BIOskaf

I
- Подпишите, пожалуйста здесь.
Кончик ручки указал на длинную прямую линию, предназначавшуюся для подписи. Она стояла и смотрела на эту линию, отделяющую её теперешнюю жизнь от будущей, неизвестной. Она знала, что возможно это не принесёт ничего хорошего, но и хуже уже быть не могло, поэтому на мгновение прикрыв глаза, она подписала последний документ, ограничивающий её свободу на ближайший год и дарующий свободу мнимую, которую она будет лелеять и холить в душе весь год находясь взаперти. Последний росчерк дался ей особенно трудно, рука налилась такой тяжестью, что финальные штрихи, будто обессиленные, бледными голубыми линиями легли на бумагу.
- Благодарим за Ваш вклад, - мягко отозвался голос с заученными нотками вежливости. Ожидайте, за Вами придут.
Словно во сне, не осознавая сути происходящего, она плавно, казалось, не касаясь земли, подошла к ближайшему креслу и села на самый край. Замерев в таком положении на несколько секунд, она силилась понять, что же только что сделала, но все мысли разом покинули её голову ровно в тот момент, когда она подписала отказ от своего тела и тела того, кого она принесёт в этот мир. Она не представляла, что её ждёт, как всё произойдёт и почувствует ли она хоть что-то, давая новую жизнь, а потом отдавая её в неизвестность.
"Да к черту это всё!" пронеслось где-то в голове, и приняв это, как единственно возможную истину, она медленно сползла по спинке кресла в самую его глубь, будто желая свить там гнездо и заснуть на целую вечность, не видя и не слыша этот тошнотворный мир.
Закрыв глаза, она полностью опустошила голову. Не хотелось думать ни о чем, равно как и не хотелось чего-то ожидать, хоть она и понимала, что ожиданием теперь будут заняты все минуты, все часы и дни, которые она проведёт здесь.
- Здравствуйте. Я за Вами. Пойдёмте.
- Почему именно за мной?!
Это вырвалось машинально, она совершенно не ожидала от себя такой реакции, как впрочем и не ожидала, что за ней придут так скоро.
Медсестра тошнотворно-любезно улыбнулась и проворковала: - кроме Вас здесь больше никого.
- Но…
- Так, Вы у нас номер 828482. Прошу Вас следовать за мной.
- Но, почему номер, у меня же было имя…
Оно вам больше не понадобится. Теперь у вас есть номер, который заменит и фамилию, и имя и отчество, а также паспорт, страховку и всё прочее. Скажите удобно? И она улыбнулась настолько широко и неприлично, что плечи невольно передернуло. Ну а теперь, прошу следовать за мной.
Она поняла, что по-прежнему сидела в кресле. Поза её изменилась. Теперь она, словно готовая к прыжку и атаке кошка, казалось, выжидает нужный момент, но он всё не наставал. Да и к чему теперь борьба - документы подписаны, личные вещи сданы. Ещё пока не забрали одежду, но уже отобрали имя… Что это за мир такой, где имя стоит меньше, чем одежда, где смерть дороже жизни, а жизнь страшнее смерти. Она покорно встала, смиряясь со своим новым именем, которое звучало, как будто ломаются сухие ветки, и постаралась забыть свое прежнее, которое теперь казалось нереальным и недостижимым.
Следуя по абсолютно белому коридору, такому же, как и фойе, где она только что была, ей подумалось - почему она здесь одна.

II
Улицы города были густо оклеены листовками, на которых чёрными крупными буквами по кричаще-белому фону было написано "Даруй жизнь-подари жизнь-заработай на жизнь". Полиция боролась с ними, срывала, призывала бойкотировать, но что есть голос полиции против голоса жизни, а жизнь в городе больше походила на выживание. Безработица и нищета, голод и грязь, насилие и убийства, вот чем теперь полнились улицы. Богатые богатели, нищие нищали и не выбраться было из этого черно-белого водоворота. Как раз в то время, когда город захлестнула первая волна беспредела, а за ней накатывала вторая, по улицам стали появляться те самые листовки. Будто белые флаги, выброшенные в отчаянной попытке сохранить будущее, они резали глаза своей неподкупной, первозданной белизной, они манили отчаявшихся, тех, кто уже задолго до первой волны вскипающего хаоса потерял всякую надежду. Сначала этим листовкам не придавали должного значения, но они множились, множились с такой скоростью, что не замечать их было невозможно и вот уже улицы города тонули в них, как некогда тонули в крови, а до этого в мусоре и нечистотах. Город постоянно захлебывался, не имея возможности "выплыть", подняться и обрести былую красоту, он существовал где-то между возможным будущим и безнадежным крахом. Крысы, всё заполонили эти мерзкие голодные твари и если с теми, которые сновали по улицам, можно было справится химикатами, то с теми, которые держали власть в городе, бороться было невозможно. Крысы умны, крысы хитры и проворны, а ещё они плодятся хуже кошек. Одна взрослая крыса за год может принести в этот мир 40 крысят и несмотря на то, что продолжительность их жизни невелика - в среднем год - этого будет достаточно, чтобы каждый из выживших новорождённых  мог наплодить целую кучу маленьких голодных вредителей и так цикл за циклом  до бесконечности, пока всё вокруг не будет поглощено их ненасытным голодом.
Люди города недалеко ушли от крыс. Плодясь в своих крохотных человеческих норках, которые лишь по привычке звали квартирами, они медленно, но уверенно двигались к своему финалу. Когда-то очень давно, город этот был построен великими умами как образец идеальной замкнутой системы, царит в которой утопия. Создатели всё рассчитали и город отдаленный равнозначно от других населённых пунктов был полностью автономным. Он не нуждался ни в экспорте, ни в импорте. Всё было заложено в нем изначально и поддерживалось силами колонистов, которых отобрали для великой миссии и великого эксперимента, что позволил бы в будущем, при нахождении ещё не обжитых мест на родной планете либо за её пределами, применить данный "Метод Утополиса", как они его прозвали, что позволит человечеству жить вечно, не подвергаясь угрозе исчезновения.
Создатели, проектируя Утополис, учли, что люди даже в процессе эволюции не утратят своей агрессивности и желания доминировать внутри своих социальных групп, поэтому, создавая колонию, тщательно отбирали тех первых, кто будет обустраивать город.
Утополис занимал площадь около пятидесяти квадратных километров и по последним данным проживали всем около полумиллиона человек, но данные эти никто уже давно не обновлял, никто не следил за развитием Утополиса, потому что жизнь за его пределами прервалась, но внутри города никто об этом не знал - люди были поглощены крахом собственной маленькой цивилизации.
За пределы города связь не выходила, это было одно из ключевых условий его существования. Люди должны были быть полностью изолированы, проживая лишь внутри собственной экосистемы и не отвлекаясь на проблемы всего остального мира. Никто никогда не пытался покинуть Утополис. Во-первых потому, что он был огражден электромагнитными экранами, а во-вторых, это было прописано в условиях проживания каждого члена колонии, которые бережно передавали это знание следующим поколениям.
Первые пятьдесят лет существования Утополиса показывали блестящие результаты. Тогда людей в нем было не так много, но все они когда-то были достойными гражданами своих государств, которых выбрали для благороднейшей цели. Они гордились этим и делали всё возможное для создания максимально благоприятных условий для жизни. В городе было все - правительство и армия, суд и производство, переработка вторсырья и инновационные центры для разработки сверхновых концепций по улучшению жизни. Жители Утополиса видели, как процветает город, и хотя они не имели связи с внешним миром, точно знали, что двигаются в верном направлении, но не всем в городе удалось взрастить новое поколение, многие были бесплодны, а те кто мог иметь детей, отдавали свою жизнь на благо города, забывая о своих первостепенных функциях - обеспечение жизни своего потомства. Молодое поколение не оправдало надежд первых колонистов, последующее разрушило планы предыдущего на достойное существование, следующее встало на путь инволюции, начав разрушать сначала устои города, а потом и его. Последнее поколение, которое властвовало сейчас в городе, мало что схожего имело с первыми людьми, которые его населяли. Они больше походили на крыс. Нет, не внешне, но безудержное желание только поглощать ресурсы, не восполняя и не создавая ничего, граничащее с бесконтрольным размножением, быстро привели город в упадок. У власти стояли самые злобные и жадные, те, кто смогли забрать её силой, сместив компетентных управленцев. Теперь те сидели в клетках и говорили только тогда, когда им позволяли, ели и спали тогда, когда сверху давали на это добро. Теперь город был ориентирован не на развитие, а на выживание в условиях продовольственного и экономического кризиса. Всё медленно приходило в упадок, изнашивались не только машины, построенные людьми, но и сами люди, их души…  слабые умирали, те кто были посильнее, пытались выжить, те кто посильнее и похитрей уворачивались как могли. Просвещенная элита исчезла - их вырезали как скот, а дома разграбили, рабочий класс гноили непосильным трудом, учёных лишили права работать и город бы наверное очень быстро сожрал себя изнутри, если бы не отряд сопротивления.
Когда люди начали понимать, что дело жизни их праотцов поставлено под удар, они организовали небольшой отряд, куда входил самый разношерстный люд. Внутри отряда они разделились на миротворцев, исследователей и управленцев. Каждая группа выполняла свою определённую функцию, а вместе они решили избавить город от "крыс" и заселить в последствии достойными гражданами. Поначалу план казался слишком амбициозным и даже фантастическим, но погрузившись в него, дробя крупные планы на вполне достижимые цели, а их в свою очередь на мелкие задачи, однажды они пришли к идее, которую назвали "биоскаф".

III
Как вычленить лучших из худших, если среди худших есть только те, кто ужасен по-настоящему? Как вычленить нужные гены и сплести их в идеальную сеть, чтобы обратить инволюцию вспять? Тогда-то и родилась идея о биоскафандрах, а за ней и лозунг " Даруй жизнь-подари жизнь-заработай на жизнь".
Суть идеи была в том, чтобы люди добровольно приходили и отдавали себя на благо науки и великого будущего. Мужчины сдавали свой биоматериал, женщины предоставляли свои тела как инкубаторы. Поначалу эта идея казалась всем дикой. Ни один нормальный человек не согласился бы вот так, как лабораторная крыса прийти в лабиринт заведомо зная, что в нем и выхода может нет, а если и есть, то куда он ведёт? Перспективы были туманными, а финансирование было на нуле. Большая часть лабораторий была уничтожена, а уцелевшие находились под контролем власти.
Сопротивление поставило себе задачу построить подземную лабораторию, на окраине города близ электромагнитных экранов. В тех местах под землёй располагались аварийные бункеры, которые использовали первые колонисты, чтобы дорабатывать и улучшать технологии изоляционных экранов. Из города были оборудованы лазы до самой лаборатории, чтобы сопротивление могло беспрепятственно перемещаться и осуществлять свою деятельность. Они запустили масштабную кампанию по информированию населения путем расклеивания листовок по всему городу и начали ждать. Первыми, кто пошли в руки сопротивления были самые слабые и нищие. Их биоматериал и тела не годились, но давали возможность экспериментировать, чтобы избежать возможных рисков с более пригодными образцами. Не смотря на провокационные листовки, не дающие никаких ответов, но от чего-то дарующие надежду заблудшим и уставшим от жизни, идея сопротивления о создании идеальных биоскафов жила и развивалась, но со временем и она выродилась, как продолжали вырождаться люди в городе.

