Встреча спустя полвека после ДМБ

       Городской телефон зазвонил громко, нагло и как-то совсем уж по бессовестному. Не вовремя, потому как. Слишком поздно, а может наоборот, слишком рано. Это, смотря, кому как, – но ровно в три часа ночи. Хозяин, немолодой мужчина, только что семьдесят минуло ему, чертыхаясь, а если откровенно, вспоминая и боженьку и мать свою, прошлёпал к телефону.

     - Ну, и позвольте полюбопытствовать, кому это не спится в такую ночь глухую?

     - …ую, …ую, -  эхом раздалось  в трубке. Вот и пойми, или это человек сказал или послышалось спросонок. А может это эхо в трубке, этакая, знаешь ли, реверберация. Значение слова этого хозяин не знал точно, но уж больно загадочно и красиво оно звучало. Почему бы не произнести его, хотя бы и про себя.

     Вениамин Иванович, так звали-величали нашего полусонного хозяина, совсем не склонен был в такую пору шутковать, но ответить собрался достойно. Мол, если не спится тебе, сосок поросячий, кем ты сейчас изволил представиться, так лучше пошарь подле себя, может  она рядом лежит, забава то твоя, а ты звонишь по ночам уважаемым людям.

     - Венька, в рот тебе компот! Слава богу, поднял трубку. А то я подумал, что телефон выбросил к чертовой матери, а номера сотового твоего у меня сроду не было. Ты что, не хочешь даже поздоровкаться со своими сослуживцами бывшими? Как с какими? С самыми центровыми! С кем ты, целых три года, макароны по-флотски у Михайловны в столовой жрать изволил? Вот заладил, с кем, с кем! Да хотя бы со мной, Витькой Бондаревым? Помнишь стармоса такого? Извиняй, не сообразили мы тут, сидя за столом, что время у тебя позднее, в обратную сторону часы посчитали.

     - Постой, постой, не тарахти. Дай врубиться, сон стряхну старческий. Я ведь, мил человек, только одного Витьку Бондарева знал, но ведь это когда  было то? Считай, полвека минуло с тех пор. Да, вдобавок, слух ходил, что зарезали его будто в пьяной драке, давным-давно, вскоре после службы.

      - Ага! Хрен им на спина! Тому, кто такое сказал. Живой я, старшина, живее некуда. Самую малость, только выпимши сейчас. А в сей момент слушай меня, не перебивай и не задавай вопросов ненужных. Помнишь, плакат у нас висел на КПП – не болтай лишнего, а то вдруг вражина тебя подслушивает!

      - Так вот. Нынче, если не забыл, исполняется ровно пятьдесят лет, как мы покинули родную нашу часть и разбежались по всему необъятному Союзу. Уж как мы тогда рады-радёшеньки были при расставании том. И ведь в голову тогда никому не приходило, что может засвербить  когда-то, и где-то внутрях, да так сильно, что захочется снова взглянуть в те рожи противные, с которыми когда-то с такой радостью, с таким облегчением, расстался.

         - И как-то ночью думка мне в башку запала, вот ежели  одноклассники собираются в своих школах на смехотворные, пяти или десятилетние юбилеи, то нам то, сам бог велел, на полтинник наш собраться. Может в первый и последний раз в жизни нашей.

         - Ты слушаешь меня, не уснул еще? Так вот, не буду хвалиться, стал я усиленно справки наводить, писать пацанам по старым адресам, что на обратной стороне гюйсов своих царапали. И знаешь, удалось разыскать кой-кого из наших, кто еще не успел до моих звонков помереть. А каких героических усилий мне стоило убедить их собраться нам вместе и отметить полувековой юбилей нашего ДМБ.

          -  И не где-нибудь там в захудалом ресторане, а  на развалинах нашей части, фотки которых я где-то в инете видел. В той части, где все мы, прям сплошь  молодыми и красивыми были. Врать не стану, нелегко было  оторвать вот этих старых пердунов, что сидят передо мной, от своих бабулек. Но ты же должен помнить, если уж у меня засвербило в одном месте, то меня уже хрен кто остановит.

      - Так вот, Веня, наш дорогой, послезавтра я, и три годочка наших, прибудем утренней лошадью на перрон вашего вокзала.  Того самого, откуда полвека назад паровоз повез нас в гражданскую жизнь. Фамилии мужиков я спецом не называю, посмотрим, как ты будешь их узнавать. Номер вагона – нуммер шесть. А пока желаю спокойной ночи, досыпай и не забывай, послезавтра – вагон номер шесть. Заканчиваю, чтоб  лишнего не сболтнуть ненароком.

