Shalfey северный роман. Глава 5. Фест

Глава 5
Фест

Настроение: Dee Jay LSD «Одиночество»


  Но пора нам вернуться в лето 2018-ое, которое стремительно летело и делало это по своему обыкновению незаметно. И вот, остался позади жаркий июль, за ним и август размеренно перевалил через свою середину, осторожно роняя первые поблекшие листья, возвращая их обратно в землю, а я до сих пор так и не взялся за дело, ради которого вернулся домой, не осуществив в Москве всего мною намеченного.

  Два месяца пролетели не то, чтобы быстро, они просто пролетели. Не помню почти ничего, кроме того, что радовался каждому дню, в деревню ездил не часто и в основном сидел в городе, раз в неделю выезжая в столицу по некоторым, все еще не отпускавшим меня делам прошлого.

  Дзен в середине июля улетел отдыхать с друзьями в Болгарию, мой автомобиль опять капитально сломался, стоял в деревне на обочине у ворот и глаз не радовал, поэтому ездить в деревню мне не очень хотелось. К тому же, еще с весны родители затеяли там стройку, нарушив тем привычный порядок вещей и добавив в размеренную деревенскую жизнь молчаливого узбекского колорита.

  Пересев в машину сына, я иногда катался по немногочисленным делам и почти всюду слушал Аишины песни. Аиша по-прежнему ласкала мой слух и смягчала сердце. Особенно нравился новый клип на мою любимую песню.

  Однажды, во второй половине августа, Аишин ютьюб-канал вдруг перестал работать. Спустя несколько дней, не дождавшись восстановления, я на всякий случай сообщил ей об этом, впервые написав со своей настоящей странички в социальной сети. Из настоящего был только домашний ip, да сын в друзьях, о чем, собственно, трудно было догадаться, но для меня и это было прогрессом. А для Аиши я снова был другим человеком — незнакомым, непонятным и совершенно безликим.

  — Какой канал? — удивилась Аиша, будто бы у нее их было великое множество.

  Пришлось объяснять, что речь идет о ее персональном аккаунте на популярном видеохостинге, где она публикует свои новые клипы. Не обременив себя проверкой, Аиша заверила, что все у нее там в порядке, и пришлось объяснять еще и это.

  Наконец она перестала лениться, посмотрела, признала наличие неполадок и, вежливо меня поблагодарив, пообещала исправить. Всем этим занимался кто-то другой, сама она не сильно вникала и не отслеживала. На том и закончили. В очередной раз я убедился, что движения мои никому не нужны и, по большому счету, бессмысленны. И я опять перестал. Общение закончилось, практически не начавшись, однако в процессе я узнал о предстоящем выступлении Аиши на фестивале в Подмосковье. Аиша записала короткое видео-приглашение и разместила на своей страничке. Загоревшись, я предложил сыну съездить развеяться. Дзен уже успел заскучать после Болгарии, идею сразу одобрил и с нетерпением дожидался дня поездки, составляя мне в этом компанию.

  Однажды, субботним утром, день «х» наконец настал, став днем сегодняшним; мы быстро собрали последние вещи, запрыгнули в машину и двинулись в сторону первопрестольной.

  Проехав четыре сотни и привычно затратив на это меньше четырех часов, еще столько же мы объезжали город с юга, ведомые навигатором по лабиринтам запутанных подмосковных дорог. Решив для разнообразия объехать город и МКАД стороной, мы пожалели об этом: дороги Подмосковья оказались не только забитыми, но и намного длиннее. Вечером, порядком уставшие, но все же довольные, поскольку успели приехать вовремя, за несколько минут до восьми, мы подкатили к воротам большого фестивального комплекса к самому началу долгожданного выступления.

  Новые хозяева подмосковной недвижимости по мере сил восстанавливали здания и территорию крупного мануфактурного производства, пришедшего в запустение во времена режима, сменившего царский, но и режим, последовавший за ним, тоже не особенно стремился сохранять, поэтому работы предстояло еще много.

  Избранное направление деятельности и энтузиазм новых владельцев вызывали уважение, что позволяло закрывать глаза на некоторую бытовую недоустроенность. Организаторы же фестиваля арендовали комплекс на неделю, на время проведения мероприятия, но и их трудоспособность вызывала у меня уважение не меньшее, заставляя проводить параллели с собственной жизнью, — линии, которые меня не радовали.

