Дно. Глава седьмая в вагоне

Полковник Котиха немного опоздал на Смоленский вокзал - извозчик обманул его и заломил высокую цену. Полковник Котиха торговался. Извозчик плевался от его погон, от его боевых наград и даже нацепил на руку красный бант. Тогда полковник Котиха просто выхватил пистолет из кобуры, однако в ответ на это извозчик потянулся за обрезом винтовки. Но полковник Котиха был всё-таки профессиональным военным и пока извозчик тянулся за атипичным оружием, он застрелил его. Прохожие опасливо посмотрели на складно сложенного полковника с лицом аскета и пистолетом в руке и пошли дальше.

Полковник Котиха спокойно шёл через здание Смоленского вокзала, когда, проходя мимо буфета, он услышав смех и немецкий говор. Мимолётом, на ходу, он сквозь щель неплотно закрытой двери увидел сидящих за кружками пива наёмников. Они были веселы и беззаботны, как будто собирались не на войну, а на увеселительную поездку или пикник.

Полковник Котиха улыбнулся своим мыслям.

"- Бедные немцы... Ещё не знают, что они уже принесены в жертву на алтарь нашего императора, нашей великой, но умирающей, бьющийся в агонии империи, конвульсии которой отражаются болью в моём сердце."

Он вышел на перрон. Поезд стоял, на платформу высыпался персонал вагона, курил, переговаривался и посматривал в сторону края платформы, где стояло два человека в форме, один молодой, другой постарше. Молодой курил, стоя рядом с сумкой и клеткой с голубями, постарше с возмущением смотрел на часы. Увидев полковника Котиху, он вздохнул и подошёл к нему, протянув ухоженную руку.

- Здравствуйте, полковник. Моя фамилия Зюйтрехт.

Полковник Котиха пожал руку.

- Вы с нами?

- Не я. Штабс-капитан Серов. Из местной конторы. - Зюйтрех кивнул в сторону молодого курящего человека, который в этот момент обменивался рукопожатием с полковником Котихой. - Вот записка от жандармского полковника фон Плюйса.

Полковник Котиха с неодобрением посмотрел на протянутую ему сложенную бумагу, скреплённую печатью Киевской губернии, но взял её, сломал печать и развернул.

Записка была от руки, самим Бернхардом Бернхардовичем писанная, а в самом конце он лично расписался под своими словами.

"Котиха, вот тебе помощник, штабс-капитан Серов. Немецкому языку не обучен. Таскай его с собой везде, таков приказ генерала Николая Петровича Фундамента, нашего, твоего и моего, непосредственного начальника. Круг обязанностей Серова в рамках приличия. Удачи."

Полковник Котиха скомкал записку в ладони - он явно не понял, зачем ему Серов и был раздражён.

- Зачем мне помощник, Зюйтрехт?

Зюйтрехт развёл руками.

- А я почём знаю?

- Мне не нужен помощник.

- И что?

Галунные петлицы подсказали полковнику Котихе, что Зюйтрехт был коллежским советником, а, значит, в чине равен ему. Поэтому полковник Котиха лишь кинул скомканную бумажку под колёса паровоза и плюнул ей вслед.

- Теперь он твоя головная боль.

Коллежский советник Зюйтрехт посмотрел на часы и ушёл, а на перрон, смеясь и шутя, вышли немцы. Они по-прежнему были в солдатской форме императорской армии, но без погон, которые они заменили нашивками на левой руке, которые были в виде треугольного остроконечного шита в вертикальную черно-красно-оранжевую полоску, поверх которых была белая аббревиатура "DNB" - "Deutsche Nationalbrigaden" с цифрой сорок два под ней. На их головах красовались потёртые фуражки цвета спелого мандарина, с потрескавшимися козырьками, над которыми была медная, покрытая синей эмалью в белой рамке руна, а фуражки украшали чёрные и белые перья. Награды блестели в лучах майского солнца.

Ульрих отделился от толпы соотечественников и подошёл к полковнику Котихе.

- Опаздываешь, оберст.

- Задержался. Ладно, погружаемся!

Штабс-капитан Серов потушил сигарету об стальной столб и обратился к полковнику Котихе:

- А я еду с тобой в одном вагоне, Сидор.

- Поедешь отдельно.

Через несколько минут поезд загудел и взял путь на юг.

Как и сказал полковник Котиха, штабс-капитан Серов получил свой вагон, между локомотивом и полковничьим вагоном. Разложив на столе тетрадь, он раздвинул шторки, поудобней устроился в кресле и взял в руку авторучку.

"В начале было слово. Слово моего начальника, коллежского советника Зюйтрехта. Взгляните на его дурацкие длинные и прямые усы и такую же бороду. Вообще я в конторе после контузии и меня едва не перевели в коллежские секретари..."

