Авторы. Классификация не Линнея

Описание:
О читателях уже писано мной.
Теперь об авторах.

Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
Образы сборные, радикальные, гипертрофированные.
Во многих есть немного от Гертруды, от устрицы и даже президента.

========== Авторы-родители  ==========

Авторы, как и люди, бывают разных видов и родов. Можно выделить по категориям в зависимости от самых невообразимых признаков.

Возьмём их отношение к собственным работам. Здесь они выступают в роли родителей: заботливых, беспокойных, пофигистов.


1. Автор-наседка.
Она очень хорошо знает свои Произведения. Все пять штук.
Читает и перечитывает их ежедневно.
Взбивает попышнее, чтобы те эффектнее смотрелись на полках Фикбука.
Стряхивает пыль пёстрой метёлкой.
Проветривает комнату, чтобы чадушки не задохнулись.
Ну правильно, родила, так будь любезна — заботься.


2. Мать-героиня.
У неё тысяча пятьсот детей, ой, работ, но она помнит каждую.
За свою плодовитость награждена кучей одноимённых медалей.

Но останавливаться на этом мать-героиня не собирается и рожает дальше, собирая новые комплекты медалей.

Завистливые товарки злословят:

— Куда столько наплодила! И так в профиль не помещаются! И медалей у неё дофига! И ещё плодит!


3. Яжемать.
У неё может быть один «малыш» или десять, но это ничего не меняет, она же Яжемать.

Она громко рассказывает, как рожала в муках каждого, как шлифовала и оттачивала.
Зато теперь её дети-Произведения самые-самые: самые умные, красивые, талантливые, глубокие, достойные всех премий мира.

В её работах с героями происходит необходимая трансформация личности, как того требуют Знатоки Высокой Литературы и Дюже Умные читатели, начитавшиеся советов Настоящих Писателей, как на самом деле нужно писать Настоящие Книги.

Герои работ Яжематери самые оригинальные, у них необычайные имена, что пишутся с дефисами и запятыми, и приключения с ними случаются в самых невообразимых местах, будь то задница мира на какой-нибудь захудалой постапокалиптической планете диаметром десять километров или дно океана, где два водолаза пытаются совокупиться, продырявив герметичный костюм, чтобы просунуть пенис.

Яжемать размещает свои работы-детей на множестве других литературных ресурсов, то есть в элитных садиках, а потом громко жалуется во всех комментариях, если её чад обидели конкуренты — другие Яжематери, например, жалобами добились, чтобы её гениальнейшее произведение заблокали.

Стены в её доме заклеены разными грамотами и сертификатами, то есть распечатанными отзывами читателей.


4. Чайлдфри.

— Дети — цветы жизни? Не, пусть они растут на чужих подоконниках, — отвечает чайлдфри на вопрос подружаек, когда она разродится, ведь пишут все, кому не лень, уж можно какой-нибудь глянцевый любовный романчик нацарапать задней левой ногой.

Потенциал у чайлдфри имеется на пару-тройку романчиков, но она не хочет усложнять себе жизнь.

— Наплодишь, потом надо за ними ухаживать, отвечать на комменты, например, или подбирать визуальный ряд. Ну их к дьяволу, — отмахивается она, когда родственники напоминают, что биологические часики тикают и уже пора бы…


5. Чайлдхейтер.
Потенциал у него есть, но он не любит ни читать, ни тем более писать.
Поэтому хейтит и то, и другое.
Как он, вообще, попал в этот список?


6. Воскресный папа.
Автор заглядывает время от времени в свой профиль, вежливо отвечает на комментарии, но особо в жизни своего потомства не участвует.


7. Отец-алиментщик.
Он как бы не отказывается от отцовских прав, содержит своих «детей», знает по именам, правда, не всех.
Никого не выделяет, как в одной шутке:

У хорошего отца любимчиков нет.
Все дети должны получать одинаковые алименты.


8. Производитель.
У него тысяча пятьсот работ.
Но в отличие от матери-героини, отцом-героином его никто не назовёт и медалей ему тоже не дадут.

Он чаще слышит обидное «кобель», «бык-производитель», «осеменитель», а его дети слывут безотцовщиной.

И это всё заслуженно. Он сам не помнит, где и в каком пьяном угаре их наделал. Равно, как и не помнит их имён.