IV
Пройдя по длинному, прямому как стрела коридору, номер 828482 завели в клетку, на голову опустился кипенно-белый плотный мешок, послышался лязг закрывающейся двери и она, в сопровождении всё той же медсестры начала опускаться под землю. Состоявший только из платформы и рабицы лифт протяжно стонал, пока они неспешно минута за минутой опускались всё ниже под землю. Пасть клетки раскрылась, и медсестра осторожно посадила номер 828482 в стоявшую рядом вагонетку.
Это последняя, - крикнула она кому-то в пустоту. Вагонетка дернулась, подчиняясь общему импульсу небольшого состава и покачиваясь начала свой непростой путь, а медсестра вернулась обратно к пасти лифта, чтобы та проглотила её и выплюнула обратно в надземный мир.
Они ехали в полной тишине, погруженные в свои мысли. 828482 понимала, что она далеко не единственная жертва белых листовок, но никто, абсолютно никто не решался нарушить скрип состава, тараном бравшего подземный мрак давно заброшенных шахт. Колея петляла то влево, то вправо и даже если бы на голове 828482 не было мешка, она бы всё равно не запомнила дорогу. Под землёй было зябко и сыро, холод забирался под самую кожу и вольно обосновавшись там заявлял, что больше не покинет это тело. Сколько прошло времени? Минута, час, а может часы? Сказать было невозможно. 828482 постоянно отвлекалась на свои мысли и страхи. Несколько раз, чтобы избавиться от них, она пробовала считать повороты, считать секунды, но сбивалась каждый раз, когда пыталась представить, что её ждёт. Она припомнила, что в случае успешного прохождения эксперимента ей заплатят и вернут обратно в город, но в случае иного исхода, который подразумевал всё что угодно вплоть до смерти испытуемого, она останется там, в лаборатории на благо науки. Эта перспектива не сильно пугала 828482, потому что она давно подумывала свести счёты с жизнью. Её родителей не стало. Три года назад ушел отец, следом мать. Её брат торговал наркотиками в подпольных клубах, а младшая сестра воровала эти самые наркотики, медленно убивая себя. Когда-то у 828482 была работа в архиве, но, когда "крысами" свыше было принято решение о его консервации, её, как и прочих, вышвырнули на улицу. Найти работу в городе стало сложно - предприятия и заводы закрывались, нарколаборатории множились, а люди разлагались. Голод стал нормой, воровство преследовалось, но часто судьба твоя зависела от благосклонности тех, кто тебя поймает. Не раз пойманная и не раз дорого платившая за это 828482 не нашла иного выхода, кроме как ухватиться за последнюю надежду - белую листовку, дающую право сбежать из мира "крыс".
Лязг тормозов вагонетки, прервал воспоминания 828482 о её последней краже и о том, как она её отрабатывала. Подавив горячую волну горечи, смешанную со стыдом, она поежилась и проглотила подступающие к глазам слёзы. Её вагонетка остановилась вместе со всем составом. Чьи-то мягкие тёплые руки коснулись её рук и вывели из вагонетки, молча, в полнейшей тишине. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь - ровно восемь шагов и жестом ей мягко указали, что нужно остановиться. Раздалось холодное клацанье ключа и тяжёлая металлическая дверь, обдав 828482 запахом медикаментов даже сквозь плотный мешок, который до сих пор был на её голове, распахнулась, приглашая её и остальных войти.
Тьма сменилась ярким светом. Глаза больно щипало и застило слезами. 828482 огляделась и увидела фойе, ничем не отличается от того, которое она покинула, казалось, целую жизнь назад. Один, два, три, четыре… Восемь, их было восемь, как и шагов от вагонетки до железной двери. Ровно восемь заблудших, одиноких, находившихся на грани девушек. Нет, стоп, 828482, потерла слезящиеся глаза и разглядела одного мужчину. Один и семь. Семнадцать… это число когда-то тоже много для неё значило, но это было, казалось слишком давно, когда она ещё носила имя, а не номер вместо него.
Привыкнув к яркому свету, 828482 огляделась - пустая белая комната окружала её. Две двери - одна из которых служила входом, а вторая, располагавшаяся на противоположной стене, - выходом из этого белоснежного безликого пространства. Дверь выхода открылась, приглашая добровольцев в свою мрачную пасть. Она вела в коридор, который вёл в другой коридор и спустя несколько запутанных переходов они оказались в так называемом распределительном отсеке. Всё происходило в абсолютной тишине. Никто ничего не объяснял, никто ничего не спрашивал, все будто следовали своим собственным алгоритмам, чудесным образом совпадающими с алгоритмами всех. 828482 подвели к двери, на которой значится её номер, санитар жестом пригласил её войти, а когда она переступила порог, он беззвучно прикрыл дверь, отрезав её от остатков прежней жизни. Ей не было страшно, не было грустно, всё окружавшее её скорее вызывало любопытство. Комната, куда её поселили, размерами скорее напоминала кладовку. Белоснежные стены, потолок и пол давили, мешали дышать и думать. Окон не было, да и откуда им взяться под землёй. Вместо настоящего окна на противоположной от двери стены было нарисованное окно с видом на море и маяк. Это изображение согревало и создавало ощущение внешнего пространства, чего нельзя было сказать о самой комнате. Белая кровать слева от двери, белая небольшая тумба напротив кровати, лампы дневного света по периметру комнаты три на три метра. На кровати лежала белая чистая одежда, на тумбе "Инструкции". Первым делом подойдя к тумбе, она изучила свой распорядок на ближайший и неопределённый срок.
Подъем 6.00
Приём пищи 1 - 6.15 - 6.30
Личное время 6.30 - 8.00
Процедуры 8.00 - 11.00
Приём пищи 2 - 11.15 - 11.30
Групповые занятия - 11.30 - 15.00
Приём пищи 3 - 15.15 - 15.30
Прогулка- 15.30 - 18.00
Процедуры 18.00 - 19.00
Приём пищи 4 19.15-19.30
Личное время 19.30-22.00
Отбой 22.00
Душ общий.
Столовая общая.
Место прогулок - внутренняя территория.
828482 это вполне устраивало. Не нужно было больше рыскать по городу в поисках еды, не нужно было отчитывать брата, чтобы тот перестал продавать наркотики, и следить, чтобы младшая сестра их не воровала. Не нужно голодать и недосыпать, прятаться и молиться, что тебя не найдут, ведь здесь, под землёй, её не найдут уж точно. Там, наверху, для неё всё было кончено и если здесь ей суждено подохнуть, то чем этот подземный лабиринт лучше того, на поверхности? Уходя из дома, 828482 сняла с себя ответственность, за опустившегося на самое дно брата, и присоединившуюся к нему сестру. Разговоры уже не помогали, угрозы тоже и, осознав всю безвыходность ситуации, 828482 просто ушла, даже не взяв ключи от их превратившейся в притон квартирки на окраине города.
Из болота воспоминаний её вытащил звук открывающейся двери.
- Вы ещё не готовы? Поторопитесь пожалуйста. Наденьте чистую одежду и выходите, я буду ждать Вас снаружи и провожу на первичное обследование.
Голос принадлежал миловидной девушке невысокого роста. Её белокурые волосы были спрятаны под медицинскую шапочку и только одна единственная выбившаяся прядь говорила о цвете её волос. На вид ей было за сорок, а её мягком голосу хотелось верить, какие бы сумасбродные идеи он не предложил.
828482 наскоро переоделась и вышла.
- Будьте добры, Вашу одежду.
Девушка повиновалась и отдала всё, что у неё было. Она с грустью посмотрела на свои сложенные вещи и её гостья, поняв, о чем думает 828482, мягко произнесла:
- Они вам больше не понадобятся. Мы снабдим вас всем необходимым. О, чуть не забыла, меня зовут 17. Если у вас появятся какие-то вопросы, вы почувствуете себя плохо или просто захотите поговорить - обращайтесь ко мне. Кнопка вызова слева от вашей кровати, в изголовье.
- Спасибо, - только и смогла выговорить 828482.
17 заботливо проводила 828482 в смотровую, где врачи досконально изучили её тело вдоль и поперёк. У неё взяли все мыслимые анализы, сделали ряд УЗИ и когнитивных тестов, а после проводили обратно в комнату дожидаться ужина. Выбор ей никто уже не предоставлял, пути назад были отрезаны ещё там, на поверхности, поэтому здесь уже не обсуждалось её согласие или отказ от дальнейших процедур. 828482 вошла в свою "комнату", легла на раздражающе-белую постель ровно, как жердь, но осознав свое безвольное положение, сжалась в комок и отвернулись к такой-же раздражающе-белой, как и постель стене, начала судорожно плакать закусив угол подушки, чтобы никто не услышал.
Через пару минут она взяла себя в руки и ещё раз прокрутила в голове всё услышанное от врачей.
Конечно, им нужно было дождаться результатов её анализов, и если с ними всё в порядке, то она сможет пройти курс терапии для дальнейшего выращивания биоскфа, как они это называли. На самом же деле биоскафом был ребёнок. Всё, что от неё требовалось - выносить здорового ребёнка и ставить здесь, под землёй. За этот "щедрый вклад" ей соответствующе щедро заплатят и отпустят обратно на поверхность за подписку о неразглашении. Элементарно, проще некуда, казалось бы. Конечно никто здесь не будет устраивать случки, все биоматериалы будут тщательно отбираться и вводиться медицинским путем, после чего её будут содержать здесь в период всей беременности, наблюдать, помогать, а потом… «Да не важно - , прервала 828482 свои размышления, - отдам его и всё,  а дальше новая жизнь где-нибудь на задворках города, подальше от его прогнившего центра».

V
Через несколько недель 828482 сообщили, что она полностью готова к воспроизводству биоскафа. Всё это время она как прилежная ученица вставала и ложилась по звонку, хорошо питалась и много гуляла. Она чётко для себя решила очистить память от прошлой жизни, хотя бы на тот период, пока жила под землёй, и сосредоточиться на себе и своём предназначении. 828482 много думала о том, что её ждёт, ведь на поверхности она и понятия не имела, как повернётся её жизнь и что настанет тот момент, когда ей придётся отдать самое дорогое, что может быть в жизни женщины  - её ребёнка. На поверхности ей не довелось стать матерью, и хотя 828482 была молодая и здоровая, условия, в которых она жила, не позволяли ей думать о таких вещах как замужество, материнство, счастливая жизнь… Многих жителей города, казалось, совершенно не напрягает, что происходит вокруг - они жили словно по инерции, катясь с горы на самое дно, но это не мешало им создавать семьи, разрастаться, умирать и от этого они ещё больше напоминали крыс. Крыс, которым совершенно был не нужен выход и пусть лабиринт плох, погряз в нечистотах и болезнях, и никто не давал лакомство после удачного прохождения очередного его уровня, крысы продолжали наполнять его собой. Зачем выход? Здесь есть всё необходимое. 828482 думала об этом ещё в те времена, когда жила на поверхности, и эти совсем безрадостные мысли порождали в её голове ворох страхов о бесконечном одиночестве, серости мира и скудости души. Ей не хотелось этого, но безжалостное будущее холодной поступью надвигалось всё ближе, отнимая молодость и отмеренные ей дни. Порой 828482 казалось, что её одну беспокоит то, что происходило с городом. Есть такое выражение "когда система становится замкнутой - в ней нарастает хаос" и пусть город был замкнут изначально, его населяли умные, одарённые люди, которых объединяла великая цель - создать утопию, способную послужить образцом для будущих поколений, которые будут осваивать космос… Не всегда люди способны просчитать все пути выхода из критических ситуаций, не всегда возможно предотвратить катастрофу и уж точно невозможно создать утопию, если утеряна мораль, а идеалы попраны отбросами общества. Пыль просачивается в самые крошечные уголки и щели, серость и посредственность разрастаются на её почве со скоростью света, который вот-вот обратится во тьму и вот уже дух разложения и гнили витает по улицам некогда прекрасного города…
Мысли 828482 прервал стук в дверь. На пороге стояла 17 и ожидала, чтобы забрать свою подопечную по процедуру "подсадки". За время пребывания под землёй 828482 заметно раздобрела. Можно было даже предположить, что она уже выращивает биоскаф, но это было не так. Пока шёл подготовительный процесс девушек накачивали витаминами и гормонами до такой степени, чтобы обеспечить максимально быструю и успешную "подсадку". У подполья не было времени на неудачи, их и так уже было достаточно. Сколько было загублено молодых девушек, сколько уродливых младенцев родилось в стенах подземных операционных, но эта информация была строго засекречена, а данные, касающиеся неудачных экспериментов зашифрованы. Уродливые, не приспособление к жизни биоскафы были не интересны учёным и подлежали уничтожению. Они шли на переработку превращаясь в питательную смесь для новых жителей подземного инкубатора, а также на удобрения, которых нужно было немало дабы выращивать второсортную пищу для персонала. Об этом не знал никто, даже 17, которая заботливо вела 828482 на "подсадку".
- Как настроение? - весело спросила 17.
- Всё в порядке, - бесцветно отозвалась 828482.
- Не переживай. Ты уже прошла непростой путь. Дальше будет легче. Когда процедура закончится, всё что тебе нужно будет делать - есть и спать за двоих, побольше гулять и поменьше волноваться, - она произнесла этот заученный текст максимально спокойно, с нотками тихой радости и восторга. Эти слова были необходимы, для того чтобы успокоить и ободрить каждую, кого вели на "подсадку".
828482 ничего не ответила, ограничившись лишь вялой улыбкой. Коридоры, по которым они неспешно двигались к операционной, были отталкивающе белыми и пустыми. Они не встретили ни единого человека по пути.
- А почему здесь так тихо? - спросила 828482.
- Все уже на своих местах и ждут нас.
В этот момент 17 подкатила кресло-каталку, на котором всё это время сидела её подопечная, чиркнула пропуском по незаметной панели слева от двери и, когда та открылась, перед ними предстала просторная операционная и человек 6 врачей. Всё приветствовали их заученными мягкими улыбками и ободряющими взглядами. 828482 помогли лечь на кресло. Кто-то заботливо держал её за руку, кто-то гладил по голове, обещая, что она ничего не почувствует и скоро окажется в своей "уютной комнате", а кто-то подносил маску к её лицу. Всё это время какое-то необъяснимое напряжение нарастало внутри 828482 и никакие улыбки и слова не могли унять тревогу, холодом струившуюся от первого и до последнего позвонка. Ей не хотелось надевать маску и, слабо тряся головой и глядя по сторонам, она зацепилась взглядом за сияющие в холоде огромных ламп инструменты, слишком пугающие для такого радостного момента. На другом столике стояли пробирки с биоматериалами, трубками, зажимами и тампонами. "Что-то не так, что-то не так" - вопил внутренний голос 828482, но было поздно. Один из врачей мягко и очень сильно зафиксировал её голову, чтобы медсестра смогла надеть маску. Последнее, что видела 828482 это покидающую палату 17, а дальше начался какой-то кошмар, в котором она не могла двигаться, а разум её парил на телом, но она ничего не могла разобрать - на глазах была пелена. Шесть человек так плотно обступили её маленькую фигурку, безвольно лежащую на гинекологическом столе, что она ничего не могла видеть, кроме мельтешения рук и приборов. А потом наступила тьма. Это в операционной погасили свет, врачи разошлись на перерыв, у них сегодня ещё 6 операций. Этап подсадки был завершён.

