Пора ставить Ёлку!
В тот Новый Год мой дед, только что выигравший Всесоюзный конкурс писателей поставил всему нашему двору огромную новогоднюю Ёлку. Про эту Ёлку Рона мне постоянно рассказывала. Это была вершина её счастливого детства. Двор наш огромный с Большим домом, более ста семей. Детишек тьма. И вот между нашими домом, вторым купеческим домом и торцом Большого дома напротив домика Соловьёвых была сооружена пятиметровая ёлка, вершина которой крепилась к балкону третьего этажа Большого дома и к крыше нашего дома со стороны Варнавиных. Естественно была установлена большая Новогодняя Ёлка «под потолок» и в той комнате, в которой мы все впоследствии жили и где ежегодно «при любой погоде» сооружалась Новогодняя Ёлка. Теперь я понимаю: это была память об отце, уведенном из дома в ночь с 27 на 28 января 1938 года. Ёлку всегда украшала лично Рона. Это был особый ритуал. Немецкие довоенные стеклянные шары, немецкие же елочные игрушки ярких расцветок. Шишки. Флажки. Гирлянды. Огромная верхушечная Звезда – предмет особого ритуала – она надевалась в последнюю очередь. Прищепки, которыми крепились новогодние свечи. Фонарики. Фигурки Деда Мороза и Снегурочки. Елка ставилась в ведро в воду, крепилась на все четыре стороны ве6ревками к стенам, само ведро обкладывалось тяжёлыми брусками. Ритуал начинался 29 декабря и длился с утра и до ночи. Центр комнаты освобождался и вокруг Ёлки можно было водить хороводы.
Тридцатого декабря весь день топилась огромная русская печь в коридоре и затем бабушка пекла в ней наготовленные за день пироги с вареньями, картошкой, рыбой, рисом. Бабушка в изготовлении пирогов и пирожков не имела соперниц у нас во дворе. По рассказам Роны тогда в 1938 она напекла пирогов на весь двор!
Торжество Нового Года – непременно главный семейный праздник в доме. Я с Роной встретил 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62 и 63 годы. Первые два в памяти не сохранились. Но сохранилось, что в 1956 году я не испытывал никаких затруднений с подготовкой и установкой Ёлки, которую мы с Роной как и во все последующие годы ходили выбирать на Ёлочном базаре.
То есть Новогодняя Елка в нашей семье была особым праздником и очень сложным ритуалом потому что так Рона вспоминала папу, которого в 1938 наступившей вскоре весной расстреляли на 12-ом километре старинной дороги.
Семья об этом не знала ничего. И до 1956 года оставалась крошечная надежда что он все-таки где-то живой. А в 1956 пришло извещение о реабилитации и смерти. Бабушка, Рона, Мама и Миша всё равно его ждали. Все и до самого конца. «Жди меня и я вернусь» Симонова, это молитва нашей семьи.
И та Новогодняя Ёлка устроенная отцом за месяц до ареста во дворе – это самый важный пик детства Роны. Она родилась с пороком сердца. С очень тяжелым пороком. Это было следствием гражданской войны.
Затем она заработала второй порок (арест отца плюс война сложились). Третий приобрела после нападения тигрицы. С тремя пороками она нередко оказывалась в реанимации и подробно мне о реанимациях рассказывала. Она знала, что жить ей осталось недолго. В 1963 году, как обычно, мы поставили Ёлку. Седьмого января упало и разбилось большое зеркало, которое неудачно поставили во время перестановок. 13 января Рона упала. Просто резко упала и у неё отнялась половина тела. 17 января её забрали в Первую городскую. 18 января мама утром вошла в комнату и сказала: «Всё!» Она была с сестрой до конца и видела как Рона открыла глаза и смотрела на неё перед смертью. Она так сильно хотела жить.
И вот я узнал, что в 1953 году начались Кремлёвские Новогодние Ёлки!
Сталин стал Сталиным в Нарыме!
А в 1887 году в Нарыме родился мой дед в семье военного врача, зирурга.
Так что у деда и у Сталина есть в биографиях одно общее место: Нарым!
Сталин расстрелял моего деда в мае 1938 года.
Мой дед был арестован сразу после грандиозной Новогодней Ёлки которую он устроил всему двору.
Сталин умер сразу после первой Новогодней Кремлевской Елки, которую он устроил всей стране. Я родился как Новогодний подарочек Сталину под ту самую Новогоднюю Кремлевскую Ёлочку.
Есть какая-то высшая справедливость в том, что с момента рождения Сталинский Гулаг всё убивал и убивал меня, словно вождю нужно было непременно, чтобы я умер. А я лежал в бараке прямо под его портретом над дверью. И вот этот его портрет врезался мне в память именно потому, что все реально плакали, и портрет был окаймлён черной лентой. И моя память сохранила и плач ходивших мимо женщин, и этот портрет в черной рамке и эту дверь. И её бледно зеленый цвет. И я много лет всё не мог понять, почему я лежал неподвижно и смотрел беспомощно вот на этот портрет. И только позже до меня дошло: я был туго спелёнат! Именно туго! И мой мозг запомнил именно картинку потому, что это было такое общее эмоциональное переживание в бараке, что я его ощутил! Так что именно эта картинка из младенчества самая первая, что я помню в своей жизни. Про лопату штыковую и про попытку унести меня в сугроб мне рассказывала мама. В лесу. У костра. Когда мне уже было шестнадцать. Да! В лесу и у костра была Свобода! Потому мама так любила лес, поле, костер и палатки. Мы с ней прошли по Уралу много дорог! Но самая потрясающая была когда мы шли к Старой Утке по узкоколейке! А Билимбай! Озеро моей весны!
Сталин умер весной, как и дед. После той самой первой Новогодней Елки «для народа».
И возникло ощущение абсолютной противоположности:
Он – всё! Я – никто! Абсолютно никто!
Он был нужен всем.
Я был не нужен никому.
Он был портретом около меня. Портретом на стене.
Изображением.
А я был реален.
На самом деле он был реален.
А я был приговоренным к смерти узником Гулага.
Когда он умер я быстро пошёл на поправку!
И мир начал стремительно меняться.
Берия дал свободу узникам Гулага той весной.
А спустя десятки лет правая рука Берии написала обо мне воспоминания!
Чем дальше тем все больнее мне воспоминания о жизни моей Роны.
Святой, для которой Новогодняя Ёлка была самым значимым событием в её короткой яркой и такой трагической жизни.
И для меня она приобретает все более и более глубокий смысл.
Вот и приближается еще один Новый Год.
Пора ставить Ёлку!
Свидетельство о публикации №222122601242