9. Ловелас.
Он активно совокупляется с самыми разными авторами.

Ему неважны пол, возраст, внешность, комплекция, ему нужен процесс.

Поэтому у всех своих детей он записан в графе «отец», а у авторов указан соавтором.


10. Гамлет.
Автор долго-предолго месяцами вынашивает своего младенца, т.е. держит в черновиках, и никак не решается выложить его в профиле.

— Рожать или не рожать? Вот в чём вопрос. Созрело ли оно, чтобы увидеть белый свет или ещё помариновать? Вдруг оно слишком несовершенно…

И в то время, как другие авторы беззаботно фланируют и горделиво дефилируют в окружении многочисленного потомства, Гамлет ходит вечно беременным и с грустной думой на лице.

========== Авторы-ораторы и авторы в социуме  ==========

Авторы по степени коммуникабельности:

Рак-отшельник.
Он сидит в своей норке и крепко держит дверцу клешнёй.

Читатели стучатся:

— Тук-тук, можно к вам?

Отшельник отвечает:

— Нас нет дома.

Читатели:

— А сколько вас?

— Я один, — отвечает рак-отшельник.

Читатели вновь ему:

— Вас одного нет дома или всех?

— Одного, — отшельник крепче вцепляется в дверную ручку.

— А с кем мы тогда разговариваем? — не унимаются общительные читатели.

— А это… это моё второе «я», — находит выход необщительный автор.



Негостеприимный хозяин.
Едва читатели заходят к нему в гости «на поболтать», как он делает вид, что собирался уходить.
Одевается, обувается, между делом, зашнуровывая ботинки, ворчит и сыплет поговорками:

— В гостях хорошо, а дома лучше. Незваный гость хуже татарина. Чувствуйте себя, как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Гость хозяину не указчик. Бесстыжий гость посидеть любит.

Читатели в недоумении бочком-бочком уходят, а негостеприимный хозяин быстро запирает дверь со словами:

— Гости во двор, так избу на запор.

Затем раздевается, разувается, садится в кресло, берёт в одну руку книгу, в другую чашку горячего шоколада, кладёт ноги на кота и погружается в свою нирвану.



Гостеприимный. Уровень «99».
Этот автор настолько любит гостей у себя, что встаёт у ворот с гармошкой, играет, поёт частушки, выделывая ногами коленца. А рядом оркестр с медведем и цыганами.

Ручной медведь Пабло, как в трилогии у Джеральда Даррелла, танцует на задних лапах. Цыгане танцуют с ним и поют.

Шум, песни, пляски, развеваются яркие юбки и чёрные волосы. Народ сбегается сюда, как на ярмарку. Автор счастлив. Он обожает гостей. Они приносят ему свежие вести, новости, сплетни.
Гости едят, пьют, блюют, спорят, дерутся, устраивая балаган. Автор в восторге. Вот она жизнь! Вот оно счастье!



Хронический вербальный диарейщик.
Этот автор безумно общительный. Его хлебом не корми, вообще, ничем не корми, только дай по****еть.
Ему настолько не терпится общаться, точнее говорить — а для говорения нужны слушатели — что он бежит за ворота и колотится в гости к другим авторам, например, тому же отшельнику, или к читателям.

Иногда он выбегает, хватает ничего не подозревающего читателя за грудки и тащит к себе. Читатель в ужасе и восторге, никак сейчас насиловать будут, а он и не помылся.
Но к его разочарованию, никакого насилия, разве что над ушами, на них автор присел без спросу.

Автор ставит невольного гостя на табурет — тот в страхе думает, неужели будут вешать, вроде ни в чём не провинился — сам садится напротив и начинает ораторствовать.

Кстати, диарейщик очень любит бывать у гостеприимного соседа во время балаганов с цыганами и медведем, там он звезда номер один.



Так себе общительный.
Когда к этому автору заходят в комменты читатели, он такой:

— А, зашли. Ну ладно, сидите уж, коли зашли, — мечет на стол какую-нибудь остывшую похлёбку или засохшую вчерашнюю пиццу, а то и миску с сырыми овощами, вроде, захотите, смастерите себе салат.

Ну что поделаешь, творческий человек, у него лапки, готовить не умеет и не хочет, зачем тратить время на фигню, это же еда, так низменно, сожрёшь её и нету, а времени немеряно уйдёт на эту готовку.

