ты должна отправиться в музей. – Совладав с ситуацией, он придал голосу начальственные нотки. – Оленька, кофейку организуйте. И бумагу. Я по памяти буду восстанавливать весь списочный состав Управления. Кому ещё, кроме меня, можно поручить.

Оленька нырнула в фойе. Он проследил до мелочей: фигурка вошла в воду, каблучки цокали по плитам – как и нет для неё потопа. Как же так? Закрыть глаза и войти, но я не могу на всё это закрывать. Лоб не чужой, поди, запасного не дадут.

Дождался на входе и кофе, и бумагу. Вечную ручку нащупал у себя, первым делом вывел шапку: «Списочный состав Управления. Год, число, месяц». Цифры надо уточнять, до потопа были одни, теперь никто не скажет. Теперь надо не повторять ошибок прошлого, только по алфавиту, никак иначе. Вывел: «Домарощинер Клавдий-Октавиан. Выбыл. Дату установит следствие. Должность. Тоже установят. Производственные показатели. Холост. Детей не имеет. Две любовницы. Выбыли следом. Свидетели не установлены. Предпочитает яичницу с картошкой. Музыкальными инструментами не владеет. Постельные принадлежности обнаружены в комплекте. Зарплату за последние три месяца не получал, растут проценты».

Глянул на произведённый эффект. Фотографии не хватает.  От  руки изобразил человечка: точка, точка, запятая, минус – рожица кривая.

– Следующий!

Борис подтолкнул брата, тот приблизился на два шага.

– Моё имя Аркадий.

– Лаборатория?

– Ликвидировали.

– Так и пишем: «выбыл».

– Это не совсем верная информация. Я всё ещё здесь.

Начальник штаба задумался. Как трудно начинать на новом месте, сколько всего вместить и уточнять на ходу.

– Это вы взяли первое место на конкурсе рассказов?

Аркаша сообразил, что из-за баб они прозевали и сам конкурс, и объявление победителей.

– Мы!

– Поздравляю. Вас же вроде двое, или у меня двоится.

– Двое. Брат здесь.

– Не наблюдаю.

– Боря, повернись.

– Вот теперь. Отчество Натанович. Москва или Ленинград?

– Да.

– Так и запишем.


Эту волокиту мы никому, всё и так. Но простокваша ещё помогает держаться на ногах, в трезвом рассудке, иначе Лес и Река, другого не жди. Всё предсказуемо. Но вот Лидия Николаевна фыркнула, сбежала со ступенек и направилась в сторону музея. Тот, кого она пасла, вздохнул с облегчением.

– Вы же понимаете, что я для неё старался. Только бы ушла с глаз долой. – Кадровик поднял честные глаза. – Так конкурса ещё не было. Приём рукописей до завтрашнего утра, вы должны успеть. А пока идите, не мешайте работать. Оленька, пригласите следующего.


В тридцати шагах от крыльца братья обнаружили остановку. Тут же подошёл троллейбус, они вошли.

– Нам в общежитие, – сообщил доверительно Борис. Водитель понимающе кивнул. Двери знакомо прошипели – попались, голубчики, теперь до самого общежития вам не сбежать.

Возле фонтана троллейбус притормозил, взял попутчицу, затем нарезал шесть кругов, как накручивал пружину, чтобы доехать. Вывернул на прямую, водитель разогнал машину до максимальной величины. На немые вопросы пассажиров, ответил в микрофон: «Обкатка. Мне поручили проверить на всех режимах».

На остановке все покинули салон. Водитель вышел и шагами замерил тормозной путь. Эти сведения, скорей всего, пополнят фонд мирового наследия, но сначала лягут на стол начальника отдела кадров.


Петрович оказался на месте, в фойе лежала груда сданных кукол. Заметив знакомых, кивнул на кучу:

– Наши женщины тронулись окончательно. Такое противозачаточное средство, отлично показало себя на испытаниях, и приехали. Они все готовы рожать. Теперь моим детям не будет столько свободы, придётся делить коридоры с новым поколением. – Тут Петрович остановил себя: кому интересно твоё горе. – Вы что-то хотели?

– Петрович, дорогой! Выручай!

Комендант всегда в курсе всего. Махнул рукой – идите за мной.

Втроём приблизились к бухгалтерии, откуда слышался треск пишущей машинки.
Петрович вскинул руку, уточнил время.

– Ещё три минуты. Отчёт закончит – машинка освободится до утра. Так что, не подкачайте. Я машинистку отвлеку, и вы не теряйтесь. По рукам?

Борис бросился обнимать друга, оба прослезились. Аркаша хлопал по спинам обоих, утешая: «Мы выиграем этот конкурс, вот увидите!»






Глава седьмая

Порталы

Как только человек достигает вершины, борьбу прекращает, полагая, что выше не прыгнешь. И напрасно.

Авана помалкивала, подмечая, как мужа тянет к своим, угодившим под массовый эксперимент. Встанет при первых лучах, разведёт рученьки навстречу и поёт солнцу то, что на ум приходит. Звуки не всегда походят на человеческие, потому как возможностей своих никто не знает.

Вчера они нашли булыжник с руной Путь, Кандид самостоятельно нашёл метод включения. Оказалось – простое пропевание слова «У-Даль». И руна ожила. Авана и сама ощутила потребность в движении. Сидеть на вершине можно веками, а проку? Мир сражается за удаление паразитов с поверхности Земли, отбивает миры, вытесняет гадов постепенно. Только обычные люди о том ни сном, ни духом.

– Пойдём! – Она дождалась, пока солнышко отдало лучики омоложения, перешло в режим обычного насыщения. Кандид иногда пугал, иногда радовал признаками того, что внутренние часики пошли в обратную сторону. Он иногда светился юными клетками, в один прекрасный день может стать мальчиком, если вовремя не остановить.

Она сама не рвалась под эти лучи, ей нужно выглядеть чуть постарше: я сама знаю, до какой поры. Чтобы любил и любил, и хотел, и носил на руках. Он может, да всё никак не решится.

Скала приноровилась к пожеланиям обитателей своих, присвоила статус постояльцев. Думала – переночуют и пойдут дальше. Раз остались, раз приглянулись условия, так и она пошла навстречу. Ступенчатый спуск предъявляла к пользованию, как только заканчивали завтрак. Хозяйка отследила момент, тут же предлагала пойти погулять. Как только они ступали на общий уровень, ступени сворачивались внутрь и выглядели неприступным разломом, где ногу сломать можно на каждом шагу.

Кандид присел на корточки, стал изучать следы.

– Волки. Давненько в наши края не забредали.

Авана крутнулась по сторонам, нашла растение с чёрной ягодой, веточку растёрла в руках и щедро рассыпала в точке подъёма.

– Думаешь, отведёт?

– Иначе бы и не бралась.

Тропинка мчала вдоль соседских владений. Недавно поселился сталкер. Этот Лёха как-то не вписывался в общую картину: свои не жаловали, лесные терпели. Что-то он себе надумал, как надо устраивать жизнь, Кандид лишь предупредил: если положил глаз на Авану, добра не жди.

– Так что, мне и отсюда убираться прикажешь?

– А это как сочтёшь сам. – Кандид просто одним пальцем прочертил в воздухе круг, прямо намекнул: здесь мы наводим порядок, ты уж постарайся не мешать.


Тропинка проходила недалеко от шалаша.

– Эй, ты здесь?

Ответа не последовало. Ушёл за добычей. Странный он, никто не понимает, авось у нас получится.

Сложил ладони Кандид, направил щель на вход в шалаш, прошептал в складень: «Волки».

– Может, записку оставь? – Авана сомневалась, что Лёха услышит такую подсказку.

– Пусть учится. Духи получили задание, теперь сами будут нашёптывать, пока не дойдёт.

Тропинка повела в низину, тут бы обойти, – она протянула руку, хотела предостеречь. Но он сам свернул в обход, стал бить новую тропу. Край Леса уже просматривался, за тысячелетними деревами баловал подлесок. Детишкам нужно побольше солнца, тогда не хворают. Женское сердце томится ожиданиями, когда температура или ещё какое испытание грянет. Мужчинам даются свои сигналы, иногда за день: надо проведать места, откуда исходит угроза, и предупредить, чтобы забыли смотреть в нашу сторону.

А Кандид знал, куда нужно сходить. Будто мамка пустила клубок, он и топает по незримой верёвочке, к складу. Старое имущество списали, новое опять мается под дождём и солнцем.

Теперь и она уловила угрозу.

– Ночью слышал что?

Не останавливаясь, кивнул. И вот тропинка разбежалась в дорожку, дорожка влилась в дорогу – следы колёс и гусениц будут периодически напоминать Лесу, что это мы, тут у нас дела, и будем ездить, так ты не очень-то старайся.

Склад выглядел ухоженным. На этот раз оборудование разместили под линейку. Тот, кто командовал разгрузкой, имел твёрдое понятие о порядке. Если так, то построения напоминают город. Небоскрёбы вдоль ровных проспектов. Ящики имели свежие надписи, как названия улиц, ничего придумывать не нужно. «АБ… (выломан кусок доски) СЕРВЕР- 741. 2А». Не прочтёшь начало слова на соседнем: «…нигуниха- 741. 3Ф».

Авана побаивалась содержимого ящиков, сердечко билось тревожно, поэтому ухватила мужа за палец и не выпускала. Экскурсию она не одобряла, но что-то его позвало.

Он услышал её мысли.

– Ночью здесь была перестрелка.

– А Управление?

– Тревогу никто не поднял. Там своих забот сейчас. Людей перевели на простоквашу, тот же эксперимент, следующая фаза.

– Они не умрут?

– Организм у русских быстро адаптируется. Апельсины считались ядом, когда завезли на Землю, и ничего, первые отравились, остальные выработали антитела, и апельсиновый яд дал осечку.

– А что ещё завезли, чтобы отравить?

– Да уж постарались. Картофель, помидоры, кукуруза – всего не перечислить. – По её поведению, как она жалась к нему, Кандид подобрал другие слова: – Не бойся, днём тут тихо. Механизмы накапливают тепло, заряжаются, чтобы ночью выяснять отношения.

– Что их не устраивает?

– Кто главный, спорят. – Кандид механически продвигался вдоль проспекта и просматривал надписи. – Это всё должны установить на шестом этаже, что не поместится – рядом корпус поднимут. Я так думаю, если бы всё установили и запустили, Лесу пришлось бы не сладко.


Потихоньку до Аваны стало доходить. Вечером, скажем, главный по механизмам пишет план за следующий день: установить на крыше станки 1-2-3. Утром приходит – блокнот чист, значит, на сегодня нет особых задач, но вечером надо подумать о дне грядущем и обязательно внести в план: установить на крыше станки 1-2-3.

– Поэтому и шестой этаж никак не закончат?

– Думаю, да. Идёт война с Лесом, и каждая сторона применяет свои средства. Сотрудники не видят, а разведчики снуют, тут и там. А вот если пропадают вещи, дипломаты собираются в подвале и выдвигают требования. Зеркала пропадают чаще всего. Расчёски и тушь для ресниц.

– А я видела. Думаю про себя: зачем русалки глаза себе пачкают.

– Тс-с! – Кандид указал на ящик, шагах в ста впереди. Остальные вели себя прилично, и только этот ходил ходуном. Так и другой человек: все втянулись в режим «понедельник-пятница», всех всё устраивает, но всегда отыщется революционер:

– Мы живём, как скот! Нас на бойню готовят, и вы с этим положением смирились?


Ящик подпрыгивал и помалу выползал на проспект. Через босые ноги вибрация передавалась чисто, без фальши. Или то, что внутри, таким образом сообщало свой протест окружению: не подходите ко мне, иначе урою. Его для начала прижмут по профсоюзной линии, даже путёвку без оплаты предложат – угомонись, и получишь следующую плюшку. Жену из специального отдела подыщут, чтоб взяла верх. Не унимается – дружков подкинут: начинаются пьянки и залёты, милиция держит руку на пульсе, отслеживает похождения. Или такой случай. Человек породнился с небом, у него там появилась куча друзей, но начальство ударило по самому дорогому, привязало к земле, и сгорает человек, себе места не находит.

Три доски отлетели с треском, на длинной штанге из ящика показалась оптика. Электрический глаз взялся изучать окрестности. Этот парень, внутри который, приступил к исполнению плана. Раз ночью не получается, я вас днём достану.

Кандид утащил любимую в просвет между соседними небоскрёбами.  Он попробовал поставить себя на место героя. Если до сих пор не доходили до сообщества простые слова, то отчаявшийся решил действовать. С голыми руками против системы сытых ублюдков выходить – насмешить. Бомба против царя и группа поддержки, экипаж для моментального исчезновения, ямщик из сочувствующих. – Кандиду проще, имея некоторые познания: насилие не приводит к желаемому. Любую ситуацию дано изменить, нужно применить правильные инструменты.

Лес кое-чему научил, показал, как влиять на атакующую сторону. Потому и захлёбываются наступления, набегает момент перемирия, полкам передышка, пока Материк не придумает чего.

Из ящика показался отчаюга. Голова собрана своими руками, может, сделана на заказ. Тяжёлый лоб с падающим щитком, как у сварщика, тяжёлая челюсть; глаза защищены дополнительной решёткой. Корпус устроен с нависанием, чтобы собеседник мог говорить снизу, с заискиванием. Собранный наспех, робот и в такой комплектации мог наломать дров. Ломик в одной руке, пила в двух, с хорошим натягом, молоток со сверлом заводным – в четвёртом манипуляторе, усиленном гидравликой. О, кажется, это серьёзно. Адреса все записаны, с кого начинать, знает. Все, кто голосовал против, а для уточнения деталей имеется протокол собрания, копия. Полетели доски, физический труд сопровождался непереводимым набором звуков: «Разшамылц рьв! Быснепетэтой  кыщедь…» По ситуации, можно предположить такой вариант: я вам сейчас устрою большинство голосов, вы у меня попляшете.

Авана прислушивалась, хотела зацепиться хоть за одно слово и перевести на понятный язык. Кандид  очень рассчитывал, что у неё получится. Десяток попыток улетел впустую, всякий раз она дёргала головой и начинала сначала. Убедившись, что шифр слишком сложный, плюнула. Не явно, конечно, в сердцах.

– Я понимаю, – он решил поддержать. – Остаётся только глазами читать, глаз не обманет.

Что бы ни плели ораторы – судите по делам. Теперь так просто опираться на известную мудрость. Кандид оставил жену наблюдать, сам метнулся на соседнюю улицу. Оттуда Управление должно быть видно получше. Неужели никто не наблюдает, тревоги не поднимет? За вами же числится, списать не всё получается.

Дуб был виден издалека. Масса народа толпилась перед крыльцом, митинг, не иначе. В уме Кандид пролистал календарь: вроде, праздников сегодня не назначено. Хотя – что нам стоит вбросить повод? День коменданта –  и тысячи поднимут стаканы, не задумываясь. Склады опустеют, и снова заводы выдадут поллитровки, под разными названиями, но из одной бочки. Пьяный человек не так опасен, как трезвый с планами, на которые сложно влиять.
Ещё больше он удивился, разглядев городской троллейбус. До общежития два шага – нет, вот вам забота. Сидят специальные люди, придумывают зрелищные факты.

Вернулся к жене, выглянул. Робот продолжал свои лозунги распевать, вдохновляя манипуляторы: «Ицлюх дахохь, зытьета шклелс!» – так и хочется запустить камнем: ты там с выражениями поаккуратней! Только роботу не до того, при его росте. Муравьи вот тоже могли бы высказать неудовольствие, да кому интересно?

Шесть ящиков распечатаны, манипуляторы пошуршали внутри, похозяйничали. Хруст стекла, мелкие детали и предохранители полетели в траву, их не скоро отыщут. Ближайшая ночь покажет, все ли результаты были достигнуты, может, кого придётся к порядку призвать пожёстче.

Восемь ящиков пришли в движение и стали отступать к Лесу. Скорей всего, припомнили свои слова на собрании, как поддержали большинство, какие слова нашли для отчаюги. Мы за коллектив, а личные мнения держи при себе, а не нравится – ищи другое пристанище, мы терпеть не намерены.

– Что там слышно? – Авана оглянулась, по лицу поняла, что есть новости.

– Хочешь на троллейбусе покататься?

– Не знаю. Это не больно?

Он моргнул – забудь, может, когда, при случае.

– А мы не должны вмешиваться? – Авана вдруг осмелела. – Он же может разнести всё, а у многих есть мечты. Он не позволит им осуществиться.

– Опасно. Братец скорей всего вооружён, иначе бы не затевал разборку. Видел я станок с программным управлением, в прошлую войну. Такой же революционер сделал из него ракетную установку, и только случайная бомба избавила коллектив от неприятностей.

– Бомба?

– Учения проходили, далеко отсюда, но кто-то постарался, сместил координаты.

– Лес. Он может подкинуть, ничего не говоря. – Авана надумала и руками обхватила его за шею. – Поноси меня на руках. Меня ещё никто не носил.

Кажется, он и сам был рад, да не решался. Врождённая скромность не позволяла лапать красивых женщин. Некрасивые сами вешались на шею. Раньше, не сегодня, конечно.

Ящики отступали всё дальше, весь город переезжал на дачу. Робот сильно увлёкся, добрались руки до оратора, который крепко обидел словом. Неужели собрался выпотрошить и оставить макет? Действительно, сам не угадаешь, чем слово наше отзовётся.

Когда в воздухе мелькнули провода, все кишки и жизненно важные органы, над полем пронёсся стон Смерти. Она и не ожидала подарка, слонялась без дела. Или ожидала?

Когда зазвенела циркулярная пила, посыпались искры на проспект,  Кандид опустил на землю жену, со словами: «Выглянь, Управление не всполошилось?»

Она отправилась по его следу, вернулась скоро.

– По всему, в Управлении своя беда, не до звуков отсюда.

Робот с каркасом разделался быстро, добрался до основания врага, и полетели плиты, противовесы, шланги. Количество деталей поражало: корпус и не самый крупный, но сколько всего напихано внутрь. Авана с открытым ртом изучала современное устройство по деталям, какие улетали в траву, на ходу соображала, какая деталь, с какой должна собираться на болтах. Сами болты стучали градом по крышам небоскрёбов, и они отступали всё дальше.

– По-моему, прошлой ночью этот товарищ был председателем собрания. – Кандид сделал верный вывод, иначе – почему не с него начал? Вот когда созрел окончательный план, мститель отдался делу с воодушевлением. Месть – штука заразная, как простуда.


Наблюдая за беспорядком на улицах этого города, Кандид сделал вывод:

– Директора снимут. Первый же ревизор обрадуется такому подарку.

– Кто директор?

– Тузик, был раньше водителем. Ты его не знаешь. Гонялся за русалками, хотел гарем собственный укомплектовать. Поймали и изнасиловали. Я был далеко, не сразу узнал. Удивляюсь, как сталкеры не вмешались.

– Бедненький, так хотел женской ласки, что утратил над собой контроль… И что, никто не взялся исцелить? Я бы смогла.   

Кандид скрипнул зубами, сдержался.

– Да без тебя нашлась, она из наших. В Лесу мало кто её терпел, мамки выставили – ступай к людям, с нами не уживёшься. Легенду организовали, внедрение. Около пяти лет была замороженным агентом, никак себя не проявляла. Ну, как все женщины там. Вот когда Лес предугадал изменение политики, ей отдали приказ – действуй.  Выросла до заведующей библиотеки, и оттуда в секретари к генеральному. В истории, пожалуй, я и не знаю второго примера, а Материк тщательно вылизывает кандидатуры.  Проскочила.

– Талант, значит. – Авана послала запрос и получила образ агента. – Красивая. Я именно такой хочу стать.

– Обязательно станешь.

– А если с ней что-то случится? Раскроют, например?

– Там такое обеспечение и отряд прикрытия, что… Но даже, если допустить провал, на Материке есть надёжная крыша. Поддержит в нужный момент, подставит плечо, в крайнем – вывезет за границу. Нам лучше не знать рычаги и возможности тех, кто получает награды, но продолжает работу не на Материк. К слову, это даже не один надёжный человек, они понимают, что за общими словами прячется план уничтожения всего человечества. Они взяли сторону Леса и его армий.


Демонтаж главного врага оборвался, в грянувшей тиши ухо жадно ловило молитву над поверженным, хотя бы раскаянье: боже, что я натворил?! Но всё не так, – Авана выглянула и застала верзилу читающим план дальнейших действий. Получается, это была лишь разминка. Мышцам не повредит, заодно можно устранить мелкие неполадки, сконцентрироваться на главном.

– Смотри!

Кандид поднялся с земли, одним глазком оценил обстановку.

Со стороны Леса шли два ящика, с белым флагом. Коллектив выбрал самых быстроногих, чтобы хоть к вечеру успели.
Верзила отложил инструменты одного назначения, вооружился другими. Поколдовал над стволом огнемёта, щёлкнул зажигалкой.

– Мы хотим мира! Лучше сгнить под дождями и ветрами, чем превратиться в хлам, не подлежащий опознанию. – Парламентёры замерли в пределах досягаемости, по сигналу руки.  Отчаюга имел честное намерение выслушать, да ухо держал востро. 


А вот Лёху, того самого, Кандид и не надеялся увидеть здесь. Два небоскрёба нашли себе заступника, он вышел из-за их спин, слегка волнуясь. Надумав нечто, шагнул вперед, как крупный спец по переговорам.

Присутствие человека подействовало отрезвляюще: отчаюга отложил оружие и поспешил выразить почтение. Не то, чтобы совсем стелился по траве, но с лёгким поклоном и без раздумий.

– Мне доложили, ты тут права взялся качать, цифирь необкатанная. Что ж мне, всякий раз бросать дела, каких выше крыши, и мчать?

Авана дёрнула за локоть:

– Давай уйдём. Он, оказывается, вон какой начальник, прямо беги.

– Да никакой он не… Но удивил. Надо же, тот самый Лёха. Давай посмотрим, чья возьмёт. – Кандид присел на бедро так, чтобы видеть картину и самому не светиться.


– Прошу, вам слово! – Лёха уступил микрофон (как бы) заготовленному оратору. Из всех желающих, имеющих иную точку зрения, заговорил Шкаф. Было некоторое сходство со шкафом: не очень крупный, можно сдвинуть. Под перестановку мебели ситуация подходила вполне.

– Ты потом себе не простишь, что пошёл против коллектива. Кстати, это повторилось.

– Что значит, – откликнулся возмутитель спокойствия. – Наверное, вы опираетесь на письменные источники? Что именно повторилось?

– Я так не могу. Отвечать на два вопроса одновременно. Задавайте по очереди. – Шкаф имел право делать такие реплики, потому как за спиной, ближе к Лесу, стояли.   

– Договорились. Хорошо бы уточнить, что вы имеете в виду, говоря о повторении.

– Прошлый раз, когда завозили новое оборудование, именно в последнем ящике прибыл тот, что мутил воду постоянно, требовал к себе внимания фокусами, накалял обстановку.

– Не я прибыл последним, вы ошибаетесь.

– Кто же? Вас видели последним все, кроме меня. А я верю товарищам, поскольку мы должны больше доверять тем, с кем разделили судьбу.

– Вы и прибыли последним. – Так называемый штатный разбойник театрально хохотнул над собственным остроумием. Следовало закрепить успех: – Поверьте, вас сбросили с тягача, после меня. Я ещё просил, чтобы такелажники отнеслись внимательнее к грузу «741», мы из одной партии, и я переживал за членов, а вы идёте на поводу общего мнения, своего не имея.

Парламентёр сдулся. На сей случай у него не было инструкций.

– Как же? Мы же. Одни дожди, одни ветра делим…

– И никак не поделим, – подыграл жулик. – Начинается делёжка – друзей не ищи.

Шкаф глубокомысленно промолчал, постукивая от волнения ножкой. Её роль сейчас играл брус, такой же как у всех, призванный поднять оборудование подальше от сырости.

Что там происходило, под досками, плёнкой и фольгой, взявших обязательство не допустить контакта с осадками, но день перевалил на вторую половину, и некому руку протянуть.

– Ваша версия принимается. Может, это некая система, с обратным отсчётом.

– Поясните мысль.

– Что непонятного? В прошлый раз всех строил тот, кто прибыл последним. На этот раз – предпоследний, и так далее. Однажды скандалистом окажется тот, кто прибудет первым. Так понятней?

– Увы, это гипотеза, не более…


– Пойдём отсюда, – шепнул Кандид. В ту же секунду в угловую доску их убежища пришла пуля, калибра «7,62». Получается, кто-то ещё наблюдает за происходящим и следит за соблюдением протокола.

– А мне интересно, – ещё тише сказала Авана, – у людей есть, чему поучиться.

Он ответил глазами: «Ты ничего не путаешь?» – «Ящики научились у людей, а я хочу поучиться у ящиков».

Вторая пуля проломила ту же доску. Снайпера не видать, но Кандид на глазок определил угол прилётов, взял поправку на ветер и катнулся по траве, увлекая за собой жену. В этих небоскрёбах мастера не предусмотрели подъездов, проблема решалась бы в три шага.

Пригнув свою голову пониже, локтём прижав её головку, он придумал, как фразу передать аббревиатурами: «Энэнпээнпэ». Авана не растерялась, перевела для себя – в мыслях, на второй странице, чтобы снайпер не подглядел: «нам не позволят нарушать переговоры».

Кандид бесшумно подмигнул и пополз – подальше от пристрелянного места. Расчёт был простым: ты нас видишь, считаешь помехой переговорам, поэтому мы исчезаем – ползём в твою сторону, чтобы ты успокоился. Дай нам сто метров, и разошлись, как в небе облака.

Как только стометровка закончилась, Кандид поднялся на ноги, крутанулся на месте, показывая, что никому не угрожает, оружия при себе не имеет. 

– Уходим! Чем быстрее, тем лучше, – протянул руку и рывком поднял жену.

Именно в эту минуту, из-за небоскрёба показался человек. Винтовки при себе вроде не имел, но взгляд – как у снайпера. Они умеют пускать в глаза образы.

– Вас-то я и разыскиваю, – пообещал незнакомец. С перепугу глаголы перепутать – раз плюнуть. А ещё эти двое уразумели сходу: этот человек ловко умеет прятать предметы, утратившие актуальность. Для одичавших обитателей Леса пояснил: – Мы не знакомы, я знаю. Моё обозначение – Эмбритоль Пурнаедов, пока не запоминайте. Познакомимся ровно через час, у главного входа. Вы ведь туда подойдёте, я уверен, тогда и пожмём друг другу руки, запомнимся в отпущенные сроки.

П-пых! – и его не стало. Какой-то фокус с временными искажениями. Одно событие опередило несколько других, поэтому возвращение в свой поток, на опустевшее место, сопровождается вот таким «пых».

– Пойдёшь к ним? – Авана распахнула глаза на предельной возможности, угадывая ответ.

– Петля Времени накинула удавку. Если не пойду, то…

– Я с тобой!

– Не боишься, что все женщины высыплют ко входу и будут тыкать пальцами – дикарка, полюбуйтесь на неё!

– Плевать. – Её ответ успокоил мужа. Так бы всегда. Мнение куриц не интересует заведующего фермой. Однако, Авана уточнила: – Хочу Алевтину вашу хвалёную лицезреть. Мне кажется, больше домыслов, чем есть на самом деле.

– И я хо…  – Он вовремя остановился, чтобы не расстраивать. Потом упрекать заполучит повод: конечно, кто я? Тебя всегда будет к людям тянуть.

Она нашла в его голове то, что хотела:

– Ма-гу-ли… Маугли! Потом расскажешь, что означает.

За спиной шли переговоры, результат которых предсказуем. Они останутся мокнуть под дождём и снегом, в ожидании ревизоров, очередного списания и очередного пополнения. Крестовый поход №741 набирал обороты. Нет бы партия отказалась от этого проекта, а деньги пустила на рост благосостояния. Как же! На космос, на тысячи других дыр – только не на уровень жизни трудящих. Ся – это уже описка, и пусть остаётся. Раз одним можно, почему нам… Всё простокваша, не взыщите.


Поглядывая, когда солнце сместится к следующему делению, они пустились в путь. Кандид взвесил ситуацию на семейных весах. С молодой женой, без паспортов и прописки, а она без прививок, – медики не захотят принять в общество: мы не можем рисковать всей планетой из-за одной женщины.

Так, а что предложат ему? Вертолёты Управлению не присылают. В дворники?

Поднялся ветер. Духи кружили вокруг, заглядывали в лица: неужели вы согласны на другую жизнь? Восемь часов за станком, производить то, что через год-два отправят на свалку? Многие сегодня, наоборот, мечтают бросить город и найти себя среди грядок и пышного сада. Ладно, это ваш выбор.


Вот не подозревал у себя робости Кандид. Ножки не шли, один Дуб радовал глаз, да люди стали оглядываться, наблюдать за их приближением. Этого, как его? Эм… что-то с эбрионом.

Расстояние сокращалось, дорогу перейти – и вот они, сотрудники. В толпе прошелестел шепоток: «Это Кандид?»  – «Он самый. Заметно помолодел, так бы и не узнал». – «А девка – как дочь. Или в жёны взял малолетку?»

Слух разлетелся, уже и редактор стенгазеты образовался на крыльце, с блокнотом. У самого челюсть отвисла, но приказы не обсуждаются. Про Кандида его хорошенько просветили, список вопросов ограничили числом – для одного выпуска стенгазеты, больше не надо.

– Итак, вы тот самый легендарный Кандид, мне подсказали. 

– Я. А где ваш эмбрион опережающий? Он обещал встретить.

– Всему своё время. У меня к вам несколько вопросов.

– Восемь, – сказала Авана. – Я его жена, и никому не отдам. Два вопроса сняты?

– Точно… – редактор выпучил глаза, выискивая нужные строчки и вычёркивая. Радостно наткнулся на главные вопросы: – Все, кто приходит из Леса, должны пройти двадцать шесть прививок, чтобы мы не подхватили от вас какой заразы.

– Это вы все заразные! – Авана не знала, как тут устроены отношения. – Получается, никто не в курсе: вас с детства обеспечили всеми формами… вижу рак, туберкулёз, отказ печени, – и вы с таким багажом долго не протянете. А у нас этого нет. Ни у кого!


Сотрудницы сменили гнев на милость, разглядели редкий случай, чтобы узнать всё про себя, без доктора Жудипьи. Увели Авану под руки – одолжим на полчасика, со своими болячками обратились к девочке, которая видит насквозь.

Редактор занял очередь, чтобы поговорить со специалистом лично, развернулся к леснику.

– Продолжим разговор. Сколько лет вы провели в этой тюрьме?

– Тюрьме? Да я никогда прежде таким свободным не чувствовал себя. Тюрьма – это… – Кандид окинул взглядом здание, без единой решётки.

– Я вас прекрасно понял. Немного не по тексту, но будем выкручиваться. Люди захотят узнать, как вы начинали. Насколько я знаю, Лес сбил ваш вертолёт.

Кандид качнул головой.

– Какие ещё байки про меня рассказывают? Заправщик не тот керосин залил, вот и всё объяснение.

– Лес вас не отпускал, мы знаем.

– Опять и снова. – Кандид взглянул на обстановку другими глазами. Они пленники идеи, а заодно и условий. На переднем фланге науки, ради светлого и счастливого… которое обещают полвека, и никаких подвижек. – Поживи вы в Лесу полгода – вас бы колом оттуда не выгнали.

– Вы же ушли, – обрадовался собеседник.

– Как ушли, так и вернёмся. Нечего тут делать. Хотел одного человека увидеть. А так – больше ничего не держит.

– Кто, если не секрет?

– Восемь обещанных вопросов исчерпаны.

– Ещё три. Извините, не удержался.

– Задавай, а я сам решу, стоят ли они ответов.

Редактор отошёл посовещаться, Кандид и не глянул, с кем. Как чужой муравейник: его все принимают за чужака, только не бросаются, чтобы прикончить.

Он вытянул шею, поискал жену. Взяли её в оборот, и  крепко. Женщины убегали, возвращались со свёртками. Одеть вроде собрались, приобщить к моде.

Что же этот не идёт?

Кандид почувствовал пристальные взгляды на себе, поднял голову. С лестничной клетки, между четвёртым и пятым этажом, за ним наблюдала группа лиц. Среди них опознал Алевтину. Задержал на ней глаз, мысленно пожелал два слова.

Она поняла его, кивнула и бросилась по ступенькам. Через минуту эта женщина-мечта выпорхнула на крыльцо, обрадовалась, что конкуренты увлечены новинкой.

Смело шагнула к нему.

– Можно, я возьму вас под руку и украду на полчасика?

Ёкнуло сердце, Кандид предложил, оттопырив, локоть. Редактор с группой консультантов тупо уставились вослед парочке, их план сорвался.



Свежий тротуар выглядел вызывающе. У них только всё начиналось, уже, наверное, все забыли, что их увозили,  что за них кто-то поручился – дескать, нельзя сотрудниками бросаться, где новых наберём? А как прибыли – это свежо.

Алевтина выглядела сногсшибательно, импортный костюм в нежные розовые и голубые тона очень шёл к фигуре. Управление одевает с иголочки одну персону, другие как-то выкручиваются сами. 

– Можно на «ты»? – Алевтина выбрала шаг и направление, стараясь увести подальше такого эксземпляра.

– Согласен. 

– Тогда начну издалека. – Оглянулась на всякий случай, как кому-то дала понять: я его постараюсь уговорить. Видимо, проинструктировали: если вернёшь в Управление, с премией не задержим.  – Мне тебя так не хватает! Первое время – думала, с ума сойду. Но сердце подсказывало – ты жив! После того полёта… – она что-то говорила, а он уплыл. Было дело, предложил прокатиться. Механику литр коньяка посулил, думал, с Тузиком проблем не будет. Он с Материка что хочешь, привезёт. И четыре раза привозил, да эти девки новые успевали раньше. Тузик оправдывался: «Ты бы первым меня встретил, сразу забрал бы, а я существо слабое, как вижу этих, так голову теряю, ничего не помню!»

– Мы шли с тобой над Лесом, по краю озера, ты крикнул – смотри, русалки! Я тогда и подумала: надо Тузика просить, чтобы фотоаппарат купил. Понимаю, секретный объект, то да сё, но я всегда верила: придёт день сказать всю правду, придёт обязательно! Я так хочу этого, как… как тебя, в моей постели. 

Он переставлял ноги, почти закрыв глаза. Просто радовался, что выпала такая минута, о ней и мечтать боялся. В кустиках слева на ветку рухнула птица, расцветка как у селезня, да не он. Следом села самка, и цвета наряда… – Кандид невольно уточнил цвета её костюма: один в один.

– Вот, и она домогается, как я. – Алевтина душевно улыбнулась, прижалась грудью так, что идти ему стало труднее.
Эти препятствия, не связанные с тротуаром, по вечерам так греют сердце. Алевтина задержала шаг, развернула лицом к кустам. – Вот чего этому самцу не хватает, скажи? Да, настойчива, да, другим не позволит приблизиться. Она лучше всех понимает, каких здоровых птенцов вырастят они, никто другой. Мы же живём ради этого.

Наблюдая за семейной сценой, Кандид слышал родное дыхание на плече, если встать на цыпочки, так и до щеки достанет.

Самка атаковала самца. Он ушёл в гущу веток, на этого она и рассчитывала, перекрыла собой главный выход. Стала медленно приближаться, как бы затмевая своим образом прочих.

Алевтина непроизвольно прижалась сильнее, развернулась к нему лицом, правой рукой перехватывая его свободную руку. Чтобы не дёрнулся.

– У наших девочек одни только разговоры – про сталкеров. Разок на танцы пригласили – теперь и звать не надо, сами прилетают. Ходят все счастливые, шепчутся да поглядывают на часы; вот никогда не думала, что в наших условиях такое возможно. Кефир и простокваша – единственная радость наша. – Она впилась в его глаза, коснулась рукой бороды, запустила внутрь. Прикрыла глаза и сказала: – Давай сбежим! Протопчем новую тропинку к моему дому. Давай?

                *  *  *

На том самом месте, откуда ушёл Кандид с женой, Лёха обнаружил следы пуль. Моментально высчитал, откуда стреляли, нашёл вытоптанный пятачок. Встал на колени, принюхался. Кто-то из новых, но почему автомат? С какими-то полномочиями прибыл, быть может, объявили розыск внутренних агентов, или одного? Материк о своих планах не сообщает, а действует. Кого отозвали, кого прислали.

Но день сегодня удался на славу, стороны вроде пришли к соглашению. Теперь можно гулять по этому городу, присматривать за порядком. Огнемёт пришлось взять на сохранность, как одна из сторон настояла.
Оглядел построения небоскрёбов, вздохнул с облегчением. Глаз отмечал свежие латки там, где оставались следы конфликта. Утряслось – и славно.

Лёха оглянулся на территорию Управления. Вон общежитие. В следующий раз надо сходить на танцы, как ребята соберутся.

Глаз зацепился за одинокую фигурку, одетую вычурно. Девушка шла так, будто стеснялась своего наряда, непривычен он ей, и почему в рабочее время… Догнать, расспросить? Он пустился бегом, призвав ветры. Мигом домчал, пристроился сзади и стал припоминать слова, с какими можно подойти наверняка.

Она свернула к коттеджу, прошла по дорожке и села на скамейку.

Она кого-то ждёт, вот не повезло! Лёха включил заднюю. Может, у человека всё в порядке, а я хочу весь мир спасать. Ладно, поглядим, что дальше.

Он прогулялся по улице в одну сторону, до будки с охраной не дошёл, развернулся. И тут, каким-то чутьём, сообразил, что пора вмешаться. Что-то идёт не так.

Скорым шагом приблизился к дереву, за которым можно встать и наблюдать.

Со стороны реки, как на крыльях, летели двое. Бородатый будто убегал от женщины, набедокурил, видать. И она, такая видная, настырная, решила доказать свою точку зрения. Вот они совсем близко, на участке, в дальнем конце, есть калитка. Оба проскочили, направились к дому.

Тут Лёха вышел из укрытия и тихонько стал наезжать с этой стороны. Точно рассчитал. Эти двое обогнули грядки, повернули у клумбы, тропинка вывела на главную дорожку. Прямо к скамейке.
Лёха слился со столбиком. Сейчас произойдёт что-то, отчего солнце прячется в облака.


– Авана? – Кандид опешил, лицо стало чужим, и он растерялся. Сзади налетела Алевтина, поздно обнаружила сидящую на скамейке, успела крикнуть:

– Чего остановил… ся? – закончила с паузой, в голове мгновенно пронеслись фигуры речи. – Может, я чего-то не понимаю… Смотри сам, я пошла.

