«Самая человечная вещь, которую мы должны совершить в жизни, - научиться высказывать наши искренние убеждения и чувства и переживать последствия этой откровенности. Это основное требование любви, и это делает нас уязвимыми перед людьми, которые могут высмеять нас. Но эта уязвимость – единственная настоящая ценность, которую мы способны предложить людям.
Уильям Дю Бэй
День нулевой. Точка отсчета.
Вы, должно быть, тоже имеете привычку, стоя в очереди на кассу в супермаркете, разглядывать людей слева и справа от вас? По крайней мере, так делают многие одинокие люди всех возрастов - те, у кого нет близких, о которых необходимо постоянно заботиться, и потому они беспечно озираются по сторонам в поисках того, кого можно было бы одарить своим вниманием, в кого следовало бы вложить силы. Говорят, некоторые пары даже поженились, познакомившись в очереди. Моя история похожа на эти. Во всяком случае, она гласит о весьма интересно проведенном времени.
Сосед, дышавший мне в спину, особого интереса не представлял. Сопящий, с одутловатой фигурой и прыщами человек-гора казался идеальным кандидатом для участия в телепередаче по смене имиджа. Его хотелось преобразить – потрепав по плечу, заставить взбодриться и улыбнуться. Никому, кроме доморощенных психологов типа меня, такой человек обыкновенно бывает не нужен.
Зато мужчина впереди меня был как с картинки, даже с некоторым лоском. Непривычный для русского глаза блондин, высокий и ладно сложенный, с редко встречающейся фигурой в виде правильной трапеции. Но суть состояла не в этом. Любопытным было то, что выглядел он как полностью сложившийся человек. Про таких обычно думаешь, что у них и в семье, и на службе или в бизнесе все хорошо, а потом сильно удивляешься, ненароком узнав, насколько же недалеко от прочих смертных продвинулись такие люди в нелегкой стезе достижения собственного спокойствия и счастья. Интересно, какие тайны у этого? Действительно ли я нашла благополучного человека в нашем бурном мире, ни на секундочку не оставляющем в покое? Я размышляла об этом, а не о том, что незнакомец был более чем красив, поскольку его красота на мой вкус была приторной. Ну, да и Бог с ним. Ах, да. С ними обоими.
Блондин тоже, уже во второй раз, оценивающе пробежался по мне взглядом и сразу отвернулся. Я очень декоративное с виду человеческое женское существо невысокого роста и с точеной фигурой. (Мой секрет стройности: молодость. Еще я не увлекаюсь алкоголем, который будит аппетит, не кушаю бутерброды с маслом по вечерам и не ем две тарелки супа за раз.) Темно-каштановые волосы крупными волнами спускаются до лопаток, челка оттеняет фарфоровый лоб и нежно-багряные щеки, а мои блестящие карие глаза кротостью и пугливым выражением напоминают молодого оленя. Обычно люди обоих полов при виде меня чуть ли не кудахчут от восхищения, но впоследствии разочаровываются: мало кому по нраву мой характер, чувствительный и нелюдимый. Еще я постоянно витаю в облаках, что тоже не ценится в современном мире. А вот «благополучный» сразу посмотрел на меня с большим сомнением, похоже, решил, что со мной что-то сильно не в порядке. Странно, вроде бы дела у меня обстоят как обычно, но интуиция подсказывала, что парень разбирается в людях… Тоже мне, архангел Златые власы провинциального пошиба!
- С вас пятьсот сорок шесть, - пропела молодая кассирша. Легкая улыбка незнакомца засияла ей в ответ – могу поспорить, она скрасит ей воскресенье. – Ваша сдача.
Я скривила губы вверх, когда расплачивалась (интересно, а «нытик» теперь тоже после нас расщедрится на гримасу?). Конечно, я не могла в глазах кассирши соперничать в обаянии с мужчиной, тем более привлекательным, но уж очень захотелось взять с него пример, да я никогда и не придерживалась мнения, что человек человеку волк.
Я стала складывать покупки в пакет, вздыхая об испорченном воскресенье. Опять не удалось никого собрать – в последний момент сорвалась поездка на природу. Размышления о планах на будущее прервались, когда я поняла, что что-то не так.
- А где сыр? - растерялась я.
- Ой, простите! – лицо продавщицы стало пунцовым и почти затравленным. - Я не заметила, что это ваш. Его унес покупатель перед вами.
Мои глаза расширились. Я сорвалась с места, размахивая пакетом и сумкой, распахнула дверь, скатилась по лестнице. Тихая улица была пуста, а редкие далекие пешеходы шли как-то подозрительно медленно. Интересный молодой человек испарился. Ну надо же, с виду весь из себя, а занимается такими вещами! Да, бойтесь своих желаний: вот мы и выяснили, в чем его червоточина. Воровать у девушки с зарплатой наверняка на несколько порядков ниже сыр в супермаркете! Чего только не бывает на свете! И как ума-то хватило.
- Смешно… - фыркнула я, но настроение было испорчено еще больше, чем до похода в магазин. Барометр упал на отметку «штиль», поднявшись было вместе с наблюдением за людьми, один из которых так меня разочаровал. Если бы это сделал тот, стоявший после меня, да я бы сама отдала ему этот кусок даром, еще бы и сказала вслед что-нибудь ободряющее.
Нагрузив голову мрачными мыслями, я поплелась домой. Оставалось еще полдня воскресенья. Расслабиться полностью я не могла, потому что назавтра уже был запланирован стресс для меня. Наша строительная компания начинала крупный проект с дорожной фирмой. Собственно, этот проект выводил нас на новые рынки сбыта. Но – все могло и сорваться, ведь с этими партнерами мы работали в первый раз, фактически никто из сотрудников никого лично не знал, а в бизнесе, вздохнула я, всегда все делалось на доверии, сколько б ни составляли бумаг. Однако и бумаги – это тоже важно. Документы, подготовленные и заботливо перебранные мной, лежали дома. Завтра утром мне предстояло отвезти их к нотариусу. Мой настырный дядя все-таки сумел поручить это мне.
День первый, 14 июля, понедельник. Добро пожаловать!
День был начат не с той ноги, причем, кажется, всеми на работе.
Я уверяла дядю в пятницу после обеда практически беспрерывно, убеждала как могла, что еще не готова отправиться в рейс с поручениями, тем более на машине бизнес-класса. Видимо, дядя решил, что мне пора развиваться. К тому же, добавил он, ты и так у нас самый безответственный сотрудник! И безответный, подумала я. В общем, свой черный седан (product placement???) он вчера вечером все-таки оставил на парковке перед моим домом... Для меня поездка на данном транспортном средстве была равносильна тому, чтобы выйти в галоп, если бы я ездила на лошади только рысью. На самом деле по выходным я потихоньку тренировалась на колымаге, подаренной дядей, которую он сохранил как память о молодости, за городом, на дороге с разбитым асфальтом, ведущей в небольшое садовое товарищество, где никто не ездил, но мое умение водить пока еще сильно зависело от настроения. В то утро оно у меня было препаршивое. Лето проходило, а в жизни наступала скучная пауза. Я чувствовала в душе такое омертвение, которое обычно происходит с людьми зимой, но вследствие спячки они его даже не замечают.
Я все думала, чем заняться в свободное время, хотелось – благотворительностью, но я чувствовала, что у меня кишка тонка присоединиться к волонтерам и взять на себя серьезную нагрузку, а больше ничего в голову так и не приходило.
Впрочем, во время вождения я старалась не уходить в себя и впивалась глазами во все дорожные знаки. К концу пути длиной всего в несколько кварталов я издергала себя так, что, когда въезжала в тесный переулок у особняка, часть которого занимала нотариальная контора, то, почти совсем уже притормозив, не заметила, что должна была уступить дорогу бюджетному красному кроссоверу (product placement???), выезжавшему от соседней гостиницы. Столкновение произошло, когда я уже начала подтормаживать, да и водитель соседнего авто, еще не набравший скорость, увидел меня не сразу. Громкий удар и две секунды тишины. Держись, Светусик, сейчас начнется. Впрочем, полчаса позора – и всё будет кончено. Я со страхом поглядела через два лобовых стекла.
Водитель вышел из авто, с силой хлопнув дверцей. Чтоб добраться до меня, ему пришлось обойти свою машину сзади. Я выскочила из автомобиля, вытянувшись по стойке смирно. Один, два, три…
- Какого черта ты делаешь? Тебе кто-то подарил права, может быть, на день рожденья? Как ты собираешься возмещать мне ущерб? – с таким нажимом люди орут только в состоянии аффекта. Мне было так стыдно, что я подавленно молчала. Хорошо еще, что он не кинулся на меня с кулаками. Впрочем, тогда бы мне уже не было стыдно – надо было бы защищать себя. Несвоевременное рассуждение. Парень посмотрел на часы на мобильнике.
– Черт, сколько времени займет эта возня с ГАИ…
- Может, не будем оформлять ДТП? – я заискивающе подняла глаза. Блин, еще один красавчик. Бывают же такие лощеные лю… люди? О-па, да это, кажется, мой давешний знакомец из магазина. Парень уставился на меня и обомлел. И стал похож на рыбу, вынутую из среды обитания: глаза навыкате, рот раскрыт, «жабры» раздуваются. Похоже, память у него хорошая. Помнит и меня, и то, что не платил за сыр.
- Вот так встреча. Вот это месть! Тебе не кажется, что это слишком? Слишком жестоко, – он снова взглянул на часы. – Всего лишь тридцать минут, и я должен быть на собрании по партнерскому соглашению, которое начнет новый важный проект на работе. Ты очень некстати. Почему ты не могла побить мою машину в какой-нибудь другой день недели?! Черт, я просто не могу не появиться там вовремя! – он говорил уже тоном потише и задумчиво добавил:
- А за побитую машину меня просто засмеют.
Я оживилась. Счастливая улыбка озарила мое лицо – незнакомец назвал до боли знакомое выражение.
- Я знаю, как нам разрешить ситуацию! И знаю, куда ты едешь. Не беспокойся, я отвезу тебя! И даю слово, что деньги тебе будут выплачены сразу и в том объеме, который нужен, пожалуйста, поверь мне! – пытаясь ублажить и успокоить душу пострадавшего от моего ротозейства, я даже не заметила, как сама непринужденно перешла на «ты».
Из-под соболиных бровей он метнул взгляд, который пригвоздил меня к асфальту. В этот момент мы услышали резанувшее слух бибиканье. Выезд от гостиницы в эту сторону был чрезвычайно узким, и следующему постояльцу не понравилось, что ему пришлось заехать колесом на противоположный тротуар. Парень направился обратно к своей машине.
- Пойду прикину объем денег. Стой здесь! Не шевелись, ты очень опасна, когда двигаешься, - пострадавшая сторона счастливо засмеялась собственной шутке. Но я не стала злиться. В конце концов, он сменил гнев на милость, так пусть позубоскалит за моральный ущерб.
- Когда ты врезалась, - крикнул он с водительского кресла, - как раз включался регистратор. Тебе не повезло: на нем ничего не понять, есть только сам момент столкновения. Что будешь делать?
- Ну пожалуйста, - я сделала брови домиком; наверное, на меня было жалко смотреть. – Я прошу тебя, деньги тебе отдадут, - и, чтобы не быть голословной, достала из кошелька все деньги, какие в нем были, предложив их ему веером. Он присвистнул, но брать не стал.
- Не стоит носить с собой всю зарплату.
Я вспыхнула, замечание о размере зарплаты задело меня. Конечно, он уже разглядел, что я не золотая молодежь – по одежде и повадкам, но всё не мог понять, как говорят немцы, что я и откуда у меня машина.
- Я личный секретарь директора фирмы, куда ты направляешься.
Он уставился на меня.
- Мне тоже нужно на то совещание. Пожалуйста, дай мне сходить к нотариусу, и я довезу тебя до компании, а потом ты быстро получишь деньги на ремонт, машина оформлена на фирму…
Он сделал жест рукой и зажмурился. Меня не надо было просить дважды, я засеменила, поднимаясь по ступенькам. Через пять минут он тоже зашел в офис. Он был взвинчен, но увидев, что очереди нет, и мне уже ставят печати, успокоился и принялся топтать дорожки в ковре.
Когда мы вышли на улицу, утренняя прохлада уже сменялась жарой, но откуда-то повеял свежий ветерок. Оторопь после аварии прошла, и я стала немного стесняться своего спутника, как стесняюсь поначалу всех незнакомых людей.
- Я поведу, - он прошествовал к месту водителя, как король к трону. Или как ковбой по направлению к ранчо. Мне это не понравилось, все-таки он не вписан в паспорт машины! Если нас остановит инспектор, на заседание мы не только не успеем, но и сорвем его.
- Давай мне ключи, - он протянул руку. Ох, уж эта мне привычка повелевать! Тоже мне, Людовик Четырнадцатый. Впрочем, он прав, водить я не умею. Хуже не будет. Авось пронесет!
Ключи он едва не выронил, поймав за кончик. Наверное, брезгливый, как и я, до чужих прикосновений.
Мотор заурчал. Визави сосредоточился, привыкая к ходу машины и обзору из нее. Дорогу показывать не потребовалось – ее высветил навигатор. Я чувствовала, что должна была что-то сказать – не только ситуация была глупой, но и собеседник внушал ощущение страха. Будто тигр, непонятно было, что он в следующую секунду скажет или предпримет. Ни разу в жизни еще не встречала людей с настолько нестандартным характером. Вдруг он ненормальный и завезет меня куда-нибудь… Нет, потрясла я головой, что за чушь. Да ведь так просто разбить все страхи.
- Как тебя зовут? – поинтересовалась я.
- Валентин Новиков, инженер дорожного строительства компании «Правая дорога», - представился он официально и улыбнулся.
Я замолчала, придавленная важностью данной персоны в готовящемся проекте. Во-первых, это имя мы столько уже обсуждали в последние даже не дни – недели, что для меня оно уже было мифическим. Во-вторых, фирма его была немаленькой. В-третьих, он был ключевой фигурой, как нам говорили, всё держится на нем – заключение договоров, управление бригадами и прочее. За глаза он славился тем, что умел великолепно разрешать все проблемы по мере их возникновения. Последняя капля: я никак не ожидала, что тот человек – то есть он – окажется молод. Тридцати ему еще не было.
- Ах да, а тебя как же зовут? – я заметила, что ему это не интересно, и он чуть не забыл спросить из вежливости.
Побелевшими губами я выдавила:
- Светлана, - а я, похоже, умела только создавать проблемы и влипать в неловкие ситуации. – Стойте! Стойте! – крикнула я. Валентин остановился посреди улицы. Сзади забибикали. Он заехал в кстати подвернувшийся парковочный карман. От резкого перехода с «ты» на «вы» он даже позабыл, что мы спешим.
- Ну что такое?
- Там впереди дежурят гаишники. Давайте объедем их за квартал…
- Раз на соседних улицах гаишников нет, прибавим скорость, - выруливая, он беспечно продолжал разглагольствовать. – Если б знал, какая ты впечатлительная, ни за что не сказал бы тебе свое имя. Все остальные были бы в курсе, а ты называла бы меня «господин» и в принципе не знала бы, кто я такой. Носила бы мне прохладительные напитки и документы на подпись, а сама бы всё гадала, кто это и когда же он наконец освободит контору от своего присутствия, - он непринужденно болтал и осекся, увидев, что я закрылась от него ладонью и локтем.
- С-с-сыр, - внезапно вспомнил он, произнеся это слово так, как будто речь шла о змеях.
- Не надо никакого сыра, я и забыла уже о нем! – запротестовала я. Впрочем, последняя фраза прозвучала так, будто моему спутнику нужно было как раз помнить о сыре и, может быть, даже не спать по ночам от чувства вины.
Поднялся шлагбаум, мы въехали в ворота и даже без труда припарковались. Уф, без семи девять.
- Следуйте за мной! – выкрикнула я. Кабинет дяди и моя приемная были на третьем этаже, а актовый зал – на втором, в другом крыле здания. Я хотела застать дядю на месте.
- Не боишься потерять работу? – отдыхиваясь, поинтересовался наш будущий партнер. Мы почти бежали по холлу, лестницам, коридорам.
- Нет! – отрезала я.
- Ремонт будет стоить недорого. Машина на хорошем ходу. Думаю, там только косметический ремонт, - продолжил он, надеясь меня приободрить. Нет, ну цирк. Только мне мог посочувствовать человек, чью машину я помяла получасом ранее.
Мы пересекли короткую, но широкую приемную. Я застыла перед дубовой дверью. Ручка повернулась, и ногу на порог занес Юрий Николаевич.
- Света, где тебя носит? Скорей давай документы и идем. Кого ты с собой привела? Вы знаете, у меня крайне мало времени. Зайдите попозже, часа через два уделю вам минутку.
- Юрий Николаевич, я разбила вашу машину! – выпалила я.
Дядя мрачно взглянул на Валентина, втянул меня за дверь, захлопнув ее перед носом гостя.
- Не разбила, а помяла, - поправил Валентин, входя в кабинет. Он встал прямо, сложил кисти рук вместе и смотрел в пол, предоставляя, как и договаривались, заботы о решении конфликта мне.
- Познакомьтесь, это Валентин, наш ответственный за проект. Его автомобиль я тоже помяла. Вы ведь дадите деньги на ремонт?
Валентин вскинул голову, удивленный моим тоном с боссом.
Юрий Николаевич оторопело уставился на него. Потом, сглотнув и поправив галстук, произнес:
- Я думаю, мы легко уладим возникшее противоречие. Вы ведь не слишком сердитесь на нее? Вы получите ровно столько денег, сколько вам нужно, на немедленный апгрейд машины, - тут он вспомнил кое о чем. - А вообще, вы должны были быть здесь пятнадцать минут назад! Ах да, авария, - сразу смягчился он.
Зрачки и ноздри нашего гостя расширились, он в раздражении уставился на нас и только переводил взгляд с дяди на меня. Видимо, никак не мог уяснить, почему шеф выговаривал не своему китайскому болванчику-секретарше, а ему, и что это у нас за отношения, раз начальник беспрекословно согласился отстегнуть столько рублей за ремонт, сколько потребуется, ни разу не возмутившись. Между тем заботило дядю совсем другое: моя непунктуальность.
Даже на работе при взгляде на дядю в голове начинали крутиться слова «прекрасный семьянин» - невысокого роста, подтянутый, с военной выправкой, темные волосы на пробор и очки. Но неизменно он наводил на меня щемящее чувство, что его нельзя было ослушаться.
- Все остальные уже ждут, ждут только нас! Иди развлекай их там чем-нибудь! – раздраженно выкрикнул дядя. – Хоть анекдоты рассказывай. Или встань на табуретку и прочитай стихотворение. Ты эту кашу заварила, тебе и отдуваться. Всё, у тебя пятнадцать минут!
Я поспешно откланялась, зыркнув еще раз пламенным извиняющимся взором на Юрия Николаевича.
- Итак, молодой человек, давайте быстро уладим наши разногласия...
Когда дверь закрывалась, глаза Валентина, устремленные на меня, были все такими же круглыми, к тому же, теперь его левая бровь была на два сантиметра выше правой.
День второй. 15 июля, вторник. Обыденный улей.
Мне не то чтобы нравилась моя работа, но я никогда не обладала талантами тех, кто «профессионально ходит на собеседования». Поэтому, хоть это и считается неблагоприятным, я работала у своего троюродного дяди уже три года.
Человек я довольно заурядный, если смотреть со стороны. Но человек, по мне, вообще довольно зауряден до тех пор, пока не замыслит что-нибудь из ряда вон выходящее. Что-нибудь помимо работы-дома-работы. Но из всех из-ряда-вон-способов моему пониманию были доступны только мероприятия всяческих некоммерческих обществ или даже местных отделений партий. Неделя оставалась до следующей акции помощи, к которой я прилепилась случайно, узнав о ней в Интернете. Я с нетерпением ждала шанса проявить себя.
