Исповедь Карла Маркса

       Возможно, вы не поверите, но приснился мне давеча Карл Маркс. Мы, бывшие советские люди, уж и забыли этого великого учителя. И каким ветром занесло Карла Маркса в мой сон, я и ума не приложу.

       Встретил я Карла Маркса, основоположника научного коммунизма, в пивном баре. Сидел он за столиком с кружкой «Жигулевского», читал газету и курил трубку.
       Вот, подумал я, какая удача, когда еще такой случай-то представится с самим вождем международного пролетариата поговорить.
       Заказал я кружку пива, две воблины, подсел к Карлу Марксу за столик, положил перед ним воблу и, чтобы не дать ему опомниться, без каких либо предисловий, вопрос ему и задал. Мол, почему у нас, советских людей, с коммунизмом-то не заладилось, казалось бы, все мы делали по вашей теории и тактике: и пролетарскую революцию совершили, и буржуазию победили, и какой-никакой социализм построили, а обещанное вами коммунистическое счастье, так и не наступило. 
       А Карл Маркс по-началу-то попытался «дурку» включить, мол, знать ничего не знаю, какой такой коммунизм.
       Ну а я уж и понял, каков хитрец основоположник-то. И настаиваю, говорю: «А не вы ли, товарищ Маркс, нам, русским людям, и всему человечеству, подсунули эту свою сомнительную «идейку» о светлом коммунистическом будущем и неизбежности коммунизма,  взбаламутили вы, товарищ Маркс, вашими теориями весь мир, и как-то это и несерьезно отрицать свое авторство.
       Карл Маркс слушал меня и, похоже, был растерян, и как бы испуган, а когда я закончил свою длинную тираду, он даже поперхнулся, обмочив свою кудрявую бороду пивом.
       А я не преминул воспользоваться замешательством основоположника и задал ему прямой вопрос, мол, а сами-то вы верите в придуманный вами коммунизм, как высшую и конечную стадию общественного развития.
       Не знаю уж, что случилось со стариной Марксом, то ли сломался он, то ли надо было ему перед кем-либо выговориться. Только взглянул он на меня уж как-то дружелюбно и сказал: «Вижу, вы добрый человек, вызываете доверие, потому я и постараюсь быть с вами откровенным, а вы, надеюсь, выслушаете меня с сочувствием.
       Я же навострил уши и приготовился внимать  основоположнику научного коммунизма.
       И то, что поведал мне Карл Маркс, было больше похоже на исповедь:
       «Не буду скрывать, когда я разрабатывал свою теорию классовой борьбы, то и у меня возникали большие сомнения по этой спорной коммунистической формации, как высшей и конечной фазы в общественном развитии.
       И оставил я «коммунизм» в своей концепции, только лишь как идеал, который должен вдохновлять пролетариат на борьбу за лучшее будущее.
       Мы с другом Фридрихом изначально понимали, что коммунизм — это чистая утопия. И когда мы разрабатывали основные принципы коммунизма, то много смеялись, а постулат «от каждого по способностям, каждому по потребностям» вызывал у нас много шуток.
       И еще много мы написали глупостей о коммунизме, чтобы придать ему особую привлекательность.
      Но не могли мы даже предположить, что на эту, придуманную нами красивую, но идеалистическую картинку будущего человечества, поведутся миллионы наивных людей.
       В этом была наша с Фридрихом роковая ошибка. Не надо было нам так далеко заглядывать в будущее, а остановиться на «социализме», как конечной цели в общественном развитии.
       И неудивительно, что люди, склонные верить в чудеса, сломя голову ринулись навстречу утопическому счастью. Многие свои головы и сложили.
       Но вот, добрый человек, читая ваши газеты, я с удивлением обнаруживаю, что вы, русские, построив, как вы выразились какой-никакой социализм, каким-то непонятным мне образом, опять оказались в капитализме. И то ли это я что-то в своей теории попутал, то ли вы, как строители социализма, извините за выражение, были хреновыми.
