Краткая история дунган-хуэйхуэй

Шабалов А.С.





Краткая история дунган-хуэйхуэй





Бишкек 2023 г.

УДК 39
ББК 63.5
Ш 121
Научный редактор: кандидат исторических наук, профессор, декан
исторического факультета КГУ им. Арабаева Курбанова Н.У.
Рецензенты: Кандидат экономических наук Т.С. Джумабаев
                Магистр политических наук Р.А. Хапизов

Ш 121        Шабалов А.С.
Автор кратко исследует археологические материалы в изложенных М.В. Крюкова, Н.В. Сафронова, Н.И. Чебоксарова и др., излагает на их основе свою версию происхождения дунган-хуэйхуэй и приходит к выводу, что они очень древний народ имеющий свою самобытную историю около 5-ти тысяч лет. В центре внимания автора древнекитайские летописи и хроники, средне-вековая китайская летопись Туньцзань Ганьму в переводе на русский язык Н.Я. Бачурина. Автор использует в своих исследованиях путевые записи, дневники и рапорты российских путешественников XIX в. В.П. Васильева, Н. Аристова, Г.С. Грум-Гржимайло, П.И. Кафарова (Палладия) и др. Автор подтверждает мнение российского ученого С.И. Торука, что дунгане-хуэйхуэй являются народом сложного этногенеза. Автор опирается на мне-ние российских и киргизских ученых Г.Г.Стратановича, Х.Ю. Юсурова, М.Я. Сушанло и др.
Если Г.Г. Стратановичи Х.Ю. Юсуров считали предками дунган того-нов (туйго) [312-663], а по мнению М.Я Сушанло их предками являются тан-гуты, то автор выдвигает, что основным компонентом дунган-хуэйхуэй яв-ляются цяны, которые упоминаются китайскими источниками. Лишь затем, предками дунган-хуэйхуэй являются китайцы, хунну, сяньбийцы (монголы), перся, арабы, уйгуры и др. Автор критически исследовал работу советского ученого Л.И. Думана, писавшего, что дунганское восстание в Китае второй половины XIX в., есть крестьянское. Автор считает, что восстание было ор-ганизовано имущим классом дунганско-хуэйхуэйского общества и явилось национально-освободительным движением против Цинской империи (Китая), т.к. руководителями были сплошь выходцы из имущего класса. Об этом сви-детельствуют и другие факты. Потому восстание было не классовой борьбой, в первую очередь, а попыткой дунганско-хуэйхуэйского этноса к освобож-дению их от Цянской империи, чему не помешал переход с тангутского язы-ка на китайский. Чувства национального достоинства и национальной иден-тичности у дунган-хуэйхуэй, обусловленное длительным существованием в условиях государственности не исчезло, по крайней мере до конца XIX в.
Также автор широко использует труды российского ученого Е.И. Кы-чанова и др. Е.И. Кычанов владевший китайским и тангутским языками ра-ботал над тангутскими материалами, обнаруженными русским генералом П. Козловым в 1908-1909 гг.
Книга предназначена преподавателям, аспирантам и тем, кто интересу-ется востоковедением.
Настоящая книга посвящается светлой памяти интернациональной се-мьи Мевазовых Нура и Семези, а также жертвам погрома 7 февраля 2020 года в с. Каракунуз Кордайского района Джамбульской области.

Кордайская трагедия

Кордайская трагедия: свидетельство очевидцев и оценки экспертов

Светлая память героев навсегда останется в памяти благодарного народа

708 февраля 2020 года в трёх сёлах Кордайского района Жамбылской области – в местах компактного проживания дунган – произошли массовые беспорядки с участием более 2 тыс. человек. В результате погибли 11 граж-дан, различные травмы получили 140 человек и 20 сотрудников милиции. Согласно первоначальной официальной версии, поводом для случившегося стал дорожный конфликт, который спровоцировал драку. После него в село Масанчи, как рассказал председатель ассоциации дунган Казахстана Хусей Дауров, стали пребывать группы людей, которые принялись избивать мест-ных жителей, поджигать дома и громить машины. События в регионе по-влекли отставку руководства области.
Последствия кордайских событий стали настоящим потрясением для дунганской общин Казахстана и соседнего Кыргызстана, принявших в свои дома несколько тысяч беженцев. Лишь по официальной версии, за время конфликта погибло 11 человек, среди которых 10 дунган и 1 казах; за меди-цинской помощью обратились 141 человек, из них 19 – сотрудники полиции; было сожжено 39 частных домов, 20 объектов торговли и 47 автомобилей. По данным пограничной службы Казахстана, в период 7-9 февраля границу пересекли 24 тысячи человек (это число включает тех, кто бежали в Кыргыз-стан, вернулись на следующий день и затем, опасаясь возобновления кон-фликтов, вновь покинули Казахстан). По предварительным оценкам, матери-альный ущерб от конфликта составил 1,7 млрд. тенге, что примерно соответ-ствует 4,5 млн долларов США.
Приводим имена погибших героев:
1. Кииров Исхар Тумарович – 25.09.1965 – 07.02.2020,
2. Идызов Харки Санхурович -12.04.1986 – 07.02.2020,
3. Лохаш Лугмар Двумарович – 01.01.1971 - 07.02.2020,
4. Инва Мухамед Лугмарович – 04.10.1995 - 07.02.2020,
5. Маху Ахмед Сардиевич – 03.03.1988 - 07.02.2020,
6. Харсанов Рамазан Губарович – 07.10.1973 - 07.02.2020,
7. Чонтей Абдула Нухарович – 17.01.1987 - 07.02.2020,
8. Исыров Рамазан Хияевич – 30.06.1988 - 07.02.2020,
9. Ясыров Малик Губарович – 14.12.1994 - 07.02.2020,
10. Шисыр Рахим Даурович – 08.04.1967 – 07.02.2020.
11.
ОГЛАВЛЕНИЕ


Введение…………………………………………………………………………...5
Глава 1. Цяны и китайцы. Хунну (хуньюй, ханьянь, жуны)…………….… …18
Глава 2. Предки Дунган – хуэйхуэй и государствва западных цянов и сянь-бий
               цев под названием Тогон (312-663) и Туфа (634-866)…………...…..96
Глава 3. Западные цяны–тангуты–дансяны–хуэйхуэй в Тангутском государ-стве (990-1227)……………………………………………………..………189
Глава 4. Восстание дунган – хуэйхуэй против Цинской империи (1861-1878).
               Переход части дунган под руководством Баянху в пределы Россий-ско
               го государ-ства…………………………………………………………236
Заключение………………………………………………………………………259



ВВЕДЕНИЕ


Происхождение дунган–хуэйхуэй, как и большинства народов в мире, на наш взгляд, сложное и характеризуется довольно длительным процессом антропогенеза, расогенеза и глоттогенеза. В течение длительного периода времени – около пяти с лишним тысячелетий – в процессе этногенеза дунган – хуэйхуэй вероятное участие приняли известные нам народы: цяны, хунну, китайцы и их потомки, которые принимали различные этнические названия. Например, возможное участие в образовании дунган – хуэйхуэй приняли такие племена, как цяны (тибето-бирманского (синского) этногенеза), хунну (хуньюй, ханьюнь, ди-жуны), дунху (сяньби, тогоны), древние и средневеко-вые уйгуры, тангуты, монголы (народы монгольского этногенеза), персы, таджики, согды, харезмийцы (народы иранского этногенеза), арабы и евреи (народы семитского этногенеза) и, конечно же, китайцы (ханьцы) и другие племена, составившие не менее сложную картину. Полагаем, что каждый народ внес определённый вклад в гены при формировании дунган – хуэй-хуэй.
Основная масса дунган – хуэйхуэй проживает в Нинся-Хуэйском авто-номном районе Китайской республики, но встречаются и в других районах Китая, где живут, как правило, компактными группами и исповедуют ислам (мусульманство). Незначительная часть дунган проживает в Киргизии, Ка-захстане и Узбекистане. В трех бывших советских республиках их насчиты-вается в наше время около 150 тыс. человек. Всего в мире дунган – хуэйхуэй около 12 млн человек.
Дунган в Китае называют «хуэйхуэй», а самоназвание дунган Средней Азии и Казахстане «лохохуи». Дунгане появились на территории бывшей Российской империи относительно недавно, после неудачного восстания, од-ним из руководителей был БаЯн-ху, в последней четверти XIX в. Название «дунган» они принесли с Восточного Туркестана, так называли их насельни-ки Синьцзяна – уйгуры.
О названии дунган-хуэйхуэй высказался в 1954 г., в журнале «Совет-ская этнография» китайский историк Линь Гань, он писал: «Дунгане обычно называют себя «хуэйхуэй», и в китайской истории их также, как правило обозначают этим словом.
До сих пор еще точно не установлено, когда именно это название впер-вые появляется в китайских исторических памятниках; по данным некоторых исследователей, оно существует со времен династии Северной Сун (960-1126). Ли Шэнь-жу, ученый эпохи Цин (1644-1911), в своей книге «Исследо-вание географического раздела Истории династии Ляо» («Ляо ши ди чжи као») пишет: «После пяти династий (907-960) их называли либо «Даши», ли-бо «хуэйхуэй». Это значит, что, начиная с эпохи Пяти династий, в китайских исторических документах уже появляется термин «хуэйхуэй». Со времени династии Северной Сун слово «хуэйхуэй» постепенно начинает встречаться все чаще и чаще, и существует немало доказательств того, что оно было ши-роко распространено. Однако в то время название «хуэйхуэй» относилось к арабскому халифату (Даши го), т.е. современному Ирану и Аравии, а не обозначало китайских дунган. На основании доказательств, которые я при-веду ниже, я считаю, что при династии Северной Сун в Китае еще не суще-ствовало дунганской народности. Она постепенно формируется, только начиная с династии Юань (1280-1368).
Несмотря на то, что при династии Юань мусульман – выходцев Араб-ского халифата – называли «Сэму» («разные» народы, т.е. не монголы и не китайцы), для их обозначения по-прежнему служит также и слово «хуэй-хуэй» и только при династии Мин (1368-1644) или самое раннее, в конце ди-настии Юань, когда появляются признаки начала формирования дунган в народность, это слово становится названием дунган…
Кроме того, существует термин «дунгане» (дунганьхуэй) – так назы-вают дунган синьцзянские уйгуры. В настоящее время в пределах Советско-го Союза живет некоторая часть дунган, ушедших из провинций Шэньси и Ганьсу в период Тун-чжи (1861-1875) династии Цин после поражения дун-ганской революции, их также называют «дунганской народностью» (дун-гань, миньцзу). Однако китайские дунгане не только не называют себя так, но и не одобряют этого названия» [Линь Гань, Об этногенезе дунган // Сов. этнография, 1954, №1, с. 42-43].
Известный советский и киргизский дунгановед М.Я. Сушанло, этниче-ский дунганин, уроженец с. Александровка Киргизии, внесший значитель-ный вклад в советское и киргизское дунгановедение, об этнониме «дунган» и «хуэйхуэй» писал: «…Гипотеза об уйгурском происхождении дунган была впервые высказана Захаровым в «Записках о происхождении дунган». В наше время она поддерживается китайскими исследователями Гу Янь-У, Чэнь Хуа и др. Согласно этой гипотезе, дунгане произошли от народа «хуэйхэ», что зафиксировано китайскими источниками в период Южных и Северных династий (375-585 гг.н. э.), а в источниках времен династии Тан (618-907 гг. н.э.) этот народ известен как «хуэйху»; в период Минской дина-стии (1368-1644 гг. н.э.) народ «хуэйху» и «хуэйхэ» стал именоваться дунга-нами или «хуэйхуэй». Данная теория о происхождении дунган основывалась главным образом на близости терминов «хуэйхэ», «хуэйху», «хуэйхуэй». Именно фонетическая близость древних и современных терминов давала ос-нование предполагать уйгурское происхождение дунган. Новые неопровер-жимые данные китайских дунгановедов справедливо отвергают эту гипотезу.
Версию о тюркском происхождении дунган поддерживали как русские, так и современные китайские исследователи. Например, В.Н. Богоявленский отмечает, что от тюркского названия «турмок», что значит «вернувшийся», произошло дунган – турген, а самоназвание «хуэйхуэй» переводится как «возвратившиеся». Он обосновывает эту точку зрения, опираясь на попу-лярную у народов Средней Азии и Восточного Туркестана легенду о Кара-мане и Акмане. Китайский ученый Люй Чжэнь-юй в работе «Чжунго миньцзу цзяньши» («Краткая история народов Китая» также высказался в пользу тюркского происхождения дунган. Согласно этой теории, дунгане являются аборигенами Китая, ветвью тюркских народов. Доводы эти слишком слабы; сторонники тюркского происхождения смешивают две проблемы – проис-хождение мусульманских народов и распространение ислама.
В исторических документах и исследованиях китайских дунгановедов нет сведений или каких-либо материалов, указывающих на непосредственное превращение тюркских народностей в дунган. По их данным можно заклю-чить , что некоторые тюркские элементы вошли в состав дунганской народ-ности, особенно в период Юаньской (1280-1368 гг. н.э.) и Минской (1368-1644 гг. н.э.) династий.
Гипотеза об арабо-персидском происхождении дунган в последние го-ды находит все больше сторонников и среди советских и среди китайских дуанговедов. Последние исходят из того, что арабские колонисты, прибы-вавшие как торговцы в период Танской, Сунской и Юаньской династий, ста-ли костяком южной группы дунганской народности, а персы, служившие в монгольской армии (а также пленные мастера), сыграли важную роль в формировании северной ее группы.
Линь Гань отмечает, что в монгольской армии, участвовавшей в завое-вании Китая, было очень много воинов – представителей народов Средней Азии, будущих дунган – до 2-3 млн человек.
Арабо-персидские элементы, видимо, сыграли большую роль в в фор-мировании отдельных частей дунганской народности. В пользу этого гово-рят не только дунганские фамилии Хай, Сай, Ма, Му, Си и другие (тран-скрипция первых слогов фамилий среднеазиатских народов), но и множество слов в лексике современного языка дунган. Так, дунганский языковед-лексиколог Ю.Я. Яншансин в дунганско-русском словаре приводит персид-ские и арабские слова, вошедшие в лексику языка советских дунган. Все это дает нам основание считать, что арабы, иранцы и народы Средней Азии сыграли важную роль в сложении дунганской народности.
Советские дунгановеды в отличие от китайских пришли к выводу, что в формировании дунганской народности важная роль принадлежит и мест-ному пласту.
Интересны точки зрения дунганского историка-фольклориста Х.Ю.Юсурова и советского историка-этнографа Г.Г. Стратановича.
Х.Ю. Юсуров, идя по пути фонетических сопоставлений этнонимов, а также в результате историко-филологических изысканий пришел к мнению, что дунгане – потомки тибетской группы народностей, зафиксированной ки-тайскими историографами в танскую эпоху.
По пути фонетического соответствия этнонимов и культурно-исторического сравнения шел и Г.Г. Стратанович, предложивший, что пред-ками дунган являлось земледельческое население Киданьской империи (в том числе род туругань): он использовал антропологические и этнографиче-ские материалы) [Сушанло, 1971, с.14-16].
Г.Г. Стратанович, один из редакторов монографии М.Я. Сушанло в разделе «От редактора» писал: «Трудности во многом усугубляются и для М. Сушанло и для других дунгановедов объективно не зависящими от них особенностями этнической истории дунган. И прежде всего определением то-го, кто такие дунгане. Дунганская народность имеет ряд самоназваний: «ла-охуэйхуэй», «двунянжын» и др. Среди них нет имени «дунгане». Случайно ли это? Случайно ли, что термином «дунган(ь)» как самоназванием пользо-вались из всех групп, которые считаются предками советских дунган, только дунбэйские «хуэйхуэй», действительно переселенцы с левого берега Хуанхэ (иероглифы «дун» - восток и «гань» - берег, которыми пишется этноним, дают сочетание «восточнобережные», что по отношению к Хуанхэ в зоне расселений дунган и означает «левобережные»)? Нам думается, не случайно. И более того, комплексное изучение истории предков дунган приводит к мысли о том, что их миграции в пределах всего Крайнего Севера Восточной Азии – это не первичные поиски более удобных и безопасных мест, но воз-врат к «землям предков», к областям, где жили «быстринные» туруган и др. Возможно, что другой этноним – «хуэйхуэй» - восходит к термину «остав-шиеся» или «вернувшиеся» (иероглиф «хуэй», которым записан этот термин, означает «возвращаться») и относится  он к волне переселенцев из арабо-иранских западных мусумальнизированных областей.
Следует напомнить здесь, что в этнической истории дунган мусульма-низация восточноазиатских народов сыграла очень большую роль: ряд ис-следователей считает даже, что принятие ислама было решающим этнообра-зующим фактором в этой истории. По-видимому, можно согласиться лишь с утверждением о значительной интрузии носителей ислама (напластованием этого слоя на доисламскую местную основу) и с бесспорным положением об исламе как «классифицирующем» признаке для северных «хуэйхуэй».
Ведь известно же, что, в частности, обряд захоронения по предписани-ям ислама единый почти у всех «мусульманских» народностей Восточной Азии (кроме казахов). И это снимает возможность достоверно показать фи-зический облик далеких предков дунган, уйгур, саларов и т.д.; достоверно установить принадлежность погребения невозможно, а этнической специфи-ки захоронений нет едва ли не с VII в. Значит ислам мог играть значитель-ную роль в жизни местного населения, но не настолько существенную, чтобы привести к «деэтнизации». Для предков дунган это был процесс вдвойне сложный, ибо они изменили не только свою конфессиальную принадлеж-ность (приняв ислам, напластовавшийся на древние анимистические, вероят-но близкие к шаманству, верования), но и язык (воспринимая в течение сто-летий говора ханьского, соседнего с ним, населения.
Документально известны минимум три пути распространения ислама: первичный, сухопутный (примерно, сухопутный (примерно VII-VIII вв.), морской (IX-XIV вв.), вторичный сухопутный (ХV-XVI вв.).Обычно с этим различием путей проникновения ислама связывают формирование трех эт-нически различных групп «хуэйхуэй», нивелировка их шла в результате контактов этих групп на протяжении пяти столетий. Завершился ли этот процесс – вопрос спорный (хотя с середины ХХ в. такая возможность, каза-лось бы, есть).
А если так, то вправе ли мы считать предками дунган всех хуэйхуэй восточной Азии? По-видимому, не вправе. Вероятно, точнее было бы счи-тать предками дунган самую большую группу хуэйхуэй – тех, что расселя-лись по всему широкому поясу севера Восточной Азии. Это подтверждается и лингвистически: среди предков дунган документально засвидетельствова-ны носители двух основных диалектов (условно названных «ганьсуйским» и «шэньсийским» и одного «промежуточного» (условно названного нами «ланьчжоуским», он более близок к «ганьсуйскому»).
Это бесспорное положение позволяет поставить один вопрос исключи-тельной важности и для дунгановедов и для самих дунган: в каком отноше-нии современные советские дунгане находятся к браткому народу (имеюще-му в значительной мере общих с дунганами предков) – «хуэй» Восточной Азии? Конечно, заманчиво было бы считать дунган (численность которых в 1959 г. определялась в 21 900 человек) и хуэй (численность которых только в КНР определялась в 1961 г. советскими демографами в 4 300 000 человек) одной большой народностью. Однако весь материал этой книги (как и иссле-дования ряда советских ученых-дунгановедов) убеждает, что эти генетически близкие этносы, судьбы которых разошлись уже почти столетие и в состав которых вливались этнически разные элементы (например, в состав хуэй – монгольские, маньчжурские, ханьские, ийские и другие элементы; в состав дунган – казахские, киргизские и уйгурские), испытавшие влияние различ-ных национальных культур, по-разному участвовавшие в экономической и политической жизни стран своего расселения, различны гораздо более, чем этнографическая группа и ее базовый этнос.
 Дунгане – это новая (и в этом смысле молодая) народность, сформи-ровавшаяся в пределах нашей Родины [Стратанович/ цит.: Сушанло, Фрун-зе, 1971, с. 3-4].
М.Я. Сушанло далее продолжает: «…в Китае и раньше и сейчас дун-гане называются «хуэйхуэй» или «хуэйцзу». Даже дунгане Средней Азии и Казахстана чаще называют себя «хуэйхуэй» или «чжунюань жань», чем «дунганами». Так, знаменитый исследователь Азии Николай Михайлович Пржевальский в своих отчетах писал: «… такое имя (имеется в виду название «дунгане» - М.С.) совершенно неизвестно ни китайцам, ни мегаметанам тех местностей, которые были нами посещены во время путешествия. Ю.А. Сос-новский писал о своей экспедиции по Китаю в 1874-1875 гг., что название дунгане в тех провинциях, где пришлось побывать, совершенно неизвестно, там их называют хуэйхуэй или хуэнцзу.
Во время научной командировки в КНР в 1958 г. автору этих строк приходилось много беседовать с представителями различных слоев населе-ния хуэйцзу во внутренних районах Китая, и все они не только не знали названия «дунгане», но и того, что оно обозначает. Это наименование из-вестно только в провинции Синьцзян, а также в некоторых западных окру-гах провинции Ганьсу.
Название «дунгане» возникло во второй половине XVIII в. в Восточ-ном Туркестане, когда цинское правительство насильственно начало заселять этот край народами Китая. Особенно широкое заселение шло в период насильственного захвата цинскими императорами земель Восточного Турке-стана и образования новой провинции в составе Китайской империи. Среди поселенцев были хуэйхуэй (дунгане). Д. Федоров писал, что «они выходцы из северо-западных провинций Внутреннего Китая, преимущественно Шэнь-си и Ганьсу».
И. Селицкий отмечал, что дунгане являются пришельцами в Восточ-ный Туркестан, особенно в Илийский край, с внутренней территории Китая. А. Костенко в работе о Джунгарии писал, что «После завоевания Чжунгарии маньчжурским правительством сюда переселяли китайцев и из Шэньси, и Ганьсу китайских мусульман под названием дунган».
Этих-то хуэйхуэй местные жители Восточного Туркестана (Синьцзяна) называли дунганами по наименованию восточной части провинции Ганьсу» [Сушанло, Фрунзе, 1971, с. 49-50].
Дунганский историк-фольклорист Х. Юсуров предположил, что пред-ками дунган являлись тогоны, создавшие государство с одноименным назва-нием «Тогон», по-китайски «Тугухунь» (III-VII вв. н.э.). Государство Тогон занимало территорию  в степных нагорьях Цайдама близ озера Куконор, расположенную на нынешней территории Нинся-Хуэйского автономного района Китая, т.е. на современных землях дунган-хуэйхуэй.
Выдающийся российский историк Е.И. Кычанов, владевший китайским и тангутским языками, писал: «… название религии (имеется в виду мусуль-манство – Ш.А.С.), звучащее по-китайски как хуэйцзяо», стало названием эт-но религиозных групп (в том числе дунган – Ш.А.С.), исповедовавших ее по-китайски, так и некитайских по этнической принадлежности [Кычанов, 2008, с. 686].
Е.И. Кычанов работал с тангутскими материалами, найденными в г. Хара-Хото (бывшей тангутской столице) великим русским археологом и эт-нографом П.К. Козловым (1863-1935), в Институте востоковедения в г. Санкт-Петербурге. Е.И. Кычанов ввел в научный оборот новые материалы об этногенезе дунган, и он подтверждает версию М.Я. Сушинло о тангут-ском происхождении дунган нарративными документами, но заметил: «…с точки зрения научного подхода к проблеме этногенеза не существует наро-дов, в формировании которых не участвовали бы различные этнические компоненты» [Кычанов, 2008, с. 686].
Другой советский ученый С.И. Брук о происхождении дунган совер-шенно справедливо писал: «Весьма вероятно, что дунгане являются смешан-ной группой. И различные теории их происхождения взаимно дополняют друг друга [Брук/ цит.: М.Я. Сушинло, Фрунзе, 1971, с.41].
По нашему мнению, С.И. Брук совершенно прав, т.к. современные дунгане-хуэйхуэй произошли или приняли участие в их этногенезе такие племена и народы, как тибето-бирманские племена – цяны, монголоязычные хунны, ди, кидини, сяньбийцы, древние и средневековые уйгуры, ирано-язычные согды, персы, таджики, хорезмийцы, семиты – арабы и евреи, маньчжуры и китайцы, и др.
Китайский язык оказался наиболее живучим из всех вышеназванных языков. Наиболее слабым, мы полагаем, было монголоязычие.
Также правы М.Я. Сушанло, Х. Юсуров, Е.И. Кычанов, С.И. Брук и др., которые писали, что дунгане-хуэйхуэй состоят из многих частей, компо-нентов.
Н.Я. Бичурин, основываясь на китайских источниках Тунцзянь Таньшу и др. в «Истории Тибета и Хухунора» изданной в Санкт-Петербурге, в 1833 году писал: Тангуты под Китайским названием Сицян т.е. Западных Цянов.
От первого их переселения из Китая в Хухунору в 2282, до вторично-го побега из Китая же на Запад в 444 годах до Р.Х. =1838.
«Западные Цяны *) ведут происхождение от Князя Сань-ми;о, кото-рый составлял особливую линию дома Цзянь, *) и которого (купно с его народом) Государь Яо ещё в 2282 году до Р.Х. вывел в Сань-вэй. Владения их лежат неподалёку от Нань-то около Сань-вэй, куда Государь Шунь со-слал четырёх злодеев. От Хэ-гуань на юго-запад суть земли Цянов. Они жи-вут по берегам Цы-чжи до самых вершин Жёлтой реки и занимают около 1000 ли пространства». Н.Я. Бичурин «История Тибета и Хухунора с 2282 до Р.Х. до 1227 по Р.Х.», СПб., 1833.
По языку современные дунгане-хуэйхуэй относятся к разновидности ханьской (китайской) языковой семьи. По нашему мнению, сей факт объясня-ется тем, что один предков дунган-хуэйхуэй были цяны – народ тибето-бирманского этногенеза, китайцы и др.
Многие российские лингвисты, историки, этнографы и др., следуя марксистской догме, считают язык основным определителем этноса. По это-му поводу Н.Н. Чебоксаров и И.А. Чебоксарова в книге «Народы, расы, культуры» пишут: «Чем же отдельные народы отличаются друг от друга? Вероятно всякий, кто попытается ответить на этот вопрос, скажет, что глав-ным признаком народа является его язык. Действительно, если мы слышим, что кто-нибудь говорит по-русски и говорит правильно и хорошо, мы пред-полагаем, что человек этот - русский. Когда незнакомые люди, принадлежа-щие к одному народу, встречаются где-нибудь вне пределов своей страны, они чаще всего «опознают друг друга именно по языку. Язык следует рас-сматривать в качестве очень важного признака любого народа или, как го-ворят этнографы, в качестве одного из “этнических определителей”.
Все люди, относящиеся к одному народу, говорят, как правило, на од-ном и том же языке, который является для них родным, т.к. усваивается еще в детстве, в семье от родителей и других лиц, окружающих ребенка. Это не значит, однако, что на земле столько же языков, сколько и народа. Дело в том, что многие народы, представляющие собой вполне самостоятельные эт-носы, могут говорить на одном и том же языке. Так, например, на англий-ском языке говорят не только сами англичане, но и другие народы в разных частях света: американцы (180 млн), англо-канадцы (11,25 млн), шотландцы (5,8 млн), ольстерцы (1,06 млн), англо-австралийцы (12,2 млн), англо-новозеландцы (2,5 млн) и др. Всего английский язык считают родным свыше 380 млн, из которых на Европу, где сложился этот язык, приходится 17%... на земном шаре существует много языков, которые являются родными не для одного народа, но и для целых групп этносов. Границы расселения от-дельных народов и распределения языков далеко не всегда совпадают. Язык хотя и является одним из основных этнических определителей, но не может считаться единственным характерным признаком этноса.
Нередко встречаются такие народы, отдельные группы которых гово-рят на различных языках. Мы уже знаем, например, что в настоящее время подавляющее большинство шотландцев пользуется в качестве разговорного языка английском, однако в горах Шотландии сохранилась небольшая группа населения, которая считает себя шотландцами, но в быту частично еще пользуется наряду с английским, особым языком кельтской группы (так называемым эльским), в прошлом широко распространенным во всей стране. Всего элов, или горных шотландцев, насчитывается около 100 тыс. В Великобритании живет и другой народ кельтской языковой группы – вал-лийцы, или уэльсцы (810 тыс), который является двуязычным, т.е. пользует-ся как английским, так и собственным валлийским языком. В подобном по-ложении находятся и ирландцы, которых на земном шаре насчитывается 7,5 млн; из них в Европе (главным образом в Ирландии – 44,2% и в Великобри-тании – 31,1%), в США – 20,7%, остальные расселены в Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Большинство ирландцев, особенно за пределами своей страны, говорят в настоящее время по-английски, но в Ирландии среди них распространен и собственный ирландский (ирский) язык кельтской группы, который считается государственным языком этой республики.
В Советском Союзе также встречаются народы, пользующиеся не-сколькими различными языками. Так, например, мордва (1,2 млн) говорит на двух близких, но вполне самостоятельных языках – эрзянском и мокшан-ском. На первом из них говорит около половины мордвы, на втором – не-многим более трети; остальные группы этого народа перешли на русский язык. Из 138 тыс. карел Советского Союза только около 63 % считают своим родным языком карельский, остальные даже в повседневной жизни пользу-ются русским. Среди вепсов (около 8,1 тыс.), живущих на Северо-Западе РСФСР и по происхождению и языку очень близких к карелам, свой соб-ственный язык финской группы в наши дни помнят только пожилые люди; люди средних лет и особенно молодежь знают лишь русский язык. На севе-ро-западе Латвийской ССР, у самого берега Балтийского моря, живет не-большой народ ливы (в настоящее время их сохранилось всего около 200 человек). Ливский язык, так же как эрзянский, мокшанский, карельский и вепсский относится к финской группе; однако ливы совсем не пользуются родным языком даже говорят по-латышски. В целом, по переписи 1979 г. свыше 18 млн граждан СССР показали своим родным языком язык другого народа; чаще всего это случаи перехода на русский язык географически раз-общенных групп украинцев, белорусов и многих других народов, длитель-ное время живущих в ближайшем соседстве с русскими и испытавших их сильное хозяйственное и культурное влияние» [Чебоксаров, Чебоксарова, М., 1985, с.8-9,10-11].
Из процитированного отрывка известных этнографов Н.Н.  и И.А. Че-боксаровых мы сделали вывод, что язык не всегда основной определитель этноса. Язык является одним из важных определителей народа, но он не единственный, а также территория, на которой проживает этнос. 
Основным определителем народа, по нашему мнению, является целый комплекс признаков и этнообразующих факторов и т.д. Большинство этно-графов считают общность языка и происхождения, совокупность черт куль-туры, особенности быта и этническое самопознание, данные генетики.
Мы не будем останавливаться на полемике, что является этническим признаком и этнообразующим фактором предполагаем, что этнический при-знак иногда может рассматриваться этнообразующий фактор и наоборот, смотря какой смысл вкладывать в эти выражения.
Многие российские лингвисты, историки, этнографы и другие ученые, следуя догме, считают язык основным определителем – признаком этноса. При подобном подходе такие ученые становятся в тупик и не могут ответить, например, кто такие древние и раннесредневековые франки? Франки – один из этносов, вошедших в современных французов и давшие им свой этноним, германцы или римляне, или кельты? Этноним у французов германский, язык современных французов относится к романской группе, а вошли в состав со-временных французов, кроме германцев, кельты и др. Этносов, поменявших язык два и более раза, достаточно много, например, русские, азербайджан-цы, казахи и др.
К числу сложносоставных этносов, поменявших в результате истори-ческого развития язык и этнонимы (название) являются дунгане-хуэйхуэй.
Как мы уже писали, основная масса дунган-хуэйхуэй проживают в Нинся-Хуэйском автономном районе Китая. Но территория, занимаемая Ненся-Хуэйским автономным районом и смежные с ним земли, не всегда принадлежали Китаю.
Собственно Китаю территория современного Нинся-Хуэйского авто-номного района, провинций Ганьсу, Синьцзян и другие земли примерно за-паднее большой излучины Хуанхэ в древности не принадлежали. Китайцы, т.е. носители китайского языка первоначально возникли в нижнем и среднем течении рек Хуанхэ и Янцы (карта).
 
[Крюков, Софронов,Чебоксаров, М., 1976, с. 66].

К мнению М.В. Крюкова и др. присоединяемся и мы. Как видно из карты, на территории Нинся-***эского района в древности в основном проживали сино-тибетские племена, китайцев, видимо, было поменьше. К се-веру от них в древности жили хунну – предки современных монголов, каза-хов, русских, украинцев и многих других народов.
М.В. Крюков и др. пишут: «Возникновение, развитие, трансформация этнических общностей – это единый общеисторический процесс, составляю-щий один из важнейших аспектов истории человеческого общества. Этот процесс, начавшийся в глубокой древности, продолжается и в наши дни» [Крюков и др., 1976, с. 5].
Далее М.В. Крюков и др. продолжает: «Не менее важен вопрос и о другой критической точке этногенеза – о его начальном моменте. Признание этноса социальным, а не биологическим феноменом определенно указывает на то, что “этническое” возникает лишь на определенном этапе развития че-ловеческого общества.
Ставя вопрос об исходной точке этногенеза, мы сталкиваемся c про-блемой “предков” этноса. Употребляя этот термин, исследователи зачастую вкладывают в него различное содержание. Следует, по-видимому, различать физических, языковых и этнических предков того или иного народа, посколь-ку эти три понятия отнюдь не совпадают между собой.
Если исследователь ставит перед собой задачу проследить физических предков определенной этнической общности, то при наличии в его распоря-жении достаточных палеоантропологических материалов он может, говоря теоретически, углубляться в историю человечества вплоть до ее древнейших этапов. Коль скоро в поисках физических предков современного этноса мы вполне можем выйти за пределы истории человека современного вида, со-вершенно очевидно, что все эти физические предки в своей совокупности не могут рассматриваться как имеющие непосредственное отношение к процес-су этногенеза конкретной этнической общности.
Иное дело – языковые предки этнической общности. Современная ан-тропология свидетельствует, что речевой аппарат, не отличающийся от со-временного, и, как следствие, возможность появления членораздельной речи возникают у человека лишь с завершением процесса сациентации, т.е. в позднем (верхнем) палеолите. Очевидно, что поиски языковых предков того или иного народа в более раннее время явно обречены на неудачу. Но если к концу верхнепалеолитической эпохи следует отнести первоначальное фор-мирование истоков современных языковых семей, то их дробление и возник-новение языков современного типа может быть в самой общей форме дати-ровано периодом не раньше эпохи мезолита и неолита.
Наконец, под этническими предками того или иного народа обычно понимают “те этнические группы, которые вошли в его состав сначала как некая самостоятельная общность, а затем, постепенно теряя свою специфику, с одной стороны, передавая ее отдельные черты развивающейся (складыва-ющейся этнической общности – с другой, переставали существовать по крайней мере на данной территории”.
Что же касается отдельного процесса формирования отдельных этни-ческих общностей, то начальной точкой отсчета является в нем период, когда некоторая совокупность существовавших до этого этносов в результате вза-имных контактов между собой начинает претерпевать качественные измене-ния своей этнической специфики, что в дальнейшем приводит к возникнове-нию новой этнической общности. Эта закономерность остается верной и в том случае, если новый этнос возникает в результате дивергенции первона-чальной этнической общности: он, как правило, взаимодействует с другими этническими группами, оказывающими влияние на формирование его при-знаков» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, М., 1976, с. 6-7].
Мы полагаем, что язык является одним из признаков этноса, но не единственным и основным определителем этноса как писал В.П. Алексеев [Этногенез, М., 1989]. Но лингвистические данные очень важны для выясне-ния формирования этнических общностей. М.В. Крюков и др. совершенно справедливо пишут: «Сравнительно-историческое и типологическое изуче-ние языков, как засвидетельствованных в письменных источниках, дает до-статочно надежные основания для установления генетических связей и типо-логических схождений между языками Восточной Азии» [Крюков и др., там же, с.14].
Мы начнем изучение предков дунган-хуэйхуэй с эпохи позднего па-леолита, когда сформировался неоантроп - чловек современного вида. «Ho-mo sapiens» намного старше неоантропа – человека позднего палеолита, т.к. придерживаемся мнения тех ученых, которые говорят, что древнейший че-ловек (архантроп) появился в Африке, прошел путь палеоантропов – древ-них людей и лишь примерно 50000 лет до н.э. превратился в результате со-вершенствования технологий в неоантропа.






Глава 1. ЦЯНЫ И КИТАЙЦЫ. ХУННУ
(хуньюй, сяньюнь, шаньюй)

Цяны и китайцы. Основатель глоттохронологии, американский линг-вист Моррис Сводеш (1909-1967) путем лексико-синтаксических исследова-ний основных языков юга Восточной Азии, куда входит Нинся-Хуэйский ав-тономный район Китая, где проживает основная масса дунган-хуэйхуэй, утверждал, что в регионе существуют следующие группы языков: китайско-тибетская, тайская, аустроазиатская, аустронезийская. М. Сводеш полагал, что все эти языки обладают устойчивыми лексическими связями.
По нашему мнению, носители китайско-тибетской группы или семьи языков являются такими же родственными народами, как немцы и русские, как маньчжуры и турки, как японцы и уйгуры и т.д., и т.п. Перечисленные пары народов относятся к одной семье народов, первая пара относится к ин-до-европейской семье, а вторая и третья пары входят в алтайскую семью народов. Перечисленные пары народов разговаривают между собой через переводчика, т.е. не понимают друг друга, но являются родственными этно-сами, правда, родство очень далекое.
Родство дунган-хуэйхуэй и китайцев отрицает  китайский историк Линь Гань: «До освобождения китайского народа эта теория была весьма распро-странена, например, Ма Хун-куй, бывший председателем марионеточного правительства провинции Нинся в период господства реакционной клики гоминдана, и большинство его подчиненных были мусульманами. Однако сами они утверждали, что и дунгане, и китайцы одинаково являются потом-ками императора Хуан-ди. В передовой статье газеты «Сицзинпинбао» от 2 февраля 1938 г. также говорилось: “наши мусульманские соотечественники и китайцы имели одних предков и принадлежат к одной расе”.
Эта теория основана только на субъективном мнении отдельных лиц; она является произвольной догадкой, не основанной ни на каких историче-ских фактах, и несостоятельность ее не нуждается в доказательствах»  [Линь Гань, «Советская этнография //Об этногенезе дунган», 1954, с. 45].
Мы полагаем, родство дунган-хуэйхуэй и китайцев отрицать абсолют-но никак нельзя. Общность предков дунган-хуэйхуэй и китайцев с точки зре-ния современной антропологии вероятно научна. Человечество вышло из небольшой африканской группы homo sapiens, а современные расовые и языковые различия появились относительно недавно, примерно 50-30 тыс. лет назад. Палеоантропологам бывает трудно отнести останки человека старше 50 тыс. лет к той или иной расе.
Цяны и китайцы, мы полагаем, 10-5 тыс. лет до н.э., вероятно, состав-ляли одну общую группу, из которой вышли предки дунган-хуэйхуэй, ти-бетцев, китайцев и т.д., говорящих на разных языках, составляющих сино-тибетскую (бирманскую) семью языков.
В состав дунган-хуэйхуэй вошли разные племена: хунны, сяньбийцы, те же китайцы и т.д.
Перечень родственных народов по языку можно было продолжить, но это тема не нашей книги. Лишь заметим, как пишет М.В. Крюков и др.: «В последние десятилетия активно развивается новая теория, утверждающая от-даленное родство индоевропейских, семито-хамитских, урало-алтайских, картвельских языков. Эта группа языковых семей получила название но-стратической» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, М., 1976].
Ностратическая теория, по нашему мнению, несомненно дополняет ге-нетическую теорию и является одним из аргументов в пользу этой теории, утверждающей, что человеческий род – homo sapiens появился 70-100 тыс. лет тому назад из небольшой группы людей, вышедшей из Африки и рас-пространившейся по земному шару.
Также заметим, генетическая теория происхождения людей опроверга-ет расистскую теорию, особенно широко распространенную среди китайцев, русских и некоторых других народов, «исповедующих» марксизм – эту ко-варную антинаучную доктрину.
Большинство палеантропологов мира утверждают, что человеческие расы появились исторически совсем недавно, примерно 30 тыс. лет назад, до этого времени не было деления людей на расы.
Мы полагаем, наиболее объективным этническим показателем является генетика. Генетические исследования, по нашему мнению, независимо от наших желаний показывают, насколько сложны современные этносы, из ка-ких компонентов состоят гены исследуемых этносов.
Вернемся к цянам. Российский востоковед С.Е. Яхонтов совершенно справедливо подразделял китайско-тибетскую группу языков на две боль-шие ветви: тибето-бирманскую и китайскую. Центральным языком первой группы он считал языки ицзу. Вокруг языков ицзу группируются языки бирманский, наси и тангутский [Яхонтов, М., 1964, с.3].
По мнению С.Е. Яхонтова, китайский язык представляет совершенно самостоятельную группу – ветвь китайско-тибетской семьи языков и делится на большое количество удаленных друг от друга диалектов. Диалекты в ки-тайском языке настолько удалены, что могут быть самостоятельным объек-том как родственные языки лексико-статистического анализа [там же, с. 5].
С.Е. Яхонтов подсчитал, что к IV тысячелетию до н.э. китайско-тибетские языки распространялись от Непала и Ассама и до верхнего тече-ния реки Хуанхэ с юга на север, где дунгане-хуэйхуэй сложились впослед-ствии в этнос.
С.Е. Яхонтов относил обособление китайского языка к IV тысячелетию до н.э. и считал столь раннее отделение есть причина сравнительно слабых лексических связей с другими языками китайско-тибетской семьи [там же, с. 6].
По данным арехеологических материалов Ю. Андерсона, Д. Блэка и др. неолитическое население Ганьсу (бассейн реки Хуанхэ) «…в конце III ты-сячелетия до н.э. были, очевидно, непосредственными предками популяций, на базе которой сформировались впоследствии китайцы и соседние с ними этносы. Предложенный Д. Блэком термин “протокитайцы” (protochinese), кажется, в данном случае вполне уместным не только в этническом, но и в антропологическом смысле. Отличия древних северокитайских черепов от современных касаются небольшого числа признаков и без особого труда объясняются эпохальными изменениями, происшедшими за те несколько ты-сяч лет, которые отделяют их от нашего времени. Древние насельники бас-сейна Хуанхэ в сравнении с их позднейшими потомками обладали несколько более длинной мозговой коробкой и соответственно меньшим черепным ука-зателем, более широким лбом, относительно низкими орбитами прямо-угольных очертаний» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, М., 1976, с. 123].
Далее М.В. Крюков и др. пишут: «Неолит Синьцзяна почти не изучен, а материалы по палеонтологии этого региона периода неолита пока что пол-ностью отсутствуют. Наши сведения о расовой принадлежности неолитиче-ского населения самой Средней Азии также довольно скудны. Материалы, помещенные в последней сводке В.В. Гинзбурга и Т.А. Трофимовой, свиде-тельствуют о принадлежности этого населения к южным (“средиземномор-ским”) европеоидам с низким или умеренно высоким, большей частью узким лицом, резко профилированным в горизонтальном сечении. Маловероятно, чтобы “средиземноморские” расовые элементы в конце III тысячелетия  до н.э. проникали из Туркмении в Ганьсу» [там же, с. 130].
М.В. Крюков и др. проникновение носителей европеоидных расовых типов в район верхнего течения р. Хуанхэ и, в частности в Ганьсу, отрицает. Автор данной книги присоединяется к ним. Появление европеоидов в Ганьсу и в Нинся-Хуэйском районе, вероятно, произошло позднее, видимо, в эпоху железа (I тысячелетие до н.э.).
М.В. Крюков, Н.В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров пишут: «Связывая во-едино все известные в настоящее время факты, имеющие отношение к проис-хождению неолитических культур центральной зоны, представляется воз-можным высказать следующую гипотезу (карта).
 