Я хотела потратить себя именно на это, милосердие казалось ближе для меня, нежели бизнес. Никаких подвижек в карьере мне в ближайшем будущем не светило. Я и не хотела ею заниматься.
В размышления о трате жизненных сил на благотворительность вклинивались образы вчерашней аварии. Я пыталась отогнать от себя образ нового знакомого, памятование о нем было неприятно, как заноза под ногтем. Несмотря на видимое дружелюбие, которое он проявил вчера, я чувствовала неловкость. Скорее, я была настроена против него, потому что была виновницей поломки его авто, а так неприятно сознавать, что ты кому-то что-то должен, тем более, если это сумма твоей получки. Но дядя взял ответственность на себя, поскольку и раньше знал о моей некомпетентности водить машину.
Размышления об ударе по самолюбию, которой постиг меня вчера, перемежались воспоминанием того кошмарного шоу, которое я устроила в тягостные минуты, когда мужчины задержались для разговора. Вчера, пока шла по коридору, мне, малопьющей, захотелось выпить граммов сто коньяка. Но пришлось обойтись без допинга, и я решительно представила себя уже выпившей, чтоб не струсить.
Нервической походкой выйдя на сцену, я дикторским голосом, не торопясь, объявила, что собрание несколько задерживается, но лишь на четверть часа. Раскинув руки в стороны, я предложила присутствующим «вспомнить особенности нашей работы в юмористическом ключе». Далее ничтоже сумняшеся я стала рассказывать все анекдоты из строительного фольклора подряд. Некоторых баек партнеры не знали, потому что приехали из другого региона. К моему удивлению, собравшиеся солидные мужчины, в том числе начальство Валентина, звонко хохотали над моей ребяческой выходкой. Я с облегчением перевела дух. Дальше можно было пороть любую горячку, и, когда двое опоздавших наконец вошли, они увидели в самом разгаре скетч-сценку из жизни Чебурашки и Крокодила Гены «Строим дом дружбы», с участием руководства - нашего и партнеров. Дядя едва не лишился чувств. Впрочем, встреча, заданная в оптимистическом тоне, прошла как по маслу. Дяде силились приписать роль генерального директора Дома дружбы, и он в отместку посоветовал мне после заседания подумать о работе в детском садике.
Мой Бог, как же я устала. Я не рождена быть тамадой, эта открытость выжала из меня последние силы. Если в последние недели у меня было полно работы, то вчера вечером и сегодня я просто изображала видимость деятельности, тупо уставившись в противоположную стену.
Из транса меня вывел Валентин.
- Привет, - сказал он, сощурившись, и довольно злорадно обрушил на стол круглый тяжелый мяч желтого цвета, обернутый в целлофан. У меня отнялся язык от такой внезапной атаки.
- В расчете! - с желчью добавил он, отсалютовав.
Я ничего не ответила, только доложила по внутреннему телефону Юрию Николаевичу о посетителе. Задержался Валентин ненадолго, так что, когда он вышел к себе, я перестала прятать сырную голову на коленях и стала запихивать ее в пакет, дабы унести в общий холодильник на втором этаже в маленькой кухоньке, где наши сотрудницы привыкли пить чай. В этом неловком положении меня застал дядя. Я едва не выронила голову на пол – твердая, зараза, она весила несколько килограммов.
Через пару секунд дядя увязал факты воедино и даже присвистнул.
- Ого! Никогда не видел раньше, чтоб юноша ухаживал за девушкой, которая поцарапала его автомобиль. Ты у меня просто мастер флирта, племяш. Должно быть, он действительно принял это всё близко к сердцу. Но зачем, черт возьми, приносить целую сырную голову? Хоть бы букет притащил, а не вот это безобразие. Умом он тронулся, что ли? Немедленно прекрати мучить бедного парня! И да, Цветочек, помни о корпоративной этике. Я на тебя надеюсь.
Он ушел, а я со злостью стала прикидывать, сколько же продуктовых в округе обошел наш новоявленный партнер, прежде чем сумел найти целый шарик сыра, притом, как я успела заметить, не самого дешевого, сливочного... Когда я подумала, что он ведь еще и договаривался с продавцами, чтобы сыр ему продали неразрезанным, стало совсем мерзко. От стыда я закрыла лицо руками, опершись на столешницу, и постаралась отрешиться от всех мыслей. И только сейчас, прислушавшись к своему телу, я поняла, что меня лихорадит.
От копившихся долго переживаний и стрессов, в которых недавнее приятное и необременительное знакомство стало последней каплей, я заболела.
Дядя, обозрев мой унылый вид, отпустил меня сразу. Он, воспитавший наравне с женой двух дочерей, сам осмотрел мое горло и на свой страх и риск написал список лекарств, которыми они уже много раз лечили простуду девочкам. Мне он дал указание отдыхать и не беспокоиться до тех пор, пока не почувствую себя хорошо. Конечно, мое положение на фирме было привилегированным, но весьма относительно. Больничный лист выписывать было не нужно, но дядя пользовался моей привязанностью и уважением к нему, а потому, хоть болела я вроде бы часто, но очень быстро выходила на работу.
Забрав с работы сыр и флешку с очередными договорами, которые нужно было приводить в божеский вид еще около часа – монотонная, но необходимая работа – я, конечно, забыла купить лекарства.
Придя домой, я заметила, что держу список в руке, и только напилась горячего молока на ночь.
День третий. 16 июля, среда. Болезнь бывает уютной.
Из принесенного вчера сыра нужно было что-то делать. Мне казалось, что он вот-вот испортится, хотя, конечно, это было не так, но меня очень потянуло почувствовать себя хозяйкой, испытать то уютное чувство, когда делаешь что-то по дому, и процесс в конце концов начинает приносить удовольствие, а результат очень вдохновляет. Кулинарию я считала самовыражением в творчестве. Провалявшись с утра и по-прежнему немного недомогая, днем я поправила документы на флешке и не спеша испекла две большие пиццы. Особого жара, при котором пропадает аппетит, у меня сейчас не было, и один пирог я рассчитывала потихоньку съесть сама, ну, может быть, еще навестил бы дядя, а второй – отдать одинокой соседке с маленькой пенсией, живущей тремя этажами ниже. Если бы, конечно, она ее приняла и не оскорбилась, но тогда бы я сказала: «Марья Петровна, всё равно. Видеться сейчас с кем-то я не могу, съесть всё – тоже, и вообще она зачерствеет». Но моим планам не суждено было сбыться.
Когда пиццы уже подошли в духовке, я, превозмогая головную боль, ломоту, слабость, но при этом – вы не поверите –голодная, вздохнула и принялась одеваться. Всего на десять минут выйти в аптеку за лекарством, а потом отдыхать – уговаривала себя я, мысленно баюкая, как маленького ребенка. Когда я натягивала ботинки, в дверь позвонили. Вот это номер. Что-то не так со счетчиками? Или за дверью друг, с которым неплохо разделить трапезу? В глазок, как всегда, был виден только темный силуэт. Хм, у меня нет таких рослых друзей. Самое обидное, что мне было не спросить, кто там, поскольку у двери была односторонняя слышимость. Я могла услышать, только если пришедший сам назовется, а так делают только обслуживающие дом работники или полиция и те, кто под них «косит». Так, по крайней мере, он не сантехник и, скорее всего, не громила. Не открывать? Всё равно выхожу. Я приоткрыла, за дверью стоял Валентин. Что ему надо?
- Ты куда собралась? – недовольно спросил он, заходя и толкая меня, - краше в гроб кладут. Ну-ка обратно.
- Ты… зачем здесь? – «склеивала реальность» я.
- Мне нужны от тебя документы. Но я повторяю вопрос.
- В аптеку…
- Значит, делаем так, - тут он шумно вдохнул воздух, наполненный пряным ароматом горячего сыра. – Давай рецепт, а за лекарствами иду я.
- Мне неудобно, - возразила я.
- Не морочь мне голову, пожалуйста, я немного замотался сегодня, а сейчас еще должен провести рабочий вечер в ресторане. Если сдадим дороги и дома успешно, тогда этот проект между фирмами не последний. Мне только надо забрать у тебя бумаги.
- Они на флешке, - сказала я, протягивая ему рецепт и цифровой носитель, - а как же деньги?
Валентин поморщился:
- Я что, не могу позволить себе фантастическую роскошь – сходить в аптеку? – и через три секунды он уже вызывал лифт.
Я разоблачилась. Так, что же надеть? Точно не те пижамные штаны, которые были на мне до этого! Я один на один с мужчиной, мужчиной малознакомым, он потом будет видеть меня и на работе. Другая бы вырядилась на моем месте в короткое и модное, но я решила, что мне спокойнее будет, если тело будет максимально закрыто. Я отыскала в шкафу цветастую из натурального шелка юбку до пят, носила я ее только в церковь, которую посещала редко. Несмотря на жару, меня знобило. Поверх открытого розового топа замоталась платком. Вот так, теперь не хватает только валенок - для каноничности. И посконности.
Я заварила крепкий чай и уже поднесла первый аппетитный кусок ко рту, как вернулся Валентин. Оказывается, я дала ему и ключи. Он смотрел то на кусок с капающим сыром, то на мой разинутый рот. Все любят пиццу. Я сглотнула.
- Поделиться с тобой? Какой глупый вопрос. Давай, заверну тебе пару кусочков.
- Так ведь она остынет и прилипнет, - стоя в той же позе, машинально возразил он.
- Ой, ну тогда… Может, разделишь со мной трапезу? – заикалась я. Меня всё ещё немного придавливало чувство вины за аварию. – Выпей чашечку чаю.
Он неожиданно легко согласился на предложение. Ура, как хорошо! Значит, он хотя бы меня не ненавидит.
Сняв ботинки и подойдя ближе, Валентин воззрился на мой наряд и покачал головой.
- Сначала прими лекарства, - я послушалась, а чаю он налил себе сам, взял маленькую тарелочку под выпечку и уселся в метре от меня на кухонный диванчик.
- Слушай, а почему, - в его зрачках плясали веселые искорки, – Юрий Николаич не стал устраивать внушение? Это смешно, но он скорее спустил досаду на мне, - да уж, наблюдательный парень. - Неужели… как бы спросить, чтоб не задеть…
- Нет, - отрезала я. – Это совсем не то, что ты думаешь. И все так думают. Это очень обидно, понимаешь, ты себе не представляешь, как меня это унижает! Он мой дядя.
- Ах, вот как, - протянул пораженный собеседник. – Мог бы и сам догадаться.
- Троюродный!
- Ха-ха-ха, - снова эти задорные огоньки, - это же седьмая вода на киселе. И практически нет кровосмешения!
Я вскочила, как ударенная пощечиной. Агрессивность мне в общем была не свойственна, но когда оскорбляли то, что для меня дорого, я ничего не могла с собой поделать.
- Ну почему, почему все так думают! – я почти кричала, выражая нашу общую с дядей боль. – Этот человек меня воспитал, обогрел, и он до сих пор заботится обо мне, ну что в этом плохого?! Да, мы с дядей любим друг друга! – я отвернулась от него красная, как рак, и он не стал мне противоречить – себе дороже.
- А родители твои разве не здесь, в этом городе?
Набираю воздуха. Объясняю, что родителей у меня нет вовсе. Оба погибли в автокатастрофе, когда мне было одиннадцать. Последующие семь лет я жила в семье Юрия Николаевича, поскольку немногочисленные более близкие родственники не стали обременять себя заботами обо мне. В спокойствии, довольстве и сытости я окончила школу, и это несмотря на неприязненное отношение тети Светы, которая всё никак не могла понять, что в ее доме делает ребенок, чужой ей по крови и одинаковый по имени (что должно было, конечно, раздражать ее еще больше). Отношение матери передалось детям: мои кузины Марина и Катя, одна немного старше, другая младше, держались со мной довольно отстраненно и в свои игры приглашали редко. Юрий же Николаевич принимал участие в моей судьбе даже больше, чем в жизни собственных дочерей. По характеру мы не совпадали и всё время спорили, но он был любитель преодолевать трудности, как всякий деловой человек, и в конце концов подмял меня под себя, заставив слушаться во всем. Он боялся, что без родителей я покачусь по наклонной, и это была единственная причина, почему он опекал меня больше девочек. Несмотря на переходный возраст, я не озлобилась на него за излишний контроль, а наоборот, всей душой полюбила дядю, которого считала самым разумным человеком на свете. После школы я быстро уехала в другой город в вуз, избрав по наущению родственника практичную специальность сметчика. Тетя Света была рада моему отъезду, а вот дядя забеспокоился и через год устроил на работу в свою фирму, после чего я в недельный срок перевелась на заочное и приехала к нему. Он подобрал мне и эту съемную квартиру со строгих нравов хозяйкой, также тщательно выбрал молодую соседку, которая съехала месяца два назад (квартира была двухкомнатная, я спала в большей по площади комнате). Вот, уже четвертый год так и живу.
Вроде бы прямой, порывистый парень, но полон совершенно особого такта. Мужчины любят боевики, а не мелодрамы, но действительно серьезные вещи слушают так внимательно, как будто дело касается их самих. С каким участием он меня слушал!
- Значит, тебе двадцать два. А мне двадцать девять, - и, не давая мне шанса сделать унылый пируэт с приседанием, что, мол, он выглядит моложе, прибавил, - у меня оба родителя в комплектности. А ты не злишься на своих за то, что так рано себя оставили?
Против ожиданий, вопрос не задел меня совершенно. Издав сдавленный смешок, я сказала:
- А что, так бывает, да? Нет, мои родители были отличными родителями до самого последнего своего дня, любили меня. Не слишком сильно, не слишком слабо. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Может, они были немного ветреными, легкомысленными, и поэтому я отношусь к ним не как к старшим, а как к закадычным приятелям. Но так даже лучше. Они от меня ушли, но я вспоминаю их с нежностью и благодарностью.
- А парень у тебя есть? – допрос повернулся в новую, неожиданную сторону.
- Д-да, - неуверенно отвечаю – видит Бог, до чего не люблю врать! Но «святая ложь» обеспечит кое-какую защиту.
- Так что же он сейчас не здесь, с тобой?
Отвела глаза. Поневоле пришлось признать, что у меня нет никакого парня. Иметь гипотетического парня, пренебрегающего мной, не позволила взыгравшая гордыня. Хотя парень мог работать по сменам, но все мы крепки задним умом, а во время разговора я не придумала ничего лучше, чем воззвать к эмоциям.
- А что, нынче это обязательный аксессуар? Без молодого человека я не могу считаться самостоятельной личностью? – мои глаза засверкали.
- Эй, попридержи коней! На самом деле, я подумал об этом в аптеке. Если бы парень существовал, мне не пришлось бы стоять в очереди за лекарствами, - возразил он.
Скажите, какой сахарный! Не стоится ему в очередях! Очевидно, в этой очереди просто не нашлось, на кого косить взглядом… Чувствуя, что вот-вот улыбнусь, подчеркнуто надменно пожала плечами, закутавшись в тонкий, но очень теплый вязаный платок:
- Надеюсь, для тебя это было не очень трудно.
- Ты что, шутишь? Ты действительно считаешь, что для меня помочь человеку – трудность? На самом деле, я частенько думаю о других людях, - хмыкнул он, - хотя по мне, наверное, не скажешь.
- С виду ты совершенно приличный человек. И, должно быть, нечасто берешь взаймы сыр, - я начала дурачиться и нарочито мило растягивать губы, глядя искоса на собеседника. Как обычно, уловка с «крокодильей», одними губами, улыбкой сработала, Валентин посмотрел на меня как-то особенно, по-домашнему, по крайней мере, я не видела такого выражения на его лице в офисе, и улыбнулся в ответ совершенно открыто.
- Давай сменим тему. Почему бы нам не поговорить о погоде? – банальность сказана настолько лукавым голосом, что невольно душой отзываюсь в ответ. Меня действительно знобит сейчас, и мне действительно очень скучно одной, и я не хочу, чтобы этот далекий от меня человек уходил. Хочу, чтобы вечер длился вечно. Кругом, за окнами, вечереет. Чувствую себя сиротой, попавшей куда-то в центр Млечного Пути и встретившей там такую же сиротливую душу, только в разы более крепкую, стойкую, закаленную в испытаниях.
Я так задумалась, что потеряла нить разговора. Вот только недавно говорила ему о том, как мне тяжело работать, работаю я нерационально и слишком много общаюсь с людьми. Вдруг мой слух вылавливает слова новоиспеченного коллеги. Оказывается, он не дает советы, а тоже «жалуется на жизнь». Мне! Такой смешной… забавный: сильный и в то же время любит отвести душу. Все равно как если скала будет сетовать на судьбу сосенке, стоящей на ее вершине!
А знаете, в чем главная прелесть таких вечеров? В том, что и вы, и ваш собеседник знаете, что это как легкий флирт, как парный танец – всего лишь игра, и сегодня вы грелись в речах – лучах друг друга, но вот завтра вы снова отчуждаетесь, и лишь один многозначительный взгляд, и ничего больше, напомнит вам, что еще вечером вы пили чай с плюшками и глядели в вечность. Но не канули в нее.
Я рада, что мы общались на интеллигентной ноте и что он не полез, тем более что я была больна. Постепенно я почувствовала себя как дома, как в детстве, в безопасности. Было жаль, когда пришла пора прощаться.
Было уже десять часов, мы выпили столько чашек чаю, сколько в нас влезло, перебрали все анекдоты, которые помнили, и уже знали половину историй из детства и юности друг друга – те безопасные, которые несложно вспоминать и рассказывать. Уже сидя в маленькой комнате на диване, мы по третьему кругу играли в шахматы. Он хотя и лидировал, но не позволял мне чувствовать себя неуютно, направляя мои ходы своими советами. Внезапно он посмотрел на часы и помрачнел. Я огляделась. В окне сумерки сгущались только сейчас, вместе с тенью на его лице.
- Мне пора, - констатировал он таким тоном, что у меня упало сердце. Точно же! Ему надо быть уже часа четыре как в ресторане, и как мы могли забыть! Должно быть, он выключил звук на своем мобильнике…
- Тебе сделают выговор или что-то еще похуже? Ведь не отстранят из-за этого? – с великим беспокойством спросила я.
- Расслабься! Я слишком важная персона, - подмигнул он. Так, снова он принялся за свое. – Впрочем, выговора не миновать. Надо срочно ехать, - он резко поднялся, схватил папку с бумагами и прошел в прихожую.
- Я думаю, есть ты не сможешь! – с самодовольством доброй хозяйки оперлась о проем входной двери я.
- У меня уже нет сил смеяться, прости, - отвечал Валентин с улыбкой, с трудом надевая ботинки при помощи ложечки, - я согнулся, а если еще и напрягу живот, точно не смогу переварить ужин! Пока, поправляйся, - и он захлопнул за собой дверь. Бедолага, где он сейчас распечатает бумаги? Наверное, придется ему еще и заскочить в офис.
После его ухода наступило какое-то омертвение. Тишина казалась непривычной. Я хотела читать и спать, но глаза бежали мимо строчек, и я не могла успокоиться часов до трех ночи, несмотря на слабость. Слава Богу, завтра не надо было рано вставать, и можно было вообще весь день валяться в постели, делая «перерыв» только на таблетки и процедуры.
День четвертый. 17 июля. Отдых - уединение
День я провела, позволяя себе ничего не делать и даже пытаясь медитировать. Правда, на это меня хватило ненадолго.