Вообще-то в конторе штабс-капитан Серов оказался после того, как украл полковые деньги и был понижен аж на два звания. И ещё легко отделался. Но он писал автобиографию и считал, что в автобиографии следуют писать только своё мнение, а его мнение было в том, что понижение сразу на два звания и перевод в контору приравнивается к контузии.

"... Зюйтрехт вызвал меня к себе в кабинет и сказал мне, что, так как я единственный в конторе, кто владеет немецким, то поеду на активные военные действия против партизан. Откуда я, сын трубочиста, знаю немецкий? О... Зря я не начал автобиографию со своего рождения. В общем, я родился в семье трубочиста, который впоследствии разбогател на торговле мылом и туалетной бумагой, и на деньги отца я поступил в Гейдельбергский университет и выучил немецкий, но оказалась, что зря - проучился полгода и отправился на Сербскую войну. Отец деньгами и связями обеспечил мне чин  прапорщика..."

Взгляд штабс-капитана Серова упал на авторучку. Чёрная, матовая, с золотым вензелем императора Владимира XVII на одной стороне и надписью "Владимир XVII графу Фридрихсу Вольдемару Адольфу Андреасу Борисовичу (Бернгардовичу) за верную службу" на другой. Штабс-капитана Серова накрыли воспоминания.

Прошлого императора он видел один раз, в девятилетнем возрасте. Владимир XVII принимал в Андреевском зале Порфириного дворца отличившихся тружеников коммерции, среди которых был Серов-старший, и вручал им ордена Рюрика IV степени. Штабс-капитан Серов запомнил стать императора, его пушистую, рыжеватую бороду. Увидев маленького Серова, он наклонился к нему, потрепал за щёку и сказал, что у него большое будущее. После император выпрямился и пошёл дальше. Эту встречу и слова венценосца штабс-капитан Серов запомнил на всю жизнь.

Сегодняшнего императора штабс-капитан Серов за годы Гражданской войны видел чуть ли не каждый день своего пребывания на фронте. Кирилл I не вёл войска лично в бой, но да это и понятно - он был молод, на год моложе штабс-капитана Серова, и находила в штабе, учился. Ну, пусть учиться и простительно, что он сразу из генерал-фельдвахмейстеров произвёл себя в фельдмаршалы.

Рядом с Кириллом постоянно находился его верный адъютант, лучший друг граф Бордовский, гвардеец, который с начала Гражданской войны перевёлся в артиллеристы, но вместо обучения артиллерийскому делу предпочитал учиться метать свой кортик, который постоянно носил с собой. Штабс-капитан Серов знал, что он ровесник графа Бордовского.

Неожиданный стук в дверь прервал ход его мыслей. Он развернулся и в его вагон вошёл в Ульрих, широко улыбаясь.

- Прошёл к тебе познакомиться, а дорога была через вагон оберста. Увидел его в углу, он молится своему деревянному богу.

Сказал он на немецком языке, но Серов сделал вид, что не понял его.

- Не понимаешь? Я по-русски тоже ни бель мес. А французский знаешь?

Французский штабс-капитан не знал.

- И французским не владеешь. Не поговорим.

Ульрих осмотрелся и увидел небольшой диванчик зелёного цвета и с резными ножками.

- Ладно, устрою театр одного актера. Это дело интересное, заманчивое.

Он вальяжно разместился на диванчике, облокотившись на спинку и закинув ногу на ногу. Штабс-капитан Серов пожал плечами и вернулся к своей рукописи.