VI
828482 проснулась как ей показалось ночью. В коридоре слышались крики, слабо походившие на человеческие. Она и прежде иногда слышала, как девушки, жившие с ней в одном крыле, иногда кричали, после чего слышался топот санитаров, и их куда-то увозили. Иногда они возвращались. Иногда нет. 828482 спрашивала у 17, что случилось с теми, кто кричал, куда их увозят, почему не все возвращаются… У 17 всегда был один ответ - "всё  хорошо. Ни тебе, ни этим девушкам нечего волноваться". Вот тогда и начала селится тревога в сердце 828482. Необъяснимая, нарастающая, холодная и липкая, будто с этим местом что-то не так, все знают об этом, и ничего ей не говорят. Она пыталась выведать у других девушек хоть что-нибудь во время общих прогулок или приёма пищи, но все отмалчивались. Новенькие жали плечами - откуда им было знать. "Старенькие" тоже жали плечами, но как-то нервно и с опаской, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Своего пика тревога 828482 достигла в день "подсадки", но деваться было некуда. Она буквально не представляла, что будет дальше, не знала как бежать отсюда и тем более куда бежать, а ещё - зачем. Рефлекторные попытки её организма избежать "подсадки" и любым способом покинуть это место были лишь остатками сигнала самосохранения, который перманентно глушили врачи в этих стенах, накачивая своих подопечных лекарствами. В этом месте вход не являлся выходом и попав сюда, ты либо выходишь через лабиринт тоннелей в противоположном от входа конце города, либо идёшь на корм и удобрения, но этого 828482 не знала. Крик, разбудивший её после наркоза, сработал как сигнальный флажок. Будто крысе, запущенной в лабиринт, дали команду срочно покинуть его - бежать, бежать, бежать до изнеможения, потому что в противном случае по полу лабиринта пустят ток, и её крысиные мозги просто спекутся, если она не успеет покинуть его стены.
Санитары имели право и возможность блокировать двери комнат, где жили их подопечные, в случае экстренных ситуаций и, когда 828482 подошла к своей двери, чтобы посмотреть, что случилось, та не поддалась. Напряжённо вернувшись к кровати, она легла и начала прислушиваться. Крики в коридоре сменялись жалобными всхлипами, кто-то колотил мокрыми руками и ногами по полу, топот санитаров молчаливый и бездушный, скрип каталки, затихающие крики. Наверное она успела выбраться из своей комнаты прежде, чем заблокировали двери, но этот звук… Чавкающий и липкий. В полудреме, погрузившись в абсолютную тьму своей комнатушки и слушая звенящую тишину, 828482 казалось будто у её соседки что-то пошло не так во время выращивания биоскафа. Ей виделось, как живот подопечной разрывается и нечто скользкое, похожее на слизняка с когтистыми лапками покидает свой уютный "кокон", как мать, терзаемая чувством отвращения и умиления одновременно, пытается ухватить его, взять на руки, а он, изворачиваясь скользит вдоль холодных стен бесконечных подземных коридоров…. Подопечная ползёт за ним, оставляя на полу жирный кровавый след, но ни потеря крови, ни пронзительная боль не способны остановить ту, которая только что стала матерью. Женщине, только что даровавшей жизнь не страшна даже смерть - она сделает всё что угодно, лишь бы спасти своё дитя, на мгновение даже забыв о том, что это именно её отпрыск только что разорвал ей живот и поспешил покинуть свой "инкубатор".
828482 проснулась раньше положенного времени, будильник молчал, во рту стоял солоноватый привкус крови, несколько красных капель покоилось на её подушке, несколько на простыне, но дверь уже была разблокирована и она могла пойти умыться. Проходя мимо комнаты своей соседки, 828482 увидела абсолютно пустой бокс. Чистая свежая постель, пустая тумбочка… Её нарисованное окно выходило на залитый солнцем луг, от которого веяло нарисованным летом и нарисованным теплом. У той, что здесь жила, шла 28-я неделя, хотя живот был достаточно велик и можно было предположить, что ей скоро рожать. Она не должна была быть здесь, в этом крыле, а содержаться вместе с теми, у кого примерно такой же срок. Сюда она попала случайно - крыло, где она должна была содержаться было переполнено, а в крыле новеньких как раз было свободно.
Пока 828482 умывалась она думала о том, как мало знает о беременности и ещё меньше об этой организации, как вообще её могло сюда занести и что теперь с ней будет, но самая ужасающая мысль пронзила её голову, когда она отняла мокрые руки от лица и пара капелек крови упала из её носа на белый кафель. Растекаясь по мокрой раковине, они напоминали крошечную паутину, в которую она угодила по собственной воле. Голова закружилась, рот наполнила слюна, вдох, выдох и вот уже комната плывёт перед глазами, а холодный кафель пола мягко соприкасается с её горячим виском.

VII
Дни тянулись медленно, неторопливо, а вот живот рос нездорово быстро. Часто сидя на своей постели и уперев взгляд в нарисованное окно, 828482 гадала, как там сейчас, снаружи, как бы выглядел маяк зимой или осенью… Ей бы очень хотелось, чтобы пейзаж за окном менялся, но менялась только она. Из хрупкой юной девушки с большими карими глазами и копной непослушных каштановых волос она превратилась в расплывшуюся биомассу. Её тонкая фигурка потеряла всякие очертания и теперь она являла собой бесформенную гору плоти. Руки и ноги постоянно были отекшими, набухшая грудь спускалась до самого живота, уже сильно выпирающего и скрывающего её ноги. "Одному богу известно, чем они накачивали меня, чтобы я превратилась в это нечто" - думала про себя 828482. Хорошо, что здесь нет зеркал, думала она, оглядываясь свою комнатушку. Видеть свое отражение ей было бы невыносимо несмотря на то, что она, если подумать, совершала благое дело.
Пока 828482 находилась под землёй, она так и не смогла ни с кем подружиться. Часто её знакомые просто исчезали. Санитары говорили, что те выполнили свою миссию и с достойным вознаграждением покинули подземный город, но далеко не все верили  этим россказням. Правда никто сильно и не возражал. Сюда приходили отчаявшиеся, те, кому на поверхности не хватило сил выжить. Там быть женщиной стало не просто сложно, страшно. Их отлавливали, над ними издевались, с ними развлекались, а потом выбрасывали как ненужный хлам. Сильные вставали, отряхивались и пытались жить дальше, слабые издыхали, не смея поднять голову, утопая в той грязи, с которой их долго и упорно смешивали те, кому было всё равно, кто смотрел на женщину, как на вещь. Девушки пытались косить под юношей, обривая головы, туго затягивая грудь корсетами и эластичными бинтами. Иногда это помогало, иногда нет, но таков уж стал город - от рая до ада всего шаг.
828482 так привыкла к своей роли, что уже и не замечала, как говорит со своим еще не рожденным биоскафом. Это было под запретом. Персонал подземной лаборатории постоянно напоминал своим подопечным, что они не могут привязываться к биоскафам. Им даже имя дали "биоскаф", чтобы подопечные не ассоциировали тех, кого выращивают, со своими детьми. Это не дети. Существа, которые выводились здесь может сначала и напоминали маленьких человечков, но со временем учёные пришли к выводу, что им нужна молниеносная победа, абсолютная, неотвратимая и мгновенная, а для этого нужно вывести идеальных солдат, совершенных. Пусть на это уйдёт чуть больше времени, пусть часть города будет гнить под землёй в этих проклятых лабораториях, пусть другая часть сожрёт себя же там, на поверхности - так будет даже легче, пусть сейчас жертв будет больше, зато потом, после зачистки, их станет меньше и город возродится.
828482 бродила по своей крошечной комнате, ожидая приглашения на прогулку. Ей не терпелось выйти в просторный зал с искусственным газоном, мягким светом и записями птичьих трелей. Она любила присесть на траву, гладить её, расчесывать пальцами и, закрыв глаза, мурлыкать нехитрую мелодию, вторя записям птичьих голосов. Ей казалось, что она расчесывает волосы своей маленькой дочерии, которая сидит спиной к своей маме, так что лица не видно, а её светлые русые волосы перетекают в руках как вода… На траве 828482 часто клонило в сон, но сегодня ей не спалось и не мечталось. Сегодня ей обещали скрининг, поэтому она сильно волновалась, хотя понимала, что поводов для паники быть не должно. Весь период беременности протекал хорошо, единственной аномалий было то, что живот рос слишком быстро, но 828482 решила, что если уж она всё равно в этом ничего не понимает, то лучше просто довериться врачам и не переживать. Она гладила свой живот, маленький человечек внутри отзывался лёгкими точками и когда это случалось, 828482 не могла сдержать слезы радости. Она отодвинула в своих мыслях максимально далеко день появления на свет и день расставания. Ей казалось, что если думать об этом сейчас, то это только расстроит и её и Бусинку. Именно так она называла свой биоскаф - Бусинка. Перед сном они разговаривали - 828482 рассказывала о жизни на поверхности, о чудесном городе, некогда возведенном умнейшими людьми, о том, что сейчас город в упадке, но такие как Бусинка в скором времени войдут в него и воцарится мир. Буквально в секунду зацветут сады, заработают заводы, радость и счастье наполнит каждое сердце… Слушая эти истории, Бусинка начинала мягко толкаться и кружиться, будто танцуя от радости и желая скорее появиться на свет. 828482 всё это так умиляло, что она напрочь забыла про жестокий и уродливый мир, который ждал её на поверхности. Она не думала о грядущем одиночестве, о том, что Бусинка ей больше не принадлежит и что имя её такое приятное и нежное, не то что "биоскаф".
828482 не представляла, что делают с биоскафами после того, как они появляются на свет, как они будут спасать город и что с ними будет дальше, после выполнения миссии. Её знания были очень скудными, но подопечным здесь и не нужно было знать много, чтобы не беспокоиться по пустякам. Всё было пустяками по словам санитаров, абсолютно всё, кроме подопечной и её биоскафа.