Хозяйка вошла в дом. Дверь осталась приоткрытой.

Авана прятала глаза, старалась не смотреть по сторонам. У неё внутри происходило нечто новое, никак не связанное с этим местом, этим днём.

Кандид присел рядом, сложил руки, но они не находили места.

Неожиданно Авана повернула к нему голову.

– Иди, она ждёт. Сейчас ты ей очень нужен. И я тебя подожду. Не очень долго.


В лаборатории форм девочки проводили опыты и фиксировали результаты в журнал. Серия опытов запланирована на квартал вперёд, и вопросы возникали. Шесть лаборанток – шесть панелей с трафаретами. Квадратные детали следовало вбрасывать в квадратные отверстия, треугольные и круглые – ну, это проще простого. Начальник лаборатории поставил задачу: вдруг у кого получится круглое в квадратное или наоборот; вероятность успеха мала, но её не стоит сбрасывать со счетов. И тот специалист, у кого получится, будет представлен к правительственным наградам, премия – само собой, без уточнений.

И вот, когда трудовой порыв достиг полуденных показаний, когда по одной, подменяя друг друга, девочки сбегали в столовую, профорг воткнулся с объявлением:

– Через два часа экстренное профсоюзное собрание. Прошу без опаздываний!

Девочки опомнились: мы же какие-то вопросы собирались выставить, настоять и проконтролировать, и, если кому-нибудь интересно, то не дай бог…

– Кто помнит, что мы хотели внести в повестку собрания?

Девочки рассматривали друг друга, с трудом припоминали, как кого зовут. Эти масштабные проекты кого хочешь, выведут из себя. Ежедневные рапорты о достижениях, встречные предложения, экономия ресурсов, сбор макулатуры.
Посидели – чуть не поседели, пришли в ужас. Ведь только вчера шёл разговор, хотели ещё лишний пункт внести, а сегодня как отрезало. На автомате, их руки находили фигуры, проталкивали в нужные трафареты, но головы напряглись.

– Кандид приходил.

– Вчера или сегодня?..

– Мне кажется, на прошлой неделе. Но спорить не собираюсь.

– А я первый раз слышу. Говорят, жена у него молоденькая дикарка.

– Ой, что я вам сейчас расскажу! Алевтина-то наша, взяла под ручку и… забыла. Сама видела, а потом… Нам бы на собрание не опоздать, не то снимут с соцсоревнования.


Заведующий заглянул, следом начальник лаборатории.

– Девочки, пора. Не вашим, так нашим. Повестка очень напряжённая. Я сам ещё не знаю, но говорят. Предлагаю в президиум от нас никого не выдвигать. Наш стул сломан, вот не хотелось бы публику рассмешить.


Здоровый бубнёж слышался издалека. Актовый зал на четыреста восемьдесят мест, при коллективе в четыреста. По штатному, от квартала до полугодия, цифры могли меняться, и в зале не хватало мест, от случая к случаю. Очередная комиссия добровольно уносила ноги в кафе – переоборудованное из спортивного зала. Но всех опоздавших фотографировали для доски. Подписи под фотографиями менялись раз в квартал, но все выводы крутились вокруг основного факта: «Они и так не показывают результатов, так ещё и опаздывают».

Поток людской катил в актовый, не хлопая ушами. Фотограф экспериментировал с режимами съёмки и освещением, высматривал знакомых, улыбался. И не здоровался с теми, чьи лица при печати – как засвеченная плёнка.
При первом слове «товарищи», зал онемел. Ни у кого не возникло сомнений, что враги вне этого зала: так и караулят, чем нагадить, какую пакость устроить. Многие завертели головами, ибо почудилось эхо:

– Нам партия доверила передний край обороны от внутреннего врага. Мы не назовём его имя, много чести, но все наши помыслы и…

Председатель профсоюза грохнул по трибуне кулаком, огляделся.

– Кто позволил нарушать порядок у меня?

Эхо охотно отозвалось: «Ду-ду-ду, ду-ду-ду!»

– Прекратите немедленно! Я вызову охрану! Кто у нас дежурит, Семёнов? Пригласите его ко мне, сами подежурьте вместо, пока наведём порядок.

Хулиганы затаились. Весь коллектив ощутил силу угрозы, мысленно перешёл на сторону председателя. Он это почувствовал:

– Кто-то хочет опозорить нас перед странами Варшавского договора, внести раскол в дружную семью народов. Мы на дешёвые провокации не купимся, можете зарубить на носу. Итак, зачитываю основные тезисы, в свободном порядке, по регламенту. Должен предупредить сразу, пунктов много накопилось, у нас просто нет времени на лишние разговоры. Итак. Поцеловать спящую принцессу. Хрустальный гроб, одна штука… – Оратор смекнул, что протокол ему подменили. Где-то в здании ударил отбойный молоток, и последствия несогласованных действий достигли зала.

Сквозь разноголосицу, в которой нашлось место и хохоту, председатель предложил перенести собрание на следующий день.

Отбойный молоток тотчас замолчал. Кончился воздух в компрессоре либо кто-то закрыл своей грудью звуковое недоразумении.

– Вот так надо работать с врагом. Запоминайте, где ещё вы опыта наберётесь? Итак, мне тут подсказывают, президиум. Точно, избираем президиум и начинаем. Мы так давно собирались, что я подзабыл, как это делается.

– Двадцать девятого февраля собирались, – крикнули из зала.

– Вас тогда не было с нами.

– Потому и запомнила.

Ведущий запомнил ряд и место говоруна: скоро ты у меня попляшешь.

– Товарищи! Срочное заявление. Просьба – всех пересесть на одно место влево. Я надеюсь, там мы получим возможность поработать без выкриков с места.

Люди загрустили. Семейный конфликт выплеснулся на членов профсоюза, чтобы они сделали выбор, на чьей они стороне хотят постоять. Иван Петрович (придётся обозначить), профорг, фотограф, редактор и читатель № 1 нашей библиотеки, сорвался с трибуны и прорвался сквозь ряды кресел, поперёк и всем на зло. Навис над самоуверенной женщиной, которой в чём-то клялся, но это было так давно, что уже не считается.

– Вы… вы не имеете права находиться в этом зале!

– Почему же?

– Где ваш билет члена профсоюза?

– А ваш?

– Мой дома. А вашего дома нет. Я его уничтожил.

– Куда ж мне теперь? – Дама поднялась, подняла руки к потолку. – Товарищи! Не дайте пропасть обманутой женщине.

– Я попрошу вас. Покиньте зал. Нет билета – вы не имеете права находиться.

– Стоп! – Гражданка вспомнила. – Когда нашла обрывки своего, я с твоим поступила так же. Если уходить – так вдвоём.

Зал взорвался аплодисментами. Мы всегда на стороне справедливости. И два человека, без единого слова, пошли на выход. Тотчас на трибуну поднялся заместитель. А в левом крыле зала поднялась его жена. Подпёрла бока кулаками, приготовилась к неожиданным претензиям. Новым ветром задышало время. Эти женщины способны развалить всю профсоюзную работу, да и саму организацию. Легко!      

Не успела дверь за супругами закрыться, как из коридора долетели звуки гвоздя по стеклу. В ужасе большинство заткнуло уши, проголосовали – девяносто процентов, и это до избрания президиума. Между тем, в зал протиснулся, преодолевая немыслимое сопротивление балласта, начальник штаба. В гроздьях податливых кристаллов. Тут невооружённым глазом понятно, что он осмелился войти в реку.

Иван Петрович мягко поинтересовался:

– Не для протокола. Вы всё-таки осмелились войти в реку?

– А что оставалось делать? Все входят и выходят, а я – что? И вот такая канитель.

– Вы несколько опоздали.

– Посмотрел бы на вас, когда вас река удерживает за шкирку, склеила по рукам и ногам. Насилу вырвался.

– Вы что-то хотите предложить, надеюсь.

– Дать имя реке. Смелая, слишком смелая, чтобы бросить вызов мне. И вам вместе.

– Кто за то, чтобы дать это имя реке?

Зал дружно проголосовал, при одном воздержавшемся.

Начальник штаба опешил:

– Да вы что? Как корабль назовёшь, так и поплывёт. Я придумал другое, совсем не такое, чтобы бояться.

– Коллектив проголосовал, обратного хода решение не имеет. Жаль, я вас понимаю.

– Тогда мне нечего здесь делать. Всё решаете без меня, отныне наши дороги расходятся. – Гремя ледяными гирляндами, член профсоюза застрял в дверях, только люди у нас отзывчивые. Если просто посочувствовать, то можно дать хорошего пинка, но помогать нужно, поэтому можно. И вся эта гремящая конструкция в секунду обрела свободу.

Всего на мгновение в зале погас свет, и собравшиеся смогли заметить снующих по залу существ, по классификации – это лесные рукожопы. Те самые вредители, которые способны рассорить верных друзей, завалить план или развалить производство. Давненько не показывались, хотя в лаборатории видов живут два экземпляра, разнополые особи, в самом плодовитом возрасте. Лаборанты всё никак не могут застукать факт рождения маленьких гадов: разбегаются до начала рабочего дня. Изобрели однажды для тварей универсальную ловушку, это обычный почтовый конверт. Залезет внутрь – читает чужие, ненаписанные письма; оказался бы кто рядом, лизнул по кромке и заклеил – тут бандиту и конец. Те два экземпляра, что случайно попались, остаются единственными доказательствами возможности такой.

Кто-то готов спросить: как же они размножаются? А вот так: научный подход этого момента не заметил. Разнесли конверты по разным углам, разделили этажами – всё равно  размножаются и празднуют победы. Директор постановил: не трогать, кабы чего хуже не придумали.

Но собрание продолжило работу, несмотря на помехи. Иван Петрович чуть не взял самоотвод, как ему подсказали, что президиум так и не избран. Избегая известной процедуры, он срезал угол и просто, не сходя с занимаемого места, пальцем обозначил тех, кто обычно занимает свои места в президиуме. Девочки из знакомой нам лаборатории сжались от предчувствий, одежды усохли на размер. Начальник пришёл на выручку, с места обнаружил позицию:

– Мы представителя не выдвигаем. По техническим причинам.

В мировой практике подобный случай не известен, поэтому пришлось заносить в протоколы. Иван Петрович решил действовать по памяти, не заглядывая в текст.

– Помянём же бывшего профорга, Ивана Петровича, его жену Марфу, их деток, не увидевших этот свет. А всё потому, что люди сгорают от трудов, некогда на жену посмотреть, не говоря уж о положении организмов, относительно друг друга. Но перейдём к делу. У нас с вами очень насыщенная программа. И первый вопрос, который я хочу поставить на голосование… (тут уже надеяться на память не можно, заглянул в текст) Это кто поцелует спящую принцессу Алевтину. Давайте, товарищи, смелее: не каждый день жизнь подбрасывает вызовы, мы готовы к любому. Итак, голосуем…

Из зала послышалось: «Так кандидатуры никто не предлагал!»

– Вы лично согласны?

– Как никто другой.

– Вот и первая, а вы говорите. Не стесняемся друзья, подходим: вчера было по три рубля, шучу.

Лес рук, топанье ног. Девяносто девять, при одном воздержавшемся. Триста женщин и девушек не принимали участия в выдвижении, но каждая зорко следила, чтобы её мужа не назначили на поцелуи. И тут уже вступали в силу личные наблюдения: кто не проявил себя на субботнике, никак не мог стать личностью, достойную продвижения. С горем пополам выбрали двадцать два кандидата, для выяснения, кто более достойный, организовали игру в один тайм. Одна половина проиграла другой со счётом «три - один». Победители вышли во второй круг, разделились на две волейбольные команды, выбрали судью, который автоматические выбывал из списка кандидатов. Снова состоялось яростное сражение, побеждённые вернулись на места, чтобы хоть визуально присутствовать при разрешении вопроса. Две байдарки и судья (с ним всё понятно) блестяще закончили гонку – от стены до стены, и выиграла команда, которая не сломала ни одного весла.

Теперь на ринге сошлись двое. Негронавт Нга и наш, местный парень, из лаборатории календарного искусства, имя его узнали только что.

– Серёжа! Серёжа! – от зрителей и болельщиков шла такая поддержка, что не выиграть было нельзя. Оба побывали в нокаутах, затем оба вышли на судью и сказали: мы пойдём целовать вместе. Тут в гробу хрустальном царевна перевернулась, этот звук не спутаешь ни с каким другим. Просто в Управлении второго хрустального не было по определению. Ещё и сотрудники лабораторий с пятого подтвердили.

– А что, такое уже было? – уточнил Иван Петрович, обтирая полотенцами спины и губы победителей, готовых в любую минуту мчать на пятый.

Оказывается, было. То на инкассаторский броневик напали неизвестные, то Дуб, пользуясь непогодой, снёс стену на шестом этаже. Улики налицо: куда не смог дотянуться, а больше некому.

Только все разом почему-то забыли про голос с небес. Голос из зала прозвучал именно в ту минуту, когда следовало:

– А почему Серёга прошёл в кандидаты на поцелуй, а я нет?

– Что непонятного? Серёга на субботнике руку сломал.

– Он же мне сломал, а сам вышел в показатели.

Иван Петрович боец в баталиях закалённый, не подкачал:

– Подробности нам неизвестны. Останьтесь после урока, мы поговорим о деталях. А если честно, повестка дня у нас насыщенная, давайте не будем отвлекаться. Б.яди! – Ни с того, ни с сего, новый профорг провалился под трибуну, с криками (оставьте меня, суки), появился на поверхности, успел отпить из графина. Потом пропал на целых три минуты, вырвался, в двойном экземпляре, из одних брюк два торса, что-то нечеловеческое провопил – и пропал.
Секретарь подскочил, глянул в не затянувшееся пространство под трибуной, метнул вглубь стакан, промеряя глубины. Так понравилось, что следом полетел и графин: спишут! Это же собрание.

Но если кто-то подумал, что нас легко остановить, он заблуждается. Иван Петрович, секретарь, смело перенял эстафету отцов – сорвал стяг компартии со стены и пошёл махать по рядам, разгоняя демонов и сочувствующих коммунистам, не считаясь с потерями. Казалось бы, собранию конец, но враг просчитался. Роль партии, объединяющей, направляющей и испепеляющей известна всему миру. Мы за мир – пока генералы соревнуются, кто больше выпустит снарядов по полям.

Опомнившись, Иван Петрович сел на повестку дня. Следовало назначить перевыборы сейчас, потому как люди заняты наукой, и собрать в следующий раз удастся не скоро. Но повестку не отменишь. – Он заглянул в строки, писанные рукой Ивана Петровича.

– Товарищи! Давайте учиться говорить правду. Нас потчуют простоквашей, а ведь ни для кого не секрет, что старый, проверенный веками кефир имеет хождение на подпольном рынке, и где? У нас, в Управлении. Сотрудниками безопасности перехвачен бидон со скисшим молоком. Кто-то у нас, товарищи, занимается фальсификатом. Скажу больше: лихо штампует крышечки из фольги, с датой выпуска, номером молокозавода. И единственное, на чём прокололся фальшивомонетчик – это подпись по краю: «Made ю  USSR». Давайте разберём ошибки в надписи. Неграмотный попался товарищ, скорей всего, на мусорке поднял ярлычок от приличной вещи, своим умишком не сумел – спросил прохожего: что тут написано. Именно этим «ю» он себя и выдал, и мы имеем все основания вычислить, кто часто пользуется этой буквой.

Из зала вновь прозвучал голос:

– Моё имя Юрий. Так меня за решётку?

– Товарищ, вы не верно толкуете ситуацию… Ю! Ю! Ю! – Ивана Петровича просто заклинило, и заинтересованные лица заинтересовались. Оказывается, иногда легко вывести человека на чистую воду. Ненавязчиво создай условия – и наблюдай: они сами клюют.

Между тем, собрание грозило выйти из-под контроля. Часть сотрудников удалилась за простоквашей, помалу некоторые возвращались на места и отпускали товарищей. В президиуме тоже нашлись проголодавшиеся, по очереди отправляли замов, секретарей, получали свои порции и были вполне готовы продолжить баталии за совершенство в руководстве, за поставки импорта и дефицитов, в условиях полной изоляции.

Зал незаметно опустошался, идя в ногу со временем. Кто следил за часами, кто их чувствовал. Девочки перешёптывались: через час начинается дискотека. Я одену розовое, Наташка в нём вчера танцевала. А ты мне испортила левый каблук, больше не получишь. Да не брала я твои туфли! Надо очень. Надо следить, раз берёшь чужое. Моя мама всегда говорила – не верь. В первый вечер даже не вздумай. Моя бабушка смотрит на вещи проще. Это не наше: не цепляйтесь за импортные вещи, наши здоровее. У них там покойников одевают на ночь, утром снимают и к нам везут: импортное! Хватай!


Ожидаемо вполне, помощь пришла от военных. Среднего достатка офицер заглянул и попросил очистить помещение. Люди уходили, не солоно хлебавши: повестку дня так и не узнали до конца. Там же премии обычно обсуждают, радуют достижениями прогресса.

Негронавт Нга и второй финалист, Серёга, попытались настоять на доведении поручения собрания, офицер ошарашил:

– Уже без вас поцеловали – кого и куда надо. Решение собрание не имеет силы. На выход!

Толпы обездоленных рассеялись по этажам. Нга отправился в отдел кадров, поймал Оленьку, временно исполняющую обязанности.

– Я приехал сюда ради этого дня, а мне отказано. И что-то подсказывает мне, что признаки расовой дискриминации у вас тут умело маскируют.

– Если дело только в поцелуях, то я постараюсь помочь. Есть у нас одна девушка нецелованная, ей через месяц на пенсию. Я готова организовать встречу, и букет цветов от месткома.

Беседа происходила под бодрые потоки реки Смелой, которой пришлось по нраву выносить сор из избы. Специалисты из лаборатории временных парадоксов провели эксперимент с потоком, забросили буй (№11111) на верёвке и стали ждать результата. Он не замедлил сказаться. В свежей газете «Правда», за вчерашний день, появилась статья: археологи обнаружили буй с нашим заводским номером аж в 18-м веке, под слоем глины, рядом с французским орудием армии Наполеона. Как-то факт не укладывался в линию партии: мы не должны вмешиваться в прошлое, иначе не родится Ленин, а какой-нибудь Нинел, и царские войска будут выкуривать большевиков из Зимнего, после кашля «Авроры».

Смелая никого не боялась, сами виноваты. Кабинеты первого этажа плотно были набиты илом и донными отложениями, стены упразднены, и на бережку, в творческом порыве, посиживали два брата, голову ломали над названием рассказа.

– «Не надо меня уговаривать» – я вижу, смысл рассказа прекрасно соответствует посылу.

– То есть, мой вариант ты отвергаешь.

– Проклятая простокваша. Напомни-ка, о чём речь?

– Слово в слово, но другой порядок.

– Трудно, что ли, озвучить?

– «Меня не надо уговаривать».

Аркадий задумался. Порядок слов – это чистое волшебство. Как и пребывание вне времени и места. Если шесть часов назад они заполучили пишущую машинку, шесть листов копирки полсотни листов бумаги, стали думать, где бы пристроиться, чтобы никто не помешал… В ленинской комнате можно написать только пятьдесят шестой том полного собрания сочинений. Они перед собой не ставили грандиозных задач. Выиграть местный конкурс и переночевать у одной дамы, вдвоём – цель более реальная, как и достижимая, в рамках местных возможностей.

Шесть часов осваивали машинку, за пятнадцать минут выдали рассказ, инструмент вернули в бухгалтерию и теперь изнывали над запятыми, описками. Как только в одном просыпался редактор и находил описку, второй брат бил по рукам. Это уже чистовик, нельзя вносить поправки. Раньше думать надо, не после драки.

Комитет по приёму рассказов, в виду потопа, переехал на второй этаж, и там пришлось занимать очередь. Все лаборанты вдруг проявились на поприще сочинительства, девушки и дамы, конечно же, принесли про принцесс и драконов, парни накувыркались во вселенной, размазав вражеский флот на сорок абзацев.

Член комиссии выглянул в коридор, поразился, сколько желающих набежало, вернулся доложить коллегам. Через минуту выглянул, пощёлкал пальцами, привлекая общее внимание:

– Уважаемые конкурсанты, довожу до вашего сведения решение комиссии. Кто у нас крайний на эту минуту?

– Братья Стругацкие!

– Передайте им: чтобы за ними больше не занимали. Наше слово твёрдое. – И закрыл за собой двери. Через минуту снова вышел и отправился вдоль стройных рядов. Он явно хотел дойти до финиша, пока не удостоверился, что очередь никому не мешает.

– Вы Стругацкие?

– Мы.

– Аркадий и Борис?

– Нам очень приятно. Не ждали, что в очереди этой можно стать знаменитыми.

– Я не к тому. – Член комиссии пристально изучил наглецов, как ему казалось, на предмет наездников. К чужой славе много охотников примазаться, так бывало во все времена.

– Что не так? – Аркадий заподозрил неладное.

– На Материке есть два Стругацких. – Член проявлял бдительность, отслеживал трепет всякого мускула на лицах. – Мы живём в очень интересное время, когда количество двойников зашкаливает. И Советский Союз может не потянуть четырёх Стругацких.

– Да, а нам неизвестно о наличии конкурентов. И о чём они пишут?

– Сходите в библиотеку.

– Мы были вчера. Нас никто не предупреждал.

– Так вот, – член комиссии начинал уставать, – я бы посоветовал бросить эту идею. По-хорошему предлагаю, сложите полномочия. Если с первым номером что-то случится – ну, я не знаю: выкрадут марсиане, утонут с «Титаником» или напьются в колхозе, – тогда придёт ваша очередь. Пока же на вас лежит ответственность за прогнозы: ступайте к своим улиткам.

Борис, потеряв в лице всякую решимость, возразил:

– Да разогнали нашу лабораторию.

– Как? Кто посмел? Я этого так не оставлю! Я до директора дойду! Надо – и до Материка! Прямо к Перцу, пусть меня там не ждут.

– Но мы написали рассказ. Столько преград преодолели, научились стучать на машинке.

Член комиссии попробовал поставить себя на их место:

– Дайте, я здесь постою… – Поменявшись с ними местами, потоптался, подумал – каково это, в нерабочее время освоить смежную специальность. – Придумал! Дайте сюда ваш рассказ. Я занесу его вне очереди, мы его взвесим и ответ дадим моментально. Если он что-то весит, то мы очередь разгоним, как пустое времяпрепровождение, и, как знать, быть может, премию получите сегодня же.

– Нас интересует Алевтина, – прямо в лоб заявил Аркадий.

– Я не она, ничего не могу обещать.

– Но она председатель комиссии?

– Обстоятельства. Она сложила полномочия.

Братья, не раздумывая, расстались с рукописью и отправились на пятый, который с некоторых пор стал четвёртым этажом. На лестнице они услышали продолжение разговора с крайним в очереди: «А зачем вам фантастика? Вы бы лучше протёрли пыль в лаборатории и следили за результатами».

У своих дверей, они прислушались. Аркадий постучался: «Можно войти?»

– Да кто ж вам запретит? – «Тонна-сто» совершенствовал оборудование для прогнозов. Теперь, к известным направляющим, добавилась ручная центрифуга. Тут и последний дурак сообразит: с помощью этого устройства события можно уплотнить, пропустить через фильтры, подать в тезисном виде, замедлить, ускорить, а то и, чем случай ни шутит, отмотать назад.

У посетителей глаза загорелись. «Шлям!» – «Тонна-сто» раскатал губу по краю центрифуги, подул на лопасти. Она пришла в движение. По мере набора скорости, гудение плавно уходило за порог слышимости, наблюдалось лёгкое раздвоение стен, предметов. «Тонна-сто» получил двойника, который готовился вбросить в центрифугу улиток, с кончика линейки.  Бывшие лаборанты проникли сочувствием: мы такого себе не позволяли всё же, что теперь будет?
Улитки удивили. Они неподражаемо обнялись на прощание, ввиду непонятного вращения, набирающего обороты. Если поставить себя на их место, то…

– Их же размажет! – предупредил Аркаша.

– Наука требует жертв. – «Тонна-сто» кивнул помощнику. Улитки сопротивлялись. Последний поцелуй – это так трогательно, хоть на вокзале или в лаборатории.

Братья нащупали, где располагаются сердца, успели только… ничего не успели, как брызнули брызги, и не куда попало, а в лицо помощника. Тот какое-то время не признавался, что пострадал при эксперименте, и.

– Подшипники классные! Кошиорело! – «Тонна-сто» был весь в процессе, сам не следил за ходом мыслей, какие выскакивали, будто он сам находился в центрифуге. – Материк не прислал бы, закажи я напрямую. Пришлось ночью идти на склад, потрошить оборудование. Оно ведь всё равно пропадёт, потом спишут.

Если бы ни странное «кошиорело», братья, может, и не обратили внимания на отклонения от норм русского языка. «Тонна-сто» вошёл в науку, не подозревая. Иной и стремится, но двери перед носом – хлоп да хлоп. Не всякого русского можно вот так прямо: они же наломают, а нам списывай. Возьмёт и выложит светлое будущее, а у нас сроки. Сроки нужно выдерживать, иначе труба.

Этот уже слова какие-то употребляет. Хорошо, если это всего лишь итальянская фирма подшипников, или французская.
– Борис тронул брата за локоть, намекнул – смотри.

Аркадий уставился на помощника. Микроскоп не нужен. Теперь лицо это в точности повторяло портрет улитки. Улитка о двух ногах, без раковины за плечами. Сам он, похоже, не испытывал дискомфорта, принял данность без объяснений. Если бы ему прочли инструкцию и предупредили о последствиях, то, будучи в здравом уме, он вряд ли согласился принимать участие. Скорей всего, погодил бы появляться в лаборатории, плевал бы на вызовы и продолжал наблюдения с той стороны портала.

Других объяснений просто не существует. Все уроды и монстры появляются с другой стороны. Человек экспериментирует, создаёт условия – они тут как тут. Демоны, например, приходят через бензин и дизтопливо: глушители внутренними углами создают условия, и тварь выскакивает на дорогу, не имея для прописки полноценного вида. Ему материализоваться окончательно – нужен материал, а это Слово, затем эмоции. Много материала дают стражи дорог, сами того не подозревая. Водители подливают маслица в огонь, потом население удивляется: откуда одержимые в нашей среде?

– Дружище, ты заметил, что помощничек материализовался? – Борис не хотел обидеть, просто намекнул. «Тонна-сто» настолько подсел на науку, что ничего вокруг не замечал, ему осталось сделать последний шаг – ночевать на работе.
– Ты что-то уже изобрёл, обнаружил?

«Тонна-сто», не задумываясь, кивнул:

– Демоны не любят бензобаков, куда капнули три капли йода.  С йодом пробег увеличивается на порядок. Вот с дизельными я пока никак не решу.

Аркадий бедром подтолкнул брата к выходу.

– Нам вообще-то пора, ты тут уже сам, у нас своих дел по горло.



Едва оказавшись в коридоре, Аркадий схватился за голову:

– Приехали! Он настолько погрузился в магию, что партия никогда не одобрит… Проект закроют в ближайшие дни, я думаю.

– Откуда взялся помощник?

– Откуда все демоны проскакивают. Нам тут больше делать нечего. На Материк, и чем скорее.

Борис подумал о своём:

– Нас там не примут. Там есть свои Стругацкие. Ниша занята, нас насильно вернут, чтобы самим не связываться с ЭТИМИ. Видишь, я даже не хочу произносить. Каждый раз, одним произношением, мы их уплотняем. Они обретают плоть, со временем и силу.

– Своих создателей убивают, кажется.

– Не сразу. Как только поймут, что без него могут жить дальше.

– Т-твою мать! – Схватился Аркадий за голову, хотя хвататься поздно. – Вот это влипли!

Брат не из таких, не бросился в панику: 

– Не всё потеряно. В аптеку! Наберём йода, надо будет попробовать и соду, соль. Нужно организовать оборону до того, как ОНИ покажутся из лаборатории.

– К начальнику штаба надо бежать! – брат действовал спонтанно, уже повернулся к лестнице.

Борис перехватил за руку:

– Стоп! А если начальник штаба УЖЕ из ЭТИХ?

– С чего ты взял?

– Река наша, Смелая, его обозначила. Заметь, никого другого.

– Это да. Точно! Один из всех. И теперь к нему на помощь пришёл следующий!

– Больше – никому ни слова.

– Думаю, надо идти в Лес. Больше не к кому.

– У нас есть Дуб. Тс-с!

Аркадий вновь схватился за голову. Спускаясь вниз, они вычисляли, кто ещё в коллективе только на вид наш. Член комиссии, забравший рукопись, мог вполне быть приятным на вид. Мы вложились в рукопись, а он её… Он питается рукописями! Как минимум, и если кому-то нужны доказательства…

Смелая встретила, как старых знакомых. Признала за своих, они отделались лёгким омовением, влага ощущалась на лице, с привкусом мяты. Троллейбуса в засаде не видать. Вахтёр охотно дал подсказку:

– С сегодняшнего дня троллейбус делает следующую остановку в Лесу. Я не знаю, за какой надобностью, но мы стали ближе.

– Так Лес нам не враг?

– Думаю, не враг. Скажу больше…

Борис опередил:

– А больше не надо. Кругом уши.

Вахтёр поджал губы и многозначительно кивнул.

Братья устроились на скамейке, стали ждать троллейбус. Кто-то же отдал приказ, кто-то протянул провода. Что бросилось в глаза – так разделение дорожного полотна. В десяти метрах зияла трещина. Чёрный, с пятнистым рисунком асфальт – по эту сторону, с той стороны – желтоватый, как усыпан пыльцой одуванчика. Граница между мирами.

Окрик сзади вынудил оглянуться. Тот самый член комиссии орал на Дуб:

– Ты куда это собрался? Ну-ка, марш на место!

Дуб действительно выглядел не на своём месте, где уже привыкли видеть. Какая-то сила позволила ему освободить корни и переместиться на угол, ближе к главному фасаду.

Но не промысел Дуба выгнал его под палящее солнце, а юные писатели.

– Я вас всюду разыскиваю! Что вы подсунули? – Он размахивал рукописью, как мечом. – Здесь только нечётные страницы, где чётные?

Борис, под давлением улик, вытащил из-за пазухи остальные. 

– Это была проверка с нашей стороны. Встал вопрос: а будет ли комиссия вообще листать рукописи?

– Вы довольны результатом?

– Держите. У нас скоро троллейбус, мы с братом уезжаем в отпуск.

– Когда вернётесь?.. Как мне вас найти? Комиссия чуть не передралась за эти страницы, и мне поручено. Так что, результаты объявим сегодня, ближе к обеду. – Член комиссии предательски оглянулся по сторонам и вручил две бутылки простокваши. Понизив голос до шёпота, дал понять существо жеста: – Это не простокваша, не верьте надписи на крышке.

Братья, не сговариваясь, распечатали и присосались, как не ели три дня. Их тени отплясывали джигу, размахивали конечностями и вообще не торчали на месте. Обладатель чётных и нечётных страниц порадовался, что угодил, и галопом умчался назад, где комиссия, должно выстроилась в очередь, чтобы погрузиться в рукопись лауреатов.

С шестого этажа падал кирпич. Как голос с небес – смотрите в оба. К главному подъезду Управления подкатила «Чайка», из неё вышел Перец. Ну, кого-кого, а его не узнать, главного нытика. Так упорно ныл, что желание сбылось. Оленьке, как исполняющей обязанности, вручил коробки с новыми фильмами. С любопытством оглядел здание, как летят кирпичи, тоже внимание обратил. Они долетали до первого этажа и на этом уровне прекращали падение.
Кирпичи – хрен с ним, тут дело поважней. Вахтёр отследил момент, обзвонил всех, кого полагается, не дождался поддержки и вышел сам поприветствовать.

– Помним, помним, как же! – Радостно полировал о штаны руку для обмена, ловил момент, когда предложат. – Ты ещё в школу ходил, а я тут науку осваивал, клумбы поливал. А что за кино привёз?

– Самые лучшие.

– А по названиям? Если не посмотрю, хоть названия запомню.

– Ну… «С лёгким паром!, «Белое солнце пустыни», «Москва слезам не верит». – Перец отлично разбирался в современном кинематографе, благодаря проживанию на Материке.


Когда, казалось, больше никого не стоит ждать, из «Чайки» показался чиновник. Вышел именно тогда, когда снайпер устал и ушёл на обед. Тонкий расчёт на житейские потребности некоторым позволяет пережить десяток снайперов, даже если их и не назначали. Борьба за место под солнцем – она такая, экономически неуловимая, между двух рукопожатий и трёх улыбок прилетает пуля. 

Перец представил чиновника:

– Знакомьтесь. Это настоящий Перец.

Вахтёр не поверил:

– А как понимать нашу всеобщую… любовь и представление?

– Кто-то должен отвлекать внимание на себя. Не мне судить, но я вроде справился. В окрестностях обнаружен лишь один приличный снайпер, и он сейчас целится в утку. – В ухе прежнего Перца вахтёр разглядел штуковину – видимо, наушник. Он помогал поддерживать связь с удалённым объектом, на той стороне дороги. Здесь как бы некому.

– Хорошо, но тебя же не оставили без имени. – Вахтёр очень легко трактовал инструкции, находясь не на рабочем месте.

– Есть, разумеется. Горчицей можешь называть. Только с условием: чтобы из начальства никто не узнал. Пусть боятся.

Вахтёр что-то прокрутил себе в голове, сопоставил:

–  Так уже боятся. В столовой не найдёшь горчицы.




Глава восьмая

Лаборатория напрасных усилий

– Едрёна вошь! Когда уже вы дадите результаты? – Голос начальника лаборатории сотрясал стены соседей, и, в радиусе поражения, все лаборанты увеличивали нагрузку на квадратный сантиметр. То, что по плану намечали делать завтра, – плюнули и забыли. Всё горело в руках, эксперименты догоняли и перегоняли, графики показывали перевыполнение, и белая ниточка, бегущая от научного стола к столу бухгалтера, вибрировала в такт с вытекающими подвигами. Сегодня, как обычно, Елена Семёновна не удержалась, поднялась в лабораторию и уселась напротив ниточки. Полагала, они сами дёргают, чтобы к премии набежало, однако, лично убедилась: пыль в глаза её подопечные не пускают. Их даже стало немного жаль ей, по-матерински, за полное отсутствие пыли.

– Ребятки, а не пора ли скинуть обороты? Сгорите на работе, мне потом куда? Очень бы не хотелось остаться не у дел. – Теперь её взгляд коснулся деталей. Команда не гнала показатели, ради показателей, тут не подкопаешься. – И какая тема сегодняшних опытов?

Парни были настолько поглощены атмосферой попытки, что не сразу расслышали.

– Вы что-то спросили? – Лаборант помчался за огнетушителем, по пути задал вопрос.

– Конечно.

– Вот и продолжайте, мы пока заняты, каждая минута дорога.

В стене образовалась щель. Эксперимент выходил за рамки помещения. Другой специалист, по ведомости Рыжик, улучил миг, задал встречный вопрос:

– Елена Семёновна, у вас ничего не пропадало?

– Помада. Остальное всё на месте.

– Отлично! Придётся сделать обыск. – Рыжик умчал, появился Сыроежкин.

– Как вам погодка нынче, Елена Семёновна?

Она не успела ответить, потолок малость прогнулся, намекая. Она вскрикнула – потолок вернулся на место. Ждать, пока под ногами разверзнется пропасть, она не стала: перепроверила натяжение ниточки и уверенно упорхнула к себе. Её кабинет находился под ними, это тоже проверили экспериментально, в прошлый раз. Выдающиеся доказательства отмели все прочие версии: «Смотрите, Елена Семёновна, ниточка висит вертикально?» – «Обязательно». – «Что и требовалось доказать».

Она любила своих мальчиков, премиями не обходила. Всякий раз, пытаясь прорваться с боем к столу, в дальнем конце лаборатории, и делала это уже дважды, на 23-е февраля, но эти космические аппетиты, рамки квартала и вечно недовольный голос начальника нашей команде не позволяли расслабиться ни на минуту. Они даже бросили курить, ходить на обед, им приносили из столовой то, что осталось, и вообще – коллектив постоянно имел переходящее знамя, которое дважды сгорало, по независящим от Елены Семёновны причинам. Лаборатория неиспользованных резервов оставалась в лидерах соревнования без малого пять лет, в своей сфере, на своём этаже, на своих квадратных метрах, и вызвать кого на соревнование сложно. Не с кем тягаться, раз нет равных.


Если крупно не повезёт и предстоит побывать на четвёртом этаже, между десятью и одиннадцатью часами, можете оказаться в центре вечной и неразрешимой проблемы, когда схватятся два инспектора – по отпускам первый, второй – по выходным дням и часам. И дело, в общем-то, выеденного яйца. Первый инспектор, Иван Петрович, больше известен вниманием к сотрудникам:

– Когда из отпуска вернулись?

– Я два года в отпуске не был!

– Поработайте ещё полгода, я вас заметил и обязательно отмечу.

Второй Иван Петрович в конце трудового дня носится по этажам и просит покинуть помещение. На коленях его умоляй, не умоляй – на минуту не отступит, зато всегда имеет козыри – перед любым директором и комиссией: у нас люди отдыхают сразу же, поверьте мне на слово. Ни разу не был замечен в приукрашивании фактов, честному человеку некуда деваться, весь на виду. И пусть бы это тем и ограничивалось, так ведь нет. Как сцепятся вдвоём на коридоре – шторы на окнах становятся серого цвета, и прачечная не берётся за стирку. Сам момент, конечно, вызывает. Иван Петрович не преминёт уколоть тёзку доказанным фактом:

– Вы, коллега, не имеете права отправлять сотрудника в отпуск, в его законный выходной. И не хочу выслушивать в сотый раз одни и те же доводы, что будто у Деда Мороза отпуск всегда летом. Это уже не смешно…

Коллектив всеми силами старался, прилагал усилия развести по углам – без результата. Перевели на третий этаж одного инспектора, – второй туда же. На одном из собраний даже поднимался вопрос, чтобы в расходные материалы не затесались, по ошибке, недосмотру или умыслу, дуэльные пистолеты. Человечность не измеряется калибром пуль, и наше будущее в поступках каждого. Дня тоже. Южные направления, где дни длиннее, вполне рассматриваются, как поощрения, и лаборатория неиспользуемых резервов постоянно бьёт тревогу, доводит до сведения. Жизнь проходит, а мы стареем: что не так в этом порядке вещей, когда должно быть наоборот? Мы должны рождаться глубокими стариками и молодеть, год от года, пока не родимся заново. Это правило давно пора пересмотреть, утвердить на законодательном. Кабы ни огромная нагрузка сменных заданий, мы давно бы пришли к заветной мечте. Хотите изменить правила – старайтесь.