Миграции неолитического населения на Среднекитайской равнине в V-III тысячелетии до н.э.
В V тысячелетии до н.э. в предгорных районах северо-западной чсти бассейна Янцзы (вероятнее всего, в северной части современной провинции (Сычуань) возникла субнеолитическая культура, распространившаяся затем в северном направлении, вдоль р. Цзялинцзян и ее притоков. Одной из групп населения, передвигавшегося на север, удалось найти проходы через Цинлин, через которые она проникла в долину Вэйхэ. Население, с которым столкнулись здесь пришельцы, было чрезвычайно редким (ему, по-видимому) принадлежали немногочисленные стоянки с микролитическим инвентарем – Шаюань в Шэнси, Лин цзинчжай в Хэнани и т.д.), оно было вытеснено или ассимилировано.
Благоприятные природные условия долины Вэйхэ обусловили сложе-ние здесь быстро прогрессирующего очага пойменного земледелия. Однако в течение длительного времени он не выходил за пределы долины Вэйхэ.
Значительное расширение ареала неолитической культуры пойменных земледельцев, возникшей в бассейне Вэйхэ в конце V- начале IV тысячелетия до н.э., относится к тому времени, когда в ее облике начинают уже просле-живаться существенные изменения. Несмотря на сохранение некоторых уже сложившихся традиций (способы строительства жилищ, планировка поселе-ний, погребальный обряд и т.д.) в ряде аспектов культуры появляются мо-дификации. Это относится прежде всего к керамике, в которой все больший удельный  вес начинают получать крашеные сосуды. Первоначальный зо-оморфный и антропоморфный орнамент трансформируется, все более усложняясь и приобретая геометрический характер. Появление избыточного населения приводит к его передвижению в западном и восточном направле-ниях по долине Вэйхэ, ограниченной с юга Циньлином (на севере удобные речные поймы, пригодные для земледелия, отсутствовали).
Распространение яншаосцев все дальше на восток приводит к их про-никновению на территорию современной провинции Хэнань. Обобщение суммы археологических данных по этому району позволяет сделать еще од-но существенное предположение: распространение крашеной керамики в Хэнани связано не только с движением яншаосцев из Шэнси – оно имеет бо-лее сложную историю. В Центральной Хэнани столкнулись, по-видимому, два потока населения, один из которых двигался с юга (южная часть Хэнани, север Хубая). Облик стоянок, объединяемых сейчас в варианте циньванчжай, настолько отличен от того комплекса культурных традиций, который харак-теризует вариант мяодигоу, что крайне трудно предположить какие-либо ге-нетические взаимосвязи между ними. Различия прослеживаются не только в керамике (здесь своеобразны как формы сосуда, так и типы орнамента), но и погребальном обряде (ориентировка захоронений) и в строительных тради-циях. Жилище, раскопанное в Дахэцуне (Чжэнчжоу), принципиально отли-чается от почти синхронных ему жилищ в Мяодигоу (уезд Шэньсянь, Хэнань) и в то же время находит прямые параллели в ряде стоянок из терри-тории Хэнани, охватывающих значительный хронологический период – вплоть до эпохи культуры цюйцзялин.
В начале III тысячелетия до н.э. расширение ареала распространения позднего варианта культуры яншао приводит к появлению неолитического населения в верхнем течении Хуанхэ. Здесь складывается культура, истоками своими восходящая к мяодигоу, но приобретшая черты значительного свое-образия –мацзяяо.
Можно предполагать, что насельники баньпо говорили на языке, отно-сящемся к сино-тибетской семье языков. На языках той же семьи должны были говорить и создатели культуры мацзяяо. Однако длительное разделе-ние этих сино-тибетских на две ветви, одна из которых заселила современ-ную провинцию Ганьсу и часть Цинхая, а вторая продвинулась далеко на запад, должно было привести к их обособлению. Западная ветвь оказалась в ином этническом окружении, нежели восточная: стоянки культуры мацзяяо обнаруживают признаки контактов их населения с племенами более северной зоны степей (на это указывают, в частности, находки микролитов, столь ха-рактерных для территорий к северу от Китайской стены, в культурных слоях мачан и баньшань). Эти контакты сопровождались процессами этнического смешения, что приводит к сдвигам в антропологическом типе насельников культуры мацзяяо, постепенно утрачивающего характерные для яншаосцев специфические “южные” черты - тенденцию к широконосости, альвеолярный прогнатизм и т.д.
Так к началу II тысячелетия до н.э. в бассейне Хуанхэ складываются три региона поздненеолитических культур, создатели которых в той или иной степени отличались друг от друга в этническом отношении: в верхнем течении Хуанхэ – культура цицзя, в среднем ее течении – “хэнаньский лун-шань”, в нижнем – “классический луншань”. Первая из них была создана предками тибето-бирманских племен, которых древнекитайские историки называют “жунами”; последняя – “восточными и”, говорившими, по всей ви-димости, на каком-то аустронезийском языке; что же касается “хэнаньского луншаня”, то его насельники должны рассматриваться как предки прокитай-ской этнической общности, сложившейся в этом регионе в конце II тысячеле-тия до н.э.» [Крюков и др., М., 1976, с. 147-149].
Процитированные нами авторы предполагают, что в начале III тысяче-летия до н.э. в верхнем течении р. Хуанхэ, где ныне расположен Нинся-Хуэйский район Китая и где образовались, вероятно, дунгане-хуэйхуэй, сложилась неолитическая культура.
М.В. Крюков и др. пишут: «Группа яншаоских племен, распростра-нившаяся в IV тысячелетии до н.э в западном направлении, впоследствии претерпела дальнейшую дифференциацию. Одна ее ветвь, достигшая в III тысячелетии до н.э. верховьев Хуанхэ и создавшая там культуру мацзяяо, позднее стала именоваться “цянами” (или “жунами”); другая ее ветвь состав-ляла основу чжоусцев» [там же, 284].
Население, вероятно, говорило на языке сино – тибетской семьи языков и разделилось на две ветви: на восточную и западную.
Западная ветвь, предположительно включающая одних из предков дунган-хуэйхуэй, которые вступали в контакты «с племенами более северной зоны степей (на это указывают …находки микролитов, столь характерных для территорий к северу от Китайской стены…). Эти контакты сопровожда-лись процессами этнического смешения…» [там же, с.149].
М.В. Крюков и др., видимо, правильно пишут, что «…к началу II ты-сячелетия до н.э. в бассейне Хуанхэ складывается три региона поздненеоли-тических культур, создатели которых в той или иной степени отличались друг от друга в этническом отношении…» [там же, с. 149].
Первую из них, расположенную в верхнем течении Хуанхэ, М.В. Крю-ков и др. назвали культурой цицзя и считают, что она была создана предка-ми тибето-бирманских племен. Регион образования этой группы приблизи-тельно совпадает с Нинся-Хуэским автономным районом Китая, т.е. с терри-торией проживания в настоящее время основной массы дунган-хуэйхуэй.
М.В. Крюков и др. пишут: «Вполне возможно, что на территории Ганьсу в первой половине II тысячелетия до н.э. жили древнетибетские пле-мена, известные в источниках иньского и чжоуского времени под именем “цянов” и “западных жунов”. Позднее, в начале I тысячелетия до н.э. при-мерно на той же территории обитали популяции, оставившие памятники культуры сыва. Именно с этими популяциями, также принадлежавшими, ве-роятно, к тибетоязычным цянам – жунам, можно по-видимому, связывать позднюю кранеологическую серию Д. Блэка» [Крюков и др., 1976, с. 204].
      Известный тангутовед Е, И. Кычанов писал, что цяны проживали с III тысячелетия до н.э. в верховьях р. Хуанхэ: «… по надписям цяны заселя-ли и тогда западные районы Шэнси юго-восток Ганьсу, они могут предпо-ложительно связаны с неолитической культурой Цзицзя, отличающейся при-близительно к тому же времени и к той же территории» [Кычанов, 2008, с. 35].
М.В. Крюков, И.В. Софронов и Н.Н. Чебоксаров предполагают, что насельники описываемой территории говорили на языке сино-тибетской се-мьи языков. Длительное существование на большой территории сино-тибетских племен привело к разделению их на две ветви, одна из которых продвинулась далеко на запад ближе к современным границам Киргизии и Казахстана, что должно было привести к их обособлению. «Западная ветвь оказалась в ином этническом окружении, нежели восточная, - пишут авторы. - в их местах пребывания содержатся признаки контактов их населения с племенами более северной зоны степей (на это указывают, в частности, находки микролитов, столь характерных для территорий к северу от Китай-ской стены…».
М.В. Крюков и др. считают, что собственно китайцы образовались в среднем течении р. Хуанхэ, видимо, из насельников «хэнаньского луншаня» и «они должны рассматриваться как предки протокитайской этнической общности, сложившейся в этом регионе в конце II тысячелетия до н.э.
Таким образом, из сказанного М.В. Крюковым, Н.В. Софроновым и Н.Н. Чебоксаровым, в начале II тысячелетия до н.э., вероятно, в верхнем те-чении р. Хуанхэ возникли предки тибетцев и дунган-хуэйхуэй, а в среднем течении р. Хуанхэ образовались предки современных китайцев или протоки-тайцы. Отделение предков китайцев от дунган-хуэйхуэй произошло, видимо, 4-5 тыс. лет тому назад. Это мнение М.В. Крюкова, М.В. Софронова и Н.Н. Чебоксарова основано на археологических исследованиях американских, ки-тайских и других ученых.
М.В. Крюков и др., на наш взгляд, неправильно считают, что древне-китайские историки называют предков тибето-бирманских племен «жунами».
По нашему мнению, данные авторы ошибаются: предков тибето-бирманских племен следовало называть «цянами».
Вероятно, такая ошибка обусловлена под влиянием гиперкритического подхода к древней истории Китая и к древнекитайским нарративным источ-никам, в частности, к работам отца китайской истории Сыма Цяна, его бес-смертной «Шицзи».
В XIX – в первой половине ХХ вв. гиперкритический подход к древней истории Китая западных, китайских и русских историков характеризовался отрицанием «достоверности» и «историчности» эпохи Ся и Инь, описанных Сыма Цяном. Русский синолог С.М. Георгиевский, в частности, писал: «Что цивилизация китайская началами своими восходит к глубокой древности и вырабатывалась постепенно – это неоспоримая действительность, - что наса-дителями культуры и цивилизаторами китайцев являлись императоры Фу-си, Шэнь-нун, Хуанди, Ди-ку, Яо и Шунь – это не более как мифы, сложившиеся в народе на основе его мифических воззрений» [Георгиевский С. Первый пе-риод китайской истории (до императора Цинь-ши-хуанди), СПб., 1885].
Выдающийся китайский историк начала XIX в. Цуй Дун-би критиковал тех, кто «подходит к трем династиям с меркой событий в период Тан и Сун, а к древнейшим эпохам – с меркой трех династий. Цуй Дун-би следует счи-тать родоначальником того направления в китайской историографии, кото-рое получило развитие в конце XIX – начале ХХ вв. как китайский вариант “гиперкритицизма”, свойственного многим исследователям античности на Западе» [Крюков и др., М., 1976, с. 151].
Современные археологические исследования доказывают, что период Ся, изложенный у Сыма Цяня, по своему характеру близок к эпохе Инь, от-личается от эпохи «пяти императоров» и не является мифом.
Древнекитайские летописи и хроники, вероятно, более реалистично описывают соответствующую эпоху по сравнению с древнегреческими и ла-тинскими. По крайней мере, древнекитайские писатели не пишут о собакого-ловых людях.
Формирование древних дунган-хуэйхуэй и древних китайцев происхо-дило в процессе непрерывных контактов населения Среднекитайской равни-ны с соседними племенами, различающимися по своему происхождению, уровню этнической консолидации и по уровню хозяйственно-культурного развития.
М.В. Крюков и др. пишут: «Среди множества военных походов, пред-принимавшихся иньскими ванами против враждебных племен особое место занимают столкновения с цянами или цян-фан.
По упоминаниям географических названий, так или иначе связанных с походами против цянов, можно судить, что эти племена были западными со-седями Инь. Но цяны иногда называются в надписях “северными” (бэй цян). Все это позволяет предполагать, что в конце XIII в. до н.э. цяны занимали территории, некогда принадлежавшие иньцам, - западную и центральную часть Хэнани, а также, вероятно, южную часть Шанси.
Характерно и другое определение, нередко прилагаемое к цянам в иньских надписях, - “лошадиные” или “во множестве разводящие лошадей” (ма цян, до ма цян). Заметим, что сами иньцы разводить лошадей не умели. Потребности в лошадях нужд армии, главной ударной силой, в которой бы-ли боевые колесницы, иньцы удовлетворяли за счет дани от западных и се-веро-западных соседей. 
Войны с цянами упоминаются на всем протяжении позднеиньской ис-тории, начиная с правления У-дина. При нем в экспедициях против цянов принимало участие по нескольку тысяч человек одновременно; максималь-ное число воинов в одном из таких походов достигло 13 тыс.  Для сравнения можно сказать, что в нападениях на окраинные районы Инь со стороны пле-мен ту-фан и гун-фан участвовало подчас несколько десятков человек.
Результаты успешного похода против цянов был обычно “захват” пленных, которых затем доставляли в столицу. Полководца, ведущего плен-ных цянов, иньский правитель встречал у южных ворот столицы, а иногда даже выезжал для этого на берег р. Шан. Затем пленные торжественно при-носились в жертву предкам. При Вэньу-дине такая участь постигла двух во-ждей цянов: их обезглавили, а на черепах сделали мемориальную надпись.
По-видимому, отдельные группы цянов в разное время признавали власть иньского вана. В надписях мы встречаем упоминания о том, что ван отдавал цянам приказы. С другой стороны, У-дин приказывал каким-то “людям Чжун отправиться в цян-фан для обработки полей”. Ван Ди-и охо-тился на землях цянов и совершил там гадания» [Крюков и др., М., 1976, с. 175-176].
Вышепроцитированные нами процессы взаимоотношений между инь-цами (китайцами) и цянами (отними из предков дунган-хуэйхуэй), вероятно, относятся к периоду III – конца II тысячелетия до н.э.
. «В X-VI вв. до н.э., т.е. в I тысячелетии до н.э., одна из групп жунов (по нашему мнению, «жуны» - одно из названий хунну-хуньюй-ханьюй) ста-ли называться «цян-жун» или «жунь, носящие родовое имя Цзян» [там же, с. 176]. 
   В начале данной книги, описывая цянов III-II тысячелетия до н.э. мы цитировали М.В Крюкова, М.В. Софронова и Н.Н. Чебоксарова, которые писали: «Западная ветвь, предположительно включающая одних из предков дунган-хуэйхуэй, которые вступали в контакты “с племенами более северной зоны степей”… Эти контакты сопровождались процессами этнического сме-шения…» [Крюков, М., 1976, с.149].
Вероятно, эти контакты и этническое смешение одной из группы пред-ков дунган-хуэйхуэй послужило поводом для ошибочного толкования М.В. Крюковым, М.В. Софроновым и Н.Н. Чебоксаровым цянов I тысячелетия до н.э. называть жунами. При этом М.В. Крюков и др. необоснованно экстра-полируют название жун на III-II тысячелетие до н.э.
М.В. Крюков и др. пишут, говоря о I тысячелетии до н.э.: «X-VI вв. до н.э. одна из групп жунов называлась “цзян-жун” (47) или “жуны, носящие родовое имя Цзян”. Весьма вероятно, что этимологически Цзян восходят к названию «Цяни», точно так же как цюаньжуны чжоуского времени, по-видимому, непосредственно связаны с племенами цюань иньских надписей. Как предполагает Мэн Вань-тун, первые правители наследственного владе-ния Цинь, возникшего в X-IX вв. до н.э., были выходцами из племени цюаньжунов. Под ударами цюаньжунов в 771 г. до н.э. пала чжоуская сто-лица» [Крюков и др., М., 1976, с. 176]. Но тут же авторы «забывают» первое слово «цянь-цюань» в сложном слове «цян-жун» для обозначения метисизи-рованных предков, возможных дунган-хуэйхуэй. Авторы пишут: «Жуны, обитавшие в районе горы Лишань, назывались «лижун» [там же, с. 176].
Далее М.В. Крюков и др. начисто «забывают» и про «цянов» и про-должают, вероятно, описывать различные хуннуско-жунские племена, про-живавшие с некоторыми племенами цянов и китайцев по соседству в I тыся-челетии до н.э.: «Когда Чжоуский Пин-ван перенес столицу на восток, в до-лине между реками Ишуй и Лошуй жили люди, “не причесывающие волос и совершавшие жертвоприношения в поле”. В источниках, в частности в “Цзочжуане”, они называются “жунами [рек] И и Ло”. В 716 г. до н.э. они прибыли на аудиенцию к Сыну Неба, подобно тому, как это делали подчи-ненные вану чжухоу. Однако в середине VII в. до н.э. “жуны И и Ло” уже непосредственно угрожали чжоуской столице. В 648 г. до н.э. вместе с дру-гими племенами они напали на город, захватили его и разграбили, а затем подожгли. Во время пожара сгорели восточные ворота столицы. Это дерз-кое нападение жунов вынудило царства Цинь и Цзинь предпринять против них совместные действия и заставить подчиниться вану. Но опасность не бы-ла устранена полностью, и поэтому в последующие годы чжухоу присылали свои ополчения для защиты чжоуской столицы – в 646, 641 гг. до н.э. и т.д.
В середине VII в. до н.э. в долину рек И и Ло переместилась еще одна группа жунов, получившая в источниках название “лухуньжун”. В 658 г. до н.э. войска царства Го, расположенного в верховьях Лошуя, нанесла жунам поражение в битве при Сантяне. Примерно через двадцать лет после этого под давлением Цинь и Цзинь лухуньжуны переселились в долину р. Ишуй. В последующие десятилетия лухуньжуны стали заметным фактором полити-ческих взаимоотношений между царствами Среднекитайской равнины. В 611 г. до н.э. они напали на Чу. Предприняв через несколько лет ответный поход против лухуньжунов чуские войска вышли в долину Лошуя и оказались на границе чжоуского домена.
В этот период крупнейшие царства Среднекитайской равнины нередко использовали реальную силу жунов для достижения своих политических це-лей. Так, в 618 г. до н.э. цзиньцы вели переговоры с “жунами И и Ло”, а за-тем заключили с ними договор. В 603 г. до н.э. лухуньжуны вместе с “жуна-ми И и Ло” участвовали в карательном походе чжухоу против Сун и т.д.
В соперничестве между царствами Цзинь и Чу лухуньжуны поддержа-ли своих южных соседей. Поэтому в середине VI в. до н.э. Цзинь предприня-ло решительные действия против лухуньжунов, а в 525 г. нанесло им со-крушительное поражение. Одна часть лухуньжунов во главе с вождем бежа-ли в Чу, а в другая – на восток, где была захвачена в плен чжоусцами. Это был последний период обитания жунов в долинах И и Ло.
Иначе сложились исторические судьбы тех групп жунов, которые оставались в VII-V вв. до н.э. в бассейне Вэйхэ и далее к западу.
После смерти второго “гегемона” периода, на эту роль начал реально претендовать правитель царства Цинь Му-гун Цзиньцы отказывались при-знавать главенство Цинь и спор можно было решить только силой оружия. Битва при Яохане (627 г. до н.э.) кончилось поражением Цинь, но через че-тыре года Му-гун вновь напал на Цзинь, перешел через Хуанхэ близ Вангу-аня и одержал железную победу. Это было началом его “гегемонии”, хотя “Цзочжуань” называет его “гегемоном” среди “западных жунов”.
Распространение политического влияния Цинь на племена жунов, живших преимущественно к северо-западу и западу от циньской столицы Сяньяна, привело к расширению территории этого царства. В конце периода Чуньцю некоторые племена западных жунов усиливаются и создают прото-государственные образования, среди которых самым крупным было в то время Ицюй.
В 470 г. до н.э. “царство” Ицюй, расположенное в верховьях р. Цзин-шуй, присылает дань циньскому гуну. Через двадцать с лишним лет Цинь нападает на Ицюй и захватывает в плен его правителя. В 430 г. Ицюй пред-приняло поход против Цинь и дошло до Вэйяна.
Так с переменным успехом борьба Цинь с Ицюй продолжалась вплоть до середины IV в до н.э.
Реформы Шан Яна способствовали усилению военной мощи Цинь, по-степенно вошедшего после этого в число сильнейших царств. К тому же под 331 г. до н.э. источники сообщают о “внутренней смуте” в Ицюе. Еще через четыре года правитель Ицюй признал себя вассалом Цинь. После этого Цинь перешло к последовательным действиям, направленным на захват земель Ицюя. В 314 г. до н.э. поход циньцев закончился присоединением 25 “горо-дов” к царству Цинь. Это – последнее упоминание источников об Ицюй. Судьба его известна из раздела, посвященного истории западных цянов в “Хоуханьшу”. Там сообщается, что в 272 г. до н.э. правитель Ицюя был хитростью заманен в циньскую столицу и там убит. На территории его цар-ства были основаны циньские округа Лунси, Бэйди и Шан [Крюков и др., М., 1976, c. 176-178].
На этой же странице М.В. Крюков, М.В. Софронов и Н.Н. Чебоксаров делают, по нашему мнению, неправильный вывод о формировании «цянов» и «жунов»: «В этой связи уместно поставить вопрос о вероятном этническом родстве жунов и чжоусцев. Есть основания полагать, что по своему проис-хождению чжоусцы были связаны с группой племен, сформировавшихся на территории современных провинций Шэнси и Ганьсу и говоривших на тибе-то-бирманских языках. Обособление двух подразделений этой группы, одно из которых привело к формированию цянов (жунов), другое – чжоусцев, началось, по-видимому еще в конце III тысячелетия до н.э…
Таким образом, можно предполагать, что чжоусцы и цяны имели об-щих предков. Позднее, в результате обособления чжоусцев, с одной сторо-ны, и цянов (жунов) – с другой, представление о единстве происхождения этих племен постепенно отходит на второй план и затушевывается политиче-ским противоборством» [Крюков и др., М., 1976, с. 178-179].
М.В. Крюков и др., описывая события I тысячелетия до н.э., сообщают о «совершенно иной группе племен, которая также именуется «жунами». Это «северные» или «горные» жуны. Далее они пишут: «Помимо жунов, зани-мавших в VII-V вв. до н.э. территорию на западе Хэнани, в Шэнси и Ганьсу, источники этого времени сообщают о совершенно иной группе племен, ко-торая также именуется “жунами”. Это “северные” или “горные” жуны.
Упоминания о горных жунах, содержащиеся в “Чуньцю” в “Цзочжу-ане”, немногочисленны. В 721 г. до н.э. луский правитель Инь-гун встретил-ся с предводителм жунов, который предложил заключить договор. Он был заключен осенью того же года, восстановив добрые отношения между жуна-ми и ЛУ, существовавшие при ***-гуне (768-723).
В 706 г. до н.э. северные жуны напали на Ци, заключив предваритель-но союз с Лу. Известно также, что Ци вынуждено было обратиться за помо-щью к срседям, прежде всего к Чжэн. Чжухоу спасли Ци от поражения.
В дальнейшем взаимоотношения Ци с северными жунами связаны с де-ятельностью Хуань-гуна. В летописи «Чуньцю» сообщается, что в 663 г. до н.э. “Ци пошло походом на горных жунов”. “Цзочжуань” поясняет, что при-чиной этих действий были неприятности, причиненные жунами царству Янь. В 650 г. до н.э. Хуань-гун добился наконец признания своей гегемонии на съезде в Куйцю. На этом совещании чжухоу не присутствовал лишь прави-тель Цзинь, который был остановлен по дороге циским чиновником. Тот от-говорил гуна участвовать в съезде, указав на опасные действия Ци: оно “на севере воюет с горными жунами, а на юге – с Чу”.
Изложенным, в сущности, и исчерпываются основные сведения о гор-ных жунах, содержащиеся в наших источниках. К ним можно добавить лишь очень немногое, в частности слова автора «Гуаньцзы», который пишет о за-слугах Хуань-гуна: “Разбойники, разъезжающие верхом, первый раз потер-пели от него поражение”.
Таким образом, мы можем лишь весьма приблизительно определить район обитания горных жунов в VIII-VII вв. до н.э. Учитывая местоположе-ние царств, подвергавшихся в это время набегам жунов, таким районом, ве-роятнее всего, должен быть северо-восток Хэбэя или еще более восточные прибрежные области» [Крюков и др., М., 1976, с. 185-186].
Мы видим, как М.В. Крюков и др., вероятно, противоречат сами себе, описывая «жунов» совершенно другой группы племен и помещая их при-близительно на одной территории. При этом авторы утверждают, что чжо-усцы, т.е. китайцы имели общих предков с «жунами». Общих предков чжо-усцы и жуны в III-II тысячелетии, по нашему мнению, не имели. Общих предков чжоусцы, возможно, имели с цянами. Об этом говорят вероятно родственные связи языков, цянский и древнекитайский весьма близки.
Мы считаем, что М.В. Крюков, М.В. Софронов и Н.Н. Чебоксаров, ве-роятно, ошибаются: в бассейне р. Хуанхэ в III-II тысячелетии до н.э. обитали три группы племен: цяны – предки тибетцев и дунган-хуэйхуэй, протокитай-цы и жуны (хуньюй, ханьюнь, хунну) – предки современных уйгуров, турок, монголов и других народов.
Хунну (хунюй, хяньюнь, шаньжун). Древнекитайский историк Сыма Цянь еще до нашей эры в знаменитой книге «Шицзи» писал: «Еще до времен государей Тхан и Юй находились поколения Шань-жун, Ханьюнь и  Хунбюй, Обитая за северными пределами Китая, переходят со своим скотом с одних пастбищ  на другие» [Бичурин, 1950, т. 1, с.39]  В сносках Н.Я. Би-чурин, переводивший на русский язык фрагмент книги Сыма Цяня «Шицзи» (Исторические записки) пишет: «Тхан есть государь Яо, Юй есть государь Шунь, прозванные так от уделов, вначале им данных. Первый вступил на престол империи в 2357, второй в 2255 году до Р.Х.
Цзинь Чжо пишет: “во времена государя Яо назывались Хунь-юй”, при династии Чжоу Ханьюнь, при династии Цинь Хунну, т.е. Хуньюй, Хяньюнь, и Хунну суть три разные названия одному и тому же народу, известному ныне под названием монголов» [там же, с. 39]. 
Российский лингвист и историк В. А. Никонов пишет: «Может быть, самый древний из семантических типов этнонимии – самоназвание, означа-ющее своих в противоположность всем не своим, чужим. На протяжении многих тысячелетий люди жили замкнутыми родами, позже – племенами… Естественно, что именно из этого основного противопоставления возникали обозначения этнических образований. Поэтому этнонимами часто станови-лись слова с такими лексическими значениями, как «человек», «люди». Са-моназвание немцев – deutsch исследователи истолковывали из древнегерман-ского со значением «люди», «народ» [Никонов, 1970, с. 17].
Мы полагаем, что хунну есть не только собственное имя, но еще этно-ним со значением «человек, люди». Это подтверждает монголо-русский сло-варь А. Лувсандэндэва: «хун – человек, люди» [Лувсандэндэв, 1957, с. 574], подобное же значение слова «хун» описывает и бурятско-русский словарь» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 490]. Согласно древнекитайской книге Шицзи в 2357 до н.э. монголоязычные хунну уже существовали как отдель-ная этническая группа.
Н.Я. Бичурин, ссылаясь на китайского автора Цзинь Чжо писал: «во времена государя Яо» современные монголы назывались Хунь-юй, во вре-мена (династии) Чжоу назывались Хяньюнь, во времена (династии) Цинь назывались хунну, т.е. в Китае сменялись династии, проходило время, у ки-тайцев менялась фонетика и грамматика языка и они писали и произносили название хунну с правилами своего языка, меняющегося с течением времени.
Считаем, что во времена вступления на престол государя Яо, т.е. 2357 г. до н.э., возможно, монголы составляли одно племя и назывались Хунь-юй. В последующие века, вероятно, Хунь-юй размножились и составили различ-ные группы племен, которые по возможности мы рассмотрим.
Размножившиеся и отделившиеся от хуньюй и ханьюнь племена, по нашему мнению, вероятно, были монголоязычными. Вновь образовавшиеся племена и роды в силу кочевого хозяйства разбредались по степной зоне Евразии, далеко от первоначальной Родины, вплоть до Европы и Индии.
Великое переселение народов, начавшееся в 375 г. н.э. по инициативе хуннуского императора Баламира, пример расселения монголоязычных племен и народов по всей Евразии и положивших начало многим народам мира: украинцев, русских, французов, англичан и др. Хунну послужили ос-новой некоторым народам, но большинство хунну вошли в состав этих народов. Язык монголоязычных хунну нигде не сохранился как система слов, лишь остатки языка в виде отдельных слов встречаются во многих языках.
Мы продолжим цитировать Сыма Цяня, его бессмертное «Шицзи» и его переводчика Н.Я. Бичурина, чтобы читатель окончательно смог убедить-ся в нашей правоте в споре с М.В. Крюковым и др., что «жуны» были хун-нуские (монголоязычные) племена: «Шань-жун, в переводе Горные Жуны, есть название монгольского поколениия (курсив – Ш.А.С.), до второго века пред. Р. Х., обитавшего на землях, занимаемых ныне Аймаками Аохань, Наймань и Корцинь. Сие же поколение называемо было Бэй-жун, северные Жуны, Шань гора, Бэй север, суть китайские слова. От них на запад до Чахара: обитали Дун-ху, что значут восточные Ху. Древняя китайская исто-рия когда слова Жун и Ху придает к племенам, обитавшим на севере Китая, то разумеет одних монголов; а когда применяет сии названия к народам на западе Китая, то под словом Жун разумеет Хуханорских тангутов, а под словом Ху разумеет племена тюркского и персидского семейства. Жун-и и Гуань-и и другие поколения, ниже приводимые, кочевали в нынешней китай-ской губернии Гань-су, и состояли из монголов, перемешавшихся с тангута-ми (курсив – Ш.А.С.) почему в истории Тибета и Хухэнора сии же самые по-колении признаются тангутскими. Но здесь, так как ниже и в других поколе-ниях монголы составляли главную силу: почему история и причисляет их к составу монгольского народа. Самый побег их от Желтой реки на север к Ордосу обличает в них монголов: потому что в это время главные силы мон-голов находились в Ордосе  и на восток от Ордоса. Тангутские поколения, напротив, поражаемые китайцами, всегда отступали к Хухэнору, как к сре-доточию сил их» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43-44].
Из процитированного, мы полагаем, можно сделать следующий вывод: вероятно, население современной провинции Китая Ганьсу  и население во-круг озера Хухэнор, расположенного близ Нинся-Хуэйского автономного района, т.е родины дунган-хуэйхуэй в III-II тысячелетии до н.э. состояла из «жунов-хунов», перемешавшихся с тангутами (цянами).
М.В. Крюков, М.В. Софронов и Н.Н. Чебоксаров признают смешан-ный характер населения и пишут: «Западная ветвь (сино-тибетских племен _Ш.А.С.) вступала в контакты с племенами более северной зоны степей… Эти контакты сопровождались процессами этнического смешения» [Крюков и др., 1976, с. 148]. В северных степях в то время проживали племена хунну (хуньюй, ханьюнь, жун). До нашей эры о смешении с племенами тюркского семейства речи идти не может, поскольку в мировой истории такого попро-сту не было. Турки (тюрки) появились на сцене мировой истории лишь в V в. нашей эры в результате смешения южнохуннуского племени Ашина с кир-гизским племенем Со.
В 439 г. н.э. южнохуннуский род Ашина, спасая свою жизнь от жесто-костей сяньбийцев тоба (табгачей), из окрестностей Пиньляна, что близ Ор-доса, перешел через пустыню Гоби в северную Монголию (Отукенскую чернь) и там вступил в контакты с киргизским племенем Со, что зафиксиро-вано древне и средневековыми китайскими хрониками.
Видимо, некоторые современные историки, в частности, казахские, та-тарские, киргизские и др., желая удревнить тюрков, превращают их в арий-цев, что является фантазией. Китайские письменные источники, на наш взгляд, являются самыми достоверными надежными в изучении не только происхождения турков, но и всех племен и народов, проживавших смежно с китайцами, в частности дунган-хуэйхуэй.
Если предположить, что древние тангуты (цяны) смешались с племе-нами персидской группы, то это очень сомнительно. До нашей эры европео-идные персидские племена в глубь Азиатского континента столь далеко не проникали. Археологические исследования Андерсона, Блэка и др. не нахо-дили останки европеоидов в Ганьсу и Нинся-Хуэйском автономном районе Китая в слоях III-II тысячелетия до н.э.
Таким образом, одним из предков дунган-хуэйхуэй, мы полагаем, ве-роятно, были не только «цяны» - сино-тибетского этногенеза, но и монголо-язычные «жуны – хуньюй, ханьюнь, хунну. Наше предположение может подтвердить или опровергнуть сравнительное генетическое исследование дунган-хуэйхуэй с монголами, турками, казахами и другими народами, счи-тающимися потомками хунну.
Мы остановимся на комментарии Н.Я. Бичурина о тангутах и монго-лах. До нашей эры вряд ли могли существовать смешанные племена под названием тангуты и монголы. 
Монголы и тангуты – явление более позднее, монголы появились толь-ко к VII-IX вв. н.э., а тангуты, по сведениям известного российского тангуто-веда Е.И. Кычанова, во второй половине VI в. н.э. [Кычанов, 2008, с. 35]. Н.Я. Бичурин, видимо, сделал не совсем верный вывод в своем комментарии к Сыма Цяню, к его Шицзи. На самом деле монголоязычные жуны размно-жились и смешались, вероятно, с цянами, которые проживали с третьего ты-сячелетия до н.э. в верховьях р. Хуанхэ и в степях, прилегающих к оз. Куку-нор [там же, с. 35]. Смешанные племена могли иметь другое название, но факт смешания жунов с цянами, думаем, установленный факт.
Переход жунов к оседлости – процесс не такой уж сложный. Люди приспасабливаются к ландшафту местности без особого труда. Известны случаи перехода к оседлости в течение одного поколения и наоборот, от оседлости к кочевому хозяйству.
В VII в. до н.э., в частности в 636 г. до н.э., ху никак не могли подразу-меваться или выступить на сцене мировой истории под названием тюркского семейства, они явление позднее, VI в. н.э., когда появились на мировой арене, т.е. раннесредневековый народ. Граница между Древностью и Сред-невековьем проходит между IV и V вв. н.э., когда в 375 г. н.э. хунну-укры под руководством императора Баламира погнали готов в пределы Римской империи. Готы под натиском хунну-укров смяли Римскую империю, разру-шили унижающие человеческое достоинство - отношения рабства. Закончи-лось Великое переселение народов, по нашему мнению, в 476 г. взятием Ри-ма германцами, ведомыми ругом (русским) Одоакром. По нашему мнению, древние руги (русские) германоязычное племя, ныне вошли в состав многих народов: австрийцев, славян (украинцев, русских и т.д.), румын, венгров и др. [Шабалов, 2016].
Для полного представления одних из предков дунган-хуэйхуэй мы продолжим цитировать древних китайских историков Сыма Цяня и др. Сы-ма Цянь в Шицзи писал про хунну в древности следующее: «Из домашнего скота более содержат лошадей, крупный и мелкий рогатый скот, частью раз-водят верблюдов, ослов, лошаков и лошадей лучших пород. Перекочевыва-ют с места на место, смотря по приволью в траве и воде. Не имеют ни горо-дов, ни оседлости, ни земледелия; но у каждого есть отдельный участок зем-ли. Письма нет, а законы словесно объявляются. Мальчик, как скоро может верхом сидеть на баране, стреляет из лука пташек и зверьков, а несколько подросши, стреляет лисиц и зайцев, и употребляют их в пищу. Могущие владеть луком все поступают в латную конницу. Во время приволья, по обыкновению следуя за своим скотом занимаются полевою охотою и тем пропитываются, а в крайности каждый занимается воинскими упражнения-ми, чтобы производить набеги. Таковы суть врожденные их свойства. Длин-ное их оружие есть лук с стрелами, короткое оружие сабля и копье. При удаче идут вперед, при неудаче отступают, и бегство не поставляют в стыд себе. Где видят корысть, там ни благоприличия, ни справедливости не знают. Начиная с владетелей, все питаются мясом домашнего скота, одеваются ко-жами его, прикрываются шерстяным и меховым одеянием. Сильные едят жирное и лучшее; устаревшие питаются остатками после них. Молодых и крепких уважают; устаревших и слабых мало почитают. По смерти отца же-нятся на мачехе, по смерти братьев женятся на невестках. Обыкновенно называют друг друга именами, прозваний и проименований не имеют.
Историческое пояснение. Хя-хэу-шы, есть историческое прозвание ца-рей первой китайской династии Хя. Хя-хэу значит царь из дома Хя, шы  зна-чит прозвание;  от слова в слово: по прозванию Хя-хэу. Цзе-кхой, последний государь из сей династии, умер в ссылке в 1764 году до Р.Х. сын его Шунь-вэй в этом же году со всем своим семейством и подданными ушел в северные степи, и принял образ кочевой жизни. Китайская история полагает сего князя праотцем владетельных Монгольских домов.
При упадке закона в Доме Хя, Гун-лю лишен был должности главного попечителя земледелия. Он претворился в западного жуна, и построил горо-док Бинь. По прошествии с лишком 300 лет Жун-ди стали нападать на князя Ю-ван, и убил его у горы Ли-шань, 771 г. Вследствие сего Гуань-жуны заня-ли страну Цзяо-ху, принадлежавшую Дому Чжеу засели между реками Гин и Вэй-шуй, и продолжили утеснять Срединное царство. Сян-гун, князь удела Цянь, подал помощь Дому Чжеу; почему Пьхин-ван оставил 770, Фын-хао и переселился на восток в Ло-и. В сие время Сян-гун, прогнав Жунов до Ци-шань, впервые встал в ряду удельных князей. По прошествии :65 лет Горные Жуны перешли через удел Янь, и произвели нападение на удел Ци. Хигун, князь удела Ци, имел сражение с ними под стенами своей столицы, 706. Еще по прошествии 44 лет Горные Жуны апроизвели нападение на удел Янь. Князь сего удела просил помощи в уделе Ци. Хуань-гун, князь удела Ци, пошел на север против Горных Жунов. Горные Жуны ушли.
Историческое пополнение. В 602 году Жуны произвели набег на удел Хин: но глава Сейма князь Хуань-гун ускорил помощью. В 660 г. Жуны простерли набеги до Желтой реки, разорили удел Вэй, и самого князя уби-ли. В 650 г. они завоевали удел Вынь, которому В. [Великий] князь не подал помощи в свое время. В 644 г. произвели набег на удел Цзинь, коего князь был главою Имперского союза. В 642 году, когда князь удела Ци был раз-бит соединенными войска Имперского союза, Жуны приняли строну князя и в пользу его произвели нападение на удел Вэй. Ганму [из Тунцзян-ганму].
Еще по прошествии двадцати лет Жун-ди пришли к городу Ло-и, и напали на В. [Великого] князя Сян Ван. В [Великий]князь бежал в Фань-и, городок удела Чжен. За год перед сим В. [Великий] князь Сян Ван, замыш-лял войну с уделом Чжен, 637, почему женился на княжне из поколения Жун-ди, и соединившись с сим поколением воевал Чжен: но вскоре после се-го выслал от себя в. [Великую] княгиню. Княгиня огорчилась. Мачеха В. [Великого] князя Сян-Ван, именуемая Хой-Хэу, хотела возвести своего князя Дай: почему Хой-хэу, В. [Великая] княгиня из Дома Жун-ди в столице, и от-ворили ворота им. Сим образом Жун-ди вошли в столицу, изгнали В. [Вели-кого] князя Сян Ван, и князя Дэй поставили Сыном неба, 636. Вследствие се-го Жун-ди засели в Лу-хунь, на восток простерлись до удела Вэй, грабили Срединное государство. Срединное государство страдало. В. [Великий] князь Сян-Ван, прожив четыре года вне своих владений, наконец отправил посланника просить помощи в уделе Цзинь. Вынь Гунн, князь сего удела, только что по вступлении на престол начал домогаться первенства на Сейме. Собрав войско, он выгнал Жун-ди, казнил князя Дай, и ввел В. [Великого] князя Сян Ван в Ло-и. В это время уделы Цинь и Цзинь считались уже силь-ными государствами. Вынь Гун, князь удела Цзинь, прогнал Жун-ди, посе-лившихся в Хэ-си между рек Инь-шуй и Ло-шуй, под названиями Чи-ди и Бай-ди. Му-гун, князь удела Цинь, привлек к себе Ююй, и восемь владений западных жунов добровольно покорились Дому Цинь: по сей причине от Лун на запад находились поколения Гуньчжу, Гуань-жун, Ди-вань, от гор Ци и Лян, от рек Гин-шуй и Ци шуй на север находились жуны поколения Икюй, Дали, Учжы и Сюйянь; от удела Цзинь на север находились жуны по-коления Линьху и Лэуфань, от удела янь на север находились поколения Дун-ху и Шань-жун. Все сии поколения рассеянно обитали по горным долинам, имели своих государей и старейшин, нередко собирались в большом числе родов, но не могли соединиться.
После сегоеще по прошествии ста лет Дао-гун, князь удела Цзинь, за-ключил мир с поколением жун-ди, 569. Жун-ди явились к его Двору.
Еще по прошествии ста лет Сян Цзы, князь из удела Чжао, перешел Гэу-чжу и разбил войско удела Цзинь, овладел страною Дай, и сблизился с поколением Сумо; потом, соединившись с уделами Хань и Вэй, покорил удел Цзинь, и разделили земли сего удела между собою. По сему разделу удел Чжао получил земли от Дай и Гэучжу на север, удел Вэй приобрел Си-хэ и Шань-гюнь, в смежности с жунами. После сего Икюйские жуны, для ограждения себя, построили города, которые удел Цинь исподволь покорил себе. Впоследствии Хой Ван, В. [Великий] князь удела Цинь, взял у Икюйцев 25 городов, потом воевал с уделом Вэй, и отторгнул у него Си-хэ и Шань-гюнь. В царствование Чжао Ван, В. князяиз Дома Цинь, владетель Икюйских жунов вступил в любовную связь с вдовствующею великою княгиней Сюань Тхай-хэу; и беззаконно прижил с ней двух сыновей: но Сюань Тхай-хэу ко-варно убила владетеля Икюйских жунов в дворце Гань-цюань: в след за сим отправлено войско в Икюй, и царство сие уничтожено. Сим образом Дом Цинь приобрел Лун-си, Бэй-ди и Шан-гюнь, и для ограждения себя от Ху построил Долгую стену. Ву лин В. [Великий] князь из дома Чжао, в 307 году ввел в своих владениях одеяние кочевых ху, и начал обучать своих поддан-ных конному стрелянию из лука. Он разбил на севере поколения: Линьху и Лауфань, построил Долгую стену при подошвн хребта Инь-шань от Дай и Бан до Гао-кюе и открыл области Юньчжун, Яй-мынь и Дайгюнь. После сего в царстве Янь явился искусный полководец Цинь Кхай, бывший заложником у ху. Ху возымели большую доверенность к нему. Цинь Кхай, по возвраще-нии в отечество, внезапным нападением разбил дун-ху и распространил вла-дения Дома Янь на 1000 ли. Цинь Вуян с Цинн Кхэ заколовший В. [Велико-го] князя царства Цинь, был внук полководца Цинь Кхай. Дом Янь также по-строил Долгую стену, простиравшуюся от Цзао-Ян до Сян-пьхин и для за-щиты от ху открыл области: Шан-гу, Юй-ян, Ю-бэй-пьхин, Ляо-си и Ляо-дун. В сие самое время Китай разделился на семь взаимновраждебных царств, и три из них граничили с хуннами. Далее при жизни Ли Мэу, полко-водца в царстве Чжао, хунны не смогли вторгаться в пределы сего царства. Впоследствии, когда Дом Цинь покорил прочие шесть царств, Шы-хуан-ди отправил на север против ху полководца Мын-тьхянь с 100 000 войска. Мын Тьхянь обратно завоевал Ордос и положил Желтую реку границею; постро-ил по берегу реки 44 уездных города, и населил их гарнизонами из преступ-ников; провел прямую дорогу от Гююань до Юнь-ли, исправил в погранич-ных горах, где возможность дозволяла, отвесные ущелья от Линь-тхао на се-веро-восток до Ляо-дун почти на 10 000 ли, 214. наконец перешел на Жел-тую реку, и занял Бэй-ги у гор Ян-шань.
Дегинева история о хуннах, тюрках и монголах и Клапротовы записки об Азии от начала до конца наполнены превратными понятиями о древних народах монгольского племени: потому что ни Дегинь, ни Клапрот не чита-ли китайской истории во всей ее обширности; почему и то, что читали без связи в целом, не все ясно и правильно понимать могли». [Бичурин, 1950, т.1, с. 39-45].
Сыма Цянь в своих исторических записках Шицзи лаконочно описал уклад жизни, хозяйство и быт хунну, они же ханьюнь, хуньюй и жуны (шань-жуны).
Начиная с древности, китайцы рассматривали любое событие с китае-центристских позиций. Древнекитайские династийные хроники не исключе-ние, несмотря на то что первые хроники написаны во II в. до н.э. Сыма Ця-нем, прозванным отцом китайской истории. Даже беглого китайского ари-стократа Шунь-вэя Сыма Цянь сделал праотцом монгольских ханов, т.е. хуннуских шаньюев.
Китайцев-беглецов к северным варварам было, видимо, достаточно не только среди простолюдинов, но и среди аристократов.   Еще один переход к жун-ди, т.е. к хунну описал Сыма Цянь, это был бывший главный попечи-тель земледелия Гун-лю. Но потомок Гун-лю в девятом колене князь Шань-фу, не выдержав нападения жунь-ди, вынужден был бежать во внутренний Китай и построить город, что впоследствии явилось основой Дома Чжеу.
Вероятно, Сыма Цянь ошибался, говоря, что Шунь вэй был «праотцем владетельных монгольских Домов». Он, видимо, поддался китаецентрист-ской теории. Современные генетические исследования показывают несколько иную картину. Гаплогруппа хуннуских шаньюев и монгольских ханов отли-чается от китайской. Китайцам характерна гаплогруппа О, а хуннуским ша-ньюям и монгольским ханам свойственна гаплогруппа С. Мы сомневаемся, что в такой короткий исторический промежуток времени - около 4000 тыся-челетий – гаплогруппа у китайцев изменилась с группы С на О.
С XVIII в. до н.э. в древнекитайских источниках вместо хуньюй и ха-ньюнь, означающих хунну, все чаще встречаются этнонимы жун и жун-ди.
Смена этнонимов ханьюнь и хуньюй на жун и жунь-ди, мы полагаем, объясняется не сменой племен. Одни и те же племена монголоязычных лю-дей, составлявших население, вероятно, юга Внутренней Монголии, называ-лись китайцами во времена государства Тхан в XXIV до н.э. хунь-юй, в по-следующем, ханьюнь, жунь-ди и жуны. Хунь-юй в связи с изменениями, воз-можно, фонетики и грамматики китайского языка изменилось на ханьюнь, жун и жун-ди.
«Ди», вероятно, китайское произношение монголоязычного «телэ – те-лега, т.к. ди пользовались телегой в хозяйстве, в быту. Впоследствии, в IV в. н.э., ди получили название «гаогюй – высокие телеги». Жуань-жуани (авары) прозвали их, видимо, «хойху – северные», потому что они с Северного Ки-тая, вероятно, с разрешения аварского кагана переселились на север Монго-лии и заняли территорию от р. Аргуни до гор. Тарбагатая [Бичурин, 1950, т.1, с. 224]. Тургуты-турки и киргизы назвали, видимо, ди-телэ-гаогюй-хойху после VI в.н.э. огузами, т.к. основным тотемом у хойху был бык, что по-киргизски (тюркски) – кастрированный бык-огуз.
«Ди», вероятно, китайское произношение монголоязычного «телэ – те-лега, т.к. ди пользовались телегой в хозяйстве и в быту. Впоследствии, в IV в. н.э., ди получили название «гаогюй – высокие телеги». Жуань-жуани (ава-ры) прозвали их, видимо, «хойху – северные», потому что они с Северного Китая, вероятно, с разрешения аварского кагана переселились на север Мон-голии и заняли территорию с Аргуни до Тарбагатая [Бичурин, 1950, т.1, с. 224]. Тургуты-турки и киргизы ди-телэ-гаогюй-хойху назвали, видимо, по-сле VI в.н.э. огузами, т.к. основным тотемом у хойху был бык, что по-киргизски (тюркски) – кастрированный бык-огуз.
В последней четверти VIII в. до н.э. приграничные с Китаем жуны ак-тивизировались в своих действиях. (Границы в то время проходили чуть се-вернее р. Хуанхэ). Большая часть провинций Ганьсу, Шэньси и Шаньси в те времена, вероятно, принадлежала монголоязычным и смешанным с цянами жунам. Возможно, активизация жунов, т.е. частые нападения на Китай, объ-ясняются двумя причинами: первая – увеличилось население жунов; вторая – китайцы, вероятно, стали больше производить материальных благ, что при-тягивало номадов как магнит или как пчел на медоносные цветы.
Сыма Цянь про жунов VII в. до н.э. писал, что они принимали участие во внутрикитайских делах и в 636 г. до н.э. восемь племен (владений) запад-ных жунов добровольно покорились Дому Цинь.
В 636 г. до н.э. активное участие во внутрикитайских делах принесло жунам (хунну) разочарование. Вынь Гун, Цзинской князь, прогнал из пре-делов своего княжества жун-ди, поселившихся в Хэ-си между реками Инь-шуй и Ло-шуй, видимо, равных притоков р. Хуанхэ. Н.Я. Бичурин полагает в примечании: «Монголы были прогнаны от Желтой реки на север до Ордо-са» [там же, с.43]. Мы уточним: никаких монголов до нашей эры не было, были монголоязычные жуны и ди (хунну и ди-телэ-гаогюй-хойху).  Монголы как таковые появились спустя около 1500 лет в VII-IX вв. н.э. Но язык, на котором говорили жуны и ди в VII в. до н.э., видимо, был монгольский. По-томками жунов и ди, как прямыми, так и метисизированными, может счи-таться множество современных народов от монголов до тургутов-турок, от хазарейцев до укров (украинцев) от дорвазов до венгров, от дуган-хуэйхуэй, до казахов и множества других народов.
На примере жунов (хунну, сюнну и ди), в частности, Гуньчжу. (Гуань-жуны) и Ди-вань со временем в результате естественного размножения и смешения с другими, в том числе иноязычными, роды превращаются в пле-мена, а племена в группы племен, т.е. более крупные этнические образования с разными языками, что ввело в заблуждение таких крупных специалистов, как М.В. Крюков и др., которые вопреки источникам путают «жунов» и «цянов». Племена Гуньчжу, Гуань-жуны и Да-вань, которые проживали от местности Лун к западу, размножились и смешались, образовав впослед-ствии, более крупную общность – тангутов: «…который со второй половины VI в. в китайских источниках называется даньян»  [Сы бу …, т.022, с. 592, т. 023, с. 854], у тюрко-монгольских народов-тангут, а у тибетцов – миняг» [Кычанов, 2008, с.35]. 
Этноним Жун китайские историки древности также применяли к племе-нам, проживавшим к западу от Китая, но относившимся к Хухэнорским тан-гутам. Потому что Сыма Цянь писал, а Н.Я. Бичурин поясняет: «Жун-и, Гу-ань-й и другие поколения, ниже приводимые, ко¬чевали в нынешней китай-ской губернии Гань-су, и состояли из монголов, перемешавшихся с тангута-ми; почему в истории Тибета и Хухэнора сии же самые по¬коления признают-ся тангутскими. Но здесь, так как ниже и в других поколениях монголы со-ставляли главную силу: почему история и причисляет их к со¬ставу монголь-ского народа. Самый побег их от Желтой реки на север к Ордосу обличает в них монголов: потому что в это время главные силы монголов нахо¬дились в Ордосе и на восток от Ордоса. Тангутские поколения, напротив, поражае-мые китайцами, всегда отступали к Хухэнору, как к средоточию сил их» [Бичурин, 1950, т.1, с.43].
Н.Я. Бичурин, следуя, видимо, за древнекитайскими историками, тан-гутов относил к монголам (правильнее было бы, к монголоязычным наро-дам). По современным исследованиям Е.И. Кычанова и других ученых, тан-гуты были метисизированные цяны с монголами. Вероятно, тангуты перво-начально были монголоязычным народом, но затем, примерно в VI в.н.э. через двух-трехъязычие перешли на тибетский и китайский языки, как это зачастую бывало с монголоязычными народами.
Н.Я. Бичурин, вероятно, следуя древнекитайским хроникам, сочинени-ям Сыма Цяня и за автором позднесредневекового китайского сборника ле-тописей Ганму пишет о монголах, касательно Хуньюй, Ханьюнь, Жун-ди, Шань-жун, Дун-ху, Хунну, Сяньби, Ухуань, Уйгур (Юань-гэ, Ухэ-гэ) и т.д. Мы полагаем, Н.Я. Бичурину, вероятно, следовало писать, что вышеуказан-ные племена и народы являются не монголами, а монголоязычными предка-ми современных монголоязычных и других народов, их много, и не только монголов. Хотя бы упомянутые нами дарвазы, гурхи, хазарейцы, казахи, узбеки, туркмены, турки, авары, татары, ногайцы, украинцы, уйгуры, рус-ские, якуты и т.д. Некоторые из них признают своими предками монголо-язычные племена, некоторые отрицают.
Монголоязычность многих из упомянутых народов доказана в рабо-тах Ж. Дегиня, Н.Я. Бичурина, И. Шмидта, Ф. Бергмана, К. Неймана, К. Си-ратори, Л. Лигети, О. Притцак, А.П. Окладникова, Г. Н. Румянцева, Н. Н. Дикова, А.С. Шабалова и мн.др.
Утверждение Н.Я. Бичурина, что древние сопредельные с севера Китая племена были монголами, на руку таким поверхностным востоковедам, как Ю. Клапрот, К. Иностранцев, Н.Н. Крадин, и многим другим, утверждаю-щим, что хунну (гунны) и другие были тюрками. Основной аргумент этих «исследователей» - турки и уйгуры в настоящее время говорят по-тюркски, следовательно, хунну были тоже тюрки.
Таким исследователям, как К.А. Иностранцев, М.И. Крадин и др., свойственно незнание монгольских и тюркских языков и они как настоящие ученые, вооруженные всепобеждающим методом Маркса, рубят с плеча, а не стараются понять суть проблемы, чтобы вникать в суть вопроса, надо бы знать языки, а языки – узкое место марксистов типа Н.Н. Крадина и др. Сравнить языки подобные исследователи не в состоянии из-за отсутствия знаний. Сравнительное языкознание и компаративистика для таких «специа-листов» – вещи, вероятно, незнакомые.
Этноним «жун», вероятно, монголоязычное слово, означает, как мы уже писали, разновидность слова «хун – человек, люди» [Лувсандэндэв. 1957, с. 574], но может быть и другим монголоязычным словом, означаю-щим «зуун – левый» [там же, с. 211]. Если человек встает лицом на север, то левая сторона будет указывать на запад, т.е. ту сторону, где находились «жуны» - западнее Китая.
На киргизском (тюркском) языке слово «жун» значения не имеет.
Далее Сыма Цянь повествует, что 569 г. до н.э., т.е. в середине VI в. до н.э.: «После сего еще по прошествии ста лет Дао-гун, князь удела Цзинь, за-ключил мир с поколением жун-ди, 569. Жун-ди явились к его Двору… В царствование Чжао Ван, В. князя из Дома Цинь, владетель Икюйских жунов вступил в любовную связь с вдовствующею великою княгинею Сюань Тхай-хэу; и беззаконно прижил с нею двух сыновей: но Сюань-тхай-хэу коварно убила владетеля Икюйских жунов в дворце Гань-цюань: в след за сим  от-правлено войско в Икюй, и царство сие уничтожено. Сим образом Дом Цинь приобрел Лун-си, Бэй-ди, Шан-гюнь, и для ограждения себя от Ху построил Долгую стену» [Бичурин, 1950, т.1, с. 44-45].
Около 569 г. до н.э. вождь Икюйских (вероятный перевод со старомон-гольского языка «икюй – еха – большой, великий, грандиозный, громадный, крупный, огромный») [Шагдаров, Черемисов, 2010, т. 1 с. 339] жунов был коварно убит Цинькой, великой княгиней Сюань-Тхай-хэу. Несмотря на то, что вождь икейских жунов был в близких отношениях с Великой Цинской княгиней, у них имелись совместные дети – двое сыновей.
Сюань-Тхай-хэу, коварно убив отца своих сыновей, обезглавив икюй-ских жунов, не медля ни минуты, отправила Цинское войско в Икюй и племя Икюй было уничтожено. Затем Дом Цинь оградил свое княжество Долгой стеной, впоследствии достроенной и названной Великой Китайской стеной. Княжество Цинь получило в результате коварной и аморальной победы над Икюйским государством территории Лун-си, Бэй-ди и Шань-гюнь.
На примере Великой княгини Цинь, Сюань-Тхай-хэу видим, что даже в те далекие времена, а прошло почти 2700 лет, китайцы на первый план ста-вили государственный интерес по сравнению с личным. Судьба двух сыно-вей, оставшихся без отца – вождя Икюйских жунов, которого обезглавила Сюань-Тахай-хэу, видимо, мало интересовала ее. Для Сюань-Тхай-хэу был главнее государственный интерес, приобретение новых земель и безопас-ность ее границ. Строительство Долгой стены, видимо, обезопасило на неко-торое время княжество Цинь от беспокоивших северных номадов – Жунь-ди и Шань-жунов.
Напоминаем читателю, что Жунь-ди, вероятно, китайское произноше-ние монголоязычных слов «хун – жун – люди», «телэ – ди – телега», т.к. «ди» широко пользовались телегами. Шань-жун означает горный ручей. Шань – гора, горный, в переводе с китайского.
Сыма Цянь писал: «…от удела Янь на север находилось поколение Дун-ху…» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43]. Было это около 636 г. до н.э. Дун-ху – по-китайски означает «восточные варвары».
Н.Я. Бичурин, ссылаясь на китайский источник, дополнил: «Ши-гу пи-шет, что поселения Дун-ху и Шан-жун суть предки Дома Ухуань, впослед-ствии сделавшегося известным под названием Сяньби» [Бичурин, 1950, т.1, с. 43].
Забегая вперед, мы поделимся с читателем некоторыми мыслями о подразделении древних хуньюй-жунов и сяньбийцах и ухуаньцах.
Сяньбийцы и ухуаньцы-увани-авары [Пуллиблэнк, 1986]  внесли наиболее весомый вклад в смену Средневековья Новым временем, которое, мы полагаем, началось в XIII в. н. э. своими экономическими и военными реформами на огромном пространстве почти всей Евразии, от Тихого до Атлантического океанов, Чингисхан заложил основу современного мира. Как известно, Чингисхан был из племени кыят, т.е. ухуань. Изменив правила торговли и международные отношения, поменял границы между государ-ствами, познакомил мир с китайскими изобретениями: порохом, огнестрель-ным оружием, печатным станком и др. Сяньбийцы и ухуаньцы (авары) под названием политически господствующих народов – монголов и татаров, мы полагаем, превзошли хунну-укров, которые в IV-V вв. н.э. сменили в Европе период Древности на Средневековье. Во-первых, экономические, государ-ственные и военные реформы сяньбийцами и ухуаньцами проводились на несравнимо большой территории почти всей Евразии. Во-вторых, заслуга хунну-укров коснулась узкой сферы – знакомство европейцев со сложносо-ставным луком, конским седлом со стременами и др.  Реформа сяньбийцев и ухуаньцев задела гораздо больший спектр, от производства (изготовление огнестрельного оружия, печатное дело, горное дело и т.д.) до правил ди-пломатии.
Вернемся от общих рассуждений к нашим дун-ху и хунну. Между 307 и 214 гг. до н.э. в Северном Китае и его пограничных северных территорий, где проживали номады, дунху произошли следующие события, которые описал древнекитайский историк Сыма Цянь: «Ву-лин В. [Великий] князь из Дома Чжао, в 307 году ввел в своих владениях  одеяние кочевых ху, и начал обучать конному стрелянию из лука. Он разбил на севере поколения: Линь-ху и Лэуфань, построил Долгую стену при подошве хребта Инь-шань от Дай и Бан до Гао-кюе и открыл области Юнь-чжун, Яй-мынь и Дайгюнь. После сего в царство Янь явился искусный полководец Цинь Кхай, бывший залож-ником у ху. Ху возымели большую доверенность к нему. Цинь Кхай, по воз-вращении в отечество, внезапным нападением разбил дун-ху и распростра-нил владения Дома Янь на 1000 ли» [Бичурин, 1950, т.1, с. 45].
Великий князь Ву-лин из династии Чжао произвел следующие рефор-мы:
1) ввел в своих владениях одежду кочевых ху, надо полагать, дун-ху. Впрочем, мы думаем, одежда дун-ху не очень отличалась от одеяний других племен, говорящих на монголоязычии, таких как ди, Гуньчжу, Гуань-жун, Ди-вань, Икюй, Дили, Учжы, Сюйянь, Линьху и Лэуфань. Одежда номадов, вероятно, была удобна для стрельбы, сидя на коне;
2) князь Ву-лин начал обучать своих подданных конной стрельбе из лука, т.е. учил стрелять из лука, сидя на коне, как это делали номады.
Вероятно, обучение и перемена одежды у подданных великого князя Ву-лина имели положительный результат. Князю Ву-лину удалось разбить племена северных кочевников - Линьху и Лэуфань.
Кроме этого, князь Ву-лин продолжил дело, начатое в IV в. династией Цинь - строительство Долгой стены, ныне называемой Великой Китайской стеной. Если в IV в. до н.э. Цинская династия приобрела области Лун-си, Бэй-ди и Шань-гюнь и «для ограждения себя от ху построили Долгую стену» [Бичурин, 1950, т.1, с. 45], то великий князь Ву-лин  в конце IV в. до н.э. за-хватил область Юнь-чжун, Яй-мынь и Дай-гунь, ранее принадлежавшие се-верным номадам из племени Линьху и Лэуфань. Для защиты от северных варваров (номадов) вновь приобретенных территорий князь Ву-лин «по-строил Долгую стену при подошве хребта Инь-шань от Дай и Бан до Дао-кюе». Тем самым оградил от притязаний северных номадов на местности Юнь-чжун, Яй-Мынь и Дай-гюнь, застолбив эти территории за княжеством Чжао.
Примерно в III в. до н.э. в царстве Янь появился полководец Цинь Кхай, бывший заложником у северных номадов. Цинь Кхай, видимо, был человеком наблюдательным и человеком, умевшим анализировать и синте-зировать увиденное. Набравшись визуального опыта кочевнической военной тактики и стратегии, Цинь Кхай сделался весьма искусным полководцем. Ве-роятно, Цинь Кхай будучи заложником у северных кочевников, научился монголоязычному разговору (языку), что «Ху возымели доверенность к нему». Цинь Кхай по возвращению в отечество, т.е. княжество Янь, отомстил внезапным, вероятнее, неожиданным нападением на ничего не подозревав-ших дун-ху и захватил территорию глубиною 1000 ли, что составляет при-мерно 500 км. Сыма Цянь не пишет, какую территорию захватил Цинь Кхай у дун-ху. Надо полагать, фронт (длина) захваченной территории, равнялся протяженности северных границ царства Янь.
Видимо, китайцы были агрессорами, начиная с I тысячелетия до н.э. и Долгую стену (Великую Китайскую стену) строили для ограждения вновь захваченных или отнятых у монголоязычных северных кочевников террито-рии. Границы китайских княжеств, начиная с VI в. до н.э. неуклонно расши-рялись. Современные потомки северных номадов – монголы, калмыки, дун-гане-хуэйхуэй и другие народы, мы думаем, вправе предъявить современно-му Китаю территориальные и иные претензии.
Китай, в частности китайская династия Янь, продолжала строительство Долгой стены (Великой Китайской стены) в первую очередь для ограждения от притязаний северных кочевников на эти территории, где они исконно жи-ли, т.к. земля принадлежала номадам – жунам и другим кочевым.
Далее Сыма Цянь описывает следующее: «В сие самое время Китай разделился на семь взаимно враждебных царств, и три из них граничили с хуннами» [там же, с. 45]. Здесь мы впервые сталкиваемся с этнонимом «хун-ну» или «сюнну». Напоминаем: с монгольского языка слова «хун» и «хун-ну» переводится как человек, люди» [Лувсандэндэв. 1957, с. 574].
Повторно цитируем известного российского этнографа В.А. Никонова, который писал: «…самый древний из семантических типов этнонимии – са-моназвание, означавшее своих в противоположность всем не своим, чужим. На протяжении многих тысячелетий люди жили замкнутыми родами, позже – племенами…  Естественно, что именно из этого основного противопостав-ления возникали обозначения этнических образований. Поэтому этнонимами часто становились слова с такими лексическими значениями, как 'человек’, ’люди’. Самоназвание немцев – deutsch исследователи истолковывали из древнегерманского со значением ‘люди народ’» [Никонов, 1970, с.15].
Вероятно, в конце IV в. до н.э. хунну выделились из дунху. Хунну, мы полагаем, стали называть часть дун-ху, т.к. наряду с первыми существовали и вторые.
Древние китайцы, видимо, вернулись к первоначальному (с XXIV в. до н.э. китайцы называли северных кочевых – хуньюй) этнониму хунну  по сле-дующим причинам. Во-первых, хунну (сюнну) согласно Ши-цзи проживали непосредственно на границе трех китайских княжеств: Янь, Чжао и Цинь, и чаще других общались с ними. Во-вторых, вероятно, пользуясь близостью древних китайцев, хунну нападали на первых. При частом общении древние китайцы слышали от северных номадов истинное и правильное произноше-ние этнонима хунну (сюнну).
Также, вероятно, северные номады, проживавшие вдоль границы древнекитайских княжеств, с течением времени размножались и делились на племена. Кроме указанных Сыма Цянем в Шицзи племен, у нас нет сведений об этом процессе и мы только предполагаем, что такой процесс имел место в жизни северных кочевников и и смешанных с ними жунов, т.е. дунган-хуэйхуэй.
Между тем, в конце III в. до н.э. древние монголоязычные продолжали делиться на враждебные племена и взаимно друг друга порабощать, а древ-ние китайцы преодолели раздробленность и взаимную вражду. Сыма Цянь писал: «…хунны не смели вторгаться в пределы сего царства».
Впоследствии, когда Дом Цинь покорил прочие шесть царств, Ши-Хуан-ди отправил на север против ху полководца Мын-Тьхянь с 100 000 войска. Мын Тьхянь обратно завоевал Ордос, и положил Желтую реку гра-ницею; построил по берегу реки 44 уездных города, и населил их гарнизо-нами из преступников; провел прямую дорогу от Гююань до Юнь-ян; испра-вил в пограничных горах, где возможность дозволяла, отвесные ущелья от Линь-тхао на северо-восток до Ляо-дун почти из 10 000 ли; 214. Наконец пе-решел за Желтую реку, и занял Бэй-гя у гор Янь-шань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 45]. Древние китайцы воспользовались ситуацией и при императоре Цинь-ши Хуан-ди, под командованием Мын Тьхян завоевали Ордос и Желтая река Хуанхэ стала границей между Китаем и северными номадами.
Древнекитайский историк Сыма Цянь писал: «У хуннов Шаньюй назы-вался Тумань» [Бичурин, 1950, т.2, с. 46].
Шаньюй, видимо, не китайское слово, а хуннуское и переводится, ве-роятно, с монголоязычия «шаньюй-шанга – сильный, крепкий, прочный, ту-гой» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.2, с. 605]. Антропоним «Тумань», веро-ятнее всего, объясняется монголоязычным словом «тумэн – десять тысяч, тьма, бесчисленное множество» [Лувсандэндэв, 1957, с. 431], а не киргиз-ским словом «туман – туман» [Юдахин, 2017, с. 765], которое, вероятно, яв-ляется персидским. Вероятно, «шаньюй» не «величайший», а по-монгольски означает «сильный, крепкий, прочный, тугой».
Сыма Цянь продолжает: «Тумань не мог устоять против Дома Цинь и переселился на север» [Бичурин, 1950, т.1, с.46]. Н.Я. Бичурин в примечании добавляет: «Из сего места ясно видно, что Дом Хунну в южной Монголии владел пространством земель от Калгана к западу включительно с Ордосом, а в северной Монголии принадлежали ему Халхаские земли к западу» [там же, с.46].   
Китайский источник описывает, как при императоре Цинь Ши-хуан-ди китайские войска под командованием талантливого полководца Мын Тьхянь, завоевали Ордос и Желтая река (Хуаньхэ) стала границей между китайцами и хунну.
Но спустя десять лет китайский полководец Мын Тьхянь скончался и Сыма Цянь писал: «По прошествии десяти лет Мын Тьхянь умер; удельные князья восстали против Дома Цинь. Срединное царство пришло в смятение, и гарнизоны из преступников, поставленные Домом Цинь по границе, все разошлись. После сего хунны почувствовали льготу; мало по малу опять пе-решли на южную сторону Желтой реки, и вступили в прежние межи с Сре-динным царством» [там же, c. 46]. То есть, со смертью Мын Тьхяня хунну сумели взять реванш и перешли на южную сторону Желтой реки и заняли прежние земли, потеснив Срединное царство.
Сыма Цянь в Шицзи писал: «В сие время Дом Дун-ху был в силе. Дом Юечжы в цветущем состоянии» [там же, с. 46]. Племя хунну, вероятно, находилось в определенной зависимости от юечжы (разновидность европео-идных скифов), поскольку шаньюй хунну Тумань (Тумэн) вынужден был от-правлять своего сына к ним в заложники. Сыма Цянь писал: «Шаньюй имел наследника, по имени Модэ; после от любимой Яньчжы родился ему мень-шой сын; Шаньюй хотел устранить старшего, а на престол возвести младше-го: почему отправил Модэ в Юечжы заложником. Как скоро Модэ прибыл в Юечжы, Тумань тотчас произвел нападение на Юечжы. Юечжы хотел убить Модэ, но Модэ украл аргамака у него, и ускакал домой. Тумань счел его удальцом, и отделил ему в управление 10 000 конницы. Модэ сделал сви-стунку и начал упражнять своих людей в конном стрелянии из лука с таким приказом: всем, кто пустит стрелу не туда, куда свистунка полетит, отрубят голову; кто на охоте пустит стрелу не туда, куда свистунка полетит, тому от-рубят голову. Модэ сам пустил свистунку в своего аргамака. Некоторые из приближенных не смели стрелять, и Модэ немедленно нестрелявшим в арга-мака отрубил головы. Спустя несколько времени Модэ опять сам пустил свистунку в любимую жену свою, некоторые из приближенных ужаснулись, и не смели стрелять. Модэ и сим отрубил головы. Еще по прошествии неко-торого времени Модэ выехал на охоту и пустил свистунку в Шаньюева ар-гамака. Приближенные все туда же пустили стрелы. Из сего Модэ увидел, что он может употреблять своих приближенных. Следуя за отцом своим Шаньюем Туманем на охоту, он пустил свистунку в Туманя; приближенные также пустили стрелы в Шаньюя Туманя. Таким образом Модэ, убив Тума-ня, предал смерти мачеху с младшим братом и старейшин, не хотевших по-виноваться ему, и объявил себя Шаньюем» [Бичурин, 1950, т.1.с.46-47].
Захват власти Шаньюем Модэ в хуннуском обществе таким жестоким способом – путем отцеубийства, некоторым исследователям кажется неверо-ятным. Такие историки склонны думать, что древнекитайский ученый Сыма Цянь описал легенду прихода к власти Шаньюя Модэ.
Мы считаем, Сыма Цянь не приукрашивал трагическими легендами приход к власти шаньюя Модэ, а описал правдивую картину в духе времени. Прошло почти XXIV века со времен Модэ, а отцеубийство существовало и в древности, и в средневековье, и в новое время. Многие монархи были ис-треблены, задушены, удавлены и т.д. и за всеми этими ужасными преступле-ниями стояли дети этих же монархов. Думаем, Шаньюй Модэ ничуть не от-личался от детей монархов, рвущихся к власти.
Другое дело, что поражает воображение наших современников, выуч-ка воинов вверенного ему в управление тумэна (10 000 конницы). Модэ, ви-димо, обладал незаурядными талантами, в том числе воинскими и педагоги-ческими. Ниже мы вкратце рассмотрим полководческие, административные, правовые и т.д. способности Шаньюя Модэ. Шаньюй Модэ вступил на пре-стол отца – Туманя (Тумэна) в 209 г. до н.э.
Древнекитайский историк Сыма Цянь писал в Шицзи: «В то время, как Модэ вступил на престол, [дом] Дун-ху был в силе и цветущем состоянии. Получив известие, что Модэ убил отца и вступил на пре¬стол, Дун-ху отпра-вил к нему посланца сказать, что он желает учить тысячелийного коня, оставшегося после Туманя. Модэ потребовал совета у своих вельмож. Вель-можи, сказали ему: тысячелийный конь есть сокровище у хуннов. Не должно отдавать. К чему, сказал им Модэ, живучи с людьми в соседстве, жалеть од-ной лошади для них? И так отдали тысячелийного коня. По прошествии не-которого времени Дун-ху, полагая, что Модэ боится его, еще отправил по-сланца сказать, что он желает получить от Модэ одну из его Яньчжы» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 47]. «Яньчжы» на языке хунну означает «жена», на со-временном монгольском «ижий – мама» [Лувсандэндэв, 1957, с. 217], по-западнобурятски «эзый – женщина, жена», западные буряты сохранили наибольшее количество из старомонгольского словарного запаса (Ш.А.С.).
Сыма Цзянь далее повествует: «Модэ опять спросил совета у своих приближенных. Приближенные с негодованием сказали ему: Дун-ху есть бессовестный человек, требует Яньчжы. Объявить ему войну. Модэ сказал на это: к чему, живучи с людьми в соседстве, жалеть одной женщины для них? И так взял свою любимую Яньчжы и отправил к Дун-ху. Владетель в Дун-ху еще более возгордился. В хуннуских владениях от Дун-ху на запад есть по-лоса земли на 1000 ли необитаемая. На ней только по границе с обеих сто-рон были караульные посты. Дун-ху отправил посланца сказать Модэ, что лежащая за цепью обоюдных пограничных караулов полоса брошенной земли, принадлежащая хуннам, не удобна для них, а он желает иметь ее. Модэ спросил совета у своих чинов, и они сказали: это неудобная земля; можно отдать и не отдавать. Модэ в чрезвычайном гневе сказал: земля есть основание государства; как можно отдавать ее? Всем, советовавшим отдать землю, отрубил головы.  Модэ сел верхом на лошадь и отдал приказ - отру-бить голову каждому, кто отстанет. После сего он пошел на восток и неожи-данно напал на Дун-ху. Дун-ху прежде пренебрегал Модэ и потому не имел предосторожности. Модэ, прибыв с своими войсками, одержал совершенную победу, уничтожил Дом Дун-ху, овладел подданными его, скотом и имуще-ством. По возвращении он ударил на западе на Юечжы и прогнал его, на юге покорил Ордосских владетелей Лэуфань и Байян, и произвел поиски на Янь и Дай; обратно взял все земли, отнятые у хуннов полководцем Мын Тьхянь, и вступил с Домом Хань в границы в Ордосе, при Чао-на и JIy-ши; после сего снова произвел поиски на Янь и Дай» [Бичурин, 1950, т.1, с.47-48].
Шаньюй Модэ мыслил по-государственному: оспариваемую единопле-менным, т.е. близродственным племенем дун-ху, землю определил как осно-ву государства. Определение земли как основание государства, мы считаем, правильным, ведь государство – политическая организация общества долж-на основываться и базироваться на определенной территории. Древнекитай-ский историк Сыма Цянь при всей своей объективности был заражен кита-ецентризмом, он продолжал считать Шунь-вэя основоположником хун-нуской правящей династии и писал: «от Шунь-вэй до Туманя – в продолже-ние слишком тысячи лет – Дом Хуннов то возвышался, то упадал, то делил-ся, то разсевался: и посему порядок прежнего преемственного наследования у них невозможно определить» [Бичурин, 1950, т.1, с.48]. Но китаецентризм Сыма Цяня не мешает ему подтвердить наше предположение, что Хуньюй, Ханьюнь и Жуны до VII в. до н.э.единый народ, видимо, из дун-ху в IV в. до н.э. выделились хунну или Сыма Цянь пограничных номадов назвал по-старому хунну, а не дун-ху. Большинство историков, занимающихся иссле-дованиями хунь-юй, ханьюнь, жунов, дун-ху и хунну считают 209 г. до н.э. годом вступления Модэ на должность Шаньюя хунну, годом основания пер-вого государства номадов. Так ли это? Весьма сомнительно, ведь Шаньюй Модэ вступил на должность своего отца, которого тоже звали Шаньюй Ту-мень (Тумэн). Верховная государственная должность – Шаньюй существо-вала еще до Модэ как признак государства. Но мы подчиняемся мнению большинства и будем считать 209 г. до н.э. – годом основания государства хунну. Сыма Цянь писал: «При Модэ Дом Хуннов чрезвычайно усилился и возвысился; покорив все кочевые племена на севере, на юге он сделался рав-ным Срединному Двору» [Бичурин, 1950, т.1, с.48], т.е. государство монго-лоязычных хунну стало равным по силе и возможностям Китаю.
Шаньюй Модэ произвел реформы государственного аппарата. Сыма Цянь писал: «Установлены были: 1) Восточный и Западный Чжуки — князь; 2) Восточный  Западный Лули князь; 3) Восточный и Западный великий предводитель Да-гянь, уточняет в сноске Н. Я. Бичурин; 4) Восточный и За-падный великий Дуюй; 5) Восточный и Западный великий Данху; 6) Восточ-ный и Западный Гуду-хэу» [Бичурин, 1950, т.1, с. 48].
Сыма Цянь продолжает: «…наследник престола всегда бывает Восточ-ным Чжуки-князем. От Восточного и Западного Чжуки-князей до Данху, высшие имеют по 10 т., а низшие по нескольку тысяч конницы. Всего два-дцать четыре старейшины, которые носят общее название темников. Вель-можи вообще суть наследственные сановники. ***нь, Лань и впоследствии Сюйбу суть три знаменитые Дома» [Бичурин, 1950, т.1, с.49].
А.Н. Бернштам, знавший старокитайский язык, исследуя слово «ху-янь», пришел к выводу, что это слово должно интерпретироваться (читаться) как «(х) uogar», что на монголоязычии означает «бык, скот» [Бернштам, 1951, с. 229]. Интерпретация слова «***нь» монголоязычным словом «ух-эр» – «х» uogar» А.Н. Бернштама ничуть не изменила его твердокаменное мнение, что хунну – это тюрки (тургуты). Хотя тургуты (турки) появились в V в. н.э. в результате смешения южнохуннуского рода Ашина с киргизским племенем (родом) Со, а хунну исчезли с исторической арены (смешались с другими народами) незадолго до появления турков.
Сыма Цянь описал некоторые государственные и правовые нормы (ви-димо, неписанного права), существовавшие в хуннуском обществе: «Осенью, как лошади разжиреют, все съезжаются обходить лес, причем производят поверку людей и скота. Законы их: извлекшему острое оружие и фут  – смерть (в примечании Н.Я. Бичурин делает пояснение: «Футом называется военное железное орудие, имеющее вид палки, длиною около 1 1/2 фута и короче): за похищение конфискуется семейство, за легкие преступления надрезывается лицо, а за важные – смерть. Суд более десяти дней не про-должается. В целом в государстве узников бывает несколько десятков чело-век... Предпринимают дела, смотря по положению звезд и луны. К полнолу-нию идут на войну; при ущербе луны отступают. Кто на сражении от¬рубит голову неприятелю, тот получает в награду кубок вина, и ему же предостав-ляется все полученное в добычу. Пленные и мужчины, и женщины поступа-ют в неволю; и посему на сражении каждый воодушевляется корыстью. Ис-кусно заманивают неприятеля, чтоб обхватить его: и почему, завидев непри-ятеля, устремляются за корыстью подобно стае птиц; а когда бывают разби-ты, то подобно черепице рассыпаются, подобно облакам рассеваются. Кто убитого привезет со сражения, тот получает все имущество его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 49-50]. Писанных норм прав у хунну, вероятно, не было. Вслед-ствие весьма бурной истории письменных памятников хуннуской истории не сохранилось, лишь отдельные буквы алфавита, который монгольские ученые до сего времени не восстановили. Видимо, нормы права в большинстве слу-чаев существовали в виде обычного права.
Также Сыма Цянь в сжатой форме описал погребальные обычаи хун-ну: «Покойников хоронят в гробе; употребляют наружный и внутренний гробы; облачение из золотой и серебряной парчи и меховое; но обсаженных деревьями кладбищ и траурного одеяния не имеют. Из приближенных вель-мож и наложниц соумирающих бывает от ста до нескольких сот человек» [Бичурин, 1950, т.1, с.50].
В самом конце III в. до н.э., точнее около 202 г. до н.э., Шаньюй Модэ на севере покорил племена и народы: Хуньюй, Кюеше (возможно кипчаков), Динлин, Гэгуней (киргизов) и Цайли. Древнекитайский историк Сыма Цянь писал: «Впоследствии на севере они покорили владения Хуньюй, Кюеше, Динлин, Гэгунь и Цайли; посему-то старейшины и вельможи повиновались Модэ-Шаньюю и признавали его мудрым» [Бичурин, 1950, т.1, с. 50]. В примечании Н.Я. Бичурин, видимо, ошибочно писал: «Хуннуское поколение Динлин занимало земли от Енисея на восток, по левую сторону Ангары» [там же, с.50]. Современные исследования российских и некоторых других уче-ных, например М.Н. Мельхеева [Мельхеев, 1969, 1974, 1986] и др., с боль-шой вероятностью утверждают, что динлины были самодийским или угро-финским народом, или помесью обоих. Антропологически динлины явля-лись, вероятно, европеоидами.
Ныне из пятерых народов сохранились только гэгуни-киргизы, кото-рых мы подробно рассмотрели в книге «Киргизы в древности и средневеко-вье» [Шабалоа А.С. Кыргызы в древности и средневековье, Иркутск, 2020].
Около 199 г. до н.э. военачальники китайской армии часто изменяли империи Хань и переходили на сторону хунну. Сыма Цянь писал: «В сие время военачальники Дома Хань один за другим передавались хуннам; по-чему Модэ часто приходил грабить страну Дай, и это беспокоило Дом Хань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 52]. Н.Я. Бичурин добавляет к сказанному Сы-мой Цянем выдержку из Ган-му, что вельможа Лю Гин предложил хитроум-ный способ защиты империи: «В это время Лю Гин подал следующий голос: спокойствие в Империи только что восстановлено; войска изнурены войною и оружием, подчинить хуннов невозможно. Модэ убил отца, женился на ма-чехе, и силою наводит страх; убедить его милостью и справедливостью не-возможно; а можно упрочить это дело хитростью, и даже потомков его сде-лать вассалами. Если выдать за него старшую царевну, то он непременно полюбит ее и возведет в Яньчжы; сын от нее непременно будет наследником престола. По временам года будем посылать наведываться и внушать им правила благоприличия. Модэ при жизни своей будет сыном и зятем, а по смерти его Шаньюем будет внук по дочери. Сим образом без войны можно покорить их. Хорошо, сказал император и хотел отправить старшую царев-ну; но Люй-хэу воспротивилась. И так дочь придворного вельможи выдали за Шаньюя с титулом царевны. Лю Гин послан для заключения договора о мире и родстве. Ган-му 198 год» [Бичурин, 1950, т.1, с. 52].
Шаньюй Модэ удовлетворился китайской княжною с титулом царевны и приостановил нападения на Китай. Сыма Цянь писал, что царь Гао-ди от-правил Лю Гина в 198 г. до н.э. с важной миссией умиротворения Шаньюя Модэ: «Гао-ди отправил, 198, Лю Гин препроводить княжну своего Дома с названием царевны в Яньчжы Шаньюю с ежегодным определенным количе-ством шелковых тканей, хлопчатки, вина, риса и разных съестных вещей, и постановить в договоре считаться братьями, на основании мира и родства. Это несколько приостановило Модэ» [Бичурин, 1950, т.1, с. 52].
Прошло несколько лет Шаньюй Модэ, видимо, захотел получить в приданое весь Китай и в 192 г. до н.э. послал к овдовевшей царице Гао-хэу предложение выйти за него замуж. Древнекитайская летопись Хань-ци писа-ла: «…сирый и дряхлый государь, рожденный посреди болот, возросший в степях между лошадьми и волами, несколько раз приходил к вашим преде-лам, желая прогуляться по Срединному царству. Государыня одинока на престоле; сирый и дряхлый также живет в одиночестве. Оба государя живут в скуке, не имея ни в чем утешения для себя. Желаю то, что имею, променять на то, чего не имею» [Бичурин, 1950, т.1, с. 53]. Н. Я. Бичурин в примечании добавляет: «Т.е. хотел по монгольскому обычаю взять ее за себя со всем ки-тайским государством» [там же, с.53].
Царица Гао-хэу пришла в сильный гнев, получив от Шаньюя Модэ столь дерзкое письмо, но благоразумие возобладало и она продиктовала вежливое письмо с отказом следующего содержания: «Шаньюй не забыл ветхой столицы и удостоил ее письмом. Ветхая столица пришла в страх, и, вычисляя дни, заботится о себе. Она состарилась, силы ослабели; волосы ли-няют, зубы выпадают; в ходу теряет размер в шагах. Шаньюй ослышался, а этим нельзя запятнать себя. Ветхая столица не сделала преступления; надле-жит оказать ей снисхождение. Имею представить тебе две царские колесницы и две четверни лошадей» [Бичурин, 1950, т.1, с. 53-54].
Шаньюй Модэ удовлетворился вежливым отказом и направил не менее вежливый ответ: «Модэ по получении письма еще отправил посланника при-несть благодарность и сказать, что он еще не имел случая видеть вежливость Срединного государства. К счастию государыня извинила его» [там же, с. 54].
В 177 г. до н.э. западный Чжуки-князь государства хунну, где царство-вал шаньюй Модэ, перевел свои кочевья в Ордос и начал разорять границу Китая в области Шань-гюнь. Хунну убивали и уводили в плен жителей при-граничья, но когда китайцы выставили против западного Чжуки-князя 85 000 конницы и колесниц, он не принял боя, ушел в свои пределы. В связи с этим инцидентом в 176 г. до н.э. Шаньюй Модэ прислал китайскому Двору письмо, примечательное тем, что из него можно сделать два вывода: 1) пер-воначальная граница между монголоязычными племенами Хунну, Дунху и др. на юге проходила примерно по Великой Китайской стене; 2) юечжы (разновидность европеоидных скифов) окончательно были изгнаны с терри-тории Западной Монголии, из Южной Сибири и Восточного Казахстана в 177 г. до н.э. Остатки Юечжей, Усунь и др. покорились хунну. Сыма Цянь приводит письмо Шаньюя Модэ: «Поставленный небом хуннуский Великий Шаньюй почтительно вопрошает Хуан-ди [император (китайский)] о здра-вии. В прошлое время Хуан-ди писал о мире и родстве. Дело сие, к взаим-ному удовольствию, кончено согласно с содержанием письма. Китайские по-граничные чиновники оскорбляли западного Чжуки-князя, и он без пред-ставления (ко мне) по совету Илу-хэу Наньчжы и прочих вступил в ссору с китайскими чиновниками, нарушил договор, заключенный между двумя государями, разорвал братское родство между ними, и поставил Дом Хань в неприязненное положение с соседственною державою. Получено от Хуан-ди два письма с выговорами, но посланный с ответным письмом еще не прибыл, а китайский вестник не возвратился, и это было причиною взаимных неудо-вольствий между двумя соседственными державами. Как нарушение догово-ра последовало от низших чиновников, то западного Чжуки-князя в наказа-ние отправили на запад на Юечжы. По милости Неба, ратники были здоро-вы, кони в силе; они поразили Юечжы. Предав острию меча или покорив всех, утвердили Лэулань, Усунь, Хусе и 26 окрестных владений. Жители сих владений поступили в ряды Хуннуйских войск, и составили один дом. По утверждении спокойствия в северной стране желаю, прекратив войну, дать отдых воинам и откормить лошадей; забыть прошедшее и возобновить прежний договор, чтобы доставить покой пограничным жителям, как было вначале. Пусть малолетние растут, а старики спокойно доживают свой век, и из рода в род наслаждаются миром. Но как еще не получено мнение Хуан-ди, то отправляя Лан-чжун Сидуцяня с письмом, осмеливаюсь с ним пред-ставить одного верблюда, двух верховых лошадей и две четверни. Если не угодно Хуан-ди, чтоб хунны приближались к границам, то надобно предпи-сать чиновникам и народу селиться подалее от границы» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 54-55].
В 174 г. до н.э. Шаньюй Модэ, процарствовав 35 лет, умер. Сыма Цянь писал: «Сын его Гиюй поставлен под наименованием Лаошан Шаньюя» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 56].
Сыма Цянь приводит весьма поучительные и назидательные вещи на примере Чжунхин Юе, уроженца страны Янь, перешедшего на сторону хун-ну: «По вступлении Лаошан-Гиюй-Шаньюя на престол Хяо Вынь Хуан-ди еще отправил в Яньчжы Шаньюю княжну из своего рода с титулом царевны, а для препровождения ее назначен евнух Чжун-хин Юе, уроженец страны Янь. Юе не хотелось отправиться, но император силою послал его. Юе ска-зал: я поеду непременно на беду Дому Хань. Юе по прибытии тотчас пере-дался на сторону Шаньюя, и Шаньюй весьма полюбил его. Прежде хунны любили китайские шелковые ткани, хлопчатку, разные снедные вещи. Юе говорил Шаньюю: численность хуннов не может сравниться с населённостью одной китайской области, но они потому сильны, что имеют одеяние и пищу отличные, и не зависят в этом от Китая. Ныне, Шаньюй, ты изменяешь обы-чаи, и любишь китайские вещи. Если Китай употребит только 1/10 своих ве-щей, то до единого хунна будут на стороне Дома Хань. Получив от Китая шелковые и бумажные ткани, дерите одежды из них, бегая по колючим рас-тениям, и тем показывайте, что такое одеяние прочностью не дойдет до шер-стянного и кожаного одеяния. Получив от Китая съестное, не употребляйте его, и тем показывайте, что вы сыр и молоко предпочитаете им. После сего Юе научил Шаньюевых приближенных завести книги, чтобы по числу об-ложить податью народ, скот и имущество. Китайский Двор писал грамоты к Шаньюю на дщице 1 1/10 фута длиною. Грамота начиналась словами: Хуан-ди почтительно вопрошает Хуннуского Великого Шаньюя о здравии. От-правленные вещи и пр. Чжун-хин Юе научил Шаньюя писать грамоты к ки-тайскому Двору на дщице в 1 1/12 фута длиною, печать и оболочку упо-треблять в большом размере, а грамоту начинать словами: Рожденный не-бом и землею, поставленный солнцем и луною, Хуннуский Великий Шаньюй почтительно вопрошает Китайского Хуан-ди о здравии. Посланные вещи и пр. и пр. Хунны, сказал Юе, обыкновенно питаются мясом скота, пьют его молоко, одеваются его кожами, скот питается травою, пьет воду; смотря по временам переходят с места на место; и посему в скудное время упражняют-ся в конном стрелянии из лука, а во время приволья веселятся и ни о чем не заботятся. Законы их легки и удобоисполнимы. Государь с чинами просто обращается, и управляет целым государством как одним человеком. По смерти отца и братьев берут за себя жен их из опасности, чтоб не пресекся род; и посему хотя есть кровосмешение у хуннов, но роды не прекращаются. Ныне в Срединном государстве хотя постановлено по смерти отцов и брать-ев не брать жен их за себя, но родственники столь далеки между собою, что нередко убивают друг друга и даже переменяют родовые прозвания, и все это отсюда происходит. Сверх того, излишество церемониальных обрядов производит взаимное неудовольствие между высшими и низшими; при мно-жестве общественных работ истощаются силы народа. Народ упражняется в земледелии и шелководстве, чтобы снискивать одеяние и пищу; строить го-рода, чтобы обезопасить себя, почему при неурожае он не имеет времени за-ниматься воинскими упражнениями; при урожае заботиться о своем состоя-нии. К чему же служит образованность? После сего, когда китайские послан-ники хотели рассуждать, Юе говорил им: Г. посланник! не нужно много го-ворить: посмотри лучше, чтобы шелковые и бумажные ткани, равно снедные вещи, от китайского Двора представленные, были в полном количестве, при-том добротные и лучшие. К чему много говорить? Если представляемое без недостатка и добротно, то и довольно; а если недостаточно, и притом худого качества, то в наступающую осень пошлем конницу потоптать хлеб на кор-ню. Так Юе денно и ночно внушал Шаньюю выжидать худых обстоятель-ств» [Бичурин, 1950, т.1, с. 57-59].
Обстоятельства представились в 166 г. до н.э. Сыма Цянь продолжал: «В четырнадцатое лето царствования Хяо-Вынь Хуан-ди, 166, хуннуский Шаньюй со 140 т. конницы вступил и Чао-на и Сяо-гуань, убил в Бэй-ди вое-начальника Цюн, захватил великое множество народа, скота и имущества; после сего, подошел к Пхын-ян, послал отряд конницы сожечь дворец Хой чжун-гун. Конные разъезды приближались к Гань-цю-ань. По сей причине Вынь-ди для предупреждения нападения от хуннов, собрал под Чан-ань 1000 колесниц и 100 000 конницы и три корпуса в областях Шан-гюнь, Бэй-ди, Лун-си. Таким образом двинулось большое войско из колесниц и конни-цы для нападения на хуннов. Шаньюй пробыл в пределах Китая около меся-ца, и пошел обратно. Китайцы выгнали его за границу, и возвратились, но ни одного Хунна убить не могли» [Бичурин, 1950, т.1, с. 59]. Китайскиий император направил Шаньюю Лаошану подобострастное письмо, которое, по словам Сыма Цяня начинается так: «Хуан-ди почтительно вопрошает Хуннуского великого Шаньюя о здравии… по заключении мира и родства между двумя государствами, государи предадутся радости; прекратят вой-ну, дадут льготу ратникам, отдых коням; из рода в род будут веселиться, как будто начали новую жизнь. Я очень одобряю это. Благоразумные мужи ежедневно обновлялись, и пеклись о доставлении новой жизни, чтоб старики были покойны, малолетные росли, каждый, охраняя жизнь свою, достигал бы конца лет, Небом ему определенных. Сим путем я и Шаньюй шествовать должны. Если, соответствуя воле Неба пещись о подданных, и это из рода в род будет продолжаться в бесконечные веки, то все в поднебесной будут счастливы. Хань и Хунну суть два смежные и равные государства (курсив – Ш.А.С.). Хунну лежит в северной стране, где убийственные морозы рано наступают; почему указано чиновникам посылать ежегодно известное коли-чество проса и белого риса, парчи, шелка, хлопчатки и разных других ве-щей… Предав забвению прошедшее, я простил своих подданных, бежавших к вам. Шаньюй также не должен упоминать о Чжанни и прочих. Известно, что древние государи, постановив статьи договора, не нарушали данного слова. Шаньюй должен обратить внимание на поднебесную. По восстановле-нии всеобщей тишины и купно мира и родства Дом Хань не упредит нару-шением. Представляю это рассмотрению Шаньюя. Как скоро Шаньюй усло-вился о мире и родстве, то я указал Юйшы написать: Хуннуский Великий Шаньюй в доставленном мне письме уже утвердил мир и родство. Беглецы не могут умножить населенности земли. Пусть хунны не входят в границы, а китайцы не выходят за границу. Нарушителей сего постановления предавать смертной казни. Сим средством можно упрочить сближение. О чем для все-общего сведения обнародовать по империи» [Бичурин, 1950, т.1, с. 59-61]. Примечательным в этом письме китайского императора является признание равенства Китая и государства хунну. Китайцы, видимо, продолжали при Лаошане Шаньюе довольно часто переходить на сторону хунну, они про-должали платить дань хунну в завуалированной форме.
В 161 г. до н.э. Лаошан Гиюй Шаньюй умер. На его место Шаньюем был поставлен сын Лаошаня Гюнчень.
Антропоним «Гюнчень», вероятно, происходит от монгольского слова «гунзгий – глубокий, глубокомысленный» [Лувсандэндэв, 1957, с. 130].
По-киргизски можно было приблизить к слову «гун – немой» [Юда-хин, 2012, с. 178], но это слово иранское, что маловероятно. Можно было слово «Гюнчень» сблизить с другим киргизским словом «кун – солнце» [Юдахин, 2012, с. 465], что делает большинство киргизоязычных (тюрко-язычных), но название солнца антропонимом не может быть, уподобление человека солнцу не допускалось в язычестве, т.к. солнце считалось у древних одним из богов. Приравнивание человека, даже если он правитель, солнцу никогда и нигде не встречается у номадов (кочевников).
Правление Шаньюя Гюнченя примечательно тем, что начиная пример-но с 140 г. до н.э. китайцы, несмотря на действующий договор о мире и род-стве, хотели заманить Шаньюя в ловушку, но коварство было раскрыто. Начиная примерно с 130 г. до н.э.  хунны прервали договор о мире и род-стве.
Сыма Цянь писал: «После сего хунны прервали мир и родство, напа-дали на границу при проходах, и весьма часто производили большие граби-тельства в самых пределах Китая. Впрочем, хунны не переставали приезжать на пограничные рынки, и много брали китайских произве¬дений. Китайский Двор, в угождение им, также не за¬крывал пограничных рынков. Но в пятую осень после по¬хода в Мэ-и, 129, китайский Двор назначил четырех пол-ководцев, каждого с десятью тысячами конницы, напасть на пограничные рынки хуннов. Вэй Цин выступил из Шан-гу, дошел до города Лун-чен, и в плен взял до 700 человек. Гун-сунь Хэ выступил из Юнь-чжун, и ничего не получил; Гун-сунь Ао выступил из Дай-гюнь, и был раз¬бит хуннами с поте-рею 7 000 человек; Ли Гуан выступил из Яй-мынь, и на пограничном сраже-нии взят хуннами в плен, но впоследствии нашел случай бежать, и возвра-тил¬ся в Китай. Оба последние полководца преданы были суду и лишены чи-нов. В эту зиму хунны несколько раз про¬изводили набеги па границу, и осо-бенно в Юй-ян. Двор, для отражения хуннов, предписал полководцу Хань Ань-го расположиться в Юй-ян. Осенью следующего года, 128, хунны с 20 т. конницы вторглись в пределы Ки¬тая в Ляо-си, убили областного начальника и увели до 2000 человек; потом они вступили в Яй-мынь, побили и в плен увели до 1000 человек. Почему китайский Двор предписал полководцу Вэй Цин выступить из Яй-мынь с 30 000 конницы, а Ли Си выступить из Дай-понь. Они ударили на хуннов, и взяли в плен несколько тысяч человек. В следующем году, 127, Вэй Цин опять выступил из Юнь-чжун на запад, и дошел до Лун-си. Он ударил на князей Лэу-фань и Байян в Ордосе, взял не-сколько тысяч человек в плен, и увел до миллиона штук крупного и мел¬кого рогатого скота. После сего китайский Двор оставил под собою Ордос, по-строил в нем город Шо-фан, возоб¬новил древнюю границу, устроенную ди-настии Цинь полководцем Мин Тьхянь, и укрепил ее по берегу Желтой реки, но уступил хуннам в Шан-гу в уезде Дэу-би страну Цзао-ян. Это случилось во второе лето правления Юань-шо, 127» [Бичурин, 1950, т.1, с. 63].
Китайский полководец Вэй Цин, действовавший от имени императора, напал на племена Лэу-фань и Байян, проживавших в Ордосе, и взял в плен несколько тысяч человек и увел до миллиона голов скота. Монголоязычные племена Лэу-фань Бай-ян входили в состав жунов, но были объединены в единое государство хунну. В конце II в. до н.э. их земля стала китайской, по-скольку китайцы оставили Ордос за собой и построили для закрепления его город Ордос.
Возможно, еще в древние времена предки дунган-хуэйхуэй были среди жунов Лэу-фань и Бэй-ли и подвергались китайской агрессии. Среди жунов Лэу-фань и Бэй-ли вполне могли быть предки дунган-хуэйхуэй.
Видимо, китайцы почувствовали ослабление хуннуского государства или же они почувствовали в себе силу. В 126 г. до н.э. Шаньюй Гюнчень умер и его младший брат – Восточный лули-князь Ичисйе сам объявил себя Шаньюем.
. Правление самозванного шаньюя Ичисйе характеризуется поражени-ями хунну от китайцев, Сыма Цянь писал: «Китайский Двор, перешед за Желтую реку от Шо-фан на запад до Лин-гюй, повсюду провел каналы для орошения полей, поселил до 60 000 военнопашцев, и мало по малу к северу отбирал земли у хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с.67].
В 119 г. до н.э. Ичисйе Шаньюй умер. Сын его Увэй был поставлен шаньюем. Антропоним «Увэй» по-монгольски означает «нет, отсутствие» [Лувсандэндэв, 1957, с. 474].
Китайское правительство продолжало свою экспансионистскую поли-тику и продолжало потихоньку действовать против хунну. Сыма Цянь пи-сал: «В сие время на востоке он превратил Сумо и Чао-сянь в области, на за-паде открыл область Цзю-цюань, чтоб преградить хуннам пути к сообщению с Кянами. Сверх сего китайскиий Двор на западе открыл сообщение с Юечжы и Дахя, и выдал царевну за Усуньского владетеля, чтоб отделить от хуннов союзные государства на западе; распростра¬нил казенное хлебопаше-ство до Чжяньлюй. Хунны не смели ни слова возразить» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 69].
В 105 г. до н.э. Увэй Шаньюй умер. Сын Увэй Шаньюя, которого Ушылу был возведен в Шаньюи.
Шаньюй Эрр Ушылу умер в 102 г. до н.э., на третьем году своего правления, еще очень молодым. Сыма Цянь писал: «по малолетству сына его хунны Шаньюем поставили младшего дядю его, меньшего брата Увэй Ша-ньюева, Западного Чжуки-князя Гюйлиху» [Бичурин, 1950, т.1, с. 71]. Н.Я. Бичурин дополняет: «Гюйлиху есть имя его. Произносится и Хюййлиху Ганму. Из сего явствует, что и в древности уже существовало различие в произношении некоторых букв [звуков] в северной и южной Монголии» [Бичурин, 1950, т.1, с.71].
Видимо, китайцы возгордились тем, что они в 102 г. до н.э. еще при жизни Шаньюя Гюйлиху, покорили Давань (Фергану). Сыма Цянь писал: «В этом году Эршыский полководец разбил Давань, казнил тамошнего владете-ля, и пошел в обратный путь. Хунну хотели преградить ему дорогу, но не могли… Когда китайский Двор покорил Давань, то слава его оружия по-трясла иностранные государства» [Бичурин, 1950, т.1, с. 72]. Еще один по-вод для того, чтобы возгордиться, китайцам дал Шаньюй Цзюйдихэу. Сыма Цянь писал: «Цзюйдихэу Шаньюй по вступлении на престол освободил всех китайских посланников, непокорившихся хуннам» [там же, с.72].
Сыма Цянь писал: «…в следующем, 99, китайский двор отправил Эршыского полководца Гуан-ли в поход с 30 т. конницы. Он выступил из Цзю-цюань, напал на западного Чжуки-князя и у Небесных гор, взял до 10 т. человек в плен и пошел обратно; хунны в больших силах окружили Эршыского и он едва спасся, потеряв до 7 000 человек убитыми. Китайский Двор отправил Инь-гань Гянь-гюнь Ао. Он выступил из Си-хэ, и соединился с Цянь-ну Ду-юй у гор Шойе. Но ничего не получили. Еще послан Ки-ду-юй Ли Лин с 5 000 пехоты и конницы. Он отошел от Сюйянь на север около 1 000 и, встретившись с Шаньюем, вступил в сражение с ним. Хунны потеря-ли уже до 10 т. убитыми и ранеными; но у китайцев вышли и съестные и бое-вые припасы, и Ли Лин хотел предпринять обратный путь, но хунны окру-жили китайцев, и Ли Лин должен был покориться им. Таким образом погиб корпус его, из которого не более 400 человек возвратились на границу» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 72].
Из процитированного источника мы видим, что в древние времена ки-тайцы были совсем не жертвами агрессивных кочевников, они не упускали любой возможности, будь то слабость номадов или их разобщенность, или собственное накопление сил, или победа китайцев даже под Даванью (Ферга-ной), напасть на северных номадов. Нападениями, несмотря на миролюби-вый шаг шаньюя Цзюйдихэу, он освободил всех китайских посланников к хунну. Возможно, древнекитайское правительство посчитала шаньюя Цзюйдихэу слабым и направило Эршыского полководца Гуан-ли, победите-ля Даваня (Ферганы) с 30 тыс. конницы на хунну. Видимо, полководец Гуан-ли напал на западного Чжуки-князя где-то возле гор Тянь-Шаня (Тянь-Шань переводится с китайского языка как Небесные горы).
В 99 г. до н.э. Н.Я. Бичурин, видимо, основываясь на Ши-цзи и Ганьму (средневековый китайский источник), впервые упоминает о хакасах: «Ли Лин был внук полководца Ли Гуан, искусный в конной стрельбе из лука. 99 году, когда Эршыский Ли Гуан-ли выступил против хуннов, Ли Лин с 5000-м от-рядом отборной пехоты отдельно пошел. Оставя Сюй-янь, он дошел до гор Сюньги, как Хан противостал ему с 30000 конницы. Хунны, видя малость китайских войск, устремились на их лагерь. Ли Лин вступил в рукопашный бой и, преследуя хуннов, убил до 10 т. человек. Хан призвал до 80 000 кон-ницы из окрестных мест, и Ли Лин начал отступать на юг. В продолжение нескольких дней он еще убил до 3000 человек. Хан думал, что Ли Лин зама-нивает его к границе на засаду, но один офицер из задних войск, сдавшийся хуннам, открыл, что Ли Лин ни откуда не имеет помощи. Хан усилил напа-дения. Китайцы издержали все стрелы, и Ли Лин, видя невозможность со-противляться, приказал своим ратникам спасаться, а сам сдался хуннам. Государственные чины единогласно обвиняли Ли Лин; один Сыма Цянь с твердостью защищал сего полководца. Но император не уважил доводов его, и указал, в замену смертной казни, сделать ему другое наказание. Ли Лин остался у хуннов и получил во владение Хягас, где потомки его цар-ствовали почти до времен Чингис-Хана» [Бичурин, 1950, т.1, с.73].
Сыма Цянь дополнил: «Шаньюй оказал Ли Лин должное уважение, и женил его на своей дочери» [там же, с. 73].
После смерти Шаньюя Цзюйдихэу взошел на трон его сын, Восточный Чжуки-князь под именем Хулугу Шаньюя.
Антропоним «Хулугу», можно утверждать, произошел от монгольско-го слова «хулгай – смутьян, бунтовщик, скрытный, вор, бандит, воровство, кража, украдкой, скрытно, незаметно» [Лувсандэндэв, 1957, с. 562-563]. Монгольский правитель Ирана через 1300 лет носил имя Хулагу. До приня-тия ислама и буддизма монголы носили подобные неблагозвучные имена, возможно, с целью отпугивать «нечистую силу». Детская смертность была у номадов очень высокой, мы думаем, выше, чем у оседлых народов.
Одинадцатый Шаньюй Хулугу умер от болезни через несколько лет [Бичурин, 1950, т.1с. 74]. Смерть Шаньюя наступила в 85 г до н.э. Древнеки-тайские летописи Шицзи и Циньханьшу писали: «Шаньюй пред самою смер-тью в завещании вельможам сказал: Сын мой по малолетству не может управлять государ¬ством младшего брата Западного Лули князя. Но по смерти Шаньюя Вэй Люй с прочими и Яньжы Чжуань Кюй утаили смерть Шаньюя, ложно именем его заключили клятву с старейшинами, и на престол возвели сына Восточного Лули-князя под наименованием Хуаньди-Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.77].
          В 78 г. до н.э. спустя семь лет после вступления на трон, Шаньюй Ху-анди вознамерился вернуть когда-то утраченные хунну территории, для че-го отправил Ливу-князя осмотреть китайскую границу. Сыма Цянь в Шицзи и хроника Цяньханьшу пишут: «Шаньюй отправил Ливу-князя высмотреть китайскую границу. Князь доносил, что в Цзю-цюань и Чжан-йe гарнизоны сла¬бы, и советовал отправить войско для попытки; не можно ли возвратить сии земли? Китайцы узнали о сем намерении от хуннов прежде поддавших-ся, и Сын Неба предписал принять по границе меры предосторожности» [Бичурин, 1950, т.1, с.79]. Меры предосторожности, предпрнятые на грани-це, оказались результативными для китайцев. Хунну были разбиты, из 4000 человек спаслись лишь несколько сот.
В 77 г. до н.э. хунну предприняли еще одну попытку. Шицзи и хрони-ка Цяньханьшу писали: «В следующем году, 77, хунны с 3 000 конницы вступили в By-юань; они убили и увели несколько тысяч человек. Вслед за сим они в не¬скольких десятках тысяч конницы занимались охотою близ гра-ницы, нападали на пограничные посты, и уводили чиновников и народ в плен. В то время в пограничных китайских областях зажигали вестовые ог-ни, при которых далеко видно было, почему хунны мало выгоды получали от набегов, и реже стали нападать на границу. Сверх сего китайский Двор получил от поддавшихся хуннов сведение, чтo ухуаньцы раскопали могилы покойных ***нуских Шаньюев. Хунны огорчились и отправили 20 т. конни-цы для наказания ухуаньцев» [там же, с. 79].
Ухуаньцы-увани-авары (жуань-жуани – по-китайски) в VII в. до н.э. выделились из жунов, как племя дунху, а в IV в. до н.э. из дунху, мы полага-ем, выделились хунну. В конце III в. до н.э. дунху попали в зависимость от хунну и разделились на сяньби и ухуаней-авар. Слово «авар» на монголо-язычии – это «удав», «жуань-жуань» по-китайски калька слова «авар» – «ползающие черви». В «Повести временных лет» описывается, как издева-лись авары над хунну-украми (дулебами), спустя почти девять веков, запря-гали женщин вместо лошадей, вероятно, мстя за былые обиды. Мы полага-ем, хунну-укры, видимо, стали в конце V-начале VI вв. н.э. дулебами [ПВЛ, 1950].
Видимо, к 70-м гг. до н.э. империя хунну, возглавляемая Шаньюем Хуанди стала ослабевать. Находящаяся на западе примерно в районе север-ного Тянь-Шаня и Прибалхашья, государство Усунь (предположительно ираноязычный народ саки), ранее подвластный хунну, приобрел самостоя-тельность, получил китайскую принцессу. Хроники Шицзи и Цяньханьшу пишут: «…усуньский Гуньми еще представил донесение, в котором писал, что хунны то и дело обрезывают земли его, и он Гуньми вызывается выста-вить с половины своего государства 50 т. отборной конницы для нападения на хуннов, только бы Сын Неба выслал войско из жалости помочь царевне. Во второе ле¬то правления Бэнь-шы, 72, китайский Двор выставил легких, лучших ратников из Гуань-дун, выбрал в областях и уделах трех сот меш-ковых предводителей, крепких, искусных в конном стрелянии из лука, и всех поместил в походную армию. Министр Тьхянь Гуан-мин назначен Цилянь-ским полководцем. Предписано: ему выступить из Си-хэ с 40 000 конницы, главному хуннускому приставу Фань Мин-ю выступить из Чжан-йе с 30 000 конницы; передового корпуса начальнику Хань Цзэн выступить из Юнь-чжун с 30 000 конницы; начальнику заднего корпуса Чжао Чун-го, наимено-ванному Пулэйским полковод¬цем, выступить из Цзю-цюань с 30 000 конни-цы, области Юнь-чжун правителю Гьхяль-Шунь, наименованному Ху-а Гян-гюнь, выступить из By-юань с 30 000 конницы. Сии пять полководцев и сложности имели более 160 т. конницы [Бичурин, 1950, т.1, с. 80].
В 72 г. до н.э. китайский император, собрав армию в 160 т. конницы и усуньцы численностью 50 т. конницы, напали на хунну Хроника Циньхань-шу продолжает описывать: «…пристав Чан Хой и усуньцы подошли к стой-бищу западного Лули-князя, в плен взяли Шаньюева тестя, невестку Гюйцы, высшего князя Ливу, Дуюй, тысячников и проч. всего до 39 000 человек; в добычу получили до 700 000 штук ло¬шадей, быков и овец, ослов и верблю-дов. Император пожаловал Чан Хой княжеским достоинством Чан-ло-хэу. Впрочем и удалившиеся хунны чрезвычайную понесли убыль и в людях, и в скоте, и вследствие сего ослабели. Не¬годуя на Усунь, Шаньюй зимою с не-сколькими десятками тысяч конницы произвел нападение, и, захватив не-сколь¬ко старых и бессильных, обратно пошел. Но случилось, что в продол-жение одного дня выпал снег глубиною до десяти футов. От мороза столько погибло и людей и скота, что и десятой части не возвратилось. Почему Дин-лины, поль¬зуясь слабостью хуннов, напали на них с севера, ухуаньцы всту-пили в земли их с востока, усуньцы с запада. Сии три народа порубили не-сколько десятков тысяч человек, и в добычу получили несколько десятков тысяч лошадей и великое множество быков и овец. Сверх сего, 3/10 и людей и скота от голода погибло. Хунны пришли в крайнее бессилие. Подвластные им владения отложились от них, и хунны не в состоянии были производить набегов. После сего китайцы выступили с 3000 конницы и вошли в земли хуннов тремя дорогами. Они забрали в плен несколько тысяч человек и воз-вратились; и хунны не смели отплатить набегом с своей стороны; напротив тем более желали мира и родства, и не менее стало беспокойствий» [Бичу-рин, 1950, т.1, с. 82].
В 68 г. до н.э. Хуанди Шаньюй умер, это был семнадцатый год его правления. На престол шаньюя был возведен его младший брат Хюйлюй-Цюанькюй Шаньюй.
Древнекитайские произведения Шицзи и Цяньханьшу сообщают: «Хюйлюй-Цюанькюй-Шаньюй, по вступлении на престол, дочь западного Ве¬ликого предводителя поставил первою Яньчжы, а любимую покойным Шаньюем Яньчжы Чжуанькюй отставил. Отец Чжуaнькюй-Яньчжы Восточ-ный Великий Цзюйкюй начал питать злобу к нему. В сие время хунны уже не могли производить набегов на границы Китая: почему китайский Двор оста-вил попечение о заграничных горо¬дах, чтобы дать отдых народу. Шаньюй, услышав о сем, обрадовался, и пригласил старейшин на совет о возобнов-лении мира и родства с Китаем. Восточный Великий Цзюйкюй, умышляя по-вредить этому делу, сказал: преж¬де, когда китайский Двор, отправлял  по-сланника к нам, в след за ним выступали войска. Теперь и нам долж¬но, под-ражая китайскому Двору, отправить посланника к нему: почему и просил, чтоб ему и Хулуцы-князю, каж¬дому с 10 000 конницы, произвести облаву подле китай¬ской границы, и будто бы нечаянно встретившись вместе, всту-пить в пределы Китая. Они еще не дошли, как трое конников бежали, и, по-ступив в подданство Китая, объ¬явили, что хунны умышляют произвести набег: почему Сын Неба указал двинуть пограничную конницу и рас¬ставить в важных местах, а верховному вождю указал с корпусным приставом, всего четырем человекам выступить за границу с 5 000 конницы, разделенной на три отряда. Каждый из них по выходе за границу прошел несколько сот ли, поймал несколько десятков неприятелей, и воз¬вратился. В это время хунны, по причине бегства трех конников, не смели вступить в пределы Китая, и об-ратно ушли. В сем году в земле хуннов был голод, в продол¬жение которого погибло до 6/10 и народа и скота; сверх сего выставили в двух местах по 10 000 конницы для предосторожности от китайцев» [Бичурин, 1950, т.1, с. 82-83].
В обществе хунну, видимо, были очень сильны и живучи чувства ме-сти, злобы, зависти и другие низменные качества, вероятно, обусловленные кочевым образом жизни. Когда отдельный род или группа семей самостоя-тельно существовали в определенной местности независимо ни от кого, такой образ жизни считался верхом справедливой, свободной и независимой жиз-ни. Когда соседний род или группа семей каким-либо образом усиливалась, то это вызывало определенную настороженность и зависть. От усилившегося соседа можно было ожидать нападения или иного агрессивного действия, любое возвышение соседа вызывало у номадов злобу и зависть. У оседлых племен и народов чувства злобы, зависти, мести и т.д., мы полагаем, было меньше.
В 67 г. до н.э. китайцы отобрали у хунну часть Западного края – Чешыское владение и, вероятно, закрыли доступ к реке Или (впадает в оз. Балхаш). Таким образом, вероятно, китайцы перекрыли сообщение между основными хунну и хунну-дулатами, киргизами, усунями. Древнекитайские хроники Шицзи и Цяньханьшу и книга Сыма Цяня Шицзи сообщают: «В следующем году, 67, оседлые Западного края соединенными силами удари-ли на хуннов, завоевали Чешыское владение, и самого владетеля с народом увели с собою. Шаньюй поставил владетелем в Чешы Дзумо, родственника Чешыскому владетелю, собрал остатки рассеянного народа и переселил на восток, а на прежних землях не смел оставить их. Китайский Двор отправил военнопашцев для заселения Чешыских земель, и разделил им пахотные зем-ли. В следующем году, 66, хунны, досадуя, что За¬падные владения соеди-ненными силами напали па Чешы, отправили восточного и западного Вели-ких предводителей, каждого с 10 000 конницы, для заведения земледелия в Западной стороне, чтоб впоследствии стеснить Усунь и Западный край. Чрез два года, в 64 году, хунны еще отправили восточного и западного Юегяней, каждого с 5 000 конницы. Они с восточным Великим предводи¬телем дважды нападали на Чешыские города, занятые китайцами, но не могли взять» [Би-чурин, 1950, т.1, с.83-84].
Ослаблением государства хунну, вызванным многими причинами, в том числе завистью, злобой, чувством мести, предательством таких людей, как Великий Восточный Цзюйкюй, воспользовались даже динлины. В 53 г. до н.э. динлины Сибири произвели набеги на хунну. Шицзи и хроника Цяньханьшу сообщают: «С следующего года, динлины сряду три года про-изводили набеги на земли хуннов, убили и в плен увели несколько тысяч че-ловек, угнали множество лошадей и рогатого скота. Хунны по¬сылали за ни-ми 10 000 конницы, но без всякого успеха» [Бичурин, 1950, т.1, с. 84].
Неудачная внутренняя и внешняя политика хуннуских шаньюев, веро-ятно, подтолкнула к сепаратистским действиям внутри страны. Для нападе-ния на Китай хунну, идимо, не имели достаточных сил. От хунну отложи-лись бывшие в зависимости Усунь, Динлин, Ушаньму, Сижу и другие наро-ды и племена. Государство Хунну стало меньше, т.е. территория ужалась.
В подтверждение наших слов про царствование шаньюя Уян Гюйди древнекитайские Шицзи и Цяньханьшу пишут: «Шаньюй уже два года цар-ствовал и еще продолжал свои жестокости. В государстве возникали неудо-вольствия против него» [там же, с. 85]. Возникшими брожениями в государ-стве воспользовались ухуаньцы (авары). В 58 г. до н.э. они «напали на Гули-князя и увели много народу. Шаньюй рассердился. Гуси князь, для избежа-ния опасности, пристал к Ушаньму и старейшинам Восточной стороны, и с общего с ними согласия на престол возвел Гихэушяня под наименованием Хуханье-Шаньюя, потом собрав от 40 000 до 50 000 войска, пошел на запад на Уянь-гюйди Шаньюя. Когда ж пришел на северную сторону реки Гуцзюй, то еще до сражения войско Уянь-гюйди Шаньюя обратилось в бегство. Он послал гонца к
младшему своему брату, Западному Чжуки-князю, с известием, что хунны восточной стороны соединенными силами напали него, и просил его придти с своими войсками на помощь ему. Западный Чжуки-князь сказал ему в от-вет, что он из ненависти к людям убивал родственников и старейшин, то пусть один и умирает, а не замешивает его. И так Уянь-гюйди-Шаньюй с до-сады сам себя предал смерти; Дулунки бежал к западному Чжуки-князю, а подданные до единого признали Хуханье-Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.85-86].
Политика ненависти, мелочной мести, злобы, зависти и интригантства, начатая еще в 68 г. до н.э. Шаньюем Хюйлюй-Цюанькюем продолжил Ша-ньюй Уянь Гюйди, затем Хуханье Шаньюй, который привел государство Хунну к расколу. Западную часть, где поставили Жичжо-князя Босюй-тана Чжуки-Шаньюем, и Восточную часть, где правил Хуханье Шаньюй. Было это в 58 г. до н.э. Древнекитайская хроника Циньханьшу сообщает: «В ту зиму Дулунки и Западный Чжуки-князь, с общего согласия, Жичжо-князя Босюй-тана поставили Чжуки-Шаньюем. Они собрали несколько десятков тысяч войска и пошли на восток на Хуханье-Шаньюя. Войско Хуханье-Шаньюя было разбито и обратилось в бегство» [Бичурин, 1950, т.1, с. 86].
В 58 г. до н.э. империя хунну фактически раскололась на две вражду-ющие части: Западную и Восточную, каждая со своим правителем – Шанью-ем.
В 57 г. до н.э. сепаратистски настроенных Шаньюев стало еще больше. Хроника Цяньханьшу сообщает: «Осенью следующего года, Чжуки-Шаньюй, для предосторож¬ности против Хуханье-Шаньюя, отправил Жичжо-князя Сяньханьшяня и старшего брата Югянь-князя, каждого с 20 000 войска, расположиться по Восточной стороне.
В сие время приехавший Хуге-князь Западной стороны согласился с Вэйли-данху оклеветать Западного Чжуки-князя, что он замышляет объявить себя Уцзи-Шаньюем. Чжуки-Шаньюй Западного Чжуки-князя с сыном пре-дал смерти, но после узнал о его невинности и казнил Вэйли Данху, почему Хуге-князь пришел в страх и отложился. Он объявил себя Хуге Шаньюем. Западный Юйди-князь, получив известие о сем, тотчас объявил себя Чели-Шаньюем. Уцзи Дуюй также объявил себя Уцзи-Шаньюем. Всего стало пять Шаньюев [Бичурин, 1950, т.1, с. 86-87]. Покорением Чели-Шаньюня и само-убийством Западного Чжуки-Шаньюя сепаратизм в государстве хунну не прекратился.
Далее хроника Цяньханьшу продолжает: «Хуханье-Шаньюев Восточ-ный Великий предводитель Улигюй и отец его Хусулэй Улиманьдунь, видя смятения в доме хуннов, собрали не¬сколько десятков тысяч своего народа и на юге поддались Китаю. Они получили княжеские достоинства, Улигюй до-стоинство Синь-чен-хэу, Улиманьдунь достоинство И-ян-хэу. В это время сын полководца Ли Лин вторично объявил Уцзи-дуюй Шаньюем: но Хуха-нье Шаньюй поймал сего Шаньюя, и отрубил ему голову; а после сего опять возвратился в орду. Впрочем, он лишился нескольких де¬сятков тысяч под-данных. Чжуки-Шаньюев родственник Сюсюнь-князь, имея до 600 своей конницы, напал на Восточного Великого Цзюйкюя и убил его; потом присо-во¬купив войско его к своему, пришел в Западную сторону и объявил себя Жуньчень-Шаньюем на западной границе. Вслед за сим старший брат Хуха-нье-Шаньюев, Восточный Чжуки-князь Хутуус, объявил себя Чжичжы-гудуху Шаньюем на восточной границе. По прошествии двух лет Жуньчень Шаньюй пошел с своим войском на восток на Чжичжы Шаньюя, но Чжичжы-Шаньюй убил его на сра¬жении, и, присовокупив войско его к себе, напал на Хуханье Шаньюя. Последний был разбит; войско его обра¬тилось в бегство, и Чжичжы-Шаньюй остался жить в орде» [Бичурин, 1950, т.1, с. 86-87].
Сепаратистское движение охватило империю Хунну в результате поли-тики Шаньюев, начиная, мы думаем, с 68 г. до н.э. с Хюйлюй-Цюанькюй Шаньюя и до Хуханье Шаньюя в 56 г. до н.э. Разброд, шатание, предатель-ство в государстве хунну стали обычными явлениями.
Старший брат Хуханье Шаньюя Хутууса, который был в числе про-столюдинов и занял в 56 г. должность Восточного Чжуки князя, объявил се-бя тоже Шаньюем Чжичжы. Чжичжы был вытащен Хуханье Шаньюем «из грязи в князи», из самых низов хуннуского общества.
Родственник Западного Чжуки князя, покончившего с собой, Сюсюнь-князь, напав на Восточного Цзюкюя, убил его и, «присовокупив войско его», объявил себя Жуньчень-Шаньюем.
Древнекитайская хроника Цяньханьшу сообщает: «После поражения Хуханье Шаньюя, Восточный Ичжицзы-князь подал Шаньюю совет под-даться китайскому Двору, просить у него вспоможения, и таким образом вос¬становить спокойствие в Доме Хуннов. Хуханье Шаньюй отдал сие дело на мнение старейшин. «Это невозможно, говорили старейшины. Сражаться на коне есть наше гос¬подство: и потому мы страшны пред всеми народами. Мы еще не оскудели в отважных воинах. Теперь два род¬ные брата спорят о престоле, и если не старший, то млад¬ший получит его. В сих обстоятельствах и умереть со¬ставляет славу. Наши потомки всегда будут царствовать над народами. Китай как ни могуществен, не в состоянии поглотить все владения хуннов: для чего же нарушать уложения предков? Сделаться вассалами До-ма Хань значит унизить и постыдить покойных Шаньюев и подверг¬нуть себя посмеянюю соседственных владений. Правда, что подобный совет доставит спокойствие, но мы более не будем владычествовать над народами». Я иначе думаю, сказал на это Восточный Ичжицзы: могущество и сла¬бость имеют свое время. «Ныне Дом Хань в цветущем состоянии. Усунь и оседлые владе-ния в подданстве его. Дом Хуннов со времен Цзюйдихэу Шаньюя день ото дня умаляется и не может возвратить прежнего величия. Сколько он ни си-лится, но ни одного спокойного дня не видит. Ныне его спокойствие и суще-ствование зависят единственно от подданства Китаю; без сего подданства он погибнет. Какой другой совет может быть лучше предлагаемого мною?» Старейшины при столь затруднительном обстоятельстве долго не могли ре-шиться. Хуханье склонился на предложение Ичжицзы, и, взяв свой народ, подошел на юг к Долгой стене. Он отправил сына своего, Западного Чжуки-князя Чжулэй-кюйтана, к китайскому Двору в службу» [Бичурин, 1950, т.1, с. 88]. В действительности Хуханье Шаньюй отдал своего сына в заложники к китайцам, что практиковалось в то время. Хуханье шаньюй не прислушал-ся к совету старейшин, призывавших сражаться и поэтому страшных перед всеми народами хунну, а прислушался к совету Восточного Ичжицзы; фак-тически китайского шпиона или китайского агента влияния.
Победитель Шаньюя Хуханье, его старший брат, правивший западной частью государства Хунну, также отправил сына китайцам в заложники. Хроника Цяньханьшу пишет: «Чжичжы-Шаньюй также послал сына своего западного Великого предводителя Гюйюйлишу, к китайскому Двору в служ-бу. Это было первое лето правления Гань-лу, 53 до Р.Х.» [Бичурин, 1950, т.1, с.88]. Государство Хунну стало зависимым – вассальным от Китая. В 52 г. до н.э. Цяньханьшу сообщает: «Шаньюй в первый день первой луны пред-ставлен был Сыну Неба в загородном дворце Гань-цюань и принят отлич-ным образом. Он за¬нял место выше всех князей. Возглашали его вассалом, но не именем» [там же, с. 89].
Государство хунну, мы думаем, стало вассалом Китая в результате не-умелого правления Хюйлюй-Цюанькюя, затем Уянь-Гюйди Шаньюя Хуха-нье Шаньюя. Неумелость руководства государством, по нашему мнению, за-ключалась в политике ненависти к своим мнимым оппонентам, мести, злобы к ним, в сепаратизме вельмож, в их склонности к интригам и предательстве, которые не умели упредить вышеуказанные шаньюи-правители.
Мы полагаем, восточный Ичжицзы в своей речи на совете старейшин при Шаньюе Хуханье сказав, что Хунну со времен восьмого Шаньюя Цзюйдихэу, становится все меньше и они не могут вернуть своего величия, был, вероятно, неправ. При восьмом Шаньюе Цзюйдхэу в начале I в. до н.э. хунну успешно вели войны с Китаем.
При десятом Шаньюе Хуанди, вступившем в должность в 85 г. до н.э., мы считаем, были первые звоночки кризиса в государстве. По-настоящему кризис государства, по нашему мнению, начался при Хюйлюй-Цюанькай Шаньюе, когда набеги на соседний Китай стали неудачными.
В 50 г. до н.э.  оба Шаньюя прислали к китайскому императору послов с дарами. Хроника Цяньханьшу сообщает: «В начале Чжичжы-Шаньюй по-лагал, что Хуханье-Шаньюй хотя и поддался Китаю, по слабости своих войск не может возвратиться на преж¬ние земли; почему пошел с своим вой-ском на запад, чтобы утвердить Западную сторону под своею властью. Млад¬ший брат Чжуки-Шаньюев, служивший при Хуханье-Шаньюе, также бежал в Западную сторону, где собрал войско, оставшееся после двух его старших братьев, и, сим обра¬зом получив несколько тысяч человек, объявил себя Илиму-Шаньюем: но по дороге встретился с Чжичжы-Шаньюем и всту-пил в сражение с ним. Чжичжы убил его и до 50 000 войск его присоединил к своим войскам; и как он получил известие, что китайский Двор помогает Хуханье-Шаньюю и войсками и хлебом, то и остался жить в Западной сто-роне. Расчисляя, что он собственными силами не в состоянии утвердить спо-койствие во владениях хуннов, подался далее на запад к Усуню, и, желая со-единить¬ся с ним, отправил посланника к малому Гуньми Уцзюту. Уцзюту, зная, что Китай поддерживает Хуханье-Шаньюя, а Чжичжы-Шаньюй близок к погибели, хотел, в угождение китайскому Двору, напасть на него: почему убил послан¬ника Чжичжы-Шаньюева и отправил голову его в место-пребывание наместника; а для встретения Чжичжы-Шаньюя выслал 8 000 конницы. Чжичжы, видя, что Усуньских войск много, а его посланник еще не возвращался, выставил свое войско и, ударив на усуньцев, разбил их отселе, поворотив на север, ударил на Угйе. Угйе покорился, и Чжичжы при помо-щи войск разбил на западе Гянь-гунь; на севере покорил Динлин. Покорив три царства, он часто посылал войска на Усунь, и всегда одерживал верх» [Бичурин, 1950, т.1.с.90-91].
Самозванный Шаньюй Чжичжы убил родного брата Ильму-Шаньюя и остался жить в Западной стороне примерно на территории современного Восточного Казахстана и Восточного Туркестана, где проживали, вероятно, хунну-дулаты, киргизы (гянгуни), усуни и др. Ставка самозванного Шаньюя, вероятно, находились среди киргизов (цяньгуней-гянгуней), потому что Цяньханьшу пишет: «Тотчас отправили в Гяньгунь (курсив – Ш.А.С.) по-сланника сообщить это Чжичжы» [там же, с. 99]. Чжичжы Шаньюй хотел дальше уйти от киргизов в Кангюй, населенный ираноязычными, видимо, посчитал, что так будет безопаснее. Кангюйский владетель дал разрешение и это сообщение обрадовало его. Но радовался самозванец зря. Цяньханьшу сообщает: «Впоследствии наместник Гань Янь-шеу и помощник его Чень Тхай пришли в Кангюй с войсками и казнили Чжичжы» [Бичурин, 1950, т.1, с.93].
Что касается предков дунган-хуэйхуэй, занимаемые ими территории ныне называемые Нинся-Хуэским автономным районом и провинцией Ганьсу с разделением государства хунну на северную, западную и южную части, возможно оказались в зоне южнохунусского шаньюя, которая цели-ком контролировалась китайским императором. Предки дунган-хуэйхуэй китайскими летописцами то назывались цянами (кянами), то жунами, а М.В. Крюков и др. называют жунами.
Мы полагаем, что предки дунган-хуэйхуэй, вероятно, не были чистыми жунами, а были смешанными цянами с жунами притом, вероятно, цянские гены и язык преобладали. О том, что китайцы вероятных предков дунган-хуэйхуэй называют цянами (кянами), свидетельствует Цяньханьшу, которая передает написанное Хэу Инон, который писал императору ответ на просьбу Шаньюя Хухунье охранять границу от Шин-гу на запад от Дунь-хуни и снять пограничные гарнизоны. Циньханьшу пишет: ««Со времен династий Чжеу и Цинь хунны неистовствовали, грабили и опустошали пограничные ме¬ста. Дом Хань, при восстании своем, особенно потерпел от них. Известно, что по северной границе до Ляо-дун ле¬жит хребет под названием Инь-шань, простирающийся от востока к западу на 1 000 слишком ли. Сии горы при-воль¬ны лесом и травою, изобилуют птицею и зверем. Модэ Шаньюй, утвер-дившись в сих горах, заготовлял луки и стрелы и отсюда производил набеги. Это был зверинец его. Уже при Хяо Ву-ди, выступили войска за границу, отразили хуннов от сих мест и прогнали их за Шо-мо на се¬вер; основали укрепленную пограничную линию и открыли по ней караулы и дороги; сби-ли внешнюю стену и снаб¬дили ее гарнизонами для охранения. После сего уже увиде¬ли на границе некоторое спокойствие. От Шо-мо на се¬вер земли ровные, лесов и травы мало, но более глубокие пески. Когда хунны пред-принимают произвести на¬беги, то мало имеют скрытных мест для убежища. От укрепленной границы на юг лежат глубокие горные до¬лины, трудные для прохода. Пограничные старики гово¬рят, что хунны, после потери хребта Инь-шань, не мо¬гут без слез пройти его. Если снять гарнизоны, поставлен-ные на границе для предосторожности, то покажем, что мы не в силах про-тив больших преимуществ на стороне иноземцев. Вот первая причина не-возможности. Второе: ныне хунны осенены милостями нашего Двора; спа-сен¬ные от погибели, они с преклонением головы назвались вассалами. Но чувства иноземцев таковы: в тесных обстоятельствах они унижаются и по-корствуют; усилившись, гордятся и противоборствуют. Сии свойства врож-денны им. Вместо уничтожения внешней стены и уменьшения караулов, ныне достаточно отменить сторожевые маячные огни. В древности и в спокойное время не упускали опас¬ностей из виду. Вот вторая причина, по которой не должно отменять меры предосторожности. В Срединном государстве есть понятие о приличии и справедливости, есть уло¬жение о наказаниях; и при всем том глупый народ нарушает запрещения. Что же сказать о Шаньюе, может ли он на¬верное удержать свой народ от нарушения договора? Вот третья причина. С того времени, как Срединное государ¬ство нужным нашло построить крепости и заставы для обуздания удельных князей и пресечения властолюбивых видов их, завели пограничные укрепления, поставили гарни-зоны, но не для хуннов только, а и для жителей за¬висимых владений, быв-ших подданных хуннуских, чтоб они, соскучась по родине, не вздумали бе-жать. Вот четвертая причина. Ближние Западные Кяны, охраняя укреплен-ную линию, вступили в связь с китайцами (курсив – Ш.А.С.). Чиновники и простолюдины, увлекшись корыстолюбием, отнимали у них скот, имуще-ство, жен и детей. Отсюда возникли неудовольствия и ненависть, бывшие причиною долговременных замешательств. Если ныне оставить гра¬ницу без караулов, то мало по малу возродятся пренебре¬жение и споры. Вот пятая причина. В прошлое время мно¬гие из следовавших при армии без вести пропали и не воз¬вратились; семейства их остались в бедности и нужде. Не могут ли они бежать за границу к своим родственникам? Вот шестая причи-на. Невольники и невольницы у погра¬ничных жителей без исключения по-мышляют о бегстве. Они вообще говорят, что у хуннов весело жить, и не-смот¬ря на бдительность караулов, иногда перебегают за гра¬ницу. Вот седь-мая причина. Разбойники, воры и другие преступники, в крайних обстоя-тельствах, скрываются бегством на север за границу; и там невозможно пой-мать их. Вот восьмая причина. Уже более ста лет прошло, как основали укрепленную границу. Она не вся состоит из земляного вала; местами по гребням гор каменья и ва¬лежник, по ущельям и долинам водяные ворота мало по малу изгладились. Ратники занимались построением и под-держиванием сей границы. Такие труды стоили многого времени и великих издержек. Кажется, что в Совете по¬верхностно смотрели на предприятие и цель, и думали только о сокращении караулов. В предбудущее время, может быть, случится какой-нибудь переворот, а укрепленная линия будет в разва-линах, караулы уничтожены. Тогда потребуется снова высылать гарнизоны и возобно¬влять линию; а труд нескольких десятков лет не возможно вдруг привести в прежнее состояние. Вот девятая причина. Но снятие гарнизонов и уменьшение караулов, если Шань¬юй сам будет возобновлять укрепленную линию, то он, считая это большою услугою Китаю, непременно будет пред-ставлять одни за другими разные требования; и если в малейшем чем-либо не будет удовлетворен, то невозможно будет проникнуть в его мысли. Не-приязнь с иноземцами всегда сопряжена со вредом для Срединного государ-ства. Мнение Совета не представляет постоянного средства к долговремен-ному сохранению глубокой тишины и к обузданию иноземных народов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 93-96].
Китайский чиновник среднего звена – ланчжун, заседавший в Совете при императоре, которого звали Хэу Ин, знавший историю китайско-хуннуских отношений, оказался чересчур прозорливым и дальновидным. Он правдиво описал китайско-хуннуские отношения, глубоко проникая в исто-рию и делая выводы. К выводам Хэу Ина прислушался император. Хуханье Шаньюй, получив отрицательный ответ китайского императора, признал: «Я не дальновиден в расчленении; к счастию сын Неба через вельможу удостоил меня благосклоннейшего ответа» [Бичурин, 1950, т.1, с. 96].
В 31 г. до н.э. Шаньюй Хуханье после 28 лет правления государством Хунну умер. На престол был возведен его сын Дяо-тао мочао под именем Фучжулэй-жоди Шаньюй. 
После Фучжулэй-жоли Шаньюя на хуннуском престоле сменилось не-сколько шаньюев, но ничего примечательного в хуннуско-китайских отно-шениях не произошло.
Наступил 10 г.н.э. В 10 г. н.э. события разворачивались стремительно в сторону восстановления суверенитета и отказе от вассалитета хунну от Ки-тая. Хоуханьшу пишет: «В следующем году Сюйчжили, владетель заднего Чешы в Западном крае, умыслил поддаться хуннам. Наместник Дань Цинь отсек ему голову. Старший владетелев брат Хуланьчжы, взяв своих людей до 2000 человек, забрав имущество и скот, со всем родом ушел и поддался хуннам. Шаньюй принял его. Хуланьчжы, соединившись с хуннами, напал на Чешы, убил Хэученского владетеля, ранил наместников Сы-ма и возвра-тился к хуннам. В сие время Сюй И, пристав Чень Лян, Чжун Дай, Сы-ма-чен Хань Юань и младший Цюй-хэу Жень Щан, видя, что Западный край очень наклонен к бунту, а хунны приготовляются к великому нашествию, опаса-лись, чтобы всем не погибнуть: почему умыслили захватить несколько сот офицеров и ратников, соединенными силами убить пристава Дяо-Хо и дать знать об этом Южному хуннускому Ливу-князю и Южному предводителю. Хуннуский Южный предводитель с 2 000 конницы вступил в Западный край для принятия Чень Лян с прочими. Чень Лян и прочие захватили всех офи-церов и ратников, бывших при Сюй Сяо-юй, всего до 2 000 душ обоего по-ла, и ушли к хуннам. Хань Юань и Жень Шан остались у Южного предводи-теля, а Чень Лян и Чжун-дай приехали в Шаньюеву орду. Люди особо посе-лены по реке Лин-ву-Шуй для хлебопашества. Чень Лян и Чжун Дай получи-ли от Шаньюя титул ухуаньских Дугян-гюнь и остались жить при нем. Ша-ньюй нередко приглашал их к своему столу. Наместник Дань Цин донес Двору, что хуннуский Южный предводитель и Западный Ичжицзы произве-ли нападение на владения Западного края» [Бичурин, 1950, т.1, с.105-106]. Китайский пристав в Западном крае Чень Ляо и др., видя, что Западный край склонен к бунту, а хунну вот-вот совершат нашествие первыми перешли на сторону номадов (кочевников).
Правитель Китая Ван Ман принял неадекватное решение разделить земли хунну на 15 владений. Для чего отправил пристава Хо Бай к границе и укрепленной линии в Юнь-чжун, где хотел родственников Хуханье-Шаньюя произвести в Шаньюи Западного Юлихань-князя Хяня и его сыновей произ-вел в Шаньюи, одарив подарками.
       Учжулю Шаньюй, услышав это известие, с гневом произнес, Хоуханьшу пишет: «Прежние Шаньюи получали милости от Сюань-ди; нельзя оказаться неблагодарным. Нынешний Сын Неба, то есть потомок государя Сюань-ди; по какому он праву получил престол? И так он (Шаньюй – Ш.А.С.) отпра-вил Восточного Гуду-хэу, Западного Ичжицзы-князя Ху-луцзы и Восточно-го Чжуки князя Ло с войсками произвести набег на укрепленную линию И-шеу-сай в Юнь-чжун. Они побили великое множество чиновников и жителей. Это было третье лето правления Гянь-го. После сего Шаньюй предписал всем восточным и западным пограничным князьям и начальникам родов грабить китайскую границу. Большие партии содержали в себе до 10 000, средние по нескольку тысяч, малые по нескольку сот человек. Они убили об-ластных правителей и Ду-юй в Яймынь и Шо-фан, награбили скота и имуще-ства и в плен увели чиновников и жителей великое множество. Пограничные места совершенно опустели» [Бичурин, 1950, т.1, с.106].
В 13 г. до н.э., как пишет древнекитайская хроника Хоуханьшу: «…умер Учжулю-Шаньюй на два¬дцать первом году царствования. Хун-нуский вельможа, управлявший государственными делами, западный Гуду хэу Сюйбудан и женившийся на Имо-гюйцыюнь, дочери княгини Ван Чжао-гюнь, был Зять Юнев. Юнь всегда желал заключить с Китаем мир и родство; притом пре¬жде он был в тесной связи с Хянем; и как Ван Ман уже произвел Хяня Шаньюем, то Сюйбудан, обошед Юйя, воз¬вел Хяня на престол под наименованием Улэй-Жоди Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.109].
Шаньюй Улэй-жоди Хянь, вероятно, был мелочным и мстительным че-ловеком, эту черту его характера объясняет следующий поступок, хроника Хоуханьшу пишет: «Хянь, досадуя на Учжулю-Шаньюя за понижение до-стоинства его, не хотел передать престол сыну покойного Шаньюя и понизил его Восточным Чжуки-князем» [Бичурин, 1950, т.1, с.110].
Улэй-Жоди Хянь Шаньюй выдал бежавших к хуннам в 10 г. н.э. при-става Чень Лян и его спутников с Западного края. Хроника Хоуханьшу пи-шет: «…Ван Ман отправил Ван Хи поздравить Шаньюя со вступлением на престол. Ван Хи предложил богатые подарки, состоящие в золоте, одеждах и шелковых тканях; обманом сказал, что Дын, сын его, еще жив, а потом убедил выдать военных чиновников Чень Лян, Чжун Дай и пр. Шаньюй со-брал четырех человек и Чжи Инь убийцу пристава Дяо Ху с семействами, всего 27 человек, выдал их посланнику в клетках и отправил Чувэйгуси-князя Фу с 40 человеками препроводить Ван Хи и Ван Фын в Китай. Ван Maн сожег их живых на площади» [Бичурин, 1950, т.1, с.110].
Далее династийная хроника Хоуханьшу продолжает: «Он отозвал пол-ководцев с границы, а оставил гарнизоны под начальством Ю-цзи и Ду-юй. Шаньюй льстился на подарки от Ван Ман, и потому по наружности не хотел разорвать прежних связей с Китаем, но внутренно желал набегов и граби-тельств; сверх сего, узнав от возвратившегося посланника, что сын его Дын уже умер, наипаче вознегодовал. Набеги и грабительства с восточной сторо-ны непрерывно продолжаемы были. Посланник спросил Шаньюя о причине набегов. Хунны и ухуаньцы, отвечал Шаньюй, не имеют причины, а негодяи из народа обще производят набеги на границы, подобно как мятежники по-ступают в Китае» [там же, с. 110].
В 18 г. н.э. Улэй-Жоди Хянь Шаньюй умер. Древняя династийная хро-ника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй Хянь умер на пятом году царствова-ния, в пятое лето правления Тьхямь-фын. Младший брат его, Восточный Чжуки-князь Юй, возведен на престол под наименованием Худурши Дао-гао Жоди Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с.111].
Хоуханьшу повествует: «Худурши Шаньюй Юй, по всту¬плении на престол, льстясь на выгоды и награды, отпра¬вил великого Цзюйкюйя Ше с прочими посланником в Чан-ань для поднесения даров. Ван Ман послал Хо-цинь-хэу Ван Хо, чтобы он, с князем Ше и прочими, на укре¬пленной линии Чже-лу-сай увиделся с Юньданом и силою привез его в Чан-ань. Младший Юньданов сын нашел случай бежать с границы и возвратился к хуннам, а Юньдан приехал в Чан-ань. Ван Ман произвел его Сюйбу-Шаньюем и хотел выставить большую армию, чтоб возвести его на престол. Войска еще не со-брались, а раздосадованные хунны соединенными силами вторглись в се-верные пределы Китая, и северная граница была опустошена» [Бичурин, 1950, т.1, с.111-112].
Около 24 г. н.э. незаконно занявший престол китайского императора Ван Ман был убит китайскими же войсками. Правил Ван Ман Китаем пятна-дцать лет.
В 45 г. н.э Шаньюй Худурши Юй нарушил порядок престолонаследо-вания, установленный в конце III в. до н.э. основателем государства Шанью-ем Модэ. Хоуханьшу сообщает: «Прежде сего, младший Шаньюев брат За-падный Лули-князь Иту-чжясы по порядку должен был занять место восточ-ного Чжуки-князя, а восточный Чжуки-князь считался преемником Шаньюя. Но Шаньюй хотел доставить престол сыну своему, почему убил Чжясы» [Бичурин, 1950, т.1, с.116]. Впоследствии такое необдуманное действие Ша-ньюя Худурши Юя для хунну вообще и для государства Хунну в частности имело катастрофическое значение. Хроника Хоуханьшу повествует: «После Хуханье сыновья его по порядку наследовали престол. Младший Биев дядя по отце Шаньюй Юн поста¬вил Бия Западным Югянь-жичжо-князем, с управ-лением поколениями по южной границе и ухуаньцами» [Бичурин, 1950, т.1, с.113]. Далее Хоуханьшу продолжает: «Би, получив известие, что Чжясы убит, в его негодовании сказал: по братней линии Западный Лули-князь, а по сыновней я, как старший сын покойного Шаньюя, должен насле¬довать пре-стол. Сим образом он предался сомнению и на¬чал уклоняться от поездок в орду на собрания. Почему и Шаньюй начал подозревать Бия и отправил двух Гуду-хэу для надзора за войсками его» [Бичурин, 1950, т.1, с.116].
В 46 г. н.э. Шаньюй Худурши Юй умер. Хоуханьшу повествует: «…Шаньюй Юй умер и сын его Восточный Чжуки-князь Удадихэу, возведен на престол. Но вскоре умер, и, младший брат его, Восточный Чжуки-князь Пуну, поставлен Шаньюем» [Бичурин, 1950, т.1,с.117].
Хоуханьшу пишет: «Би, не получив престола, сильно возне¬годовал. Между тем в земле хуннов сряду несколько лет были засухи и саранча; зем-ля на несколько тысяч ли лежала голая. Деревья и травы посохли. Голод произвел заразу, которая похитила большую половину народа и скота. Ша-ньюй опасался, чтоб китайский Двор не вос¬пользовался бедственным его по-ложением, почему отправил посланника в Юй-ян просить о мире и родстве, а посему по¬воду и Двор отправил хуннуского пристава Ли Мао с от¬ветом. Между тем Би тайно послал к Двору с китайцем Го Хын карту хуннуских земель, а в двадцать третие лето, сам явился к областному начальнику в Си-хэ, и объя¬вил желание вступить в китайское подданство. Оба Гу-духэу ясно видели его намерение; и в пятой луне, когда приехали на собрание в Лун-цы, донесли Шаньюю, что Югянь Жичжо редко является на собрания и, по-видимому, замышляет недоброе. Если не будет казнен, то произведет смяте-ния в государстве. В сие время Биев младший брат Цзяньлян-князь, нахо-дившийся близ Шаньюевой ставки, слышал о доносе и наскоро поехал изве-стить Бия. Би испугался; почему собрал от 40 до 50 000 человек, принадле-жавших к восьми поколениям на южной границе, бывших под его управле-нием и ожидал возвращения двух Гуду-хэу, чтоб убить их. Гуду-хэу по воз-вращении скоро узнали об умысле Бия и налегке ускакали, чтоб донести Шаньюю. Шаньюй послал 10 000  конницы для нападения на Бия, но пред-водитель, видя превосходство сил против него, не смел приблизиться к Бию и возвратился» [Бичурин, 1950, т.1, с. 117].
Мы рассмотрели возникновение, расцвет и ослабление государства хунну. Причины этого, считаем, были в первую очередь, внутренние, в са-мом хуннуском обществе.
 Предки дунган-хуэйхуэй, вероятно, проживали на территории совре-менного Нинся-Хуэйского автономного района и провинции Ганьсу и Шеньси Китая, начиная с эпохи палеолита, о чем свидетельствуют археологические материалы.С возникновением государств и племенных политических образо-ваний (протогосударств) у соседних китайцев и хунну (жунов) в эпоху энеолита и бронзового века одни из предков дунган-хуэйхуэй (цяны-кяны), возможно жили самостоятельно и независимо от соседних племен и наро-дов. В эпоху железного века и с расширением сферы деятельности кочевых хунну (жунов) предки дунган-хуэйхуэй цяны (кяны) смешивались (ассимилиро-вались) с жунами (хунну). Что стало поводом называть их М.В. Крюковым и другими авторами цянов (кянов) жунами, несмотря, на то, что китайские источники утверждают обратное. Это были смешанные с тибетцами хун-ну, а тибетцы есть разновидность цянов.
В ослаблении государства хунну в I в. до н.э. первопричиной явились внутренние события в хуннуском обществе (борьба за наследство, зависть, обиды, месть и т.д.), а также мы не сбрасываем и не исключаем внешние фак-торы, особенно взвешенную и дальновидную политику китайского прави-тельства. Китайское имперское правительство глубоко прорабатывало и взвешивало принятие решений, которые касались хуннуского вопроса и за-частую переигрывало правительство хунну.
С 48 г. н.э., мы считаем, началось медленное, но верное падение госу-дарства Хунну, которое разделилось на северную и южную часть. Западная часть Хунну, где жили хунну-дулаты и усуни, отделилась, вероятно, позднее совместно с усунями образовали страну Юебань.
Мы полагаем, что в разделении Государства хунну в первую очередь, виноваты  сами хунну  и их шаньюи, нарушавшие порядок престолонасле-дования, их мелочность, мстительность и т.д., они тем самым подтачивали основы государства, разжигали вражду среди своих подчиненных. Также немаловажную роль в процессе медленного разложения государства хунну сыграло китайское правительство, которое зачастую переигрывало прави-тельство хунну.
Если при шаньюе Хуханье китайцы довольствовались в основном но-минальным названием «вассалы», то с 48 г.н.э. произошло реальное разде-ление государства хунну на северную и южную части. Вассалам, т.е. госу-дарству Хунну, ничего не стоило производить набеги, которые разоряли се-верные пограничные с Хунну территории и приводили в бедность остальной Китай. Экономически и демографически более мощный Китай одновременно задабривал шаньюев подарками и тут же всячески поощрял амбиции и сепа-ратизм отдельных руководителей.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу  повествует: «В двадцать четвер-тое лето, старейшины восьми поколений советовались между собою объ-явить Бия Хуханье-Шаньюем; и как предок его нашел спокойствие под по-кровительством Ки¬тая, то желали, чтоб он получил и прежний титул его. После сего они пришли к границе в By-юань и объявили же¬лание вечно бить оплотом для отражения северных хуннов. Император, по совету военачаль-ника Гын Го, согласился на их желание. Тою зимою Би объявил себя Хуха-нье-Шаньюем [Бичурин, 1950, т.1, с. 117]. Н.Я. Бичурин, ссылаясь на лето-пись Дунь-гуань-цзи, в примечании пишет: «В записях Дунь-гуань-цзи ска-зано: в 12-й луне, Кхой-чеу, хунны разделились на ханства южное и север-ное. [Год под цикличным знаком Кхой-чеу (Гуйчой) соответствует не 49, а 53 г.] [там же, с. 117].
Древнекитайская хроника Хоуханьшу объективно повествует, почему в 25 г. н.э. восточный Чжуки-князь, внук Хуханье шаньюя Би, был обойден в должности шаньюя. По смерти Учжулю жоди Шаньюя Би, считая себя за-конным претендентом на хуннуский трон. Но трон ему не достался. И в 25 г. н.э. он решил стать вассальным южным шаньюем. Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет: «Шаньюй Би. Хилошы Чжоди-Шаньюй южных хуннов, но имени Би, был внук Хуханье Шаньюя» [Бичурин, 1950, т.1, с. 115].
Далее Хоуханьшу сообщает: «В двадцать пятое лето, 49, весною, Ша-ньюй Би послал младшего своего брата Восточного Чжуки-князя Мо с 10 000 конницы на северного Шаньюя. Мо напал на младшего Шаньюева брата Югянь Восточного Чжуки-князя и взял его в плен; потом ударил на Шаньюево стойбище; взял до 10 000 человек его народа, в добычу получил 7 000 лошадей и до 10 000 штук разного рогатого скота. Северный Шаньюй пришел в страх и подался назад на 1 000 ли. Из северных хуннов Югянь Гу-ду-хэу и Западный Гуду-хэу с 30 000 народа поддались южному Шаньюю. Южный Шаньюй еще отправил посланника к Двору. Он наименовал себя по-граничным вассалом, послал Двору разные дорогие вещи и просил послан-ного доставить; сверх сего отправил сына в заложники для возобновления прежнего договора» [Бичурин, 1950, т.1, с. 117-118].
Для северных хунну сложились трудные времена и северные хунну, опасаясь сложившейся обстановки повели себя подобострастно, об этом пи-шет хроника Хоуханьшу: «Северный Шаньюй видел опасность и возвратил почти всех пленных китайцев, желая тем показать доброе расположение. Каждый раз, когда северные хунны приходили для набе¬гов на южные поко-ления, на обратном пути проходя мимо пограничных караулов, говорили, что они приходили для нападения на бежавшего Юйгянь-Жичжо, а нападать на китайцев не смеют» [Бичурин, 1950, т.1, с. 120].
В 52 г. н.э. северные хунны отправили посольство к китайскому импе-ратору просить о мире и родстве. В совете министров согласились, но пре-зидент Палаты Финансов подал прошение отказать северным хунну. В про-шении говорится, что хунну – великое государство, но они очень непостоян-ны и коварны.
Хроника Хоуханьшу сообщает: «В прошедшие времена у хуннов ча-сто происходили внутренние смятения. Хуханье и Чжичжы враждовали друг против друга. Хяо Сюань-хуан-ди простер к ним свою милость и обоих спас; почему оба послали своих сыновей к Двору в заложники и, назвавшись вас-салами, обязались охранять укрепленную границу. Впоследствии Чжичжы своим ожесточением заградил источник императорских милостей; Хуханье, напротив, приверженностью разительнее доказал верность и сыновнее пови-новение. Хань уничтожил Чжичжы. Сим образом Хуханье, сохранив пре-стол, передал его преемнику, и потомки его наследственно царствовали. Ныне южный Шаньюй с своим народом обратился к югу, подошел к укреп-ленной границе и вступил в подданство. Он, как законный и старший в роде Хуханьевом, по порядку родства должен быть Шаньюем; но лишенный до-стоинства престолохищником, взаимно питает недоверчивость; почему просит войска, чтобы возвратившись, очистить северную орду. Сие обсто-ятельство уже в тонкость обдумано со всех сторон, но еще не желаем ис-ключительно принять одну сторону (курсив – Ш.А.С.). Сверх сего, на про-шедших годах северный Шаньюй представлял дары, с изъявлением желания заключить мир и родство, но мы не дали согласия, в ожидании, чтоб утвер-дилось в Шаньюе чувство верности сыновнего повиновения. Хань управляет народами в мире - страхом и верностью. Все живущие под солнцем и луною суть подданные его. В народах с различными обыкновениями, он, руковод-ствуясь справедливостью, не отличает ближних от дальних; покорных награждает, непокорных наказывает. Хуханье и Чжичжы суть доказатель-ства последствий добра и зла. Ныне Шаньюй желает возобновить мир и род-ство. Искренность покорности уже изъявлена; но для чего домогаться пред-ставлять дары вместе с владениями Западного края. Владения Западного края под властью или хуннов, или под властью Китая находятся, в этом нет никакого различия. Шаньюй несколько раз имел войну, видел внутренние смятения; государство истощено. Дары посылаются для изъявления учтиво-сти. К чему представлять лошадей и меха? Ныне посылаю Шаньюю 500 кус-ков разных шелковых тканей, лук, сайдак, колчан и четыре выпуска стрел. Сверх сего в награду за представленных лошадей жалую Восточному Гудухэу и Западному Лули-князю по 400 кусков разных шелковых тканей и по одному конепосекающему мечу. Шаньюй прежде доносил, что музыкаль-ные орудия, подаренные покойными императорами Хуханье Шаньюй, ис-портились и просил о присылке новых. Ныне спокойствие в Шаньюевом гос-ударстве еще не восстановлено, и на каждом шагу военные заботы. В сих об-стоятельствах хорошие луки, острые сабли нужнее музыкальных орудий; и потому последние не посланы. Я не люблю мелочей, а желаю дать, что нуж-нее для Шаньюя. Прислать донесение по почте» [Бичурин, 1950, т.1, с.122-123].
Из докладной записки президента Палаты Финансов видно, что китай-ские вельможи прекрасно знали историю китайско-хуннуских отношений. Оставалось почти сорок лет до уничтожения государства северных хунну, но китайские вельможи до «тонкости обдумали со всех сторон». Это обстоя-тельство – очистить и уничтожить северных хунну. Вероятно, китайское правительство вынашивало уничтожение государства хунну все два с поло-виной века, с момента государства шаньюя Модэ.
Наряду с объективным анализом состояния дел в хуннуском обществе доклад президента Палаты Финансов страдает китаецентризмом. Китаецен-тризм доклада проявляется, например, в следующем: «Хань управляет народами в мире – страхом и верностью. Все живущие под солнцем и луною суть подданные его». Китаецентрическое отношение наряду с объективным анализом в мире, мы полагаем, спустя две тысячи лет, осталось в нынешнем китайском обществе, что делает Китай очень опасным в наше время.
Доклад президента Палаты Финансов был одобрен. Хроника Хо-уханьшу сообщает: «Император одобрил все без изъятия» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 123].
В 63 г. н. э. северные хунну усилились, видимо 50-60-е гг. для хозяй-ства хунну были благоприятными. Хроника Хоуханьшу информирует: «В сие время северные хунны опять усилились и несколько раз производили набеги на пределы Китая. Правительство беспокоилось. Случилось, что се-верный Шаньюй пожелал открыть торг с Китаем и отправил посланника просить о мире и родстве. Сянь-цзун, полагая, что с открытием сообщения набеги прекратятся, согласился на представление. В восьмое лето, 65, импе-ратор отправил военачальника, Чжен Чжун на север с ответом. Южный Хэй-бу, Гудухэу и прочие узнали, что китайский Двор вступил в связь с север-ными неприятелями, предались сомнению и замышляли отложиться, почему тайно просили северных хуннов прислать войско для принятия их. Чжен Чжун по выступлении за границу, взял подозрение о замыслах и начал при-мечать. Он действительно поймал людей, посланных от Хэйбу, и донес госу-дарю, что нужно еще поставить главного вождя для наблюдения, чтобы се-верные и южные хунны не вступили в связь между собою. После сего впер-вые поставлен был наблюдательный лагерь, а управление лагеря поручено главному приставу By Тхан… В сем году осенью северные хунны действи-тельно послали 2 000 конницы для наблюдения в Шо-фан, а для переправы отложившихся из южных поколений приготовлены были лодки из лошади-ных кож. Но как со стороны китайской взяты были меры предосторожности, то они обратно ушли и снова несколько раз ограбили пограничные области, сожгли города и селения, побили и в плен увели великое множество людей. Города в Хэси и днем были затворены [на случай внезапного нападения]. Император беспокоился. В шестнадцатое лето он двинул пограничные вой-ска в большом числе и предписал полководцам выступить за границу против хуннов четырьмя дорогами. Неприятели, получив известие о походе китай-ских войск, ушли чрез Шомо на север. Пхын и Тхан оба обвинены в том, что не дошли до Шойе, и уволены от должностей, а Лай Миао поручено исправ-лять должность главного пристава южных хуннов. В восьмое лето, 83, Гилюс Саньмулэуцзы, старейшина из северных хуннов, прикочевал к грани-це в By-юань и поддался Китаю. Он привел с собою 38 000 человек, 20 000 лошадей и более ста тысяч голов крупного и мелкого рогатого скота. В пер-вое лето правления, 84, Мын Юнь, правитель области Ву-вэй, донес госуда-рю, что северный Шаньюй опять желает открыть торг с Китаем. Указом предписано правителю Юнь отправить гонца с уведомлением. И так север-ный Шаньюй послал Великого Цзюй-кюя Имоцзы-князя пригнать до 10 000 штук быков и лошадей и открыть меновой торг с китайскими купцами. Неко-торые из князей и старейшин прежде пришли в назначенные области и уез-ды, чтоб приготовить подворья в ожидании наград от Двора. Южный Ша-ньюй, как скоро узнал об этом, выслал из Шан-гюнь легкую конницу, кото-рая отбила приведенный скот и угнала его в границу. В первый месяц второ-го года, старейшина из северных хуннов и Гюйличжобин и другие, всего 73 рода, бежали в пределы Китая. В это время северные хунны ослабели пото-му, что едино мысленные пришли в несогласие и разделились. Южные поко-ления напали на них с лица; динлины произвели набеги с тыла; сяньбийцы ударили в восточной, владения Западного края с западной стороны. После сего северные хунны не могли сами собою восстать и далеко уклонились» [Бичурин, 1950, т.1, с. 124-126].
В 85 г.н.э. северные хунны подверглись нападению коалиции племен, бывших некогда в империи хунну, образовавшейся в конце  III в. до н.э. бла-годаря усилиям шаньюя Модэ. Южные хунну ударили их с фронта, динли-ны с тыла, сяньбийцы с восточной стороны и, видимо, оставшиеся в юго-западной стороне иранские племена: усуни, предки тохар и т.д. – с западной стороны. Видимо, проживавшие с западной стороны в Джунгарии, восточ-ном Казахстане, Киргизии частично в восточном Туркестане хунну-дулаты, гянгуни-киргизы в коалиции, напавшей в 85 г.н.э. на северных хунну, не участвовали, по крайней мере, свидетельств этого нет. Также в нападении на северных хунну, возможно, не принимали участие хягасо-киргизы, прожи-вавшие на северо-западных пределах хунну и жители Западной Монголии, население близ Урумчи и Тарбагатая.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу приводит слова, сказанные неким Су-Цзунем: «Искони Яньюнь и Хуньюй (Н.Я. Бичурин замечает «При династии Чжеу назывались Яньюнь, во все времена государя Яо назывались Хуньюй, при династии Цинь Хунну П.И. т.е.  Яньюнь, Хуньюй и Хунну суть названия одного и того же народа ныне называющегося Монгол» (там же, с. 126), были врагами Среднего государства. В прошедшее время хотя и были мир и родство, но мы от того и на волос пользы не видели. Защитники тес-нин часто погребены были в прахе. Отец сражался впереди, сын умирал назади, слабые женщины стояли на пограничных притинах, малолетные дети плакали на дорогах; престарелые матери и вдовы приносили тщетные жерт-вы и, обливаясь слезами, обращали взоры к теням [т. е. к богам] павших в песчаных степях. Не жалостна ли эта картина? Ныне у нас с хуннами опре-делены права государя и вассала. Выражения не противны, договоры ясны. Дары Двору всегда доставляются. Следует ли после сего нарушать верность и добровольно навлекать негодование на себя? Предписать главному при-ставу южных хуннов и военачальнику Пхан Фынь вдвойне вознаградить се-верных хуннов за скот, отнятый у них южными хуннами, а южным хуннам выдать награды, положенные за убитых и в плен взятых ими» [Бичурин, 1950, т.1, с. 126-127].
Су-цзун весьма красочно описывает страдания китайского народа при набегах хунну, а страдания и слезы женщин, детей и стариков хуннуского народа при набегах с Запада усуней, с севера динлинов, а с востока едино-племенных (родственных) сяньби он не описывает. Вероятно, синхронные набеги на хуннускую территорию с запада, с севера, с востока и юга органи-зовало китайское правительство. Одновременное и синхронизированное нападение на северных хунну говорит о том, что, видимо, было организова-но правительством Китая.
Хроника Хоуханьшу сообщает: «После сего южный Шаньюй опять по-слал Югянь-жичжо-князя Шицзы за границу с несколькими тысячами кон-ницы. Князь, неожиданно напав на северных хуннов, побил и в плен увел до тысячи человек. Северные хунны ясно видели, что китайский Двор покрови-тельствует южные поколения; притом слышат, что ежегодно по нескольку тысяч из них переходят в подданство Китая. В первое лето правления Чжан-хо, 87, сяньбийцы вступили в восточные земли, одержали совершенную по-беду над северными хуннами, убили Юлю-Шаньюя, содрали кожу с него и возвратились. В северной орде произошло большое смятение. Гюелань, Чубину, Дусюй, всего пятьдесят восемь поколений, в коих считалось 200 т. душ и 8 т. строевого войска, пришли в Юнь-чжун, By-юань, Шо-фан и Бэй-ди и поддались» [Бичурин, 1950, т.1, с. 127].
В 87 г.н.э. сяньбийцы разгромили северных хунну и убили Юлю-Шаньюя и содрали с него кожу.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «В сие время (в 88 г.н.э – Ш.А.С.) у северных неприятелей происходили великие замешатель-ства, к которым присоединился голод от саранчи. То и дело приходили же-лающие вступить в подданство. Южный Шаньюй имел в виду овладеть се-верною ордою; но в это время Су-цзун преставился, и вдовствующая импе-ратрица Дэу Тхай-хэу приняла правление. В седьмой луне текущего года Шаньюй подал ей представление, чтобы объявить северным хуннам войну и уничтожить Дом их.
Вдовствующая императрица последовала его мнению. В первое лето правления Юн-юань, 89, Чен, назначенный предводителем западной армии, и товарищ его, полководец Дэу Хянь, выступили из Шo-фан с 8 000 китай-ской и 30 000 конницы южного Шаньюя и наблюдательного лагеря. Они напали на северных неприятелей и одержали совершенную победу. Север-ный Шаньюй бежал. В плен взято неприятелей до 200 т. человек» [Бичурин, 1950, т.1, с. 127].
В уничтожении государства северных хунну не меньшее рвение, чем китайское правительство, проявлял южный шаньюй, он был автором объяв-ления войны и уничтожения государства северных хунну.
Далее, в 90 г. н.э., хроника Хоуханьшу сообщает: «Южный Шаньюй снова просил уничтожить северную орду, почему отправил восточного Лу-ли-князя Шицзы с 8000 конницы из аймаков восточного и западного. Князь выступил из Шо-фан чрез Ги-лу-сай. Пристав Гын Тхань послал своего по-мощника прикрывать его. Оставя обоз у гор Шойе, они разделились на две колонны из легкой конницы и пошли вперед двумя дорогами. Левая колон-на, на севере минуя западное море, пришла на северную сторону урочища Хэюнь; правая колонна, следуя западною стороною реки Хуннухэ, обогнула Небесные горы [Тяншань] и переправилась через реку Ганьвэй на юг. Здесь обе колонны соединились, и в ночи окружили северного Шаньюя. Шаньюй в большом испуге с 1 000 человеками отборного войска решился на сражение. Обессилев от ран, он упал с лошади, но опять сел и с несколькими десятками легкой конницы бежал. Сим образом он спасся. Получили нефритовую госу-дарственную печать его; взяли в плен Яньчжы с семейством из пяти человек обоего пола, порубили до       8 000, в плен увели несколько тысяч человек и возвратились. В сие время южные хунны одержали сряду несколько побед, получили великое множество пленных и покорившихся. Южный Шаньюй имел 34 т. семейств, 237 300 душ, 50 170 человек строевого войска: почему вместо одного поставили двух приставов в помощники главному приставу: но как число вновь покорившихся было велико, то Гын Тхань представил, чтобы еще прибавить двенадцать помощников к приставам. В третие лето, 91, северный Шаньюй еще был разбит западным приставом Гын Кхой и бе-жал, неизвестно куда. Младший его брат, Западный Лули-князь, Юйчугян, объявил себя Шаньюем и с прочими князьями и старейшинами в несколько тысячах человек остановился при озере Пху-лэй-хай, откуда отправил по-сланника на китайскую границу. Верховный вождь Дэу Хянь представил об утверждении Юйчугяня северным Шаньюем. Двор согласился на представ-ление и отправил Гын Кхой вручить государственную печать; сверх сего по-сланы ему четыре дорогие сабли и четыре парасоля перяных. Пристав Жень Шан назначен с бунчуком охранять Шаньюя, занимая пост в Иву, по преж-нему примеру с южным Шаньюем. Правительство располагалось содейство-вать Шаньюю возвратиться в северную орду, но случилось, что Дэу Хянь предан был казни; а в пятое лето, 93, Юйчугянь отложился и обратно пошел на север. Император предписал правителю военной канцелярии Ван Фу с 1000 конницы вместе с Жень Шан преследовать его. Они убедили Шаньюя возвратиться, и убили его, а войско уничтожили» [Бичурин, 1950, т.1, с. 127-129].
Описываемые хроникой Хоуханьшу события происходят на следую-щей территории: в 89 г. н.э. северные хунну были разбиты южными, вероят-но, на территории центральной Монголии, в районе Хангайских гор, где находились ставки Шаньюев северных хунну. Северный Шаньюй бежал по направлению на запад, где проживали, вероятно, усуни, хунну-дулаты, гян-гуни-киргизы и др.
В 90 г.н.э. Южный Шаньюй отправил восточного Лули-князя добить северного Шаньюя, вероятно, на запад, в современный Восточный Тур-кестиан и далее в Киргизию и юго-восток Казахстана. К описываемому вре-мени хунну-дулаты и гянгуни-киргизы проживали в Восточном Туркестане, Киргизии и на востоке Казахстана. Об этом свидетельствуют названия мест-ностей, которые проходила конница Лули-князя. Например, западное море – это оз. Баркуль (Пху-лэй-хай) [Бичурин, 1950, т.3, с. 180], а большая часть Тяньшаньских гор находится в Киргизии, меньшая – в восточном Казах-стане и Китае. Через эти места проходила колонна кавалерии Лули-князя, которого звали Шицзы. По нашему мнению, река хунну Хэ – это не река Онон, а, вероятно, река Или, которая течет с востока на запад, огибая Тянь-шаньские горы. Река Ганьвэй, по нашему мнению, вероятно, это река Чу или Талас. Надо отметить, что конница южнохуннуского Лули-князя прекрасно была осведомлена о расположении северного Шаньюя, видимо, хорошо ра-ботали осведомители.
93 г.н.э. стал переломным годом в судьбе северной части хунну, они потерпели поражение сначала от коалиции, действовавшей с четырех сторон по вероятной указке китайского правительства. Шаньюй северных хунну в конце 80-в начале 90-х гг.  вынужден был оставить северную Монголию и орду (ставку) перенести на Балхаш или Иссык-Куль. По нашему мнению, в северной и средней частях восточного Туркестана, в Киргизии и в Восточ-ной части современного Казахстана проживали наряду с усунями и саками, гянгуни-киргизы, хунну-дулаты и др., т.к. они, видимо, были переселены на запад империи шаньюями Модэ и Лаошань.
Хроника Таншу повествует: «Владение хягас (в том числе киргизов – Ш.А.С.) некогда составляло западные пределы хуннов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 301]. Хакасы возникли из гянгуней-киргизов в I в. до н.э. и писались в ки-тайских летописях через дефис – киргизо-хягасы. Хроника Таншу пишет именно «…западные пределы хуннов», а не северные, где киргизо-хягасы проживали ранее. На западную границу хунну, мы полагаем, киргизо-хягасы были переселены с коренными хунну-дулатами в то время монголо-язычными. Киргизо-хягасы, дулаты и др. заселили земли Восточного Турке-стана, Восточного Казахстана и Киргизии, т.к. юечжи, ранее заселявшие эту территорию, были изгнаны шаньюями Модэ и Лаошанем. Начало распро-странения киргизского (тюркского) языка, по нашему мнению, нужно счи-тать с этого времени. Мы считаем, этот процесс начался в конце III в. до н.э.
Думаем, не все население со своим Шаньюем переехало в Восточный Туркестан и Казахстан. Хроника Хоуханьшу об этом пишет: «Оставшиеся роды хуннов, простиравшиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название сяньби. С сего времени сяньбийцы начали усиливаться» [Бичурин, 1950, т., с. 150-151]. 100 000 кибиток (семейств) – это приблизительно 500 000 человек из расчета: одна семья (кибитка) = пять человек, т.е. остатки хунну быстро ассимилировались в сяньбийцев. Благо, язык хунну и сянь-бийцев (дунху), мы полагаем, был один и тот же – древнемонгольский. Часть северных хунну стала сяньбийцами, т.е. дун-хузцами. Другая часть ушла, вероятно, по долине Иртыша через Джунгарские ворота на территорию со-временного Восточного Казахстана к хунну-дулатам и гянгуням-киргизам. Пройдя через них хунну вынуждены были оставить на территории совре-менного Казахстана часть «малосильных» в Юебани (совр. Северо-Восточный Казахстан, примерно – Восточно-Казахстанская, Семипалатин-ская и Талдыкурганская области), и в Джунгарии (совр. Китай). Китайская династийная хроника «Бейши» пишет: «Юебань... это есть аймак, прежде принадлежавший Северному хуннускому шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу-Хянь. Северный шаньюй, перешед через хребет Гинь-Вэй-шань, ушел на запад в Кангюй; и малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним, остались по северную сторону Кучи. Они занимают не-сколько тысяч ли пространства, и по числу составляют до 200 000 душ. Жи-тели области Лян-чжеу владетеля еще называют шаньюй – государь» [Бичу-рин, 1950. т.2, с. 258-259].
«Малосильные», надо понимать, люди, по разным причинам не поже-лавшие принять участие в дальнейшем переходе на Запад. Хунну хотели уй-ти как можно дальше от сяньбийцев, дорога на Запад, вероятно, у них была одна – по долине Иртыша. Удаляться далеко от реки во время бегства они, мы полагаем, не могли: основное богатство у номадов - скот, который все время нужно было поить. Следующей за Юебанью страной, лежащей на пу-ти хунну, была Кангюй. Хроника «Цяньханьшу» пишет: «Кангюйский вла-детель пребывание имеет в стране Лоюени, в городе Битянь, за 11300 ли от Чанань. Он не зависит от наместника. От Лоюени семь дней пути до летнего владетелева местопребывания. Окружность земель его содержит 9104 ли. Народонаселение состоит из 120000 семейств, 600 000 душ, строевого вой-ска 120000 человек. На восток до местопребывания наместника 5500 ли. Обыкновения одинаковы с Большим Юечжы. Кангюй на востоке подчинен хуннам» [Бичурин, 1950, т.2, с. 184].
Страна Кангюй, видимо, была расположена по южному берегу Ирты-ша. Если взять один ли, примерно равный 500 м, то от Чанани Кангюй от-стоял приблизительно в 5000 км, не по прямой, а с учетом извилистой доро-ги.
Язык, обычаи и привычки населения страны Кангюй были «одинаковы с Большим Ючжы», т.е. индоевропейские. Кангюйцы подчинялись хуннам.
Хунну не стали постоянными жителями страны Кангюй. Далее на их пути лежала страна Яньцай, т.е. Алания, населенная так же, как и Кангюй, индоевропейцами. Аланы в то время (II в. н.э.) занимали огромное про-странство по р. Урал, далее на запад примерно до Дона, т.е. почти всю тер-риторию ныне называемую «Южно-русские степи» и северный берег Каспия, вплоть до Урала. Китайская династийная хроника «Цяньханьшу» сообщает: «В 2000 ли от Кангюя на северо-запад лежит государство Яньцай, которое имеет до 100 000 войска, и в обыкновениях совершенно сходствует с Кангю-ем. Оно прилегает к великому озеру, имеющему отлогие берега. Это есть Се-верное море» [Бичурин, I950, т.2, с. 186].
Аммиан Марцеллин писал: «Они (аланы) не имели никакого понятия о рабстве, будучи все одинаково благородного происхождения; в судьи они до сих пор выбирают лиц, долгое время отличавшихся военными подвигами [Латышев, 1904, II, вып. 2, с. 342].
Готский историк VI в. Иордан отмечал: «Аланы не уступали им в воен-ном деле, а образованностью, образом жизни и наружностью существенно отличались от них» [Стасюлевич, 1885, ч.1, с. 239-24]. Нашествие гуннов привело к уходу части аланов дальше на запад. Начиная с IV в. хунну, мы думаем, следует считать хунну-украми, т.к. они смешались с готами, славя-нами. В 378 г. хунну-укры приняли участие (вместе с готами) в битве при Адрианополе, победа в которой открыла им два пути. Один путь лежал дальше на запад, второй – на службу Византийской империи, т.е. римлянам. Уже в 402-408 гг. хунну-укры сражались против вестготов в составе римской армии. В то же время другая группировка совместно с вандалами отправи-лась воевать против римлян и их союзников в Галлию. В 418 г. вестготы на римской службе громили аланов – одни варвары под руководством испы-танных полководцев усмиряли других варваров. В решающей битве пал царь аланов Аддак, а остатки его народа нашли убежище у вандалов, око-павшихся в тот момент на территории Испании, в Галисии. Король вандалов по такому случаю даже принял новый титул: Rex Vandalorum el Alcinorum. Нo на этом приключения выходцев из степей не завершились. В 429 г. они в компании с вандалами переправились через море и захватили римские про-винции в Северной Африке. Там их следы теряются.
Преимуществом хунну-укров над аланами и другими народами была мобильность и маневренность. Сидя на выносливых лошаденках монголь-ской породы, хунну умели стрелять из сложного монгольского лука. Опира-ясь на стремена, которые, вероятно, изобрели наряду с седлами, что являют-ся хуннуским вкладом в цивилизацию, они переносили центр тяжести и стре-ляли из любого положения в два-три раза дальше, чем из обычного лука. Сложный, с роговыми накладками, лук – изобретение народа хунну, на из-готовление которого уходило в 20 раз больше времени, чем на простой.
А. Н. Бернштам пишет: «Uigur как этноним мы рассматриваем как производное oт одноименного тотемного имени» [Бернштам, 1951, с. 231]. По монгольски это «бык, скот и т.д.»
Забегая вперед, скажем, что название бык, вероятно, кроме уйгуров (uigur), сохранили украинцы. Некоторые из них, правда, на обыденном уровне, не считают себя потомками хунну. По-славянски монголоязычное слово «бык - ухэр» произносится как «укыр». При произношении слова «украинец», вполне возможно, гласный «ы» выпал, получилось тотемное хуннуское «бык - укр». Слово «украинец» внятного объяснения со славян-ских языков не имеет. Общая интерпретация слова «Украина» и «украинец» - произошли от слова «окраина». Но о какой окраине может идти речь при-менительно к Киеву и Украине в Древности и Средневековье? Киев в домон-гольскую эпоху был культурным и даже административным центром Во-сточной Европы и оставался таковым до возвышения Москвы в XVI-XVII вв.
Но если совпадает одно слово, то это можно считать игрой случая [Дёрфер, 1986, с.88]. Здесь свыше десятка слов можно сблизить и случай-ность резко уменьшается.
Хунну-укры в своем движении на запад смешивались с иранскими, германскими, кавказскими и славянскими народами, они образовали, по нашему мнению, такие народы, как венгры (некоторые историки считают венгров потомками хуннов), говорящие на угро-финским языке и укров - украинцев (ухэр означает по-монгольски - бык) [Лувсандэндэв, 1957, с. 490], название тотема у хунну [Бернштам, 1951, с. 226-230].
Со славянских языков слово «укр-украинец» объяснить, думаем, не-возможно, несмотря на то, что украинцы разговаривают на славянском язы-ке. О слабости и неустойчивости монголоязычия см. [Шабалов, 2011]; [Ша-балов, 2014]. «Ухэр» - тотемное название хунну, установленное исследова-ниями историков [Бернштам, 1950 и др.]. По мнению В. А. Никонова, тотем является одним из основных названий этнонима народа [Никонов, 1970, с.17].
Что касается физического облика современных венгров и украинцев, то он изменяется (теряется) бесследно уже в третьем-четвертом поколении, а прошло уже около 1900 лет. За это время в мире появились новые народы благодаря движению хунну, например, англичане, французы, русские и т.д.
С IV в. н.э., мы считаем, будет справедливым говорить о хунну, пере-селившихся в Европу, как о хунну-украх (укырах).
Хунну-укыры также встретились с восточными славянами. Если с го-тами у хунну-укыров сложились весьма напряженные взаимоотношения, ко-торые Иордан характеризует так: частые набеги, умыкания, видимо, лиц женского пола, про которых он отзывается, как о «колдуниях» и дети этих «колдуний» участвовали в набегах хунну на готские поселения. Постоянное давление хунну на готов привело к самоубийству их короля Германариха, которому было 110 лет.
Готы, не признавшие власть хунну-укыров над собой, решили напасть на восточных славян-антов, находившихся, вероятно, в побратим-ских отношениях с хунну-укырами. Нападение готов на антов было жесто-ким. Победители казнили предводителя антов Божа с сыновьями и семьюде-сятью старейшинами.
Экзекуция последовала быстро, хунну-укыры, верные своему слову и возможному побратимскому договору, заступились за восточных славян-антов. «Анты-анда», переводится с монголоязычия как «побратим, назван-ный брат». Хунну-укыры подвергли готов жесточайшему наказанию. М.И. Артамонов пишет: «Король их Винитарий, стремясь возродить былую мощь готов, напал на своих соседей антов, которые ранее находились под властью Ерманариха. а с появлением гуннов обрели независимость от готов» [Арта-монов, 2002, с. 73].
Хунну-укырами во время хунну-готской войны руководил Баламир. Мы считаем, начало хунно-готской войны было началом Великого переселе-ния народов. Началось Великое переселение народов не с рядового пересе-ления германских племен в Европе, каких было немало в истории. По наше-му мнению, Великое переселение народов, характеризуется глубинными процессами в человеческом обществе, изменением в укладе жизни и с появ-лением новых народов, сыгравших прогрессивную роль в истории человече-ства.
Движение хунну-укров во главе с Баламиром создало условия паде-ния Западной Римской империи и исчезновения рабства. Хунну-укры в 1V-V вв. создали в Европе огромную империю и почти 80 лет держали ее в напряжении, и все эти годы готы и некоторые другие германские, славян-ские, кельтские и иранские племена служили и подчинялись своим победите-лям - поработителям. Последний император хунну-укров Атгила получил среди европейских народов прозвище «бич божий».
В 476 г. пала Западная Римская империя. Основной причиной ее па-дения были хунны, которые вызвали своим движением миграционный поток в первую очередь германцев и славян, затем, во вторую, уже кельтов, фра-кийцев и других племен и народов. Все эти народы искали убежище, «землю обетованную», спасаясь «бича божия» хунну-укров.
Значение Великого переселения народов, начавшегося в 375 г.н.э. и закончившегося в 476 г.н.э., трудно сравнимо с другими событиями: падени-ем Западно-Римской империи с унижающим человеческое достоинство раб-ством, заложившим основу новых народов – англичан, французов, русских и мн. др., а также государств. Европейцы познакомились благодаря хунну-украм с седлом, стременами и др. В этом основная заслуга хунну-укров пе-ред человечеством, растворившихся в других народах на берегах Днепра [Иордан, 2000, с. 113]. Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 г. в России, восхваляемая коммунистами, по сравнению с Великим пе-реселением народов (375-476 гг.), является ничтожным событием. Октябрь-ская революция 1917 г., по нашему мнению, только немного превосходит Великое переселение народов, начатое императором Баламиром, по числу жертв и ограблений, но не по значению в мировой истории.
Северные хунну, казалось бы, разгромленные коалицией народов по наущению экономически могущественного Китая, куда входили южные хун-ну, сяньбийцы, усуни и динлины и, возможно, другие племена и народы, вы-нуждены были под руководством хунну-дулатов идти в западном направле-нии на Европу.
Движение северных хунну, по нашему мнению, возглавили хунну-дулаты, потому что, разгромленные восставшими гепидами, хунну отступи-ли на р. Данапр (Днепр) в V в.н.э., где жили славяне, руги и остатки готов и других племен. Отступившие на Днепр хунну-укры, видимо, образовали, смешавшись с местным населением, к концу V-в начале VI вв., новую этниче-скую общность – дулебов. Антропоним «дулебы», по нашему мнению, сближаемы с дулатами. Про дулебов см. «Повесть временных лет» летопис-ца Нестора [ПВЛ, 1950], работы В.В. Седова [1970, 1982, 1984, 2005] и др.
Вернемся к южным хунным, оставшимся на территории приблизи-тельно южнее пустыни Гоби, где расположены современные территории Нинся-Хуэйского автономного района и провинции Ганьсу Китая. Повторя-ем, это территории издревле были заселены первоначальными предками дунган-хуэйхуэй – цянами и впоследствии туда переселились кочевые хунны (жуны) и смешались с цянами. Ландшафт местности был более благоприят-ным для занятия земледелием и хунну перешли на земледелие, которое стало их основным занятием, т.е. хунну, как цяны, приспособились к ландшафту местности. Называлась новая общность смешанных цянов и хунну в боль-шинстве случаев китайскими нарративными источниками жунами, а в неко-торых источниках цянами (кянами).
Знаменитый русский востоковед, чуваш по национальности, Н.Я. Би-чурин считал жунов разновидностью хуннов. Мы же поддерживаем Н.Я. Бичурина, кроме русского языка, он владел китайским, родным тюркским, монгольским и маньчжурским языками. Переводы Н.Я. Бичурина с китай-ского языка на русский пытались опровергнуть, найти ошибки, но, кроме мелких неточностей, ничего существенного не нашли.
Предки дунган-хуэйхуэй, как и южных хунну, вероятно являлись но-минально и фактически вассалами китайского императора.
Северная Монголия, родина северных хунну, как мы уже писали, начиная с 87 г.н.э. заселялась сяньбийскими племенами. Почему не заселили северную Монголию южные хунну? Остается только строить предположе-ния, ведь они были основными победителями северных шаньюев. Предпола-гаем, такой была политика Китайского правительства. Вероятно, правители Китая думали, что сяньбийцы станут спокойнее, не будут устраивать набеги, а захваченные у номадов земли не будут требовать. С III в. до н.э., со времен Шаньюя Модэ, сяньбийцы жили севернее китайцев, приблизительно в районе рр. Онон, Сунгари и Амура. Между сяньбийцами и китайцами лежала тер-ритория ухуаней (авар), по китайским источникам, жуань-жуаней.
В 94 г. н.э. Шаньюй южных хунну Аньго был убит, он царствовал всего лишь один год. На престол был возведен «сын покойного щаньюя Ди Тиндушы Чжоху-ди Шаньюй Шицзы…», сообщает хроника Хоуханьшу [Бичурин, 1950, т.1, с. 130].
В 98 г.н.э. Шаньюй Шицзи, процарствовав четыре года, умер. Хро-ника Хоуханьшу сообщает: «…на престол возведен Тхань, сын Шаньюя Чжан. Ваньшышы Чжоди Шаньюй Тхань поставлен в десятое лето правления Юн-юань, 98» [Бичурин, 1950, т.1, с. 132].
В 125 г.н.э. Шаньюй Тхань умер. Хроника Хоуханьшу повествует: «Шаньюй Тхань скончался на двадцать седьмом году царствования; млад-ший его брат Ба возведен на престол» [Бичурин, 1950, т.1, с. 133].
В 128 г.н.э. Шаньюй Ба на четвертом году царствования умер. Хро-ника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй Ба скончался на четвертом году цар-ствования, на престол возведен младший его брат Хюли Кюйдэ Жошы Чжоди» [Бичурин, 1950, т.1, с. 133].
В 141 г. н.э. Шаньюй Хюли умер. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй и младший его брат Восточный Чжуки-князь сами себя предали смерти. Шаньюй Хюли царствовал 13 лет» [Бичурин, 1950, т.1, с. 134].
В 143 г.н.э. на Шаньюев престол был возведен Дэулэучу. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Хулань-жошы-чжогю Шаньюй Дэулэучу прежде жил в столице; на ханство возведен во второе лето правления Хань-ань» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 136].
В 147 г.н.э. Шаньюй Дэулэучу умер. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Шаньюй Дэулэучу на пятом году царствования скончался. Илишы Чжо-ди Шаньюй Гюйгюйр вступил на престол…» [Бичурин, 1957, т.1, с. 136].
В 158 г. н.э. в правление Шаньюя Гюйгюйра, как пишет древнекитай-ская хроника Хоуханьшу: «В первое лето правления Янь-Хи, 158, все поко-ления южного Шаньюя взбунтовались и, соединившись с ухуаньцами и сяньбийцами, произвели набег на девять пограничных областей. Чжан Хуань назначен главноначальствующим для усмирения их. Аймаки Шаньюевы все покорились. Чжан Хуань, находя Шаньюя неспособным к управлению госу-дарственными делами, задержал его. Государь Шаньюем поставил восточ-ного Лули-князя. Сим образом Шаньюй Гюйгюйр, отставленный, скончался на двадцать пятом году царствования. На престол возведен сын его такой-то. (Н.Я. Бичурин в сноске поясняет: «При слове такой-то надобно знать, что историки опустили имя Шаньюя: у кочевых нет письма, следовательно, нет ни законов, ни указов, и потому слово такой-то поставлено вместо име-ни»). Тудэ-Жоши-чжогю Шаньюй такой-то вступил на престол в 1-е лето правления Хи-пьхин, 172 [Бичурин, 1950, т.1, с. 136-137].
В 177 г.н.э. на престол был возведен Шаньюй такой-то. Хроника Хо-уханьшу пишет: «В шестое лето, 177, Шаньюй и хуннуский пристав Цзан Минь выступили из Яй-мынь против сяньбийского Таньшихая и были со-вершенно разбиты. Шаньюй по возвращении из похода в том же году скон-чался; на престол возведен сын его Хучжен.
В 179 г.н.э. Шаньюй Хучжен как вассальный правитель был казнен. Хроника Хоуханьшу сообщает: «…на его место Шаньюем поставил Запад-ного Чжуки-князя Кянькюя» [Бичурин, 1950, т.1, с. 137].
В 188 г. н.э., как пишет хроника Хоуханьшу: «Шаньюй Кянкюй умер на десятом году царствования; по нем на престол возведен сын его, Запад-ный Чжуки-князь Юйфуло». Н.Я. Бичурин пишет: «Юйфуло есть родона-чальник славного Лю Юань-хай, основателя старшей династии Чжао. Дина-стия Чжао царствовала в Китае в 304-330 годах. Юань-хай был главою смя-тений при династии Цзинь» [Бичурин, 1950, т.1, с. 137].
В 195 г. н.э. умер Шаньюй Юйфуло. Хроника Хоуханьшу пишет: «Шаньюй Юйфуло умер на седьмом году царствования; на престол возведен младший его брат Хучуцуань» [Бичурин, 1950, т.1, с. 138].
Шаньюй Хучуцуань был последним Шаньюем, который правил вас-сальным государством Южных хунну. Мы приведем полную цитату из хро-ники Хоуханьшу с примечаниями Н.Я.Бичурина для понимания, как закон-чилось в 215 г.н.э. государство южных Хунну: «Шаньюй Хучуцуань вступил па престол в первое лето правления Гян-ань, 195, но будучи изгнан старшим своим братом, не мог возвратиться в орду и был несколько раз ограблен сяньбийцами. В сем году император Сяньди возвратился из Чан-ань на во-сток. Западный Чжуки-князь Кюйби с Хань Лo, предводителем мятежников в Бай-бо, охранял Сына Неба и сражался с полководцами Ли-кио и Го-Фань. Когда же Сын Неба возвратился в Ло-ян и переведен был в Хэй, то Кюйби возвратился в свою орду в Пьхин-ян. В двадцать первое лето, 215, Шаньюй приехал явиться к Цао-цао, который и удержал его в Йе, а  Кюйбия отпра-вил для управления его ордою». Н.Я. Бичурин в сноске замечает: «Шаньюй Хучуцуань задержан в Йе, а Кюйби обратно послан в Пьхин-ян для управ-ления оставшимися в орде пятью поколениями» [Бичурин, 1950, т.1, с.138].
Южные хунны с исчезновением своих вассальных шаньюев в 215 г. н.э. еще сохранялись как этнос. Китайское правительство больше не нуждалось в правителях из южных хуннов. Но этнос продолжал существовать, хотя как политическая единица прекратил свое существование. Южные хунны даже сумели восстановить государственность на короткий период под названием Младшего Дома Чжао и, возможно, включавшего предков дунган-хуэйхуэй. Ниже приводим цитату из средневекового сборника летописей Тун-цзян-Ганму в переводе Н.Я. Бичурина: «Лю Юань, по проименованию Юань-хай, был сын Восточного Чжуки-князя Лю-Бао. Еще в детстве обнаружи¬лись в нем необыкновенные дарования. Воспитываясь при китайском Дворе, он приобрел большие успехи в китай¬ской словесности; как военный обучался и тактике, имел большую силу, исполинский рост. В 279 году, по смерти отца, поставлен начальником восточного аймака, а в 290 году определен главно-командующим всех пяти хуннуских аймаков, размещенных внутри северно-го Китая. С 290 года в царствующем Доме Цзинь начались семейные раздо-ры, которые оканчивались убийством, а с 300 года завязалась кровопролит-ная война между князьями царствующего Дома, и смятение разлилось по всему Китаю. В сие время начальники пяти хуннуских аймаков предприняли оружи¬ем возвратить утраченные права, и на общем собрании в 304 году объявили князя Лю Юань-хай Великим Шаньюем. Лю Юань-хай в сем же году объявил себя государем с титулом Ван, и дал своей династии название Хань, [ниже переименована в Чжао] и открыл войну с Китаем. В следующем году перенес столицу в Пьхин-ян-фу, и объявил себя императором. В 310 году скончался, и сын его Лю Хо вступил на престол. Князья внушали ему подозрение на младшего брата Лю Цун и напали на него в лагере, но не успели в предприятии: напротив, войска князя Лю Цун ворвались на дворец и убили Лю Хо. Лю Цун вступил на престол по нем. В 311 году хунны взяли обе китайские столицы Хэ-нань фу и Си-ань-фу; а после сего воевали с пере-менным счастьем; почему со всеми силами обратились на север: но здесь полководец их Лю Ио претерпел великого поражение от сяньбийского Тобы Илу. Лю Цун скончался в 318 году: сын его Лю Цань вступил на престол. Сей государь предался утехам; почему Цзинь Чжун, замысливший овладеть престолом, убил его; некоторым отсек головы на площади и объявил себя государем с титулом Ван; но в конце года и сам убит от своих сообщников. Князь Лю Ио прибыл из Си-ань-фу и вступил на престол. В 319 году он пе-ренес столицу в Си-ань-фу, и династии своей принял название Чжао. Между тем полководец его Ши Лэ объявил себя государем с титулом Ван, династию своею назвал младшею Хоу Чжао, а столицу утвердил в восточной половине северного Китая в городе Шунь-дэ-фу. Сим образом северный Китай разде-лился на два государства, оба под владением южных хуннов. Желтая река была рубежом между ними. Лю Ио в 323 году довершил гном завоевания на западе, между тем Ши Лэ то же сделал на востоке. В 327 году Лю Ио и Ши Лэ начали войну между собою, и продолжали ее с переменным счастьем до 328 года, в котором Ши Лэ, победив Лю Ио под стенами города Хэ-нань-фу, убил его. В следующем году Ши Ху, по поражении хуннов в Шан-ин, взял в плен наследника Лю Сю с 3 000 князей и вельмож из хуннов и всех предал смерти. Здесь совершенно пресекся Дом хуннов, царствовавших на юге в се-верном Китае. Царствование их продолжалось 26 лет. [На смену его пришло второе царство южных хуннов под названием младшего дома Чжоу, осно-ванного домом Ши].
Ши Лэ родом был хунн, сделался полководцем, а в 330 году объявил себя императором. Под его владычеством находился почти весь северный Китай. Он умер в 333 году; сын его Ша Хун вступил на престол: но брат Ши Ху заточил сего государя. В конце 334 года Ши Хун низведен с престола, а Ши Ху объявил себя правителем государства. К 338 году он победил сянь-бийского князя Дуань JIую, и завоевал земли его и Шунь-тьхянь-фу и Сю-ань-хуа-фу [область Пекина]: но Муюн Хуан, другой сяньбийский князь, ве-роломным образом разбил войско его, посланное для принятия поддавшего-ся Дуань Ляо: почему Ши Ху в 340 году вступил во владения Муюна Хуан с полумиллионом войска. Муюн Хуан зашел в тыл ему, истребил военные и съестные припасы, и тем ниспроверг его предприятие. В 349 году Ши Ху объявил себя императором; но чрез три месяца умер. Пред смертью госуда-ря Ши Ху государыня Лю Шы, воспользовавшись помрачением его ума, произвела замешательство при Дворе и по смерти его объявила государем сына своего Ши Ши. Но князь Ши Цзунь убил Ши Ши с матерью, и сам вступил на престол. Князь Ши Минь ревностно содействовал ему к получе-нию престола, за что Ши Цзунь дал слово объявить его наследником по себе: но по достижении желаемого объявил наследником сына своего Ши Янь, и положил в тайном совете погубить Ши Минь. Князь Ши Цзянь открыл сию тайну, и Ши Минь, как верховный полководец, приказал войскам взять Ши Цзунь с наследником Ши Янь под стражу, и потом обоих предал смерти, а князя Ши Цзянь возвел на престол. Сей государь видел, что Ши Минь опа-сен для него, и хотел погубить его. Ши Минь отразил двукратное нападение и наконец взял Ши Цзянь под стражу. В 350 году он убил сего государя, и объявил себя императором. В 352 году он пошел на север против Муюна Цзюнь, овладевшего Пекином: но взят в плен на сражении и предан казни. Сим образом рушилось второе царство южных хуннов в северном Китае, продолжавшееся 22 года под названием Младшего Дома Чжао. Сяньбийский Дом Муюн заступил место его» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 133-141].
В 352 г.н.э. южнохуннуское государство в Северном Китае и Южной Монголии (совр. часть Внутренней Монголии) окончательно перестало су-ществовать и южнохуннуский этнос, видимо, стал активно смешиваться с сяньбийцами и китайцами. Но не все ассимилировались в эти народы, через 87 лет, в 439 г., осколок этого народа, в меру смешанный род Ашина (монг. – волк), переселился на север Монголии, где жили авары и киргизы, в мест-ность Отукенская чернь. Тургуты Ашина, смешавшись с киргизским родом Со, заложили основу современных турков Малой Азии и туркмен Средней Азии. Затем, в 551 г. создали собственное государство в Северной Монго-лии, простирающееся на весь Казахстан до Каспийского моря. Современные турки и туркмены наряду с жителями Монголии, Казахстана и Китая явля-ются потомками и продолжателями южных хунну [Шабалов, 2016].
Северные хунну, изгнанные в 93 г.н.э. коалицией южных хунну, сянь-бийцев, динлинов и усуней, оторвались от преследователей в Юебани, что в Восточном Казахстане. Преследование, вероятно, не было интенсивным, от-дохнув, северные хунну, видимо, выбрали нового предводителя из хуннов-дулатов и устремились на запад, опасаясь врагов, которые могли появиться в Юебани.
Китайское имперское правительство глубоко просчиталось, не заселив северохуннские земли в конце I в. н.э. лояльными и преданными ему южны-ми хунну, которые сыграли решающую роль в разгроме и изгнании севрных хунну. Граница между северными и южными хунну проходила примерно по пустыне Гоби.
После падения государства северных хунну в I в. н.э., точнее в 93 г. н.э.,  изгнания их с занимаемой территории, и прежние земли северных хун-ну заселили сяньбийские и ухуаньские племена.
Территория, занимая северными хунну, была гораздо больше, чем со-временная территория Монголии – от гор Хингана на востоке до гор Тарба-гатая на западе, от оз. Байкал на севере до пустыни Гоби на юге. Сяньбий-ские и ухуаньские (аварские) племена были близкородственными хунну, т.е. говорили на родственных языках монгольской языковой группы. Об этом свидетельствуют остатки языков древних хунну, сяньбийцев и ухуаней-уваней-авар [, 1969], [Шабалов, 2001] и др.
Сяньбийцы уже во II в. н.э., ассимилировав остатки хунну в количестве 100 000 кибиток, это примерно 500 000 населения, создали государство на прежних хуннуских землях и начали беспокоить пограничные земли Китая. А к IV в. н.э. сяньбийские племена тоба (табгачи) установили полное господ-ство над северным Китаем, основав династии Вэй, Суй и Тан. Господство сяньбийцев продолжилось до 908 г.
Что касается предков дунган-хуэйхуэй (смешанных цянов и хунну-жунов), то они, вероятно, продолжали проживать в Нинся-Хуэйском авто-номном районе и в провинциях Ганьсу, Шаньси, Шэньси и др. Возможно, предки дунган-хуэйхуэй начали переходить на китайский язык, наряду с цянским и хуннуским языками. Это всего лишь предположение.
Современные китайские исследоватли Гу Янь-у, Чэнь Хун и др. счита-ют, что предков дунган-хуэйхуэй «хуэйхэ», что такое название зафиксиро-вано китайскими источниками Южных и Северных династий периода 375-585 гг. н.э, и в источниках династии Тан (618-907 гг. н.э.) значится как «хуэйху».














