Коронавирусный придурок

Посвящается доктору К.


В 2017 году, 22 октября, доктор К., чьи необычные способности давно не вызывают у коллег удивления, сдавая ночное дежурство, усталый и невыспавшийся, так как за ночь в трёх отделениях буянили пациенты и пришлось класть их на вязку и вкалывать препараты, которые обеспечивали ночной покой тем, что отрубали все внешние проявления на сутки, на очередной подкол единственного не верящего в паранормальные вещи невропатолога С. предложил заключить пари в присутствии двух психиатров и старшей сестры Т.

По условиям пари все должны были сохранять молчание до апреля 2020 г. Я, будучи не болтливым, мог сохранять молчание (хотя бы потому, что сразу же забыл о пари), но в сестре Т. совсем не был уверен, но жизнь показала, что был не прав: она стоически молчала до 1 апреля 2020 года, когда и напомнила С. об условиях пари, так как, по её мнению, социальная справедливость должна была торжествовать.
 
Доктор С., молодой да ранний кандидат медицинских наук (в 30 лет) позволял насмехаться над доктором К. даже по такому поводу, что К. стал доктором медицины, получив в советские времена, что было тогда просто невообразимым, британскую степень в Лондоне с уникальной диссертацией по шизофрении в связи с парафилиями в 32 года, до сих пор держал возрастной рекорд нашего госпиталя, хотя воспользоваться надбавками не мог: советское законодательство «чужих» степеней не признавало, а бюрократы от медицины смотрели косо. Старшая сестра же, которой доктор К. за три дня то трагических событий в её жизни подошёл и шепнул, чтобы она запретила мужу лететь самолётом, очень его уважала и ей не нравились постоянные подколы о «пресловутом чтении мыслей» со стороны С. в адрес К., носившие навязчивый характер троллинга. Муж, глотнувший порядком карловарской соли, остался дома, проклиная неожиданную конфузию, а вот племянник, которого Т. умоляла не лететь самолётом, став перед ним на колени и на колени перед родной сестрой, чтобы она запретила сыну, столкнулась с насмешками: «Мы в такое не верим» … Самолёт упал на железнодорожные пути, как и сказал доктор К. сестре Т.  Каждую годовщину она носит на могилку красные розы рано-рано утром, чтобы не встретиться ненароком с неверящей сестрой, отношения с которой испортились навсегда после авиакатастрофы. С тех пор Т. фанатично предана доктору К. и его опекает, сочувствуя его жизненной неустроенности холостяка: то заварит чай с душицей, то угостит кулебякой с капустой, которую тот любит; она бы и не пекла, если бы однажды доктор К. не проговорился о своём капустном пристрастии, а теперь всегда печёт. Именно желание уязвить доктора С. в день 1 апреля 2020 г. заставило Т. укорить его, напомнив в ординаторской об условиях пари.  Проспоривший С. выполнил условия пари.

А условия пари были тожественно провозглашены и закреплены битьём рук более чем за два года до событий. Доктор К. написал предсказание, которое, не будучи никем прочитанным, было упаковано в пакет от рентгеновской плёнки и заклеено таким образом, чтобы никто не мог прочитать, и подписано всеми присутствующими. Второй такой же пакет (контрольный) был заложен на дно большой кадки, куда перевалили ком с двадцатилетней финиковой пальмой. Проигравший пари должен был в 2020 заняться пересадкой пальмы, стоявшей в коридоре отделения и достигавшей потолка, а также купить путёвку в дом отдыха пожилой нянечке Н., трудяге, каких мало.
Вскрытие обоих пакетов состоялось 1 апреля 2020 г. В предсказании доктора К. было сказано: «В 2020 году будет пандемия опаснейшего вируса с короной, погибнут многие, будут экономические потери мирового масштаба». Доктор С. был вынужден признать поражение, ведь предсказание было точным, эпидемия была в разгаре. Но хорохорился: «Не исключено, что это совпадение, ведь написано, что вирус с короной, а не коронавирус». Тогда пари повторилось на других условиях. Теперь в кадке под пальмой лежит капсула, которую следует достать в декабре 2025 года, в ней предсказание, касающееся Киева. Что там – не знает никто, кроме доктора К., который только погрустнел в ответ на настойчивые просьбы намекнуть… Сказал только, что про Киев, и ничего хорошего, а только большое ЗЛО.