  Как всегда, Аиша выступала великолепно. Друзья и впервые ее увидевшие не отрывали взглядов от сцены. Перебирая струны, Аиша проникновенно пела. Что-то исполняла нежно и ласково, другое — сильно, уверенно. Я, как всегда, не только с удовольствием слушал, но и любовался ей. Нравилось все — и как Аиша держит себя на сцене, и ее наряд, и лицо, и мимика — живая, выразительная, искренняя, иногда даже немножечко детская, и выглядело это очень мило.

  Полтора часа Аиша владела вниманием зала, исполняя давно полюбившееся и новое, наполняя пространство сцены добротой, смыслами и благотворной вибрацией прекрасной женской музыки. Потолок зала был сделан из бетонных сводчатых элементов, которые волнами шли во всю его ширину, что создавало, по словам Аиши, уникальное звучание. Она хотела, чтобы все зрители не только слышали это, но и чувствовали, и весь зал сливался с Аишей в единый хор, отражаясь от бетонных сводов дружным многоголосием. Я верил ей на слово.

  Завершив выступление, Аиша покинула сцену, концерт продолжился, но меня это уже не сильно интересовало. Мы с Дзеном пошли бродить по комплексу в поисках впечатлений, но вскоре вернулись обратно, экскурсию завершив. Аишу я не нашел.

  Переодевшись в длинное вязаное платье, она стояла в конце зала и рассматривала публику, ярким желтым пятном выделяясь среди зрителей. Мы с сыном устроились под огромными окнами у дальней стены, откуда хорошо просматривалась сцена и весь зрительный зал. В открытое окно приятно поддувала теплая августовская ночь.

  Мое внимание привлекла случившаяся в Аише перемена: свободная, яркая и живая на сцене, выйдя в зал, она напряглась, поджала губы и сделала серьезное сосредоточенное лицо, для верности спрятав его под маской абсолютной непроницаемости. Это был совсем другой человек.

  «Любуясь» произошедшей с ней переменой, я вспомнил, как на первом концерте Аиша и на сцене делала точно такое же лицо. В тот вечер я подумал, что так должен выглядеть человек, не имеющий за собой надежного тыла. Я почти был уверен в этом, поэтому и решил, что она одна.

  Сейчас мне подумалось так же. И было бы совсем тоскливо продолжать мое наблюдение, если бы временами к Аише не подходили подруги и не возвращали мне Аишу настоящую, без труда снимая с нее все маски гордого одиночества. «Девушка до сих пор не имеет кавалера», — подумалось мне и в этот раз.

  Я вспомнил, как сам когда-то учился раскрываться людям, неожиданно для себя влюбившись. Случилось это несколько лет назад, когда я уже и не надеялся, но это случилось, и любовь наполнила меня так, что казалось, хватит на всю оставшуюся жизнь. Мне даже стало нравиться общаться с людьми. И хотя продолжалась эта любовь катастрофически недолго, всего пару недель, я запомнил это чувство, понял его и теперь точно знал, к чему мне надо стремиться, если стремиться вообще. Понял, как это должно быть на самом деле.

  А теперь я смотрел в непроницаемое лицо Аиши и понимал, что и ей в жизни не хватает того же, чего не хватало и мне — не хватает той силы, которая дает ощущение гармонии, уверенности и защиты, избавляя от необходимости создавать иллюзорную видимость, что все это у тебя уже есть.

  Между тем, Аиша заметила подружку в центре зала, пробралась к ней и, устроившись рядом, принялась оживленно болтать и смеяться, вновь становясь собой. Я посматривал на это солнечное пятно в центре, потом ненадолго отвлекся и потерял его. Время приближалось к полуночи. Посоветовавшись, мы с сыном решили не лениться и ночевать все-таки на улице, в палатке, а не в гостинице, решили, что пора бы нам уже искать место.

  Оставив зал, длинным коридором прошли мы к чугунной парадной лестнице, спустились вниз по гудящим ступеням, опять шли, петляя, кривыми полутемными коридорами пробираясь к выходу, и вышли наконец в мерцающую лунными бликами тишину августа, в объятиях которого на скамеечке, против дверей, сидела Аиша и смотрела звезды.