Читатели пытаются завести разговор, но автор отвечает односложно: да, нет, не знаю.
Читатели, помявшись, уходят. Автор быстренько запирает за ними дверь, садится в кресло, берёт книгу, кладёт ноги на пуфик и погружается в свою нирвану.




Авторы и их милые и так себе особенности:

Петушок — Золотой гребешок.
Его особенность такова: Петушок сносит золотое яичко, сразу теряет к нему интерес и ведёт себя, как типичный самец, т.е. *** пинает.

Ему окружающие говорят:

— Ты чего? Хотя бы занимайся со своим яичком, улучшай его, украшай, тюнингуй, исправляй ошибки, выставляй на конкурсы.

— Ну его нах, — отвечает он.

— Но тогда твоё яичко мало кто увидит…

— И хули? — следует ответ.

Ну что с него возьмёшь, Петушок…



Целомудренный Эдвин.
Почему Эдвин? Да так, звучит целомудренно. И буквы можно разные вставить: Эдвин, Элвин, Эрвин.

Наш герой, и правда, очень целомудренен. Когда он нечаянно произносит шёпотом слово «пенис», то сразу закрывает рот ладошкой и быстро оглядывается по сторонам, не услышала ли мама.

Мама — богиня-филологиня — воспитала Эдвина вежливым, скромным, образованным филологом-краснодипломником.

Он пишет, да, он пишет.
Эдвин, между прочим, знает четыре десятка синонимов к словам, обозначающим половые органы, — профдеформация — от нецензурных до возвышенных, и мог бы писать шикарную энцу, не повторяясь. Но он краснеет, встретив в тексте слово «член», да и сам мужской половой член он видел только у себя и на фотках, которые стыдливо прячет в запароленной двоичным шифром папке.

Поэтому что он делает? Он создаёт возвышенные истории любви между эльфами и феями. И читают его нежные романтичные девушки и мелкие школьницы, поклонницы феечек Винкс, Динь-Динь и ещё каких-то, свято уверенные, что автор такая же барышня, мечтающая о принцах и единорогах.

Положим, о принце Эдвин мечтает, да только, где он может его встретить?! Не в филологическом же институте, на факультете филологии, на кафедре русского языка, где в цветнике из скромных ромашек он единственный голубой василёк.



Гертруда.
Нет, не Стайн. А настоящий, простой, скромный, титанообразный Герой Труда. Он пишет и пишет, пашет и пашет.

Гертруда — идеальный писатель в смысле работоспособности. Он находится на сайте именно затем, зачем сюда первоначально приходят авторы, — чтобы писать и только писать.

Гертруда создаёт одно мегамакси за другим, не оглядываясь ни на что и ни на кого.
Курсы валют, т. е. подарков сайта, общественное мнение от фикбучных кумушек, мини-войны «стенка на стенку», дешёвые сплетни, глупые разборки, подленькие интриги, а также различные списки — свидетельства местного успеха, всё проходит мимо, ей всё по барабану. Она пришла творить, и она это делает.

Зачастую у Гертруды отключены оценки, участие в рейтингах, а то и комментарии. Она создаёт свои произведения, и они восходят к вершинам читательской любви без малейшего её участия. О ней пишут на других ресурсах, о её работах говорят, их запоем читают интеллектуалы и не только, к ярости фикбучных коллег.

А когда у неё берут интервью достаточно серьёзные окололитературные издания, коллеги бьются в истерике с пеной у рта и, воя, грызут свои локти. Действительно, как же так, они и лайки/подписчиков накручивают, и везде участвуют, и интригуют по-чёрному, и пиарятся с сексуальными скандалами, а всё равно далеко позади нашей героини.

Гертруде по барабану, она даже не подозревает об этом, наверное.

Сложно сказать сразу, в чём причина успеха этой писательницы. Возможно, в наличии таланта и мозгов, которых хватило не поставить их же на службу удовлетворения чужой похоти?

Говорят, скоро по мирам, созданным Гертрудой, выйдет игра.
Всё, коллеги, запасайтесь корвалолом.



Тщеславный ублюдок.
Под это определение на первый взгляд подходят многие. Но на самом деле опрометчиво так полагать. Настоящий тщеславный ублюдок всех тщеславных перещеголял.