VIII
Холод и ночная тьма спустились на город, омыв грязные, заваленные мусором улицы траурными тонами, и лишь белые листовки бросались в глаза, привлекая взгляд одним единственным словом "СКОРО". Пропаганда сопротивления работала слаженно и быстро. Они решили разворошить эту крысиную колонию, некогда звавшуюся Утополисом, дабы вывести её обитателей на свет и посмотреть какова их численность. По пустынным улицам развивался легкий ветерок, колышущий бесстыжие белые листовки. Никто уже не боролся с ними. В то время, пока сопротивление заманивало в свою паутину полуживых, но ещё не потерявших надежду обитателей города, другая его половина медленно угасала в голоде и нищете. Копы уже не сновали по улицам, их остатки охраняли входы в главную башню города - мэрию, где доживало свои бесславные дни правительство. В этот самый час в башне шли развлекательные бои. До одури накачанные всевозможными наркотиками простые люди бились друг с другом насмерть - победителю обещали еду и возможность участвовать в следующем бою. Для одного это была неплохая перспектива, а для другого - верная смерть, но когда выбор невелик, делать его проще. Главное, не смотреть назад, не думать, не анализировать. Голод давно уже стал нормой, беспредел на улицах - вандализм, грабёж и насилие вошли в привычку и более не удивляли, в отличие от того факта, как ничтожна грань между прогрессом и регрессом. Сейчас никто уже не искал, что именно послужило тем самым триггером, когда свет умов погас и расползлась тьма алчности и жестокости, но если бы кто-то захотел, то на поверхности он увидел отсутствие семей в идеальном городе, отсутствие любви, а на месте этих пустот разрастающуюся как гангрена зависть, непонимание и одиночество. Учёные когда-то полагали, что люди - совершенные биомеханизмы, игнорируя духовную их составляющую. Отбросив эмоции и чувства, люди становятся тем, что сейчас в подземном мире пыталась создать кучка одержимых своими маниакальными идеями учёных - биологическими скафандрами. Даже если семьи в Утополисе и создавались, то они были лишены главного - любви. Родители проводили дни и ночи трудясь на благо города и город, благодарно принимая их жертвы, процветал снаружи, но гнил внутри, питаемый холодом и злобой рождённых в нелюбви отпрысках. Со временем лоск города начал блекнуть, ведь молодая поросль, выбралась из своих детских кроваток, устремилась на улицы ненавистного им города. Они били витрины и поджигали машины, убивали и грабили, уничтожали всё то, что заботливо создавали их родители на протяжении долгих лет. Это была первая волна, за ней последовала вторая, третья… С каждым набегом эти волны уносили не только жизни, но и саму душу города - его идею - идеального места на земле, которое послужит прототипом города за пределами планеты в случае масштабной катастрофы. Безнадёжно потеряв свой благочестивый облик, город начал пожирать сам себя. Больше не существовало ни закона, ни порядка, ни доблести, ни чести. Остались лишь базовые потребности и никуда не ушедшая человеческая черта порабощения всего, до чего может дотянуться его жадная лапа. Сейчас жители поверхности добивали друг друга, а обитатели подземных лабораторий выжидали и дорабатывали свои модели биоскафов. И пусть учёные преследовали благие цели, по большому счету, не было разницы между ними и выродками с поверхности. Жестокость и непоколебимость была присуща и тем и тем, как и убежденность в своих правах и идеях, хотя в здравом уме никто не станет платить отчаявшимся женщинам за то, что дано им природой, а потом отнимать у них это и проводить свои чудовищные эксперименты. Никто в здравом уме не будет уничтожать свой дом, свой город, свой маленький мирок лишь потому, что не нашёл другого выхода своей злости и ненависти ко всему живому. Но, как уже говорилось, "когда система становится замкнутой - в ней нарастает хаос". Человек не всеведущ и порой его ошибки имеют слишком высокую цену. Сколько может стоить душа? Для создателя она не стоит ничего, кроме затраченной на неё энергии, а сколько стоит тело? Для двух любящих людей - это всего лишь способ выразить чувства на языке понятном только телу. Получается, что и человеческие оболочки не стоят ничего, но соединяясь с душами, они образуют великое единство, чья жизнь не просто обретает цену, а становится бесценной, абсолютной и священной величиной. Жители города забыли это, как забыли и то, что встав на путь деградации вид скорее исчезнет, нежели возродится. Люди, увы, не фениксы.

XI
Ночь у 828482 выдалась неспокойная. Снова кто-то кричал, снова звуки каталок и шаги санитаров, снова затихающий плачь и гнетущая тишина. Она лежала, глядя в непроглядно-чёрный потолок, и яркие блики, почти осязаемые, плясали перед ней. То была лишь иллюзия, но безнадёжно отвыкнув от мира, что остался далеко в прошлом и будучи запертой под землёй, ей больше ничего не оставалось, кроме как рассматривать гнетущую бесконечную тьму своей комнаты. Если фантазию не ограничивать, то она может завести куда угодно, создать любой мир, осуществить любую мечту. Она смотрела в потолок и вплетала в его черноту маяк, что был нарисован на стене напротив и вот уже ей чудился шёпот волн, ласковые прикосновения солнца к бледному лицу и ветер, игриво трепавший длинную юбку. Он доносил ей радостный детский смех. Она спускалась с холма по шаткой, отполированной солнцем и ветром лестнице, осторожно ступая по скрипучим ступенькам к пляжу. Песчаная коса тянулась далеко-далеко и исчезала где-то в вечерней дымке. Что там? Не важно. У неё был дом на маяке, холмы с шелковой травой, клочок пляжа и дочь. Бусинка бегала по пляжу запуская воздушного змея и заливисто смеялась, она бежала к ней, но та всё удалялась и удалялась. Сгущающийся туман пожирал пространство вокруг, оставляя только еле слышный детский смех, но и он потихоньку исчезал, утопая в шуме набегающих волн. С моря тянуло штормом, ветер крепчал, и холодная тьма окутывала берег, отнимая у женщины всё, что было ей дорого. Исчез детский смех, чёрные тучи поглотили алое закатное солнце, плотный туман уносил с собой скрипучую старую лестницу, маяк и холмы, и лишь печальный крик, словно раненой птицы, разрывал воздух, заставляя его содрогаться от той боли, что чувствовала сейчас мать, потерявшая своего ребёнка.
828482 открыла глаза и резко приподнялась на кровати. Острая боль пронзила её живот отчего вся она покрылась липкой испариной. Сон был такой реальный и всё ещё держал её мысли в своём плену, но 828482 начинала догадываться, что что-то не так. Живот пронзали всё новые и новые спазмы и каждый спазм был сильнее предыдущего. Боль буквально ослепляла её, от чего она всё никак не могла нащупать кнопку вызова санитара. Наконец-то она прибежала. 17 и ещё двое с ней переложили 828482 на каталку и спешно повезли по лабиринту коридоров. Кто-то кричал, неистово, в самое ухо и 828482 злилась, что этот человек никак не замолчит. Она не сразу поняла, что крик принадлежал ей и что всё это время 17 пыталась успокоить её, но 828482 вырывалась и ей пришлось дать  успокоительное. Всё поплыло. Не было ни санитаров, ни каталки… Только боль и чувство страшной утраты. Кто-то зажёг маяк - его свет слепил 828482. Холодное море обжигало ноги, поднимаясь всё выше и выше. Вот она уже по пояс в воде и видит, как далеко-далеко вспышки молний разрезают небо, ударяют в воду, и немыслимая боль пронзает всё её тело. Мир тонет в ослепительном сиянии, но за ним снова приходит тьма и раскаты грома наконец достигают её слуха, а после тишина. Всего несколько секунд оглушенная 828482 прислушивается к тишине и снова небо содрогается от ослепительных молний, за которыми следуют раскаты грома - всё повторяется. Её накрывает страх. Неотвратимый, холодный, парализующий, а где-то позади, вдалеке угадывается тонкий луч маяка. Это всё, что у неё осталось, и собирая последние силы, сопротивляясь набегам волн, 828482 пятится, чтобы вернуться на берег, но это не так просто. Длинная мокрая юбка липнет и спутывает ноги, силы покидают её, но она продолжает бороться, продолжает идти, не обращая внимания на затягивающие её обратно волны.
Теперь для неё существовал только маяк. Только его свет давал ей надежду и силы. Ей чудилось, что если она доберётся до него, то всё закончится - в его стенах она будет в безопасности. Там её дом, там Бусинка, а большего ей и не нужно.
Яркая лампа операционной била в глаза 828482, холод инструментов, проникающих в её тело парализовывал, а боль была настолько нестерпимой, что даже обезболивающие были бессильны. Всюду сновали врачи, грохот отбрасываемых на поднос окровавленных инструментов оглушал, и голова 828482 бессмысленно болталась из стороны в сторону в надежде спрятать остатки сознания подальше от этого кошмара.
Через пол часа свет в операционной погас, как погас и свет маяка во сне 828482. Наступила долгожданная тишина.
Биоскаф 828482(1) забрали в спецотделение.

XII
В максимальной отдаленности от палат, в которых пребывали "матери", находилось спецотделение - туда поступали новорождённые биоскафы. Рядом находилось Отделение подготовки, где уже подросшие существа лишались того, что когда-то называлось "душой" и помещенные в анабиоз ожидали пробуждения.
Как только процесс извлечения биоскафа подошёл к концу, 17 забрала 828482(1) и, снабдив его биркой с номером, понесла в Спецотделение. Свет в коридорах неистово мерцал из-за неполадок с электричеством и существо на руках 17 кричало во всю мочь. Крепенькое, будто накачанное изнутри тельце было покрыто бледной кожей. Она была так тонка, что сосуды и артерии просвечивали сквозь неё. Существо часто щурилось моргало двойными веками, при этом неустанно крича и оголяя двойной ряд заостренных акульих зубов. Если бы сейчас 828482 видела, кого она принесла в этот мир, то вряд ли смогла назвать это существо Бусинкой.
В Спецотделении стояла напряжённая тишина. Сотни крохотных коконов хранили в себе биоскафы, к которым словно нити кукловода тянулись трубки с питательными смесями, витаминами, гормонами и другими препаратами. Сотни голодных зубастых ртов жадно поглощали бурого цвета густую смесь, которая помогала им расти и утолять животную жажду свежей плоти. Сейчас все биоскафы были похожи. Каждый из них имел два ряда острых акульих зубов, бледную прозрачную кожу, которая со временем уплотнялась и две пары век. В процессе роста у некоторых вырастал ещё один неполный ряд зубов, видоизменялось тело, становясь более вытянутым, хотя их рост при этом не достигал более полутора метров. Они обладали превосходным слухом и зрением, силой и выносливостью и при этом не имели возможности иметь потомства. Эти манипуляции проводились с биоскафами на стадии взросления, через несколько недель после "извлечения" из матери для того, чтобы они беспрекословно выполняли приказы и при этом были неспособны воспроизводить себе подобных, а значит и не имели возможности захватить власть в городе. Учёные были умны, но преследуя свои благие, как им казалось цели, не заметили, как перестали отличаться от живших на поверхности. Мотивы и тех и тех социальных групп были разные, но цель - захват, уничтожение и подчинение - не отличалась. Просто жители поверхности всегда этого хотели и не скрывали, а жители подземных лабораторий стали одержимы этим и, хотя процесс смены мышления поначалу был незаметен, сейчас он был очевиден.