      Легко сказать – досыпай. До утра Вениамин всё, что можно было передумать – передумал. И про службу свою, и про сослуживцев. Отдельно, про  Витьку Бондарева и тех моряков, что везет он с собой в поезде. Интересно, кого же именно он прихватил с собой, и неужели все так изменились, что будет не в силах узнать кого-либо из них. Ведь, ни много, ни мало, годочков минуло,  а целых пятьдесят! Бог ты мой, как времечко то быстро пролетело. Ну, да ладно, послезавтра узнаем всё и всех.

     Утром Веня жене позвонил, она как раз мать свою проведать уезжала в другой город. Рассказал о ночном звонке сослуживца. Та сразу домой засобиралась, поехала билет на поезд покупать. Позднее звонит, что купила на тот же самый поезд, в коем  друзья едут, правда, не в шестом, а в седьмом вагоне.

     - Ты, мать, давай так договоримся. Ты, когда из вагона выйдешь, не подходи к нам, постой в сторонке, будто бы чужая женщина ждет кого-то. А уж потом посмотрим на них.

     Тепловоз, своим пронзительным свистком, оповестил, что прибыл он точно по расписанию, в девять двадцать утра. На перроне встречающие кинулись к  вагонам, в которых ехали нужные им люди. Смех, объятия. Подхватив у приехавших баулы с чемоданами, пассажиры с встречавшими садились в поджидавшие машины и быстренько уезжали. Перрон быстро пустел.

     Почти опустел. Осталась стоять группа немолодых людей и женщина поодаль. Да еще дворник, в оранжевой, сигнальной жилетке, возле них, елозил метлой своей, по чистому асфальту, сметая, только ему видимые пылинки.

     - Ну и где же он, куда мог запропаститься наш Веня преподобный? Ты ему точно и день и номер вагона сказал?

    - Да пошел ты, знаешь куда! Ты же рядом сидел, когда я звонил ему. И ты. И ты тоже. А счас значит, я крайним оказался.

    - Об чём спорите, молодые люди? Вон полицейские уже глядят в вашу сторону. Как бы в клетку не закрыли вас ненароком. Она у нас вместительная, все влезете туда.

    - Слушай, дед. Ты метёшь, вот и давай мети дальше. А в наш разговор не встревай, без тебя тошно.

   - Хм, дед говоришь. А ты на себя то, Юрок, давно в зеркало глядел? Думаешь, всё такой же молодой и красивый, как тогда в части за Томкой Свистуновой бегал? Бегать то бегал, а прищучить  слабо оказалось. Не поддалась, и правильно сделала, а уж как глазки строил ей.

    - Твою ж мать! Это же Венька, козомёт наш! Ты нахрена этот маскарад устроил с метлой, дворник грёбаный.

     - А это, чтоб получше разглядеть вас, бродяг. Всех узнал, хоть у Витьки кудри не черные, а седые стали сейчас. А у Вовки молодого, сарай, как и положено, раньше соломой был крыт, а вот с годами видно ветром посдувало эту солому начисто, лысым совсем стал. Ну, это даже к лучшему, причесываться не надо, правда умывать лицо дольше приходится.  С затылка  ведь начинать надобно.

    - Вот с Мишкой затруднение вышло. Ну, а когда он меня,  куда подальше хотел послать, я по голосу, конечно сразу узнал. Его изречение, где у него какой-то, интересного вида, пупок всегда присутствует, до сих пор помню.

    Когда закончились все объятия со скупыми слезами радости и поцелуями, Веня обратился к женщине, до сих пор стоящей поодаль. Та по телефону с кем-то оживленно разговаривала, размахивая руками, изредка в сторону мужиков поглядывала.

    - Девушка, а девушка, можно Вас на минутку. Вы ведь кажись с этими мужчинами на поезде приехали. А вы мужики, случаем, не знаете ее? Может раньше встречались где?

    Видя, что мужики головами замотали, знать, мол, её не знаем, и видеть не видели, женщина вплотную к Виктору подошла.

     - Вот этот, Витька Бондарев, мне как-то в клубе на киносеансе всё пытался руку на коленку мою положить, да погладить. Пока по мордам не получил. Помнишь, Витёк, наши встречи? А вот Юрочка стоит, да не смущайся ты так, ты же не пытался коленку мою гладить, ты всё стихи мне пытался прочесть, собственного сочинения.

