Сегодня утром
Полностью собравшись я хлопнула себя по карману для проверки содержимого и телефона на месте не нашла. Поискала в прихожей. Заглянула в ванную, потом в туалет. Нет. Сняла шапку и пошла на кухню. Телефона нет. Я заглянула в сумку. Сняла пуховик. Вынула из сумки все содержимое: и обед, и форму для вечерней тренировки. Нет. Вскипела. Разулась. Снова пошла на кухню. Заглянула в холодильник. Нет. Машинально сходила в гостиную, затем в спальню. Открыла шкаф. Подумала: найду, убью! Потом подумала, наверное, он просто устал, поеду на работу без него. Уже опаздываю. Сейчас вызову такси. Как? Вернулась в прихожую. Пошла по второму кругу. Разуверившись в собственных силах, потеряв надежду, сказала в сердцах: Господи, пошли же мне смс!
- Блюм...
Обернулась. В кармане халата засветился экран. Я взяла пропажу в руки и прочла: "Бог есть и это не требует никаких доказательств" - ту самую булгаковскую фразу, которую телефон добросовестно отправляет мне каждое утро.
Свидетельство о публикации №222122600478
Важна и работа с внутренним монологом: текст не просто фиксирует событие (потеря телефона), он раскрывает эмоциональное и когнитивное состояние героини. Мы наблюдаем процесс мышления, всплеск раздражения, мгновенные решения, поиски рациональных и иррациональных вариантов, и, наконец, облегчение, когда телефон обнаруживается в кармане халата. Здесь каждый шаг имеет смысл, и каждая пауза в тексте — часть драматургии внутреннего напряжения.
Если сравнивать этот текст с «мужскими русскими» текстами, например, миниатюрами Джахангира Абдуллаева, возникает интересная разница. У Абдуллаева слово телесное, иногда шероховатое, лишённое строгого монтажа, но наполненное энергией действия и физического присутствия: работа, мороз, лом, сало, кулачные бои. Там тексты выхаркнуты опытом, а не выверены формой. Алёна Лёвкина же строит текст от мысли к действию, от эмоции к точному шагу, при этом тело ощущается через эмоцию, а не через физическую активность.
Это — ключевое различие: женский редакторский текст структурирован, чист, выстроен по внутреннему ритму, тогда как «мужской русский» текст, как у Абдуллаева, живёт импульсом, телесностью, шумом и шероховатостью, иногда ломая правила композиции ради ощущения настоящего, прожитого момента. В Лёвкиной же каждая деталь подчинена пониманию читателя: потеря телефона, паника, нахождение и цитата Булгакова — всё выстроено как замкнутый круг, который завершает эмоциональное напряжение.
Кроме того, интересен ритуал цитаты Булгакова, который структурирует день героини. Телефон, как посредник между внутренним и внешним миром, становится символом контроля, порядка и ежедневного смысла. В этом проявляется сознательная редакторская работа с символами, что резко контрастирует с «мужским» подходом, где объект (сало, мороз, лом) ощущается прежде всего телесно, а философия и смысл вытекают из пережитого опыта, а не из композиционного решения.
В целом, текст Лёвкиной — прекрасный пример женской прозаической рефлексии, где внутренний голос, эмоциональное состояние и тщательная композиция создают ощущение полной погружённости читателя в сознание персонажа. Сравнение с мужским текстом русского автора показывает, что пол автора и профессиональная привычка к тексту формируют разные типы «реальности на странице»: у женщины — аккуратную, психологически точную, у мужчины — шумную, телесную и прямую, но не менее настоящую.
Джахангир Абдуллаев 04.12.2025 20:55 Заявить о нарушении
Алёна Лёвкина 05.12.2025 12:34 Заявить о нарушении
Михаил Шатров 13.12.2025 21:27 Заявить о нарушении