Глава 2. Предки дунган – хуэйхуэй  и государства западных цянов и сяньбийцев под названием Тогон (312-663) и Туфа (Тибет) (634-866).

Цяны и Жуны.
Ещё раз вернёмся в древнее время, к цянам, одним из основных предков дунган-хуэйхуэй.
Н.Я. Бичурин работавший над китайскими источниками Тунцзянь Ганьму, Шу-цзинь и др. касательно III тысячелетия до н.э. писал: «От Хэ-гуань на юго-запад суть земли Цянов. Они живут по берегам Цы-чжи до са-мых вершин Желтой реки и занимают около 1000 ли пространства.
Страна Цы-чжи, в главе Юй-гун названная Си-чжи, на юге смежна с округами городов Шу и Хань; за нею на юге обитают Маньские народы, **), а на северо-западе лежат владения Шаньшань и Чеши. Цяны не имеют посто-янных жилищ, а перекочевывают с места на место, смотря по воде и траве. У них мало родится хлеба, а питаются скотоводством. Часто имя отца или про-звание матери служит названием поколению. По прошествии двенадцати ко-лен дозволяется вступать с однородцами в брачное родство. По смерти отца женятся на мачехах, по смерти старшего брата берут за себя овдовевших невесток: почему у них ни вдовцов ни вдов не бывает. Разделяются на мно-жество поколений. Не имеют ни Государя, ни Министров, и не признают единовластия над собою. Если которое поколение умножится, то отделяет от себя новые роды. Если ослабевает, то присоединяется к другим поколениям, и не смотря на родственные связи грабят друг друга. Уважается телесная си-ла. За убийство положена смертная казнь; других законов не имеют. Искусно сражаются в горных долинах, а на равнинах слабы. Не могут долго дер-жаться, но пылки в нападении. Умереть на сражении посчитается счастьем; умереть от болезни несчастьем*). Подобно животным крайне терпеливо пе-реносят стужу; даже женщины при родах не уклоняются от суровостей воз-душных.
 По природе крепки и тверды, мужественны и храбры, чем обязаны ме-таллической стихии, свойственной западу. Когда Китайские Государства правили мудро, то Цяны признавали себя зависимыми; но когда те уклоня-лись от добродетелей, то сии производили набеги и замешательства».
Ещё Государь Шунь за 2221 год до Р.Х. – приказал Князю Юй идти войною на Сань-миао за его непокорность. Юй уже собрал войска у дальних Князей и сделал воззвание к ним. Но, по совету Князя И, предварительно употребил кроткие убеждения, и по прошествии ста дней Сань-миао добро-вольно покорился. Когда Царь Тхайкхань*) (2170) потерял престол, то все иностранные владения отложились. Царь Сянь,**) возвратившись на вели-кокняжение, пошёл войною на Цюант-и, и не ранее как по прошествии семи лет (2140) они явились ко двору его. Уже Царь С ***) (1996) начал давать им грамоты на достоинства и после сего они пребыли покорны. [Бичурин, История Тибота и Хухунора…, СПб., 1833, с.2-4].
Н.Я. Бичурин следуя за китайскими нарративными источниками описы-вает исторические факты и события произошедшие в 2282 году до нашей эры. В ту далекую эпоху Князь Сянь-мао составил «особливую линию дома Цзянь…». [Бичурин, там же, с. 1-2].
Китайские нарративные источники, вероятных предков дунган-хуэйхуэй как и археологические исследования и материалы дают нам говорить, что возможно их называли, в III тысячелетии до н.э. цянами. Например, в книге Шу-цзинь, в переводе на русский язык, Н.Я. Бичурин писал: «… в продол-жении же первых трех Китайских династий Ся, Инь и Чжеу, более именовали их Цян Си-цян; со времен династии Хань называли и Жунь и Цян» [Бичурин, там же, с. 1]. Мы полагаем, что,»Жуны», то же самое «хунну» и относятся к монголоязычным.
То есть первые китайские династии Ся, Инь и Чжеу в III и в первой чет-верти II тысячелетия до нашей эры (с 2287-1797 гг д. н.э.) называли, вероят-но, предков дунган-хуэйхуэй цяны или си-цяны.
Наступает 1797 год до н.э. (II тысячелетие до нашей эры) и китайские летописи прибавляют к названию цяны второе слово жуны. Н.Я. Бичурин, переводивший китайскую книгу Шу-цзинь пишет: «Во время неустройств Царя Цзи-кхой,) Цюань-жуны вошли в пределы Китая и поселились (1797) в странах Бинь и Ци. Чен-тхан, когда усилился, объявил им войну и прогнал их. Но когда династия Инь ослабела в середине своего царствования, тогда почти все иностранцы отложились. Уже Ву-динь по трехлетней войне (1293) покорил отдаленные страны Западных Цянов: почему в книге Ши-цзин ска-зано: отселе Ди и Цян) не смели не приезжать ко двору для поколения.
Но во время тиранства Царя Ву-и) Цюань-жуны произвели набеги на границы (Китая). Гу-гун, Князь удела Чжеу), уклоняясь от них перешел (1227) через Лян-шань и поселился при подошве горы Ци-шань. Уже сын его Цзи-ли объявил войну Западным Жунам. При Царе Тхай-дин Князь Цзи-ли ещё ходил войной (1193) на Янь-цзинь-жунов: но Жунны на голову разбили Китайское войско. Через год (в 1191) Китайцы победили Юй-фу-жунов: по-сле чего Тхай-дин назначил Цзи-ли) главнокомандующим над войсками. По-том Китайцы ещё начали войну с Шиху-жунами и Ишу-жунами и всех побе-дили).
Когда Вынь-вань сделан был Наместником Запада (Си-бо), то откры-лись) на запад беспокойствия со стороны Кхунь-и, а на севере опасность со стороны Сянь-юней (1168): те и другие были отражены и по границам по-ставлены охранные войска. Тогда все признали себя зависимыми), и Вынь-вань предводительствуя Западными Жунами ходил войною на уделы, отло-жившиеся от дома Инь. Когда же Великий Князь Ву-вань пошел войною (1122) против дома Шань; тогда Цяны и Мао присоединились к нему в Му-е).
В царствование Великого Князя Му-вань Жуны и Ди (здесь Ди есть название общее Монголам) престали представлять дань: почему Му-вань во-евал с Цюань-жунами на западе, и взяв в плен пять Королей их, получил от них четырёх белых оленей и четырёх белых волков (смотри Исторические записки)» [Бичурин, История Тибета и Хухунора…, СПб., 1833, с.4-7].
В процитированной выдержке перевода старинной китайской книги Шу-цзинь, сделанным великим российским востоковедом Н.Я. Бичуриным, неис-кушенному читателю иногда достаточно начитанному может показаться, что переведённый текст состоит из противоречий. То ли китайский автор старин-ной книги Шу-цзинь пишет про цянов, говоривших на разновидности сино-тибетского языка, то ли он описывает жунов и ди, говоривших на разновид-ности монголоязычия [Шабалов, 2011, 2014].
На самом деле китайский автор книги Шу-Цзинь, по-видимому, не до-пускает никаких противоречий описывая сложный этнический процесс, со-бытия и деяния племен и народов говоривших на разных языках и живших во II-I-ом тысячелетиях до н.э. Автор книги Шу-Цзянь описывает события происходившие с 1797 г. до н.э. по 1112 г. до н.э.
Напомним, жуны, вероятно, разновидность китайского династийного произношения хунну (хурьюй, ханьюнь, сяньюнь). Н.Я. Бичурин в сноске на стр. 6 писал: «Кхунь-и суть Жуны или Тангуты. Сянь-юнь было общее назва-ние Монголам, которое они носили во время первых трёх Китайских дина-стий: Ся, Шань и Чжеу. После сего переименованы Хунь-ну, а потом Гунь-ну». [Бичурин, 1833, с.6].
А ди, вероятно, монголоязычное племя, впоследствии (к IV в.) разде-лившихся на множество племен, в том числе вошедших в состав тангутов (дунган-хуэйхуэй). Из племени ди выделялись, такие известные народы как уйгуры, баргуты и т.д. Н.Я. Бичурин в сноске на 5 странице «Истории Тибе-та и Хухуноры… писал: «Ди и Цянь суть два народа Тангускаго племени. Цяны занимали весь нынешний Хухунор; Ди обитали на Восток от Цянов до Хань-чжунь-фу, т.е. нынешней Губернии Сы-чуань» [Бичурин, 1833, с.5].
Часть племени Ди, вероятно, смешались с Цянами и образовали впо-следствии предков дунган-хуэйхуэй Тангутов, поэтому Н.Я. Бичурин вслед за китайскими летописями пишет о Ди и Цинях, что они «Суть два народа Тангутского племени» проживавших смежно (по соседству).
В известной книге «Древние китайцы: проблемы этногенеза», вышедшей в Москве в 1976 году, М.В. Крюков, М.В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров, ви-димо, хорошо не разобравшись пишут: «…цзянжун» или жуны носящие ро-довое имя Цзян [Крюков и др., М., 1976, с. 176]. По мнению М.В. Крюкова и др. Цяны есть жуны, что на наш взгляд является неверным утверждением. Такая ошибка у маститых ученых, видимо, появилась в результате невнима-тельного чтения нарративных источников.
С 1112 г. до н.э. до 269 г. до н.э. Н.Я. Бичурин в книге «История Тибета и Хухунора» о Цянах ничего не пишет, т.е. с 843 года он в китайских ста-ринных книгах, видимо, о них не упоминается, как будто они исчезли или растворились в жунах. Возможно, все эти годы (восемь с половиной веков) жуны ассимилировались с цянами и цяны, вероятно, играли в этом процессе вторую роль, т.е. руководящие позиции занимали жуны. Именно Жуны, а не Ди и Цяны, вероятно, упоминаются с 1112 г. до н.э. по 269 г. до н.э., в китай-ских старинных книгах.
По нашему мнению, ассимилляционный процесс Цянов с Жунами и Ди к III в. до н.э. еще не завершился, преобладание одного племени над другим продолжался и они смешивались, вероятно, не часто. И, видимо, этот про-цесс длился до государства Тангут и даже продолжался до XIV века н.э.
Между годами 269 до н.э. и 225 до н.э., китайские источники сообщают: «Цяны раба называют Угэ, и как Юань-цзянь некогда был рабом, то и назвали его сим именем. Потомки его из рода в род были Старейшинами. При правнуке его по имени Жинь, Сянь-гунь, Князь удела Цинь, только что вступивший на престол, вознамерился идти по следам Князя Му-гунь); он прошел с войсками к вершинам реки Вэй-шуй, и покорил Ди-жунов и Вань-жунов. Ань, Жинев младший дядя по отцу, устрашенный силою удела Цинь, уклонился с своим родом на юг, за несколько тысяч ли, от Си-чжи и Хэ-шуй на запад), и по крайней удаленности от прочих Цянов более не имели сооб-щения с ним. В последствии потомки его разделились на Роды и каждый по-селился, где пожелал. Из них то составились Род Мао-ню (косматый буйвол) или Цяны в Юе-цзянь; Род Бо-ма (белая лошадь) или Цяны в Ву-ду» [Бичу-рин, «История…», СПб.,1833, с.15-16].
Китайский князь Цинь покорил Жунов-Ди и Жунов-Вань. Но Цяны ру-ководимые дядей Жиня, которого Ань увел на юг и запад (видимо, на юго-запад) и тем самым сохранили независимость.
Далее, с 225 г. до н.э. по 202 г. до н.э. китайский источник про предков дунган-хуэйхуэй сообщает: «Ши-хуань, первый Император из династии Цинь, вознамерившись соединить шесть (Китайских) Царств в Монархию, обратил все внимание на удельных Князей. Войска его более не ходили на запад; почему Цяны имели время отдохнуть и размножиться. Дом Цинь, по покорении всего Китая, отправил Полководца Мынь-тьхянь (225) для завое-вания новых земель. Сей Полководец на запад прогнал Жунов, на севере от-разил Сяньюней и вместо границы построил Великую стену (214). После се-го Цяны не могли более простираться на юг. Но в то самое время, как возни-кал (202) дом Хань, усилися Хуннский Хань Модо. Он покорил Дунь-ху, прогнал Юэ-чжи), привел в трепет Маньские народы, и покорил Западных Цянов». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.17].
С 202 г. до н.э. основные предки дунган-хуэйхуэй западные цяны как пишут китайские источники Тунцзян Таньшу и др., были покорены хун-нуским шаньюем Модэ. Покорение западных цянов означало включение их в состав государства Хунну и цяны вновь стали общаться с хунну (жунами и ди). Жуны, ди, дунху и др. монголоязычные стали жить с цянами в едином государстве.
Прошло 90 (девяносто) лет, китайский император Ву-ди, в 112 г. до н.э. расширил владения своей империи на север и запад, потеснил хунну и пере-крыл сообщение западных цянов с хунну построив Великую стену. Китай-ские источники сообщают: «Государь Ву-ди воюя с разными иностранными народами на западе, распространил пределы своих владений. Он на севере отразил Хуннов, на западе прогнал Цянов (112 и 11); после чего переступил за Желтую реку и Хуань-шуй утвердил границу в Линь-цзюй. В начале от-крыв Хэ-си, учредил четыре провинции: Цзю-цюань, Ву-вэй, Чжань-е и Дунь-хуань; открыв через сие дорогу в Юй-мынь, пресек Цянам сообщение с Хуннами. На сей конец построены крепости и притины на несколько тысяч ли от Великой стены (на запад)». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.18].
Однако, вероятная взаимная тяга западных цянов и хуннуских племен была велика. Через несколько лет цяны вновь открыли сообщение с Хунна-ми, китайский источник пишет: «В чие время Сяньлиновы Цяны примири-лись с родами Фаньяновым и Лаоцзыевым и вступили в союз между собою. Открыв сообщение с Хуннами, они совокупили более ста тысяч войска, учи-нили нападение на Линь-цзюй и Ань-гу; и облегли Бао-хань. Китайский полководец Ли-си, выступив со стотысячною армией, успел разбить их. В сие время Китай в первый раз поставил Пристава для управления Цянами. И так они оставя Хуань-чжунь удалились на запад, и осели около Соляного озера при Хухуноре. После сего Китай положил новую границу с ними по направлению гор. Страна Хэ-си осталась пустою и Двор мало по малу начал заселять оную». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.18].
Западные цяны, хоть и открыли сообщение с хунну, но надолго вос-пользоваться свободой от Китая не смогли, китайцы разбили их в сражении. Хунну занятые внутренними междуусобицами и возникшими на этой почве неурядицами, оказать западным цянам помощь не смогли.
При китайском императоре Сюань-ди, один из предков дунган-хуэйхуэй цянский старейшина, имя которого летописец не указывает, предложил представителю императора Китая при западных цянах по имени Ань-го пе-рейти на северную сторону реки ***нь-шуй и заниматься скотоводством. После нескольких безуспешных обращений к императору, западные цяны самовольно перешли на северную сторону Хуань-шуй, что говорит о свобо-долюбивом характере и упорстве предков дунган-хуэйхуэй. Китайский лето-писец пишет: «Государь Сюань-ди, при самом вступлении на престол, от-правил И-цюй Ань-го для обозрения состояния Цянов. Один из Старейшин Сяньлинова рода предложил ему о своем желании перейти на северную сто-рону реки Хуань-шуй, и земли в пусте лежавшие занять для скотоводства. Ань-го донес о том Двору. Полководец Чжао-чунь-ю говорил, что Государь не соглашается на сие. Но Ань-го несколько раз и после представлял о том же: почему Цяны переправились за Хуань-шуй и Правители провинций и уездов не могли удержать их». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.18-19].
Наступил 63 г. до н.э. и предки дунган-хуэйхуэй западные цяны заклю-чили союз, т.е. племена объединились и это встревожило китайского импера-тора и его правительство. Император Китая Юань-кхань спросил советника Чжао-чунь-ю и он дал совет, что западные цяны сами по себе не в состоянии добиться поставленной цели, а опасны, если заключат союз с хунну и попа-дут вместе с ними. Китайский император Юань-кхань послушался совета и отправил вторично Ань-ю с войсками для наблюдения. Китайский источник сообщает: «В 3-е лето Правления Юань-кхань (63) Саньлинов и другие роды оставили вражду и заключили обширный союз, в намерении напасть на пре-делы Китая. Когда Государь спросил о сем у Чжао-чунь-ю, то сей сказал ему: «обуздывать Цянов не трудно потому, сто Старейшины Родов всегда ведут войну между собою. Они не имеют единства (Курсив – Ш.А.С.). В прежние времена, когда Цяны поднимали оружие против Китая, то прежде оставляя вражду, заключали союз между собой. Впрочем они сами по себе не в состоянии достигнуть цели; а недавно пронесся слух, что Хунны скло-няют их к совокупному нападению на Чжань-е и Цзю-цюань. Кажется, что Хунны отправляли к Цянам посланника для заключения договора: по сему то они оставя распри заключили между собой союз, и осенью, когда лошади откормятся, без сомнения произведут набеги. Надлежало б отправить чи-новника, как для обозрения войск на запад, так и для наблюдения движений у Цянов. Не должно допускать их до примирения между собой. После сего совета Государь вторично отправил И-цюй-ань-го с войсками для наблюде-ния. Сей Полководец, по прибытии туда, призвал около сорока Старейшин Сяньлинова рода и отрубил им головы, а войска напав на Роды их, убили ещё до тысячи человек  Цянов, что произвело в них сильное негодование; по сей причине Князь их Яньюй с прочими учинил нападение на Цзинь-чен. В следствие сего тогда же отправлено 60000 Китайского войска под предводи-тельством Полководца Чжао-чунь-ю, которому посчастливилось разбить Цянов» [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.19-20].
В дальнейшем цяны разм ножились, из них выделились западные цяны. Мы будем писать, в основном западных цянов. Южные цяны, вероятно, жи-ли в одном государстве с западными только в государстве Туфи. Цяны насчитывали 150 родов и племен.
Западные цяны.
Западные цяны – предки дунган-хуэйхуэй были разбиты китайскими войсками под руководством Чжао-чунь-ю в 60-м году до н.э. В том же 60-м году до н.э. западные цяны были разбиты Китайскими войсками вторично. Китайские летописцы пишут: «В тринадцатом колене от Яня вступил во вла-дения Шаодань. При Императоре Юань-ди Цяны семи родов, как то: Сяньцзыева и проч. Произвели набеги в Лунь-си: Полководец Пхынь-фынь-ши выступил против них с 60 000-ю армией. Цяны будучи совершенно раз-биты лишились нескольких тысяч человек убитыми, и принуждены были по-кориться Китаю». [«Там же, с.20].
После того, как китайский полководец Пхынь-фын-ши разбил западных цянов, выполняя волю императора Китая Юань-ди. Это было в 60-е годы до н.э. Западные цяны, с 60-х годов до н.э. по 4-й год н.э. не упоминаются. Ве-роятно, западные цяны проявляя покорность китайскому Императору ак-тивность не проявляли. Китайские летописи Тунцянь Таньшу и др. отмеча-ют: «Со времени покорения Сяньцзыевых Цянов, иностранцы несколько де-сятков лет жили в покорности, и на границах было спокойно. Синьман во время своего регенства, под предлогом привлечения отдаленных, отправил к заграничным Цянам большое количество золота и других вещей и приказал через переводчиков объявить им, чтобы они пожертвовали Китайскому дво-ру Хухунорскими землями, что они и исполнили. В самом начале (в 4-м году по Р.Х.) открыли здесь провинцию Си-хай и построили пять уездных горо-дов. Военные притины по берегам Хухунора стояли одни в виду других. Цяны скоро усмотрели обман Китайского двора и через два года (в 7-й) напали на Правителя провинции в Си-хэ; но сами претерпели поражение от Китайских войск». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.20-21].
Как пишут китайские летописи, с 21-го года н.э.: «…иностранцы (лето-пись имеет ввиду, вероятно, западных цянов-ШАС) начали производить нападения на Китай. Когда же погиб Синь-ман, то Цяны опять возвратились в Хухунор в намерении производить набеги на западные пределы Китая. В Правление Гынь-Ши (23) в самом Китае начались смятения, произведенные Краснобровыми *. В следствие чего Цяны устремились разорять Цзинь-чен и Лунь-Си. Вэй сяо хотя собрал войска, но не в состоянии был выступить против них и приступил к кротким мерам убеждения: почему они выставили войска против Китайцев.
В 9-е лето Правления Цзянь-ву (33) умер генерал Вэй-сяо. Юань-бань-биао в представлении Императору писал: «Ныне во всей области Лянь-чжеу находятся покорившиеся Цяны. Они ходят с распущенными волосами и ле-вою полою, но живут смешанно с китайцами. Нравы их (цянов-ШАС) и обыкновения отличны; язык их не понятен (Курсив-Ш.А.С.). Они редко тер-пят притеснения и насильства от низших чиновников и ссыльных, и при крайнем огорчении не имеют средств к защищению себя от чего и доходят до возмущения. Таковы суть причины набегов и беспокойствий, производи-мых Манями». [Бичурин, 1833, с.21-22]. В сноске Н.Я. Бичурин даёт поясне-ние к слову «Мань», он пишет: «Слова Мань и Мань-цзы в разговоре озна-чают у южных китайцев и разных юго-западных ииностранцев; но в книгах под сим разумеются некоторые необразованные племена, обитающие в юж-ных и юго-западных губерниях Китая. К числу сих присовокупляют и тангу-тов, особенно же южных, что в губернии Сы-Чуань. Настоящие Мани живут в губернии Юнь-нань» [«Там же, с.22].
Вероятно слово «Мань» примерно через тысячу лет преобразовалось в тибетское лсово «миняг». «Миняг» - тибетское название тангутов. [Кычанов, «История тангутского государства», СПб.,2008, с.33]. Слово «Тангут», бес-спорно, монгольское слово, о чем свидетельствует окончание «ут». В Иркут-ской области, в Нукутском районе, где живут буряты племени «хонгодор» есть населенный пункт (село) с названием «Тангут». Окончание «ут» вместе с географией села, дает основание говорить, что тангут безусловно монголь-ское название. Монголоязычные до сих пор называют жителя Нинья, Ганьсу, Тибета тангутами.
Разные народы называли тангутов, произошедших от западных цянов, по-разному: китайцы – «дансян»; тибетцы – «Миняг» (вероятные маны); монголы средневековья – «тангут». [Кычанов, «История тангутского госу-дарства», СПб.,2008, с.35].
Вероятно, слово «дунган», произошло от китайского слова «дансян». Между словами «дансян» и «дунган» есть схожесть, совпадают три звука – первый, третий и последний из шести. Во всяком случае слова «дансян» и «дунган» сближаемы из-за схожести половины звуков – (знаков).
Уйгуры – насельники, западного края, названного маньжуро – китай-цами «Синьцзяном», возможно, китайское слово «динсян» стали произно-сить «дунган», в соответствии с фонетическими особеностями своего языка, примерно со второй половины тринадцатого (XIII) века. В монгольскую эпоху (XIII-XIV вв.) тангуты – дансяны – дунгане во множестве начали слу-жить в монгольской армии, возможно они продолжали служить в армии в Минскую и Цинскую эпохи.
Вернёмся к предкам дунган-хуэйхуэй, к западным цянам. Именно от них выводят китайские нарративные источники тангутов, непосредственно, если рассуждать, семейными категориями, главных родителей-отца и мать дун-ган-хуэйхуэй. По нашему мнению, Хунну, а затем монголов, арабов, персов, китайцев и др., видимо, по значимости в родительской иерархии, вторичные предки дунган – хуэйхуэй.
Китайские источники утверждают, что Цяны, в начале I-го тысячелетия жили в области Лянь-чжеу: «Они ходят с распущенными волосами и одежда их застегивается на левую сторону, но живут смешанно с китайцами. Обы-чаи цянов отличаются от китайских, но самое главное, язык их не понятен» (Курсив-Ш.А.С.). [Бичурин, «История…», СПб.,1833, Ч. I, с.21-22]. В отли-чие от современного дунганского хуэйхуэйского, это, вероятно, говорит о перемене их языка. Если современные дунгане-хуэйхуэй говорят на разно-видности китайского, то предки дунган-хуэйхуэй цяны разговаривали на не-понятном языке. Видимо, цянский язык был ближе к тибетскому, но был не понятен китайцу начала I тысячелетия н.э., например, как современный ту-рок не понимает монгола, хотя оба народа являются потомками хунну.
Китайские детописи Туньцзянь Ганьму и др. сообщают: «По прежним уложениям в И-чжеу определен был Маньский пристав, в Ю-чжеу пристав Ухуаньский, в Лянь-чжеу пристав над Цянами. Сии приставы, разбирая жа-лобы их и по временам делая объезды, осведомлялись о их нуждах. Сверх сего часто посылали толмачей, вызнавать о их движениях, употребляя за-граничных Цянов соглядаями. Через сие Правители областей и провинций могли заблаговременно предпринимать меры осторожности. Ныне надлежит востановить оное постановление, дабы тем внушить страх Цянам и показать им осторожность с нашей стороны. Государь Гуань-ву-ди принял сие пред-ставление и Ню-хань определён приставом над Цянами, по-прежнему с бун-чугом. По смерти пристава Ню-хань, сия должность десять лет находилась праздною. По чему Сяньлиновы старейшины вступив в союз с прочими Ро-дами, опять произвели набеги на Цзинь-чень и Лунь-си: но генерал Лай-се, разбил их (в 34) полчища. В 11-е лето (35) летом Сяньлинов род снова учи-нил набеги в Линь-шхао и Лунь-си: но Ма-хуань, правитель провинции Лунь-си, разбил их, и привел в подданство. В последствии все они покори-лись и переселены в Тьхянь-шуй, Лунь-си и Фу-фынь. В следующем (36) го-ду взбунтовались Шеньлановы Цяны и соединившись с прочими родами произвели набеги в Ву-ду. Ма-хуань победив их привел в подданство до 10.000 человек. Сие происшествие помещено в жизнеописании полководца Ма-хуань». [Бичурин, «История Тибета и Хухунора», СПб.,1833, с.22-23].
С 35 года н.э. до 95 года н.э. западные цяны то успешно нападали с це-лью грабежа на пограничные районы Китая, иногда покорялись Китаю.
В 95-м году н.э., китайское правительство назначило над западными цянами приставом Гуань-ю. Гуан-ю видел, что миролюбивой политикой и кротостью трудно удержать от набегов, предводителя цянов – Митаня. Ки-тайские летописи пишут, что Митан: «…непреминет отложиться и произве-сти беспокойства, почему отправил толмачей, чтобы посредством подарков поссорить Роды между собою, и таким образом успел разделить их. Тогда Гуань-ю для нападения на Митан в Ильмовых долинах послал войска, кото-ре захватили в плен около осьми сот человек и собрали множество пшени-цы, принадлежавшей Цянам (Курсив-Ш.А.С.). После сего на обоих берегах Желтой реки построил крепость, сделал большие суда и навел через сию ре-ку мост с тем, чтобы переправиться для нападения на Митана. Итак, Митан с своим поколением удалился в Си-чжи и Хэ-цюй». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.32-33].
Примечательно, во-первых, то, что хитрый китайский пристав Гуань-ю подарками рассорил старейшин цянских родов и превентивно напал на по-ссорившихся цянов. Во-вторых, цяны в 1-ом в. н.э. – это две тысячи лет тому назад, наряду со скотоводством занимались земледельческим трудом. Ки-тайцы нашли у цянов «множество пшеницы».
Описывая западных цянов III-го тысячелетия (2282 г. до н.э.) китайские летописи Шу-цзинь и др. писали о них: «Цяны не имеют постоянных жилищ, а перекочевывают с места на место, смотря по воде и траве. У них мало ро-дится хлеба, а питаются скотоводством». [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.2].
За два с лишним тысячелетия предки дунган-хуэйхуэй западные цяны, приспосабливались к ландшафту местности, стали заниматься не только ско-товодством, но и земледелием. Земледельческий труд у предков дунган-хуэйхуэй западных цянов, вероятно, стал занимать относительно большее время чем раньше – в III-I тысячелетии до н.э.
Предки дунган-хуэйхуэй, т.е. западные цяны продолжали занимать тер-риторию к западу нынешнего Китая. Территория западных цянов включали, примерно, нынешние земли близ озера Хухунора (Кукэ-нура), т.е. террито-рия довольно обширная, включала приблизительно современные провинции Гуньсу, Нинся – Хуэйский автономный район Китая и другие близлежащие земли.
С 98-го года н.э. и до 170-го года н.э. общая картина жизни западных цянов была, примерно, следующая по описанию китайских летописей Тунц-зянь Ганьму и др. за 115-й год н.э. по 148-й год н.э.: «В следующем году (115) восемь родов Цянов за границею провинции Шу-Цзюнь, как то: Боше-нева и проч. В числе 36, 900 душ поддались Китаю со всеми землями. Цяны Шеньланова рода за границею провинции Гуань-хань, в числе 2400 душ, опять вступили в Китайское подданство. При Императоре Хуань-ди во 2-е лето правления Цзянь-хо (148) тысяча человек Бомаских Цянов произвели набеги на зависимых Цянов в провинции Гуань-хань и побили чиновников и служащих: но губернатор области И-чжеу разбил их при помощи Банышун-ских Маней. [Бичурин, «История…», СПб.,1833, с.65-66].
В 148 году н.э. Китайский губернатор области И-Чжеу разбил предков дунган-хуэйхуэй, вторгшихся в пределы Китая при помощи Банышунских Маней о которых мы писали ранее.
Наше предположение о том, что Цяны и жуны разные мнароды говорят китайские летописи Тунцзянь Ганьму и др., и опровергают мнение М.В. Крюкова, М.В. Сафронова, Н.Н. Чебоксарова, утверждающих, что под Цянами и Жунами надо понимать единый народ. Старинные Китайские ле-тописи пишут о событиях между 98-м и 170-м годами н.э.: «Политики гово-рят, что беспокойствия от Цянов и Жунов и при первых трех династиях (первые три династии, это Ся, Шань и Чжеу, которые правили в III-II тысяче-летиях до н.э. – ШАС) были. Во времена Старшей династии Хань сии беспо-койства в сравнении с Хуннскими были нарочито слабы и малочислены. По-сле вторичного возвышения сей династии пограничные затруднения нечув-ствительно увеличились… Старейшины Жунов со всею искренностью пола-гались на верность; но покорившиеся Китаю то удручаемы были сильными, то томились в невольничьих работах». [Там же, с.67].
Западные Цяны, увидев, как жуны с севера нападают на Китай, вероят-но, решились нападать на Китай с запада. Китайские старинные летописи со-общают: «Цяны востали наподобие пчелиных роев. В следствие сего оставив вражду между собою дали клятву друг другу, и призвали к себе горных Старейшин. Шест служил вместо оружия, доски за плечами вместо доспехов; коней кормили в вырытых ямах. Они разграбили и опустошили Сань-фу, присвоили себе титулы Императоров и косо посматривали на Бэй-ди. На во-стоке напали на пределы княжеств Вэй и Чжао; на юге вступили в провинции Шу-цзюнь и Хань-чжун; заперли Хуань-чжун, отрезали Лунь-дао; выжшли Императорские кладбища, разграбили города и тожища. Поражения следо-вали один за другими; ежедневно слышали о пернатых бумагах. Воины об-ластей Бинь-чжеу и Лян-чжеу, остановляя натиски их, падали от ран; мочные и отважные гибли на поле сражения: девицы и женщины связанные влечены были пленницами. Могилы раскопаны, трупы обнажены; живые и мертвые покрылись поношением…
В лета Правлений Хо-си, когда женская рука держала бразды правле-ния, величие Царей не проникало за пределы. Двор, страшась истощать си-лы воинов, единственно помышлял о сохранении тишины. Иногда затрудня-ясь подавать помощь пограничным провинциям за лучшее находил бросать их; иногда, опасаясь незаконного расхищения военных припасов, не знал на что решиться. Политики были в неришимости; храбрые воины в неизвестно-сти. В следствие сего вывели жителей из четырех провинций страны Си-хэ и разместили их по уездам в Гуань-ю. Разламывали дома и ваырубали дере-вья, дабы погасить привязанность к родине; сжигали трупы и разметывали стяжания, дабы истребить помыслы к возвращению. По сему то полководцы, каковы были: Дынь-чжи, Жинь-шань, Ма-сянь, Хуань-фу-гуй и Чжань-хуань, наперерыв чертили рыцарские планы и получали предписания продолжать войну. Требовали войск и собирали народ, надеясь воспользоваться худыми обстоятельствами (неприятелей). Во весь опор скакали, то на восток, то на запад; спешили помогать голов и пятам и потрясали пределы нескольких об-ластей. Ежедневные расходы требовали великих сумм. Наконец дошли до умножения налогов, до займов от жалованья князей; коснулись сумм и со-кровищь государственных; потребовали скопленный хлеб, соль и железо, чтоб употребить на подкупы и награды. Издержки на доставление съестных припасов и награждение войск простирались до безмерных сумм. Умерщ-вляли (через злодеев) сильных Старейшин и раззоряли селения их. Дороги запирались покорившимися и пленными; горы покрывались волами и овца-ми. Но прежде, нежели донесения о сих выгодах доходили до Двора, уже получали известие о новом возмущении. И по сему приобретения не возна-граждали потерь; заслуги остались без должной награды. Удручали ополче-ния и в несколько лет неодерживали нималой поверхности. Служащие исто-щили свои силы; пылкие воины потеряли бодрость. Дуань-фань, по приня-тии должности, управлял только делами по армии. Вспомоществующий храбростью, свойственной жителям губернии Шань-си, вызнавая свойства и обыкновения неприятелей, он употребил все меры, внушаемые мужеством и отважностью; сам шел вапереди и первый устремлялся на тысячу смертей в рядах неприятельских. То покрытый снегами, то погребенный во льдах, он прошел многоизвилистые пути. После сего он ослабил западные роды и пре-кратил опустошения на востоке. Но сколько изувечено при нападениях, по-бито при преследовании бегущих; сколько черепов разсеяно по высоким го-рам и оторванных членов разметано по крупным утесам! Остался один или не более двух изо ста, которые могли спастись от острия стрел во мраке пе-щер или в густоте трав…
Цяны хотя со вне беспокоили, но в существе наносили глубокие раны во внутренности, и непреследовать их до совершенного истребления было тоже, что оставить корень болезни в теле. Как жаль! Правда, что неприятели не-сколько усмирены: но за то престол дома Хань поколебался в самом основа-нии. Ах! Древние государи, начертывая пределы девяти областям, отделили свои земли от степей. Они ведали, что кочевые народы отличного свойства и трудно управлять ими по закону; и по сему отдаляли их от Китая, умеряли дань ими представляемую, однако же требовали оной». [Бичурин, «История Тибета и Хухунора», СПб.,1833, с.67-70].
Н.Я. Бичурин третью главу своей работы «История Тибета и Хухунора с 2282 года до Р.Х. до 1227 года по Р.Х., изданной в Санкт-Петербурге в 1833 году, периодом III и назвал этот период «Тангуты под названием Цянов под Китайским владением 170-312 по Р.Х.=142». Это произведение, основано на Китайских летописях, которые отличаются объективностью и беспристрастностью.
Китайская летопись сообщает начиная с 170-го года н.э. по 298-й год н.э.: «При Императоре Линь-ди в 3-е лето правления Цзянь-нинь (170) Шао-дановы Цяны прислали к Китайскому двору посланника с данью. В 1-е лето Правления Чжунь-пьхинь (184) Сяньлиновы Цяны в Бэй-ди, по причине смя-тений от желтых колпаков, соединившись с Цянами провинции Хань-чжун взбунтовались; они объявили Юэчжисца Бэй-гун-Боюй своим предводителем и произвели набеги в Лунь-ю. Сие происшествие описано в биографии пол-ководца Дынь-чжо. В 1-е лето Правления Синь-пхинь (194) покорившиеся Цяны округа Фынь-юй взбунтовались и произвели набеги на разные уезды: но Го-фань и Фань-чеу разбивши их убили несколько тысяч человек. В 12-е лето Правления Цзянь-ань (214) взбунтовался Сунь-цзянь в Бао-хань, но вскоре был убит; Цяны покорились Правительству. После сего уже династии Цзинь в 6-е лето Правления Юань-кхань (296) Дисцы и Цяны, жившие в Цинь-чжеу и Юнь-чжеу, взбунтовались и предводитель их Цивань-нянь сам объявил себя Императором. Он остановился при Лянь-Шань и имел до 70 000 человек. В следующем году (297) полководец Чжеу-чу учинил напа-дение на него, но с потерей сражения лишился жизни. В 9-е лето (298) Ци-вань-нянь взят в плане полководцем Мынь-гуань». [Бичурин, «История Ти-бета и Хухунора…», СПб., 1833, с.72-73].
Далее, беспристрастная летопись продолжает: «В самом начале IVвека, когда в Китае возникли кровопролитные междуусобия между Принцами царствующего дома Сы-ма-шы, а северный Китай учинился добычей север-ных кочевых народов, один Сяньбийский Аймак проник через губернию Гань-су на запад, и покорив Тангутов основал в Хухуноре Королевство То-гон». Н.Я. Бичурин в списке пишет: «Тогон, по выговору южных монголов, Тохонь, по калмыци Тогонь, по китайски Тху-хунь и Тху-гу-хунь, есть монголь-ское слово, в переводе: котел. В слове: Тогон буква г произносится как французское h». [Там же, с.73].
Западные Цяны и сяньбийцы-Тогоны. Государство Тогон.