Иван Петрович частенько дежурил у двери лаборатории, сотрудники которой игнорируют.

– Пора на обед, ребятки. Я специально пришёл пригласить.

Иногда он оказывается так ко времени, что ему доверяют колбу с кипящей жидкостью и просят отойти подальше… Так что, какое-никакое участие в экспериментах приходится, мы же делаем одно дело.

Другой Иван Петрович тотчас приливает к дверям и старается не пропустить ни единого взрыва. Но, когда все заинтересованы, то порядок не нарушается, случайности исключены, и все, в добром здравии, в семнадцать тридцать добровольно покидают рабочие места.

Иван Петрович уходит последним, с чувством исполненного долга, поэтому, видимо, не женат. А так с виду – только дай. На танцы, правда, не заманишь. Его-то и видели там четыре раза, когда знакомую принуждал идти в постель:

– И сколько ещё можно напоминать, что утром вставать?

Во всяком случае, Дуб занял приглянувшееся местечко у входа в Управление, создал дополнительную тень и прохладу, почему на Материк была отправлена телеграмма: «В кондиционерах не нуждаемся, задействовали местные резервы». С таким подтекстом: вы нам троллейбус, мы найдём, чем ответить, не волнуйтесь. Шли годы, а нам они нипочём, можете убедиться.

Смелая оказалась слишком настойчивой, пришлось прописывать её на известную площадь. И хотя кубометры никто не собирался измерять, она текла и текла, радуя глаз, увеличивая влажность воздуха до здоровых значений, что непременно занимало строку в докладах на Материк. Главное ребята сердцем не того. Мы ещё придумаем песню не одну. В дальний край забрались мы, и слово вновь надёжно. Только осторожно: можно и взлететь.

Как обычный день, вот ничего не обещал, и на: четырнадцать авто, охрана и ничего особенного. Они и сами не того, вот доля; член постоянной комиссии или постоянный член – от перемены слов. Очередная комиссия осматривала Дуб, потом Смелую, Оленька повела московских по этажам, периодически не реагируя на один и тот же вопрос: «Куда подевался начальник штаба?» Правильно Оленьку натаскали: нечего в личную жизнь. После грозы вылезает радуга, споры ни к чему: слова – они такие. Когда вам говорят – просто помните: не все замужем. 

Хороший этаж, когда струи не сбивают с ног, поэтому начали со второго. Временно спекуляция кефиром приостановлена, не стоит лишних взглядов. И ведь по-хорошему, никто специально:

– В этой лаборатории чего хотят? Давайте заглянем. Надеюсь, не отрываем от процесса.

Привыкшие к проверкам – самый закалённый народ. Вы нам взгляды – мы вам достижения. Вот, обратите внимание. Диаметр докторской колбасы совпадает. Если взять полулитровую банку, то колечками можно натолкать. И это признак стандарта. Вся та докторская, что кучерявится, не укладывается в размер, никак не соответствует стандарту. А это ведь люди, после восьми часов – покупатели, и другого слова не подберёшь, когда слово верное.

Лаборанты умеют, которые не могли – тех давно: на Материке хватит всем, не ленись. Члены комиссии заинтересовались: что за дверь?

Секреты никому не хочется, только если настаивают. Открыли – там сквозной проход, прямо в общежитие. Спрашивают – материалы откуда. Отвечают – сами не разобрались. Как неделю назад построился проход, мы не хотели, так вышло. Зато удобно, на случай дождя. Члены напомнили: «У вас теперь троллейбус виден». Ну, тут не поспоришь, да и надо ли?

– Троллейбус хорошо, когда с ветерком, уже сняли показания, они в архиве.

– Кто-нибудь уже испытывал проход? Он в общежитие, никуда больше?

– Нет времени проверить, задание сменное, потом документация, копирование, согласование и под ответственность начальника лаборатории.

– Всё у вас хорошо, только надо закончить.

– Мы постараемся. Выкроим минутку.

Комиссия дальше, делая записи в чёрных блокнотах. Страна ждёт не сенсаций, мы и так делаем всё возможное. И вдруг.


Сигнал поступил от охраны. Вмешательство извне. Первой мыслью – конечно, марсиане: что-то давненько не тревожили, может, адрес потеряли. Эвакуация сотрудников – на глазах приезжих: всё по инструкции, этаж за этажом, никому ногу не отдавили. Планомерно грузятся в троллейбус, три рейса – как ведро яблок, с четвёртым не сложилось. Повернул транспорт в сторону Леса, хотели погоню, но охрана уже в общежитии, потерпит до завтра. Тут уже вступил в права инспектор:

– Я собираюсь возражать. Раз ситуация вышла, то не будем выкручивать руки. Отдых всем не повредит.

– А из Леса возвращаются?

– Скорей всего. В прошлый раз один заблудился, его в Польше обнаружили. И ничего, хоть язык выучил.

Комиссия дружно стала грузиться в свою технику, уже хотели прощаться, как дорожное полотно задрожало, из бензобаков хлынул бензин. Что остаётся напоследок?

– В следующий раз расскажете, уж не сердитесь. – Московские умчали, из Леса гул. И такой гул пошёл, что припомнились Чапаев и Будённый. Эскадрон за эскадроном, шашки наголо. Девчат наших троллейбус выгружал у фонтана, возвращался за следующими; форс-мажор диктовал. И вот конница хлынула вдоль дороги, подметая на ходу работниц. Мужиков и парней не трогали, просили не мешать, и как крупу, всех дам прихватили, которые и не ждали прогулки с ветерком. Наездник подсаживал деву впереди себя, совал конфету в рот и обещал жить в богатой деревне:

– Домик у меня просторный, всё на лад, да хозяйки нет. Вот я тебя и присмотрел.

Люся отошла в сторонку, наблюдала, как знакомых хватают и увозят. Сердечко стучало, смелости накачало: бросилась всаднику наперерез: «Возьмите меня!»

Братья растерялись. Борис только собрался пригласить Люсю в библиотеку, поискать – что там, на Материке за Стругацкие объявились. Обидно: мы тут конкурсы выигрываем, а их печатают. Если в библиотеке с опозданием, придётся заказывать из Москвы. Хотя книги – это уже баловство, от хорошей жизни.

Столпились мужчины вдоль дороги, а конница всё чешет, никому спуску не даёт. Тут и сговорились наши, кричать стали:

– Нам бы оставили десяток какой, что за вечер – друг другу в лицо глядеть?


Трудно в этом шуме робкое услышать, надежд особо не питай, но вот командир эскадрона заложил два пальца в рот да присвистнул. Как развернулся строй, как выскочил опять на дорогу – и давай меняться: ты мне пачку сигарет, я тебе бабу. Ну, не может меж своих быть недопонимания, чай, не враги.

И девы наши красные с лица похорошели. Свежий воздух на пользу пошёл, почёсывают бока и между, так это с непривычки. И взгляд такой… попробуй не пригласить: я хочу до утра, чтоб ноги на работе отдохнули. Танцуем! А когда женщин дефицит, планка популярности бьёт рекорды. Уже мужики стоят в сторонке, платочки в руках теребят…
Но если посмотреть на случай трезво, то что мы получили? В рабочее время, под любым предлогом, выгнали с рабочего места, не дав никаких гарантий. Лесная армия налетела, без объявления войны. Как так сработала разведка, что конницы не обнаружила, а мы только что наблюдали. Кто-то должен ответить, как повелось.

Но вот мы видим печальные лица Стругацких: они листают записи с прогнозами. «Тонна-сто» надавал их столько, что ногу сломаешь. Наткнулись: «Во второй четверг женская половина улетучится, едва уцелеет десяток».

Переглянулись братья. Предупреждены были, а мер никаких не предприняли. Вспоминайте теперь деньки, когда очередь под дверями стояла. Теперь сами в очередь. И драки будут, это пророк гарантировал со стопроцентной. Вероятность победы на конкурсе они не оспаривали с самого начала, и вот, прогнозы пошли сбываться. Листай свои записи – не ленись, и будешь готов к завтрашнему дню.

– Где «Тонна-сто»?

– В лаборатории. Вряд ли эвакуировался. Мы с ним однажды заночевали – я не успевал записывать.

Борис развернулся поглядеть на Управление. Мысленно высчитал местоположение пророка. Чутьё подсказывало: он на месте. Ему и премии ни к чему, когда история человечества обнаруживает себя двумя строчками на каждый новый день. Работы непочатый край, и сколько человечеству отмеряно ещё?

– Ты с ним до какого года дошёл?

– Две тысячи двадцать пятый. Могли и дальше, я спать хотел. Упал под стол и уснул.

– А он продолжал.

– До утра. Я открыл глаза, он мне улыбнулся – и упал, как подкошенный. До обеда не тревожил, в конце дня заглянул – спит. Сам должен понимать: когда идёт сплошной поток, остановиться невозможно. Когда в следующий раз так повезёт.

– Это да. – Борис скривил губы. – Я уже жалею, что к вам не подключился. Могли сутки разделить на троих, и вышел бы восьмичасовый день.

– По-моему, и сейчас никто не мешает.

– А танцы?

– Это да. – Братья обнялись и развернулись к общежитию. Жизнь выбросила такой поворот, что женщины стали на вес золота. Теперь все проекты надо отложить, кроме дискотеки, иначе от жизни отстанем на тысячу лет. Пусть пещеры не грозят, но фокстрот и румба выходят на постоянные орбиты.

В общежитии персонал встречал с траурными поклонами. Не будет больше визга и скандалов, чьи чулки и лифчики висят вторую неделю, – мы этого больше не услышим. А дамы, дамы! Вы только посмотрите, что беда делает с уцелевшими! Да им отныне проходу не дадут, всё бросят к ногам. И кто-то это всё будет охотно поднимать. Всё парни, власть поменялась, как уже бывало не раз.


Тем временем, в Управлении, наметилось срочное. Выступали наперегонки, не всегда слыша возражения. Проект под угрозой, стоит ли сообщать на Материк? Комиссия всё равно доложит, что уходила накануне угроз, так что факты придётся огранять, преподносить диадемой. За бусы спросят. Нельзя просто так перечислить убытки: крупы столько-то, лаврового листа и чая повреждено мышами… Это люди, лучшая половина из неназванных.

Алевтина занимала кресло главы комитета по спасению, её обязали покинуть гроб и больше не прикасаться.

– Но на мне проклятие тех, кого сегодня унесли кони.

– Ваши слова пока не имеют доказательств.

– Я настаиваю! Я женщина!

Тут, конечно, спорить никто не отважился, возможно, она и права.

– Кто из вас заметил, что «Чайка» уходила с другим весом?

Руководство занервничало. Волос и без того не комплект, а тут пришлось рвать.

– Вы хотите сказать, оставили агента?

– Какой же это агент? Наш бывший сотрудник, со всеми опознавательными.

– Вы нам поднимаете нервную систему с каким расчётом?

– А я вот и хочу посмотреть, как выкручиваться решите. У нас в здании человек с Материка, мы его помним в лицо, многие играли с ним в шахматы.

– Но не в шахматы же он приехал сразиться!

– Ну-ну-ну, уже теплее! – Алевтина полностью соответствовала должности, пусть и временной. Она спасёт Управление, точнее, его руководство. А вот какую цену спросит – на лицах, как в бронзе, отложились складки веков.   


Тут надо отдать должное, Алевтина рассматривала эту, внешне организованную, группу как детский сад. Без няньки никуда. Уж сколько раз намекала – и прямо в лоб, и Тузика показывала: смотрите, чтобы с вами такого не вышло. Не доходит. Они считают, раз присосались к доходному месту, потом хоть трава не расти. А она растёт, даёт семена.
Её материнский взгляд видел мальчишек, кто выпячивает грудь, друг перед другом, осталось только услышать: а мой папа космонавт, вот!

Ну, ничего, я из вас сделаю человеков.

– Давайте пройдёмся по основным пунктам нашей крепости. – Алевтина знала, какими словами вызвать интерес, пока не нашли что-то более интересное в носу. – Два клана продолжают непримиримую войну, при том пожимают друг другу руки, фотографируются для первой страницы в газетах. Мы одно целое, и партия не даст солгать, – примерно такую картинку получает потребитель. Вместе с тем, строительство БАМа – это дело рук конкурентов. Ополовинить денежные потоки, выделенные под наш проект. И здесь столько составляющих. Это и дядя, с кубинской сигарой во рту, и скулёж по космосу. Они ведь всё равно до чего-то договорятся. Вы, мол, Гагарина запустили, а нам нужна Луна.

Замы, начальники подразделений насторожились. Мой папа – космонавт.

– Так Фидель вроде с нами? – кто-то робко уточнил.

– Мы объяснили ему на пальцах, что сигара, по доллару за штуку, это почти даром. Американец платит доллар, а потом продаёт по двадцать, коллекционные сигары доходят до ста. Фидель смекнул, организовал сопротивление под лозунгом свободы. Кто ж не хочет больше за свой товар?

Эмбриоль Пурнаедов сделал вброс – на подумать:

– Наш столяр, Петрович, с лица – один в один с американским президентом. Можем подучить и забросить. Половина Штатов примут его, как родного, другая половина сохранит верность оригиналу.

Лица вытянулись, стали припоминать, как выглядит столяр. Алевтина усмотрела покушение на свои полномочия:

– А не рано ли вы, Пурнаедов, поднимаете эту тему? Если БАМ оттяпает у нас часть средств, тогда поищем за океаном.  – Её властный голос несколько постудил интерес к выпаду. – Мы должны хорошенько просчитать варианты. Ким всё никак не выдаст нам точный расклад. Уже и «мерседес» купили – считай, не хочу.

Ким поднялся из-за стола.

– Минуточку, я хочу напомнить. Перца отправили на Материк, и я остался как без рук. А ведь мы вышли на интересную версию. Американцы договорятся, чтобы Советский Союз признал их полёт и посадку на Луне. В качестве обмена, они ослабят удавку на шее Кубы, мы получим сто ящиков «Мальборо», тем самым укрепим базу для начала очередной операции, цель которой…

– Стоп! А вот здесь попрошу без фантазий. Можно ли целиком доверять выкладкам «мерседеса»? Давайте не будем забывать, кто производитель. – Алевтина покосилась на коллегу, тайком сосущего через трубочку напиток белого цвета. Было бы сложнее, кабы это была рядовая водка. – Дайте сюда, и встаньте в угол… Ах, я не то хотела сказать. На сто ящиков американцы не пойдут. Мы просто не имеем права озвучивать такие цифры. Надо начинать с десяти и, постепенно, довести до двадцати, потом до сорока. Они решат, что поймали на крючок, станут выдвигать дополнительные условия. А мы к этому готовы. Когда они это поймут, мы уже вышли в дамки. Кстати, дискотека сегодня не отменяется?



Мальчики упали в шоковое состояние. Хозяйка – пусть документально и не оформленная, держала руку на пульсе так надёжно, что могла остановить сердце одним взглядом. В глаза ей лучше не смотреть, даже если скажет: смотрите мне в глаза. Просто удивительно, как она до сих пор не поставила на колени Лес.

– Но вернёмся к первоочередным задачам. БАМ пусть строят, мы не должны светиться, давить на поставщиков.
Растревоженный улей сам сообразит, что молодых и здоровых сорвали с насиженных мест, чтобы облегчить нагрузку на торговые сети. Повальный энтузиазм послужит ещё одной цели, поскольку временно прикроет полное отсутствие целей партии. Они уже не знают, куда повернуть. Выставку достижений США, проведенную у нас, я считаю провокацией. Нельзя нашим покупателям показывать цены с двумя девятками в конце. Это раздражает, если не расстраивает. Поэтому лунный проект полезней поддержать: нам не трудно поздравить американцев с тем, чего не случилось. Но за сигары – будьте добры, платите настоящую цену. А на разнице мы легко возьмём «Мальборо», столько, сколько нужно.
Алевтина задумалась, оценивая реакцию. Найдётся хоть один, кто мыслит дальше?

Эмбриоль Пурнаедов занимался тем же самым, рассматривал коллег, пытался обнаружить хоть один лучик, один проблеск. Ожидания напрасны: они упёрлись в стену, дальше которой видеть ничего не хотят.

– Позвольте мне. Постараюсь выразить общее мнение, которое, как я вижу, блуждает под этими сводами. Насколько я понимаю, комнаты для совещаний создаются по единому проекту, для взаимопонимания собрания. Здесь, конечно, может сыграть роль разница в мировоззрениях, но я всё ещё надеюсь, что мы придём. А вот на чём я хотел бы заострить внимание в данную минуту… – От глаз выступающего не укрылось появление морщинки на носу Хозяйки. – Хорошо, буду краток. БАМ укладывается под другой проект, под наши знаменитые «эСэС-20», Пентагон обозвал ракеты «Сатаной», но это их право, мы на себя не возьмём такой ответственности, пусть сами и отвечают.

– Вы обещали быть кратким.

– Я закончил.

В комнате совещаний воцарилась пауза. Если вдуматься, то все наши лаборатории в сумме не покрывают обширную сеть железнодорожных путей, по каким расползаются составы со спецвагонами. Американцы боятся одного: шёл себе поезд, потерял вагоны в чистом поле, а команда на запуск уже запущена. Крыши вагонов поднимаются, ракеты занимают нужный угол, и начинается отсчёт. Ни дорогой Леонид Ильич, ни министр обороны – никто не сможет отменить. На американских заправках бензин не успеет подорожать, как прилетит. И начинай всё сначала.

– Вы мне не ответили. Будет дискотека? – Алевтина вальяжно встала с места и прошла к зеркалу – единственному предмету, выпадающему из проекта комнаты для совещаний.

По условному коду, входная дверь приоткрылась, офицер охраны заглянул одним глазком. Условным знаком обнадёжил: ИЩЕМ. Он исчез, посеяв новый вопрос.

– Кто подскажет, где в Управлении может прятаться человек с Материка? – Она очень надеялась, что мальчики, когда-то подававшие надежды, имевшие награды за победы в игре «казаки-разбойники», знают каждый угол и лазейку.

Они огорчили.

– Что тут думать? Надо подключиться к поискам и найти.

Алевтина пыхнула губами и собралась покинуть помещение.

– Я на танцы, а вы тут поищите.


Она спустилась на этаж, принюхалась. Здесь его нет. На третьем тоже запах одежды с Материка отсутствовал.

– Куда же ты делся? – Алевтина приподняла ножку, оценила царапину на каблуке. Прислушалась: не приглядывает ли кто сверху или снизу. Вроде никого, и тогда пальчиков пригрозила царапине: смотри, не подведи! – Лёгкими, девичьими скольжениями она спустилась до первого, вновь осмотрела себя перед выходом в фойе. По её приказу, здесь повесили зеркало, чтобы не возникало вопросов.

Вахтёр караулил её за порогом, предложил руку и сердце. Как приятно покидать рабочее место, не удостоив ответом.

На полпути оглянулась:

– Тут все ищут Перца. У вас есть версии?

– Само собой! Не того ищут.

– Что-то ещё?

– Разумеется. – Вахтёр собрался с духом, выпалил: – Столько времени наблюдаю за тобой. Мы уже родня, могли дважды развестись, так ты мне и одного случая не подарила.

Она задумалась над его словами.

– Больно смел и дерзок. Мне нравятся такие. И, знаешь… – Алевтина озорно сверкнула очами, – если не подцеплю того, о ком мечтаю, будь готов. Явлюсь и одарю.

У него фуражка съехала на затылок, рука пошла крестить стены, чтобы обещание никуда не запропастилось. 

– Очень надеюсь, – сказал он, выпуская красавицу за порог и закрывая на замок. С минуту проторчал у стекла, пока Смелая не напомнила о себе. Ноги намокли до колен, пришлось снять обувь, носки и шлёпать босыми ногами в сушилку. Её установили после первых опытов, между первым и вторым этажами. Электрическая, сделана за границей.


А нашу Алевтину подхватил ветер, дерзко обнимал и увлекал в приключения. Каблуки звонко оповещали окрест – я уже иду!

Сзади нагнал троллейбус, водитель чётко подрассчитал, чтобы дверь открылась перед носом. Один шаг – и помчали!

– Я постараюсь освободиться пораньше. Вы придёте на танцы?

– Я уже там. Почти.

Перед крыльцом её уже ждали. Петрович проводил в каморку, где хранятся халаты уборщиц. Она сняла костюм, протянула ему:

– Подержи. Сейчас мы покажем, на что способен младший персонал. Всегда мечтала.

Гостья достала из сумочки коробку с кремом, поколдовала с возрастом и цветом кожи. Получилось – просто не узнать. Туфли передала в надёжные руки, примерила сандалии. Петрович свернул улику в рулон, обернул газетой и двинулся следом. Одежду он пока оставит у себя, для сохранности, но за порядком придётся последить. Только бы жене не донесли, кто пожаловал на танцы.

С ведром и шваброй, в полном соответствии с регламентом уборки, шла бедняжка в пункт назначения. Мужчины, конечно, уже не те: если прежде на уборщицах не останавливали взгляда, теперь хороша была любая, но не эта. Халат висел мешком, косолапила умело, прихрамывала на обе ноги. Кабы на одну – уже б пригласили, а так пожалели: ступай, девонька, мы тебе ничем не поможем.

Первые такты вечерней программы ударили по ушам. Колонки вчера привезли, Алевтина распорядилась. Не прямо так, чтобы адрес обозначить, между слов прозвучал намёк: есть основания считать, что на собраниях, в задние ряды не доходит линия партии и мнение коллектива. Ну, а то, что фирмы «Сони», так это объяснимо. Имя-то понятное, да там особо не выбирали: что оказалось под руками, то и прислали. БАМ будет строиться на отечественных, Рига или Воронеж внесут лепту.

Ведущий вечера оговорил условия мероприятия, целуя микрофон:

– В связи с известными событиями, поступило предложение отменить белый танец, как неуместное событие. Думаю, товарищи поддержат.

Влажная уборка. Граждане прижались к стеночкам, вставали на цыпочки, не мешая человеку исполнять. Зато в центре танц-пола сияло сокровище. Прямо груда бриллиантов и самоцветов, можно свет выключать. Они такие трогательные, как в первый раз мама выпустила на улицу. И каждая обошлась в пачку сигарет. Тут уже проявилась мужская солидарность: спонсорам скинулись по сигарете, так они ещё и выиграли прилично. Некурящие отделались рукопожатиями.

Ах, танцы, танцы! Какой праздник! Как сегодня вышли из Леса. Ведущий опомнился:

– Товарищи! Есть предложение: сталкеров не пускать на порог. Кто «за»?

Шумное это мероприятие – голосование. Уже кого-то уронили, подставили ножку. Танцовщице не позволили упасть, подхватили десятки рук и стали тянуть на себя. Всё хорошо, только это серое вещество в халате немного не красило атмосферу.

Скучая, парни отдались международной обстановке.

– Тут про сталкеров заговорили. А они не придут.

– Хватит с них и триста, эти наши.

– Не триста, а двести девяносто.

– На четыреста или уже пятьсот. Их же с каждым днём. На всех не хватит, могут на наших позариться.

– Наши девушки должны устроить побег.

– Думаешь? Темно, Лес – как бы ты удрал? Да и охраняют их, наверняка.


Ну, что крыша может поехать, это предсказуемо. Оказывается, тут и там уже вне очереди претендуют, пальцы в кулаки, но ещё не плотно. Воротник от рубашки отделён – первая ласточка. Местное общество заметно пошло делиться на умеющих вальс и тех, кто не вышел лицом. Последние как раз и организовали заслон на входе: торопливых красавцев заворачивали простым и понятным выражением – билеты кончились, приходите завтра.

Танцовщиц трудно разглядеть среди заборов из выходных пиджаков, это живая очередь и независимые наблюдатели за порядком. При приближении серого пятна, отдыхающие культурно расступались, потому как график такой, – не всем же так везёт.

На границе наметился скандал. Кто-то организовал ударную группу и пошёл на штурм. Первую атаку отбили, понеся незначительные потери. Пуговицы утром можно забрать на вахте. Все прекрасно понимали, что пуговицами дело не кончится.  Будь ты семи пядей во лбу, в нашем случае, тебя ничто не спасёт.

Но вот на входе появляется неизвестный негронавт. Все в курсе, Нга уехал на родину, обижен на весь Советский Союз, и никто не попытался защитить. Вся мужская компания уже составляла в мыслях запрос Оленьке: откуда это чудо взялось? Мы за мир и дружбу, но не до такой же степени.

Серое пятно потребовало пространства, палисадники сместились к стенам, и уборщица подала кому-то знак – опрокинула ведро. Танцоры и очередники задрали ноги, как привыкли в Управлении, при входе. Если Смелая проторит и сюда русло, можно на пенсию уходить.

Петрович стал отвлекать внимание, пока уборщица поменяет облачение и предстанет. А никто и не надеялся, все интересы туда, где в любой момент.

Они слиплись, как два магнита. Две родственные души, так долго искавшие друг друга по белу свету, пришли на дискотеку нашу.

– Тоже мне, негры умеют вальс?

– И пусть. Мы не претендуем. Мир-дружба.

А у них неплохо получалось. Дама шепнула партнёру: «Не так профессионально!»

Движения сломались, они выскочили за такт и уже представляли из себя жалкое зрелище. Советская школа – самая лучшая, приезжайте учиться.

И вот, когда внимание публики ушло в ноль, пара наметила исчезнуть. Они исчезали мелкими шажками, целя в спонтанный и единственный выход. Если кто помнит, строители забыли устроить двери в этот зал, и Петрович, опять же, спонтанно указал точку. Может, всё было иначе, но легенды живучи, а редакторы легенд умеют.

– В библиотеку! – до пограничников долетело только это, в сообщение никто не поверил, как закрылась час тому.

Разве очередь занять и первыми оказаться в десять утра.

Мы, конечно, не очень знаем, можем только догадываться. Их вроде видели на лестнице, потом на другой, этажом выше. Глаз к перилам не прикрутишь, но языки знают. Во всяком случае, дверь библиотеки приоткрывалась на секунду. Нормальные люди не успели бы проскочить, значит, эти не такие.

Постояли случайные свидетели у двери, послушали. Никто фамилий не спрашивал, карточку не заводили, сроки возвращения книг и штрафы за утерю не озвучивали. Значит, библиотека закрыта до утра.


Осталась маленькая тайна, где третий лишний. На фоне длинных стеллажей с буквами, при обещании луны осветить проход, двое срывали с себя одежды. При полном молчании, учащённое дыхание могло сказать больше, но не в эту минуту.

Справа и слева, с полок хлынули потоки мировой литературы, повидавшей на своём веку немало рук. Все прошлые поступки перечёркивались сегодняшним, как самым ярким и  правдивым. Правая рука обвила шею метиса. Негронавт побледнел до глубины кожи, стесняясь обстоятельств. Левая рука пользовалась салфетками, снимая, слой за слоем, продукты маскировки. И вот два белых человека разглядели друг друга, обнялись. Её грудь оказалась на размер больше, чем там, на танц-поле, что его приятно удивило. Второпях, она забыла снять лифчик и теперь осознала, что между ними есть единственная преграда. Тела белели, сияние набирало силу, пульс поднимался до критических значений, в коленях появилась слабость, слабость до головокружения.

Что, спрашивается, стоять, когда у твоих ног и пляжи, и яхты, погони, пираты и полные собрания сочинений?

– А-ах! – звук не походил на радость библиотекаря, при виде нового читателя.

Шумели волны, раскачивая лодку. Ветер подхватывал и швырял брызги. Своевременно эти двое убрали парус и залегли. Неподалёку шёл шлюп с «весёлым роджером» на мачте.



В итоге, как и следовало ожидать, лодку раскачали сильно, она стала зачёрпывать бортом. В таких случаях лучше остановиться. Она смелее изучила объект внимания.

– Почему же ты не снял трусы?

– Ты не настаивала.

– Хорошо, но удовольствие получил?



– Лучше не спрашивай. Никогда прежде такого не испытывал.

Она промокнула глаз выступом пальца.

– Представь, и я побывала на седьмом небе. Но в следующий раз сними.

– Как скажешь. Я вот лежу и гадаю: а случится ли он, этот следующий раз? За мной утром приедут.   

– Тогда не понимаю. Прибыл с конкретной задачей, никому ничего не объяснил…

– Объясняю. Тебя увидеть. И, хотя бы, потанцевать.

– Так пойдём!

Он улыбнулся той самой улыбкой, от которой женщины падали в обморок, а не падали – запоминали красавца на всю жизнь.

– Опознают. Этого допустить нельзя в самом начале Операции. Нас давно вычислили и караулят каждый шаг.

Алевтина смутилась.

– Даже то, что мы здесь?

– Не уверен, но скорей всего.

Она обвила всем телом этого несмышлёныша: я тебя так люблю, а ты никак не поймёшь. Уехали бы куда подальше – найдут!

– Неужели мы больше никогда?.. – На глазах навернулись слёзы, он, кажется, не заметил.

– Если оба захотим.

– Захоти. Умоляю!


Он покивал туда-сюда, не осмелился сказать прямо: кровь из носа, костьми лягу, но приеду! А так – поскромничал:

– Постараюсь. – Думал про себя: ты сейчас немного не в себе, к утру развеются моменты, а там, может, и пожалеешь.

Луна выполнила обещание, осветила проход, на котором, как на сеновале, отдыхали двое. Натешились – не то слово, хоть и не как обычные люди. Контакт без проникновения – это высший пилотаж, если кто в курсе. Теперь каждый осматривал свои завоевания, оценивал потери и приобретения.

– А если я рожу тебе сына?

– А себе?

– Будет видно.

Через минуту они стали одеваться, любуясь каждым движением друг друга. Под действием луны, книги стали возвращаться на полки.

У дверей оба притихли. Надо же определиться, можно ли выходить.

С той стороны кто-то часто и достаточно громко дышал, он хотел быть третьим. Или человека вела жажда сенсации: я видел их собственными глазами, они не лгут!

Алевтина взяла его за руку и утащила в дальний конец. По идее, за стенкой справа заканчивался общий коридор, здесь никто не ждёт.

Уверенными движениями, она прижала любимого к стене спиной, стала продавливать через препятствие. Действие очень напоминало проталкивание мяса через отверстия мясорубки. Поначалу вроде ничего не получалось, Горчица уже размышлял: пора сомневаться в её возможностях или она нарастит натиск?

Не успел сконцентрироваться, как оказался на той стороне. А кто же её вытолкнет? – Он импровизировал на ходу, представил верёвку с крючком на конце, забросил… Как только верёвка натянулась, стало понятно: рыбка попалась! И, что есть силы, упёрся коленями в стену, стал тянуть.

Усилия обоих дали великолепный результат. Сначала показалась её чудная головка, уста умоляли: «Ещё немного!»
Примерно с таким звуком от стекла отрывается присоска: ч-чпок! На ногах устоял чудом, осмотрелся. Свидетелей приключения не нашёл, кто-то обеспечил их отсутствие. Обычно – как нарочно, всегда десяток найдётся.

Снизу доносились ожидаемые звуки. Дискотека была не в курсе, что библиотеку посетили двое, в обход многих запретов и замков.

На лестничной площадке поджидал Петрович, вручил коробочку с кремом:

– Должно хватить на двоих.

Алевтина вскрыла, поднесла к носу.

– Судя по запаху, это приготовлено из молотого какао и сметаны.

– Так и есть. Поражаюсь женщинам нашим. – Петрович раздвинул перила, глянул вниз, глянул вверх. Убедившись, что и тут свидетелей не нашлось, решил отпустить: – Потанцевать?

– А другого пути не знаешь?

Кивнул – за мной!

У входа в библиотеку маялся страдалец, не выпуская рук из карманов. Он просто хотел правды, и был к ней так близко, что не имел ничего против. При нехватке женщин, мужики бросаются в тяжкие… Тяжкие времена наступают без предупреждения.   

Они прошли мимо, сделав вид, что не замечают. Перед поворотом, Петрович остановился и выглянул. Довольный результатом, сообщил:

– Стругацкие в поисках тоннеля, что соединяет с Управлением. Девочки на танцах, так они пробуют вычислить, из какой комнаты берёт начало. Ох, уж мне эти эксперименты! – Выглянул вновь, махнул рукой: – За ними пойдём. Вам же лучше в Управление?

– Кому танцы, кого ждут дела. – Алевтина чмокнула коменданта в щёку, подала знак попутчику. Комендант дал понять, что дальше не пойдёт, их благословил, чтобы пылинки не упало.

Они крались следом за братьями, замирали, пока те отпирали очередную дверь или разрушали препятствие. Тут пахло чистой магией. Тот, кто создал проход, позаботился, чтобы несведущие пользовались троллейбусом: нечего срезать углы.

Ни пылинки, ни киношной паутины. Хозяева заботились о чистоте объекта, трудно допустить, что вошли в сговор с уборщицей, всё сами. Но следы братьев на полу видны. Им будет сложно возражать, если поймают на месте преступления.

Перед каждым разрушенным препятствием, Алевтина ненароком прижималась грудью к плечу Перца, напоминая как бы: поймёшь ли? Боялась расставания и понимала, что оно неизбежно. Будь её воля – арестовала бы, и носила в камеру еду, оставалась бы до утра… Мечты-мечты! Сама же гадала: с ним что-то не так. После Материка, весь какой-то закрытый, хотя очень старается казаться прежним. Тамошние условия диктуют, наверное. Будто подменили весельчака на зыркающего по сторонам мента. Нет уже того, кто умел рассмешить на ровном месте, одним словом. Москва что ли роботами делает? Говорят – достаточно посмотреть, как там ходят: летят, спешат, как кто гонится. Спецслужбам разве облегчение, выслеживать чужаков – приезжих и засланных.

Перец шёл не торопясь, она следом, а всё кажется, что топчутся на месте. Этот проход тянулся и тянулся, точно резиновый, словно угадывал её желание. Глаз не спускала, любила каждое мгновение, пока он рядом. Мне бы тебя на две недели!

Только Материк со своим имуществом расстаётся в редких случаях. Завтра, говоришь?

Он глянулся.

– Тузик не голоден?

И проход закончился, стена Управления прямо поглотила, как рот. Голоса братьев слышались ясно, но лучше не спешить. На нижних этажах перекликались голоса – искали Перца, пока кто-то не предложил: «Хватит на сегодня! По домам!»

Поднимаясь на пятый, они дождались, пока не хлопнет дверь. Знакомый коридор в это время неузнаваем. Предметы привыкают видеть нас в определённые часы, а сейчас – не ждали, поэтому обстановка излучает агрессию: что вы тут забыли?

Перец замер у двери той самой лаборатории, поторопил жестом руки. Голоса слышались чётко, и только один был им незнаком. Аркадий вызвал на откровенный разговор – уж слишком долго копились размышления.


– Как ты тогда объяснишь, что твои прогнозы путешествуют по шкале? Похищение женщин ты предсказал в конкретные сроки, и я напомню: через две недели! Какие ещё факторы мы не учитываем, чтобы всё шло своим чередом?

«Тонна-сто» пробурчал что-то недовольно.

– Говори яснее. От Бориса у меня секретов нет.

– Я и говорю. Похоже, всё сдвигается именно в момент озвучки эпизода. Не стоит произносить вслух того, что мы записали.

– Записывал как раз ты, меня не вмешивай.

– Хочешь чистеньким остаться? Не выйдет. Присутствовал – значит, тоже влиял на результаты. Скажу больше.  Кабы сутки разбили на троих, они были бы точнее. Слив фактов в кучу происходит из-за отсутствия наблюдающего глаза. Ты спишь, я свалился, и Маховик-то не остановился, крутит дальше. А что стоит кому-то, с той стороны портала, улучить минуту, выйти и вмешаться? Это магия на производстве, если хотите, у меня много доказательств родилось, одна беда – не с кем поделиться.

– А мы для чего? – Аркадий разбушевался, поскольку вечер испорчен, прогнозы гуляют сами по себе: хочу – сбудусь, хочу – уйду в загул. – Кстати, где напарник?

– Упизматыш? – «Тонна-сто» нехорошо улыбнулся. – Убил я его. Надоел, как горькая редька.

– Как у… Убил? А тело? То есть, труп?

– Тебе только трупы и снятся.

– Неправда! Я за человеческое счастье, и Боря меня поддерживает, брат, я прав?

Борис голоса не подал, но каким-то образом дал согласие.

– Как ты его назвал?

– Упизматыш. Я не называл, он сам назвался.

– И ты за такое имя его прикончил?

– Совсем не за это. Он умеет останавливать Маховик. Я попросил – он сделал. Прилёг я, думаю, посплю часика четыре, потом продолжим. Просыпаюсь – Маховик на полной скорости, а мне что делать, прикажешь? Только сравнить ближайшие предметы. Взял линейку, замерил коридор. Размеры те же. В окно выглянул – Дуб исчез! Спускаюсь на первый – Смелая не выпускает. Вахтёра наблюдаю за струями, он кефир кому-то передаёт. Полная анархия! В Управлении вся власть накрылась медным тазиком, кого-то ищут, схватить не могут. Я назад – Маховик стоит, Упизматыш спит.

– Тебе его облик никого не напоминает?

– Улитка – вместо головы, в остальном – как мы: руки-ноги, мочевой и так далее.

– Кефир или простокваша?

– Он отказывается от нашей пищи. Ну, думаю, одной заботой меньше…



Алевтина коснулась затылка, притянула к себе, с независимым поцелуем, шепнула: «Я отойду на минуту, гляну Тузика».

Горчица прислонился спиной к дверной коробке, сложил руки на груди. Поздравил себя: как ко времени мы оказались здесь! То-то шеф предупреждал, что нужен глаз и глаз. Эти соседние миры так и норовят пробить свои порталы, выставить часовых. Скорей всего, этот… Упизматыш явился оттуда. Хорошую легенду ему сочинили, как закрепиться у нас и не оставить следов. И на случай ареста позаботились. Скорей всего, приведи группу захвата, мы получим дырку от бублика. Да, но «Тонна-сто» говорит – убил. Существ из соседних миров не так просто убить. Это иные частоты, русская пуля пролетит насквозь. И газ не возьмёт. – Горчица повернул голову, услышав шаги. Алевтина выскользнула из кабинета и на цыпочках стала приближаться.