Я позвонила приятелю и двум подружкам, но всем было страшно некогда меня навестить. Тогда я подставила спину солнышку на лоджии комнаты, читая книгу и попивая кефир. Позже всё же не выдержала тишины и стала смотреть фильмы в Интернете.
Под вечер мне стало лучше, и наутро я на пару часов все-таки вышла на работу, правда, покачиваясь от слабости. На работу, надо заметить, уже хотелось, потому что только там я ощущала свою полезность.
День пятый. 18 июля, четверг. Тень смущения.
Наутро в офисе настроение у меня было приподнятое ровно до тех пор, пока мимо меня не мелькнул Валентин - проступило и тут же схлынуло ощущение морального похмелья, как будто стыдно перед человеком, но не знаешь за что, и не хочешь с ним встречаться. И именно с этого момента я начала чувствовать гнетущую тревогу.
Он уже в третий раз за утро проходил в кабинет Юрия Николаевича без моего предварительного звонка, и я стала подозревать, что он специально изо всех сил меня не замечает. Весь налет крутости слетел с него. Наверное, так же нелепо выглядит мокрый гусь, не отряхнувший воду с перышек.
- Привет, - сказал он наконец сдавленным голосом в ответ на мое приветствие, как будто только что бежал стометровку и вдобавок охрип. Поведение было настолько несвойственно такому, как он, что я зажмурилась и протерла глаза. Его зрачки и мой взгляд. Та-ак, там я неожиданно увидела такое, что никак не могла предполагать. Какой стыд, он не соблюдал эту закономерность случайных попутчиков в поезде! Мне это показалось страшным нарушением моральных правил, которые я придумала самой себе. Я даже не могла помыслить в тот момент, что другой человек об этих правилах мог и не знать, настолько привыкла, что именно так поступают мои закаленные жизнью знакомые в молодежной среде. Да и не только в ней. Но ведь у попутчиков есть то преимущество, что, сойдя с поезда, они больше друг друга не видят. Да, об этом я не подумала. Хотя… зачем ему мои истории из детства? Или глупые анекдоты. Я могла бы держать пари, что анекдот про слонов в свете решений двадцать седьмого съезда партии уже решительно никого не способен развлечь. Да, видимо, что-то по-настоящему важное между людьми передается не словами. Но зачем я ему? Я так и не могла понять. Это была головоломка. Я, обычная нервная девушка и он – деловой человек, который стремится к статусу «альфы». Я решила выбросить из головы этот вопрос как головоломку, принципиально не имеющую ответа.
Я легла спать пораньше, чтобы уж наверняка выздороветь к началу недели. Безделье томило бы меня.
Дни шестой и седьмой. 19-20 июля, выходные. Затишье перед бурей.
Мои знакомые из туристского клуба пошли в поход с ночевкой и, должно быть, уже собирали первые грибы, а я могла только прогуляться до парка и молча сидеть на скамеечке. Господи, какая я скучная особа! Правда, удалось встретиться с парой друзей, оставшихся в городе, которые не дали мне окончательно пасть духом – ведь так неприятно болеть летом! Ну ничего, будет и на моей улице праздник. Ей-богу, если б я знала, что это будут единственные спокойные дни за ближайшие две недели, я бы гораздо больше в каждый момент наслаждалась отдыхом.
День восьмой. 21 июля, понедельник. Необъявленная война.
День начался мощным аккордом в миноре по моим нервам.
В девять у дяди была встреча на другом конце города. Я в приподнятом после болезни настроении с удовольствием погрузилась в мир цифр и отчетов. Давно со мной не случались приступы трудолюбия, но нынче выдалось спокойное, без посетителей, утро, погода была ясной, в окошко дул ветерок, и именно здесь и сейчас я чувствовала воодушевление. Мне хотелось ударно поработать днем, а вечером – пойти купаться на городской пляж. Вода там по вечерам бывала парной, но август уже не за горами, так что надо ловить момент, пусть даже сразу после болезни.
Гармония продолжалась недолго. В конце первого часа работы, когда я допила кофе и закончила вторую страницу, в коридоре раздались решительные шаги. Я думала, может, нашему снабженцу Семену снова что-то нужно, но нет, это оказался Валентин. Дверь была открыта, но он прикрыл ее за собой, чем заставил меня насторожиться. Как переменилось его отношение ко мне за выходные! Не только от пятничной скромности, но и от всегдашнего культурного, цивилизованного человека не осталось и следа. Он успел обдумать свое отношение ко мне и сменить тактику на «бурю и натиск». Как-то особенно вкрадчиво и жеманно здороваясь и интересуясь моими делами, он облокотился на стол, прогнулся в самой фамильярной позе, выставив в потолок попу, и уставился на меня соблазняющим, таким тошнотворно сладким взглядом, что мне стало дурно. В горле пересохло, да, впрочем, я не только не хотела ему отвечать, но и, отбросив всякую вежливость, хотела бежать, настолько меня ужаснула эта перемена.
Господи, видел бы он себя в этот момент! Всегда собранный и динамичный, он как бы расклеился и превратился в пошляка обыкновенного. Когда я училась на очке, у нас таким был препод по английскому, лысоватый дядечка средних лет. Чтобы сдать ему хотя бы проверочную, нужно было прийти в мини-юбке и ослепительно улыбаться в ответ на скабрёзные замечания. Или еще напомнил мне Валентин тех дедушек в парке, которые чмокают губами вслед, когда, бывает, по весне совершаешь пробежку.
Я покраснела до такой степени, что едва не свело уши. Он еще приблизил свое лицо к моему. Я в отчаянии отвернулась. Выражение у меня было обиженное и растерянное, как у котенка, которого макнули носом в напруженную лужу. «Привет», - очень тихо пробормотала я, пряча глаза. Складывалось ощущение, будто он был нетрезв: расширенные зрачки и повадки маньяка. Хорошо, что в продолжение всей «беседы» между нами был стол. Хотя, когда он делал поглаживающие движения по столу, стол казался мне продолжением меня самой, и нервы болезненно отзывались на каждое движение подушечек пальцев.
Он навис над столом, сердце его колотилось так, что частота пульса передалась мне, кровь застучала в ушах. В открытое окно сквозило, и я почувствовала запах его кожи, отчего воздух всё еще казался спертым. Он нагнулся так, что под рубашкой стала видна капелька пота на груди. Я заставила себя отвести взгляд, меня мутило. В душе пустила ростки обида. С чего вдруг он позволяет себе намеки на что-то? Я не давала повода! Куда подевался воспитанный субъект, с которым мы мило беседовали в среду? Наверное, его съело то чудовище, которое я вижу перед собой сейчас.
Всё, что я помню, - это то, что он меня куда-то звал. Сначала – в столовую, ходить обедать вместе. Просто смехотворно, но именно на этом он с особой силой настаивал. Потом – купаться и на прогулку под луной, после в списке появились бильярд, бар и другие уже совсем непривлекательные для меня места. На каждое предложение я сдавленно шептала: «Нет», - но он слышал только себя. Вроде бы у него не было цели получить мое согласие на что-то конкретное. Он почему-то не сомневался, что я пойду с ним куда угодно, как коза на веревочке, не думая о том, какая мне в этом польза и удовольствие.
Он третировал меня, наверное, минут двадцать. Потом положил лицо на локти и просто без слов томно смотрел. Тут стало слышно романтическую музыку, игравшую тихонько у меня на компьютере, мне очень хотелось ее переключить, но было как-то не с руки. Я ничего не могла делать, депрессивно сжавшись в комок. Это была неловкая ситуация, то есть еще хуже, чем открытый конфликт. Валентин зачарованно гипнотизировал меня до крайней степени плотоядным, сексуальным взглядом, весь находился на своей волне и не замечал, что со мной творится неладное. К сожалению, не обратил на это внимания и дядя, который зашел в приемную.
При виде Валентиновой позы дядя поменялся в лице. Он посмотрел на меня как на преступницу или – что еще хуже – как на поставщика, который нарушил договор. Заметив Юрия Николаевича, мой ухажер немного потерялся и тут же вытянулся по стойке «смирно». Пару секунд они смотрели друг на друга – дядя свирепо, а Валентин с каким-то кривым промежуточным выражением. Затем «гость» возвел глаза в потолок и молча вышел, видно было, что ему это нелегко – поступить полностью наперекор своей воле. Дядя помотал головой, стряхивая из памяти неприятную сцену.
- Света! Предупреждаю тебя во второй раз!
- Но Юрий Николаевич!
- Просто пе-ре-стань с ним заигрывать! И оставь меня в покое. Ты меня огорчаешь и сбиваешь с рабочего ритма.
На обед коварный ухажер, кстати, все-таки меня заманил. Я пришла в столовую, решив, что нечего бояться, взяла суп, пюре, котлету и компот, поставила поднос на один из столиков в центре зала… Вообще, не люблю сидеть на месте, которое хорошо просматривается со всех сторон, но сейчас как раз был свободен только центр. Первая смена сотрудников уходила, вторая только начинала стекаться в помещение. Я поднесла ложку ко рту и чуть не поперхнулась. Рядом сел Валентин. Он протянул мне салфетку и стал о чем-то непринужденно болтать.
Спазм настиг меня при попытке проглотить суп. Я отодвинула тарелку в сторону. Жаль, не люблю ходить голодной. В компоте что-то дернулось. Ой, а я и не заметила, что плачу. «Слезы капают в чай, но чай нам горек без слез», - зазвучали в голове слова хорошей, но тоскливой песни. Да, почти наша ситуация, только я не стремлюсь быть с ним.
Я еще некоторое время попыталась поковырять вилкой второе, но, несмотря на голод, так и не смогла проглотить ни кусочка.
- Извини, у меня нет аппетита, - просипела я, отодвигая стул. Я вышла стремительно, даже не убрав за собой. Нужно заговорить с кем-нибудь, чтоб не спятить и чтобы он не преследовал меня. Срочно, иначе завою волком. На выходе из столовой меня подхватила Карина из отдела продаж, невыносимая девица… Как хорошо она выглядит сегодня! Приятно ее встретить, не виделись целых полнедели!
Мы улыбнулись друг другу «крокодильими» улыбками, она подхватила меня под руку и защебетала:
- Ой, Светка! Ты что, встречаешься с ним? Вот ты успела! А я сама с ним хотела, но ты меня опередила…
Я встрепенулась:
- Что, все наши уже так думают?
Карина лукаво проверещала:
- Ну, все уже всё видели! Теперь не отвертишься. Поздравляю, подружка!
К сожалению, на первом этаже Карина свернула в кабинет. Валентин догнал меня у лестницы.
- Пойдем туда! – он показал на четыре ступеньки ниже, которые вели к черному ходу. Распахнул дверь черного хода, пытаясь затолкать меня в предбанник.
- Почему ты плакала? – я даже не могла дернуться, потому что иначе порвала бы свою белую рубашку из тонкого хлопка, за которую он пригвоздил меня к стене.
- Пусти, пусти, так еще хуже! – отчаянно прошипела я, не желая объясняться.
- Что я могу для тебя сделать? – спросил он.
- Ничего. Просто перестань меня преследовать.
- Я еще раз спрашиваю, что мне нужно для тебя сделать? – он начинал закипать, хотя, судите сами, злиться должна была только я.
- К-к-кхлючи дать от квартиры, где деньги лежат! – произнес пропитой голос. На нас смотрел небритый сантехник дядя Вася, добрейшее существо. Обычно «в завязке» он весьма душевно разговаривал с каждым, кто попадался ему на жизненном пути, очаровывая всех подряд, собирая жизненные истории и внушая людям чувство собственной значимости. Но, выходя на работу нетрезвым, он строжайшим образом держал рот на замке, наивно думая, что тогда о нарушении трудовой дисциплины никто не догадается. Только чрезвычайная ситуация могла заставить его прервать обет молчания. Сейчас дядь Вась был явно недоволен.
- Отпусти барышню! Ты, лапушка, не хочешь ведь тут стоять? Иди себе, иди с Богом, поговорим в другой раз. А ты, касатик, кто таков, неужто у Юрия Николаича давно не бывал? – он грозно повысил голос.
Валентин картинно оторвал руки от моей кофточки, прошагал к сантехнику и обнял того рукой за рабочие плечи. Ушли они вместе, в направлении дядьвасиной подсобки, не оглядываясь.
М-да, не знаю как дядь Васе, но Валентину лишние сто грамм на работе на пользу не пойдут. Ему еще дописывать промежуточную смету.
Жаль только, что на блузке остались серые пятна, и теперь до конца дня мне придется поворачиваться к людям только лицом и выглядеть неестественно. Вот медведь! Ну, хоть на какое-то время о нем можно забыть. Два следующих часа я радовалась просто тому, что живу и дышу. Но потом дядя, к моему удивлению, послал за сметой меня.
- Я надеюсь, мне не придется за тебя краснеть, - строго добавил дядя, сдвинув брови. Какой он смешной, когда сердится! Только вот идти туда – не смешно. С замиранием сердца я спустилась на второй этаж. В кабинет, который ему дали, вел узенький неосвещенный коридорчик. Не дай Бог там с ним столкнуться! К счастью, в этот момент из «сеней» выходил высокий молодой человек, больше всего похожий на средневекового мастерового. Темно-русые волосы пару месяцев назад были острижены под горшок, теперь же отросли и торчали во все стороны. Карие глаза в опушении черных ресниц казались необоснованно добрыми.
- Простите, - обратилась к нему я, - вы не знаете, он уже доделал смету?
Человек остановился, разглядывая меня, как лаборант подопытную мышь.
- Если этот нахал вам заявит, что это он доделал смету, кольните его от меня иголочкой в бок. Я разрешаю, - он подмигнул, не улыбаясь, и прошел мимо, почти столкнувшись со мной плечами. Я отдышалась, как перед прыжком в воду, и вошла.
Кажется, он дремал за столом, подобно хищнику, ослабившему внимание в засаде. Но едва я робко ступила на порог, он просиял навстречу во все тридцать два зуба. Затем картинно вскинул руки в приветственном жесте, как римский император, приподняв бровь и желая, чтобы я упала в его объятья.
- Я знал, что ты все-таки придешь.
- Мне некогда, – я нахмурилась, уставив руки в бока.
Он вскочил из-за стола и принялся медленно, смакуя, наворачивать вокруг меня круги, забавно поворачивая шею в самый последний момент. Правда, мне было не до смеха. Боже, только бы он не посмел до меня дотронуться. Тогда бы мне осталось, наверное, лишь зарыдать в голос, хотя негодяй все равно не понял бы моих страданий.
- Голова не закружилась? – мрачно осведомилась я.
- Я могу дышать твоим воздухом бесконечно, - я содрогнулась, на секунду поймав этот лучистый взгляд, ведь при всей своей наивности, не зная мужских уловок, еще несколько лет назад я приняла бы такие слова за чистую монету. Я потянулась к документам, лежащим на столе. Он опередил меня, хлестким движением схватив смету, потряс ею над головой, а потом стал дразнить меня, как маленькую, удерживая бумаги то высоко, то низко, так что мне не оставалось ничего, кроме как неловко пытаться поймать их. Я избегала прикосновений к нему, будто он был ядовитой жабой. Видя мои неудачи, он весьма счастливо и непринужденно смеялся. Вот подлое создание, ну ничего, сейчас справлюсь с отвращением и обману тебя!
Я поймала момент, когда он отвернулся, ткнула его под ребра и, пока он непроизвольно прижал к себе руки, я резко напрыгнула, обняла его сзади и вырвала документ. Он отскочил от меня, неожиданно смущенный. Странная реакция. Так значит, для некоторых людей приемлемо, только если инициативу проявляют они, а со стороны другого человека они понимают ее как агрессию. Недоумевала я только мгновение. Звонко выкрикнув: «Пока!» - выбежала из кабинета, дав повод к сплетням девушкам, сидевшим по соседству – у них была открыта дверь. Уф, скоро конец дня, а значит, на сегодня мытарства окончены.
После работы я все-таки поела в ближайшем кафе и махнула на пляж. На полпути меня вдруг осенило, что он видел мое полотенце, а значит, тоже мог пойти на городской пляж. Я развернулась и села на троллейбус, который привез меня на противоположный берег реки. Там пляж был немного каменистый, зато и народу отдыхало меньше.
День девятый. 22 июля, вторник. Хуже горькой редьки.
Всякий раз, как вспоминаю об этом дне своей жизни, неизменно прихожу к одной мысли: существует множество ситуаций, которые кажутся очень забавными до тех пор, пока не произойдут с тобой.
Еще недавно меня посещал рабочий энтузиазм, куда же он девался сегодня? Не желая вообще вылезать на свет Божий, я опоздала, где-то на полчаса, и меня ждала «доверительная» беседа с дядей. Хотя, говоря откровенно, могла ведь я взять отгул? Единственная мысль, которая все-таки заставила попу оторваться от табуретки – это то, что ведь он все равно знает мой адрес! Вот осенило, так осенило! Эх, придется все же идти на гражданскую казнь. Уж лучше испытать экстрим с утра – проблемы лучше решать в течение дня, чем на ночь глядя, когда он непременно заявится в гости, прогуляй я службу.
Сегодня был самый необычный день на работе из всех, что я когда-либо там проводила. И черт меня побери, если я работала больше часа. Это день-рекордсмен - первый день, когда я провела больше 30 минут в курилке нашего замечательного учреждения, а до этого даже попросила о помощи сотрудника, с которым нахожусь в натянутых отношениях.
Запыхавшись, я ворвалась в приемную. Посреди нее о чем-то спорили дядя и Валентин. Родственник метнул на меня испепеляющий взгляд, а мой преследователь – страстный.
- Купаться ты все-таки вчера не пошла? – спросил молодой человек как бы между прочим, не здороваясь. Я помотала головой. «Есть! – просияла я, - про второй пляж он пока не знает».
Юрий Николаевич неверно истолковал хитрое выражение моих глаз; по дяде пошла рябь, как по экрану старого телевизора, и он ткнул Валентина пальцем в поясницу, направляя в кабинет:
- Точить лясы будете после работы, где-нибудь в бухгалтерии. На третьем этаже нет сотрудников, которые это любят.
Валентин, нахмурившись, по контрасту с дядей покрылся пятнами, как леопард. Но, выйдя из кабинета через пятнадцать минут, он, как всегда, был свежим как огурчик, и подмигнул мне:
- Я вернусь! – заставив вспомнить фразу из известного фильма. Я побежала к дяде, рассчитывая сослаться на больной желудок и уйти домой, но тот заранее раскусил мою ложь:
- Племяш, у нас самая страда сейчас! На что ты вообще рассчитывала, обращаясь с такой просьбой? Ты ведь недавно болела. Вот тогда бы и взяла лишних три денька, но сейчас, когда мы уже включились в проект, выдергивать пару дней, только чтобы с кем-то не общаться – это бред. Ничего с тобой не случится, не развалишься, сходишь через месяц в отпуск. И всё у тебя будет прекрасно, - дядя говорил без умолку, как заведенный, что означало не только вовлеченность в работу, но и то, что он сердится. Ладно, рискну вызвать его гнев. Он всегда меня выручал, неужели сейчас не поможет?
- Но он меня просто сожрет за это время! Ты что, не видишь, как он меня мучает?
- Видел. Мне хватило! - он бросил папку на стол. - Значит, крутишь хвостом! Сделай так, чтобы я мог верить только тебе. Чтобы рядом с тобой я его не видел! И хватит уже избегать трудностей. Научись сама с ними справляться!