Об этом пари я думал рано утром на остановке 2 апреля 2020 г., ожидая автобус. Чтобы добраться до начала дневной смены и разобраться, что творилось ночью (понять кому и по какому случаю кололи аминазин), нужно было успеть к первому автобусу: сейчас Пермь стала миллионником и добираться до Большой Горы стало сложно.
 
Автобуса пока не было. На остановке были трое. Я стоял, прижимая портфельчик под мышкой и пряча руки в карманах от колючего ветра. Неподалёку зябко куталась в пальто Г., сестра из соседнего отделения, живущая в «доме врачей», заселённой нами – сотрудниками разных больниц ещё при Советах. Метрах в пяти нервно прохаживался мужичонка лет пятидесяти, в медицинской маске, подозрительно поглядывая на нас. Тут должно заметить, что я и Г. были без масок, - уже привиты. «Психопат», - автоматически классифицировал я и отстранился от действительности, углубившись во вчерашние впечатления о коронавирусном предсказании.

Надо сказать, что у меня многолетний незалеченный тонзиллит: приходится периодически отхаркиваться в носовой платок. Вот и тут я автоматически харкнул и спрятал платок в карман.

Мужичонка подпрыгнул на месте и начал на меня орать. Смысл беспорядочных воплей и размахиваний руками с подпрыгиваниями же сводился к тому, что я угроза для окружающих, так как у меня нет маски. Яркая психомоторика и специфическая лексика меня вначале обескуражили, потому что я никак не ожидал словесного нападения со стороны жертвы противовирусной пропаганды в столь агрессивном проявлении. Надо сказать, что микросекундное замешательство я преодолел, сразу поняв, что такие типы не понимают слов разума и воспринимают только эмоции. Я заорал, перекрывая его напор: «Старый коронавирусный придурок!!! Плохо в школе учился!!! Двоечник по биологии!!! Маски вирусы не задерживают!!!». Он отскочил метров на десять и заткнулся. В автобус с нами он зайти не рискнул. Остался ждать следующего. Попутчица Г. рассмеялась: «Наш клиент» … Я тоже что-то пошутил о жертвах бредовой пропаганды: салон был пустой и нас никто не слышал.
Мужичонка был лет на двадцать младше меня, но почему-то я назвал его именно старым придурком. Он, конечно, обиделся, но замолк, обиженно погладывая в нашу сторону минут десять до прихода автобуса. И то, напряжённо и сторожко, чтобы успеть убежать, если мы приблизимся, неся заразу к нему.
 
В автобусе я проанализировал себя. Старым я назвал его потому, что я всё еще считаю себя молодым, сожалея лишь о дряхлеющем теле. А насчёт придурка – это я непрофессионально поступил, хотя и эффективно. Возможно, да и скорее всего, его личность не столь развита, как моя... Но теперь меня мучала совесть. Прошло почти три года. Но до сих совестно и стыдно…

Совесть — это то, от чего стоит избавиться, чтобы жить спокойно. Ан, не могу: родительское воспитание не преодолеешь.

Доктор К. признавался мне в том, что совесть его заедает. Он не может никому сообщить ужасные свои знания о будущем. Все попытки поменять события, как правило, воспринимались без доверия со стороны тех, кому он пытался помочь. Кое-что поменять в будущем можно, а чему суждено быть, тому не миновать, но совесть гложет его: что, быть может, плохо убеждал и не предпринял достаточных усилий.
Разница между мной и К. в том, что он не виноват, а меня совесть поедает за дело, я виноват в том, что назвал Человека придурком.

По-моему, он удивился не столько тому, что я его придурком «припечатал», сколько тому, что «старым». Услышать такое от дряхлого старца, от меня то есть, было явно неожиданно.

Прости меня, незнакомый паникёр.
 
Я был не прав.
 
Береженого Бог бережёт: только такой старый дурак как я мог смеяться над масочной пропагандой, в то время как умирали на рабочем месте врачи, лишённые всякой защиты от зловредной напасти и даже надежды…


Иллюстрация: ©Александр Осин. Взгляд совести. 2013. Холст, масло.