      - Мужики! Голову на отруб даю, вместе с зубом последним, я узнал её, это же Наташка Бурмистрова, морячка наша, телеграфисткой в штабе работала. Ну, дела! Ты то, какого хрена, здесь делаешь?

     - А она, ребята, живет здесь со мной, потому как женой моей является в данный момент. Расскажем как-нибудь вам на досуге историю нашей встречи поздней. Занятная, надо сказать, история. А местами кажется неправдоподобной даже. О таких только в романах толстых можно прочитать. Целых тридцать восемь лет после службы абсолютно ничего друг о друге не знали, не ведали. И вот пожалуйста, благодаря интернету встретились, а так-как её муж и моя жена ушли на тот свет, царство им небесное обоим, вот так мы вместе и оказались. Как говорится, две головёшки по отдельности не могут долго гореть, затухают, а когда прижмутся друг к другу, то долго еще шаять и тлеть будут.

     В первые минуты пребывания на мужиков свалилось сразу столько новостей, что те попросту ошалели от них. Мишка аж речугу закатил, от переполнивших его чувств.

      - Нет, ну вы ребята и даёте! Родной стране угля, мелкого, но до х…рена! Надеемся, ваши сюрпрайзы и концерты на перроне закончились, хотя надо отдать должное их организации. Это я уже как режиссер районного театра говорю вам. Ты, Венька, отдай метлу то с жилетом дворнику, а то он без работы уже полчаса стоит. Мнётся мужик, стесняется видать, обратно попросить. Скажи ему спасибо за реквизит, мужики мол, в шоке были. Особенно, когда пыль в глаза нам пускал метлой этой. Артист, блин-компот!

      - Ну, тогда пошли, гости дорогие, вон туда, за вокзал. Там карета уж заждалась нас, не терпится ей прокатить вас по местам заветным. Но, а пока до хаты нашей доедем. Там и решим с чего начать. И чем кончать будем.

       Подойдя к микроавтобусу японского автопрома, вместительного, блестевшего краской и хромированными деталями, а в салоне велюровыми сиденьями, друзья не удержались от восторженных эпитетов.

     - Жизнь удалась значится, Вениамин Иванович, коли на такой карете катаемся.

      Жили Вениамин с Натальей в своём доме, с усадьбой, огородиком, надворными постройками и баней. Осмотрев всё хозяйство, гости остались довольны, во всём чувствовалось, что здесь живут ребята, у которых точно, руки из нужного места растут. Перекусив с дороги, договорились, что сегодня в часть свою они не поедут. Поздновато уже, а ей посвятить надо времени поболее. Ограничатся на сегодня только посещением поселка где служили, заглянут в парк матросский, на пирсы. Бухту посетят, где частенько проводили свободное время на службе.

     Поехали мужской компанией, Наталья осталась дома. Баньку протопить, да ужин приготовить. Пятнадцать километров друзья безудержно болтали, вертя головами в разные стороны. Но когда автобус свернул на повороте в поселок, в салоне наступила тишина. Притихли мужики, и Венька, который все эти годы прожил рядом, старался предугадать в этой тишине,  что сейчас  может твориться в их  головушках, ставя себя на их место.  Когда друзья вновь увидели всё это, не через год или два, а через полвека. Через целых пятьдесят лет!

    И по мере того, как автобус петлял по улочкам их поселка, эйфория от встречи со своей флотской молодостью, сменялась горечью и разочарованием. Вроде и сам поселок узнаваем и дома почти сохранились те же, за исключением нескольких. Но на улицах абсолютно перестало пахнуть тем флотским духом, которым были пропитаны полвека назад эти самые улицы. Нет на них ни одной, ни единой бескозырки или фуражки флотской, которые своими белыми чехлами в это время года, казалось, делали эти улицы еще светлее.

     Удручало и полное отсутствие на многочисленных пирсах подводных лодок, эсминцев, сторожевиков и катеров ракетных. Где раньше стояли воинские части, сейчас вместо них, только разрушенные здания. Как остатки гнилых зубов во рту, верно заметил Юрок, он же моряк и стоматолог в прошлом.

     Единственное место, где воспряли духом друзья-товарищи, это когда Веня завез их на любимую и родную бухту. Остановил свой автобус на самом краешке высокого, обрывистого берега, откуда открывался бесконечный простор голубого моря, сливающийся где-то далеко-далеко с такой же небесной голубизной.

     - Вспомнил, мужики. Вот так же, полвека назад, я сидел вот на этом камне, этом кусочке скалы, нависшем высоко над водой и мечтал о скорейшем своём ДМБ.

