Расстрел

Расстрел

Новелла

Предыстория

20 февраля 1985 года танкист старший лейтенант Алексей Николаевич Шевченко попал в плен к душманам. Американцы решили создать антикоммунистический отряд, который должен был воевать против Советской Армии в Афганистане. Старший лейтенант Шевченко решил обмануть американскую разведку, подписав с американцами контракт и убедив советских военнопленных сделать то же самое, чтобы потом сдаться Советской Армии и вернуться на родину.

Бадабер, Пакистан, 1 апреля 1985 года

Ранним утром капитану Николсону позвонил полковник Гротески.
– Привет, Николсон, как идут дела? – спросил он.
– Нормально, шеф, все по плану, русские военнопленные которые нам нужны для выполнения операции, подписали контракт, занятия идут по плану. Я думаю надо готовить журналистов к майской конференции. Меня беспокоит тот факт, что великие вербовщики ЦРУ два года бились с русскими, и ничего не смогли сделать. А мы, благодаря этому старшему лейтенанту Шевченко, сломали их за неделю.
– Все это очень интересно, но вы, мой дорогой капитан, забываете, что именно этот ваш Шевченко сбил нашу разведывательную «Сессну» под Потсдамом и именно из-за него у русских оказались наши ящики с системой распознавания «Свой-чужой». И помните, в разведке, если все идет хорошо, это очень плохо. Значит что-то не так значит, враг завербовал наших агентов, и они работают против нас, играя на стороне врага. Помнится, наш друг Раббани, перед отправкой своих моджахедов в Афганистан, устраивал показательные расстрелы. Верно он говорил, никакая клятва даже Аллаху не сравнится с расстрельным компроматом. И если что-то пойдет не так, у афганских хадовцев будет лежать на столах расстрельный компромат. Ну а они за это никого не пощадят, что бы кто кому ни рассказывал и ни обещал. А почему бы этим русским не расстрелять пленных царандоевцев. С Раббани я договорюсь. Если будет артачиться, то я приторможу очередной денежный транш, ему деваться некуда, бесплатно воевать с Советской Армией никто не станет. Ну а с русскими, я думаю, вы должны договориться, и одно хорошо, что мы утерли нос «лихим парням» из РУМО, они два года бились с этими русскими, но толку никакого, а вы, капитан Николсон, а вернее, уже майор, я послал на вас представление, на верном пути, если все как мы задумали реализуем, медаль «Пурпурное сердце» вам обеспечена, – сказал полковник Гротески.
Николсон начал немедленно действовать. Сразу же пошел к Бурхануддину Раббани, Раббани был сперва категорически против, но потом сказал, что добивать пленных будут его моджахеды, и он все это снимет на камеру и сделает фото. Вообще-то Раббани особо не артачился, сразу понял, что к чему, в делах с американцами он был опытен и знал, что, если они чего- то просят, надо выполнять, а если  не выполнить сразу идут санкции. Потом капитан Николсон спросил Раббани:
– Когда вы планируете расстрелять пленных царандоевцев?
– Третьего апреля на рассвете, потому что отряд Абдуллы уйдет в Афганистан третьего апреля в ночь.
Капитан Николсон понял, что медлить нельзя, и сразу же пошел в крепость. Бывшие советские военнопленные находились на занятиях по радиоподготовке. Занятия вел американский инструктор, учил русских пользоваться американскими радиостанциями, шифровать радиосообщения. Старший лейтенант Шевченко сидел за радиостанцией и ловил радиоголоса, внезапно на коротких волнах нашел советскую радиостанцию. На ней какой-то детский хор пел песню про ласточку:

Труден перелет,
Ну а как весна
Без нее придет.