Да, он способный автор, может хорошо писать, но ему покоя не даёт неуёмная жадность к чужому одобрению и, скажем прямо, к популярности.

Он, как в каждой дырке затычка, хочет везде быть номером один, аж ночи не спит, переживает, когда появляется новый талантливый автор в любой сфере.

— На его месте должен быть я! — изрекает ублюдок и бросается строчить в новом фэндоме или другом жанре.

Например, пишет зубодробительно скучную статью ни о чём, сдабривает её меткой «юмор», потому что люди так делают, и, радостный, ждёт привычных восторгов. Но восторги-то прежде были по поводу гомоебли.

Вежливые читатели, смущённо отводя глаза, мнутся и пишут: «Да, смешно и полезно, спасибо».

Невежливые читатели шепчутся: «Что за херня? Мы на тебя подписаны из-за твоей порнопоеботины, возвращайся скорее к ней, а то отпишемся», «Да, возвращайся, а то яйца звенят уже». И временно уходят к другому автору с зажигательной энцой.
Ох, уж эти читатели-ханжи! Обзывают порнопоеботиной, а сами читают.
Это к вопросу о лицемерии, когда дело касается энцешки*.
Порнуху можно сравнить с парнем-шлюхой, которого все поёбывают в уголке, но встретив в приличном обществе, никогда не подадут ему руки.

Затем тщеславный решает стать звездой какого-нибудь сложного фэндома, где у героев невыговариваемые с первого раза юго-восточно-азиатские имена. Но там уже есть свои титаны и мастодонты, как иначе, это же крупный фэндом, и читатели пишут нашему герою:

— Вы перепутали, это Чжань Цзян Чунь любить щекотать в темноте белокурых сабов своим жезлом Жуи, а не Цзы Вей Доу Шу.

— Вы не понимаете, это другое дело, я могу так писать. Разве вы не знаете, кто я? — отвечает тщеславный, шокированный, что его персону не опознали.

— Незнание фэндома не освобождает от ответственности. За канон ответишь. Закон для всех един, — вопят в гневе читатели, обиженные за своих Чжань Чуней.

— Ой, всё! — тщеславный разворачивается и кажет зад, проще говоря, уходит.

Чужие таланты и успехи причиняют ему боль. Это он везде в чатах, личках и комментах давится из-за чужой активности, считает количество чужих работ, ведёт учёт чужих подписчиков.

— Но у тебя есть то, чего ты хотел. Успокойся, родной, не доводи себя до спазмов от жадности, — увещевают его люди, — Ну, невозможно объять необъятное, ну, не будешь ты первым везде, треснешь по всем швам. Да и зачем? Неужели у тебя всё так ***во в реале, что ты самоутверждаешься таким путём в виртуальном мире? Теряешь лицо, достоинство, честь, сплетничаешь, клевещешь, подсиживаешь, выдаёшь чужие секреты, предаёшь тех, кто доверял тебе. Эх, военная тайна тебе не по силам. Разболтаешь за лайки или подписку.

— Ой, всё! — отвечает наш герой и… правильно, кажет зад.



Устрица с жемчужиной.
Устрицы, как и иные виды авторов, бывают большими, малыми, средними. Но у них всех есть внутри раковины жемчужинка. Белая, серая, розовая, блестящая, матовая.

Устрица сидит в своей раковине и тихонько пишет свои бессмертные работы: макси, миди, мини, стихи и странные сложноопознаваемые, не поддающиеся классификации истории.

Она, как смотритель маяка, человек в футляре, вещь в себе.

Главные признаки устрицы: уединение, минимум социальной активности, плавная регулярная стабильная деятельность и видные невооружённым глазом ум вкупе с писательским талантом.

Они не революционеры, не готовы вставать на баррикады, они не скандалисты, не пишут на злобу дня, не рвут на себе тельняшки с воплями «Полундра! Ура! За Родину!».
Устрица тихонечко себе работает. И пусть весь мир подождёт!



Высоколобый интеллектуал.
Он жутко умный.

— Вумный, как вутка, — ржут злые языки.

Ему это по кругам Эйлера как-то. Он пишет дюже высокоинтеллектуальную прозу, продраться сквозь дебри которой не в силах сам Анатолий Вассерман.

