Старый дом

 Он всегда о себе оставляют добрую память. С годами ностальгия о прошлом только усиливается. Знаешь, что прошлое никогда не вернётся и воспоминание о нём будоражит мысли, заставляет вновь и вновь увидеть себя подростком. И как бы не хотелось, но  желание вспомнить прошлое всегда превалирует над рассуждениями о будущем. Может быть поэтому я всегда вспоминаю своё детство, свой старый дом, в котором прошла  большая часть моего детства.

 Прожив год в большой семье Андрея Ивановича, моя мать решила уйти и жить отдельно, так как Тётя Поля - супруга Андрея Ивановича уже не справлялась с оравой детей; порой не накормив одну смену, она должна была начинать готовить кушать для второй. Немудрено, в семье было десять ртов, не считая нас с матерью и деда Ивана. После сытой деревенской жизни в Жучке, где меня кормили досыта, здесь я питался как и все, часто мои братья и я ложились спать впроголодь.

 Найти зимой жильё было довольно сложно. Прошло менее десяти лет после войны, жизнь только вступала в новое русло. Но в период войны новых домов в деревне не строилось. Мужчин в посёлке почти не осталось, все ушли на фронт. Я тогда не знал об этом, но когда около деревенского клуба установили стеллу с именами погибших земляков. стало ясно, как много их погибло в годы войны. Старые дома, как правило, были небольшими и принять к себе на квартиру новых постояльцев никто не хотел. Матери удалось договорится с подругой по работе, чтобы она разрешила нам жить в её землянке.

 Вещей у нас с матерью не было и взяв свою одежду, кружку чашку с ложками, мы перебрались на новое место жительства. Землянка была недалеко от дома Андрея Ивановича и большую часть свободного времени я проводил с братьями. Они были всегда рады моему приходу, а как складывались отношения между братом и сестрой нас тогда мало интересовало, мы жили своей мальчишечьей жизнью.

 Жизнь в землянке, после тёплого дома дяди, принесла горькое разочарование. Питаться мы с матерью лучше не стали, хотя поесть всегда что-то было, но вот холод донимал частенько. Пока топилась буржуйка, было тепло. Завешанная пологом дверь дверь землянки, тепло держало, даже сверху с потолка из хвороста начинали капать капли таявшего инея, намёрзшего за день. Морозы в Сибири в пятидесятых были сильные. Обычная температура двадцать градусов никого не пугала, но ночевать в землянке было весьма не комфортно. Спасали тёплые одеяла и одежда, которую на ночь не снимали. Умывальником служила кастрюля с тёплой водой, стоявшая на буржуйке.

 Может поэтому, зная моё положение, наш классный руководитель всегда заставляла меня делать уроки в школе после занятий. В землянку я приходил поздно вечером, когда мать возвращалась с дойки и успевала растопить буржуйку. Эта зима едва не закончилась моим серьёзным заболеванием, последствия которого я долго ещё ощущал.
 Решение купить свой домик у моей матери созрело давно, но заработок доярки не позволял это сделать раньше.

 Но как только появилась такая возможность, она не преминула ею воспользоваться. Возможно в этом помог Андрей Иванович. По приезду в Сибирь, дед Иван все деньги за проданный дом и корову в Жучке, отдал сыну. Домик она купила недалеко он конного двора, рядом с усадьбой заведующего маслозаводом Протасова. Виктор, его сын вскоре стал моим закадычном другом и часто пропадал у меня. С Василием - братом Виктора, я общался редко, как и Николаем, третьим сыном Протасова. жили они не бедно, но дружбы между нами никогда не было.

 Мой новый дом мне понравился. Почти двадцать квадратных метров  с русской печью. По стенкам уместились две кровати, дедушкин сундук, стол. Два окна,расположенные над самой завалинкой, днём сносно освещали внутри. С ночным освещением было сложнее,электропровода к дому  были подведены, но купить лампочку было негде и до поры, до времени мы пользовались настольной лампой.

