Часть вторая. Даниель Рут. Глава 1

 
1.ЗАПИСКИ ДАНИЕЛЯ РУТА

Что заставляет людей взяться за перо и вести дневниковые записи? Конечно, наличие времени! Это всякий скажет, кто хоть раз пытался до конца измарать пером стандартный лист бумаги. Но свободного времени много у миллионов людей, однако далеко не все из них хватаются за перо. Нужно что-то ещё. И здесь первое, что приходит на ум – человек не надеется на свою память и предаёт бумаге важные события своей жизни, с тем, чтобы по истечении многих лет, когда он вздумает писать мемуары, они напомнили ему, какой он был смелый, умный, как он побеждал оппонентов в спорах, соперников на дуэлях, врагов на поле боя. Но нет на свете более тошнотворного занятия, чем читать такие мемуары!

Если вы хотите узнать, что-то о сути и смысле жизни какого-то полководца, никогда не читайте его мемуаров. Правды вы там найдёте не более, чем в сказках братьев Гримм. Лучше найти в архивах и прочитать документ, который этот полководец писал в штабе, накануне (или после) кровопролитного сражения в котором он загубил (или привёл к победе) свою армию. Лучше прочесть письмо солдата, которое он написал домой перед боем, или тот стих, что сочинил он в честь своей любимой, ожидая атаки тяжёлой конницы, чем слушать его через пять, десять, двадцать лет, когда он с железной кружкой на столе и деревянной ногой под столом предаётся «воспоминаниям», хлебнув зелена вина.

Для настоящей, правдивой записи нужен момент (истины), нужен порыв (страсти). Полковой врач Даниель Рут, впервые оказавшийся на корабле, да ещё и захваченном взбунтовавшейся командой, получил две этих самых необходимых для писательства вещи: стресс и свободное время. В силу этих обстоятельств непреодолимой силы некоторые свои переживания и наблюдения он доверил бумаге. И не стоит сомневаться  в их истинности. Если не верить человеку, находящемуся в двух шагах от виселицы, то кому верить? Поэтому, продолжая наше повествование, мы не можем оставить без внимания его дневниковые записи, так как они существенно дополняют излагаемые в повести факты и не позволяют автору дать волю своей неуёмной фантазии.

ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ. Прослужив на корабле считанные дни, я попал в довольно неприятную ситуацию, впрочем, скорее, в беду. Один из офицеров, первый помощник капитана Арнольдо Перейро, подбил матросов на бунт, захватил корабль и вышел в море, заперев капитана и меня в своих каютах. Сегодня он поставил мне ультиматум: либо я присоединяюсь к бунтовщикам и продолжаю выполнять обязанности судового врача, либо со мной расправятся, как расправились со штурманом «Эсперансы». В том, что это так и будет, сомневаться не приходится, Перейро – человек страшный. Одного его взгляда матросы боялись, а теперь, когда  он захватил корабль, его взгляд стал буквально волчьим, с отблеском по-звериному равнодушной беспощадности… Впрочем, даже страшнее, ведь у волков чёрных глаз не бывает. Если меня казнят, может быть, эти записи сохранятся. По крайней мере, я на это надеюсь.

ЗАПИСЬ ВТОРАЯ. Сегодня бунтовщики напали на торговое судно. Перейро сдержал своё слово и не стал принуждать меня участвовать в разбойничьем налёте. Я оказал помощь двум раненым пиратам. Перейро лично делил добычу между разбойниками и выделил мне долю из награбленного. Я отказался. Неужели мне удастся не пойти на сделку с совестью, ведь этого не простит мне отец, и сохранить свою жизнь, чтобы не огорчать матушку?

ЗАПИСЬ ТРЕТЬЯ. В отличие от службы в полку, на корабле у врача, оказывается, масса свободного времени. Однорукому Питеру Бульену помог закрепить его варварский протез. Подлечил предплечье. Узнал, что мы с ним почти земляки. Он тоже родился в Западных Альпах. Коли мне выпала судьба попасть на корабль, пытаюсь освоить азы кораблевождения. К моему удивлению, Перейро, которого бунтовщики выбрали своим капитаном, не стал возражать и даже показал, как пользоваться астролябией. Наверное, надеется, что я останусь в его экипаже. Молю Бога, чтобы избавил меня от него и его оголтелой команды! Не знаю, как настоящее имя Перейро. Мятежники называют его – капитан Клещ.
Запись четвёртая. Встали на рейд острова Тенерифе. Узнал от Бульена, что дона Гарсиа решили повесить. Набрался смелости и пошёл к пиратскому капитану с просьбой не делать этого. Даже пообещал, что буду исправно выполнять обязанности судового врача, если сохранят жизнь смещённому капитану. В ответ Перейро приказал на стеньге грот-мачты приготовить две петли. Думаю, что это моя последняя запись, если не вмешается Всевышний. Даже в детстве я не молился так искренне, как сегодня.