Разумеется, пишет джен, упаси боже, ни разу не энцу, не слэш и не гет. Секс — это так низменно. Это животные инстинкты, для людей низшего красного уровня. А он, вне всякого сомнения, уже просветлён настолько, что близок к высшему фиолетовому уровню. У него даже Сахасрара светится. Не иначе, как постоянный контакт с Космосом.

У него есть пяток читателей под стать. Вообще-то, у него всего пяток читателей.
Они бурно, ну как бурно, по предложению раз в три минуты, обсуждают красоту дерева Пифагора и практическое применение губок Менгера. Затем беседа плавно сворачивает на кривую Пеано, множества Жюлиа, кладбище Серпинского. В итоге к двадцать одному часу по мск интеллектуалы расходятся по своим реалям, чрезвычайно довольные друг другом.

Если интеллектуал пишет комментарий какому-то автору, то тот, бедняжка, вынужден обращаться в попечительский совет Фикбука с просьбой помочь расшифровать коммент.

— Он ругает меня или хвалит? — недоумевает автор.

У попечительского совета квадратные глаза, не иначе придётся просить помощи на трёх кафедрах Бауманки.

— *** его знает. Подождите письма из вуза. А лучше всего удалите отзыв и не мучайтесь. — ответствуют они растерянному автору.

У нашего героя нет понтов, он так и сообщает в профиле:

— Ни одно из моих пяти высших образований и двух докторских степеней не является гуманитарным. Прошу учитывать это и не мучить мою скромную персону вопросами, дать ответы на которые не в силах мой скромный IQ всего в 186 единиц.

Ну, что же, простим нашему милому интеллектуалу этот малюсенький недостаток — отсутствие понтов.



Макиавелля.
Она сродни тщеславному ублюдку, только не пишет везде и всюду. Для неё важнее плести интриги и чувствовать себя местным серым кардиналом. Поэтому у неё есть небольшое стадо посредственностей, что носится с ней по всем комментам и активно суёт свою вкусовщину, рассуждая, как конкретный автор должен писать, в чём он неправ, и всё это в крайне категоричной форме.
Макиавелля критикует всех, кто ей по зубам. А тех, кто не по зубам, не устаёт ***сосить за глаза.

Офигевшие авторы заглядывают в её профиль, строя предположения, на чём же зиждется столь непоколебимая уверенность в знании писательской кухни, и что там видят? А видят они стишок из четырёх строк. Вот и весь авторский багаж.



Доморощенный психолог.
Под это определение подходят легионы: авторы, читатели, мимокрокодилы. Время такое — всплеск интереса к проблемам мозга и психики.

Все, кому не лень анализировать, — психологи, а кому лень или не получается — их «клиенты». И ничего сокрушительно страшного в этом нет.

Но читать заключения некоторых псевдопсихологов дюже интересно. Это как поп-гороскоп, нацарапано для толп.
Они же учились по статьям Яндекс-Дзен, писанным на полном серьёзе такими же, как они, домохозяйками с образованием ногтевого мастера или парикмахера.

— Это незрелый автор, — выносит доморощенный психолог страшный вердикт, — а это — зрелый. Вот этот автор не желает учиться, как я, по обрывкам из платных книг по авторскому мастерству, значит, он не писатель. А вот этот учится, он подписан на тыщу стописят литературных групп, значит, он писатель.

А то, что авторы все пишут, кто-то больше, кто-то меньше, а значит, так или иначе совершенствуют свои навыки и идут своим путём к мастерству, ей, как настоящей провинциальной ограниченной домохозяйке, побоку. Она топит за своего персонального гуру, которому поклоняется, и всех агитирует перейти в его стан.



Пастырь.
Этот автор имеет огромную армию подписчиков и очень умело внушает им свои духовные и не очень идеи. Ему бы секту создавать. Контингент готов, сумасшедшие идеи тоже, материальную базу подгонят. Тот же контингент и подгонит, они же готовы ради своего пастыря украсть чемодан с красной кнопкой под носом у мировых спецслужб.

Вот стоит пастырь в развевающихся царских одеждах, на голове трёхэтажная тиара, волосня завитая в кудри тоже по ветру колышется, руки воздеты к ночному небу. Бормочет громовым голосом какую-то хрень.
А кругом толпа кланяется и на каждое его слово восклицает:

— Аве, Цезарь!



Президент.
Он руководитель целой страны подписчиков. Он сам не помнит, откуда и в какое время они все появились у него. Наверное, размножились, как водится. Он же не следит за брачными периодами своих читателей. Вот они и размножаются.