Ох, вот как. Придется еще дни, а то и недели жить, как на пороховой бочке. Наш руководитель проекта даже не ухаживает за мной, а только пытается загнать, как ослика на веревочке, обедать с собой в столовую. Но мне кусок в горло не лезет с ним обедать! Так, дарить он ничего не дарит, но хочет есть вместе со мной – в целом настроен на потребление. Ах, какая я дурочка, что возомнила о себе! Совершенно очевидно, чего именно он хочет! Страх и отвращение в нашей фирме… Если я не буду сопротивляться, то имею все шансы попасть к нему на зуб. Он пообедает не со мной, он пообедает мной! Так, думай, думай… Я закрыла глаза и отпустила мысли, разрешив себе продумать самые нелепые варианты. Валентин рассчитывает на маленькую победоносную войну со мной, так что надо тоже действовать быстро и массированно. С каждой новой мыслью я успокаивалась.
Самый близкий человек вместо того, чтобы помочь, самоустранился и не верит ни одному слову. Да до каких же пор я буду прятаться за спинами других?! Нужно уметь самой постоять за себя. Но почему щемит сердце, откуда это чувство фатальной обреченности? Или, если мне не помог любящий человек, может, попросить о помощи тех, кто ко мне равнодушен?
В голову пришел мультик «Д’Артанпёс и три мушкетера». Когда кардиналу не помогли лучшие бойцовые коты из лучших, он в конце концов позвал худших из худших. Кто для меня худший из худших? Наверное, сотрудники, которых я не люблю. Карина из отдела продаж, а также Никита… Умный, толковый парень, но смотрит на меня с таким видом, будто я падшая, скверная женщина. Отлично, отлично! Только б Никита правильно меня понял!
Продумала я и несколько не таких сильных запасных вариантов. Если выкачу весь арсенал, меня просто посчитают сумасшедшей! Валентин не курит. Если вариант с Никитой не пройдет, значит, буду скрываться в курилке, пропахшие волосы обаяния в его глазах не добавят. Еще можно съесть на обед чеснок, всё равно ведь придется с ним разговаривать. Что ему там могло понравиться во мне? Неважно, нужно просто вести себя наоборот. Не скромно, а развязно, грубо, неласково, не улыбаться… Как жаль, что я не умею орать на людей. Вот не обзавелась за всю жизнь русской привычкой к хамству. В трудных ситуациях могу заплакать, но не кричу. Может, притвориться наркоманкой или неизлечимо больной? Нет, не прокатит. Беседовать с клиентом грубо в его присутствии? Действенное средство! Но я не сумею, а кроме того, меня «попросят» с работы. Может, испортить ему какую-то вещь? Да ведь я уже так поступила, и это отчасти и вызвало к жизни чудовище… Оскорбить его семью? Прибьет. Ходить каждые пять минут в туалет у него на глазах? Опять побежит в аптеку.
Испросив у дяди разрешения поработать со сметами в бухгалтерии, я спустилась на второй этаж. Там находились все основные отделы нашей фирмы: третий этаж был совсем крохотным, как бы срезанным, на первом же, помимо столовой, была обширная комната для техперсонала, а все прочие помещения сдавались в аренду. Отдел маркетинга и закупок, находившийся в одной зале с тихушником – специалистом IT – опять веселился по полной: вместо того, чтобы звонить и находить потенциальных покупателей, ребята и девчата довольно бурно обсуждали позавчерашние посиделки у кого-то дома, а также внезапное купание в фонтане одного из захмелевших гостей.
- Всем привет! – крикнула я. Смех оборвался. Да, судя по реакции, в последний раз я заходила к ним едва ли недели две назад. Надо почаще, я знаю, да, но просто ни в какую не умею веселиться просто так и болтать ни о чем, как они, да и алкоголя почти не пью.
- Ветка! – воспрянул первым дружелюбный невысокого роста, щуплый Тёма. – Добро пожаловать! С чем к нам пришла? Ты что, не знала? Мы не пускаем без печенек и кексов! А ну, давай, пойдем на кухню, попьем чайковского! – он потряс меня за плечи.
Ой, ну надо же, совсем распоясались. Давно Юрий Николаич к ним не заглядывал. Вот зайдет на днях, и сразу после этого в огромном кабинете закипит работа… И за неделю будет выполнена месячная норма. Хотя против чаев на работе дядя ничего не имеет, а уж я тем более. Вот уже поднялись Настя, Маша, Карина, но нужного мне человека отнюдь не мучила жажда.
- Никит, - позвала я, - пойдем, есть разговор.
Тот в ответ тряхнул короткой, но густой огненной шевелюрой и ткнул себя в грудь пальцем: «Я?».
Под кипение электрочайника я принялась объяснять:
- Короче, ребятушки, дорогие, помогите, мне очень нужно…
Тема присвистнул. Ребята молчали. Никита округлил глаза, хмыкнул и протянул:
- Прикоооол! То есть ты ему понравилась? – я кивнула, - и я должен тебя от него спасти?
- Не должен! – запротестовала я. – Но помоги, ты же у нас отличный актер и настоящий мужчина, не бросишь в беде.
- Э-э, тогда я тоже хочу! Да ладно, соглашайся! - подпихнул Ника Тема. – Уже третий месяц без девушки ходишь.
- Напомнил. Спасибо, друг! – съязвил тот. – Окей, говори, что делать.
- Карина! – повернулась я. – Ты возьмешь на себя «объект» и постараешься его отвлечь. В идеале, я хочу, чтобы он переключился на тебя.
- Ой! – взвизгнула девица. – Ты мне его даришь!
Я закатила глаза, ужасаясь рабовладельческим ноткам в голосе товарки, и представила своего мучителя, перевязанного бантиком. Наверное, в последний раз с ним такое случалось, когда его принесли из роддома.
- Владей, пользуйся, распоряжайся! Окрути, но желательно побыстрее, а то волшебство не подействует, и Золушка превратится в тыкву, - я и не заметила, как оскорбила ее, но, к счастью, Карина не понимала смысл сложно построенных предложений.
Подумав, что молчун-технарь нам не помешает, поскольку никогда ни о ком не сплетничает, мы раскинули «приманку» прямо в кабинете и принялись ждать добычу. Поначалу Никита морщился, когда я льнула к нему, но потом привык и самодовольно заулыбался. Остальные спрятались за компами и время от времени даже пытались делать что-то, соответствующее их прямым обязанностям. Мне было стыдно, что я не работаю и отвлекаю других, но совесть успокаивало осознание того, что я просто пытаюсь выжить, как в диких джунглях.
Уже битых минут двадцать я жеманно смеялась в объятиях Ника. Надо отдать должное парню, он обнимал меня лишь для вида, прикасаясь так осторожно, будто у меня была не кожа, а папиросная бумага. И вдруг кокетливый голосок Карины, уже некоторое время беседовавшей с кем-то в коридоре, оборвался. Я машинально обернулась. В проеме, опираясь бедром о косяк, стоял Валентин. Он весь неестественно вытянулся, побледнел и вообще вид у него, с красными набухшими веками, был такой, будто он вот-вот заплачет навзрыд. Конечно, он был слишком мужественным для такой реакции, кто знает, что он вообще в тот момент мог выдать? Душа у меня ушла в пятки. Лица у нас с Ником вытянулись. Валентин постоял с минуту, раскачиваясь, в упор глядя на нас и как будто не узнавая, а потом развернулся и ушел. Странно, но спина его была сгорбленной.
- Уф, пронесло! – прокомментировал Никита. Потом невесть откуда выскочил подглядывавший Артем, и мы все вместе стали смеяться над человеком, которого вообще-то у нас на фирме уже успели полюбить как хорошего товарища. Наверное, это было нехорошо, но ведь для молодежи добротный розыгрыш дороже чьих-то там непонятных чувств. Может, их и нет вовсе, этих чувств, одна придурь? Зато посмеяться можно – только хватайся за животики!
А как я была рада, когда ребята сказали, что я сижу в танке и совсем отстала от жизни: нашему юристу Жене исполнилось сегодня тридцать два года, и в честь этого сотрудники сдвинут рядами столы в столовой и будут трапезничать вместе!
В продолжение всего оживленно-веселого обеда Валентин сверлил нас с моим телохранителем злобным взглядом с соседнего ряда. Он изо всех сил искал нестыковки в поведении нашей пары, и, с прискорбием сообщаю, ему это удалось: Никита постоянно забывал ухаживать за мной. Когда настала моя очередь поздравлять Женю, я выразила неадекватный восторг по поводу его дня рожденья, звонко чмокнув его в щеку и чуть не задавив в объятьях. Довольный именинник выразил пожелание, чтобы я почаще проявляла так свои чувства. Гости расхохотались, и лишь один мрачный Валентин разглядывал Никиту, который с флегматичным видом продолжал жевать как ни в чем не бывало. Последней каплей была моя просьба передать салатик с чесноком.
С чесноком я перестаралась: молодые люди едят его, когда хотят оказаться не ближе, а дальше от кого-то – старая как мир уловка. Пока я давилась салатом, мои соседи уже почти дожевывали свои куски именинного пирога. Валентин, напустив на лицо улыбку, подошел к нам, склонился над плечом Некета и негромко сказал:
- Пойдем выйдем. Есть разговор.
- Никуда не ходи! – потребовала я. Никита обернулся на меня выразительным взглядом: мол, не мешай, мужчины сами разберутся. Я проводила обоих взглядом. Эх, кажется, конец нашей маскировке. Главное, как бы не вышло драки… Даже сегодня этот жуткий тип не дает поесть нормально!
В огромные окна столовой было видно, как парни вышли на полупустую парковку, метров за двадцать от здания. Слов было не слышно. Валентин что-то говорил, не сводя с глаз с «соперника». Никита вначале выглядел смущенным, но вскоре вскинул голову, сложил руки на груди и стал отвечать с надменным видом что-то довольно резкое, потому что я видела, как в глазах Валентина вспыхнула ненависть. Слава Богу, руки не распускает. Считает повод незначительным? Ха! Ну, раз драки нет, значит, можно поскорее смыться в неизвестном направлении как можно дальше.
- Пошли в курилку, - приглашающе мотнул головой Тема, – мы тебя там спрячем.
Ничего себе! В курилке одну стену целиком занимает стеклянное окно, как же можно там спрятать человека? Впрочем, сразу после обеда в курительную, которая выходила на самый дальний угол двора, где никто не ходил, понатолклось человек двадцать. Я пропускала гудящую толпу, которая заходила в помещение. Меня тронули за плечо – сзади стоял Ник, уперев руки в колени.
- В общем, обман раскрыт. Ты, конечно, извини, но назревала драка, а получить из-за чужой девушки я не хочу. Из-за своей я бы ему вломил, а так, - он хмыкнул, - нелепо как-то вышло, кха-ха-ха...
- Ой, прости, я не знала, что всё так далеко зайдет...
- Ерунда! – махнул рукой Никита и умчался. Наверное, сейчас будет активно совершать обзвон. Валентин создал ему отличную «мотивацию» к труду до конца дня!
Я подавленно оглянулась, ища, у кого бы выпросить ментоловую сигаретку. Уж если когда и курить, то сейчас – от безнадежности…
- Ну что, Светик, не выгорело у тебя? – посочувствовал Тема. – Не боись, он сюда не зайдет. Уже проверяли - не может, когда дышать нечем.
- Чё-нибудь придумаем! – многозначительно подхватила манерная Карина.
Я втянула в себя воздух через фильтр и закашлялась. После интоксикации, хорошо, что на полный желудок, настроение испортилось. К обсуждению событий они вернутся за моей спиной, вместе с другими отделами. Я попросила только всех присутствующих, чтобы сегодняшняя борьба не дошла до Юрия Николаевича. Повисла неловкая пауза, и сотрудники перешли на другие темы. В данном помещении я провела минут сорок – все это время одни люди входили, другие выходили, а я металась взад-вперед по комнатке, собираясь с мыслями. Стена в коридор тоже была стеклянной, и я видела там суровое Валентиново лицо. Заходить он не стал, но я не сомневалась, что сама загнала себя в ловушку.
Потихоньку люди стайками расходились по рабочим местам. Наконец Валентин пришел снова, прижался к прозрачной стенке и в упор уставился на меня. Последний работник, находившийся в комнатке, пробормотал: «Э-э, ну что ж… Я пойду», - и вышел, опасливо оглядываясь на молодого человека. Я протиснулась за порог и хотела было последовать за своей «последней надеждой», которая уже скрылась на лестнице, но Валентин властно подошел ко мне, впечатывая в паркет каждый шаг, и дернул за руку.
- Ей-Богу, ты чуть не довела меня до сердечного приступа. Больше никогда так не делай, слышишь! Второй раз такие грязные методы я тебе не спущу. Ты… такая чистая, как ты могла обниматься с парнем, который не имеет к тебе отношения? В голове не укладывается. Если ты хотела заставить меня ревновать, то у тебя получилось. Сегодня, так и быть, я закрою глаза на это, но считай, что это было последнее китайское предупреждение!
Блин, у меня глаза на лоб полезли от его наглости. Чувство собственной важности выплескивалось из него через край. Но вот незадача – насчет меня он был прав, так что крыть было нечем. Я уже успела осознать ситуацию и покраснела от стыда за свой поступок. Поэтому не стала переводить стрелки и укорять его за психическое насилие – похоже, он всё равно никаких «удушающих приемов» за собой так и не заметил.
Он хитро сощурился:
- Я готов просто так стерпеть многое, но не обман. Когда я добьюсь тебя, это будет стоить тебе по двадцать отжиманий в день в течение двух недель.
Я чуть не задохнулась от такой несправедливости.
- Теперь я еще больше не хочу быть с тобой, - надменно произнесла я. - Ты себя не прорекламировал.
- Это сейчас ты так говоришь, но хорошо смеется последний!
Я в сердцах запричитала:
- Вот бы повернуть время вспять! Я не стала бы покупать тот несчастный сыр, была бы внимательнее в понедельник, не допустила бы аварии и, наконец, не заболела бы. Или была бы расторопнее и закончила с документами раньше. Тогда моя жизнь не превратилась бы в кошмар, и, представь, мы бы с тобой общались просто вскользь, как официальные лица!
- Не люблю официальное общение. А с тобой и подавно, - он нагнулся и понизил голос, - с тобой, девочка, я намерен познакомиться как можно ближе.
Мало того, что меня чуть не стошнило, мне еще и стало стыдно за него, я закрыла лицо руками. Неужели не понимает, что сказал совсем уж неприличную скабрёзность?
- Тебя нет, тебя нет, тебя нет, - твердо промычала я, ощетинив спину лопатками. Когда я разомкнула руки, рядом никого не было. Оскорбился на мои слова? А может, все-таки осознал, что я не хочу его присутствия и смутился? Если вообще такой глагол применим к данному человеку.
Кажется, уже недвусмысленно понятно, чего он от меня хочет. Похоже, нужно продержаться ровно до того времени, когда он ко мне охладеет. Поскорей бы. У меня будет праздник в этот день.
Я поднялась наверх, где дядя приветствовал меня словами: «Где ты бродишь?». Получив нагоняй, я взялась за составление еще одной сметы, но мысли всё никак не могли собраться воедино. Промаявшись час, я вышла в туалет. Когда я заходила, коридор второго этажа был пустынным, но когда вышла, за дверью снова караулил мой мучитель. Он тут же втолкнул меня обратно.
- Целоваться не будем, - «пояснил» Валентин и приблизил свое лицо к моему. «А что будем?!» - из-за паники у меня пропал голос. Да и совсем не хотелось, чтоб сбежался народ, ведь тогда я буду окончательно опозорена. А если, что менее вероятно, свидетели всё же поверят мне, то… первый и последний общий проект компаний пойдет коту под хвост.
Я забилась в его руках, едва не вывернув шею. Он ткнулся своим носом о мой и, похоже, просто хотел потереться ими, как эскимос – у них в культуре не приняты поцелуи. Должно быть, вспомнил присловье про курящую женщину и пепельницу. Мои волосы тоже отвратительно пропахли куревом, но в туалете этого совсем не чувствовалось, поскольку здесь царили еще менее приятные запахи.
Пальцы Валентина стали мокрыми, он, нахмурившись, отпустил мое лицо, собираясь утереть мне слезы большими пальцами. Я улучила момент, резко нагнулась, потом юркнула вбок, рванула на себя дверь и сиганула по коридору. Погони не последовало, а значит, у меня есть передышка в полчаса – час, насколько я успела понять его характер.
Его внезапный приступ нежности выбил меня из колеи. А может, он просто псих? Этим легко всё объясняется. Все вокруг знают его как классного парня, и только я одна знаю, какой он психопат! Ну и ладно, как-нибудь перетерпим, слава Богу, что не насильник.
С облегчением вздохнув после очередной несбывшейся вероятности физической расправы, я легкой рысью взбежала на третий этаж. На лестнице встретила вездесущую Карину, красную, как рак. Не понимая, на что она злится, я попросила ее:
- Пожалуйста, забери у меня этого жуткого типа, обаяй его как хочешь…
- Хватит! – она перебила меня. – Я бы отбила его у тебя, так и знай. Но я только что видела, что вы делали, и после этого ты меня просишь о чем-то! Значит, хочешь посмеяться надо мной, либо ты вообще извращенка! Всё, больше не собираюсь тебе помогать.
- Извини, - я пожала плечами ей вдогонку.
В приемной меня ожидала посетительница, из того типа людей, которые, выйдя на пенсию, становятся ярыми общественниками. И хотя их идеи по большей части справедливы, они выражают мысли в такой форме и набавляют требований настолько больше, чем было причинено ущерба, что только диву даешься. Эти каноничные труженики общественного болота приносят больше вреда, чем пользы, поднимая бурю в стакане воды и отнимая у других рабочее время.
Старушка начала с того, что ей надо срочно увидеть самого главного генерального. Моя же задача состояла в том, чтобы она порастеряла свой запал к моменту встречи с Юрием Николаичем. Сегодня быть фильтром информации для без того загруженного дяди мне было тем легче, что он недавно выехал и обещал вернуться к пяти. Поэтому я с чистым сердцем пообещала ей встречу через час, а до того – раскрыла блокнот и стала записывать. Дело касалось того, что мы строим хозяйственное здание для одной фабрики на территории, примыкающей к роще, а для этого волей-неволей приходится вырубать древесную растительность.
Ура, все оказалось просто! Проблему посложнее сегодня моя нервная система уже не вынесла бы. Но каждый год по осени мы сажаем деревья в разных местах города взамен тех, что пришлось выкорчевать на местах стройки. В течение года я записываю примерные объемы работ и земельные участки в специальный блокнот. Субботники с деревьями были одним из любимых моих времяпровождений осенью. Когда тепло и свет уходят из природы, человеческое тепло, улыбки, веселье – что еще нужно? К тому же и сами недовольные жители ближайших к стройкам домов иногда приходят, и удается превратить их в союзников в процессе труда на общую пользу.
После того, как Азалия Петровна перестала кричать и возмущаться, мне захотелось ее расцеловать, как собственную бабушку, которой у меня, впрочем, не было. Она прекрасно отвлекла меня от подавленности и того тягостного стресса, которые я пережила. Ее энергия вселяла в меня надежду, что и у меня всё как-нибудь разрешится к лучшему, и я с энтузиазмом стала разъяснять ей систему осенних посадочных дней.
Я открыла в Интернете план нашего почти 200-тысячного города. Мы просмотрели с ней разные варианты мест для высадки зеленого десанта более-менее в ее районе. Она как-то подозрительно легко согласилась на две версии: пустырь через два двора от ее дома и кусок набережной. На самом деле вредная старушка хотела «сделать» меня в другом: она требовала пойти к главному юристу нашего предприятия и заверить у него ту филькину грамоту, которую принесла. И чтобы директор дал ей расписку в том, что не позже 1 ноября в таком-то месте аналогичные деревья и кусты будут посажены в нужном размере.