ЗАПИСЬ ЧЕТВЁРТАЯ. Самозванный капитан Перейро, очевидно, нанёс удачный визит губернатору острова. И, как говорят, дон Карлос ему помог в этом, написав губернатору письмо. Вместо того, чтобы повесить нас обоих, капитан морских разбойников отпустил его. Я видел, как дон Гарсиа Карлос садился в шлюпку, он выглядел больным и подавленным. Видимо, Перейро удалось сломить дух капитана «Эсперансы». Как он оправдается перед Контрерасом и королём?

ЗАПИСЬ ПЯТАЯ. Случилось неполное затмение солнца. Даже на меня, который знает, что это такое, сумерки, наступившие днём, произвели впечатление. Что уж говорить о матросах! Удивился, что даже Перейро, опытный моряк, невежественен в таких вопросах. Однако надо отдать должное, самообладание ему не изменило и порядок на корабле он восстановил быстро. Удивительно, матросы бегут исполнять его команду, когда он ещё не договорил приказа!

ЗАПИСЬ ШЕСТАЯ.  Четвёртый день – штиль. Мы практически стоим на месте, застряв посреди океана. Перейро болен: беспорядочное сердцебиение, лихорадочный блеск в глазах. Видя это, напуганные солнечным затмением матросы попытались повернуть корабль обратно. Капитан пиратов даже не стал их слушать, застрелив первого, кто заговорил с ним. Даже болезнь не изменила его нрава. Он также лют и беспощаден. Справиться с командой ему поможет характер, но кто поможет  справиться  с погодой?

ЗАПИСЬ СЕДЬМАЯ. Сегодня уже восьмой день полного безветрия. Команда подавлена. Всё чаще вспоминаю поговорку моего отца: «Кто не был в море, тот искренне не молился». Перейро большую часть времени проводит в каюте. Болезнь его не отпускает. Лишь иногда появляется на квартердеке весь обвешанный пистолетами. Питер Бульен помогает поддерживать дисциплину. Мне кажется этот гигант не знает, что такое уныние.

ЗАПИСЬ ВОСЬМАЯ. Наконец-то! Господь услышал наши молитвы. На девятый день началось движение воздуха. Потянул лёгкий ветерок с северо-востока. Все ожили. Мне кажется, вся болезнь капитана пиратов была из-за штиля. Сегодня он уже свеж и бодр, как будто это не он ещё вчера валялся на койке, жёлтый, как тыква. Этот человек двужильный, не иначе…

ЗАПИСЬ ДЕВЯТАЯ. …Прошло более месяца, как я сделал последнюю запись в своём дневнике. Мы пересекли Атлантический океан и подошли к острову Тортуга. Издалека остров представляет собой дивное зрелище. Перед нами в ослепляющем свете солнца из бирюзового моря поднялся ярко-изумрудный берег, окаймлённый кружевами белейшей пены. Матросы ликовали, восторженными криками выражая свои чувства. У некоторых на глазах блестели слёзы радости после почти двухмесячного тяжёлого похода.  Поднялось настроение и у меня. Забылись те дни, когда я был на грани отчаяния, и только мысль о том, что если я сдамся, то вряд ли мне будет лучше, удерживала меня от проявления слабости. Может быть, всё образуется? Ведь для чего-то судьба дала мне это испытание?
 «Эсперанса» вошла в бухту на южном берегу острова. Гавань не слишком велика, но чрезвычайно удобна. Размером приблизительно четыре на два кабельтова. Таких судов, как наша каравелла, здесь может встать два-три десятка.
Тортуга, по моему первому впечатлению, ничем не напоминает пиратское гнездо. На рейде покойно стоят корабли под французскими и голландскими флагами. Совсем не верится, что губернатор острова, никого не боясь, потворствует морским разбойникам, ведь остров от испанской Эспаньолы отделяет лишь пролив в четыре мили. Но выгодное расположение бухты и грозный форт, возвышающийся над посёлком и гаванью, ощетинившийся пушками, гарантируют пиратам, пригретым французами, защиту от испанцев.