Н.Я. Бичурин, исследовавший и переводивший китайские летописи оза-главил главу IV своей книги «История Тибета и Хухунора…», изданной в Санкт-Петербурге 1833 году, период IV. Хуху-нор под наименованием Ко-ролевского дома Тогон, или цяны под Сяньбийским владением 312-663 гг. по Р.Х.=351. «Раздел 1-й у него называется Тогон. Н.Я. Бичурин следуя за китайскими источниками пишет: «Основатель Тогонского Королевства Му-юнь-тогон родом был из Ляо-дун, сын Тухэского Сяньбийца Шегуя. Шегуй, иначе Илохан, имел двух сыновей, из коих Тогон был старший, а младший назывался Жологуй. По смерти Шегуя, Жологуй, как законный сын, принял правление над Аймаком и отделился от брата под названием Мужуна. Шегуй еще при жизни своей отделил Тогону семьсот кибиток…
Тогон оборотясь к своему поколению сказал: потомки мои и моего бра-та некогда процветут и умножатся. Жологуй должен передать царство своим потомкам; между тем по прошествии ста лет и мои правнуки учинятся слав-ными. И так он пошел на запад и поселился у хребта Инь-шань, а после ис-просил у Китая проход через Лун. Жологуй тоскуя по Тогоне, сочинил песню Аха-тугэ. (Аха значит старший брат, тугэ – повесть). И так Тогон около 310 года, во время внутренних замешательств в Китае, перешед через Лун утвердился в Бао-хань, по южной в губернии Гань-су границ в Ан-чен, Лун-гу, на югозапад по реке Тхао до Байлани, на пространстве нескольких тысяч ли. Тогонцы кочевали в юртах и шалашах и питались скотоводством. Тогон умер в 317 году; по смерти своей оставил шестьдесят сыновей. Из них стар-ший Туянь наследственно вступил во владение». [Бичурин, «История Тибе-та…», СПб.,1833, с.74-76].
Далее, Н.Я. Бичурин, переводивший старинные летописи, вслед за лето-писцами описывает краткую биографию тогонских правителей западных цянов, потомков основателя династии Шегуя-Илоханя.
Китайские летописцы стринных книг, и следовательно, переводивший их на русский язык Н.Я. Бичурин не описывает ни один факт боевых (военных) столкновений между западными цянами и сяньбийцами-тогонами.
Вероятно, такое мирное сосуществование западных цянов и сяньбийцев племени тогон в единое государство добровольное объединение мирным пу-тем. Видимо, между западными цянами и сяньбийцами тогонами означало, что их предводители заключили мирный договор, в устной или письменной форме.
Заключение мирного договора не исключало единичных случаев пья-ных драк и даже убийств. Случай убийства цянским старейшиной тогонского правителя Туяна зафиксирован китайской летописью, которая сообщает: «Туян ростом был около осьми футов и одарен чрезвычайною телесною си-лою; но от природы имел жестокое сердце. Он убит Цянь-цюном, старейши-ною Анченских Цянов. Имея мечь вонзенный в его тело, он призвал сына Цяна и первому Полководцу своему Гэбанию сказал: «Я при последнем из-дыхании. Положив меня в гроб поспеши охранить Байлань. Сия страна крепка, удалена; но тамошниие жители слабы, и по сему не трудно удержать их. Циянь малолетен, и я тебе вверяю его. Как попечитель, содействуй ему всеми силами. Я не буду сожалеть, если сей сын получит правление». С сими словами выдернул он мечь из груди и умер». [Бичурин, «История Тибе-та…», СПб.,1833, с.76].
Убийство тогонского правителя Туяна, цянским старейшиной-князем, вероятно, никаких политических последствий не повлекло, западные цяны и сяньбийцы-тогоны продолжали жить в едином государстве под названием Тогон.
Н.Я. Бичурин, продолжает описывать, вслед за китайскими лтописцами деяния тогонских правителей западных цянов и сяньбийцев-тогонов. Всего он описал 19 правителей-ханов, их деяния и заканчивает последним сяньбий-ским ханом Муюном-Нохэбо, который проиграл тибетцам-туфаньцам в 663 году. Окончательно сяньбийское-тогонское государство пало в 670 г.н.э.
Китайские летописи и вслед за ними Н.Я. Бичурин пишут: «Нохэбо был малолетен и по вступлении его на престол вельможи начали спорить о само-властии: по чему Китайский государь указал полководцу Хэу-цзюнь-цзи оружием утвердить порядок в правлении. После сего Нохэбо просил Китай-ский двор присылать ему календарь и принять молодых Тогонцев в при-дворную службу. Китай признал Нохэбо в достоинстве хана и один китай-ский князь отправлен к нему с жалованою грамотой. Нохэбо сам приехал благодарить; при сем случае он просил о браке и представил китайскому двору десять тысяч голов лошадей, рогатого скота и овец. Как он ежегодно приезжал к китайскому двору; то в 14-е лето (640) выдали за него одну Княжну в качестве Царевны. В 15-е лето (641) Нохебов министр усилившись, втайне умыслил произвести возмущение. Имея нужду в призыве войск он ложно объявил, что намерен отправиться для принесения жертвы горным духам; и под сим предлогом хотел отнять Царевну, захватить самого Нохэбо и отвесть в Туфань. Время сие уже приближалось, как Нохэбо нечаянно узнал о том и с легкой конницей ушел в Шань-чен. Двое из Князей приняв его, пошли отомстить министру; они убили трех его братьев и в Государстве произошли великие беспокойства, для прекращения которых Китай отпра-вил двух своих чиновников. По вступлении Государя Гао-цзунь на престол, Нохэбо послал к двору прекрасных лошадей. Император спросил, какой породы и качества сии лошади? Это наилучшие у нас лошади, отвечал по-сланник. Лучших лошадей, сказал Император, каждый любит: почему ука-зал обратно отослать их. Царевна исправшивала дозволения явиться к Ки-тайскому двору. Ей дозволено было и она вместе с Нохэбо приехала в сто-лицу. Император ещё выдал царевну за старшего его сына Судумовэя. По просшествии довольного времени Судумовэй умер и царевна отдана следу-ющему сыну.
Князь Далумовэй прибыл ко двору просить царевну за себя и Импера-тор удовлетворил его. В последствии Нохэбо, вступив в войну с Туфаньцами, просил его войти в посредничество между ими и сверх сего прислать вспо-можение войсками. О том же самом просили Китай и Туфаньцы; но Гао-цзун отказал обеим сторонам. Тогонский Вельможа Содогуй бежал к Ту-фаньцам и сообщил им о сем обстоятельстве. Туфаньцы напали на хана Нохэбо и разбили войска его при Желтой реке. Нохэбо не мог удержаться и с царевной, в сопровождении нескольких тысяч кибиток, бежал в Лян-чжеу (в 663) (Курсив-Ш.А.С.). Для примерения двух враждующих народов Импе-ратр отправил Полководца Су-дин-фан: но не смотря на сие Туфаньцы овладели всеми Тогонскими землями, и Нохэбо просил Императора, чтоб дозволить ему поселиться внутри Китая. В начале правления Цян-фынь (666) Нохэбо признан Хухунорским королем. Гао-цзун хотел перевести Аймак его на южную сторону гор в Лян-чжеу; но Государственный совет находил за-труднение в том. В 1-е лето правления Сянь-хынь (670) Китайский двор от-правил против Туфанцев 50 000 войска под предводительством двух полко-водцев, которым сверх сего предписано ввести Нохэбо в прежние владения. Китайская армия разбита при Бухаголе и Тогонское Королевство навсегда пало (Курсив-Ш.А.С.). Сам Нохэбо с своими приближенными спасся только с несколькими тысячами кибиток. И так в 3-е лето (672) перенес он пребыва-ние на южную сторону реки Тьхешуй. Туфаньцы были сильны и Нохэбо не мог бороться с ними. А как пределы области Шань-чжеу были тесны, то Государь желая доставить ему спокойную и привольную жизнь, перевел его в Линь-чжеу и сделал Губернатором. В 4-е лето правления Чуй-гун (688) Нохэбо скончался; по нем ствупил во владение сын его Муюн-чжун, по смерти коего наследовал сын его Мулон-сюань-чао. В 3-е лето правления Шень-ли (700) он признан в древнем достоинстве Хана.
Остальные Родовичи пришли в бласти Лян-чжеу, Гань-чжеу, Су-чжеу, Гуа-чжеу, Шань-чжеу и покорились Китаю. По смерти Муюна-сюань-чао вступил во владение сын его Муюн-си-хао; по смерти Си-хао сын его Муюн-чжао. Наконец Туфаньцы взяли Лян-чжеу, а остатки Тогонского народа пе-реведены в Шо-фань и Хэ-дун. Жители губернии Шань-чи слово Тху-гу-хунь (Тогонь) несправедливо выговаривали Тхуй-хунь. В 14-е лето правления Чжень-юань (798) Муюн-фу, главноначальствующий в Шо-фань, признан в достоинстве Хухунорского Короля и хана. С смертью Муюн-фу прекрати-лось и преемствование Дома Тогонов.
Тогонское царство с того времени, как в конце правления Юн-цзя Тогон перешел за Тхао-шуй, до третьего года Лун-шо, когда Туфаньцы завоевали оное, существовало всего 350 лет. Тогонцы вели кочевую жизнь и переходи-ли с места на место, смотря по количеству подножного корма.
После хотя построили города, но предпочитали оным жить в юртах и палатках. В начале были у них только сотники, тысячники, предводители; в последствии явились князья, министры, президенты. Они имели достаточные сведения в словесности (Китайской). По уголовным законам за убийство и кражу лошадей подвергались смертной казни; прочие престепники моли от-купаться от наказанья сзносом пени. За малые вины били батожьями; осуж-денному на смерть обвертывали голову плетью и побивали его камнями. Положительных налогов не было; в нужде собирали с богатых домов и куп-цов столько, сколько требовалось на удовлетворение расходов.
Мужчины носили дохи, данные сбористые юбки, шелковые шали, валя-ные шляпы; Королева носила юбку и камковойкафтан на распашку. Вообще женщины украшали голову цветами из золотых листьев, волосы заплетали назад, а косы убирали жемчугом и раковинами. Обыкновения их сходство-вали с Сяньбийскими. Н.Я. Бичурин в сноске дополняет «Монголы с IIвека н.э. назывались сяньбийцами».
При браках богатые давали калым; а бедные женихи уводили невест тайно. По смерти отца брали за себя мачих, по смерти старшего брата неве-сток. Умерших погребали и с погребением оканчивался их траур. Оружие их состояло в луке с стрелами, в саблях, латах и щитах. Они были корыстолю-бивы, кровожадны, страстны к звериной ловле. Питались мясом, молоком, но занимались и землепашеством. Сеяли ячмень, просо и горох; садили брюкву. Климат здесь, особливо на северных пределах, холоден и к про-изращению прочего неспособен: почему более было бедных жителей, а за-житочных мало. Впрочем сия страна производить хороших малорослых лошадей; косматых буйволов, попугаев, медь, железо и киноварь». [Бичу-рин, «История Тибета и Хухунора…, СПб.,1833, с.94-98].
Ниже мы рассмотрим более подробно идного из предков дунган-хуэйхуэй сяньбийцев, на которых прямо указывают китайские летописи. Иг-норировать которых, мы не можем, китайские летописи порой являются единственным и очень объективным источником при изучении соседних народов в древности и в меньшей степени средневековья. Иначе мы займемся мифотворчеством, как многие российские и казахские историки.
Мы уже приводили доводы, киргизского историка и филолога совет-ского периода, дунганина по этической принадлежности, Х.Ю. Юсурова и известного ученого Г.Г. Стратановича, цитируя известного дунгановеда М. Сушанло [1971], которые совершенно верно писали: дунгане – народ тибет-ской языковой группы, зафиксированной китайскими нарративными источ-никами танской эпохи (618-907 гг. н.э.). Видимо Х.Ю. Юсуров говорил, что дунгане происходят от народа тогон. Г.Г. Стратанович предполагал, что предками дунган является земледельческое население Киданьской империи (918-1115 гг.), в том числе туругунь (тогони).
Н.Я. Бичурин, как мы уже в введениии указывали, считал, что предки тангутов ведут свое происхождение от западных цянов. Н.Я. Бичурин осно-вывался на китайских летописях и книгах, в частности Шу-цзинь, Тунзянь Гальму и др. [Бичурин, СПб.,1833, с.1-3].
К сожалению, Х.Ю. Юсуров, Г.Г. Стратанович в своих исследованиях мало освещают или почти не касаются проблемы этнического происхожде-ния племени-народа «тогон-тугухунь» (тугухунь – китайское произношение монгольского слова «тогон – котел, заниматься стряпней, готовить кушанья, кухарить, быть поваром» [Аувсандэнцэв, 1957, с.102.]). Государство «То-гон» (с IV-VII в. н.э.) занимало территорию в степных нагорьях Цайдама, близ оз. Кукунор на современной территории Нинся-хуэйского автономного района Китая, т.е. на землях дунган-хуэйхуэй.
В IV в. до н.э. китайцы в своих письменных (нарративных) источниках стали называть северных и северо-западных степных номадов хунну-сюнну. До этого с XIV в. до н.э. называли номадов – хуньюй, ханьюнь, жуны, дунху и т.д., два ысячелетия спустя большая часть северных номадов стала назы-ваться китайцами хунну. Это объясняется естественным ростом и делением на племена и  вероятно, тем, что китайцы больше обращали внимание на те племена, которые чаще беспокоили их. Также мы выяснили, что в 209 г. до н.э. великий реформатор и государственный деятель древности шаньюй Модэ покорил на востоке близкородственное племя Дунху.
Дун-ху (восточные варвары – по-китайски) после разгрома шаньюя Модэ разделились на племена Сяньби и Ухуань (авар). Сньбийцы обитали севернее ухуаней, занимали территорию степи Забайкалья (совр. Читинская область России), север Внутренней Монголии (совр. – Китай) и северо-запад Маньчжурии (совр. – Китай).
Вероятно, у племени (народа) Дун-ху было оформлено государство. Жители сей страны, возможно, платили налоги (подати) для содержания правителя и его слуг (дружина), у них была определенная территория, на которой правитель и его слуги осуществляли свой суверенитет.               
Древнекитайская Шицзи пишет: «В то время, как Модэ вступил на пре-стол, дом Дун-ху был в силе и цветущем состоянии» [Бичурин, 1950, т.1, с. 47]. Древнекитайская Шицзи указывала на наличие у Дун-ху правящего «Дома», т.е. наличие правителя, который был суверенен на данной террито-рии» Примерная территория указана выше.
Далее династийная летопись Шицзи пишет, что шаньюй Модэ: «пошел на восток и неожиданно напал на Дун-ху. Дун-ху прежде пренебрегал Модэ и потому не имел предосторожности. Модэ, прибыв со своими войсками, одержал совершенную победу, уничтожил Дом Дун-ху, овладев подданным его, скотом и имуществом» [там же, с. 48].
Сяньбийцы и ухуаньцы прославились тем, что выдвинули из своей среды в XII в. н.э. основателя самого большого государства в истории чело-вечества – Чингисхана. Империя Чингисхана по своим размерам превосхо-дит Британскую империю и, по нашему мнению, положила начало новому времени, передав такие изобретения Востока германским народам, как по-рох, огнестрельное оружие, печатный станок и др.
Хунну-укры императора Баламира в 375 г. н.э., выполняя свой побра-тимский договор со славянами-антами, начали войну с готами, жившими в то время в южной России и заложили основу перехода с Древности в Средневе-ковье. А монголы (сяньбийцы и ухуани) – народ близкородственный к хунну (в IV до н.э. отделились от Дун-ху и говорили на монголоязычии) заложили базу перехода из Средневековья в Новое время, в котором мы с вами живем.
Древнекитайская династийная хроника Хоуханьшу повествует: «Сянь-бийцы также составляют отрасль Дома Дун-ху, отдельно осевших при горах Саяньби-шань: почему от них и название себе приняли» [Бичурин, 1950, т.1, с. 149]. Н.Я. Бичурин в примечании отмечает «боковую линию» и добавляет: «Сяньбийцы после их рассеяния, осели в восточной Монголии на землях, ныне занимаемых небольшими аймаками Аохань, Наймань и Калка, на юж-ной стороне Шара-мурэни, которая в то время по кит. называлась Жао-лэ-шуй. Они начали усиливаться с 93, упали в 181 году» [там же, с.149].
Далее хроника Хоуханьшу продолжает повествовать: «Язык и обычаи сяньбийцев сходны с ухуаньскими; только пред браком прежде обривают голову. В последнем весеннем месяце собираются при реке Жао-лэ [Шара-мурэнь]; и когда кончится пиршество, то соединяются браком. Там звери и птицы отличны от зверей и птиц Срединного царства. Водятся тарпаны, степные бараны, рогатые волы. Из их рогов делают луки, называемые рого-выми. Еще водятся соболи, обезьяны, хорьки. По мягкости шерсти меха их считаются в Китае превосходными. В начале династии Хань сяньбийцы так-же поражены были Шаньюем Модэ и далеко уклонились за укрепленную линию в Ляо-дун. Они жили в смежности с ухуаньцами, и не имели сообще-ния с Срединным государством. В начале царствования Гуан-ву[-ди] хунны усилились и, присоединив к себе сяньбийцев и ухуаньцев, опустошали север-ные пределы, убивали и в плен уводили чиновников и народ. Не было ни одного года спокойного. В двадцать первое лето правления Гянь-ву, 45, сяньбийцы в соединении с хуннами вступили в Ляо-дун. Цзи Юн, правитель сей области, разбил их и почти всех побил или в плен взял. Сие событие опи-сано в повествовании о Цзи Юн. С этого времени распространился страх между сяньбийцами; когда же южный Шаньюй покорился Дому Хань, то се-верные неприятели остались одни и пришли в бессилие. В двадцать пятое ле-то, сяньбийцы открыли первое сообщение с Китаем чрез гонцов. После сего главный их старейшина Бяньхэ с прочими явился к Цзи Юн, и предложил Китаю свои услуги: почему и велено ему произвести нападение на северных хуннов. Он напал на восточное поколение Иньюйцы и порубил до 2 000 че-ловек. Впоследствии Бяньхэ ежегодно выступал в поход и нападал на север-ных хуннов: а по возвращении из похода являлся в Ляо-дун с головами уби-тых для получения награды за них. В тридцатое лето, сяньбийские старей-шины Юйчеугынь и Маньту с родовичами своими явились к Двору с по-здравлением, и объявили желание, по долгу справедливости поддаться Ки-таю. Император дал Юйчеугыню княжеское достоинство Ван, а Маньту кня-жеское достоинство Хэу. В сие время от гор Чи-шань [есть другие горы Чишань близ устья Амура в связи с описанием ухуаньцев], что в Юйян [название области], ухуанец Иньчжибэнь с прочими несколько раз произво-дил набеги на Шаи-гу. В первое лето правления Юн-пьхин, 58, Цзи Юн опять подкупил Бяньхэ напасть на Ичжыбэня, и последний был убит на сра-жении. После сего сяньбийские старейшины поддались Китаю, и все вместе явились в Ляо-дун для получения наград. Области Цин-чжеу и Сюй-чжеу ежегодно обязаны были платить по 270 миллионов чохов. В царствование императоров Мин-ди и Чжан-ди они спокойно охраняли границу. При Хо-ди в правление Юн-юань, по распоряжению верховного вождя Дэу Хань, за-падный пристав Гын Кхой напал на хуннов и разбил их [Бичурин, 1950, т.1, с. 149-150].
В 45 г. н.э. сяньбийцы объединились с хунну и совершили неудачный набег на Ляо-дун, где почти все напавшие были убиты или попали в плен.
Китайская хроника Хоуханьшу хвастливо пишет, что после неудачно-го набега среди сяньбийцев распространился страх. Вероятно, Хоуханьшу преувеличивает удачное отражение набега на Ляо-дун. Набег 45 г. н.э., мы считаем, был всего лишь тактическим успехом китайцев, а не стратегическим, т.е. носил местный характер. Страх за одно поражение локального характе-ра не должен был распространиться на все сяньбийское население.
Вероятно, в 49 г. н.э. сяньбийцы через гонцов установили сообщение с китайцами, возможно, для открытия торговли. Не секрет, что сяньбийцы в основной массе были кочевниками-скотоводами и продукция их труда тре-бовала обмена с земледельческим Китаем, которому в то время в меньшей степени требовалась продукция кочевников-скотоводов, каковыми были сяньбийцы, хунну, ухани и др.
Сяньбийцы в 49 г. н.э. установили сообщение с Китаем не из-за страха перед Поднебесной, а из-за экономических интересов. Вероятно, под пред-логом торговли китайцы склонили сяньбийцев напасть на ослабленных се-верных хунну, что старейшина сяньбийцев Бяньхэ совершал ежегодно. Пра-витель сяньбийцев Бяньхэ по возвращению из похода на северных хунну приезжал «с головами убитых для получения награды за них».
В 54 г. сяньбийские старейшины Юйчугынь и Маньту приехали к им-ператору Китая и высказали желание быть подданными Китая. Сяньбийцы добросовестно служили китайскому императору, в 58 г. правитель области Ляо-дун подбил сяньбийского старшину Бяньхэ напасть на ухуаньцев. Сянь-бийский Баяньхэ напал на ухуаньцев и убил в сражении ухуаньского ста-рейшину Ичжы-бэня.
В 58 г. сяньбийские старейшины явились в Ляо-дун для получения обещанных наград и, видимо, получили. Две области, Циньжеу и Сюйчжеу обязаны были платить сяньбийцам по 270 млн чохов. Н.Я. Бичурин приме-чает не по 270 млн чохов, а 270 000 ланов серебра. Это большая сумма для того времени. Возникает вопрос, кто кому должен и где же отношения сюзе-ренитета? В таком количестве сюзерен не платит вассалу. Вероятно, сянь-бийцы не были подданными Китая и со страху нигде не прятались, а на во-стоке Азии они заменяли хунну, чья держава неуклонно катилась к своей ги-бели. Китайские вельможи, видимо, элементарно подкупали сяньбийцев и натравливали их то на хунну, то на уханей (аваров), а хроника Хоуханьшу, верная китаецентристской политике, любое подношение номадов выдавали за дань варваров, а то, что они сами платили огромные суммы (270 000 ла-нов) серебра считали всего лишь наградой варварам.
Древнекитайская династийная хроника Хоуханьшу за 93 г. н.э. про сяньбийцев повествует: «Северный шаньюй бежал, 93, и сяньбийцы, пользу-ясь сим обстоятельством, заняли земли его. Оставшиеся роды хуннов, про-стиравшиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название Сяньби. С сего времени сяньбийцы начали усиливаться. Здесь пресекается владычество Дома Хуннов в Монголии. Место его на время заступает Дом Сяньби, и мон-голы, называвшиеся до сего времени хуннами, принимают народное название сяньбийцев» [Бичурин, 1950, т.1, с. 150-151]. 
Сяньбийцы после бегства части северных хунну со своей территории (север Монголии и южной Бурятии до Иволгинска) заняли их земли. Остав-шиеся хунну в количестве до 500 000 человек и 100 000 кибиток, по выра-жению хроники Хоуханьшу, приняли народное название «Сяньби», т.е. они ассимилировали остатки хунну. Для ассимиляции особых усилий не требо-валось, сяньбийцы так же, как хунну, были монголоязычными [Таскин, 1973], [Шабалов, 2011]. После того как сяньбийцы вобрали в себя, говоря по-современному, абсорбировали хунну (до 500 000 человек) из числа се-верных, они, как заметила хроника Хоуханьшу, «начали усиливаться».
Китайское правительство к 97 г. н.э. перестало, по каким-то неизвест-ным нам причинам, награждать сяньбийцев и они стали нападать на пригра-ничные территории Китая. Хроника Хоуханьшу повествует: «В девятое лето, 97, сяньбийцы в Ляо-дун напали на город Фэй-жу-хянь. Областной пра-витель Цзи Сэнь предан суду за поражение при реке Гюй-шуй и умер в тюрьме. В тринадцатое лето, 101, сяньбий¬цы из Ляо-дун произвели набег на Ю-бэй-пьхин, и вступили в Юи-ян; но правителем сей области были разби-ты» [Бичурин, 1950, т.1, с.151].
В 110 г. н.э. хроника Хоуханьшу сообщает: «При Ань-ди в правление Юн-чу, сяньбийский ста¬рейшина Яньчжиян явился к Двору с поздравлением. Дын-хэу пожаловала Яньчжияну княжескую печать с шнурами, красную ко-лесницу в три лошади; указала по¬местить его при ухуаньском приставе под городом Нин-чен, открыть торг с кочевыми и построить подворье для по-мещения заложников из поколений северного и южного. Из ста двадцати ро-дов сяньбийских каждый представил Двору заложника. После сего сяньбий-цы то отлагались, то покорялись, то воевали с хуннами и ухуаньцами» [Би-чурин, 1950, т.1, с. 151].
В то время (110 г. н.э.) сяньбийцев было действительно много, хроника указывает на 120 родов. Каждый из 120 родов давал китайцам заложника, что говорит об определенной зависимости сяньбийцев. Зависимостью сянь-бийцев, по нашему мнению, было торгово-экономическое воспроизводство основного продукта, которое требовало постоянного обмена скота на про-дукты земледельческого производства и роскошь.
Монголоязычные сяньбийцы воевали с южными хунну с ухуаньцами (аварами) [Пуллиблэнк, 1986]. Как известно, южные хунну и ухуаньцы (ава-ры) принадлежали к монголоязычным [Бичурин, 1950, т.1], [Шабалов, 2011]. Древнекитайская хроника Хоуханьшу описывает взаимоотношения сяньбийцев с китайцами, южными хунну и ухуаньцами с 115 примерно до 150 гг. н.э., т.е. правления на исторической сцене Таньшихая: «Во второе ле-то правления Юань-чу, 115, осенью сяньбийцы в Ляо-дун обложили Ву-люй-хянь. Областные войска, по соединении, крепко держались в полях, и сянь-бийцы ничего не могли получить. Еще напали на лагерь в Фули и побили чиновников. В четвертое лето, 117, Ляньхю, сяньбиец из Ляо-си, сожег по-граничные ворота и произвел набег на жителей. Ухуаньский старейшина Юйчжигюй, бывший в ссоре с Ляньхю, соединившись с областными войска-ми, устремился на него и разбил совершенно; он убил 1 300 человек, а остальных всех в плен взял и получил в добычу весь скот и имущество их. В пятое лето, 118, осенью, сяньбийцы в Дай-гюнь в 10 000 конницы перешли чрез укрепленную линию для грабежа и порознь нападали на города. Они сожгли дворцы и присутственные места, побили чиновников и ушли: почему двинуты пограничные латные войска, отряд стоявший в Ли-ян, и поставлены в Шан-гу для предосторожности. Зимою сяньбийцы вступили в Шан-гу и осадили крепость Гюй-юн-гуань: почему опять двинуты из пограничных об-ластей Ли-ян и стрельцов до 20 000 пехоты и конницы, и расставлены в важ-ных проходах. В шестое лето, 119, осенью сяньбийцы перешли укрепленную линию Ма-чен-сай и побили чиновников. Главный хуннуский пристав Дын Цзунь с 3 000 стрельцов и войсками пристава Ма Сюй, южного Шаньюя и областей Ю-бэй-цьхин и Ляо-си выступил за границу, догнал сяньбийцев и совершенно разбил их; он много взял в плен и в добычу получил боль¬шое количество рогатого скота и имущества» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 151-152].
В 120 г. н.э. некоторые сяньбийские роды, проживавшие в местности Ляо-си покорились Китаю, но в 121 г. н.э. опять отложились, хроника Хо-уханьшу пишет: «В первое лето правления Юн-нин, 120, Улунь и Цичжи-гянь, сяньбийские старейшины в Ляо-си, явились с своим народом к Дын Цзунь, и покорились. Они представили Двору дары; по¬чему указано облечь обоих в княжеские достоинства и с таким же различием награждены шелко-выми тканями. В первое лето правления Гянь-гуан, 121, Цичжигянь опять отложился, и произвел набег на Гюй-юн. Чен Янь, правитель области Юн-чжун, выступил против сяньбийцев, но отряд его был разбит и разбежался. Офицер Ян Му заслонил Янь собою и вместе с прочими пал на сражении. После сего сяньбийцы окружили ухуаньского пристава Слой Чан в Ма-чен. Главный хуннуский пристав Гын Кхой и Пхан-сэнь, правитель области Ю-чжеу, для осво¬бождения Чан, двинули войска из областей Гуан-ян, Ли-ян и Чжо-гюнь, и разделили их на две колонны. Чан в ночи скрытно вышел из города, и, соединившись с Кхой и про¬чими, произвел нападение. Неприяте-ли сняли облежание. Как сяньбийцы часто убивали областных правителей, то смелость в них день ото дня возрастала. Они имели не¬сколько десятков тысяч конницы. В первое лето правления Янь-гуан, 122, зимою они еще произвели набег на Яй-мынь и Дин-сян, после сего напали на Тхай-юань, ограбили и побили жителей. Во второе лето, 123, зимою, Цичжигянь с 10 000 конницы вступил в Дун-лин, послал разъезды, на несколько дорог и осадил южных хуннов в Маньбо. Югянь-жичжо-князь пал на сражении, по-теряв до 1 000 человек убитыми. В третье лето, 124, осенью, опять про-извели набег на Гао-лю и, разбив южных хуннов, убили Цзянгян-князя. При Шун-ди в первое лето правления Юн-гянь, 126, осенью, сяньбийский Цичжи-гянь произвел набег на Дай-гюнь. Областной правитель Ли Чао пал на сра-жении. В следующем году, 127, весною, хуннуский пристав Чжан Го отрядил своего помощника за укреплен¬ную линию с 10 000 пехоты и конницы Юж-ного Шаньюя. Сяньбийцы разбиты были, и потеряли до 2000 телег с имуще-ством. В сие время около 6000 сяньбийской конницы также производили набеги в Ляо-дун и Хюань-тху, ухуаньский пристав Гын Йе с войсками по-граничных областей и сяньбийцами князя Шуай-чжун-ван напал на них за укрепленною линиею, порубил несколько сот человек и в добычу получил великое множество пленных, рогатого скота и имущества. После сего сянь-бийские роды в числе 30 000 человек пришли в Ляо-дун, и изъявили желание вступить в подданство. В третие и четвертое лето, 129, сяньбийцы то и дело производили набеги на Юй-ян и Шо-фан. В шестое лето, 130, осенью, Гын Йе отправил за укрепленную линию Сы-ма с несколькими тысячами хун-нуской конницы. Сяньбийцы были разбиты. Зимою правитель области Юй-яи еще выслал за границу ухуаньское войско, которое побило до восьмисот человек, и в добычу получило множество людей и скота. Ухуаньский храб-рый и сильный наездник Фусогуань в каждом сра¬жении с сяньбийцами пер-вый устремлялся на неприятеля: почему указано наградить его титулом Шуай-чжун-гюнь. В первое лето правления Ян-гя, 132, зимою, Гын Йе от-правил ухуаньского пристава Юн Чжу-сэу и князя Хаудогуя напасть на сяньбийцев за укрепленною линиею. Они нанесли последним великое пора-жение, получили большую добычу и возвратились. Догуй и прочие пожа-лованы достоинствами Шуай-чжун-ван, Хэу и старейшин и соответственно заслугам награждены шелковыми тканями. После сего сяньбийцы произвели набег на зависи¬мые владения в Ляо-дун: почему Гын Йе перешел с своими войсками в Ляо-дун, не считая нужным защищаться в стенах. Во второе лето, 133, весною, хуннуский пристав Чжа Чжеу отправил за укрепленную линию своего помощ¬ника с Фужуном, Гудухэу южных хуннов. Они раз¬били сянь-бийцев: побили множество людей, и получили большую добычу. Указано дать Фужуну золотую печать с пурпуровыми шнурами и наградить шелко-выми тканями, а прочих каждого по заслугам. Осенью сяньбийцы пе¬решли через укрепленную линию и вступили в Ма-чен. Правитель области Да-гюнь напал на них, но без успеха. После сего с смертью Цичжигяня сяньбийские грабительства стали реже» [Бичурин, 1950, т.1, с.152-153].
Примерно в середине II в. н.э. у сяньбийцев появилось государство. Если до 50-х гг. каждый сяньбийский род управлялся родовым старейши-ной, а родов было 120, то в середине II в. н.э. у них появился второй объ-единитель всех монголоязычных и киргизоязычных (тюркоязычных) племен и народов после шаньюя Модэ, старейшина Таньшихай. Фактически Тань-шихай стал императором почти всех монголоязычных и киргизоязычных народов после того, как в 156 г н.э. покорил на севере динлинов, на востоке фуюй (предков маньчжур), на западе ираноязычных усунь и овладел всеми землями, бывшими под державой хуннов от востока к западу 14 000 ли [там же, с 154].
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует: «В царствование Сюань-ди, сяньбийцев явился Таньшихай. Отец его Тулухэу прежде три года служил в войске хуннов. В это время жена его дома родила сына. Тулухэу по возвращении изу¬мился и хотел убить его. Жена сказала ему, что однажды днем, идучи по дороге, услышала громовой удар; взглянула на небо, и в этот промежуток упала ей в рот градинка. Она проглотила градинку, и вскоре потом почувствовала беременность, а в десятый месяц родила сына. Надобно ожидать чего-то необыкновенного, но лучше дать ему подрасти. Тулухэу не послушал ее и бросил; но жена тайно приказала домашним вос-питывать сие дитя, и дала ему имя Таньхишай. На четырнадцатом и пятна-дцатом году он храбростью, телесною силою и умом удивил старейший по-коления. Однажды в матернином доме пограбили рогатый скот. Таньшихай погнался за грабителями на верхо¬вой лошади, рассеял их и обратно взял все пограбленное. С сего случая все поколение стало уважать его» [Бичурин, 1950, т.1, с. 154].
Далее древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет: «Таньшихай по-ложил законы для решения спорных дел, и никто не смел нарушать их. По-сле сего избрали его старейшиною. Таньшихай построил дворец у горы Даньхань при реке Чжочеу, в 300 с небольшим ли от Гао-лю на север. Он имел многочисленную конницу. Все старейшины на востоке и западе подда-лись ему. Почему он на юге грабил погранич¬ные места, на севере остановил динлинов, на востоке от¬разил фуюй, на западе поразил усунь и овладел все-ми землями, бывшими под державою хуннов, от востока к западу на 14 000 ли, со всеми горами, реками и соляными озерами» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 154].
Около 150-х гг. Таньшихая выбрали родовым или племенным старей-шиной, но затем, вероятно, за незаурядные способности он стал правителем всех сяньбийцев. Таньшихай произвел в государстве сяньбийцев правовую реформу. Установил четкое законодательство, письменные или устные зако-ны нам неизвестны, имел многочисленные вооруженные силы в виде конни-цы, видимо, собранную со всего государства хунну.
После того как покорил все народы вокруг своего государства, Тань-шихай стал фактически императором как шаньюй Модэ в свое время.
Древнекитайская хроника Хоуханьшу повествует, что Таньшихай, став фактическим императором с 156 г. до 178 г., т.е. до самой смерти, успешно атаковал Китай, его набеги, как правило, были удачными. Хроника Хо-уханьшу пишет, что в 156 г. «Таньшихай с тремя или с четырьмя тысячами конницы произвел набег на Юнь-чжун. В первое лето правления Янь-хи, 158, сяньбийцы произвели набег на северную границу. Зимою хуннский пристав Чжан Хуань выступил с южным Шаньюем за границу и убил двести человек. Во второе лето, 159, сяньбийцы опять вступили в Яймынь, убили несколько сот человек произвели великое грабительство и ушли. В шестое лето, 163, около тысячи конников произвели набег на зависимые владения в Ляо-дун. В девятое лето, 166, несколько десятков тысяч конницы, разделив-шейся на отряды, произвели набег на девять по¬граничных областей; учини-ли убийства, ограбили чи¬новников и народ: почему Чжан Хуань опять по-слан с войском, и сяньбийцы обратно ушли за укрепленную ли¬нию. Двор очень беспокоился, и не мог отвратить: почему отправил к Таньшихаю по-сланника с предложением ему печати с титулом Ван и союза на основании мира и родства. Таньшихай не согласился принять, а набеги и гра¬бительства наипаче усилены. И так он сам разделил свои владения на три аймака. От Ю-бэй-пьхин на восток до межей фуюйской и вэймоской в Ляо-дун двадцать с лишком родов составляли восточный аймак. От Ю-бэй-пьхин на запад в Шан-гу более десяти родов составляли средний аймак; от Шан-гу на запад до Дунь-хуан и Усуня более двадцати родов составляли западный аймак. В каждом аймаке поставлен был старейшина для управления, и все они состоя-ли под властию Таньшихая. Со вступления Лин-ди на престол, с 168 года, пограничные поколения в трех областях: Ю-чжеу, Бин-чжеу и Лян-чжеу еже-годно были раззоряемы набегами сяньбийцев. Неисчислимое множество жи-телей побито и в плен уведено. В третие лето правления Хи-пьхин, 174, сяньбийцы вступили в Бэй-ди. Областной правитель Хя Юй и Хючжотугэ догнали и разбили их. Юй повышен переводом к должности ухуаньского пристава. В пятое лето, 176, сяньбийцы про¬извели набег на Ю-чжёу. В ше-стое лето, 177, летом, сяньбийцы произвели набег на три границы» [Бичу-рин, 1950, т.1, с. 154-155].
В этих непростых для Китая условиях Цай Юн подал императору сле-дующего содержания письмо, где он высказал основанность на знание исто-рии свое мнение. Мы цитируем письмо Цай Юна с сокращениями. Древнеки-тайская хроника Хоуханьшу повествует: «…С того времени, как хунны уда-лились, усилились сяньбийцы, и овладели прежними землями их. Они имеют 100 000 войска известны крепостью телесных сил, возрастают в образова-нии. Присовокупите к тому, что строгость на пограничных заставах ослаб-лена, и много проходит сквозь сеть запрещений. Неприятели получают от нас чистое золото, превосходное железо. Бежавшие китайцы служат им со-ветниками. У них оружие острее и лошади быстрее, нежели у хуннов. В прошлое время Дуань Ин был хороший полководец, знаком с войною, иску-сен в боях. Он более десяти лет имел дело с западными кянами. Хя Юйи Тьхянь Янь в знании военного дела едва ли превосходят Дуань Ии. Сянь-бийские роды многочисленны, не слабее против прежнего времени. Вот уже два года, как мы не можем придумать средств. Мы обещаем успех себе: но если несчастие последует за несчастием, и война продлится, можем ли от-дохнуть на половине пути? Должно будет опять набирать войска, беспре-рывно доставлять съестные припасы, и таким образом истощать Срединное государство, чтоб усилить инородцев. Беспокойствия на границах подобны чесотке на руках и ногах; узы на Срединном царстве, злый веред на спине или на груди. Если в настоящее время мы не в состоянии прекратить разбоев по областям и уездам, то будем ли в состоянии покорить гадких дикарей? В древности Гао-цзу великодушно перенес стыд в Пьхин-чен; Лю-хэу прене-брегла посрамление на письме. Они более имели средств против нынешнего времени. Небо положило горы и реки; Дом Цинь построил длинную стену. Дом Хань привел укрепленную линию, чтобы отделить отличные внешние обычаи от внутренних. Ежели положение дел не доведет Двор до раскаяния, то еще можно; но стоит ли подобно муравьям ходить взади вперед с оружи-ем в руках? Положим, что мы разобьем их; но можно ли истребить до еди-ного, чтоб Двор и министры хотя поздно вечером улучили время поужи-нать? Для облегчения народа иногда целые области оставляют. Что же ска-зать о землях за укрепленною линиею, искони необитаемых? Ли Мэу искус-но располагал средствами к охранению границ. Янь Ю основательно изло-жил суждения о защищении укрепленных линий. Сии средства, сии суждения дошли до нас на страницах Истории; и по начертаниям помянутых двух му-жей можно, по моему мнению, соблюсти правила покойных императоров» [Бичурин, 1950, т.1, с. 157-158].
Советник Цай Юн, основательно знавший Историю Китая и сопре-дельных стран, советовал китайскому императору, видимо, решить пробле-му сяньбийцев дипломатическим путем и вернуться к договору о мире и родстве. Цай Юн призывает «соблюсти правила покойных императоров», т.е. к миру и родству. Хроника Хоуханьшу сообщает: «Император не по-слушал. И так отправлены были Хя Юй из Гао-лю. Тьхянь Янь из Юнь-Чжуе, хуннуский пристав Цан Минь с южным Шаньюем из Яймынь, каждый с 10 000 конницы, они выступили за границу тремя дорогами и отошли око-ло 2 000 ли. Таньшихай приказал старейшинам всех трех аймаков выступить с своими войсками и упорно драться. Хя Юй и прочие были совершенно разбиты. Они потеряли бунчуки и обоз, и каждый из них с несколькими ты-сячами конных бежал обратно к границе. Более двух третей лишились уби-тыми. Все три предводителя привезены в столицу в клетках и посажены в тюрьму, откуда освободились с потерею чинов. Зимою сяньбийцы произвели набег на Ляо-си. В первое лето правления Гуан-хо, 178, зимою, они еще произвели набег на Цзю-цюань. Пограничные жители приведены были в крайнее положение. Скопища кочевых день ото дня умножались. Скотовод-ство и звероловство недостаточны были для их содержания [Бичурин, 1950, т.1, с. 158]. Китайцы в 177 г. выставили против сяньбийцев южных хуннов два корпуса конницы, но те были разбиты войсками Таньшихая  на голову с потерей более 2\3 личного состава.
Могучий Китай, производивший материальные блага в несколько раз больше, чем вся Римская империя, привлекшая на свою сторону  южных хуннов, предков современных тургутов-турков, ничего не могла сделать, чтобы успокоить Таньшихая с объединенными монголо-киргизскими (тюрк-скими – по-современному) племенами. Объединенные племена, что хунну шаньюя Модэ, что сяньбийцы Таньшихая, что в XIII в. Чингисхана, оказа-лись равными или сильнее единого Китая, говоря по-простому, кочевые бы-ли не по зубам Поднебесной империи.
В 178 г. второй объединитель монголо-киргизского (тюркского) мира Таньшихай умер в расцвете сил. Древнекитайская династийная хроника Хо-уханьшу повествует: «В правление Гуан-хо Таньшихай умер на сороковом году жизни. Из пяти сыновей его Холянь заступил его место. Холянь в силе и способностях не мог сравниться с отцом. Он также несколько раз производит грабительства; был жаден и развратен, в решении дел пристрастен; почему половина народа отложилась от него. Впоследствии он напал на Бэй-ди, где житель уезда Лянь-хянь, искусный стрелец из самострела, застрелил Холяня. Сын его Цяньмань остался малолетен: почему Куйту, племянник от старшего брата, поставлен начальником. Цяньмань, по вступлении в совершенный возраст, завел с Куйту спор о престоле, и народ разделился на части. По смерти Куйту младший брат его Будугынь поставлен. После Таньшихая ста-рейшины наследственно получали сие место» [Бичурин, 1950, т.1, с. 159].
История народа сяньби при Таньшихае и его преемниках в III в.н.э. не закончилась, она была продолжена в Муюнях, Тоба и других племенах, возникших из остатков сяньбийцев. Сами сяньбийцы, напоминаем, вышли из племени жунди в VII в. до н.э. под названием дунху. В IV в. н.э. из дунху выделилось племя хунну, которое жило на приграничье с Китаем. В конце III в. до н.э. хунну под руководством шаньюя Модэ разгромила родственных дунху и они разделились на племена сяньби и ухуаней. Избавившись от хун-ну, сяньбийские племена в конце I в. н.э. жили раздельно, каждый род или племя было самостоятельным. Но в середине II в. н.э. сяньбийцы и большин-ство монголоязычных и киргизоязычных (тюркоязычных) племен были объ-единены сяньбийским старейшиной Таньшихаем, который провел правовую и административную реформу и создал сяньбийскую империю, куда входи-ли, видимо, кроме сяньби, киргизы (тюрки), усуни, динлины и другие наро-ды.
Со смертью Таньшихая последовал развал сяньбийского государства, созданного гением Таньшихая.
Сын Таньшихая, наследовавший ему, по имени Холянь, не мог срав-ниться в силе и способностях с отцом. Своими способностями и умом в управлении империей Холянь был далек от своего отца Таньшихая, к тому же был жадный, развратный и необъективный. Хроника Хоуханьшу пишет, что половина народа покидает его государство, т.е. еще при его жизни отде-лилась от империи. Холянь после смерти оставил малолетнего сына Цяньма-ня, который не мог наследовать и старейшиной поставили племянника Холя-ня по имени Куйту
Когда Цяньмань стал совершеннолетним, и мог претендовать на долж-ность, которую занимал Куйту. Видимо, спор решили мирным путем и раз-делили то, что осталось от государства Холяня, на две части.
По смерти Куйту его младшему брату Будучыню досталось около чет-верти государства Таньшихая. Такова участь империй, основанных на лич-ной власти. Империя хунну продержалась около 160 лет, а империя Чингис-хана продержалась как единое государство около 60 лет.
Далее мы вслед за Н.Я. Бичуриным будем изучать средневековую ки-тайскую летопись Тунцзянь-Ганму, которая дополняет древнекитайскую хронику Хоуханьшу о сяньбийцах III-конец IV вв. н.э.
Средневековая китайская летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «При-бавление о Сяньбийских Домах Муюн и Тоба. Около половины III века, когда Дом Сяньби начал распадаться исподволь; из его развалин начали возникать две сильные отрасли его, Муюн и Тоба. Муюн усилился на востоке южной Монголии; и покорил Дома Юйвынь и Дуань; Тоба уничтожил Муюнов. Оба сии Дома царствовали в северном Китае, но первоначально действовали в южной Монголии; и потому о первых их действиях, еще до вторжения в Срединное царство, китайские историки ничего отдельно не писали. Ганму пополняет сей недостаток изложением путей, которыми они шли из Монго-лии к императорскому престолу в северном Китае» [Бичурин, 1950, т.1, с. 159].
Средневековая китайская хроника Тунцзянь-Ганму подчеркивает вы-дающееся значение двух Сянбийских Домов (племен – Муюн и Тоба (табга-чи – монгольское произношение). Сянбийские племена Муюн и Тоба имеют величайшее значение для поздней древности (до V в. н.э.). и средневековья Китая (с V в. н.э. до XIII в. н.э.), поскольку в их борьбе родились китайские династии Вэй, Суй, Тан и др.
Вероятно, особого упоминания сянбийская (тобаская) династия Тан в северном Китае, властвовавшая почти 300 лет (618-907 гг.).
Для дунган-хуэйхуэй, вероятно, такое же выдающееся значение имеет другое сянбийское племя – тогон-тугухунь (по китайским летописям), как тоба-табгачи для китайцев.
Здесь мы еще раз подчеркнем правоту киргизско-дунганского ученого Х.Ю. Юсурова и советского ученого Г.Г. Стратановича, считавших, что то-гон-тугухунь имеют прямое отношение к происхождению дунган-хуэйхуэй.
По нашему мнению, единая сяньбийская империя начала распадаться не «около половины III века, а со смертью гениального императора Таньши-хая. Когда начал править сын Таньшихая Холянь, вероятно, недалекий че-ловек, половина населения из-за его жадности, разврата и необъективности отделилась от центрального правительства и стала суверенной, т.е. незави-симой. Было это в 178 г. н.э., конце II в. н.э., а не в половине III в.
Средневековая летопись Тунцзянь-Ганму о владетельном Доме Муюн пишет: «Владетельный сяньбийскнй князь Moхоба первый из-за укрепленной линии вступил в Ляо-си и поселился по северную сторону города Гичен [Пе-кин] под названием Дома Муюн» [там же, с. 159]. По нашему мнению, слово «Муюн» – по аналогии со вторым уйгурским ханом Моянжо, вероятно, (чи-тается большинством историков «Моян – баян, богатый, богач» [Шабалов, 2014, 2016, с. 98], означает то же самое, что «баян - богатый, богач». Мы не можем точно сказать племя или союз племен под названием «Муюн», озна-чающий «баян – богатый, богач». Это, вероятно, то же племя, которое упо-минает Шицзи и Цяньханьшу в Ордосе в III в. до н.э. Возможно, это Ор-доское племя, покоренное вместе с племенем Лэуфань в III в. до н.э. шаньюем Модэ, сохранившееся и прибившееся к сяньбийцам.
В 281 г. н.э., сообщает летопись Тунцзянь-Ганму: «Внук его Шегуй пе-решел на северную сторону области Ляо-дун в 281 году, постоянно был вас-салом Срединного государства, и за оказанные ему услуги на войне получил наименование Великого Шаньюя. После сего он отложился, и произвел нападение на Чан-ли. По смерти Муюн Шегуя младший его брат Муюн Шань похитил престол: но в 285 году Муюн Шань убит своими подчинен-ными, а на его место возведен Шегуев сын Муюн Хой. Шегуй был в ссоре с Домом Юйвынь: почему Муюн проси китайский Двор о дозволении усми-рить его оружием. Двор не согласился. Муюн Хой рассердился, приятельски вступил в Ляоси, произвел большое убий¬ство и грабительство; и с сего вре-мени ежегодно нападал на пределы Китая: но в начале 289 года покорился, и по¬лучил титул сяньбийского главнокомандующего. Сяньбийский Дуань Ша-ньюй выдал за Муюна Хой дочь свою, от которой родились Хуан, Жень и Чжао. Как Ляо-дун слишком удален, то Муюн Хой переселился к горам Цин-шань в уезде Тху-хэ, а в 294 году отселе пере¬селился в город Да-ги-чен. В 302 году сяньбийский Юйвынь обложил Муюна Хой в городке Ги-чен, но был разбит. В 307 году Муюн Хой объявил себя сяньбийским Ве¬ликим Ша-ньюем. В 311 году покорил сяньбийские поко¬ления Сухи и Мувань. Сухи Лянь и Мувань Цзинь, коче¬вавшие при укрепленной линии в Ляо-дун, поко-рили многие китайские уезды и часто поражали областные вой¬ска. Фын Ши, пристав восточных инородцев, не мог усми¬рить их. Великое множество жи-телей, лишившихся состояния, перешло к Муюну Хой. Меньшой сын его Муюн Хань говорил ему: «Искони государи, славные по своим делам, воз-давали должное Сыну Неба, чтобы, соответствуя ожиданиям народа, возвы-сить и свое достояние. Теперь Сухи Лянь и Мувань Цзинь не перестают про-изводить грабительства. Надлежит обнародовать их преступления и усми-рить их оружием. Для правительства восстановим Ляо-дун, а для себя поко-рим оба поколения; покажем усердие и справедливость царствующему Дому [в Китае династии Цзинь], а своему царству приобретем выгоды. Это соста-вит основание нашей силы». Муюн Хой действительно напал на помянутых князей, и обоих предал смерти, а их поколения присоединил к своим владе-ниям. В 313 году Муюн Хой напал на Дуаньских и взял у них город Тху-хэ» [Бичурин, 1950, т.1, с. 159-160].
Северный Китай, кроме муюнов, населяли южные хунну Дуань, юйвэнь и др., а юго-западнее их проживали телэские племена (ди) или по-китайски гаогюйцы (высокие телеги), т.к. они ездили на телегах с высокими колесами. Предки дунган-хуэйхуэй, вероятно, проживали вблизи ди-телэ-гаогюйских племен. По сведениям периода южных и северных династий (375-585 гг.н.э.), они, вероятно, носили название «хуэйхэ», что очень похоже на этноним «хуэйхуэй».
Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В сие время престол империи сильно был потрясен южными хуннами, и северный Китай весь занят был иноземными войсками, которые вели кровопролитную войну и с Китаем и между собою» [там же, с.160].
Народ как мог спасался от гражданской войны, затеянной монголо-язычными южными хунну и некоторыми сяньбийскими племенами, Тунц-зянь-Ганму писала: «Большая часть народа, уклоняясь от смятений, уходила к Ван Сюнь; но как у него не было порядка в управлении, то опять уходили от него. Дуань с братьями преимущественно уважал в приходящих военные способности и храбрость, а гражданских чиновников никакого внимания не удостаивал» [там же, с. 160].
На фоне всеобщей милитаризации и увлечения военными действиями выделялось племя Муюня (Баян – богач в переводе с монгольского), Тунц-зянь-Ганму писала: «Один Муюн Хой соблюдал строгий порядок в управле-нии государственными делами, любил и уважал людей: почему многие обра-тились к нему, и он, окружив себя отличными чиновниками из образованных китайцев, предпринял великое дело при их содействии восстановить спокой-ствие в империи. В 318 году Муюн Хой получил от китайского Двора титу-лы полководца и Великого Шаньюя» [там же, с.161].
В 321 году Муюн Хой получил от Двора титулы северного полковод-ца, губернатора области Пьхин-чжэу и князя в Ляо-дун. Ему сверх сего доз-волено именем государя определять чиновников. После сего Муюн Хой по-ставил чиновников, сына Муюна Хуан объявил преемником по себе, и от-крыл училище, в котором Муюн Хуан образовался вместе с прочими учени-ками. В свободное время сам Муюн Хой приходил слушать преподаваемое. Муюн Хуан был мужествен, тверд, с большим соображением; любил зани-маться  книгами. Муюн Хой перевел Муюна Хань главнокомандующим в Ляо-дун, Муюна Жень главнокомандующим в Пьхин-кхо. В июне 333 года Муюн Хой скончался, Муюн Хуан, по вступлении на престол, начал весьма строго поступать» [Бичурин, 1950, т.1, с 161-162].
В 338 г. Муюн Хуан заключил военный союз с Ши Ху, правитель Юж-но-хуннуского государства Чжао, против хуннского племени Дуань.
С 338 г. по 348 г. Муюн Хуану удалось разгромить два соседних мон-голоязычных государства: Гаогюйли и Юйвань.
В 342 г. гаогюйцы были разбиты муюнами, но не уничтожены. В по-следующем гаогюйцы, вероятно, почти всем народом перекочевали в Север-ную Монголию и заняли территорию от Аргуни до Тарбагатая, как пишет хроника Вэйшу: «Они заняли длинную полосу земли от Аргуни на запад до Тарбагатайского хребта» [Бичурин, 1950, т.1, с. 214]. Вероятно, это есть именно булгары в небольшом количестве оказались в Европе под водитель-ством западнохуннуского племени дулатов [Mommsen, 1850], [Шабалов, 2014, с. 182], [Шабалов, 2016, с. 139-159].
В 344 г. Муюн Хуан разгромил и рассеял народ Юйваней. Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В 344 году Муюн Хуан пошел с оружием на Юйвынь Идэгуя. Муюн Хань начальствовал в передовом корпусе. Про¬тив них выступил Шеегань [Шейегань], который необык¬новенною своею силою наводил страх на целое войско: но он первый был убит Муюном Хань, и войско его без сра¬жения рассеялось. Войско Муюна Хуан, пользуясь по-бедою, преследовало бегущих, и овладело резиденциею. Идэугуй на побеге умер по северную сторону Песчаной степи. После сего Юйвыньские рассея-лись» [Бичурин, 1950, т.1, с. 166].
В октябре 348 г. Муюн Хуан умер, наследником стал Муюн Цзюнь. Летопись Тунцзянь-Ганму сообщает: «Как покойный государь удалил все препятствия к завоеванию Китая, то Муюн Цзюнь решился приступить к ис-полнению планов его. В 349 году он указал выбрать 200 000 лучших ратни-ков, и приучать их к соблюдению строгого порядка; в 350 году открыл вой-ну взятием города Ги, куда немедленно перенес свой двор; в 351 взяли не-сколько других городов; в 352, Шань Минь, последний государь из хун-нуского Дома Чжао, взят в плен и предан казни. Прежние полководцы цар-ства Чжао, занимавшие разные области и округи, отправили посланников с предложением своей покорности. Чины поднесли титул императорского ве-личества, и Муюн Цзюнь согласился принять. Тогда он установил штат чи-нов, и в одиннадцатой луне вступил па императорский престол; ложно объ-явил, что он получил государственную печать, и переменил название прав-ления. В сне время прибыл в Янь посланник Дома Цзюнь. Муюн Цзюнь в разговоре с ним сказал: по возвращении донесите вашему Сыну Неба, что Срединное государство, по неимению человека, избрало меня быть импера-тором» [Бичурин, 1950, т.1, с.166-167].
Прежде чем приступить к рассмотрению сяньбийского племени тогон, предполагаемых Г.Г. Стратановичем и Х.Юсуровым, предков дунган-хуэйхуэй, рассмотрим другое сянбийское племя - тоба (табгач), которое сыграло исключительно прогрессивную роль в средневековой истории Ки-тая.
Сяньбийское племя Тоба (табгачи), как иногда более правильно писали китайцы, движение на юг к Китаю начали, вероятно, после распада единого государства Таншихуая во II в. н.э.
Этноним «Тоба» по нашему мнению, происходит от монголоязычного слова «табгай – лапа, бабки над копытами, ступня, стопа» [Шагдаров, Чере-мисов, 2010, т.2, с. 218], по-монгольски «тавгай – ступня, лапа» [Лувса-ндэндэв, 1957, с.383]. Верующие буряты до сегодняшнего дня вывешивают в доме медвежью лапу, вероятно, одним из тотемов был медведь.
Известный этнограф В.А. Никонов пишет: «Нередко названием рода или племени становилось слово, означавшее его тотем. Тотем – явление при-роды, с которым члены рода или племени считают себя связанными сверхъ-естественным родством, чаще всего это животное (волк, медведь, орел, змея и т.д.) или растения, иногда – сила сатиянь (например, ветер)» [Никонов, 1970, с.17].
Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «Поколение сяньбийских косо-плетов из рода в род обитало в северных пустынях, и на юге не имело сооб-щения с Срединным государством. Уже при Хане Мао начало усиливаться, и заключало в ceбe 36 владений, 99 больших родов» [Бичурин, 1950, т.1, с. 167].  В примечаниях Н.Я. Бичурин дает пояснение словом «косоплеты», «хан», «Мао»: «Косоплеты, на кит. Со-тхэу, составляли особливое сяньбий-ское поколение, по прозванию Тоба. У них в обыкновении было заплетать волосы в косу. Отсюда китайцами дано им и название косоплетов. Ганму, 261-й год.
Далее Ганьму сообщает: «Сяньбийское поколение Тоба далее всех дру-гих поколений отброшено было к северу. Из переселений его открывается, что тобаские [племена] занимали Хинганский хребет в России по Онону. Там в продолжение трех веков они размножились до 39 аймаков, заключавших в себе 99 больших родов, и, наконец, предприняли возвратиться в древнее свое отечество, к своим однородцам - сяньбийцам. Хань [Хан] Туинь первый перешел на юг к Большому озеру» [там же, с. 165].
Летопись Туньцзянь-Ганьму продолжает повествовать: «По проше-ствии шести колен хан Туйинь перешел на юг к Большому озеру [Далай-нор]. Еще по прошествии шести колен хан Линь с семью братьями и двумя родственниками, Ичжанем и Гюйгунем все поколение разделил на десять ро-дов. Линь, состарившись, передал престол сыну своему Гйефыню, который перешел на юг на древние земли хуннов. По смерти Гйефыня Ливэй вступил на престол, и еще переселился в Чен-ло, что в округе Дин-сян. Народ его не-чувствительно умножился, и прочие поколения повиновались ему. В 261 го-ду Тоба Ливэй первый послал сына своего Шамоханя с данью к Дому Цао-Вэй [основанному Цао-Цао]: почему Шамохань оставлен был заложником. В 268 году Дом Цзинь отпустил заложника косоплетов [тобасцев] в свое отече-ство. В шестой луне 275 года косоплет Тоба Ливэй вторично послал своего сына Шамоханя с данью к Дому Цзинь. Пред отъездом Шамоханя министр Вэй Гуань представил, чтобы задержать его, и тайно подкупить начальников поколений, чтобы поссорить их между собою. В 277 году Вэй Гуань отпу-стил Тобу Шамоханя в свое отечество. Начальники поколений оклеветали его и убили. Ливэй умер с печали па 104 году жизни. Сын Силу вступил на престол, и царство их упало. В то время две области были смежны с сянь-бийцами: Ю-чжеу и Бин-чжеу. На востоке Ухуaнь, на западе Ливэй много производили беспокойствий на их пределах. Вэй Гуань нашел средство по-ссорить их. Ухуань покорился, а Ливэй умер. В 295 году косоплеты разде-лили свое государство на три аймака. Один из них кочевал от Шан-гу на се-вере, от вершины Шанду-гола на запад. Сам Лугуань управлял им; другой кочевал от Сэнь-хэ-пхо, что в округе Дай-гюнь на север, и поручен был Тобе Ито, племяннику от старшего брата; третий аймак помещен в старом городе Чен-ло в округе Дин-сян и состоял под управлением Тобы Илу, младшего Итоева брата. В 297 году косоплет Ито перешел на северную сторону Пес-чаной степи для завоеваний и покорил на западе более тридцати владений. В 307 году Тоба Лугуань скончался. Младший брат Тоба Илу временно при-нял управление всеми тремя аймаками. Он вступил в дружеские сношения с Муюном Хой» [Бичурин, 1950, т. 1, с.168-169].
Сяньбийское племя тоба-табгачи в хуннуское время в Азии (III в. до н.э. – I в. н.э.), вероятно, жили по р. Онон, что на юге современной Читин-ской области России и северо-востоке Монголии. Табгачи включали в себя 99 родов. С ослаблением империи хунну тоба-табгачи примерно в середине I в. н.э. стали жить независимо от хунну, т.е. перестали платить дань.
Видимо, у тоба-табгачей как подразделения сянбийского этноса было отдельное государство, поскольку ими правил хан, т.е. государь, а не ста-рейшина рода-племени. Наличие хана предполагает существование цен-трального аппарата управления населением, определенную территорию и сборщиков для содержания вооруженных сил и управленцев. Велика веро-ятность, что тобаское государство входило во второй половине II в. н.э. в империю всемонгольско-киргизского государства Таньшихая. С разделени-ем империи Таньшихая и по его смерти тоба-табгачи, видимо, отделились и жили, вероятно, на севере страны, что составляет примерно юг Читинской области России.
Примерно до середины I в. н.э. хан Тувань перешел на юг к Большому озеру, которое до сих пор называется Далай-нур. По истечении шести поко-лений примерно в конце I-II вв. н.э. при хане Тефине тоба-табгачи заняли древние земли северных хуннов, поэтому последние, оставив 100 000 се-мейств, ушли на запад по направлению к Европе. Оставшиеся хунну быстро смешались с сяньбийцами-тоба [Бичурин, 1950, т.1, с. 150-151].
          Видимо, на юг к Далай-нуру последовали не все тоба-табгачи, некото-рые продолжали проживать на р. Онон до XIII в. н.э. Чингисхан, уроженец долины Онон, но, полагаем, он выходец из племени кыят, что, вероятно, от-носится к сяньбийско-ухуаньскому народу, из шивэй-мэнгу, впоследствии названных монголами.
По смерти хана Гиефына наследовал хан Ливэй, который прожил дол-гую жизнь (104 года) и умер около 215 г. н.э.
Из летописи Тунцзянь-Ганму можно сделать вывод, что китайское пра-вительство было озабочено и думало, как бы покорить и внести раздор в ря-ды номадов. Как казалось китайскому правительству, раздробленные кочев-ники не представляли угрозы. В конце III в. н.э. «Вэй Гуань нашел средство поссорить их. Ухуань покорился…» китайскому правительству. Принцип «разделяй и властвуй» у китайского правительства сработал.
В 307 г., т.е. в начале IV в., хан Тоба Лугуань умер и хан Тоба Илу встал во главе трех аймаков, кроме того, наладил дружественные отношения с другими сяньбийцами, племенем муюн.
         Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В 313 году Дай-гун Илу обвел стеною Чен-ло, и назвал северною резиденциею, исправил древний город Пьхин-чен, и сделал южною резиденциею; сверх сего построил новый Пьхин-чен на южной стороне реки Лэй-шуй, и поместил в нем За¬падного Чжуки-князя с управлением южным поколением. В 315 году китайский Двор повысил Илу в достоинстве с титулом Дай Ван, и еще дал ему округ Чан-Шань. После сего Илу установил штат чинов при своем Дворе. Он лю¬бил меньшего своего сына Бияня, и хотел его сделать пре¬емником; почему стар-шего сына Лусю послал жить в Синь-пьхин, а мать его выслал от себя. Когда Лусю явил¬ся к его Двору, то Илу приказал ему учинить поклонение пред Биянем. Лусю не послушал его, и ушёл. Илу крайне рассердился, и пошел на Лусю войском; но Лусю разбил войско, и убил отца. Итоев сын Пугынь напал на Лусю, и, уничтожив его, сам вступил на престол. При Дворе про-изошло великое смятение. Но Пугынь вскоре скончал¬ся, и Юйлюй возведен на престол. Он на западе завоевал древние усуньские земли, на востоке по-корил все, лежащее от Уги на запад. Имея отборную конницу, Юйлюй в 318 году сделался сильным воином в северной стране» [Бичурин, 1950, т.1, с. 170-171].
Н.Я. Бичурин в примечании делает предположение: «Из сего места наиболее подкрепляется догадка, что поколение Жужань Гаогюй покорены ханом Тобою Ито в минувшую войну, 297 году» [Бичурин, 1950, т.1, с. 171].
Фактически хан Юйлюй сделался императором, т.е. в его государство входили несколько этносов. Это было между 315-318 гг.
В 337 г. на ханский престол вступил сын Юйлюя Шеигянь. Летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «Шеигянь, по вступлении на престол по север-ную сторону города Фань-чжы, отделил половину царства, и отдал Toбйе Гу. Со времени кончины Тобы-Илу в Дан много было внутренних беспо-койств. Поколения разделились и рассеялись. Шеигянь при его храбрости и уме в состоянии был сохранить наследие предков. Он первый установил штат чиновников и Хан Шеигянь провел в своем государстве администра-тивную и правовую реформы. Он установил штат чиновников и распределил им компетенцию каждого, издал уголовные законы, ввел объективное судо-производство и т.д. Народ, видя движение прогрессивного характера, успо-коился, на западе от Кашгара (Полока – государство, лежащее на северо-западе от Кашгара), на востоке от Сумо, с юга на север, от Ин-шань до Тоба все покорились ему, т.е. Шеигяню.
          В 371 г. Тунцзянь-Ганму пишет: «Чан-сунь Гань, полководец царства Дан, умыслил убить государя Шеигяня. Тоба Шы предупредил удар; был ранен в бок и теперь скончался. Он был женат на дочере Шигани, начальни-ка восточного аймака. Жена по смерти его осталась беременною и родила сына, которому Шеигянь дал имя Шегуй. Это был Тоба-Гуй, основатель ди-настии Юань Вэй. В 376 году Лю Вэйчень, теснимый Шеигянем, просил по-мощи у Дома Цинь, который и отправил войско, а Лю Вэйченя употребил вожаком. Лю Кужень начальник южного аймака, выступил дать сражение, и был совершенно разбит. Шеигянь по болезни не мог лично предводитель-ствовать, и бежал на север за хребет Инь-шань; и когда получил известие, что войска Дома Цинь начали отступать, то опять возвратился в Юнь-чжун. Шеигянев наследный принц Тоба Шы давно скончался. Сын его Тоба-Гуй еще был малолетен. Сыновья, рожденные от Муюнской [сестра Муюн Хуа-на], уже все были в возрасте. Наследие престола еще не было утверждено. Тоба Шыгюнь, старший побочный сын, убил младших своих братьев и с ни-ми Шеигяня» [Бичурин, 1950, т.1, с. 172-173].
В 376 г. хан Шеигянь, сын Юйлюйя, внук Пугиня, правнук  хана Ито, был убит своим побочным сыном Тоба Шыгюнем. Но, видимо, отцеубийца Тоба Шыгюнь утвердиться в должности хана тобасцев-табгачей не сумел.
Внук Шеигяня, который родился после смерти своего отца Тоба Ши (был ранен в бок и скончался в 371 г.) и которому Шеигянь дал имя Шегуй (слово «шегуй» большинство историков и лингвистов переводят с монголь-ского как «ехэ – большой») был с матерью Хэ-шы оставалась у управляю-щего восточной частью ханства Шеигяня Лю Кужиню. Лу Кужинь служил несовершеннолетнему Шегую, будущему имератору северного Китая, осно-вателю династии Юань Вэй с искреннюю преданностью, предвидел и связы-вал с Тоба Гуй большие надежды.
          Средневековая летопись Тунцзянь-Ганму повествует о делах и жизни Тоба следующее: «В 386 году Гело, дальний дед Тобы-Гуй, с начальниками поколений просил Хэну объявить его государем с титулом Дай-Ван. И так сделали большое собрание при реке Нючуань, возвели его на престол и утвердили состав государственных делоправителей. В марте того же года Тоба-Гуй перенес свое местопребывание в Чен-ло, что в Дин-сян; пекся о земледелии; дал отдых народу. Вельможи радовались. В мае вместо прежне-го названия Дай принял для своей династии название Вэй, с титулом для се-бя Вэй Ван. В 388 году Тоба-Гуй принял тайное намерение покуситься на владение Янь, в котором Дом Муюн царствовал; почему отправил князя То-бу-И посланником в Чжун-шань. Прежде жужаньское поколение всегда находилось под владением Дома Дай. Когда Цинь уничтожил Дай, то оно поддалось Лю Вэйченю. Когда Тоба-Гуй вступил на престол, то гаогюйские поколения опять покорились ему; одни жужаньцы не хотели покориться. В 391 году Тоба-Гуй пошел на них с оружием, и они со всем поколением бе-жали на север. Тоба-Гуй гнался за ними около 600 ли. Полководцы говори-ли ему: мятежники далеко, а съестные запасы вышли. Лучше заблаговремен-но возвратиться. Убьем заводных лошадей, сказал им Тоба-Гуй, и пищи до-статочно будет на три дни. И так пошли преследовать удвоенным ходом; до-стигли их в Великой, песчаной степи, совершенно разбили, и перевели их поколение в Юнь-чжун. Между тем Лю Вэйчень отправил сына своего Чжи-миди с 90 000 войска ударить на южное поколение Дома Вэй. Тоба Гуй с 5 или 6 000 совершенно разбил их и, преследуя бегущих, прямо подошел к их городу Юеба. Лю-Вэйчень с сыном бежал. Отправлена легкая конница пре-следовать их. Чжимиди пойман, а Лю Вэйчень убит своими подчиненными. Тоба Гуй казнил до 5 000 родовичей их. Все поколения в Ордосе покори-лись ему; в добычу получил до 300 000 голов лошадей и до 4 миллионов штук рогатого скота. После его изобилие разлилось во всем государстве» [Бичурин, 1950, т.1, с. 173-174].
           Далее летопись Тунцзянь-Ганму повествует: «В апреле 396 года Му-юн-чуй, оставя князя Муюн-дэ охранять Чжун-шань, тайно выступил в по-ход, перешел чрез горы Цин-лин, прошел через Тьхянь-мынь, просек доро-гу через каменные вершины, и сверх чаяния Тобы-Гун очутился прямо про-тив Юнь-чжун. Князь Тоба Кянь охранил Пьхин-чен. Муюн Чуй напал на него. Тоба Кянь выступил в поле, и с потерею сражения лишился жизни. Муюн Чун взял все поколение в плен. Тоба-Гун пришел в страх и хотел уклониться. Поколения пришли в разномыслие, и Тоба Гуй не знал, что предпринять. Муюн Чуй при переходе через Сэнь-хэ-пхо увидел гору нава-ленных в кучу скелетов и расположился приносить жертву. Ратники зарыда-ли, и воплями потрясли горные долины.  У Муюна Чуй с досады и стыда пошла кровь изо рта. С сего случая он занемог, и когда болезнь усилилась, то он построил городок Янь-чан, возвратился. Скончался в Шан-гу. Муюн Бao вступил на престол. Чины Дома Бай советовали Тобе Гуй принять высо-кий титул, и Тоба-Гуй в первый раз выставил знамена Сына Неба. Военный советник Ван Сюнь представил о завоевании северного Китая. Тоба-Гуй одобрил, и решился предпринять великий поход на царство Янь. В сентябре с 400 000 пехоты и конницы выступил на юг в Ма-и, перешел через Гэу-чжу; особливый отряд послан занять Ю-чжеу. В октябре Тоба-Гуй подошел к го-роду Цзинь-ян. Князь Муюн Нун выступил дать сражение, и, быв совершен-но разбит, обратно бежал. Сы-ма Му-юй Сун запер ворота, и не впустил его в город: почему Муюн Нун побежал на восток. Тоба-Гуй, преследуя его, взял в плен семейство его. Войско Дома Янь все погибло. Только Муюн Гун с тремя конниками прибежал в Чжун-чань. После сего Тоба-Гуй покорил всю область Биншжеу… Войско Дома Янь было совершенно разбито и воз-вратилось. Оно еще претерпело несколько поражений. Муюн-Бао оставил лагерь, и с 20 000 конницы возвратился. В это время случился сильный ве-тер с снегом; множество ратников от стужи померли. Большая часть при-дворных чиновников и военных покорилась Дому Вэй. В Чжун-шань был большой голод, и Тоба Гуй осадил его. Он вступил в сражение с Муюном-Линь под И-тхай, и одержал совершенную победу. Муюн-Линь бежал в Йе. Тоба Гуй, с покорением Чжун-шань получил государственную печать и каз-нохранилище со всеми сокровищами, и все роздал военным в награду. По-сле сего Тоба Гун перенес столицу в Пьхин-чен, построил дворец, основал храм предкам своего Дома, поставил жертвенник духам Ше и Цзи. В храме предкам ежегодно пять раз приносили жертву: в два равноденствия, в два поворота [зимний и летний] и в двенадцатой луне. Вслед за сим Тоба Гуй предписал правительству провести рубежи столичного округа, означить ме-ру путей, уравнить весы, определить меры длины; отправил чиновникам обозреть княжества и области, открыть злоупотребления гражданских и во-енных начальников, лично освидетельствовать отрешаемых и повышаемых. Он приказал написать Уложение о чиновниках, определить правила музыки, изложить придворные и другие обряды, сочинить уголовные законы, пове-рить астрономические измерения времени, чтобы все сии части служили об-разцами на вечные времена. В 12 луне Тоба Гуй вступил на императорский престол. Указал в столице и вне связывать волосы на голове и носить шляпу. Отдаленному предку Мао и прочим, всего двадцати семи человекам, дал по-смертные почетные наименования с титулом Хуан-ди, т. е. императора. По древним обычаям Дома Вэй, т. е. сяньбийским, в первой летней луне прино-сили жертву Небу и в восточном храме, т. е. предкам: в последней летней луне выходили с войсками прогонять иней на хребет Инь-шань; в первый осенний месяц приносили жертву Небу в западном предградии. Все сии об-ряды ныне возобновил на прежних установлениях. Определил жертвенные приношения в предградиях и храме предкам; установил обряды и музыку. Еще по совету министра Цуй Хун объявил себя потомком государя Хуан-ди…» [Бичурин, 1950, т.1, с. 175-177].
К 396 г. н.э. весь Северный Китай был завоеван и объединен сяньбий-ским народом (этнос) Тоба-табгачи и установлена династия Вэй. Сяньбий-ские династии в Китае просуществовали до 908 г. Дольше всех династий су-ществовала сяньбийская династия Тан (617-908 гг.).
Известный российский историк-тюрколог С.Г. Кляшторный, правда, не знавший ни одного тюркского языка, писал: «Именно табгачи и создали ди-настию Тоба, Вэй (северная Вэй). Их вождь Тоба гуй в 397 г. разгромил и оттеснил на восток своих сородичей муюнов, а в следующем году он был провозглашен императором новой династии. Его наследник, Тоба Гао, меж-ду 424 и 432 гг. объединил под властью табгачей весь бассейн Хуанхэ и стал создателем единой империи в Северном Китае. Период «шестнадцати госу-дарств закончился первым монгольским завоеванием Китая» [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 99]. 
В IV в. н.э. этнонима «монгол» еще не существовало, а были различ-ные монголоязычные народы, носители гаплогруппы С.
В 1935-36 гг. П. Пельо, П. Бутберг и др. без анализа языка табгачей объявили, что тоба-табгачи являются тюрками, наверное, они поддались всеобщему увлечению тюрками, не прочитав З.В. Тогана, N. Asimi и других турецких ученых, объективно рассматривающих сложный этногенез совре-менных тюрков.
В 1969 г. всемирно известный востоковед Л. Лигети в журнале «Наро-ды Азии и Африки» проанализировал табгачские слова, которые оказались сходными с монгольскими [1969, №1, с. 107-117]. С.Г. Кляшторный, види-мо, не смея возразить мировому светиле науки, встал на монгольскую пози-цию в табгачском вопросе, вопреки мнению российских, казахстанских и других ученых.
Сяньбийцы в своей истории с III в. до н.э. по V в. н.э. сумели создать и организационно оформить, как минимум, четыре государства. При этом, не считая совместное с ухуаньцами-аварами государство Дун-ху, которое су-ществовало, по нашему мнению, до конца III в. до н.э. (около 209 г. до н.э.), уничтоженное хуннуским шаньюем Модэ.
Сяньбийцы активно участвовали в разгроме и изгнании северных хун-ну, заняли бывшую территорию хунну и ассимилировали 100 000 семейств. Древнекитайская хроника Хоуханьшу пишет, что в 93 г. до н.э.: «Северный Шаньюй бежал, а сяньбийцы, пользуясь сим обстоятельством, заняли земли его. Оставшиеся роды хуннов, простиравшиеся до 100 000 кибиток, сами приняли народное название сяньби. С сего времени сяньбийцы начали уси-ливаться» [Бичурин, 1950, т.1, с 150-151].
Первое государство, созданное сяньбийцами. Государство Таншихуя.
Второе государство - Муюн (Баян), разгромленное сяньбийцами-табгачами.
Третье государство, созданное табгачами (по кит. – тоба) и управ-лявшее Северным Китаем с небольшими перерывами с 386 до 907 гг. н.э.
Четвертое государство – тогон (тугу хунь), созданное сяньбийцами в 310 г. н.э. в Куконорских степях (современный Китай). Мы рассмотрим сяньбийское племя тогон.
Этноним «тогон», безусловно, монголоязычное слово, что свидетель-ствует, народ с этим названием (тогон) монголоязычный. Тюрков в IV в. н.э. еще не было на сцене мировой истории. Тюрки («тургуты-турки» - от мон-гольского слова «тургэн – быстрый, скорый, вспыльчивый» [Лувсандэндэв, 1957, с. 432]. Семасиологически наше объяснение наиболее безупречно по сравнению, например, «тора – рожать», как объясняют А.И. Кононов, Л.Н. Гумилев и др., происхождение слов «турк».
Слово «тогон» также безупречно сближается с монгольским словом «тогон – котел, заниматься стряпней, готовить кушанья, кухарничать, быть поваром» [Лувсандэндэв, 1957, с. 102]. Вероятно, родоначальник рода или племени был изготовителем котлов, весьма почетная и прибыльная долж-ность в то время. Изготовитель котлов, возможно, приравнивался к кузнецу, а возможно, и был кузнецом, специализировавшимся на изготовлении необ-ходимых в быту предметов.
Другой вариант толкования этого слова: этноним «тогон» означает, что родоначальник рода или племени был поваром, готовил кушанья и про-фессия повара закрепилась за его потомками. В любом случае этноним «то-гон» произошел от монголоязычного слова «тогон».
Китайские хроникеры монголоязычное слово «тогон» произносили в соответствии со своей фонетикой «тугухунь». Е.И. Кычанов переводит слово «тогон» несколько иначе: «туюйхунь».
На тюркских (киргизских) языках слово «тогон» значения не имеет, только на тяньшаньском диалекте «тогон» означает «плотина» [Юдахин, 2012, с. 740]. Часть тяньшаньских киргизов – племена чирик (цирик – монг. воин) и монголдор (монголыг – по-монг.) имеет монгольское происхожде-ние. В настоящее время чирики и монглодор полностью перешли на киргиз-ский язык как татары, ногайцы, казахи, китайцы, турки и т.д.
Е.И. Кычанов пишет: «Туюйхуни, получившие свое наименование по имени основателя династии Муюн Туюйхуня (247-318), покинули родину в 285 г и через Ордос пришли в восточную часть современной китайской пров. Цинхай. Здесь они основали государство, которое просуществовало три с половиной столетия. Уходу туюйхуней и отрыву от родной сяньбий-ской стороны предшествовало необычное явление. Отец Туюйхуня Муюн Шэгуй разделили було между двумя сыновьями – Туюйхунем и Вэем. Муюн Вэй считался наследником власти отца, а Туюйхуню было выделено 1700 семей.
Однажды кони, принадлежавшие Туюйхуню и Вэю, подрались. “Кони двух бу подрались. Вэй разгневался и сказал: «Покойный государь раздели-ли було и установил имеющееся [на данный момент] обособление. Почему же мы не удалились друг от друга и позволяем нашим коням драться?» Туюйхунь ответил: «Кони – домашние животные, и драться – постоянное свойство их натуры. Зачем же гневаться на людей? Разойтись в разные сто-роны очень странно, но, видно, я должен уйти от тебя за десять тысяч ли!» - и ушел”. Драка лошадей была понята как знак Неба. Следовало решить, ку-да идти. Пустили к ней на восток. “Однко внезапно кони печально заржали и повернули на запад. И так более десятка раз”. Было сочтено, что “это содея-но не людьми”. Туюйхунь, следуя воле неба, объявил своим людям: “Мы, старший и младший брат, оба должны наслаждаться властью над государ-ством”.
К 310 г. туюйхуни дошли до Лун, восточной области современной ки-тайской пров. Ганьсу, где и закрепились в верховьях р. Вэй. Брат, поссо-рившийся с Туюйхунем, сочинил по ушедшему брату песню под названием “Агань”. Упомининие это песни дало основание П. Будбергу и Л. Базэну увидеть в данном слове тюркское “ага”, схожесть с монольским “ака” и пола-гать сяньби или прототюрками, или протомонголами. Постепенно туюйхуни заняли территорию от оз. Кукунор и района г. Синин на северо-востоке до Баян Хаара-ула на юго-западе и от Цайдамской впадины на северо-западе до северо-западной Сычуани (район Сунпань) на юго-востоке. Здесь они поко-рили цянские племена, приобретя их укрепленные, обнесенные стенами го-рода-цзюнги. Сами туюйхуни кочевали и жили в юртах. По данным “Нань ши” и “Лян шу”, туюйхуни пользовались “палатками на сотню детей”, т.е. очень больших размеров». [Кычанов, 2010, с. 80-81].
Сяньбийский род «тогон» в III в.(285 г. н.э.), видимо, выделился из племени табгачей (кит. – тоба) и в 310 г. покорили цянов, проживавших в районе оз. Кукунора. Цяны были по языку тибето-бирманским народом. Как бывает часто при завоевании народа, местное цяньское население, возможно, осталось на месте и постепенно ассимилировало пришлых монголоязычных сяньбийцев-тогонов, к тому времени успевших превратиться в племя-народ. Часть цянского народа ушла на юг, в горный район Амдо.
Китайский источник Сунши сообщает: «…цяны вели кочевой образ жизни, передвигаясь в зависимости от наличия источников воды и пастбищ. Земля их родила мало хлеба, и основным занятием цянов было скотовод-ство. По обычаям цянов их роды (шицзу) не именовались по (одному) опре-деленному принципу. Названия им давались то по имени отца (фумин), то по родовому прозванию матери (Мусин). Близкие родственники могли вступать в брак лишь через 12 поколений. Если умирал отец, то женились на мачехе, а если умирал брат, то брали в жены невесток… Цяны не устанавливали правителей и министров и не имели друг над другом начальников. Если ка-кой-нибудь род усиливался, то от него отделялась группа родственников, (глава которой) становился старшиной. Если род ослабевал, то его члены присоединялись к другим родам» [Бичурин, 1833, с. 2-3].
После покорения цянов в 310 г. сяньбийцы рода тогон основали на землях первых одноименное государство Тогон, в китайском произношении «Тугухунь». На землях цянов и тогонов расположена примерно часть совре-менной  Китайской провинции Цинхай, Нинея-Хуэйскийавтономный район и провинция Ганьсу.
Монголоязычное сяньбийское государство «Тогон» просуществовало до 663 г. и было разгромлено усиливающимися тибетцами
Ближайшими соседями тогонского государства были на юге – цяны (племена мисан и чуньсан); юго-восточные – данаяны, еще одно, вероятно, метисизированное монголоязычное (сяньбийское) племя, ответвление, види-мо, табгачей (тоба), потому что правящая династия носила фамилию Тоба-Вэн-Вэймин; на западе и юго-западе – другой монголоязычный сяньбийский, видимо – род Еху и Восточное женское царство (Дун нюй го) [Кычанов, 1964, с.1].
Этноним «Еху» сближен с монголоязычным словом «ехэ – большой, крупный, огромный, великий» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 339]. На тюркских (киргизских) языках, слова «ехэ» значения на имеет. Поэтому род-племя «Еху» вероятнее всего монголоязычное.
Е.И. Кычанов очень добросовестный, смело можно сказать, выдаю-щийся ученый, хорошо знавший китайский и тангутский языки, вероятно, не знал монгольского, хотя написал книгу «Жизнь Темучжина, думавшего по-корить мир» про Чингисхана.
Е.И. Кычанов из-за незнания монгольских языков становится в тупик перед словами «тогон», «еху», «дансян – тангут», но как объективный и добросовестный ученый не исследовал эти слова, а оставил вопросительный знак. Например, «Были ли сяньбийцы и даньянские (тангутские) тоба связа-ны общностью происхождения» [Кычанов, 2008, с. 45].
Е.И. Кычанов в отличие от российских авторов, например, С.Г. Кляшторного, Н.Н. Крадина и др., не боялся в своих исследованиях опи-раться на зарубежных ученых: «Что скрывается под наименованием Еху (Шеху), до сих пор не установлено. В этот же период выражением «еху» (шэху) в китайских источниках передавался тюркский термин «ябгу» [Liu Man Tsai, 1958. Bd.II. S. 823]. Однако можно согласиться с Ямамото Сумико в том, что для отождествления соседних с дансянами Еху с тюрками пока мало оснований» [Кычанов, 2008, с. 45].
Мы не исследовали слова «дансян» и «тангуты» и их значение и, воз-можно, происхождение. Е.И. Кычанов писал: «… со второй половины VI в. в китайских источниках называется дансян [Сы бу. Т.22. С. 592; Т.023. С. 854], у тюрко-монгольских народов – тангут, у тибетцев – минаг» [Кычанов, 2008, с. 35].
Этноним «дансян», вероятно, сближаем с монголоязычным словом «данссан – книга (бухгалтерская, кассовая, инвентарная), журнал (канцеляр-ский), реестр, ведомость, список, счет» [Лувсандэндэв, 1957, с. 145]. В III в. до н.э. великий реформатор Центральной Азии хуннуский шаньюй Модэ ввел пятый административный чин в иерархии – «данху», предполагаемого счетовода. Вероятно, «дансяном» – счетоводом был родоначальник рода.   
По-киргизски (тюркски) слово «данса» написано как китайское слово, а на самом деле оно не тюркское, а монголоязычное, употреблявшееся еще в III в. до н.э. Думаем, слово «данса» заимствовано киргизами (тюрками) из монголоязычия.
Этноним «тангут», вероятно, от монголоязычного слова «тангараг – клятва, присяга, обет» [Лувсандэндэв,1957, с.390]. Возможно, родоначаль-ник племени «тангут» (мн. ч., означающее народ по монгольски) был вонно-служащим, который дал клятву или обет быть верным хану, родине и т.д.
По-киргизски (тюркски) слова «тангак («танык») означает «вязанка, связка, кипа, тюк» [Юдахин, 2012, с. 702].
Монгольское слово «тангараг»  во множественном числе «тангут», на наш взгляд, имеет больший смысл в происхождении слова «тангут».
Е.И. Кычанов в 1964 и 2008 гг. писал: «Язык сяньбийцев Тоба, как по-лагают, был языком тюркским с примесью монгольских элементов» [Кыча-нов, 1964, с.4], [там же, 2008, с.47]. Но как объективный и действительно вы-дающийся ученый Е.И. Кычанов продолжил: «Однако Ф.В. Томас показал, что язык страны Нам был цянским диалектом. А это может означать, что сяньбийцы Туфа были ассимилированы местными цяньскими (тибето-бирманскими по языку) племенами. В литературе не раз отмечалось, что эт-ноним Туфа, возможно, не случайно связывают с будущим, известным по китайским источникам наименованием тибетской державы Туфань» [Кыча-нов, 1964, с. 4], [там же, 208, с. 47].
В книге «История тангутского государства» [СПб., 2008, с. 40] Е.И. Кычанов изменяет своей объективности и пишет: «…сяньбийцы Тоба гово-рили на одном из тюркских языков с некоторой примесью монгольских эле-ментов» [там же, 2008, с. 40].
Вероятно, Е.И. Кычанов не знаком с работами В.С. Таскина, Л. Лигети и др., которые убедительно доказали, что сяньбийцы говорили на разновид-ности монгольского языка, а род, затем племя, монголов вышло из сяньбий-ског народа с примесью ухуаньского (аварского).
Здесь же Е.И. Кычанов правильно замечает: «Очевидно Сяньбийцы Туфа, постоянно воевавшие с цянами и подчинившие часть цянских племен, быстро ассимилировались и утратили свой язык» [там же, 2008, с. 40]. Сянь-бийцы, как и все монголоязычные в течение века-полутора расстаются со своим родным языком. В данном случае, видимо, монглоязычные сяньбийцы перешли на тибето-бирманский язык цянов, покорившие Северный Китай табгачи (тоба) и муюни перешли на язык покоренного народа – китайского. Примеров перехода монголоязычных  на язык покоренных народов преве-ликое множество.
Вероятно, что у дунган-хуэйхуэй должна быть как у хунну – сянби-монгольская доля гаплогруппы С, но точный ответ на этот вопрос даст тща-тельное генетическое исследование.
Что касается обычаев, нравов, государственного устройства и т.д., в IV-VII вв. н.э.одного из предков дунган-хуэйхуэй – тогонов (тугу-хуанина) мы процитируем Е.И. Кычанова, его книгу «История приграничных с Кита-ем древних и средневековых государств»: «Среди туюйхуней бытовал обы-чай левирата. Кроме скотоводства они занимались и земледелием. Но чаще всего туюйхуни ели мясо, пили кумыс. “Вначеле у них были только сотники, тысячники, предводители. Впоследствии явились князья, министры, прези-денты”. Позже был установлен штат чинов, в котором имелись чжанши (чи-новники-исполнители; ю чжанши – у тоба), сыма (командующие войсками); юсыма – у тоба), цзянцзюни (генералы). Туюйхуни “кое что знали о пись-ме”» [Кычанов, СПб., 2010, с. 81].
В примечании Е.И. Кычанов пишет: «В царствование туюйхуньского государя Шииня туюйхуни “пользовались письмом и палочками с зарубка-ми”. В “Тушу цзичэн” сообщается, что туюйхуни в своем государстве “поль-зовались таким же письмом, какое было у династии Вэй”. Интерпретируя эти сведния, Т. Каролл полагает, что “в то время, как часть населения была гра-мотной, другая умела пользоваться только палочками”. Каким письмом пользовались туюйхуни? Если “как династия Вэй”, то китайским?» [там же, с.81].
Е. И. Кычанов как добросовестный и объективный историк, не склон-ный фантазировать, ставит вопроситльный знак после фраз: «Каким письмом пользовались туюйхуны? Если как “династия Вэй”, то китайским?», видимо страхуясь, может сяньбийская династия Вэй, особенно вначале правления в IV-V вв. н.э., пользовалась сяньбийским письмом.
Сяньбийцы действительно после завоевания и установления своей ди-настии в IV в. н.э. северного Китая могли пользоваться восстановленной хуннуской письменностью. Язык хуннов и сяньбийцев был один и тот же – разновидность староромонгольского, ведь китайские источники указывают, что хунну произошли в IV в. до н.э. от хунну и что хунну сяньби и ухуани единоплеменные народы, т.к., мы полагаем, племена близкородственные, го-ворящие на близких языках.
Вполне могло быть, что сяньбийцы восстановили и пользовались ста-рой письменностью. Многие китайские источники указывают на наличие у хунну своей письменности. Но у нас нет никаких фактических археологиче-ских, нарративных) данных о наличии письменности у сяньбийцев, в частно-сти, у тогонов (тугухуней). И поэтому, мы полагаем, Е.И. Кычанов ставит вопроситтельный знак после того, как вопрошает: «Каким письмом пользо-вались туюхуни?».
Далее Е.И. Кычанов продолжает: «В государстве не было постоянных налогов, но когда не отдавали “необходимое, [власти] отбирали самоуправ-но у богатых семей и торговцев, и брали столько, сколько требовалось”,
За невесту туюйхуни платили калым. Бедные люди, которые не моги заплатить калыма, похищали девушку.
По законам государства Туюйхунь, того, кто убил человека и украл коня, наказывали сурово, вплоть до смертной казни. “Если кто совершил но-вое преступление, то у [виновного] в качестве откупа от наказания конфиско-вывали имущество”. Имелось наказание палками. Смертная казнь осуществ-лялась таким способом: осужденным заворачиали головы войлоком и с вы-соты забивали камнями.
Мы уже упоминали о том, что правитель Циянь взял в качестве фами-лии правящего рода имя Муюн Туюйхуня. Таким образом, фактически сло-во “туюйхунь” являлось лишь обозначением правящего клана, в китайских источниках оно было перенесено нам весь народ, на все население государ-ства, называвшегося также Туюйхунь. Есть сведения, что на деле население государства Туюйхунь называло себя “ачжайлу” (в китайской передаче), “аша” (в тибетской передаче). Происхождение этого этнонима связывают с гуннским словом, исходя из предположения, что в составе населения  госу-дарства Туюйхунь было много бывших гуннских рабов. Возможно, что это какая-то местная легенда. Они возродились в данном регионе в IX в. в рас-сказах и тибетских рабах (умо, вамо), создавших свое государство.
Туюйхуньский правитель Биси отправил посольство к вану династии Хоу Цинь Фуцзянью (359-385) и получил от него звание аньюань цзянцзюнь (“полководец, умиротворяющий отдаленных”). Правитель Шулогань принял титулы дадуду, чэци дацзянцзюнь – командира конницы (чэци означало “отряд из колесниц и всадников”) шаньюя и вана Туюйхунь. Он также титу-ловался Моуинь-кэ-хань, каган Моуинь. Каган Шулогань “облегчил налоги и повинности. Сын Шулоганя Агай был признан императором династии Сун Байлань – ванак Агай, завещал потомкам хранить единство. Это завещание было повторено позже прародительницей монголов Алан-Гоа. Агай взял 20 стрел по числу своих сыновей и раздал им стрелы. Затем попросил своего младшего брата Мулияня сломать стрелу, и тот легко это сделал. После это-го Агай собрал в единый пучок оставшиеся 19 стрел и предложил брату снова сломать их. Мулиянь не смог сделать это. Агай сказал: “Легко перело-мить одного, но трудно сломить многих”. Титул ванов закрепился за прави-телями Туюйхунь. При своем дворе они завели те же порядки, которые были при дворах китайских ванов. “В ставке выход из нее и вход в нее были по-добны [входу и выходу] из ставки вана”. Ван Фуляньчжоу, “живы в своем государстве, установил все чины и ввел всюду управление подобное тому, которое было у императоров – сынов Неба”. Ван Куалюй титуловался кага-ном, имел ставку мв 7 км к западу от озера Кукунор в г. Фусы. Он также по-лагал себя императором, поскольку имел при своем дворе в штате чинов ва-нов. Были в государстве Туюйхунь в то время пушэ – советник императора по гражданским и военным делам, шаншу – в то время глава министерств, административных учреждений (цао), ланжуны (писцы, секретари-исполнители), цзянцзюни (генералы). Куалюй сидел на троне на голове у не-го корона, трон украшали золотые львы. Свою супругу Куалюй титуловал катун (кэцзунь). Он установил с китайской династией Цзинь отношения род-ства и получил в жены китайскую принцессу. Этот каган отличался долголе-тием, и, по данным источника, к 586 г. он сидел на туюхуньском престоле сто лет. В 596 г. преемник Куалюя каган Шифу “получил в жены от суйского двора принцессу” и “просил титуловать принцессу императрицей (тяньхоу)”. И хотя суйский двор не дал согласия на это, ясно, что в пределах своего гос-ударства каган Шифу и себя полагал императором, и свою супругу импера-трицей. Принцессу от суйского двора получил в жены и преемник Шифу Фуюнь» [Кычанов, СПб., 2010, с. 81-83].
Е.И. Кычанов, на наш взгляд, совершенно верно писал, что «слово туюй хунь являлось лишь обозначением правящего класса, в китайских ис-точниках оно было перенесено на весь народ, на все население государства, называвшегося также Туюйхунь». На территории государства Тогон-Тугухунь-Туюйхунь (в переводе Е.И. Кычанова) до прихода тогонов про-живали цянские племена, смешанные с хунну (хуньюй, ханьюнь) и с китай-цами, возможным языком населения, кроме цянского, был китайский. Хун-нуский язык как разновидность монгольского, возможно, быстро исчез, рас-творился. Монгольский язык нигде в мире не сохранился, кроме самой Мон-голии, видимо, как наислабейший язык должен был исчезнуть под напором китайского.
Далее Е.И. Кычанов пишет: «…на деле население Туюйхунь называло себя “ачжалу” (в китайской передаче), “аша” (в тибетской передаче)». Мы полагаем, тибетское произношение наиболее близкое к старомонгольскому. Из современных монгольских языков наиболее похож со старомонгольским бурятский. Слово «аша» означает по-бурятски «внук (по мужской линии, племянник по брату)» [Шагдаров, Черемисов, 2010, т.1, с. 93]. По-монгольски «ач – внук по мужской линии, племянник по брату)» [Лувса-ндэндэв, 1957, с. 98]. Вероятно, население Тогона-Туюйхуня называло себя по-хуннуски (монгольски) «аша», т.к. правящим кланом были до нашей эры хунну, а затем с IV в. н.э. хуннов сменили сяньбийцы «тогоны-тугухуны-туюйхуни».
Е.И. Кычанов, следуя за Carrol Th [los Angeles, 1953, p. 24] пишет: «Происхождение этого этнонима связывают с гуннским словом, исходя из предположения, что в составе населения государства Туюйхунь было много бывших гуннских рабов». Carrol Th, вероятно, ошибается. Предки дунган-хуэйхуэй произошли от цянов, перемешавшихся с хунну (хуньюй, ханьюнь), которые довольно длительное время были правящим кланом на территории, принадлежащей предкам дунган-хуэйхуэй.
Е.И. Кычанов также описал территорию, занимаемую одними из пред-ков дунган-хуэйхуэй тогонами-тугухуанями в VII в. н.э., и о судьбе их госу-дарства: «К началу VII в. государство Туюйхунь имело территорию, протя-нувшуюся с запада на восток более чем на 2 тыс. км и с юга на север – на 1 тыс. км. Объединившая к тому времени под своей властью Китай династия Суй предприняла попытку уничтожить государство Туюйхунь, но она ока-залась безрезультатной. В 635 г. войска династии Тан, пришедшей в Китае на смену династии Суй, разгромили туюйхуней. 70-летний каган Фуюнь по-кончил с собой, и китайцы посадили на престол его старшего сына Муюн Шуня, долгое время до этого прожившего при суйском дворе. Однако он вскоре был убит, каганом стал Нахэбо, который в 641 г. получил в жены ки-тайскую принцессу. В середине VII в. государство Туюйхунь стало подвер-гаться нашествиям тибетцев, которые в 663 г. подчинили себе всю страну. В общей сложности государство Туюйхунь просуществовало 350 лет.
Туюйхуни, очевидно, первоначально были шаманистами, но в VI в. в их среде утверждается буддизм, около 514 г. в столице Туюйхунь был вы-строен девятиярусный буддийский храм.
Туюйхуни – одни из первых, у кого были зафиксированы ставшие по-том популярными в Центральной Азии титулы правителя и првительницы – каган и катун. Г. Моле полагает, что Азия вообще обязана появлением этих титулов на свет туюйхуням. Но честь введения этого титула наряду с туюй-хунями претендует и жуанжуань. Мы практически ничего не знаем о само-бытных формах государственности у туюйхуней, возможно, в целом госу-дарственность у них развилась от должностей военных к должностям воен-ным и гражданским, как полагает Г. Моле, мы, однако, знаем лишь китай-ские наименования (или китайскую передачу наименований) штата чинов. Бесспорно, лишь одно: со временем власть правителя все боле уподоблялась власти китайских императоров, при этом безусловно увеличивалось и заим-ствование форм государственности китайской. Полагать туюйхуньского ка-гана лишь “первым среди равных” в числе туюйхуньской знати, как это предполагает Г. Моле, вряд ли правильно» [Кычанов, СПб., 2010, с. 63].

Туфань (Тибетцы).