Мы еще даже не вырыли котлован на объекте, который ее смущал, только вкопали столбы, на которых будет держаться забор стройки, и натянули на уровне колен и плеч взрослого человека веревки – поставка профлиста для забора почему-то задерживалась. Благодаря этому рьяная леди проникла внутрь огороженной территории и совместно с экологами составила опись каждого кустика. Уф, хорошо еще, что там не было ценных пород деревьев – в основном ивы в низкой части и березы на пригорке. Следовало осторожно подвести ее к мысли, что ей ничего не остается, кроме как опереться на наше честное слово. Мы не обманывали никого из общественников, однако даже правдивые слова можно повернуть как угодно, вплоть до того, что на нас подадут в суд за то, что мы посадили вместо, скажем, кустов боярышника шиповник. И вообще, писать подобную расписку и брать на себя не предусмотренные законом лишние обязательства – глупо. В общем, не стоило раздувать житейскую ситуацию до размеров общегородского идиотизма.
Я глянула на часы. Начало шестого! Дядя задерживается. Сейчас мы долго будем переливать из пустого в порожнее в бесплотных попытках убедить друг друга. Я назвала ей точные даты наших субботников. Азалия сжала губы, помотав головой.
И тут в приемную вошли. Мои надежды на то, что поток посетителей на сегодня иссяк, оправдались: это снова был мой личный террорист. Я подарила ему хмурый выразительный взгляд. Валентин понял это по-своему и… сделал то, чем немного компенсировал сегодняшнее безобразное поведение! Он шагнул вперед и вызвал огонь на себя со словами:
- Ну, я вижу, ты не справляешься, - и, нацепив американскую улыбку, склонился к пожилой леди. - Чем могу быть полезен?
Мы с бабкой наперебой стали рассказывать ему ситуацию, потом мне стало сложно перебивать ее пулеметной скорости монолог. Пенсионерка переключилась на Валентина, даже не думая поинтересоваться тем, кто он такой и какое положение занимает в фирме. Видимо, он просто зомбировал ее идеальной наружностью и обхождением. Выслушав, Валентин сделал приглашающий жест, и Азалия послушно засеменила за ним по коридору, абсолютно очарованная. Замечательно, нервы Юрия Николаича удалось совсем оградить от настырной женщины!
С каждым днем я узнаю всё новое о своем преследователе. Нет, ей-богу, какой же он многогранный. Не только ворует из магазина сыр и любит повелевать беззащитными девушками, он еще и моральный мазохист! Или… неужели он пошел на это ради меня? Наконец-то он решил сделать ради меня что-то ценное! Я совсем размякла от этой мысли. Вернувшемуся дяде я отрапортовала последней записью в блокноте и поспешила уйти с работы на десять минут раньше всех. Обычно за такое работнику следовал устный выговор, но мне было всё равно. Я рассчитывала сбежать. До завтра.
Но, когда я спустилась к проходной, оказалось, что моя радость была преждевременной. Валентин разговаривал с нашим охранником. Я, не прощаясь, быстро зашагала к выходу. Валентин подхватил меня под локоть, чуть не вывернув плечо, и дотащил до угла здания, где полным патетики голосом прочитал лекцию о вреде курения и вранья в судьбе и здоровье женщины.
- Можно я пойду? Не ходи за мной! – выслушав нудные указания, вопросила я. Казалось, он был удовлетворен и по своей привычке только махнул рукой. Наверное, решил, что с меня действительно на сегодня хватит.
Вечером, уже падая от усталости, я снова пошла купаться. Мягкие прохладные волны помассировали напряженное от стрессов тело. Из воды я вышла обновленной.
Десятый день. 23 июля, среда. Аки тать, в нощи рыскающий.
Придя на работу, я подумала, что можно ненадолго отдохнуть от приключений – время до обеда он сегодня проведет на объекте. А чтобы компенсировать страдания последних двух дней, в перерыве я в кои-то веки выбралась в кафе за углом. Там он меня искать не будет.
Аки тать, в нощи рыскающий, я пробиралась по стенке. За каждым углом я медлила, вытягивая шею и вглядываясь, как голливудский актер, которого подстерегает выстрел. Пара человек, встреченных мной, подумали, что я тронулась умом. Но я только прижимала палец к губам. Добравшись до вахтера, я попросила его говорить всем, кто будет спрашивать, что я на рабочем месте. Он выпучил глаза: кто же будет спрашивать, и какой смысл говорить, что человек есть, если его нет? Но я уже спешила в кафе-столовую через дорогу. Сидя за столиком, покрытым накрахмаленной скатертью, в тени зеленой бархатной шторы, я с удовольствием поглощала горячий комплексный обед. Посетителей было немного, воздух был не слишком жаркий. Я наблюдала за происходящим на улице через огромное, до потолка, окно, как в экране домашнего кинотеатра. Здесь было достаточно темно, и с улицы меня было не увидеть. Дожевывая последний кусок, я заметила, что в ворота въехало такси. У пассажира, кажется, были светлые волосы. Ну что ж, кажется, через минуту мой выход. Крадучись я зашла во двор через калитку, приложив к считывающему устройству магнитную карту. Спрятавшись за росшим вплотную к забору кустом, разочарованно отметила, что Валентин стоит прямо у входа и крутит головой во все стороны, кого-то поджидая. Он не мог так быстро подняться и спуститься, значит, вахтер подвел. Во дворе была пара десятков служащих и рабочих. Одни шли в столовую, другие в офис, некоторые стайками курили.
В конце концов ожидание мне надоело. Надо было пересечь площадку в пару десятков метров, залитую солнцем. Я зевнула, натянула соломенную шляпу с полями на глаза и решительно зашагала через площадь. Почему-то я была совершенно уверена, что он меня не заметит. Мужчины так невнимательны к мелочам. Я вообще всю жизнь была уверена, что им совершенно неважно, сидит рядом с ними одна красивая «умная» (читай: поддакивающая) девушка или другая.
Как я просчиталась! Он не видел раньше ни надетой мной нынче шляпы, ни рубашки, ни широких бриджей, скрадывающих фигуру. А главное, походка была совсем другая. Но он всё же сумел выделить меня из толпы.
Я дошла до середины площади, пока не налетела со всего размаху на что-то твердо-мягкое. Вот досада, при своей неудачливости я наступила сразу на обе его ноги. Поспешно дав задний ход, я обогнула его и бросилась бежать. Человек, еще на прошлой неделе казавшийся мне воплощением всех земных достоинств – за исключением заповеди «не укради», - меня не только бросало в дрожь при мысли о нем. От одного вида к горлу подступала дурнота, просто физически тошнило, как будто организм отторгал сам факт его существования.
Почему? Вроде он отплатил и за «воровство», и сверх того проявил по отношению ко мне заботу. Может, тому виной его откровенные признания? Почему даже самые сильные люди хотят поведать мне о своих бедах? Вообще, люди должны разбираться с проблемами сами либо с помощью самых близких людей, которые единственно и могут сделать для них именно то, что требуется. Я как-то привыкла быть одна, и насильственные методы навязать мне чужую волю вызывали живой протест.
Завернув за угол здания, я распласталась по стене, как шпион, и выглянула. Валентин видел, что кругом много людей, и не стал ронять свое достоинство. Махнув рукой, он прошествовал обратно. Оставалось надеяться, что он пошел в столовую. Да, так и есть. Ф-фу! Каким же облегчением было пройти к себе в приемную.
Простуда прошла, но по временам меня все еще знобило и «поеживало». Особенно от посетителей в дядином кабинете. Они шли косяками в свой приемный день и просто не давали покоя. Пока ждали в очереди, то либо беседовали между собой, либо непременно хотели подключить и меня. Каждый второй жаждал рассказать мне о бедах, постигших его во всех сферах жизни, каждый третий принимался за устные мемуары. Улыбок на всех не хватало.
В общем, чтобы справиться еще и с бумажными делами, на работе мне пришлось задержаться допоздна. Я очень рассчитывала на заслуженный отдых, чтобы хоть немного посвежеть к утру.
Но настоящий сюрприз ждал меня дома. Я перешагнула порог около половины одиннадцатого. Я так рада была, что весь этот день-всмятку остается в пределах внешнего мира. Оставалось развести себе мятного чаю или горячего молока – это приятное состояние, когда еще не решила, - и отправиться спать, почитав на сон грядущий что-нибудь позитивное и сказочно-уютное. На этот случай у меня припасена была книга из недавнего похода в магазин – «Черная книга секретов» Хиггинс.
Когда я, с ключами в руке, увидела в темном проеме комнаты человека, читать мне совершенно расхотелось, да и пить, признаться, тоже. С расширенными от ужаса глазами я думала, до чего ближе – до зонтика-трости, что лежит в шкафу в прихожей, или до скалки – но кухня была в двух шагах от незнакомца, а от меня в пяти. Вот такие у меня были боевые мысли. Можно сказать, мужественно встретила стресс.
Я уже почти нашарила зонт левой рукой, не сводя глаз с ночного татя, и тут он подал голос. С облегчением я услышала, что это все тот же человек, который вот уже неделю занимал мои мысли. Он наконец включил свет. Раньше я была рада, что в коридоре горит яркий свет – ведь обычно это самое плохо освещенное место в квартирах, – но сейчас свет резал глаза.
- Как ты меня напугал! – от неожиданности я даже не отшатывалась от него, как обычно. Он коснулся пальцем моего запястья, как будто хотел прощупать пульс. Сказал:
- Ты что-то бледная, - (еще бы!), - пойдем на кухню.
Я занесла ноги на порог и в бессилии рухнула на табуретку, опершись локтем о стол. М-да, кажется, само собой получилось, что я буду мятный настой. Валентин наливал кипяток из чайника, а я смотрела на его спину и мрачно догадывалась о том, что он может здесь делать посреди ночи.
Подозрения усилились: как по-хозяйски взял он вторую гостевую чашку, стоявшую в шкафу! Мне вдруг подумалось, что если сюда в кои-то веки заглянет какой-нибудь мой приятель или подружка, то им не из чего будет пить. Кружка изображала веселого тигренка с раскрытой пастью, на синем фоне, в антураже цирка. Тигр был рельефным, и мне теперь было забавно смотреть, как взрослый дядя пьет из детской кружки.
Вы представляете? Нет, вы, наверное, тоже будете удивлены, насколько далеко может зайти человеческая наглость. Оказалось, что, выяснив, как много у меня работы до завтра, он составил коварный план. Каким-то немыслимым образом – через одно из агентств недвижимости – он выяснил, за определенную мзду, адрес и телефон моей квартирной хозяйки. Конечно же, этот тонкий психолог знал, что ей непременно окажется женщина в годах и строгих правил, которая не захочет видеть соседом юной незамужней жилички мужика.
- …И тогда я просто объяснил ей, что мы встречаемся. Ну… что я тебя очень люблю, дорожу тобой, - прибавил он уже тише, глядя куда-то в угол. – Ты бы видела, как она растаяла от таких слов. Она очень за тебя порадовалась, Свет!
Я настолько опешила, что не знала, в каких выражениях ему возразить.
- Слушай, а кто тут хвастался, что, в отличие от большинства парней, никогда не врет?
Глаза Валентина были ясными и незамутненными, как у ребенка, пару раз он даже хлопнул ресницами, видимо, желая показаться наивным. А по-моему, так он просто придуривался.
- Так я и сказал правду. Только в будущем времени!
Я побелела от ярости и закрыла лицо ладонью, как делают люди, сталкиваясь с непроходимой тупостью собеседника, но внешне оставалась спокойной, потому что просто не знала, как поступить. Ни с кем из моих знакомых такого не случалось. Хозяйке надо было звонить завтра – сейчас она уже спит. Вытолкать из квартиры Валентина тоже не представлялось возможным, потому что он физически сильнее меня, а оказаться в объятьях этого неприятного типа мне было очень страшно.
- Ты хотя бы понимаешь, авантюрист, что действуешь на грани УК? Если честно, я имею полное моральное право считать тебя преступником. Ты самый настоящий мошенник!
- Отнюдь, - теперь он закосил под интеллигента. Что ж, посмотрим, как у него это получится. - Я не использую во зло свои способности. Наносить и причинять добро тебе – вот моя основная задача, - глаза, конечно, были веселые и лукавые. Невыносимый человек! К счастью, чай был уже допит. – Тебе же лучше. Я внес плату за квартиру за месяц вперед.
- Ну как, ты уже расположился? – я вскочила на ноги и с любопытством сунула нос в маленькую комнату. Постель на диване была уже расправлена, и комната, надо признать, стала выглядеть намного уютней.
- Отдыхай, - он ласково посмотрел на меня. – До утра я тебя не потревожу. Подъем в семь сорок.
День 11. 24 июля, четверг. Другого пути нет.
Представляете, с этого дня он завел традицию ходить вместе на работу и обратно, как школьникам. Он сказал, что это входит в его моральную компенсацию за невозможность передвигаться на автомобиле. Я спросила его, что было бы, если бы он ездил на авто. Он ответил, что подвозил бы меня. После этого ответа я решила, что у него страдает логика.
Я показала ему окольные пути. Идти ими было не более пятнадцати минут. В конце пути за историческим памятником, домом какой-то бывшей купчихи, наши пути расходились и последние метров сто до ворот компании шли порознь. Мы сошлись на том, что не стоит компрометировать меня при честном народе.
О чудо! – день прошел спокойно. Он даже не звал меня на обед, только подмигивал или улыбался, когда встречал в коридоре.
Признаться, меня беспокоят люди, которым нравится быть заговорщиками. Могут ли такие люди жить честно?..
На вопросы коллег, насколько далеко зашли наши отношения с Валентином, я отвечала, что мы абсолютно чужие друг другу люди. После этого даже те, кто недавно участвовал в моих «невинных» забавах, замолкали и отходили в сторону, очевидно, считая меня неискренним человеком.
Вечером он задержался на объекте, а я вернулась с работы и в изнеможении повалилась на кровать. Наконец-то можно спокойно позвонить хозяйке. Когда она сняла трубку с рычага, я выпалила сразу целую тираду так, чтобы почтенная тетушка не смогла меня перебить.
- Послушайте, мы не встречаемся. Совсем. У меня с ним ничего не было никогда. Я не знаю, может, этот человек просто маньяк или террорист, который хочет меня похитить. Помните, мы смотрели американскую комедию, и там было сказано, что в современном мире у женщин больше шансов погибнуть от рук террористов, чем выйти замуж? У нас не Советский Союз, сейчас очень много коварных людей, которые только притворяются хорошими. Идеология плохая. Да она совсем никакая, ну вам ли я буду объяснять. Неужели вы мне не верите? – я перевела дух.
- Деточка, я знаю тебя почти с детства, - спокойно и безапелляционно донеслось из трубки. Каждая фраза как бы пригвождала меня к месту. - Тебе идеально подойдет этот парень. Только сумей удержать. И он сделает из тебя человека. Я не смогла, а он – сделает!
- Но, Лидия Александровна, меня тошнит от одной мысли…
- Не глупи! Поговорим, когда будешь платить в следующий раз. И только попробуй прийти без него!
Она кинула трубку. Ого. Вот это да. Меня огорчил даже не такой поворот событий, я сообразила, что она даже не собирается приходить и смотреть, как я живу, в этом месяце! Ну, слава Богу, хоть раздельные комнаты… И шпингалет на двери есть.
В восемь часов он отпер входную дверь. Ну конечно, хозяйка выдала дубликат ключей. Он принюхался к запаху с кухни и закатил глаза. Мы договорились, что теперь он моет посуду и пол везде, кроме моей комнаты, пока тут живет. Меня порадовали такие прозаические мелочи, так как я могла быть уверена, что он настроен уже не только на потребительский лад. А я для себя уяснила, что теперь мне надо будет его кормить. В этом как раз нет ничего страшного, я же и для себя одной всегда готовлю. Может быть, он даже будет регулярно хвалить мою стряпню, тогда у меня не будет искушения прибить его половником по голове, размечталась я. Но – надо было выяснить еще один вопрос.
Когда он поел, я встала, опершись на стену в кухне и раскачиваясь.
- Знаешь, я всё никак не могу тебя понять. Скажи честно: что тебе от меня надо?
- Тебя.
- В каком смысле? – насторожилась я. Он подбирал слова и помогал себе жестами:
- Я хочу, чтобы ты была рядом, совсем рядом, очень близко. Если ты у меня внутри, то ты должна быть и снаружи. Но тебя не было, а так не бывает, не должно быть, - поправился он. - Вот я переселился сюда, где ты есть, и мне уже спокойнее.
Ого. Сознание первобытного дикаря!
- Ты часом не поклоняешься идолам?
- Нет, что за вздор! Я христианин, - заявил он, – если мне память не изменяет. Но мы все христиане, мы выросли в этой цивилизации.
Разговор сворачивал на скользкую тему религии. Похоже, он верит, как и значительная часть нашего поколения, просто в Бога, игнорируя легенды о Нем. Но меня интересовало совсем другое.
- Я боюсь, что ты станешь добиваться… меня физически, - я опустила глаза, но прямо-таки кожей почувствовала, как ему неприятно то, что я это озвучила. Видимо, в его голове все-таки полно грязных мыслишек. Он скрестил руки и откинулся назад.
- Не бойся, ты придешь ко мне первая! – вот это комплекс Наполеона в действии! Неужели он реально так думает? Блефует, небось. – Я даю тебе слово, - прибавил он уже серьезно. – Будь спокойна, я тебя и пальцем не трону, подожду, пока ты сама не проявишь инициативу.
Ха! Я приободрилась. Ждать ему до морковкина заговенья. В своих немногочисленных попытках романтических отношений я выглядела бесхребетным слизняком, потому что всегда выжидала, пока меня начнет «завоевывать» избранник, чтобы потом можно было свалить ответственность за блуд на него. А что? Очень удобная позиция. Правда, пассивность имеет обратную сторону: сейчас мой изнеженный характер не дает мне избавиться от наглеца. Тем не менее, прежде чем идти отдыхать, надо попробовать сбить спесь с «сожителя». Я не собиралась ретироваться, пока за мной не останется последнее слово, а противник не будет морально уничтожен.
- А если мужчина влюблен, так, по-моему, цветы там дарят в этом случае и все прочее. Фрукты, - пожала плечами. Я твердо решилась его загнобить, хотя и подозревала, что ничего у меня из этого не получится, как будто по складу характера мы так подходим друг другу, что просто не можем друг на друга надолго обижаться. - Если ты влюблен в меня, то почему не хочешь мне ничего подарить, а хочешь только отнять? – честно говоря, это был мой последний аргумент.
Вы бы видели, как он поменялся в лице! Я тут же захотела извиниться, но сдержалась. Совесть покусывала. Колебался он не более пяти секунд. Потом сорвал с вешалки куртку, сунул в нагрудный карман кошелек, и я только успела увидеть, как с глухим стуком одиноко захлопнулась дверь.
Вернувшись с ворохом душистых белых лилий, он припал на одно колено, вытянув букет в руке. Хищник скрывается под личиной рыцаря. Так мило… Букет я поставила на подоконник кухни, туда же положила мандарины в сеточке.
Вечером, улучив момент, когда он закрыл дверь в свою комнату, я мышкой выскользнула из дома и ушла гулять по городским паркам и набережной, проветривая свое сознание от этого человека. Встретила нескольких знакомых. Сначала меня подзуживало пожаловаться на ужасные условия, в которых я вынуждена жить, но потом подумала, что объективно жаловаться не на что – с потолка не течет, сосед живет своей жизнью. Потом, кому-то из друзей может быть сейчас тяжелее. На что мне жаловаться? Я только скомпрометировала бы себя.