У Шевченко защемило сердце, ему бы стать простой ласточкой и улететь на Родину из этого кошмара... Внезапно его кто-то тронул за плечо, это был капитан Николсон. Шевченко вздрогнул от неожиданности и снял наушники. Николсон позвал его в отдельную комнату.
– Алексей, у меня есть к вам одно предложение. Видите ли, вы и ваши товарищи подписали контракт, в котором черным по белому написано, что вы готовы вести вооруженную войну с Советской Армией и армией ДРА и другими подразделениями афганского государства, – сказал ему капитан Николсон.
– Да, я помню этот пункт, – ответил ему Шевченко.
– Ну так вот, вам предстоит выполнить одно маленькое задание. Третьего апреля ранним утром вместе со своими товарищами вы должны казнить ваших врагов – четырех офицеров ненавистной афганской армии.
– Да, но мы, как вы помните, не палачи, а идейные бойцы. Казнить военнопленных не входит в планы нашей борьбы, – ответил ему Шевченко.
– Тогда моджахеды казнят вас. Поймите, их все равно казнят, не ваши бойцы, так моджахеды. Зачем вам гибнуть просто так? Поговорите со своими и помните, что тех, кто не будет стрелять, расстреляют, – добавил капитан Николсон.
«Ничего себе “маленькое задание”», – подумал про себя Алексей Шевченко. Он долго убеждал своих товарищей по несчастью, что их участие в казни четырех офицеров афганской армии неизбежно, как это ни чудовищно. Его однофамилец, Шевченко Николай Иванович, убеждал всех:
– Даже если нам удастся вернуться на Родину, нас все равно посадят в тюрьму.
– Из тюрьмы рано или поздно ты выйдешь, а вот из могилы никогда, - возразил Алексей.
Сергей Сабуров сказал:
– Ну что ж, лучше в тюрьму на Родине, чем здесь в могилу, так что, командир, казнь так казнь, но попроси их пообщаться перед расстрелом с этими четырьмя афганскими офицерами.
– Хорошо, – кивнул Алексей Шевченко.
Он пришел в американский штабной модуль, где на пороге стоял часовой. Шевченко вошел в модуль, когда Николсон разрешил, и прямо с порога сказал:
– Мои ребята готовы, но у меня есть одно условие.
– Что еще? – спросил Николсон.
– Мы хотим пообщаться перед расстрелом с пленными афганскими офицерами.
– А зачем? – удивился Николсон.
– У каждого идущего на смерть есть последнее желание, и даже в этом аду его надо исполнить из гуманных соображений, – ответил ему Шевченко.
– Хорошо. Алексей, я вот о чем подумал, вы ведь прекрасно стреляете из крупнокалиберного пулемета, даже сбили наш разведывательный самолет. А почему бы не расстрелять этих военнопленных из ДШКМ китайского производства ведь смерть для этих несчастных наступит мгновенно. Как вы говорите, из гуманных соображений.
– У меня, как я понимаю, нет выбора?
К русским в казарму через пару часов привели четырех афганских офицеров и муллу. Афганские офицеры знали, что ранним утром третьего апреля их расстреляют моджахеды. Но даже не догадывались, что в них будут стрелять их друзья – шурави.
С них сняли кандалы, и они сели вместе со всеми за маленький столик. Глядя со стороны, не подумаешь, что за столом сидят палачи и их жертвы.
Переводчик Гена Кашлаков переводил слова афганских офицеров. Приговоренные просили об одном, чтобы передали письма их родным и близким в Афганистан, в которых прощались со своими детьми, женами, отцами и матерями.
Шевченко клятвенно обещал все передать через сотрудников Красного Креста. Последнее желание у всех четверых было одно: спеть песни под музыку. Алексей Шевченко пошел к капитану Николсону и передал последнее желание афганских офицеров. Тот очень удивился, но позвонил Раббани, чтобы он прислал музыкантов. Музыканты пришли через час со своими диковинными инструментами и стали играть. Афганские офицеры пели свои грустные протяжные песни. Шевченко спросил у переводчика Кашлакова, о чем они поют.
– Поют о доме, детях и садах: в которых живут пчелы любви, – ответил Гена, названный Яхия в плену.
– Слышь, моджахеды, а давай нашу «Катюшу», – вдруг сказал Абдулла, он же моторист Духовничий. И начал напевать, музыканты подхватили мотив и стали играть «Катюшу», немного фальшивя, но голоса советских солдат и офицеров заглушили музыку и получилось неплохо. Потом пленные афганские офицеры спели еще какую-то песню. Потом песенное слово взял старший лейтенант Шевченко. И запел гимн танкистов:

Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужеством полны:
В строю стоят советские танкисты –
Своей великой Родины сыны.