- Христианство... Вспомним римского императора Флавия Клавдия Юлиана, который был совершенно прав, сказав, что христианство религия рабов, а язычество - богов и героев. Каждый из моих парней был крещен в христианском обряде в том возрасте, когда они не могли делать выбор... Я сам был крещен в католицизме. С детства нам вбивали, что есть бог-отец, есть бог-сын и святой дух, однако ещё нас уверяли, что христианство - монотеистическая религия. Я спросил священника: неужели Иисус - тоже бог? Или, может, полубог? А распятия - чем они отличаются от языческих идолов? Священник стукнул меня линейкой и велел читать и изучать Библию. Тот же вопрос я задавал другим священникам, пасторам и попам. Все они говорят практически одно и тоже. Итог - разочарование. Но оно бы и так настало, ведь христианство - мирная религия, не смейся. Дело в том, что мирная религия и мирные профессии - не для германцев. Мы были воинами с самого начала зарождения германской нации. Война у нас в крови и зов крови не заткнуть. А нашу страну, Германию, ой, простите, Священную Римскую империю германской нации, вот как столетие с небольшим назад сделали нейтралом, как Швейцарию и Швецию. Ладно, хоть и были швейцарцы наёмниками, снимаю шляпу - превосходными наёмниками, но они по своей крови пастухи, как шведы - рыбаки. А мы, германцы, воины, мы не можем без войны. Как-то промаячились семьдесят лет по южноамериканским заварушкам, пока Леопольд II - вечная ему память - не создал Свободное государство Конго. Король Бельгии, государства-члена федерации нашей империи, стал верховным правителем суверенного государства, которое спокойно унаследовал его племянник, Бодуэн I. Самое главное, что эта страна имела армию, солдаты которой набирались из соседних племён, местным не доверяют. Стать солдатом армии Свободного государства Конго для них порой единственный шанс на лучшую жизнь. А без чего не может быть армия? Всё правильно, без офицеров. Вот и нашли германцы себе применение. Беда в том, что офицерский корпус скоро распух, а поток желающих не убавлялся. Как итог - немцы вернулись к наёмничеству, старому доброму наёмничеству. Было организовано двадцать две бригады, которые в количестве двух-трёх штух нанимались колониальной державой и образовали дивизию. Кто-то же должен делать грязную работу. Красный Крест что-то пищит о преступлениях против человечности, но всем как-то плевать, что туземцев режут как скот, причём целыми племенами. Не мы ж их режем, а наёмники. И не мы их наняли, а наше правительство. К нему и претензии. А туземцев тысячи, нас сотни. Но что могут копья и стрелы сделать против пулемётов, самолётов, огнемётов, гранат, винтовок и разрывных пуль? Ничего. Скоро, ещё при нашей жизни, Африка будет очищена. Правда, Абиссиния вне нашего доступа, и Либерия, увы. А то, что коренных народов Конго осталось из тридцати миллионов чёрных в 1885 году несколько миллионов на сегодняшний день? Ничего, завезём китайцев на каучуковые плантации. А зачем мы вырезаем племена в Индокитае? Это просто местные властители с санкции французского правительства избавляются от нелояльного населения своих королевст. Вот смотри - Ульрих достал из кармана бумажник, из которого вынул фотокарточку и протянул штабс-капитану Серову - это я, ещё молодой, может, даже твой ровесник, с королём Луангпхабанга Ун Кхамом. Это по его инициативе мы уничтожали племя ламетов.

Штабс-капитан Серов взглянул на чёрно-белую фотокарточку. На фоне стены стоял весёлый немец в военной форме, в котором сразу узнавался Ульрих, только ещё молодой, а рядом с ним азиат с морщинистым лицом, одетый в похожую на мешковатую рубашку без пуговиц верхнюю одежду, в штаны, напоминающие шаровары и в туфли с загнутыми носками, на босу ногу. На голове - корона в виде конуса, сужающаяся к концу.

- А что в Полинезии... - сказал Ульрих, убирая фотокарточку в бумажник и пряча бумажник в карман. - Так, мелочи. Вот лучше, смотри.

Ульрих снял с головы фуражку и указал на эмалевый символ над козырьком.

- Это руна символизирует победу и славу. За это мы сражаемся - за победу, славу и звонкую монету. Перья на этой фуражке, которые неосведомлённому человеку покажутся нелепыми - дань уважения ландскнехтам, нашим предшественникам, дань традиции. А ты ни слова не понял, так как не говоришь по-нашему.

Он встал и подошёл к штабс-капитану Серову, нависнув над ним придирчивым репейником.

- Ландскнехт. - произнёс он отчётливо. - Л-а-н-д-с-к-н-е-х-т.

Штабс-капитан Серов активно закивал головой.

- Вот, понял. Ну, мне пора. Будь здоров, штабс-капитан.

Он похлопал по спине штабс-капитана Серова, развернулся и направился к выходу из вагона.

Штабс-капитан Серов посмотрел, как закрылась дверь, с сожалением отложил свою рукопись и достал чистый лист бумаги.

"Полковник молится всю дорогу. Я знаю, хоть и выбросил он меня в отдельный вагон. Заходил ко мне Ульрих, болтал без умолку, но это всё вода, ничего ценного в его словах. Никто не догадывается, что я владею языком. Едем без происшествий, по прибытии отпишусь."

Штабс-капитан Серов свернул бумагу и запихнул в небольшой мешочек, который прицепил к лапке голубя, которого достал из клетки и выпустил в открытое им окно. Голубь взмахнул крыльями и полетел в Киев, на Крещенскую улицу, в роскошный особняк князей Голицыных в псевдорусском стиле.

Примечание. Всё вышесказанное является вымыслом и не относится к реальной истории. Произведение является представителем жанра "альтернативная история"