Однако не по себе было даже выходить ночью в туалет. Неужели из-за этого чудовища я должна мучиться от жажды поздним вечером? Нет! Упрямо решила я. Но не подумала, какие моральные муки доставит мне передвижение по честно снимаемой квартире… Как бесшумно я ни старалась прикрыть дверь ванной, когда помыла руки, она предательски скрипнула. Валентин, осклабясь, заблестел зубами в темноте, высунув голову из-за двери комнаты. «Оставайся там!» - я сердито сдвинула брови и ткнула пальцем в его направлении, будто то была шпага, которая могла проткнуть насквозь. «Приятного отдыха!» - его глаза затуманились. И почему он так любит смотреть на меня? «Что за дьявольски чуткий у тебя сон, в твои-то годы!» - пробурчала я. «Ха, у нас всего-то лет семь разницы! Это такая малость. Спокойной ночи, старушка!» - поиздевался он напоследок, еще раз оскалил, как мне показалось, зубы и скрылся за дверью.
День 12. 25 июля, пятница. Пикировались.
Когда я проснулась и, приоткрыв глаза навстречу розоватому утреннему свету, отпечатавшемуся на обоях, топала включать чайник, Валентин с сияющим лицом вернулся с трехкилометровой пробежки. Как выяснилось за завтраком, отношение к спорту у него было самое серьезное. Проще, наверное, было бы перечислить, чем он за всю жизнь не занимался. Я восхитилась. Такое ощущение, что человек уже в молодости прожил несколько жизней.
Подловив искорку энтузиазма в моих глазах, он с воодушевлением предложил бегать вместе, но я смутилась. На такой подвиг плотного общения я была не готова. Тогда он сделал толстый намек, что вот потом, когда мы будем встречаться, мне уж точно не отвертеться от почетного предложения.
Я попросила его больше не пугать меня по ночам.
- Скучаю по тебе даже во сне! – отшутился он. – Пойдем вечером на пляж?
Я не ответила. Мысль, что нужно быть с ним рядом в полуголом виде, меня ужаснула. Жара будет стоять еще до середины августа, потом и вода станет совсем-совсем холодной… Ну и ладно, лучше я принесу эту жертву, чем он будет есть меня взглядом, а все окружающие будут принимать нас за молодоженов. Поэтому после работы я поехала в фитнес-клуб, в котором занималась зимой, и записалась на аэробику, несмотря на летнюю жару, духоту и почти полное отсутствие посетителей. Чудесно, теперь я буду напрягаться душевно значительно меньше, два вечера в неделю законно смогу косить от «прогулок по воде»...
Во время вечерней трапезы я молчала, пытаясь создать впечатление угрюмой, скучной девицы, с которой нечего ловить рядом. Но он не обращал на мое актерство внимания, долго с вилкой в руке что-то обдумывал и внезапно выдал вопрос:
- Ты готова переехать в другой город?
- Почему бы тебе не оставить меня в покое! – взмолилась я.
- Скажи, ну чем я тебе не нравлюсь! И вообще, я не могу от тебя отстать, ты слишком много знаешь, - пошутил он. - Что бы ты ни говорила, я всё равно пока живу у тебя. Так я хотя бы снова могу спать по ночам и днем работать, вместо того чтоб как дурак гоняться за тобой по этажам.
Так вот основная причина его дикого поступка.
- Зато мне теперь уснуть гораздо сложнее!
- Мы уже обсудили это с тобой, - возразил он твердо и добавил в назидание. – По ночам надо спать.
- Слушай, - я пошла в прямую атаку, - а что ты во мне нашел? Я ведь не птица высокого полета.
- Ну, во-первых, это можно исправить. Конечно, тебе придется вести динамичный образ жизни, выучить манеры, плотно заняться спортом, совершенствовать свои умения – научиться свободно болтать по-английски, хорошо водить автомобиль, ну и так далее. Когда мы будем вместе, я сам займусь твоей подготовкой. Предупреждаю сразу – спуску не дам.
От масштаба перевоплощений у меня зашевелились волоски на хребте.
- Почему ты мне понравилась? – продолжил он. - У тебя есть одна черта, я ни у кого такой не встречал. С тобой удивительно уютно. Так по-домашнему.
- Давно не был у мамы? – «посочувствовала» я. Он недовольно глянул на меня, но на словах продолжал гнуть свое:
- Я жил один, думал, что меня ничем не проймешь. Понимаешь, в мире столько пошлости, и вот эти кукольные наигранные чувства, как в рекламе… В конце концов, такие вещи уже настолько затасканны и противны, что даже тело перестают возбуждать, а ум, эмоции отсеивают их автоматически. Мне комфортно одному. Я очень общительный человек, но в отличие от большинства людей испытывал неподдельный кайф, когда оставался в одиночестве. Но ты отобрала мой душевный покой. Я узнал в ту среду какое-то новое ощущение и с тех пор всё удивляюсь, как мог жить без него раньше, теперь мой мир стал расколотым и неполным. Я больше не мог ничему радоваться, не мог дышать спокойно, я стал рассеян и почти перестал работать.
И главное. На другой день после того вечера и всю ту неделю меня преследовало одно видение. В столовой, когда я садился обедать, я постоянно видел рядом с собой… тебя. Это было мучительно. В выходные ты мне тоже мерещилась, и всё это усугублялось тем, что видеть тебя вживую я не мог. Я понял, что ты мне нужна. Решил, надо что-то делать, пока окончательно не спятил из-за этих видений. Ты же понимаешь, что я не могу потерять работу из-за тебя? И еще. Ты такая красивая. Удивляюсь, как это у тебя до сих пор никого нет.
- Ну, так сложилось, - начала оправдываться я и тут же решила вывалить ему все начистоту. Может, он узнает тогда, какая я плохая, и мои байки вызовут в нем естественное отвращение?
– Сначала в школе была некрасивая история, я потом еле выпустилась, слава Богу, что был 11 класс. Потом в вузе меня бросило за один год сколько-то человек... Дядя, когда услышал сплетни об этом, просто за голову схватился. Он промыл мне мозги неоднократными беседами о морали, и мы с ним вместе пережили мое тогдашнее душевное состояние. Ах да, затем еще был Илья, но мы с ним не встречались, а действительно присматривались друг к другу, правда, он быстро потерял ко мне интерес и даже стал относиться очень свысока, а я впечатлительная, и он подпортил мне самооценку. И дядя «запретил» мне пока встречаться с парнями. Пообещал, что, когда я закончу вуз, он подберет мне самого лучшего мужа. Я вздрагиваю каждый раз, когда вспоминаю это обещание и надеюсь, что он уже его забыл. Честно говоря, я хочу побыть одна, меня это больше всего устраивает…
- Да как он смеет решать что-то за тебя! – глаза Валентина надменно вспыхнули.
- Не смотри, что я такая тихая с виду, - перебила его я, маша ладонями, - на самом деле я далеко не самый высокоморальный человек.
Я решила сделать такое признание, потому что искренне хотела, чтоб он думал обо мне не лучше, чем я есть. То, что он может истолковать это как легкодоступность, меня не заботило нимало. Я натерпелась стольких унижений, что скорей бы умерла, чем далась бы кому-то в руки против своей воли.
-…Вот, всё это отвратило меня от внимания к противоположному полу. Таким образом, уже три года живу без никого и даже не хочу, не ставлю себе цели найти любовь в мужчине. С тех пор только пытаюсь быть эгоисткой и наконец полюбить себя, - пошутила я с серьезным лицом.
- Вот это выдержка, - произнес он, опустив глаза. Из груди его вырвался настолько тяжелый вздох, что я испугалась.
Не желая и секунды думать, какими грешками вызван вздох, я без слов вышла из комнаты. Белла, выкуси. Отвращение опять испытала я.
День 13. 26 июля, суббота. «Время добрей».
Накануне вечером Валентин с воодушевлением дал согласие участвовать в социальной акции, намеченной на сегодня. Он работал в субботу, начав, правда, в восемь утра, а не в девять. На место проведения я поехала без него. Он примчался к часу, раскрасневшийся и очень довольный тем, что день пройдет ново и нескучно. У меня тревожно засосало под ложечкой. Несмотря на браваду, мне показалось, что его рабочий день был не настолько сокращенным, как он хотел показать…
Организаторы сняли фойе того ДК, что находится ближе к западному краю города. Но поскольку погода стояла прекрасная, в основном мы всё провели в большом парке. Обстановка напоминала скорее светский прием на свежем воздухе.
В холле ДК и под сенью ближних к крыльцу деревьев раскинула свои сети чудесная выставка – ручные работы наших инвалидов. Хор пенсионеров нестройно тянул под аккордеон песни прошлых лет, перемежая их с народными. Валентин, проходя мимо меня спиной к ним, приподнял обе брови и сжал губы, как бы говоря, что он обо всем этом думает.
По несколько мешков каждого вида крупы, конфеты – больше всего, конечно, карамелек, напоминающих о старых добрых временах. Целое море пакетов, чтобы можно было всё это разложить.
- Не могу здесь просто так стоять целый день, хочу помочь с организацией, - мой сосед даже в выходной был нетерпелив и энергичен так же, как и на работе.
- Подойди к Таисии и Сергею, - я кивнула носом на стоявшую метрах в десяти от нас молодую супружескую пару. Визави окинул их оценивающим взглядом.
- На твоем месте, я имею в виду, если бы жил в этом городе, я бы с ними подружился!
Я с завистью подумала, что ему действительно было бы легко с ними подружиться. Но зачем им дружить с такой пассивной, как я? Никакого интереса. Люди должны соответствовать друг другу по уровню. У этих людей даже осанка была такой царственной, что все сразу понимали: они занимают место под солнцем не зря. В отличие от меня. Эх, хватит думать о ерунде, просто пойду и помогу накрывать на стол.
За столом, накрытым белой клеенкой, расселись, широко расставив локти, лица без определенного места жительства. Чумазые, замотанные в какие-то немыслимые спортивные лохмотья, человек двадцать с чавканьем втягивали в себя суп и картошку с тушенкой. Мы с Таисией стояли на раздаче. В очереди ждало еще человек десять.
- Почему здесь нет никого из соцзащиты?
- Местная глава собеса никогда сюда не придет. Она женщина сострадательная, но ее приход означал бы, что муниципалитет расписался в своей неспособности достойно содержать пенсионеров. Мы все знаем реальность, но чиновники из всех сил делают вид, будто заботятся гражданах. Был бы конфуз в нашем благополучном городе. Сколь бы ни был город благополучен, а всегда найдутся те, кто остро нуждается в помощи. Просто они-то как раз не кричат о себе на всех перекрестках. А Елена Львовна никак не может сюда прийти, чтоб не уронить служебную честь. Хотя она заслала своего «казачка» - Тася кивнула на девушку с блокнотом и фотоаппаратом, – собирает информацию.
- Я думала, это пресса.
- Нет, хотя журналистов здесь и так хватает.
- Журналисты обычно пишут об инвалидах, как будто это какие-то особенные люди, - перебил Валентин, уставив руки в бока. – А ведь это не так. В результате мы их то ли презираем, то ли боимся. И это раздражает. Почему я не могу нормально смотреть в глаза парню без руки или ноги? Потому что он мне завидует? Но мне может завидовать и любой здоровый! А инвалид к тому же смотрит на меня так, будто я должен ему денег! Но почему я должен без рассуждений отдавать первому встречному свои заработанные кровные, этого мне тоже никогда не понять. Просто нужно предоставить им равные шансы с остальными, чтоб зарабатывать на жизнь, может, тогда кончится этот театр абсурда. И для этого надо только поменять отношение, а все законы уже есть. Если б только еще они работали.
Верхняя губа у него приподнялась, ноздри раздулись, глаза прищурились. Знакомая мина.
- Помнишь, когда мы стояли в очереди на кассу, ты на меня так же смотрел? Почему? – допытывалась я.
- Ничего себе ты сравнила, - заметил он и махнул рукой в сторону бомжей. – Ты намного симпатичней вон тех. И всё же, несмотря на то, что ты очень хорошенькая, - я была права, он все-таки глазел! – меня поразил контраст твоей внешности с унылым видом. Я подумал, что ты из тех людей, что вечно недовольны жизнью. Обычно они похожи на черные дыры, всасывают в себя сочувствие окружающих, и всё им мало. Хотя здоровые взрослые люди вполне в состоянии самостоятельно построить свою жизнь.
Валентин в простоте душевной вывалил мне всё начистоту. Но я оказалась не готова слышать правду, потому что жутко обиделась и, понурив плечи, пошла прочь.
- Ну, не убегай! – он взял меня за плечо и развернул. – Ты мне делаешь больно каждый раз, когда убегаешь, - внезапно признался он. – Ты садист?
Я помотала головой:
- Почему ты тогда не живешь в гостинице? – мой обиженный голос сорвался на шепот. Валентин опять потрепал меня за плечи, опасаясь, как бы я не начала задавать еще более провокационных вопросов.
- В моем номере живет другой человек, и он уже заплатил мне деньги, правда, небольшие, но теперь я не могу его оттуда выгнать.
«Неожиданно! Вот это по-еврейски», - поразилась я.
- Если серьезно, то я ошибался. Ты не стонотик, просто еще до сих пор не выбрала свою линию жизни. Но ничего, я помогу тебе ее построить.
«Спасибо, папочка! Только мне еще и не хватало человека, который будет желать всего за меня! Довольно с меня и дяди», - раздраженно подумала я, а вслух вежливо спросила:
- Я запуталась, так ты обо мне хорошего мнения или плохого?
- Глупая, - засмеялся он и умчался грузить пакеты с продовольствием в микроавтобус.
Несмотря на малоприятный разговор, общее светлое впечатление дня было настолько сильным, что домой я вернулась в самом приподнятом настроении. После ужина я даже смилостивилась над ним, и мы впервые пошли прогуляться в городской парк за два квартала от дома.
День 14. 27 июля, воскресенье. Друзья на берегу.
В субботу вечером Валентин пригласил меня, – как он сказал, в благодарность за прекрасно проведенное время – на уик-энд за городом. Предложение я приняла с восторгом и не колеблясь – нельзя было сказать, что меня прямо заваливали призывами отправиться на природу. В то же время погода была настолько сияющей, что оставаться в душной квартире было абсолютно бессмысленно и нестерпимо. Жаль, что компания такая малочисленная – я, мой сосед по квартире и его друг. Большие компании разбиваются на группки по интересам довольно безболезненно, а вот вероятность не совпасть во вкусах с одним чужаком довольно большая. Ну ладно, главное – попасть на пикник, все остальное не имеет значения.
Проснувшись довольно рано поутру, мы покидали в Валентинов рюкзак питьевую воду, нехитрую снедь и шмотки (я брезгливо обернула свои купальник и кофту в дождевик, чтобы они не дай Бог не смешались с его запахом), перекусили и поехали в полупустом троллейбусе на вокзал, куда прибыли за 15 минут до отправления пригородного дежурного поезда. Настроение было настолько благодушным и безоблачном, что мы оба молчали, но, казалось, об одном и том же, и только улыбались друг другу одними глазами. А когда мы ехали в дежурке, какие-то дачницы втянули меня в разговор о грибах, которые, по их мнению, я непременно должна была собрать. Закончив беседу как можно быстрее, я влезла на верхнюю полку (вагон был оборудован как поезд дальнего следования) и стала наблюдать прекрасные виды вдоль железной дороги, стараясь не обращать внимания на Валентина, который притворялся спящим, но на самом деле созерцал только одни виды – моей фигуры. Ехали мы минут сорок и когда вылезли на бетонные плиты маленького перрона, стоявшего практически в чистом поле, время клонилось к одиннадцати. Только-только избавившись от тряски, я была не очень-то рада попасть под палящее солнце, этой мыслью я тут же поделилась с Валентином. Он поддразнил меня:
- Если б мы добирались на моей машине, тебе было бы гораздо комфортнее! – и тут же затянул длинную и жутко нудную сентенцию о том, что не стоит ломать чужой транспорт – пригодится прокатиться. Я думала, скорей бы он замолчал. Хорошо, что он шел впереди, и мне было не очень слышно его бубнеж. Мы шли по медвяному лугу, по узкой тропинке среди огромной, по плечи, травы. Аромат вокруг стоял просто одуряющий, особенно в нем слышались нотки тысячелистника. Справа внизу виделись домики деревеньки и дачного поселка, слева шла железка, а впереди нас колыхалось ярко-зеленое с желтыми и малиновыми крапинками цветов море. Я не сдержала вопль восхищения:
- Господи, соседушка, как хорошо! – Валентин обернулся на меня, встал и секунд пять смотрел в мое сияющее лицо с одобрением. Затем отвернулся и зашагал вновь. Вскоре тропинка стала более широкой, спустившись в низину и петляя между деревьями.
- Скоро придем. Конта уже нас ждет, - заметил Валентин, поговорив с другом по телефону (почему-то только в этом месте ловил сигнал).
- А почему он не поехал с нами?
- Он вообще-то работает на объекте в том городе, в окрестностях которого мы сейчас находимся.
- Это ваше заветное место?
- Нет, нам просто нравится с детства исследовать красивые места. Мы вместе посещали турклуб в средней школе.
- Как думаешь, я ему понравлюсь?
- Странный вопрос для девушки, которая не собирается быть со мной.
- Я просто хочу провести день в нормальной обстановке!
- Я так и не понял, где логика. Да ты его уже видела, - припомнил он. – Вы должны были столкнуться в дверях моего кабинета, когда ты заходила за сметой.
- А… - протянула я. – Ну, тогда, наверное, можно не беспокоиться.
- Ты думаешь? – засмеялся он. – Он обычно портит отношения с людьми, с которыми я их налаживаю. Осторожней с ним.
Рощица кончилась, и перед нами вдруг открылся берег большого озера. Между деревьями и озером была поляна, у ее края берег обрывался на полтора метра вниз, и между водой и обрывом шла широкая кромка песчаного пляжа. По периметру озера, в отдалении, было рассеяно несколько групп отдыхающих. В том месте, куда вышли мы, был только коллега моего мучителя – как я догадалась, его звали Константин. Как бы в подтверждение слов друга он, сидевший у маленького тлевшего костерка, выпрямился и скрестил руки на груди, как индеец:
- Ты и есть та девчонка, из-за которой мой пылкий друг поднимает в воздух столько пыли? – он как будто с презрением сказал это, но я вздохнула с облегчением. По крайней мере, этот тип не будет точить на вас зуб, а обо всем, что ему не нравится, скажет прямо. А вот спорим, пренебрежение к людям у него наигранное? Он продолжил:
- Знаешь, я не могу сказать, что ты мне нравишься…
- Конта, не надоедай нашей спутнице! – поспешил перебить его Валентин.
- Конечно, я могу кому-то не нравиться, - я взяла бразды беседы в свои руки. - Зато я искренняя, совсем не манерная. А ты? Почему ты не хочешь пользоваться нормальным уменьшительным именем?
- Conte по-французски «сказка», - ура, Конта решил пойти мне навстречу. - Зови меня тоже так. Мы с другом называем себя иначе, чем родители и коллеги. Есть в этом что-то из древности – начала Средневековья, времен Великого переселения народов.
- То есть вы варвары? – засмеялась я.
- Рубишь фишку! – похвалил он.
Валентин сказал, что ему нужно ненадолго отлучиться.