Как и любого президента, одни подданные его любят безумно, теряя голову, другие не любят, но уважают, третьи не любят и не уважают, а на вопрос: «А чего тогда не отпишитесь?», чешут тыковку и отвечают со вздохом:

— А чего там, везде ***во, лучше уж у своего привычного автора под крылом.



Автор — жертва рейтинговой системы Фикбука.
Он оценивает людей по их месту в рейтинге. «Ты не в топе? Ты букашка. Ну, а в топе — человек».**

Ему говорят:

— Глянь, какой талантливый автор.

Он:

— Сколько у него подписчиков? А, мало. Нет, тогда не талантливый.

Или:

— Читни, крутая работа.

Он:

— Сколько лайков? Мало? А, нет, тогда не крутая.

Когда у него было капелюшку подписчиков, он считал себя пустым местом и постоянно искал одобрения и доказательств своей невъебенности у окружающих.
Он карабкался, писал, лизал, сосал, лягался, подставлялся и подставлял, обижался и вот он достиг цели.

Теперь он эксплуатирует амплуа серьёзного писателя, вальяжного большого человека с большой буквы. Теперь он не бегает по отзывам, а медленно ходит и орошает своей благодатью. И обязательно-преобязательно при каждом удобном или не очень случае подчёркивает количество своих подписчиков, а как иначе, это теперь его самоценность, вес в собственных глазах.

Впрочем, жертвой рейтинговой системы может оказаться кто угодно. Многие начинающие авторы, опытные, читатели. Оно и понятно, проще действовать по шаблону, стереотипно, нежели включить мозг.



Сколько читателей, столько и потребностей. Кто-то ищет высокоинтеллектуальное чтение с отсылками и ребусами для мозга. Кому-то нужно после непростого рабочего дня лёгкое необременительное чтиво с эротическими сценами. Один не переносит энцу, считая её вульгарной. Другой её обожает. Третий признаёт только дженовые приключения.
Посему авторы разные нужны, авторы всякие важны. И плоды их творчества, большие и малые, заумные и не очень. На любой товар, как известно, свой потребитель.
А коли надоест читать фанфики, великие классики всегда ждут в домашней библиотеке.

========== Авторы-галюциногены ==========

Авторы по воздействию на читателей:


Шаман-Крысолов.
Автор обрабатывает мозг читателю до такого состояния, что тот, как накуренный, идёт за ним подобно загипнотизированному кролику за сказочным Крысоловом.
И всё, читатель пропал навечно в секте автора, бродит по его мирам, то воздевая руки к небесам, то падая на колени перед его гением.

Если автор решает переехать и загружает в пикап свои вещички, то читатель загружается тоже вместе с котом. И так они едут далеко-далеко в тайгу к канадским лесорубам или амазонскую сельву. Там автор, как Робинзон Крузо, ставит русскую избушку-пятистенку, выгружает вещи и читателя с котом. И живут они, поживают, охотятся на ягуара и добра наживают.



Шутник-щекотун.
У него читатель хохочет, будто его щекочут, и плюётся кофеём на монитор, проливает сок на клавиатуру, опрокидывает кружку горячего чая на яйца.

Вскакивает со смесью ржанья, воя и мата — больно же горячим по самому дорогому, бежит в ванную охладить яйца под струёй ледяной воды, поскальзывается на жирном пончике с голубой, как положено, глазурью, падает на релаксирующего кота.

Кот, издав вопль на высоких нотах, мчится в кухню, разодрав на прощанье морду когтями задних лап.

Сплошные расходы и затраты.

- Не буду больше читать его работы, — решает читатель, но будучи латентным мазохистом, открывает вновь заветную вкладку.



Шопенгауэр-Фейербах.
Читатели выходят от него, будто ударенные тяжёлым томом Канта по тыковке. Глаза в разные стороны, в голове мешанина из гегелевской диалектики и экзистенциального эмпиризма. Бормочут цитаты из Ницше и матерятся:

- Сё-о-о-рен Кьерке-э-э-гор! Бытие мое! Пошёл ты на Хайдеггер!

Через несколько суток — от одного до четырёх, в зависимости от принятой дозы авторских работ — их отпускает. Они становятся похожи на себя прежних и смотрят вокруг ошалевшими глазами «Что это было?».