    - Да не ты один. Все мы сидели на этом камне. И фотографировались. А вон на тех скалах камнями скребли свои инициалы и года службы. Специально ходил потом несколько раз туда к ним за эти годы, даже брал с собой фотографии, чтоб сличить. Ни единого намека на наши надписи, как будто и не было нас здесь. Глупо, но как-то обидно даже.

       Откуда ни возьмись, над головами пролетела стая чаек, заставив мужиков непроизвольно вздрогнуть. Кажись, никогда не могут эти морские птицы  молча летать, обязательно с криками, причем громкими, резкими и совсем даже не мелодичными.

     - Чайки, ну как же без них. Они ведь у каждого из нас присутствуют в наших дембельских альбомах. Непременный атрибут.

    - Ты лучше вон туда посмотри, кто вас поприветствовать приплыл, - и Веня показал на водную гладь бухты. Совсем недалеко от берега из воды выглядывали три потешные мордочки. С большущими глазами и усами длинными. Пофыркав, враз исчезли под водой. Долго не показывались, а вынырнули совсем в другом месте, в доброй сотне от берега.

    - Надо же. А я ведь совершенно забыл, что полвека назад я видел их тоже тут, на этом самом месте. Как их правильно зовут?- это Владимир голос подал.

     - Это ларга, пестрая или дальневосточная нерпа, близкая родственница обыкновенных тюленей. Кстати, рыбаки их, прямо скажем, не очень любят. Рвут их сети беспощадно, вытаскивая из них попавшую туда горбушу или кету.

          А в Венькином доме друзей ждала, жарко натопленная Натальей, баня, бутылочка водочки в холодильнике и малосольные огурчики на столе. Проговорив до ночи глубокой, всесторонне обсудив завтрашнюю поездку, друзья разошлись по своим спальным местам, благо их в Венькином доме было достаточно.

     А потом наступило утро, солнечное и теплое, с легким завтраком, потому как в автобус было загружено необходимое пропитание на поездку предстоящую. В первую голову мясо для шашлыков, мангалы, шампуры, ну и всякую разную снедь тоже положили. А с утра набивать свой желудок сытной пищей, это нонсенс, как кто-то из древних предостерегал.

     Шестерка бывших моряков, хотя и поговаривают, что бывших не бывает, в лице главного старшины Натальи, старшины второй статьи Вениамина, старшего матроса Виктора и сразу трёх первостатейных старшин, Юрия, Владимира и Михаила, отчества и фамилии опускаем, тронулись в путь, к месту, где прошли почти три года их буйной, флотской молодости.

      Вчерашний, пятнадцатикилометровый путь, за бесконечными вопросами-ответами проехали, даже не заметив как. И вот он последний отрезок, каких-то двести метров, которые надо проехать, свернув, с хоть изрядно заросшей, но всё же какой-никакой дороги. Впереди же, перед мордой автобуса, высоченные заросли травы и деревьев.

     - Ни ху-ху себе, приехали! А где же наша дорога в часть? Даже здания не видно. И как нам быть, абориген Веня, в таком случае?

    - В таком случае местный абориген, Вениамин Иванович всегда говорит – не надо писить кругами ребята, прорвёмся.

    И ведь прорвались. Дорога, вернее след от нее сохранился, хоть и изрядно зарос. Правда в одном месте, там где раньше мостик был, под которым ручеек бежал, сейчас он поверху  течет, но какая-то добрая душа настил из старых дверей сделала. Скорей всего, мужик, что поляну перед частью выкосил.

       И вот перед изумленными мужиками картина открылась, которую они уж точно не такой себе представляли. Нет, они конечно представляли себе, что их ожидает. Но когда вот так, воочию! Как было здесь, когда они уезжали полвека назад и что они видят сейчас!

      А видят они коробку здания, одноэтажную, сложенную еще до войны из плиточника, но красиво оштукатуренную и которая еще сотни лет простоять сможет. Без крыши, без пола и потолка, без окон и дверей. Короче, без всего. Нет уже никаких построек вокруг него, нет деревянного домика КПП. Даже забора нет, только очень повзрослевшие березы показывают периметр. А какой плац то стал! Как будто и асфальта не было, весь травой зарос!

     - Мужики, охренеть, что я вижу! Смотрите, это же куст красной смородины, что рос и тогда под окнами нашей рубки. Вот это да! Как же он разросся то, одичал напрочь. Колючий то какой! Вот это настоящий абориген. Видел на своём веку он тех, которых уже сколько лет нету на белом свете. А он живёт! Всем смертям назло!