– Только заснул. Обрадовался, как меня увидел, и захрапел. Как я ему завидую. А что тут?

Горчица приложил палец к губам. По звукам, команда готовилась к очередному эксперименту, проверяла оборудование. Можно только гадать: чтобы не мешал делу, помощника затолкали под стол. Интересно было бы взглянуть одним глазком на Маховик.

Алевтина приблизилась на слишком опасное расстояние. Он повернулся ухом.

– Хочу от тебя ребёнка.

– Давай потом поговорим.

– Хочу от тебя ребёнка, – повторила она, сделав упор на «от тебя».

– Прямо здесь?

– Не имеет значения. Конечно, я говорю глупости, здесь нет условий.

Горчица попробовал укротить настроение:

– Я боюсь слово пропустить. От этого зависит будущее человечества.

– А от меня зависит твоё будущее.



Из лаборатории послышалась команда: «Начинаем!»

Выждав какое-то время, Алевтина наклонилась к его уху.

– Они теперь до утра. Будут вести записи, и нам нет смысла торчать. Тут есть кресла для посетителей, можно посидеть.

Он согласился. Вечерняя программа была слишком насыщенной, чтобы отказать себе в удовольствии передышки.

Вместо двух лабораторий, местечко было предусмотрено для гостей. Приехали – заключили договора, получили продукт или привезли, – всё через бухгалтерию, на полном основании пункта «приход-расход». – Горчица, для этой женщины, по-старому, Перец, провёл ладонью по кожаному верху. Если сдвинуть два кресла, то…

– Подвинь, у меня силёнок маловато.

Послушался, прилёг рядом. Ему всегда казалось, что с этой женщиной, без оглядки, готов жизнь прожить. Только не здесь. Как в той песне: «Увезу тебя я в тундру». Только облака над головой, а ночью звёзды. Стоило подумать про зимы, и поднимаются рати непреодолимых условий.

Она лежала молча, с закрытыми глазами. Мысленно вела беседу со своей мечтой, но о чём другом можно думать, когда он рядом? Осмелится – или надо помочь?

Из дальней части коридора послышался голос – судя по интонациям, выпивший человек проспался, хлебнул из запаса и вышел девок пощупать.

– Девки! А, девки? Вы куда попрятались? Фр-пф! Четыре, пять – я иду искать. – Шаркая ногами, бабник дёргал ручки дверей, ему не открывали. Тогда он прибег к запрещённому приёму: – А вы знаете, что американский президент похож на меня? Соврать не дадут, спросите, у кого хотите. То-то, я в ваше-им распоряжении. Ау, кто есть живой? Я звезда! Бегите посмотреть! – Шум шагов приближался, откровения множились. Этот лишний свидетель был так к месту.
Надо действовать, пока не взял на себя главную роль.

Алевтина легко подскочила, оправила костюм и вышла на большую дорогу. Это в космосе две звезды почти не встречаются, а в Управлении – запросто.

– О! Одна услыхала! Иди ко мне, милая, я ти… Ой, из гроба которая? Чур меня! Чур!


Горчица не смог пропустить событие, прижался к углу и выглядывал одним глазком, предвкушая развязку.

– Так-так, Петрович. Думала, люди наговаривают на ветерана нашего, а он, смотри ты, поспал, похмелился и пошёл хозяйничать!

– Ты настоящая? Вроде. Давно тебя хочу. Не, не это, спросить хочу. Почему меня не выбрали президентом? Пусть он замки вставляет, двери ремонтирует, а я поруковожу. Без разницы, СССР или Америка, справлюсь. Вы меня ещё не знаете, как я могу. Спросите у жены.

Алевтина подпёрла бока кулаками, туфелькой отчертила границу, которую пересекать не стоит.

– И когда успел? Ты не женат.

– Что вы знаете про Петровича? Есть зазноба, только – цыц! – никому. Договорились?

Она не знала, какой вариант пустить в ход.

– Знаешь, через полчаса комиссия с Материка. Взяли моду ночные подбрасывать. Днём-то недостатков не могут найти, решили с другого края попробовать.

– Это серьёзно. И куда мне спрятаться? Это ж до утра надо, как мышь. Свалилось на мою голову испытаньице.

– Давай, давай назад, в берлогу свою. И чтобы не пикнул.

– Берлога моя в подвале, а здесь по случаю оказался. Президент им замки ремонтирует, видала? Ну, хоть спирту оставили, так бы не взялся.

С лестницы долетел шумок.

– Бегом! Они уже здесь! – Алевтина и рада бы дотолкать до аэродрома, заодно глянуть, где выпустит шасси.

Воротилась на кресла. Перец сладко спал, если не притворялся.

Поставила рядом коленку, перенесла вес на неё и будто случайно опрокинулась на него.

– Извини, не хотела. Отдыхай, – Расстегнула три пуговички на юбке, забросила на его бедро ногу. – Не тяжело?

– Очень тяжело осознавать, что рядом такая женщина, а у меня порох отсырел. 

– Я помогу высушить его.

– Ещё никому не удавалось на поле брани. А это пятый этаж.

Она начинала злиться.

– Ладно, сам суши. Я спать.


Он вытерпел минуту, нежно снял с себя не родную ногу, одной рукой расстегнул ремешок, приподнял таз и стащил брюки. Теперь надо освободить ноги, а там посмотрим.

– Ты что это придумал?

– Накрыться-то нечем, а я привык.


Добрый совет никогда не бывает лишним. Чуть поколдовав с застёжками, она повторила те же упражнения: накрываться – у неё тоже нашлось, чем. Она даже в выигрыше оказалась, укрывшись своим пиджаком.  Просто мысленно представила, как мужчине надо положить сверху штанины, чтобы максимально удерживать тепло.

И вот суета завершилась, оба стали активно дышать, чтобы окружающие не сомневались. Когда ритм вдоха и выдоха совпадал, кто-нибудь намеренно сбивался. Иначе не слышно.

И когда первый сон готовился наградить обоих, с лестницы почудился шум. Скорей всего, вахтёр отправился на плановый обход… Однако, по лестнице поднимался не один человек, а группа. Кого это, интересно, несёт?
Приподнявшись на локте, она сочла идущих наверх, засекла время и мигом облачилась.

Бросила взгляд через плечо – он привёл себя в порядок, вцепился в кресло, чтобы вернуть на место.

Ей пришлось идти встречать. Впереди офицер, за ним четверо с автоматами.

– Давно жду, что-то вы долго.

– Вахтёр не хотел пускать. Он здесь?

Она кивнула, в какую сторону им двигаться. Прикусив фаланги пальцев, она внимательно вслушивалась в диалог задержания. Всё по форме, кроме имени. Они не сказали «Перец», что-то другое. А вот это уже интересно. Кто кого водит за нос?



Перца увели. Она боялась встретиться с ним взглядом. В голове каша: он почти в её руках, а дальше? Не отдам! Пойду на преступление, но не отдам. Говоришь, утром за тобой приедут. Встретим!

Этажом ниже что-то громыхнуло. Она потянула носом воздух. Запах показался чужим.

– Эта ночь не кончится нико… Погоди бросаться словами. – Алевтина устремилась к лестнице, стараясь не шуметь. Не так давно, ночуя с Тузиком, ей пришлось дать бой. И вот этого она никак не понимала. Портал образовался в углу, вышли двое, росточком до метра, восемьдесят или девяносто. Наглецы даже не удосужились убедиться, что Тузик не один. Прикатили тележку, между собой поругивались: «Три золотых за такую безделицу, – побольше бы таких простаков. Заходи в той стороны!»

– Я сейчас кому-то зайду. В рыло! – В углу отдыхал зонтик, хоть что-то. Она смело шагнула навстречу и, перед самым носом, раскрыла зонт. Сбежали в мгновение ока, портал затянулся через минуту. Для чего им понадобился Тузик? Может, производитель нужен: царь отбросил копыта, ищут ему замену.

Она уже слышала о таком случае от лесных обитателей. Они-то и помогли поставить защиту, дали кисточку с ведром киселя. Замазывай места, где появляются порталы, и впредь посторонние не сунутся. Слово «посторонние» запало на память, иногда задумывалась: та сторона, по той стороне… что ж вы никак не оставите в покое?

Внизу громыхнуло вторично. Она острожненько, не выдавая себя стуком каблуков, спустилась на один пролёт, прислушалась. На четвёртом кто-то хозяйничал – пытались открыть дверь лаборатории.

Выглянула одним глазком – так и есть: лаборатория невыполненных обещаний подверглась ночному вторжению. Вот только смысла она не улавливала. Выкупить обещания, а потом шантажировать и доить. Был такой лаборант, Петя, где-то год назад. Завербовали, стали качать информацию. Пусть бы явился с повинной, сказал – так и так, взяли меня за горло, выручайте. Месяца три орудовал, пока Домарощинер не выследил. А брали под стражу – плакал. Себя пожалел или от обиды, лишившись обещанного сундука с сокровищами, – об этом если и узнаем, то не так скоро.

Вернуться за киселём? – Алевтина поняла, что надо выиграть время. Осторожно сняла со стены план эвакуации, – вполне достоверный рисунок, под куском органического стекла. Примерилась – и запустила в сторону грабителей, над самым полом. Пока они там разберутся, успею, подумала она, сняв туфли, рванула за киселём.

Вернувшись, дала себе возможность отдышаться, выглянула. Любознательные ребята попались, обрадовались, что имеют превосходный план дворца. Конечно, раз о пяти этажах, язык не повернётся называть домом.

На каблуках вести боевые действия – верх безумия, отложила туфли в уголок, сняла пиджак, обмакнула кисть в ведро. Чтобы самой не вымараться, переждала первую капель, в руке несколько раз провернула. Остальной состав можно удержать вращением.

И вышла в коридор. Конечно, они не ожидали, в такое время, тем более. Видимо, походы вахтёра отследили по времени, тут и сунулись.

Но женщину с ведром в одной руке, в другой тоже что-то.

Она молча приближалась, семеня и покручивая кистью.

– Эй, ты кто? Не мешай, мы закончим и уйдём. Потом можешь гулять, сколько влезет…

Женщина – и молчит? Явно угрожает, вы только посмотрите, как уверенно надвигается. Как ничуть не сомневается, что возьмёт верх.

– Эй-эй! Не подходи. Я ударю и не погляжу, что ты ба…

С кисти полетела первая порция. Тот, который колдовал над замком, считал, что его очередь будет последней, пока эта сумасшедшая поладит с двумя крепышами. Выше на голову, как ты вообще осмелилась? Что там за оружие такое у тебя, мы видим впервые…

Специалист по замкам прилип основательно. Кисель прочно связал его ноги с полом, а левое плечо с дверью. Он рвался – и не мог освободиться.

Поняв, в чём сила её оружия, те двое отступили под свод портала, ворча: «Ну, нахрен! Свяжись с дуррой!»
Второй решил поговорить:

– Эй, не применяй своего оружия. Давай поговорим по-хорошему. Вахтёр скоро пойдёт, а мы не хотели бы с ним встречаться. Изумруды интересуют? Есть в оправах, есть самородки.

Не клюнула на взятку. В голове у неё провернулись некоторые моменты. Мелкие стычки, с мелкими нарушителями, она фиксировала, докладывала начальнику охраны, тот обещал принять во внимание. Потом перестала докладывать – пустая трата времени, лучше час поспать.

Тогда, в самом начале, многие задавались вопросом: как она оказалась в штате Управления? По одним спискам, проходила экстрасенсом, другие списки дано видеть не каждому. Правильный человек замолвил слово, её прислали на «практику» – мол, пусть покажет себя. Конкретных заданий не доводили, тоже с подачи ОТТУДА. Возможно, сопроводили запиской: «Дайте самой осмотреться, и больше не вмешивайтесь: сама лучше знает, куда и что».

Нападения на лаборатории сократились втрое, потом сошли на нет; случайный налётчик способен взломать двери, но не в каждую лабораторию мог войти. Оставляли для таких ловушки – размяться в творчестве, самому поискать выход. Алевтина вела журнал, на её памяти троим удалось сбежать самим, остальных фотографировали, снимали отпечатки лап и делали последнее предупреждение: ещё разок поймаем – станешь украшением зоопарка. Только один поинтересовался, чем в зоопарке кормят. Дали попробовать из столовой каши, – долго же он плевался, потом клятвенно пообещал не попадаться.

С приходом Алевтины, среди дам пошли кривотолки, и главной темой стал сюжет: она уложит директора в постель или он её.  Мимо такой красавицы обычно не проходят мимо, и тут наметились течения в коллективе. Она пользуется импортной косметикой, надо вызнать, что за фирма. Пока она хорошеет у них на глазах, они сдают; имеется у неё какой-то старинный рецепт, не может быть, чтобы не было.


Но так, как ночка выдалась ударной, Перца взяли под стражу, Алевтина подумала, что судьба подбросила ей возможность.

– Когда хочешь пообещать что-то, это надо иметь на руках.

Из портала донеслись тихие слова, они там совещались – какой товар предложить ведунье. То, что нарвались на ведунью, сомнений у них не возникало, дважды прозвучало. Оба сообразили, её не проведёшь, и, чтобы не ударить в грязь лицом, стали свои возможности прикидывать. У царя корону стащить, у казначея цепь с орденом… или выкрасть книжицу, на которой золотом выбито: «Конституция».

Алевтина глянула на часики.

– Ну, что вы там?

– Приятель вернулся в город, сейчас что-нибудь раздобудет.

– Не что-нибудь, а пять самородков изумруда.

– У-у, тогда и я отлучусь. – Удаляющиеся шаги не так слышны, как в коридоре. Специалист по замкам с тревогой наблюдал за ведуньей.

– Ты что планируешь сделать со мной?

– Изнасилую. Что с тебя ещё возьмёшь?

– А как муж посмотрит на приключение?

– На этот момент мужа не имею.

– А вообще?

– Хотелось бы.

Взломщик взмолился:

– Ну, хоть плечо освободи. Спина затекла, очень в неудобном положении поймала.

– Зафиксировала. Запоминай.


Он попробовал произнести, получилось не сразу. Но когда товарищи выглянули из портала, обрадовал их:

– Она меня зафиксировала.

Они испугались не на шутку, стали присматривать, что оно значит, слово такое. Штаны на месте, голова тоже. Чем это опасно – «зафиксировала»?

– Показывай, что есть.

– А не заф-фиксируешь?

– Слово даю.

Они вышли в коридор, как величайшую драгоценность, один держал в руках цветную тряпицу с добычей, второй руками подстраховывал снизу, чтобы не уронил.

– Украли?

– Если бы эти изумруды лежали на том же месте, никто бы не произнёс сих слов.

Алевтина поджала губу, скрывая улыбку. Ведро и кисть держала наготове, подошла ближе. Тряпица, как балерина руки, раскинула края. Пять самородков предстали глазам ведуньи.

– Я заказывала пять, здесь три. И два куска крашеного сахара.

Они шарахнулись назад, выронили два образца. Один из них угодил под ногу хозяйки, она наступила и приготовилась шарахнуть, если кто дёрнется.

– Хреновые у тебя дружки. Нормальных камней достать не могут. – Она вроде обращалась к пленнику, да держала выход под прицелом. Второй камушек – настоящий или кусок сахара беглецы могли попробовать вернуть. Ей бы чуть сместиться к порталу, тогда у них не будет соблазна. – Если который прыгнет, так и останешься, зафиксированный к полу. Утром отведу в зверинец. Будешь обезьянам рассказывать, как хотел разбогатеть.

С лестницы послышались шаги вахтёра. Ей тоже нет смысла с ним встречаться. Недолго думая, она мазанула кистью по плечу, пленник радостно поднялся на ноги. Он внимательно следил за последовательностью движений кисти. Вокруг ступней кружок, кончиком коснулась руки, и он оказался намертво привязан к кисти. Дернуть и бежать –риск велик, он безоговорочно подчинился, и они вошли в портал.

Она ножкой забросила камушек внутрь, теперь шевелила его ногой: подделка или настоящий, скоро узнаем. 
Те двое благоразумно отступили поглубже, решили не испытывать судьбу. Алевтина прижалась к стене, гадая, как будет действовать вахтёр. Может привычно бросить глаз и топать дальше.

Эхо шагов сообщило: пошаркал у входа, буркнул под нос: «Четвёртый! Ещё один». И потащил наверх тело, которое кормит. А раз такое дело, то ему и песенку полагается пропеть – что-то про любовь и дружбу.

Пленник не спускал с красавицы глаз. Через портал струился сквознячок, как бы не продуло. 

– Что дальше? – робко поинтересовался он, косясь на волшебную кисть. Каких только предметов маги и волхвы ни берут в оборот.

– Сейчас вахтёр спустится обратно, вот тогда и решу, что с вами делать. Минуту терпения.


Лишь шаги затихли внизу, она подняла из-под ног самородок, по весу – должен быть настоящий, следующее испытание – взять на свет, когда между глазом и источником света находится объект интереса. 

– Один бракованный, из трёх. А ведь хотите выгрести всё. Не получается у нас договор. Ищите ещё два, и поговорим. Сегодня я вас отпускаю. – Махнула кистью, пленник торопко отошёл подальше.

– Вы очень добры, но с изумрудами у нас туго. А у вас они в большой цене?

– Заоблачно.

Осмелев, и те двое подошли.

– Может, что другое интересует? Мы бы серебра могли…

– И что я буду с ним делать? Строго у нас: где взяла, и посадят, чего доброго.

– И у нас такое. Не поделишься – сядешь. И ведь отнимут, а всё равно посадят. Бандиты кругом.

Из тех двоих, старший видно, развёл руками:

– Время вышло, пора закрывать портал. Не дай бог, кто к нам проскочит.

Алевтина сделала те самые три шага, о каких намекали. Развернулась и понаблюдала, как советские кирпичи и штукатурка возвращаются на своё место.

Теперь Перец. Она уже знала, что надо делать. Прихватила туфли и спустилась на второй этаж. Об этой двери мало кто знает, все проскакивают мимо, даже не догадываясь, что именно отсюда вылетает по тревоге местная охрана. И все удивляются: откуда?!  А вот не надо: будет знать один – и американцы узнают.

В левой туфельке у неё ключ. Какой-то сплав из редкоземельных, стоит каблучок против часовой провернуть – кончик торчит из туфли. Им и открывается эта дверь, напоминающая обычный угол. Вниз по ступенькам, вечные лампы не перегорают, как в магазине. Первый пост – без проблем. Её знают, готовы проводить.

Полковник удивлён, бровями спросил – что случилось?

– Ребята взяли Перца.

Полковник кивнул на стул.

– Очень интересно. На допросе – ни имени, ни на кого работает. Ребята с ним сейчас занимаются. Новые методы осваиваем.

– Через боль? – У неё ёкнуло сердце.

– Ну, что вы, Алевтина, как можно? Конечно, припугнуть не лишне, но всё в пределах. Он закреплён у стены, грузовик сдаёт задом, расстояние меняется от степени важности вопроса. Есть такие, что даже мы не имеем права задавать.  – Полковник почесал границу между лбом и волосяными покровом, из-под пальцев оценил её реакцию.

– Вы его хоть покормили?

– А для чего грузовик? Трубку с простоквашей в рот, колесо наезжает на шланг, выдавливает в трубку. Перекормим, накачаем – сам заговорит. – Полковник – с честным лицом, при исполнении. И потянуло в воспоминания: – На прошлой неделе, помнишь? Чудаки вылезли, портал ремонтировать собрались. И мы их, тёпленькими. А в четверг, помнишь? Днём! Днём пролез, как будто так и надо. В лабораторию психоанализа стучит – как надписи нет, или неграмотный тоже. На синем глазу спрашивает: здесь обувь ремонтируют? Парни не растерялись, не первый день:

– Не наш профиль, но за отдельную плату… очень, конечно.

– Чего вам не хватает? – настаивает заказчик.

– Женщин. (Ну, мы-то с вами знаем, они только вчера закончились). Ага, идём дальше. Тот такой настойчивый, въедливый попался:

– Вам для утех или просто посуду помыть?

Парни в карман за словом не полезли:

– А чтоб всё вместе.

Тот ещё не понимает, что с ним затеяли, действует по заранее одобренному плану:

– Рабыни подойдут или подобрать с родословной, особенных кровей?

Тут уже сказалось воспитание. Как граждане СССР, мы против рабства, в любой форме. И парни прямо так, не кривя душой:

– Освобождаем рабынь. У нас они отдохнут. Между прочим, суббота – выходной день. А другие – они избалованы, слишком велики запросы. – Полковник прямо сиял от гордости за молодое поколение, отечественную слезу кончиком пальца смахнул.

Алевтина глянула на часики.

– Через три часа прикатит «Чайка».

– Мы в курсе.

– Вы пошутили про грузовик.

– Конечно.

– Он… он сейчас в камере?

Полковник не решился выдавать тайну. Рукой покрутил у лица, нашёл формулу для ответа:

– Это потом. – Стены тряхануло. Полковник бросился за фуражкой. – Тревога, прошу прощения! Третий этаж, два портала сразу!


Она механически вжалась в стену, пропуская мимо себя подразделение, кто сегодня в тревожной группе. Собака, автоматы, у кого-то крошки так и сыпали изо рта. Со стороны лестницы долетел такой грохот, что вам, американцы, лучше не соваться.

Алевтина решила пройти вглубь. Коридор вытек в спортивный зал, следом выползла казарма. Здесь стоял устойчивый мужской запах, всюду следы бдительности и любви к родному Управлению. Из туалета слышались мат и шуршание щёток, на кухне готовили ночной ужин. В ленинской комнате… уже иначе, хотя плакаты те же, сидел за шахматами Перец. На столике лежал выигрыш. Соперник Перца боковым зрением заметил даму, ошибся в последовательности действий; следовало Перцу забрать выигрыш, но этот гусь сгрёб деньги и приказал:

– В туалет сходил, теперь в камеру!

Алевтина оказалась в таком узком месте, что не разойтись. И отступать не желала. Почему у себя дома мы должны кому-то… ну, это…

Он протискивался мимо – отворачивал глаза. Вас нет для меня, мадам. А как вы хотели? Мы тут не в игрушки играем, за полночи одного шпиона взяли с поличным. И это не говоря про порталы.

Она терпеливо ждала, пока он и его конвоир уложились в размерчик. Перец спиной повернулся и за три усилия прорвался на другую сторону. Конвоир, наоборот, похвастался коллекцией значков на груди, где с юным Лениным за руку здоровался Юрий Гагарин. Значки редкие, большой ценности не представляют, но в суровой действительности, без прямых солнечных лучей, хоть какое освещение.


Из соседней комнаты пошёл репортаж от тревожной группы. Оператор с трудом добился видеосигнала, повозился с настройками, пока не ушли помехи.

На экране высветился тупик третьего этажа. Порталы открылись – один напротив другого. Разные цивилизации, считай, случайно вышли друг на друга. Напоролись, теперь не знают, как убраться подобру-поздорову. Чтобы в спину не прилетело, – парни уже сталкивались с громкими случаями.

Тревожная группа не вмешивалась, фланировала в двадцати шагах, демонстрируя оружие и покашливая. Не кашлянёшь – подумают, пугало заводное: целый день будет жужжать, пока завод пружины не выберет запас.

Алевтина замерла позади оператора, сказала, не подумав:

– Пусть бы пальнул который, для приличия.

Солдатик, не оборачиваясь, осадил:

– А он в ответ! Калибр, свойства начинки, последствия – ничегошеньки неизвестно. Этой команды в базе данных нет. Новенькие. 

– А я бы рискнула.

– Жить надоело? – Оператор только теперь оглянулся. Только теперь, когда в кадре появился старец. Этот точно из Леса, Алевтина видела разок.

Заговор, помавание руками – он знал, для чего пришёл. Свечение порталов стало меркнуть, каждый вернулся в свои владения.


Полковник фиксировал на фотоаппарат последовательность движений, оператор записывал сочетания звуков, из которых позже, после расшифровки, они срастутся в слова, пусть и не понятные. Старый русский язык сильно отличается от современного. Пушкин был не прав в одном: он предложил версию, а её взяли и раскрутили. Вот как бывает: валялось на дороге, все проходили мимо. Алевтина тоже скромно сомневалась, но вопрос не поднимала. Пока приходят старцы – незачем головы занимать древностями.

Тревожная группа вернулась в расположение, ей доложили обстановку. Хоть и застали её у экрана, но приятно услышать из её уст: «Вы молодцы! Так им и надо!»

Только ночь на том не закончилась, за пятнадцать минут до рассвета, когда ночной ужин подали на столы, разведчик прислал сообщение о вторжении марсиан.

Полковник лизнул кашу с самого краешку, приказал всем – повторить: делай, как я, делай лучше меня! И снова служба позвала в дорогу. Алевтина увязалась с ними, ей выделили спецвелосипед, с двумя выступающими рогами. На этой машине можно атаковать противника в лоб, подцепить и отвести, куда следует. Не на танцы, как балуют шутники.
Вахтёр поспорил для разнообразия, но выпустил команду. Алевтину, по её просьбе, прикрыли плащ-палаткой, на случай опознания. За воротами уже всё стало по-настоящему: построились и побежали в ногу, светила луна, указывая направление. Алевтина с рогами впереди, на вершине счастья, поскольку тыл был надёжно защищён. И только кто-то один не восхищался вращением педалей, хорошо – не советовал свалиться в кювет.

Полковник шагал рядом, слева, помогал увеличивать давление на педаль. То, что касался ноги в чулке, никого не смущало: дело в первую очередь, разговоры и допросы после. А шагал он молодцом, широко шагал, соизмеряя ширину шага с полным оборотом большой звёздочки, или ведущей, по паспорту. Шагал да похваливал себя за находчивость: в прошлый раз даже ревизоры не нашли велосипеда, а нынче – как сам выбрался из засады.

– Я сойду на секунду, – предупредила Алевтина, взяла правей и остановилась. Стала вглядываться в лица попутчиков: кто же из них ей желает?

В последней шеренге бежал Перец. Разглядев контроль на обочине дороги, надвинул каску на лицо, задумал проскочить. Но надо знать Алевтину, хоть немного. Она зашла с тыла и выхватила из стройных рядов бойца, одетого не по форме. Это очень бросалось в глаза, даже ночью. 

– Привет, красавчик, – в её голосе можно было поймать мелодии на любой вкус. Народная песня «Валенки» проступала чётче других.

Перец и прикинулся валенком:

– Смотри, дорогу за ночь проложили. Эх, времена! Раньше за ночь дворцы ставили.

Она крепко удерживала его за руку, на одном месте ему не стоялось, рвался в бой. Впереди полковник сыпал приказами, кому стоять на месте, кому окружать. Конечно, очень хотелось на передний край, в самую гущу сражения, только крепкая рука ведуньи сдерживала инициативу и поэтический порыв.

– Спокойно, успеем, – в её интонациях было столько уверенности, что сомнения прочь.

По мере приближения, они расслышали доклад разведчика:

– Сижу в засаде, никого не трогаю, и тут эти двое. Думали, не опознаю: тарелку посадили вертикально, сами по верёвке спустились. Если бы я раньше не видел марсиан, то не применил бы оружия.

– Ты, без команды, открыл огонь?

– А что оставалось делать? На Землю напали – я молчать не собираюсь.

– Кто тебе сказал, что это марсиане? Считать разучился? Марсиане по двое не ходят, ты третьего не поискал?


Не понимала Алевтина этих неуставных отношений, когда один угнетает, второй выслушивает, поплёвывая через губу. В прошлый четверг полковник сделал ей предложение, и в пятницу уже забыл. Она полдня простояла у загса, а он проехал мимо и помахал ручкой. Импортная ручка, четырёхцветная. Променять можно, но на эту безделицу? Я тебе не прощу. Она почти поклялась, разрывая на клочки заполненные бланки, швырнула документальное подтверждение несостоявшемуся в урну. Мы и не такого видели, принимай обратку. Сна-то его лишила, но и сама угодила под раздачу. Защиту на него кто-то поставил, может, и лесные старцы. Шестые сутки глаз сомкнуть не может, поэтому душа требует выхода. Пробовала во вселенную – щёлкнули по носу, вернули обратно: дескать, не все дела завершила на Земле, ступай-ка ты, милая, хорошенько осмотрись…
Перец был ещё на Материке, у него не было мотива, да и кишка тонка. А тут марсиане.
Подошли с Перцем поближе. Два трупа, один другому протянул кошелёк. Видно, перед смертью хотел вернуть долги. Спонсор в первый миг застеснялся: какие, мол, счёты между друзьями? Нет-нет, ты оплатил поездку в трамвае…
Кто скажет, когда правда наступит на хвост? Что день грядущий нам сулит, знать не дано. Жена, небось, провожала в дорогу, напоминала: чтобы к обеду успел. А тут засада, воин действовал по факту: вторжение имеет место – получи гранату. И лежат они такие, мягкие, безвредные; если перебинтовать одного, так и выживет, гляди. Но решение принято: пусть планета сама решает, оставить в живых или на удобрение.
Полковник выслушал доклады. Обежали город подчинённые, обнаружили многочисленные повреждения ящиков. Оборудование, в целом, уцелело, только диоды на десять ампер выдраны живьём, как плоскогубцы забыли взять с собой. Кто ж так бездарно экспедиции собирает? Нужны диоды – обратитесь напрямую, мы братской помощи не чужды, сами иногда.
Утомлённый взгляд нашёл Алевтину, на расстоянии спросил: будем директора будить?
– Он уже в курсе. Я его с вечера предупредила, что ночью пойдут прямые убытки. Он вроде не возражал, но когда уточнила, что марсиане, он заплакал: «Опять марсиане? Ну, когда уже, когда нас оставят в покое?»
Полковник на мгновение замер, поборол нерешительность. На глазах у этой красавицы нужен подвиг, и он напрашивается сам. Озвучен номер, согласно которому автоматы переведены в мирное положение, никаких очередей, всё по талонам. Стволы излучают тепло, канифоль и олово розданы первому взводу, парни полезли в ящики, диоды вернуть на место в отпущенные нормативы – пусть Родина не заметит неудобств и разорения. Мы не ради наград, просто взвесили украденное, взяли на заметку. При случае, можно будет козырнуть.
Осталось решить проблему следов. Тарелку можно закопать, до восхода солнца; как быть с телами? Надо ещё найти третьего и подстрелить: у марсиан соблазны, их надо удалять, как зубы. Стоит в поле оборудование – не ваша печаль, мы знаем, что делаем. Таких вот любителей лёгкой наживы рады видеть.
Алевтина с надеждой упиралась в полковника. Он пустился в пояснения:
– Загвоздка-то в чём? Если жена ждёт к обеду… – Он вскинул руку, уточнил каждым глазом, перепроверяя себя. – То один из них выберется с любой глубины. Второй вроде не женат, его никто не ждёт.
– А если жена не дождётся?
– Сама прилетит на Землю. И тогда война с Марсом неизбежна. Они прилетают почти без оружия. Одна пуля в стволе, нашего шлёпнут, овладевают его автоматом. Тридцать патронов – значит, двадцать девять шлёпнут, тридцатого подстрелят уже из расчёта овладеть танком. А танк к танку, Алевтина, это уже батальон. Они в прошлый раз вышли на Воронеж, за диодами, так разведка предупредила директора. Снабженцы рассыпали по трассе два ящика диодов, тем самым сорвали наступление.   
– Зачем им столько диодов? Не едят же их?
– Кто их там знает? Ты же идёшь за черникой – тоже не считаешь.
– Если надо – я могу!
Он подавил зевок:
– Знаешь, все так говорят. Жизнь ставит задачи, и не каждую. Я, между прочим, помоложе был. Теперь в растерянности: ни одной свободной минуты, другой на моём месте женился и исчез. А я должен реагировать, к велосипеду рога модернизировать.
Алая полоска прорезалась на северо-востоке, сейчас бы догола и подставить тело под омоложение, поприветствовать светило. Условности, да, множество глаз, хотя Алевтина способна выкинуть, чего не ждут.
Перец чхать хотел – сбросил с себя всю одежду, приступил к омовению лучами.
Воины топтались, завидуя. Команды не поступало, так хоть порадоваться за другого шахматиста.
– Отведите людей, полковник!
– Присоединиться желаете? Как я вас понимаю. И сделал бы с удовольствием, кабы ни марсиане.
– С собой захватите.
– Вахтёр не пустит. Нет уж, пусть лежат здесь. Может, за кем вот-вот прикатят.
– И мы не организуем оборону? 
– С какой радости? Положено тела на Марс возвращать. Как из Вьетнама в Америку. Мафия. Похороны – это наличные, тут каждый атом на учёте. Скажем, если сейчас ноготь обрезать марсианину – через сутки прилетят опять, будут добиваться.
– И мы ничего не можем противопоставить?
– Можем. Не обрезаем чужие ногти.
Алевтине нужен был нестандартный шаг.
– Вы уведите людей, а мы с Перцем покараулим.
Полковник вскинул брови:
– А где вы наблюдаете Перца? Перец приедет на «Чайке».
 Она потеряла лицо, спохватилась:
– А это тогда кто?
– Лучше спросите у него сами. А я увожу людей, договорились. Велосипед прихватить?
У Алевтины достало сил кивнуть.  Ночь выдалась, как никогда трудной.
Сержант, с дружеским подмигиванием, приблизился, прятал что-то в руке.
– Найдёте третьего – держите гранату. Только сперва узнайте, женат или холост. И хорошего загара!

Участие незнакомых парней всегда приятная неожиданность. Конечно, это не бусы, не косметика, но пришлось взять. Как ей хоть пользоваться, что нажимать? Перец. Хотя он уже не Перец, но где-то близко. А что у нас по соседству? Кетчуп, горчица… Да! Именно горчица! Как я раньше не догадалась?  Ну, теперь пусть прикатит «Чайка», я вам всё выскажу, без стеснения!
Разведчик, продолжающий нести службу, показательно отвернулся в другую сторону. Её минута пробила! Она присоединилась к загорающим, на ходу дав свободу всей коже. Бархатные лучи буквально вцепились в стареющие клетки и пошли чистить от шлаков. Медицина отдыхает. Ещё бы и питание, как у предков. Всё возвращается на круги своя, да не сразу.
Перец, который не совсем, вытянулся до невероятия, хотел взять побольше дармового.
– После подвала навёрстываешь? – Она сообразила, что с гранатой в руке не так привлекательна, совершила поклон солнцу и освободилась от лишнего. Тогда изумруды, теперь граната. Между ног… правильнее – между ступней, давайте делать паузы в словах.
Он игнорировал эту женщину. Южные страсти, какими она щедро могла одарить, уже и пока не волновали.   
– Что ж сразу не сказал, Горчица?
У него ножки так и подкосились. Конечно, фигурально говоря. Совладал с ударом под дых, отдышался.
– Сорока на хвосте принесла?
– Есть добрые люди.
– Полковник не посмел бы. – Горчица бросил короткий взгляд: мягкий животик мило окаймлял пупок, над лобком стоял знойный туман. Грудь – она вообще-то достойна поэмы; прикинул Горчица в уме: вроде, все уже написаны, он к своей ещё не приступал.
Зорко оценил старания разведчика. Тот норовил изменить направление носа. Пригрозил ему пальцем – не вздумай, не твоё.
Понятливый паренёк попался, кивнул. И вот уже никто не мешает принимать солнечные ванны. Для дураков прописаны, с девяти до одиннадцати. Но с этим каждый должен разобраться сам. Пришёл на рабочее место – и до обеда не вздумай. Солнечные ванны присвоили медики себе, как собственную заслугу.
Можно сказать, он ухом увидел. Открываются порой такие возможности. Она уловила хитрость, подача лучей шла с необычным дополнением. Шлёпала ладошками по лучам и выбивала брызги, словно ручьи текли, а не лучи.
Хлопнула задорней – до него долетели капли.
– Эй, женщина! Вы подмочите мне не только репутацию.
– Молчи и наслаждайся. Придурок.
– Вы можете бросаться словами, кто ж вам запретит? Только от них ни тепло, ни холодно.
– Я посажу тебя на пять лет.
– И будете приносить пищу, оставаться до утра? – С его стороны донёсся полускрытый смешок, будто «Кавказскую пленницу» смотрит.
Она могла ответить. То, что первым пришло в голову, не годилось. А ручьи требовали внимания, почти орали: похлопай ещё. Она и хлопала, даже самой понравилось, и брызги полетели в нужную сторону, в изрядном объёме.
– У вас случайно мыло и мочалки при себе нет? Жаль. – Горчица вытянул руки к солнцу и пошевелил кончиками пальцев.
– Сам спросил, сам ответил. Пусть у меня грудь и замечательных размеров, но не рассчитана на хранение мыла и мочалки. Вы уже в этом убедились сами.
– Не помню такого.
– Ах да, в библиотеке было темно.
– Ночь, помнится, была лунной.
– Луна многое искажает.

Посмотреть со стороны – два придурка зацепились языками, строят из себя что-то. Вот погодите, прикатит «Чайка», не так запоёте.
В тот самый миг, когда им никто не мешал, из-под ближайшего ящика выполз марсианин. Ну, не нашёл другой минуты, как эта. Разведчик его видеть не мог, эти двое заняты собой и солнцем, – никто не помешает.
Подполз, тронул одного приятеля. Видимо, с командира начал. Взвалил себе на спину и пополз на открытое место, где живительные лучи… (мы в курсе). Вернулся за вторым, тоже отволок. И вот теперь, когда сделал всё возможное, улёгся напротив товарищей, подпёр подбородок ладонями и что-то запел. Если очень постараться, то некоторые слова можно разобрать.
– Я прошу, хоть ненадолго, оживи, командир, скажи, что делать дальше? – Сместил взгляд на второго сородича. – И ты решил бросить в беде меня? Я на тебя рассчитывал, ты клятвенно обещал. Там диодов – лопатой греби, не хочу. И что? Где твои диоды? Одни пустые обещания. Но ничего, я себе добыл сорок три штуки, на первое время хватит. Ты уже не видел, как их устанавливали назад, в те же места. А я предлагал не торопиться: через год ящики сами рассыплются, их спишут – тогда и бери, никто слова не ска… – Марсианин заметил мотылька, который собирал налоги с цветов. – Вот, как он.