- И нарви еще валежника! – крикнул ему вслед Конта, кивая на лежавшие рядом с бревном, где сидел, сухие ветки. Мы остались вдвоем минут на десять. Я подыскивала светские слова, чтобы избежать неловкости, но оказалось, собеседник собирался не молчать, а высказать всё, что у него накипело на сердце:
- Слушай, со стороны вы смотритесь как идеальная пара, он таскает твои шмотки у себя в рюкзаке, приглашает тебя сюда, ты идешь, вы вместе по дороге с работы и на работу, и дома, ты даже готовишь для него, а он даже поучаствовал в этой невероятной акции! При этом у него такой вид, будто он спятил, к тому же впервые в жизни он не может работать – и я узнаю, что из-за тебя! Что в тебе такого особенного? У тебя случаем нет звездной болезни? Что ты о себе возомнила? Тебе не кажется, что если ты не хочешь быть с человеком, то соглашаться на его предложения о свидании просто подло? Если снять маски, это можно назвать именно так. Тогда, позволь спросить, чтобы между нами не было недопонимания: какого черта ты здесь делаешь?!
От такого грубого обращения другая на моем месте набросилась бы на него с кулаками или вскочила и скрылась в лесу, после чего день был бы испорчен. Положение спасло то, что у меня ослабели руки и ноги и пропал голос, когда же появился вновь, я уже смогла не нагрубить в ответ, а убедить себя, что только он может подтвердить своими сведениями мои опасения, а то и вовсе разрубить дурацкий Гордиев узел между мной и Валентином. Я и подумать не могла, что мое согласие на загородную прогулку преступно, но в этих словах всё же что-то было… Если кто и может помочь моей беде, то только Конта – он единственный знает ситуацию лучше меня. Конта, к моему удивлению, терпеливо ждал, и я наконец надменно проговорила:
- Раз уж мы с тобой завели этот неприятный разговор, расскажи мне, как он ко мне относится – серьезно или нет? Я имею право знать.
- Да я сам еще не разобрал. Могу сказать одно: ты его сильно мучаешь. Прекрати, пожалуйста, это делать. Либо ты согласна, либо нет. Я не понимаю, что тут сложного.
- Мне не хватает информации, ты не находишь? – упрямо бубнила я. – С твоего позволения, я не хотела бы с кем бы то ни было соглашаться на короткую интимную связь.
- Зря ты так боишься его и меня, мы ведь только с виду суровые, - смягчился Конта. – Но, знаешь, есть один признак, как узнать, что он о тебе думает. Ты не поверишь, но он человек слова. Он тебе уже что-нибудь обещал?
- Ну, - я отвела глаза, - да.
- Вот как, - присвистнул он.
- Я даже не знаю, как сказать. В общем, он обещал… не приставать ко мне.
Конта захохотал:
- Вот это обещание! Самое обязательное из всех.
- И что, ты думаешь, это значит?
- Не могу сделать выводов из подобной фразы, прости, просто всё это, - Конта смахнул мизинцем слезинку из глаза, - очень смешно. Знаешь, не принимай близко к сердцу мои слова, чаще всего я бываю резким. Извини, пожалуйста, что нахамил тебе, и ты неправильно поняла - я и не думал делать пошлых намеков, просто очень беспокоюсь за друга. Меня выводит из себя, что мы, мужчины, можем легко пропасть из-за какой-то юбки. Я буду надеяться, что именно ты для него не рядовая.
Валентин вернулся к нам. Внимательно посмотрев на обоих, он одарил нас улыбкой. Я почувствовала себя так, будто сдала сложный экзамен, - кажется, даже взмокла. Слова Конты ничего не прояснили, зато на душе от разговора стало так здорово, что хотелось ликовать и смеяться.
Мы поправили костер, закопали в угли картошку и кусочки курицы в фольге и побежали купаться. Двое обнаженных мужчин в расцвете лет не были самым желанным для меня зрелищем, поскольку я все-таки живой человек, и такие вещи смущают меня, и я старалась на них не смотреть. Но ребята, видимо, мыслили иначе. Когда они увидели меня в закрытом купальнике, то, похоже, расценили это как знак недоверия к ним:
- Ты бы еще скафандр надела!
- Или гидрокостюм.
- И ласты!
И в воде, и на берегу мы играли в мяч, - парни подтрунивали надо мной, они бросали гораздо лучше, так что мне зачастую приходилось быть «собачкой», но всё равно было ужасно весело! К мрачным темам никто больше не обращался. День состоял из чистого позитива. Потом мы ходили искать грибы вдоль лесных дорожек и пили чай из найденных на лугу трав. Удивительно, никогда еще мне не было так вкусно. Вкусовое ощущение мира… всеми пятью чувствами сразу! И нега и гармония в душе.
За день мы немного вымотались и уселись в ряд у костерка, лениво ворочая языками обо всем, что взбредет на ум, как будто перелистывая детскую энциклопедию вопросов и ответов. Небо над тем берегом озера стало желтеть.
- По-твоему, не странно, что ты до сих пор не женат? – спросил Валентин.
- По-моему, странно, что у нас еще до сих пор нет детей в этом возрасте. Их можно воспитать, жену – нет, - проворчал его друг.
- Конта – великий женоненавистник. Мне тоже, видишь, не дает погрузиться в пучину порока.
- Я просто люблю тебя, - заявил Конта, жуя колосинку, после чего тут же был повержен «любимым». Ближайшие минут пять друзья провели в веселой потасовке.
Почти до темноты мы сидели вокруг костерка и пекли грибы и хлеб. Забыв обо всем на свете, счастливые и выпавшие из привычных обстоятельств за эти выходные, мы легкомысленно пришли на станцию за пять минут до отправления последней дежурки. Конта попрощался с нами на вокзале, а мы вдвоем вернулись домой за полночь и повалились спать, провалившись в сон сразу же, как голова каждого коснулась своей подушки.
День 15. 28 июля, понедельник. Нотация.
Утром Валентин разбудил меня поцелуем в щеку, на что я не замедлила ответить искренним девчоночьим визгом. Он только засмеялся и тут же уехал строить дорогу. А у меня, проспавшей будильник, оставалось почти полчаса до работы. Блин, не успела проснуться – уже стресс. Насколько легче были мои понедельники без этого кошмарного типа. На людях он вел себя как паинька, но как только мы оставались одни, снова заставлял меня бояться.
Юрий Николаич избрал это утро для того, чтобы прочитать мне нотацию. Как оба мне надоели со своими нотациями! «Мой дядя самых честных правил». Причем «правил» – это глагол.
- Да у него просто глаза загорелись, потому что у тебя на лбу написано: «идеальная жертва»! И всё бы еще ничего, но ведь по конторе ходят слухи! Меня раздражают эти толки и разговоры. Наша корпоративная этика запрещает служебные романы. Если парочка заводит интрижку, один из них должен расстаться с работой. Я строгий блюститель моральной чистоты, по крайней мере, у нас в фирме. Я не могу следить, как они ведут себя за пределами рабочих мест, но у нас они должны привыкать к нравственности и ограничениям. Ты знаешь, что большинство таких романов распадаются, если влюбленные начинают работать в разных местах? Вот так. И я боюсь, что сейчас пострадаешь ты. Я с удовольствием избавился бы от этого нахала. Хоть он мне и нравится, но то, как он ведет себя с тобой – недопустимо. Но он необходим компании, а секретарша, ты знаешь, легко заменяется одна другой. И, если потом ты воспользуешься моей протекцией, тебе, скорее всего, придется переезжать в другой город!
Вот правда, до чертиков обидно! Подставляет тебя совершенно чужой человек, причем не из ненависти, не из равнодушия, а из нежных чувств. То есть, внезапно догадалась я, если я не захочу в принципе общаться с ним, то вынуждена буду переехать в другой город. Как вам это понравится? Чудно, чудно… Так. Переезжать я вроде бы никуда не хочу. И не буду! С чего бы вдруг? Но посмотрим. Что остается в сухом остатке, если ничего не менять? Легче всего спустить дело на тормозах и позволить ему наиграться мной, бр-р! Вариант страшный. Доверить человеку свое тело, а души у меня в этом случае как будто и нет. Но я же не кукла! Я хочу чувствовать себя живой, что бы ни случилось. А во-вторых, противно до мыслей о суициде, и когда тебя потом бросают, потому что ты обыкновенная, а он сильная личность, то это еще хуже. А вдруг привяжусь? Нет, я еще хочу жить. Придется оставить все как есть: и работу, и дом, и город. И терпеть несправедливость, сжав зубы, покуда хватает сил. Да, напоминать себе каждый день утром, что это единственный выход. А хотя, интересно, устроил бы его «легкий вариант»? Что-то подсказывает мне, что, поступи я так, он бы меня за это прибил. За готовность стать куклой. Понравиться такому можно, только будучи личностью. Ну вот, моя самооценка уже подсела на «поглаживания» этого человека.
- Дядя, а как ты считаешь, - протянула я. – У меня есть какие-нибудь недостатки в характере, которых он мог бы не выдержать?
- Не выдержать твой характер? – дядя не заподозрил ничего особенного в моем тоне. - Единственное, чего сильный человек рядом с тобой может не выдержать, так это безалаберности и пассивности. А вообще, я думаю, у тебя хороший характер.
В целом я доверяла дяде, но по временам он устраивал довольно болезненную экзекуцию.
- Но тебе не по зубам этот фрукт, он слишком крут, ты не сможешь его удержать. Тут нужна элитная женщина с железной рукой. В бархатной перчатке.
Вечером, глядя, как он уплетает макароны под соусом болонез, я смотрела на Валентина и думала, что вот же он, тот строптивый человек, которого надо страшиться и избегать. Но за последнюю неделю мое отношение поменялось. Мне кажется, что с ним, как с ручным тигром, в общем-то вполне безопасно… Да и насчет железной женщины, знаю его, он не стал бы иметь с ней дела. Нет, нет. Не верю в такое. Кажется, мы уже приятели. В общем, сложно всё это.
День 16. 29 июля, вторник. Сеанс в обе руки.
После большого перерыва он сегодня впервые поехал на бокс, отыскав в городе секцию. И разгорячился там так, что дал на чересчур расслабленные мышцы непомерную нагрузку.
Когда он возник на пороге в полдесятого вечера, то потирал спину и морщился от боли.
- Солнце, окажи мне одну услугу, - он решил подольститься ко мне, - разомни мне мышцы. Иначе буду не в состоянии завтра встать на работу. У меня ощущение, будто вот-вот парализует.
В ответ я запахнула дверь в свою комнату. Но тут, конечно, мне стало его жалко. Вот вы когда-нибудь отказываетесь помочь, когда человек нуждается в помощи, а оказать ее можете только вы? К тому же – он этого не знал, но моей совести это было прекрасно известно – два года назад я окончила краткие курсы массажа. Я мысленно представила, что завтра он не сможет работать. Придется все-таки это сделать. Давай, Светуль, это ненадолго.
- У тебя есть разогревающая мазь? – спросила я, роясь в холодильнике.
- Ура! – это было всё, что я услышала в ответ.
Вошла в комнату с тюбиком в руке. Опять эта противная улыбка победителя. Ну и пусть, я же знаю, что на самом деле ему больно. Он, охнув, стянул футболку и распластался на кровати.
Я присела сбоку и нанесла мазь на середину спины. Какая мягкая кожа. Я смутилась. Парень так надоедал мне, что в моем воображении был уже чем-то вроде огнедышащего дракона, и, похоже, мне всерьез уже казалось, что у него должна быть броня или чешуя. Через пару минут поглаживаний бешеное сердцебиение стало проходить, я смогла дышать нормально. Вообще всегда, когда приходится прикасаться к людям, я думаю, это чувство знакомо многим, нужно как бы отключать свои сексуальные рецепторы.
Устраиваясь на диване более ловко, я нажала пальцами в середину его ладони. Он судорожно сжал меня за руку. «Что-о, - он сглотнул с придыханием, – ты делаешь?»
Я упала рядом, вырвала у него свою руку. Потом поднялась на колени и обошла диван, оставив указательный пояс на его пояснице.
- Когда делаешь массаж человеку, то не имеешь права отрывать обе руки от его тела. Одна рука массажиста должна оставаться на пациенте.
- Почему?
- Не знаю, нас так учили на курсах массажа, - в свою очередь удивилась я. - По мне, так задача в том, чтобы человек не чувствовал себя одиноким. Человек же уязвим в этот момент. Он тебе доверился, раскрылся. А тут ты от него отрываешь руку. Для него это стресс. Он как младенец, а ты как мама, - я продолжала тихонько выжимать его мышцы, но это было неудобно, так как он напрягся.
- Да уж, наверное. Ха-ха, я уж думал, что ты поддалась моей красоте и неземному обаянию, - он уже не в первый раз перепутал устойчивые выражения.
Я приняла роль ментора и сказала ему, что только самым неразвитым женщинам нужна мужская красота, раз они не чувствуют своей.
Мне каждую секунду хотелось уйти отдохнуть, но я гладила и мяла его мышцы еще битый час. Массаж показался мне нескончаемо нудной и долгой процедурой. Мне, но не ему. Он впал в состояние эйфории.
Когда я наконец пошла спать, то обернулась на пороге своей комнаты. Да не сверли ты меня взглядом! Валентин сидел, откинув затылок. На лице его была нежность, благодарность. Он жмурил глаза, крутил головой и счастливо улыбался.
День 17. 30 июля, среда. Просмотр фильма.
Утром он поведал, что чувствует себя отлично, и все благодаря мне! На работу он шагал так, что я за ним еле поспевала, а в офисе зажигал своей энергетикой еще большее количество людей, чем обычно.
Зато вечером, часов в семь, когда он вернулся, настроение его было грустным. Может, даже подавленным. Меня разбирало любопытство, но он только презрительно дернул губой и сказал, что устал. Было ясно, что ему нужно хорошенько отдохнуть, но он вдруг попросил меня побыть с ним. Видимо, все-таки переоценил свои силы. Уставший человек охотно погружается в транс, и в девятом часу Валентин, развалившись на диване, стал смотреть телевизор. Мне он указал место в ногах кровати. Он уперся стопами мне в ноги, и я не стала возражать, решив, что он неисправим. Он спросил, что я хотела бы посмотреть. Какой-нибудь добрый фильм. Мы почти с начала принялись смотреть довольно качественную драму из американской сельской жизни. Повествование шло легко и, несмотря на наличие вменяемого сюжета, не слишком ранило душу зрителя и порой даже заставляло нас смеяться, глядя друг на друга. Вот только в тех эпизодах, когда герои воссоединились по любовной линии, я ерзала и периодически уходила попить воды. Фильм кончился внезапно и, как это принято, поцелуем.
По экрану побежали титры. Уходить не хотелось. Я заволновалась, на ладонях выступил пот.
Говорят, темнота – друг молодежи. Мне вспомнилось то впечатление, которое на меня произвел его обнаженный торс вчера. Захотелось снова почувствовать под пальцами мягкость и упругость кожи. Наверняка, если его обнять, то станет тепло, как от печки. Я и не заметила, как почувствовала сильное сексуальное возбуждение. При этом, я отчетливо это понимала, его личность сейчас меня не привлекала совершенно. Накатил какой-то животный порыв. Что со мной? Неужели я так устала, хочу отпустить себя и просто плыть по течению? Это как если бы вы приручили тигра, а потом пожелали бы просто с ним поиграть, в обнимку, и захватывало бы дух от ощущения, что в любой момент вам могут перегрызть горло или перешибить хребет. Наверное, такая параллель неуместна, но если он почувствует, что это только из-за его физических данных, мне придется плохо. Он меня и в этом случае не оставит в покое, а просто сгноит морально. Но мне вдруг стало так сладко и жарко, как в горячей ванной, что я готова была пойти на одноразовую ложь. Всё. Сдаться. Сейчас выкину белый флаг. Я положила переднюю правую лапу подушечками вниз, прошуршав по пододеяльнику. Взглянула на него из-под опущенных век, рот раскрылся, я шумно дышала. В его глазах отражались все льды Ледовитого океана. Ч-черт, он почувствовал фальшь. Брезгливо отдернул ногу, которую я гладила.
- Пора спать. Иди к себе. Хорошего понемножку, - пробурчал он.
- Ты уверен? – спросила я одними побелевшими губами, голос куда-то пропал.
- Завтра рано на работу, - произнес он наставительным тоном, который так ему не шел. – Ты ведь не хочешь проспать? Уйди, пожалуйста. Спокойной ночи.
Он смотрел в сторону и ждал. Так не похоже на него. Я медленно поднялась и оглянулась. Валентин не двигался. Я ушла, закрыв обе двери между нами – в его комнату и в мою. От жгучего стыда я долго не могла уснуть, глядя в квадрат ночного неба. Я сердилась на него, потому что никак не могла разобрать, в чем только что провинилась. Наконец спустя час пришла к выводу, что бесполезно искать причины помрачения моего ума и его отповеди, просто нужно быть к нему добрее. И он непременно растает. И – я знаю – даже забудет этот неловкий инцидент.
День 18. 31 июля, четверг. У меня нет недостатков!
Утром за завтраком и по дороге на работу он был необычно молчаливым, но, за исключением пары испытующих взглядов, ничем не напоминал мне о вчерашнем. Настоящий джентльмен.
К вечеру он развеселился, и у нас состоялся очередной любопытный философский разговор.
- У тебя нет недостатков, запомни, - он сказал это очень серьезно, но, возможно, просто шутил. - У тебя только слабости! А слабости могут быть и у сильного человека, и он их иногда себе с удовольствием позволяет!
- Какая хорошая философия! – воодушевилась я. – Но с ней, скажи, я точно не стану алкоголиком, или маньяком, или просто теткой, которая третирует близких?
- Это совсем не от этого зависит, - махнул рукой он. Дотронулся указательным пальцем до моей головы. – Главное, что у тебя вот здесь и вот здесь, - он потянулся к груди, и я отпрянула, - есть что-то очень и очень ценное.
После ужина он куда-то ушел, ни слова не говоря. Заснула я не сразу, прислушиваясь к тишине. Он всё не возвращался, мне стало беспокойно, но я сумела убедить себя, что он взрослый человек, который сам за себя отвечает. Кстати, впервые я заметила, что не знаю даже номера его мобильного телефона, и сильно удивилась.
День 19. 1 августа, пятница. Взятое обязательство.
Звонок раздался в восемь пятнадцать. О! Превосходно, ночной гуляка забыл ключи. Наверное, хочет помыться перед работой, а если времени хватит, то и перекусить. Ничего, пускай постоит снаружи. Попью пока чай. Спокойно позавтракать мне не светило: звонки в дверь раздавались всё настойчивей. Восемь тридцать. Теперь открывать было уже страшно, мне снова показалось, что он меня прибьет. Поэтому, открыв дверь, я решила сердиться первой.
- Где тебя носило всю ночь? Чем ты там занимался? – проворчала я.
Он позабыл о неудобствах, счастливо рассмеялся:
- Ты ревнуешь! – и шмыгнул в ванную.
Я наконец свыклась с ним и примирилась с его постоянным присутствием. Ни одного дня он не прекращал меня донимать. Пока не наступил решающий вечер – вечер этого дня. Я уже некоторое время чувствовала, что он стал относиться ко мне по-другому. Если в самом начале он вел себя как застенчивый школьник, спустя несколько дней – хуже гопника на сельской дискотеке, потом – как будто он мой начальник, а я его крепостная крестьянка, то теперь он проявлял уважение, словно мудрый аксакал. Относился он ко мне даже не как к даме сердца, а как к партнеру, равному. Мне снова стало льстить его внимание, потому что настроение его стало более ровным, а когда сильный, большой человек ставит вас на одну доску с собой, это возвышает вас в собственных глазах. Это было чертовски приятно, потому что ослабляло перенесенные мучения и сносимые неудобства, но одновременно вызывало опасения. Какой ход он собирался предпринять дальше?
Сказать важные вещи и спросить моего ответа.
- Ты никуда сильно не спешишь после ужина?
- Н-нет, а что?
- Мне надо кое-что тебе сказать.