Н.Я. Бичурин, следуя китайским нарративным источникам, в частности Тунцзянь Ганьму и др. назвал период V. Туфаньская империя от основания до её падения 634-866=232», а главу назвал «Отделение I-е от основания Туфаньской империи до вторжения Туфаньцев в Китайскую столицу 634-766=152». Китайские летописи и Н.Я. Бичурин сообщают: «Туфаньский народ ведет происхождение от Западных Цянов, которых считалось сто пятьдесят Родов, разселившихся по рекам: Желтой, Хуань и Минь-цзянь. Еще за долго до Р.Х. отделились от них поколения: Фа-цянь и Тхань-мао, поселились на землях от Си-чжи-шуй на запад, от Тогана на юго-запад, и до VII-го столетия не имели сообщения с Китаем. Сии поколения почитаются предками Туфаньского народа. Родоначальник Туфаньского дома назывался Гуши-Босу. Он обладал телесною силою, храбростью и высоким умом: мало по малу покорил себе Цянов и овладел их землями. Слова Фань и Фа по то-ну близки между собой: по сей причине потомки его приняли название Ту-фань; прозвание Босу. Некоторые утверждают, что Туфани суть потомки Князя Туфы-лилугу, который оставил по себе двух сыновей Фаньни и Нота-ня. Нотанев род истреблен Цифо-чжипанем, а Фаньни с остатками поколения поддался Князю Цзюй-цюй Мынь-сунь и был определен Правителем в Линь-сунь. Но когда погиб Мынь-сунь, то Фаньни с своим войском переправился за Желтую реку на запад, перешел через хребет Цзи-ши и привлек к себе Цянов». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.124-125].
Н.Я. Бичурин пишет: «Цяны есть древнее название Туфянцев» [Там же, ч.II, с. 141].
  В V-VII вв. н.э. начинается возникновение западных цянов, вероятно не примкнувших и не принявших в начале IV века н.э. тяньбийское (тогон-ское) правление, и живших, видимо, южнее Цайдана и Амдо. Возмодно, в начале IV в.Западные цяны были разделены на две части, одна часть прожи-вавшая в территории Амдо и Цайдама примкнули к сяньбийцам-тогонам и признала их власть. Другая часть западных цянов, видимо, проживающая южнее р. Хуанхэ, приблизательно в районе Камо и вокруг этого района остались самостоятельными и независимыми.
В V-VII вв. н.э. начинается возвышение западных, цянов, остававшихся независимыми.  Они образовались путем объединения ста пятидесяти родов в государство, у них появилась публичная власть и налогообложение насе-ления в VII в.н.э.
Китайские летописи пишут: «…Государей именуют Цзялбу (Гялбо или Чжалбо). В примечании Н.Я. Бичурин замечает: «Собственное Гялбо, выго-варивается же Кябу или Кяньбу». Кяньбуева супруга называется Мо-мынь. Из чиновников их первый Министр именовался Лунь-чжи), товарищь его Лунь-чжи-Хумань, обоих находилось по одному; их называли ещё  Великий Лунь и Младший Лунь; был военный министр называемый Сибянь-чжифу. Ещё был придворный министр, называемый Нань-лунь-чжифу, иначе Лунь-манжо, товарищь его Нань-лунь-милинфу, младший министр Нань-лунь-чунь, всех по одному человеку. Кроме сих чинов был Первый государственный секретарь, называемый Юихань-бочжифу; помощник его Юихань-миминфу, младший государственный секретарь Юихань-бочун. Все сии особы занима-лись управлением государственных дел под общим названием: Шань-лунь-чжифу-туцюй… Туфань имеет несколько сот тысяч исправного войска…
Туфаньский Кяньбу живет при реках Бабу-чуань и Лосо-чуань… Для судопроизводства не имеют письма; сделки замечают узлами на веревке или зарубками на дереве. За преступления даже и набольшие выкалывают глаза, или отрубают ноги, отрезают нос, или наказывают ременными плетьми. В наказаниях следуют внушениям радости или гнева); положительных законов не имеют. Тюрьмы их состят из глубоких ям, в которые сажают узников и не ранее как по просшествии двух или трех лет освобождают». [Бичурин, «Ис-тория Тибета…», СПб., 1833, ч.II, с.125, 126, 127-128].
Из китайских летописей видно, что вновь образованное Туфинское (за-падноцянское) государство имело развитую систему государственного управления, регулярную армию и судопроизводство, но не имело письмен-ности. Отсутствие у предков дунган-хуэйхуэй (у части западных цянов-туфаней) письменность не мешало иметь полноценный государственный ап-парат, который осуществлял свои функции, видимо, весьма успешно, что опровергает марксистскую догму, утверждающую – государство появляется только с появлением письменности, у безписьменных народов, якобы госу-дарства не может быть. У предков дунган-хуэйхуэй, западных цянов-туфаней мы видим развитую систему государственности.
Далее китайские летописи и российский ученый и полиглот-переводчик продолжают: «Туфаньские владения дежат за 8 000 ли от Чан-ань на югоза-пад, от Шаньшань в пятистах ли на юг». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, с.126]. см. Карту Тибета и Хухунора, по книге Е.И. Кычанова и Б.И.Мельниченко «История Тибета» (с древнейших времен до наших дней), М., 2005, с.8-9.
Далее китайские летописи сообщают: «Там часто бывают громы и молнии, ветры и град; снеги и посреди лета падают подобно как в Китае вес-ною. В горных ущельях лежат вечные льды». [Бичурин, «История Тибе-та…», СПб., 1833, ч.I, с.126].
Данная цитата из китайской летописи опровергает утверждение совре-менных китайских ученых, что Китай и китайцы и предки дунган-хуэйхуэй западные цяны-туфаньцы всегда жили в одной стране и в одном государстве. Автор летописи отрицает этот тезис. Китай средних веков рассматривал страну цянов – предков дунган-хуэйхуэй как другую страну, отличную от его родного Китая: снег и посреди лета подает подобно как в Китае весной».
Выше мы рассмотрели как древние и средневековые предки дунган-хуэйхуэй разговаривают на непонятном для китайцев языке.
Н.Я. Бичурин переводит китайскую летопись: «Туфаньцы имеют горо-да и дома; но Кяньбу предпочитает оным толстяные юрты, называемые Фо-лу, из коих в больших помещается по несколько сот человек. Караулы во-круг них строги и знамена очень часты. Прочие живут в малых Фолу. Мно-гие доживают до глубокой старости и даже выше ста лет. Одеяние их по большей части делается из шерстяных тканей и выделанных кож. Пригож-ством считают намазывать лицо красной краской. Женщины заплетают во-лосы и обвивают. Посуда их состоит из согнутого дерева с кожанным дном. Иногда войлок служит вместо блюда; отвердевшее тесто вместо чашки, в ко-торое наливают отвар или молоко и вместе с чашкой съедают. Пьют вино, или что другое, пригоршнями. В уборах чиновников цимбалы занимают первое место; во вторых вещи золотые и серебряные вызолоченые; медь счи-тается последнею. Различие между благородными и низкими состоит из вы-шивания переднего предплечия. Здания их вообще с плоскими кровлями, и в высоту иногда бывают в несколько десятков сажень. Из хлебов сеют пшени-цу, арнаушку, ячмень, гречиху и фасоль. Из домашнего скота содержат кос-матых буйволов, славных лошадей, собак, овец и свиней. Шкурки нетопырей их идут на меха. Их дромадеры (одногорбые верблюды) пробегают по ты-сячи ли в день). Из металлов имеют золото, серебро, олово и медь. Умерших похороняют в могилах и сверху обмазывают». [Бичурин, «История Тибе-та…», СПб., 1833, ч.I, с.126-127].
Обычаи и нравы средневековых цянов (туфаньцев), вероятно, весьма похожи на средневековые обычаи жителей степной зоны – уйгуров, тюрков и монголов. Схожесть обычаев цянов-туфанцев, с уйгурами, тюрками и мон-голами, возможно, объясняется тем, что древние и средневековые цяны-туфаньцы в большинстве случаев занимались скотоводством. Китайская ле-топись в подтверждение наших слов пишет: «Туфаньцы заниались скотовод-ством переходить с места на место, смотря по воде и траве; постоянного ме-стопребывания не имеют». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.129].
Далее летопись продолжает сообщать: «Они поклоняются душам или теням умерших, а после них чтут духовенство; Юань-ди почитают великим духом Привержены к Шагя-Мониеву закону и веруют заклинаниям». [Там же, с.128]. Вероятно, предки дунган-хуэйхуэй туфаньцы были в VII в.н.э. политическими-язычниками.
Китайская летопись сообщает о нравах туфаньцев, о воинских обычаях и о погребальных обрядах и т.д.: «Многие носят при себе лук и кинжал. При пиршествах не упиваются до безчуствия. Женщин не допускают участвовать в управлении государством. Уважают крепких, презирают слабосильных. Мать кланяется сыну, сын гордится перед отцом). Во время ходьбы малые идут впереди, а старые позади. Отлично уважают умерших на войне. Дом, из которого сряду несколько колен пали на сражении, считается именитым; а трусам в поругание прицепляют на голове хвост лисий и не позволяют им входить в общества. Кланяются, протягивая руки до земли на подобие сидя-чей собаки, потом делают наклонение, чем и оканчивается учтивость. В тра-ур по отцу или матери обрезают волосы, вычернивают лицо, одеваются в темное платье; с окончанием похорон прекращается и траур.
Пред начатием войны золотая стрела, в семь дюймов иною, служит вместо письменного объявления. Почтовые станции отстоят одна от другой на сто ли. В войне, угрожающей опасностью, гонец прикрепляет к груди се-ребряную мету: при крайней опасности умножают число мет.
О нашествии неприятеля дают знать сигнальными огнями….
Шлемы и латы их чисты и светлы, и покрывают все тело, кроме глаз. Тугой лук и острая сабля не могут наносить им опасных ран. Дисциплина их строга: но войска не имеют определенного продовольствия в съестных при-пасах, а содержаться грабежем и добычами. На сражении, когда передняя колонна уже вся побита, тогда выступает задняя. Из четырех годовых вре-мен созрение пшеницы полагают началом года. Имеют некоторые азартные игры. Музыкальные орудия их состоят из раковин и бубна. У них Государь заключает дружество с вельможами. Пять или шесть человек клянутся вместе жить и умереть; по смерти же Государя сии вельможи сами себя предают смерти, чтобы вместе быть похороненными. Употребляемые ими одежды, любимые вещи и верховых лошадей вместе с ними зарывают в могилу. Под-ле могилы строют большой дом, а на вершине оной сажают деревья, что со-ставляет жертвенное место. Кяньбу ежегоднополагает с своими вельможами малую клятву, при которой в жертву приносят баранов, собак и обезьян. В три года полагает одну большую клятву, при которой ночью в жертву при-носят людей, лошадей, рогатый скот и ослов. Каждой скотине ломают ноги, выпарывают внутренность и все раскладывают впереди. После сего Шаман (Лама) молится духам в сих словах: «да будет тоже с клятвопреступниками, что и со скотами».
В последствии в Туфани был Государь Дуань-Дунмо; у Дунмо родился Тошу-ду (Тотори); у Тоту родился Гали-шижо; у Гали родился Болун-жо; у Болун-жо родился Гюйсо-жо; у Гюйсо-жо родился Лунцзан-со; у Лунцзаня родился Цицзунь». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.128-130].
Н.Я. Бичурин, переводивший китайские летописи на русский язык начинает жизнеописание туфаньских государей с Лунцзаня. Деяния госуда-рей Дуань-Дунмо, Тоту-ду, Гэли-шижо, Болонь-жо, Гюйсо-жо, он пропу-стил, вероятно, из-за их малозначительности. Н.Я. Бичурин подробно опи-сал деяния, следуя за китайскими летописями последующих за Лунцзанем государей. Мы же процитируем китайских летописцев и Н.Я. Бичурина опи-сывающих двух государей: Лунцзаня и безымянного Каньбу, при которых предки дунган-хуэйхуэй западные цяны-туфаньцы разгромили в 633 году саньбийцев-тогонов и примкнувших в тогонам Дансянских и Байланьских Цянов. Итак, китайские летописи и Н.Я. Бичурин писали: «Лунцзань) назы-вался также Цисунунь, по проименованию Фое. Он был челвоек отважный и с великими способностями. Часто гоняясь за тарпанами и дикими буйволами, забавою считал колоть их на скаку. Он привел разные владения в западном крае под свою державу. При Китайском Императоре Дай-цзунь в 8-е лето правления Чжень-гуань (в 634 г.н.э.) в первый раз отправил посланника к Китайскому двору. Император отвечал ему взаимным посольством с благо-склонною грамотой. Лунцзань слышал, что Владетели Тулгаский и Тогон-ский берут за себя китайских царевень: по чему отправил в Китай посла с дарами и с предложением о браке. Император отказал: но посланный по возвращению ложно донес Кяньбе, что он принят был Императором благо-склонно и скоро получил бы царевну: но только что приехал Тогонский Ко-роль, то китайский двор уменьшил вежливость и отказал в браке, чему при-чиной полагал он неприязненые внушения Тогонского Короля. Лунцзань рассердился и с Янтунскими Цянами учинил нападение. Тогоны не могли устоять и уклонились на северную сторону Хухунора, а Лунцзань забрал все имущество и скот их. После сего он покорил Дансянских и Байланских Цянов, и с двумя стами тысяч войск вступил в (Китайскую область) Сунь-чжеу. Он послал Китайскому двору золотые латы и препоручились послани-ку предложить о выдаче Царевны за него, а своим вельможам сказал, что ес-ли Китайский государь не выдаст Царевны за него, то он пойдет далее во внутренность его владений. Китайский полководец Хань-вэй на легке выехал высмотреть положение Туфаньцев; напротив сам был разбит. Тогда поддав-шиеся Китаю Цяны сильно взволновались и приняли сторону Туфаньцев. И так Император назначил Полководцами Хэу-цзюнь-цзи по Данмиской доро-ге, Чжиши Сы-ли по Байланьской дороге, Ню-цзинь-да по дороге в Кхо-шуй, Лю-лань по дороге на Тхао-хэ. Сии Предводители выступили в поход с 50 000 пехоты Ню-цзинь-да учинив в ночи вылазку из Сунь-чжеу ударил на окоп Туфаньский и побил до тысячи человек. До сего времени Туфаньцы ежегодно производили нападения на Китай и вельможи уже просили Лунц-заня возвратиться в отечество; но он не слушал, и восемь человек из них убил собственною рукой. Теперь Лунцзань сам почувствовал страх и начал отступать. Он отправил в Китай посланника с извинениями и настоятельно просил о браке. Император согласился и Лунцзань отправил в Китай Вели-кого Лунь-чжи Лудун-цзаня, а для зговорных даров прислал пять тысяч ун-цов золота, и на такую же сумму других драгоценностей. Император будучи крайне доволен ответами сего посланника хотели женить его на Дуань-щы, Княжеской внучке. Лудунь-цзань извиняясь невозможностью сказал: «В оте-честве я имею жену, которую родители мне дали; оставить её невозможно. Сверх сего Кяньбу еще не видал Царевны; смеюли жениться прежде него». Государь возъимел к нему большее уважение, и желая приаязать его к себе высокими милостями, не принял его извинения. В 3-е лето (641) Император помолвил за Кяньбу одну Княжну в качестве Вын-чен-Царевны и назначил Князя Ли-дао-цзун препроводить ее. Для сего построили подворье в Хэ-юань. Когда Князь прибыл с Царевною к границам Туфани, то Лунцзань сам выехал с войском принять ее и расположился у Бо-хай. Кяньбу при свидании с Князем Ли-жао-цзун поступал как зять с великою почтительностью. Увидя величественность Китайского одеяния и наряда он пришел в некоторую ро-бость и затруднение. Как из Лунцзаневых предков никто не был женат на Императорской дочери; то по возвращении в резиденцию, дабы выказать се-бя пред потомками, построил для Царевны городок и дворец. Не нравилось Царевне, что вельможи его намазывали лица красною краской, и Лунцзань запретил сие обыкновение. Сам, вместо прежнего шерстяного одеяния, начал употреблять шелковое. Отправил дворянских детей в Китайскую столицу для образования в науках; сверх сего просил о прсылке ученых для сочине-ния бумаг и докладов. В 22-е лето (648) Китайский двор отправил Вань-сюань-цэ посланником в Западный край. Владетель Средней Индии имел наисильнейшее войско и повелители прочих четырех Индий считались вас-салами его. В то время, как Вань-сюань-цэ прибыл в его столицу в качестве посланника, сей владетель скончался. Вельможа его Алонушунь сам вступил на престол и послал отряд войск для нападения на Вань-сюань-цэ. Послан-ник при помощи ночной темноты спасся бегством и прибежав на западные пределы Туфани потребовал войск от окрестных владений. Тйфань и Непал послали к нему свои отборные войска, с которыми Вань-сюань-цэ вступил в Среднюю Индию и по трехдневном сражении одержал совершенную победу. Он покорил более 500 городов и селений, взял Алоношуня в плен и возвра-тился. Лунцзань-препроводил индийских пленников в Китайскую столицу. Гаоцзунь при вступлении на престол (649) дал ему титул Императорского зятя и Хухунорского Князя. По сему Лунцзань отписал к Китайскому Мини-стру Чаньсунь-ву-цзи следующее: «Сын Неба только что вступил на престол, и между подданными явились неблагораспложенные к нему. Я желаю идти к вам с войсками, дабы общими силами усмирить их. При сем прилагаю пят-надцать золотых вещей для предложения при гробе покойного Государя». После сего дан ему от Китая титул Короля и посланы съестные припасы с Туфаньскими наметами. Лунцзань сверх сего просил шелковичных червей для развода и мастеров для делания вина и строения мельниц. Китайский двор во всем удовлетворил его. В 1-е лето правления Юн-вэй (650) Лунцзань умер и двор (Китайский) отправил посланника для утешения и пренесения жертвы. Как он не оставил сыновей по себе, то на престол возведен внук, ко-торый по малолетству не мог управлять делами, и Министр Лудун-цзань сделан Правителем государства (под именем Безъимянный Кяньбу – Ш.А.С.).
В 3-е лето Правления Сан-цин (658) Лудун-цзан послал Китайскому двору золотое блюдо и проч. и снова просил о браке. Вскоре после сего То-гонцы поддались Китаю. Лудун-цзань досадуя на сие пошел на них с отбор-ными войсками; между Тогонский вельможа Сохогуй бежал в Туфань и со-общил сведение о внутреннем состоянии своего государства. И так Туфань и Тогон начали войну между собой в 663 г.н.э. и тогоны проиграли (Курсив-Ш.А.С.). Каждое из сих владений старалось в докладе изложить Китайскому двору свою справедливость, и оба просили у него помощи; но Китайский двор ни к которой стороне не склонился. Туфаньцы совершенно разбили То-гонов, и Хан их Муюн-Нохэбо с Хуань-хуа царевною и остатками подданных, оставя государство, ушел в Лян-чжеу (Курсив-Ш.А.С.). Для предосторожно-сти от Туфаньцев Китайский двор поставил полководцев Чжен-жень-тхай и Дугу-цин-юнь в Лян-чжеу и Шань-чжеу, а полководцу Су-дин-фан вверил главное начальство над всеми войсками». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.130-136].
Таким образом из китайских летописей мы выяснили следующее: «Ту-фаньцы – часть западных цянов объединившись в государство, в 633 году н.э. разгромили другое соседнее государство – Тогон, которое населяли сяньбийское племя тогони и другая часть западных цянов примкнувшая в 310 году н.э. к сяньбийцам. Сяньбийцы, выходцы из Северной Монголии, прибыли в степные районы Хухунора и присоединили часть западных цянов, занимавшихся скотоводством, большей частью, и частично земледе-лием. В первой трети седьмого (VII) века будучи разгромленными западны-ми цянами сяньбийцы-тогоны отступили на север в Лян-чжеу».
Поле того как Лудун-цзянь фактически руководивший западными цянами, около 633-640 гг. н.э. умер. Сын Лудун-цзаня, которого звали Лунь-Цинлин, вступил на место отца в управление государственными делами, другие три брата Лунь-цзаня командовали войсками.
Китайские летописи сообщают: «С сего самого года учинили они вторжение в границы Китая и разбили 12-ть областей, населяемых поддав-шимися сей державе Цянами. Совет полагал перевести Тогонский народ к Южным горам в Лян-чжеу. Но Император желая отвратить вторжение Ту-фаньцев призвал к себе Министров Цзян-цю, Ян-мобэн и полководца Циби-хэли. Он полагал с ними прежде объявить Туфани войну. Янь-ли-бэнь сказал на сие, что народ терпит голод; трудно помышлять о походе. Циби-хэли присовопуил к сему: «Туфаньцы обитают в отдаленнейшем краю запада; опасно, чтобы они при приближении наших войск не ушли в горы, где труд-но будет найти их, а весной снова не напали бы на Тогон. Лучше не подавать помощи, и сим возродив в Туфаньцах мысль о вашей слабости, дать им слу-чай возгордиться; после сего в один поход можно истребить сих неприяте-лей. Со всем напротив возразил Цзан-цю; Тогонцы теперь ослабли, а Ту-фаньцы торжествуют с упадшим духом противустав торжествующему вой-ску без сомнения не возможно устоять на сражении; и если не подать помо-щи Тогонцам, то государство их погибнет. По моему мнению должно по-спешить отправлением вспомогателных войск, дабы если Тогонцы по сча-стью, не потеряют своего существования, после можно было предпринять дальнейшие меры. И так совет о войне остался нерешенным, равно и пересе-лить Тогонцев не могли. Незадолго пред сим (662) покорились Туфани де-сять колен Западных Тулгасцев». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.136-138].
В примечании Н.Я. Бичурин указывает: «Около 635 года по Р.Х. Кал-мыки обитавшие в Или разделили свои владения на десять колен, соединив-ших между собой союзом. Из сих восточные пять колен назывались пять До-ла, под управлением пяти Ча, западные пять колен назывались пять Нушиба под управлением пяти Цыгиней». [Там же, с.138].
В 662 году Туфянам покорились десять тюргешских племен – пять ду-лу, проживавшие по р. Или восточнее р. Чу, и пять Нушеби, проживавшие западнее р. Чу. В 662 г. калмыков еще не было, но были дулаты, составля-ющие в наше время одно из казахских племен. В древности дулаты, вероят-но, составляли (входили) хуннское племя и были монголоязычными. Види-мо, дулаты возглавили хуннское движение в Европу, а также хойхусцев бул-гар в IV в. Язык ушедших в европу хунну-укров, по моему мнению, был разновидностью монгольского, можно сказать, древнемонгольским. [Шаба-лов, 2011], [Шабалов, 2020] и др.
Далее китайская летопись и Н.Я. Бичурин продолжают: «В 1-е лето Правления Сянь-Пхынь (670). Туфаньцы покорили осьмнадцать областей, и в Западном крае, соединившись с Хотанцами, разрушили стены города Ку-чи.
Сим образом Китайский двор потерял четыре инспекции (в Восточном Туркистане), и предписал полководцу Се-жинь-гуй с двумя товарищами Го-ши-фынь и Ашиною-дао-чжень вести армию, чтоб усмирить Туфаньцев и ввести Тогонов в прежние их владения. Войска под их предводительством простирались выше ста тысяч. Дошедши до Да-фэйчуань, хотели идти на Ву-хай. Се-жинь-гуй предложил прочим товарищам, что по отдаленности сего места, если вести обоз за собой, не возможно надеяться успехов: по чему со-ветовал оставить обоз на Да-фэй-лин и обнести тыном, а с легкими и лучши-ми войсками пойти двойным маршем на запад и внезапно ударить на Ту-фаньцев неприготовившихся, что обещает несумнительную победу над ними. Го-ши-фынь будучи по достоинству равен полководцу Се-жинь-гуй не хотел быть под его распоряжениями, и с своим обозом потянулся вперед. Встре-тившись с Туфаньцами он был совершенно разбит и бросив обоз бежал.
Се-жинь-гуй отстуил к Да-фэй-чуань. Здесь Туфаньцы учинили напа-дение на него и Китайское войско было совершенно разбито; солдаты почти все были побиты или ранены. Се-жинь-гуй заключил мир с Циньлином и вступил в обратный путь. Туфаньцы положив конец царству Тогонов, овла-дели всеми их землями. Китайский двор послал для усмирения Туфаньцев новое войско под предводительством Цзянь-цю: но сей полководец скончал-ся в походе, и войска с дороги возвратились». [Бичурин, «История Тибе-та…», СПб., 1833, ч.I, с.138-139].
В 670 г. китайская империя с табгасками (тобы) императором И_ в ос-новном с табгачскими (саньбийскими) по сути монгольскими войсками были разбиты предками дунган-хуэйхуэйскими-туфаньскими войсками. Предки дунган-хуэйхуэй «положили конец царству Тогон, овладели всеми их земля-ми». А государство Тогон, как мы уже писали было саньбийским, т.е. мон-гольским как и китайская империя Тан сяньбийским.
В 672 г. Туфаньское правительство отправило в Китай вельможу Чжунцзуна. Китайские летописи описывают: «… Чжунцзун в юности образо-вался в Китайском университете и был довольно напитан ученостью. Импе-ратор позвал его к себе и спросил: Нынешний Кяньбу каков в сравении с его предшественниками? Чжунцзун отвечал на сие следующее: «В мужестве, смелости и решительности не может сравниться с ними: но попечителен в управлении Государством и низшие не смеют обманывать его; он есть Госу-дарь достойный похвалы. Сверх сего Туфаньцы живут в полях, покрывае-мых холодною росой (т.е. в холодном климате); мало имеют земных произ-ведений. По северную сторону озера Ву-хай и в самой середине лета снеги не тают. В жары носят шерстяное, а зимой меховое одеяние. Перекочевывают смотря по траве и воде и занимаются скотоводством. Во время стужи живут угор в шалашах и палатках. Из употребительных вещей не имеют и тысяч-ной доли против Китая: но только высшие и низшие живут в единодушии. Мнение о делах начинается от низших и делают одно только полезное дру-гим. Вот что причиною и долговременности, и силы Туфаньского народа». Император сказал: «Дом Тогонский связан был с домом Туфаньским род-ственными узами. Сохогуй изменил своему Государю, а Туфань приняла его в свою службу, и отняла, земли у Тогонского дома. Се-жинь-гуй отправлен был для утверждения спокойствия. Но на Муюнских (в примечании Н.Я. Би-чурин дает разъяснение: «Муюн есть прозвание царствовавшего Тогонского колена – Ш.А.С.) учинили нападение, и потом вторглись в нашу область Лян-чжеу. Чтобы это значило? Чжунцзун поклонившись сказал: я по повеле-нию моего Государя приехал с дарами; других препоручений не дано мне. Император похвалил ответ его: но как Чжунцзун не был Государственный человек; по сей причине почести ему были уменьшены». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.139-140].
Представитель Туфаньского (дунганского-хуэйхуэйского) правитель-ства Чжунцзянь был действиельно хорошо обучен дипломатическому этике-ту и делу. Чжунцзань кратко объяснил китайско-сяньбискому императору в чем заключается сила, мощь и живучесть предков дунган-хуэйхуэй, называ-емых в VII в. н.э. туфаньцами – отсутствие противоречий между различными слоями населения Туфани - … высшие и низкие живут в единодушии».
Китайские летописи продолжают описывать предков дунган-хуэйхуэй называемых в VII в. туфаньцами: «Во 2-е лето Правления Шан-юань (675) приехал в Китай Туфуньми, Министр Туфаньского двора, с предложением о заключении мира с сею державою и дружбы с Тогонами; но Император не принял сих предложений. В следйющем году (676) Туфаньцы учинили напа-дение на китайские области Шань-чжеу, Кхо-чжеу, Хэ-чжеу и Фань-чжеу: побили чиновников и жителей, и награбили множество скота. Император назначил две армии; одну в Тхао-чжеу, состоящую из двенадцати корпусов под предводительством Князя Ли-сянь и двенадцати Корпусных начальни-ков; вторую в Лян-чжеу под предводительством Князя Ли-лунь и двух кор-пусных начальников, но сии Князья не выезжали из столицы, между тем Ту-фаньцы открыли военные действия в Тьхе-чжеу и разграбили два уездных города: Ми-гун и Дын-лин; потом напали на Фу-чжеу и разбили там военоо-го начальника. И так послан Лю-жинь-гуй (677) военный Губернатор в Тхао—хэ; но и сей долго простоял там без действия. Между тем Туфаньцы соединяясь с западными Тулгасцами (по нашему мнению Н.Я. Бичурин до-пустил одну из немногих ошибок – «турок» называет «тулгасцами», что яв-ляется неправильным переводом. Слово «турк» - переводится с монгольско-го «тургэн-быстрый, скорый и т.д.» [Шабалов, 2018] произвели нападение на Ань-си: по сей причине на место Полководца Лю-жинь-гуй (678) Государ-ственному секретарю Ли-цзинь-сюань препоручено начальство над войсками в Тхао-хэ. Ли-цзинь-сюань часто препоручения Полководца Cе-жинь-гуй оставлял без уважения, и чрез то возбудил в нем неудовольствие против се-бя. Cе-жинь-гуй зная, что Ли-цзинь-сюань не имел способностей Полковод-ца, представил его достойным управлять западною армией. Ли-цзинь-сюань настоятельно отказывался; но Государь не принял извинения его. И так Ли-цзинь-сюань выехал из столицы к армии; Император самолично провожал его. Ещё предписано Ли-сяо-и, Правителю канцелярии в И-чжеу и Полко-водцу Чже-ван-фынь и двинуть войска из Цзян-нань и Шань-нань. Сии вой-ска прежде открыли военные действия в Лун-чжи и одержали победу над Туфаньцами.
Ли-цзин-сюань двигнувшись со 180 000 войск встретился с Туфаньским Лунь-Линьцином и вступил в сражение у Хухунора. Товарищ его Лю-шень-ли зашедший далеко убит на сражении; Ли-цзин-сюань не подкрепил его и в беспорядке отпустил к Чен-фын-лин, где по неудобности местоположения не мог развернуть своих сил, а Тауфаньцы расположились станом подле самой его армии и заперли ее при упомянутой горе. Предводитель Хэчи-чен-чжи с пятью стами отважнейших солдат ночью врубился в лагерь Туфаньский, от чего Туфаньцы пришли в такое смятение, что потаптали друг друга, и много людей потеряли; что и принудило их отступить. Сим образом Ли-цзин-сюань спас остатки своей армии и возвратился в Шань-чжеу.
Император был милостив до слабости, и не имел дальновидного ума. Видя, что полководцы его часто проигрывали сражения, он позвал вельмо-жей на совет и требовал от них мнений к оставлению Туфаньских успехов. Он говорил им: «Я никогда не одевался в латы, не бывал в походах. В про-шлое время, когда мы в Гао-ли покорили Бо-цзи, война продолжалась сряду несколько лет, и Срединное государство было в волнении. Я и по сие время раскаиваюсь в том. Теперь туфаньцы нападают уже на самые пределы Им-перии. Вы должны подать мне советы». На сем собрании иные советовали заключить мир и родство; другие предлагали принять оборонительное по-ложение, и не открывать наступательной войны, пока состояние государ-ственных доходов и силы народа не придут в лучшее положение. Некоторые настояли, чтоб употребить все усилия к составлению новых армий и про-должать войну. Император оборотясь к Полководцуц Лай-хынь сказал, что с того времени, как погиб Ли-цзи, он более не видит хороших полководцев; на что чей тотчас привосокупил, что в то время одна армия, собранная в Тхао-хэ, достаточна была к удержанию неприятелей: но полководцы не в точности следовали предписаниям; и посему не имели успехов. Император не мог по-нять его. Сим образом прекратили совет не положив ничего решительного. В 1-е лето Правления Тьхяо-лу (679) Кяньбу умер; по нем на престол всту-пил сын его Цину-синун на осьмом году от рождения». [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.I, с.140-143].
В 679 году умер Каньбу туфаньцев-предков дунган-хуэй-хуэй, проис-ходивших из народа западных цянов делившихся на множество родов и племен, ка-то: Бийгяньские, Дансяньские и т.д., всего одних родов, сохра-нивших независимость к моментуобразования государства Туфань, было 150, это не считая родов и племен примкнувших к сяньбийцам-тогонам и по-корившихся Китаю.
Китайская летопись напоминает: «Туфань есть страна, принадлежащая западным Цянам Династии Хань. Неизвестно, откуда произошли поколения их. Некоторые утверждают, что они суть потомки Туфы-лилуку. Слово Туфа будучи принято за проинаименование цариствующего дома, в последствии ошибочно превращено в Туфань. [Бичурин, «История Тибета…», СПб., 1833, ч.II, с.125].
Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко в книге «История Тибета…», М., 2005 г., пишут: «Когда Лилуку умер, Фаньни (его сын. – Е.К.) был ещё мо-лод, и власть унаследовал Жутань, младший брат Лилуку. Фаньни стал ко-мандующим войсками в Аньси. В первый год девиза царствования Шэнь-гуй династии Хоу Вэй (414 г.) Жутань был погублен… Фаньни собрал остав-шихся людей и подчинился Цзюйцюй Мэнсюню, получив должность тайшоу в Линьсуне. После гибели Мэнсюня Фаньни собрал людей и увел их на за-пад, перейдя Хуанхэ за Цзиши, и основал государство среди цянов, терри-тория которого простиралась на тысячу ли. Фаньни властсвовал милосерд-но, и потому его полюбили все цяны. Он привел их всех под всою власть… Затем он сменил фамилию на Субое». [Кычанов, Мельниченко «История Ти-бета…», М., 2005 г., с. 29].
Датировка V-VII вв. н.э. явялется условной т.к. установленые даты правления династии Лилусу в тибетском и китайском источниках разнятся. Мы же ориентировались на китайские источники как Н.Я. Бичурин.
Сяньбийское т.е. монгольское влияние на историю Тибета (Туфани) и его население – западных цянов описывает выдающийся российский ученый Е.И. Кычанов, владевший китайским и тангутскими языками, в работе напи-санной в соавторстве с Б.И. Мельниченко. Книга называется «История Тибе-та (с древнейших времен до нашего времени», М., 2005. В вводной части, где описывает происхождение тибетцев они пишут: «Именно Тибетское нагорье стало местом фомрирования тибетского народа и своеобразной ти-бетской цивилизации. Как мы показали ранее, археологическое обследова-ние установило, что Тибетское нагорье было заселено человеком еще с эпохи палеолита. Археологи полагают, что тибетская народность сложилась из насельников тех неолитических культур и культур эпохи бронзы и начала железного века, которые уже обнаружены и, безусловно, будут еще обнару-щены на территории Тибета. Вместе с тем специалисты не сбрасывают со счетов возможных пришельцев на Тибетское нагорье с северо-востока и с за-пада.
Пришельцами с северо-востока были цяны, и достаточно долго исто-рики Тибета полагали, что заселение Тибетского нагорья и сложение табиет-ской народности связано прежде всего с цянами как предками ряда тибето-бирманских народов.
Цяны известны по крайней мере с середины II тысячелетия до н.э. как соседи древнекитайского государства Шань-Инь (1716-1122 гг. до н.э.). Они заселяли территории к северу и северо-востоку от Тибетского нагорья. В шан-иньских надписях на костях цяны упоминаются довольно часто как объ-ект нападений иньцев и как народ, совершавший нападения на Шан-Инь. Цяны платили дань иньцам, из числа цянов в Шан-Инь было много рабов. Цянов в Шан-Инь приносили в жертву при совершении человеческих жерт-воприношений, с ними торговали, закупая у них скот и шерсть. Цянская знать роднилась со знатью Шань-Инь. Один из знатных кланов древнего Ки-тая – Цзян традиционно считается цянского происхождения [Куликов, 2001, с. 38-41].
Китайские источники подчеркивают, что цяны являлись по преимуще-ству скотоводами. Полагают, что именно цяны могли быть насельниками культуры Цзицзя, с ними связывают могильник Сыва близ г. Линьтао [Во-робьев, Итс., 1954, с. 454-455].
В конце Iтыс. до н.э. сложился союз цянских племен, именующийся в китайских источниках западноцянским (си цян). Судя по китайским описани-ям, западные цяны были кочевниками-скотоводами. Источник отмечает, что счет родства у западных цянов велся как по отцовской, так и по материнской линиям, что рассматривалось как переходный этап от матриархата к патри-архату. Д.Е. Куликов, который считает древних цянов эпохи Шань-Инь и западных цянов двумя разными этносами, понимает под западными цянами времен династии Хань (II в. до н.э. – II в. н.э.) «многочисленные ветви коче-вых тибетцев», происходивших от смешения в V в. до н.э. местных цинхай-ских племен и мигрантов из Северо-Западного Китая [Куликов, 2001, с. 50]. Были ли западные цяны тибетцами-кочевниками, это ещё большой вопрос, хотя именно китайская традиция увязывает и происхождение тибетцев, и за-селение Тибетского нагорья с уходом части западных цянов на Тибетское плато.
Древнюю тибетскую демонологию, которую пока трудно совместить с неолитическими стоянками Тибета, современный тибетский историк с Тайва-ня Даньчжу Аньбэнь связывает с названиями древних тибетских родов и племен, сменой их господства над предками древних тибетцев. Источник под названием «Пир мудрецов» называет десять таких периодов смены господ-ства, десятым периодом было время, когда правителями юыли девять брать-ев, злых духов. Объектом их господства были восемнадцать племен Дундэ [Даньчжу Аньбэнь, 1998, с. 3]. Обезьяну и ведьмму Лу из легенды о проис-хождении тибетского народа Даньчжу Аньбэнь считает наименованиями двух мощных древнетибетских кланов, состоявших между собой в брачных отношениях. От этих двух кланов произошли другие 4 клана, соответственно 12, 25 и 40 малых владений. А после этого наступила эра господства цэнпо. Как полагает Даньчжу Аньбэнь, Тибет был заселен уже 50 лет назад и цяны, часть которых в V в. пришла на территорию Тибетского нагорья, никак не могли быть предками тибетцев. Он идет дальше, и, по его заключению, не тибетцы поизошли от цянов, а цяны произошли от тибетцев. Хотя древние насельники Тибетского плато могли и покидать его, все-таки в свете совре-менных знаний происхождение цянов от предков тибетцев представляется маловероятным. Население Тибета возникло автохтонно, но никто не от-рицает принадлежность тибетского языка к тибето-бирманской группа, входящей в более обширную семью языков синтетических. К периоду разви-того неолита предки многих тибето-бирманских по языковой принадлеж-ности народов, известные как цяны (в данном случае мы исключаем насель-ников Тибетского нагорья, хотя, вероятно, и неоправданно), были южными и юго-восточными соседями предков китайцев, в частности иньцев. Зона контактов была обширной, об этом свидетельствуют иньские гадательные надписи, цянское происхождение известного в древней истории Китая клана Цзян, указания на возможное цянское происхождение чжоусцев. Цянское население в широком смысле этого слова описывало Тибетское нагорье с се-веро-запада, северо-востока и востока. Этот цянский «пояс» под давлением предков китайцев сжимался вследствие прямого военного нажима и ассими-ляции. Цянский «пояс» мог принимать пришельцев из Тибета, но столь же допустимо, что часть цянов уходила на территорию Тибетского нагорья, смешиваясь там с местным населением, хотя в китайских письменных источ-никах это зафиксировано, и то не очень четко, лишь для конца IV – начала V в. н.э.
В целом же на рубеже Iтыс. до н.э. – I тыс. н.э. картина расселения народов в этой части Азии была такова: Маньчжурия-Монголия – народы алтайской языковой семьи, предки тюрков, монголов, тунгусо-маньчжуров; долины рек Вэй и Хуанхэ – предки китайцев, возможно до долины р. Янцзы. Долина р. Янцзы и области к югу от нее – предки вьетов и тайских народов. Тибетское нагорье и прилегающие к нему области – предки тибето-бирманских народов. По китайскому побережью Тихого океана – аустроне-зийцы, в западных районах пров. Ганьсу и на территории пров. СиньЦзян – индоевропейцы. Именно таким этот мир стал входить в начальную китай-скую писаную историю (Курсив-Ш.А.С.).
О древних контактах цянско-тибетской периферии с Тибетским нагорь-ем свидетельствует наличие в линии предков легенды о «девяти братьях», представление о птице-мироустроителе, связь начала тибетской государ-ственности с тотемом птицы. Мы уже упоминали, что в «Пире мудрецов» го-ворится о периоде правления девяти братьев. В другом источнике, «Дебтер марбо» («Красные анналы»), сообщается, что после эпохи обезьян наступи-ла эпоху «девяти братьев» Масаег, в числе которых были шесть злых духов, дракон, небесное божество Лха и божество дерева Му. У основоположника первой тибетской Ярлунской династии также была родня по женской линии, состоявшая из девяти сыновей голодных демонов. Датский тибетолог Эрик Хаар считает версию происхождения династии Ярлун от «девяти братьев» тайной, побочной, а не генеральной. У одной матери было девять сыновей. Один из них, младший, по имени Шугпа («Могучий»), имел признаки водо-плавающей птицы, его спросили: «Кто ты, откуда пришел и куда идешь?» Он ответил: Я иду из страны Пово и направляюсь в Бод». Он ответил: «Бла-годаря большим способностям, силе и  чудесному появлению на свет люди моей страны зовут меня Шугпа!». Люди Бод посадили его на трон и сделали дже, правителем. Это был основатель династии Ярлун – Ньяти-цэнпо [Haarh, 1969, p. 217-225].
Еще по дной версии, было девять братьев, из которых один – Тхеу (Тхе, Те) Бран – «Подобный демону». Тхе – это три класса божеств Белого Неба, Промежуточной сферы Бар-тхе-ка-бо и Черной земли. Есть еще «жен-ская версия» девятки. Некая богиня породила девять яиц, из девяти яиц вы-шли девять богинь, их потомком была прародительница божества Цан. Эта прародительница снесла яйцо, из этого яйца и пошли правители Тибета цэн-по. Предание о девяти братьях было известно и у родственных народов за пределами Тибета. В тангустских (Си Ся) источниках упоминаются «девять братьев Белых Высот», девять братьев известны из мифологии ицзу, пуми, наси и др. Потомками «девяти братьев Белых Высот» считали себя правите-ли средневековой династии Пагмодупа.
«Девять братьев», возможно, цянская мифологическая струя, которая могла проникнуть на Тибетское нагорье с цянской эмиграцией, хотя и совсем необязательно. Таким образом, полагая, что тибетская народность сложи-лась автохтонно на Тибетском нагорье, участие в ее формировании цянского компонента вряд ли следует отрицать. Считать цянов выходцами с Тибетско-го нагорья в резкой формулировке Даньчжу Аньбэня – «не тибетцы про-изошли от цянов, а цяны произошли от тибетцев» [Даньчжу Аньбэнь, 1998, с. 16] – тоже пока преждевременно». [Кычанов, Мельниченко «История Ти-бета…», М., 2005 г., с. 18-21].
Е.И. Кычанов и Б.Н. Мельниченко привели несколько версий о проис-хождении тибетцев, но по-моему мнению, они склонны считать цянов пред-ками тангутов, а тангуты-туфаньцы (тибетцы) потомки западных цянов. Об этом, в более, категоричной форме говорят китайские нарративные источни-ки и Н.Я. Бичурин. Мы – же считаем, что разные авторы вправе выдвигать различные версии, но мы склонны доверять китайским источникам и Н.Я. Бичурину, т.к. они ошибались очень редко, да и то по мелочам.
Е.И. Кычанов и Б.М. Мельниченко продолжают: «Фаньни сравнивают или отождествляют с упоминавшимися выше Пуде Гунгьялом.
Неизвесно также, когда Тибет получил свое наименование Бод, а ти-бетцы – бодпа. Топоним Бод связывают с наименованием религии бон. Бон – это духи, божества, а бод – те, кто их вызывает, бодпа (тибетцы) – те, кто следует верованиям бон. В дуньхуанских рукописях Тибет именуется стра-ной «Бод шести яков», а в Ладакской хронике – «Бод из шести племен».
Старое китайское наименование Тибета – Туфа увязывается именем клана Туфа, из которого вышел Фаньни. Отсюда и современное китайское наименование первой тибетской династии Тубо. Не исключено, что этноним туфа имеет отношение к наименованию мужской прически туфа, которая могла быть у сяньбийцев, ибо Фаньни был по происхождению сяньбийцем. У сяньбийцев такую прическу могли позаимствовать цяны, подчиненные Фа-ньни, позже она изветсна у киданей, и с 1036 года была введена в тангутском государстве Си и Ся императором Юань-хао. Эту прическу делали, выбри-вая затылок и верхнюю часть головы, с челкой на лбу и двумя длинными ко-сицами, нечто вроде пейсов, от висков.
Наименование страны как Тибет в форме Тёбёт впервые встречается в древнетюркских орхонских надписях.
Древний Тибет с юга был ограничен Гималаями и открыт в северном, западном и восточном направлениях. Народ осозновал свою принадлеж-ность к тому или иному клану-кости (ру, тиб. rus), в источниках упоминаются четыре великих клана-кости – Се, Му, Дон и Тон. В глубокой древности в юго-восточной части Тибета, области, прилегающие к р. Цанпо – Ньянгпо, Конпо и Пово, образовывали как бы углы треугольника, в центре одной из сторон которого между Ньянгпо и Пово находилась долина Ярлун. «Дея-тельность» Ньяти-цэнпо была связана с Конпо (он иногда даже именуется Большим правителем Конпо). Условно одна из вершин этого треугольника была ориентирована на север, каак раз на Конпо, две другие – на запад (Ньянгпо) и на восток (Пово).
Четыре ру, крыла или рога, также образовывали треугольник, север-ным углом которого были се аша (туюйхуни), восточным – донг миньяг (дапсяны-тангуты), западным – му (шаншун), а в центре, на стороне тре-угольника, соединяющей условной линией восток-запад, находились тон сумпа. Если мы продолжим эту треугольную конструкцию, то она выведет нас уже за пределы собственно Тибета. В этом случае ее северным углом станут хор (тюрки, уйгуры), восточным – джа (Китай), западным – ле мон (гималайские племена, особенно Непала), а в центре, на линии между джа и мон, окажется Бод-Тибет. Принимая эту пространственную ориентацию древних тибетцев, мы получаем объяснение и «трех гья» (тиб. grya): Желтых гья (гья сер) – Центральная Азия, Черных джа (гья наг) – Китай и Белых Джа (гья кар) – Непал и Кашмир, позднее – Индия, образующих все тот же тре-угольник. Желтый цвет являлся цветом Центральной Азии, черный – Китай, белый – Индии. По мнению Э. Хаара, в центре должен был находиться крас-ный цвет, цвет «краснолицых», т.е. самих тибетцев. Не очень ясный термин гья получает объяснение как означавший в древности просто «пограничные племена».
По преданиям, племена центра подчинили себе четыре окружавших центр племени – шудпу, цзепон, баннон и нанам, которые были включены в войска центра. Это были «лики сокола» на востоке, «копыта осла» на юге, «хвосты кота» на западе и «уши зайца» на севере. За этими легендарными сведениями стоит исторически засвидетельствованное распределение войск по четырем ру. Эти четыре ру соответствовали первому квадрату покорения демона. Правитель помещался в центре, лицом к югу, поэтому левому крылу соответствовал восток (Кам), а правому – запад (Нгари). Существовала так-же горизонтальная ориентация по верху и низу. Верх соответствовал западу, низ – востоку, верх – это Нгари и Индия, низ – Кам и Китай.
Как и у всех народов древности, важнейшим обрядом общественной жизни было погребение правителя. По преданию, в глубокой древности тело умершего заключали в медный сосуд и бросали в реку, где оно попадало во власть демоницы Лу, т.е. возвращалось к одному из своих истоков. Затем правителей стали погребать в могилах. Перед погребением узел волос на го-лове правителя обвязывали тесьмой, на теле делались надрезы, и оно окра-шивалось киноварью, а иногда и кровью людей, приносимых в жертву. Тело удаляли от людей, поскольку оно должно было разлагаться. Выпивали жертвенное вино, съедали жертвенную пищу. Из тела удаляли мозг и внут-ренности, они замещались киноварью и золотым порошком. У покойного обрезали нос, и вместо него делали нос из золота, умершему вставляли се-ребряные зубы. Затем тело бальзамировали и мумифицировали. Все эти процедуры совершались в период траура, который длился два года. Погре-бение совершалось на третий год. В рукописи из Дуньхуана сказано: «Вели-кие похороны должны быть совершены на третьем году после смерти», наилучшим временем для похорон считались месяцы ноябрь и декабрь. Со-оружалась квадратная могила, которая разделялась на девять камер, цен-тральная камера являлась собственно погребальной. В ее центре сооружался трон из сандалавого дерева, на троне размещалось сделанное из золота в натуральную величину изображение правителя, одетого в парадное платье. Самого покойного, точнее уже его останки, помещали в большой сосуд, смешивая эти останки с киноварью.
Имелись разные варианты такого погребения: так, останки Сонцэн Гампо были помещены в серебряный ящик (гау), поставлены на трон и свер-ху укрыты коврами и шелковыми знаменами. Сокровища разложены перед троном. В могиле были сопогребенные – животные и люди. Последних име-новали «люди общей участи». Как сообщают китайские источники, когда умирал цэнпо, «убивают быков и лошадей, которых хоронят вместе с умер-шим. Быков и лошадей сваливают в кучу в могиле. Их (цэнпо. – Е.К.) моги-лы квадратные по форме и выложены камнем, похожи на дома обычного вождя. Тех сановников, которых государь считал своими друзьями, называ-ют «людьми общей участи». Число их не превышает пяти. В день смерти государя «люди общей участи» без меры пьют вино. В день похорон им прокалывают ноги, и они умирают от того, что истекают кровью, после чего их хоронят вместе с умершим» [Вэньсянь тункао, 1936, с. 2694].
Вместе с цэнпо погребались его любимый конь, лук и меч, одежды, ко-торые он носил. Над могилой сооружался «большой дом», место вокруг об-саживалось деревьями и считалось местом жертвоприношений. Позже при могиле размещались рабы и гвардейская стража. Рабы поддерживали в по-рядке могильный комплекс, а также обслуживали гвардейский караул. Лю-ди, живущие при могиле, именовались «живыми-мертвыми», они не обща-лись с другими «живыми» людьми из соседних селений и пастбищ, жили на пожертвования, огородами и разводили скот. В числе таких людей оказа-лись и «люди общей участи», когда их перестали убивать.
Пока трудно сказать, в какой части список цэнпо, древних правителей Тибета, реальный, а в какой – легендарный. Есть мнение, что реальным цэн-по был Лхатотори Ньенцэн и, возможно, некоторые из его потомков, т.е. пять-шесть правителей до Намри Сонцэна, отца Сонцэн Гампо. Этих прави-телей можно отнести к концу V-VI в. Такая датировка их правления может быть сопоставлена и с китайскими известиями о правителях цянов сяньбий-ского происхождения – Фаньни и его потомках.
Ярлунская династия (или позже, до середины XI в., династия Тубо) сыграла решающую роль в формировании ядра тибетской народности. Воз-можно, уходя корнями в развитой неолит, она развилась в эпоху металла – бронзы и железа. Это была земледельческая цивилизация с развитым ското-водческим хозяйством. Многие правители династии сохранились в поздней письменной традиции как культурные герои, ко времени правления которых отнесены те или иные достижения тибетской цивилизации.
Выжигание древесного угля, плавка медной, железной и серебряной руды, внедрение плуга и ярма для вспашки полей парой быков, создание си-стемы орошения полей, измерение площадей пахотной земли размером участка, вспаханного парой быков, учет скота по количеству шкур (кож), культивирование пастбищ, строительство замков-крепостей – все это было достигнуто к концу VI в. Были расширены пределы территории, управляе-мой династией, население было поделено на две группы по способу хозяй-ствования: земледельцев и жителей городов (тонде, тиб. grong sde) и ското-водов-полукочевников и кочевников (догде, тиб. brog sde)» [Кычанов, Мель-ниченко «История Тибета…», М., 2005 г., с. 29-33].
Религией у западных цянов как и во всем Тибете, вероятно, к VII-IX ве-кам был бон – разновиднось политеизма – язычества. Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко пишут: «Комплекс преданий и верований бон идеологически и ритуально обслуживал династию, обеспечивал харизматичную легитимность ее правителей. Существовали школы бонпо. Известно, что Сонцэн Гампо пригласил ко двору некоего Лхадема, создавшего школу, в которой обучали мастерству изгнания демонов. На бон опирались не только центральная власть, но и клановая знать, у кланов имелись свои божества и свои комплек-сы верований бонского толка.
Бонский Тибет был окружен буддийскими странами: Непал и государ-ства Северной и Северо-Западной Индии, города-государства Западного края (Си юй, совр. Синьцзян), Китай. Можно думать, что буддизм в той или иной форме проник в Тибет уже в конце VI в. Сонцэн Гампо проявлял к буд-дизму известный интерес, о котором говорилось ранее. Буддизм «уцепился» за двор тибетских цэнпо, за династию. С момента рождения Тибетского гос-ударства среди его правящей верхушки со все большим ожесточением стала разворачиваться борьба сторонников бон и сторонников буддизма. Несмот-ря на то что бон до середины IXв., до гибели династии, оставался главным верованием страны, борьба сторонников бон и буддизма превратилась в ос-новное противоречие в правящем влане и группировках Тибетского госу-дарства VI-IX вв. Цэнпо и его ближайшее окружение, заинтересованные в создании единого и сплоченного Тибетского государства, будут выступать за проповедь и введение новой веры, ибо буддизм, как и другие мировые религии, служил идеологической основой для укрепления и созидания еди-ного государства. Эта идеология освящала социальное неравенство метода-ми более гибкими и изощренными, чем примитивные верования. Сторонники децентрализации – представители знатных тибетских кланов, вожди местных племен – будут, опять же не все, придерживаться старой религии бон». [Кы-чанов, Мельниченко «История Тибета…», М., 2005 г., с. 44-45].
Проникновение в среду западных цянов и всех туфанцев-тибетов буд-дизма кратко и правдиво описали Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко. Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко, видимо, считают, что буддизм служил «идео-логической основой для укрепления и созидания единого государства». Это марксистская догма явно не сработала в деле созидания единого государства Туфань-Тибет, как позднее в XVI веке буддизм не стал основой единого мон-гольского государства, а наоборот стал катализатором развала единого монгольского государства.
По-моему мнению, религия, какая бы она не была не может служить для укрепления и созидания единого государства сама по себе. Для этого нужны совпадения многих факторов: политических, экономических, воен-ных, этнических, идеологических и т.д. Пример, образования государства одним из родов (плеени) западных цянов – Туфань (Тибет), который объеде-нил вокруг себя родственные роды и племена. Туфань возник, как единое государство, довольно, крепкое на идеологической основе племени или кла-на Туфа, религией которых был – политеизм, видимо, в форме бон. Другой пример, в начале XIII века возникло самое большое государство в истории человечества – Монгольское государство с «идеологической» основой также в форме политеизма-шаманизма. Примеров, опровергающих марксистскую догму, что мировая религия необходима для укрепления и создания единого государства, можно ещё привести много.
Ниже мы приведем обширную выдержку из книги Е.И. Кычанова и Б.И. Мельниченко «История Тибета…», М., 2005 года для расширения кру-гозора читателей, которая описывает с 650 г., примерно, до 860 г. т.е. до па-дения государства Туфань-Тибет.
Правителя Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко пишут: «Цзяны», а не «Ганьбу» и не совпадают с китайскими летописями некоторые даты. Что пи-сал Н.Я. Бичурин, переводивший китайские летописи, в начале XIХ века, и Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко, переводившие, почти два века спустя, ти-бетские-тангутские летописи в целом совпадают. Читатель должен помнить, что речь идет о западных цянах, смешанных с китайцами, хунну, сяньбийца-ми и т.д. – предках современных дунган-хуэйхуэй.
Е.И. Кычанов и Б.И. мельниченко о Тибете (Туфани) пишут: «С 650 по 676 г. цэнпо был внук Сонцэн Гампо – Мансон Манцэн. В 654 году под ру-ководством Тонцэн Юлсун Гара был создан государственный совет. Активи-зируется внешняя политика Тибета. В 655-663 гг. между Тибетом и танским Китаем считал Тугухунь своим вассалом, а Тонцэн Юлсун Гар заявлял, что владения Тугухунь – это древние пограничные земли Тибета [Чжоу Вэй-чжоу, 1984, с.102]. Атакованные тибетцами, тугухуни просили помощи у танского двора, но император Гао-цзун им в этой помощи отказал [Там же]. Это, безусловно, был просчет, хотя подобные действия Китая объяснялись тем, что он был связан войной на Корейском полуострове.
К тибетцам бежал Сохэгуй, тугухуьский сановник, родственник пра-вящего дома. Он известил тибетцев о положении в Тугухуне и о том, что тугухуньцы в данный момент не могут рассчитывать на китайскую помощь. В 663 г. тибетские армии вторглись в Тугухунь. В генеральном сражении на берегу р. Хуанхэ тугухуни были разбиты. Правитель Тугухунь – Жогэбо и его китайская жена Хунхуа гунчжу бежали в Китай, в г. Лянчжоу. Импера-тор Гао-цзун приказал «умиротворить враждебные отношения двух госу-дарств», но было уже поздно. Тугухунь в 663 г. погибло, его территория вошла в состав Тибетского государства и, по подсчетам китайских истори-ков, находилась в его составе в течение 350 лет [Там же, с. 103]. (подробнее см. [Кычанов, 2004, с.111-127]).
В 665 г. в Чанъань прибыло тугухуньское посольство, которое проси-ло танский двор восстановить отношения хэ цинь с уже не существующим государством, а тибетцам в компенсацию за уступки с их стороны отдать пастбища по р. Чишуй. Тибетцы не отказались от завоеванного, и в резуль-тате Тибет стал граничить с танским Китаем и непсредственно угрожать Си юй (Западному краю), областям Хэси и Лунъю.
В 667-670 гг. тибетцы начали уничтожать цзими (фактически вассаль-ные, но не входившие в состав территории Тан округа и уезды), созданные ранее китайцами на поставленных от них в зависимость ценских землях пров. Сычуань. В 670 г. в союзе с тюрками тибетцы вторглись на террито-рию Таримского оазиса. В ответ на это в августе того же года 100-тысячная китайскаяя армия под командованием Сюэ Жэнь-гуя вступает в район оз. Кукунор, имея целью восстановить государство Тугухунь. Тибетские войска под командованием Тидина Гара нанесли китайцам поражение у р. Дафэй (Бухайн-гол). События 670 г. снова связаны с корейскими. В этом году в Ко-гурё происходит восстание, в результает которого было восстановлено правление корейского королевского дома.
Ещё в 656 г. тибетцы перенесли военные действия далеко на запад. Они покорили Вахан и поставили под свой контроль Болор. Наряду с атакой ти-бетцев на Тугухунь это также послужило предпосылкой развязавшейся ти-бетско-китайской войны. К 670 г., вероятно, тибетцы овладели по крайней мере двумя из четырех основных китайских гарнизонов в современном Синьцзяне (Куча, Карашар, Кашгар, Хотан) – Хотаном и Кашгаром. Они также контролировали Акусу и часть западных тбрков. Если не весь, то в значительной своей части Кашгар остается в руках тибетцев до 692 г. В этот период тибетцы не создавали в этих областях своей администрации и до-вольствовались контролем над местными правителями. В конце 70-х годов, возможно в 677 г., все четыре гарнизона были оставлены китайцами и Тибет установил свой проректорат над всем бассейном р. Тарим и горными райо-нами к юго-западу от негоцев на западных границах Китая вынудили китай-цев в 678 г. отказаться от постоянного вмешательства в корейские дела.
Желая указать Тибету его место, китайцы переносят военные дейсвтия на его северо-восточные границы, и летом 678 г. китайская армия терпит очередное поражение в районе оз. Кукунор.
На западе в 682 г. тюрки восстали против китайцев, и хотя вначале восстание было подавлено, но через короткое время тюрки восстали снова. В это же время был восстановлен второй Восточно-тюрский каганат под управлением Эльтериш-кагана. Одновременно на крайнем западе появляется новая сила, приближающая свои владения к тибетцам, китайцам и тюркам, - Арабский халифат.
Внутренние неурядицы на время ослабили внешнеполитическую ак-тивность и приостановили столкновения трех держав. В Тибете скончался цэнпо Мансон Манцэн, власть перешла к цэнпо Дуйсон Манцэну, который родился через месяц после смерти отца, - это только усилило власть и без то-го могущественной семьи Гаров. В Халифате после смерти халифа Йазида в 683 г. началась гражданская война. В Китае в последние дни 683 г. скончал-ся император Гао-цзун и к власти пришла императрица У-хоу.
Крупные военные действия возобновились в 687 г. Тибетцы атаковали г. Куча, находившийся под контролем западных тюрков, которые признава-ли свою вассальную зависимость от Тан. Китайцы выслали на подмогу тюр-кам экспедиционный корпус, который тибетцы наголову разгромили летом 689 г. Через короткое время китайский двор направил в Западный край но-вую армию под командованием Ван Сяо-цзе. В итоге Китай вернул вод свою власть Куча,  Хотан, Кашгар и Суяб. Возможно, это была не только военная победа. А.Г. Малявкин высказывал предположение, что испытывая внутрен-ние трудности или по каким-то неясным другим причинам тибетцы покинули Кашгарию [Малявкин, 1992, с.73].
Китайский сановник Цуй Жун подал императрице доклад, касающийся западной политики Тан. Этот любопытный документ полностью переведен на русский язык А.Г. Малявкиным [Там же, с.81-83]. После исторического экскурса Цуй Жун отмечал, что император Тай-цзун простер власть дина-стии до Памира, «построил укрепленные гарнизоны, установленные вышки для сигнальных огней были одна в виду другой. Тибет не смел с пренебре-жением относиться к Срединному государству». В правление Гао-цзуна «власти были нерадивы», оставили «четыре гарнизона, не будучи в состоя-нии владеть ими». Тибет усилился, и «его войска проникли в районы к запа-ду от Карашара». Ван Сяо-цзе вернул четыре гарнизона, и их следует удер-живать, чтобы не позволять соединиться варварам севера (тюркам) и тибет-цам и помешать им «создать опасность для Хэси» (т.е. Ганьсуйского кори-дора). Аргументация Цуй Жуна исходила целиком из военно-политических нужд империи, в ней нет ни слова об экономическом значении удержания Западного края, ни о торговых и культурных контактах, ни о пресловутом Шелковом пути.
Как уже упоминалось, в Тибете произошла смена власти. Сын и наследник покойного цэнпо Дуйсон Манцэн – младенец. Вся власть в стране оказалась в руках Ценья Донюу гара, который силой подавил восстания и сопротивление недовольных и правил до 685 г. Когда он скончался, правле-ние страной перешло к другому Гару, Тидин Цэндо. Однако подраставший Дуйсон Манцэн давно тяготился властью Гаров. Он с детства ненавидил сво-их опекунов и готовился к войне с ними. Еще когда Дуйсону было всего во-семь лет, Гары пытались избавиться от него и посадить на престол младшего брата Дуйсона. С тех пор страх цэнпо и его недоверие к Гарам, хотя и веду-щим Тибет от победы к победе вне страны, стали постоянными. Успехи Га-ров на далеких границах были для них надежной защитой, хотя страна уже стала ощущать тяготы постоянной войны. Но в 680 г. северо-восточные и восточные границы Тибета проходили по линии от Лянчжоу (Увэй) до Сун-чжоу (Сунпань) – маочжоу (Маовэнь) и у оз. Дали. На западе тибетцы кон-тролировали Западный край.
Сбор разведывательной информации в Китае всегда почитался важ-нейшим делом. При танском дворе знали о подлинных отношениях Дуйсона и Гаров, понимали, что удержаться у власти Гарам помогают военные побе-ды тибетцев. Китайцы решают активизировать военные действия против Ти-бета, но поначалу не добиваются успеха. На кашгарском направлении тер-пит поражение армия Вэй Ши-цзя. Командующий армией обезглавлен. У Лянчжоу армия развалилась, даже не начав сражения. Командующий Цэнь Чан-цин и его пять сыновей казнены. В 692 г. армия Ван Сяо-цзе наносят удар по Кашгару, и, как уже говорилось выше, до сих пор неясно, то ли ти-бетцы были разбиты, то ли Дуйсон приказал отвести войска, которые стали нужны ему самому для борьбы с Гарами. Но утерю Кашгара цэнпо сразу же поставил в вину Гарам.
В 693 и 694 гг. тибетцы потерпели от китайцев ряд поражений на своей северо-восточной границе и также на западе, где они выступали против ки-тайцев в союзе с тюрками. Но в 695 г. они нанесли китайцам ответный удар в направлении на Лянчжоу. Победа была настолько убедительной, что в 697 г. в Чанъань прибыло тибетское посольство с предложением начать перегворы о заключении мира. В случае несогласия Тан тибетские послы угрожали нанесением удара в направлении Лянчжоу-Ганьчжоу с целью перерезать Ганьсуйский коридор и полностью лишить китайцев связей с Западным кра-ем. Танский двор, осведомленный о противоречиях тибетского цэнпо с пра-вящей страной семьей Гар, затягивал переговоры. Отказаться же от перего-воров полностью был невозможно. С севера в направлении того же г. Лян-чжоу по Китаю ударили тюрки Капаган-кагана, а на крайнем северо-востоке империи восстали кидани.
В переговорах были заинтересованы и Гары. Тибетцы выдвигали в ка-честве условия заключения мира отказ китайцев от Западного края. Но по-нимая, что Китай на это не пойдет, Гары приготовили вторую линию для об-суждения: Яркенд, Кашгар, Куча и Хотан не должны подчиняться ни Китаю, ни Тибету, а должны управляться только их собственными правителями.
Китайцы же со своей стороны выдвигали требования, которые были нереальны, но затягивали переговоры, верно рассчитав, что неудача перего-воров все-таки в конце-концов погубит Гаров. Их надежды оправдались. В 698 г. цэнпо Дуйсон, опираясь на переданные ему войска, напал на Гаров и арестовал до двух тысяч человек из их клана и его сторонников. Всех их незамедлительно казнили. Тидин Цэндо Гар бежал к оставшимся верными ему войскам и пытался организовать сопротивление. Начавшаяся скоротеч-ная гражданская война завершилась тем, что войска цэнпо разгромили Га-ров и Тидин Цэндо покончил с собой. Его брат и сыновья бежали в Китай.
Китайцы, однако, ошибались, надеясь, что отстранение Гаров от вла-сти прекратит войну. В 700 г. тибетцы атакуют Лянчжоу. Но уже в следую-щем году цэнпо Дуйсон направляет посольство к танскому двору для пере-говоров о мире. Свою «мирную инициативу» он подкрепляет личным похо-дом на Сичжоу, но как полководец терпит поражение. Тогда он вновь начи-нает переговоры и просит у танского двора в жену китайскую принцессу. Переговоры постоянно перемежаются военными действиями. В 703 г. они вспыхивают в районе р. Маочжоу. Одновременно против тибетцев начались восстания в Непале и Гималайской Индии, к восставшим примыкают предки современных мосо. Дуйсон, который вновь лично становится во главе войск, отправленных на подавление восстаний, в 704 г. погибает в сражении против дзанг (мосо) из района Мьява в государстве Наньчжао. Смена власти в Тибе-те совпадает с таковой и в Китае. Императрица У-хоу скончалась, и в место нее к власти приходит император Чжун-цзун. Обе стороны заинтересованы в прекращении войны. Переговоры 706 г. дают первые результаты. Был со-ставлен проект «клятвенного союза годов под девизом царствования Шэнь-лун», по которому разграничивались два государства – танский Китай и Ти-бет. В следующем, 707 г. китайская сторона дала согласие на то, чтобы до-говор был квалифицирован как хэ цинь – договор о мире и установлении родственных отношений, и в 710 г. в Тибет была отправлена принцесса Цзинь-чэн [Сицзан цзяньши, 1993, с.38].
Неясно, чьей она стала женой, особенно первоначально. После смерти Дуйсона на трон был посажен его сын Лха Балпо. Однако вскоре он был лишен власти в пользу Меагцома (Тиде Цугтэна). Но Лха Балпо не был убит, и полагают, что именно он первоначально получил в жены принцессу Цзинь-чэн. За Цзинь-чэн в приданное тибетцам были дарованы земли Хэси цзюцюй, района к востоку от оз. Кукунор и по обеим берегам верхнего тече-ния р. Хуанхэ [там же, с. 39]. Куда делся Лха Балпо, неясно, но только с 713 г. принцесса Цзинь-чэн стала женой Тидэ Цугтэна.
Тидэ Цугтэн (официальные годы правления 704-754), вошедший в ис-торию Тибета под прозвищем Меагцом – Седовласый, был любимцем вдов-ствующей государыни, его бабушки Тимало. Именно бабушка организовала его приход к власти. С самого детства Меагцом был свидетелем ожесточен-ной борьбы за власть, которая то тайно, то явно велась при дворе цэнпо. Сообщается, что ему было 17 лет, когда принцесса Цзинь-чэн стала его же-ной. Танский двор поставил перед принцесосой одну задачу – приостано-вить нашествия тибетской конницы на Китай. В Лхасе ей жилось плохо. Она не обнаружила расцвета буддизма в стране, даже статуя Будды, привезенная ее предшественницей принцессой Вэньчэн, все еще стояла замурованной за дверью храма («в период трех поколений статуя владыки находилась в тем-нице»), и только по просьбе Цзинь-чэн статую извлекли из заточения и поме-стили в храме. Принцесса страдала от ревности тибетских жен цэнпо. Жизнь ее, таким образом, была нелегкой, а ее пребывание в Лхасе практически бес-полезным для Китая. Она хотела бежать из Лхасы, но помочь ей в этом было некому.
В 714 г. война Тибета с Китаем разгорелась с новой силой. Она возоб-новилась большим рейдом тибетских армий на Линьтао-Ланьчжоу с выхо-дом на р. Вэй. В 716-717 гг. тибетцы атакуют границы Тан на территориях нынешних провинций Сычуань и Ганьсу. В это время на западе они дей-ствуют заодно с арабами. Они помогают арабскому полководцу Кутейбу ибн Муслиму захватить Фергану. Правитель Ферганы Башак бежал ко дво-ру Тан. Гибель Кутейбы и рейд китайских войск на Фергану, возможно, вер-нули Башаку на время власть над Ферганой. Американский исследователь Ч. Беквит пишет: «Значение того, что случилось в 715 году, не было понято в то время. С точки зрения китайцев династии Тан, арабы были еще очень да-леким и поэтому сравнительно незначительным народом. Арабы, кажется, понимали, что они достигли границ империи Тан, но в тех обстоятельствах они не отдавали себе отчет в том, что это значит. К сожалению, фрагментар-ность источников не позволяет нам даже приблизительно догадываться о том, как тибетцы смотрели на эти события. Но невзирая на неспособность этих стран понять их значение, события 715 г. ясно показали, что был до-стигнут верстовой столб евразийской истории. Арабы с запада, китайцы с востока и тибетцы сюга – эти три великих экспансионистских государства ранней средневековой Азии сошлись в одной точке».
В 724-727 гг. война разгорелась с новой силой, несмотря на попытки цэнпо Меагцома в 716, 718и 719 гг. заключить с Китаем мир, сохранить письма Меагцома к танскому императору Сюань-цзуну, в котором тибетский цэнпо, в частности, обещал прекратить совместные действия с тюрками про-тив Тан. В связи с этим Ч. Беквит пишет, что на этот раз возобновление во-енных действий было начато китайцами, а не тибетцами. Интересно, что од-новременно тибетцы проявляют интерес к исламу. Они просят арабов при-слать к ним проповедника, который объяснил бы им, что такое ислам [Beck-with, 1993, p.88] (Кстати сказать, в период этих контактов с арабами от ти-бетцев в мусульманский мир попал мускус).
В 726 г. тибетцы нападают на Ганьчжоу. Отходящие оттуда тибетские войска в районе оз. Кукунор внезапно атакуют китайские отряды генерала Ван Цзюнь-чу, и тибетцы терпят поражение. Стоял февраль 727 г., были сильные морозы, и много тибетцев, особенно раненых и больных, замерзли. Ван сжег траву, и тибетские кони падали от бескормицы. В отместку в сен-тябре 727 г. тибетцы снова атаковали Ганьчжоу и взяли в плен отца Ван Цзюнь-чу – Ван Шоу, а сам Ван Цзюнь-чу в ноябре попал в засаду, устро-енную в районе Ганьчжоу уйгурами, и погиб. Осенью следующего, 728 г., произошли новые столкновения – тибетцы снова напали на Ганьчжоу, а ки-тайцы опять подкараулили их у Кукунора и разбили. Тибетцы пытались склонить на свою сторону тюркского Бильге-кагана, но тот на союз с тибет-цами не согласился, более того, известил китайский двор о тибетских проис-ках. Это привело к тому, что тюркско-тибетской солидарности в совместных действиях против Тан был нанесен серьезный удар. В апреле 729 г. тибетцы терпят еще одно поражение от китайцев, но затем берут реванш, нанеся се-рьезный урон китайским войскам. Прошедшие  сражения привели к той си-туации, которая была определена китайским сановником Чжан Юэ «как наличие примерного равенства в победах и поражениях» [Малявкин, 1992, с.140] китайцев и тибетцев. Обе стороны обвиняли в развязывании военных действий «пограничных военачальников» и говорили об извечном стремле-нии сторон к миру с одной целью – облегчить страдания народа.
В 730 г. закончилась вторая 60-летняя тибетско-китайская война (670-730). Был заключен мир, в чем большую роль сыграли принцесса Цзинь-чэн и тибетский посол, именуемый в китайской передаче Миншиле, человек, хо-рошо владевший китайским языком. Известно, что в процессе переговоров из Китая в Тибет были посланы пять китайских классических книг, конфуци-анское «Пятикнижье» («У цзин»). К великому сожалению, текст договора 730 г. не сохранился. Он известен только в изложении. Обе стороны согла-сились, что границей между государствами станет горный хребет Чилин (ныне отождествляется с горами Жиюешань в уезде Хуанъюань совр. пров. Цинхай [Цзанцзу цзяньши 1985, с.40], по – монгольски Улан-Дабан, и хре-бет Ганьсунлин (в пределах совр. уезда Сунпань, пров. Сычуань). В горах Чилин (Красные горы) надлежало устраивать рынки, а вдоль хребта должны были быть поставлены стелы с памятными надписями о заключении мирного договора. Стороны обязывались не нападать друг на друга, произошел об-мен дарами.
Внимательно изучив все китайские источники о заключении мира 730 г., А.Г. Малявкин высказал предположение, что демаркация границы по хребту Чилин и другим не состоялась. В октябре 734 г. один из местных ки-тайских военачальников, Ли Цюань, был «послан в район хребта Чилин, чтобы с тибетцами произвести разграничение и установить стелы». Как пи-сал А.Г. Малявин, «скорее всего, данное мероприятие, предусмотренное со-глашением 730 г. и застрявшее на несколько лет на стадии» уточнения и со-гласования деталей, «не было доведено до конца» [Малявкин, 1992, с.148]. Эти две нации остались разделенными и равными, даже в глазах китайцев» - так резюмирует исход мирных переговоров 730 г. Ч. Беквит [Beckwith, 1993, p.106]. 60-летняя война закончилась в 730 г., чтобы через 7 лет разразиться вновь, положив начало третьей тибетско-китайской войне, которая продол-жалась сорок шесть лет.
В 736 г. тибетцы атаковали Гилгит, небольшое владение в долине р. Гилгит, притоке р. Инд, Кашмир. В ответ в 737 г. танские войска напали на тибетцев в районе оз. Кукунор. В 738-740 гг. военные действия перекину-лись в Хэси, районы к западу от излучины Хуанхэ, и в Сычуань на берега р. Миньцзян. Смерть принцессы Цзинь-чэн в 741 г. на время приостановила войну. Произошел обмен посолствами с выражением соболезнования, но пе-реговоров о мире не было. Более того, в ходе предшествовавших боевых действий были разрушены и те пограничные столбы, которые успели поста-вить по хребту Чилин [Сицзан Цзяньши, 1993, с.41]. В 736-737 гг. тибетцы вместе с тюрками-тюргешами воюют против арабов. Однако к 740 г. тюр-гешская конфедерация тюрских племен распалась. Тибетцы потеряли своего союзника на западе. В это время арабы стремились овладеть Ташкентом и Ферганой. И Ташкент, и Фергана поддержали контакты с танским двором. Чтобы не сталкиваться в открытую с Китаем, арабы отправили в Чанъань посольство во главе с Хэша. Посол был принят с почестями, получил китай-ский генеральский чин и щедрые подарки, но договриться арабы и китайцы не смогли.
Тибетцы ежегодно совершали осенью рейды в пограничные районы Тан во время уборки урожая. Местные китайские власти были не в силах оказывать сопротивление налетчикам, и люди называли эти районы «тибет-ской житницей», так как китайцы выращивали хлеб, а урожай доставался ти-бетцам. Осенью 745 г. китайцы понесли большие потери в борьбе за погра-ничную крепость Шибао. В 747 г. танский двор отправил на запад армию под командованием генерала Гао Сянь-чжи, корейца на китайской службе. Китайский отряд достиг Вахана и уничтожил местный тибетский гарнизон. После этого тибетцы без боя оставили г. Гилгит, столицу Болора. Генерал Гао пленил правителя Гилгита, и он и его тибетская жена были доставлены в Чанъань. В 749 г. китайцы взяли реванш на востоке, они заняли крепость Шибао и создали там специальную армию Шэньу для борьбы с тибетцами. К 750 г. китайцы, развивая свои успехи на западе, поставили под свой кон-троль все города-государства Таримского бассейна, а также Гилгит и Вахан, союзницей Тан была Фергана. Вражда правителей Ташкента и Ферганы ста-ла поводом к столкновению арабов и китайцев. Правитель Ташкента Чабиш был пленен Гао Сянь-чжи, привезен в столицу Тан и там казнен. Сын же Ча-биша бежал в Самарканд. Получив сведения о военных приготовлениях арабов, возможно направленных против Тан, при поддержке тюрков-карлуков и Ферганы он выступил против арабов. В конце июля 751 г. китай-ская и арабская армии сошлись у Таласа. В битве китайские войска потерпе-ли поражение, Гао Сянь-чжи едва не попал в плен. Арабы захватили много пленных китайцев, и есть версия, что именно из числа этих пленных были те, кто наладили производство бумаги у арабов.
В 751-752 гг. тибетцы устанавливают контроль над своим юго-восточным соседом – государством народа ицзу – Наньчжао. Однако в войне с Китаем события развивались не в пользу тибетцев. Их влияние в Западном крае оказалось существенно подорванным, и на восточных границах в сра-жениях с китайскими войсками удача сопутствовала китайцам. И неизвестно, что было бы в дальнейшем, если бы не два обстоятельства: в танском Китае всполыхнуло восстание Ань Лу-шаня, а в Тибете погиб цэнпо Меагцом. По одной версии, он упал с лошади и разбился, по другой – был убит своими министрами.
Смерть Меагцома скорее была связана с его внутриполитическими действиями. Он стал склоняться к буддизму. К югу от Лхасы были построе-ны три буддийских храма: Дагмар Динсан, Чимпу Намрэл и Дагмар Керу. Меагцом пригласил монахов-отшельников с горы Кайлас. Монахи в Лхасу не поехали, но прислали тибетскому двору тексты сутр. Кажется, эти дей-ствия Меагцома вызвали недовольство приверженцев бон при дворе. Меагцом был убит. Его преемник Тисон Дэцэн (правил в 755-797 гг.) с мо-мента своего восшествия на престол оказался в конфликте с могущественны-ми министрами, сторонниками бон.
Пользуясь смутой в Китае, тибетцы оккупировали обширные районы Танской империи в нынешних провинциях Сычуань и Ганьсу. Владетели За-падного края, лишившись китайской поддержки, заспешили с данью к тибет-скому двору. Тибетцы вошли в сговор с уйгурами, и оба эти народа факти-чески установили свое господство в Центральной Азии. И тибетцы, и уйгуры предложили китайским властям помощь в подавлении мятежа Ань Лу-шаня и требовали за эту помощь заключения мира хэ цинь. Танский двор согла-сился дать принцессу в жены уйгурскому кагану, и каган получил принцессу Нин-го, а тибетцам вновь отказали, несмотря на то что тибетская конница стояла в 200 км от столицы Тан. Тибетский цэнпо был оскорблен, и его двор высказался «за начало войны Тибета с Китаем против столицы китайского императора г. Кенгшир.  Для ведения войны против Кенгшира были назна-чены два командующих – Шанчим Гьялсиг Шултен и Тактра Лукон. Они напали на Кенгшир и сразились с китайцами в великой битве на р. Чиочи. Китайцы были обращены в бегство, и многие из них убиты. Китайский им-ператор Ван Пэн-ван покинул крепость в Кенгшире и бежал в Шанчжоу [Shakabpa, 1967, p. 40-41]. Так в специальной надписи на камне были запе-чатлены события, связанные со взятием тибетцами столицы Тан. Надпись была свидетельством того, что тибетские генералы, взявшие Чанъань, и их потомки освобождались от смертной казни и других уголовных наказаний за любые проступки, которые они совершат, кроме измены цэнпо.
Итак, 18 ноября 763 г. тибетские войска вступили в столицу Тан г. Чанъань. Город подвергся разграблению. Но все прочие действия тибетцев были тщательно спланированы и имели целью посадить на китайский трон если не своего вассала, на что тибетцы все-таки вряд ли рассчитывали, то хо-тя бы обязанного им императора. Тибетцы возвели на китайский трон Ли Чэн-хуна, правнука императора Гао-цзуна. Был объявлен новый девиз цар-ствования Да-шу (Великое прощение). Очевидно, что тибетцы хотели смены власти в Китае, но не расчитывали на развал империи. Долго, однако, в сто-лице Тан тибетцы удержаться не сумели, и через 15 дней их войска покинули Чанъань.
В Западном крае тибетцы оказались потесненными уйгурами. К уйгу-рам отошли Бэйтин (Бешбалык) и Аньси. Но тибетцы постепенно завладели Хамийским оазисом и районом, прилегающим к Дуньхуану. В 764 г. тибет-цы заняли г. Лянчжоу, в 766 г. – города Ганьчжоу и Сучжоу, в 781 г. – г. Гуанчжоу. Ганьсуйский коридор оказался целиком в их власти, и танский Китай лишился важнейшей дороги на запад. В такой обстановке велись пе-реговоры о мире, завершившиеся заключением в 783 г. мирного договора в Циншуе.
По Циншуйскому договору устанавливалось: «Ныне границей, кото-рой придерживаются правительства, является западная оконечность ущелья Ганьчжэн (верховья р. Цзиншуй, близ Пинляна) к западу от Цзинчжоу, уезд Циншуйсянь (Цинчжоу) к западу от Фучжоу и Западные горы (Сишань, гоы к западу от котловины Чэнду, Сычуань), река Дадушуй от Цзяньнаня. Все, что к востоку от этого, является границей Китая. Тибет содержит гарнизоны в Лань, Вэй, Юань и ***, достигая на западе до Линь и Тао, а на востоке до Чэнчжоу и простирая свои владения на мосо и другие маньские племена на западных границах Цзяньнаня. К юго-западу от р. Дадушуй – тибетская граница. К северу от Желтой реки, от бывшей Синьцюаньцзюнь (к северо-востоку от современного Цинъюаня) прямо на север к Великой пустыне (Да-цзи) и на юг до хребта Лотолин (Верблюжьего, в южной оконечности гор Хэланьшань). В горах Хэланьшань пролегает пограничный район, который является нейтральной территорией. Что касается пунктов, которые не упо-мянуты в договоре, то те из них, в которых находятся тибетские гарнизоны, удерживаются тибетцами, а те, в которых находятся китайские гарнизоны, удерживаются китайцами. В местах, в которых ранее гарнизонов не было, новые гарнизоны размещать запрещается. Запрещается обносить стенами города, строить крепости и обрабатывать землю [Li Fang-kuei, 1956, p. 7-8].
Территориальные уступки Тан были огромны: все Прианьшанье, ре-гион Кукунора, земли к западу от г. Баочжоу и р. Дадухэ. По оценке севре-менных китайских историков, договор устанавливал, что «район Хэлань-шань к северу от Хуанхэ выделялся в качестве нейтральных земель. Погра-ничная линия проводилась к югу от Хуанхэ по горам Люпаньшань, в Лунъю, вдоль реки Миньцзян, реки Дадухэ и на юг до мосо и всех маней (современный район Лицзян, пров. Юньнань). Все, что к востоку от нее (этой пограничной линии), принадлежало Тан, все к западу – Тибету» [Сицзан цзаньши, 1993, с. 47].
Танская империя тем самым «теряла контроль над Западным краем и официально признавала фактическое господство тибетцев над регионом Хэлун» [там же]. Неудивительно, что мир продержался только три года и уже в 786 н. началась новая 36-летняя война (786-822).
После заключения мира тибетцы помогают танским войскам подавлять мятеж китайского сановника Чжу Цы. Уйгуры же, наоборот, оказывают по-мощь мятежнику, тем не менее тибетские войска наносят восставшим пора-жение. Танские власти обещали тибетцам передать им в управление Аньси и Бэйтин, но своего обещания не сдержали. Это и послужило поводом для начала новой войны. Тибетцы атакуют территории Тан в Ордосе, в 787 г. тибетская конница вновь появляется под стенами Чанъани. Тибетская угроза расценивается танским двором в качестве основной. Сановник и военачаль-ник Ли Ми предлагает императору заключить мир с уйгурами, взять в союз-ники арабов и государства северо-востока Индии, договориться с Наньчжао и общими силами обрушиться на Тибет. Известно, что военные действия между тибетцами и арабами начались как раз в правление известного халифа Харун ар-Рашида. В 787 г. тибетцы занимают Дуньхуан (Шачжоу). В За-падном крае, закрепившись в районе к югу от пустыни Такла-Макан, они продвигаются к Лобнору, а оттуда в Бэйтин и Куча. Район еще контролиро-вался уйгурами, возможно, кое-где оставались еще и китайские горнизоны. Но в 790-791 гг. тибетцы вытесняют уйгуров из Западного края, овладевают Хотаном, и все эти территории оказываются под тибетским господством. Ти-бетско-уйгурское соперничество разворачивается за район Хочжо. В этом районе, где-то в Восточном Таньшане, проходила граница между уйгурски-ми и тибетскими владениями. Кажется, в борьбе за Восточный Туркестан по-беду в конечном счете одержали уйгуры [Камалов, 2001, с. 149-165]. По мнению авторов «Кембриджской истории Китая», 791 год стал концом ки-тайской администрации в Восточном Туркестане почти на тысячу лет [The Cambridge History of `China, 1979, p. 610].
Рубеж VIII-IX вв. был, вероятно, пиком внешнеполитического могуще-ства Тибета. Предполагают, что в начале IX в. вассалом Тибета был шах Ка-була, тибетцы удерживали свои позиции на Памире и на территории Каш-мира. Как раз в эти годы много вероучителей Индии попали через Кашмир в Центральный Тибет, в том числе знаменитый Падмасамбхава. Есть неясные сведения о том, что обеспокоенные успехами тибетцев в Восточном Турке-стане арабы при Харун ар-Рашиде пытались заключить союз с китайцами против тибетцев [Hitti, 1956, p. 208-209]. Во второй половине VIII в. тибетцы успешно действовали на южных и юго-восточных рубежах. В 750 г. они за-ключили союз с тайцами. Правитель тайцев Колофэн в договоре о дружбе был назван «младшим братом» тибетского цэнпо. В итоге в 754 г. тибетцы и тайцы совместно выступили против Наньчжо, а в 778 г. – против Тан на тер-ритории Сычуани. Тибетцы совершили успешный поход в Индию, в Бихар [Wood, 1926, p.33]» [Кычанов, Мельниченко «История Тибета», М., 2005, с. 45-58].
Мы, с помощью Е.И. Кычанова и Б.И. Мельниченко рассмотрели как государство Туфань-Тибет предков дунган-хуэйхуэй, возникшее, благодаря усилиям и гению Фаньни в V-VII вв. н.э. достигло своей вершины к рубежу VIII-IX веков.
Закат государства Туфань-Тибет, по-моему мнению, отчасти связан с буддизмом, который вместо ожидаемого укрепления государства посеял рознь и раздор между племенами и кланами.
Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко продолжают: «После смерти Тисон Дэцэна, кажется, во внешних войнах Тибета с соседями наступил некоторый перерыв. Он был связан с внутренними делами страны. К этому времени стал ослабевать союз Тибета с Наньчжао. Правители Наньчжао тяготились зависимостью от Тибета, и в 794 г. правитель Наньчжао отказался от вас-сальных отношеений с Тибетом и признал себя вассалом Китая. Наньчжао развязал успешную для него войну с Тибетом, приведшую к смерти Тисон Дэцэна.
На северо-западных границах Китая тибетцы в 808 г. были атакованы уйгурами, захватившими г. Лянчжоу. Это положило начало новым тибетско-уйгурским столкновениям. В 813 г. тибетцы построили мост через р. Хуанхэ в Улане, примерно в 90 км вниз по течению от современного г. Ланьчжоу, и начали совершать регулярные вторжения на территорию Ордоса. Эти похо-ды были направлены и против уйгуров, и против китайцев. Есть сведения о том, что в 816 г. тибетская конница пресекла пустыню Гоби и вышла к сто-лице Уйгурского каганата г. Ордубалык. В свою очередь, уйгуры довольно успешно теснили тибетцев на западе. Но начавшиеся войны с киргизами не позволили уйгурам развить свой успех в этом регионе, а затем привели и к гибели Уйгурского каганата (840 г.).
В годы царствования цэнпо Тидэ Сонцэна (798-815) военная актив-ность тибетцев на границах с Тан стала ослабевать, тибетцы лишь стараются закрпить успех. Именно в конце VIII - начале IX в. в тибетских документах появляется термин Бод ченпо – «Великий Тибет». Военные действия с Китаем – походы в Ордос, осада и взятие г. Шачжоу в 819 г. – перемежаются по-пытками заключить мирный договор. Танский Китай в принципе тоже был склонен к заключению договора, так как и ему приходилось воевать не толь-ко с тибетцами, но и с уйгурами. В 821 г. китайцам удалось склонить к миру уйгуров, уйгурский каган получил в жены китайскую принцессу. После того как уйгуры и Китай заключили мир, тибетские власти тоже стали склоняться к миру. В мире нуждался и Китай. Поэтому китайские власти ответили со-гласием на ведение мирных переговоров. Их посланники, выехавшие в Ти-бет, проезжая через территории, ранее контролировавшиеся Тан, к своему удивлению нашли их не опустошенными и разоренными, а процветающими. «Земли в Ланьчжоу покрыты были сарацинским пшеном и обширными са-дами с персиками, грушами» [Бичурин, 1833, с. 218].
Это означало, что тибетцы вполне справлялись с управлением хозяй-ством в этих районах. О войне напоминали могильные курганы, подле них были выстроены «домики, на которых написаны белые тигры по красному полю. Это могилы знаменитых туфаньцев, отличившихся подвигами на войне. Они при жизни одевались кожамии тигров, по смерти употребляют изображения сих зверей в знак мужества. Соумершие погребены подле их могил» [там же, с. 219]. Китайские послы Ло Юань-дин и Ноло были приня-ты в походной ставке цэнпо: «Стойбище было обнесено полисадом. На про-странстве каждых десяти шагов воткнуты до ста кольев. Внутри поставлены большие ставки. Ворот трое в ста шагах одни от других. Воины в латах охраняли сии ворота. Жрецы с птичьими перьями на голове и тигровым поя-сом били в литавры. Каждого при входе во внутренний двор обыскивали и потом отпускали. Внутри оргады стоял возвышенный терем, обнесенный дорогими перилами, на котором кяньбу сидел в своей ставке. При нем стоя-ли тигры, леопарды и другие звери, вылитые из чистого золота. Он одет был в темное камлотовое платье, при бедре висел меч резной работы из золота» [там же, с. 220].
Тибетцы предлагали мир на следующих условиях: «Тибет и Хань – два государства, каждое из которых оберегает свои границы и управляет погра-ничными территориями, ни та ни другая сторона не допускают вторжения армий, карательных экспедиций и грабительских набегов друг на друга» [Сицзан цзаньши, 1993, с. 64].
821-822 годы ушли на заключение договора. В ноябре 821 года китай-ская делегация была в Лхасе. Официальные церемонии подписания договора состоялись в 821 г. в западном предместье Чанъани и в 822 г. в восточном предместье Лхасы. Китайский император был признан дядей по матери (цзю), тибетский цэнпо – племянником (сыном сестры – шэн). Оба суверена именовались по китайски «государями» (чжу), они обсуждали дела и реша-ли, как сблизить свои государства (шэ цзи жу и, «алтари земли и злаков [т.е. государства] уподобить единому»), так была выражена идея сотрудничества и равенства сторон. В тибетском тексте договора говорилось: «Великий гос-ударь Тибета, Священный государь чудодейственных сил, и Великий госу-дарь Китая, правитель Китая, хуанди (император), совещались друг с дру-гом с целью сблизить государства, и они заключили великий договор и пришли к такому соглашению: Тибет и Китай остаются в границах тех тер-риторий, которыми они в данный момент владеют. Все земли к востоку [от этой границы] – страна Великий Китай, все земли к западу [от нее]- соответ-ственно страна Великий Тибет. Впредь каждая из сторон не будет действо-вать враждебно в отношении другой, начинать военные действия или захва-тывать территорию другой страны. Если там (на территории другой сторо-ны) появится какое-либо подозрительное лицо, оно должно быть задержано, его намерения выяснены путем допроса, а затем оно [должно быть] выслано назад.
Ныне, когда они (государи Тибета и Китая) сблизили свои государства и заключили этот великий договор, если возникнет необходимость послать по-сольства дружбы, рожденные дружескими отношениями между племянни-ком и дядей, то посольства снова должны отправляться старой дорогой и, согласно прежним обычаям, лошади должны меняться в Цанкуньйоге на границе между Тибетом и Китаем. Китайцы встречают послов в Цешунгчене, и далее оттуда послов снабжает Китай. Тибетцы стречают послов в Ценшу-хуани, и оттуда далее послов снабжает Тибет. Они (послы и стречающие) должны оказывать друг другу уважение и воздавать почести по обычаю, как того требуют отношения любви и родства между дядей и племянником. Между двумя государствами не должно быть видно ни клубов дыма, ни столбов пыли, не может быть никаких внезапных поъемов войск по тревоге, и даже само слово «враг» не должно произноситься. Начиная от погранич-ных караулов, всюду должно быть спокойно, и у [каждой из сторон] их зем-ля должна быть их землей, а их постель – их постелью. И не должно быть ни страха, ни бейспокойства. Они будут жить в мире и наслаждаться счастьем в течение десяти тысяч лет. Слова возносимой хвалы должны быть слышны повсюду и достичь солнца и луны.
[Мы], положив начало великому времени, когда Тибет будет счастлив на земле Тибета, а Китай будет счастлив на земле Китая, для того чтобы это клятвенное соглашение никогда не было нарушено, призвали в свидетели три сокровища [буддийской веры], все божества, солнце и луну, планеты и звезды. Слова клятвы произнесены, животные принесены в жертву, клятвен-ная присяга совершена, и договор вступил в силу. Если же стороны не будут действовать в соответствии с этим договором или если они нарушат его и кто-то, будь то Тибет или Китай, первым совершит проступок, наносящий ему ущерб, любые военные действия или вероломные нападения, предпри-нятые [другой стороной] в качестве ответных мер, не будут рассматриваться как нарушение договора» [Richardson, 1952, p. 71-72].
Договоры были заверены печатями китайского императора и тибетского цэнпо, подписаны министрами и положены в государственные архивы Китая и Тибета. Текст договора также был выставлен для всеобщего обозрения в г. Дасячуане, ставке тибетского командующего пограничными войсками, мест-ному населению на границе Китая и Тибета было дано указание «охранять свои пределы и не нападать на земли дружественной державы» [Бичурин, 1988, с.221].
Договор подтвердил границы по прежнему соглашению в Циншуй 783 г. и, безусловно, был выгоден для Тибета. Все исследователи полагают, что это был равноправный договор, если не считать неравенства в «родственных отношениях» государей: китайский император считался дядей, а тибетский цэнпо – племянником.
Мир продержался двадцать лет вместо заявленных «десяти тысяч». он завершил цикл войн Великого Тибета и танского Китая, среди которых можно выделить четыре:
1. 638-641 гг Война длилась четыре года и условно может быть названа войной тибетцев за китайскую принцессу.
2. 670-730 гг. 60-летняя война.
3. 737-783 гг 46-летняя война.
4. 786-822 гг. 36-летняя война.
Примерно за 200 лет контактов китайской династии Тан и вышедшего на арену мировой истории Тибета между этими двумя государствами 145 лет было состояние войны. Договор 822 г. стал вершиной могущества Тибе-та на всем протяжении его истории; как писал китайский сановник Ню Сэн-жу, это была пора, когда Туфань-Тибет «и в длину и в поперечнике содер-жал по десять тысяч ли» [Кычанов, Мельниченко «История Тибета», М., 2005, с. 62-65].
Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко под заголовком «Последние цэнпо Великого Тибета» приступают к изложению гибели государства одного из предков современных дунган-хуэйхуэй. Хотя китайский сановник Ню Сэн-жу говорит о Туфани-Тибете, наши Кычанов и Мельниченко упорно про-должают упускать в выражении «Туфань-Тибет». Вероятно, такая забывчи-вость объясняется тем, что современные ученые связывают Тибет только с  Ламаистским (буддийским) Тибетом, а западные цяни, в новое время, пре-вратились  в Китае в мусульманское меньшинство, в дунган-хуэйхуэй.
Е.И. Кычанов и Б.И. Мельниченко пишут: «У Тисон Дэцэна было не-сколько сыновей. Старший из них – Мути-цэнпо умер молодым. Власть наследовал другой сын, Муне-цэнпо (797-798). Его короткое правление от-мечено попыткой осуществить утопическую идею имущественного равенства подданных. Идея всеобщего равенства родилась в последние годы VIII в. и на тибетской земле. Война разоряла как побежденных, так и победителей. Десятки тысяч тибетских крестьян, вместо того чтобы пахать землю и пасти скот, воевали на окраинах Ттибета. Они доставляли богатую добычу цэнпо, его правительству, генералам, оставляли кое-что себе. Солдат служил далеко от родных мест. Его семья разорялась, в то время как знать, крупные земле-владельцы богатели. Этого не  могли не видеть и представители правящего класса. Те, кто исповедовал новую веру – буддизм, не могли не понимать, что жизнь одних в роскоши, а дургих в нищете не согласуется с буддиской проповедью, обязывающей монаха носить рясу в заплатах и питаться подая-ниями верующих. И миряне-буддисты, даже если они верили, что их нынеш-няя земная жизнь обусловлена кармой, должны были подумать о спасении от страданий, а не о накоплении богатств.
Муне-цэнпо, придя к власти, сказал: «Между моими подданными, меж-ду людьми не должно быть разделения на богатых и бедных» [Светлое зер-цало царских родословных, 1961, с. 45] – и издал указ о введении уравни-тельного землепользования. Через какое-то время он поинтересовался ходом реформ и получил ответ: «Государь, богатые стали ещё богаче, а бедные ещё бпднее!» Цэнпо менял план реформ, но как повествует источник, «три раза уравнивал он богатых и бедных, но каждый раз безуспешно. Богатые были, как и прежде, богаты, а бедные, как и прежде, бедны» [там же, с. 45-46]. По преданию, Муне обратился к Падмасамбхаве с вопросом о причинах своих неудач. Падмасамбхава ответил: «Условия нашей жизни целиком зависят от наших поступков в прежней жизни, и ничего нельзя сделать, чтобы что-то изменить!». [Shakabpa, 1967, p. 46]. Реформы закончились для Муне-цэнпо трагически – он был отравлен (по некоторым сведениям, даже собственной матерью).
Его сменил Мутиг-цэнпо Садналег, или Тидэ Сонцэн (798-815). Сторон-ники буддизма еще более укрепили свои позиции при дворе. В Самье была приглашена новая группа пандитов из Индии для продолжения переводов буддиских текстов. В окрестностях Лхасы был построен храм Карчун Лха-кан. Делами двора руководили три министра-монаха, которые звались бан-де. Старший сын цэнпо принял монашесикй обет.
Очередные успехи буддизма вызвали новую вспышку сопротивления сторонников бон. Цэнпо решил опереться на министров-буддистов и своих людей в местной администрации. Сторонники буддизма взяли верх, и Совет при дворе высказался за продолжение проповеди буддизма в стране. В но-вом храме Карчун Лхакан была установлена стела: «По всему Тибету долж-ны быть открыты двери для изучения и практики Закона, и тибетские под-данные от высших до низших никогда не должны запирать дверь, ведущую к освобождению. Более того, те способные, которые постоянно утверждают учение Благословенного и практикуют учение Благословенного, исполняя труды и обязанности, предписанные Колесом Закона, и имеют склонность к обучению тому, что предписывается Колесом Закона, должны считаться хо-рошими друзьями. Те же, кто принял священство, не могут быть отданы другим в трэны (тиб. bran – крепостные) и не должны облагаться тяжелыми налогами [Tucci, 1950, p. 53].
Таким образом, земледельцев-простолюдинов, принявших новую веру, нельзя было делать крепостными (трэнами), и они освобождались от уплаты налогов. Населению предписывалось считать проповедников буддизма «хо-рошими друзьями». Все это документально свидетелствует о том, что не-смотря на поддержку двора или части его представителей, успехи буддизма в Тибете в начале IXв. были незначительны и требовали серьезной социаль-ной поддержки.
Преемником Мутиг-цэнпо стал Ти Ралпачен, или Тицуг Дэцэн (815-841). Он продолжал политику укрепления позиций буддизма. Первым министром был назначени банде Донгка Палджий Йонден.  Были приглашены три ин-дийских пандита – Шилендрабодхи, Данашила и Джинамитра. Вместе с дву-мя тибетцами-переводчиками – Кава Пэлцеком и Чогро Луи Гьялценом они занялись сверкой священных текстов, ранее переведенных на тибетский язык. Важно было добиться однозначного перевода основных терминов и поня-тий, избежать того жесткого буквализма, которым страдали ранее сделанные переводы, из-за чего многие из них были малопонятны. В итоге этой работы был составлен первый санскритско-тибетский словарь «Махавьютпати» и была выработана официальная индо-тибетская буддийская терминология, гарантом употребления которой стал сам цэнпо.
Был введен закон, на основании которого семь крестьянских дворов обязвались содержать одного монаха. Из Индии были заимствованы меоры объема для зерна и меры взвешивания серебра. Сам Ралпачен любил прово-дить время в обществе монахов. На голове к его волосам были привязаны шелковые ленты. по бокам от цэнпо стояли монахи [Светлое зерцало цар-ских родословных, 1961, с. 48]. Позже этот правтиель Тибета был объявлен перерождением бодхисаттвы Ваджрапани.
Однако видимые успехи буддизма не привели к краху бон, а цэнпо по-нимал, что и он, и страна нуждаются и в той, и в другой религии. «Чтобы мне удержаться самому, - говорил цэнпо, - бонская религия нужна так же как буддизм. Чтобы защищать подданных, необходимы обе, и чтобы обрести блаженство, необходимы обе. Ужасен бон и почтенен буддизм! поэтому и я сохраняю обе религии!» [Laufer, 1901, p.42].
Вместе с тем удерживать баланс становилось все треднее. Цэнпо издал указ, галсящий: «Тот, кто будет с ненавистью указывать пальцем на моих монахов и будет злобно смотреть на них, тому отрубить палец, выколать глаз» [Светлое зерцало царских родословных, 1961, с. 53].
Антибуддийскую оппозицию при дворе возглавил брат цэнпо Дарма. Очень возможно, что он, как старший брат, был недоволен тем, что не стал цэнпо сам. Дарма действовал коварно. Он обвинил первого министра-буддиста в любовной связи с одной из жен цэнпо. Ралпачен вначале сослал банде Донгка Палджия Йондена, а затем, возможно по его же приказу, ми-нистр был убит. Та из жен цэнпо, котрую заподозрили в преступной связи, сбросилась с дворцовой стены и покончила жизнь самоубиством. А всоре два приверженца бон, когда цэнпо гулял в саду, напали на него и свернули ему шею.
Наступил час Дармы, позже прозванного Быком (лан) и вошедшего в историю как Ландарма (Дарма-Бык).
Дарма издал указ о запрещении проповеди и практики буддизма в стране. Храмы были закрыты и опечатаны. Монахам предложили отказаться от своей веры и
1) или стать приверженцем бон;
2) ) или отказаться от монашества, жениться и стать мирянином;
3) тех, кто упорствует, заставить заняться греховным ремеслом – стать мясником или охотником;
4) особо упорных кастрировать или казнить.
Многие монахи бежали из центральных районов Тибета на окраины страны. По Тибету поползли слухи, распукаемые буддистами, что цэнпо не кто иной, как перерожденец того бешеного слона, который еще в глубокой древности поклялся уничтожить буддизм. Цэнпо не заплетает волосы в косу, а завязывает в узел на темени – значит, прячет под волосами рога [Franke, 1907, p.54-60]. У цэнпо черный язык [Shakabpa, 1967, p.82].
Буддизм был еще очень далек от того, чтобы по-настоящему закрепить-ся в Тибете. Вести о преследовании буддистов не вызвали ни народных вол-нений, ни восстаний в армии. Буддисты решили прибегнуть к террору – убить Дарму. Дело было поручено монаху Лхалун Палдже Дордже. И тот удачно совершил задуманное в 842 г. Рассказ об обстоятельствах убийства Дармы похож на чудесную историю с переодеваниями. Монах-убийца белую лошадь вымазал сажей так, что она стала черной. Он надел халат, у которо-го верх был черный, а внутренняя сторона – белой. На голову он надел чер-ную шапку, лицо измазал маслом, смешанным с сажей. В рукава халата спрятал лук и стрелы. Когда он сел на черную лошадь, то был как зловещий черный дух. Он приехал в Лхасу, там сумел подойти к цэнпо, который в это время рассматривал надпись на каменном столбе, сделал рукой движение, будто он приветствует цэнпо, и, пустив стрелу прямо цэнпо в лоб, скрылся. Цэнпо схватился за стрелу, которая пробила его голову, и «тотчас умер» [Светлое зерцало царских родословных, 1961, с. 57]. Монах бежал, он «по-грузился в реку по самое лицо, и то, что было покрыто сажей, стало белого цвета. Он вывернул наизнанку шапку, смыл с лица грязное масло, вывернул халат белой подкладной наружу и надел его» [там же]. Затем бежал в Амдо, где сохранились буддийские общины.
Два сына Дармы начали борьбу за власть – Нгадак Юмтэн и Нгадак Одсун. Юмтэн засел в Ярлуне, Одсун – в Лхасе. Их междоусобная борьба все более и более вела к развалу центральной власти. Внук Дармы и сын Од-суна – Дже Пэлкорцэн был приверженцем буддизма. Он строил храмы, под-держивал верующих буддистов, однако, как и его дед, был убит, но уже приверженцами бон. Внук убитого, прапраправнук Дармы, бежал в Запад-ный Тибет, в Пуран. он считается основателем династии Нгари, правившей в Западном Тибете. Эта ветвь позже закрепилась в Северо-Западном Непале, в Яцэ.
 Второй внук Одсуна, второй правнук Дармы, остался и позже закре-пился в Цзан. Таким образом, обломки великой династии рассыпались по всему Тибету, но именно обломки, династия утратила власть над всем Тибе-том.
Развал центральной власти закономерно привел и к развалу армии. Ко-мандующие войсками постепенно втянулись в борьбу друг с другом, мест-ные военачальники и правители старой администрации оформляли под-властные им владения как независимые. Тибет стал быстро терять свои внешние владения, прежде всего в Западном крае. Китайцы, жители запад-ной части современной Ганьсу и района Дуньхуана, которые ранее «при-нуждены были носить туфаньские одежды» [Бичурин, 1833, с.215], быстро вспомнили, что они китайцы. В 851 г. добился независимости Дуньхуан, крупнейший центр буддизма на западе Китая. «Чжан И-чао, туфаньский предводитель в Шачжоу (т.е. бывший чиновник тибетской администрации в Дуньхуане, хотя и китаец по национальной принадлежности), поднес китай-скому двору карту одиннадцати областей, как то Гуаньчжоу, Шачжоу, Ичжоу, Сунчжоу, Ганьчжоу и др. … Император, когда получил донесение о сем, похвалил усердие жителей и оставил Чжан И-чао военным губернато-ром в Шанчжоу» [там же, с.232-233]. Чжан И-чао продолжал править реги-оном теперь уже как представитель китайской танской администрации. Так началась более чем полуторавековая история независимости Дуньхуана, по-ка в 1036 г. он не попал под власть тангутов и не стал частью тангутского государства Си Ся. В 860 г. власть Тан признал командующий тибетскими войсками в Сычуане (Вэйчжоу). Другой тибетский генерал, названный в ис-точниках как Шан Кунчжо, потерпел поражение от уйгуров и дансянов (тан-гутов). Тангутский правитель Тоба Хуай-гуан пленил Шан Кунчжо, казнил его и отослал голову Шан Кунчжо в Чанъань. Остатки тибетских армий за пределами Тибета или жили компактно, не смешиваясь с местным населени-ем, или частью ассимилировались. Такой анклав тибетцев, не связанный с центральной властью, образовлся, например, в районе г. Лянчжоу.
Тибет как бы провалился в яму, недаром тибетская историческая тради-ция этот перерыв сведений, «провал» в памяти народа, называет тру – «провал», «яма», «дыра». «С сего времени Туфань совершенно ослабела» - напишет китайский историк [там же, с.233]. «Это был конец славы Тибета и королевской власти» - так оценит то время европейский тибетолог Рольф Штейн [Stein, 1981, p. 47]. [Кычанов, Мельниченко «История Тибета», М., 2005, с. 66-70].
Племя (клан) Туфа относившаяся к западным цянам являющиеся пред-ками дунган-хуэйхуэй и создавшая государство Туфань-Тибет, которое, в начале IXвека, охватывало многие территории ныне входящие в Китай, Ка-захстан, Таджикистан, Афганистан развалилась в результате борьбы между религиями Бон и Буддизм.
В дальнейшем, в X веке, начинается усиление другого поколения (пле-мени) западных Цянов – Дансянов.







































Глава III. Тангуты – дансяны – дунгане – хуэйхуэй.
Тангутское государство.