Песня словно птица полетела в Бадабер. Изумленные моджахеды слушали, не понимая слов, но им нравился мотив и исполнение. Странным казалось, что люди, которых завтра должны казнить, поют песни вместе со своими палачами.
«Да, в этом весь Алексей Шевченко, он непредсказуем, принимает неожиданные абсурдные решения, порой граничащие с безумством, но в конечном итоге они оказываются правильными. Это, наверное, единственный случай в истории, когда палачи поют песни со своими жертвами перед казнью», – подумал про себя капитан Николсон.
Потом афганские офицеры исполнили гимн Республики Афганистан, но оркестр моджахедов отказался им аккомпанировать.
Всех развели по казармам. Русские солдаты и офицеры легли спать, зная, что завтра их ждет мучительный день.
На рассвете русских построили и повели на полигон, где душманы тренировались в стрельбе. Там все было готово к расстрелу. Четырех афганских офицеров привязали к столбам, и они ждали своей участи молча.
Утро было просто великолепным. В бескрайнем синем небе парили орлы, птицы щебетали. Шевченко подошел к крупнокалиберному пулемету, который стоял на треноге, и сразу заметил, что пули со спиленными кончиками. Такие пули далеко не летят, но при попадании наносят максимальный урон, не оставляют шансов выжить.
Всем бывшим советским военнопленным дали по АК-47, а Шевченко поставили к пулемету ДШКМ и приказали взяться за боковые ручки, держать пальцы на гашетке. Вдруг все замерло, и тишина упала словно небо на землю, было слышно, как кузнечики стрекочут в траве. Неожиданно все четверо афганских офицера запели гимн Афганистана, Шевченко не растерялся и, вторя им, запел гимн танкистов.

Броня крепка и танки наши быстры,
И наши люди мужеством полны:
В строю стоят советские танкисты.
Своей великой Родины сыны.

От неожиданности Раббани, который руководил расстрелом, опешил, но, собравшись с мыслями, вдруг скомандовал по-русски: «Огонь!» и грозно направил свой кольт пятидесятого калибра на Алексея Шевченко.
От безысходности Шевченко начал стрелять из пулемета, грохот выстрелов заглушил песни. Все это снимали на видеокамеры четыре американских инструктора. Уже в мертвых афганских офицеров стали стрелять моджахеды. Потом они радостно праздновали этот расстрел. Раббани подошел к Алексею Шевченко и сказал:
– Ну все, командир, ты, как и мы, настоящий моджахед.

Выстрел

Группа советских войск в Германии, тридцать пять километров северо-восточнее города Магдебург, поселок Альтенграбов 37-й отдельный танковый батальон тяжелых танков, 2 сентября 1981 года