XIII
828482(1) поместили в её персональный кокон, подключили все необходимые трубки и приборы и оставили в полной темноте среди ей подобных. Она жадно пила питательную смесь и в темноте кокона слышала шум прибоя и ласковый голос, который повторял одно и тоже слово "Бусинка".
Сутки 828482 провалялась словно в бреду, а когда проснулась, первое, что она сделала, положила руки на живот, но тут же их отдернула, ощутив пустоту и саднящий уродливый шрам. Слезы утраты скапливались в уголках глаз и не найдя иного способа выбраться, толкаясь, извилистыми ручейками скользили по вискам, растворяясь в гуще каштановых волос. Она снова положила руки на живот, как раз туда, где неровный длинный шов соединял её подземное прошлое и неопределенно маячившее впереди будущее. Пустота холодом выползала из-под шва, заставляя тело содрогаться, а слезы её превращая из тонких ручейков в сплошной поток горечи. "Неужели всё кончено?!" - эта мысль пульсировала где-то на самом краю сознания, но 828482 напрочь отказывалась её принимать и уж тем более думать. Она вспомнила свой первый день здесь - подземный холод обнимал за плечи, а яркие лампы и белые стены с непривычки сводили с ума. Вспомнила, как одна, сидя на кушетке в приёмной и ожидая своей очереди на первичное обследование, как она дрожала, словно осиновый лист, а в голове сидела неутешительная мысль - "теперь я одна. Это только моя проблема. Я сама согласилась на это и справлюсь с этим". Мимо проходили медсестры, коридоры глотали их, скрывая за своими многочисленными поворотами безликие белые силуэты. Время текло неспешно, а ненависть к себе, как тугой шарф сдавливала горло, заставляя 828482 раз за разом прокручивать в голове всё, что привело её в подземную лабораторию.
Следующее воспоминание, это тот день, один из череды многих, но последний перед подсадкой, когда ей сказали, что всё хорошо и она сможет послужить на благо общества, выносив биоскаф. Тогда её переполняло волнение и ощущение, будто она стоит посреди слепящей белой пустоты - куда ни глянь - чистый лист и можно заново написать свою судьбу. Ей мечталось, что этот срок под землёй пролетит быстро, она ничего и не заметит, может лишь маленькое неудобство, а после с легкостью отдаст биоскаф, осознавая всю важность завершенной миссии. Ей заплатят и она, окрыленная и свободная уйдёт в леса, на окраину, где сможет спокойно жить вдали от загнивающего Утополиса. Иногда она будет выбираться в город, подберёт там какого-нибудь несмышленого котёнка и будет коротать с ним вечера. Её идеи были настолько фантастические и в тот же момент реальные, что она верила им без оглядки, убежденная, что после такого широкого жеста, судьба будет к ней благосклонна. Где-то в лесной глуши её поджидал ветхий домишко, который она непременно найдёт и приведёт в порядок, где-то ждал кот, а с ним и любимый человек. Эти  образы призраками маячили в её голове и вечерами, лёжа в своей крошечной палате, она вглядывалась в темноту и грезила наяву, временами осаживая себя за излишнюю смелость или волнение. Через некоторое время она узнала, что всё хорошо, подсадка прошла успешно и теперь главная её задача беречь себя и биоскаф. Мечты стали чуть "тише", заботы стало чуть больше, но всё это начало сжиматься в мрачный комок тревоги, когда по ночам она стала слышать крики, а соседки её начали пропадать. 17 на её вопросы отвечала бодро, открыто и на первый взгляд правдиво, что беспокоиться не о чем, её соседки выполнили свой долг и вернулись на поверхность. Или например, что процесс извлечения был преждевременный и трудный, но теперь все позади и беспокоиться не о чем. Как правило, эти истории чередовались и уже этим вызывали подозрение, но убедительный голос 17 звучал успокаивающе и мягко, он словно усыплял тревоги 828482, и она убеждала себя, что всё так, как и должно быть.
Со временем 828482 перестала мечтать и обратила все свои мысли на биоскаф. Она знала, что это запрещено и поначалу даже одергивала себя, но не обращать внимания на то, что в ней теперь росла и крепла новая жизнь, она попросту не могла, а потому всё больше времени проводила разговаривая со своим еще не извлеченным биоскафом, который ласково стала называть Бусинка. Ей казалось, что это непременно будет девочка, а вот мысли о том, как эта девочка будет проводить зачистку в городе она напрочь игнорировала. Материнство с головой захлестнуло её и тот факт, что она растит по сути солдата, который не принадлежит ей и пойдёт на убой, её совершенно не напрягал - эти мысли отсутствовали в её голове. Где бы она не находилась, 828482 говорила со своим биоскафом. Во время физических упражнений она обсуждала свою усталость, за едой - мысленно рассказывала, какая она на вкус и цвет, а во время прогулок и личного времени делилась своим прошлым и планами на будущее. Мысли, что в одном теле теперь их двое, не покидали её ни на минуту, а особенно приятно ей было от того, что во всём этом не был замешан мужчина. Воспоминания о том, среди чего она росла, и что порой с ней делали, она прятала куда поглубже, чтобы Бусинка их не нашла и никогда не узнала, что пришлось пережить её матери. В той прежней жизни она никогда никому не жаловалась, не скулила и не ныла, руководствуясь правилом - делай, что должно и будь что будет. Если она должна была голодать - она голодала, если голодать уже было невыносимо, она воровала, если она попадалась на своём воровстве, то молча дела, то что ей скажут взамен на свободу, хоть и свобода эта была мнимая. Она всё это делала ради того, чтобы содержать непутевого брата и младшую сестру и будучи зажата между ответственностью и жестокой реальностью, ей казалось, что она совершает благое дело и уже в этом заключается её свобода выбора и сила духа. На деле и брату и сестре было плевать на эти жертвы, родителей не стало, как не стало и их маленького уютного дома, который со временем превратился в притон. Никто из них троих не считал себя жертвой и при этом каждый ею был. Брат стал жертвой гниющей системы и наркотиков, младшая сестра стала жертвой брата, ну а старшая - жертвой сложившихся обстоятельств. Только попав сюда, в подземный город 828482 подумала, что ей выпал счастливый билет. Всё что ей было невыносимо на поверхности, то, с чем она ежедневно должна была иметь дело и то, что вызывало в ней рвотные рефлексы, осталось за чертой, отделяющей верхний мир от нижнего и хотя временами её всё же тошнило - это ни в какое сравнение ни шло с тем, что она испытывала на поверхности. Токсикоз скорее мелочь, чем то всепоглощающее чувство, от которого время от времени ей хотелось лезть в петлю.
Куда делись все эти дни, что они с Бусинкой провели вместе? Время беспощадно сожрало их, оставив внутри холодную пустоту, да уродливый шрам. 828482 не верилось в то, что она снова одна, что она даже не увидит свою Бусинку и обречена вернуться наверх. Несколько часов она пролежала неподвижно, прокручивая в голове события последних нескольких месяцев, что она провела под землёй. Волны воспоминаний то накатывали, то отступали вновь словно омывая ее израненную душу. Сейчас она позволила себе быть слабой, сейчас она выла и скулила, сжималась в жалкий комок и вытягивалась струной, но ничего, абсолютно ничего не могло заполнить чёрную дыру, разверзшуюся в её душе.
Перед выпиской 828482 попросила, чтобы ей позволили хотя бы взглянуть на Бусинку и получила отказ. Слабая надежда, которая теплилась в ней, осела холодным туманом на её печальные плечи. Тогда она попросила, чтобы ей позволили остаться - она могла бы выносить ещё один биоскаф, но 17  и на это ответила ей отрицательно. В белоснежном подземном фойе ей выдали обещанные деньги и посадили в вагонетку. Дверь тяжело закрылась за ней, небольшой вагончик скрипнул и неспешно прокатился по рельсам. Сегодня она была одна - никто больше не покидал недра подземелья и 828482 всё гадала, удалось ли ей снова вытянуть счастливый билет, ведь как-никак мечтала она именно об этом. Только на душе скребли кошки и лёгкая тревога за судьбу Бусинки, будто верная спутница, следовала за ней от самой палаты и видимо до конца её дней.
Вагонетка поднялась на поверхность у самой кромки электромагнитного купола, где лес за его пределами встречался с лесом внутри его кольца. 828482 знала эти места - когда-то она приходила сюда с отцом и пока он собирал образцы трав, она уплетала ягоды. Сочная и крупная земляника, черника, малина и ежевика таяли во рту и тот вкус неизменно ассоциировался у неё со счастливым детством, когда ещё не было ни брата, ни сестры, когда дома было тепло и спокойно, а город ещё был относительно безопасным. Там, в глубине леса, на высоком и раскидистом дубе они с отцом построили маленький домик. За годы он обветшал, но благодаря тому, что был надёжно спрятан в могучей и густой кроне, никто посторонний не разорил его и не обжил. 828482 приятно удивилась, найдя дуб и взобравшись в дом. По дороге она насобирала спелых ягод и теперь, лёжа на полу и наблюдая в крошечное окошко за плавающими в воздухе пылинками, она нежилась в проникающих в комнату лучах, словно кошка, позабыв о всем, что осталось там, внизу. Дом состоял из одной единственной комнаты, но имел небольшой второй ярус и крошечную лесенку. Там было спальное место. Внизу было несколько тумбочек, подобие кресла и пара шкафов высотой во всю стену. Конечно, дом требовал серьезных доработок, но до чего было здорово, что он сохранился - ведь куда легче привести в порядок то, что уже построено, нежели возводить что-то с нуля. Забраться наверх можно было по верёвочной лестнице, спрятанной в доме - других оборудованных лазов не было, либо долго и упорно карабкаться по ветками, что 828482 и проделала. Сейчас у неё это заняло намного больше времени, чем в детстве - она растеряла свою ловкость и силу, а ноющий шрам не позволял максимально задействовать все мышцы. Так она и пролежала на пыльном втором ярусе, глядя в крошечное "чердачное" окошко пока небо не начало готовиться к закату. Отыскав в шкафах старые пыльные одеяла и подушки, она соорудила нечто наподобие гнезда, свернулась в нем, калачиком и крепко заснула, предвкушая завтрашний день. Но её лучезарные планы обрушил ливень, сорвавшийся с небес на хрупкое жилище. Крыша протекала прямо над ней и 828482 проснулась от того, что вымокла и замёрзла. На первом этаже располагалась крошечная печка, но прежде чем её растопить, 828482 пришлось спуститься на землю, набрать ягод и дождевой воды, отнести это в дом и собрать хворост.  Первый день был не настолько радостный, как она себе представляла и печальные мысли снова завладели ей. Она поняла, что ей нужны будут инструменты и материалы, нужны спички и еда - без этого она не протянет ещё один день. Поэтому она приняла решение после дождя отправиться на вылазку.

