Такая короткая долгая жизнь глава 11-12

     Глава 11

     Где-то далеко отгремела война. На Весёлом она была не менее ожесточённой. Постоянный голод, выдача заработной платы облигациями. Не было тёплой одежды, морозы доходили зимой до -50*. На государственный заём, пока шла война, никто не жаловался. Но и после войны, приобретение облигаций, на 25% заработка, стало обязательным.
      Всю гору перед штольней поделили на частные  огороды. Выращивали не только картошку. Свеклу, морковь, капусту. Всё, кроме помидоров и огурцов. Давно перестали возить сушёную картошку. После рыболовецкой бригады, организовали для посёлка подсобное хозяйство. Собирали ягоду, грибы, черемшу. Вдоль Ангары на наносной земле посадили овощи. Несмотря на короткое лето, в белые ночи им хватало и солнца, и тепла.
 
     В марте пятьдесят третьего всех созвали в клуб на траурный митинг. Прибывший из райцентра докладчик со слезами на глазах рассказывал, как скорбит народ. Как больно стране потерять Сталина. В конце доклада сказал:
   – Почтим память Иосифа Виссарионовича минутой молчания. Всем встать! – По привычке подчиняться все, кроме ссыльных, встали. – Вам что, особое приглашение нужно?
   – Нет, мы как раз за это  сидим.
     Внешне никто своих чувств не проявлял. Каждый думал, что будет. Лучше? Или ещё хуже? Анвара, как и многих других, охватило чувство радости. В душе всё ликовало. Дома, обняв Фанису, сказал:
   – Домой поедем. В Башкирию. Сдох усатый.
   – Анвар, боюсь тебе сказать: наверное, не поедем.
   – Если разрешат, обязательно поедем. Говори, что хотела. Боишься так, будто на казнь идёшь.
   – Я в медпункте была, у нас ребёночек будет.
     Крепко обняв Фанису, Анвар, целуя обжигающе, страстно говорил:
   – Люблю тебя, люблю! Сегодня такой день, боюсь умереть от счастья.
 
     Все ждали перемен, но в жизни посёлка ничего не менялось. Распустили по амнистии урок, они покинули эти края, не задерживаясь. Появился магазин. Больница на пять коек. Начальная школа. Ко многим ссыльным приехали жёны. С продуктами весной и осенью были перебои. Всё зависело от Ангары. Анвару с Фанисой дали комнату в бараке. С настоящей печкой и завалинками. На динамитке зимой стены на метр от пола покрывались льдом.
      Беременную Фанису перевели на лёгкий труд. В тот злополучный день она, домыв в конторе полы, выносила грязную воду. Увидела, как из штольни выскочил мастер и помчался к стоявшим под погрузку машинам. Одна из них быстро поехала в посёлок. Фанисе с горы было видно, как она разворачивается у больницы. Бросив ведро, побежала узнать, что случилось. Перед штольней на одних носилках лежал без сознания совсем молодой рабочий, на других – Анвар. Он, увидев Фанису, с улыбкой сказал:
   – Не бойся. Со мной ничего не случилось. Ничего не болит. Сейчас отлежусь и домой пойдём. На парня трубы компрессорные упали. В сознание не приходит. Ещё бы, такой вес на живот упал.
     Подбежал мастер:
   – Тебе, Анвар, тоже  в больницу надо. Все удивляются, как ты смог с него трубы поднять. Никто и опомниться не успел. Ребята втроём не могут их снова на крюк повесить. Ждут, когда воздух откачают.
     Фаниса, охнув, схватилась за живот и, виновато улыбнувшись мужу, побежала к медсестре.
     Вечером из соседней палаты пришёл Анвар. Долго сидел с ними на кровати. Не мог оторвать глаз от сына. Гладил по голове измученную родами Фанису. Она молчала. Просто смотрела в родные глаза и тонула в их глубинах. Когда пришла с ужином медсестра, Анвар поднялся и, целуя Фанису в висок, прошептал:
   – Моя жена. Моя душа.
     Утром Анвара выписали. Зайдя перед уходом к Фанисе, рассказал, что кроме грыжи доктор ему ничего не пообещал. Да и это вряд ли. Сказал, кто Колыму пережил, двужильные.
 