Выдающийся дунгановед М.Я. Сушанло выдвинул гипотезу, что тангу-ты принимали участие в формировании дунган, он писал: «Происхождение дунганского народа было своеобразным. В него вливались местные народы, а также пришельцы – арабы, персы, народы Средней Азии.
Автор;М.Я. Сушанло-ШАС; этих строк, изучая историю и культуру тангутского государства (Си Ся), пришел к выводу, что народы этого госу-дарства сыграли важную роль в формировании северной группы дунган, а следовательно, в его этногенезе.
Как известно, с гибелью Танской династии в Центральной Азии возник-ли три могущественных государства: Ляо (916-1124), Тангут (982-1227) и Цзинь (1115-1264).
Государство Тангут, или Си Ся, было создано народом, который в ки-тайских источниках известен под именем «дансян». Оно занимало современ-ную территорию северо-запада Китая с включением южных областей Мон-голии. По данным советского тангутоведа Е.И. Кычанова, границы Тангут-ского государства имели общую протяженность более 5 тыс. километров.
Столицей Тангутского государства был город Синцин (современный Иньчуань, главный город Нинся – хуэйского (дунганского) автономного района КНР). Население Тангутского государства этнически не было одно-родным. Самыми многочисленными народностями были тангуты и китайцы, на его территории жили также уйгуры, тибетцы, тюрки, киданьские племена и другие. Основным занятием населения были скотоводство и земледелие. Земледелием занимались в долинных районах государства, особенно в Нинсяской долине. Многие тангуты жили в городах, таких, как Линьчжоу, Синцин, Хуайюань, Ляньчжоу, Ганьчжоу, Сучжоу и др. В настоящее время в этих городах многочисленно дунганское население, занимающее целые кварталы или районы.
Официальными были тангутский и китайский языки, основная масса населения исповедовала буддизм, были также мусульмане и христиане-несториане.
Марко Поло писал, что Ганьчжоу большой город у тангутов. И далее: «… городов, поселений тут много, страна Тангутская и великого хана. Народ идолопоклонники, мусульмане и христиане».
Для дунгановедов весьма ценными являются данные материальной культуры. Внимание этнографов привлекает дунганская белая войлочная шляпа с чёрной каймой. По своей форме она совершенно не похожа на вой-лочные шляпы или колпаки местных тюркских народов, но в дооктябрьский период у них она пользовалась большой популярностью. По рассказам ста-риков, она, видимо, является той войлочной шляпой, которая упоминается в династийной истории Сун об одежде тангутского населения.
Бай Шоу-и, Хань Дао-жэнь, Дин И-минь в работе о дунганах указыва-ют, что народность тангу (тангуты) принимала участие в формировании дунган.
Это лишь несколько примеров общности культуры тангутов и дунган. Может быть, они недостаточно убедительны, но дают право на гипотезу (курсив-Ш.А.С.), которая кстати сказать, хорошо согласуется с последую-щими историческими данными…» [М.Я. Сушанло, «Дунгане», Фрунзе, 1971, с. 52-53].
Мы думаем, что М.Я. Сушанло выдвинул обоснованную и совершенно правильную гипотезу.
Н.Я. Бичурин, в «Истории Тибета и Хухонора» основываясь на китай-ских нарративных источниках писал: «Прибавление о Тангутах под названи-ем Дансянов.
Дансян есть особенное поколение западных Цанов (курсив – Ш.А.С.) ди-настии Хань. После династии Цао-вэй и Цзинь (в III и IV столетиях) Цяны пришли в совершенное бессилие. Но после того, как Китай покорил поколе-ния Танчан и Данчжи, начали усиливаться Дансянские Цяны. Они распро-странились в древнем Си-чжи. Владения их на восток простирались до Сунь-чжеу, на запад до Ехо, на юг до Цзюсанских и Мисянских Цянов, на север до границ Тоганских. Обитали по горным долинам и холмам, занимая не менее 3 000 ли пространства. У них каждая отдельная фамилия становилась новым поколением; каждое поколение делилось ещё на роды, из которых большие имели до 10 000, малые по несколько тысяч конницы. Все сии поколения не зависели друг от друга; и по сему не составляли целого политического тела, совокупленного под единовластием. Известнейший из поколений их были: Сяфынь, Мицинь, Фэйэшин, Ванли, Почу, Ецы, Фандань и Тоба. Последнее поколение почиталось весьма сильным» [Бичурин, «История Тибета и Хуху-нора», Ч. I, СПб., 1833, с. 237-238].
Н.Я. Бичурин, переводивший древние и средневековые нарративные ис-точники, в начале XIX в. где указаны, что «тангуты есть особенное поколе-ние (племя – Ш.А.С.) западных цянов» (курсив – Ш.А.С.).
Повторяем, западные цяны делились на множество племен. Племена проживавшие близ оз. Хухунора с IV по VII вв., смешавшись с сяньбийским (монголоязычным) племенем тогон, образовали одноименное государство – Тогон. Государство Тогон, в 663 г. (VII в.) пало под ударами другого запад-ноцянского племени Туфа, которое образовало государство Туфань (634-866 гг.). Туфань просуществовало 232 г. и объединило почти всех цянов, включая часть современных синьцзянских, тибетских, Казахстанских и то-гонских земель. Внутренний Монголии.
С последней трети IX в. и до конца X в. западные цяны – предки дунган хуэйхуэй не имели собственного государства. После падения западноцянско-го государства Туфань, племена жили самостоятельно, некоторые протекто-ратыКитая.
Что касается дансянских (западных) цянов, то они, примерно, к VII в. разрослись и известными стали следующие племена: Сифинь, Мицинь, Фэйэшинь, Ванли, Почу, Ици, Фандань и Тоба. Дансянское племя Тоба (ви-димо Табгач). На основе китайских летописей Н.Я. Бичурин поясняет: «По-коление Тоба составляло отдаленную линию Монгольского дома Юань-вэй, царствовавшего в Северном Китае в V и VI столетиях» [Бичурин, «История Тибета и Хухунора», Ч. I, СПб., 1833, с. 238]. Тоба, возможно, отделившие-ся сяньбийское (монгольское) племя или род и приставший к западным цянам – дансянам и ставшее дансянским племенем, возможно по языку и обычаям.
Китайские летописи, касательно обычаев пишут: «Дансяны вели осед-лую жизнь; избы свои покрывали полстями, ткаными из буйволовой и овечь-ей шерсти, и сии оболочки ежегодно переменяли. У них геройство почита-лось высокой добродетелью. Не имели ни законов, ни службы. Многие до-живали до ста лет и более. Вообще склонны были к хищничеству и даже грабили друг друга. Особенно преданы были пороку мстительности. Пока не получат желаемого, то растрепав волоса и не умывая лица, ходили босые и питались травой; по умерщвлении же врага начинали жить по прежнему. Как мужчины, так и женщины носили меховое и шерстяное одеяние; сверху накидывали шаль. Для пропитания себя содержали буйволов, лошадей, ослов и овец, а землепашеством не занимались. Климат страны их холоден. Травы начинают появляться не ранее пятой луны (в июне); в осьмой уже па-дает иней и снег. Письма не имели, счет годов вели по изменению трав и де-ревьев. В три года бывало одно общее собрание, на котором в жертву небу приносили буйволов и овец. Хлеб для квашения вина получали из других владений. Женились на своих мачехах, тетках, старших невестках и других родственницах. Распутство и блуд господствовали у них преимущественно пред прочими народами: но не брали за себя однофамильных. Родственники умершего от старости, так как достигшего определенных природой лет, не оплакивали; умереть же в молодости почитали несчастьем и о таковых крайне сожалели. Мертвых сжигали, что называли огненным погребением» [Бичурин, «История Тибета и Хуханора», Ч. I, СПб., 1833, с. 238-239].
В 629 г., военный губернатор Вэй-чжу, которого звали Чжень-Юаньшеун  убедил дансянского Сифынь-булая, со всем племенем перейти в подданство Китаю. Император Тхай-цзунь за переход в китайское поддан-ство отметил грамотой. Для получения грамоты Булай лично прибыл к Ки-тайскому двору и был принят и одарен подарками.
Китайская летопись пишет: «Тогда он просил позволения идти с оружи-ем для усмирения Тогонов. После чего и прочие Старшины один за другим вступили Китайское подданство. Из земель их составлены четыре области, в которых сами Старшины поставлены правителями» [там же, с. 240].
Китайский военный губернатор также уговорил правителя дансянского племени Тоба, которого звали Тоба-чжи перейти в подданство Китая.
Китайские летописи пишут: «Таким образом (в 640 годах) от вершин Желтой реки и хребта Цзи-ши на восток все земли подпали под власть Ки-тайской Империи. Но вскоре после сего начали усиливаться Туфаньцы и стеснили Тобаских. Тогда последние будучи устрашены близким соседством первых, просили Императора перевести их во внутренность Китая (около 660). В следствии сего Китайский двор перевел Дансянских выходцев в Цин-чжеу, и учредил для них две области Цин-чжеу и Бянь-чжеу. Прежние Дансянские земли (с 663) заняты Туфаньцами и заселены Миюсцами, под-данными Туфани» [там же, с. 241].
Далее, китайская летопись продолжает: «В последнем году правления Тьхянь-бао (755) поколение в Пьхинь-ся оказало Китаю услуги на войне и Старшина оного сделан Правителем в Юн-чжеу. Потомок его Тоба-сы-гун в конце Правления Сянь-тхунь (873) самовольно занял область Ся-чжеу, и сам объявил себя Правителем оной.
Тоба-сы-гун был Главный Старейшина Тангутских поколений в Китае, каковым признан и от Двора в качестве наследственного Тангутского Губер-натора. Потомки его наследственно княжили над пятью областями, а именно: Лин-чжеу, Ся-чжеу, Суй-чжеу, Инь-чжеу и Ю-чжеу. Исключая старшего Князя, которого Китай признавал в качестве военного Губернатора, прочие Князья имели другие воинские чины, которых степень соразмерна была чис-лу подчиненных их» [Бичурин, «История Тибета и Хуханора», Ч. I, СПб., 1833, с. 247].
Н.Я. Бичурин шестой раздел (главу) своей книги «История Тибета и Хухунора» с 2282 до Р.Х. до 1227 г. по Р.Х. изданной в Санкт-Петербурге в 1833 году озаглавил и «Период VI. Тангуты Китая под названием Дансян-ских Цянов 881-990=109 л». В этом разделе Н.Я. Бичурин описывает прави-телей (старейшин) племени западных цянов – дансян, образовавших дина-стию, с сянбийским названием, Тоба (табгач). Тоба (табгач), на монгольском означает «ступня, лапа и т.д.» [Шабалов,2016, с. 86], [Лувсандэндэв, 1957, с. 383].
К IX-Xвв. Предки дунган-хуэйхуэй западные цяны говорили, вероятно, на разновидности тибетского языка (цянского), но этнически представляли смесь цянов, китайцев, хунну (сяньбийцев) и др. более мелких племен и народов.
С 881 г. по 990 г., Н.Я. Бичурин описывает девять старейшин династии Тоба, начиная с Тоба-сы-гунем и заканчивает девятым старейшиной Тоба-цзи-банси, вступившем на престол старейшины в 982 г.
Н.Я. Бичурин седьмой раздел (главу) своей книги «История Тибета и Хухунора» озаглавил «Период VII. Тангуты под названием Ся-го. 990-1227=237».
Китайские летописи пишут, а Н.Я. Бичурин продолжает переводить: «Основатель Тангутского королевства Тоба-цзи-цянь) был родственник Кня-зя Тобы-цзи-бан. Прапрадед его Тоба-сы-чжун находился при старшем его брате Тобе-сы-гун в походе против Хуаньчао и на сражении при Вэй-цяо устремившись пред своими солдатами на линию мятежников был убит. Пра-дед его Тоба-жинь-янь служил при династии Тхан военным губернатором в Ин-чжеу. Дед его Тоба-и-цзин в качестве наследника вступил по нем в прав-ление при династии Цзинь; отец его Тоба-гуань-янь наследовал при династии Чжеу. Тоба-цзи-цянь родился в 962 году в Инь-чжеу при речке Вудин-хэ; он вышел из чрева материного с зубами. В 974 году определен был военным губернатором. По отезде Тобы-цзи-бан к Китайскому двору, он остался в Инь-чжеу, имея только 20 лет от рождения. Когда двор прислал в Инь-чжеу нарочного для призыва Тобаских в столицу, Тоба-цзи-цянь под предлогом, будто бы его кормилица умерла, выехал за город для погребения и с не-сколькими десятками своих сообщников бежал к Да-цзинь-цзэ. Здесь показал он Тангутам изображения своих предков, и Тангуты со слезами преклонили пред ним колена. Число сообщников его ежедневно возрастало. Озеро Да-цзинь-цзэ лежало в 300 ли от Ся-чжеу на северо-восток.
В 984 году Инь-сянь, правитель в Ся-чжеу, и Цао-гуань-ши проведали его местопребывание, и в ночи нечаянно напав на него убили до 500 человек и сожгли около 400 кибиток. Тоба-цзи-чун спасся бегством. Китайцы взяли мать и жену его в плен и возвратились. Тоба-цзи-цянь вторично женился на девице из одного сильного дома. После поражения при Да-цзинь-цзэ он ча-сто переменял кочевья и мало по малу снова усилился, тем более, что жители запада, облагодетельствованные домом Тобаских, в множестве приходили к нему. Тогда Тоба-цзи-цянь призвав именитых и приближенных родовичей, говорил им: «Дом Тобаских из рода в род владели западными землями: ныне вдруг всего лишился. Если вы чувствуете признательность к Тобаским, то не согласитесь ли со мною восстановить владение наше? Все изъявили со-гласие. В следствие чего он с младшим братом Тобою-цзи-чун разбил не-скольких китайских предводителей и начал действие в Ся-чжеу. Он осадил Лин-чжеу и послал людей сказать надзирателю Цао-гуан-ши, что он после побега на север дошел до совершенной крайности и желает покориться в ка-честве племянника (от сестры) Дяде (по матери). Почему назначил день съез-да при Цзя-лу-чуань, для принятия его в подданство. Цао-гуан-ши поверил ему, и желая один воспользоваться сей услугой, ни с кем не посоветовался. По наступлении условленного времени Тоба-цзи-цянь поставил засаду и только с несколькими десятками человек подъехал к городу для встречи Цао-гуан-ши, который и отправился в сопровождении ста человек конных. Тоба-цзи-цянь служа вожатым поехал на север. Достигши того места, где по-ставлена была засада, вдруг поднял руку и начал махать плетью. Скрытые войска вдруг поднялись и Цао-гуан-ши погиб. Тоба-цзи-цянь овладел горо-дом Инь-чжеу в марте 985 года, и тотчас по убиении Цао-гуан-ши, обложил Сань-цзу-чжай. Чже-юй-ме, начальник сей крепости, убив военного надзира-теля присоединился к Тобе-цзи-цзянь.
Китайский полководец Тьхянь-жинь-лан, отправленный с армией про-тив Тангутов, по прибытии в Суй-чжеу просил Двор о прибавлении войск и простоял более месяца в ожидании ответа.
В сие время Тоба-цзи-цянь, пользуясь превосходством своих войск, оса-дил Фу-нин-чжай. Тьхань-жинь-лан, услышав о сем, в радости сказал: «Тан-гуты как галки собираются и производят набеги на границы. При победе идут вперед, при проигрыше обращаются в бегство. Не должно никогда ка-саться их логовищ. Теперь Тоба-цзи-цянь собрав несколько десятков тысяч войск, со всем жаром осадил одинское укрепление. Местечко Фу-нин-чжай хотя не велико, но по крепости в короткое время не может быть взято. Когда он утомится, то мы приблизившись с большой армией, отрежем ему путь к отступлению и он наверно будет в наших руках. Император получив изве-стие о потери крепости Сань-цзу-чжай пришел в сильный гнев; отозвал в столицу Тьхань-жинь-лан и приказал судить за требование прибавки войск и потерю крепости. Тьхань-жинь-лан в ответ показал, что из Инь-чжеу, Суй-чжеу и Ся-чжеу не давали войск, отзываясь защищением сих городов, а Сань-цзу-чжай от Суй-чжеу удален и спасти сию крепость было нвозможно. Сей полководец далее говорил, что «Тоба-цзи-цянь приобрел привержен-ность Тангутов. Надлежит или преклонить его самого, или большими выго-дами польстить старейшинам поколений, чтобы они покусились на него: в противном случае в последствии он будет весьма опасен для границ. Оправ-дания сии возбудили еще больший гнев в Императоре, и он вместо казни со-слал сего полководца в Шань-чжеу. Товарищ его Вань-сянь выступил с вой-ском из Инь-чжеу на север. Тангуты, живущие в Лин-чжеу, просили принять от них лошадей в знак откупа от вины и предложили свои услуги к усмире-нию Тобы-цзи-цянь. И так Ван-сянь вступил в Чжо-лунь-гуань и истребил до 5000 тангутов. Тоба-цзи-цянь и Чже-юй-ме спаслись бегством. В сие же вре-мя Полководец Го-шеу-вынь с Правителем Инь—сянь напал на тангутов в Янь-чен и сжег около тысячи кибиток. После сего сто двадцать пять родов, в 16 000 семействах, кочевавшие в трех областях: Инь-чжеу, Линь-чжеу и Янь-чжеу поддались Китаю.
В начале 986 года Тоба-цзи-цянь покорился Киданьскому дому, и был утвержден от него Главноуправляющим в Ся-чжеу. В конце сего года при-быв к Киданьской границе с 500 конницами, он изъявил желание вступить в родственную связь с сей державой и вечно быть вассалом ее. В соответствие сему Киданьский Государь выдал за него дочь Князя Елюй-жан в качестве И-чен Царевны.
В 987 году Ань шеу-чжун, Правитель в Ся-чжеу, выступив в 30 000 корпусом, дал сражение с Тобою-цзи-цянь под Ван-шьхин-чжень и был на голову разбит. Тоба-цзи-цянь преследовал его до крепостных ворот и воз-вратился.
В 988 году Тоба-цзи-бан по препоручению от Китайского Императора сделал Тобе-цзи-цянь самые лестные предложения, если покорится. Тоба-цзи-цянь изъявлял свое согласие на то, и Тоба—цзи-бан по прибытии в Ся-чжеу донес Китайскому Двору, что Тоба-цзи-цянь раскаялся в прошедших поступках и возвращается в подданство Китаю. Двор определил его Прави-телем в Инь-чжеу. Но Тоба-цзи-цянь в самой вещи не думал покориться.
В исходе 990-го года Киданьский Дом признал Тобу-цзи-цянь Тангут-ским Королем, и через сие положил начало Тангутскому Королевству. (кур-сив – Ш.А.С.). В 991 году Тоба-цзи-цянь вступил в сражение с Тобою-цзи-бан при Ань-цин-цзэ, но будучи ранен стрелой обратился в бегство и осадил Ся-чжеу. Тоба-цзи-бан просил у Двора подкрепления и Ди-шеу-су отправлен к нему с войсками. По прибытии сего предводителя Тоба-цзи-цянь изъявил желание поддаться Китаю и послал к Двору извинительный доклад. Импера-тор определил его Губернатором в Инь-чжеу, удостоил прозвания Чжао и имени Бао-цзи, а сыну его Тобе-дэ-мин дал чин Предводителя.
В 993 году Император для стеснения Тобы-цзи-цянь запретил торг со-лью. Через несколько месяцев 10 000 конниц из 42 пограничных Тангутских родов произвели набеги в Хуань-чжеу и перевели жителей в Сяо-кхань-пху. По чему Император для успокоения их принужден был разрешить запреще-ние на соль.
В 994 году Тоба-цзи-цянь перевел жителей из Суй-чжеу в Пьхин-ся. Старшина Гао-вынь-пхэй пользуясь недовольством народа напал на него, но был разбит. Тоба-цзи-цянь снова обложил (Китайские) крепостцы, увел жи-телей в плен, предал огню имущество их; и наконец осадил Лин-чжеу. Ки-тайский Двор предписал Тобе-цзи-лун выступить в поход для усмирения мя-тежников. Тоба-цзи-бан еще до прибытия Тобы-цзи-лун вышел из города и окопался в поле: но Тоба-цзи-цянь нечаянным нападением в ночи обратил его в бегство и овладел его обозом. Император лишил его фамилии Чжао, и имени Бао-цзи.
Город Ся-чжеу лежал недалеко от Шамо: неблагомыслящие обыкновен-но старались овладеть им: по сей причине Император хотел разрушить сте-ны его до основания. Министр Люй-мынь-чжень сказал ему, что с того вре-мени, как Хэлянь-бобо построил сей город, страна Гуань-ю всегда претерпе-вала беспокойствия и ныне раззорение стен его доставит мир будущим снова собрал войска при Пху-ло-хэ и распустил слухи, что намерен осадить город Хуань-чжеу. Император подписал Предводителю Чжань-и с прочими ожи-дать его в разных пунктах. Но в феврале 1004 года Тоба-цзи-цянь скончался на 42 году жизни. По смерти его вступил в правление сын его Тоба-дэ-мин. Он почтил умершего отца своего Тобу-цзи-цянь (в 1012 году) титулом Им-ператора и наименовал его Шень-ву; в великом храме дал ему титул Тхай-цзу (родоначальник), а кладбище его назвал Юй-мин» [Бичурин, «История Тибета и Хуханора», Ч. II, СПб., 1833, с. 1-16].
Китайские летописи и Н.Я. Бичурин датируют начало возникновения Тангутского государства 990 годом, когда Киданьский (монгольский) Дом признал Тобу-цзи-цзянь суверенным государем, который имеет свою терри-торию и народ и осуществляет свою суверинитет на данной территории в виде сбора налогов и т.д. М.Я. Сушанло, видимо, пользовался другим ис-точником, назвая год образования государства Тангут 882 г., а не 990 г.
В феврале 1004 г. первый правитель государства Тоба-цзи-цзянь умер на 42-ом году жизни. Бразды правления государством Тангут взял его сын Тоба-дэ-минь.
В 1008 году Киданьский (монгольский) Дом, правивший Северным Ки-таем с 918 г. признал Тобу-дэ-мин «Королем Великого Царства Ся».
Китайские летописи повествуют: «В 1020 году Киданьский Государь выступил в поход с 500 000 войска под предлогом звероловства и напал на Тангут. Тоба-дэ-мин противостоял ему с своими силами, но был разбит. Но впрочем в 1021 году означенный Государь признал его Тангутским Коро-лем и дал ему грамоту на сие достоинство…
В 1028 году Тоба-юань-хао осадил и приступом взял у Хойхорцев го-род Гань-чжеу. В 1030 году Король из Гуа-чжеу покорился Тангуту с 1000 человеками конницы. В 1033 году в ноябре Тоба-дэ-мин скончался на 51 го-ду от рождения и по смерти наименован Императором Шень-ди, в Великом храме почтен титулом Тхай-цзун; кладбище его названо Цзя-лин…
По нем (смерти – Ш.А.С.) на престол вступил старший сын его Нансяо (Тоба-юань-хао)» [Бичурин, «История Тибета и Хуханора», Ч. II, СПб., 1833, с. 20-22].
Про третьего государя тангутов, Тоба-юань-хао, китайские летописи писали: «Подлинное имя сего Государя есть Юань-хао, детское название Вэй-ли, что в переводе значит честолюбивый (Вэй люблю, ли почести). Мать его называлась Императрица Вэймускал. Ю-ань-хао был храбр, тверд, с об-ширными соображениями; хорошо знал живопись и обладал тонким изобре-тательным умом. Лицо имел круглое, нос возвышенный, ростом был не с большим пяти футов. В детстве любил пунцовое одеяние с длинными рука-вами, носил черную шляпу, при себе имел лук и стрелы, ходил в сопровож-дении пеших солдат с черным зонтом. Выезжал верхом с двумя знаменами, и за ним следовало всегда до ста всадников. Он хорошо знал Шагя-муниево учение, тибетский и китайский языки (письмо) и для делопроизводства по-становил законы. Он разбил Хойхорского Элогэ-хана и отнял у него Гань-чжеу, за что и объявлен наследником престола. Часто побуждал отца и мать к порабощению Китая, но отец удерживая его от сего предприятия говорил: «Мы изнурены долговременной войной. Предки наши 30 лет одевались шелковыми тканями, и это есть милость китайского двора: не должно пла-тить неблагодарностью». Но Юань-хао отвечал на сие: «Одеваться кожей и волной, заниматься скотоводством, - вот что сродно кочевым. Родившись героем должно господствовать над другими; к чему шелковые ткани? – Как скоро Тоба-дэ-мин скончался, то Тоба-юань-хао получил от китайского дво-ра множество титулов с королевским достоинством. Вскоре по получении престола издал для управления поколениями Уложение. Тогда начал носить белый узкий кафтан  и валяную шляпу с красным подбоем, с шариком на верху и красными лентами, висящими сзади, и проименовал себя Вэймин-вуцзу. Через каждые шесть и девять дней виделся с чинами. Разделил судеб-ные места на гражданские и военные, а именно: сенат, военный совет, три экспедиции, прокурорский суд, правление иностранных дел. Экспедиции: гвардейскую, счетную, государственных сборов, земледелия и скотоводства, коллегию военную, экспедицию поверительную, коллегию просвещения, училища Тунгутское и Китайское. Высшие государственные должности пре-поручал и Тангутам и Китайцам» [Бичурин, «История Тибета и Хуханора», Ч. II, СПб., 1833, с. 22-23].
Тоба-юань-хао провел реформы, как в военной, так и в гражданских сферах. В 1035 г. Тоба-юань-хао, вероятно, захотел расширить свое госу-дарство. Для этого на северо-востоке Тоба-юань-хао нужно было присоеди-нить Туботское государство. Туботы, такие же цяны как и тангуты, но не присоединившиеся к Тангутскому государству. Правил туботами – Госыло, главный старейшина племени туботов.
Китайские летописи пишут: «В 1035 году Тоба-юань-хао послал пред-водителя Сунура с 25 000 корпусом войск против Госыло, но сей корпус по-чти весь побит и сам Сунур взят в плен. Юань-хао сам выступил в поход и осадил городок Мао-ню-чен, который целый месяц не сдавался: почему и со-гласился заключить мир; но когда отворили город, то он произвел страшное убийство. После сего осадил городки: Цин-хан, Ань-элль, Цзунь-гэ и Дай-син-лин. Госылов предводитель Ань-цзыло со своим корпусом отрезал Тобе-юань-хао возвратный путь. Юань-хао целые десять месяцев должен был сражаться с Ань-цзыло и наконец победил его. Но из его армии более поло-вины или потонуло в реке Цзунь-гэ, или померло от голода. Вскоре после сего он пришел в Хэ-хуан. Госыло затворившись в Шань-чжеу не выходил из сего города. И так Юань-хао переправился через желтую реку и для означения мелких мест поставил вехи. Госыло тайно послал людей переста-вить сии вехи на глубокие места и потом вступил в жаркое сражение. Юань-хао будучи приведен в смятение пошел обратно. Солдаты его бросились в реку по направлению вех и почти все потонули. Не смотря на сие Юань-хао овладел тремя областями: Гуа-чжеу, Ша-чжеу и Су-чжеу.
По возвращении из сего похода, он хотел обратить оружие на юг (на Китай): но опасаясь, чтоб Госыло не стеснил его с тыла, (1036) снова напал на тангутов в Лань-чжеу, простер оружие до Ма-сань-шань и обвел стеной Фань-чуань. Сим образом Юань-хао учинился обладателем областей: Ся-чжеу, Инь-чжеу, Суй-чжеу, Ю-чжеу, Цзин-чжеу, Лин-чжеу, Янь-чжеу, Хой-чжеу, Шен-чжеу, Гань-чжеу, Лян-чжеу, Гуа-чжеу, Ша-чжеу, Су-чжеу и сверх того из крепостей сделал области: Хун-чжеу, Дин-чжеу, Вэй-чжеу и Лун-чжеу: но сам продолжал жить в Синь-чжеу, ограждаясь естественными укреплениями Желтой реки и хребта Хэ-лань.
После сего приступил к преобразованиям в своем владении; умножил штат чинов и составил Государственный Совет; определил министров стат-ского и военного, директора Тангутских училищ; учредил 12 корпусных канцелярий и управление войск своих вверил людям из сильных фамилий. По северной стороне желтой реки до хребта Вулажо поставил 70 000 войска, для предосторожности от Киданей; по южную сторону желтой реки в Хун-чжеу и Бай-бо-чен, поставил в Ян-чжеу при горах Ло-ло, Тьхань-ду и Вэй-цзинь 50 000, против Хуань-цин, Чжень-сюй-цзюнь и Юань-чжеу, на восточ-ной стороне в Ю-чжеу 50 000 в готовности против Янь-чжеу, Линь-чжеу и Фу-чжеу. На западной стороне в Гань-чжеу 30 000 в готовности против Си-фань (Туботов) и Хохорцев; у хребта Хэ-лань поставлено 50 000 в Лин-чжеу 50 000, в Син-чжеу и в Син-цин-фу 70 000 линейных охранных войск. Вся армия его простиралась выше 500 000 человек. Самая упорная война про-исходила при горах Ци-шань и Э-шань. При Э-шань стояли Тангуты хребта Хын-шань, с которыми войска из Пьхин-ся не могли равняться. Выбрано было из дворян 5 000 искусных наездников для гвардии, кои разделены на шесть дежурств. На содержание каждому выдавалось по два мешка срацин-ского пшена. Железной конницы было 3 000, из коей составлено десять пол-ков. Перед сбором войск созывал полководцев, посредством серебряных дщиц и лично раздавал им приказы. Для управления различными делами учреждено было в Син-чжеу 16 экспедиций. Юань-хао изобрел тангутское письмо и приказал Ели-жинь-жун привести оное в порядок. Букварь состоял из 12 тетрадей. Буквы имели фигуру четырехугольную, правильную, но многие были двойные. Тогда перевели на тангутский язык китайские книги Сяо-цзин, Элль-я и Сы-янь-цза-цзы» [Бичурин, «История Тибета и Хухано-ра», Ч. II, СПб., 1833, с. 25-28].
Тоба-Юань-хао к 1038 году усилил реформы, увеличил штат чинов на государственной службе, составил государственный совет, организовал Тан-гутские училища, учредил Министерства гражданские и военные и т.д.
Самое главное, значительное, это то, что Тоба-Юань-хао изобрел тан-гутскую письменность, отличающуюся от китайского письма. Тангутская письменность характеризовалась тем, что буквы в ней, имели четырехуголь-ную правильную форму.
В 1038 году Тоба-Юань-хао «вступил на Императорский престол, на 30-м году от рождения, и царство свое назвал Ся» [там же, с. 28].
В 1039 году Тоба-Юань-хао послал к китайскому двору письмо (север-ным Китаем в то время правила монголоязычная династия из племени «Ки-тай» - Ляо) следующего содержания: «Предки Вассала (т.е. мои) происходят от Императорской отрасли и еще при конце Восточного дома Цзинь поло-жили первое основание дому Вэй» [там же, с. 28]. В примечании Н.Я. Бичу-рин пишет: «Дом Вэй, иначе Юань-вэй есть дом Тоба, царствовавший в Се-верном Китае, 386-557. По истории не видно, когда перешла на Запад линия Тобаских, владычествовавшая в Тангуте; но должно полагать, что сие слу-чилось в 448 году, когда дом Вэй покорил Тангутов своей власти» [там же, с. 28]. Правившую в Северном Китае с 386 по 557 гг. сяньбийская (монголь-ская) династия Тоба-Вэй была первой монгольской оккупацией части Китая [Клящторный и др., 2005, с. 41]. Тоба- Юань-хао убеждает Китайского Им-ператора в том, что он Тоба-Юань-хао, как наследник императоров Тоба-Вэй имеет право называться императором.
Тоба Юань-хао продолжает аргументировать почему он стал импера-тором: «Праотец Тоба-сы-гун в конце династии Тхань помогал с своими войсками Китайской империи, за что в вознаграждение облечен в Княжеское достоинство, и удостоен фамилии Ли. Дед Тоба-цзи-цянь, постигший тайну военного искуства и споспешествуемый благоволением Неба, предпринял великий поход и покорил разные поколения. Вслед на ним поддались ему пять провинций при желтой реке; семь пограничных областей покорил он одну за другой. Родитель мой Тоба-дэ-мин, по праву преемничества ступив во владение наследственных земель старался ревностно служить империи, утвердить достоинство Королевское и расширить тесные пределы своего владения. Счастье и отважность способствовали мне изобрести Тангутское письмо и переменить одеяние великой степи. Как скоро преобразовано было одеяние, введено в употребление письмо, учреждены обряды и музыка; при-ведены в совершенство употребляемые при жертвоприношении сосуды, то-гда жители Тубота, Татани, Чжан-е и Цзяо-хэ покорились мне. Я смиренно наименовался королем; но они с неудовольствием приняли сие. Все едино-душно восхотели видеть во мне Императора. И так я решился в небольшом моем владении основать Имперский престол. Двукратно я отклонял собра-ние чинов от такого ослепления: но они начали меня к тому принуждать. Я должен был уступить необходимости и исполнить их желание. И так в один-надцатый день одиннадцатой луны совершен обряд в жертвеннике Небу и я воспринял титул Родоначальника, Преобразователя, Полководца, Законода-теля, Основателя религии, человеколюбивого и отцепочтительного; царство мое наименовано Да-ся, правление мое названо Тьхянь-шеу. Да процветут вера и законы. Смиренно обращаясь к престолу твоему, Государь! Я ожи-даю, по великодушию и милосердию свойственным тебе, признаешь во мне обладателя Западных стран, сидящего лицом к югу. Я со всею искренностью обещаюсь вечно хранить приятную дружбу. Рыба ли пойдет, гуси ли полетят (на юг); препоручу им отнести весть из соседнего с тобой Царства. Пока небо и земля будут существовать, дотоле буду отвращать беспокойства от погра-ничных земель (Китая). С совершенною уверенностью уповаю получить твое соответствие и для сего отправляю нарочных с сим представлением» [Бичу-рин, «История Тибета и Хухунора», Ч. II, СПб., 1833, с. 29-31].
Китайский император монгольского происхождения, очень разгневался на Тобу-Юань-хао по получению письма, где последний выставляет себя им-ператором, т.е. равным китайскому императору. Китайские летописи пишут, что император: «указал лишить Тобу-Юань-хао чинов и достоинств; прекра-тить взаимный торг, выставить в пограничных местах объявление, что тот, кто поймает Юань-хао, или представит отрубленную голову его, получит чин Военного Губернатора над тангутами в Ся-чжеу. Напротив Юань-хао послал к китайскому двору Хэ-юн-нянь с грамотою, наполненную презре-ния, возвратил все знаки достоинств и грамоты жалованные ему Императо-ром» [там же, с. 31].
Непризнание киданьским (монгольским) императором тангутского (за-падно-цянского предка дунган-хуэйхуэй) правителя равным ему, имело по-следствия в виде довольно продолжительной киданьско-(китайско) тангут-ской войны.
В самом начале 1040 г. киданьские (повторяем – в Китае в то время правила монгольская династия Лянь) войска напали на пограничные крепо-сти.
Война между Киданьской империей и государством Тангут продолжа-лась, примерно, до 1047 года, т.е. до заключения мирного договора. Мир-ный договор между двумя государствами был в пользу правителя государ-ства Тангут. Киданьская империя, хоть и не признала правителя тангутов-Тоба-Юань-хао императором, но вынуждены были отдавать каждый год определенное количество серебра и подарки. Правитель тангутов должен был называться Вассалом Киданьского императора.
В 1048 году Тоба-Юань-хао умер. Преемником его стал Тоба-Лянь-цзо, которому был всего год.
В 1050 г. Киданьская империя и государство Тангут возобновили вой-ну. Китайская летопись сообщает: «Тангут начал наступательно действовать: но не смотря на сие в исходе года принужден был предложить о мире с условием, чтобы король по прежнему продолжал называться Вассалом Ки-даньским. Но мир сей по причине некоторых затруднительных статей окон-чательно утвержден был уже в октябре (1055) года» [Бичурин, «История Тибета и Хухонора», Ч. II, СПб., 1833, с. 53].
В 1067 г. Киданьские войска заняли пограничную крепость в местности Суй-чжеу с 300 офицерами, 15 000 семейств и 10 000 войска и обвели место стеною и отогнали тангутов, пришедших оспаривать место [там же, с. 58].
В декабре 1067 г. правитель тангутов Лянь-цзо, якобы пожелавший вступить в переговоры, заманил киданьских (китайских) полководцев Янь-син и Дай-ци-чженя и убил их [там же, с. 58].
В 1068 г. Тоба-Лянь-цзо умер, в возрасте 21 года. На престол вступил пятый правитель государства Тангут – Тоба Бинь чинь.
Между 1119-1121 годами в Северном Китае произошла смена правящей династии. Вместо монгольской-киданьской (отсюда слово «Китай» - мон-гольское название Китая, китайское (ханьское) название – Джунго) династии Ляо пришла чжурчженьская (маньжурская) династия Цзинь. Один северо-восточный (дальневосточный) этнос сменил другой этнос, располагавшийся к северо-востоку от Китая. Нючженцы (по старокитайски), они же чжурчже-ни завоевали Северный Китай и установили династию Цзинь-золотая, где правила монголоязычная киданьская династия Ляо (916-1121), которая сбе-жала в Семиречье, нынешний Казахстан, Кыргызстан и часть совр. Синьцзяна.
Китайские летописи сообщают: «В сие время Нючисцы уже испровергли престол Киданьского дома. Киданьский Государь Елюй-янь-си с слабыми остатками своей армии укрывался на западных пределах своих владений. По чему Тангутский государь летом 1122 года отправил к нему 30 000 вспомо-гательных войск. Но Нючжиские Предводители Валу и Лосо разбили сей корпус при И-шуй и преследовали оной до долины Е-гу, где от подошедших нечаянно горных дождевых потоков великое множество тангутов потонуло. В следующем (1123) году Тангутский Король дал Киданьскому государю убежище в своих владениях; но в следствие письменного предложения от Нючжинского двора в начале 1124 года отправил в Нючжи Балигунляна с клятвенным докладом и предложением, что он согласен быть Вассалом Нючженского дома и служить ему на тех же основаниях, на которых служил дому Киданьскому. Нючжисцы начали потом войну с Южным Китаем: по сей причине Нимаха отправил в Тангут Сама и препоручил ему заключить военный союз с сим Королевством с уступкой инспекций: Тьхян-дэ, Юнь-нэй, Цзинь-су, Хэ-цин; сверх сего восемь подворий в Ву-чжеу и других местах, на таком условии, чтоб тангуты , для развлечения китайских войск, в Хэ-дун осадили Лин-чжеу. В последствие сего тангуты в апреле 1126 года из Цзинь-су и Хэ-цин переправились за желтую реку и заняли Тьхян-дэ, Юнь-нэй, Ву-чжеу и земли осьми подворий в Хэ-Дун. В мае осадили Чжень-вэй-чен. Ки-тайский предводитель был убит на сражении и город взят.
Но вслед за сим  Нючжиский вельможа Уши, пришедший с несколькими десятками тысяч конницы под предлогом звериной ловли, вдруг наступил на Тьхян-дэ и вытеснив тангутов овладел всею сею страной. Тангуты предло-жили о мире, но Нючжисцы взяли Посланника их под стражу» [Бичурин, «История Тибета и Хуханора», Ч. II, СПб., 1833, с. 100-101].
В 1161 году правитель тангутов «Учредил Академическую коллегию и академикам Цзуо-цзинь-янь и Винь-цзянь препоручил сочинить жизнеописа-ние Тангутских Государей [там же, с. 109].
Далее, китайские летописи сообщают: «В 1162 году  строжайше запре-тил роскошь. Изобретателю Тангутских букв Елию-жинь-жунь дал титул Князя» [там же, с. 109].
Седьмой тангутский правитель Тоба Жинь-сяо, вступивший на престол в 1139 г., вероятно, был склонен к науке и образованию. Возможно, он усо-вершенствовал письменность изобретенную при Тоба Юань хао.
В 1206 г. северные племена (северное Тангута) были объединены прави-телем монголов Темуджином. Всемонгольский курултай (съезд) присвоил Темуджину титул Чингисхана.
Чингисхан с юношеских лет познавший «прелести» раздробленного су-ществования монголоязычных племен (три года был в плену у соседнего племени) был решительно настроен объединить весь монгольский мир. Под монгольским миром, вероятно, он понимал всех монгологоворящих людей и метисизированные племена и народы, каковыми являлись тангуты- данся-ны(совр. Дунгане-хуэйхуэй). В тангутах(цянах) частично ассимилировались наряду с китайцами, такие монголоязычные племена – как хунну, сяньбий-цы-тогоны, тоба (табгачи), хойхусцы и т.д. Чингисхан, наряду с предками дунган-хуэйхуэй, вероятно, метисизированными монголами считал русских, украинцев, турок, венгров, куман-половцев и т.д.
Феномен Чингисхана, вероятно, объясняется техническим превосход-ством средневековой монгольской армии: сложный монгольский лук, кото-рый стрелял в два-три раза дальше чем обычный, порох, примитивное огне-стрельное оружие, наподобие детского пугача и т.д.
За 1206 год китайские летописи сообщают: «В сем самом году Монголы произвели первое нападение на северные пределы Тангута, опустошили го-родки Юйрака и Лосо и ушли.
В 1209 году они вступили в Тангутскую столицу Линь-чжеу и Король Тоба-Ань-цюань покорился им. С сего времени Тангутское королевство еще более ослабело.
Тангут с самого заключения мира с Нючжи (1124) по сие время более 80-ти лет ни с кем не имели войны. Ныне когда монголы учинили нападение на его пределы, он просил помощи у Нючжиского двора. Нючжиский Госу-дарь Юань-цзи, недавно вступивший на престол, не мог предпринять похо-да: почему Тангуты, негодуя на него, в следующем (1210) году пошли на Цзя-чжеу; но Нючжеский предводитель Циншаньну отразил их» [Бичурин, «История …», Ч. II, СПб., 1833, с. 111].
Монголы Чингисхана, вероятно, вторглись в пределы Тангутского гос-ударства по двум причинам: во-первых, они считали тангутов метисизиро-ванными монголами, во-вторых, тангуты дали убежище кереитскому (одно из монгольских племен отчаянно сопротивлявшихся Чингисхану, наряду с найминами и меркитами сыну Ван-хана-нилхе. Возможно, Чингисхан потре-бовал выдачи Нилхи, но, видимо, получил от правителя тангутов Тоба Ань-цюань отказ.
Китайская летопись пишет: «В ноябре 1215 года Тангуты взяли у Нючжисцев Линь-тхао. В 1217 году Нючжиский Государь хотел послать 35 000 войск на Тангут: но как война с монголами на севере, а с Китаем на юге, уже истощила силы народа, то Министры отклонили сей поход. Напро-тив, монголы в конце года обложили вторую Тангутскую столицу Синьчжеу: по чему Тангутский Государь Тоба-цзунь-сянь принужден был бежать в Си-лян» [Бичурин, «История …», Ч. II, СПб., 1833, с. 112].
Монгольское войско Чингисхана не успокаивалось, несмотря на то, что в 1209 году правитель тангутов Тоба Ань-цюань признал верховенство вла-сти Чингисхана.
В 1217 году войско Чингисхана осадило столицу Тангутского государ-ства город Син-чжеу. Тангутский государь Тоба-Цзунь-сянь, сын Тобы Ань-цюаня, вынужден был бежать в город Силань.
Вероятно, Чингисхан предложил предкам дунган-хуэйхуэй тангутам участвовать в западном походе на Хорези, правитель тангутов ответил отка-зом. Хорезмшах Мухамед, хотя был наполовину монгол-кыят (Чингисхан тоже был из племени кыят), приказал вырезать посольство монголов, всего около трехсот человек, оставив в живых одного, для сообщения судьбы по-сольства. Чингисхан был глубоко возмущен поступком хорезмшаха и твердо решил отомстить. Видимо, поступок хорезмшаха Мухамеда, объясняется обычным высокомерием персов (таджиков), которое характерно им до сего-дняшнего дня.
Тангутский Государь отказал монголам в участии в западном походе, а Чингисхан рассматривал его как ближнего родственника, потому, что в за-падных цянах-тангутах смешаны в течении тысячу с лишним лет значитель-ное количество монголоязычных племен, о чем мы писали выше.
За 1221 год, китайские летописи сообщают, что после западного похода «…монгольский полководец Мухури, вплавь переправясь через Желтую ре-ку при Дунь-шень-чжеу, пошел с войсками на запад. Тангутский Король услышав о сем пришел в страх и отправил Дахая угостить Мухури в Ордо-се; сверх сего послал полководца Дагэ-ганьпу к Мухури с 50 000 войска. В ноябре Мухури пошел с армией на восток в область Цзя-чжеу. Тангутский государь приказал полководцу Мипу присоединиться с своими войсками к Мухури. Мипу спросил у Мухури о церемониале взаимного свидания. Он будет происходить таким же образом отвечал Мухури, как твой Государь видится с моим государем. Не имея повеления, отвечал Мипу, от моего Гос-ударя, не смею сделать поклонения: по чему и отошел с своими войсками. Но когда Мухури пошел осаждать Янь-ань-фу, Мипу держа лошадь его за узду учинил поклонение» [Бичурин, «История …», Ч. II, СПб., 1833, с. 114-115].
Далее, за 1223 год, китайские летописи пишут: «В 1223 году монголы снова напали на Тангут: почему Тоба-цзунь-сянь сдал престол сыну своему Тобе-дэ-ван» [там же, с. 115].
В 1225 году китайская летопись пишет: «Пред сим Король принял в свои владения Чингисханова врага Шилгаксань – хон и сверх сего не посы-лал к нему сына своего в заложники: по сим причинам в ноябре 1225 года Чингисхан сам повел армию на Тангут и взял Гань-су-чжеу и Си-лян-фу; в декабре взял Лин-чжеу и остановился при Янь-чжеу-чуань. Чингисхан взял многие другие города и местечки, от чего Тоба-дэ-ван предался печали и в августе 1226 года скончался на 46 году от рождения. Царствовал 4 года под названием Юань-цянь. В храме предков наименован Сянь-цзунь. Вельможи возвели на престол Тобу-ши, племянника его от младшего брата» [там же, с. 116].
В 1227 году, китайская летопись беспристрастно сообщает: «В следую-щем году (1227) Чингисхан завоевал все города и местечки в Тангуте. Жите-ли уклонялись в пещеры и вертепы, но спаслось не более одного или двух из ста. Поля покрылись обнаженными костями (человеческими). Чингисхан от жаров удалился к Лю-пхань-шань. По прошествии месяца (от удаления Чин-гисова) в июле тангутский Король Тоба-ши принужден был выйти из своей столицы и покориться, после чего пленником отвезен в Монголию и Тангут-ское королевство пало» (Курсив-Ш.А.С.) [Бичурин, «История …», Ч. II, СПб., 1833, с. 116-117].
В 1227 году Тангутское государство перестало существовать, это было огромное государство и, для своего времени развитое. С переменным успе-хом воевало с Киданьской и Чжурчженьской империями Китая, по силе бы-ли, примерно, равно им. В культурном отношении ни в чем не уступала ки-тайцам, киданям и чжурчженям (нючжесцам). В некоторых отношениях пре-восходило киданьцев, нючженцев и монголов. Если у первых двух народов письменности не было, пользовались китайским письмом, а монголы утрати-ли хуннскую письменность в начале тысячелетия и приобрели её в 1206 году (приспособили уйгурскую письменность к своему языку), то тангуты создали письменность в 11 в. при правлении Тоба-Юань-хао.
Чингисхану, чтобы разгромить тангутов (предков дунган-хуэйхуэй) пришлось провести почти тотальную мобилизацию по всей Монголии, он собрал невиданную армию в 500 тысяч сабель (всадников). Сравним, для покорения Средней Азии, Персии, Турции, Восточной Европы, Китая и Се-верной Индии Чингисхану понадобилось всего 120 тысяч всадников.
Наше мнение, тангутские правители из дансян, племени Тоба (табгачи), нужно было покориться мирно и войти в состав единого монгольского госу-дарства, а не сопротивляться. Мирно покорились Чингисхану, например турки, большая часть русских князей и т.д.
Для лучшего понимания и представления тангутского государства в средние века мы приведем ниже выдержки из китайских летописей о разме-рах государства, о народонаселении, войске, религии, обычаи и т.д. Особен-но поражает размеры государства, окружность которой составляло 12 000 ли, следовательно, диаметр составлял 3 с лишним тысячи километров.
Китайские летописи сообщают: «Земли Тангутского королевства содер-жали до 12 000 ли окружности. Уложение о чиновниках во многом сход-ствовало с Китайским уложением династии Сунь. Придворные церемониалы употреблялись Китайские, частью династии Тхань, частью династии Сунь: но музыкальные орудия и гимны были династии Тхань. Областей по обеим сто-ронам желтой реки, считалось двадцать две. В Ордосе было девять областей: Лин-чжеу, Хун-чжеу, Ю-чжеу, Инь-чжеу, Ся-чжеу, Ши-чжеу, Янь-чжеу, Нань-вэй-чжеу и Хой-чжеу; в Хэ-си, то есть на западной стороне желтой ре-ки, считалось девять областей: Син—чжеу, Дин-чжеу, Хуай-чжеу, Юн-чжеу, Лян-чжеу, Гань-чжеу, Су-чжеу, Гуа-чжеу и Ша-чжеу. В  Си-Цинь за желтой рекой находилось четыре области: Си-нин, Ио-чжеу, Кхо-чжеу и Цзи-ши.
Все сии земли изобиловали разным хлебом, особенно хорошо выращи-вали Срацинское пшено, пшеницу и ячмень. В областях Гань-чжеу и Лян-чжеу вообще реки служат к поливанию, а в областях Син-чжеу и Лин-чжеу находились древние каналы: Тхань-лян-цюй и Хань-юань-цюй, которые суть не что иное как протоки, проведенные из желтой реки для орошения полей; и по  сему никогда не опасались ни засухи ни наводнения.
В народосчислении одно семейство называлось кибиткою. Мужчина достигший 15-ти летнего возраста считался душой. С двух душ брали одного строевого солдата. Каждый дрягиль считался за одного конскрипта. Дряги-ли исправляли разные работы при армии. С четырех душ брали двух кон-скриптов; остальные жители именовались порожними душами. Желающий служить в строевых, получал из прочих душ одного дрягиля. Если недоста-вало, то вместо онаго позволяли брать слабого из рядовых. По сей причине все люди крепкого сложения посвящали себя воинским упражнениям и мно-гие принимались в строевые.
Каждому строевому давали по одной лошади и по одному верблюду. Из предводителей каждому выдавали одну кибитку, один лук, пятьсот стрел, одну лошадь, пять верблюдов, знамя, литавру, пику, меч, древко и разных других нужных при армии орудий по одному. Низшие офицеры не получа-ли ни кибиток, ни знамен, ни литавр: но каждому выдавали по одному вер-блюду, по 300 стрел и по одной палатке. Три солдата получали одну палат-ку. Палатка состояла из шерстяной полости, перетянутой через древко.
Было 200 человек Балистариев, они утверждали вертящиеся балисты на комах верблюдов и бросали каменья в кулак величиной. Храбрейших из ки-тайцев определяли в передовой корпус, а слабых, робких и без способностей отправляли за желтую реку для землепашества, или переводили в гарнизон в Су-чжеу.
Находилось два Крыла левое и правое, заключавшие по 12-ти корпус-ных канцелярий или корпусов. Во всех корпусах считалось более 500 000 войска. Кроме сих войск ещё находилось 100 000 назначенных для зверо-ловства; в Син-чжеу и Лин-чжеу (двух столицах) было 25 000 отборнейших войск, и при них 75 000 запасных, содержавших караулы в столицах. Когда действия происходили на западе, то с востока посылали войска на запад; ко-гда дело было на востоке, то с запада посылали на восток. Если военные действия открывались в центре Королевства, то собирались сюда и с востока и с запада.
Правила их стратегии состояли более в том, чтоб строить пустые или фальшивые крепости, расставлять засады, окружать неприятеля, вперед пус-кать железную конницу на лучших лошадях и в двойных латах, которая ко-лола и рубила, но не вырубалась; солдат прицепляли крючьями и веревками к седлу, так, что и убитые не могли упасть с лошади. В начале сражения прежде пускали на неприятеля железную конницу, и как скоро поколеблются передовые войска неприятеля, то двигалась главная армия. Пехоту ставили между двух колонн конницы. Главнокомандующий находился позади армии или на каком-нибудь высоком и крепком месте.
Солдаты их могли переносить и стужу и жару, и голод и жажду. Для сражения более избирали четные дни и избегали последнего лунного дня. Съестные припасы выдавались только на 10 дней. Луки были с кожанными тетевами, стрелы из ракетных древок. Дождь и снег им были противны. Днем пускали дым и поднимали пыль; ночью для сигнала зажигали огни. Обра-щаться в бегство не почитали за стыд. После проигрыша на третий день опять возвращались к тому же месту и застреливали пленника с лошадью, что называлось убивать чертей или призывать души; или же связывали чу-чело из травы и вкопавши в землю, стреляли в нее и уезжали.
Крайне верили судьбе и дьяволам; уважали заклинательные молитвы (наговоры). Пред каждым походом на войну, употребляли ворожбу. У них находилось четыре рода оной: 1. Сжигали баранью селезенку и кости на по-лыни, замечая предзнаменования; 2. Размозжали бамбук на земле и смотре-ли на число (волокон), что называлось разможением чисел; 3. Ночью жгли благовония с бараном; еще жгли хлеб, и на чистом  месте, где выгорел хлеб, на заре закалывали барана и смотрели: если кишки вместе с желудком, то заключали, что война будет счастливой, если в сердце оставалась кровь, то сие считали предзнаменованием несчастливым; 4. Били стрелою по тетиве и прислушиваясь к тону, узнавали время нашествия неприятелей, побед и про-игрыш на войне, благополучие и неблагополучие скоту, урожай и неурожай хлеба. Жили по большей части в мазанках и только чиновные могли покры-вать дома черепицей» [Бичурин, «История …», Ч. II, СПб., 1833, с. 117-120].
Н.Я. Бичурин, переводивший китайские летописи делают краткое поли-тическое замечание о Тангутах, предках дунган-хуэйхуэй, особенно впечат-ляет, что правитель Тоба Цянь-шунь основал Университет: «О доме Тобас-ких можно видеть и в прежних историках. Тоба-чи-цы, первый поддался ки-тайской державе около 635 года; род его оказал Китаю услуги в 750 годах. Тоба-сы-гун получил от сей державы начальство над областью Ю-чжеу (в 881 году). Хотя с сего только времени дом Ся наименован царствующим, нодавно считался владетельным в своих землях. Потомки их продолжали княжить при Пяти династиях. Тоба-и-синь в 967 году по смерти возведен в Королевское достоинство. Тоба-дэ-минь в 1012 году придал отцу своему по смерти титул Императора. Тоба-юань-хао первый объявил себя Императо-ром, чему и потомки его следовали. Сей дом царствовал 258 лет и погиб в одно время с царством Гинь. Хотя тангутские государи получали грамоты на Королевское достоинство от китайского двора: но и китайский двор при-нужден был допустить награждение годичными подарками и соответство-вать клятвенными указами.
Если все сие внимательно рассмотреть, то можно сказать, что тангут-ский двор на самом деле никогда не был Вассалом Китая. Юань-хао два-дцать лет вел необузданную войну, и не возможно было сокрушить сил его. Тоба-цянь-шунь основал Университет, положил штат для трехсот питомцев, и учредил дом для пропитания престарелых чиновников. Тоба-жинь-сяо умножил число питомцев до трех тысяч, дал Философу Кхун-цзы титул Им-ператора и установил испытание для выбора ученых; еще открыл училище в самом Дворце, чтоб самому пользоваться наставлениями. В историках того времени находятся противоречия, разрешение которых предоставим буду-щим ученым» [Бичурин, «История …», Ч. II, СПб., 1833, с. 121-122].
Мы кратко рассмотрели в этой главе то, что писали китайские нарра-тивные источники, в переводе Н.Я. Бичурина, о предках дунган-хуэйхуэй, тангутов, инче называемых китайскими летописцами дансянами – западными цянами. Мы уже писали, что, вероятно, слово «данясян» сохранилось у со-седей дунган уйгуров, но уйгуры в соответствии   своей фонетикой языка «переделали» в «дунган» - «тунган».
В дальнейшем рассмотрим, также кратко книгу Е.И. Кычанова «Исто-рия тангутского государства», СПб., 2008 г. и другие произведения этого автора, специалиста – тангутоведа, знавшего тангутский и китайский языки. Е.И. Кычанов работал и изучал тангутские нарративные источники, которые обнаружил известный российский путешественник П.К. Козлов в мертвом городе Хара-Хото на юге пустыни Гоби и перевез в Санкт-Петербурге, в 1908-1909 гг.
Е.И. Кычанов в предисловии к «Истории тангутского государства» пи-шет: «На окраинах расселения китайского этноса веками происходил про-цесс появления государств неханьских народностей. Большие государства или присоединяли к своим владениям часть китайской территории (сяньбий-ское Тоба-вэй, 386-534, киданьское Ляо, 916-1125, чжурчжэньское Цзинь, 1115-1234) или полностью подчиняли своей власти Китай (монгольское Юань, 1271-1368, маньчжурское Цин, 1644-1911). В правлении каждого из этих неханьских народов было что-то особенное, но и имелось общее…
Были также некитайские менее значимые и менее мощные государства Бохай (698-926), Великое Ся (982-1227). Наньчжао – Дали (653-1253)» [Кы-чанов, «История …», СПб., 2008, с. 5].
Мы не согласны с Е.И. Кычановым, что тангутское государство Вели-кое. Ся он относит к менее значимым и мощным, чем Киданьское, Ляо 916-1125 и чжурчженское Цзинь, 1115-1234. Тангутское государство Ся веками противостояли Ляо и Цзинь, и по-нашему мнению менее значимым и мощ-ным этих государств быть не может. А по культурным достижениям и уров-ню образования тангутское великое Ся превосходило, по-нашему мнению, монгольское Ляо и чжурчженьское Цзинь. Сам же Е.И. Кычанов подтвер-ждает сказанное нами: «Подборка материалов в данной книге дает достаточ-ное представление об истории государства тангутов и его высокой культуре. Феноменальны были успехи филологической науки, пусть даже достигнутые на базе развитой китайской филологии, - изобретение своего письма, высо-кий уровень организации словарного дела, высокопрофессиональный свод законов, осмысление своей традиционной мифологии, широкий интерес к ки-тайской конфуцианской классике, к китайской литературе» [там же, с. 6]. Возразим Е.И. Кычанову, по-нашему мнению, слабое государство, развитию науки и образования не уделяет внимания. В тангутском обществе, видимо, производилось достаточное количество прибавочного продукта, что уделя-ли внимание науке и образованию.
Е.И. Кычанов задается вопросом: «Почему же погибли тангутские ци-вилизация и исчез тангутский народ?» [там же, с. 6].
Постараемся коротко ответить Е.И. Кычанову. Тангутская цивилизация погибла в результате, по-нашему мнению, недальновидной политики прави-телей Тангутов. Тангутскому правительству нужно было принять правиль-ное предложение Чингисхана о присоединении к единому монгольскому гос-ударству, например, добровольно присоединились малоазиатские (анатоий-ские) турки, киргизы от Енисея до Ферганы, русское Новгородское княже-ство во главе с Александром Невским и т.д.
В едином государстве, от Тихого океана до Средиземного моря устано-вился порядок и покой, путешественник отмечал, что девятилетняя девочка  могла спокойно путешествовать с кувшином золота и никто не смел её оби-деть. Такой порядок установился при Чингисхане. В случае добровольного присоединения к единой монгольской империи подобный порядок был бы установлен в Тангуте. Чингисхан на себе испытавший «вольницу» тех лет крайне отрицательно относился к преступности и беззаконию. Ничто не ме-шало тангутским правителям принять единый свод законов Ясу, основной регулятор общественных отношений того времени.
Своим недальновидным отказом, Тангутские правители, по-нашему мнению, обрекли тангутскую цивилизацию на погибель. Сам же Е.И. Кыча-нов пишет: «Подленный взлет культуры и крах государства под копытами монгольских коней…» [Кычанов, «История …», СПб., 2008], повлекли, ве-роятно, недальновидность тангутских правителей.
На вторую часть вопроса Е.И. Кычанова: «Почему же… исчез тангут-ский народ!» [там же, с. 6], постараемся ответить и опровергнуть исчезнове-ние тангутского народа, высказанное Е.И. Кычановым, его же и др. дунга-новедов-хуэйхуэй выводами содержащимися в его «Истории тангутского государства» и др. работах и пока немногочисленных последователей.
Известный дунгановед М.Я. Сушанло высказал в 1971 году гипотезу: «Происхождение дунганского народа было своеобразным. В него вливались местные народы, а также пришельцы – арабы, персы, народы Средней Азии.
Автор этих строк, изучая историю и культуру тангутского государства (Си Ся), пришел к выводу, что народы этого государства сыграли важную роль в формировании северной группы дунган, а следовательно, в его этно-генезе.
Как известно, с гибелью Танской династии в Центральной Азии возник-ли три могущественных государства: Ляо (916-1124), Тангут (982-1227) и Цзинь (1115-1264).
Государство Тангут или Си Ся, было создано народом, который в ки-тайских источниках известен под именем «дансян». Оно занимало современ-ную территорию северо-запада Китая с включением южных областей Мон-голии» [Сушанло «Дунгане», Фрунзе, 1971, с. 52].
М.Я. Сушанло правильно пишет, что в состав дунган хуэйхуэй влились персы и арабы, но, полагаем, что они в большинстве своем не были просты-ми «пришельцами» в Ганьсу, Тибет и др. районы тогдашнего Тангута (совр. Китай).
Думаем, большинство персов, арабов, тазиков (таджиков) и др. народов Ближнего Востока, Передней и Средней Азии были подневольные люди, т.е. пленные монгольского войска.
Возможно, среди них были кунцы и другие специалисты, но таковые большинство населения персов и арабов не могли составить. Известно, что значительную часть кунцов прибывающих в XIII в. в Монголию и Китай со-ставляли купцы-уйгуры. Например, правитель всей Средней Азии при Чин-гисхане и его ближайших преемниках был Махмуд Ялвач – этнический уй-гур.
Уйгуры, в отличие от Тангутов добровольно присоединились к единому объединенному монгольскому государству.
Е.И. Кычанов не отрицает, что в этногенезе дунган-хуэйхуэй значитель-ную роль сыграли тангуты, он писал: «Тангутское государство Си (Запад-ное), или Да (Великое) Ся (982-1227), было первым большим государством, которое подверглось нашествию войск Чингисхана. Почти по всей северной границе, протянувшейся от Ордоса до Хамийского оазиса, вдоль южной окраины пустыни Гоби, тангуты граничили с татаро-монгольскими племе-нами. Естественно, что они находились с ними в постоянном контакте. Одна-ко до нас дошли очень скудные сведения об этих связях, а в тангутских пер-воисточниках они пока вообще не обнаружены. Свидетельством этих связей являются отношения тангутов с одним из монгольских племен – кэрэитами. Известно, что Кэрабэтай (Керандай) – брат главы племени кэрэитов Он-хана (Ван-хана) – в детские годы попал в плен к тангутам и в последствии дослу-жился в Си Ся до поста правителя области, получив титул джакамбу. Одна из его дочерей стала женой государя тангутов [Рашид-ад-дин, 1952, С. 109]. Благодаря этим связям тангуты и оказались втянутыми в события, развер-нувшиеся в монгольской степи.
В молодые годы Он-хан был разбит своим дядей Гур-ханом и обратил-ся за помощью к Есугэй-багатуру, отцу Чингисхана. Есугэй разгромил Гур-хана, и тот бежал в Кашин (Хэси) на территорию тангутского государства [там же, с. 110], где он и нашел приют. Вскоре и самому Он-хану пришлось искать спасения в землях тангутов от преследований найманского Инанч-хана. Но поскольку «в городах уйгуров была смута (булкак), он остался без приюта» [Рашид-ад-дин, 1952, с. 110], укрылся в стойбище Чингисхана. Су-ществование каких-то тангустско-кэрэитских связей (возможно через джа-камбу) подтверждается и поступком Сангуна (Илха), сына Он-хана. В 1203 году Онхан, поссорившись с Чингисханом, был разбит и погиб. Сангун бе-жал через селение Ишик-баласагун в Си Ся [ЮШ. Гл.1, С. 30], а оттуда, по-видимому, перебрался в Тибет (Бури-Тибет, Цайдам) [Рашид-ад-дин, 1952, С. 134; Martin, 1942, P.196-197]. Согласно «Юань ши», Сангун оставался в Си Ся и занимался грабежами и потому был изгнан тангутами на террито-рию уйгуров (в Гуйцы) [ЮШ. Гл.1, С. 30].
В 1204 году Чингисхан, разгромив найманов, стал полновластным пра-вителем монгольских степей. А на следующий год монголы совершили пер-вое нападение на Си Ся. Можно предположить, что предлогом для нападе-ния послужил тот факт, что тангуты принимали беглых кэрэитских ханов» [Кычанов, «История …», СПб., 2008, с. 667-668].
Беглые эхиритские (по старомонгольски) ханы, а «кэрэитские» - китай-ское произношение, по-нашему мнению, лишь одна из причин нападения войск Чингисхана. Главная причина нападения, вероятно, отказ правителей в присоединении к единому монгольскому государству, где не было бы войн, набегов, краж скота и т.д. По-моему мнению, главнейшей задачей Чингисха-на было объединение всего монгольского мира и сосуществование племен и народов хотя бы метисизированных, в мире и согласии, где основным регу-лятором общественных отношений стал единый свод законов - Яса.
Тангутские правители думали иначе, а Чингисхан по-другому. Он знал, что тангуты содержат значительное количество хуннуско-сяньбийской крови (монгольской). Е.И.  пишет: «На всем протяжении войны чжурчжэней с ки-данями тангуты старались оказать посильную поддержку киданям, с ко-торыми правящий род Ся был связан родственными узами (Курсив – Ш.А.С.). Когда киданьское государство было уже на краю гибели, в 1124 г. один из членов киданьского императорского дома, Елюй Даши, ушел с ча-стью армии и беженцев на север и закрепился в крепости Кэдунь на реке Ор-хон. Отсюда он вступил в контакт с тангутами, предлагая им начать совмест-ную борьбу с чжурчжэнями. Но тангуты не решились на открытый разрыв со своими новыми соседями и не смогли помочь Елюй Даши [ЛШ, 1936, С. 114]. В 1129 г. Елюй Даши двинулся на запад и закрепился в Семиречье, ос-новав там новое кара-китайское государство. Чжурчжэни получили какие-то сведения о переговорах кара-китаев с тангутами. Они обратились к тангут-скому государю Цянь-шуню с запросом по этому поводу, но последний до-вольно резко ответил: «Мое государство не граничит с землями Хэчжоу (за-падные районы Синьцзяна.-Е.К.), и я не знаю, где находится Елюй Даши» …
Вероятным их началом, были родственные отношения тангутского пра-вящего дома с Кэрабэтаем (Керандаем), братом главы племени кереитов Он-хана. Кэрабэтай в детстве попал в плен к тангутам, поступил на тангутскую службу и дослужился до высокого поста правителя области с титулом Джа-камбу. Одна из его дочерей стала женой государя тангутов [Рашид-ад-дин, 1952, С. 109]. Позднее, когда в среде самих кереитов возникли распри, убе-жище в тангутском государстве нашел Гур-хан, дядя Он-хана [там же, С. 110], а затем к тангутам бежал и сам Он-хан, преследуемый найманами [там же]. Нам кажется, что тот факт, что кереитские ханы искали приюта у тангу-тов, позволяет предполагать постоянные и дружественные отношения между тангутами и кереитами» [Кычанов, «История …», СПб., 2008, с. 375-376].
Вероятным, родственным отношением тангутов и хунну-сяньбийских (монгольских) племен является длительное совместное проживание в одном государстве цянов и хунну (до н.э.), затем 312 г. н.э. сяньбийское племя то-гон, по китайским летописям, основали совместное государство Тогон. За-падно-цянское племя Туфань имело сяньбийские корни, а дансяни – основа-тели государства Тангут, также содержали в себе сяньбийское (монгольское) племя Тоба. Чингисхан, возможно, знал происхождение тангутов и, вероят-но, предложил им войти в единое монгольское государство, но, видимо, по-лучил отказ.
Выдающийся российский профессор Е.И. Кычанов сетовал в предисло-вии своей книги «История тангутского государства», что «…исчез тангут-ский народ». По мнению, не менее выдающегося дунгановеда М.Я. Сушанло к мнению которого мы присоединяемся, тангутский народ совсем не исчез, а сменил язык и принял новую веру-ислам.
Ниже приведем выдержку из книги Е.И Кычанова «История тангутского государства, он писал, опровергая написанное им ранее и подтверждая ги-потезу М.Я. Сушанло. Е.И. Кычанов писал: «Новые материалы об этноге-незе дунган.    Дунгане сформировались на основе одной из групп хуэй. «В эпоху Юань, - пишут А.М. Решетов и Н.Н. Чебоксаров, - сложилась своеоб-разная группа *** как ответвление китайского этноса, принявшая мусуль-манство» [Решетов, Чебоксаров, 1973, с. 105]. Консолидирующая роль ис-лама в формировании этой группы населения Китая и его влияние на отчуж-дение современных китайцев-мусульман от всех прочих китайцев были настолько велики, что название религии, звучащее по-китайски как «хуэйцзяо», стало названием этно-религиозных групп, исповедовавших ее как китайских, так и не китайских по этнической принадлежности. До 1949 года хуэй называли нередко всех мусульман Китая – китайцев, уйгуров, ка-захов и др. После образованияКитайской Народной Республики под хуэй стали понимать только мусульман, говорящих на китайском языке [Решетов, 1972, с. 139]. Суть споров об этногенезе хуэй в следующем:  были это китай-цы, принявшие ислам (вариант – «местные китайцы, смешавшиеся с мусуль-манами») [там же, с. 141], или, наоборот, - некитайские этнические группы, исповедовавшие ислам и принявшие китайский язык.
Справедливость мнения о «правомерности выделения (добавим, нынеш-них. – Е.К.) хуэй в народность» [там же, с. 144] оправдана. Однако проис-хождение каждой из групп хуэй: ганьсу-шэньсийской (северо-западной), фуцзяньской и юньнаньской – следует рассматривать отдельно.
Обратимся теперь к истории формирования тех китайцев-мусульман, которые проживают ныне в Нинся-Хуэйском автономном районе КНР. Именно их часть попала в Восточный Туркестан, переименованный цински-ми властями в 80-х гг. XIX в. в Синьцзян, а затем в пределы современной Средней Азии…
С точки зрения научного подхода к проблемам этногенеза не существу-ет народов, в формировании которых не участвовали бы различные этниче-ские компоненты. Этот подход нередко противоречит обыденному созна-нию, которое отстаивает исконность, «чистоту» происхождения своего наро-да, отсутствия в нем иноплеменных примесей. Незнание этнической истории своего народа может стать источником националистических, шовинистских и расистских взглядов. Это замечание не относится прямо к этногенезу дунган, но оно связано с дилеммой: являются ли хуэй китайцами, принявшими  му-сульманство, или же это мусульмане, усвоившие китайскую культуру и язык. Такая формулировка, отражающая крайние позиции в изучении прошлого дунган, и ныне нередко присутствует при решении этой проблемы, хотя и в завуалированной форме.
Есть несколько точек зрения, каждая из которых близка к одной из этих крайних позиций. Возьмем для примера работы советских исследователей. В 1972 году А.М. Решетов писал: «Каким бы ни был субстрат северных хуэй, их формирование шло на основе китайского языка и культуры при сильном влиянии мусульманской религии» [Решетов, 1972, с. 140]. В целом поста-новка вопроса, как нам представляется, правильная, хотя автор неоправдан-но считает, что процесс этот протекал примерно в VII-XIII вв. [там же]. Ни о какой сколько-нибудь заметной роли ислама в том регионе, где сложилась будущая этнорелигиозная группа хуэй, до второй половины XIII в. не при-ходится и говорить. Это был мир буддизма махаяны, принимавшего повсю-ду специфическую национальную окраску: китайскую, тибетскую, тангут-скую, уйгурскую и т.д. Ислам и христианство исповедовали на этой терри-тории небольшие общины выходцев с Запада, бывших по своему социаль-ному положению преимущественно купцами.
Хуэй не просто «ответвление китайского этноса», и в их формировании участвовали не только китайцы.
Китайские авторы, особенно из числа мусульман, считают, что хуэй – это китаизированные некитайцы-мусульмане – персы, арабы и т.п. [Су-шанло, 1971, с. 53]. Надо сказать, что эта точка зрения импонировала и им-понирует части мусульманской элиты хуэй, ибо тем самым хуэй, и дунгане в том числе, оказывались потомками арабов, того народа, который выдвинул из своей среды самого Мухаммеда. Никто не оспаривает фактов оседания согдийцев, выходцев из Персии и из арабской среды, в западных районах танского Китая, но столь же очевидно, что из-за своей малочисленности эти группы выходцев с Ближнего Востока не могли стать основным ядром ны-нешних хуэй. Историк и этнограф М. Сушанло пишет: «Советские дунгано-веды единодушно считают, что субстратом в формировании дунганской народности были местные… народы» [там же, с. 51]. Автору этой статьи как историку, имеющему дело с регионом формирования хуэй, такая постановка вопроса кажется наиболее верной с учетом того факта, что в число «местных народов» входили и китайцы. Время сложения этнорелигиозной группы хуэй и этнические компоненты, вошедшие в ее состав, - вот что было и долж-но быть впредь объектом пристального внимания и исследования в тех слу-чаях, когда ставится вопрос об этногенезе хуэй и дунган. Настоящее сооб-щение привлекает новые материалы, не использовавшиеся ранее при рас-смотрении этногенеза дунган, и на их основе поднимает два вопроса: 1) воз-можно ли было участие тангутов государства Си Ся (982-1227) в этногенезе дунган и какова была роль государства?, 2) когда началась активная исла-мизация региона?
Мы уже упоминали о том, что до XIII в. нет никаких сколько-нибудь ис-торически достоверных данных о существовании в нынешнем Северо-Западном Китае достаточно многочисленных групп мусульман, говоривших на китайском языке. Район будущей провинции Ганьсу фактически и при Тан (VI-X вв.) не был подолгу частью китайского государства, и проживало здесь смешанное население: китайцы (Дуньхуан, Линчжоу – современный Линъу – и ряд других местностей), с IX в. уйгуры, которые до 1036 г. пра-вили всей западной частью Ганьсу (Ганьчжоуское, Сучжоуское и Шачжо-уское ханства), тибетцы (район города Лянчжоу и южнее), тангуты (цен-тральные округа Ордоса и восточные склоны гор Хэланьшань).
Как показывают данные китайской статистики тех лет, даже в годы, ко-гда эти области входили в состав китайского государства, например в X в., китайцы в них были в меньшинстве. Так, в округе Сячжоу проживало 19 290 семей тангутов и 2096 семей китайцев [Кычанов, 1968, с. 16]. Примерно та-кое же соотношение китайского и тангутского населения было и в других округах. После 1036 года тангуты овладели всей территорией будущей про-винции Ганьсу. Тангутское государство было в современном понимании многонациональным,  в нем проживали тангуты, китайцы, тибетцы, уйгуры. Но ни о каком формировании хуэй в период существования тангутского гос-ударства источники говорить не позволяют. Значит, хуэй как народность могли сложиться только после гибели тангутского государства Си Ся (после 1227 г.).
Бывшее население Си Ся было ассимилировано в том гигантском асси-миляционном реакторе, которым всегда был Китай для соседних малых народов, даже независимо от воли правящих династий. Более миллиарда нынешних китайцев – это плоды не только естественного роста китайского  населения, но и гигантской ассимиляционной работы китайского этноса и его культуры, исключительно стойких и активных в этом отношении. Мы уже писали о том, что после разгрома Си Ся войсками Чингисхана часть тангу-тов Си Ся оказалась среди восточнотибетских племен, часть была ассимили-рована монголами, а большая часть – китаизирована [Кычанов, 1965а]. Ки-таизация происходила в двух регионах: в собственно Китае, куда была пере-селена часть тангутов (таких было меньшинство), и на месте, на бывшей тер-ритории Си Ся, как раз там, где сформировалась этнорелигиозная группа хуэй. Состав населения на территории будущей китайской провинции Ганьсу во второй половине XIII в. был чрезвычайно пёстрым: здесь жили тангуты Си Ся, китайцы, тибетцы, уйгуры – бывшие жители государства Си Ся, мон-голы-завоеватели, выходцы из районов Средней Азии, заброшенные сюда войной [Кычанов, 1968, с. 315-330]. Таким образом, если мы стоим на тех позициях, что хуэй северо-запада Китая в Восточном Гуньсу (современный Нинься-***ский автономный район), а других данных у науки нет, то вы-вод, уже сделанный М. Сушанло о том, что «языком этнического формиро-вания дунганской народности в районах северо-запада Китая стал китайский язык, носителями которого в этих местах были тангуты, главным образом городские и оседлые части остатков тангутского населения Си Ся» [Су-шанло, 1971, с. 71], и добавим, местные китайцы, - логичен и правилен. Он не противоречит сделанному нами ранее выводу о том, что те тангуты, кото-рые остались на территории своего бывшего государства Си Ся (Западное Ся), были китаизированы. Во второй половине XIII-XIV в. местное население будущей Восточной Ганьсу – тангуты Си Ся, китайцы, проживавшие и ранее в Си Ся, уйгуры, тибетцы, монголы, народности, пришедшие с монголами – все, для кого в государстве Юань китайский язык стал единственным языком общения, слились постепенно в единый этнос – не чисто китайский, а сме-шанный по происхождению, который и стал основой нынешних хуэй-дунган. Китайцы были лишь одной из его частей. Вот почему вывод о том, что хуэй – это просто китайцы-мусульмане, если речь идет об этногенезе хуэй, нето-чен.
Очень существенным является вопрос, как это произошло. Когда и по-чему ислам стал господствующей религией в этом регионе? Короче, нужны факты, которые подтверждали бы процесс исламизации местного населения. Старое объяснение о пришельцах из Средней Азии, с Ближнего Востока, из стран исповедания ислама малоубедительно. Сколько бы таких пришельцев ни было, их всегда было значительно меньше местного населения, буддий-ского по вероисповеданию, будь то тангуты, китайцы или уйгуры.
Нужна была сила, заставившая местное население обратиться к исламу, политическая сила, власть, насаждавшая ислам. И такая сила, оказывается, была. Этой силой, которая произвела исламизацию области Тангут (так в конце XIII в. монголы именовали бывшую территорию Си Ся) и превратила разноплеменное население Тангута в мусульман (хуэй), говорящих по-китайски, как ни странно, были сами монголы, а среди них хан Ананда, внук знаменитого Хубилай-хана, правитель области Тангут. Отец Ананды (китай-ская транскрипция – Ананьда) Мангала (кит. Мангэла) был третьим сыном Хубилая [Ю.Ш. Цз. 107. С. 840; Рашид-ад-дин, 1960, с. 154]. Оба они, Ман-гала и Ананда, отец и сын, имели титулы Аньси ванов (князей Умиротвори-телей Запада). Мангала получил этот титул в 1271 г. Ананда, который наследовал его в 1279 г. [Ю.Ш. Цз. 107. С. 843], был ярым приверженцем ислама.
У Мангала часто умирали дети, и воспитывать Ананду поручили одно-му туркестанскому мусульманину по имени Мехтар Хасан Ахтачи. «Жена этого человека, по имени Зулейха, выкормила его грудью, поэтому мусуль-манская вера укрепилась в его сердце и была непоколебима, он учил Коран и очень хорошо пишет по-тазикски» [Рашид-ад-дин, 1960, С. 208].
Придя в 1279 г. к власти, Ананда прежде всего «б;льшую часть стопя-тидесятитысячного войска монголов, которые от него зависят…обратил в мусульманство» [там же]. Так как Ананда «сделал обрезание большинству монгольских мальчиков и обратил в ислам б;льшую часть войска» [там же], последовал донос Хубилаю и арест Ананды. На первый раз Ананду спасло лишь то, что его войска были нужны Хубилаю в борьбе за сохранение пре-стола. И Хубилай по совету жены своей Кокчин-хатун освободил Ананду, решив не обращать внимания на то, что «все те войска и население области Тангут – мусульмане и упорствуют в этом», предоставив ему «самому раз-бираться в своей вере» [там же, с. 209]. Преемник Хубилая хан Тимур вооб-ще благосклонно относился к исламу, и при нем Ананда «много радел о му-сульманстве» [там же]. Если при воцарении Тимура (Чэн-цзуна) в 1295 г., по предложению Рашид-ад-дина, Ананде было около 30 лет, значит, он родился около 1265 г. Биографии Ананды в «Юань ши» (хроника династии Юань) нет. По описанию того же Рашид-ад-дина, Ананда был «смуглый, с черной бородой, высокого роста и полнотелый» [там же]. Ставка Ананды была у озера Чаган-Нора [там же, с. 185]. Ананда активно насаждал ислам в Тангу-те в течение всего царствования Тимура. Со смертью Тимура, после воцаре-ния У-цзуна, Ананда был втянут в борьбу принцев и, по данным «Юань ши», в 1307 г. «пожалован смертью» [там же. С. 194; ЮШ. Цз. 22. С.173; Цз108. С.843]. Именно поэтому мы не находим его биографии в истории ди-настии Юань.
Деятельность Ананды по насаждению ислама не пропала даром. Не случайно современник его, Рашид-ад-дин, отметил в своем труде, что «из положения Ананды и его войска можно сделать вывод, что в ближайшее время дело ислама в тех областях достигнет совершенства и, по изречению Корана, они войдут толпами в веру Аллаха… они войдут толпами и станут правоверными и единобожниками-мусульманами… и их дети, и внуки» [Ра-шид-ад-дин, 1960, с. 209]. Рашид-ад-дин не ошибся. Шли они толпами или нет, но их дети и внуки, внуки тех, кто населял область Тангут, - тангутов, китайцев, уйгуров, монголов, тибетцев и других племен и народов, государ-ственным языком которых в период Юань был китайский, где-то в XIVв. По-степенно слились в единую группу мусульман, жителей империи Юань, го-воривших по-китайски либо оставшихся ещё двуязычными. С приходом к власти китайской династии Мин она была полностью китаизирована и обра-зовала ту группу китайцев-мусульман северо-запада, на основе которой сложились и современные дунгане. По происхождению – это смесь ряда эт-носов, в которой, как было показано выше, весомой была и тангутская струя. Те антропологические признаки, которые отличают хуэй от китайцев – слабо выраженный эпикантус, высокое переносье, более сильный рост бо-роды, были характерны как для тангутов Ся, так и для северо-восточных ти-бетцев [Кычанов, 1968, с. 65-66]. Однако каких-либо следов тангутской культуры в культуре хуэй и дунган пока не выявлено» [Кычанов, «Исто-рия…», СПб., 2008, с. 686-690].
Полагаем, точка зрения Е.И. Кычанова дополняет новыми фактически-ми (научно выверенными) данными гипотезу М.Я. Сушанло. Можно смело сказать, что гипотеза М.Я. Сушанло после публикации Е.И. Кычанова стала теорией, но теорией неполной.
Думаем, наиболее полной теория происхождения дунган-хуэйхуэй ста-нет после того как будет введена в научный оборот китайские летописи и данные археологических и генетических исследований. Ведь до тангутов (даньсянов) были западные цяны, кто они? Вопрос не праздный, а довольно актуальный.
Монгольскому провинциальному хану Ананде, по-нашему мнению, должны быть благодарны дунгане-хуэйхуэй принявшие ислам в конце XIII- в начале XIV вв. Мусульманская религия, как нам кажется, помогла сохра-ниться до сегодняшнего дня в многомиллионном Китае дунганам-хуэйхуэй, даже при потере Тангустско-даньсянско-цянского родного языка.
Далее, мы продолжим публикацию выдержки из книги Е.И. Кычанова «История тангутского государства», для лучшего понимания, как предки дунган-хуэйхуэй в XIII-XIV вв. переходили на китайский язык и в мусуль-манскую веру. Е.И. Кычанов писал: «Этнические и религиозные изменения в области Тангут империи Юань (XIII-XIV вв.).
Вопрос о судьбах населения Си Ся после уничтожения этого государ-ства Чингисханом в конце лета – начале осени 1227 г. не раз рассматривался историками региона. Проблема четко подразделяется на два основных во-проса: вопрос о судьбах многонационального населения тангутского госу-дарства – тангутов (ми, миняг), китайцев, уйгуров и др., и вопрос о том, как и почему население бывшей территории Си Ся превратилось в китайцев-мусульман, новую этнокофессиональную общность.
Та часть населения Си Ся, которая не погибла во время завоевания и покинула в ходе войны и позже территорию Си Ся, оказалась в Тибете и прилегающих к нему районах провинций Цинхай и Сычуань, в центральных районах Китая и в Монголии, куда было уведено немало ремесленников и иных полезных для монголов людей. Известно, что тангуты служили в мон-гольской армии и участвовали в монгольских походах на запад. В Юаньской империи они получили достаточно высокий статус сэму.
Территорией после ее завоевания первоначально управлял сын Угэдэя Кодан, его ставка была в Силян (Увэй). В 1261 г. на бывшей территории Си Ся было создано управление Си Ся синшэн. В 1272 г. регион был пожало-ван третьему сыну Хубилая Мангэле, Мангэла получил титул Аньси вана. После его смерти титул Аньси вана и управление регионом перешли к сыну Мангэлы Ананде. При правлении Ананды в 1281 г. было восстановлено управление Си Ся синшэн, до этого просуществовавшее только один год и ликвидированное в 1273 г.
Ананда был вовлечен в борьбу за престолонаследие, потерпел в этой борьбе поражение и в 1307 г. казнен. Бывшая территория Си Ся была вклю-чена в Ганьсу синшэн.
Известно, что юаньские власти расселяли жителей бывшей территории Си Ся как во внутренние районы Китая, так и на территорию нынешней провинции Синьцзян и, в свою очередь, заселяли бывшую территорию Си Ся переселенцами из других регионов. Существенны сведения о мусульма-нах
Для решения вопроса об исламизации региона существенны сведения о мусульманах, живших на бывшей территории Си Ся до образования этого государства и в период его существования. Небольшие мусульманские и христианские общины были в этом районе при династии Тан. Но в целом этот обширный район между Дуньхуаном и храмовыми комплексами Утай-шань являлся заповедником буддизма. Таковым он оставался и в период су-ществования Си Ся. Ни китайские, ни тангутские – на языке Си Ся – перво-источники ничего не упоминают о мусульманах или христианах, проживав-ших на территории тангутского государства. Свод законов Си Ся (1149-1169) много раз упоминает о буддистах и даосах и их общинах, но ни слова не говорит об общинах мусульманских или христианских. Поэтому если та-ковые и имелись, то роль их была ничтожной, и нет оснований говорить о достаточно многочисленном мусульманском населении в этом регионе в XI-XII вв.
Роль ислама резко возросла на этой территории после гибели Си Ся. Возможно, имело место и значительное распространение христианства, по-скольку из текста на сирийском языке «Истории Мар Ябалахи III и раббан Саума» мы узнаем о том, что имелся пост митрополита Тангута, а ехавшие из Пекина в Иерусалим два монаха-несторианца, уйгуры по этнической при-надлежности, обнаружили по пути в Тангуте собратьев-христиан, «помыслы которых были чисты», а вера «весьма горяча». Были ли это христианские общины, которые существовали еще при Си Ся, или это были какие-то пере-селенцы, остается неизвестным, так же как и неизвестна дальнейшая судьба этих христиан, скорее всего, подвергшихся исламизации.
Число мусульман на бывшей территории Си Ся возрастает в XIII в. Как полагают, это были переселенцы из Средней Азии, из бывшего государства Хорезм-шаха, а возможно, и из более отдаленных регионов, оказавшихся в сфере монгольских завоевательных войн. Как бы то ни было, в середине XIII века на бывшей территории тангутского государства проживало смешанное население из бывших жителей Си Ся – тангутов, китайцев, тибетцев, уйгуров и прочих этносов, о которых мы не знаем или знаем,  но не можем их иден-тифицировать, например, неких шаньго, и новых переселенцев из Средней Азии, с территории нынешней провинции Синьцзян, монголов и бывших насельников Монголии, китайцев, из смежных ранее Си Ся и из глубинных   Китая. К населению, исповедавшему буддизм, который пока ещё не утратил своего значения, присоединились мусульмане, христиане и люди иных веро-исповеданий.
На данном этапе сыграла свою роль хорошо известная веротерпимость монголов, та «свобода вероисповеданий», которая была характерна для правителей Юань. Естественно предположить, что, как и для всей огромной территории Юань, основным языком общения этой смешанной по населению территории стал или становился китайский язык, точнее, даже то, что китай-ский язык попросту не утратил своего значения, поскольку и во времена Си Ся он являлся вторым языком в этом государстве наряду с тангутским и был равноправным языком буддизма вместе с тангутским и тибетским. Это до-стоверно известно из законов тангутского государства.
Как же вдруг этот регион стал исламским, самым большим на сего-дняшний день районом проживания многомиллионной массы китайцев-мусульман, этноконфессиональной общности, говорящей по-китайски, счи-тающей себя китайцами и исповедующей ислам? Мусульманская элита этого региона не прочь считать себя потомками выходцев с Ближнего Востока, прежде всего арабов. Но если таковые и есть, то число их ничтожно. Мы уже говорили, что нет сведений о сколько-нибудь заметном числе мусульман в этом регионе в XI-XII вв., нет и сохранившихся или развалин мусульманских культовых сооружений (мечетей, мазаров, медресе и т.п.). Версия о том, что в формировании населения, исповедующего ислам, в этом регионе ведущую роль сыграли выходцы с Ближнего Востока и из Средней Азии в VIII-X вв. или позже переведенные сюда монголами, неубедительна. Поскольку выпа-дает период XI-XII вв., время существования государства Си Ся, то значит, что все-таки все произошло после 1227 г., после гибели Си Ся, во время су-ществования в Китае династии Юань. Не могли круто изменить религиозную ориентацию региона и мусульмане – выходцы из Средней Азии.
Сделать что-то такое могла только монгольская властная сила этого пе-риода. И, к счастью, имеется источник, который подтверждает версию о том, что местное многонациональное население обратили в ислам именно монго-лы. Этот источник – «Сборник летописей» Рашид-ад-дина.
Случилось так, что внук реального основателя юаньской династии им-ператора Хубилая (Ши-цзу) Ананда оказался ярым приверженцем ислама. У его отца, третьего сына Хубилая, упоминавшегося выше Мангала, часто умирали дети. Когда родился Ананда, родители, стараясь сберечь его, по-ручили вскармливание и воспитание ребенка семье некоего мусульманина из Средней Азии по имени Мехтар Хасан Ахтачи. «Жена этого человека по имени Зулейха выкормила его грудью, поэтому мусульманская вера укрепи-лась в его сердце и была непоколебима, он учил Коран и очень хорошо пи-шет по-тазикски». Таким образом, Ананда впитал в себя ислам с молоком своей кормилицы, был сам обращен в ислам в детства, имел мусульманское образование и слепо следовал догматам веры. Для него, монгольского прин-ца, ислам стал образом и символом жизни, как писал Рашид-ад-дин, «вера укрепилась в его сердце и была непоколебима».
Обратить иноверца в ислам – одна из задач верующего мусульманина. Вспомним хотя бы то, что этого требовали афганские моджахеды от совет-ских военнопленных, и часто небезуспешно. Поэтому, придя в 1279 году к власти, Аньси ванном и правителем области Тангут, Ананда, используя свое положение, прежде всего «большую часть стопятидесятитысячного войска монголов, которые от него зависят… обратил в мусульманство». Рашид-ад-дин подчеркивает, что в ислам были обращены в первую очередь те, кто за-висели от Ананды, что это был волевой акт, т. е. та же практика принужде-ния, которой пользовались за несколько сот лет арабы, «убеждая» непокор-ных принять ислам жестким дополнительным налогообложением. Итак, сле-дуя этому накатанному пути, Ананда, как сообщает Рашид-ад-дин, «сделал обрезание большинству монгольских мальчиков и обратил в ислам большую часть войска».
Это вызвало недовольство, и один из подданных Ананды, некто Сартак, подал на Ананду донос Хубилаю. Хубилай, лично симпатизировавший буд-дизму и много сделавший для поддержки буддистов на бывшей территории Си Ся, для издания буддийских текстов на тангутском языке, тогда еще жи-вом, приказал Ананду арестовать. Однако дальше ареста дело не пошло. Войска и люди Ананды были нужны Хубилаю. В конце 1276 г. сын Хубилая Номухан, назначенный ранее наместником города Бэйтин, был захвачен ро-довитыми заговорщиками, во главе которых стоял двоюродный брат Хуби-лая – Хайду. Внуком Толуя, сына Чингисхана, Тог-Темуром, сыновьями также враждебного Хубилаю Арик-Буки Номухан был вывезен в Золотую Орду. Лишь в 1284 г. Номухан вернулся в Пекин. Хотя Хайду открыто не поддерживал заговорщиков, арестовавших сына императора Юань, он был вне власти Хубилая и правил областями, расположенными к северо-западу от юаньской империи, создавая постоянную угрозу правителю последней. Ананда и его армия были ближе всех к владениям Хайду. Кроме того, нужно было снабжать зерном столицу великой монгольской империи город Кара-корум, ради чего Хубилай неоднократно принимал меры к развитию земле-делия в Тангуте, откуда зерно должно было поступать в Монголию. И, наконец, Хубилай, бодисатва, идентифицировавшийся с бодисатвой Мань-чжушри, как истинный монгол своего времени, считался и покровителем ис-лама, и в его владениях мусульмане даже были освобождены от регулярного налогообложения. Финансами империи с 1262 по 1286 г. руководил му-сульманин Ахмед. Он поощрял мусульманскую торговлю и выступал за-щитником мусульман в Китае. Он был убит китайцами-заговорщиками в ап-реле 1282 г.
С 1282 по 1291 г. влиятельным лицом в правительстве Хубилая был Санга, который тоже покровительствовал мусульманам и даже добился со-здания школ по изучению «мусульманского письма». Таким образом, в окружении самого Хубилая всегда были защитники ислама.
Отношение же лично Хубилая к исламу было противоречивым. Одна-жды он принимал торговцев-мусульман. Во время обеда те отказались есть мясо, поскольку бараны были зарезаны не по мусульманскому обычаю, а по-монгольски. Это была глубокая обида Хубилаю и как императору, и как монголу, требовавшему уважения к своим обычаям. Хубилай в 1280 г. издал указ о запрещении в столичной области резать овец по-мусульмански. В 1287 г. он даже намеревался издать указ об изгнании всех мусульман из Ки-тая, но Санга отговорил его делать это, ибо что стало бы в образом покро-вителя мусульман? Действительно, все свое царствование Хубилай поощрял исламизацию юго-западной провинции Юньнань. Там до 1279 г. правил му-сульманин Саид Аджан, а затем его сыновья Назир-ад-дин и Месуд-ад-дин. Таким образом, отношение буддиста Хубилая к исламу все его царствование было противоречивым, но отнюдь не антиисламским. Именно в силу этих причин, когда жена Хубилая Кокчин-хатун заступилась за арестованного Ананду, Хубилай послушался жены и отпустил его из-под ареста. По Рашид-ад-дину, и без Ананды дело исламизации шло успешно, «ибо все те войска и население области Тангут – мусульмане и упорствуют в этом», т. е. не только большая часть войка, но и часть населения Тангута уже была обращена в ислам.
Выпущенный из-под ареста Ананда «много радел о мусульманству», и, как далее писал Рашид-ад-дин, «из положении Ананды и его войска можно сделать вывод, что в ближайшее время дело ислама в тех областях достигнет совершнества и, по изречению Корана – «они войдут толпами в веру Алла-ха», они войдут толпами и станут правоверными и единобожниками». По-следнее могло относиться к лишенным веры в единого бога буддистам. Даже Сартак, который донес на Ананду, «теперь тоже стал мусульманином, и он – один из его старших эмиров».
По описанию Рашид-ад-дина, Ананда был человеком «смуглым, с чер-ной бородой, высокого роста и полнотелый». После смерти Хубилая и его преемника Тимура (Чэн-цзуна), в годы воцарения У-цзуна Ананда оказался втянутым в междоусобную борьбу монгольских принцев. Группировка, ко-торую он поддерживал, потерпела поражение, и в 1370 г., по сведениям «Юань ши», Ананда был «пожалован  смертью». Это обстоятельство, оче-видно, стало причиной того, что жизнеописание Ананды не было включено в составленную и без того достаточно небрежно «Историю Юань» («Юань ши»), а потомки и наука лишились важнейших сведений о хоть каких-то де-талях исламизации области Тангут империи Юань, бывшей территории тан-гутского государства Си Ся.
Рашид-ад-дин не ошибся в одном: силою ли жители Тангута и их дети и внуки «толпами вошли в веру Аллаха» или нет, но представляется достаточ-но достоверным, что многоязычное население области Тангут – тангуты, ки-тайцы, уйгуры, тибетцы, монголы, люди из Средней Азии, люди иных наци-ональностей и из иных мест в пределах государства Юань, имея общим язы-ком язык китайский, где-то в XIV в. Образовали единую группу, этнокон-фессиональную общность «***», китайцев-мусульман. Окончательная «ки-таизация» этой общности, скорее всего, произошла и завершилась при дина-стии Мин.
Это был тот же процесс, входе которого уйгурское население нынешне-го Синьцзян-Уйгурского автономного района из буддистов стало мусуль-манским. Важным условием быстрой исламизации области Тангут стало применение властной силы, и переход смешанного населения региона в ис-лам был в значительной мере насильственным, хотя, возможно, что формы принуждения были достаточно гибкими. Большое значение имела гибель государства Си Ся, которое поддерживало буддийское вероисповедание населения данного региона, физическое уничтожение в ходе завоевания Си Ся в период с 1205 по 1227 г. большей части тангутского государства. От многонационального и в годы существования населения остались осколки этносов, размытые дополнительно сменой состава населения региона, став-шего «коридором», «проходным двором» между собственно Китаем и обла-стями Средней Азии и Ближнего Востока.
Немаловажным стал фактор веротерпимости монголов и монгольской правящей элиты в особенности. Части этой элиты были шаманистами, будди-стами, христианами-несторианцами, мусульманами. Терпимость оборачива-лась безразличием к насильственному обращению какой-то части населения в ту или иную веру, если это не затрагивало чьих-то политических интере-сов. Столь же существенным для территории государства Юант явилось то, что и Китай традиционно не имел единой веры, и островки ислама были на его территории и до середины XIII в. Объяснимо и то, что языком новой эт-ноконфессиональной группы стал китайский язык. Это был общий язык для многонациональной империи Юань, в которой подавляющее большинство составляли этнические китайцы (хань). Часть вновь обращенных в ислам также была этническими китайцами. Новая вера имела язык религии (араб-ский), но не имела своего языка общения. Как для западных окраин мон-гольского господства, территории Золотой Орды, также переживавшей успехи исламизации, языком общения стал язык половцев-кыпчаков (позже – татарский), так для мусульман Юань – китайский.
Процессы ассимиляции на территории Китая протекали с глубокой древности и не завершены до сих пор, как и в других частях света. Десятки неханьских этносов стали китайцами, и бывшее население государства Си Ся не представляло собой исключения. Те тангуты, которые поселились в глу-бинных районах Китая, тоже стали китайцами. Потомки правящего дома Си Ся Нгвеми (Ли), недавно обнаруженные в провинции Цинхай, если они дей-ствительно потомки, тоже уже китайцы. Еще раз хочется сказать, что не надо только полагать, что все это число китайское явление. Процессы аккульту-рации и ассимиляции проходят во всем мире. Что касается юаньского перио-да и исламизации бывшей территории Си Ся, то следует, видимо, учесть, что при юаньской династии изменился статус мусульман в Китае, «они были уже не эмигранты, временно проживающие в пределах китайского государства, но подданные правителя Китая» [Кузнецов, 1996].
Монголы, бесспорно, способствовали исламизации части населения Евразии от Сарая на Волге и до Пекина. В наши дни бесспорной новой ак-тивизации ислама исследование практики исламизации в далекую эпоху XIII-XV вв. по-своему актуально.
Если не будет найдено каких-то сенсационных данных в большом числе китайцев-мусульман в Китае при династиях Тан и Сун (а это маловероятно), то общепризнанный вывод о появлении основной части этнофонцессиональ-ной общности китайцев-мусульман именно в юаньское время, справедлив. Резкое возрастание числа китайцев-мусульман не только за счет миграции или естественного размножения, как иногда принято было считать, а в ре-зультате обращения в ислам значительных масс населения, прежде всего на бывшей территории погибших государства – тангутского Си Ся и государ-ства Дали на территории провинции Юньнань, пока удовлетворительно объ-яснимо только сведениями, сохранившимися в Рашид-ад-дина» [Кычанов «История…», СПб, 2008, с. 691-696].
Далее мы продолжим цитировать выдержку из книги Е.И. Кычанова «История тангутского государства Шу шань цзи» («Собрание записей о добрых делах») – новый документ о судьбах тангутского (Си Ся) населения после гибели Великого Ся (982-1227 гг.). Е.И. Кычанов на примере одной тангутской семьи (клана) Танъу-Ян, документально подтвержденной, с 1235 года и до XVI в. показывает, как семья тангутов превращалась в китайцев, говорящих по-китайски. Е.И. Кычапов писал:
«В 2001 г. Народным издательством провинции Ганьсу была опублико-вана обнаруженная в 1985 г. книга «Шу шань цзи» - «Документы об остав-шемся населении Си Ся при династии Юань с комментариями [Юань дай, 2001] – сборник разного рода документов семьи тангутов Си Ся (Танъу-Ян) с 1358 до 1629 г. Книга состоит из трех разделов: 1. Шань су – добрые обы-чаи. 2. Юй цай – поощрение талантов и 3. Син ши – деяния. Памятник хра-нился в семье Ян, уезд Пуян, провинция Хэнань. Основателем семьи был тангут (фамилия юаньского времени Танъу), семья была во времена мон-гольского господства в Китай в брачных отношениях с некоторыми другими семьями некитайской национальности, в числе которых наиболее известна семья тюрков-карлуков. Издатели данной книги полагают ее важнейшим свидетельством китаизации и конфуцианизации потомков Си Ся – клана Танъу и карлуков клана Боянь. Книга воспринимается и как важное доказа-тельство того научного положения, которое в конце ХХ в. получило распро-странение в Китае, - первоначально представители этнически некитайских народов воспринимали китайскую культуру, а затем, особенно после уста-новления этапа брачных отношений с китайцами, подвергались полной ки-таизации, т. е. вначале имела место аккультурация, а затем наступала асси-миляция.
Книга имеет предисловия XVI в. от 1535 и 1567 гг., составленные при династии Мин (1368-1644), и предисловия последующего цинского времени от 1738 и 1840 гг. На данный момент книги хранится ы семье Ян в двух ру-кописных экземплярах в деревне Яншибалань уезда Пуян провинции Хэнань.
Основателем семьи (клана) Ян полагается сотник гвардии (шивэй бай-фучжан) Танъу Чунси, который проживал в округе Кайчжоу, в уезде Пуян, в местности Шибаланьсай. Предположительно, он умер около 1300 г. Его жизнеописания в «Истории династии Юань» («Юань ши») нет. Его дед и отец служили в монгольской армии, участвовали в завоевании чжурчжэнь-ского государства Цзинь (погиблол в 1234 г.) и китайского Южное Сун (уничтожено монголами в 1269 г.). В награду за преданную службу семья получила под пастбища и охотничьи угодья земли на территории современ-ной провинции Хэнань.
Источники – камнеписные тексты стел, эпитафии, хвалебные стихи – единодушны в том, что клан Танъу-Ян происходил из тангутского государ-ства Си Ся (982-1227). В тексте стелы от 1367 г. как бы от имени Танъу Чунси говорится: «Я – Ян. Этот клан из поколения в поколение жил в горах Хэланьшань, Нинся. Мой предок, посмертное имя которого Танъу Тай, в первые годы существования государства (монголов – Е. К.) служил в армии, имел заслуги и получил чин даньпо (в прим. Е. К. –  Чин в управлении тыся-чью, его получали только монголы и представители сословия сэму (см. о сэму далее в тексте).
В 1235 г. вместе с братьями императора (Угэдэя. – Е. К.) участвовал в походе на юг, подчинял непокорившиеся государства, штурмовал города, умер от болезни в походном лагере (1259 г.). …Предок, посмертное имя ко-торого Люйма (в прим. Е. К. – Танъу Люйма (1248-1328) служил в армии Юань с 1268 по 1273 г. Именно при нем семья получила земли в Пуян), про-должил его дело. Атаковал города, бился в открытом поле. …Когда великое дело (покорение Китая. – Е. К.) было завершено (1269 г.), отправился в округ Кайчжоу, в восточную часть уезда Пуян, где ведал пастбищами (цао ди). …(С того времени) до сегодняшнего дня (1367 г.) прошло сто лет и сме-нилось шесть поколений. …Предок Чжун-сянь гун построил школу…»
Происхождение клана Танъу-Ян из Си Ся подтверждается целым рядом текстов. В стихах Чжан И-нина (1280-1369) назван сяский клан Танъу [Шу шань цзи. С. 45]. В хвалебной оде от 1367 г. говорится:
Выдающиеся мудрецы Си Ся
Почитали древность,
Искренне ценили обычаи народа.
Девять поколений семьи
Жили в Пуян.
[там же. С. 58]
В надписи от 1372 г. мы читаем: «Господин Ян Сянь-сянь, его предки жители Хэлань (горы Хэланьшань), позднее переселились в Чаньюань (Пу-ян). Сменилось четыре поколения. Обрабатывая землю и разводя тутовники, (они) разбогатели… построили храм Шуньлэ (Радости), библиотеку Чунъи (Почитание справедливости), сделали девизом своей жизни – «делать добро – самая большая радость»».
В тексте от 1738 г. сообщается, что клан Танъу сменил фамилию на Ян с приходом к власти династии Мин [там же. С. 272]. В тексте от 1527 г. Ван Чуньцина (1484-1565) мы читаем: «Господин (основатель клана) родился в Хэлань… поселился в Юйлинь (местность на бывшей территории Си Ся. – Е. К.), человек из западных иноземцев стал китайцем» [там же. С. 1].
В приложении к изданию текстов издателями составлена родословная клана Танъу-Ян:
1235 г. Танъу Тай участвует в монгольских походах на юг против Юж-ной Сун, получает чин даньпо.
1248 г. У Танъу Тая родился сын Танъу Люйма, представитель второго поколения клана Танъу.
1258 г. В возрасте 60 лет умирает Танъу Тай.
1268-1273 гг. Танъу Люйма участвует в войнах с Сун. Переселяется в Шибаланьсай, в восточную часть уезда Пуян провинции Хэнань. Здесь он получает от казны пастбища для своего скота и включается в списки местно-го населения.
1271 г. Как человек сословия сэму (см. ниже) Танъу Люйма приписыва-ется к Шаньдун-Хэбэйской монгольской армии.
1279 г. Известно, что Танъу Люйма служит в монгольской армии левого крыла (цзо ю мэнгу шивэй циньцзюнь).
1280 г. У Танху Люймы родился сын Танъу Дахай, другое китайское имя Чжун-сянь, представитель третьего поколения клана Танъу).
1283 г. Танъу Люйма освобождается от военной службы, возвращается в Пуян, где вносится в списки местного населения в соответствии со своей со-словной принадлежностью.
1300 г. Родился представитель четвертого поколения клана Танъу – Танъу Чунси, сын Танъу Дахая, внук Танъу Люймы.
1328 г. В возрасте 81 года скончался Танъу Люйма.
1329-1330 гг.  Танъу Дахай (Танъу Чжун-сянь) получается чин сотника.
1338 г. Танъу Чунси, представитель четвертого поколения клана Танъу, назначается сотником в темничество (ваньху) Татарской армии (татали цзюньминь).
1341 г. Танъу Дахай (Танъу Чжун-сянь) составляет договор взаимоот-ношений членов общины, сгруппировавшейся вокруг храма Лунвансы.
1344 г. Танъу Дахай (Танъу Чжун-сянь) скончался в возрасте 65 лет.
1351 г. Восстание Красных повязок против монгольского господства династии Юань. Танъу Чунси укрывается от восставших в столице Юань го-роде Даду (Пекин).
1356 г. Танъу Чунси оказывает помощь правительственным войскам зерном и сеном в подавлении восстания.
1357 г. Учрежденная Танъу Чунси читальня получает от властей офици-альное наименование Чунъи шуюань. Танъу Чунси составляет книгу о жизни своего клана «Шу шань цзи».
1363 г. Танъу Чунси ремонтирует и расширяет библиотеку.
1368 г. Установление в Китае правления власти национальной династии Мин, клан Танъу принимает фамилию Ян.
1535 г. Составляется генеалогия клана Ян, включающая девять поколе-ний.
1567 г. Генеалогия доводится до двенадцати поколений.
1738 г. Генеалогия доводится до шестнадцати поколений.
1840 г. Генеалогия доводится до двадцати одного поколения.
1920, 1939 гг. Сделаны новые добавления к генеалогии клана Ян.
1983 г. Обнаружена стела «Танъу гун би».
1985 г. Обнаружен текст «Шу шань цзи» [там же. С. 321-323].
На фоне все возраставшего в Китае интереса к прошлому тангутского государства Си Ся открытие стелы о клане гунов (почтенных господ) Танъу, а затем книги «Шу шань цзи» стало известной сенсацией, и в 1997 и 1999 гг. проходит два симпозиума по изучению этих текстов.
Далее мы остановимся на проблемах, поднятых на этиъ симпозиумах: на происхождении клана Танъу, его положении при династии Юань, его брач-ных связях при династии Юань, его просветительской деятельности, его конфуциализации и китаизации.
Хорошо известно, что выходцы из государства Си Ся, хотя и уничто-женного Чингисханом, играли заметную роль в жизни государства Юань. В системе этнических сословий Юань (монголы, сэму, ханьжэнь – северные ки-тайцы, шире население бывшего чжурчжэньского государства Цзинь, вклю-чая китайцев, чжурчжэней, киданей, бохайцев и т. д.) и наньжэнь (китайцев и других этносов государства Южное Сун), тангуты были отнесены к этносу сэму (людей, отличающихся цветом глаз, шире обликом, от монголов и ки-тайцев), в которое входили мусульмане – выходцы с запада, уйгуры, найма-ны, онгуты, кипчаки, канглы, карлуки, тибетцы, асу (предки осетин), тангуты [там же. С. 131]. Часть сэму – уйгуры, тюрки-карлуки, онгуты и др. подчи-нились монголам добровольно. Тибетцы – полудобровольно, под прямой угрозой большого монгольского вторжения в Тибет. Найманы, кипчаки, тангуты, асу в разное время были покорены монголами. Мусульмане были включены в числе сэму по вероисповеданию, а не по этнической принадлеж-ности. Они часто были выходцами с запада и в большом числе состояли на монгольской службе в эпоху Юань. Общее, что объединяло людей сословия сэму, это их происхождение из-за пределов государств Цзинь и Сун. Все сэму служили в монгольской армии и различных административных и хо-зяйственных управлениях Юань. Думается, что понятие сэму и в самой Мон-голии, и в других покоренных монголами территориях за пределами Юань не использовалось.
О судьбах тангутов при династии Юань писали не раз [Кычанов, 1965а. С. 154-165]5. В сборнике статей, посвященных изучению «Шу шань цзи», имеется статья Ян Кай-цзяня «Таблица материалов о людях Си Ся в эпоху Юань», в которой упомянуто более 230 имен.
Существенным является вопрос – были ли люди из семьи Танъу просто выходцами из государства Си Ся, государства многонационального, или они были представителями титульной нации, этническими тангутами. Повод для сомнения вызвало дополнение к надписи от 1840 г., в котором говорилось, что предки клана Ян были людьми из Хэланьшань, Нинся, государство Монгол. И монгольский император династии Юань пожаловал им фамилию Танъу [Шу шань цзи. С. 273]. Из числа обсуждавших эту проблему китай-ских исследователей Чжу Шао-хоу полагает, что фамилия Танъу (Тангут) была пожалована семье после гибели Си Ся, и это указывает  только на то, что представители семьи были выходцами из погибшего государства Си Ся, без обозначения их этнической принадлежности. Шэнь Чунь-юе и Ма Ху-цинь, опираясь на другой текст, утверждают, что Танъу Тай происходил из города Лянчжоу (современный Увэй, провинция Ганьсу) и мог быть или цяном (тангутом), или тибетцем [там же. С. 85, 105-106]. Всего в текстах упоминаются три места, откуда происходили предки клана Танъу – район гор Хэланьшань, Юйлинь, местность на западе территории бывшего госу-дарства Си Ся, и Лянчжоу, современный Увэй. Все эти местности находились на территории государства Си Ся, и фамилия клану Танъу была дана или по месту его происхождения (после гибели Си Ся его территория при монголах называлась область Тангут), или его этнической принадлежности – тангуты. Тюркский этноним «тангут» относился к населению южной части Ордоса (дансяны – тангуты) и встречается впервые в VIII в. в орхонских надписях [Малов, 1959. С. 16, 20]. Этноним был воспринят монголами, он широко ис-пользуется в «Тайной истории монголов» («Юань чао би ши»), где под тан-гутами недвусмысленно понимается правящая династия и население госу-дарства Си Ся. Происходивший из Си Ся клан Танъу-Ян, если принимать во внимание четыре основных этноса Си Ся – тангутов, китайцев, уйгуров и ти-бетцев, не мог происходить из уйгуров и китайцев, в данном случае монголы не могли допустить смешения, и был скорее из тангутов или тибетцев, по-следнее допустимо, но маловероятно, тибетцы занимали свое особое место при юаньском дворе. Первоначально после обнаружения текстов клан Тан-ху-Ян сочли происходившим из монголов, тем более что сами ныне живущие представители клана Ян предпочитали считать своими предками монголов и даже желали записаться в национальные меньшинства [«Шу шань цзи» яньцзю лунь цзи. С. 105]. Китайские исследователи от этой мысли быстро отказались, но высокий культурный уровень клана Танъу побудил некото-рых из них прийти к довольно неожиданному выводу – предками клана Танъу-Ян были китайцы, но ассимилированные еще во времена Си Ся тангу-тами-дансянами [там же. С. 107]. Ли Цинн-лин указывает, что монголы все население Си Ся без различия их этнической принадлежности называли тан-гутами [там же. С. 116]. Поэтому, учитывая, что предки клана Танъу проис-ходили из Лянчжоу, они могли быть или тангутами, или тибетцами. Действи-тельно, район Лянчжоу еще до образования Си Ся в большом числе был за-селен тибетцами. Ли Цие-лин также полагает, что есть возможность считать Танъу Тая монголом, поскольку он служил в монгольской армии. Но в мон-гольской армии служили самые разные люди сословия сэму, поэтому Танъу Тай и его сын Танъу Люйма были или монголами, или сэму. Далее он пишет, что «тангут» являлось тюркским и монгольским общим наименованием предков тангутов Си Ся дансянов и самих тангутов, и поэтому он не сомне-вается в конечном итоге в дансянском-тангутском происхождении клана Танъу-Ян [там же. С. 160].  Несмотря на некоторые сомнения, я полагаю, что клан Танъу-Ян можно считать происходящим от тангутов, титульной нации государства Си Ся, монголы хорошо знали китайцев, тибетцев, уйгуров, и называть их тангутами у них не было никаких оснований.
Чингисхан не любил тангутов за их упорное сопротивление его воле и был намерен уничтожить их «до последнего раба». Что-то он успел для это-го сделать сам, что-то было сделано его преемниками, особенно учитывая тот факт, что Чингисхан умер на тангутской земле. Основное ядро тангут-ской народности было уничтожено жестокостью покорения Си Ся, бегством тангутов в Тибет и Китай, угоном ремесленников в Монголию. Народность, в течение более двухсот лет созидавшая свою культуру, сплотившая в одно государство проживавших на территории Си Ся тибетцев, уйгуров и китай-цев, была распылена, рассыпана войной. Если китайцы, тибетцы, уйгуры, проживавшие ранее в Си Ся, были лишь небольшими частями крупных эт-носов, то дансянское население северо-западного района современной про-винции Сычуань (Сунпань), из которого вышли тангуты Си Ся, иное тибето-бирманское по языку цянское население этих районов, уже изрядно тибети-зированное, крупным самостоятельным этносом не являлось. Сохранившим-ся после жестоких войн тангутам Си Ся не на что было опереться. И это не-смотря на то, что положение тангутов при внуке Чингисхана Хубилае изме-нилось к лучшему. Хубилай ценил в тангутах хороших стойких воинов и та-лантливых людей [Шу шань цзи. С. 243], хотя на примере Танъу Тая и Танъу Люймы мы видим, что их брали на монгольскую службу и раньше. При Хубилае в конце XIII в. на тангутском (Си Ся) языке издавались спосо-бом ксилографии тексты буддийского канона. Тангутов стали назначать на те же должности, что и монголов. Как и все этносы сословия сэму, они стали занимать второе после монголов место в управлении империей. Можно не сомневаться, что это тоже стало одной из причин рассеивания и окончатель-ного постепенно исчезновения тангутского народа через сто лет после гибели Си Ся. Потомки тангутов Си Ся становятся одними из самых преданных слуг юаньской династии. Ян Кай-цзянь видит в этом «одну из трудно объяс-нимых причин гибели тангутского народа» [там же. С. 259].
Тексты «Шу шань цзи» на примере клана Танъу дают возможность про-следить процесс ассимиляции этого клана китайским этносом. Возможно, Танъу Тац, Танъу Люйма, Танъу Дахай первоначально были трехъязычны, т. е. сохраняли еще родной язык и знали монгольский и китайский языки. Китайский прежде тоже был общим языком общения на территории Си Ся. Члены этого клана служили в монгольской армии и пользовались теми бла-гами, которые давала эта служба. Эти блага выражались прежде всего в по-лучении земли для пастьбы скота и охоты, т. е. пастбищных и охотничьих угодий в тех местах, где до этого издавна проживало оседлое земледельче-ское китайское населении. Известно, что Северный Китай, территория госу-дарства Цзинь были странно опустошены монгольской конницей. Население государства Цзинь на 1235 г. уменьшилось в десять раз: с 45 810 000 по пе-реписи 1207 г. од 4 754 575 чел. по переписи 1235 г. [там же. С. 109]. Значи-тельная частья населения Цзинь была физически уничтожена, часть бежала на юг, в Южное Сун. По словам источника, положение было таково, что «земли были обширны, а людей было мало» [там же]. Известно, что монго-лы первоначально вообще хотели превратить Северный Китай в пастбища для скота. Елюй Чуцай, потомок киданьского правящего дома, уговорил Чингисхана не делать этого, доказав хану, что поощрять крестьян занимать-ся земледелием и брать с них налоги зерном и тканями более выгодно, чем истребить их, а их земли обратить в пастбищные и охотничьи угодья. Была принята программа создания военных поселений. Офицерский, в нынешнем понимании, состав монгольской армии, монголы и сэму могли или сами се-литься в удобных местах, или, как клан Танъу, получали землю в пожалова-ние от хана. Карлукскому родственнику клана Танъу Боянь Цзун-дао, после покорения Сун приписанного к Шаньдун-Хэбэйской армии в том же уезде Пуян, также были пожалованы земли под пастбища. Как сказано в тексте стелы, посвященной Боянь Цзун-дао, «вначале, когда пришли люди с севера, их обычаем была охота (сыновья Боянь Цзуун-Дао «находили радость в том, чтобы мчаться на коне и охотиться с соколами и собаками»). Позже по-степенно они научились обработке земли, посевам и стали как китайцы» [там же. С. 226]. Получившие землю монголы и сэму, так же как и кланы Танъу, Боянь, в эпоху правления династии Юань были приписаны к военной служ-бе, «сидя на коне, они были готовы воевать, сойдя с коня, становились ско-товодами и военнопоселенцами». Почти все такие семьи при династии Мин стали местными помещиками [там же. С. 86].
Процессы утраты своей этнической принадлежности начались еще при династии Юань. Хэ Гуан-би полагает, что «тангутам, воевавшим в юаньской армии, не разрешали возвращаться в родные места» [там же, с. 2]. Оторван-ность от родного этноса явилась сильной предпосылкой к ассимиляции. В этом процессе особое место принадлежало и установлению брачных отно-шений. Судя по текстам, при правлении династии Юань в XIII – первой по-ловине XIV в. клан Таньу имел брачные связи как с представителями сосло-вия сэму, так и с китайцами.
Женой основателя клана Таньу Тая, возможно была, тангутка, точных сведений о ней нет. У его сына Таньу Люймы жена была карлучка. Она ро-дила пятерых сыновей, один из них женился на найманке, остальные четверо – на китаянках [там же, с. 128]. В пятом поколении было двадцать два брата, два брата взяли в жены карлучку и найманку, двадцать женились на китаян-ках. В шестом поколении тридцать один брат и в седьмом сорок девять бра-тьев – все женились только на китаянках [там же, с.16]. Наиболее знатным родственником клана стал карлук Боянь Цзун-дао. Его жизнеописание со-хранилось в «Юань ши» (цз.190). Он был образованным человеком, членом академии Хань-линь, в 1344 г. участвовал в составлении «Цзинь-ши» («Ис-тория чжурчженьского государства Цзинь»). Боянь Цзун-дао вместе с женой и детьми был убит восставшими во время свержения власти династии Юань [там же, с. 228].
Таким образом, можно предположить, что представители первого, вто-рого и третьего поколений еще могли сохранять в семье родной язык. Одно-временно они были монголоязычны – монгольский язык был для них язы-ком общения на службе, и, вероятно, если не со второго, то с третьего поко-ления – китаеязычны в общении с местным населением, своими китайскими женами и их детьми. Кроме того, китайский язык, даже при наличии мон-гольского, был основным языком общения населения Китая и при династии Юань. Китаизация клана Таньу началась изнутри, с браков с китаянками, а усвоение китайской культуры шло наряду с утратой своей культуры. В по-следние десятилетия, изучая историю ассимиляции китайским этносом дру-гих этносов, китайские историки развивают тезис: «в начале усвоения китай-ской культуры, а затем китаизация». Клан Таньу, представители которого еще при династии Юань стали конфуцианцами и просветителями местного масштаба, казалось бы, хороший тому пример. Автор первого по последо-вательности предисловия к изданию «Шу шаньцзи», проф. Хэнаньского уни-верситета Чжу Шао-хоу, пишет, что книга – важный источник изучения про-цессов конфуцианизации и китаизации, в данном случае клана Таньу и кар-луков. Первоначальным в китаизации было «культурное единение, а уж за-тем кровное. Пуянский клан Си Ся Таньу и тюркский карлук шли по этому пути. Они вначале приняли китайскую культуру, узнали конфуцианство, а уж затем стали вступать в браки с китайцами» [там же, с. 2]. Этот вывод не совпадает с материалами текстов, как мы видели ранее, ибо уже в третьем поколении из пятерых сыновей клана Таньу четверо женились на китаянках. Их отец Таньу Дахай упорядочил деятельность общины, группировавшейся вокруг храма Лунвансы, было ли это чисто административное или админи-стативно-конфуцианское мероприятие – неясно.
Реально конфуцианизация клана Таньу началась с Таньу Чунси, пред-ставителя четвертого поколения. Известно, что он получил школьное конфу-цианское образование, он и его братья имели конфуцианские имена, его имя было Сян-сянь. Таньу Чунси открыл школу и выделил землю, доходы с ко-торой шли на её содержание. Число учащихся было более 50, была основана школьная библиотека, воздвигнут семейный храм Шуньлэ (Радости). Пола-гают, что у Таньу Чунси получил высшее конфуцианское образование в сто-лице, в Гоцзыцзянь. В эту школу набиралось от 300 до 400 студентов, кото-рые в течение трех лет изучали китайскую классическую литературу. Раз в месяц студенты сдавали экзамены, в конце года происходил экзамен по ито-гам годичного обучения. Знания оценивались по десятибалльной системе, на следующий курс переводились только те, кто получил восемь баллов и вы-ше. Таньу Чунси отучился в школе все три года [«Шу шань цзи» янцзю лунь цзи. С. 147].
Не ставя под сомнение общий тезис: сперва аккультурация, а уж затем ассимиляция, следует ещё раз отметить, что в клане Таньу физическое окита-ивание членов клана шло рука об руку (и даже опережало) усвоение китай-ской конфуцианской культуры. Некоторые авторы успех конфуцианизации клана объясняют и высокой степенью влияния китайской культуры на Си Ся [там же, с. 86]. В этом есть свой резон, хотя первые представители клана Таньу были людьми военными, это очевидно, но очень возможно, что людь-ми знакомыми с китайской письменной культурой, хотя бы и в тангутских переводах.
Обнаружение генеалогий и разного рода текстов, связанных с одним кланом в течение 700 лет, сам по себе факт знаменательный. Эти документы – важный источник о судьбах если не тангутов, то выходцев из государства Си Ся, источник по истории правления в Китае династии Юань, по очень ак-туальной для Китая проблеме ассимиляции многих народов, живших неко-гда на современной территории КНР. Население самой многонаселенной страны в мире – результат не только естественного прироста одного этноса, но и результат трех тысячелетий ассимиляционных процессов, в которых ки-тайский этнос и китайская культура одерживали и одерживают верх. Китай не исключение. Процессы ассимиляции имели место в прошлом и происхо-дят и поныне во всем мире. Ассимиляция – важнейшая составляющая исто-рии человечества, становления, выражаясь словами В. Маяковского, «едино-го человеческого общежития». Это болезненный процесс, и всегда интересно знать, как это в разных конкретных случаях происходило и происходит ре-ально, с учетом таких факторов, как завоевание, разные формы инкорпора-ции одних народов в среду других, прежде всего с образованием госу-дарств, культурное влияние, заимствование языка и т.д. и т.п. Почему укра-инцы, белорусы и русские считают себя отдельными этносами, а китайцы се-вера и юга, которые не понимают языка друг друга, одним этносом? В слу-чае с кланом Таньу мы видим, как семья некитайского происхождения, пройдя через жесткое монгольское влияние, восприняла китайский язык и китайскую культуру даже на ее известном элитарном уровне. Как раз китай-ская культура генеалогических таблиц и сохранения связанных с жизнью предков текстов  оставили в памяти современного клана Ян сведения о дале-ких некитайских предках. Многие ли в этом мире из числа простых смерт-ных знают историю своей семьи на протяжении 700 лет?
В тексте родословной дома Ян «Ян ши цзун пу» на лицевой стороне слева имеется стихотворное примечание, двумя строками из которого я и за-кончу информацию о клане Таньу-Ян:

Не было бы предков,
Кто бы начал наш род?
В книге не кончаются слова.
Словами не кончаются таблицы с именами предков!
[Шу шань цзи. С.1]
[Кычанов, «История…», СПб., 2008, с.697-705].

