Готфрик Непийко посвящается

     Я вернулась с болот в начале зимы. Климатическая разница между Стаффордом и Ленинабадом тукнула мне острой болью в левый висок, едва я спрыгнула с высокого борта трансконтинентального парома на дощатый дебаркадер, сохранивший мои следы с осени. Вон, там, сразу за скособоченным киоском дяди Арама, банчащим крэком между шаурмой и лавашами, я тогда нассала, ишь, до сих пор соляные разводы аммиачной составляющей моих ссак красуются, ввергая неискушенных в абстракционизьме, мать вашу так, в тяжкие сомнения : ну, почему, почему и отчего волшебный коала влюблен именно в меня до потери рассудка ? Неужели все дело только в том, что нужно вовремя уйти, дабы тебя запомнили зелеными глазами, долгим носом, который всегда хочется целовать, и небольшими теннисными мячиками грудей, которые, видит Годохма, стоило бы придумать, если б я была мужиком. Наспех добивая пипетку точными, целеустремленными вдохами в самое нутро живого естества, чем, вне всяких сомнений, являлся мой несколько уставший от продолжительного отдыха организм, я тут же включила смартфон, благоразумно отключенный в роуминге, не платить же этим буржуям прибавочную стоимость в три гривни, обойдутся. Ложкомои. Так, так, вот он, мой сладенький коала, ложит с прибором на поганое стадо, даже Исуса не пожалел, чоткий и резкий, как затвердевший под палящими лучами яростного солнца Азии кусочек доброго гаша. Так их, коала, пахать в поддувало овец неразумных, какое, на хрен, Рождество, даешь Беломор - канал !
    - Да ты, мать, вконец обезумела, - промяукал кто - то сзади. Я насторожилась. Голос, вроде, женский, но никакая девка не должна бы меня встречать, никто ж не в курсах, что Лиза вернулась, я и сама не знала, что вернусь, просто увлеклась несколько чорными усами норвежского мичмана, завлекшего меня в пучины разврата из экстази пригоршнями, бурбона литрами и е...ли часами. Как он пер ... Хер - оглобля, чуть жопу не разорвал, очнулась лишь при прохождении Гибралтара, а от Столпов прямая дорога в Ленинабад, любой знает, кто был удостоен обучению географии в школах Советского Союза. Разворачиваюсь, жалея отчаянно, что пришлось и со второй туфли срубить, на х...й, каблук, потому как каблук с правой куда - то задевался еще в Бискайском заливе.
    - Ты кто ? - спрашиваю. Кручу головой, что за на х...й : нет же никого. Кто ж говорил - то ?
    - Да тута я, - заговорил жестяной репродуктор со столба, немного ассиметрично водруженного кем - то прямо посреди дебаркадера, - тута.
    - Ты радиоточка ! - обрадовалась я, слегонца подпрыгивая от собственной находчивости. - Жаль, что не граффити.
    - Да и ты не Юлия Тимошенко, - начала промывку мозгов радиоточка, но меня хер возьмешь за вымя, зря я, что ли, на Великонеметчине мозгоправству обучалась. - Там, - говорю, уходя с дебаркадера на твердый грунт, обещающий устойчивость хотя бы в галлюцинациях, - я не была Тимошенкой, там, - кричу, удаляясь метрами или ярдами, как считают в Стаффорде, - я с граффити разговаривала, а Юлия курсивом шла, меж смыслов, но среди ума.
    Иду к стоянке такси. Кого бы выбрать, этот урод, тот чурка, третий вообще с Крыжополя. На хрен, пешком пойду. Иду. День. Второй. Через неделю - х...як ! - Кубань. Трогаю себя опасливо за подбородок, вдруг, как у Гиляровского борода выросла, но Бог Израиля милостив, не допускает кощунства и пренебрежения здравым смыслом. Подбородок в порядке, только почему - то испачкан желтком куриным, да еще блузка разорвана, да еще грудь правую саднит, засосал кто - то. Рассматривая следы жаркого поцелуя, подозреваю, сомневаюсь, но потом осознаю как данность : да это же мой сладенький коала, вконец разочаровавшись во всей виртуальности, вернулся ко мне, Лизе Готфрик, зная, что муза как мечта одна такая. Как и он. Ништяк, теперь будем мозги трахать друг другу, благо, что для этого присутствия в соцсетях не требуется, можно вообще не быть, любил же Петрарка совершенно мертвую маленькую девочку, никем не принимавшуюся в те благословенные времена Черной смерти мечтой педофила. Люди ширше были, жили короче, а оставили после себя столько, что нам, уродам, и за десять жизней не постичь.