Некоторые после этого автора начинают переосмысливать свою жизнь, понимают, что она жестянка и они жили напрасно пустым существованием, распродают своё добро и промышляют дауншифтингом на Бали.
А самые отчаянные едут в Калининград на могилу Канта и стреляются там, подражая Бениславской.



Шёлковое бикини.
Этот автор выдаёт настолько убойные порции энцы, что читатель выныривает из его работ задроченным и задрюченным, со стёртой до мозолей рукой и не только.

 А некоторых особо впечатлительных увозят в приёмный покой с предварительным диагнозом «половое и общеорганизменное истощение первого типа и анемия семени».

Доктор предписывает этим больным курс Достоевского, по одному роману в день, и чтобы обязательно было «Преступление и наказание», «Униженные и оскорблённые», «Бедные люди».

Во избежание ненужных ассоциаций и соответственно опасного сейчас сексуального возбуждения исключить «Неточку Незванову» и «Белые ночи».
Больной же в названиях первых двух романов ухитряется увидеть намёки на БДСМ, возбуждается и лечение идёт насмарку.



Шанжан-щёголь.
Работы этого автора отличаются повышенным уровнем подробного описания внешности героев, начиная от цвета глаз и заканчивая фасоном носков.

Именно благодаря ему мы знаем, что у эльфов фиалковые глаза с подоттенком амарантовый. Правда, плохо понимаем, что такое «амарантовый».

Волосы героев нашего автора не банальные русые или чёрные, нет, они непременно лиловые, малиновые, огненно-медно-рыжие, либо белые-белые, как свежевыпавший снег.

Читатель при изучении его работ сидит с огрызком карандаша и записывает. А как иначе? Где он ещё узнает, что попка у эльфа имеет сложный многосоставной цвет, где лидирует смесь розового, персикового и отттенка «льдистая роза»?

А уж при описании нежной кожицы вокруг эльфачьего ануса и самого отверстия автор не поскупился на эпитеты:
«Есть ли что-то на свете чудесней вида этой мягчайшей раковинки, стыдливо обещающей райские наслаждения?
Нежнейшая плоть, как мякоть спелейшего плода, что проминается при малейшем касании языком. Розовая, как тающая дымка утренней зари на восточном краешке неба. Свежая, невинная, благоухающая дамасскими розами…».

Читатель и сам тает, как та дымка на краешке, но быстро спохватывается, что не записал ещё цвет камзола — лазорево-васильковый с переходами по низу на лавандовый аквамарин, и панталончиков — сливочно-беленьких, кружевных, как взбитое мороженое из молока альпийских верблюдиц.

По работам этого автора можно изучать историю костюма. Тут вам и хрустящая тафта, и золотой аксамит, и кашемировые сюртуки с рединготами.



Джигурда.
Этот автор выбивается из общего ряда. Он ещё при жизни стал брендом на сайте. Самоназванный, самоназначенный, самовыдвинутый император Всея Фикбука.
Роскошная легендарная блистательная личность, что внутри, что снаружи.

Шикарный красавец ростом два метра двадцать два сантиметра, сильно смахивающий на Петра Первого. Чернокудрый, черноглазый, в златотканном платье в пол и алых сафьяновых сапогах. На голове обязательно огромная корона, как у английской королевы на заседаниях парламента, подбитая красным бархатом. В руке, как водится, держава и скипетр — точные копии атрибутов царской власти династии Романовых.

Ах, да, мы же говорим о воздействии работ на читателей. Да какая разница, умоляю вас. Когда его самоназванное августейшее величество входит — куда угодно — открыв дверь сапогом сорок шестого размера, и громовым воплем: «Тысяча чертей! Каналья!», все сразу «ах!» и падают в обморок, не вынеся красоты и сияния. Тут уж не до работ, когда сама персона такова — искрится, мерцает и шокирует.



Как мы видим чтение любого автора не проходит бесследно, порой приносит убытки, вредит здоровью, порой меняет жизнь к лучшему или к худшему.
Поэтому решать вам: читать или не читать.
А коли прочитали нечаянно, то думайте — впускать в голову бредовые мысли и плоды умственной деятельности автора, позволять им укореняться или не позволять. Воля ваша. Авторы знай строчат, как петушки, снося одно золотое яичко за другим.