Две фигуры

Сколько мне тогда было? Лет двадцать, наверное…
Город Владимир, осенний вечер, вокзал. Помаргивает тусклый свет в обшарпанном виадуке через железнодорожные пути, шаги дробятся в замкнутых стенах. Не спеша иду на перрон – вот-вот подойдет мой пассажирский до Горького.

Навстречу медленно, очень неуверенно бредут две фигуры – пожилая женщина в обвисшей кофте, в  повязанном по-деревенски, под подбородком, платке, и  высокий седой мужчина, явно нетрезвый. Гулкие стены разносят торопливые причитания: «Ирод, и как тебя опять угораздило?  Говорила  же, не пей столько…»  Жена? Ну да, наверное, жена. С мероприятия возвращаются? Юбилей? Свадьба? Да какая мне разница…

Мужичок что-то виновато бормочет, шмыгает носом, неуверенно извиняется, колени его  подкашиваются и женщина, видимо, уже изрядно уставшая, прислоняет спутника к стене: «Ты уж потерпи, щас придём… Щас, щас…» В её голосе нет отчаяния или нетерпения, лишь руки нервно и в то же время заботливо поправляют нелепую, старомодную фуражку на растрепанной голове мужа…

Оглянулась на меня, словно извиняясь за такую вот ситуацию, и вновь, повернувшись к пьяненькому мужичку, продолжила: «Ну чё ты, растрёпа, вот домой придем…» И как-то всё это звучит виновато, просяще,  будто именно она перебрала за столом, будто её, пьяную, ведут под руки.

Что будет, когда они придут домой, я гадать не стал. Скорее всего, заботливо уложит спать, чтобы утром тянуть свою привычную песню про «я же тебя просила…» Эх, у всех одно и то же… 

Поравнявшись, успеваю  заметить, как поблескивают медали на стареньком, но явно парадном пиджачке подгулявшего. Много медалей. И среди них – четыре «За отвагу»! Четыре! Немыслимо!

Пройдя мимо, перед ступеньками перехода украдкой оглянулся. Две фигуры всё так же стояли у стены, а в тусклом свете всё так же поблескивали медали фронтовика…

…Сидя в неуютном вагоне, вслушиваясь в стук колес и рассматривая  равнодушные затылки пассажиров, я думал не столько о герое, который личной храбростью заслужил  четыре самых ценных для солдата награды, а о женщине, что так заботливо беспокоилась о подвыпившем муже.

Быть может, на ту войну она его провожала? Долго ждала, постоянно думая о том, жив ли, изливая свои страхи и тоску в подушку. А может, выхаживала  тяжело раненного парнишку  в госпитале? Или, однажды познакомившись с бравым солдатиком в послевоенную новогоднюю ночь, ответила согласием на его неуклюжее «выходи за меня»? Кто теперь ответит?

Одно ясно, что без любви - обычной, такой простой и понятной, здесь не обошлось.