Василиса

— Василиса! Василиса! А ну подь сюды! Сыроежку тебе в голову! — Яга выглянула в окно разыскивая единственную ученицу – девицу пятнадцати лет. Настырная, рыжая, упрямая. Сожрать бы её, да жаль сироту. К тому же, уж больно сильно она напоминала Яге себя в молодости.
— Васька! Хорош пеньком прикидываться, хоть бы косы подобрала, горе луковое! Бегом в избушку! — Хлопнула по подоконнику Яга ладонью, от чего подпрыгнул горшок с геранью.

Пенёк с рыжими косами вздохнул, постучал бантиками по сырой земле и обратился в девицу. Та, отряхнув от опят сарафан, чуть постояла прислушиваясь что в избе делается, но не услышав ни брани, ни битья посуды, пошла в избу.

На столе раскалившийся от удовольствия самовар, разливал по чашкам кипяток, скатерть самобранка предлагала пироги с разнообразными начинками, Яга встречала дорогого гостя – племянника Никиту.

— Явилася, — усмехнулась старуха, — красота мухоморная. Ну, чего в дверях-то застыла, проходи. Рассказывай.
— А чего рассказывать? Нечего мне рассказывать. Ничего такого не делала, — чуть повела бровью Василиса, приглядываясь к пирогам. Уж больно пышны и зажаристы были. Её скатерть так не баловала.
— Книгу мою, без спроса брала? — откусила от кренделя Яга, предварительно окунув его в чай.
— Ту, что лягушачьей кожей обтянута? Не, не видала, — не моргнув глазом соврала рыжая, засовывая в рот пряник.
— И фамильяра себе, кота, что каждой ведьме положен, тоже не выколдовывала? — Яга словно не заметила вранья ученицы.
— Не-а! А ты, Никита богатырь, с чем пожаловал? По надобности какой, или так, соскучился? — попыталась перевести разговор Василиса, пододвигая к себе большую чашку чая. Правда, едва она коснулась чашки, как цвет напитка с чёрного, сменился на зелёный.
— Не положено девицам крепкого чаю, — пробубнила скатерть, — цвет лица испортится. И пироги не для тебя пеклись, ишь ты, разлакомилась. Вот сухарик возьми, он для фигуры полезнее.

— За надобностью, Василисушка, — отхлебнул из блюдца богатырь, — друг у меня пропал, закадычный. Горыныч. Не видала ли?
— Ой, что-то у меня живот скрутило… Василиса отодвинулась от стола, и хотела было уже бежать, как глядь, а уж примотана своими же косами к табуретке.
— Да не виноватая я! Оно само так вышло! Ну, я думала рассосётся, пройдет, на рассвете. Я ж ворожить то пока не очень умею. — Чуть не расплакалась Василиса.

— Ну-ну… — усмехнулась Яга, — рассказывай!
— Вчерась, когда вы бабушка, уже спать легли, слышу, крадётся кто-то. Тихо так. Топ-топ, топ-топ. Ну, думаю, пойду, посмотрю. А то сон ваш чуток, разбудит ещё кто окаянный. А там, оказывается, Горыныч, с рыбалки возвращается. Во-о-от такого леща тащит. Ну, думаю, это мой шанс помириться с ним. А то после той истории, с анатомией, он меня избегать начал. И с чего бы? Всё же хорошо закончилось! Ну, я как выпрыгну, руки широко расставлю, на обнимашки намекаю! А он как гыкнет, подпрыгнет, да побежит! Я за ним! Он в темноте-то дороги не разобрал, запнулся! Упал, все три головы зашиб. Такой фейерверк был! Чуть лес не попалил! Ну, огонёчки-звёздочки я потушила, гляжу, а змей без сознания лежит. Жаль мне его было вот так в лесу оставлять. Я его за хвост, и дотащила до дома.