     - Ладно, Миша, хорош! Не перед артистами своими монолог читаешь. Давайте разгружаться, обустраиваться. Время то к обеду подходит, пора шашлыки жарить.

        Не успели еще мангалы толком разжечь, как из кустов, через которые они только что продрались, с диким рёвом и дымом, выскочила белая иномарка.

       - Ну, в рот-компот! Это кто еще борзый такой, прётся незваным гостем сюда? Вроде у нас сегодня получается день открытых дверей. Счас, я ему устрою от ворот поворот.

         Это Витька, а он и раньше самым шебутным в части был. Видя вылезшего из салона мужика он, этакой, блатной, вальяжной походкой, направился к подъехавшей машине. Но не успел и трёх шагов сделать, остановился как вкопанный, услышав громкое:

      - Да ты знаешь, “ёптамать накуй”, что у нас на Алтае, чуть ли не в каждой деревне, “ёптамать накуй”, по Герою Советского Союза, “ептамать накуй”! А если где такого Героя нет, “ёптамать накуй”, то обязательно, “ёптамать накуй”, Герой Социалистического труда имеется. А про прочих орденоносцев я, “ёптамать накуй” и говорить не хочу даже. Они, точно есть, в каждом дворе.

    - Ох…еть! Уснуть и не проснуться! Это же чалдон алтайский, Никитка Лямин! Это же его коронное восхваление родного края алтайского! Ты то, откуда здесь взялся? Ты же демобилизовался в какие края? Звиздец! Я, кажись скоро умом тронусь, – это  Юрка, кто первым обрёл дар речи.

     - Что, застыли столбиками, как те суслики? Давайте обнимемся, чо-ли, облобызаемся за встречу. А потом можно и песню нашу, ту самую, козырную, затянуть.

            -  Эти глаза наСпротив, калейдоскоп огней… - затянул он хриплым своим козлетоном. Что, неужто забыли?

     - Песню эту? Ну как же, забудешь?  Очень хорошо помним, даже и то, как Венька на тебя рукой махнул, сказав, что эту бестолочь ни в жисть не переучить, даже и не пытайтесь. С этим наСпротив он и в могилу ляжет, - мужики дружно расхохотались.

    Ох, как давно не слышала местность эта, громких мужских голосов и этого раскатистого, мужского смеха. Да и никого не осталось поблизости, кто бы услыхать мог. Не осталось в округе ни одного жилого дома, все бараки посносили. Пирсы, что ниже части, в бухте, от старости уже рассыпаться начали, тоскуя от одиночества без своих эсминцев, и там ни звука. Тишина.

    Пока Никита, назначенный главным по шашлыкам, с Натальей занялись шашлыками, гости приступили сначала к обходу территории, оставив осмотр внутренностей здания на потом. Если дальше повествовать, как оно было на самом деле, то любое предложение, вопрос ли, или восклицание начиналось со слов – а помнишь…

    - А помнишь, Юрка, как ты с командиром привез со складов миноискатель времен Отечественной войны, с одним наушником и как дурак бегал с ним по плацу, ища, где кабели проходят. Точь в точь был похож тогда на Крамарова из “Трембиты”. А девчонки выскочили из спального помещения с испуга. Думали, заминировали чего-то у них под окнами.

    - А помнишь, Венька, когда вас с Пешковым с двумя бормотухами на КПП дежурный по части поймал. Вот на этом самом месте экзекуцию Владимир Иванович производил. Бутылки под ваши ноги кидал, чтоб разбились.. А духан то какой поплыл, а мы вот здесь стояли и нюхали. Сейчас бы не смог расколотить их. Без асфальта то.

     - Смех смехом, а вот по этому  плацу ступала нога нашего Главкома Горшкова, когда он направлялся со свитой своей в сторону столовой. А вот здесь на углу курилка у нас была. Так мы там с кем-то из моряков в траве за скамейкой прятались, вытурили нас туда и заставили спрятаться за наши робы грязные.

     - А столовой то нашей тоже тю-тю. Ну, она деревянной была, видать сожгли ее. А вон под теми березами я  бачок с компотом ставил, чтобы остудить его перед обедом. А корова, сволочуга, вот отсюда, через дыру в заборе пролезла и выпила его. Даже сухофрукты все вылизала со дна.

    - Тихо, мужики! Стойте, не шевелитесь. Вон туда, за развалины гаража, смотрите, сейчас оттуда представитель нынешнего личного состава должен вылезти. Наш, так сказать, продолжатель современный.