     Уйдя в декретный отпуск, Фаниса на работу не вернулась. После сына родила девочку, через год ещё одну. Самая младшая была совсем крохой, когда Фаниса, взяв её из кроватки, увидела по всему телу розово красную сыпь. Испугавшись, постучала к соседке. Попросила:
   – Анвар на работе. Позови врача, Амине плохо. Вся сыпью покрылась. Может, корь?
   – Может, и корь, сейчас схожу. По посёлку скарлатина гуляет. Врачи у нас хорошие, из Москвы, да лекарств нет. У дочки моей подруги церебральный детский паралич. Её пригласили в больницу, сказали, что ничего не обещают, но попробуют сделать операцию. Даша согласилась и расписку написала. Три раза резали. Если в посёлке увидишь хромую девочку, правую руку всегда к груди прижимает, а на второй вместо пальцев култышки, то это она. И ходит, и посуду своей култышкой моет и полы.
   – Клава, хватит болтать. Беги в больницу.
     Пришедший врач осмотрел Амину. Ничего не пообещав, сказал, что это детская заразная болезнь. По возможности изолировать других детей. Хорошо, что маленькая грудь сосёт. В женском молоке антитела, они от инфекции должны защитить. Чаще проветривайте комнату. Больше ничем помочь не могу. Как только началась эпидемия, лекарство от скарлатины закончились. 
     Детей изолировать не пришлось. Фаниса взяла Амину на ночь к себе в кровать. Утром поняла, что девочка не дышит, и молча лежала, пока Анвар не ушёл на работу. Дети ещё спали. Фаниса вышла из барака и, отойдя подальше от посёлка, упала на траву. Она даже не плакала, а пока могла, кричала. Материнская боль, отталкиваясь от гор, бросалась в распадки, возвращалась, путалась в кедрах и соснах. Казалось, сама земля захлёбывается от горя. Осипнув, поднялась и пошла будить детей. В небеса она даже не посмотрела. Вспоминая о боге, становилась злее. Подлый отец, сын, и кто он там ещё? Видит муки детей своих и всё делает, чтобы мы передохли. Колыма, Норильск, Чукотка, Воркута, война, ссыльные, переселенцы.
 
     Власть имущие. Это они бесы. Они решают, кому жить, кому умереть. Мало кому заменили смертную казнь на ссылку. Кроме них, без расстрела, убивает голод, мороз, болезни. Правитель сменился, а кроме урок, никого не амнистировали. Выпустили на волю убийц и воров. Это всё бесовские планы, они не могут быть божьими. Фаниса не плакала. Боль свою выплеснула в тайге. Жизнь научила  терпению.

     Глава 12

     В августе 1956 года Анвару пришёл вызов из района. Повестку получила Фаниса. Когда Анвар пришел с работы, она встретила его, как после долгой разлуки. Крепко обняла у порога и расплакалась. Перепугавшись, он спрашивал:
   – Что? Что случилось? Детей видел, на улице играют. Да не томи ты, говори!
     Фаниса показала рукой на стоящий на столе видавший виды туго набитый зэковский сидор.
   – Ты чего туда наложила? Машины только на причал ходят, а мне вызов в район пришёл? – Фаниса кивнула. – Значит, в комендатуру. Сорок пять километров на себе тащить придётся. Что в сидоре?
   – Всё, что смогла, и за бутылкой водки сбегала. А ты попроси лошадь, сколько лет уже в штольне работаешь.
   – Схожу, пока не переоделся. Начальник штольни вроде неплохой мужик.
     Анвар вернулся быстро. Не глядя на жену, умылся и сел ужинать.
   – Анвар, чего молчишь? Дал он тебе лошадь?
   – Зря ходил. Он сказал, врагам народа лошадь не положена. Да и чёрт с ним, дойду, а вот как ты без меня с детьми останешься?
   – Не переживай. Мне за тебя страшнее. На работу устроюсь, под картошку весь огород займу. Люди живут, и мы проживём. Война мужиков выкосила, а у баб дети растут. Рожают. Никто не знает от кого. Лишь бы ребёночек был. Твои дети отца будут помнить. Последних ссыльных привозили после войны, в сорок девятом. Ждать  будем, может, быстро вернёшься.
     Ночью оба не сомкнули глаз. Лежали без сна. В взбухшей груди Фанисы отчаянно колотилось о рёбра, неистово билось и чернело сердце. Анвар снова готовился встретить ад лагерей. Видеть, как вместо крестов растёт лес палок с прибитыми дощечками. А над свежими могилами кружится в бесовском полёте злоба и желание убивать, унижать, истязать. Выдавая безвластие за власть, уничтожат род людской. Останутся у Сатаны  бесы. Перегрызут они друг другу горло, и опустеет земля.
     В пять утра, расцепив крепкие, как тиски, объятия, встали, позавтракали, и Фаниса проводила мужа за посёлок. А с ним свою надежду жить по-людски, растить детей, любить и вместе дождаться внуков. Когда Анвар скрылся из глаз, Фаниса, смахивая ладонью текущие слёзы, пошла устраиваться на работу.