  Внезапно сложилась такая конфигурация обстоятельств, о которой я мечтал весь вечер, но случилось это так неожиданно, так быстро и так вдруг, что растерявшись, я лишь сбавил немного скорость и, проходя мимо, посмотрел Аише в лицо, надеясь уловить хотя бы какой-то намек на то, что общество мое не будет ей в тягость. Однако, ничего не увидел.

  Аиша оторвала взгляд свой от неба, безучастно посмотрела на меня, равнодушно перевела на Дзена и в задумчивости вернула обратно звездам. Лицо ее не дрогнуло, совершенно ничего не выразило, и, если бы это был я, это значило, что беспокоить меня сегодня не стоит.

  Желание присесть рядом сразу куда-то исчезло, я ускорился, догнал ушагавшего в темноту Дзена, потрепал по плечу и с облегчением выдохнул, потому что не пришлось мне делать нелегкий выбор между сыном и женщиной. И было бы очень несправедливо, останься я сейчас здесь, с Аишей, под звездами, а Дзен в одиночестве пошел бы готовить для нас ночлег. Да он бы без меня и не справился. Знакомство не состоялось.

  Мы не ставили палатку несколько лет, но справились довольно быстро. Также быстро выспавшись, ранним утром отправились гулять в благоухающий целебными ароматами сосновый бор рядом с лагерем, затем вернулись обратно, собираясь зарезать привезенный с собой арбуз. Дзен пошел за арбузом, а я остался во внутреннем дворике, недалеко от ворот, прохаживаясь по нагретому солнцем песку, убивая долгие минуты бесконечного арбузного ожидания.

  Программа фестиваля в этот, как и во все прочие дни, предстояла насыщенная с самого утра, обещая множество скучнейших мероприятий. Палаточный лагерь накрывала последняя августовская жара. Я глазел по сторонам и пылил босыми ногами теплую песчаную пыль, разглядывая от скуки роняющие раннюю листву огромные поблекшие тополя, жухлую траву у песчаной кромки, медлительных толстокожих жуков, спешащих по вечным делам маленьких суетливых муравьев, курсирующих между палатками просыпающихся полусонных людей. От этого занятия меня отвлекли две женщины, вошедшие в ворота. Они также возвращались из леса, шли, за неимением другой, в мою сторону, направляясь в главный корпус, в гостиницу, звали женщин — Аиша и ее мама.

  Маму я знал в лицо, она сопровождала дочь и раньше, на прошлых ее выступлениях. Этот концерт тоже не стал исключением. Поравнявшись со мной, женщины хотели было пройти мимо, но я, поборов последние сомнения, приветствовал их, представился, сделал комплимент вчерашнему выступлению Аиши и творчеству в целом, особо хвалил последний видеоклип, о котором уже упоминал и который смотрел по меньшей мере раз пятьдесят, но почему-то сказал тридцать.

  Дамы сделали вид, что удивились, я напомнил, что уже виделся с Аишей накануне, после выступления. О «знакомстве» по переписке решил пока умолчать и нес всякую чепуху, обращаясь, в основном, к маме, исходя из этикетных соображений.

  Через пару минут опасения мои подтвердились: знакомиться с девушкой в присутствии мамы — не лучший вариант. Но возможность упускать все равно было нельзя, потому что другой могло и не быть. Спустя еще пару минут, посчитав, что для первого раза вполне достаточно, я вежливо разговор завершил, галантно откланялся и покинул дам, с одной стороны, ощущая некоторую неловкость от того, что все случилось именно так, с другой — испытывая удовлетворение от чувства частично выполненного перед собой долга: сделал хоть что-то. Неловкость я решил игнорировать, а то, что считал частичным, наметил завершить в течение дня, который обещал быть. Планы один нелепей другого генерировал мой бедный мозг, заставляя усомниться в адекватности этого, так странно функционирующего в данных обстоятельствах органа.

  Женщины покинули двор. Дзен принес арбуз, огромный, но почти несъедобный. Сидя в беседке, посреди двора, мы молча ковыряли середину сколько могли, но большую часть все равно выбросили. День начинался с большого арбузного разочарования.