На примере истории одной семьи, мы видим как тангутская семья вос-приняла китайский язык и культуру и как по сути стали китайской после XVI в.
Для лучшего понимания процесса ассимиляции в китайцев, предков дунган-хуэйхуэй, которые большей части дансяны-тангуты, вышедшие из западных цянов, мы продолжим цитировать книгу Е.И. Кычанова «История тангутского государства», его последнюю главу седьмого раздела. Называ-ется эта глава «Аккультурация как путь к ассимиляции (на примере тангутов Си Ся, XIII-XVI вв). Е.И. Кычанов писал: «Может ли усвоение одним этно-сом культуры другого стать причиной  этноса не только  Этот вопрос пред-ставляет
не только научный, но и практический интерес. На всем протяжении истории человечества одни этносы поглощались другими или растворялись в других. Шли и продолжают идти глобальные процессы созидания региональных об-ластей, например, исламских. В наши дни отчетливо прослеживается тенден-ция культурной унификации человечества независимо от расовой и этниче-ской принадлежности его составляющих. Английский язык настойчиво ста-новится языком всеобщего международного общения, американо-европейская культура в ощутимой мере начинает определять образ жизни и образ мышления всех пяти континентов. В многонациональных государ-ствах происходит аккультурация и как следствие ассимиляция, поглощение малых этносов господствующим или более крупным этносом. Такие процес-сы протекают в Китае, России, США, странах Латинской Америки, Австра-лии и т.д.
Возможно, этот процесс может получить более глубокий анализ в ре-зультате изучения исторических примеров далекого прошлого. Я хотел бы, в частности, остановиться на факте исчезновения тангутского этноса, причи-ной которого было не только монгольское нашествие и уничтожение Чин-гисханом государства тангутов Си Ся (982-1227), как я первоначально ду-мал и не раз о том писал. Исчезновение тангутского этноса было также след-ствием усвоения им китайской культуры еще в период существования госу-дарства Си Ся.
Не секрет, что миллиард с лишним китайцев – результат не только есте-ственного роста китайского этноса, но и следствие ассимиляции этим этносом многих народов и народностей, населявших территорию Китая с глубокой древности. Последний пример тому маньчжуры. В VII-IX вв. н.э. сформиро-вался восточноазиатский культурный регион, включающий в себя Китай, Корею, Японию, Вьетнам. Общая письменность, способная обслужить раз-ные по строю языки, становится латынью Восточной Азии. Идеологией этой регионально-культурных общностей той эпохи (исламской и христианской) восточно-азиатская регионально-культурная общность отличается тем, что буддизм не стремился занять место единственной религии, а влияние конфу-цианства ограничивалось образованной частью общества и чиновничеством при сохранении повсюду национальных форм религии (культ предков, рели-гиозный даосизм в Китае, синто в Японии и т.п.). Культурное лидерство Ки-тая является общепризнанным.
Такой Восточная Азия вступила в X век. До объединения Китая под властью монгольской династии Юань Китай, по образному выражению ки-тайских историков, был подобен триподу – сосуду на трех ножках, одной из которых был собственно Китай, второй – тангутское государство Си Ся, а третьей последовательно киданьское государство Ляо и чжурчжэньское Цзинь.
Рассмотрим для начала три этноса – киданьский, чурчжэньский и тан-гутский. Два первых существенное отступление в пользу китайской цивили-зации эпохи Сун сделали еще на этапе своего государственного строитель-ства после победоносных войн и включения в состав своих государств боль-ших массивов китайского населения. И кидани, и чжурчжэни развили само-бытные формы государственного устройства, которые, однако, довольно быстро были либо оттеснены на второй план, либо упразднены мощной ки-тайской государственностью.
Что касается тангутов, то их государственность зародилась внутри ки-тайской цивилизации – предки правящей династии Нгвеми служили цзедуши при династии Тан. Японский ученый Сатоси Накадзима еще в 1930-х гг. на примере тангутского государства поставил вопрос о существовавшем выбо-ре пути: это мог быть свой путь или путь китайской цивилизации. Тангутское государство создавалось в войне с Сун, поэтому вначале идея «своего пути» возобладала. Как для киданей так и для тангутов в известном смысле во-площением «своего пути» являлось изобретение письменности. И та и другая письменность, как позже чжурчжэньская, отличались от китайской, хотя и сформировались под влиянием последней. Этап прямого заимствования ки-тайского письма корейцами, японцами и вьетнамцами в X веке и позже уже миновал. По этой причине китайское письмо прямо не было заимствовано, хотя оно вполне удовлетворило бы тангутский язык, да и остальные тоже. Широкое внедрение буддизма в его традиционных китайских формах в определенной мере вписало вышеупомянутые народы в круг восточноазиат-ской цивилизации и без прямого заимствования письменности. Параллельно государственность заимствует конфуцианскую идеологию, происходит ре-цепция права.
Поначалу, ещё в период следования «своему пути», государственная машина китаизируется быстрее, чем китайская цивилизация проникает в быт и культуру простого народа основного этноса. После завоевания Ляо чжур-чжэнями кидани, естественно полагая своим врагом чжурчжэней, еще более  обращаются к китайской культуре. Плодом таких контактов яился, напри-мер, Елюй Чуцай, который в начале XIII в. сделал много для того, чтобы направить монголов в русло китайской государственности и достижений ки-тайской цивилизации. Завоеватели-чжурчжэни, доживавшие в китайской ча-сти своего государства Цзинь, быстро утрачивали свой язык и националь-ную культуру. Сожаления чжурчжэней по этому поводу зафиксировали ки-тайские источники.
Но вернемся к тангутам и государству Си Ся. XI в. явился веком актив-ного усвоения китайского буддизма. Большинство исследователей сходятся в том, что в XI и к концу первой трети XII в. бытовавшая на то время китай-ская «Трипитака» была переведена на тангутский язык и пропагандирова-лась как в рукописной, так и отпечатанной способом ксилографии книге. Император Ся Цянь-шунь был женат на китаянке и, начиная с его сына, зна-менитого императора Жэнь-сяо, династия становится по крови полукитай-ской, а затем почти полностью китайской. Обнаруженные недавно потомки династии, проживающие в провинции Цинхай, - типичные китайцы: их пред-ки после гибели Си Ся служили местными туземными администраторами ту-сы в данном регионе.
В XIIв. Отсутствовала общая граница между собственно Китаем (Юж-ной Сун) и государством Си Ся. С другой стороны, доля китайского населе-ния в тангутском государстве возросла за счет беженцев из приграничных регионов Сун, оккупированных чжурчжэнями. Один из таких беженцев, Жэнь Дэ-цзинь, выдав свою дочь за императора Ся, настолько окреп, что пытался (правда, безуспешно) расколоть Си Ся и образовать свое собствен-ное государство Чу.
О процветании тангутской (Си Ся) культуры и одновременно об уровне китайского проникновения в тангутскую письменную культуру мы можем судить по дошедшим до наших дней памятникам тангутской письменности. На тангутский язык переводится китайская конфуцианская каноническая ли-тература – сочинения Лунь юй, Мэн-цзы, Сяо-цзы, китайские военные трак-таты – Сунь-цы, Сань люе, Лю-тао, бытуют тексты широко пропагандирую-щие китайскую конфуцианскую мораль, такие как «Вновь собранные записи о сяо», «Море значений, установленных святыми», «Двенадцать царств», апокриф о встрече Лао-цзы и Конфуция «Записи у алтаря примирения Кон-фуция» и т.п. В общественной жизни ведется широкая пропаганда идей сяо, широко интерпретируемых как преданная служба государю, в том числе и в армии. Публикуется тангутско-китайский словарь (1190 г.). И хотя состави-тель этого словаря, Гулэ Мао цай, сетует на недостаточное знание тангутами китайских достижений, а китайцами – тангутских, можно думать, что с сере-дины XII в. усиливается проникновение китайского языка и в область быта, особенно среди просвещенной части населения – чиновников, буддийских иерархов и т.п. Примером тому могут служить смешанные тангутско-китайские буддийские общины.
Из свода законов Ся XII в. мы знаем о существовании на территории Си Ся тангутских, китайских, тибетских и смешанных тангутско-китайских об-щин. В Тибете в XI-XII вв. происходит формирование основных школ тибет-ского буддизма. Со второй половины XII в усиливается влияние тибетского буддизма на буддизм в Си Ся. При тангутском дворе появляются ди ши, наставники императора, институт которых позднее возрождается во взаимо-отношениях сакьяского Пагба-ламы и императора Юань Хубилая. Правда этот институт вообще может быть не тибетского, а именно тангутского (сисяского) происхождения.
Мы не имеем сведений о бытовании смешанных тибетско-тангутских общин, а это означает, что на бытовом уровне китайская буддийская куль-тура была ближе и понятнее. По-видимому, существовал слой фактически двуязычного и равно свободно живущего в двух культурах населения. Книжность на китайском языке существовала в Си Ся почти наравне с книж-ностью тангутской, о чем свидетельствует найденная тангутская библиотека из знаменитого субургана в Хара-Хото. Число текстов на тибетском языке в ней практически ничтожно. Китайская идеологическая установка в отноше-нии иноземцев вроде киданей, тангутов, чжурчжэней заключалась в том, чтобы преобразить их (хуа), превратить их из шэн («диких», «нецивилизо-ванных», т.е. не владеющих достижениями китайской цивилизации) в шу («зрелых», «цивилизованных», т.е.  хотя бы в какой-то мере приобщившихся к китайской цивилизации).
Надо сказать, что и тангуствое право, а значит, и государственная поли-тика Си Ся не препятствовали успехам китайской культуры на тангутской почве. Если в Ляо, особенно на первом этапе, были правовые ограничения на браки с китайцами и китайцы и кидани жили по разному праву – один по китайскому, другие по киданьскому, а в Цзинь существовали этнические со-словия и по началу чжурчжэньские поселения моукэ и мэньань были, по су-ти, островами чжурчжэней-завоевателей в море китайского населения, то в Си Ся никогда не было ограничений по национальному признаку. Правда, существовавший в 30-х гг. XI в. закон о прическе туфа, обязательной для всех мужчин в государстве, как будто бы превращал китайцев в иноземных подданных, но, подобно обязательному ношению китайцами косы при чжурчжэнях и при маньчжурах, прическа туфа была лишь чем-то вроде пометы в паспорте о гражданстве. Коса, которую носили китайцы, не спасла от ассимиляции чжурчжэней, живших в китайской среде, равно как и мань-чжуров. По тангутским законам, из этнической принадлежности лица ника-ких особых прав не вытекало. Тангутскому языку и письменности не отводи-лось какой-то особой роли, от чиновника требовалась грамотность без разъ-яснений, о каком языке шла речь. Существовала лишь оговорка, что в слу-чае необходимости определить старшего при полном равенстве чинов стар-шим полагался тангут.
Думается, что во второй половине XII в. тангуты, как и чжурчжэни, ощущали реальную угрозу ассимиляции. В текстах это нашло отражение в стремлении подчеркнуть значимость своей культуры. Это видно из таких выражений, как: «Тангуты смело и бодро идут вперед», «Раньше родивший-ся раньше и погибнет» (подразумевается китайская культура. – Е.К.), [ки-тайцы] не знают тангутских мудрецов (в смысле «а следовало бы знать» и т.п. – Е.К.). Короче, у нас есть основания полагать, что к тому времени, ко-гда в 1205 г. на Си Ся обрушились первые удары монгольской конницы, ак-культурация в сторону общекультурного слияния населения тангутского государства с заметным уклоном в сторону китайской цивилизации имела место. Думается, что наиболее подготовленными к китаизации были чинов-ники и вообще грамотная часть населения. Смерть Чингисхана в 1227 г., ко-торая произошла на территории Си Ся, и как следствие этого жестокое ис-требление тангутов серьезно подорвали основы самостоятельного бытования тангутской народности. В XIII в., при Хубилае, предпринимаются меры к восстановлению оросительных систем на бывшей территории Си Ся («для поддержания буддийский монахов», как сообщается в тексте «Юань ши»), производится учет населения в 1267 г. и даже создается специальное бюро Си Ся *** минь изюй («Проявления милосердия к народу Си Ся»). Издаются буддийские сутры на тангутском языке. Но в 1272 г. отменяются и все наследственные чины Си Ся, а на территории Си Ся появляются воинские формирования из мусульман.
Хубилай был монголом на китайском троне. Китайский язык стал об-щим языком населения Юань (сам Хубилай говорил по-китайски, но не знал китайской грамоты). Отметим также, что чем большей была мера адаптации китайской культуры и языка в период до объединения всех завоеванных народов в империю Юань, тем легче и быстрее протекал затем процесс уни-фикации населения империи и его ассимиляции. Оставшаяся некитайская часть населения Си Ся, выжившая после разгрома, не бежала в сопредель-ные районы Тибета и не была угнана в Монголию (ремесленники). Она начала быстро китаизироваться, а часть тангутов, как известно, оказалась в центральных районах Китая. Как неэтнические китайцы, а потому более близкие монголам, тангуты принимались на службу в юаньскую админи-страцию (Курсив – Ш.А.С.).
На бывшей территории Си Ся китайский язык превратился в основной язык общения, постепенно вытеснив тангутский, который утратил свой ста-тус государственного языка. В конце XIII в., когда бывшей территорией Си Ся, именовавшейся в разных источниках по-разному – Си Ся, Хэси, Кашин, Тангут, правил монгольский принц Ананда, раскритикованные на этой тер-ритории гарнизоны юаньской армии, а затем местное население были обра-щены в ислам. Замешанный в заговоре против центральной власти, Ананда был казнен, а на бывшей территории Си Ся постепенно сложилась новая эт-ноконфессиональная общность – китайцы-мусульмане, значительной частью которых стало бывшее население тангутского государства Си Ся, в том чис-ле и собственно тангуты. Тангуты как самостоятельная этническая общность перестали существовать. То же самое произошло и с теми киданями и чжур-чжэнями, которые остались на территории Юань, живя за пределами Мань-чжурии, ее глубинных районов. Позже, через пятьсот лет, история  повтори-лась и в случае с чжурчжэнями Маньчжурии, поначалу ставшими маньчжу-рами, а затем в течение трехсот лет почти полностью окитаившимися и ныне являющимися составной частью китайского этноса.
Этносы, утратившие свою политическую самостоятельность, оберегает от ассимиляции либо религия (лучший пример – евреи и караимы, испове-дующие иудаизм), либо упорное сопротивление чужой культуре, что чаще всего случается в местах компактного проживания того или иного этноса, ис-торической памятью о тех победах, которые принес ему господствующий эт-нос, культура которого, насильственно или нет, подавляет его. В свою оче-редь, это ведет к изменению политической ситуации. Так, в России ассимиля-ционные процессы в настоящее время приостановились из-за массового об-ращения населения к религии, например, у народов, исповедующих ислам, а также из-за обретения нового государственного статуса бывшими автономи-ями и усиления роли родного языка. В крупных городах, таких, как Москва и Петербург, интерес к своей культуре у нерусского населения поддержива-ется имеющимися здесь национальными культурными центрами. Вместе с тем было бы неправильно полагать, что не столь давно провозглашенная общность под названием «советский народ» существовала только на бумаге и что процессы ассимиляции прекратились вообще.
Возвращаясь к судьбе тангутов, следует отметить, что очаги тангутской культуры также продолжали сохраняться во многом благодаря тангутским буддийским общинам, которые, по всей видимости, просуществовали до се-редины XVI в. Постепенно они утратили свою роль и были заменены китай-скими. Остались только китайцы, которые, впрочем, и в наши дни помнят, что их отдаленные предки были си ся жэнь («людьми Си Ся»). Мне лично таких встречать не приходилось» [Кычанов, «История…», СПб., 2008, с.706-711].
С более широким привлечением китайских летописей Тунцзянь Ганьсу и др., в переводе Н.Я. Бичурина и также работ Е.И. Кычанова, переводившего тангутские материалы, обнаруженные П.К. Козловым, в 1908-1909 гг. в мертвом городе Хара-Хото, мы пришли к выводу, гипотеза, выдвинутая М.Я. Сушанло в 1971 г. верна и по-моему мнению, сейчас может рассматри-ваться как научная теория. М.Я. Сушанло выдвинул гипотезу, что предками дунган-хуэйхуэй являются тангуты, казалось бы народ ныне исчезнувший.
Тангуты, народ не исчезнувший, а поменявший родной тангутский язык на китайский и поменявший веру буддийскую на ислам (мусульманство), благодаря монгольскому правителю районов Ганьсу, Тибета и Хухунора, ныне принадлежащих Китаю, а до этого государству Тангут, после 1227 г. монголам.
Также, мы признаем правоту М.Я. Сушанло в его критике китайских дунгановедов, считавших, что основную роль в формировании дунган-хуэйхуэй сыграли арабы и персы. Они, считаем мы, не могли сыграть ос-новную роль в формировании дунган-хуэйхуэй, так как число их было неве-лик, что отразилось на внешнем виде современных дунган-хуэйхуэй. Правда они вошли в состав дунган-хуэйхуэй, но основную роль сыграть не смогли, в отличие от М.Я. Сушанло, мы считаем, что арабы и персы были подневоль-ными, т.е. рабами. Основными предками дунган-хуэйхуэй были, по нашему мнению, тангуты-дансяны, «особенное поколение» (племя – Ш.А.С.) запад-ных цянов...» [Бичурин, 1833, с.237], китайцы, монголы и лишь затем персы и арабы. Видимо, арабы-персидского происхождения, давало лишь повод в подчеркивании веры дунган-хуэйхуэй.
При взятии столицы государства Тангут, в 1227 г. было много жертв как с монгольской стороны так и со стороны Тангут, но никакого геноцида со стороны монголов не было. Проходит несколько лет и тангуты-дансяны-дунгане-хуэйхуэй были отнесены к сословию «сэму» и назначались на выс-шие должности как военные, так и гражданские.
Привилегированное положение дунган-хуэйхуэй сохранилось и при  Миньской (1368-1644) и Цинской династиях в Китае. Они служили в Армии, были при хороших должностях на гражданской службе, занимались торгов-лей и т.д.



Глава IV.  Восстание дунган-хуэйхуэй под руководством Баянху и переезд их части в пределы Российской империи

В первых трех главах своих исследований мы выяснили, что древние и средневековые китайские летописи описывают цянов, как насельников верхо-вий р. Хуэнхэ, территорий Цайдама, Хухунора и Тебета. Выводы древних и средневековых летописей подтверждают современные археологические ис-следования (Андерсон и др.)
Цяны, которых относят к сино-тибетской семье языков, в особенности западные цяны, совместно с другими племенами монголоязычной группы – сяньбийцами и теле-гаогской – хойхуцами сформировали с 312 года по 1227 год государства: Тогон, Туфа (Тибет) и Тангут эпохи Юань (монг. династия в Китая). Язык западных цянов был китайцам непонятен, примерно, до X IV века н.э, т.е. до середины Юаньской эпохи. Об этом пишет О. И. Завьялова в статье «Язык и культуры китайских мусульман-***эцзу»: “При династии Юань место арабского занял персидский язык (см., например [Хань Чжунъи 2005; Кадырбаев 2013]). Вплоть до второй половины XIX в. книги на пер-сидском языке, по свидетельству одного из основоположников отечественно-го китаеведения, архимандрита Палладия, хранились в пекинских мечетях (см. его статью в настоящем сборнике). Уже после завершения монгольского правления, в период следующей династии Мин, многочисленные неодинако-вые по своему происхождению группы мусульман перешли на разные китай-ские диалекты -- в зависимости от места проживания (см. [Ян Чжаньу 2010, с. 59-87]). Тогда же ислам в значительной степени попал под влияние китайских представлений о тексте и китайских учений, прежде всего конфуцианства, с помощью которого «объясняли ислам» (V46Ayi r; ji; hu;). Часть арабских и персидских слов мусульманские богословы «транскрибировали» иерогли-фами, как это обычно делается в случае фонетических заимствований в ки-тайском языке. Для других исламских терминов изобретали кальки-переводы или заимствовали уже существовавшие в китайском языке конфуцианские, буддийские и даосские термины”. [Завьялова О.И. “мусульман-хуйэцзу”//Дунгане. История и культура, М., 2017, С.Я]
          О.И. Завьялова подтверждает, то что написал в 1960 г. О.А Мизин в “Китайской литературе о дунганах”: “ Авторы единодушны в вопросе о про-исхождении дунган, относя его частично к периоду династий Северная Сун и Тан, но главным образом к периоду возвышения Чингис-хана, к периоду мо-гущества в Китае Монгольской династии Юань. Если в более ранний период, из Средней Азии, Персии, Арабского Востока в Китай приезжали и оседали преимущественно купцы, то в поздний период это были главным образом пленные мастера (оружейники, строители), медики, астрономы, музыканты, чиновники, а также многочисленные отряды наемных воинов из народов Средней Азии. История сохранила имена выдающихся пушечных мастеров Алавадина и Сымаина, много сделавших в Китае в деле усовершенствования артиллерии. Насколько велики были масштабы этого переселения, говорят и данные из «Истории Мин», приводимые Линь Ганем: «При династии Юань дунгане были повсюду в Поднебесной». Линь Гань пишет, что в армиях Чин-гис-хана, переброшенных в Китай для несения службы, были главным обра-зом будущие дунгане; их количество доходило до 2-3 млн. человек2. Армия эта в мирное время, как правило, занималась земледелием и освоила на се-веро-западе Китая огромные площади. Кроме того, утверждают авторы, с дунганами в основном смешались китайцы, а также уйгуры, монголы и др. Таким образом, дунгане в этнографическом отношении были далеко не од-нородны, говорили на разных языках, объединяла их лишь религия, ее стро-гие требования и ограничения, которые постепенно привели к выработке у дунган единой традиции и психологии,”[Мизин О.А., “китайская литература о дунганах”, “Новые материалы по древней истории Казахстана”, Алма- Ата, с. 219-220, 1980]
П.И. Кафаров (Палладий) " О Магометанах в Китае" изданной в СПб, 1866 году писал: "Магометане, населяющие в значительном количестве внут-ренний Китай, носят у Китайцев, подобно их единоверцам в Туркестане, название Хой хой, или попросту Хой цзы, веру их называют Хой цзяо и Цзе цзяо, «верою запрещения», вследствие запрещения у Мусульман вина и сви-нины.
         Первоначально название Хой хой прилагаемо было собственно к наро-ду Уйгуров, с которым Китай издавна имел частые сношения; в последствии, потому ли что первые и главные представители Ислама были из Уйгуров, или по привычке Китайцев подводить чужеземцев под нарицательные кате-гории, они стали обозначать, под именем Хой хой, всех выходцев из запада, исповедовавших магометанскую веру, без различия народа и племени. Это обобщение окончательно утвердилось с воцарением в Китае династии Мин, в XV столетии.
        Китайские писатели, благодаря неопределенности названия Хой хой и неведению истории отдаленного запада, относят появление магометанской религии в Китае к концу VI века по Р. Х. Китайские Магометане не премину-ли воспользоваться этой ошибкой; один из писателей их, в пространной био-графии Магомета на китайском языке, под годом 587 упоминает о посольстве от китайского государя в Аравию, к Магомету с приглашением его в Китай; Магомет отказался и вместо себя послал свой портрет; однако изображение его в последствии исчезло с полотна, чтобы не подать повода к обожанию его. Потом, в городе Си ань фу старинной столице Китая, где найден памят-ник Христианства времен династии Тан, открыт также и памятник Магоме-танства в Китае, воздвигнутый будто бы в 742 г. В этом памятнике между прочим сказано, что вера Мухаммеда вошла в Поднебесную Империю и распространилась в ней при династии Суй, в правление Кай хуан, т. е. между 581 и 600 годами. Наконец, между китайскими Магометами ходит небольшое сочинение о начале Магометанства в Китае; в нем рассказывается, что в 628 г. китайский государь отправил посольство в магометанские страны (вариант: в Самарканд), которое привело с собой в Китай одного ученого чалмоносца, в сопровождении 3000 Хой хой; эти три тысячи Магометан, будто бы, и поло-жили основание магометанскому населению в Китае.
Все эти сказания, исполненные анахронизмов, объясняются притязани-ями китайских Магометан на древность их религии в Китае. Им казалось предосудительным молчание истории дома Тан об их вере, когда она упоми-нает о существовании в то время в Китае других религий: Христианства, Маздеизма, и Манихеизма и они решились восполнить этот пробел. Правда, что при сношениях династии Суй и Тан с западом, в Китае в то время было много купцов и астрономов из тех стран, которыми в последствии возобла-дал Исламизм; но из того еще не следует, чтоб эти выходцы внесли с собой религию Магомета, которая еще не сложилась в ту пору, или не распростра-нилась на восток.
Первое знакомство Китайцев с Магометанством надобно полагать во времена династии Сун, с половины Х-го века, когда Магометане стали иметь торговые связи с Китаем Южным морем. Можно также, с некоторою вероят-ностью, допустит рассказ Магометан, что в половине XI столетия в Китае появился потомок Магомета, в лице бухарского владетеля Софэйр; он пере-селился сюда со всеми родичами своими, избегая будто бы смут, царство-вавших в Мавареннагре. К этому можно еще присоединить, что в XII веке, на службе господствовавшего в северном Китае дома Гиньцев, состоял огне-стрельный полк из Хой хой, вероятно из Персов и может быть магометан-ской веры.
Наконец, когда завоевания Чингисхана открыли широкий путь, чрез Среднюю Азию между востоком и западом, вслед за завоевателями двину-лись во вновь открытую страну, в Китай, из Сирии, Ирана, Мавареннагра и Уйгурии, Арабы, Персы, Таджики и Уйгуры, с семействами и целыми рода-ми, в качестве военнопленных, добровольных переселенцев ученых, ремес-ленник и торговых людей. Многие из них, люди более или менее образован-ные, пользовались важными правами и особенным вниманием монгольских ханов, занимали высшие должности в правительстве, назначаемы были вое-водами, губернаторами городов и правителями провинций Китая”. [П.И. Кафаров" О Магометанах в Китае", СПб, кн.IV 1866 с. 437-440]
Но окончательный переход, примерно, к XV в. дунган-хуэйхуэй на ки-тайский язык, принятие ими огромного количества традиций и психологию китайцев, по нашему мнению, не означал утрату чувство национальной идентичности, самобытности, чувства национальной гордости и достоинства.
Редкий случай сохранения чувств национальной самобытности, идентично-сти, гордости и достоинства вплоть до второй половины XIX в. Обычно, лю-ди с потерей языка теряют эти качества. Видимо, на дунган сказалось, почти тысячелетнее существование в пределах единого государства (Тогон, Туфа (Тибет), Тангут с разными названиями. Разные названия западно-цянских государств объясняется тем, что правящими династиями становились раз-личные племена цянов и пришедших сяньбийцев (монголов). И, вероятную, прогрессивную, с точки зрения дунган-хуэйхуэй, но не китайцев, сыграли ислам (мусульманства). Ислам с своими " строгими требованиями ограниче-ниями", как пишет О.А Мизин, " постепенно привёл к выработке у дунган единой традиции и психологии".
Дансяне-тангуты пережили разгром учинений Чингисханом своего государ-ства - Тангут, никакого геноцида со стороны монголов населению тангутско-го государства не было, но это не означает, что жертв не было. Жертв можно было избежать, если предки дунган-хуэйхуэй, по нашему мнению, добро-вольно присоединились к единому монгольскому государству, которое с большими трудностями создавал Чингисхан.
Дансяны- тангуты, довольно быстро восстановились и стали наряду с уйгурами играть исключительную роль в юаньской (монгольской) империи. Не зря китайский историк Линь Гань пишет, что дунган несущих военную службу было 2-3 млн. человек. Возможно, цифры преувеличенная, но дунган на военной службе было много.
Привилегированное положение дунган-хуэйхуэй сохранялось, вероятно, и при Минской (китайской) 1368-1644 гг. и при Циньской (Маньчжур-ской)1644-1911 гг.
В 1861 г., по другим данным в 1862 г. началось восстание дунган-хуэйхуэй.
Восстание дунган-хуэйхуэй 1861-62 гг. широко освещалось в российской и мировой прессе. Писали об этом восстании известные учёные XIX в.: Н. Аристов, Г.Е Грум-Гржимайло, Н. Пржевальский, В.П Васильев- профессор и многие другие, в 30-ые годы Л.И Думан, вероятно, марксист и др.
В частности Л.И Думан, как марксист считает выискал причину восста-ния, в классовых противоречиях, что является, по нашему мнению, частич-ной правдой. Его книга воспроизведена в работе М.Р. Мадивана " Дунгане. История и культура", М., 2001 г. Мы будем цитировать Л.И Думан, он писал: " Восстание дунган, или, как их еще называют в европейской литературе, ки-тайских мусульман, продолжавшееся в течение 15-16 лет на обширной тер-ритории северо-западных провинций Китая и Восточного Туркестана (Синьцзяна), вызвало небывалый интерес современников во всех крупных странах мира и породило значительную литературу на основных европей-ских языках. Однако эта литература, рассматривавшая не только восстание, но и дунган, их происхождение, национальное название, была весьма бедна фактическим материалом и представляла собой журнальные, газетные статьи, рассказы, воспоминания очевидцев восстания; описанию восстания были по-священы также отдельные главы обширных трудов, посвященных истории мусульманства в Китае. Вся эта литература не дала ясной картины восстания, рисуя отдельные эпизоды, часто искажая факты и не пытаясь дать теоретиче-ский анализ восстания, показать расстановку классовых сил, их борьбу. С другой стороны, ни один европейский (буржуазный) автор не дал правиль-ного ответа на вопрос о причинах восстания. Все, кто так или иначе, специ-ально или попутно, освещали дунганское восстание, дальше указаний на его религиозную окраску не шли, не пытаясь вскрыть социально-экономических корней восстания.
Так, проф. В.П. Васильев считал, что причиной восстания является фа-натизм мусульман, не терпящих господства других вер. Начальник русской учено-торговой экспедиции в Китай в 1874-1875 гг. [Ю.А.] Сосновский оце-нивал восстание как «бойню без смысла и причины».
Такая «оценка» объяснялась беспомощностью буржуазной науки, неспо-собностью ее объяснить исторические факты. Кроме того, надо учесть, что значительная часть авторов, писавших о движении дунган, выполняла соци-альный заказ реакционного общественного мнения буржуазно-помещичьей Европы, питавшей непримиримую классовую ненависть к восставшему кре-стьянству. В частности, в царской России чиновники царского правительства старались опорочить восстание в глазах широких слоев общества и подгото-вить почву для подавления восстания с помощью царских вооруженных сил. Поэтому, например, не случайно, что путешественник Пржевальский, пол-ковник царской армии, полагал, что главной целью восстания были грабежи и мелкие разбои".
 Западно-европейские исследователи тоже не могли правильно ответить на вопрос - чем же вызвано дунганское восстание. Причину они подменяли по-водом, непосредственным предлогом. Так, Dabry de Thiersant (Дабри де Тьерсан), французский исследователь, утверждал, что борьба между му-сульманами и немусульманским населением провинции Шэньси возникла из-за отказа дунган выдать китайцам часть добычи, захваченной у повстанцев (по-видимому, речь идет об остатках тайпинов), проникших в Шэньси из Сычуани". Такой же точки зрения придерживается английский миссионер Broomhall (Брумхол)2.
Китайская литература, официальная, точно так же тенденциозно освещает восстание. Так, например, усмиритель дунганского движения генерал Цзо Цзунтан утверждает, что движение вызвано беспокойным нравом мусульман, их необузданным характером, религиозной ненавистью к иноверцам и враж-дебной китайскому правительству агитацией еретической мусульманской сек-ты синьцзяо («новая религия, учение»).
Это явное искажение фактов нужно было китайскому генералу для мас-кировки истинных причин восстания, корни которых лежали в тяжелом со-циально-экономическом положении трудящихся масс Китая, в том числе и мусульманских.
Надо сказать, что приведенные выше взгляды на восстание как на рели-гиозное движение не дают возможности понять, какие же классовые группы участвовали в восстании, против чего и против кого выступали повстанцы, одним словом, выхолащивают классовую суть дунганского движения.
Несмотря на всю тенденциозность, китайские источники дают нам много фактического материала о восстании, и поэтому в данной работе упор был сделан именно на китайские источники. К сожалению, круг последних источ-ников, находящихся в нашем распоряжении, весьма ограничен. Мы не рас-полагаем материалами, исходящими от повстанцев, - их прокламациями, по-дробными показаниями повстанцев, попадавших в плен во время отдельных боев, показаниями лидеров повстанцев - Ма Хуа-луна и др. - на допросах перед казнью и т.д. Что такие документы должны существовать, видно из приводимых свидетельств в императорских указах, в докладах Цзо Цзун-тана и других правительственных чиновников. По-видимому, все эти мате-риалы хранятся в китайских правительственных архивах и пока недоступны исследователю. Но даже при отсутствии упомянутых документов, которые могли бы бросить яркий свет на темные, неосвещенные вопросы восстания, о внутренней политике дунганских повстанцев, их взаимоотношениях с окру-жающим населением, - источники, которыми я располагаю, дают, как мне кажется, право и известную возможность заняться исследованием мало освещенного в мировой научной литературе дунганского восстания и публи-ковать предварительные результаты и выводы этих занятий. Предваритель-ные -- потому, что только с привлечением новых источников, в настоящее время отсутствующих, можно будет дать окончательный ответ на поставлен-ные в данной работе вопросы."[Мадиван М.Р. (составитель)," Дунгане. Исто-рия и культура ", М., 2001 г. с. 55-56].
Профессор В.П. Васильев, на наш взгляд смотрел на восстание дунган-хуэйхуэй несколько шире чем марксист Л.И Думан, вероятно, проповедо-вавший коммунистическую идеологию В.П. Васильев писал: “Китай сделает-ся ли мусульманским государством? Вот вопрос, который мы предположили исследовать в настоящей речи.
Понятно, что подтверждение того, что мы поставили еще только в виде вопроса, представляет факт всемирной важности. С обращением Китая, страны, населенной по крайней мере третью всего человеческого рода, к му-сульманству изменятся все политические отношения государств древнего ми-ра. Мусульманский мир, раздвинувшийся от Гибралтара до Восточного оке-ана, снова может поднять свою голову, снова будет угрожать христианству; мирная деятельность китайской нации, деятельность, в которой нуждается весь остальной мир, в руках энергической и фанатической политики может обратиться в тяжелое ярмо для других наций.
Но не одна перемена политического мира зависит от осуществления это-го факта. Если мыслитель не может при этом не убедиться еще более в живу-чести идей, родившихся на Западе, в торжестве их пред бездушными умо-зрениями Востока, то тот же мыслитель не может не задуматься над прегра-дами, которые человечество испытывает в своем стремлении к прогрессу, ос-нованному на науке и истинном просвещении.
Так, недавно еще можно было сказать, что самое огромное и сильное государство Востока недалеко от полного сближения с идеями Европы. Ки-тайцы стали оценят и уважать европейскую науку, миссионеры нашли сво-бодный доступ в страну. И кто предполагал, что христианские вера пропо-ведники встретят здесь не язычников, всегда более доступных голосу истины, но наэлектризованных поклонников Магомета!...
Вопрос мусульманский в Китае вырос до вопроса, занявшего даже ев-ропейскую прессу, только в последние три или четыре года. После того как Китай, в продолжение 15-ти лет потрясаемый инсуррекцией тайпингов, гра-бежами няньфеев, вторжениями горцев и еще более губительными повсе-местными разбоями, мщением враждующих сторон, стал было успокаивать-ся — в северо-западных провинциях его начинается новое своеобразное движение, и мусульмане этих стран выступают на сцену. При первых успехах мусульмане провинции Шэньси чуть не берут главного провинциального го-рода Сиань-фу и проникают даже до р. Хуанхэ, но вытесненные оттуда дер-жатся до сих пор в другой западной провинции Ганьсу. Хотя китайская про-винция и равняется любому европейскому государству пространством и ко-личеством народонаселения, но лишение одной провинции, конечно, не представляло бы никакой серьезной опасности для нынешней династии, если бы к западу от этой провинции не лежали пространные земли Туркестана и Цзюнгарии, перешедшие также в руки китайских мусульман.
Мусульмане, оставленные на просторе в Туркестане и Цзюнгарии, обра-зовавшие там огромное царство. конечно, будут постоянно угрожать соб-ственному Китаю, в котором будут рассеяны их единоверцы. (Ш.А.С) [Ва-сильев, “О движении магометанства в Китае” СПб, с. 3,4,5]
Как видим проф. В.А. Васильев писал конечно, будут постоянно угро-жать собственному Китаю, в котором будут рассеяны их единоверцы не только о фанатизме мусульман, сколько он беспокоится о том, что на про-сторах Туркестана и Джунгарии образуются огромное государство мусуль-ман и, конечно же оно будет постоянно угрожать Китаю и может быть Рос-сии. Проф. В.А. Васильев, по нашему мнению, мыслил несравнимо шире чем марксист Л.И. Думан.
Марксистам, свойственно видеть все через кровавые очки классовой борьбы. Проф. В.А. Васильев ставил вопрос гораздо шире, чем марксисты. Конечно, вождей восстании дунган-хуэйцзуй эксплуатировали (использовали) фанатизм мусульман, но главной целью, вероятно, было восстановление гос-ударство Тянгут, которое семь веков назад соперничало с Китаем и с Монго-лией.
Послушаем Ю.А. Сосновского, руководившего русской учено- торговой экс-педицией в Китай в 1874-75 гг. Ю.А. Сосновский писал: «Мы останавливаем-ся на некоторых подробностях, перебирая мусульманское население север-ных частей внутреннего Китая, чтобы сделать понятнее характер и значение самого восстания. Напрасно мы искали бы действительные поводы к движе-нию: ни руководящей мысли, ни единства цели оно не имеет. Это не клик га-завата во имя знамени пророка, не зов убогой райи за кусок хлеба и свободу совести, а просто бойня без смысла и причины. То было время всеобщего брожения и бунтов. На юге и в восточных районах - наньфей (няньфэй; няньцзюни, или «факельщики». Ред.) хунхуцзы А; букв. «рыжебородый», название организованных банд, действовавших в Маньчжурии во второй половине XIX - первой половине XХ в. - Ред.) и тайпинги (тайпины. - Ред.), раскинувшие свою разрушительную деятельность до верховьев Ханьцзяна; в Юннаньской провинции – пентаи (Пантайское восстание. - Ред.); в Сычуани - линдашунь (Лань Дашунь или Лань Чаочжу - имя одного из предводителей повстанцев. - Ред.); в Восточном Туркестане -- давно вспаханное поле проис-ками «ходжей». Обаяние примера и бестактность правительства возбудили восстание; неумелость власти, эгоизм и мелкие интересы прирожденной му-сульманству интриги повели его, а время - вечный союзник Китая - берет свое. Если бы мусульманским движением управляла способная рука; если бы оно было согрето предвзятой целью и единством действий, то, Бог весть чем бы закончилась эта междоусобная страница в летописях Китая» [Ю. А. Сос-новский, Русская учено-торговая экспедиция в Китай в 1874-1875 года. //Мадиван (Составитель), “Дунгане. История и культуры” М. 2001 с.28]
Действительно, Ю. А. Сосновский оценивал дунганское- хуэйхуэйское восстание, как “бойню без смысла и причины”, т.е., также как знаменитый путешественник Н. М. Пржевальский. Видимо, у Ю.А. Сосновского была со-вершенно другая миссия, он подробно описывал вооружение маньчжурской армии, её арсеналы, что характерно разведчику. Вероятно, он выполнил разведывательную миссию, под прикрытием миссии ученой экспедиции.
Несколько по-другому описывал восстание дунган-хуэйхуэй известный ученый Г.Е Грум-Гржимайло; “Деятельность Баян-хура получает некоторую достоверность только с момента его вступления в Хамийские земли. Башир-хан, ван (т.е. князь) хамийский, вел себялюбивую политику и, не надеясь на успех восстания, один из всех мусульманских правителей держался китайцев. Баян-хур жестоко ему отомстил за измену мусульманскому делу… Разрушив Аньси, разгромив попутные лагери китайских конных лянз, он быстро направился отсюда в Хамийскую область, без сопротивления прошел ее всю и обратил эту некогда богатейшую страну в груду развалин. Однако тогда со своим незначительным отрядом он не решился взять приступом города и с затаенной мыслью уничтожить впоследствии ванство Хамийское ушел в Урумчи, столицу образовавшегося тогда Дунганского ханства” (Ш.А.С) [там же, с. 46-47].
Несколько иное мнение о восстании дунган-хуэйхуэй (1861-1878г.) видим у современников этого восстания, российских ученых- В.П. Васильева, Г.Е Грум-Гржимайло, чем у русских военных. Видимо, у российских военных людей (Н.М. Пржевальский, Ю.А. Сосновский и др.) задача были иная, они констатировали факты, а не обобщали. Вероятно, В.П. Васильеву, Г.Е. Грум-Гржимайло удалось сделать обобщение и они писали о государстве (ханстве, царстве), что отсутствует у военных.
       Мы поддерживаем российских ученых В.П Васильева, Г.Е. Грум-Гржемайло и др. современников восстания дунган-хуэйхуэй 1861-1878гг., ко-торые писали в своих статьях и т.д., что целью восстания было образование своего дунганского государства. Или говоря по современному, восстание дунган-хуэйхуэй было национально-освободительным движением (войной), носившим этнический характер, в первую очередь. Как классовой борьбы, это восстание было последнюю очередь.
        Квалификация восстания дунган-хуэйхуэй 1861-1878 гг. как националь-но-освободительного движения напрашивается при рассмотрении биографий вождей восстания, при изучении социально- экономических предпосылок, взаимоотношений между дунган-хуэйхуэй и китайцами во второй половине XIX в. и т.д.
        Приведем отрывки из книги Л.И. Думана “Дунганское восстание в Китае в 1862-1877 гг.”, вошедшей в сборник Мадивана М.Р(составитель) «Дунган. История и культура», М.,2021 год, где этническое национально-освободительное движение дунган-хуэйхуэй подвергается изощренному марксистскому (коммунистическому) толкованию и выдается как классовая борьба бедных крестьян с угнетателями-феодалами и т.д.
        Л.И. Думан писал; “При знакомстве с Китаем прежде всего бросается в глаза резкое социальное неравенство: на одном полюсе стоят феодалы-землевладельцы, в руках которых у каждого находится значительная часть земельной площади, на другом полюсе огромная масса безземельных кре-стьян.
Приход к власти Цинской (маньчжурской) династии в середине XVII в. дал новый толчок к усиленному «собиранию земель» (концентрации и цен-трализации) в руках помещиков-феодалов за счет обезземеливания крестьян-ства. Крупные феодально-помещичьи владения, захватывавшие крестьянские земли, разделялись на несколько групп: 1) удельные владения - сюда входили бывшие коронные земли (юйди). Эти земли считались собственностью богдо-хана (императора) и его родственников, им принадлежало в XIX в. 3 577 275му. Представители царского дома были самыми крупными помещиками в Китае; 2) княжеские земли- составлялись из пожалований маньчжурскому дворянству; размеры пожалованной земельной площади определялись по-ложением, занимаемым при императорском дворе. Все князья делились на ряд групп по степени важности. К первой группе князей надо отнести ванов (;), которые подразделялись на две категории: 1) старшие, первостепенные - цинь-ваны (;;), 2) младшие- цзюнь-ваны (;;), князья 2-го ранга. Затем шли бэй-лэ, бэй-цзы (;;), гуны (;) и пр. Земли, пожалованные князьям, считались наследственными и не отчуждаемыми. Князья-землевладельцы освобождались от уплаты в казну налогов и оброка.
Третьей группой помещичье-феодального землевладения были знамен-ные владения, состоявшие из земель, пожалованных маньчжурской военно-феодальной знати, т.е. маньчжурам, находившимся на военной службе. По-жалование земель военным проводилось как в индивидуальном порядке -- командному составу знаменного (маньчжурского) войска, так и целым воен-ным коллективам, причем надо отметить, что рядовой состав получал значи-тельно меньше земли (солдаты - 18му, офицеры -- от 180 му) и по своей клас-совой сущности ближе примыкал к крестьянству, чем к помещикам. Со зна-менных земель так же, как и с княжеских, правительство не брало никаких налогов.
К следующей категории помещичьего землевладения надо отнести земли храмов, жертвенные (янь шэн гун), училищ, кладбищенские (например, земли, прирезанные к кладбищу Конфуция).
Обработка перечисленных земель проводилась крепостными крестья-нами, которые приписывались к земле, даруемой помещикам.
Кроме перечисленных, была еще одна группа помещичьего землевладения - это земли помещиков, не связанных с императорским двором или с военной службой, поэтому в литературе принято называть эту категорию земель -- частновладельческими.
Крестьянские земли захватывались как служилыми помещиками (дво-рянами), так и помещиками-не дворянами, которые, пользуясь нищетой кре-стьян, их бедствиями, скупали по низким ценам крестьянскую земельную собственность. Крестьянство нищало, попадало в кабалу, продавало или просто забрасывало землю, уходя в город на поиски работы. Это отража-лось на сельском хозяйстве Китая и вынуждало правительство обращаться к помещикам с требованием вернуть захваченные у крестьян земли. Так в кон-це XVIII века (26/VII 1786 г.) император Цяньлун издает указ, в котором от-мечает обнищание крестьян провинции Хэнань и захват их земель помещи-ками других провинций: «Вице-король Хэнани жалуется мне, что большое число жителей Шаньси, считая себя более богатыми, чем население управля-емой им провинции, воспользовалось нищетой последнего, вызванной недо-родом, для скупки у него за ничтожную цену земель, которые ему до сих пор принадлежали; благодаря этому большая часть земельных владений в части провинции Хэнань оказалась в руках людей из провинции Шаньси»
Чувствуя себя бессильным что-либо предпринять против пауперизации крестьянства, император обращается (в этом указе) с просьбой к помещикам, купцам, скупающим землю: «…пусть они обратятся на путь добродетели и вернут старым владельцам их земли и дома, захваченные ими, когда люди, стесненные нуждой, не могли найти другой возможности пропитания…»
Крестьянское землепользование, по преимуществу мелкое (парцельное), не обеспечивало крестьянину даже полуголодного существования и вынуждало его идти в кабалу к помещику, арендовать у последнего землю.
Даже буржуазные исследователи Китая вынуждены признать, под дав-лением фактов, резкое социальное неравенство.” [Мадиван, «Дунгане», М., 2001, с. 63-64, Думан “Дунганские восстание в Китае в 1862-1877гг.” с. 3-6]
Л.И. Думан описывает ситуацию в целом по Китаю и продолжает рисо-вать ужасную картину, как эксплуатировалось крестьянство наряду с поме-щиками и государством ещё ростовщиками; “Крестьянство, эксплуатиро-вавшееся помещиками и государством, отдавая последнюю горсть зерна за «аренду» или в счет налога, чтобы продержаться до урожая, обращалось за «помощью» к ростовщику. Крестьяне весной и летом обычно закладывали свою зимнюю одежду до урожая, получая наличные деньги для поддержа-ния семьи. После снятия урожая и продажи его одежда выкупалась, но при плохом урожае приходилось закладывать и летнюю одежду. Нередко бывало, что крестьянину приходилось продавать детей в рабство в уплату долга и процентов, достигавших 1/3 ссуды. О высоких ростовщических процентах свидетельствуют путешественники. Так, например, Добель сообщает: «В Ки-тае нет закона против ростовщиков и лихоимства, и потому проценты там весьма велики»; «Они (ростовщики Л.Д.) дают только две трети той суммы, в какую они сами оценят товары…и требуют огромных процентов, особенно же если заметят, что заемщик нуждается в деньгах». Ростовщичество в Китае сильнее всего ударяло по крестьянству, разоряя его и подрывая сельское хо-зяйство. Ростовщиками были не только торговцы, обладатели свободного денежного капитала, но и чиновники -- представители государственной вла-сти. Ростовщичество, сращиваясь с аппаратом государственного управления, разлагало его, усиливало продажность, взяточничество чиновников-мандаринов, что опять-таки в большой мере ударяло по крестьянству и го-родской мелкой буржуазии.
Китайская феодально-чиновничья система была социальным бедствием для большинства населения, в особенности же для крестьянства. Крестьянин находился целиком во власти произвола местных чиновников -- уездных начальников, сельских старшин и др. Эту картину произвола яркими крас-ками рисует Палладий (Кафаров), долгое время проживавший в Китае: «На ответственности уездных начальников лежит сбор поземельных податей; он принимает от крестьян количество медной монеты, достаточной по его усмотрению для приобретения соответствующего количества серебра в казну, так что по мере дороговизны серебра увеличиваются и требования монеты; потом следуют добавления в пользу казны, в пользу его самого, в пользу его клевретов и служителей; в случае недоимок по всем этим статьям крестьяни-на самовольно подвергают суду и пыткам».
Немудрено, что при таких условиях, когда давил помещик, ростовщик, чиновник и весь государственный аппарат в целом, крестьянин бедствовал, нищенствовал.” [Думан,“Дунганские восстание в Китае в 1862-1877гг.” Ма-диван, “Дунгане. История и культуры” М. 2011 с.]
Далее, Л.И Думан, ради объективности делает экскурс в историю про-исхождения дунган-хуэйцзуй, он писал: “До сих пор историческая наука не ответила и не в состоянии ответить на вопрос - кто такие дунгане. В китай-ских источниках упоминания о дунганах появляются в XVIII в. Название «дунгане» почти неизвестно во внутреннем Китае. Появилось это название в Европе, примерно в XIX в., через путешественников, впервые узнавших в Центральной Азии о существовании дунган. Первым путешественником, упоминающим о дунганах, был Путинцев (1811 г.). В Средней Азии дунгане были известны, по-видимому, раньше, так как в конце XVIII в. они были пе-реселены из Ганьсу значительными массами в Джунгарию - в Илийский и Урумчинский округа, после разгрома Китаем джунгаро-ойратского ханства и завоевания Кашгарии. Народы Средней Азии называли дунган - «тургани», а европейцы приняли это имя как «дунгане». У Путинцева дунгане именуют-ся «тупганами». Европейские авторы по-разному объясняют национальное название дунган. Одни выводят это название из тюркского слова тургани и, переводя последнее как «оставшийся», считают, что дунгане -- потомки войск Тамерлана, оставшихся в Китае. Другие полагают, что дунгане -- китайцы, обращенные в мусульманство в начале XV в. одним арабом. Третьи указы-вают, что дунгане -коренные жители Восточного Туркестана, переселенные оттуда китайским правительством в пров. Ганьсу в IX-Х вв., и что их наиме-нование происходит от названия этой провинции.
Сами дунгане объясняют свое происхождение тоже по-разному. Одни утверждают, что дунгане происходят от солдат Александра Великого (Маке-донского, IV в. до н.э.), оставленных им в Китае и женившихся на китаянках. Мусульманский источник на китайском языке -- «Хуэй хуэй юань лай» ука-зывает, что дунгане происходят от арабских послов, посланных Магометом в Китай в 580 г. н.э., где они остались; от них-то якобы и произошли дунгане. По этим сказаниям выходит, что мусульмане прибывали в Китай для пропа-ганды ислама задолго до появления Магомета и мусульманства. Надо при-знать, что различные взгляды, теории о происхождении дунган и их назва-ния не научны и не обоснованы.
В Китае дунган называют общим для всех мусульманских народов именем - хуэйхуэй. Иногда, в отличие от населения Восточного Туркестана и Средней Азии, дунган именуют в китайской литературе ханьхуэй, т.е. «ки-тайскими мусульманами».
Сами себя дунгане называют лао хуэй, лаохуэйхуэй. Это название встречается также на страницах китайской истории. Так, например, в конце Минской эпохи (1368-1644), во время восстания Ли Цзы-чэна (1636-1644) на стороне повстанцев участвовали мусульмане, которые в «минской истории» («Мин ши») именуются лаохуэйхуэй ;;;.
Современные дунгане, в Советском Союзе, называют себя "dvunjanrhen". В одном документе XIX в., написанном дунганами китайской письменностью и находящемся в настоящее время в казахстанском архиве, дунгане называют себя тунганями ;;; (тунгани).
Дунгане, или, как их принято в литературе называть, китайские му-сульмане, населяют главным образом северо-западные провинции внутрен-него Китая. Провинции Ганьсу, Шэньси и Шаньси - центры дунганского населения, причем большая часть дунган живет в пров. Ганьсу, которая мо-жет считаться очагом мусульманства в Китае. В округах Хэчжоу, Ланьчжоу, Нинся преобладает мусульманское население. В округе Хэчжь, до восстания было до 1300 мечетей, в Ланчжоуфу - до 1000 мечетей.
Весь торговый путь, на северо-запад от Великой Китайской стены, со-единяющий внутренний Китай с застенным - Синьцзяном и имеющий огром-ное значение для Средней Азии, заселен дунганами.
В большом количестве живут дунгане и в пров. Шэньси, где началось восстание. В особенности много дунганских селений на северном берегу р. Вэйхэ. В пров. Шаньси поселения дунган находятся в районе Дайтунфу, на границе с Внутренней Монголией. Мусульманское население проживает так-же во Внутренней Монголии, в пров. Жэхэ.
Наконец, мусульмане населяют и другие провинции Китая - Гуандун, Чжили, Юньнань, Сычуань, Шаньдун и т.д. Численность китайских мусуль-ман, рассеянных по всем провинциям Китая, определялась многими автора-ми различно. Одни полагали, что в Китае мусульман 10-20 миллионов, дру-гие - 4-5 миллионов. У английского автора Брумхолла (Broomhall) приводит-ся таблица расселения мусульман по всем провинциям Китая, согласно этой таблице, в Китае до четырех миллионов мусульман.
Дунгане там, где они преобладают или составляют крупные массивы, жили отдельными поселениями -- общинами, изолированно от китайского населения. Религиозные и бытовые особенности дунган, их боязнь преследо-ваний со стороны маньчжуро-китайских властей, часто поощрявших травлю дунган китайским населением, способствовали обособлению мусульманской общины от внешнего мира, ее внутреннему укреплению, созданию дисци-плины, основанной на слепом, подчас фанатическом подчинении рядовых членов общины главе ее, чаще всего духовному лицу, представителю той или иной религиозной секты, группы. Эта замкнутость дунганских общин искус-ственно поддерживалась главами их, которые пользовались исламом в каче-стве орудия борьбы с маньчжуро-китайскими феодалами и умело направля-ли широкие трудящиеся массы дунган против властей и против китайского населения, обостряя национально-религиозные противоречия.
Все европейские авторы, когда-либо писавшие о дунганах, рисуют му-сульманскую общину монолитной, спаянной, не раздираемой классовыми противоречиями, хотя на самом деле это не так. Внешне кажущееся единение, примирение различных интересов объясняется тем, что в дунганских общи-нах сильно было влияние духовенства, умевшего сдерживать борьбу дунган-ского крестьянина против дунганского же помещика. Дунганские общины были тесно связаны с церковной организацией мусульман в Китае, с религи-озными исламистскими сектами.
В русской литературе была сделана попытка представить дунганскую общину, в особенности в период восстания, какой-то средневековой сектой, созданной на началах первобытного коммунизма, где якобы существовали общность имущества, равенство всех членов и отсутствовали эксплуататоры. При разборе хода восстания я об этом еще скажу, здесь же должен сообщить, что дунганская община не имела ничего общего с картиной мирной безмя-тежной жизни, которую рисовали буржуазные авторы. Представители дун-ганского духовенства являлись крупными помещиками, торговцами, дер-жавшими в своих руках население целых округов. Таким ярким представи-телем духовенства был, например, Ма Хуа-лун в пров. Ганьсу, крупный фео-дал, купец.
Среди дунганского населения северо-западных провинций Китая значитель-ное место занимало торговое сословие. Дунганские купцы занимали господ-ствующее положение в торговле скотом в Монголии. Об этом сообщают Палладий (Кафаров), В.П. Васильев, Broomhall и др.
Вот что говорит Палладий (Кафаров) о торговле мусульман: «…в их руках находится вся торговля с Монголией рогатым скотом и лошадьми и мелочная распродажа их; в Шаньси они разводят опиум для внутреннего по-требления, другие занимаются промышленностью средней руки. Они также владели монополией торговли ревенем в Кяхте».
Дунганские купцы снабжали всю Западную Монголию бумажными и шелковыми тканями, выделанными кожами, железными изделиями, рисом и фруктами. «…Известно, что дунгане уже давно ведут значительную торгов-лю в Хухухотоне, Калгане, Долон-норе, в Пекине и др. городах Китая и имеют там значительное влияние».
Broomhall отмечает, что многие из дунган были скупщиками лоша-дей, торговцами кожи, содержателями постоялых дворов, владетелями ссуд-ных касс, меняльных лавок", т.е. ростовщиками. Мы привели эти данные о дунганском торговом капитале, чтобы показать, насколько сильно было вли-яние дунганского торгово-ростовщического капитала в Северо-Западном Китае, Монголии и Синьцзяне. В руках торговцев-ростовщиков и дунган-ских помещиков сосредоточивались все богатство и власть над дунганским крестьянством.
Положение же дунганского крестьянина в провинциях Шэньси и Ганьсу мало чем отличалось от положения китайского крестьянства в других провинциях. Как и во всем Китае, крестьянство не имело здесь достаточно земли для без-бедного существования. Географическое положение пров. Ганьсу не благо-приятствовало развитию земледелия вследствие гористости местности, за ис-ключением нескольких областей - Нинся, Ланьчжоу, Ганьчжоу и Сучжоу, где с успехом культивировались пшеница, просо, гаолян, кукуруза, рис и мак.
Земельный налог в Ганьсу был чрезвычайно высок, так как правительство включало в нормальный налог расходы по содержанию оросительных кана-лов. В области Нинся, например, налог составлял 1 дань 2 шэна риса с 1 му и 1 дань 4 шэна пшеницы, кроме проса и травы; в то время как годовой сбор равнялся 7-8 даням риса с 1 му". Таким образом, один только государствен-ный налог достигал 15-20% валового сбора. Кроме того, арендная плата со-ставляла 50% урожая. Немудрено, что голод и засухи были постоянными явлениями в северо-западных провинциях.
Насколько безрадостно было положение крестьянства в этих провин-циях, можно судить хотя бы по тому, что пишет Цзо Цзун-тан -- усмиритель дунганского восстания, верный слуга Цинской монархии, который не был заинтересован в том, чтобы искажать действительное положение и рисовать в мрачном свете условия существования трудящихся масс Китая. Вот что пи-шет он в одном из своих докладов на имя императора, в 1868 г.:
«В Шэньси и Ганьсу войск очень много, находятся они давно. После беспо-рядков (речь идет о восстании няньфеев [и] дунган. - Л.Д.) запустение и ис-тощение чрезвычайно велики. Купить провиант нелегко. Каждая армия (во-инская часть) устраивала лагеря в наиболее населенных пунктах.
Вначале войска как бы охраняли земледельцев, платили деньги за про-довольствие. Впоследствии же стали собирать налоги с населения, ничего не платили (за провиант), грабили дочиста. Население, не осмеливаясь проти-виться, разбегалось, превращалось в бандитов (???) или же, поддерживаемое восставшими мусульманами (дунганами), кое-как влачило существование, охотно становясь последователями религии (мусульманской), создавая пар-тии для беззаконных действий, помогая мятежникам… Голодающее населе-ние превращалось в бандитов (???). Таких жителей много.
Если решительно и быстро не предпринять мер, не послав необходимого продовольствия, то под тем или иным предлогом военные приказы не будут выполняться; из оставшегося населения никого не останется. Еще не забро-шенные земли окончательно превратятся в пустыри, и невозможно будет больше спрашивать о делах в Западном крае (т.е. край будет потерян. - Л.Д.)»
Из этого отрывка видно, что положение крестьянства в Шэньси Ганьсу было безвыходное.
Помимо феодальной эксплуатации, проводившейся помещиками и гос-ударственным аппаратом, крестьянство несло еще дополнительную «нагруз-ку» в виде содержания войск. Голод подстегивал крестьян, заставляя их ак-тивно выступать против властей. Национальные противоречия в мусульман-ских районах, различные ограничения в отношении религии, ислама ускоря-ли взрыв социального протеста широких дунганских масс.” [Думан, с.69-73].
Последовательно попытаемся разобраться с тем, что написал Л.И Ду-ман, человек безусловно придерживающийся коммунистических взглядов на события происходившие в Цинской (маньчжурской) империи во второй по-ловине XIX в., в частности в дунганско-хуэйхуэйской среде.
Л.И Думан констатирует резкое социальное неравенство между феодалами- землевладельцами и крестьянами, и акцентирует свое внимание на диффе-ренциации доходов между ними. Ни слово не сказал, Л.И Думан, что это происходило повсеместно, особенно, если учитывать, что автор описывает события второй половины XIX в. Л.И Думану как марксисту совсем, видимо, не интересно как повысить производительность труда, применение лучших технологии и т.д.
Вероятной целью Л.И Думан было показать классовые противоречия и на этой почве как разворачивалась классовая борьба среди дунган-хуэйхуэй во второй половине XIX в.
Даже освещая историю происхождения дунган-хуэйхуэй, Л.И. Думан не удосужился обратиться к первоисточникам – древним и средневековым китайским летописям и династийным хроникам, в переводе Н.Я. Бичурина, изданном 1833 г. и которые не переиздавалась. Китайские летописи и хрони-ки ясно пишут, что дунгане- хуэйхуэй произошли от цянов. От западных цянов произошли много племен, в том числе; туфа, дансяны (тангуты), а от дансян (" тангут"- Монг. слово)- дунганы (уйгурское произношение слова " дансян", по нашему мнению)- хуэйхуэй (китайское название мусульманин, в частности дунган).
Л.И. Думан, видимо, не стал тщательно изучать первоисточники китайские летописи и хроники, а ограничился легендами и мифами бытующими среди дунган- хуэйхуэй, которые содержат только частицу истины, а то вовсе чи-стый вымысел.
Пользуясь случаем выскажу гипотезу о названии " хуэйхуэй". По-нашему мнению, " хуэйхуэй" произошло от преобразования слова " хой хой", означающего уйгуров-югуров, с IV в. н.э, т.е когда уйгурские племена пере-местились на север на территорию современной Монголии. "хойхузские"- "уйгурские" племена заняли на севере узкую полосу земли от Аргуна до Тарбагатая. Слово " хойху" по-монгольски означает "север, северный и т.д.". Известно, что уйгуры первые из насельников Западного края стали перени-мать мусульманскую веру, и первоначально китайцы, полагаю, стали назы-вать прозелитов - уйгур монгольским словом "хойху", которое прикрепили к ним. Постепенно, слово "хойху" трансформировалось в "хуэйхуэй" и стал означать" мусульманина- дансяна - дунгана- тангута", принявшего ислам в конце XIII в начале XIV вв., по прихоти Анинди монгольского царевича (ха-на), внуки знаменитого Хубилая.
Вернёмся к Л.И Думану, который писал, что дунгане занимали в севе-ро-западных провинциях Китая значительное место  и торговое сословие и цитируем П.И Кафарова ( Палладия), что "…в их руках находится вся тор-говля с Монголией...) и дунганские купцы занимали господствующее поло-жение в торговле скотом в Монголии," снабжали всю западную Монголию бумажными и шёлковыми тканями, выделанными кожами, железными изде-лиями, рисом и фруктами". Далее, цитируя П. Ровинского (По поводу по-следних событий в Западном Китае II Туркестанский ежегодник. 1873. Вып.II, с. 190) писал: " ... Известно, что дунгане уже давно ведут значительную тор-говлю в Хухухотоне, Калгане, Долон-норе, в Пекине и др. городах Китая и имеют там значительное влияние ".
Из написанного Л.И Думаном, можно сделать вывод опровергающий его умозаключении, что дунгане -хуэйхуэй занимали в Китае, во второй по-ловине XIX в. место ничем не уступающее маньчжуром и китайцам. Полага-ем, вывод о классовых противоречиях и как основной причине восстания, Л.И Думан, вероятно, неверный, т.к. противоречит, написанному им самим.
Правда, Л.И Думан, в конце процитированной нами выдержки, написал: "национальные противоречия... ускоряли взрыв социального протеста ши-роких дунганских масс", что является, на наш взгляд, более правильным вы-водом.
По нашему мнению, восстание дунган -хуэйхуэй 1861-1878 гг., было не борьбой за национальное (этническое) освобождение и отдельное от мань-чжур т.е. воссоздание дунганского- хуэйхуэйского государства, подобного тангутскому и др. государствам средневековья.
Особенно, наглядно идея о возрождении дунганского-хуэйхуэйского государства видны на примере одного из вождей восстания 1861-1878 гг., Баянху и его деятельности. Для чего мы процитируем главу 9 книги Л.И Ду-мана " Дунганское восстание в Китае в 1861-1878 гг." Сам Л.И Думан при-знаёт, что жизнь Баянху была " связана с борьбой дунганского народа за свое освобождение". Л. И. Думан писал: " Жизнь Баянху, вся его деятель-ность неразрывно связаны с борьбой дунганского народа за свое освобож-дение. К сожалению, китайские источники ничего не сообщают о роли Биян-ху в первый период восстания, из чего можно заключить, что Биянху не иг-рал значительной роли тогда, являясь лишь одним из командиров отряда.  В связи с тем, что мы встречаемся с Биянху и во внутреннем Китае, и в Синьцзяне, необходимо, хотя бы кратко, осветить ход восстания дунган в Синьцзян. Почти одновременно вспыхнуло восстание во внутреннем Китае и в Синьцзяне, где приняли участие и дунгане и уйгуры. В Синьцзяне восста-ние началось в 1863 г. в Урумчи, причем, по словам пленных дунган «глав-ною причиною восстания было неудовольствие дунган на маньчжурское правительство, которое долгое время обременяло их значительными податя-ми и несправедливыми поборами»
Заняв город Урумчи и захватив в нем богатые товарные склады, по-встанцы двумя группами направились в Кульджу и в Кашгарию. Первая партия дошла до Куркараусу и здесь встретилась с маньчжурскими войска-ми, с которыми вступила в бой; вторая партия через проход в Тяньшаньском хребте проникла в г. Куча и подняла местных дунган и уйгуров против ки-тайского правительства, затем заняла г. Аксу, откуда идут дороги на север в Кульджу, на юг в Хотан, на запад в Кашгар и Яркенд.
Одновременно в конце 1862 г. вспыхнуло восстание в Кульдже, а позд-нее и в Чугучаке, где восстанием руководил чугучакский имам Ахун. В Кульдже восстание возглавлял Аджи Ахун.
Впоследствии восстанием дунган в Кашгарии воспользовались ходжи -- по-томки прежних правителей этой страны; один из них, Бузрюк-хан, скрывав-шийся до этого в Коканде, во главе кокандских кипчаков вторгся в Восточ-ный Туркестан и, поддержанный англичанами, захватил Кашгар и Яркенд. В дальнейшем один из полководцев Бузрук-хана -- Якуб-бек устранил от управления своего повелителя и стал во главе этих двух городов.
К концу 1868 г. весь Синьцзян распадался на несколько самостоятель-ных владений: в Урумчи - существовало дунганское султанство во главе с Лотайханом, в Илийском округе образовалось Дунганско-таранчинское хан-ство, в Восточном Туркестана (Кашгарии), в западной его части, в городах Кашгаре и Яркенде управлял Якуб-бек, в юго-восточной - в Хотане - мулла Хабиб-ул-лах, а на северо-востоке -- в Уш-Турфане, Аксу, Куча и других го-родах - Рашиддин, которому подчинялись правители отдельных городов -- Бурхан эддин, Мухаммед Эмин-ходжа, Джемалэддин и Исхак-ходжа.[ Думан. " Дунганское...". с. 128,129 и 130// " Дунган. История и культура, 2021, м.].
К 1868 г., в г. Урумчи, существовало дунганское султанатство , в Илий-ском округе Дунганско-таранчинское ханство т.е. государства. Эти государ-ства свидетельствуют, что дунгане-хуэйхуэй стремились воссоздать или вос-становить утраченную государственность. Руководителями этих маленьких государственных образований были суверенные правители. В Урумчи пра-вил Лотайхан.
 Далее, Л.И. Думан писал:"Выходец из мелкопоместной среды, сын городско-го старосты, Биянху родился в Сианьфу, столице провинции Шэньси, при-мерно в 1840 г. Когда вспыхнуло восстание, Биянху было 20-21 год, но он уже участвует в столкновениях с правительственными войсками. К 25 годам он командовал значительным партизанским отрядом в пров. Шэньси.
В китайских источниках имя его встречается особенно часто в 1868-1869 гг., когда он со своим отрядом доставляет немало хлопот усмирителя для восстания.
К этому времени относится отступление Биянху из пров. Шэньси после раз-грома повстанцев в пров. Ганьсу, где он ведет активную партизанскую борь-бу с правительством совместно с другими партизанскими отрядами, наибо-лее стойкими и преданными до конца восстания, во главе которых стояли, кроме Биянху, повстанцы Юй Дэ-янь, Цуй Сань и другие.
Своими операциями Биянху и связанные с ним отряды сначала охватывают большой район на границе провинций Шэньси и Ганьсу, но затем, теснимый численно превосходящими его силы китайскими войсками, он отходит в глубь провинции Ганьсу, где связывается с местными повстанцами и оказы-вает им помощь, переходя из одного округа в другой, не зная ни отдыха, ни покоя, ведя непрерывные бои в течение нескольких лет. Терпя поражения, Биянху с боем отступает, по временам нанося ощутимые удары правитель-ственным войскам, чем вызывает к себе ничем не сдерживаемую ненависть всех сил реакции.
В округе Хэчжоу в 1871 г., соединившись с местным руководителем восста-ния дунган Ма Чжань-ао, Биянху громит усмирителей и, вынужденный от-ступать, идет на помощь осажденным дунганам в Сининфу. Но еще до этого Биянху помогает защищать крепость Цзиньцзипу в области Нинся.
После падения Цзиньцзипу, как уже указывалось, намечается отход ря-да руководителей восстания, выходцев из феодально-помещичьей среды, подготавливалось предательство со стороны Ма Чжань-ао в Хэчжоу и Ма До-саня в Сининфу. И это было тогда, когда Биянху громил правительствен-ные войска в Хэчжоу, т.е. в 1871 г.
Несмотря на эти измены, Биянху оставался верным революционному долгу. Из Хэчжоу он идет на помощь дунганам Сининфу. Думан. ["Дунган-ское...". с.  130-131// " Дунгане. История и культура”, 2021, м.].
В дальнейшем, Баянху, пишет Л.И. Думан, семитысячным отрядом, после ряда сражений, отступил в Синьцзян: " По пути в Урумчи, куда направился Бянху он разбил в Хами восьмитысячный отряд местных войск 0. В указе от 14/VII 1873 г. сообщается, что отряд Биянху оперирует за заставой - в Аньси, Дуньхуане и Юймыньсяне 29/VIII 1873 г. сообщается, что большой отряд шэньсийских повстанцев, численностью в 10 000 чел., разбил правитель-ственные войска.          В Урумчи Биянху со своим отрядом прожил около трех лет, до мая июня 1876 г.
Ко времени отступления Биянху в Синьцзян здесь произошли крупные пере-мены. Уже не существовало самостоятельное дунганское султанство в Урум-чи, оно было разгромлено Якуб-беком (в 1871-1872 гг.), захватившим также всю Кашгарию и создавшим независимое мусульманское государство.
Распалось и Дунганско-таранчинское ханство в Илийском крае, раз-громленное царскими войсками под командованием генерала Колпаковского. Кульджинский район был оккупирован под предлогом грабежей и баранты на границе и вторжения таранчей в русские владения. На самом деле царское правительство, воспользовавшись слабостью маньчжуров, внутренними раз-дорами среди дунгани таранчей, захватило Кульджинский район в интересах торгово-промышленного капитала, выдвигавшего требование захвата не только Кульджи, но и всего Синьцзяна вплоть до Хами. Этой экспансии рус-ского капитала помешала Англия, поддерживавшая и Якуб-бека, и мань-чжурское правительство.
Несмотря на разгром Якуб-беком дунганского султанства в Урумчи, Манасе и других прилегающих городах, сохранилась известная самостоятельность дунган. подчиненных Якуб-беку и плативших последнему зякет. Так, в этих городах Якуб-бек сохранил дунганское самоуправление, поддерживая связь через своих эмиссаров и иногда оказывая военную помощь дунганам при наступлении китайско-маньчжурских войск. В течение трех лет дунганские повстанцы в Синьцзяне (1872-1875 гг.) не были тревожимы цинскими вой-сками, если не считать местных маньчжурских войск, изгнанных повстанца-ми из крупных городов и укрывшихся в горах, откуда они делали частые налеты.
Центральное пекинское правительство еще не справилось с восстанием во внутренних провинциях и, имея в тылу у себя партизанские отряды, не могло двинуть большую армию против восставшей своей колонии - Синьцзяна. И только после кровавого усмирения, а в ряде мест почти пого-ловного истребления дунганского населения в Шэньси Ганьсу Цинская мо-нархия бросила войска в Синьцзян. 180 батальонов было направлено против повстанцев, 9 000 000 лан серебра затрачивалось ежегодно на снабжение ка-рательной экспедиции
Особым комиссаром по усмирению был назначен Цзо Цзун-тан, а его по-мощниками Цзинь Шунь и Лю Цзин-тан.
К июню 1876 г. Лю достиг Баркуля и овладел Гучэном. Здесь обе ар-мии -Лю Цзин-тана и Цзинь Шуня соединились и медленно продвигались вперед, встречая на пути сопротивление.
К этому времени Биянху со своим отрядом присоединился к Якуб-беку и защищал Урумчи. Высланные Якуб-беком Кашгарские войска в помощь Биянху не от этого города, не смея дошли до Урумчи, остановившись при-мерно в 200 ли продвинуться дальше в связи с наступлением маньчжуро-китайских войск. В августе 1876 г. правительственные войска заняли города Гучэн, Урумчи, Чанцзи и Хутуби. Из дунганских городов еще держался Ма-нас, осада которого продолжалась два года. С падением Манаса Биянху от-ступил в Токсун, под Турфаном. Осенью 1877 г. окончательно решилась участь Якуб-бека и кое-где еще державшихся дунганских повстанцев. После смерти Якуб-бека Биянху по приказанию Бек-кулы-бека -- сына кашгарского правителя -- защищает город Курлю. 7/Х1877 г. маньчжурские войска захва-тили Кашгар, 9/Х 1877 г. - г. Курлю. Биянху отступает в Бугюр (Карашар-ский округ). Лю Цзин-тан, преследуя Биянху, достиг 19/X г. Куча. 21/Х пра-вительственные отряды занимают г. Байчэн, 24/Х - Аксу, 26/Х - Уш-Турфан. Тремя колоннами двигались цинские войска на Кашгар. Разрозненные отря-ды дунган не могли остановить наступление усмирителей. Внутренняя борь-ба в Кашгарии за престол после смерти Якуб-бека способствует победе Ци-нов. В декабре 1877 г. пал Кашгар, Биянху, видя безполезность сопротивле-ния, с остатками своего отряда бежит в Россию. До самой границы беглецов преследовали войска Лю Цзин-тана. В ущелье Чакмак дунгане были настиг-нуты и многие из них вырезаны. 27/XII 1877 г. 3314 дунган во главе с Биянху прибыли в укрепление Нарын. [Думан, "Дунганское восстание в Китае в 1862-1877 гг.// Сборник"Дунгане. История и культура" М, 2021, с. 130-133].
27 декабря 1877 г., Баянху с остатками своей повстанческой армии прибыл в русское укрепление Нарын, ныне областной центр Кыргызстана.
Несмотря на неоднократные требования о выдаче Баянху маньчжурским (цинским) властям, Туркестанский генерал-губернатор Кауфман и Семире-ченский генерал Колпаковский проявили гуманность, твердость духа и по-рядочность, они ответили: " «Одно человеколюбие заставляет воздержаться от подобного шага (т.е. выдачи Биянху. - Л.Д.), могущего скомпрометировать наше правительство в глазах туземцев вверенного Вашему Высокопревосхо-дительству генерал-губернаторства и соседних азиатских владений (разрядка моя. -Л.Д.)… Толпы дунган, боровшихся за правое дело, искавших с оружи-ем в руках признания за ними со стороны сынов небесной империи челове-ческих прав, укрылись от жестокостей и насилия китайского правительства под наш кров, в наши пределы, благословляя человеколюбие Белого царя»." " Человек этот (Биянху.- Л.Д.) не уголовный какой-либо преступник или из-верг, подпирающий религиозные и человеческие законы, это преступник по-литический, которого мы в праве не выдавать." [Думан. "Дунганское восста-ние..." // Сборник" Дунгане. История и культура, М, 2021, с. 136-137]
      Наше мнение, генерал- губернатор Кауфман и генерал Колпаковский за проявленные человечность и порядочность, видимо достойны памятников, но ни в одном дунганском селе я не встречал даже мемориальной доски.
     Отметим, что руководители дунганско-хуэйхуэйского восстания 1861-1878 гг., в подавляющем большинстве были выходцами из богатых семей, т.е. имущего класса, такие как Ма-хун- лун, Баянху, и др., вероятно, хотели освобождения от господства   маньчжур т.е. Цинской империи и воссоздания собственного государства - дунган - хуэйхуэй, а не крестьянским, антифео-дальным. Если бы восстание дунган- хуэйхуэй было бы антифеодальным, то почему спрашивается лидеры восстания, в подавляющем большинстве, вы-ступали против самого себя и собственных интересов? Поэтому я не согласен с мнением (точкой зрения) Л.И. Думан, считающего восстание дунган 1862-77 гг. крестьянским и антифеодальным, в угоду господствовавшей тогда (в 30- все но.) коммунистической (марксистско-ленинской) идеологии.
Л.И. Думан, видимо, путает следствие и причину в угоду господствовавшей идеологии.
    Свидетельством, смещения следствия и причины являются слова Цзо Цзун- туна - маньчжурского генерала, душителя восстания 1861-1878 гг.
    Свидетельство Цзо Цзун-туна приводит Л.И. Думан: " ... В Шэньси и Ганьсу китайцы и мусульмане живут смешанно, враждуют и убивают друг друга. Вот уже шесть -семь лет как нет спокойствия (мира). Новые земли за-брошены, старые запасы опустели - почищено, пограблено неоднократно. Нет места, куда переселиться.
Со времени возмущения (восстания) больше половины китайцев и му-сульман погибло. Скот разграблен, продовольствия сохранилось мало, се-мян для посева нет, Взрослого населения для обработки земли и скота мало; нет средств, чтобы заниматься сельским хозяйством. Источники прибыли за-крыты". [Думан, "Дунганское..." // Сборник, " Дунгане. История и культура ", М., 2021с.143]
Под мусульманами Цзо Цзун-тан, видимо, имеет ввиду дунган- хуэйхуэй (Ш.А.С), которые живут смешанно с китайцами веками, вдруг ни с чего стали враждовать и убивать друг друга.
Вероятно, среди дунган-хуэйхуэй были проведена агитационная работа или распущен слух, или то и другое вместе, как это бывает перед всякой ре-волюцией, или национально-освободительным движением. Возможно, агита-торы или распускатели слухов говорили, что земля провинции Шэньси (осо-бенно близ. оз. Кукунор) это исторически тангутская, следовательно дансян-ская - дунганская- хуэйхуэйская, а китайцы люди пришлые, а маньчжуры и подавно, они завоеватели и пришедшие с север-востока.
Вот отделимся от них и создадим свое государство на своей земле и заживём хорошо и счастливо. Мы допускаем подобную агитацию и пропаганду, осо-бенно, от таких людей как Ма хуан-лун и компании,  Ма хуан-лун был одним из богатейших людей провинции Ганьсу, этнический дунганин, ставший од-ним из руководителями восстания дунган- хуэйхуэй 1861-1878 гг. Богатые, как правило, хотят политической власти, вероятно, им надоедает примыкатся и давать взятки власть имущим, думают, видимо, сами могут управлять.
Это, наше предположение, которое будет подтверждено или опровергнуто дальнейшими исследованиями причин дунганского- хуэйхуэйского восстания в Китае 1862-1877 гг. Л.И Думан, судя по содержанию его книги очень сето-вал, что не имеет доступа к правительственным документам и прокламациям восставших того периода.
Мы полагаем, что без правительственных документов и прокламаций (манифестов) восставших дунган-хуэйхуэй, у нас достаточно доказательств, что восстание дунган-хуэйхуэй, второй половины XIX века, было, в первую очередь попыткой национально- освободительной борьбой, а лишь затем крестьянской революцией. Восстание возглавляли представители имущего класса, а не крестьяне, а как расценивать создание дунганских государств?
Л.И Думан, полагает, в подавляющем большинстве случаев, восстание про-изошло из-за ухудшения положения крестьян. Он, вероятно, путает след-ствие и причину.
В 30-ые годы XX в., когда Л.И. Бумаг писал свою книгу   свирепствовала коммунистическая идеология, может быть он вынужден был искать причину восстания дунган хуэйхуэй в классовой борьбе, а не в межэтнических про-блемах дунганско- хуэйхуэйской среде и в Цинской империи во второй поло-вине XIX в.
Мы не будем подробно останавливаться о ходе восстания дунган- хуэйхуэй в Китае 1861-1878гг., он достаточно освещён в русскоязычной литературе, в работах русских путешественников XIX в., таких как А.К. Гейнс, Ю.А. Сос-новский, Н.М. Пржевальский и др., учёных Н. Аристов, Г.Е. Грум- Гржи-майло, В.П. Васильев и др. В XX в. посвятили восстанию дунган- хуэйхуэй учёные Л.И. Думан, Г.Г. Стратанович, Х. Юсуров, М.Я. Сушанло, М. Ванс-ванова, М.Р. Мадиван и др.
Переходу дунган - хуэйхуэй, после восстания 1861-1878 гг. в пределы Российской империи посвящена солидная литература, эта архивные матери-алы, юридические документы канцелярии Туркестанского генерал-губернатора П.К. Кауфмана, и его Семиреченского подчинённого генерала Колпаковского, и работы Х.Юсурова, М. Я. Сушанло, М. Вансвановой и мн. др. В частности М, Вансванова в статье "Биянху - мы этой памяти верны" пишет: "Бегство дунган происходило в очень тяжелых условиях. Обморо-женные повстанцы едва держались на ногах от холода и голода. Только своевременная помощь со стороны местных русских властей, киргизского и узбекского населения спасла их от смерти. Газета «Голос» писала об этом так: «…для оказания помощи переселенцам начальник Ошского уезда принял следующие меры: из Оша на перевал Терек даван отправлено было 579 вьючных лошадей для перевозки больных, кроме того, нанято было в горах у киргизов 30 лошадей и верблюдов. Перевезено на средства казны 1779 че-ловек. По указанию русской администрации по пути от Терекаван до города Оша были устроены станции первой помощи. На этих станциях имелись юр-ты, питание и средства передвижения».
Местное киргизское и узбекское население оказывало большую помощь дун-ганским беженцам продовольствием и средствами передвижения, и только поэтому многие из них остались живы. [Вансванова, " Дунгане: люди и судь-ба" Алматы, 2000, с.10-11].
В 1870 г. повстанческий отряд восставших дунган- хуэйхуэй не извест-но под чьим командованием, перешли монгольскую границу. Вероятно, рос-сийское правительство, хотела узнать о перешедших монгольскую границу, для этих целей был направлен полковник императорской армии П. Ровин-ский. Он написал, об исполнении задания в Санкт Петербурге статью под за-главием "Монгольский вопрос ", а Н. Мизанин опубликовал как "По поводу последних событий в западном Китае". П. Ровинский во вступлении писал: "Давно уже толкуют у нас о каком то движении в Монголии, но никто по-сю-пору  не знает истинного смысла этого движении. т.е. - откуда и вследствие каких причин оно началось, на каких элементах держится, какая цель и какие люди руководят им; а потому мы не можем сказать, какое значение оно имеет для нас, ближайших соседей Монголии и как , следовательно, соображаясь с тем мы должны к нему отнестись." [Ровинский, По поводу последних собы-тий в западном Китае // Материалы для статистики Туркестанского края", СПб, 1873, с. 182-192].
Во вступлении П. Ровинский признаётся, что он и другие не знают истинных целей восставших, вторгшихся в пределы Монголии. Но к концу статьи П.Ровинский все больше узнает о восставших:" Так говорилось, что это ка-кая-то партия бедняков, которые идут грабить богатых, чтобы эти богатства разделить с остальными бедными, что они грабят и убивают простых монгол только в случае сопротивления, а напротив действующих не против них, приводят в свой лагерь, поят, кормят и, в заключение, ещё наблюдают скотом и разными подарками." [Ровинский, По поводу последних событий в запад-ном Китае // Материалы для статистики Туркестанского края", СПб, 1873, с. 191].
П. Ровинский писал, что восставшие дунгане- хуэйхуэй приводят в своей ла-герь, тех кто не сопротивлялся, поят, кормят и дарят на прощание подарки. Абсолютно бескорыстные цели восставших дунган-хуэйхуэй очевидны, не грабеж, а "робингудовские движения" фиксирует императорский полковник П.Ровинский, видимо, выполнявший разведывательные функции. Вероятно, восставшие дунгане- хуэйхуэй проводили среди монголов агитационную ра-боту, чтобы они поддержали их восстание против Цинской империи.
Далее, П. Ровинский писал: "...Дунгане уже 10 лет не признают китайских властей, а с прошлого года стали действовать наступательно..." Нам известно только то, что дунгане вооружены несравненно лучше чем монголы и китай-цы, что действительно, у них есть хорошие штуцера, добытые ими конечно через Туркестан и Персию , что они действуют не без плана и имеют несо-мненно целью поднять Монголию." [Ровинский, По поводу последних собы-тий в западном Китае // Материалы для статистики Туркестанского края", СПб, 1873, с. 190-191].
П. Ровинский, к концу стал совсем объективным и писал правду, что несомненной целью, восставших дунган- хуэйхуэй было "поднять Монголию " и, видимо, на национально освободительную борьбу (революцию) против Цинского (маньчжурского) господство (империи).
Дунгане - хуэйхуэй, в 1877-1878гг, спасая свои жизни оказались в пределах российской империи, где их приняли и официальные русские власти посту-пили очень гуманно. В соответствии с международным правом они были приняты как политические беженцы, а не как уголовники. Были наделены землёй и прочим инвентарем.
В настоящее время, дунгане составляют в пределах трёх государств Кыргызстана, Казахстана и Узбекистана, примерно,150 тысяч человек. Про-живают в основном на территории бывшей Туркестанской губернии, ныне самостоятельных государств.
Дунгане-хуэйхуэй относительно благополучно пережили Сталинские репрес-сии, по сравнению, например с казахами или с калмыками, потерявшими от репрессий свыше 50% популяции.
В ночь на 7 февраля 2020 г. дунганское с. Каракунуз Кордайского района подверглись погрому со стороны казахской молодежи, вооруженной огне-стрельным и холодным оружием. Жертвами погрома стали 10(десять) чело-век, было сожжены дома, автомобили и ДР. имущества.
Основная причина погрома, вероятно, в национальной политике Китая, про-водимой в отношении национальных меньшинств. Политику многие квали-фицируют как геноцид и справедливо. Но отчасти, мы думаем, ответственно правительство Казахстана и учёные, которое находится на неправильной ис-торической основе. Например, совсем или почти совсем не обучаются моло-дежь Казахстана как дунгане - хуэйхуэй оказались на территории Средней Азии и Казахстана. А оказались они в результате ожесточенной националь-но-освободительной борьбе с Цинской империей, с которой Китайское пра-вительство и учёные полностью идентифицируют Китай. Бытует в Средней Азии и Казахстане мнение, что дунгане произошли от китайцев, а не от цянов, которых даже высокообразованные люди ближайшими родственни-ками у них являются тибетцы.
Полагаю, пора разъяснять широкой публике работая Н.Я Бичурина, С.И. Брука, Г.Г Стратинова, Х. Ю. Юсупова, М.Я Сушанло, Е.И. Кычинова и др., а не "Кормить" идейными выкладками, что казахи и кыргызы "арий-цы". У арийских народов есть свои достойные (Дж. Локк, Ш. Монеское, И.Кант, Ф. Текель и до) и недостойные (Ф. Энгельс, В.И. Ленин, Гитлер и др.) потомки.
Автор выражает благодарность руководителю кыргызско-китайского науч-но-исследовательского Центра «Один пояс, один путь» Кыргызского Нацио-нального университета им. Баласагына Рашида Умаровича Юсупова за предоставленный материал с мнением Казахстанских журналистов и полито-логов о причинах трагедии 7 февраля 2020 года в с. Каракунуз.