Солнцу всё равно, кого оживлять, чьи клетки восстанавливать. Зашевелились оба марсианина, руками пошли щупать смертельные раны. Зарубцевались под благотворными лучами, так и помылись заодно. Волосы мокрые, под мышками тоже, – от человека Земли мало чем отличаются. Может, их предки переехали на Марс отсюда, забрали коз, овец и коров; зов родины призвал: «Диоды нужны?»
Тут воскресшие замечают ведунью. Она призвала те самые лучи, тут и спрашивать не надо, всё перед глазами. И землянин рядом – условно, в пяти шагах. Она и его исцеляет, в чём-то провинился. Недаром лучи по писюну гуляют, приводят в чувства. И все довольны.
Командир экипажа ещё раз ощупал рубцы.
– Стоп, парни! Надо найти того, кто метнул гранату. Думаю, он нас караулил в засаде, и к нему больших претензий нет: он исполнял приказ. Но одной гранатой двоих – это перебор. Хотя бы из простого уважения – по одной на брата. И этого мы прощать не должны. Ищите! Я хочу высказать в лицо несколько неприятных фраз.

Как бы ни были увлечены наши солнцееды, но события развивались так, что их не заметить – признаться в полной слепоте. Разведчик покинул пост, стал перемещаться в сторону Управления, в надежде, если подаст условный сигнал, к нему бросятся на помощь. Очень хотелось выслушивать лекцию от посторонних, кто не имеет на этого никаких прав.
Он старательно работал локтями, потерял гранату, которую оставляют для личных нужд, если полное окружение.
Мотылёк кружил над ним, созвал знакомых. Сорок бабочек порхали скопом, как бы стараясь крылышками укрыть от посторонних глаз.
– Вот он! Догнать!
Слово командира всегда имеет вес, а тут сразу три. Пока Горчица с Алевтиной, не подсматривая, облачались, марсиане почти настигли убийцу. У него был запасной вариант – труба, уходящая в подвал Управления. Через неё выползал на пост, через неё и возвращался. Зато вахтёр не в курсе, что происходит под носом.
Солнышко перешло в режим утреннего освещения, все цветочки вскрикнули: «Ах, это снова ты? Где уже эти шмели и пчёлы? Почему никто нас не потревожил в постели?»
Из Леса высыпали рукожопы, пустились наперегонки; они делали ставки на гонку – уйдёт разведчик или успеют вытащить за ноги. Город станочного парка тоже просыпался, ящики поскрипывали от удовольствия. В который раз ящики возносили славы теореме о расширении через нагрев.



Глава девятая.
Марсиане. Изумрудная война
– А куда вы денетесь, когда? – Эмбриоль поставил вопрос о смене имени. Совещание не очень, чтобы экстренное, да не терпело. – Допустим, Эммануэль вас устроит?
– Главное – чтобы вас устраивало. А чем не нравится прежнее?
– Вы пройдите по курилкам. Всюду нацарапано: «Эмбрион начал развиваться в полноценного». И всякие другие, из классики.
– И мы не настаиваем, чтобы с линией партии. Смелость допускается, но всему есть пределы разумного. Если мы будем ориентироваться на курилки, что скажут за океаном? За Луну уже не вцепятся, одну отдали, другой нет в окрестностях.  А что вы имеете против Степана?
– Ничего.
– Вот и носите. Мы сделаем специальное объявление.
– А может не надо?
– Мы будем спорить без конца. Давайте перейдём к повестке…
 

Как-то склочно началось собрание, плавно перешедшее в совещание, и это ещё не вступили в бой профсоюзы. По Управлению уже поминали марсиан, считай, на каждом углу. Дамы, кто надумал углубляться в тему, стали разбираться в диодах. Уже навскидку отличали десятиамперные от прочих. Так мы приблизимся к взаимопониманию полов, кому что понадобится уже завтра, несмотря на помехи и приписки.

– Кстати, прошлой ночью пошли приписки. За полночи был пойман не целый шпион, а половина. А нам довели цифру. Давайте не прибавлять в мелочах. Что мы передадим следующему поколению? Они ведь уйдут в торговлю, и заводы лягут. Банановой республикой нехитро стать, скатиться – проще простого. И партия делает верный упор на свою промышленность. Думаете, импортные туфли дольше ходят? Мы проверяли, если что. И ещё раз, возвращаясь к теме шпионов. Службы на одну ночь сумели взять одного, значит, за полночи – половину, так будет честнее.

И всё равно, каждый находил свою тему и шумел пылесосом, устраняя конкурентов. Перепалка о предмете перспектив, когда направления неясны, а результаты предсказуемы, породили слишком много мнений. И тут никак без специалиста.
Пригласили «Тонна-сто» с братьями, как подающими сильные надежды и имеющими на руках прогнозы. Уже вторую неделю слово «прогноз» приобрело новое значение, как сбывшийся факт. Вроде и не сбылось ещё, но уже мы думаем, что вот. Три процента женщин, наших родных сотрудниц, чудом избежали. Если в следующий раз возьмутся за мужчин, кем мы будем руководить? Думайте об этом, особенно перед сном.

И вот на трибуну поднимается приглашённый «Тонна-сто». Простой человек может весить, цифры разные, а здесь сразу «тонна», хотя на вид не просится. Как минимум, в десять раз выше внимание.

– Вы очень продолжительно и продуктивно потрудились, с завтрашнего пойдёте в отпуск, мы так посчитали верным, чтобы поберечь кадры.  Только постарайтесь кратенько, у нас нет столько времени, сколько вы посвятили экспериментам.

«Тонна-сто» был приятно удивлён. Заметили, оценили, теперь прикидывают, каким орденом наградить.

– Когда я пришёл в лабораторию, то сразу заметил: научная работа развалена, журналы ведутся от случая к случаю. И образцы, на показаниях которых мы ориентироваться должны, находятся не в лучшей форме. Аркадий с Борисом…

– Кто это? – поспешил уточнить Степан Пурнаедов.

– Стругацкие, – с удовольствием выдал фамилии разгильдяев, с кем будущее трудно строить. – Улиток держали на голодном пайке, потому и результаты не аховые, – так, календарная мелочёвка: когда Новый год наступит, прочая мелюзга.

– Давайте сразу перейдём к марсианам, поскольку они уже здесь. – Заместители директора старались поддерживать реноме, поэтому вопросы задавали по очереди, дружно следили, чтобы никто не вырвался вперёд. – Они вооружены. Прошу заметить, это не вопрос. Слушаем ответ.

«Тонна-сто» нахмурил брови. 

– Ни у кого нет ощущения, что это повторное собрание, с теми же вопросами? Я уже отвечал на многие. И я почему-то об этом помню, а вы нет.

Собрание задумалось очень глубоко. Кто-то уже вспомнил, стал кивать и поддерживать приглашённого. Крутиков перехватил инициативу:

– Если кто-то думает, что сумеет увести от повестки, то мы не должны позволить. Отвечайте на заданный, пока вас терпим и не выгнали.

– Отлично! У меня есть доказательство моим словам. Блокнот. Хотите, зачитаю все сорок три вопроса, и в том порядке, как они прозвучали в неком временном промежутке, к которому сегодня у нас нет доступа?

– Это тоже интересно, но всё равно уводит от повестки.

«Кирбирдык!» – почудился детский голос, хотя поблизости источник не наблюдался.

– Товарищи, не обращайте внимания. Это рукожопы явились помешать собранию. – Замы переглядывались меж собой и пальцами столбили очередь: следующий я, я второй, я третий. Кажется, им не до поднятой темы: главное – не пропустить свою очередь.

– Так что мне, повторяться? – приглашённый всё ещё надеялся, что большинство вспомнит это же собрание и его последствия.

Зам, у кого на обозрении торчал один палец, с полным правом заявил:

– Милостивый сударь, вам и карты в руки. Раз есть черновик вопросов, вот по ним и шагайте, в порядке очереди.

– Это не черновик. Это почти протокол случившегося на днях. Или два часа назад.

– Вот и не отклоняйтесь от протокола, раз он у вас уже есть.

«Тонна-сто» очень внимательно всмотрелся в эти лица. Хорошенечко запомнил, что они на данный момент излучают рядовое любопытство. Посмотрим, что на них будет написано через десять минут, – он-то помнит прошлое собрание, они – категорически. Если это проделки рукожопов, то и третье собрание может собраться через час или два.

– В партии идёт раскол, как и в Управлении нашем. Товарищи из Узбекистана, Армении, Украины, Грузии, Азербайджана, Молдавии и остальных республик кучкуются в банды, хотя придерживаются понятия группировок. Две основные, которым удалось снять Хрущёва, опять роют землю, чтобы на место Леонида Ильича поставить своего, остальные мечутся – то к одной примкнут, то к другой, где посулят денег. Советский Союз дышит на ладан, и только сильный лидер сумеет поумерить аппетиты. Какое-то время СССР ещё будет бряцать оружием, делать уступки союзникам по Варшавскому договору, теряя позиции, одну за другой, и в 1991-м Союз Советских Социалистических… падёт. –  «Тонна-сто» знал, что ему не простят, поэтому поспешил изложить основное: – Еврейская группировка захватит власть и совершит резкий поворот в сторону капиталистического рынка. Евреи всюду, русскому, белорусу и украинцу придётся туго, пока на его место не приготовили еврея. В итоге – все государственные предприятия перейдут в частные, еврейского клана руки. В стране начнётся гражданская война, голод и бандитизм. Наши потери в Афганистане покажутся безобидными, на фоне геноцида коренного народа, потом восстание в Чечне, где молодых солдат…

– Вон отсюда! – Заместители, в один голос, взревели так, что из коридора стали заглядывать посторонние. Стулья попадали, стол уехал к стене. Шторы на окнах почернели.


Степан Пурнаедов сбегал в буфет, принёс семь бутылок коньяка, немного хлеба. Крутиков раздобыл стаканы. Они торопливо нажирались и проговаривали планы между глотками: арестовать! уволить! Лабораторию аннулировать. Улиток предать смерти. Запретить всякие прогнозы. Всех нострадамусов за решётку! Лучше разрешить копаться в прошлом, чем знать о ближайшем будущем такое. И только один человек, Алевтина, мягко возразила: «Погодите рубить с плеча. Что-то мне подсказывает, что прогноз действителен. Я вижу его продолжение». Но кто будет слушать бабу?

Вызвали президента – то есть, Петровича, приказали заколотить дверь на три часа, никого не впускать и не выпускать, самому стоять на страже. А через три часа, если выживем и постучим – откроешь.

Кто-то вспомнил про «Чайку». Если приедет, Перцу лучше ничего не говорить. А если не приедет? – До руководства только теперь дошёл весь у… Этот «У» поселился в умах, просто нет слов, и положение пошатнулось основательно, – как стоять под мостом, зная, что заложена взрывчатка, и кто-то вот-вот отдаст приказ.


Здание Управление содрогнулось. Заметили лишь те, кто в курсе. Марсиане заняли большую часть разногласий в курилках. Они точно здесь – это уже не оспаривалось, другое дело – Материк. Там не скоро узнают, это мы на передовой, встречаем разную сволочь. Там пыхтят паритеты и дипломаты, хвастаются ракетами, и по-другому не умеют, а нам приходится смотреть фактам в глаза.

Петрович, как тут и родился,  честно исполнил поручение, заколотил двери и встал на часы, имея право на возмещение трудозатрат. Пока ничем серьёзным не занят, стал слагать песенку про марсиан:

                Мы такие, што вам надо,
                Не принёс никто кефир.
                Марсиане водопадом:
                Всё, накрылся етот мир…


Когда ж обнаружил хозяйку… Нет, не так: Хозяйку, то вопрос задал, по знакомству:

– А как ты вышла?

– Замуж хочу. А для таких нет преград.

– Хорошо, я никому. Тс-с! – Он привычно опрокинул рюмку, тут же сообразил, что не в том положении, нет рюмки в наличии. – «Чайку» ждут – аж трясутся.

Алевтина поправила причёску.

– Пойду встречать. И куда подевался «Тонна-сто» ?

– Так его в наручники взяли и в подвал. Только тс-с!

Она спускалась  по лестнице и поглядывала в оба. Лес и лестница, лесть – что-то объединяло слова, но связи пока не обнаруживала. Чутьё подсказывало, всё это неспроста. Рукожопы хозяйничали, где вздумается, всюду совали нос. Второе собрание сорвали, сейчас накачают коньяком и будут праздновать победу. Или почтят присутствием третье собрание. Веление времени – собраться и выяснить, чего ждать от будущего, – а все хотели бы светлого, – да никто не хочет признать, что никаких предпосылок не видно. 

Она спустилась ко времени. «Чайка» скрипнула тормозами, и даже в этом мелодичном скрипе было что-то правительственное.

Снайперы припали к прицелам. Облака разбежались и осветили объект, из которого должен выйти один – не будем уточнять. Как сняли дружно Хрущёва, так заговорщики и окрысились друг на друга; каждый думал: теперь за меня возьмётесь, всей кучей?

Вот как можно разрушить Советский Союз – проще не придумать! И тайная война кланов во всех республиках взяла начало: решают, кого вытолкнуть на главный пост.


Алевтина приблизилась к авто, постучала по крыше – можно выходить.  Однако внутри пряталось иное мнение: сколько тебе заплатили, хорошая моя? Водитель, как по команде выскочил, уже в каске и в противогазе, вручил конверт и мигом назад. Крыша «Чайки» хоть какие-то гарантии обещает. Машина сорвалась с места, развернулась и ушла на Материк. Перца лицезреть не удалось. Теперь будем спорить до понедельника: приезжал либо водителя прислал. Видимо, и эту информацию уложат в архив, с правом обнародовать через сто лет.

Алевтина употребила свойство глаз: если они не подводили, в конверте лежал пустой лист. Материк дал понять, что умывает руки: справляйтесь сами, у нас тут забот по горло.

Она прикинула свои возможности, пошарила взглядом по этажам. План действий сформировался в полсекунды, вот тебе и баба.

С конвертом, как пропуском, спустилась в подвал, майору, начальнику караула постучала углом конверта по лбу:

– «Тонна-сто» сию минуту покидает изолятор, имею распоряжение.

Ровно через десять секунд, оказавшись с «нострадамусом» за воротами, сказала просто – исчезни, и чем быстрее, тем лучше. Затем вернулась к комнате собраний. Дверь открыта, Петровича нет на месте. По стенам скакали рукожопы, вырывали проводку из штукатурки. Заметив её, забились в угол и притихли, будто ждали указаний.

Ничего не понимая, подалась в первую лабораторию, что поближе. Ответ был ожидаем:

– Сами мы не видели, только кто-то вызвал милицию: дебоширят у нас. В вытрезвитель, вроде повезли. И вашу фамилию называли.   

– Моей фамилии даже муж не узнает, это первое, и второе. Если верить картам, ближайший медприёмник – в трёхстах километрах.

– Мы не проверяли расстояние, но сведения точные. В курилке не дадут соврать.

То, что мимо «Чайки» умудрились – не удивительно. Большие чины заинтересованы в том, чтобы не случился шумок. Неужели кто-то метит возглавить проект, оттяпать лакомый кусочек? Расставит своих – и очередная экспедиция, с очередным номером, на Лес обеспечена. Немалые средства: год работы золотых приисков. Снова всё замешано не деньгах, а это тупиковый путь. Неужели до сих пор люди не понимают, как их ловко впутали в эту чехарду?  Ищите, ловите, мечтайте, хватайте деньги, но у вас их никогда не будет. Они у тех, кто провернул махинацию, в мировом масштабе.

Алевтина заметила, что ноги принесли её к тому самому углу, за которым проживает охрана. Горчица у них, прикати
Перец, его пришлось бы выдать. Сразиться с самим – пожалуй, рановато.

Она призвала на помощь духов Леса. Только одну подсказку: идти сейчас к нему или не время?

Старец образовался перед ней. Синими глазами прямо в сердце заглянул. И слова будто бы пошли, смысл запаздывал. Он исчез, посчитав, что долг исполнил. Чуть погодя, она снова прокрутила в уме услышанное.

«А куда подевалось с планеты всё золото и серебро, что монетами ходили, были верным платёжным средством? Вам подсунули бумагу, а вместо неё скоро подсунут воздух».

И совсем уж незаметная фраза, её и расслышать-то – надо постараться:

«В банках ваших золота нет, всё обман».
      


Её нашёл посыльный, проводил на крыльцо, там уж она сама догадалась. Управление снаружи выглядело ощетинившейся крепостью. Окна закрыли щиты с амбразурами, всюду пулемётные точки. На крыше, судя по командам, разместились зенитные расчёты.

– Вы готовитесь воевать с марсианами? – Она почти прижала к стене полковника, который однажды уже приходил во сне. С четырёхцветной ручкой.

– Выходи за меня, иначе я открою огонь на поражение!

– И кого поражать собрался?

Он не ответил, потому что звуки сами говорили за себя. От города-склада надвигалось и рычало грандиозное сооружение, цвета серого, в полоску.

– Что это?

Полковник протянул бинокль. Она разглядела деревянный танк, сбитый на скорую руку.

– Марсиане? И чего им надо?

– Хотят захватить Управление и командовать всем и вся.

– Вы так уверенно говорите, будто вам прислали ультиматум.

– А он и есть. По почте отправили. Это же территория Советского Союза – пока дойдёт.

– И мы, такие предусмотрительные, превратили гражданский объект в военный.

– Нам бы орудий – штук восемь «Пионов», это гаубица, 203 миллиметра. Эх, я бы развернулся!

– И медаль…

– Три ордена, не меньше! – Полковник пустился укреплять район предстоящих боевых действий, но не просто орал, а помогал на ходу непосредственным участием. Тут солдат лопату в землю воткнул, окоп начал рыть, и сапог полковника наступил, где надо, лопата ушла на штык. Алевтина невольно залюбовалась талантом организатора, ему уже можно звезду героя, за оборону ворот… Как там, у военных принято?


Танк уверенно приближался, сворачивать не собирался. А где же наш «Рукастый»? Почему его нет, когда так нужен? Вот полное ощущение, что операцию готовили давно, поторопились разрушить местную оборону максимально, и только тогда перешли в наступление. Объявили войну по почте.

Марсиане применили неизвестное оружие. Народ повалил из здания, и все радостные такие, как пятницу объявили выходным навсегда. Те десять дам, которые уцелели после кавалерийского ига, пошли обирать клумбы, букеты собирать. 

Полковник примерил ко рту мегафон, подул, уточняя слышимость.

– Вы собрались противника цветами встречать?

Женщины пребывали в необъяснимой эйфории, им точно внушили что-то заманчивое, как импортную косметику.

– Они такие милые, такие обходительные!

– Они матом не умеют ругаться, вот!

Полковник начинал злиться:

– Матом, говоришь?  Я лично обучу каждого, приму экзамен.


Но разговоры разговорами, танк наступал. 


«Дуб всю эту суету молча ненавидел.  Сотрудники постоянно натыкались на его серьёзную устойчивость, подносили патроны и простоквашу. И пришлось Дубу подобрать корни, сместиться подальше от главного входа, поближе к почтовому ящику», – так потом напишут в стенгазете. Ниже будет размещён рассказ разведчика – как свидетеля и непосредственного участника.

Коротко говоря, марсиане его не поймали, только стащили сапоги. Командир  не растерялся, приказал встретить с другой стороны, взять живым. Войти на охраняемую территорию, понятное дело, можно и без разрешения, если ты в танке. Как по учебнику, сама последовательность производства заложена в каждом марсианине с детства. Чтобы не ломать лишнего, пустились сами в разведку: Еноних-С,  Тамктото-С и Жепави-С. Вызвать бы на собрание с такими именами, Пурнаедов пристыдил бы, но перейдём к описанию фактов, привязанных к местности.  Мы не виноваты, что прибыли с такими именами, могли бы уточнить телеграммой – придутся ли ко двору. Они этого не сделали – что нам брать на себя?

На свою беду, подосланный агент от РПЦ прикатил на пролетарском «Запорожце», осматривал подходы и посыпал мелом, чтобы в темноте не блудить; он же не для себя, а для армии воцерковлённых, кому любой приказ – не для сомнений. Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С поймали попа и закопали по пояс в грунт, сделали себе наблюдательный пункт, с которого и выяснили, что боевой техники у Управления не имеется, есть в гараже броневик, но когда его понизили в должности до инкассатора, он опасности уже не представляет особой. БелАЗ мог, конечно, оказать сопротивление, так ему заклеили топливопроводы, без специального обслуживания он с места не тронется. И осталось всего ничего, – выкурить беглеца. Трубу-то им удалось запечатать  – тот, дальний конец. Марсианские технологии продвинулись настолько, что мы не скоро придумаем такое. Надо запустить состав «заназаза» – простые вещества, встречающиеся не только на Марсе: песок, цемент, верёвка и секретный наполнитель. Короче, состав нагнетается под высоким давлением в трубу, кто не спрятался – мы не виноваты, и на том конце «заназаза» превращается в поршень с верёвкой. Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С уже вытащили троих таким способом, правда, на другой планете, но это не важно.

Одного марсиане не могли знать. Когда прокладывали трубу под разведчика, полковник распорядился сделать три ответвления, чтобы воин мог уйти от прямого выстрела в трубу. В вертикальных отводах были предусмотрены скамеечки для отдыха, при надобности можно легко подняться на поверхность и исчезнуть из поля зрения. Полковник тоже не мог знать, что на вооружении Марса есть состав «заназаза», так бы что-то предпринял.

Но идём дальше. Разведчик обратил внимание, что Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С употребили священника, как подручное средство, тут же дал себе клятву не вмешиваться. Мол, докажи, что с богом на ты, держишь за бороду. Пусть спасёт, раз ты накачиваешь теоремой нас о всемогуществе, к которому имеешь доступ и подход. Я вот не претендую, а тебе придётся доказать, что не брешешь. Что твои молитвы чего-то стоят. Что недаром церковь отлучали от государства, а попы пролазят на съезды и собрания под любым предлогом.

«Я одного не понял: как батюшка выцарапался из бетона. От марсиан ещё никому не удавалось, насколько мне известно, да и на лекции сам записывал момент в тетрадь. Похудел, разве: с испугу чего ни случается. Мне-то из трубы, пост №2, хорошо всё видно: позвонил кому-то, через полчаса целая делегация на «мерседесах», в рясах, с охраной и крестами позолоченными. Так они не к марсианам, а в Управление, стали собрание собирать – никто не собирается, ухом не ведёт.

Это я уже вечером выяснил момент. Оказывается, до них дошёл слух, что наша лаборатория по упразднению Луны стала давать результаты. Им назначить день для Пасхи, а луны на небе нет. Без ориентира попы тоже не могут ничего, хотели прорваться с боем, – троих Смелая смыла, как какашки, остальные не сунулись. Стали похаживать вокруг да высматривать, где эта лаборатория притихла. Ну, и как найти? Это не петух, чтоб голос подавать. Стали бить окна. Кинут камешек, потом уточняют у выглянувшего: скажи, мил человек, где лаборатория по упразднению Луны. 

Тут уже честь Управления была задета. Мы экономим на каждой мелочи, а они камням применение находят.  И самое главное, многоразового употребления: до пятого никто добросить не осилил, так что лабораторию отстояли, но эти пообещали на этом штурм не бросить, в другой раз, пригрозили, с патриархом прикатят, и тогда не сносить голов всем, кого поблизости заметят.

Но и это ещё не всё. В курилках знают дело, прознали: это марсиане подговорили попа внимание отвлечь, пока они танк будут строить. Два факта подтверждаются натурой: внимание отвлекли, танк ползёт. Если кому мало доказательств – хватай лопату и копай. Все тайны, которые унесли с собой в землю, будут к вашим услугам. А я, как потомственный разведчик, расскажу детям и внукам, как свои же предают: не смотри, что прячется за крестом, там водятся всякие».
Эта газета провисела сутки, её потом определили в музей, но нам нужно вернуться на день назад, когда танк вплотную подошёл к воротам и загорелся.  Это же машина, значит, может поймать гвоздь. Трение о воздух, может, совесть у ящиков заговорила: ну, не должны мы так близко подходить к Управлению. Та же молния могла зажечь, или зенитчики не промахнулись, – причина не так важна, как самовозгорание. С поднятыми руками, Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С прошли в помещение для допросов марсиан. В ней не так давно поклеили свежие обои, добавили стульев. Как показала практика, в сорока случаях из сорока, марсиане прилетают по трое. Тарелки трёхместные, по одной из версий, прилетают к нам, чтобы заправиться на обратную дорогу. Бензин у нас дешевле, вот и крутятся – как кто может.

Между тем, отдел борьбы с марсианами тоже не дремлет, повышает мастерство и теоретическую подготовку, парни сдают нормативы, получают награды и отпуска. Так что это жизнь – полная романтики неузнавания и скрытых мотивов. Очень редко можно опознать некоторых в столовой, этим славятся новички; опытных сотрудников вы вживую не увидите в упор, только ствол пистолета перед вашими глазами, выходное отверстие. Но слава богу, все живы, а дожить до премии самое то.

Так вот, в помещение набилось стариков и новобранцев. Марс атакует – мы поменяем обои, и вы опять будете шарить глазами по сторонам, не узнавая обстановки.

Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С замерли у стенки с разметкой, перед штатным фотоаппаратом на треноге. Оператор шарахнул вспышкой, окружающие сделали выводы. Не испугались – знать, не впервой. Старший следователь выбрал из новичков кандидата:

– Проведите допрос по форме «Марс-40».

– Рад постараться! – И, как пёс с цепи, рядовой сорвался на диалоги. Прыти, конечно, с лихвой, сокурсники наблюдали и делали выводы. Если мне выпадет подвергнуть марсиан, то три вопроса подряд, не получив ответов на первые, я задавать не стану.

По мере разворачивания события, мы стали больше видеть и понимать Марс, наши глупые мечты о покорении населённой планеты. Нет в космосе пустых мест, это только земляне думают, что где-то.  Сказано: скорее на Земле у себя найдёте свободные земли, если выкурите пришельцев. А то согнали в города, они и хозяйничают.

Допрос растянулся до ужина, кто-то проголодался, мы же только приблизились к мотивам вторжения. Простая арифметика: для полёта на Землю они тратят больше бензина, чем на обратную дорогу. Ещё двадцать лет назад был известен сей момент, но наша сторона хотела убедиться окончательно. Это – как тратишь силы, тащишь санки на гору. С горы катишь, не теряя калорий. Вроде простое объяснение, да мотив вызывает сомнения. С каждой поездки, набегает один литр бензина. Сорок поездок – сорок литров, и вот такая разница вынуждает жить, чтобы в конце окончательно разбогатеть. Чтобы можно было развернуть корабль и начать новый круг обогащения уже на линии Марс-Юпитер.

Кого из курсантов интересуют познания, тот забывает про ужин, остальные подыскивают уважительные причины, чтобы отлучиться на полчаса. Самый важный вопрос так и оставался невыясненным: для чего марсианам наши диоды. Казалось бы, имея такой транспорт, затрачивая на дорогу сутки – и десятиамперные полупроводники. Что-то в нашей вселенной создаёт загадки, и опять все валится на наши плечи. Во всяком случае, командование поставило задачу – выяснить, любой ценой, без применения ядерного потенциала, а там смотрите.

Этих Еноних-Са, Тамктото-Са и Жепави-Са знали не первый год, поэтому иногда проскакивало:

– А вот Шётлвес что-то давненько не показывается. Может, болезнь какая приключилась?

Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С ни разу не признались, что с кем-то ещё знакомы. Врали, не моргнув глазом.
Разведчики докладывали, что наблюдали четвёрку марсиан в таком составе, те и в хороший день жарко спорили, ругались, обменивались диодами – и вдруг незнакомы.  В сто четвёртый раз. Будете спорить – по конвертам разложены сто четыре комплекта фотографий, с датами – на фоне снега либо одуванчиков. Марсианам понравилось наше понятие – случайное совпадение, всякий раз уходят под его формулировку.  Командование настаивает – хоть в каком вопросе, но получить ответ, даже ценою жизни: героя дадим, что-то в вашем подразделении давно никто не получал посмертно.

Но уже в неофициальной обстановке с ними поговорить куда интересней, чем придерживаться задания. Они частенько ошибаются, заглядывают на Материк. Там уже компьютеры продаются, ноутбуки, а вы тут висите на старой АТС. Самая убойная новость – соотечественники ездят за границу, по туристическим путёвкам.

Когда курсанты рискнули уточнить момент, полковник огрызнулся:

– Кого вы слушаете? Ах, марсиане говорили. Держи карман шире!

Сложновато с начальством спорить, а так хочется. Как ни поверить? В Египет, в Турцию катят, как раньше в Сочи, но старший говорит – закрой рот и не думай, вроде ничего не поделаешь, приходится. Одна надежда на чудо. Хорошо, что в Управлении есть Алевтина. Даже неожиданно, что многие связывают с ней надежды. Кто жениться хочет, кто дальше зайти. Словом, приятный сюрприз разгуливает каждый день перед глазами, мужики умными шмелями вьются вокруг, да все прекрасно понимают: выбирать ей. В курилках, со стопроцентной вероятностью, вычислили того, на ком она остановила свой выбор. Не повезло избраннику: теперь все его ненавидят. Пока официально не распишется. Придётся сильнее, но не более полугода. Материк пришлёт ещё кого-то, на замену.

Потому и загс на территории Управления не действует. Строители поднимут стены – за ночь, как корова языком. И нет никакой управы, хорошо, Лес рядом, есть на кого свалить.

Уж если разбираться до конца, то мужской заговор нигде на территории Советского Союза не принимал такой откровенной формы. Да, в шахматы садились, здоровались за руку при свидетелях – чтобы тут же уединиться и помыть руки.  В глазах общественности этот человек ассоциировался с мировым злом, которое никак не женится. Уже и три процента женщин уцелело, выбора почти не осталось, но он готов сидеть в одиночной камере, на две койки, и не видеть белого света. С Материка приходят пустые «Чайки», никак его не заберут. Вот и думай, как он там надоел, может, хуже горькой редьки. И ведь привёз фильмы, всех ходил, уговаривал посмотреть. Подлизывался, сволочь! В курилках всё про него знают.

Зато Алевтина до сих пор свободная и радует глаз.

Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С тоже просили показать Алевтину, знакомиться – нет, просто издали посмотреть, с орбиты не так хороша. Полковник подсел на тему, вызвал её и поговорил. Алевтина выслушала, и говорит:

– Кто бы замуж позвал, а вы мне про диоды. Ну, нужны им, так это не конец света. Однажды откроется, когда не ждёшь. Резьба есть на диодах?

– Имеется. Эм-пять.

– Вот и объяснение. Болтики теряются по дороге, трясёт на ухабах, так они, чтоб домой доехать, прикручивают двери, чтоб не дуло.


После этого разговора полковник натравил следователей – постарайтесь вызнать, много ли болтиков теряют по маршрутам? У нас тоже вдоль дорог едешь – можно ключи от квартиры на обочине найти.

Короче, войны не начали, сошлись на простокваше. Дуб вернулся на место, зенитки спрятали до лучших времён. Смелая обосновалась настолько, что здание покачивало, как лодку, и большинству нравилось. Мы же двигаемся в будущее, ни куда-нибудь, почему бы ни с комфортом? Просто представляешь себе палубу яхты, как в том журнале, где вырвали страницу.

За ужином от марсиан узнали, что на Материке Брежнева нет, он у нас тут только числится, да в кабинетах портреты не падают.

– Что там теперь?

Еноних-С, Тамктото-С и Жепави-С очень внимательно осмотрелись, как бы чего лишнего не сболтнуть: 

– Там, знаете, виноградники вырубили. Потом выбрали президента, НО! Зарубите себе на носу: мы вам ничего не говорили.


Эта новость разрушила курилки. Тут выкуривали запасы Советского Союза, которого уже не было в природе. Там читали западную литературу, а у нас выходили журналы «Огонёк», «Здоровье» и «Юность» – каждую неделю. «Рационализатор и изобретатель» и «Лесное хозяйство» раз в месяц, но опытный глаз замечал признаки, что информация вот-вот закончится, и печатать будут чистые страницы. Что будет после?

На этот вопрос в курилках не было пока ответа.


Алевтина продолжала кипучую деятельность, уже подумывала об объявлении нового конкурса. Охрана выловила английского шпиона, его сдала польская разведка. А в тот день, когда с Материка прикатил столб пыли, марсиане оговорились: «Рухнула берлинская стена. Значит, нам пора».

Их проводили всем коллективом, обещали узнать в следующий раз:

– Прилетайте, семьдесят второго бензина хватит на шесть заправок, есть шестьдесят восьмой, две цистерны, так что ждём.


И всё, пошли обычные будни, с ненужными встречами и результатами. Мужики как-то тоже собрались и решили идти в Лес. Надо женщин выручать, иначе планы полетят в трубу, нам так не хватает комиссий. Мы и пол поменяли на танцплощадке, где ж вы, звонкие каблучки и постоянная смена декораций? Тут привезли новые пластинки – Эдита Пьеха, Кобзон, Мулерман и Магомаев: это такой наборчик, прям до утра!

Комендант Петрович заскучал, жену наградил очередным орденом. Короче – понесла, братья как-то отбились от коллектива и серьёзно задумались о творчестве, стали искать себя в крупных формах, начали повесть, основанную на реальных событиях, где улитки должны были сыграть немалую роль в судьбе дремучего Управления, на границе с Лесом.
Приглядывая за хозяйством, Алевтина умудрялась успевать везде, кроме одного пункта, и курилки это сразу подметили.

– Она просто растягивает удовольствие. – Однако не всё так на поверхности, как жёлтые фильтры сигарет и белые, пожёванные гильзы «Беломор-канала». За женскую часть экспериментов лаборанты не спешили браться.

– Вернём на родину – они наверстают.

В законный выходной, едва радиостанция «Маяк» объявила, что наступила суббота, подавляющая группа сотрудников выступила в путь. В полном походном, как в крестовый поход за святынями. Лес тоже не дремал, за ночь отступил на три километра, хотя знал, что от настойчивости нет спасения.

Алевтина проснулась в своей постели, хлопнула ладонями вокруг тела. Никого! Плотные шторы всякий раз обещают ночного гостя, а у него двадцать причин: пуговица оторвалась, носки заштопать не успеваю, жена не отпускает. Если муж не ночует дома, позвони сорока друзьям: каждый скажет, что он ночевал у него. А сорок мужей – есть нарушение закона о гаремах.

Опечалившись, оглядела комнату.

Почему же так? Получается всё, кроме личной жизни! Почему?

Неясное волнение пространства обнаружила около столика. Видение устоялось, гость незваный материализовался во всех подробностях.

– Изумруды. Пока Советский Союз опирается на эти края, ты должна успеть. – Старец поднялся, дал понять, что ему пора. Вспомнил и выложил на столик пачку сигарет. Красного цвета, с белым низом. Надпись на английском.
Попробовала сама прочесть.

– Надо к лаборантам, они смогут.

Так на территории Управления появилась первая пачка «Мальборо», дав почву для новой темы. Американский дым, кажется, не портил побелку стен. 


Сотрудники сновали по этажам и не могли понять, что изменилось. Ни одного руководителя, как сговорились. И ладно, заместители: тут начальники лабораторий улетучивались в одно мгновение.

– Крутикова кто видел?

– В том конце коридора, был минуту назад.

– Может, их Смелая… того?

Спешить с версиями, жизнь научила, погодим. С небесами творилось тоже что-то необычное. Оттуда подавали особое освещение, воздух виделся жёлтого цвета, точно распылили краску, но так же не бывает? Нас в школе учили: воздух, как и другие газы, не имеет цвета. Теперь что, школьную программу отменять, изъять дипломы об окончании?

В курилках не протолкнуться. Счастливчики, разжившиеся американской сигаретой, входили в курилку торжественным маршем. Лучшие места, всеобщее внимание, прочие тушили свои соски, чтобы втянуть воздух свободы, пусть это и дутый шар.

К Алевтине зачастили гости с нижних этажей, разговор начинали издалека и заканчивали, как она доставала из пачки сигарету. Но нашёлся-таки умник, даром, что на окладе лаборанта:

– Ребят! Я только что завершил подсчёт сигарет, выданных Алевтиной на текущий момент, как бы на производственные нужды. 

– И что нам говорят цифры?

– Что в её пачке не двадцать сигарет.

– Как это? Как это не двадцать?

– Шестьдесят три человека угостились по одной, двое выкурили по две. И один из наших ухрюкал целых три! Так что запоминайте: ласковое телятко должно быть на хорошем счету у Алевтины.

И загремели каблуки, сотрясая этажи. Здание и без этих помощников покачивалось в такт волнам. Раскачаешь лодку – держись за борта. И пошли, цепляясь за стены, как слепые котята, суя нос во все щели:

– Алевтина не у вас, часом?

Сами не могли сообразить, что у неё нет других печалей, как торчать на одном месте и одаривать страждущих?
Конечно, к одиннадцати часам её уже никто не смог обнаружить. Люди организовали поиск, переквалифицированный острословами в облаву. Ну, и устали, само собой: вчера вернулись из Леса, сумели отбить двух дам постарше. Остальных сталкеры или тот, кто противостоит незримо, увёли в чащи, где компасы не работают, эха нет, голоса пропадают. Штатные проводники, из лаборатории следопытов, кто столько лет получал зарплату, вдруг отказались идти вперёди, ради общего.

– Вы сами не видите, что условия изменились? Верните прежние – не вопрос, мы поведём.

Короче, толку никакого без руководства, и как выживать – сам себе голова? Может, какие курсы надо пройти, получить диплом.

Разброд и шатания принимали угрожающие масштабы. Уже и вахтёра на месте не застать: хотелось верить, он где-то рядом, как последний маячок стабильности, куда можно причалить и дать роздыху членам.

Вахтёр задерживался, телефоны молчали, Смелая вытряхивала из архива последние папки с личными делами. Коснётся оформлять пенсию – здесь концов уже не найдёшь.

Дуб мрачно взирал на попытки раздобыть редкую в наших краях сигарету, уже не стеснялись просить – оставь покурить. Как в фильмах про войну.

Нашёлся и умник, как же! На сигаретах «Ява» сумел подделать надпись, ту самую, и пошёл по этажам, прося рубль за штуку. На пятом этаже. Но спускался ниже, и цены росли, вопреки положению относительно поверхности. Кто понимал в табаке, думал не долго – набил морду.

Братья сидели под Дубом, Аркадий втягивал запах, которым делился брат. На двоих Алевтина выдала две, одну отложили до Нового года, ну, как подарок ребятишкам.



Между тем, все наличные полковники и майоры сошлись в комнате совещаний. Они не имели права командовать гражданскими. В связи с обстоятельствами, обсуждали вариант мирного переворота, как единственного выхода из положения. Разведчиков разбросали по перекрёсткам, лестничным площадкам, вооружили молотками. По уговору, если что – бей стекло, как при пожаре. Напомнили и про первую помощь при порезах, каждый получил бинт, пластырь и пузырёк с йодом.