  Несмотря на обещанное организаторами изобилие мероприятий, интереса к ним мы по-прежнему не испытывали и условились съехать из лагеря сразу после обеда, чтобы вовремя проскочив пригород, успеть въехать в Москву до основного потока машин.

  Полдня мы еще куда-то ходили, что-то делали, на что-то смотрели, слушали, где-то скучали, о чем-то дружно молчали. Потом ели второй арбуз — такой же большой и опять невкусный, который тоже выбросили. И снова слонялись от скуки по всему двору, загорая, бездельничая и наблюдая сквозь узкие щелочки глаз за таким же ленивым, как мы, людом. Аиша нигде нам так и не встретилась.

  Наконец, убивая последний назначенный нами час, мы присели на скамейку небольшого уличного кафе, разглядывая народ, торговавший на ярмарке. Народ изнывал от изнуряющей полуденной жары, парясь в рубахах, сарафанах и прочей народной холстине, но еще больше народ изнывал от вялой торговли — фестиваль продолжался неделю, дело шло к закрытию, был последний торговый день, покупатели и тем более продавцы выдохлись. Было даже немного жаль всех этих людей, потому что не могли они скучать и лениться так же разнообразно, как мы.

  Солнце стояло почти в зените; мысли, казалось, плавились в голове, пронзенные плазменными протуберанцами невидимых далеких вспышек; кровь густела, наполняя жилы дремотной усталостью уходящего лета; все кончалось, чтобы снова когда-то начаться, оставив о себе лишь мимолетные штрихи памяти, растворившейся в оранжевых небесах голубых облаков бесконечности. Хотелось спать.

  Спустя полчаса из-за угла главного корпуса показался знакомый силуэт, хозяйка которого пересекала двор в нашем направлении. Сердце мое радостно забилось. Аиша прошла всего в метре, не удостоив нас и мимолетным взглядом. Хмурая, сосредоточенная, неприступная. Это не вдохновляло. Я хотел было предложить довезти ее с мамой до города, утром случайно подслушав, что они не прочь бы уже уехать, да не с кем, но теперь это казалось мне совсем неуместным. Да и не очень уже хотелось. Я представил, как надутая Аиша сидит с мамой на заднем сиденье нашего авто, все вокруг напрягает, в том числе и меня, а из-за мамы опять нормально и не поговорить, и перехотел совсем. Не судьба, решил я, резко вскочил со скамейки, стряхнул в уличную пыль все свои наивные мечты и решительно припустил к лагерю. Дзен поспешил за мной, мы быстро собрали палатку, закинули в машину вещи и вылетели на узкие дороги Подмосковья, взяв курс в направлении мегаполиса.

  — Едем, друг мой, едем! — беззаботно радовался я, сидя на пассажирском, теребя сына по плечу и блаженно улыбаясь. — Едем наполнять собой непривычно пустой и тихий город! Город, вдохнувший в себя теплые воскресные ветра! Город, освободившийся от вечной суеты! Город, отпустивший на волю многострадальных своих детей, изнуренных работой и прямыми углами тесных железобетонных дольменов! Город, щедро украшенный цветочным разноцветием бульваров, парков и множеством восхитительных клумб! Едем, друг мой, едем! Едем провожать еще один день, нашего, такого необыкновенно-бестолкового московского лета!

  Дзен удивленно на меня взглянул, вытянул лицо, но промолчал, продолжая плавно подруливать в поворотах.

  Август — время отпусков, город пустеет; доехали мы довольно быстро. Перекусив в сыроедном кафе на Добрынинской, мы привычно гуляли по бульварам, проспектам и тихим московским улочкам, сидели в кафе и опять гуляли допоздна по любимым местам. Выехали ночью, чтобы опять без пробок, и ближе к утру, уставшие, но довольные, въезжали в небольшой провинциальный городок на полпути к дому, чтобы разбудить бывшую мою тещу, которая зачем-то ждала нас весь вечер, но так и не дождалась.

  Выспавшись, мы отвезли тещу на дачу, где опять вдоволь гуляли, бродили по лесу, грызли яблоки, ели ложками дыню и заедали ее тещиной малиной. Наконец Дзен с бабушкой распрощался, я уселся обратно на пассажирское, махнул на прощанье рукой, и мы помчались по трассе, догоняя уходящий на запад день. День удался. Нас ждал Смоленск.