XIV
Весь день 828482 потратила на приведение своего нового жилища в приемлемый вид, а теперь тихо и осторожно она двигалась меж деревьев, чтобы отыскать хоть какой-нибудь супермаркет и купить все необходимое для починки дома. Земля была мягкая и податливая после дождя, местами даже чересчур, тогда ноги 828482 утопали в ней, и ей приходилось осторожно выбираться, но земля будто не хотела её отпускать и недовольно чавкала всякий раз, когда девушка вытаскивала увязшие ноги. Лес молчал, не говорили ни птицы, ни звери, ни даже кроны деревьев, и 828482 казалось, что в ушах у неё плотно набита вата, не позволяющая ни единому звуку просочиться в мысли. Она долго брела по лесу, пока черничного цвета сумерки не сменились чернильной тьмой. Тяжело нависало небо, грозилось скинуть огромные жемчужины звёзд прямо в гущу леса, но вдали замаячили редкие огни Утополиса и 828482 поняла, что она уже подобралась достаточно близко к городу. Миновав последние редкие деревья, которые условно отделяли город от леса, девушка ступила на асфальтовую дорожку и направилась к ближайшей вывеске "Супермаркет". Подойдя ближе, она поняла, что магазин заброшен. На дверях обречённо висела толстая цепь, окна зияли своими пустыми чёрными глазницами, и только от чего-то не погасшая и изредка мерцающая вывеска возвещала о том, что когда-то здесь можно было сделать покупки. Улицы были пустынны и только 828482 скользила по ним мягкими шагами, беззвучно, словно лёгкий ветерок. Следующий магазин являл тоже печальное зрелище, что и предыдущий, людей поблизости не было и лишь редкие шаги бродячих собак говорили о том, что здесь ещё кто-то живёт. Она шла к очередному магазину и думала - зачем ей заплатили - если деньги потеряли всякую ценность? А самое ценное что у неё было - забрали. Теперь деньги перестали иметь всякое значение и только жизнь, одна единственная жизнь, имела цену не сравнимую со всеми сокровищами мира. 828482 чувствовала себя обманутой. Она могла зайти в любой дом, любой магазин и просто взять, что заблагорассудится, но единственное, что ей было нужно находилось в подземной лаборатории, на поверхности же остались лишь призраки, напоминающие о том, что стало с людьми.
Наконец удача улыбнулась ей и она нашла, то что искала. В небольшом магазине не так далеко от центра города горел свет. Она зашла и тут же встретилась с колючим недоверчивым взглядом старика, стоявшего за кассой.
- Если ты из ЭТИХ, убирайся! Вашу братию я больше не собираюсь обслуживать даром!
Старик ощетинился, держа на готове здоровенную кувалду, которую и поднять бы не смог.
- Из каких "этих"? - не поняла девушка, но предусмотрительно сделала 2 шага назад, готовая бежать в любую минуту.
- Из Дозорных.
- Нет, я сама по себе. Мне нужна еда и кое-что для ремонта.
- Для ремонта? - закашлялся старик и сплюнул кровавую мокроту. - Ну, если что найдёшь - бери.
828482 прошлась по периметру магазинчика и вернулась к старику. Всё, что ей удалось добыть - несколько банок с тушенкой, консервированные ананасы, пара банок шпрот и морской капусты. Не богатый улов. С инструментами всё обстояло так же - молоток, гвозди, пара отвёрток, спички. Кое-что нужное в хозяйстве вроде мыла и тёплой одежды.
- Сколько с меня?
- Сколько с неё! - передразнил старик. А сколько дашь?!
Она протянула Ему несколько тысяч.
- Давай больше - оскалился желтыми зубами старик, и она накинула ещё.
- Неплохо. Ты откуда будешь такая дикая?
- Не твоё дело. Я сама по себе и сюда больше не вернусь.
- Да и не надо! Проваливай, только далеко ты уйдёшь из периметра? Эти чёртовы учёные оставили нас тут подыхать, а сами небось радуются! А мы что?! Мы крысы чтоль лабораторные?! Я человек! Свободный человек! Я жить хочу, а не прозябать в этой дыре! Я свободы хочу!
- А что вы с ней будете делать?
- С кем? - не понял старик.
- Ну со свободой вашей? Разве сейчас вы не свободны? Разве вы не можете встать и уйти?
- Скажешь тоже! Тогда приедут ЭТИ - они вмиг меня опять за прилавок поставят!
- Но ведь сейчас их нет.
- Они есть! Они повсюду! Они забрались в самые тёмные уголки и щели. В дома и головы! Они говорят, что миру конец и теперь они закон! Они власть!! - глаза старика округлились, он выплевывал слова, будто только и ждал, когда хоть одна неравнодушная душа зайдёт к нему и оборвет этот затянувшийся ночной кошмар. - Они здесь! Они здесь!!! Они в моей голове! - он начал бить себя по лбу, да с такой силой, что 828482, попыталась его усмирить, но он только увеличил силу и частоту ударов. Она посмотрела на него бесцветными глазами и пошла прочь, а он всё кричал и кричал ей в след.
Обратно 828482 пошла другой дорогой. Она обогнула квартал и теперь двигалась по направлению к лесу по соседней улице. Иногда ей слышались шаги, но по близости никого не было видно, иногда она слышала крики или злобный рык собаки, глодающей чью-то кость, а иногда она не слышала ничего. Всё здесь мертво, думала она. Здесь нечего спасать, нечего возрождать. Уж лучше выжечь, а дальше будь что будет. Ей было наплевать, что стало с городом, на его жителей и на концепцию Утополиса, которая рассыпалась в прах благодаря своему верному слуге - человеку, который создал его. Когда-то Утополис был всего лишь мыслью. Учёный, что впервые озвучил идею полностью автономного города и создал концепцию, согласно которой он должен выстраиваться, давно поглотило время. Прежде имя его было у всех на устах, его портреты висели в каждом научном центре и мэрии, в каждом заводе и каждом доме. Он был богом, которого никто не заслуживал, а может и наоборот - он был именно тем, кого заслужили люди, только он оказался не богом, а дьяволом во плоти. Да, в этом есть смысл… Одержимые созданием идеалов, люди позабыли, что не идеальны сами и создали не идеальную утопию - Утополис.
Ночь достигла своего зенита, когда 828482 вернулась с «прогулки". Её страшно клонило в сон, но лишённые всякого смысла и вместе с тем такие тревожные слова старика, не давали возможности успокоиться. Она то и дело ворочалась в своём коконе, слушая назойливое стрекотание насекомых и все думала - зачем ей жить.
 
XV
Дни и ночи сменяли друг друга, а 828482 продолжала бесхитростное существование, укрывшись в своём маленьком домике на верхушке могучего старого дуба. Она подлатала крышу и починила пол, отремонтировала покосившиеся шкафы и улучшила лестницу, вычистила каждый угол, но так и не смогла вычистить из памяти время, проведённое с Бусинкой. Ее домик на дереве преобразился, в отличие от внутреннего мира, еженощно распадавшегося на воспоминания. Ей казалось, что это тупик, и попала она в него по своей воле. Если бы тогда, сидя в белоснежном фойе она вдруг передумала и ушла, то не попала бы в подземную лабораторию, не узнала бы каково это - выращивать биоскаф и не разделила бы свою жизнь с Бусинкой. Вернувшись в город на поверхности, она поняла, что здесь её ничего не ждёт. Однажды в поиске припасов она поняла, что забралась в тот район, где когда-то жила. Сначала она не могла его узнать. Деревья были спилены и торчавшие пни, словно редкие кривые зубы взирали на неё своей уродливой улыбкой. Фасады домов, безжалостно раздетые, не прикрытие зелёными кронами, бесстыже взирали на мир, храня при этом мёртвое молчание. Подъезды были заколочены, окна выбиты, а там, где стояли её любимые качели, было организовано кладбище. Она прошлась вдоль наспех сколоченных крестов - там соседи, друзья… Многие теперь были здесь. Она нашла своих брата и сестру. Вспомнила, что их мало что связывало в последние годы и, если быть честной с самой собой, она похоронила их очень давно. Не здесь, на этом стихийном кладбище, где в земле гнили лишь оболочки, но в сердце. Там каждому дорогому человеку отведено свое местечко, но ни брату, ни сестре там давно уже не было места. Они сгубили родителей своими безрассудными выходками и долгами тем, у кого лучше не занимать. Тот мир, который они выбрали для себя был красив и жесток. Подпольные клубы и наркотики, связи с опасными людьми — всё это добавляло седых волос родителям. Потом пошли займы, воротилы с молотками, выбивающие долг из отца, наркотики в сумочке сестры…. Торговля запрещенными веществами, торговля телом — это убило маму, так и не оправившуюся от того кошмара, когда самым обычным молотком папины мозги разбросали по полу. Тогда же умерла и та девочка, старшая, которое сейчас носила вместо имени номер 828482. Её оболочка ещё продолжала существовать, будто мячик, по инерции катящийся с горы. Достигнув "дна" мячик на мгновение остановился, замер там, внизу, а потом лопнул и на поверхность поднялось лишь облако воздуха. Сейчас 828482 была этим самым воздухом. Бесцветная, невесомая, незаметная, ничья… Она постояла немного возле могил брата и сестры, припоминая всё это и пошла дальше. Своей дорогой.
Казалось, что время замерло. Ничего не происходило. Нигде. Молчал лес, будто затаившийся зверь, не желающий, чтобы его обнаружили, молчал город, как опытный охотник, скрывающийся от дикого зверя и лишь только в подземной лаборатории кипела жизнь, но не прекрасная, не волшебная, достойная того, чтобы разорвать подземный сумрак и вырваться на поверхность, а иная, уродливая. Прошло несколько месяцев с тех пор, как 828482 покинула то место, где у неё отобрали Бусинку. За это время биоскаф 828482(1) подрос и окреп. Его кожа больше не была прозрачной. Теперь она уплотнилась и надёжно защищала внутренние органы. Тело стало вытянутым и часто, передвигаясь, 828482(1) опирался на руки, слегка припадая к земле. Он обладал идеальным слухом, обонянием и зрением. За сотню метров он мог учуять одну единственную каплю крови и легко разорвать на части взрослого человека своими мощными когтистыми "руками" и острыми зубами. Идеальный гибрид человека и животного - машина для убийства, выращенная на биорастворе, который состоял из плоти и крови её менее удачных собратьев и их матерей. Учёные были в восторге, мир, обычный человеческий мир, был бы в ужасе от одной только мысли, о создании подобных существ. За счёт переизбытка гормонов биоскафы росли очень быстро и за несколько месяцев достигали возраста пятнадцатилетнего подростка. В этот период им проделывали ряд операций схожих по своему исполнению с лоботомией, чтобы сделать их послушными и лишить гуманной составляющей или, как говорили раньше - души. По сути они становились пустыми оболочками, не знающими ни любви, ни сострадания. Они не чувствовали боли и легко могли убить кого угодно лишь получив сигнал из командного центра. Всё биоскафы снабжали специальными ошейниками с чипом слежения и взрывным устройством, чтобы в случае неповиновения или угрозы, их можно было уничтожить. Они были лишены репродуктивной системы в целях безопасности той самой жалкой кучки людей,  ради которой они шли на убой и страха, чтобы не смотря ни на что зачистить город, а после умереть, дав начало новому витку развития Утополиса.