     Сначала высунулась остренькая лисья мордочка, потом и вся на свет вылезла. Внимательно оглядела мужиков, будто бы в нерешительности  постояла, думая, чи подойти, поздороваться, или по своим делам дальше топать. Видимо запахи мужские ее совсем не прельстили и развернувшись, рыжая бестия тихонько побежала в сторону бывшего антенного поля.

     - Обалдеть! В бывшей части вместо моряков теперь лисы службу несут. Чтобы это увидеть, стоило сюда приехать, а потом дома об этом рассказать.

     - Вот эти лисы во множестве развелись здесь в последнее время. Ведь раньше то не видели мы их, а сейчас нередко близ дорог стоят. На виду стоят, чтобы обязательно заметили. Подходят ближе к машине, некоторые даже из рук выхватывают еду. А зимой регулярно делают вылазки на бухты, где рыбаки сидят на льду, корюшку ловят. И там попрошайством занимаются, подходят и терпеливо ждут, когда им что-нибудь, да отломится.

    - А после того, как мы ушли на ДМБ, наша часть здесь прожила еще лет семь, а потом, после ее переезда в другой поселок, здесь поселились другие ребята. Поэтому внутри теперь всё переделано ими под себя, трудно сообразить, где у нас то или иное было. Можно и не смотреть там, а вот гвоздями от рухнувшего потолка, ноги попротыкать себе, это завсегда пожалуйста. А вон и слышу я звук горна, голосом нашего Никитки, приглашающего нас к столу.

    - Мужики! Заканчивайте экскурсию, пора к столу, шашлыки уже стынут, а водочка  греется!

      Под окнами командира и замполита, прямо посреди плаца, компания гуляла и веселилась. Вот и свершилось то, о чем Витька Бондарев мечтал теми бессонными ночами, когда строил планы организовать вот такое грандиозное мероприятие. Получилось так, как он хотел, и даже еще лучше. Подперев подбородок рукой, Витька так расчувствовался, глядя на своих товарищей, что украдкой слезу пустил даже.

     За столом уже на несколько рядов вспомнили всех здравствующих ныне и ушедших мир иной сослуживцев. Оказывается, в живых то к этому дню не осталось ни одного офицера и сверхсрочника. Пришлось и за них помянуть.

      Никита с Веней поддерживали общее веселье как только могли. Ели шашлыки, запивали соком, спиртного ни капли, за рулем всё-таки оба. Никита, видя, что гости уже изрядно навеселе, неожиданно предложил:

     - А может нашу сбацаем!? Ну, ту, что с глазами наСпротив. Полвека ведь не пели её.

      Начал первым, друзья тут же дружно подхватили. Да так дружно и громко, что вороны, сидящие на деревьях и ждущие остатков трапезы, испуганно взлетели и улетели на безопасное расстояние. Мужики сегодня совсем не обращали внимание, как Никитка поет, наспротив или напротив, главное, чтобы громко было.
               
                Эти глаза напротив —
                Калейдоскоп огней.
                Эти глаза напротив —
                Ярче и всё теплей.
                Эти глаза напротив —
                Чайного цвета.
                Эти глаза напротив —
                Что это? Что это?

       Под конец куплета проняло всех, кроме Натальи. Все заливались слезами, по-видимому каждый вдруг вспомнил, как он ее пел когда-то, давным-давно, целых полвека назад. Тут же вспомнили еще одну песню, что горланили тоже тогда на антенке.

                Вы прощайте сопки и долины
                Ты прощай суровая Совгавань
                По домам разъедутся мужчины
                Теперь тебе ура, ура, ура!

                Мы три года честно прослужили
                На ученьях были как в бою
                Молодым свой опыт передали
                Знаем, что за нас они в строю

                А пока, домой, домой
                Со службы возвращаются матросы
                Домой, домой. Вы все домой
                Вернётеся ребята.

      Неважно, что слова припева или третьего куплета были забыты, самое главное, можно первых два повторять до бесконечности.

      Наелись, напились, напелись и навспоминались ребята в этот день до одури. Теперь можно и по домам. Великое дело сделали мужики. И больше такого уже не повторится у них в жизни никогда. Жаль, но селяви, французская поговорка, в дословном переводе означающая «такова жизнь».

       Эту фразу произносят в ситуации, когда ничего нельзя поделать, и остаётся лишь смириться с судьбой и принять жизнь такой, какая она есть.

      И не поспоришь. Селяви.