В какой-то момент сотрудники сошлись во мнении: всем срочно понадобилась Алевтина – хотя бы голос услышать, пусть бы мелькнула в каком окне. Наблюдатели, не сговариваясь, заняли все мыслимые позиции, чтобы обнаружить, взять в окружение и уже не отпускать…

А она посиживала в каморке вахтёра, оставаясь незримой, делала записи в блокноте с белой обложкой. Что-то вроде пудреницы держала под рукой, синий глазок на ней подмигивал, изредка, как задыхаясь от переполнявших чувств, давал намёки на звонок, тотчас замолкал и не мешал хозяйке. Хозяйке, если что.

Часики тикали, глаза ловили набегания, но действовать время не пришло. Лишь в ту самую минуту, когда в вестибюль заскочил запыхавшийся Петрович, она оторвалась от блокнота. «Едут!»

Полковники с майорами обрадовались встрече, сами решили не отходить ни на шаг. Мигом научились читать по линии бровей, рисунку губ. Территорию оцепили, подготовились к приёму важных гостей, сколько бы их ни прикатило.

Та самая «Чайка», с повреждённой фарой, лопнувшим стеклом и без одного диска слева – та самая остановилась у ворот, двое крепышей уверенно вытряхнули с заднего сиденья старика. По многим признакам, это отец того Перца, которого запомнили многие. Они очень похожи, отец и сын. Разве… это не сам Перец. Дорого обошлись ему последние ночки, не позавидуешь. Жаль старика, это первое, на что рассчитана картинка: мои годы – эхе-хе, пощадите.
У нас вообще-то так и принято, если один на один.

Старик уже не боялся снайперов, скорее, молился, чтобы пристрелили. Прошёл по проходу из полковничьих и майорских медалей, в каморке вахтёра сразу же нащупал второй стул и сел.

Алевтина предложила два листа из белого блокнота. На одном – план: подписанные прямоугольники и стрелками, что за чем. Приглашённый взялся за текст, едва ли удостоив внимания сам план. Женская рука проглядывала в каждой букве, в каждом слове.

Мельком глянул на её руки.

Знавал и я времена, когда такие же руки любили и жарко обнимали.

– Это всё?

Она кивнула.

– Поднять весь Советский Союз на ноги. – Испугался своих слов, глянул исподлобья. – Уже не весь, но что-то есть про запас. – Внезапно повеселел от мысли, что в его талантах ещё кто-то нуждается, так бы схоронили, и шляпы долой. – Надеюсь, цель стоит этого плана. Сроки.

– По возможности.

– Это мы умеем. Одно замечу… Хотя не должен. Особых надежд на снисхождение не питаю. Я всё прекрасно понимаю, не то время. 

– Даю слово: вас никто пальцем не тронет.

Он помолчал.

– В этом ваша слабость.

– А нам хватило итогов, какие вы оставили нам. Насмотрелись.

Перец лишнего времени не занял, ровным счётом столько, сколько понадобилось промчать по линиям и стрелкам. План в целом недурён, а похвали – сочтут за лесть.

– Обойдётесь. – Тотчас раскрыл рот, будто слово хотел забрать назад.

– Что вы сказали? – Алевтина сыграла роль невнимательной дамы.

– Я о своём. Вас это не касается. – Он нашёл в себе силы прямо взглянуть ей в глаза. – Что ж, начинаем.


                *  *  *

Ему дали время и возможности. Один из старейших генералов, кто не появляется на парадах, кто шесть раз принимал награды в Георгиевском зале по разным поводам, кто форму берёг для главного случая в жизни. Сегодня он, кажись, пришёл.
Попутчики никак не отреагировали на посмешище в форме, которая висела, как с чужого плеча. А как выяснилось, что с послом в Пакистане имеет давнее знакомство, прониклись.
Перец мельком глянул в зеркало, кивнул – мол, я готов. Единственное, что он не выяснил для себя, это как распорядиться кодом. Зная его, можно получить доступ к снимкам со спутников. В горах Пакистана тысячи пастухов пасут овец, да не все шатаются по известному ущелью, чужих не пускают. Изумруд сам тоже не всякому попадает на глаза, считай, везунчикам. Кажется, там целая школа, по каким признакам находить.
И снова специальный кабинет связи, возможно, с американцами тоже где-то неподалёку пункт прямой связи. Когда из трубки попросили озвучить код, он уставился в лицо Алевтины. Ты без меня не смогла бы, цени. Но паузу потянул, пока она не приоткрыла губы.
Неужели ты готова озвучить четыре цифры? Кто тебе их дал?..  Стоп, так можно и прогореть: она озвучит, и тогда мои усилия будут расцениваться по другой шкале.
Он назвал, получил подтверждение.
Потом был аэродром, Перец умышленно устраивал показательные выступления: гляди, какая мощь в моих руках! Тревожился тайком, всё ли выйдет, как задумал; курьер со снимками опоздал на минуту. Тяжёлый грузовик с десантом, без опознавательных знаков, вырулил на взлётную. Ракетница взвилась вверх, хотя об этом не предупреждали. Зелёный цвет очень подходил к целям задания.

Москва пугала кипением, в котором больше было суеты. Кварталы для простых смертных, обезлюженные кварталы. В Штабе им выделили помещение с тремя экранами, отсюда есть уникальная возможность отслеживать каждый шаг операции. Перец выговорил себе трое суток, трое брал в долг, на случай непредвиденных обстоятельств. Пока самолёт в воздухе, можно скоротать время за разговором, а потом – будь что будет.
– Кто подал идею, вот что меня интересует больше всего.
– Через сны, порой, приходит столько информации, что не знаешь, за что хвататься.
– Ловко ушла от ответа.
– Другого ответа не знаю.
– Допустим. Но кто-то же надоумил: каждому виду автоматического оружия подходят лишь один вид патронов. Две стороны воюют – уже и не скажу, сколько лет. Индия и Пакистан никак не поделят полоску земли. А истинных причин называть никто не хочет. 
– Я назову, если надо. – Алевтина протянула руку за стаканом чая. Пить не собиралась, просто из любопытства. У спецслужб свои приёмчики и способы расположить к откровенным беседам.
– Только в этих стенах, в другом случае я за вашу жизнь гроша ломаного не даю.
– Те силы, что заинтересованы в продлении конфликта, хотели бы набить карманы на крови, только не им теперь решать.
– Кому же?
– Тем, кто зажигает солнце.
– Речь о том солнце, что видят все?
– Все наблюдают лишь плафон. Главная лампочка под ним.
– И вы рассчитываете эти знания преподавать в школе?
– Всему свой час.

Потом разговоры приняли безобидный оборот, никак не касающиеся основной цели. Прогулялись в буфет, выпили сока, – при них открыли трёхлитровую банку берёзового. Она лишь пригубила.
– Жидкости надо пить больше, организмы наши много теряют.
– Я потом наверстаю.
– Минут сорок в запасе имеем, можно в зал просмотров заглянуть. Всё, что показывают у нас, в кинотеатрах не крутят. Есть желание?
– Ну, раз есть время.
Человек двадцать отсматривали материалы о фиксированных случаях НЛО, которые чуть ли не постоянно дежурят у военных объектов.
Уточнив время, Перец вывел даму, попутно размышляя над запретами.
– Не скоро согласуют разрешение, давать народу эти факты. Боюсь, когда их станет слишком много, нас вынудят махнуть рукой.
Вернулись в помещение, – десант успешно высадился, занялся разбивкой лагеря. Посты обнаружили интерес местных: издали посматривают, значит, скоро разведчиков пришлют.
Перец неожиданно рассмеялся. Она подняла глаза.
– Только что пришло в голову. То, что мы проделали с оружием. Патроны калибра «пять и пять» доставили на позиции, где привыкли к калибру «семь, шестьдесят два». И наоборот. При самом хорошем раскладе у нас есть около двух недель вынужденного перемирия, пока посредники вывезут ящики с позиций, возьмут у продавца нужный товар, доставят с извинениями. – Перец ладонью потревожил шею, как хотел уточнить, долго ли она готова терпеть неугомонную голову. – Это как в ГУМе: пришёл в отдел мужских маек и т, но там одно женское бельё.

Базовый лагерь поставили с точностью до полуметра от первой отметки со спутника. Коробки с американскими сигаретами сложили под брезент, рации у каждого; часовые нарезали круги в пределах видимости, подходы к ущелью прикрыли двумя засадами. У них же хранилось по коробке сигарет в блоках. Задача проста: за каждый изумруд, предложенный пастухом, смело отдавайте блок, ждите, а лучше ищите других.
Прибыли люди из посольства на двух грузовиках, с охраной, обсудили перспективы. У пастухов существует свой канал связи, новость расползётся часа за три-четыре. Народец хитрый, понесёт мелочь – для пробы. Тут стесняться не надо: камень за пачку сигарет. Они поймут, что надо нести то, что англичане скупают. Опять же, есть в горах священные места, куда старейшины запрещают ходить, а бедноте-то что делать? Примерно, это выглядит так: «Ахмед, там, на выходе из ущелья, стоят русские, хотят зелёный камень; десять пачек сигарет хороших обменивают, не глядя. Ты как-то говорил, имеешь в запасе, скоро за ними прибудут купцы. Сбылись твои слова, пришли».
Одним словом, ущелье зашевелилось. Тут уже не до скуки. Кто и не пробовал заниматься промыслом, все поднялись; они излазают всё ущелье, обшарят известные места, а попадётся камень – вознесут молитвы своим святым, пустятся на риск, проникнут в тайные пещеры, и двойные стандарты предъявят себя во всей красе. Как оно принято в семье? Старшее поколение чтит запреты, сыновьям запретит соваться в подземелья, чтобы не прогневить Аллаха. А внучка самого шустрого отведёт в сторонку и накажет: им нельзя, а тебе можно; найдёшь – бегом ко мне, и никому ни слова.
– Дедушка, а почему им нельзя, а мне можно?
– Потому что Аллах любит детей, всё им прощает.
– Но, получается, ты хочешь просто курить чужой табак?
– Аллах прислал этих людей, чтобы и мы попробовали. – Перец, как мог, расписал и сыграл все роли. Посчитал, что предложил гостье картину местности, куда отправился отряд. Ей же нужно всё объяснить. Ислам и прочие течения всё ставят под запрет. Но только сегодня за каждую находку можно заработать блок «Мальборо», табак душистый, с приятным послевкусием. А что ещё надо пастуху? Сам скурит, в деревню не понесёт.

Перец увлекался в рассказах, то вперёд забежит, то назад вернётся.
В среде военных свои правила. ЧуднАя операция, брали проверенных, обещали и денег, и спокойную прогулку. Никакой стрельбы! Новость передавали друг другу, один на один. Желающих было бы хоть отбавляй. А тут уложиться надо в шесть дней, плюс-минус. Поддерживаешь отношения с командиром, не лезешь на рожон – он шепнёт, и оба не в накладе. И вот так выглядит прогулка на недружественную территорию: местные красоты отступают на второй план, глаза же, против воли, любуются без команды: горы и горы, как уснувшие великаны; вот сходство с лицом, здесь животное будто притаилось. На вершинах снега не видать, зато хлещут ручьи с целебной водой.
Можно только гадать, чего стоило послам выйти на поставщиков, набрать группу, которой удалось вмешаться и отправить патроны не тем, кому они могут пригодиться. Небольшая «работа над ошибками», через трафарет. На ящиках написаны одни цифры, открываем – находим совершенно другие изделия. 
Из центра, отлеживающего события, картинки и эпизоды складывались в документальный фильм. Чудаков хватает и среди пастухов. Приносит свои запасы: я хочу два – показывает два пальца. Его запомнили на всякий случай и унесли сигареты. Вечерком сам явился в лагерь, притащил полную шапку каменьев, и тут уже не торговался, брал, сколько давали.
Алевтина была в курсе всех приобретений, Перец очень старался не ударить в грязь лицом. Старые кадры умеют и не такое. Хочешь – на Кубу свои хвалёные «Пэтриоты» американцы поставят сами? Только скажи. 
Он знал, что ей нужно всего пять единиц, но как быть, если месторождение изумрудов способно удовлетворить тысячи хотелок? На такой идее можно прилично заработать. Старые дружки заказали, там из Питера набросали заявок. Жёны членов ЦК, прочих ведомств обрадовались возможности, дамы уже бросили клич – придумайте праздник с балом, где мы можем показать себя во всей новой красоте.
Алевтина ловила себя на мысли: это просто невероятное везение, всё само идёт в руки. Жаль, конечно, что эту нежную, трогательную красоту заполучат кремлёвские курицы.
Поумнеют ли – вопрос. Смирилась кое-как, убеждая себя, что в обозримом будущем хоть какой будет толк, от кого-нибудь.
Алевтина осторожно присматривалась к временному попутчику. Как бы ни сгорел на работе? Ладно, пусть уж потешит себя на старости лет.
Иногда  она замирала у окна, наблюдая за московской жизнью. Машины, машины и толпы бегущих пешеходов. Не здесь, чуть дальше. Здесь суета не приветствуется. Чинно подкатывают авто, выходят или усаживаются военные и одетые по гражданке. «Гражданка». Это их песни, а из песни слов не выбросишь.
Ещё двое суток позади, в лагере подвели первые итоги; первая сумка наполнена, сигарет половина ушла. Наблюдатели сообщают, как идёт возврат ящиков с патронами поставщикам. Перец говорит, пришлось кое-кому заплатить, чтобы дело шло не очень широкими шагами. Деньги пока что-то могут.
Поток камней настораживал. Пора бы дать отбой, только Перец сам помолодел на такой охоте, требовал, давал советы, при ней, правда, постеснялся озвучить привычное: «Да грохните его там, мы уйдём – пусть ищут». Сказал то, что счёл нужным:
– Изумрудная лихорадка докатилась до чутких ушей за океаном. Из Нью-Йорка и Лондона полетели перекупщики, – вот бы кого оставить с носом.

После обеда осмелилась:
– Может, уже хватит? – Её интересовал момент, насколько он погрузился в дело. Решила пошутить: – Мальчишки соскучились по женской ласке, пора по домам.
Он чуть не ляпнул: так и я не меньше. У юных много забав, старикам не приходится выбирать: одна всегда желанная, от силы – две. Чтоб уже занесли на погост да и…
Он тоже подошёл к окну, глянул на прохожих.
– Ещё говорят, жадность фраера… эк… кха! – Перец едва не схватил её за руку, чуть выше локтя. В последний момент покачнулся в сторону окна и грохнул ладонью по подоконнику, выпучив глаза, стал хватать воздух широко открытым ртом. Корить себя за слабость не привык, но только до этого мгновенья. В лицо услышал холодный выдох существа, которое ненавидит Жизнь.
Пошатываясь, шагнул в сторону стульев. Она подхватила и довела.
– Ты мне не вздумай умирать! Эй! Ты меня слышишь?

Через двадцать минут, у его изголовья колдовала бригада «скорой». Из стульев была собрана временная лежанка, врач, со спокойным лицом, дыша на холодеющие пальцы, сообщил:
– Его лучше не трогать. Не довезём. Чтобы выжил, на месте организовать что-то подобное реанимации.
Оставили сестру с сумкой и приборами, умчались дальше. В правительственном квартале полно стариков. Алевтина наблюдала в окно, как врачи покинули здание, машина не ушла на дорогу, а завернула за соседний корпус.
У неё не оставалось других вопросов, кроме одного: если с ним случится это, кто отдаст камни? Ей они принадлежат по праву, да кто об этом знает? Найдутся блюстители, обязательно найдутся, кто за порядок. Заодно запустить руку в неучтённую никем добычу, под шумок.
Но пока речь о старике. Может, перед смертью решил загладить прошлое, которое приходит по ночам и точит. Как вода камень. А ведь мог и напоследок что устроить: погибать – так с музыкой.
Она издали бросила скоротечный взгляд. На лице полное умиротворение, как исполнилось заветное желание.
– Ты мне ещё нужен! – вполголоса произнесла она, адресуя заказ всему, что окружает и слышит. Сестра тоже оглянулась и отвела взгляд.
Её услышали. К следующему утру Перец выглядел ничуть не хуже, чем во время операции. Ощупывал себя и себе не верил, что уцелел.
– Я тебя здорово напугал, признайся.
– Это правда.
– Про камушки, небось, забоялась.
– И это тоже.

Алевтина вживую увидела, как работают послы. Наш пригласил местных князьков, кто пытается выглядеть хозяином на пятой части территории; после наркотиков, камни занимают свою долю в прибыли. Этот русский пригласил их на чай, как с целью помирить соседей. Пили чай – пока камушки без надзора уходили мимо кассы, шапками и поштучно, крупные экземпляры всё равно стоили, как и помельче: не хочешь – не отдавай, мы у других возьмём, и другого случая не будет.
Если молодые не особо торговались, то старики ломались, грозили уйти. Уходили, чтобы через два часа вернуться и показать другие находки. Главные сокровища берегли на чёрный день, понимая: изумруд стоит дороже десяти пачек, эти ловчат. Слухи идут, они войну остановили, чтобы войти; наши кровь проливают, а этим камни понадобились.
Один очень продуманный пришёл прицениться, покачал головой. На себе прятал огромный самородок, вычислил, кто тут главный, свои правила предложил: сто долларов и три блока сигарет.
– Показывай.
Тот достал из-за пазухи, развернул тряпицу.
– Первый из пяти! – Алевтина пальцем указала на экран. – Любой ценой!
– Как скажешь. – Перец связался с кем-то, переговорил языком цифр. Код у них, на такой случай. Положил трубку, развернулся богатырём: – Считай, он у тебя в кармане. Кстати, я тут подумал, для пяти экземпляров не помешала бы шкатулка. Есть у меня приятель, по малахиту крупный специалист. И с огранкой помогу.
Он ждал реакции. Скажи она, что это дорого, – тем самым как бы признает за ним первую роль.
– Организуй. Посмотрим, что за мастер. – Она сказала ему «ты», не собираясь уступать ни в чём. Перец намотал на ус.
– Ещё четыре, стал быть. Мы можем не уложиться в сроки.
– Они есть, просто не торопятся отдавать. Сбывают мелочь, и тем довольны. Раз в год из Лондона является купец, платит наличными, – вот с ним они готовы иметь дела.
Перец хлопнул глазами, но промолчал. Ему не докладывали о купце, может, скрывали. Или не успевали – так быстро завертелись службы. Привыкли ссылаться на занятость, штамповать липовые отчёты и дела – лишь бы не рисковать задницей. Есть молодёжь – пусть зарабатывают право дослужиться и не покидать кабинетов. 
Другими глазами присмотрелся к гостье.  Что-то подсказывало, в её присутствии на арене кто-то очень заинтересован, наверняка представляет интересы кучки дельцов. Интересно, кто такие, что хотят обогнать на повороте. 
Она назвала населённый пункт, он записал. Потом озвучила имя.
– У него мы найдём недостающие четыре?
Она кивнула.
Лёгкий холодок пробежал по его позвоночнику. Пожалуй, не стоит копать, пусть всё идёт своим чередом. А то прилетит – и не будешь знать.
Он снова сел на телефон, зачитал с листочка данные. Как только ему сделали запрос, отведя трубку от уха, Перец обратился за уточнением:
– Оружие брать?
– Это не тот случай.

Группу наблюдать они не смогли из Москвы, оператору запрещено покидать лагерь. Дождались помощника посла, который привёз флаги Британии, теперь можно ехать. Пока купец не обманул, эти флажки служат надёжным пропуском.
Позже командир группы очень постарается приукрасить в романе личные способности при проведении операции. Умеешь сочинять – дерзай! Из рядовой прогулки раздул целое сафари: ордена не получил, так хоть в сочинении оторвался. На самом деле всё прошло так гладко, что материала на газетную заметку не наскрести. Вышли точно на хозяина, думали – будет ломаться, набивать цену. На удивление, пересчитал сигареты и купюры, спрятал под кровать. В доме почему-то не хотел расставаться с камнями, вывел военных за ограду из жердей. Четыре красавца перешли из рук в руки, какое-то волшебство, не иначе, что передача произошла под контролем горизонтальных облаков. Четыре полоски.
Командир поделился только со своими: как женщины рожают, так рождают горы; мы никогда не вычерпаем самоцветы, пока существуем.
Около полуночи группа вернулась в лагерь, оператор создал дополнительное освещение и переслал картинку: образцы едва уместились на ладони. Вот это улов!
Перец ждал реакции – Алевтина ничем не порадовала. Принимала камни, как само собой разумеющееся. Как ей отложили в магазине товар, она через час явилась и выкупила. Встречаются нам счастливцы – попутчики по жизни: то дождь прекращается, когда идти им надо, то автобус распахнёт двери перед носом. 
Теперь точно можно закругляться. И местные больше не окликают часовых, как кто предупредил: вот вернётся Мехмет, я про вас всё расскажу. Ладно, это объяснимо; можно предположить, сводят личные счёты.

Алевтина видела дальше. Ювелиры Москвы и Питера будут загружены на два года заказами. Впереди – огранка, комплектация и реклама по знакомым: доставшихся в качестве оплаты образцов ещё года на три хватит. Полировка, чистота, оттенки и вкрапления – на всякий камень своя покупательница. Мужья, скрепя сердце, расстаются с золотым запасом, иначе доступа к телу не получишь, как в молодые годы опробовано не раз. Ёлы-палы, схема шагает из века в век, ничего не меняется.

Провожая Алевтину в гостиницу, Перец не скрывал победных настроений: мы это смогли! Больше всего он налегал на момент, что опередили англосаксов:
– Только представь, эти прикатят, а там пусто! Тут уже орденом не отделаешься.
Она искоса глянула.
– Внезапно свалившееся богатство ослепляет разум.
– Ты это к чему?
Алевтина проводила взглядом остановившуюся машину, в ней сидели четверо.
– Твои люди?
– Подозреваешь?
– Наслышана про кланы. Стоит разлететься весточке, весь муравейник зашевелится.
– И?
Алевтина резко развернулась лицом.   
– И тогда забывают, благодаря кому разбогатели.
– Я клянусь!..
– А с этим погоди, ты не один в столице. Есть специалисты, способные за несколько дней сотворить поддельные камни. Предупреждаю: я сумею отличить подделки от настоящих. Это первое. Второе. Если камни не дойдут до моих рук, вся партия вернётся в те края, откуда прибыла. И я вполне серьёзно.
На крыльце гостиницы не очень удобно торчать. Либо войти и там поискать уголок, либо ему пора отдать команду «отставить».
– Что-то ещё?
– Хотелось бы самой встретить десант. И получить из первых рук. Вторые руки уже не выпустят. А что бывает в таких случаях? Обещание ещё разок подменить патроны. Но второго такого случая уже не будет.
Перец старался сохранять лицо, да не всё получалось.
– Хорошо, я переговорю и дам знать. Я позвоню!

Он уходил мелкой рысью, знал, что она провожает слишком зрячими глазами. Угодил в такую переделку, что ему выставили условия. Кто такая, почему мы ей должны отдавать что-то? Да хватит с неё и мелочи, пусть спасибо скажет.
Перец честно пытался отстоять её право, они не хотели слышать. Теперь у него есть инструмент воздействия. Грузовиками изумруды не возят, а ведь именно грузовой борт опрокинет старое утверждение.
Он вошёл на пост, молодой лейтенант не знал ещё в лицо стариков, пришлось корочками светить. Тут же взял трубку и назвал три цифры.
А там ждали звонка, выдохнули: наконец-то.
– Я говорил, что этот план обречён. Имею все доказательства… В пяти минутах ходьбы, ты там собери-ка остальных. Нет, сказал! Я не буду каждому повторять одно и то же. Жди!

Москва снова не радовала погодой, собирались тучи. А в кабинете, при выставленной охране, обменивались записками, ведя отстранённые разговоры.
– Пиво сейчас научились разбавлять – прямо, хоть милицию вызывай.
– Что пиво! Из Армении наши друзья стали присылать самогон! Я же товарищей просил: если нет настоящего, ничего не присылайте. Прут – чтобы считалось, чтобы после картинно сыграть роль обманутого.
Записки передавались по кругу, шуршали почти неслышно авторучки, добавляя в копилку вопросы. Перец лихо отрабатывал личную программу, от которой решил не отклоняться.  Это решение далось не просто, за последние пять минут ему удалось все «за» и «против», поэтому отвечал прямо, не стесняясь в выражениях.
– Один из нас, товарищи, похоже, немного не в себе, – не выдержал товарищ с большими звёздами. – Быть настолько уверенным в её всемогуществе, – это, простите, какое-то шарлатанство.
– Она меня оставила в живых! – сорвался на крик Перец.
– Ты всё забыл, дружище. Врачи тебя вернули нам… – В возникшей паузе пронеслось невысказанное: лучше бы они этого не делали.
– Я не готов к смерти, ещё слишком много дел. Поэтому буду за её интересы до конца. – Перец поднялся, направляясь на выход, добавил: – Постарайтесь уложиться в час. Борт на подходе. Я у себя!

Коридор встретил необычным напряжением. Будто стены вибрировали на самой высокой ноте, почти неразличимой на слух. Перец проверил себя. Позиционно – он взял верх, и до победы малый шаг, если не вмешается какое обстоятельство.
Чуть подкруживалась голова, но это не беда, сейчас валидола под язык, и мы на коне.
Перед спуском на лестницу, он оглянулся. Послал пожелание стать мудрее, сделать, как он настаивает. Нет – потеряете всё, обрываю все контакты. Прощайте, господа, мне с вами не по пути. 
Считал ступени и видел перед собой глаза. Её глаза! Волшебница, что ещё сказать? Как те двое, с кем приходилось по молодости поработать. Вот это были таланты, с глубокими русскими корнями. При Хрущёве – пропали без следа.
Дежурный подскочил на стуле, попросил задержаться: вы должны позвонить.
Ага, что-то надумали. Взял трубку, поднёс к уху.
– Борт прибыл.
– Я в курсе. Что-то ещё?
– Дай нам ещё четверть часа.

Вошёл в личный кабинет, осмотрелся. Если кто и похлопотал, то умело.
Заглянул в холодильник, потряс одну бутылку, другую. В конце концов, убрать могут в любом другом месте, если решат. Немного яда, известная доза, и ты добираешься домой. Пьёшь чай, ложишься спать. А вот утро – это как повезёт: откроешь глаза или… И самый мерзкий спектакль – парад соболезнований. Даже от тех, кто в курсе.
Коли сошлись во мнениях, то прикончат. Но не сегодня. Такое ожидаемое событие! Можно представить: вся группа, заинтересованная в проведении мероприятия, входит в кабинет, на столах, со всем почтению к камню, разложена добыча. Несколько ювелиров возьмутся оценивать риски обработки: этот нагревать нельзя, есть внутренняя трещина, эти имеют крапления, постороннюю примесь. Что-то снимется при огранке, уйдёт под полировкой. Эта тема не имеет конца и начала, и всё для любимых женщин. 
Алевтина прилегла поверх кровати, дотянулась до телефона. Если и вздремну, то достану мигом. Глазкам тоже пора отдохнуть, потрудились. С непривычки, эти излучающие экраны подсадили немного, всё против человека. Вроде, и польза есть, но чем дальше, тем больше излучающей техники. Телефон мы подносим к уху – мозг под невиданной нагрузкой, выжигаются нервные окончания, а если поднять частоты – так и подавно. Глухие, полуслепые, основная масса, а те, кому известно о последствиях, сами пользоваться не будут, довольно иметь секретаря.
А над Москвой не летают самолёты. Ах да, они же падают иногда, вдруг да на кремль? Вот бы какой шутник примчал из-за границы, на простом, спортивном. Военные самолёты сбивают, не думая. А спортивный? И вот он садится на Красной площади, все службы в шоке, друг на друга будут сваливать вину.
Чего ни бывает в этой жизни? Стоит кому подумать – и нате, распишитесь.
Она задремала. Первый звонок прозевала, запуталась в мечтах, с кем-то обсуждала дальнейшие шаги. Второй вопль. Мгновенно сориентировалась, схватила трубку.
– Через пятнадцать минут внизу будет ждать машина. Трещина на лобовом стекле.

Она услышала толчок в грудь, он ясно дал понять, что ловушка готова. В городе сложнее сделать то, что в лесу или на дороге лесной – раз плюнуть, и камушки поменяли хозяина.
– А ты знаешь, я не поеду. Привезёшь в гостиницу.
– Ох уж эти женщины! Ладно, так и сделаем.
Положив трубку, Алевтина увидела между окон мерцающий экран. Друзья незримые пошустрили, своих возможностей доселе не открывали, и пробил час.
Она закрыла дверь на замок, поставила стул поближе к экрану.

Шесть машин шли на хорошей скорости, впереди милиция с мигалкой. Колонная шла с таким напором, что встречные авто жались к обочине.
Экран разделился пополам, в левой части появилась другая колонна, и что-то подсказывало, обе мчали на свидание, место и время согласовано.
Охраняемая территория, забор, ангары. Немного суеты у ворот ближайшего. Военные с оружием, у нескольких миниатюрные рации, поглядывают на восток.
Вскоре показался истребитель, качнул крыльями. Следом показался грузовик, без опознавательных знаков. Они вообще-то есть, просто заклеены плёнкой, которая местами оборвалась.
Пилот отлично рассчитал путь торможения, остановил машину в ста метрах от открытого настежь ангара. Буквально, в этот же момент, на бетон вышли обе колонны. Они чем-то напоминали футболистов: мяч впереди – кто первый? Одно ведомство организовало мероприятие, другое отслеживало каждый шаг.
В итоге, обе команды разделились по разные стороны от выхода из грузовика. Подчинённый поспешил с рапортом, прочие поглядывали на непрошеных гостей.
Капитаны «команд» сошлись для разговора, говорили тихо, но до Алевтины долетало каждое слово.
– С нами английский посол. Давай без глупостей обойдёмся.
– Ты насмотрелся американских фильмов. Который?
– В чёрной шляпе.
– Когда идут разговоры о предателях внутри системы, я думал, сильно преувеличивают. У страха глаза велики.
– А как бы ты отказал министру? Они вышли на него, он и обратился к нам: организуйте подход к добыче.
– Интересно, ему за это что-то пообещали?.. С чего бы?
– Не думаю. У них старые счёты. Кто кого нагреет в этот раз.
Они помолчали.
– И что? Показать всю добычу, – нам же перекроют кислород, при первой возможности.
– Я очень надеюсь, наши кое-что придумали. Что скажешь?
– Ну, давай по твоему сценарию, посмотрим.

Обе сумки были снесены на бетонку. Их обступили все, кто имеет допуск. И посол, конечно. Ему организовали проход, он заглянул мельком и тотчас отступил, сохраняя невозмутимое выражение на лице. По всему – очень остался довольным, он несколько опережал события, доставку сумок на борт броневика сопроводил малозаметной улыбкой. Уже к броневику пристроилась охрана, сейчас изумруды покатят в чей-то кабинет, где уже готовы списки, кому и сколько.

Допустим, сидит такой уполномоченный дядя, рассматривает кандидатуры:
– Вы кто у нас?
– Военно-морской флот!
– Отлично! Сколько вражеских авианосцев потоплено вами?
– Это. Ну, это, как его?
– Ясно. Ни одного. И чем же вас может наградить партия? Пока не за что, ступайте и постарайтесь. Следующий!.. Вы у нас ракетчик. Гагарин там, всё остальное, мы в курсе. Их ракеты торчат, угрожают, мы ничего не можем предпринять. Ну, хоть одну удалось повредить?
– Там такая охрана! Мы сорок групп потеряли, но продолжаем наступать.
– Может, вам в охрану податься, подучиться, как и где? Слабые места есть везде, стараетесь не со всех сил. Погуляйте в коридоре, если что-то останется, я вас позову. Следующий! Ах, Семён Семёнович! Вот так встреча! И как вы находите ситуацию? Я к вам приходил за сапогами, жене и дочкам, и мне снова не хватило. Теперь мы за изумрудом… Стоп! Не вешайте нос, есть выход. Если в гараже молотком колотить бутылки от шампанского, то кусочки очень даже выглядят, от настоящих специалист не всякий отличит. Я вот к каждому обращаюсь с просьбой: войдите в положение! Изумрудов две сумки, членов ЦК и приравненных к ним знакомых гораздо больше. Два на бесконечное число не делится, бухгалтерия подтверждала многократно. Но не всё потеряно, я вас обнадёжу. В следующий раз, когда бойцы что-то привезут, я вношу вас в список первым номером. Смотрите сами, лишу на листочке: «Семён Семёнович, первый на очереди». Кстати, вы с какого года в партии?
– С сорок первого. А какое это имеет значение?
– А я с тридцать девятого. Поэтому послушайте совета старших. Ступайте к родным и придумайте там что-нибудь. Партия решила помочь братскому… кто у нас там? положим, Вьетнаму. Американцы вывезли весь изумруд, а чтобы страна развивалась в правильном ключе, нужно восполнить убытки. Следующий!..
Целый день, без передышки, с ума можно сойти, а они всё идут и идут, поймали одного – подделал подпись Леонида Ильича. Знаем, сами умеем, если прижмёт, но тут не тот случай, это не внутренние резервы, а внешние, и личные заслуги на внутренней территории – вот никак, поэтому, без обид. Будет в другой раз. Давайте я вас в очередь запишу – видите, какой список на будущее уже имеем? Не поверите, как я хочу вам помочь. Хотел бы, но наличных камней нам выделили две шапки. Это из двух сумок, так что, сами понимаете: НУ, НЕТУ! И я не уполномочен обещать вам, что в следующий раз вас пригласят на подобное. Дело случая. Помните: «А завтра была война»? Страховка не защитит, а давать пустые обещания – не мой профиль.
И вот иссякли допущенные, можно помыть мозолистые руки. На всякий случай нужно выглянуть в коридор, запереть звери.
– Алло, Зиночка? Как и обещал… Вот, звоню. Я человек слова. И я… И я… Я очень надеюсь, что нарушения памяти не скоро нас коснутся. До встречи.
Тамара! Я через полчаса буду. Что у нас на ужин?.. Отлично. И я не с пустыми руками, я же не лодырь, стараюсь. Ну, потом, не могу и в двух словах. Всё сама увидишь. А этот твой Кац хороший ювелир? Вся Москва? Это хуже, но ничего, прорвёмся. К октябрьским, как договаривались.

***
К гостинице подошли две машины. Перец угрюмо оглянулся на свидетелей Иеговы, как про себя назвал конкурентов. Они сомневались, что эти пять образцов он передаст в другие руки. И до последнего сомневаются, что передача произойдёт у них на глазах.
– Да мы все порядочные люди, люди слова. Ты войдёшь с ними, выйдешь без них, у тебя есть одни минута. А то – как бы нового чуда не случилось.
Чудо нынче имело место, тут не поспоришь. Теперь подождём, чем порадуют «Таймс» и «Вашингтон-пост»: сработают оперативно – в утренних выпусках выплеснут очередное разоблачение коммунистов. Посол больно часто моргал, заглянув в сумки. Фотоаппараты вместо глаз, один так точно. Газеты скажут – из достоверных источников. Ну, куда уж достоверней. Они приучили Советский Союз оправдываться по любой мелочи, словно от самого факта получают наслаждение. Разок даже пробовали уличить в обмане: «Не летал у вас Гагарин! Мы можем снять на камеру и не такое». Но тут другие страны выпали из повозки, стали поздравлять – пришлось американцам сменить риторику и присоединиться к поздравлениям. Расчёт строили с дальним прицелом: мы снимем кино, а вы тоже признаете на весь мир, поздравите. И тогда мы разрешим вам торговать нефтью на внешних рынках.
На аэродроме вот что получилось. Полковник Снегирёв, руководитель операции, не на шутку испугался, когда открыли замки. Не поверил глазам – сам полез. Осколки бутылок зелёного стекла не оставляли никаких сомнений: сумки подменили. Но кто и когда? Я же на них сам сидел!
Время такое: никому нельзя доверять! Сборная солянка, а не команда; каждое ведомство своих героев рекомендовало в группу. Снегирёв только тем и занимался, что вычислял, от кого ждать подлянку. Три экземпляра описи, размеры и вес – такой бухгалтерией пришлось заниматься впервые, сопел поначалу, да потом втянулся. Раз пошла торговля, то это затягивает. Глаза на лоб, а товар идёт и идёт! Два автоматчика постоянно рядом с сумками, как ты их обойдёшь?
А вот обошли. Снегирёв старался не порезаться, брал осколки по одному, со всей предосторожностью. Посол откровенно посмеялся – по крайней мере, так показалось. Мог побыть ещё, для пущей видимости, а тут сразу укатил. Не к добру.
Цена двух сумок упала до стоимости самих сумок. Снегирёв присел в сторонке и ворошил волосы. Его не пытались утешать. «Уметь надо!» – бросил один из встречающих, кадровик номерного Управления. Перец его оттеснил в сторонку: «Поаккуратней со словами, не то может плохо кончиться».
– А чего вы лично ждёте? Что стекло превратится в изумруды?
Стоило произнести фразу, грянул гром. Люди механически огляделись – к чему бы? Синоптики ничего не обещали, им верить – разве иногда.
Возле сумок продолжали нести службу четверо с автоматами, приказ никто не отменял. И не до всех дошло, что гром средь ясного неба имеет под собой некое основание.
Снегирёв поднялся, подошёл к сумкам. Не торопясь, распаковал замки и лямки, потянул молнию. И сел на задницу, хотя себе такого приказа отдать не мог. Внутри красовались те самые камушки, едва не стоившие ему ареста. Кто бы возился с ним, разобраться? Аванс выплачен, керосин сожжён, сигареты ушли…
Он запустил руку, стал глазами целовать камушки.
Люди стали подтягиваться к месту происшествия. Маски разочарования развеялись дымом, в глазах затеплились огоньки.
– Живём, братцы! – полковник вскочил на ноги, отдал честь. Прямых угроз не видно, но кому? Грому, разве. Перун русский может наслать, но не в сумки же. Кто там из богов по изумруду? Вслух никто не уточнял, под чьим влиянием.
– Бог Род, если хотите, – сказал Перец. Тотчас подумал про Алевтину и её знакомых. Которые зажигают Солнце.
Они будто взяли Берлин – с таким настроением возвращались в Москву, создав небольшую пробку. Москва и пробки – это несовместимые понятия. Из Кремля уже шли звонки на рации:
– Как это? А стекло откуда взялось? Разыгрываете, Снегирёв. Вам светит срок, а вы шутки шутите. Я бы на вашем месте подал в отставку.
А у Снегиря настроение – повыше кремлёвских звёзд. Он уже готов не быть отмеченным в приказе, только отстаньте. Заберите по описи – и прощайте. И не задавайте вопросов, как и что. Победителей не – что? – не судят.