XVI
Сон то душил 828482, то отпускал, и тогда она, выбираясь из его крепко сжатых лап, вздрагивала, лёжа в своём коконе, и пыталась унять судороги страха где-то внизу живота. Ночь была так черна и тиха, что внезапно разрезавшие её непроглядное полотно звуки сирен, заставили 828482 усомниться в реальности происходящего. Тревожный звук лился, казалось с самих небес, окутывая  собой каждый закоулок в городе, каждое дерево в лесу. Протяжный вой не стихал и казалось только усиливался, заставляя страх все быстрее и быстрее течь по венам. 828482 окончательно обезумела от этого воя и забыв об осторожности вылезла, через "чердачное окошко" на крышу, а оттуда выше и выше на самый верх могучей кроны. Где-то вдалеке мерцали тусклым светом неоновые вывески, в центре высился шпиль мэрии, там всегда горел свет, хотя невозможно было сказать осталась ли там хоть одна живая душа. Местами начали вспыхивать окна - люди просыпались от звуков сирены. Кто-то глядел в окна, кто-то выходил на улицу, а потом всё резко стихло, но только на мгновение, так как потом послышался нарастающий шум шагов, переходящих в бег, а дальше… Людские крики. 828482 поняла - настал тот самый день, когда биоскафы выпустили на свободу, настала та самая ночь расплаты за грехи всех причастных к краху Утополиса. Учёные сидели в бункере, надёжно охраняемые вооружёнными бойцами сопротивления. В командном пункте подземной лаборатории кипела работа - координаторы направляли биоскафы в необходимые для зачистки локации. Город наполнится криками. Люди бежали, прятались, но ни что не могло укрыть их от всевидящих глаз биоскафов. Голодные, безвольные и беспощадные убийцы не терзались муками выбора - кого убить, а кого пощадить. Их острые зубы с лёгкостью рвали любого, кто попадался им на пути и, если бы человек, получив задание, колебался - убивать или нет, эти существа подобного чувства были лишены.
Когда рассвет коснулся крон деревьев, 828482 так и не сомкнув глаз по прежнему сидела наверху наблюдая за городом. Будто статуя, отрешенная и при этом напряжённая до предела, она слушала звуки судной ночи, но так, будто это совершенно её не касалось. 828482 знала, что этот город вместе со всеми обезображенными пороками обитателями должен быть уничтожен. Это была не её война, хотя она прекрасно понимала, что так или иначе поучаствовала в ней, но жертвовать свои силы, свою жизнь - нет, с неё хватит. Город никогда не был к ней благосклонен, так почему же она должна быть? Рассвет разогнал биоскафы с улиц. Их кожа, не привыкшая к солнечному свету, даже от мягких лучей испытывала дискомфорт и потому загоняла их в укрытие. Они прятались в домах, доедали тех, кого не успели ночью, набирались сил, выжидали. Только один единственный осторожно, выбирая тень, сновал по городу в поиске родного запаха. Биоскаф уловил его ещё у леса, откуда их выпустили по специальным лазам координаторы. Этот запах не был похож ни на одно живое существо, которое этот биоскаф убил ночью, он будил в нем тёплые, забытые чувства заботы и безопасности. Будто в наваждении биоскаф 828482(1) искал след, жадно вбирая воздух, припадая к земле. На улицах валялись растерзанные тела, они грелись на солнце, разливая сладковатый запах гнили, но даже это обилие запахов незнакомых людей и крови, не могли скрыть тот, который время от времени чувствовал 828482(1). Запах вёл   вопреки командам, отдаваемым из подземной лаборатории. Биоскаф знал свой маршрут, знал, что сначала нужно зачистить улицы и продвигаться в центр города, к шпилю мэрии. Это была конечная точка, так как город был окружён цепью подземных ходов, биоскафы были выпущены по всему периметру и двигаясь с окраин стекались к зданию мэрии. Биоскаф 828482(1) игнорировал приказ и двигался обратно в сторону леса, что не могло остаться незамеченным в командном пункте. Чтобы вернуть биоскаф на маршрут, в ошейник посылали поначалу небольшие, но все более усиливающиеся разряды тока. Когда биоскаф это понял, он попытался снять ошейник, но ничего не вышло, поэтому отыскивать родной запах становилось все труднее. Разряды тока нарушали концентрацию внимания, шаг и ориентация замедлялись и временами биоскаф падал на землю, практически теряя сознание, но желание отыскать запах брало верх, и он вновь и вновь поднимался и плелся по его следу.

XVII
Ужасы кровавой ночи остались позади, день солнечный и скоротечный окрасил на время город в багрянец. Бесчисленное количество кровавых луж сияло в ярких лучах и светом своим согревало мертвый город. По улицам, словно ненужное тряпье, валялись недоеденные остатки жителей, в тени деревьев и домов медленно умирали биоскафы, которых слишком сильно обожгло солнце, беспечно катящееся к закату. 828482 бросив последний взгляд на шпиль мэрии, неспешно спустилась в свой домик и забралась под одеяло, чтобы унять крупную дрожь. В голове всё ещё звучали крики ни в чем не повинных людей, они, как заезженная пластинка, никак не смолкали. 828482 была опустошена и дело было вовсе не в пустом желудке. Когда она ела? Вчера днем? А сегодня? Нет, голода она не чувствовала. Лишь только ноющее чувство причастности ко всем этим ужасам, к нему примешивалась тоска об утрате и желание сбежать, бросить этот проклятый город, покинуть его пределы и просто бежать, оставляя этот кошмар далеко позади. В хороводе своих навязчивых мыслей она не заметила, как уснула, а когда черная ночь вступила в свои законные владения, ее разбудил шорох листвы у самого подножия дерева, на котором был ее дом.
Взяв в руки увесистый охотничий нож, 828482 осторожно свесила голову в люк в полу, чтобы посмотреть, что происходит внизу. На земле, у подножия огромного дерева лежало существо. Бледное вытянутое тело, казалось, даже не шевелилось и 828482, превозмогая страх начала осторожно спускаться по веревочной лестнице. Она никогда прежде не видела биоскаф, но сразу же поняла, кто перед ней.  Сначала она хотела убить существо, но оно еле тянуло носом воздух, и почувствовав родной запах, чуть подняло голову и коснулось ее руки. Сердце 828482 сжалось, она закинула обессилевший от непрерывных разрядов тока биоскаф на плечо и осторожно начала подниматься с ним наверх. Положив биоскаф в свою постель 828482 первым делом сняла с полки увесистый ящик с отцовскими инструментами, добрым словом вспомнила и поблагодарила за то, что отец научил ее с ними обращаться, и вооружившись отверткой, плоскогубцами и молотком, села рядом с биоскафом. Он был слишком измучен постоянными разрядами тока, кожа под ошейником местами была сожжена, где-то кровоточила. Существо плохо понимало, где оно и что происходит и единственным гарантом безопасности служил запах, которой так четко врезался ему в память в момент рождения. Он хранился на грани сознания и подсознания вместе с теплым словом Бусинка и биением сердца матери.  Когда биоскаф увидел, что 828482 держит в руках инструменты, он дернулся, пытаясь бежать, но не смог - 828482 стреножила его, как только внесла в дом. Она немало времени потратила, чтобы снять намертво закрепленный ошейник. Несколько раз она по неосторожности ранила биоскаф пока тот пытался вырваться, но когда последние силы покинули его, а чувство страха уступило усталости, 828482 удалось высвободить его. Она заметила, что предполагаемый чип слежения давно перегорел, а значит этот биоскаф не будут искать, но учитывая то, что рано или поздно остатки людей покинут подземный город, расчистят улицы от трупов и заберут все мертвые биоскафы, возможно они обратят внимание, что одного из них не хватает.
828482 обработала и забинтовала раны биоскафа. Отыскала в шкафу несколько банок консервов и как смогла покормила его. Он быстро уснул, а 828482 легла с ним рядом и долго-долго наблюдала как спит ее Бусинка. Совершенно бесполое внешне тело подростка, бледное, с голубовато-серой кожей, свернулось улиткой и тихо спало. Рот был слегка приоткрыт и 828482 могла видеть острейшие зубы, растущие в несколько рядов, а глаза, пугающие, бездонные, были наоборот плотно закрыты двойными веками. Она смотрела и не понимала, какая произошла колоссальная подмена понятий, как вообще можно было скатиться с идеального, утопичного города, до девятого круга ада, где предательство стоит во главе стола. Люди Утополиса когда-то давно, создавая идеальный город, предали своих детей, бросили, и те отомстили. Не сразу, нет конечно, поколение за поколением вызревала озлобленность, она питала все самые низменные чувства, превращая жителей в зверье. Когда же от общей массы отделилась группа идеалистов, готовых бороться за новый виток эволюции города, снова произошла смена понятий и те, кто мнили себя освободителями, стали новыми тиранами. А где же была 828484 всё это время? Она успела побывать по обе стороны баррикад и в каком-то смысле приблизила исход, внеся свой вклад в создание отряда биоскафов. Несчастные существа, думала 828482, поглаживая хрупкое холодное плечо Бусинки. "Вы не желали этого, но вас лишили права выбора, а я… Я даже не мать тебе. Я чудовище, бросившее тебя в лапы одержимых властью ученых. Прости меня. Я не думала тогда о тебе, только лишь о себе. Мною правило желание выжить, сбежать из города и хотя бы раз в жизни совершить поступок, за который мне не будет стыдно. И теперь, когда я вижу, как ты спишь рядом, мне не стыдно, а больно от того, что я привела тебя в этот мир".

XVIII
Бусинка спала долго, сон ее был глубокий и беспробудный, и все это время 828482 была рядом с ней. Ей казалось, что перестань она смотреть на это маленькое несовершенное чудо, оно исчезнет также, как с каждым днем исчезала ее жизнь, растворяясь в прошлом. До прихода Бусинки 828482 проживала день за днем без цели и желания. Она просто просыпалась по утрам, что-то ела, что-то чинила в доме, совершала регулярные вылазки в лес и никогда не пересекала черту города, не считая того единственного раза, когда она встретилась с сумасшедшим стариком. Той пищи, что давал ей лес, вполне хватало и несмотря на то, что она сильно похудела с тех пор, как покинула пределы подземной лаборатории, чувствовала она себя вполне сносно. Теперь же, глядя на Бусинку, 828482 переживала, что ее раны продолжали кровить, она не просыпалась и практически не ела, а сон никак не помогал восстановить силы. 828482 не знала, но догадывалась, что возможно биоскафы были задуманы так, что исполнив свою миссию становились ненужным биоматериалом и просто умирали. В ее суждениях на этот счет была доля правды - срок службы биоскафа был не велик. Они быстро росли и развивались, и также быстро угасали. 828482 была не намерена терять свою "дочь", а потому приняла решение совершить вылазку в лабораторию, чтобы раздобыть лекарств, которых у нее не было. Она рассчитывала подлатать Бусинку, совершенно не беря в расчет то, что она и так должна была скоро умереть по естественным причинам.
Поздним вечером 828482 собралась в путь. Она оставила Бусинке еду, сменила кровавые повязки и с гнетущим чувством расставания покинула дом. Она по памяти добралась до того самого места, где ее после процедуры извлечения выпустили на свободу. Дверь невозможно было вскрыть снаружи, она открывалась только изнутри и только в том случае, если кто-то покидал подземную лабораторию. Она затаилась и стала ждать. Темная ночь и густой лес надежно скрывали ее, затянутая в черное, ее тонкая фигура растворялась среди таких же тонких стволов осин, а мягкая земля надежно скрывала легкие, словно кошачьи, шаги. Она не знала, сколько прошло времени, час или два, а может пол часа, когда мутная полоска бледного желтого света вырвалась из плотно сомкнутых дверей, ведущих в подземелье. Это охранник вышел отлить. У 828482 был только один шанс. Охранник стоял спиной к двери, которая тут же закрылась и испражнялся прямо перед собой не удосужившись отойти к дереву.
"Животное" подумала 828482 и вынырнув из-за дерева сбила его с ног. На ее стороне был эффект неожиданности, на его - рост, вес и сила. Он был раза в три крупнее, и хотя поначалу он растерялся, когда невидимая тень распластала его по закрытой двери, он быстро сообразил, что происходит и в два счета положил 828482 на лопатки. Не издавая ни звука, она извивалась как змея, и поначалу невзирая на то, что над ней нависла огромная туша охранника, она перевернулась на живот и отчаянно цепляясь руками за землю и ветки, пыталась выползти из-под него, но охранник оказался ловчее. Он схватил ее за волосы и подмяв под себя снова положил на лопатки. С пояса он снял длинный фонарик-дубинку и направил его ослепляющий луч прямо в лицо девушки. Она отчаянно била его ногами, пытаясь сбросить, но блокированные руки и неподвижный корпус не давали ей вырваться, а вес охранника, переваливавший за сто килограмм, буквально вдавливал в землю. Когда он увидел свою "добычу", густо рассмеялся прямо ей в лицо, разливая по коже теплый гнилостный запах давно не чищенных зубов. На его поясном ремне неистово звенели наручники, ключи, пропуск и этот самый звон словно триггер вернул 828482 в ее кошмарное прошлое. Ей показалось, что охранник сейчас сделает с ней то, чего она когда-то "наелась" сполна. В её мозгу будто повернули невидимый рычаг, яркая вспышка …и она слышит звон расстёгиваемой пряжки… яркая вспышка и она чувствует нестерпимую боль и стыд…яркая вспышка… и чей-то голос говорит "ну, кто там следующий, пока она не отрубилась". 828482 потеряла контроль над собой, время, как и ее внутренности будто сжались, она начала неистово биться и хрипло кричать, лишь бы вырваться из лап охранника. Его это видимо забавляло, и даже если сначала он и не собирался делать с ней то, что она так ярко представила, то теперь, глядя на трепыхающееся в панике тонкое тело 828482, подумал "а почему бы и нет". Она словно почувствовала его мысли, и начала биться ещё сильнее. Как в кошмарном сне она слышала лязг наручников, звон ключей… "Всё повторяется! Всё повторяется" - кричал ее обезумевший от страха рассудок и в тот самый момент, когда он начал рвать на ней одежду, что-то молниеносно накинулось сзади на охранника и вцепилось в его шею. Он захрипел, и горячая кровь хлынула на лицо 828482. Охранник разом обмяк и начал заваливаться на бок. Он больше не контролировал свое тело, а то нечто, что начало рвать его плоть на куски оказалось Бусинкой. Она проснулась совсем одна в пустом доме и по запаху осторожно брела за своей "матерью". Почуяв опасность, исходившую от охранника и собрав все силы для единственного прыжка, она бесшумно напала на него и в секунду разорвала горло. Бусинка делала то, для чего была рождена - убивала, и делала она это максимально быстро и эффективно, даже находясь на грани жизни и смерти. Утолив голод, она подползла к оцепеневшей от страха 828482 и упала ей на колени. Какое-то время они просто сидели молча. 828482 пыталась унять дрожь и отвращение ко всему случившемуся, Бусинка переводила дух и собиралась с силами, готовясь к новой атаке. Только сейчас до 828482 дошло, что в одиночку она ни за что бы не справилась. На что вообще она надеялась, покидая сегодня ночью дом, если при первой же опасности потерпела поражение. Она гладила голову Бусинки и благодарила бога, что у нее есть такое сокровище. Теперь 828482 отчаянно захотелось выжить, и не просто выжить, а жить ради существа, которое тихо лежало у нее на коленях, свернувшееся клубком, словно кошка. Ей не хотелось уходить, но с наступлением рассвета они должны были покинуть эти места, а они ещё даже не вошли в лабораторию.

