Это Вертинский

     - В бананово - лимонном Сыктывкаре, - натужно каламбурил оказавшийся без вертухайских побасенок и кратких заметок на манжетах о своих друзьях - приятелях еще по Ленинграду совершенно непотребным в скучность Довлатов, замечательный еще и своей явной индивидуальностью, даже не зная о зарождении на просторах бесконечной страны тоже Довлатовой, но уже женского роду и с рожей такой, что прислушивавшиеся к то и дело дающему петуха писателю именно приятели Найман и Бродский тут же и закурили, погружая и так задымленное папиросным дымом помещение кочегарки в некое подобие ада, - служил тот цирик одинокай, - рыжий подтолкнул Анатолия локтем, зырь, мол, каков ухарь, даже прононс воспроизводит, - что поменял винтарь на шмару, - эстетствующий Найман поморщился, но все же не счел нужным отвечать Бродскому тычком в печень, предпочтя легкий подзатыльник, невесомо скользнувший по вихрастому затылку поэта.
     - Нету рифмы, - мрачно сказал Довлатов, возвращаясь за скособоченный стол, приткнутый в кочегарке между Цоем и Гребнем, парочкой мумифицированных кактусов в обливных глазурью горшочках, прозванных так как - то забежавшей на огонек невыясненной сотрудницей КГБ, в то странное время являвшегося не только скопищем угнетателей, но и поклонников творчества диссидентствующих творцов Советской России, что объяснялось довольно просто : объемы информации, поступавшие комитетчикам, не оставляли никаких сомнений в потенциальном будущем страны, построившей свою экономику и не на песке Библуса или Вифлеема, а натурально на вывозе рыбьей требухи, воску и мягкой рухляди, что так бесило первого большевика Великого Петра, вживую столкнувшегося с бурным ростом кооперативных мануфактур в славной обычаями Голландии, - братцы - кролики, всю дорогу так, - опрокидывая в забурлившую утробу стакан портвейна, бубнел сумрачный и костистый Довлатов, задумчиво сжимая массивный кулачище, - как перехожу к обмену чего - либо на бабу, рифма пропадает.
    - Это подсознание, - предположил Найман, изящно кромсая селедку иваси на прожелтевшей от невзгод периода, получившего ранжир  " застой " чуть позже, когда разрешили именовать вещи вычурно, непонятно, но гожа, газете  " Гудок ", многомиллионным тиражом шедшей, как известно, строго на кульки и обертку, что может послужить намеком увлекающимся собственной значимостью телезнаменитостям, ежели у тех были бы хоть какие зачатки к способностям, вообще - то базовым, мыслить, базовым для целого вида или рода, здесь Дарвин не до конца прояснил свою неустойчивую позицию, благоразумно оставляя задел Святому Альфреду, - тебе кайф ломает. Знаешь ты еще с детства, Серега, что баба с возу, оглянешься, а коней - то и нету. Автомобили, - вздохнул Анатолий, ломая черный хлебушек руками, как и полагается мужчине.
     - Транваи еще, - заспорил горячий, как и все евреи, Бродский, роняя папиросный пепел на свои чуть обвисшие в коленях брюки, шикарные трикотиновые брюки, также не зная, что через сорок лет и три года эта обвисловсть и висящая на уровне середины лядвий ( экое старорежимное словечко ) мотня станут модой стиля, а присущая забулдыжистым по сути творцам легкая небритость будет провозглашена хипстеризмом, правда, с трудом постигаемые рассудком коки на пустых бошках в те времена борьбы за мир отсутствовали напрочь, не по причине острой дефицитности лака для волос фирмы  " Дзинтарс ", а по лени носителей светлых голов, кем и являлись три героя моей любящей Бэйли Джей сказочки, вовремя и к месту шикнувшей могуче на не устающую производить никчемушные фотосеты Карпенко, - ракеты - метеоры инженера, как его, имя древнее, типа Рюрика и Святослава, с Горького, короче, мужик, трилебусы и пригородные эликтрички, спешащие из Масквы в Петушки, например.
    Не ожидавшие такой народной экспрессии от рыжего приятели молча переглянулись, выпили и пошли будить тяжко храпящего за фанерной перегородкой Митю Шагина, тогда еще махонького, без бороды, но уже в тельняшке.