Алевтина вздрогнула, открыла глаза. Который час?
Подхватилась, и к окну. Из такси вышла пара, сумки и суета. Не то. Чем же вы будете удивлять? Прислушалась. Несколько человек сорили мыслями, и довольно громко. Одного преследовали трое, она его узнала, он постучал.
– Входи.
Перец слишком торопливо влетел, оглядел номер.
– Тебе что-то угрожает?
– Не знаю. У меня всего минута. – Быстрыми глазами шарил по номеру: куда бы спрятать, хоть на первое время.
– Ты мне в руки отдай, я позабочусь.
Он не верил, что в этой клетке есть такая возможность. Привычка – это далеко не первый раз. Окно не считается, даже если кто и ждёт под окнами.
Он протянул шкатулку. Не ширпотреб, конечно, но что есть.
– Открой.
Ах, да, он чуть не испугался: планировал открыть и вручить, а дальше думай сама.
Ногтем нажал с двух углов, крышка плавно проснулась.
– Мне пора.
Она кивнула, проводила взглядом до дверей. Теперь надо выбираться из Москвы, и чем скорей. Местные группировки уже в курсе, что одной дамочке достались редкие камушки, им стало известно, что охраны нет как будто, но и в другом случае – не печаль. Они в курсе, что в какие-то моменты камни превращаются в стекло.
Кто она вообще такая, откуда взялась? – где-то совещаются люди, решают на скорую: прозеваешь – камушки тю-тю.
«Они могут наблюдать, скорей всего, так и есть», – подумала она, оглядывая углы и стены. С Перцем не спорили – иди, исполни обещание, дальше не твои проблемы. С ним считались, пока камни были на территории Пакистана, до пересечения границы.
Верней всего, главари уже имели фотографии товара, прикидывали настоящую цену. Они ухохатывались, слушая участника операции, как за блок «Мальборо» получали кристаллы размером с десять копеек. Две сумки такого товара, – это всю Москву можно поставить на уши, пусть комитет растащит для своих часть. Как легко вырастить стрелочника: ты всё возьми под свой контроль, мы тебе доверяем. Таким образом устраняют конкурента, чтобы со временем самому занять пост. И в похожей ситуации – отказаться: «Я не возьму на себя, это слишком высокая ответственность, товарищи».
Можно выйти на людей решающих, поехать по туристической путёвке в ту же Венгрию, как любой условный советский гражданин. Бежать – пока не кончилась Весна, и старость пенсию не назначит.
Изображение чуть поплыло. Откуда ни возьмись, у стола появился старец. Шкатулку спрятал под стол, оттуда достал точно такую же. Значит, скоро жди гостей.
Алевтина глубоко вздохнула. Решение найдено, теперь пусть приходят. И реагировать как, когда явятся? Прислушиваясь, она повернула голову. В замочной скважине кто-то стал колдовать.
– Дверь не закрыта! Войдите!
Трое вошли, в солнцезащитных очках, огляделись. Нервничали излишне, потому как получилось проще простого. Чуть освоившись, старший взял управление на себя.
– Если не будет лишнего шума, мы разойдёмся красиво, никто не пострадает. Мы должны кое-что забрать.
– Знаю. С одним условием: половину стоимости вы оставите на столе.
Старший стал принюхиваться, подошёл к окну.
– Хотите стать директором завода?
– Мне завод ни к чему.
– Так они стоят, как хороший завод. Если это те камни, за какими прислали.   
– Деньги! Или вы отсюда не выйдете.
Специалист по замкам проскочил к дверям, дёрнул ручку. Дверь открылась, он снова закрыл их.
– Что-то ещё хотите сказать?
– Повторять не буду.
– Отлично! Деньги привезём завтра.
– Сегодня. Иначе все участники ограбления горько пожалеют.
– Блефует тётка, – осмелился молвить слово помощник.
–  Заткнись! – Старший ловко открыл шкатулку, убедился, что всё на месте. – А ещё дам хороший совет. Уезжайте отсюда. Здесь скоро начнётся. Можем подвезти до вокзала.
– Подожди… На вокзал тоже надо. Поехали! Как мне старшего увидеть?
– Решим по дороге. Он должен выйти на связь, рация в машине. Прошу.
У неё было всё готово, они взяли её багаж. Стоило машине отъехать, старший повернулся к ней.
– Настораживает, что вы так просто отдали.
– Надо было драку затеять?
– Но вы же на что-то рассчитываете?
– Просто скажи: правда на моей стороне?
– В целом, да. Момент в другом: что ж вы не позаботились об охране? Сейчас бы ехали со шкатулкой, в нужном направлении.
– Я-то поеду в нужном направлении, а вот кто из участников доживёт до утра – мне это уже не интересно.
– Никто? Вот так прямо, до единого?
Она отвернулась к окну.   
– Я начинаю бояться таких слов. Первый день вышел на работу, и тут сразу угрозы. Лучше пойду продавать билеты.
Вызвать по рации руководителя не удалось. 
– Можно вопрос?
Алевтина смерила его взглядом, как бы говоря – продолжай.
– Жив ли тот, кто трубку не берёт?
– Если на кладбище установить телефоны, оттуда прибыли не жди.
– Это я запомню. Но, раз такое дело, мы миром можем разойтись? Сегодня денег, скорей всего, не будет, раз до сих пор не собрали нужную сумму.
– По-моему, такой вариант никто не рассматривал. Оставили в живых – уже хорошо.
– Я не верю. Ни единому слову не верю. И чего от вас ждать, самоуверенных таких?

На вокзале авто рыскало, пока не нашлось место для стоянки. Старший изредка ощупывал шкатулку, шарил по сторонам в поисках весов. Разок взвесить, чтобы было, на что ориентироваться, но в очереди терять время не хотелось.
В сопровождении парней, эта женщина прошла в кассу, взяла билет. Её спокойствие им внушало ужас: наши люди так себя не ведут. 
В конце концов, старший прижал её в углу, нервничал, не скрывая:
– Будьте любезны, скажите: так что вы задумали?   
– Ещё думаю.
– Ваше поведение, мягко говоря, вызывает.
– Мне такое положение нравится. Правда на моей стороне, так и не о чем тут думать. Всё случится, как по писанному. Путь, один из двух, каждый выбирает сам. Вы дойдёте до своей черты, я поеду дальше. Билет у меня есть.
Старший на ходу менял план:
– Как же передать вам деньги? Они вот-вот прибудут.
– Через Перца. Он меня найдёт.
– Перец… не староват ли? Его сегодня видели живым. Из списка живых постоянно выбывают не те. Вы родственники?
– Я вас поздравляю! Прям, одно лицо. А шкатулочку береги пуще ока, постарайся не терять. Будешь возвращать – смотри, чтобы камушки все на месте оказались. Майор, если не ошибаюсь.
Очень хорошо майор отреагировал бровями, одёрнул себя.
– Поступит команда – верну, лично. Но боюсь, такой команды никогда никто не отдаст.
Она просто пригрозила пальчиком – просто запомни эту минуту. На том и расстались: она вошла в вагон, даже не обернулась. Тройка агентов решила дождаться отправления.
– Не нравится мне это. – Один из помощников взялся за поручень.
– Ну, сходи. – Второму приказал: – А ты обойди с той стороны.
Майор понимал, что это всё лишние движения. Если ушла – так сразу. Но подождём доклад, что раньше времени…
Помощник остановился на два слова с проводницей. Спрыгнул на перрон.
– Я говорил!
– Ничего, объявим во всесоюзный. Сумку унесла?
– Сразу была. Потом, пока крутанулся, на её месте оказался журнал. Вот он. – Помощник протянул «Дамские хитрости», свёрнутые в трубочку. Майор рассмотрел выходные данные: «тираж 10 экземпляров».
– Поищем остальные девять. Где-нибудь на след да выйдем. Ты его сохрани. – Сам нащупал шкатулку, прижал к себе покрепче. Подумалось: ускользнула такая тётя, что ей стоит вытащить, только рот открой.
Минута последняя истекла, проводница заперла дверь и помахала ручкой. Оба вскрикнули: «Это же она!»
– Догоним на следующей остановке?
– Не суетись. Всё равно уйдёт, что-то придумает. Нам шкатулку… – майор испугался, как кто стал дёргать добычу, боковым зрением заметил мелких существ, которые не видны совсем, если смотреть прямо.
Ну, так просто не получите! – вцепился двумя руками, уже не пряча шкатулку, лишь бы удержать. «Помогай!»
Поезд тронулся, плавно набирая скорость, колёса вразнобой постукивали на стыках. Провожающим стало интересно, что эти двое не поделили – вцепились и не отпускают коробочку с детской обувью.
– Лучше помиритесь: бросьте пальцы, кому выпадет, тот и заберёт, – поделился советом мужчина лет сорока. Ему не дали уйти:
– Он с ней заодно. Стоять! Вы арестованы!
Тот развёл руками:
– Страна советов. Совет от чистого сердца, и сразу виноват.  В чём же меня обвиняют?
Майор обратил внимания, что с соседнего перрона наблюдают человек тридцать.
– Проваливай. И чем быстрее, пока не передумали! – Зато шкатулку не отдали, вот она, на месте. Правда, в какой-то момент показалась коробкой от обуви. Поэтому попросил напарника не отпускать: в четыре руки оно надёжней.
Вскоре присоединился третий, ему доверили разгребать путь для стерегущих предмет со странными свойствами. То кажется коробкой картонной, то сувенирной поделкой, какими полны магазины для приезжих.
До машины добрались без приключений, связались с шефом.
– У нас проблема.
– Шкатулка у тебя?
– Вроде да.
– Что значит?
– Если по дороге не растает, сами увидите.
– Брось эти фокусы, шутник! Я предупреждал: ты когда-нибудь дошутишься. Только попробуй. Через двадцать минут жду. Да! Где эта коза?
Майор прикинул, что сказать правду проще:
– На поезд посадили. Я пояснил, что ей оставаться в Москве опасно.
– Этого мы не планировали вообще-то. Но так даже лучше. Жду! – И какая-то недосказанность повисла в воздухе. Лучше при личной встрече, как принято среди своих.
Связь отключили, к огромному облегчению сторон, вдвоём вцепились в коробку-шкатулку и занервничали: добыча стала выказывать характер. Надо было ловить моменты, когда шкатулка становилась коробкой: раздавить двум крепким парням ничего не стоит. А надо довезти и избавиться, и чем поскорей.
Помощники, почти в один голос, предложили вызвать подмогу. 
– Хотите стать посмешищем на всё Управление? Они все только и ждут, кто ославится, отмочит какой номер. – Майор начинал заводиться. – Вы этого хотите?
– А как быть?
–  Ментальная помощь, своими силами справимся. Смотрите и думайте: шкатулка у нас, и тогда довезём точно. – Майору пришло на ум одно занятие по применению коллективного желания. – При достаточном упорстве, мы вчетвером способны изменить прогноз синоптиков. Разъехались в разные концы столицы, и в полдень крикнули: Солнце над нами! Тучи, в любом количестве, рассеются за полчаса. Я вам говорю то, что сам проверил.
– А как же москвичи?
– Слушают по радио прогноз на завтра – и ментально соглашаются. А это несколько миллионов.
Миша уточнил:
– Если мы первого января выскочим и крикнем – двадцать градусов тепла…
– Так и будет, можете мне поверить.

Москва с этими вражьими светофорами решила тоже показать себя. Она их собрала в кучу и выпускала навстречу, как сторожевых собак. Закрыть глаза и давить на педаль – ну, на большого любителя. Осознание того, что угодили в замкнутый круг, крепло. Одни и те же дома справа, даже номера их, сменяли друг друга, как издевательство для зрячих; напарники тревожно поглядывали на старшего, в глазах немой вопрос.
– Спокойно! Мы прорвёмся! Страшнее то, что в головах засело: «Мы сказку сделаем былью». Надо каким-то образом удалить из памяти лозунг, и тогда всё получится.
Водитель им бросился помогать, вчетвером веселее.
– Сходить с ума! Ха-ха! – почудился детский голос. В салоне детей не наблюдалось. Это всё проделки соседней альности, хотя нам навязано понятие РЕ-АЛЬНОСТЬ. – Свяжись с бабой – пожалеешь!
Команда переглянулась. Невидимая тварь сняла фразу у кого-то с языка, остальные согласились.
– Здесь останови!
Водитель прижался к тротуару, майор предложил:
– Миша, обойди машину и плюй с четырёх сторон, должно сработать.
Миша исполнил поручение, и всё как рукой сняло. Есть в русской слюне неисследованное свойство. До Управления добрались вовремя, оно как бы выдвинулось навстречу. Рядом, правда, не те здания, но своё-то ни с чем не спутаешь. Маленько жутковато, да когда-то выходить надо.
– Я вас прошу: никому ни слова. Иначе спишут – ступай на завод.
Теперь они образовали крест: спереди и сзади охрана, нам бы только до кабинета дотянуть и вручить. И быстренько делать ноги.

Поднялись по ступеням, теперь лишь одна мысль объединяла мушкетёров: чтобы на посту стоял кто из знакомых.
Повезло, но знакомому гораздо легче справиться:
– Что случилось?
– Лучше не спрашивай!
Последние метры четвёрка преодолела почти бегом, и плевать, что кто-то пялится вслед, трое обратили внимание на необычную суету офицеров.
– Прибыли! – Майор так торопил событие, что даже не спросил разрешения войти.
Генерал поднялся из-за стола, на ходу потирая руки, устремился навстречу.
– Нет, лучше на стол поставим… – Это был последняя возможность передать добычу – при главном свидетеле, четвёрке запасных.
 Осмотр не выявил обмана, всё на месте.
– Объявляю благодарность всей команде! За оперативность, за то, что вышли без потерь –представлю к очередному всех. Молодцы!
«Молодцы» с нескрываемым удовольствием додежурили взглядами до заключения шкатулки в сейф. В унисон выдохнули, генерал насторожился:
– Что не так?
– Разрешите, я потом в рапорте всё уточню?
– Валяй! Проси, что хочешь.
– Выспаться, товарищ генерал.
– Приказываю… – генерал насупил брови, – приступить к исполнению!
– Есть! Разрешите идти? – И мушкетёры спешно удалились с глаз. Теперь пусть у кого-то другого болит голова.
Они покидали Управление, лишь вышли на крыльцо – задрали головы к небу. 
– Ну, ты готово к нашим экспериментам? Сегодня мы немного устали, а вот завтра…
Майор думал о другом. Эта женщина владела ведовством. Уж предъявила возможности русского древнего волшебства. Генералу о том знать не стоит, – назначен недавно, а чьи интересы представляет, ещё не разобрались. Есть офицеры, которые за нашу Русь готовы постоять, как в былые времена. Но можно нарваться на тех, кто хочет расчленить территории на удельные княжества – Урал, Якутия, Дальний Восток. Платит Запад – они из двух кормушек кормятся, и земля их терпит.


Глава десятая
Хозяйка
Кандид встретил её на станции, разодетый – как на свадьбу: фуражка лесника, через плечо ремешок для важности, планшет. Куртка великовата, высокие сапоги, рюкзак.
В кусточках отдыхала лошадка, притащившая на станцию телегу. Сидя в ней, Авана плела непонятную поделку из травы и веток, лошадка же выглядела необычно, если хорошенько присмотреться. Травы не рвала твёрдыми губами, не фыркала, стояла как вкопанная. Ни одна муха не села на неё, ни один овод не заинтересовался.
Хоть станция и глухая, а народ всё равно имеется, любопытство – как ритуал и правило: к кому, надолго ли, как там, в Москве? Наши ещё не пришли?
Взрослых лошадка не особо интересует: что мы, лошади не видали? А вот девочка подсматривает издали. Она точно определила, что лошадка не простая. Как из шести частей собрана, каждая сама по себе, но стараются выглядеть единым целым.
К девочке присоединилась подружка, та тоже не замечает простых вещей, зато всех мальчиков в округе знает по именам.
Алевтина приобняла возницу, чмокнула в щёку, затем заскочила на сено. Кандид устроился на перекладине между бортов, собрал вожжи, причмокнул губами, и покатила телега, ям и уклонов не видя, как по воздуху. Волшебная русская культура и тут прижилась, в столице редко показывается. Там опасно: враги русов окопались всюду, не свети.
Тут уже и дурак заметит: дорога не для такой телеги. Куст не куст, бугор не бугор – идёт прямо, не разбирая знаков. Знаки свои, понятные не каждому; забреди гаишник – так и не заметит.
Кандид поглядывал через плечо на пассажирок, не торопил с разговором.
– И каких новостей желаешь?
– Вернулась – уже хорошо. Американцы уже статью читают, как русские скупают в Пакистане зелёное стекло.
– Что-то рановато. Завтра, поди, только выйдут газеты. Или ты завтрашние научился читать?
– Читать – ещё нет, а видеть вижу.
Алевтина пересела поближе, прижалась щекой к его спине.
– А буквы чьи?
– Латинские. Но стоит прихлопнуть в ладоши – в наши превращаются. Мне зачем всю статью читать? Два-три предложения, где суть. – Он привстал чуть, огляделся. Вроде, чужих не видать. – Камни у тебя?
– Вот о них и хочу просить. Ночью устроим одному майору прогулку. Он сдал их в сейф. А у сейфа есть хозяин. Обоих придётся потревожить.
Кандид помассировал шею – как работы привалило. Понимай так: надо – значит, надо.
– Поможешь? И Авана поучаствует, ты присоединишься?
Жена молодая имела свои планы на ночь.
– Вдвоём не справитесь разве?
Алевтина всё прекрасно понимала. Молодая жена хотела бы оградить мужа от других забот, которые не касаются семьи.
– Как знаешь. Справимся, конечно, но где ещё ты обучишься возвращать отнятое. – Гостья развернулась к молодухе, уставилась – глаза в глаза.
– Как захочет Кандид.
– Вот и договорились. Сама поймёшь, чем нас больше, тем меньше усилий на каждого. Стой! – Алевтина привстала на колено, изучая полянку справа. – Думала, в глушь их затащить, а это место тоже подойдёт вполне.
Кандид натянул вожжи, хотел помочь спуститься дамам, – они сами спорхнули, пошли осматривать поляну.
Он развернулся к лошадке, похлопал по крупу.
– Свободны! – Рукой коснулся телеги. – Вы тоже.
И рассыпалась конструкция на глазах. Рукоеды с рукожопами, повизгивая от удовольствия, рассыпались горохом, пустились вскачь по траве и кустам. От внимания Алевтины момент не укрылся.
– Хорошим дрессировщиком стал. Потом расскажешь, как добился послушания.
Авана осмотрелась на месте, попыталась проникнуть в замысел задачи. Сюда будут приглашены двое из Москвы, приглашены ночью, когда больше спят, чем бодрствуют. И против их воли, – сами напросились. Не бери чужого – будешь спать сладко.
Алевтина повелевала безымянными пальцами, наводила волны, как краску, слой за слоем, картина менялась до неузнаваемости. Вместо рядовой рощицы по правую руку, в минуту появились корявые стволы деревьев-мучителей. Только бы не настоящих палачей призвала, подумала Авана. Это те, кто в своих страстях удержу не знал при жизни, утратил человечий облик.
С двух сторон выкатились пни. Под перстами ведуньи, они стали карабкаться друг на друга, каждый хотел занять позицию повыше. Со стороны казалось, дай волю, они вырастят подобие мечей и сойдутся в кровавой битве.
– Прекратите баловство. Хватит обоим – берите правую и левую стороны, все будут довольны.
И вот из двух колод, сперва сросшихся намертво, потянулись вверх, вниз и в стороны сучья, в руку толщиной. Примерно так надуваются узкие, фигурные шарики. Ростовые части разгадали незримый проект, который сидел в голове Хозяйки, воплощали споро и в полном объёме. Такое случается и со строителями: строили, строили, закончили и вышли глянуть, что получилось: «Мать честная! Это поставили мы?»
Трон выглядел убедительно, подлокотники и ступенька для ножек – царский, двух мнений быть не может. В изголовье подобие купола. Это на случай, если короны заказчица не раздобудет. У Леса, наверняка, есть экземпляры, чтобы сдавать в аренду. И размеры в вершках, а не в сантиметрах, как ныне модно.
Алевтина обошла вокруг, в поисках недочётов. Строители так и норовят спихнуть объект с недоделками, – их ждут другие, с премиями и далеко отсюда. Потом остановилась у фасада. Тут и говорить не надо: здесь сядет моя попа, так что, будьте добры…
После мелкого ремонта, она провела ладонью по части посадочной, бровью не повела, коснулась подлокотников. Бывшие пни издали утробный звук: «Ну?»
– Сойдёт. Они прибудут, надо чем-нибудь удивить.
«Угу».
– Мы тебе пока не нужны? – Кандид не рискнул подходить близко, – в азарте подготовки она могла и его пристроить к трону, не заметив.
– Как хлынут сумерки – жду!
Она была в своей стихии, ей лучше не мешать. Всего не предусмотришь, но яму перед троном – обязательно, это автоматически прописывается в любом варианте. Трава в человеческий рост отлично скроет препятствие. Сегодня, скорей всего, яма не потребуется, но по другому никак. Лес не одобрит – помощи не жди. Обычно лешие считаются гвоздём программы. У них деревья с корнями вырываются из тверди, летают через головы, крушат всё, что под тяжесть угодит.
Алевтина поднесла пальчики к губам, стала прикидывать: луну заказывать? В её практике был случай, когда сдохли батарейки, в самый ответственный момент.
Из чащи послышался треск сучьев. Уже доложили, ничего в Лесу не спрячешь. К трону вскоре вышел смотритель, с вечной торбой за плечами.
– К скольки луна нужна? И с какой стороны?
– Я пока не решила. Мы собьём их с толку в любом случае, так что и не важно, с какой стороны. – Алевтина легко взошла на ступеньку, развернулась и вросла. Трон под ней задышал, внося последние поправки. – Пусть заглянет с севера.
– Это будет дороже.
– Я не ослышалась?
– Шучу. С севера, так с севера. Твои гости всё равно ночью не смогут ориентироваться.
– Главное – чтобы дуболомы отработали чисто. Нынешние насмотрелись ужасов, их труднее напугать настоящими видами.
Смотритель задержался на минутку, осмотрел трон – соответствует ли нормам. В яму не свалился, он её угадал – и в нужном месте перенёс весь вес на руки. Трава под его ногами даже не шелохнулась.   
– Что ж, пошёл запускать. Мне ещё час пружину заводить, как раз успею.

И вот наступила та самая тревожная тишина, на которую клюёт лесной ужас. Все, от мала до велика, принаряжаются, приклеивают зубы, когти и дикие глаза. Растёт в нехоженых местах цветочек вырви-глаз, – самое то, чтобы поверх своих пристроить. В раннем детстве Алевтина участвовала в тысяче представлений, когда заманивали или приводили силой воров и прочий люд, на руку не чистый. Уже при большевиках пошли искоренять старые леса, кто не успел уйти через Порталы. Они где-то прячутся, пока люди здесь не наведут порядок.
Те, кто осмелился вернуться, решили порадовать Хозяйку, готовили парад. За Порталом спокойнее, на ту сторону чёрные маги не стремятся особо, как получили отпор не раз. А обустраивать жизнь по эту сторону, считай – вызов чёрным магам: дескать, вы можете кадилами махать до скончания века, нам укус комара больше причиняет хлопот.
Трон сам сориентировался по первой звезде, довернул полградуса. Хозяйка пальчиками постучала по подлокотникам:
– Стараешься, вижу.
Тут и парад пошёл, как слова сказанные послужили приказом. Кто во что горазд: на ходулях, ползком, кувыркаясь через голову – коренные жители плюнули на угрозы. Это наша планета! Никому не позволим командовать, проваливайте подобру-поздорову!
Детишкам шествие в радость, кто на плечах у папаш, озирается и хохочет:
– Смотри, па, сколько нас! Мы победим, посмотришь!
Приближаясь к трону, глазами жадно пожирают Хозяйку. Давненько ушла к людям, вела себя осторожно, присматривалась да подбирала тех, кто сердцем чист, предан Роду, не купился на безделицу, как чёрные маги. Недавно на дорогих авто приезжали, пугали. Пуганые мы, не вам нас на Путь ставить.
Алевтина сочла звёзды. Двадцати четырёх достанет, можно начинать. Операция «мочевой пузырь просит встать с постели и бегом, в Портал».
Порталы ждали этих двоих. Генералу как-то привычно, раза два за ночь поднимается, – давай, миленький, ножками, ножками, берись за ручку и входи… Есть! Теперь ты, майор: что значит, не хочу? Поднимайся, надо сделать пи-пи… Тебе прям невмоготу, пузырь переполнен. Бегом марш! За ручку потяни, смелее! Ножку поставь через порог. Вторую? Есть! А теперь осмотритесь. Три не три глаза, я перед вами. Мои камушки полагается вернуть, и вы сейчас оба отправляетесь в Управление. Ключ от сейфа не забудь, генерал. Что ты сказал?.. Пойдёшь, как миленький! Без брюк. Ты когда в брюках, то обижаешь слабых, отнимаешь чужое, присваиваешь. Тебе просто не повезло, не на ту нарвался. Бегом марш! Майор, не отставать!
Двое военных пустились со всех ног. Им даже понравилось: это же сон. В Управление, удерживая в кулаке связку ключей, мимо дежурного.  Немного дыма не повредит. Теперь и дежурный считает, что приснилось. Начальник и подчинённый, в трусах, бегом на второй этаж… Это понятно, сны всякие снятся, тут фантазиям нет преград. Смотри, через мгновение спускаются по лестнице, в том же количестве. Майор что-то  удерживает под мышкой, видимо, личные вещи забыл, и приспичило. Можно ребятам только посочувствовать.
Дежурный выпустил их, потом возникли сомнения, вышел на крыльцо. По слабо освещённой улице, сверкая икрами, двое совершают ночную пробежку. Днём трудно выделить время, а ночь вся в твоём распоряжении.
Он протёр глаза разок, глянул – никого. Вот, значит, всё в порядке.

Алевтина приказала наблюдающим сместиться ближе к дороге, пусть двое создают ветры попутные, назад – как получится.
С треском сучьев появился смотритель:
– Мы готовы, луна заряжена. Выпускать?
– Дождёмся спортсменов. Бегут к нам двое, убеждённые, что это во сне.
– Хорошо, что предупредила. Постараюсь не разбудить.
В подлеске зашуршали выпрямители, просеку наладили, чтоб кратчайший путь получился. Гладуны рапортовали – дорога готова. И, минуты через три, в просеке показались две бегущие фигуры.
– Запускай!
Смотритель подбросил на руке луну, прицелился… Она возьми и свались назад, повисла на орешнике.
– Одну минуту, забыл пружине дать свободу. – Пустился за прибором, что-то переключил – и пошла, родимая, как воздушный шарик, наполненный гелием. Помчали тени по поляне, по мере взлёта, сила лампочки нарастала, до боли в глазах.
Алевтина прикрылась ладонью, поглядывая вокруг. Разглядела Кандида с женой, оба задрали головы и наблюдали местное украшение неба. Так и ёлку наряжают, и себя перед свадьбой.
Жестом подозвала пару, предложила постоять у трона. Не густо получается, тут же в едином порыве, так сказать, надо поприсутствовать общественности, хоть для виду. У вас там тоже топчутся по гробу, как Ленин ваш каждому нанёс личную обиду. Но это не наше дело, у нас мавзолея никогда не будет.
Спортсмены сбавили темп, им стали мерещиться чудища по сторонам, а дорога зовёт идти вглубь, и тут всё зависит от воспитания. Поселился страх перед смертью – можно ставить крест: ничему не научился, готовься к заходу на новый круг.

– Ты их видишь, Фёдоров? – генерал  не верил собственным глазам, нужно подтверждение.
– Такое и во сне не привидится.
– А мы где?
– Хотите сказать, оба в одном сне?
– Дай подумать. – Генерал перешёл на шаг, рукою теребя верхний край трусов, где резинка. Они лопаются иногда, когда не ждёшь. – Ты часто видел генералов в трусах? Не часто. Мне стыдно? Не стыдно, значит, это и есть сон. А вон, впереди, видишь костёр?
– Это не костёр. Но нас там ждут.
– Я в этих местах никого не знаю.
– И я. О! Смотрите, как быстро поднимается луна! Первый раз такое вижу.
Последняя сотня шагов далась им с большой натяжкой. Они успели переговорить о многом, генерал и не удивился, услышав про угрозы этой женщины. Ну, не то чтобы угрозы, просьбы.
– Так и сказала? Сам принесёшь? Ну, дела!
– Может, вы ей отдадите изумруды? Мне как-то не по себе.
– Ты забирал, тебе и возвращать. Но утром я даже чай пить не буду, бегом в Управление и открою сейф.
– Думаете, там найдёте шкатулку?
– А как иначе? Это же сон. Где ты видел генерала, бегающего по Москве в трусах?
Майор задержал с ответом, как бы ни нагорело, а потом рискнул:
– Я видел.
Попутчик прикинул в уме: а ведь действительно, так и есть.
– Тебе никто не поверит.
– Согласен. И это… товарищ генерал, может, повернём? Ну, его, этот сон. Завтра на службу.
– Нет уж, Фёдоров, дойдём до конца. Я таких ярких снов не видел, столько подробностей. У меня за всю жизнь один цветной сон, и ты хочешь, чтобы я проснулся. Ещё выспимся!
 – Хоть бы вернулись.
– Фёдоров, ты меня удивляешь. До сих пор я считал тебя лучшим из моих подчинённых.
– Таков и остаюсь, но не на этой дороге.

Трон Фёдоров разглядел очень некстати, решил промолчать. Генерал заметил с опозданием, почти наткнувшись на него. Шагах в пяти остановился, ещё шаг – и полетел бы в яму.
Алевтина была вся в цвету. Наряд весь переливался разноцветными туманами, хотелось дотянуться рукой и пощупать. Корона слепила глаза, вспыхивала, как ёлочная гирлянда.
– Вот и встретились, – выдохнула она.
– Ты с ней знаком? – Генерал посторонился, приглашая подчинённого к разговору. Сообразил, что значит, пробежка пошла на пользу: – А-а, так это её шкатулка? Верни, таким женщинам надо во всём уступать.
– Хочу напомнить, это из вашего сейфа.
– Напоминаю, это сон. Здесь можно всё. – Генерал впился влюблёнными очами в местную царицу, кто позволяет шастать ему в таком виде и не испытывать при этом неудобств. – Годы мои уже не те, но с этой минуты, сударыня, я ваш неистовый поклонник. Примите же в череду… – Тут его взгляд распознал полчища зубатых, когтистых тварей, которых видел в интернете. Но чтобы встретиться вживую, лицом к лицу, против ей послушной рати. – Конечно, это не моё дело, но как-то… Я извиняюсь, на вашем месте я бы присмотрел кого покраше, или мода на уродов пошла?
Царица чего-то выжидала.
Фёдоров уже и не знал, как остановить ухажёра, который не понимает всю серьёзность положения. Он будто сидит в кинозале и грызёт семечки. Совсем не врубается, что это кино так просто не закончится. Тебе не позволят выйти из зала и ломать голову, чем ещё себя занять. Ты только посмотри на эти рожи, подумай своей генеральской головой… хотя, о чём мы говорим? Придётся самому выкручиваться, на него рассчитывать не стоит.
Она указала на шкатулку. Фёдоров не растерялся, стал запихивать её в трусы. Резинка, будто железное кольцо, не поддавалась. Перекладывая шкатулку из руки в руку, как бы снимая с себя ответственность, он решал, какой рукой пожертвовать. Без правой будет сложнее, пусть уж левую оттяпают.
Он сделал пробный шаг. Чем-то не нравилась ему эта ровная, как нарисованная трава. Ноги не хотели дальше идти, а царица пальчиком манила – иди же!
Что-то подсказывало, как только отдаст шкатулку, вся эта братия набросится и будет рвать зубами.
– Товарищ генерал!...
– Зови меня Вася. Я разрешаю только жене и тебе.
– Вася, твою мать! Нас сожрут…
– Что ты сказал, повтори?
– Это же сон. Во сне нельзя повторяться, иначе проснёмся.
– А, ну, тогда ладно. Ты хотел сказать, эти сожрут? Я тебя умоляю! Это всё картинки, игры разума. Ты монстров убиваешь с пульта или с помощью мышки? Мне лучше с мышкой, считай, я всех их знаю, на зубок. Вон те, слева, этих вижу впервые, а так все знакомые морды. По именам не вспомню, но столько лет дружим. А, что?
– Вася, ты можешь вернуть шкатулку? У меня ноги отказали.
– Новости! Я приказываю!
– Так это же сон. Тут мы равны. Если бы не поступил приказ, я не прикоснулся бы.
– Дай сюда, размазня! –  Вася вырвал коробку, собрался сделать подарок красавице. Она рукою как-то провела по горизонту, трава окаменела.
Три генеральских шага, и коробочка устроилась у ног царицы. Снизу вверх, повинуясь мужской линии, спросил глазами: довольна ли ты, краса-девица? Может, ещё за чем послать?
Слуги тотчас встрепенулись, поймали жест. Кандид опередил прочих, преподнёс шкатулку, крышка сама вспорхнула, как кто слово верное произнёс.
Она взглянула, поблагодарила взглядом. Подумала, этого мало:
– Спрячь у себя, я позже приглашу.
Кажется, эти слова и послужили командой. Слуги угрожающе стали выходить из-за трона, руками стали помавать, как кур в сарай загоняют.
– Бежим! – Майор проверил натяг резинки, подумал: на обратную дорогу хватит. Вася, видимо, рассчитывал на торт с чаем, только накрытого стола не наблюдал, а спину Фёдорова – очень. В свете луны его ноги мелькали как у бегуна.
– Эй, Фёдоров!
– Уходим!
Та передышка, что случилась, пошла на пользу. Довольно скоро оба рекордсмена вышли на финишную прямую. Москва встречала с распростёртыми объятиями, тёплым светом улиц и патрульной машиной «ГАИ». Полезное начинание капитан милиции решил поддержать эскортом, пристроился и шёл сзади. Тут он столкнулся с чудом: спортсмены то отрывались на добрый километр, и он ругал себя за невнимательность, то топтались на перекрёстках, в ожидании зелёного сигнала.

Эта ночь, наконец, выдохлась, на северо-востоке полыхнуло розовым мечом, грозные облака врассыпную. Москва прислушалась: один спортсмен позвонил другому. Генерал Вася понимал, что разговор получится трудным, хотел зайти издалека, скажем так:
– Ты ночными пробежками не увлекаешься, Фёдоров?
– Привычка не завелась, ночью не спать вредно.
– Ну, разок за год, может, делал?
– Дайте подумать… Вроде не было такого.
– А прошлой ночью? Ну, напряги память?
– Отвечу теми же словами.
– А жена подтвердит?
Рядом с Фёдоровым зазвучал женский голос: «Подтверждаю!»
– Ы-ых, сговорились!..

Поэтому, просчитав возможные варианты, генерал Вася пустился в импровизацию:
– Где-то затерялся твой телефон, так я уточнил через дежурного. Это… Ты меня хорошо слышишь, Фёдоров?
– Прекрасно. Что-то случилось, товарищ генерал?
– Да. То есть, ещё нет, но уже близко. Ты этой ночью где был?
– Дома.
– А в трусах не бегал? Понимаешь, сейчас мода пошла – ночные пробежки некоторые делают. Ты не увлекаешься?
– Никак нет. Ночью надо отдыхать.
– Всё верно. И такой вопрос. У тебя с мочевым пузырём… Ладно, это потерпит. Так говоришь, никуда. Может, сон сегодня приснился какой?
– Не помню, когда в последний раз что-то снилось.
– Ну, и хорошо, а то я тут растерялся немного. Мы с тобой в одно место подались.
– Интересно. Я что-то не припомню такого.
– А, тогда извини. Подробности, если вспомнишь, я напомню. – Генерал что-то не договаривал, томился неразрешённым бременем. – Короче, мне приснилось, что мы с тобой, по Москве, в одних трусах… тапочки тоже помню. И мы, в таком виде, забежали в лес. Помнишь?
– Никак нет.
– А имя Вася?
– Кто это?
– Ну, я! Я!
– Вас разжаловали?
– Типун тебе на… Сон был такой, понимаешь?
– Допустим.
– И такое всё яркое, запоминающееся.
– Бывает.
В трубке послышалось, что генерал Вася сделал вывод, что таким образом ничего не добьётся.
– Ты помнишь день вчерашний?
– Прекрасно.
– Ты принёс кое-что, я положил в сейф.
– Отлично помню.
– А в сейфе этого нет.
– Поищите внимательнее, как придёте на службу.
– Я звоню из кабинета. У тебя есть хоть какое-то объяснение?
– Надо чаю выпить, тогда легче думается.
– Попей и приходи, я жду. Нету! Ты мне веришь?
– Сейчас, попью чаю.

Ровно через пятьдесят минут майор Фёдоров приоткрыл дверь со словами «можно войти?»
– Давай уже! – Генерал был как на иголках. Ключ от сейфа на столе. – Возьми и открой сейф ты. Может, рука у тебя лёгкая.
Фёдоров остановился у сейфа, поплевал на кончик ключа. Вставил, провернул…
– Ну и? – Васин нос уж тут как тут. Стоит себе шкатулка, как прошлым вечером поставили, на том же месте.
Вася просто разрывался на части, мысли скакали так, что кожа на бритой голове ходила ходуном, как изнутри пинали ногами. Микробы, предположим, или те же фантазии.
– Закрой. Дай-ка теперь я. – Вася отбежал к дверям, попросил подать реплику свою, как майор запомнил.
– Давай уже, кажется так. Возьми и открой сейф ты. Рука у тебя лёгкая, – как на репетиции кружка, выдал Фёдоров.
Вася поплевал на кончик ключа, вставил, провернул и первым сунул нос внутрь.
Шкатулки на месте не оказалось. Решение пришло моментально:
– Давай-ка, повтори…
Больше чудеса не заглядывали в этот кабинет. Около сорока попыток предприняли, в разных вариантах. Наконец, Фёдоров настоял:
– Расскажите, как было дело. Я чувствую, мы упускаем какую-то мелочь.
– Мелочь? – воскликнул генерал Вася. – Тогда я напомню. Лес. Трон. Царица на троне. Она пальцами манит – давай уже сюда мою шкатулку. Ты отказался. Она у тебя в руках, но твои ноги отказали, по твоим словам.
– Меня там не было, напомню!
– Был! А из чьих рук я вырвал шкатулку и поставил у её ног?
– Так-так, интересная деталь. Дальше что было?
– Я что-то ей сказал. Вот тут не помню. Мочевой пузырь… нет, это потом. – Бросив взгляд на сейф, Вася подумал: дураки! Надо было сразу забрать. И держать в руках, сутки напролёт. До Нового года и далее. Или продать. Пригласить Каца в кабинет, вручить – а дальше пусть бы крутился…
Одним словом, история повернула куда-то не туда, и всему виной это проклятый Пакистан! Пусть бы уже поубивали там, чем тут такое.