     Анвар неторопливо шёл по дороге. Никуда не спешил. Вокруг была свобода. Весь лесной люд – жуки, червяки, насекомые, звери – жили в лесу, никем не потревоженные. Парили в воздухе птицы. Кто в этих вольных краях придумал прятать человека за колючую проволоку? Разрешили уехать домой переселенцам, а его опять в лагерь?
     Подойдя на третий день к комендатуре, увидел у входа толпу. Поднялся на крыльцо, но его окликнули:
   – Мужик, ты по повестке? Вставай в очередь.
   – В комендатуру? Очередь? Да что случилось то?
   – Реабилитация. Раз вызвали, может, перестанешь быть врагом народа. Только долго они с каждым человеком разбираются. Неделями  ждём. Ты, чтобы зря не стоять, в очередь записывайся. Видишь сквер? Иди, там все наши.
   – Сначала запишите. Анвар Алпаров.
     В это время вышел мужчина и, плача сел на ступеньки. Истерично выкрикнул:
   – Это реабилитация? Они говорят, что они, суки, прощают нас! Они прощают мне десять лет Колымы и ссылку. Ад на земле. Каждый день боишься сойти с ума. Прощают! – Он начал громко и долго смеяться, пока стоящий рядом не ударил его по лицу. Реабилитированный, сразу замолчав, сказал, – простите мужики, сорвался. Столько лет старался забыться, не думать, просто жить. Ждал не прощения, извинения. Уехать разрешили. А денег не дали. Дома пятнадцать лет не был.  Пойду на Ангару, надо успеть до ледостава в Красноярск.
     Анвар разделил на две половины тощую стопочку денег и протянул половину ему.
   – Бери, мне ехать не надо, если отпустят, бегом до семьи добегу.
     Анвар пошёл в сквер, хотелось перекусить, а если найдётся с кем, то и выпить.  Не найдя на аллее свободной скамейки, пошёл искать место под деревьями. Там тоже всё было занято. Из-под разлапистого кедра его позвали:
   – Мужик, иди ко мне. Бывший напарник, наверное, к Красноярску подплывает, а одному скучно.
   – Спасибо. В сквере яблоку упасть негде. Это правда, что всех реабилитируют?
   – Не сомневайся, я тут три дня. Всех выпускают. Ты здесь за что?   
   – Вообще-то ни за что, а обвиняли в троцкизме. 
   – А меня за создание террористической группы для свержения советской власти. Пацаном был, только шестнадцать исполнилось, мужики на лесозаготовки с собой взяли. Через неделю вернулись. Всех утром арестовали. Что с мужиками стало, не знаю, а меня сразу сюда привезли, на вечное поселение. Меня Тарел зовут.
   – Меня Анвар. Вот и познакомились. Мне Фаниса водки положила, сейчас оскоромимся.
   – Вот это встреча! Жена столько лет только о Фанисе и говорит. И муж у неё  Анвар. Помнишь Шуру, подругу Фанисы?
   – Ещё бы не помнить. Фаниса до сих пор по ней плачет. Искать Шуру бурелом помешал. В тот день на Ангаре буря разбушевалась. По всему берегу деревьев наломало. Не пройти.
   – Пусть больше не плачет. Повезло мне, что вы не нашли. Я нашёл. Долго один на заимке жил, сено прииска караулил да косить, убирать помогал. Охотничал, рыбачил. Вроде привык, а как Шуру встретил, только и боялся, что не понравлюсь. Я грузин. Но теперь и она Кулдонашвили.