       Но, как говорится, что случилось, то и случилось. И это не такая уж большая беда. Идей много и общественно-экономических формаций много, выбирайте любую и стройте что-нибудь более совершенное. Быть может, и строители окажутся умнее прежних.
       А вот я, добрый человек, свою загубленную жизнь заново уже не выстрою.
       Жизнь моя, как видите, прошла впустую. Пытался я изменить мир, сделать его добрее, справедливее. Но мир остался прежним, если не хуже. По прежнему миром правит финансовый капитал с его прибавочной стоимостью и абсолютной рентой.
       И непонятно мне, добрый человек, куда подевался ваш пролетариат, могильщик капитализма. Сижу я в этой пивной уже больше часа, и ни одного пролетария, а лишь мелкий буржуй и рантье.
       И личная моя жизнь не сложилась. Кем я только не был, и идеалистом, и материалистом, и коммунистом. Как опасный революционер я высылался из целого ряда стран. Я не имел постоянного места жительства и достаточного для содержания семьи  дохода.
       А условия эмигрантской жизни были тяжелы.
       Быть может, добрый человек, вы и не поверите, но бывало приходилось мне закладывать в ломбард свои носильные вещи, и по нескольку дней не иметь возможности выйти из дома.
       И не будь постоянной поддержки друга Фридриха, я и моя семья погибли бы под гнетом нищеты.
       И мне бы, добрый человек, опомниться, остановиться, подумать о себе, о своей семье. Мог бы я заняться адвокатурой как мой отец, но нет, я мотался по революционным сходкам, создавал союзы, писал манифесты, статьи и главный свой труд  «Капитал», который многим пришелся не по зубам, а мне принес гонорар меньше стоимости табака, который я выкурил, пока работал над книгой.
       Не выдержав нищеты и неустроенности жизни, умерла моя жена Женни.
       Но главная боль всей моей жизни, это мои дочери Элеонора и Лаура. Я их, дорогих моих девочек, вовлек в революционную деятельность. Покончили они жизнь самоубийством.
       И благодарен я Богу за то, что пожалел он меня, не дожил я до этих  ужасных событий.
       Вижу вы сочувствуете мне, но удивлены тому, что я ссылаюсь на Бога. А я, добрый человек, уже давно не атеист и не могу простить себе, что в молодости не послушал своего мудрого отца, еврея, принявшего протестантство. И если бы я был с Богом, то, быть может, и жизнь моя сложилась бы иначе.
       И вот это настоящая, реальная беда. А вы, добрый человек, спрашиваете меня о каком-то несостоявшемся, мифическом коммунизме».
       Карл Маркс замолчал, сидел уткнув лицо в ладони, плечи его вздрагивали.
       И я подумал, что надо бы как-то и взбодрить старину Маркса, заказать еще пива, а то и водочки. И, воспользовавшись его молчанием, я отошел к барной стойке.
       Но, когда я возвратился к столику с двумя кружками пива в руках, то увидел лишь пустой стул, на котором только что сидел основоположник научного коммунизма, пустую пивную кружку, газету «Коммерсант» и наполовину съеденную воблу.

       Я проснулся. Лежал в постели и вспоминал сон.
       И не мог я понять причину внезапного исчезновения Карла Маркса из пивной. Возможно, подумал я, основоположник-то уж и пожалел, что наболтал мне много лишнего. И предпочел уйти по английски, не прощаясь.
       А быть может, Карл Маркс-то поиздержался и на встречу с другом Фридрихом заторопился, деньжат у него перехватить.
       Ну и ладно, если так.
       А сон-то был больше похож на явь. Я еще долго ощущал тяжесть в животе от выпитых двух кружек пива, во рту вкус воблы и щекотало в носу от крепкого английского табака из трубки товарища Маркса.
       Видимо, табачок-то был не из дешевых.