Заключение

 
Известный российский историк и этнограф С.И. Брук, ещё в начале 50-х годов XX в. писал, что дунгане народ сложного этнического происхожде-ния. Одна из сложностей происхождения дунган, по-нашему мнению, заклю-чается в том, что основные предки дунган-хуэйхуэй цяны, относительно рано (в ;-ом - ;-ем тысячелетии до н.э., примерно в эпоху энеолита) стали из-вестны соседним народам и племенам, таким как на востоке, в среднем тече-нии р. Хуанхэ китайским племенам (народу), а затем северным соседям хун-ну (хуньюй, ханьюнь, шань-жун). В зависимости от династийных правителей предки китайцев называли по-разному хунну. При династии Ся-хунькой, при династии Инь и Чжоу-ханьюнь, шань-жун.
Сами цяны жили в верхнем течении р. Хуанхэ, на современных терри-ториях провинций Китая Ганьсу, Цинхай, Шэньси, Нинся-Хуэйский автоном-ный район и т.д.
Цяны - древние насельники верхнего течения р Хуанхэ, это подтвер-ждается археологическими исследованиями Андерссона, китайскими учёны-ми и др. материалами описанными М.В. Крюковым, М. В. Софроновым, Н.Н. Чебоксаровым и др.
Китайские летописи и другие нарративные источники, такие как Ши-цзинь, Туньцзянь Ганьму и др. подтверждают мнение многочисленных ар-хеологических материалов, которые свидетельствуют, что первыми основ-ными предками дунган-хуэйхуэй являются цяны. Цяны, отчасти первый и главнейший элемент в формировании дунган-хуэйхуэй.
По описанию китайских нарративных источников, цянский был непо-нятен китайцам, в начале I тысячелетия н.э., потому что был другой, не по-хожий на китайский. Об этом свидетельствует китайская летопись Туньцзянь Ганьму и др.: " Они ходят с распущенными волосами и одежда их застёгива-ется на левую сторону, но живут смешанно с китайцами. Обычаи цянов отли-чаются от китайских, но самое главное, язык их непонятен."[Ш.А.С] [Бичу-рин, История Тибета и Хухумора, СПб, ч.I, 1833, с.21-22]. Отсюда можно сделать вывод, что современный язык дунган-хуэйхуэй, видимо, заимство-ванный у китайцев.
Не верить древнекитайским хроникам и средневековым авторам у нас оснований нет. Также оснований нет, полагаем, сомневаться в неточности пе-ревода, сделанного Н.Я. Бичуринам, со старо-китайского на русский язык. Н. Я. Бичурина много раз проверяли и перепроверяли и почти за 200 лет нашли лишь отдельные неточности.
Второй, по значимости элемент в этногенезе дунган- хуэйхуэй, по-нашему мнению, является китайский.
Во-первых, дунгане-хуэйхуэй, долго (в течение, минимум 5-ти тысяч лет) живут по соседству к китайцами. В начале I тысячелетия н.э. китайский источник сообщает: "...живут смешанно с китайцами.", полагаем, смешанно с ханьцами (китайцами)они жили до 1-го тысячелетия н.э. и после смешанное проживание, вероятно, означает смешанные браки.
Во-вторых, в Юаньскую (Монгольскую) эпоху (1232-1368гг.) дунгане-хуэйхуэй были отнесены наряду с уйгурами к привилегированной категории так называемым "Сэму"и массами привлекались на военную и государствен-ную службу. По данным современного китайского историка Линь Ганя, дун-ган-хуэйхуэй в монгольской армии к концу XIII в. доходило до 2-3 миллио-нов человек. Возможно, цифра преувеличенная, но дунган-хуэйхуэй было много [Линь Гань, Об этногенезе дунган//Советская этнография, 1954, № 1, с. 42-52].
В государстве Юань, по указу Хубилай хана государственным языком был китайский, также военным языком уставы и команды отдавались по-китайски, а не по-монгольски.
По-нашему мнению, государственные и военные службы, способствали переходу дунган-хуэйхуэй на государственный китайский язык.
Третьим, по значимости элементом в этногенезе дунган-хуэйхуэй, по-нашему мнению, является хунну-монгольский.
Хунну- монголы жили смешанно с цянами, т.е. они были соседями только с северной стороны. С восточной стороны соседями цянов были китайцы.
Китайские источники сообщают, что к концу III в. до н.э. - к началу II в. до н.э. хунну присоединили цянов к своему государству. До присоединения к хуннскому государству, они много веков жили по соседству с хуннами, раз-новидностью хунну-жунами.
К концу I в. н.э государство Хунну пало, а во II -ом в. н.э. возвысилась другое монголоязычное племя-Сяньби. Сяньбийцы размножились и разде-лились на несколько племен, жили эти племена первоначально на юге совре-менной Читинской области, но вскоре окрепли и заняли всю бывшую терри-торию государства Хунну от Байкала до Кукунора, от Онона до гор Тарба-гатая, включая некоторые цянские земли.
Одно из сяньбийских племен- тогоны, заняли земли нескольких цянь-ских племён и в 312 г. н.э. образовывали государство Тогон (Туйюхунь-по-китайски) около оз. Кукунора. Население Тогона, состояло, думаю, в боль-шинстве из западных цянов, но правящей династией были сяньбийцы, из племени тогон.
Государство Тогон просуществовало до 663 года, пока их не завоевало дру-гое западноцянское государство Туфань(Тибет). Цяны к тому времени раз-множались и составляли до 150 родов и племён. Цянское племя Туфа в 634 г организовало государство и 663 году завоевало государство Тогон, захвати-ло их земли и народ. Племя, а затем народ отличался крайней воинственно-стью. Из двухсот трёх лет (203) существования государства Туфа (Тибет) она воевала около ста сорока (140) лет с Китаем и даже приступом брала её сто-лицу г. Чанъань.
В 866 году Тафа из-за внутренних противоречий, между приверженцами традиционной религии Бон и буддийской религией, пала, т.е. прекратила су-ществование.
Цянские (западноцянские) племена, до 990 года жили без государство, племена объединились в краткосрочный союз, но быстро разъединялись (союзы распадались).
В 990 году цянское племя дансяны образовали государство Тангут. Вероят-но, цянское слово "дансян" уйгуры- соседи дунган - назвали "дунган",в соот-ветствии со своей фонетикой.
Мощное государство Тангут имело свою письменность и учебные заве-дения. Подавляющей религией тангутов, видимо, был буддизм. Но тем не менее Тангут довольно часто воевало с Цинским Китаем. Правящей династи-ей в Китае была чжурчжэньская династия Цин.
Монголы Чингисхана, с 1206 года пять-шесть раз пытались завоевать госу-дарства Тангут, но уничтожили (ликвидировали) его только 1227 году после западного похода, которые покорили со 100 тысячным войском. Чингисхану, пришлось собрать во всей Монголии 500 тысячное войско и только тогда удалось сломить сопротивление тангутов-дансян-дунган.
По-нашему мнению, можно было избежать разгрома государства, если пра-витель тангутов-дансян-дунган принял ультиматум Чингисхана и добро-вольно присоединился к Единому монгольскому государству, но предложе-ние было отклонено.
Вероятно, Чингисхан хотел создать Единое Монгольское государство (рах.mongolieo) с единой целью, чтобы не было преступности и нищих, что-бы не было грабежей между народами и государствами , и где регулятором был единый закон и он почти добился своего. По словам арабского путеше-ственника, девятилетняя девочка с кувшином заметно могли никого не боясь пройти от моря до моря.
Четвёртым, по значимости элементом в этногенезе дунган-хуэйхуэй, по-нашему мнению, являются персы, арабы и уйгуры.
Как писал выдающийся российский историк Е.И. Кычанов, в конце XIII в., империя Чингисхана, в результате неразумных сепаратистских действий его потомков, особенно Хайду, распалась. В одном из удельных ханств, пра-вил внук хана Хубилая, правителя Монголии и Китая Ананда. У царевича Ананда было 150-ти тысячное войско, где служили наряду с монголами и, возможно, тангутами, значительное число пленных арабов и персов. У Ананды была кормящая мать то ли арабка, то ли персиянка, которая выкор-мила грудью Ананду и он с детства впитал (с молоком матери) исламскую веру. Вступив в должность удельного (видимо, его удел составляло земли государства Тангут) хана, Ананда заставил принять ислам своих подчинён-ных и заставил жениться на китаянках. Е.И. Кычанов, исследовавший китай-ские и тангутские источники пришел к выводу, подтверждающему гипотезу М.Я. Сушанло, что предкими дунган-хуэйхуэй являются тангуты-дансяны, которых уйгуры называли дунгане.
По-нашему мнению, западные цяны-тангуты-дансяны, стали называть себя хуэйхуэй, после действий хана Ананда по исламизации своих подчинён-ных и после того как приверженцы ислама стали привлекаться к военной и государственной службе.
При Минский (китайской, (1368-1644) и Цинской (маньчжурской, 1644-1911) династиях, по-нашему мнению положение дунган-хуэйхуэй постепенно начало ухудшаться. Видимо, выравнивание положения с основной массой китайского населения дунгане-хуэйхуэй воспринимали как ухудшения.
Вероятно,в дунганском-хуэйхуэйском народе, во второй половине XIX в. , были ещё сильны в памяти воспоминания, как они жили при своих правите-лях,были у них свои государства и т.д. В памяти народа, как правило, такие воспоминания принимают форму легенд, сказок, былин и т.д. Такие легенды, возможно, были у дунган-хуэйхуэй, принявшие форму фольклора, особенно, если учитывать что у тангутов была своя письменность.
При таких условиях, 1861-62гг. вспыхнуло восстание дунган-хуэйхуэй против Цинской (маньчжурской) династии в Китае. Восстание продолжалось до 1878г. и было организовано имущими, т.е. как прямо говорить, высшими социальными слоями дунган-хуэйхуэй. По-нашему мнению, восстание дун-ган-хуэйхуэй носило характер национально-освободительного движения, а не крестьянского. Вожды восстания, такие как миллионер Ма Хуан-лун, сын уездного начальника Баян-ху и др., вероятно, думали и мечтали свергнуть Цинского императора, маньчжура по этнической принадлежности, с трона и воссоздать своё государство. Думаем, создание своего государства: дунган-ско-хуэйхуэйского была, вероятной, целью восставших 1861-1878 гг. Вос-ставшие лишь во вторую очередь думали об улучшении положения крестьян.
Восстания дунган-хуэйхуэй носила характер национально-освободительного движения, об этом свидетельствует такие факты как изда-ние двух государств в Синьцзяне и взятия монгольского города Улясатуя. Возможно, взятия монгольского города Улясатуй, можно толковать как же-лание "разбудить" монгольский народ от "сна" и поднять их на восстание против маньчжуров? Взятия г. Улясатуй не повлекло за собой никаких гра-бежей и насилия над населением, которые, обычно бывают при крестьянских восстаниях. Но увидев, что монголы отнеслись к восстанию прохладно вос-ставшие дунгане -хуэйхуэй добровольно покинули территории Монголии.
Героический переход, в зимнее время, восставших дунган- хуэйхуэй в 1877 году, под руководством Баянху, в пределы Российского государства, на территории современного Кыргызстана, говорит об их воле и целе-устремлённости. Впечатляет встреча дунган- хуэйхуэй на территории Рос-сийского государства русскими, кыргызами и др. как простыми людьми, так и служивыми, особенно позитивная позиция генерала Колпаковского и Тур-кестанского генерал-губернатора Кауфмана. Вызывает восхищение перепис-ка представителей российской администрации с генералами маньчжурской армии о выдаче вождя повстанцев дунганского восстания Баянху. Русские в частности генерал-губернатор Кауфман и генерал Колпаковский занимали честную и выверенную позицию, основанную на нормах международного права.
Дунгане-хуэйхуэй освоилась с большими трудностями на новой родине-России (Кыргызстане и Казахстане), пережили вместе с русскими, кыргызами, казахами и др. войны, революции и распад СССР.
Вместе распадом империи (СССР) обнажилась некоторые черты, в тюрко-монгольском мире, отрицательного восприятия китайцев и всего ки-тайского, обусловленного всей многовековой историей, начиная с Хунну и его мелкими остатками, такие, как современные монголы, казахи, уйгуры и т.д.
В первую очередь, отрицательные чувства возникают среди казахов и дру-гих народов тюрко-монгольского круга неправильные действия в сфере национальной политики самого правительства Китая. Откровенно нацио-нально политическая и экстремистская   попытка в отношении уйгуров, каза-хов, монголов, тибетцови др. национальные меньшинств вызывает омерзи-тельные чувства. Политика окитаевания, перехода на китайский язык, прово-димый правительством Китая, в отношении уйгуров, казахов, тибетцов, мон-голов и др. национальных меньшинств является откровенным геноцидом.
Народы, представляющие национальные меньшинства Китая подвер-гаются унизительным процедурам по лишению "памяти" т.е. истории, лите-ратуры, и т.д. Такая политика Китая становится известной в сопредельных странах и является весьма " горючим" материалом.
Говорящие на разновидности китайского языка со времён монгольско-го хана Ананды (XIII-XIVв.), но не являющиеся китайцами дунгане стали, 7-8 февраля 2020 года, безвинными жертвами погрома в с. Каракунуз Кордай-ского района Джамбульской областей Казахстана.
10 человек, этнических дунган-хуэйхуэй были умерщвлены погромщиками 7-8 февраля 2020 года, в с. Каракунуз.
В этой трагедии, разыгравшейся в с. Каракунуз, думаю, виновато Ки-тайское правительство проводящие бесчеловечную политику геноцида наци-ональных меньшинств, политику окитаевения и перехода их на китайский язык.
Также определенную долю ответственности в Каракунузской трагедии 7-8 февраля 2020 года несёт и правительство Казахстана, строящее историче-скую базу на совершенно ложных книгах и учебниках. Ведь совершенно не тяжело было издать книгу Н.Я. Бичурина, переводившего китайских летопи-си, где чёрным по белому написано, что предками тангутов - дунган - хуэй-хуэй являются цяны, а не китайцы. Китайский язык дунганами приобретен в XIII-XIV в., из- за близорукой Юаньской династии и лично хана Ананды.
Людям, особенно, казахам прежде чем "ненавидеть" китайский или другой язык следовало бы знать, как он стал языком того или иного народа. Ведь дунгане-хуэйхуэй оказались на территории Казахстана относительно недавно, по историческим меркам, с 1877 г. и появились на земле казахов и кыргызов не по своей воле, а в результате смертельной национально- осво-бодительной борьбы с Цинской (маньчжурской) империей, которую совре-менный Китай признаёт своей.
В приложении взятом из 8-го номера за 2021 г. общественно-политического и художественно-публицистического журнала "Дунгане" (Хуэйцзу), (главный редактор Р.У. Юсупов), видим фотоснимки погрома 7-8 февраля 2020г. в дунганском  Кордайском районе Джамбульской области Ка-захстана и мнение журналистов Г. Бажкеновой и др., экспертов- Е.Ю. Садов-ской, Н.И Мустафаева и др.
Автор этой книги знает казахов и дунган, как одних из самых толерантных, дружелюбных и гостеприимных народов на всем постсоветском простран-стве.
Что же явились причинами погрома учиненого частью казахской молодежи? По мнению автора, основной причиной погрома явился, вероятно, национа-листическая и экстремистская политика китайского правительства в отноше-нии уйгуров, казахов и других национальных меньшинств Китая. Насиль-ственное вмешательство в естественно-этнический процесс путем создания концентрационных лагерей в Китае, где представители нацменьшинств насильственно окитаеваются вызывает у них (у казахской молодежи) ответ-ную реакцию.
Современные дунгане, как известно говорят по-китайски, но китай-ский не всегда был родным языком дунган. Родным был, до XIV-XV вв., тан-гутский, разновидность цянского (тибетского).
Вероятно, мало-обученная часть казахской молодежи поддалась идее "наказывают китайцы наших в Китае, накажем мы китайцев в Казахстане”, что, конечно же, в корне неправильно.
 Вероятно, в Казахстане необходима разъяснительная работа среди казахов и дунган с целью объяснить этническую ситуацию, а также, наряду с улучше-нием экономического положения населения, улучшить воспитательную рабо-ту.
Руководству Китая желательно надо довести до сведения, чтобы они поняли, что насильственными методами ускорение естественно-исторического процесса смешения (ассимиляция) народов чревато тяжкими последствиями.

























Список использованной литературы


1. Mommsen.  R;mische Geschichte von. von Theodor Mommsen,1850.
2. Алексеев В.П., Этногенез, М, 1989.
3. Аристов Н.А. Отношения наши к дунганам, Кашгару и Кульдже// Мате-риалы для статистики Туркестанского края. Под. ред. Н.Я. Маева, СПб, 1873, с. 170-181.
4. Аристов Н.А., Несколько сведений о Кашгаре и о последнем восстании против китайцев// материалы для статистики Туркестанского края. под. ред. Н.Я. Маева, СПб, 1873, с. 151-169.
5. Артамонов М.И., История хазар, СПб, 2002.
6. Бернштам А.Н., Очерк истории гуннов, Л, 1951.
7. Бичурин Н.Я., История Тибета и Хухунора с 2282 до Р.Х до 1227 г. по Р.Х. Ч. I и II, СПб, 1833.
8. Бичурин Н.Я., Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, - М.; Л., т. 1-3,1950.
9. Брук С.И., Этнический состав и размещение населения в Синьцзян уйгур-ском автономном районе Китайской народной республики// Советская эт-нография, 1956, №2, с. 89- 94.
10. Вансванова М. Дунгане: люди и судьбы, Алматы, 2000.
11. Васильев В.П., О движении магометанства в Китае, СПб, 1867.
12. Гейнс А.К., О восстании мусульманского населения или дунгане, в за-падном Китае// Известия ИРГО, т. II. с. 75-96, 1870
13. Грум-Гржимайло Г.Е. Дунганский партизан Да-ху Биян-хур// Сборник. Дунган. История и культура. М., 2021, с.44-48.
14. Дебец Г.Ф., Левин М.Г., Трофимова Т.А., Антропологический матери-ал как источник вопросов этногенеза// Советская этнография, №1 ,1958.
15. Дерфер Г. Зарубежная тюркология о языке гуннов, М., 1989
16. Думан Л.И., Дунганское восстание в Китае в 1862-1877 гг. // Сборник дунгане. История и культура. Исследования о дунганах в России и СССР (вторая половина XIX - первая половина XX в), М., 2021, с. 49-235.
17. Завьялова О.И., Язык и культура китайских мусульман -хуэйцзу// Сборник Дунгане. История и культура, М., 2017, с. 7-19.
18. Иордан Гетика, О происхождении и деяниях готов/пер. Скрижинской, М., 2000.
19. Исхаков Г. М., Краткая история уйгуров, Алма-Ата, 1991.
20. Кафаров П. Н. (Палладий), О магометанах в Китае, Выпуск - IV, СПб, 1866.
21. Кляшторный С.Г., Савинов Д.Т., Степные империи древней Азии, СПб., 2005.
22. Кононов А.И., Опыт анализа термина "t;rk" // Вопросы этногенеза, М.; 1958.
23. Крюков М.В, Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н, Древние китайцы: про-блема этногенеза, М, 1976.
24. Кычанов Е.И., Государственное устройство Сисся // Учёные записки ЛГУ, №281 серия востоковедения, Л., 1959.
25. Кычанов Е.И., Звучат лишь письмена, М. 1965.
26. Кычанов Е.И., История приграничных с Китаем древних и средневеко-вых государств, СПб, 2010.
27. Кычанов Е.И., История тангутского государства, СПб, 2008.
28. Кычанов Е.И., К проблеме этногенеза тангутов, М, Наука, 1964.
29. Кычанов Е.И., Месьниченко Б.И., История Тибета (с древнейших вре-мён до наших дней), М, 2005.
30. Кычанов Е.И., Некоторые сведения китайских источников об этногра-фии тангутов// Советская этнография, №4, 1959.
31. Кычанов Е.И., Очерки истории тангутского государства, М, 1968
32. Кычанов Е.И., Савицкий П.С., Люди и боги страны снегов. Очерки ис-тории Тибета и его культуры, м ,1975.
33. Латышев В.В., Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, Грече-ские писатели, СПб, Т. 1-2, 1904.
34. Лигети Л. Табгачский язык - диалект сяньбийского // Народы Азии и Африки, №1,1969.
35. Линь Гань., Об этногенезе дунган//Советская этнография,1954, №1, с. 42-52.
36. Лувсандэндэв А., Монголо-русский словарь, М, 1957.
37. Мадиван М.Р. (составитель), Дунгане, История и культура, Исследова-ния о дунганах в России и СССР (вторая половина XIX - первая половина XX в); отв.ред. А.А. Сизова, М., наука, 2021.
38. Мадиван. М.Р (составитель), Дунгане, История и культура, М., 2017.
39. Маев Н.А. (Ред.), Материалы для статистики Туркестанского края, СПб, 1873.
40. Мельхеев М.Н., Географические названия Приенисейской Сибири, - Иркутск,1986.
41. Мельхеев М.Н., Карты расселения и перемещения бурятских родо-племенных групп по данным топо-этнонимики. // Этнографический сбор-ник. Вып.6, Улан-Удэ, 1974.
42. Мельхеев М.Н., Топонимика Бурятии, Улан-Удэ,1969.
43. Мизин О.А., Китайская литература о дунганах // Новые материалы по древней и средневековой истории Казахстана, Алма-Ата, 1980, с. 219-224.
44. Нестор, Повесть временных лет/ пер. Д.С. Лихачов, Б.А. Романов, М.; Л, 1950.
45. Никонов В.А., Этнонимы, Сборник статей, М,1970.
46. Пуллиблэнк Дж., Зарубежная тюркология, И.,1986.
47. Ровинский П., По поводу последних событий в западном Китае// Мате-риалы для статистики Туркестанского края. Под. ред. Н.Я Маева, СПб, 1873, с. 182-192.
48. Ровинский П., По поводу последних событий в Западном Китае// Тур-кестанский ежегодник. вып. II. 1873
49. Стасюлевич М.М., История средних веков в ее писателях и исследова-ниях новейших ученых, СПб, ч.1,1885.
50. Стратанович Г.Г., Вопрос о происхождении дунган в русской и совет-ской литературе//Советская этнография, №1, 1954, с. 52-56.
51. Стратанович Г.Г., Новый дунганский алфавит// Советская этнография, №1, с.164-165, 1954.
52. Стратанович Г.Г., Сушанло М.Я., Очерки истории советских дунган, Фрунзе,1967
53. Сушанло М. Я., Против маоистских извращений истории Киргизии, Фрунзе,1981.
54. Сушанло М.Я., Дунгане Семиречья, Фрунзе, 1954.
55. Сушанло М.Я., Дунгане, Фрунзе, 1971.
56. Сыма Цянь, Исторические записки, т.1-8, М, наука,1972-2006.
57. Таскин. В.С., Материалы по истории сюнну, М., 1973.
58. Тихвинской С.М., Литвинский Б.А., под. ред., Восточный Туркестан - Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. Очерк исто-рии, М, Наука, 1988.
59. Чебоксаров Н.Н и Чебоксарова И.Я., Народы, расы, культуры, М, 1985.
60. Чимитдоржиев Ш.Б., Дунганское восстание и Монголия, Новосибирск, 1983.
61. Шабалов А.С. Роль хунну (гуннов) в формировании украинского народа ХXIVвв. до н.э. –VI в.н.э., Иркутск,2014.
62. Шабалов А.С., Происхождение древних и средневековых тургу-тов(турков) XXIV в. до н.э.-XIV в. н.э., Иркутск, 2016.
63. Шабалов А.С., Происхождение уйгуров, ойратов (калмыков) и других телэских племен XVIII в. до н. э. - XIV в. н. э., Иркутск ,2014.
64. Шабалов А.С., Этническая принадлежность хунну, Иркутск, 2011.
65. Шагдаров Л.Д. Черемисин К.М., Бурятско-русский словарь, Улан-Удэ, Т1-2 , 2010.
66. Юдахин К.К., Кыргызско-русский словарь, М, т.1-2 2012.
67. Юсуров Х.Ю., Переселения дунган на территории Киргизии и Казах-стана, Фрунзе,1961.
68. Яхонтов С.Е., Глоттохронология и китайско-тибетская семья языков, М, 1964.












   
Приложение

Председатель Ассоциации дунган Казахстана Хусей Дауров                о Кордайском конфликте
Председатель Ассоциации дунган Казахстана Хусей Дауров: НАС УБИВАЛИ НЕ КАЗАХИ…
      
 О дунганском этносе, корейском конфликте и о том, как жить дальше, размышляет председатель Ассоциации дунган Казахстана Ху-сей Дауров, оказавшийся в эпицентре событий - в селе Масанчи.
   
Хусей Дауров известен не только в дунганской общине, но и во всем южном регионе. Его знает и ценит первый президент Казахстана. В 1999 го-ду Нурсултан Назарбаев лично попросил главу ассоциации дунган: «По-служите мостом между Казахстаном и развивающимся семимильными шага-ми Китаем, наладьте взаимовыгодное сотрудничество». И тогда в южных областях под кураторством Даурова стали массово строиться гелеотеплицы, где по новейшей технологии выращивались овощи и грибы -вешенки. Ста-раниями Даурова из бывшего колхоза «Коммунистический» родилось ТОО «Шэнси», ставшее крупнейшим поставщиком овощных культур на юге Ка-захстана. А в 2016 году на 550-летие Казахского ханства этот неугомонный человек организовал в рамках проекта «Один пояс - один путь» из колыбели Шелкового пути - китайского города Сиань - настоящий верблюжий кара-ван, оказавшийся ярчайшим событием в культурной жизни Казахстана. Мы встретились с Хусеем Дауровым у него дома. Типичное дунганское жилище с элементами национального колорита: значительную часть помещения за-нимает кан - возвышение с подогревом, на котором установлен столик на низких ножках; сложенные горкой вызы - что-то наподобие казахских кор-пешек - из ярких тканей с орнаментом; на стенах - вышивки с дунганскими мотивами.
   - Прежде чем рассказывать о событиях, я хочу сделать отступление и поговорить о самих дунганах и нашем национальном характере, - начал Ху-сей Дауров.
- Вы, наверное, знаете, что дунгане обосновались в этих местах с раз-решения российского императора в 70-х годах XIX века, бежав из Китая по-сле поражения крестьянского восстания. И с тех самых пор всегда жили в мире и дружбе со всеми народами, населяющими эти края. 90% дунганского населения заняты выращиванием овощей. У нас ни один клочок земли не пропадает. На один двор, как правило, приходится 10 соток, и с них каждая средняя дунганская семья собирает по три-четыре урожая. С паевых земель у нас снимают по два урожая. Первый посев идет в феврале, и если бы не эти погромы, мы бы уже все засеяли…
Летом рабочий день у дунганина начинается в 4 утра. До 11 дня - пер-вая смена, и после обеда, как только повеет прохладой, крестьянин вновь выходит на свою делянку и трудится до темноты. Вот таким потом достается нелегкий хлеб земледельца. Но наши люди не привыкли роптать. Мы вооб-ще очень законопослушны. У нас не бывает никаких конфликтов с властями, среди нас нет «оппозиционеров». В наших селах практически нет преступно-сти. Огороды не огораживаются - никто ничего не крадет. Слишком богатых людей у нас нет, но и нуждающихся не встретите. Что такое «безработица», мы не знаем.
  С братьями-казахами, живущими рядом, мы давно породнились, пере-плелись, стали «кудалар» - иначе и быть не может, когда живешь бок о бок. И в ту роковую ночь казахи спасли десятки и сотни дунганских семей.
Таких фактов множество. Фермер по имени Куаныш спрятал у себя до-ма несколько дунганских семей. Врачи Айнура, Азамат, Соня и другие тоже укрывали от погромщиков своих соседей. Пожилая казашка отбила у толпы двоих парней, привела их к себе домой, напоила чаем. Это примеры харак-теризуют истинные взаимоотношения между двумя народами. А то, что произошло в ночь с 7 на 8 февраля-это аномалия, причины которой еще предстоит определить.
Но началось все, по официальной версии, с дорожного инцидента?
- Дорожный инцидент действительно имел место. Но считать ли его пер-вопричиной  последующих событий? Я могу сказать, что еще раньше, при-мерно месяц назад, в селе Степном было совершено тяжкое преступление: пьяный пастух поизмывался над женщиной-дунганкой. Ее тело позже было найдено в степи. Это было больно… Но наши люди не выходили на демон-страции, не требовали крови, понимая, что убийство совершил не казах -его совершил преступник. Полиция задержала убийцу. А позже к родственникам жертвы пришли казахи-аксакалы заглаживать вину. Таким образом, это пре-ступление не вышло из правового поля, как, собственно, и должно было быть.
Но вот 5 февраля происходит дорожный инцидент: дунганин на грузо-вике выезжал на дорогу и в какой-то момент перекрыл улицу. В это время по асфальту ехала машина с больным аксакалом. Между водителями про-изошла ссора. Слово за слово - и вот уже в ход пошли кулаки. Тут выскочи-ли брат и отец дунганина и стали разнимать дерущихся. По словам очевид-цев, аксакала никто и пальцем не тронул, но его сыновья в этой драке по-страдали. После этого наши дунганские старики съездили в село Каракемер, принесли извинения, помирились с потерпевшими и, как они думали, улади-ли конфликт. Однако все это вспомнилось 7 февраля, уже после инцидента с патрульными полицейскими. И в этом эпизоде с полицией я полностью виню наших ребят. Они повели себя некультурно, невоспитанно и противозаконно и должны поне-сти за это ответственность.
А как эти два инцидента были связаны между собой?
- Абсолютно никак. Это два разных случая, происшедшие в разное вре-мя и в разных местах. Но в соцсетях их почему-то связали, и все это препод-носилось так, что якобы несколько человек избили старика и оказали сопро-тивление полиции. И пошла волна: «дунгане обнаглели, не уважают власть, не уважают казахов»… И 7 февраля в 17.15 со стороны Каракемера пришла толпа молодых людей и подожгла три дома в селе Масанчи. Я приехал туда в 18.30. Дома уже горели. Прибыла полиция и оттеснила толпу к мосту меж-ду Каракемером и Масанчи. Обстановка была накалена до предела и усу-гублялась тем, что в сборище вливались все новые лица, без конца прибы-вавшие на машинах. Напор толпы сдерживали полицейские и стоявшие с ними плечом к плечу жители Масанчи, вышедшие на защиту села. Среди них я увидел акима Кордайского района Болатбека Байтоле. Подбежал к нему: «Вы же видите, что происходит, здесь нужен СОБР!». «СОБР уже выехал и скоро будет», - успокоил аким. Сказал, что на той стороне уже две тысячи человек собралось, и главное - не провоцировать их сейчас. И тут в нас по-летели камни, один попал мне в голову, другой настиг акима. Тогда Байтоле стал уговаривать жителей Масанчи отойти на 10 метров: мол, вы отодвинь-тесь, и мы тогда оттесним толпу. Наши парни послушались и отступили. А непрошеные гости мигом вторглись в село. И сразу заполыхали еще шесть домов! И все же полиция и масанчины продолжали удерживать основную массу погромщиков. Наша ошибка была в том, что пропустили несколько машин - думали, это просто транзит. А в них оказалось оружие. Раздались первые три выстрела. Я помчался туда. Стреляли картечью, и уже один че-ловек был ранен, а другой убит. Жители Масанчи кинулись собирать камни, чтобы защищаться, и тут вспыхнуло еще несколько домов в центре села. Оказывается, тараном прошли три грузовика: два КамАЗа и ГАЗ-53, а в их кузовах находились люди, вооруженные ружьями и пистолетами. И уже по селу гремела канонада.
Собровцы на тот момент еще не прибыли?
- В том-то и дело, что нет! Я звонили в полицию, и депутатам, и в КНБ. Кричал в трубку, что ситуация выходит из-под контроля. Но единственное место, где на мой звонок отреагировали со всей серьезностью, - это было агентство КазТАГ. На их ленте сразу появились сообщения о происходящем. А в Масанчи нарастала волна погромов. За грузовиками проследовала це-лая вереница машин и тысячная толпа, которая смяла всех. Наши ребята рассыпались: каждый побежал спасать свою семью. А погромщики неистов-ствовали: врывались в дома к мирным жителям, приставляли пистолеты ко лбу, командовали: «Деньги! Золото!». Очищали жилища, опустошали холо-дильники, угоняли скот. В довершение поджигали…

 
Делегация Иссык-кульских дунган Кыргызстана оказала финансо-вую помощь пострадавшим семьям и навестила председателя Ассоциа-ции дунган Казахстана X. Даурова (слева)

Здесь у нас рядом граница с Кыргызстаном, колючая проволока и кана-ва, заполненная водой и заросшая камышами. Укрываясь от погромов, сель-чане брусались в канаву и стояли по пояс в ледяной воде в надежде, что там их не достанут. Говорят, вся канава была в людях, стоящих, как свечи, и мо-лящихся о спасении… Сам я все это время метался от одного дома к друго-му, страдая от невозможности чем-то помочь. Вдруг меня окружили не-сколько молодчиков, то ли пьяных, то ли накаченных наркотиками. Один из них приставил мне ко лбу пистолет. Другой, уже в годах, вооруженный же-лезным штырем, стал отводить его руку: «Да не трогай его, он же старик! Наверное, пришел извиняться…». «На кой мне его извинения!» - хмыкнул первый и грязно выругался. В этот момент я почувствовал боль от удара и потерял сознание. Когда очнулся, передо мной стояли все те же пришлые молодчики и с ними два полицейских. Пока погромщики рассуждали, доби-вать меня или нет, полицейский схватил за руку и отвел в сторону: «Беги от-сюда, да побыстрее…». Я побежал сам не знаю куда. Вокруг все пылало. Никогда не забуду этот ужас: крики бесноватой толпы и истошное мычание сгорающих заживо коров…
Примерно в 23 часа прибыло подразделение СОБР. Начались задержа-ния. Я смотрел на четкую работу этих тренированных парней, а в голове крутилось одно: «Эх, ребята, что же вы так долго ехали…».
Весь этот кошмар, который вы пережили, происходил в Масанчи. А что в это время творилось в окрестных селах?
- Когда собровцы начали наводить порядок, часть толпы спустилась в село Аукатты. Там смешанное население. И казахи стали выходить из своих домов и гнать из села погромщиков. «Идите отсюда, - кричали им, - здесь одни казахи живут». И таким образом аукаттинские казахи спасли дунган. А громилы прошли сквозь Аукатты и вошли в Булар-Батыр. И там уж они оторвались… Молодчиков было человек 500, и к этому времени они завла-дели десятками наших машин. Вот в этот момент и был обманут президент теми, кто сказал ему, что обстановка стабилизировалась. Ничего подобного. Двенадцать часов мы ждали, когда же прибудут серьезные подразделения. Это была самая длинная ночь в моей жизни… Алматинский СОБР прибыл сюда только в 5.25. К этому времени здесь было уже пять трупов, пожары полыхали по всему селу… Эти нелюди действовали по тому же спенарию, что и в Масанчи: врывались в дома, грабили, потом поджигали. Хочу отме-тить, что именно в этом селе плечом к плечу со стражами порядка и местны-ми жителями стояли тогдашний аким Жамбылской области Аскар Мырзах-метов и начальник ДП Арман Оразалиев, прося наших ребят только об од-ном: продержаться до подкрепления. Именно здесь полицейские реально рисковали жизнью и многие из них получили ранения.
Но почему же все-таки подмога в лице СОБРа и Нацгвардии при-шла так поздно?
- Это трудно объяснить. Полиция ссылается на большие расстояния. Но рядом - Отар, а в нем воинские части. Почему нельзя было их привлечь? Я думаю, что с самого начала отсюда в Ак Орду шли успокоительные донесе-ния, преуменьшающие масштабы беспорядков. Одному только нашему де-путату-дунганину Хахазову я звонил раз десять, а он мне: «Не паникуй, там же сам аким области находится!». Я предполагаю, что, боясь прогневить президента, докладчики преподносили ему весьма сглаженную картину. А для нас это обернулось национальной трагедией.
 
Поминальные молитвы в годовщину трагических событий                в  Кордайском районе, февраль - 2021г.

Сейчас выдвигается много версий случившегося, вы склонны к ка-кой?
 -Истинные причины возникновения конфликта еще предстоит выяснять и исследовать и правоохранительным органам, и экспертам. Меня же сейчас беспокоит поднявшаяся волна ксенофобии и националистического угара в соцсетях. Почему спецслужбы дают возможность свободно вещать этим про-вокаторам? И это тревожит не только представителей этнических мень-шинств. Здравомыслящее большинство нашей страны понимает: национа-лизм и ксенофобия - это реальная угроза Казахстану, подрывающая устои общества. И здесь властям и всем казахстанцам надо серьезно задуматься о причинах возникновения этих уродливых явлений и системных мерах по их изживанию и предупреждению.
Свое веское слово должна сказать Ассамблея народа Казахстана. В свое время она сыграла важную роль в укреплении межнационального согласия и до сих пор имеет огромное значение для консолидации народа Казахстана. Однако в этот раз заместитель ее председателя вместо того чтобы разрядить ситуацию и успокоить людей, выступил перед напуганными погромами и убийствами сельчанами с обвинениями и упреками в их же адрес! В самой этой структуре нет системной работы по профилактике, предупреждению и разрешению подобных конфликтов…
И все же я хочу сказать спасибо тысячам казахов, киргизов, русских, узбеков и представителей других этносов, которые не оставили нас в эти тя-желые дни, оказывали гуманитарную помощь пострадавшим, приняли тыся-чи беженцев, выражали поддержку и сочувствие… Сейчас работает прави-тельственная комиссия во главе с новым акимом области Бердыбеком Са-парбаевым. Назначены новые руководители силовых ведомств. Президент КасымЖомарт Токаев заявил, что правительственная комиссия должна оце-нить размер ущерба и принять план восстановления собственности постра-давших, а виновные должны быть строго наказаны. Мы уверены, что глава государства и правительство сделают все, чтобы пришли мир и порядок в наши села.

Интервью подготовила журналист Галина Выборнова


В период с 11 по 21 февраля 2020г. была оказана гуманитарная по-мощь 936 семьям, проживающим в сёлах Аухатты, Булар батыр, Сорт-обе и Масанчи в объёме 119,8 тонн продуктов питания, гигиенических средств, медикаментов, посуды и других предметов первой необходимо-сти.
В общественный фонд «Нур Ниет» было собрано 9,3 млн тенге бла-готворительной финансовой помощи. Была оказана материальная по-мощь в размере 2,3 млн тенге пострадавшим семьям.
Создан Совет общественного согласия, в состав которого вошли старейшины и авторитетные жители сёл Каракемер, Масанчи, Кордай, Карасу, Аухатты, Сортобе. Председателем совета был избран глава со-вета ветеранов села Кордай Абдибек Сеилханов. Основными задачами Совета общественного согласия были объявлены: проведение воспита-тельной работы с молодёжью, организация совместных культурно-спортивных мероприятий для укрепления единства и согласия между жителями сёл Кордайскогорайона. Обращение к Президенту Республики Казахстан
Касым-Жомарту Токаеву
   
Уважаемый Касым-Жомарт Кемелевич!

Мы, представители дунганской творческой интеллигенции, обращаемся    к Вам по поводу февральских событий 2020 г. в Кордайском районе Жам-былской области. Они получили широкий резонанс в мире и соответствую-щую оценку в медийном пространстве. Мы хотим представить свое понима-ние произошедшего.
 В 2018 г. в селе Масанчи отмечалось 140-летию проживания дунган в Казахстане, ставшее подтверждением межнационального согласия, вековой дружбы казахов и дунган. Сейчас вид сгоревших строений и автомашин, че-ловеческие потерри и бегство жителей в соседнюю страну заставляют усо-мниться в истинности провозглашаемых принципов. Тем не менее, мы не ви-ним казахский народ. Мы виним организаторов спланированного погрома, придавших ему окраску межэтнического конфликта. Недавняя трагедия дун-ган сопоставима с кровопролитным Дунганским восстанием во второй поло-вине XIX века в Китае и бегством повстанцев в Россию. Кордайская трагедия навеки останется в исторической памяти дунган.
Это боль всего дунганского этноса Центральной Азии, ещё сильнее сплотившегося перед общей бедой. Встаёт извечный вопрос «Что делать?». Мигрировать? Пострадавшие это уже сделали, направившись в дунганские села Кыргызстана. Другой вариант - миграция на историческую родину? В этом случае неизбежна проблема взаимопонимания: у дунган Центральной Азии другой менталитет, язык, культура и нормы социального поведения, нежели у единоплеменников в Китае. И ответ на поставленный вопрос только один: остаться. Но чтобы остаться, нужно быть уверенным в своей безопас-ности. Предотвратить повторение беспрецендентных событий возможно че-рез реформу местного самоуправления, каким являются районные акиматы и силовые структуры. Помимо решения социальных проблем, борьбы с кор-рупцией, местные органы власти обязаны проводить воспитательную работу среди населения, способствуя реальному межнациональному согласию. По-следнее должно быть отражено и в национальном составе служащих в местах компактного проживания отдельных этносов. На Кордае проживает наибольшая часть казахстанских дунган и их присутствие в районных орга-нах власти более чем закономерно. Учитывая печальный опыт произошед-ших на Кордае событий, необходимо оперативное реагирование на кон-фликтные ситуации. Это касается не только действий силовиков, но и про-гнозирования очагов социальной напряженности. Полагаем, что этим нужно заниматься на более высоком уровне: ситуация требует создания государ-ственного учреждения, изучающего состояние этносов в политологическом, социальном и культурном плане. Обращаясь к Вам, Касым-Жомарт Кемеле-вич, мы хотим знать, что именно побудило силовиков избрать своей жертвой дунганское население. Вполне очевидно, что погром на Кордае лишь след-ствие неведомых нам политических игр. И мы ждем гарантий мирной жизни дунганского народа на казахстанской земле, веря в нерушимость дружбы народов, заложенной ещё в годы существования СССР.

Бакир Баяхунов, композитор,
народный артист РК
София Янлосы, журналист
25.02.2020
Алматы



Чужого горя не бывает

Трагические события, произошедшие в соседнем Казахстане 7-8 февраля 2020 г., с болью и тревогой отозвалось в сердцах всех граждан Кыргызстана. Наш народ еще помнит подобные события, которые про-изошли на юге КР в июне 2010 года. И поэтому естественной реакцией на случившееся стало искреннее желание всех кыргызстанцев помочь и облегчить участь беженцев, жителей Кордайского района Республики Казахстан, в основном женщин, детей и стариков, которые были вы-нуждены покинуть район конфликта.
А это почти (по разным источникам) от 18 до 20 тыс. человек. Опера-тивно сработали все органы и структуры власти Кыргызской республики, начиная от айыл окмоту до правительства КР. Начиная с вечера 7 февраля, на усиленный режим работы перешли правоохранительные и надзорные ор-ганы, служба медицинской помощи. Но особо хочется отметить работу нашей пограничной службы, которая работала в течении нескольких суток в экстремальных условиях. Вызывает уважение и восхищение также отноше-ние рядовых кыргызстанцев: на всех пунктах пропуска независимо от време-ни суток встречали казахстанцев сотни граждан Кыргызстана различных национальностей. Ими были приготовлено все необходимое на такой случай: вода, питание, одежда и т.д. В кратчайшие сроки беженцев развозили по родственникам и если таковых нет, то были приготовлены несколько десят-ков домов и мечетей для их размещения и проживания в нормальных усло-виях. Таксисты предлагали свои услуги бесплатно, а большинство предста-вителей села Александровки Московского района вообще уехали домой без казахстанцев, т.к. последним хватило жилья в Токмаке и в близлежащих населенных пунктах.
Несмотря на воскресный день, 9 февраля утром состоялось экстренное заседание Ассамблеи народа Кыргызстана (АНК). На нем приняли участие заведующий отделом мониторинга гуманитарного развития и взаимодей-ствия с Институтами гражданского общества Аппарата Президента КР Ба-зарбаев Кудайберген, сотрудник этого отдела Тажиматов Санжарбек, депу-таты Жогорку Кенеша (Парламента) КР Тулендыбаев П.Р., Асылбаева Г.К., Юсуров А.Л., директор государственного агенства по делам местного само-управления и межэтничских отношений (ГАМСУМО) Салиев Бахтияр, заме-ститель директора Тогонбаев Э., руководство Ассамблеи народа Кыргыз-стана(АНК), руководители этнокультурных центров АНК, члены Совета и Правления ОО «Ассоциация дунганского этнического сообщества Кыргыз-стана» (АДЭСК) и средства массовой информации. На заседании обсудили ряд актуальных вопросов по оказанию гуманитарной помощи пострадав-шим.
По итогам заседания АНК было принято решение призвать граждан Кыргызской Республики к спокойствию, толерантности и взаимопомощи, не поддаваться на всякого рода провокации. Был создан республиканский Штаб по оказанию гуманитарной помощи во главе председателем ОО«Ассоциация дунганского этнического сообщества Кыргызстана», депу-татом Жогорку Кенеша КР Юсуровым А.Л.
…Трагичны и тяжелы последствия случившегося в Кордайском районе. По последним данным, погибло 10 человек, десятки людей получили ране-ния и увечья и большинство из них до сих пор находятся в больницах. Со-жжены десятки жилых домов, торговых объектов и автомобилей, разграбле-но имущество многих жителей. Большинство беженцев вернулись к себе до-мой. Власти Казахстана всех уровней предпринимают необходимые меры для стабилизации положения, работают комиссии по определению ущерба. В пострадавших населенных пунктах работают штабы по оказанию гумани-тарной помощи пострадавшим. Мы верим, что все властные структуры Рес-публики Казахстан разберутся в случившемся и виновные в этом диком и варварском инциденте получат заслуженные наказания.
Теплый и бескорыстный прием большого количества беженцев из сосед-ней страны показал, что высокие гуманистические и демократические прин-ципы и идеи Кыргызстана и его многонационального народа это не просто слова, и при малейшей необходимости они проявляются на практике в пол-ную силу. Кыргызстан страна маленькая и население его немногочисленно, но нравственный дух, гуманистические идеалы и великодушие его народа достойны глубокого уважения. По социальным сетям непрерывно идет поток благодарностей руководству и всему народу Кыргызской Республики за оказанную помощь пострадавшему населению. И в самом деле, наглядно проявились такие важные качества нашего народа как единство и сплочен-ность и искреннее желание помочь людям из братского Казахстана, попав-шим в трудную жизненную ситуацию.
Тем самым Кыргызстан еще раз показал всему миру, что он привержен демократическим и гуманистическим принципам и традициям развития своей страны, что несомненно повышает его авторитет в глазах мирового сообще-ства.
По событиям в Кордайском районе Жамбыльской области РК 12-го февраля на заседании Жогорку Кенеша выступил депутат Юсуров Абдуд-мажит Лелезович. В своей речи он, в частности, выразил искреннюю благо-дарность руководству республики и всем гражданам Кыргызстана за ока-занную моральную поддержку и материальную помощь жителям Кордай-ского района. При этом он особо выразил искреннюю признательность всем активистам дунганских общественных объединений и организаций Кыргыз-ской Республики, которые с первых дней трагедии проявили высокую граж-данственность, оказывая бескорыстную помощь и поддержку нашим брать-ям и сестрам из Казахстана.
События в соседней стране еще раз показали, что мир и межнациональ-ное согласие являются основой устойчивого и стабильного развития любого многонационального государства. А в наше время межнациональный мир весьма хрупкий. Это касается, в том числе и Кыргызской Республики. Мы все должны об этом знать и всегда помнить. Поэтому я призываю всех своих соотечественников: давайте своим трудом, поведением и повседневной жиз-нью укреплять межнациональный мир в нашей стране, тем самым мы будем вносить свою лепту в развитие и процветание нашей родины, имя которой Кыргызстан.
Юсупов Р.У.,
Заслуженный деятель
культуры КР


От казахской толерантности - к этническому насилию:               
кто виноват и что делать?

Дискуссию о том, какой в Казахстане должна быть политика в сфе-ре межэтнических отношений, мы продолжаем с международным экс-пертом по миграции и миграционной политике Еленой Садовской. Сра-зу отметим, что интервью было записано еще в феврале, вскоре после трагедии в дунганских селах Масанчи и Сортобе Кордайского района, но с учетом последующих событий постоянно дополнялось. И, как те-перь выясняется, сейчас оно стало еще более актуальным, чем тогда, ко-гда еще была надежда на справедливое расследование конфликта и принятие кардинальных мер во избежание подобного в будущем… Главный вывод - необходимость скорейшей реформы национальной по-литики в Казахстане.

Дунганская драма продолжается...

Межэтническими конфликтами в Казахстане уже никого не уди-вишь, однако события 7 февраля выбиваются из этого ряда… Елена Юрьевна, в чем, по-вашему, их специфика? И вообще, какова ваша оценка случившегося?
- Действительно, случившееся в Кордае - не первый межэтнический кон-фликт в Казахстане. В течение последних двадцати лет были столкновения казахов с уйгурами, чеченцами, турками, в прошлом году имело место вы-яснение отношений с армянами. Становятся обыденными антикитайские вы-ступления. Нередко вспыхивают трудовые конфликты с этнической подопле-кой. К примеру, в 2006 году после массовой драки в Атырауской области между казахскими и турецкими рабочими (она получила название «тенгиз-ское побоище») сотни иностранных строителей покинули страну. Аналогич-ные последствия имел прошлогодний конфликт в ТШО между казахами и арабами.
Что касается столкновений, случившихся в феврале с.г., то, если назы-вать вещи своими именами, это был насильственный этнической конфликт, который сопровождался убийством дунган, поджогами домов, машин, иного имущества в селах с преимущественно дунганским населением. К тому же мы впервые за 30лет увидели столь крупный стихийный поток беженцев из страны. Свыше 20 тысяч дунган - казахстанских граждан - бежали из своих сел в соседний Кыргызстан, но многие позже вернулись обратно.
Поскольку мы продолжаем это интервью в июне, то теперь можем кон-статировать, что февральские убийства и поджоги - еще не окончание траге-дии. В это трудно поверить, но в конце апреля началось полицейское давле-ние на дунган, проживающих в селах Аухатты, Булар Батыр и Сортобе, в том числе на семьи, которые той страшной ночью (с 7-го на 8-е февраля) по-теряли своих близких. Оперативники большими группами по 10-15 человек и в основном по ночам проводят «розыскные мероприятия». Почти в каж-дом доме в Аухатты идут незаконные задержания - людей заставляют при-знаться в убийстве, которого они не совершали. Демонстративная жесто-кость, в том числе в отношении к пожилым и больным, конфискация имуще-ства, избиения и уводы в РОВД, нецензурная лексика стали почти нормой.
Дунгане пожаловались на то, что их допрашивают по 10-14 часов под-ряд и незаконно вменяют им статью 272, пункт 2. УК РК (участие в массовых драках), хотя они защищали своих близких и свои дома от погромщиков и мародеров. А 25 апреля от сердечного приступа умерла женшина-дунганка - это случилось после того, как ее сына задержали, увезли в райцентр на до-прос, и он вернулся ночью весь в гематомах. Дунгане обратились в право-защитные организации, и Коалиция НПО Казахстана против пыток высту-пила с Обращением к Генеральному прокурору РК по поводу этих наруше-ний. Кроме того, несмотря на официальные обещания, ни одна дунганская семья, ни один человек не получили от государства компенсации для восста-новления жилья, ни один разрушенный бизнес не получил поддержки. В по-исках справедливости дунгане также были вынуждены обратиться в органы ООН с просьбой расследовать продолжающееся в их отношении насилие…
Возникает вопрос к руководству и силовым структурам Жамбылской области: этот произвол и есть ответ государственных и, в частности, силовых органов на требование расследовать дело по существу, найти и наказать ви-новных, а также оказать помощь пострадавшим? О каком доверии к власти при такой политике может идти речь?
 На днях в кордайских селах открыли клуб под открытым небом «Soile» для обучения казахскому языку. Никто не отрицает важности овладения гос-ударственным языком, но опять же возникают вопросы: насколько уместны такие курсы в ситуации, когда многие сельчане остались без крыши над го-ловой, без имущества и средств к существованию, да к тому же в условиях карантина?
Считаю, что именно дунганская трагедия должна подвести черту под практикой, предполагающей преимущественно идеологические подходы к национальной политике в целом и к разрешению конкретных этнических конфликтов в частности. Пора, засучив рукава, начать изучать и анализиро-вать этнические проблемы в Казахстане и реформировать этнополитику (в силу сложившейся традиции я использую понятия «национальная» и «этни-ческая» в данном случае как синонимы).

Мифы и реальность

Каковы, по-вашему, глубинные причины казахско-дунганского конфликта - социальные, экономические, политические?
- Причин много. Это и провалы в реализации государственных про-грамм
развития, и хроническая безработица, которая вынуждает людей пере-ходить в неформальный и теневой сектор, и перекосы в системе профессио-нального образования, которая выпускает специалистов, не соответствую-щих потребностям рынка труда, и ограниченные социальные лифты, и раз-вал системы социальной защиты, и коррупция и т.д. А, кроме того, еще и весь наш политико-правовой контекст, который делает человека беззащит-ным и бесправным: отсутствие системы сдержек и противовесов, честных и конкурентных выборов, независимого суда, устойчивых механизмов само-управления.
Причины также лежат во всем государственном устройстве, ошибках в приватизации, в системе распределения общественного богатства - ошибках, которые привели к глубокой этносоциальной стратификации в Казахстане и которые почти не изучаются. Наиболее глубокое расслоение сейчас наблю-дается именно среди самих казахов: между миллиардерами из списка «Форбс», тысячами миллионеров, с одной стороны, и сельскими жителями, а также обосновавшимися в городах маргинализированными выходцами из села, как правило, без стабильной работы, собственного жилья и перспектив, с другой стороны. Как показывают социологические исследования, именно казахские мужчины-сельчане и городские маргинализированные группы в возрасте от 20 до 40 лет и сформировали самый конфликтогенный слой се-годняшнего общества. Поиск «врага» и насилие - это их ответ на социальную несправедливость.
Все это, наряду с затянувшейся политической стагнацией, способствова-ло распространению среди населения социального пессимизма и накоплению недовольства. У этого недовольства не было каналов артикуляции и другого выхода, кроме как через стихийные насильственные акции и выступления. И, конечно же, не могла не повлиять искаженная национальная политика, кото-рая ставила целью строительство моноэтнического государства в полиэтни-ческой стране, дискриминировала этнические меньшинства в пользу корен-ной этнической группы, догматизировала некоторые идеи вместо критиче-ского анализа, реагирования, про активных действий.
Я не буду говорить об очевидных фактах преобладания представителей казахского этноса в органах управлении, судах, армии и т.д., приведу лишь один пример. В январе нынешнего года пресс-служба департамента полиции Жамбылской области (той самой, в состав которой входит Кордайский рай-он) сообщила, что в органах внутренних дел региона на протяжении десяти-летий работают представители более чем 80 семейных династий. То есть братья и сестры, дети и внуки ветеранов правоохранительной системы. По версии пресс-службы, такая семейственность - это большое достоинство си-стемы: «Все они одна большая семья, одна большая полицейская династия». А я бы подвергла сомнению подобное «достижение» - насколько законен та-кой принцип подбора кадров (наем прямых родственников), не чревато ли это распространением непотизма, не ведет ли к росту коррупции, не влияет ли негативно на раскрываемость преступлений?
Важно отличать глубинные причины и факторы от триггера конфликта. Понятие «триггер» - из социологии и конфликтологии, под ним понимается повод, «спусковой крючок», который запускает давно назревавший кон-фликт. Так вот, в казахско-дунганских столкновениях триггером стали со-общения об инциденте на дороге между дунганским парнем и местными по-лицейскими. Участники того инцидента задержаны и уже наказаны. Вызыва-ет также серьезные вопросы «самоубийство» в конце апреля в алматинском следственном изоляторе казахского парня, возможного участника беспоряд-ков в Кордае… Практика наказания «стрелочников» нам всем давно извест-на. Но в данном случае это не должно заслонить собой необходимость ана-лиза причин конфликта и поиска реальных виновных в совершенных пре-ступлениях. Иначе вместо честного и беспристрастного разбирательства и прозрачного судебного процесса  а мы можем получить очередные лживые и подтасованные решения, и все вернется на круги своя.
Поэтому так важно сейчас разобраться в реальных причинах и тригге-рах, понять роль и степень адекватности действий самих местных органов МВД. Особого внимания требует расследование того, кто же были эти 300 (во многих сообщениях о событиях в Кордае фигурировала именно эта циф-ра) «неместных мужчин», которые в одночасье приехали в села с огне-стрельным оружием, металлическими предметами, камнями, убили восьме-рых дунган, ранили и покалечили десятки других, поджигали дома, магази-ны, громили автомобили.
        Полагаю, что необходимо учредить действительно независимую комиссию по расследованию обстоятельств дунганской трагедии. Причем отбор участников в ее состав должен быть очень тщательным - возможно, из представителей международных организаций, НПО, экспертов, но не из местных органов МВД, поскольку они, возможно, были одной из сторон или триггеров конфликта.
 
Казахская толерантность, формировавшаяся десятилетиями, в по-следнее время стремительно превращается в миф. Как это можно объяс-нить?
- Да, в нашей стране накоплен огромный опыт совместного проживания различных этносов, уважения и толерантности. На ХХ век пришлось много трагических событий, которые сопровождались вынужденными миграциями, бешенством, гибель людей: голод 20-х и 30-х годов, насильственная коллек-тивизация, репрессии, политические депортации и преследования. Одновре-менно в 1930-х шло строительство через Казахстан железной дороги, куда по разнарядке приезжали кадры, в 1940-х эвакуировались заводы и инже-нерный персонал, в 1954-м началось освоение целинных земель. Все это со-провождалось миграцией рабочих и профессиональных кадров. В результа-те были обеспечены индустриализация и продовольственная безопасность страны, созданы условия для быстрого социального развития и демографи-ческого роста.
      В результате этих волн миграций (вынужденных, стихийных и орга-низованных, которые, кстати, имели место и раньше, в XIX и самом начале XX веков) сформировался уникальный полиэтнический состав населения. И это настоящее достояние и богатство Казахстана, то, что принято сегодня называть «человеческим капиталом». Да, в советские времена мы жили в эгалитарном обществе и за «железным занавесом», но все имели равный до-ступ к образованию, социальным услугам, относительно равные стартовые условия и возможности для профессионального роста.
K сожалению, следует признать, что за последние десятилетия в процес-се строительства национального государства традиции уважения и толе-рантности были во многом утрачены. Этничность («казахскость») де-факто стала главным критерием мобильности, социальным лифтом, гарантом успе-ха. На смену взаимоуважению пришли идеологемы «национального согла-сия» и технологии промывки мозгов. В то же время традиции взаимопони-мания и взаимоподдержки во многом сохранились на уровне простых граж-дан и малых сообществ - семей, друзей, коллег, соседей. Но они однозначно отсутствуют в пропагандистской риторике и в помпезных показушных ме-роприятиях, которые своей ложью и пустотой больше разъединяют, чем объединяют.

Ценные рекомендации

Определимся с понятиями. Так что же такое этническая дискрими-нация и этнические меньшинства?
- Дискриминация, как ее определяют в международных документах по правам человека, - это «различие, исключение, ограничение или предпочте-ние, основанные на признаках расы, цвета кожи, родового, национального или этнического происхождения, которое имеет целью или следствием уни-чтожение или умаление признания, использования или осуществления всеми лицами на равных началах всех прав и свобод». Иными словами, этническая дискриминация - это предвзятое или негативное отношение к человеку, группе, либо лишение, ущемление его (их) определенных прав на основании этнического признака. На практике дискриминация может осуществляться скрыто на основе других критериев: по мотивам социального, должностного и имущественного положения, места жительства и по любым иным обстоя-тельствам. Бывает прямая или косвенная, правовая (де-юре) или фактическая (де-факто) дискриминация.
 
     Этническое меньшинство - это представители этнической группы, проживающие на территории какого-либо государства, являющиеся его гражданами, но не принадлежащие к коренной этничности и уступающие ей по численности, характеризующиеся единством языка, религии, истории, культуры, традиций, стремящиеся сохранить свои специфические черты и осознающие себя национальной общностью. Могут проживать компактно или дисперсно.
        В Казахстане казахи - коренное, автохтонное население, а все остальные этнические группы (русские, украинцы, немцы, татары, дунгане и другие) являются меньшинствами. И это факт, который не зависит от воли или желания других лиц и групп.
        Идеи относительно предупреждения дискриминации этнических меньшинств начали появляться в международном праве после второй миро-вой войны и нашли отражение в принятых в 1960-е годы Пактах о правах человека ООН. Свое правовое оформление они получили в Международной конвенции ООН о ликвидации всех форм расовой дискриминации (МКЛРД, принята в 1965-м), которая имеет обязательную силу и к которой Казахстан присоединился в соответствии с Законом РК от 29 июня 1998года, тем самым признав ее действие на своей территории. Она содержит определение дис-криминации и применяется не только по признаку расы. Еще одним важным документом является Декларация о правах лиц, принадлежащих к нацио-нальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам, которая была принята Генеральной Ассамблеей ООН в декабре 1992 года.
        Кроме того, на протяжении четверти века международные институ-ты, в частности ОБСЕ, разрабатывают тематические рекомендации и руко-водства для предупреждения этнической дискриминации. Это, например, Га-агские рекомендации о правах национальных меньшинств на образование (1996), Ословские рекомендации о правах национальных меньшинств в об-ласти языка (1998), Лундские рекомендации об эффективном участии нацио-нальных меньшинств в общественно-политической жизни (1999). В 2006 го-ду были приняты Рекомендации по вопросам полицейской деятельности в многонациональном обществе, в 2017-м Грацские рекомендации о доступе к правосудию и национальных меньшинствах. Также можно назвать многие другие документы, которые доступны на сайте ОБСЕ на русском языке.
          Основной посыл этих рекомендаций заключается в следующем. Поскольку права меньшинств относятся к сфере прав человека, государства должны соблюдать все обязательства, касающиеся этих самых прав, включая свободу от дискриминации. В конечном счете, все права человека призваны обеспечить свободное и полноценное развитие каждой личности в условиях равенства, Демократическая практика управления призвана отвечать интере-сам и нуждам всего населения, а правительства должны создавать макси-мальные возможности для того, чтобы люди могли участвовать не только в выполнении, но и в принятии решений, а также реализовывать на равных другие свои права.
              В Казахстане важно начать с исследования и анализа. К слову, зарубежные политологи, конфликтологи, социологи, правоведы разрабаты-вают различные системы индикаторов дискриминации экономической, соци-альной, политической. Эти индикаторы можно использовать для анализа степени дискриминации этнических групп - например, той же дунганской. В частности, известный американский политолог Тед Герр десятки лет иссле-довал вопросы этнической мобилизации, конфликтов и их предупреждения. В его системе понятие «дискриминация» отражает степень социального не-равенства в материальном положении членов этнической группы или в до-ступе к политической деятельности по сравнению с другими социальными группами. Чем больше различия в статусе по сравнению с другими группа-ми, тем больше степень дискриминации. Наиболее характерным показателем дискриминации является политика правительства, выражающаяся в его не-одинаковом отношении к этническим группам. Показатели экономической дискриминации: государственная политика, которая ограничивает экономи-ческую деятельность или роль членов группы; их ограниченный доступ к образованию, особенно к высшему; малое количество членов группы на ру-ководящих постах в сфере управления, бизнеса и профессиональной обла-сти; низкие заработки, относительно плохие жилищные условия и высокая детская смертность по сравнению с другими группами. Показатели полити-ческой дискриминации: государственная политика, ограничивающая участие группы в политике или политической деятельности; низкая степень ее уча-стия в политике по сравнению с другими группами в обществе; непропорци-онально малое количество членов группы на избираемых должностях, на государственной службе или на высоких постах в полиции и армии. Исходя из этого, нам надо начинать с анализа фактического положения этнических меньшинств, а также анализа государственной политики на разных уровнях, в первую очередь, на законодательном и институ циональном.
Думать глобально,
действовать локально
    
 Вы говорите о необходимости реформировать национальную поли-тику. Но как это лучше делать? С чего конкретно следует начать?
- Тут как в известном выражении: «думать глобально, действовать ло-кально». То есть нужно думать стратегически и системно, а действовать по-следовательно и конкретно. Целью национальной политики в соответствии с международными обязательствами РК должно быть обеспечение свободного и полноценного развития каждой личности, а также равенства прав и воз-можностей для представителей всех этносов. Это требует изменения нацио-нальной политики на законодательном, институциональном, образователь-ном, воспитательном, информационном и т.д. уровнях, то есть системных преобразований. При этом нельзя забывать о том, что она - это часть соци-альной политики, которая, в свою очередь, реформируется в общем контек-сте политической модернизации и экономических преобразований.
   Реформировать ее будет трудно именно в силу системности измене-ний, сложности и чувствительности национальных отношений, а в некоторых аспектах - по причине исторической ускоренности этнических стереотипов и предубеждений, как, например, в случае синофобии. А еще - из-за чрезмер-ной заидеологизированности, накопившейся за годы пресловутого «межна-ционального согласия».
 На мой взгляд, при многоуровневом анализе государственной полити-ки, в частности, законодательном, необходимо уделить основное внимание фактическому применению законов в РК (имплементация де-факто). А также выяснить, имеются ли закрытые, не публикуемые постановления и решения, либо устно передаваемые указания, касающиеся сферы национальной поли-тики. Как известно, подобные «закрытые» правительственные постановления существовали в советские времена - например, относительно ограниченного приема немцев в вузы. Сложно представить, чтобы такая почти моноэтнич-ная система управления, которая существует сегодня в Казахстане, могла сложиться сама по себе.

Но повторюсь: реформирование национальной политики невозможно без первоначальных обширных исследований- иначе это все равно что ста-вить телегу впереди лошади. Полагаю, что анализ этнической дискримина-ции в РК надо начать с изучения фактического положения всех националь-ных меньшинств, в первую очередь, дунган, и, конечно, самих казахов как коренного народа Казахстана. Причем это должен быть не просто анализ, но и факт-чекинг, мониторинг, прогноз - только так можно сформировать ин-формационную базу для принятия решений и выработки оптимальной поли-тики. 
Ограниченные в правах
Расскажите на примере дунганского этнического меньшинства, как правильно делать такой анализ?
- Чтобы выяснить, каков де-факто экономический, социальный и поли-тический (в смысле представительства в органах власти) статус дунган, нуж-но получить ответ, например, на такой вопрос: сколько человек из них име-ют высшее и среднее профессиональное образование? Сколько окончили ву-зы Казахстана, Кыргызстана, других стран СНГ и вне СНГ, а также по ка-ким специальностям? Сколько дунганских студентов обучается сегодня в ву-зах РК на платной и бесплатной основе? Каково среднее и ожидаемое число лет их учебы? Сюда же следует включить вопрос о языках обучения, нали-чии школ с преподаванием на дунганском, количестве выпускаемой на нем учебной и в целом печатной продукции и т.д.
     Предполагаю, что процент получивших высшее образование среди дунганской молодежи будет более чем скромным. Поэтому, имея весьма ограниченные возможности для бесплатного обучения в Казахстане, многие парни и девушки едут учиться за рубеж, в частности, в Китай - благодаря поддержке Ассоциации дунган или при финансировании самой дунганской диаспорой. Однако некоторые ревнители идеи национального государства умудряются ставить им это в укор.
      Идем дальше. Каково представительство дунган в отдельных про-фессиональных сферах - науке, образовании, включая высшее, здравоохра-нении, системе управления, индустрии, сельском хозяйстве, бизнесе и т.д.? Каково состояние дунгановедения в нашей стране, есть ли академические центры, как они финансируются, каковы научные результаты, рекомендации, воплощаются ли они в жизнь? Каковы уровень развития дунгановедения и ситуация с научными кадрами по сравнению с другими странами -Кыргызстаном, Китаем, Малайзией?
  Понятно, что среднее поколение дунган имеет достаточно высокий уровень образования, полученный еще в советские времена. Тогда, кстати, возглавляемые дунганами хозяйства ходили в передовиках. А как обстоит с этим сейчас? Каков уровень развития фермерства среди дунган? Каково бюджетирование аграрного сектора и социальной сферы в Кордайском рай-оне? Какое место занимают дунгане в нынешнем республиканском «разделе-нии труда»? Их удел только выращивание лука и других овощей, а также мелкая, в лучшем случае среднего масштаба торговля? Дунгане прирожден-ные предприниматели, но сколько крупных бизнесменов насчитывается в 74-тысячной диаспоре?
       Не нужно обходить и острые, чувствительные вопросы. В шлейфе постконфликтных публикаций и выступлений упоминалась причастность не-которых групп дунган к контрабандной торговле между Кыргызстаном и Китаем, утверждалось, что якобы именно передел теневых сфер влияния между этническими группами стал одной из причин конфликта. На мой взгляд, такие предположения лишь уводят нас от анализа реальных причин произошедшего и в отсутствие доказательств бросают незаслуженную тень на всю дунганскую диаспору. Но если есть какие-то закрытые данные, то нельзя не согласиться с экспертами: преступность вообще, и этническую пре-ступность в частности, необходимо изучать, а результаты - обнародовать.
Далее: каково представительство дунган в административных и судеб-ных органах, в силовых структурах республики? На 1 января 2020 года дунгане составляли 34,2% населения Кордайского района, а сколько их сре-ди руководителей районного и сельского уровней? Кстати, население всей Жамбылской области на 72,8% состоит из казахов, остальные - русские, дун-гане (крупные диаспоры), много турок, узбеков, курдов, корейцев, татар и других. Как 27,2% этнически разнообразного населения представлены в си-стеме местной власти? Сколько дунганских женщин числится в местных вы-борных и исполнительных органах? Кто-либо из них получил руководящий пост после февральских погромов? К слову, казахстанцы хорошо знают Майю Манезу олимпийскую чемпионку, которая после завершения спортив-ной карьеры уже накопила определенный управленческий опыт. Но почему ее деятельность ограничена массажным салоном в полуподвальном помеще-нии Алматы? Почему бы ее (после соответствующей специализации) не назначить на пост по курированию социальных вопросов или вопросов спорта в администрации Жамбылской, Алматинской области или в Алматы?
        Возможно, кто-то приведет несколько примеров успешных бизнес-менов, управленцев, судей из числа дунган, но соответствует ли их количе-ство численности диаспоры? Оценены ли по достоинству и нашли ли приме-нение качества, которыми в избытке обладают дунгане - трудолюбие, ответ-ственность, предусмотрительность, бережливость, их богатый опыт в сфере сельского хозяйства? Каковы карьерные перспективы для «обычного» пред-ставителя дунганской диаспоры? Как поощряются и награждаются те, кто десятки лет трудится в аграрном секторе района? Разумеется, исследование положения каждой этнической группы не должно ограничиваться только этими индикаторами, есть еще много других параметров и аспектов, в том числе региональных, исторических и т.д. Не было бы лишним изучить от-дельные институты, например, программу академической мобильности «Бо-лашак». Насколько мне известно, по состоянию на 2014 год лишь два дунга-нина прошли стажировку в ее рамках. Изменилась ли с тех пор ситуация? Ведь участие в этой программе - отличная возможность для профессиональ-ного продвижения и карьеры. Между тем, 98-99% стипендиатов составляет казахская молодежь…
     И еще один аспект. Помню, как после крупной международной науч-ной конференции, организованной КазНУ в августе 2017 года, ее участники, в том числе я, по приглашению Ассоциации дунган посетили села Масанчи и Сортобе. Вскоре после того, как наш автобус повернул с основной трассы на дорогу в сторону этих сел, нас остановили у пограничного пункта для про-хождения паспортного контроля. И хотя проверка была встречена с понима-нием и даже с юмором, а некоторые участники вышли из автобуса, чтобы сфотографироваться на память с пограничниками, у нас возникло много во-просов. На каком основании и с какой целью не на границе, а внутри страны установлен пограничный контроль? Как долго он просуществовал? Почему именно дунганские села оказались под особым контролем? Кто отдал такой приказ? И как подобное воспринималось самими дунганами? Все это тоже следовало бы изучить. Да, эти села расположены рядом с границей Кыргыз-стана. Но это дружественное сопредельное государство, где тоже есть дун-ганские села, и нередко казахстанских и киргизских дунган связывают се-мейные и родственные отношения. Не исключаю, что многие местные жители чувствовали унижение, ежедневно подвергаясь проверкам на этом погра-ничном пункте. Считаю, что данный факт можно трактовать как проявление недоверия со стороны государства к дунганской диаспоре, хотя для него (недоверия) не было никаких оснований, поскольку дунгане - сильный, тру-долюбивый и лояльный этнос.
Все, что я перечислила - лишь предварительные предложения. Думаю, появятся еще новые аспекты и кейсы.

Межэтническая дистанция

Почему вы предлагаете начать анализ положения этнических меньшинств именно с дунган?
- Потому что они последними по времени пережили межэтнический конфликт, причем этот конфликт был самым трагическим в плане человече-ских и материальных потерь. Госкомиссия по ликвидации его последствий, которая работает в Жамбылской области, наверняка уже собрала большой фактический материал, касающийся положения дунганской диаспоры, и мог-ла бы обнародовать эти данные. Кроме того, Комитет по статистике Мини-стерства национальной экономики с 1990-х годов отслеживает динамику различных социальных и демографических показателей, и этими сведениями тоже необходимо воспользоваться. Очень важно начать наконец-то честное и беспристрастное изучение проблемы, ведь ЕСЛИ МЕЖЭТНИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ НА КОРДАЕ, КАК И ПРЕДЫДУЩИЕ ЭТНОКОНФЛИКТЫ В КАЗАХСТАНЕ, БУДЕТ ЗАМОЛЧИВАТЬСЯ ЛИБО ПОКРЫВАТЬСЯ ПАУТИНОЙ ЛЖИ, ТО МЫ ОБРЕЧЕНЫ НА НОВЫЕ ПОДОБНЫЕ ТРАГЕДИИ.
   Чтобы получить целостную картину по республике, такой же анализ необходимо провести в отношении всех национальных меньшинств - узбе-ков, уйгур, русских, украинцев, немцев, татар и других, которые нынче со-ставляют 31,5% всего населения РК. Особое внимание нужно уделить ген-дерным аспектам, то есть положению женщин и девочек из этнических мень-шинств. Это, кстати, будет способствовать достижению глобальных Целей устойчивого развития (ЦУР) на 2015-2030 годы, а именно обеспечению ген-дерного равенства и уничтожению всех форм дискриминации женщин (цель пятая). Важно учитывать и региональные особенности расселения этносов: нередко диаспоры озабочены тем, что даже в местах компактного прожива-ния они не имеют своих представителей в органах власти. Исследуя же по-ложение казахского этноса, важно сделать основной акцент на сельском населении как наиболее депривированной его части.
Особое значение имеют социологические исследования. Определенный скепсис и недоверие к их результатам связаны с манипулятивным подходом к интерпретации данных. После «общих» или «усредненных» цифр о «бла-гополучной» этнической ситуации и «удовлетворенности» респондентов своим положением необходимо публиковать ответы на те же вопросы в эт-нической, демографической (половозрастной), региональной разбивке. В мониторинговом исследовании, которое должно проводиться периодически (в течение нескольких месяцев или лет) таким образом можно идентифици-ровать «самочувствие» этнической группы в том или ином регионе, просле-дить изменение градуса недовольства, выяснить его причины и принять про-активные меры. Ответы респондентов различной этнической принадлежно-сти, как правило, показывают значительные расхождения между группами в восприятии почти всех вопросов: о соблюдении прав человека, о степени удовлетворенности своим статусом и оценке будущего для себя и своих де-тей, об отношении к органам власти, о причинах миграции, прожективном поведении и т.д. Известный историк и этнолог Нурбулат Масанов еще в се-редине 1990-х годов отметил процесс «расхождения этнических материков» в Казахстане как раз таки базируясь на обширном репрезентативном иссле-довании межэтнических отношений. С тех пор социальная и культурная ди-станция, различия в экономическом и социальном положении, в обладании властными ресурсами увеличивались не только между, но и внутри этносов, что и повлекло за собой рост напряженности и конфликтов.
Таким образом, только углубленный анализ ситуации, неангажирован-ные социологические опросы позволят создать информационную базу для принятий решений, начать реформирование и практическое смягчение дис-криминации, положить конец череде насильственных межэтнических кон-фликтов. Полагаю, что в рамках грядущих административных реформ во-влечение представителей этнических меньшинств в процесс управления будет иметь много положительных эффектов. В том числе оно значительно укрепит авторитет и расширит электоральную базу нынешнего президента, с кото-рым многие сегодня связывают надежды на политические перемены в обще-стве и движение к социальной справедливости. Увы, последняя стала для меньшинств эвфемизмом, обозначающим этническую дискриминацию. Кро-ме того, это вовлечение будет способствовать достижению десятой цели ЦУР - сокращению неравенства и политической, социальной, экономической ин-клюзии всех, несмотря на пол, возраст, этническую и расовую принадлеж-ность и т.д.
Закон не писан…
А что вы скажете относительно анализа казахстанского законода-тельства?
- Во многих законах РК содержится положение о недопустимости дис-криминации по мотивам расы, языка, отношения к религии. Также утвер-ждается право каждого на пользование родным языком и культурой, на сво-бодный выбор языка общения, воспитания, обучения и т.д. Но при этом в них (несмотря на то, что РК является членом ООН и участником ОБСE) от-сутствуют специальные нормативно-правовые акты, касающиеся обеспече-ния, защиты и поощрения прав лиц, принадлежащих к национальным мень-шинствам. Более того, в Казахстане не только нет специального антидискри-минационного законодательства, но и нельзя найти хотя бы один норматив-но-правовой акт, который содержал бы определение «дискриминация», в полной мере соответствующее международным нормам. Об этом казахстан-ские эксперты писали еще полтора десятка лет назад в своих комментариях к первому официальному докладу РК о выполнении МКЛРД. Аналогом тер-мина «дискриминация» выступает термин «нарушение равноправия граж-дан» (статья 145 УК РК от 3 июля 2014 года), который обозначает прямое или косвенное ограничение прав и свобод человека (гражданина) по мотивам происхождения, социального, должностного или имущественного положе-ния, пола, расы, национальности, языка, отношения к религии, убеждений, места жительства, принадлежности к общественным объединениям или по любым иным обстоятельствам.
К тому же в законодательстве РК отсутствует понятие «национальное (этническое) меньшинство», хотя республика обязалась обеспечивать права национальных меньшинств, в том числе в рамках Алматинской декларации об образовании СНГ от 21 декабря 1991 года. Очевидно, что использование других формулировок типа «этническая группа», «общность», «диаспора» является попыткой подменить ими термин, общепризнанный в международ-ном праве. Как следствие, принимаемые законы и гос-программы не отра-жают и не защищают интересы национальных меньшинств.
 
Сожжённые автомобили жителей села Масанчи

Повторюсь: Казахстан присоединился к МКЛРД в 1998-м, признал ее действие на своей территории, а значит, Конвенция имеет здесь обязатель-ную силу. Еще ранее, в 1994-м, в числе десяти стран СНГ он подписал Кон-венцию об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным мень-шинствам. Но если рекомендации по первому документу хронически не вы-полняются, то второй еще даже не ратифицирован, соответственно не обла-дает юридической силой и не имеет прямого действия на территории страны.
Что касается самой МКЛРД, то на следующий год после подписания и затем каждые два года страны-участницы обязаны  периодически предостав-лять соответствующему Комитету ООН официальный доклад. В нем они от-читываются законодательных, административных, практических мерах, с помощью которых реализуются положения этой Конвенции. В свою оче-редь, Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации в Женеве изуча-ет эти отчеты, готовит свои замечания по их выполнению и рекомендации. Так вот, за те 22 года, что Казахстан является участником МКЛРД, он дол-жен был предоставить в ООН 11 докладов, но направил всего четыре, при-чем последний, который объединяет четыре доклада (с 8-го по 11-й), был представлен в Комитет лишь в сентябре 2019 года.
 Помимо государственного доклада, неправительственные организации страны готовят свой альтернативный доклад или комментарии к гост отчет о выполнении МКЛРД, которые содержат более критический анализ ситуации. Думаю, сравнению этих двух документов стоит посвятить отдельную статью, и, возможно, это будет сделано в ближайшее время. Впрочем, читатели сами могут познакомиться как с официальными докладами РК, зайдя на сайт Вер-ховного Комиссара ООН по правам человека, так и с альтернативными до-кладами НПО на сайте Казахстанского Международного бюро по правам человека. Коротко остановлюсь лишь на последнем официальном докладе РК от 2019 года.
           Из отчета в отчет Комитет ООН и спрашивает статистические данные по представленности этнических меньшинств в различных сферах, и столь же методично Казахстан уходит от ответа. На вопросы о том, как ис-полняются те или иные законы, авторы отчета (учреждение «;о;амды; келісім», созданное под эгидой Ассамблеи народа Казахстана - АНК) ссы-лаются на статьи Конституции и законов, которые запрещают дискримина-цию, но правоприменение никак не комментируют. Хотя, как я уже отмечала, антидискриминационные положения де-юре и де-факто - это две большие разницы. Авторы отчета, похоже, не сильно затрудняют себя аналитикой. Так, в пункте 23 они сообщают Комитету, что при сборе информации о практических мерах по реализации гражданских и политических прав граж-даними «…использованы сведения Национального отчета о выполнении Республикой Казахстан Международного пакта о гражданских и политиче-ских правах, представленного в Комитет по правам человека ООН в 2014 году». То есть речь идет о сведениях пятилетней давности! На 28-48 стр. можно найти образец того, как сотрудники АНК «отчитываются», повторяя абзац с почти аналогичным извлечением из различных законов по поводу недопущения дискриминации.
И еще один момент. В официальном отчете за 2019 год отмечается (п. 217), что «в общественно-правовую практику РК введено новое понятие - государ- ственная политика в сфере общественного согласия и общенацио-нального единства». Главной задачей АНК тоже является «укрепление един-ства народа Казахстана». Но в реальных отношениях между этносами растет социальная и культурная дистанция, напряженность и конфликты. В этой си-туации мы так и будем признавать любое исследование, публичное обсужде-ние, критику «неконституционными действиями, способными нарушить меж-национальное согласие», которого на самом деле давно нет?
Можно предположить, что именно отказ от критического анализа ситу-ации в области национальных отношений, табу на публичное обсуждение, догматизация понятий «общественное согласие» и ему подобных в государ-ственной политике, наряду с другими факторами, и привели к такому росту межэтнических конфликтов. Сейчас должны быть открыты онлайн- и офлайн-платформы для публичных дискуссий, критики и конструктивных предложений, причем действовать они должны постоянно.

Первые шаги

Кто должен заниматься таким анализом, да и в целом проблемами межэтнических отношений? Есть ли у нас соответствующие структуры?
- Институциональные реформы необходимы в такой же степени, как и законодательные. За годы суверенитета, несмотря на присоединение Казах-стана к МКЛРД, в составе двухпалатного парламента не было создано соот-ветствующей комиссии или комитета, а в правительстве - ни одного госорга-на по делам национальностей (министерства, комитета или агентства). На необходимость учреждения специальных структур по решению националь-ных вопросов эксперты указывали в уже упомянутых комментариях НПО в 2004 году. В отсутствие уполномоченного государственного органа его за-менила Ассамблея народа Казахстана - по сути, ГОНГО (государством учрежденная неправительственная организация). Деятельность АНК регла-ментировалась указом президента, а затем законом, который определял ее статус и полномочия, взаимодействие с другими институтами, порядок раз-работки и реализации государственной политики РК в сфере межэтнических отношений. Достаточно прочесть первые статьи этого закона, чтобы понять: Ассамблея, не будучи автономным общественным объединением, по суще-ству является декоративным органом для артикуляции политики президента. В последние годы закон много раз дополнялся, но, на мой взгляд, это не по-меняло сущности АНК - совещательного органа, чьи предложения имеют рекомендательный, но не обязательный (нормативный) характер. А уж са-модовлеющую идеолого-пропагандистскую функцию АНК не критиковал только ленивый - достаточно посмотреть комментарии на сей счет в соци-альных сетях. Полагаю, деятельность Ассамблеи со всеми ее многочислен-ными структурами и подструктурами должна быть подвергнута критиче-скому и конструктивному анализу - и это тоже один из первых шагов в про-цессе реформирования национальной политики в РК.
В этой связи недавнее постановление правительства об образовании Комитета по развитию межэтнических отношений в структуре Министерства информации и общественного развития РК можно считать положительным и очень важным шагом на пути к институционализации национальной полити-ки. На сайте МИОР размещено Положение о Комитете, по поводу которого читатель может составить свое мнение. Но, на мой взгляд, по букве и духу этот документ как будто подготовлен много лет назад. В нем, в частности, применяются понятия «диаспоры», «этнические группы», «казахстанские эт-носы», и ни разу не использовано понятие «этнические меньшинства». А ведь на днях будет, не устаю повторять, уже 22 года, как Казахстан присо-единился к МКЛРД, и пора бы начать действовать в соответствии с между-народными нормами, которые республика обязалась выполнять.
 Мои пожелания по кадрам: было бы естественно ожидать, что в поли-этническом государстве сотрудниками Комитета по межэтническим отноше-ниям будут представители различных национальностей, отобранные по при-знаку их компетентности в вопросах национальной политики и желательно с юридическим, социологическим или политологическим образованием. Хо-рошо бы в качестве одной из первых инициатив отправить на стажировку в европейские институты, в том числе в офис Верховного комиссара по правам этнических меньшинств в Гааге, группу потенциальных сотрудников с 3-5 представителями наиболее крупных этносов РК - русских, узбеков, украин-цев, уйгур, немцев, дунган и других. Не хочу недооценивать компетентность штатных и внештатных сотрудников АНК, но они сами должны критически отнестись к своему опыту. Если нанимать в штат Комитета бывших сотруд-ников Ассамблеи, то появится риск того, что они привнесут в новую струк-туру свое устаревшее понимание и изжившие себя подходы к решению национальных проблем. Еще я бы предложила новому органу взять на во-оружение принцип открытости и размещать на своем сайте и в соцсетях как можно больше информации о своей деятельности - планируемой, текущей, отчетной, а также привлекать местных и международных экспертов к анали-зу и реализации проектов. Что касается учрежденного в 2002году поста Уполномоченного по правам человека РК, то это было, несомненно, важным шагом, но его функционал тоже ограничена анализ обращений показывает, как мало делается этим институтом именно для работы со случаями диски-миграции по этническому признаку…
Возвращаясь к неоконченной дунганской драме, снова подчеркну: принципиально важно изменить принципы работы с этническими конфлик-тами. Она должна быть нацелена, прежде всего, на анализ глубинных при-чин и проактивные действия. Нужно подвергнуть ревизии всю систему управления национальными отношениями, при которой стали возможными такие трагические события.
Елена Садовская руководитель центра
конфликтологии Республики Казахстан.
Интервью подготовила С.Исабаева

et-nicheskomu-nasiliyu-kto-vinovat-i-chto-delat.html)

    

Размышления о Кордайском конфликте
      
  Гульнара Бажкенова, послушав президента в Кордае, размышляет об опасных заигрываниях с шовинизмом.
   Как победивший в маленькой войне полководец он взирал на по-бежденный народ. Самые почетные граждане павшего вражеского селе-ния стояли перед ним (хорошо, не на коленях), виновато склонив голо-вы, почтительно слушали, благодарили и просили прощения. А победи-тель менторски выговаривал, что надо делать, чтобы к ним проявили милость и снисхождение - надо учить государственный язык и рассе-ляться.
    
Ни слов соболезнования, ни тем более извинений не нашел президент страны для жителей села, в котором более ста детей в одну ночь потеряли отцов или остались без крова.
Встреча в соседнем селе Каракемер за пару часов до того прошла не в пример в более теплой обстановке, за столом и неторопливым разговором по душам.    
Воскресный вояж на Кордай спустя три недели после погромов дунган-ских сел демонстрирует, с кем и куда намерен идти Касым- Жомарт Токаев. Если в Каракемере он был президентом своего народа, то кем он выступал в Сортобе - еще надо подумать, тут есть ряд условий.
 Асфальтовый казах, выучивший казахский язык будучи уже крупным политиком в годы независимости, на посту министра иностранных дел всегда отстаивавший российские интересы, публично делает ставку на крайний национализм. Тот самый, что в ответ на свидетельства этнических убийств говорит, что жертвы не знали государственного языка и не служили в армии.
 Выбор Токаева можно считать доказательством первых ростков демо-кратии. Демократии, которую мы заслужили: уродливой, коррумпирован-ной и популистской. Президент считается с большинством, поддержка кото-рого для него важна, и откровенно игнорирует меньшинство. Но если у ко-го-то возникнет соблазн упрекнуть Токаева, то начинать следует с себя, ведь первые в истории страны этнические погромы довольно спокойно восприня-ло все казахстанское общество. Молчат и не проявляют особой озабоченно-сти депутаты парламента (кроме Бахытбека Смагула, обвинившего 60 тысяч дунган в сепаратизме), молчат обычно вездесущие и всезнающие лидеры мнений, радикально оппозиционная и умеренно либеральная пресса и даже самые совестливые из правозащитников. Слишком сложная, опасная и не-благодарная тема. Шишек набьешь немало, врагов наживешь, а бенефитов никаких не получишь.
Про дунган важно понять, что как субъекта казахстанской политики их не существует, и в медийном контексте их цена и значение равны нулю.
В воскресенье в доме культуры села Сортобе Токаев говорил не с ними, он обращался к казахским «нацпатам». Что там поймут про него дунгане по-сле такого разговора - дело десятое, важно понравиться самой активной ча-сти своих граждан. Не факт, что это самая многочисленная и лучшая часть, но именно на нее будут опираться политики завтра, если дойдет дело до борьбы за власть.
Разговор президента с дунганами - это и есть реальная национальная политика в Казахстане на данный момент. Ее так долго имитировали и под-меняли суррогатом Ассамблеи народов, что она приняла маскировочный коричневый окрас.
События в Сортобе теперь трактуют в духе времени: погромов не было, были бандиты, причем с обеих сторон, но тут же - а почему они, гады, наш язык не
знают. Это официально назвали разборкой двух банд, но тут же офици-ально обвинили дунган в незнании казахского языка и фактически рекомен-довали расселяться. В первом случае Токаев проявляет последовательность курсу Назарбаева, который все конфликты на национальной почве объяснял криминалом, так ему докладывали и это удобно.
Погромы на Кордае действительно были хорошо организованы и коор-динированы, я пришла к такому выводу после поездок на место событий и многочисленных интервью с участниками, очевидцами и пострадавшими. Но все же тот, кто стоял за кулисами и тянул за ниточки, опирался на живой го-рючий материал - этнический национализм и шовинизм. Как говорят источ-ники в следствии, 7 февраля в дунганские села приехало порядка тысячи че-ловек. Не все из них были наняты за деньги, многие прибыли грабить и гро-мить бескорыстно, по зову души. У большинства раненных полицейских ра-нения огнестрельные, и все совершены приезжими, нападений местных из Масанчи и Сортобе не зафиксировано. Дунгане даже не защищались, о ка-ких двух бандах идет речь? Читал ли президент материалы следствия? Хо-чется верить, что они не будут сфальсифицированы в угоду политике…
       Аргумент про две стороны конфликта в ситуации, когда жертва растоптана и унижена - любимый трюк в эпоху постправды. Атакуй без пре-дупреждения дунганское село, где от силы наберется две-три сотни молодых парней, врывайся в дома, грабь, жги, стреляй в безоружных и тут же кричи во все горло, что напали они. Под покровом ночи, там где не работают за-коны, все равно никто ничего не поймет, а поймут, так будут верить в то, что хотят. Верить в то, что все дунгане - бандиты, гораздо приятнее, чем при-знать, что казахский этнический национализм будет протоптанной дорогой печально известных предшественников.
Из жертв на наших глазах сделали виноватых и заставили извиняться. Говорить людям, пережившим погромы своих домов, что надо учить казах-ский - значит, связать эти факты и оправдать одним другое.
Трудно поспорить с тем, что государственный язык учить надо, но сто-ит довести мысль до логического конца, чтобы было понятно. Что если дун-ганские крестьяне, от рассвета до заката копошащиеся в земле, вообще отка-жутся разговаривать? Объявят обет молчания? Будем стрелять из дробови-ков?
Обязать говорить на государственном языке человека, жизнь которого ограничена огородом и собственным домом, -задача не из легких. Вы може-те сделать язык непреодолимым барьером для кандидатов в президенты и госслужащих, вы можете ограничивать в правах и в конце концов вычерк-нуть огромную часть своих граждан из государственного устройства. Но вы не вправе врываться к людям на кухню с ружьем и требовать говорить на государственном языке. Точнее, погромщик-то может, ему закон не писан, а совести нет, но власть не должна легитимизировать это своими заявлениями.
Президент недвусмысленно пригрозил дунганам расселением. Опыт Иосифа Виссарионовича в помощь, правда, с более худшими последствиями для дунган, которых в Казахстане, да и во всем мире, слишком мало - капля в море. Расселять их в командно-административном порядке, значит, насильственно лишить национальной идентичности. А можно было бы как в приличных странах, сохраняющих анклавные поселения экзотических об-щин и племен, сделать их туристической достопримечательностью.
      Казахский этнический национализм переживает самоупоение от со-знания исторической правоты и победы. Его все откровенно побаиваются, от политиков и бизнесменов до журналистов и блогеров. Ему никто не возра-жает, поэтому инакомыслящих голосов почти не слышно. Он громче всех звучит в национальном совете, других там как будто вовсе нет. Погромы в Кордае никто не решился осудить прямо и без оговорок. Опереться на са-мую боевитую и духовитую силу, которая рада поверить самой бессовестной лжи и пойти на что угодно, если ей предложат образ врага, политикам все-гда соблазнительно. Выступление президента говорит о том, что за этот взрывоопасный электорат идет борьба, своими словами он вышиб стул под оппонентами, не оставил оппозиции шанса. Мухтар Аблязов ни прямо, ни косвенно не осудил погромщиков и до неприличия бездушный спич прези-дента в сельском ДК оставил без внимания. А зачем ему терять виртуальные голоса? Все понимают, куда нынче дует ветер. И в Аккорде тоже сидят не дураки. Но, ублажая эту силу, власти рискуют потерять контроль. Кордай - первый серьезный случай, мы все там понюхали пороха и надо бы извлечь урок, но вот этого как раз не происходит.
Преступления по этническому признаку, убийства людей только потому, что они неправильной национальности - не шутки и не наше сугубо внутрен-нее дело.Есть кое-что повыше и побольше казахстанской власти, и я не про общего для двух народов Всевышнего и его проклятия за пролитую кровь до седьмого колена. Обижать этнические меньшинства в современном мире - непозволительная роскошь самоутверждения. Уж кому не поснимать этого, как бывшему заместителю генсека ООН.
Сапарбаев Бердибек Машбекович,
Вице-премьер-министр РК возглавил
Жамбыльскую область сразу после
 Кордайского конфликта 10-го февраля 2020 года.
Журналист Гульнара Бажкенова,
г.Алматы


Нуртай Мустафаев: Кордайское побоище:
трагедия, которая ничему нас не научила.
      
 7 февраля 2021 года исполнится ровно год со дня погромов и убийств в Кордайском районе. Та трагедия стала беспрецедентной для современного Казахстана - такого всплеска враждебности на этнической почве наша страна не видела за все тридцать лет независимости. Каза-лось, что случившееся заставит граждан серьезно задуматься, а людей во власти - кардинально перестроить свою политику в сфере межнацио-нальных отношений. Однако особых изменений так и не произошло. Почему? Об этом мы беседуем с историком и этнополитологом Нуртаем Мустафаевым.

Нуртай Идиянович, как вы считаете, извлекли ли власть и обще-ство уроки из кордайских событий?
- Власть и общество - не одно и то же. По сути, это два параллельных мира, которые зачастую по-разному воспринимают вроде бы очевидные ве-щи. Если говорить о власти, то она не только не извлекла урока из случив-шейся трагедии, но и продолжает относиться к ней как к чему-то обыденно-му. Отсюда и неадекватные оценки кордайских событий: сначала нам пыта-лись преподнести их как "бытовой конфликт", а позже (видимо, поняв, что такая формулировка не прокатит) стали говорить о "массовой драке" либо "столкновениях". Хотя ни то, ни другое, нитретье не соответствует истине. Так можно охарактеризовать, скажем, потасовку в кафе либо стычку фана-тов после футбольного матча, но никак не беспрецедентный межэтнический конфликт, в котором погибли более десяти и пострадали в той или иной сте-пени тысячи мирных граждан.
Я уже не говорю о том, что власть до сих пор не назвала виновников трагедии, а именно - кто на кого напал: то ли казахи на дунган, то ли дун-гане на казахов… А это значит, что она упорно отказывается признавать ее характер и масштабы. Похоже, для нее важнее сохранить в глазах междуна-родного сообщества ту благополучную картинку межэтнического и межкон-фессионального согласия, которую она придумала еще в начале 2000-х го-дов, чтобы хоть в чем-то стать примером для других стран.
Как же следует характеризовать произошедшее?
- Впервые в Казахстане имели место не просто межэтнические столкно-вения, а самые настоящие погромы, то есть насильственные действия в отно-шении наших же сограждан - дунган! Центральные власти должны признать этот факт, а не прятать голову в песок подобно страусу. Впрочем, их реак-ция на ЧС, техногенные катастрофы и массовые беспорядки всегда одинако-вая. Сначала они пытаются всячески скрыть истинные масштабы произо-шедшего, в том числе занижая количество жертв, а после и вовсе закрывают-ся от народа и ничего не комментируют. В случае с кордайской трагедией этот прием не сработал, вернее, сработал, но против самих же властей: и без того низкий уровень доверия к ним со стороны населения упал до критиче-ских показателей.
Получилось как в известной песенке "Все хорошо, прекрасная маркиза", где хозяйке буквально клещами приходится вытягивать из слуг одну ужас-ную новость за другой (началось с пожара в конюшне и гибели лошади, а закончилось полным разорением и самоубийством мужа). Именно по такому принципу работают наши силовые и аналитические службы, когда неуклюже пытаются ретушировать жестокие реалии в своих оперативных сводках и докладах президенту и правительству.
  Кстати, до сих пор нет полной информации о том, чем завершилось уголовное дело в отношении участников погромов и убийств. С чем свя-заны такая скрытность и затягивание процесса?
- Заметьте, в погромах участвовали порядка полутора тысяч человек, но, согласно отрывочной информации в СМИ, уголовные дела были воз-буждены в отношении лишь нескольких десятков.
Так, 24 апреля 2020 года Кордайский районный суд вынес приговор дунганам -отцу и сыну Юнху, фигурантам конфликта, который случился 5 февраля на дороге и предшествовал массовым беспорядками. Первого при-говорили к 2,5 годам ограничения свободы и шести месяцам исправитель-ных работ, а второго - к 2,5 годам лишения свободы. На обоих наложили огромные штрафы. 29 сентября 2020 года семерым участникам погромов вынесли приговор в военном суде Алматинского гарнизона (поскольку один из осужденных был военным, а Кордайский район относится к Алматинско-му гарнизону). Трое из них приговорены к трем годам лишения свободы, остальные получили от четырех до восьми лет заключения. Позднее осуж-денные подали апелляционные жалобы, в результате чего четверым из них смягчили приговор, заменив лишение свободы на ее ограничение.
4 декабря 2020 года в Таразе начался судебный процесс в отношении 51 обвиняемого по делу о массовых беспорядках в Кордайском районе. 33 из них находятся под стражей, двое - под подпиской о невыезде, а для 16 мера пресечения избрана в виде поручительства. Обвиняемых защищают более 60 адвокатов. Дело состоит из 400 томов. Процесс ожидается длительным. Между тем в интернет-изданиях, на форумах, в соцсетях сообщается, что в подвергшихся погромам селах Масанчи, Сортобе, Булар Батыр и Аухатты, где проживает преимущественно дунганское население, продолжается пси-хологическое давление на местных жителей. В частности, многих молодых людей из дунганской общины в позднее время вызывают либо забирают на длительные допросы. Но, похоже, эти факты вызывают тревогу лишь у пра-возащитников и международных организаций, в том числе у Комитета ООН по ликвидации расовой дискриминации, который еще полгода назад запра-шивал у властей Казахстана отчет о предпринятых мерах по поддержке дун-ганского меньшинства и обеспечению независимого и эффективного рассле-дования. О какой-либо ответной реакции пока не сообщается. На мой взгляд, затягивание расследования и другие неадекватные действия со стороны вла-стей обусловлены множеством причин, главная из которых заключается как раз в том, что с самого начала на политическом уровне не была дана объек-тивная оценка беспрецедентным в истории независимого Казахстана массо-вым погромам.

Отложенный эффект

А что казахстанское общество - какие оно извлекло уроки?
- Поскольку наше общество неоднородно, то и восприятие им кордай-ских событий оказалось неоднозначным. Большинство граждан, безусловно, испытало потрясение и шок. Но у нас есть многосторонников этнонациона-лизма, этноцентризма, которые, и это просто поразительно, продолжают ви-нить во всем самих дунган, да и всех остальных неказахов.
Подобного рода комментариев полно в интернет-изданиях и соцсетях…
Не устаю повторять, что, вопреки всем опасениям этнонационалистов, полиэтничность - не угроза, а достояние Казахстана. К примеру, в Швейца-рии четыре, в Бельгии и Индии - по два государственных языка и множество этнических групп. Весь мир давно понял, что этническая идентичность мо-жет сохраняться даже в том случае, если язык утрачен. То есть язык не обя-зательно является определяющим критерием этнической идентичности. Например, сербы и хорваты - два разных этноса и две разные нации, во многом враждебные, а язык один - сербохорватский. Посмотрите на ирланд-цев (в Северной Ирландии, Республике Ирландия, в США), среди которых преобладает английский язык, а ирландский лишь пытаются возродить. Но кто, если не они, являются образцом ярко выраженной, стойкой этнической идентичности? Вспомните ирландских по происхождению писателей
- Джонатан Свифт, Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Этель Лилиан Войнич, Джеймс Джойс, Артур Конан Дойл, О' Генри, Маргарет Митчелл и десятки других, которые стали цветом английской и американской литературы. Или ирландца по происхождению Пола Маккартни, которому королевой Елиза-ветой II официально было присвоено рыцарское звание "за распространение английского языка во всем мире".
Поймите, если нет дискриминации, а граждане вне зависимости от этни-ческой принадлежности имеют не только равные права, но и равные воз-можности, то никакой угрозы государственности нет и не будет, а в стране сохранятся межэтнический мир и согласие.
Как в целом изменилась атмосфера в межэтнических отношениях в нашей стране?
- Кордайские погромы крайне негативно повлияли на межэтнические отношения в Казахстане. Погибли 11 человек (десять дунган и один казах), разорены четыре села с преимущественно дунганским населением, угнан скот, сожжены сотни домов, автомашины, хозяйственные и технические по-стройки. 24 тысячи человек, а это почти половина дунганского населения Кордайского района, были вынуждены, спасая свои жизни, бежать за кордон - в соседний Кыргызстан. Разве можно после этого говорить о том, что в стране утвердились и крепнут межэтническое согласие и мир?!
Практически сразу после трагедии в Казахстане, как и во всем мире, грянула эпидемия коронавируса. 13 марта в нашей стране был выявлен пер-вый случай заражения, а уже 16 марта - введен режим ЧП. Новая напасть переключила на себя все общественное внимание. Более 2,4 тысячи человек погибли, почти 200 тысяч заболели, десятки тысяч потеряли работу и скати-лись в финансовую пропасть (в основном это занятые в сфере торговли, транспортных услуг, в ресторанном и гостиничном бизнесе). На фоне этих проблем (чем платить за жилье, на что купить продукты и лекарства?) дру-гие события, в том числе кордайская трагедия, казалось бы, померкли, ушли на второй план. Но это лишь поверхностное впечатление.
На самом деле в условиях падения уровня жизни, сильного психологи-ческого стресса в связи с продолжающейся эпидемией потенциал межэтниче-ской напряженности только нарастает, правда, пока в скрытой форме. Борь-ба за ресурсы, включая доступ к работе, зарплатам (среди наемных работ-ников), доступ к рынкам сбыта, пусть и к небольшим доходам (среди пред-ставителей малого и среднего бизнеса), будет лишь обострять ситуацию в целом и межэтническую в том числе.

Курс на мононациональное государство

Может ли в принципе измениться политика государства в этой сфе-ре?
- Как я уже говорил, власть не извлекла уроков из кордайской трагедии. Поэтому позитивных сдвигов в этой сфере нет, да и вряд ли их следует ожи-дать.
Кстати, во всех других странах политику государства в сфере межэтни-ческих отношений именуют этнополитикой. Как охарактеризовал ее извест-ный этнополитолог Валерий Тишков, "это государственная политика управ-ления этническим разнообразием на коллективном и индивидуальном уров-нях, политика регулирования отношений между этническими общностями, политика поддержки и развития языков и культур, представители которых населяют территорию страны или отдельного региона". Увы, но в этнополи-тике Казахстана в период независимости, особенно в последние полтора де-сятилетия, не только обозначились, но и усиливаются идеи, тренды, целепо-лагания, направленные на формирование мононационального государства. Одним из признаков этого стала активная реализация политики этнической репатриации казахов, причем сразу после обретения независимости. По официальным данным, с 1992 года до настоящего времени в Казахстан пере-ехали более одного миллиона оралманов. Этот процесс нередко сопровож-дался противоречиями между местными казахами, проживающими в сель-ской местности, и прибывающими иммигрантами, городским населением и внутренними мигрантами, заметную часть которых составляли оралманы. Поводом для них были в том числе преференции (подъемные, предоставле-ние жилья, хотя в основном в сельской местности, либо денежных сумм на его приобретение и т.д.), слабая адаптированность репатриантов к здешним условиям жизни, трудности с интеграцией в местные сообщества.
Однако эти проблемы привели не к пересмотру, не к совершенствова-нию политики этнической репатриации, а просто к отказу от термина "орал-ман", который с казахского языка переводится как "возвращенец". Поначалу предлагалось заменить его на "отандас" ("соотечественник"). но на офици-альном уровне этот вариант не был утвержден. А 13 мая прошлого года был подписан закон о внесении изменений и дополнений в ряд законодательных актов по вопросам регулирования миграционных процессов, и, согласно ему, "оралман" заменили на ";андас", что в переводе означает "единокров-ник". Таким образом, возобладал тренд в русле "права крови".
Чем опасен этот тренд?
- Как известно, в мире существуют два основных принципа гражданства - право крови (лат. jus sanguinis) и право земли (лат. jus soli). Согласно пер-вому, каждый, чьи родители являются представителями основного этноса то-го или иного государства, имеет право на обретение его гражданства. Исто-рически этот принцип наиболее характерен для тех стран, где численно пре-обладает титульный этнос. Например, для континентальной Европы.
Второй же принцип предполагает обретение гражданства на основании места рождения человека и исторически характерен для США и других стран Нового Света. Не случайно в последние три десятилетия широкое рас-пространение получил так называемый "родильный туризм", когда женщи-ны со всего мира едут рожать в Штаты, чтобы их дети могли автоматически получить гражданство этой страны. С этим явлением, кстати, активно борол-ся экс президент Дональд Трамп… Но надо понимать, что сходство слов "нация" и "национальность" играет с нами злую шутку. Большинство людей в постсоветских странах путают их. А самое печальное заключается в том, что разницу между этими понятиями не видят и многие политики, политоло-ги, публицисты, журналисты. Нация - это общность на основе со-гражданства, а национальность - общность на основе воображаемой и, в той или иной мере, реальной кровно-родственной и культурной принадлежности к этносу.
По сути, нация - это антипод национальности, этноса, этнической при-надлежности. Политики часто говорят о казахской, узбекской, русской и т.д. нациях применительно уже к XV веку! На самом же деле современные нации (в контексте понятия "нация-государство") возникли лишь в последней чет-верти XVIII века - после принятия Декларации независимости США в 1776 году, когда пала зависимость американцев от британской короны, и после Великой французской революции 1789 года, когда пала монархия во Фран-ции. Впервые нации появились во Франции и США, возник термин "гражда-нин" в противовес понятию "подданный". А, например, итальянская и гер-манская нации, как и большинство других современных наций в Европе, начали складываться лишь в конце XIX века.
Между тем, программа этнической репатриации реализуется лишь в не-многих странах - в Германии, Польше, Литве, Латвии, Эстонии, Израиле, а также в Казахстане. Так или иначе это связано с феноменом нацизма. В Гер-мании, странах Балтии в 1930-е годы утвердились нацистские режимы. В Польше в тот же период проводились этнические чистки, в результате кото-рых к концу II Мировой войны в этом государстве не осталось евреев и представителей других этнических групп. Израиль начал этническую репа-триацию с чистого листа, в пустыне, на новом витке истории, во многом как реакцию на германский нацизм, на Холокост…
Интервью подготовила
C. Исабаева