Командиром 2-го взвода 3-й танковой роты был назначен лейтенант Шевченко Алексей Николаевич.
Хмурое сентябрьское небо нависло над высокими соснами и беспокоило мелким моросящим дождем. Молодой лейтенант в до блеска начищенных сапогах, в кителе цвета морской волны с золотыми погонами, робко постучал в дверь кабинета командира батальона.
Командир 37-го батальона тяжелых танков подполковник Цховребов Артур Андреевич был по национальности осетином двухметрового роста. Сидел как обычно за письменным столом и катал карандаши по столешнице и на робкое лейтенантское: «Разрешите войти?» – просто проорал своим зычным голосом: «Валяй, лейтенант представляйся!»
– Представляюсь по случаю назначения на должность командира танкового взвода, – начал тараторить лейтенант Шевченко.
Неожиданно подполковник Цховребов его прервал:
– А ты, лейтенант, знаешь, что такое танк Т-10М?
– Так точно, тяжелый танк принят на вооружение в 1957 году, боевой вес шестьдесят четыре тонны, орудие калибра сто двадцать два миллиметров, мощность двигателя девятьсот лошадиных сил, лобовая броня триста миллиметров, – закончил Шевченко.
– Правильно говоришь, но самое главное не сказал, это самый лучший танк в мире. Завтра поедем на стрельбу, и ты в этом убедишься, посмотрим, чему тебя учили в училище. Итак, ваш выстрел первый завтра в 10 часов, – закончил Цховребов.
В училище Шевченко учился на танках Т-62, шестьдесят двойки были средними танками, по ходу учили танк Т-64 и Т-72, а танк Т-80 был совершенно секретным. Про Т-10М он, конечно, читал спецлитературу, но ни одного настоящего танка Т-10М вживую не видел.
Когда переодевшись в новенький комбез, он пришел в парк боевых машин, просто обалдел от увиденного. Танки были готовы к движению на стрельбы, заправленные и загруженные боеприпасами. Просто громадные стальные монстры, по сравнению с танками Т-62 и Т-64.
– Ну что, прибыл? Садись за командира в 132-й, механик дорогу знает. Я еду первым, ты за мной, – сказал зампотех батальона майор Бантош.
– Механик, первую передачу вперед, – скомандовал Шевченко, и стальное чудовище словно поплыло по волнам, никаких вибраций и толчков, словно утюг при глажке белья. Мелкие ямы и препятствия отдавали в корпус редкими толчками.
– Пятую передачу вперед, – скомандовал Шевченко, и танк прибавил скорость, но ненамного.
«Да больше тридцати километров в час эти утюги не разогнать», – подумал Шевченко.
Утро на Альтенграбовском полигоне начиналось с построения. Подполковник Цховребов построил всех и спросил:
– Что, готовы? Лейтенант твой выстрел первый, как я и обещал.
Цховребов подошел к танку № 132, ласково похлопал его словно хорошего коня по лобовой скошенной броне.
– Ну что, вперед на исходную, – отдал приказ подполковник Цховребов.
«Наверное, танк Т-10М – это единственный танк, в который помещается подполковник Цховребов», – подумал Шевченко.
– Видишь старую тридцатьчетверку, дай в башню осколочно-фугасным снарядом с места, – поставил ему огневую задачу подполковник Цховребов.
– Разрешите пристрелочным пулеметом, а потом я уже и штатным долбану? – спросил лейтенант Шевченко.
– Нет, дальность определяй дальномером, а с пристрелочным пулеметом любой дурак попадет, – ответил ему Цховребов.
Танк встал на огневом рубеже как вкопанный.
Две тысячи восемьсот метров – это предельная дальность для стрельбы, именно на этом расстоянии стоял старый танк Т-34, без движка и пушки, брошенный и всеми забытый, иногда по нему стреляли, и пули и снаряды попадали в него, оставляя следы, словно оспы на лице.
Снаряды в танке Т-10М, это просто здоровые железные поросята, каждый весит по сорок килограммов, и взрывчатка в нем усиленной мощности. На  танке Т-62 осколочно-фугасный снаряд весил всего шестнадцать килограммов. Наведя орудие на цель, Шевченко вдруг почувствовал какое-то смутное чувство тревоги. «Сейчас жахнет», – подумал он.
Выстрел прогремел словно гром, танк качнуло, все заволокло дымом, будто темная туча упала с неба на землю. Когда дым рассеялся, Шевченко глянул в прицел и увидел, что старая тридцатьчетверка стоит без башни.
– Молодец, лейтенант! Не зря в училище кашу ел, с первого выстрела в башню на две тысячи восемьсот метров, – похвалил его Цховребов. – Ну что, поедем, посмотрим, – предложил Цховребов. Они сели в командирский уазик и поехали смотреть.
Картина, которая предстала перед глазами, была просто удручающая. На самом деле Шевченко попал прямо в башню, но снаряд был поставлен на фугасное действие, поэтому по закону сохранения импульса снаряд отлетел в одну сторону, метров на десять, и взорвался прямо перед корпусом старого танка Т-34, а башня – в другую. Возле танка Т-34 зияла огромная воронка метров пять в диаметре и глубиной метра два.  Осколки посекли корпус, словно злые осы, оставив на нем рваные раны. Пахло толом, в воздухе висела вонь и гарь осколочно-фугасного разрыва.