На этом месте Никита уважительно крякнул, и взором потеплел. Надо же, девка, а такого змея, да ещё и с уловом до дома дотащила. Вот на первый взгляд-то, пальцем ткни, переломиться, а глядишь – и ничего вроде, справная!

— Ну вот, — продолжила Василиса, — пока тащила, он головой, всеми тремя, все камешки, да корни пересчитал. Да ещё лещ этот, что я к поясу привязала, тоже по щекам ему надавал. Лежит Горыныч, почти не дышит. Ну, я и вспомнила про живую и мёртвую воду. Обрызгала змея, порозовел. А в себя не приходит. Ну, я и решила за печку заглянуть, где вы отвары всякие храните, да зелья варите. Вдруг оживительное там тоже есть. А там, на столе, она, книжка. Лежит, моргает и поквакивает. А сама так, в котелок коситься. Ну, я заглянула. А что? Любопытно же! А оно ка-а-ак булькнет, я с испугу так на пол и села. Чуть ногой треногу, на которой котелок висел, задела, он и перевернулся. А оттуда чпок, и это вывалилось. На желе похожее. Я всё-всё прибрала! Всё аккуратненько с полу собрала, обратно в котелок сложила, оно и забулькало обратно.

— А ты, когда обратно, всё в котелок закладывала, случайно ничего лишнего не добавила? — Яга хитро прищурившись прихлёбывала чай, и посматривала на ученицу.
— Ну, — заёрзала Василиса на стуле, понимая, что что-то натворила, но наставница не сердится, — кусочек желе за лавку отскочил, я вместе с ним мышку сушёную вытащила. А я их страсть как боюсь! Вот она тоже, в котелок пошла. — Шмыгнула носом Васька, — зато я яблочко нашла, наливное, то, что по блюдечку должно катиться, чтобы всяко – разно видно было. Оно за веник закатилось.

— А потом что было? Ты до конца рассказывай! — откусила кусок от черничного пирога Яга.
— Да я всего-то, взяла чуть-чуть, из котелка, живой водой развела, и Горыныча сбрызнула. А он…
— Что он? — Выдохнул Никита, отложил блюдце с чаем и подался вперёд.
— А я вот! — выкатился на середину кухни сиреневый трёхголовый кот. — Требую оградить меня от опытов несознательных Василис и вернуть мне мой прекрасный шипастый хвост! И компенсацию за нанесение психологической травмы в виде ведра сметаны! Трёх вёдер! — подхватили петицию две крайние головы.
— И почесушки за ушком, и поглаживание живота и вычёсывание блох и этот… как его… о, массаж копчика! — Продолжили перечислять свои требования головы, — и маникюр! На все четыре лапы! И в каждый нос поцеловать, трижды! А после расколдовывайте обратно! И рыбу верните!

— А ты, милая, рыбу куда дела? — Налила Яга в три миски молока и поставила их перед Горынычем-котом.
— Так того, в скатёрку завернула. На леща-то тожесть немного попало зелья, ну я и решила, что припрятать надо. А тут она, самобранка лежит. В неё и завернула. — Оправдывалась Василиса, обдумывая пути отхода, видя, как Никита-богатырь в рот пирог с рыбой отправил.

«Что ж», — подумала про себя Яга, — «три племянника мне быстрее крышу в избушке перекроют, да и крылечко поправить надо, и печь переложить, и заборчик с курятником обветшали. Пожалуй, от девчонки прок будет. Лёгкая она на руку. Да и с котом в избе уютнее, пусть и трёхголовым. Повременю пока их расколдовывать». А в слух сказала, — Три дня мне надобно, чтобы зелье обратное сварить. Так что, просьбу твою Никитушка я выполнила – Горыныча нашла. Отработать должок надобно…

А три Никиты смотрели друг на друга с пирогами в руках, и понимали, что долг платежом красен. А ещё сильнее от хвостов мышьих избавиться хотелось, что так задорно торчали из портков.

Продолжение следует…