 *  *  *
Кандид наблюдал, как местные занялись территорией, стали приводить поляну в первозданный вид. Просеку с дорожкой засадили деревьями черники, клубники, установили дежурные пни – одним словом, постарались, чтобы о соревновании ничто не напоминало.
Царица подала знак, Авана будто того и ждала – подлетела к трону, не касаясь травы.
– Ты зря томишься, для ревности не вижу причин. В тот раз мы Кандидом обсуждали операцию, как взять изумруды. Лес подкинул идею, Кандид донёс до меня план, и мы обсуждали каждую деталь. Это всё-таки за границей, там другие командуют силы, Лес по своим каналам поискал единомышленников, мне среди военных пришлось прощупать того, кто сможет организовать.
Авана в порыве признательности припала на колено и прижалась щекой к руке царской.
– Я помогу тебе. Ты изумруды добыла для Перца, знаю. Знаю, как изумруды наделяют мудростью того, кто хотя бы ночь побудет под лечением камней. Он третью ночь у нас ночует, и я чувствую, как ему не хватает женской ласки. Он какой-то диковатый стал, что ли? Как не стало Управления, так все и потеряли себя.
– Как не стало? Опять?
Авана виновато подняла глаза.
– На этот раз, похоже, окончательно. Все министерства как сговорились. Вчера пели славы Управлению, а сегодня признали, что оно убыточно, не стоит тех средств, что потрачены. – Авана застеснялась, хотела что-то добавить.
Царица погладила её по волосам.
– Давай, что там у тебя ещё? 
– Подслушала одного дяденьку, большие такие звёзды на плечах. Он сказал, по одному шпиону в неделю или две – это не рентабельно. Мы, говорит, задумали проект для отлавливания всей агентуры, сделали всё для них, а они не едут; так что давайте проголосуем и закроем проект. Надо поискать себя в других сферах. В торговле с Западом, например. И ещё. – Молодка продолжила с заговорщицким видом: – Материк знает, что Марс и другие планеты заняты, почему же они своим гражданам не говорят о том? Для чего лгут людям? Я думаю, потому что русских нет на всех постах. Так?

Алевтина покинула трон, развернулась лицом в сторону, где так весело проводили время граждане Советского Союза. Не все, а с особыми признаками, кто хорошо умеет пускать пыль в глаза. Кипучая деятельность, квартальные отчёты и премии – это всё обязывало ЦРУ и прочие службы стремиться всеми силами раздобыть информацию о конкретном объекте. На допросах агентам удавалось получать исчерпывающие сведения, путём контрдопроса, под видом перехода на сторону Советского Союза.
Судьба всех перешедших на сторону русских во многом похожа. Их собрали в отстающий колхоз, женили на доярках и учётчицах, погрузили с головой в работу настолько, что бывшие американцы забыли, что такое атлас, политическая карта мира. У них совсем другие интересы. Почему отстаём по закладке кормов на зиму? Почему корова рожает раз в год? Как бы выписать материалов для ремонта крыши?
В чём отличаются судьбы – так в женских именах, кого на собрании актива выдали в жёны. Наша женщина не упустит случая, не говоря о премиальном муже. Опять же, родственники могут приехать с подарками: погостят с недельку, тут их, всем собранием, принимают в члены колхоза, чтобы не дулись на Советский Союз, и у многих стало получаться. Бывало, подойдёшь вечерком послушать разговоры, так они и не стесняются, во весь голос спрашивают: «Что ещё надо этой Америке от нас? Мы же вас не трогаем, что неймётся?»


Глава десятая
Лёха
– Целый день на ногах! Достали! – Лёха натянул шнур, палатка сложилась, будет кто мимо топать – не заметит; последние капканы уложил в рюкзак. Лес предупреждает один раз, лучше сдать в лом по пути, чем нарваться на неприятность. К директору идти, считай, не по своей воле надо: женщин развелось в Лесу – не пройти. Что ж он разбрасывается кадрами, а? Жили без них столько, и дальше справимся. Сегодня он добьётся, что его выслушают, кровь из носу! Держитесь, я иду!
Искал попутчика – одни конкуренты: им хорошо, что баб стало много, есть, из кого выбрать.
– Вот не люблю, когда обо мне кто-то рассказывает. Лучше я сам, без помощников.
Короче, как почуял неладное, так и собрался в путь. Каждый день что-то происходит, изменения накапливаются, а результатов никто почти не замечает. Может луна сбежать с орбиты, как её перестали у нас уважать. Сидели на ней пришельцы, доили землян, – не тронь, так ещё триста лет доили бы. Слепых проще доить: они же не видят демонов и чертей, а при царе ещё как видели. Что рогатые сбились в штурмовой отряд большевиков, своих всюду расставили и пошли рубить русских на корню, источники уцелевшие не говорят, зато молча говорят факты. Расстрелы, лагеря, войны, – всё по генеральному плану зачистки поверхности от русских. Драконы и рептилоиды плодятся в подземных городах, наращивают численность, чтобы в один прекрасный день подняться на поверхность и добить уцелевших. Реки усмирили плотинами, и людей усмирили, а насколько терпения хватит – время покажет.
Второй раз я выходил на тропу, ведущую к Управлению, глазом моргнул – тропа пропала. Не отпускает Лес, всё хорошо идёт, по плану, зачем события подгонять?
– Так людей много погибает, надо предупредить! Ведь ни за что, и они думают, что кому-то их жизни нужны.
Ветер дышал через дуплистую осину, будто от имени Леса вёл беседу:
– Так вымрут те, кого ничто другое не интересует, кроме денег.
– Так среди них полно талантов, их только направить в нужную сторону.
– Таланты на вражью сторону творят, их незачем оставлять в живых.
– Но я всё равно попробую. Ну, заплутали, с кем ни бывает?
Лес не ответил. Тропинку всё же выделил, мол, ступай. Сразу бы так, зачем лишние вопросы? Если что не так пойдёт, мне жить в новой альности, я не буду писать заявлений, только волеизъявления. Создаю свой мир, кому не нравится – создавайте свои.
Город станочного парка встретил приличным сквозняком. Не задерживайся. Я понял: у тебя свои намерения, так и нам не мешай. Краем глаза подметил: между ящиками идёт обмен информацией. Может, революцию очередную хотят опробовать на себе. Ускорение, перестройка – и вляпались. Предупреждай, не предупреждай, а личный опыт перекроет любую философию.
Глаз цеплялся за привычные складки местности, но пока не находил главного ориентира. Как смыло. Паника не приветствуется, мы ещё до дороги не дошли, там видно будет. Однако, утешая себя, я подготавливал себя к худшему. Управления нет на месте – это ещё не значит, что его в природе не существует.
Дуб на месте. Про Смелую сталкеры только и говорят: смоет, вот увидите! Я должен увидеть собственными глазами, тогда с чем-то соглашусь.
Пусто! Это я перешёл дорогу, как её запомнил. Трава пробила трещины в асфальте, обочины занесло песком. Но ни здания, ни коттеджей, ни общежития в ближайшей перспективе мне не удалось обнаружить. Здесь жили, ошибались, пили кефир и мечтали.
Что ж, признаю: я опоздал. Так жизнь устроена: то мы спешим куда-то, то откладываем на денёк, потом оказывается, всё ни к чему. Напрасные труды, слова и покупки. Как первый автомобиль сгнил на свалке, то же самое ждёт и последний. Всё расписано до килограмма.
Сталкеры отказались подписывать моё волеизъявление. Я же считаю своим долгом действующего директора поставить в известность, несмотря на привычку отказывать. Мне не привыкать. А ещё очень хочется Тузику в глаза посмотреть: помнишь ли должок? Ты у меня двух подружек отбил, у самого, небось, целый гарем… Вот с такими мыслями пришёл в это святое место, проклятое попами.
Звук двигателя мопеда в этой тишине можно распознать за километр. Снова военные чудят, осматривают местность для собственного спокойствия. Вовремя я раскинул маскировочную простынку, укрылся с головой. Одним глазком вычислил низко идущий дрон. У военных все задачи теперь решают дроны: подстрелить кого, кому задать вопрос:
«Что вы тут забыли? Кто такой, фамилия?»
Они сталкеров давно со счетов списали, а мы существуем, статистике на зло и вопреки. Те сталкеры, что живут в деревнях, уже не сталкеры, а домоседы. Жена, детишки и хороводы – вот больше ничего не нужно. Я один, возможно, продолжаю дело, надеюсь, его потомки будут продолжать, если женщину у кого отниму или переманю. Советский Союз – а женщин не хватает, хотя их в пять раз больше. Это какая-то дикость: есть всё, и не хватает. 
Терпенье лопнуло вчера, последней каплей стало приглашение на свадьбу. И кто? Тот самый Серёга, кто клялся… ну, как клялся? Говорил, посмотрим. Один, выходит, на весь Лес. Шёл в деревню, внимания хотел не привлекать, а тут детишек орава, окружили со всех сторон: «Сталкер!» В моём детстве, всякое чудо мы тоже сопровождали криками: смотрите, трактор! Или подводная лодка! Всякой мелочи удивляться спешили, с годами эту охоту нам отбивали незаметно. Ну, трактор, пусть себе, и подводная лодка: что же тут удивительного?
У этих – сталкер. Выпили, конечно, прилично набрался я и втянулся в разговоры. Серёга говорил, мы тебе сталкеров нарожаем, так что скоро не один будешь, возглавишь команду. Дети же из дому норовят сойти, вот и возглавишь.
Они думают, сам себе не нарожаю. Это вы меня плохо знаете. Я этот мир исследую, который вы не изучили, а вы пошли свои миры строить. Я просто даю гарантию: напортачите. Потом прибежите – научи. И ещё подумаю, брать ли. Детей приводите, не прогоню, может, из них толк будет.
Дрон ушёл, можно выбираться. Простынку скатал, связал шнурком концы, через плечо накинул. Солдаты шинели когда-то так носили, называлось скаткой. Кто об этом помнит ныне? Исчезают слова и понятия, кто-то сильно помогает.
Девчушку я заметил сразу, она шла прямиком ко мне.
– Ты сталкер Лёха?
– Ну, я. А ты чья будешь?
– Дочь Кандида и Аваны.
– Ишь ты!
– У меня ещё две сестры младших и брат.
– Быстро вы осваиваете гору.
– У нас время бежит по-другому. Я чего хотела… – Она мельком окинула местность. – Просили передать, это место с вечера будет занято. Никто не должен помешать союзу.
– Советскому уже помешали.
– Я что-то слышала, но главное не то, что в прошлом. Новый союз, для двух сердец. Им это место выделено, ты уходи. Чтобы чего не случилось.
Тут я и призадумался.
– Что ж получается? Ты соединяешь чьи-то сердца, тем и живёшь. А моему, одинокому, пару подыщешь?
Она ждала моих слов, вот что удивительно.
– Наконец-то. Юная Веста извелась уже, а ты глаза отводишь.
– Кто такая?
Она так рассмеялась, что я почувствовал себя полным идиотом.   Как такое может быть: на меня пялятся, и я не замечаю?
– Сказать? – Она хитро приподняла бровь. – Ты цепляешься за движение, которое отслужило все сроки. Нужно было так, чтобы вы ушли из городов, ощутили полную свободу. А Лес устроил всё, чтобы не пожалели. Все не пожалели, кроме тебя, потому как не дозваться.
– Так что, как последний мамонт… я поддерживаю традиции…
– Скелет былого. Солому.
– Отведёшь?
Она кивнула. Судя по мордашке, с этой Вестой у неё тоже были разговоры.
Тогда откуда взялось слово «невеста»? Веста – это хозяйка в доме. НЕ-Веста – не хозяйка; забавное открытие.
– Пойдём? – Девчушка протянула руку, приглашая идти.
Я осмотрелся. Тузика мы уже не отблагодарим, оно, может, и к лучшему. Ногами раздвигая сочную зелень, я шёл и ловил себя на том, что хочется смеяться.  Столько хлопот за общее дело, для братьев, а оно оказалось ненужным никому, кроме меня. Заблуждениями могут оказаться древние правила, мы сами громоздим их, чтобы после героически преодолевать.
Навстречу попалась стая рукожопов, – так вот кто подчистил территорию Управления так, что не узнать! Я слышал, достигли перемирия, и вон во что оно вылилось.
Река на месте, и Дуб – как наблюдатели, чтобы тут опять не наладили стройку безумного проекта. Руками человека много вреда досталось планете, да он и сам себе чаще враг.
Приставил ногу, оглянулся. Рукожопы тащили что-то похожее на палатку, цвета брезента полностью соответствовали приметам местности. Для кого такие почести, не понимаю.
Мы миновали станочный парк, обошли по краю. Постукивали молоточки, скрежетали вырываемые гвозди. Здесь намеревались что-то изменить в мировом порядке, на своё усмотрение, и это уже не наше дело. Бухгалтера над ними нет.
Что две речушки пересекли – помню, она вела меня неизвестной тропой. Как такое может быть? Я тут исходил всё вдоль и поперек. 
Запыхался.
– Далеко ещё?
– Почти пришли, в Паху надо успевать до захода, иначе потом не найдёшь.
– В Паху? Это для последних холостяков, откуда никто холостым не выходил?
– Я рада, что ты в курсе. А у тебя обратной дороги нет.
– Ну, и ладно! Когда всё надоело… Веди!
 *  *  *
Кандид просил не торопиться, посмеиваясь над Горчицей. Изумруды завершили работу с сознанием, гость и без того выигрывал чемпионаты, а тут самоустранился, поскольку равных в ближайшие годы не родится на Земле.
Авана выскакивала в разведку, возвращалась. От неё и узнали, что палатку уже собирают, и предстоит в ней прожить нашему знакомцу около полугода. И всё из-за Аваны. Та носилась по мамкам, искала помощи: моего Кандида хотят сделать гроссмейстером, а мне в доме такое не нужно.
Мамки вроде подобрали решение, вызвали Кандида для беседы, потом условие поставили: если гостя не выставишь в ближайшую неделю, придётся усыновить, тогда на одного сына меньше родишь. Но больше всего Кандид поразился альбому с фотографиями, в котором, с рождения до посадки в вертолёт, мелкими шажками была выложена судьба одного хорошего мальчика. На новогодних утренниках его наряжали Перцем, из года в год, до седьмого класса. Там он уже посчитал себя слишком взрослым, чтобы читать стихи и носить красный хвост. Вот он на фоне облаков, вот на лётном поле, в форме курсанта. Кандид немного завидовал выбору: я ведь тоже хотел, но, видно, оказался не таким настойчивым. Для полётов нужны какие-то особые таланты. Матросами тоже становятся не случайные дети, их выбор как бы предопределён условиями проживания.
Получается, мы про Перца ничегошеньки не знаем. Он тоже ходил на вертолёте. Напроказил – лишили удостоверения, потому не находил себе места. И как так вышло, что про родство душ ни разу разговоры не коснулись? Перец, видать, знал, что Кандиду не долго осталось рассекать над Лесом. Выходит, Лесу лучше знать, кого куда. 
Солнце потеряло равновесие и стало сваливаться поближе к Берлину. Кандид почти угадал, что пора. Горчица принял все условия, одно лишь выговорил для себя: я войду первым. И вот они рядом с палаткой, внутри пусто, две подушки и одно одеяло.
– Ты чего-то боишься? – Кандид и друга не хотел терять, и Аване сделать приятное собирался. – Если что – назад дорогу найдёшь. Просто потерпи до утра.
– Чего мне бояться? Просто немного боязно, но это не то. 
– Волнуешься.
– Да я давно не мальчик. Я как-то представлял себе иначе.
– Извини, дружище, можно сорок лет представлять, но одного шага не сделать.
– Ты рассуждаешь так, будто тебе заплатили.
– Это даже обидно. Накал нервов всё же не даёт тебе права так говорить.
– Не то! Не так!
– Ты её любишь?
– Ну…
– Понятно. Вы уже были рядом, молодец, что не сбежал.
– Ну, тогда условия были другими. Танцы, крем на лицо. Тут ничего этого.
– Трус?
– Трус никогда не сядет на место пилота.
– Она не вертолёт.
– Знаю, но от того не менее.
– Ты возьмёшь себя в руки, в конце-то концов?
– Беру.
– А что руки дрожат?
Горчица не ответил. Стал просто следить за руками и приводить себя в порядок. У него ещё есть время, пока солнце не нырнёт за… В целом, она слишком занята, как только освободится, так и жди.
Он мысленно подставлял ладони под светило и стремился поддержать.
– Я тебя не понимаю: вы уже знакомы!
– Никто и не спорит.
– Так чего тебе не хватает?
– Там кругом были люди. Не знаю, что-то не так, как раньше. 
– Может, книжных полок не хватает, луны?
– Может.
– А кефиру, для храбрости?
– Сейчас бы не отказался.
Кандид отошёл на десяток шагов, про кефир завёл речь. Пока они обсуждали способы добычи, Горчица дважды заглядывал в палатку, за каждым прикосновением ветерка. Эта женщина способна на то, о чём не подозреваешь.
Супруги договорились, Кандид  вернулся, дотронулся до плеча, чуть наклонившись. Шёпотом сказал:
– Ты привыкай, а мы за кефиром. Авана говорит – там высоко, она не достанет. А не достанем оба, обойдёшься без кефира.
– Обойдусь, не первый раз.
Что дальше тянуть нечего, надо уходить, Кандид понял давно, просто хотел поддержать. Кто бы мог подумать, что встреча с Алевтиной не так проста, как кажется, что бывший пилот нуждается в предварительной подготовке. Что уж говорить про сам экзамен.
Авана вцепилась в руку мужа и увела, предвкушая, что эту ночь на вершине они проведут вдвоём.  Кандид вяло сопротивлялся, позволяя уговаривать себя, и шагал по травам всё увереннее, оглянулся лишь раз, когда дружок наполовину скрылся в палатке.


Войти в палатку без свидетелей – он этого и хотел. Проверил на устойчивость, – этим рукожопам доверять, по словам знакомых, лишний раз не стоит.
Растянулся поверх одеяла, и сразу перед глазами возникла библиотека, полки с книгами. Как будто не они сами раздевались, а кто-то другой. Они лишь стали невольными свидетелями свидания.
– Ну, и чего мы боимся? Все люди ложатся в постель, чем-то занимаются, ещё и удовольствие получают.  После чего в роддомах фиксируют прибавку… Одичал. А всё Москва виновата. Вот не поехал бы… Надо брюки снять, иначе опять скажет. Страх нельзя кормить, поэтому раздеваемся. – Стянув рубашку, Горчица остановил себя. – Я Перец! Пусть меня боятся! – и стащил брюки. Простынь хрустела, подразнивая: я такая большая, широкая, а ты один, такой малоразмерный. Не пригласить ли нам кого?   
– Счас! Уже скоро! – Перец испугался, что занимает середину ложа, стал пядями отмерять расстояния слева и справа. Наверное, надо умерить аппетиты, не всё одному. В уме поделил сумму расстояний, сместился на тридцать процентов… Если взять ещё десять, она поймёт, что ты боишься. Нет, тут надо поставить себя твёрдо: ни шагу назад!
Полог палатки окрасился в красноватые оттенки. Уже скоро.
Слуха коснулся детский голос. Рукожопы что-то забыли. Или Авана наняла их посторожить первую ночь. Чтобы не сбежал.
– Мам, он уже здесь.
Перец приподнял голову, прислушался. Теперь послышался характерный шелест травы по ногам. Слышимость исключительная.
– Ты иди, мы посторожим. 
– А он ждёт тебя, мам?
– Надеюсь.
– Так иди, нам очень нужно.
И вот рука коснулась полога, пальцы проникли в щель.
– Есть кто в доме? Можно войти? – этот голос не спутаешь с другими. Сегодня в нём покорность, нет того напора, который тоже отпугивает. Всё развивается прекрасно до того момента, когда она вспоминает, что род обязывает.
У него перехватило в горле, хрипло выдавил: «Д-да».
Причёска заняла сразу половину пространства. Если не обман зрения. Она старалась, она хотела понравиться чем-то особенным.
– Это платье не желательно мять.
– Да-да, – он проверил владение голосом, – конечно, входите. Входи. – Сказал и отвернулся к стенке, как делал не раз, когда женщины торопливо меняли одежду, чулки, коньки или сдавали в прачечную бельё. У них какая-то жажда случайно выставлять напоказ подробности, умело отслеживая, чтобы другие глаза не обрадовались находке.
– А что говорят женщины, когда приходят домой?
Перец тотчас припомнил варианты, какие слышал чаще других. «Как я сегодня устала!» – они как обезьяны, повторяют за артистами. 

Алевтина нырнула под одеяло, уже под ним совершила манипуляции с остатками белья. Сняла и сложила под подушку. И вот они, красавцы, лежат рядом, могут коснуться друг друга, да никто не собирается сделать этот шаг первым.
– О чём думаешь?
Перец развернулся на четверть оборота, уставился в потолок.
– Думаю, как донести случай.
– Так постарайся.
– У меня есть брат. И мы настолько похожи, что не отличить.
– Ты хочешь сказать…
– Верно. Ты очень нравишься ему. А мне приходится подменять, когда он слишком занят. До этого вечера всё шло нормально, до этой встречи.
– Зачем же ты пошёл на обман?
– Он обещал, что успеет. И вот что-то помешало.
Алевтина нахмурила брови, что-то припоминая. Взвесив его слова, потянула из-под подушки свои сокровища, стала одевать их. Ещё разок задумалась.
– Отвернись, дай одеться.
– С удовольствием.
– А я-то думаю, что так неспокойно на сердце.
– Он обещал. Я тоже не собирался задерживаться. По уговору, я побуду у палатки, в крайнем – могу войти, прилечь. Дальше этого шага мы ничего не оговаривали. Сколько мог, я тянул время, а его всё нет.
– Надо идти и выручать, раз такое дело.
– Думаю, если через полчаса не явится, можно объявлять тревогу. Предположить, что его перехватили по дороге сюда… Могли.
– Ты их знаешь?
– Только в общих чертах. Они не афишируют себя, действуют всегда из тени.
– Засекаю время. – Она села, глядя на выход из палатки. – Интересно, как бы это получилось. Он входит, ты уходишь?
– Могу зарыться в землю кротом, комаром улететь. Нам встречаться особой нужды нет.
– Не ладите?
– Есть такое. Разные взгляды на то, что правильно.
– Но ты согласился подменять в какие-то моменты. В библиотеке кто из вас был?
Перец решил поиграть:
– А сама как думаешь?
Она стала загибать пальцы, считая свою считалочку. Сбилась со счёту. Начала заново.
– Он.
– В библиотеке с тобой был я.
– Хочешь что-то проверить? Тебя там не было, теперь я уверена.
– На чём же основывается вывод?
– Мы целовались. С твоими губами я так и не познакомилась.
– Это можно легко исправить.  Разреши тебя поцеловать.   
– Ты опоздал. Мог сразу атаковать.
– Напоминаю, это мой брат. Я же не враг самому себе. – Перец тоже сел. Теперь они могли говорить доверительнее, не имея каких-то обязательств.  Сколько же вопросов и версий перемололось в её чудной головке.
– Он у тебя кем трудится, и где? Директор завода может задерживаться допоздна, остальные уже дома, поужинали.
– Мне нельзя об этом говорить. Кстати, – он повернул голову в четверть оборота, на миг всего, – ты как-то обмолвилась, что твой муж не будет знать фамилии твоей. Конечно, у меня есть версии.
– Даже не одна?
– Простая – ты выходишь замуж и берёшь фамилию мужа. В тот день ты ещё не знала, позовёт ли тот, за кого готова выйти.
– И вторая?
– Фамилии нет. Только настоящее, родовое, вечное и другие имена. Ты работаешь под прикрытием, легендой тебя обеспечили.
– Ещё версии?
Перец откинул одеяло, стал одеваться. Застёгивая пуговицы рубашки, с ленцой заметил:
– Судя по реакции, первые две ушли в «молоко».
– Мало ли… Мужчинам, большинству, на мой взгляд, нужна точность и факты. Просто поверить уже не получается.
– Умением уходить от вопросов славится большинство женщин. – Перец резво откинул полог палатки, выглянул. Напротив входа, в двадцати шагах, у крохотного костра сидели мальчишка с девочкой, спиной к нему. Он сунул голову в палатку, перешёл на шепот: – Твоя охрана?
Тотчас к нему прилетело сзади:
– И куда это мы собрались? – Против костра лица не разглядеть, мальчикам нравится командовать, и тут случай подвернулся.
Алевтина поднялась на ноги, нырнула в свой шикарнейший наряд. Её напору только позавидовать: настойчивым толчком в плечо выставила Перца, освободи проход.
– Пусть идёт, куда хочет!
– Как? Мы же договаривались!
– Я потом объясню.
Девочка оказалась осмотрительнее:
– А кто это к нам?
Из густеющих сумерек показался человек, приближался торопливо, словно имел право.
Все четверо, кто с шумным выдохом, кто с любопытством, ждали.
Он поравнялся с костром, на лице его играла неподдельная улыбка.
– Успел, слава богам!
Дети облепили Алевтину, в один голос выдали: «Кто это?»
– Тот, кто нам нужен. А это его родной брат.
– Ма! Да они похожи, как две иголки. – Что детям оставалось, как сравнивать и убеждаться. – И тоже Перец?
– Только один из них. Брат помогает брату, ничего сложного.
– Ты же раньше не говорила.
– Сама только сейчас узнала. Мы отойдём для разговора, вы оставайтесь здесь. – Алевтина не придумала ничего лучше, как взять ситуацию под контроль. Братьев подхватила под руки и повела в сторону Материка, где буквально на глазах истаяла розовая полоска заката.
Лес шагнул из темноты, он любит эти моменты, когда можно отвоевать хоть сколько у полей. Неровён час, прикатит агроном, прикинет площади и прикажет перепахать.
В темноте было заметно оживление: это рукоеды и рукожопы проводили плановые мероприятия, ни минуты не посидят без дела, как пчёлы и муравьи. У них нет привычки пролёживать диваны, шевелить мышкой; они на защите своих прав и территорий.
Три пня оказались к месту, обозначили треугольник, словно кто подослал.
– Ну вот, и славно. – Алевтина привычно коснулась поверхности одного пня, смахнула невидимую пыль и присела. – Кто начнёт? Начнём с имён, чтобы не путаться.
Братья заняли оставшиеся места, собирались с мыслями.
– Аркадий и Борис, тебя устроит?
– Подберите что-то другое, эти заняты.
– Я буду настаивать на своём. Перец – так и обращайся. – Опоздавший к событию решил ничего не менять.
– Тогда я – Игорь.
Алевтина обратилась к нему:
– Где шкатулка?
– Кандид сказал, пусть побудет у них.
– Какое влияние на тебя оказали камни?
– Влюбился. Но я знал, что волшебство направлено не на меня, поэтому поостерёгся чуть.
– Они мне нужны сейчас. – Алевтина почувствовала движение за спиной, оглянулась. В темноте мелькало светлое платье, кто-то торопился... В отсветах костра они разглядели жену Кандида. Она запыхалась, тоже хотела успеть.
– Забирайте! – Авана протянула шкатулку.
– Ты с мужем?
– Да, Кандид велел передать и назад. Мы не хотим мешать, я побежала!

Реакция молодухи понятна. Как робко, почти тайком, она бросала мимолётные взгляды на братьев, говорило о том, что весь Лес давно в курсе. Кандид, наверное, предупредил, что события этого давно все ждали. Поэтому и сам не пришёл – пусть уж жена потешит любопытство.
Платьишко растаяло довольно скоро, шорохи ушли. В тишине послышался неясный мужской голос, затем её: «Прямо в руки».
Выждав время, Алевтина призналась:
– А мы с Игорем целовались.
– Знаю. Он у нас нерешительный, да и целоваться не научился.
– Подослал, чтобы я научила?
– Мы постоянно чему-то учимся, в том нет ничего худого.
Она протянула шкатулку Перцу.
– Прижми к сердцу и послушай себя.
– У! – Перец не смог удержаться, получив сигнал от камней. Стоило приложить, они начали свой повседневный труд. – Ух ты!..
– Понаблюдай молча. А с тобой давай проясним.
Игорь отвёл глаза от костра, мельком нашёл её глаза и опустил свои.
– Остаёшься с нами до утра?
– Хотелось бы поспать в своей постели. Такси можно вызвать? – Игорь снова бросил взгляд на неё, против воли. Поди пойми, чего он хочет на самом деле.
– До утра останешься с нами.
Игорь поднялся на ноги, окликнул темень:
– Канди-ид! – Не получив отклика, обернулся к ней. – Могла бы просчитать. Я бы с ними ушёл. – Прислушался к тишине, снова оседлал пень.
– Ты нам не помеха.
– Третий лишний, говорят, я тоже так считаю.
– Ещё выспишься, вы мне нужны сегодня оба. Пойдём в палатку.
Браться переглянулись. Перец не выдержал:
– Твои дети?
Она, преодолев внутренние запреты, коснулась его волос.
– Всё скоро узнаешь, всему своё время.
– Они нас посторожат? – Игорь поднялся, направился в сторону палатки. Дал им возможность остаться наедине. Перец неловко дёрнул рукой, оставил на колене.
– Пойдём?
Она поднялась, сделала первый шаг.  Дала ему возможность принять решение. В темноте так просто оступиться, руки коснуться.
Он так и сделал, уже следующий шаг они сделали вместе. Трава стелилась под ноги, роса ещё не выпала, и, вместе с тем, тут и там, зёрнышками, мелькали отражения звёзд.
– Хорошо ли детям целую ночь просидеть у костра?
– Им это в радость. – Алевтина будто пошатнулась, оперлась на его подставленную руку, смело взяла под локоть. – Костёр и звёзды – волшебная картина.
– Не замёрзнут?
– Они тепло одеты.
– Смотри, стожок сена сам ползёт.
– Местные создадут условия, могут и домик доставить.
Стоило дойти до палатки, как изнутри послышалось: «Всё, я на боковую. Не трогайте меня».
Они по очереди вошли под свод, неторопливо разделись до белья.
– Шкатулку куда?
– За подушку поставь.
– Кто с краю? – Перец почему-то был уверен, что выпадет ему.
– Конечно, ты. – Соединив руки, они залезли под одеяло. По ширине на троих его недоставало, с этим придётся мириться. Перец нашарил место, шкатулка ушла в изголовье.
– Я уже сплю, – сообщил Игорь. Он успел выбрать максимальную долю, чтобы не отморозить живот.
– Мы видим, – откликнулась она.
– Я серьёзно. Ещё минута.
– Поделись одеялом, нас двое. Всем рано вставать.
– Да, всем спокойной ночи, – вспомнил Игорь. Она повернула голову, стала всматриваться в любимый профиль. Перец сделал то же самое. Переплетённые пальцы продолжали свою игру, внутренний свет играл на лицах, нарушая законы ночи. Кажется, они готовы любоваться друг другом, пока сон не разлучит.
Он осмелился, повернулся на бок и нащупал вторую руку её, обе притянул к себе и очень нежно приник губами.
– Я ушёл, – напомнил о себе Игорь. 
– Мы тоже. – Алевтина оглянулась через плечо. Он сел, освобождаясь от одеяла. 
– Пойду-ка я, погреюсь у костра.  Всё равно не уснуть.
Они затаили дыхание, пока он натягивал брюки с рубашкой. Алевтина мысленно отправила ему подсказку: там есть сено, найдёшь.
Шорох полога и удаляющиеся шаги сообщили, что одеяла теперь точно хватит. Игорь подал голос:
– Примите в компанию, друзья?
– Конечно! Дядя Игорь, а вот эти малыши… вон, пень потащили. Они чем питаются?
– Теми, кто задаёт больше одного вопроса в минуту.
Девочка захохотала, по голосу было понятно, что настроение у неё самое боевое. И дядя Игорь, похоже, собирался поднять ещё выше.

Именно теперь, оставшись наедине, Перец смелее придвинулся, пока не упёрся грудью в эту бронированную прелесть, обхватил рукой за спину и прижал к себе. Пальцы-то жили своей жизнью, пошли искать замочек, открыв который можно даровать свободу двум очаровательным деталям – предметам гордости и зависти одновременно.
– Что-то я не нахожу ключика к замочку, – шепнул он ей на ушко.
Она освободилась от объятий, приподнялась чуток и стащила через голову надоевшую за день вещицу. Оказывается, есть и такие модели – ни застёжек, ни крючков.
На этом мы их можем оставить, и дождаться утра.
 *  *  *

Лёхе совсем не спалось нынче, тут всё сразу свалилось в кучу.
Он валялся поверх самодельного матраса, изредка открывал глаза, отмечал время и тяжко вздыхал. Последняя пара голубей ворковала, как кто-то потревожил.
– Опять рукожопы явились? Вот сейчас выйду и задам перцу! – прислушался. Обычно хватает, повысишь голос – и разбегаются.  Невольно припоминались занятия с голубями, полигон и инструктор, Иван Иванович. Его так и звали друзья, Голубятня. Голуби шли с ним по жизни рядом, менялись поколения пернатых, и только он оставался на своём месте, считался лучшим, натаскивал молодых. Пока птица к нему не привыкла, результатов не было, одни упрёки – не стараешься. А если глупые? Почему их так легко отлавливают школьники и коты? Но в один прекрасный день их как будто подменили – всех сразу. Иван Иваныч отвозил почтальона на десять, потом двадцать километров, и почтальоны вдруг перестали артачиться, выполняли команды.
Ранним летом Лёху доставили в Лес, пояснили – сам выкручивайся, лишнего не болтай, а вот сведения шли дважды в неделю, чаще не стоит.
Пообвыкся, осмотрелся да и пошёл изучать порядки здешние, со сталкерами знакомиться. В деревни заглядывал, писал отчёты. Собственно говоря, достаточно было упоминать темы, над которыми колдовали сталкеры. Тот изучает пни, этот рукожопов, у каждого свои наработки, умение маскироваться и выживать. Нет особых новостей – голубя всё равно отправь, чтобы не забывал дорогу.
А вот за Алевтиной просили специально понаблюдать: с кем она, чем занимается. Ну, не лидер она, здесь есть люди постарше, чьи рекомендации принимаются без оговорки. Что Алевтина? Крутит хвостом, дразнит мужиков. Говорят, и  Кандида в постель к себе затащила,  – видели люди, не слепые. И почему к этой особе столько внимания, Лёха никак понять не мог.
Швырнут камень и бегут!
Он поднялся с лежанки, вышел наружу. Все попрятались.
Он потянулся, сделал микрозарядку. Никто не встаёт в такую рань. А ему почтальона пора отправить. Записка готова, надо выйти на самый край Леса, без лишних глаз подбросить вверх питомца – лети! Часа через два нужно будет встретить, с ответом и новой задачей.
Хотя – если честно, – давненько изводил себя сопоставлениями. Обычный сталкер никому не подчиняется, шлёт на три буквы, и вполне счастлив. Тысячи, хорошо – сотни ребят живут в своё удовольствие, жён добыли, поменяли образ жизни на осёдлый. Плевать, что там военные прочёсывают деревни, наносят хоть какой урон и уходят ни с чем. А ты должен сообщать, вести учёт, выспрашивать и подсматривать, как они с лесными жителями ладят, почему не воюют, и что можно предложить «на подумать». 
Самому становится противно: я приставлен следить и докладывать Иван Иванычу. Мне полагается повышенный оклад, поскольку действую на передовой. Меня уверяли, – год, самое большое, три – проект закроют. Все вернутся к привычной жизни, а у тебя, в отличии от прочих, будет золотой запас и очередь на квартиру, может, и без очереди. Там любая пойдёт за тебя, а ради этого стоит подтянуть ремешок.
Оно звучало всегда вдохновляющее, перед самой отправкой даже значок отличника вручили. Но с каждым сообщением на Материк внутри что-то отваливалось, как терял год жизни. Решение порвать, уйти в глушь и никому не служить – это была робкая мечта, крепнущая с каждый днём. Надоело! Я, может, и в город не собираюсь возвращаться. Хочется сказать – никогда, но надо хорошенько всё взвесить, и тогда можно.
Тропкой знакомой он вышел на опушку, заметил детей. Что-то рановато они, я в их возрасте спал до десяти.
Детей кто-то позвал. Мальчишка швырнул газету под ноги, пустился догонять сверкающую пятками подругу, быть может, сестру. А вот газету подобрать нужно. Новости с материка проходят через такие кордоны, что половины правды не узнаешь.
Извлёк из кармана голубя, ещё раз убедился, что в прекрасном здравии. Прикрепил записку к лапке, подбросил.
На ходу подхватил газету, нашёл подсвеченное восходом местечко. По привычке, глянул день выхода. О, «13 марта», свежее не встречали.
Партия и правительство. Мир и дружба. Промышленность перевыполняет. – Развернул половинки, пробежался по заголовкам. На четвёртой странице две рамки с некрологами…
Шорох в кустах отвлёк на секунду, снова уставился в текст. Лучше в палатке спокойно прилечь и почитать.
Глаза вновь потянулись к траурным рамкам.
Моргнул, тыльной стороной ладони протёр один глаз. Портрет Ивана Ивановича, на восемьдесят втором году жизни… старый член. На подпольной работе в тылу врага имел кличку «Перец». Отслужил на Колыме, на добыче алмазов, был переведён… Известный в стране разводчик голубей… Голубятник как-то говорил: «Не станет меня – некому будет за голубями присматривать. Может, ты возьмёшься?»
Если поначалу и обещал подумать, то теперь скажу точно. Если служить – то не такой власти.
Пора в деревню, да цветов нарвать. Веста согласилась придти на свидание.
КОНЕЦ
13.03.2023 г