 Глубоко вросший в землю, с завалинкой  с трёх сторон и пристроенным сараем к одной из стен, он не считался самым плохим в деревне, хоть и был покрыт соломой. В деревне дома, покрытые соломой можно было встретить часто, потому, что покрывать их было нечем. Неширокие окна с двойными рамами не позволяли холодному ветру проникать в дом. Небольшую трещинку на одном стекле я сразу же стал использовать в качестве копилки, куда бросал до весны монеты. Весной, когда на улице становилось тепло, по одной раме выставляли и я становился владельцем нескольких накопленных за зиму рублей.

 Но больше всего мне нравилась территория вокруг дома. Почти двенадцать соток земли. Весной талая вода заливала часть огорода, а в конце небольшая берёзовая роща радовала своей зеленью. Прямо за забором начиналось болото. Воды набиралось много, даже кочек не было видно. Открывалась водная гладь, по которой можно было пускать кораблики, кататься на самодельном плоту, отталкиваясь шестом о грунт. Водная гладь всегда влекла меня. И не важно, что я иногда приходил домой мокрый после купания, получал возжами от матери и потом болел ангиной, я был свободен в своих ребячьих играх.

  В детстве меня спрашивали, кем я хочу быть? Я всегда отвечал- Мореходом. Может быть моя мечта и сбылась, если бы не последствия моей жизни в землянке зимой. При попытке поступить в военное училище я не прошёл военную комиссию из - за каких-то осложнений в лёгких. Но я об этом никогда после не жалел, поскольку приобрёл другую профессию, которая мне нравилась.

  В купленном доме мы с матерью прожили четыре года. Времена были не лучшими в моей жизни. Я часто оставался дома один. Готовил себе есть, ухаживал за скотом, сам доил корову и мечтал, когда я пойду работать и, наконец, избавлюсь от   домашних забот. А пока мы жили в старом, уже изрядно одряхлевшем доме. И хотя крыша, покрытая соломой, еще не пропускала осадки, половые матки прогнили. Продушин в завалинке не было и это ускорило гниения деревянных маток. И однажды, когда моя сестра устроила с школьными друзьями танцы, матки не выдержали и пол провалился.

  Кое как матери удалось его поднять, но прогиб сохранился. Я в то время не задумывался, почему купленный нами дом быстро старел и жить в нём становилось опасно для жизни. Потолок мог обвалиться, как только начнёт таять снег на крыше. Поэтому в последние дни перед переездом в новый дом, мать ставила над нашими с двоюродным братом Виктором головами, лавку, чтобы она сохранила нам головы, если внезапно потолок обрушится на нас  во время сна.

  Погибнуть под развалинами дома мне, как видно, было не суждено. Вскоре мать купила старый домик у односельчанки. Мастера - братья эстонцы  сделали пристройку и получился просторный домик  из двух комнат. Русская печь между двумя комнатами позволяла сохранять тепло и моя жизнь приобрела иной смысл.  Я взрослел. Старый дом я разобрал. Полусгнившие брёвна мы с матерью распилили на дрова, которыми топили печь всю  следующую зиму. На месте старого дома образовалась яма, куда я с соседними ребятами иногда бегал тайком курить.

  Но купленные мною сигареты в магазине стали окончанием попытки стать курильщиком. В деревне трудно было что-то скрыть. Мать узнала , что я стал курить и провела со мной профилактическую беседу, - пристыдила, надавила на жалость и недостаток денег в семье и я больше попытку начать курить не делал.  Прожил я с матерью в новом доме около четырёх лет и после девятого класса уехал в город.
  У меня начиналась новая жизнь. Свой старый дом я всегда вспоминал, сохранилась единственная его фотография в семейном альбоме, которой я дорожу, поскольку она всегда  напоминает мне о моём трудном и интересном детстве в Сибири.
2022г. декабрь.