XIX
Осторожно разбудив Бусинку, 828482 встала, сняла электронный ключ с мертвого охранника, и когда мутно желтый луч снова выплюнул свой свет, облив им "мать и дочь", они вошли в мрачный коридор подземной лаборатории. Пока ещё никто не искал охранника, пока ещё коридоры хранили молчание, и они могли беспрепятственно продвигаться вглубь. 828482 скользила черной тенью, вжимая свое тело в холодные своды коридора, а Бусинка ловко припадала к земле, практически сливаясь с полом. Бетонные стены, встретившие их вначале, чем дальше они шли, сменялись грубой породой, пол сменили рельсы, по которым перемещались вагонетки. Идти было всё труднее, и всё выше росло напряжение. Они забрались уже достаточно далеко, чтобы 828482 поняла - пути назад нет. Ее бешено колотящееся сердце согревала только одна единственная мысль - как и в прошлый раз, когда она находилась в лаборатории, она была не одна. Несмотря на то, что Бусинка была сейчас не в лучшей форме, 828482 была уверена, что они смогут покинуть это место живыми и со всем необходимым что смогут унести из лаборатории, чтобы спокойно продолжить свою тихую жизнь на верхушке огромного дуба.
С этими мыслями они подобрались к дверям, ведущим непосредственно в лабораторию. 828482 провела ключом по электронной панели, тяжелые двери распахнулись, обдавая их запахом лекарств и мертвой плоти. Этот выход, через который они пробрались внутрь, служил входом и временным хранилищем мертвых биоскафов. Они подошли к двери, отделяющей их от хранилища, и 828482 машинально прикрыла глаза Бусинки, которая с любопытством заглядывала в стеклянное окно, открывавшее вид на груду мертвых биоскафов. Сотни убитых тел, валялись в комнате, словно сброшенные кем-то в спешке оболочки. Вытянутые, бледные, голые тела, абсолютно лишенные волос и уж тем более одежды, неподвижно лежали и смотрели на мир своими пустыми черными глазами. У некоторых второе веко было чуть опущено, от чего казалось, что они дремлют и вот-вот проснуться, но их позы говорили об обратном. Нелепо вывернутые конечности, обилие крови и ран, убеждало в отсутствии жизни в телах и отсутствии человечности в тех, кто так бездушно свалил их в этой комнате. 828482 обняла Бусинку и отвела подальше от двери, из-под которой растекалась кровь, заполнявшая узкий коридор запахом смерти.
Они шли мимо пустующей комнаты, где биоскафы размещали после процесса извлечения из утробы, шли мимо длинных помещений с огромными машинами по переработке биоматериала и созданию питательной смеси для биоскафов. Миновали процедурные и прочие кабинеты, но до сих пор никого не встретили на своем пути. "Возможно, они собирают тела", подумала 828482 и поэтому большая часть персонала сейчас в полях. Это было им только на руку, но дойдя до хранилища с медикаментами они столкнулись с тем, что ключ охранника не подошел. Тут нужен был ключ медперсонала. Пока 828482 думала, где можно добыть его, Бусинка бесшумно нырнула в противоположный коридор, миновала один поворот, другой и со скоростью смертоносной кобры бросилась на первого попавшегося санитара. Разорвав грудь и с наслаждением съев всё, что хранили внутри своей клетки ребра, Бусинка отгрызла электронный ключ и довольная принесла его "матери". 828482 задумчиво смотрела сквозь стекло, изучая хранящиеся в шкафах лекарства, когда Бусинка осторожно вложила в ее руку окровавленный ключ. Сначала она вздрогнула, но взглянув на ключ и улыбающуюся всеми своими острыми акульими зубами "дочь", обняла ее и заботливо погладила по голове. Они не разговаривали, слова тут были бы лишними и неловкими. Всё их общение заключалось лишь во взглядах и прикосновениях - их было более чем достаточно, чтобы выразить благодарность и любовь.
Ключ оставил на электронном табло кровавый след. На его пластиковой основе значилась одна только цифра - 17. 828482 испытала смешанную волну чувств по отношению, к заботливой 17, но длилось это всего несколько секунд. Она пропала также бесследно, как и последнее воспоминание о ней, когда та провожала 828482 на поверхность, не позволив даже мельком взглянуть на новорожденный биоскаф. Войдя в хранилище 828482 начала скидывать в заплечный мешок всё, что казалось ей знакомым. Шприцы и бинты, антибиотики и физраствор, витамины и обезболивающие, ведь такого шанса могло больше не представится. Пока она была увлечена воровством, Бусинка стояла и охраняла коридор. Время от времени она отлучалась, чтобы не подпустить потенциального врага к "матери" и ей это удавалось блестяще, несмотря на ее состояние. Да, она пополняла свои силы свежей здоровой плотью, но тело ее не регенерировало. Раны кровоточили и болели, местами облазила кожа, а координация движений временами нарушалась, но всё происходящее ей даже нравилось - оно напоминало ей забавную игру, а потому усталости она не чувствовала.
Когда 828482 вышла из хранилища, она присела на колени рядом с Бусинкой и показала ей улов. "Смотри, этого хватит, чтобы подлатать тебя, а потом ещё долго беспечно жить, не думая о том, где взять лекарства. Нам не нужен город, не нужен никто, главное, что мы есть друг у друга". Неожиданно 828482 поймала себя на мысли, что шепчет эти слова Бусинке, а та внимательно слушает и… улыбается. Сердце 828482 сжалось от умиления и радости, она крепко обняла свою "дочь" и смахнула внезапно выступившие слезы. Пожалуй, это были первые в ее жизни слезы радости - до этого ей приходилось плакать только от горя. Они встали с холодного пола и тихо продолжили свой путь.
Где-то они ошиблись с поворотом и попали в крыло, где раньше проводила свои дни 828482 вместе с другими девушками, ожидая сначала подсадки, а потом извлечения. Теплые воспоминания огромной неуправляемой волной захлестнули сознание 828482 и ей очень захотелось показать Бусинке ту самую комнату, где она проводила так много времени. Так как операции уже не проводились, то крыло пустовало. Комнаты были открыты - заходи в любую. Они были лишены всякого понятия красоты, уюта и ощущения, что в них ещё недавно кто-то коротал свои дни. 828482 открывала каждую, силясь найти ту самую комнату с маяком, но пока ей попадались лишь пейзажи морей, лесов. лугов… Где-то мелькала беседка или качели, осень или весна, но маяка не было. Она уже порядком устала, да и Бусинка еле волочила ноги. Она давно уже перемещалась на четвереньках, некоторые раны пропитали повязки и с них крошечными алыми бусинами рассыпалась по полу кровь. Наконец они нашли заветную комнату. 828482 подвела "дочь" к нарисованному на не настоящем окне маяку, и очень тихо, практически не шевеля губами начала рассказывать, как они жили в этой крошечной комнате очень давно, будто в другой жизни. "Мать" говорила и говорила, забыв о времени, о том, где они и обо всякой осторожности… Она была права, что большая часть персонала была сейчас на улицах города - они праздновали победу, убирали тела, строили планы на светлое завтра. Тех, кто не был съеден спешно, прямо на улице зачитывая статью, судили и казнили или же просто судили и отправляли в изолятор. Переворот случился, жизнь продолжалась, а персонал возвращался в лабораторию, чтобы уничтожить собранные тела. Они возвращались тем самым ходом, которым проникли сюда "мать и дочь", нашли изъеденное тело охранника на входе, нашли разоренное хранилище лекарств и трупы тех, кого играючи убивала Бусинка и теперь, по следам крови быстро и бесшумно шли за ними.
Пустые комнаты хранили немало тайн, тишина давящая и всепоглощающая заполняла собой каждый уголок, каждую щель подземной лаборатории, и в эти самые минуты, обретшие свое счастье в этом безмолвии, на полу белоснежной палаты с видом на спокойное море и маяк сидела 828482 и Бусинка - мать и дочь. Ни одна женщина, вышедшая из этой лаборатории на поверхность, не вспоминала о своем вкладе в спасение города, ни одна не думала о том, кого извлекли из нее, и что с этим существом будет дальше, никто из них не говорил со своими биоскафами, как это делала 828482, когда Бусинка еще была частью ее организма. Сейчас они просто молча сидели и смотрели на маяк. Впереди поблескивало счастливой монетой будущее, позади остался кошмар прошлого, а еще дверь, которая вела в комнату. Сейчас за ней стояло 6 человек в форме, наготове каждый из них держал крупнокалиберный пистолет, но 828482 и Бусинка были настолько поглощены моментом, что не слышали никого и ничего вокруг.
Всё произошло быстро, буквально в секунду, но казалось, что время тянулось бесконечно долго, позволяя каждому участнику события сполна "насладиться" происходящим. Дверь распахнулась с таким грохотом, будто тот, кто ее открывал, ставил перед собой цель вынести ее с петель. 828482 сидела по-турецки на полу лицом к нарисованному на окне маяку и спиной к двери, а Бусинка полулежала у нее на коленях. Не меньше пятнадцати пуль прошили тело 828482. Она не почувствовала этого. Не меньше семи прошли на вылет уродуя своими отметинами безмятежно красующийся перед морем маяк. Не меньше трех минуя тело "матери" мягко вошли в "дочь" и накрепко засели там, разрывая жизненно важные органы. Бусинка дернулась, теряя кровь и силы, свалила одного, вгрызаясь ему в горло, второго, перекусывая сухожилия на ногах, третьего - повиснув из последних сил на нем, цепляясь тремя рядами острейших зубов за толстый живот. В нее выпустили ещё порядка десяти пуль, превратив Бусинку в безжизненный биоскаф.
Тела сволокли в комнату к остальным биоскафам. Их швырнули рядом друг с другом. Рука 828482 словно прикрывала Бусинку, застывшую рядом в позе зародыша. Их не могла разлучить даже смерть - она ничто в сравнении с той сакральной связью, которая зарождается между матерью и ее ещё нерожденным ребенком.
Утополис умывался золотом солнечных брызг, улицы очищенные от трупов, обещали новое начало в жизни города. Один цикл подошел к концу, начался новый и так будет продолжаться до тех пор, пока есть те, кто хочет власти и те, кто не согласен с тем, что эта власть предлагает.

Декабрь 2021 - декабрь 2022