Если ему после этой фразы стало спокойнее, то у меня кусок в горло не лез. Ведь теперь я не имела морального права никуда ускользнуть, хотя слушать, что он скажет, мне совсем не хотелось. Я знала, что он хочет сказать, наверняка догадываетесь и вы. Я пила чай, взявшись обеими руками за кромки чашки, чтобы закрыть лицо и скрыть волнение. Смешанное ощущение: я была одновременно рада за него, ведь он все-таки решился на внутренний подвиг и – напряжена за себя… Я все-таки поперхнулась и зашлась в кашле, отплевываясь. Конечно же, он стал хлопать меня по спине, отчего я стала вертеться еще больше. Щеки пылали. Он поймал кончики пальцев моей руки. Не хотел меня смущать, но отпускать тоже ни за что не хотел.
- Свет, я знаю, ты хотела это услышать от меня.
- Ничего не надо, - просипела я.
- Нет, все, давай, мы больше не шутим. Сосредоточься. Я тебя люблю, и у меня это серьезно.
Выражение лица у меня было такое, как будто я хотела себя целиком скуксить вовнутрь. Мне так неудобно было, что я ничем не могу ответить этому настойчивому человеку. Однако, вспомнив о позавчерашнем эпизоде, немного успокоилась. Кровь стучала в ушах.
- Я в отчаянии оттого, что всё это невзаимно. Просто на части разрываюсь. Мне стало противно, когда ты захотела использовать меня, и это так глупо, это не то, что мне нужно – я понял тогда окончательно. Но ты тоже, не мучай себя. Если не можешь – не надо. Пообещай мне только одно: ты всегда будешь помнить, что я тебя люблю. Я хочу, чтобы тебя это грело. Всегда. Я всегда мысленно с тобой. Если с тобой что-то случится, я буду первым человеком, который придет тебе на помощь. Я буду первым человеком, который разделит твою радость, если никто не захочет с тобой веселиться. Я развею твою скуку. Поверь, уж что-что, а это получается у меня вообще лучше всего. Не чувствуй себя обязанной, пожалуйста, так ты меня огорчаешь. Просто будь собой. Наоборот, это я благодарен тебе за то, что ты есть.
Я чувствовала себя подавленной. Не могла же я ответить ему сарказмом, как в анекдоте, что, дескать, тоже себя люблю. Он был искренен и добр ко мне, это чувствовалось, но вот эти сексуальные нотки в его глазах отталкивали меня почти до презрения.
Спать я ложилась в умиротворенном настроении. Его признание звучало в моей голове. Как у него получилось так здорово меня убаюкать? Голова едва коснулась подушки и – ув-вааа-ах! - провалилась в сны.
День 20. 2 августа, суббота. Уехал.
Наутро я почувствовала, что давно уже так не высыпалась.
За завтраком он весело сообщил мне, что машину наконец починили.
- Может, куда-нибудь съездим опять втроем? - оживилась я.
- Нет, увы, мой маленький друг, я уезжаю.
- Как? - не поверила я.
- Прямо сегодня. Я плохо работал, руководство никак не могло понять причину, со мной раньше такого не бывало. Юрий Николаич и ваши сотрудники знают, в чем дело, но молчат как рыбы. Я благодарен, что никто из ваших не стал меня подставлять. И теперь меня отправляют в командировку, меняют местами с Контой. Недалеко – за двести километров. Но я даже не знаю, займет это неделю или месяц. Это была, кстати, идея твоего дяди. Уеду после обеда, постараюсь работать без выходных, чтоб скорее закончить. Если, конечно, бригада согласится на такую эксплуатацию их труда. На объекте до окончания работ остается Конта, можешь теперь с ним зубоскалить.
Мы сходили в магазин, Валентин помог мне купить продуктов на неделю, а затем быстро покидал вещи в небольшую спортивную сумку, взял кейс и… уехал.
Я задумчиво бродила по пустой квартире. Какое-то гнетущее чувство не покидало меня до конца дня, хоть на меня никто больше не давил. Было непривычно легко и слишком свободно. Как будто, побывав на Юпитере, я вдруг оказалась на Меркурии и вот-вот заскачу, как мячик.
Дни 21 – 32. 3 – 14 августа. Анорексия.
Еще два дня я жила в полном недоумении. Всё ощущалось по-другому, меня не покидало беспокойство. Пища казалась совсем безвкусной, будто ее кто-то уже жевал. Все музыкальные хиты на радио приелись. Я стала замечать редкие пожухшие листочки на кронах берез. А затем… затем кто-то выключил свет. Потекли дни самой черной тоски.
Творилось что-то невообразимое: в квартире было настолько тихо, что по вечерам, казалось, я могу слышать, как растут цветы на подоконнике. От этого хотелось лезть на стенку, терзая обои. Впадая в безотчетную, слепую звериную панику, я не могла оставаться дома по вечерам. Но, к сожалению, не могла я уже заниматься и фитнесом, абонемент пропадал. А в заметно похолодевшей реке мне теперь тоже было не с руки купаться: зеленоватые волны звали к себе. Я почувствовала, что если бы погрузила в них лицо, выныривать бы уже не захотелось… Как можно было и с чего вдруг начать чувствовать такое кромешное одиночество, я не задумывалась. Как смехотворно это ни звучит на фоне полного благополучия, но просто хотелось выжить – избавиться от ощущения сумасшествия, спать и не видеть кошмаров…
Спасало ощущение небывалой легкости в теле, почти святого мученичества с тех пор, как я перестала есть. Это было единственной моей радостью и реальной внутренней поддержкой. но я слишком стремительно похудела с 54 килограммов до 45, при нормальном телосложении и росте 160 сантиметров это в дальнейшем грозило анорексией.
Работоспособность снизилась почти до нуля, принимать народ мне теперь помогали даже сантехники, а всё время, пока не было посетителей, я была просто не в силах ничего предпринять. Ловила себя на том, что сижу, уставившись в стенку, с открытым ртом и расфокусированным взглядом. «Бросил, бросил, бросил», - вертелось в голове, и, чтобы избавиться от таких мыслей, я готова была разбить затылок в кровь о стену сзади. Дома я даже не сдерживала это желание, да и вообще теперь стала такой неловкой, что все тело было в синяках и ранках, которых я совершенно не замечала. Один раз я даже не заметила, как выдрала у себя клок волос, после чего не медля ни секунды, отправилась в аптеку и накупила целый набор успокаивающих средств, включая зверобой, валерьянку, настои, эфирные масла и травяной чай. Я даже пыталась курить, баюкая свое несчастье, ментоловые сигареты на обеденном перерыве, спрятавшись за зданием кафе через дорогу, но… после четвертой сигареты так скрутило голодный живот, что следующие 40 минут я провела, обнимая фаянс в туалете.
Дядя стал относиться ко мне снова дружелюбно, боясь за мое здоровье. Каждый день методично он заговаривал, что многие в наши дни нуждаются в услугах психолога или хотя бы просто терапевта, я кивала головой, но пыталась как могла отсрочить эту казнь, при которой мне нужно было доверить самое сокровенное чужому равнодушному человеку. Я была благодарна дяде за то, что он хоть и догадался о причинах моей глубокой грусти, но деликатно не пытал меня на этот счет. И хорошо, ведь иначе мне поневоле пришлось бы ему рассказать, что мы с моим обидчиком жили вдвоем.
Обедать мы теперь ходили вместе с дядей, он пристально смотрел, как я набиваю рот супом, несколько ложек, одна за другой, пока не начинаю давиться и выплевывать все обратно. Юрий Николаич качал головой, но без осуждения. Ел он быстро, минут за десять поглощал всё, и ему нужно было ехать на встречи, иногда вместе со мной. Один раз он потрепал меня по щеке – прямо при всех! – и ушел. Я стала чертить борозды в жидком пюре, окуная котлету на вилке в подливу и прочерчивая в пюре полоски. Из-за соседнего столика поднялась высокая тень. Ох, Конта. Только его не хватало. В висках опять как будто маленькие человечки пребольно заиграли на скрипочках. Лучше б он оставил меня в покое!
- Привет, подружка. Принимаю добровольную вахту у твоего дяди, - Конта ел пирог, запивая компотом. Глядя на мое полуживое состояние, он продолжил:
- Хотя бы поздоровайся, - я кивнула, собираясь с мыслями. Конта понеся с места в карьер:
- Ну что, теперь жалеешь, что упустила свое счастье? В виде нашего с тобой беспокойного хозяйства, - уточнил он.
- Не совсем так, - выдохнула я. Говорить было трудно, в горле неприятно скребло. – Я тебе разве не говорила? Мог бы и сам догадаться. Человек не может принять то, что в него запихивают с насилием. Но просто он уехал и… - горло и вовсе сжалось так, что слова не проходили.
- Ты скучаешь? – спросил мой визави.
Я закусила губу и помотала головой.
- С тобой невозможно разговаривать! – он начинал заводиться.
- …и как будто пружина. Пружина была сжата, а сейчас выпрямилась. По всем законам природы я должна сделать сейчас ответный ход, но не могу! У меня даже нет его номера телефона. К тому же я боюсь, я потеряна. Если что-то пойдет не так, опасаюсь, что мне вообще больше не захочется жить.
- Подруга, мне, конечно, очень жаль, что так вышло. Но я на его стороне, и я до сих пор не понял, чисты ли твои намерения.
«А что насчет него?!» - возмущенно завопило что-то во мне.
- Это, конечно, очень интересно, что ты не знаешь его номера. Хотя, знаешь, несколько дней назад он отключил мобильный. Может, как раз не хочет, чтоб ты ему звонила. Но я ему тоже не могу дозвониться и начинаю скучать! Не отчаивайся, это верный признак того, что он скоро приедет. Нутром чую… - он запнулся.
- Что? Что? Говори скорей!
- Хватит меня раздражать, не мельтеши. В общем, возможно, он решил от тебя отказаться, - при этих словах у меня упало сердце, а потом забилось снова, но неровно, как будто я испытывала одышку на ровном месте. – Если так, тогда просто повисни на нем и постарайся захомутать обратно. Он уже лет девять как жил спокойно и вдруг встретил тебя… Думаю, он твердо намерен сейчас пойти вразнос, а меня еще в его прошлый раз, когда мы были студентами, порядком достало вытягивать его из нездоровых злоключений. Несколько месяцев по ночам меня мучили кошмары: как я отмазываю его от тюремного срока за пьяную драку, как он становится экстремалом и ломает все конечности разом или зачинает ребенка от какой-нибудь жуткой тетки. Непривлекательная перспектива, правда? У него же совсем нет башни! Так что придется тебе следить за ним всю жизнь. Он такой человек, ему нужна абсолютная преданность, чтоб его не несло. Я на тебя рассчитываю!
Я затравленно смотрела на Константина. Если наш общий друг изменил мнение обо мне, то вернуть его будет не сложнее, чем сдвинуть голыми руками с места слона.
- Вот приедет, и вы двое обязательно во всем разберетесь! Я должен идти, к сожалению, много работы на объекте, не могу тебя нянчить. Не принимай близко к сердцу, всё хорошо будет, не кисни.
Потеребив меня за тыльную сторону ладони, он ушел, а я осталась, обалдело переваривая информацию. Образ рыцаря в сияющих доспехах рассыпался в прах, но от этого воспоминания о нем стали еще более человечными. И меня по-прежнему тянуло к моему трикстеру нестерпимо.
Тетя Света теперь была даже рада моему присутствию на семейных обедах. Она терпеть меня не могла ровно до тех пор, пока у меня в жизни все шло благополучно, но когда что-нибудь не ладилось, она тут же принималась жалеть и ахать. Умильный сюсюкающий тон несколько успокаивал мое душевное смятение. Я, как черная дыра, с удовольствием поглощала в себя сочувствие, душевные силы окружающих и всё никак не могла ими насытиться. Когда тетя Света назвала меня «наша девочка», я и вовсе растянула рот в «крокодильей улыбке» и заморгала, плюнув на свой запрет улыбаться этой женщине.
Несмотря на сопротивление крепкого тела весом в 70 килограммов, на пороге я крепко обняла тетю Свету и расцеловала. Впрочем, на улице энергический порыв прошел, краски жизни по-прежнему казались блеклыми.
Марина и Катя по наводке родителей ходили со мной гулять. Этот процесс для нас, не общавшихся уже пять лет, был обоюдно мучительным, но всё равно я была очень благодарна девочкам. Они потратили на меня свое время, усилия, а значит, и душевное тепло. Вот только рана, в которую было направлено это тепло, была такая большая, что никто был не в силах заглушить мою боль. Между тем я беззастенчиво пользовалась любыми крохами расположения ближних, чтобы обратить их на самоизлечение. Нельзя сказать, чтобы эта игра в одни ворота нравилась окружающим, дать в это суровое время я им все равно ничего не могла. Особенно раззадоривало и задевало это наших любительниц сплетен из бухгалтерии и маркетинга. Они сразу же угадали, кто виновник моего состояния, но так и не смогли выудить у меня сведения о наших отношениях. Как только я раскрывала рот, чтоб что-то ответить, в горле начинался спазм. И все бросались предлагать мне приводящие в чувство средства, чтобы я хотя бы смогла дышать.
Несмотря на угрюмую зацикленность на своем неведомо откуда объявившемся страдании, в эти дни я вела себя очень активно. С сестрами, чтобы избежать неловкости, мы сначала бродили по магазинам одежды, в которых они спрашивали, что им идет, а что нет. Затем они, разочаровавшись в попытках меня растормошить, пошли на хитрость. Мы стали ходить в кино то с одной, то с другой по очереди. За это время я посмотрела пять фильмов, причем два из них – по два раза.
Звонила я и другим мальчикам-девочкам: они, чаще всего по одному, гуляли со мной в парке или купались в речке, в то время как я сидела на берегу и смотрела. Каждый раз нужно было вызванивать нового человека и веселым тоном предлагать ему встретиться. Больше пары раз не выдерживал никто – ведь я шла на обман, на самом деле внушая людям лишь пессимизм и уныние. Два раза меня выгуливал Конта, но под конец и он накричал на меня за негативный настрой, несмотря на то, что о причине моей ненормальной апатии мы не сказали ни слова. В последнее воскресенье весь день моросил кромешный дождь, и мне пришлось ходить с зонтиком по улицам одной целый день, чтоб забыться. Бессмысленное времяпровождение, зато, несмотря на тянущие боли в ногах, заснула я сразу.
Во всяком случае, не припомню, когда я в прошлый раз столько же общалась с людьми, причем без всякого дела. И это был единственный раз в жизни, когда я была раскованной и не боялась испортить свое восприятие в их глазах. Потому что хуже уже и так было некуда.
Некоторым знакомым, впрочем, я так пока и не звонила. Боялась испугать их своим видом, чем дальше, тем больше напоминая творение рук доктора Франкенштейна в миниатюре. Начинало ломить кости.
И вот сегодня, 14 августа, спустя две тягостных недели, еще один удар поджидал меня дома. В маленькой комнате, куда я полюбила приходить, чтобы сидеть на диване, где он спал, нюхать забытую на стуле рубашку и делать прочие сентиментальные безнадежные действия, не хватало нескольких предметов. Он приезжал, забрал вещи и уехал. Как он мог со мной так поступить?
День 33. 15 августа, пятница. «Мост Мирабо минуют волны Сены».
Мало того, что с каждым днем атмосфера давила на меня все сильнее, как если бы я вдруг переселилась на Юпитер, так еще снова неожиданно коварно подкрались выходные. В своем неадекватном состоянии я стеснялась куда-то идти, чтобы не испортить мнение о себе окружающих людей, но, к сожалению, без этого было никак не обойтись. Находиться не на людях в уик-энд мне было строжайше противопоказано – сами по себе возникали пугающие суицидальные мотивы. А значит, хоть это мне и претит, нужно снова назначить приятелям встречи в течение завтрашнего дня, прямо с утра. Как бы замотивировать кого-то встать в субботу рано утром? Хм, можно отправиться на рыбалку. Если б я еще о ней что-то знала…
Надо сказать, что выглядела я в эти дни просто отвратительно, но в кои-то веки мне было на это просто плевать. Черные круги вокруг глаз я отчаялась замазывать тональником почти сразу же, как они появились. Он придавал моему теперь зеленоватому лицу зловещее выражение. Я знала, что как девушка очень симпатична, но сейчас обычный мой вид фарфоровой куклы с багряным румянцем исчез. Я была страшна, как ведьма. Щеки ввалились, красные от недосыпа глаза бегали туда-сюда. Руки дрожали. Я носила рубашки с длинным рукавом, чтобы не было видно тощих предплечий с высохшей кожей. Даже волосы потускнели и распрямились, метелками торча в разные стороны. Этакая помесь панды-дистрофика с китайским белым привидением.
Вместо того чтобы работать (дядя простил и махнул рукой, откладывая разгребание мной копившихся бумаг до следующего месяца), я напряженно перебирала в уме всех товарищей и их знакомых, с которыми хоть чуть-чуть виделась когда-то. К кому бы пристать в выходной? Дядя дал билеты в театр, хоть бы кто-нибудь из офисных или, Бог с ними, рабочих, был свободен и согласился пойти на историческую драму с элементами триллера и без любовной линии! Я так задумалась, что не заметила, что возле моего кресла стоит посетитель, внимательно изучая меня уже какое-то время. Я повернулась в его сторону. Рядом со мной стоял мой человек-кайф. Вернулся! Странно, как я раньше не замечала, сколько доброты и радости от него исходит… Я ощутила их каким-то шестым чувством. Он молча смотрел на меня, отходя от шока –явно испытал брезгливость от моего нынешнего вида. Наконец придал своему лицу приличное выражение и мягко сказал:
- Привет, Светланка, - выйдя из оцепенения, я пыталась найти в его зрачках сожаление, влюбленность, но обнаружила только бурление жизненных сил и равнодушное дружелюбие. Нижняя челюсть у меня задрожала, я отвернулась. Прошла еще минута.
- Что с тобой? – участливо спросил он, наконец, взял мою вялую ледяную конечность в свои ладони и начал растирать. Потом продолжил было теплым, участливым тоном, от которого всё мое существо начало ликовать. Нет, ему не всё равно до меня! – Белль, ты очень плохо выглядишь. Нельзя так издеваться над собой…
- Что там у тебя происходит? Кто-то пришел? – мы услышали тревожный голос дяди. Дверь директора распахнулась. Юрий Николаич схватил Валентина за кисть руки и дернул, заталкивая в свой кабинет. Ни одного слова между ними не было сказано не о делах, но Юрий Николаич орал в открытую, отыскивая мелкие недостатки в работе бригады, Валентин, защищаясь, отвечал ему неизменно в веселом и спокойном духе. Дядя в конце концов сумел оставить один выпад неотраженным и послал его проверять объект. «Хорошо», - сказал Валентин, открывая дверь. Оказавшись в приемной, он отобрал у меня ручку и стал быстро писать на клочке бумаги.
- Вы еще здесь?! – высунувшись из кабинета, дядя сказал это так громко, что едва не сорвал голос, пропищав в конце.
- Нет! – ответил тот и незаметно кинул мне на колени записку. У дяди был вид, будто он собирается кинуться в драку.
- Всё-всё, ухожу, - Валентин поднял руки, в шутку сдаваясь, и ослепительно улыбнулся мне на прощанье.
- Что надо было этому типу? – вопросил дядя. - Клянусь, больше ты его здесь не увидишь! Отправляйся-ка в бухгалтерию. Посиди там до вторника, когда они уже точно все отсюда уедут. Я буду связываться с тобой по мобильному.
Дядя захлопнул дверь, а я подобрала с пола адресованную мне записку и повиновалась.
В бухгалтерии всегда было полно народу, притом почему-то самые отъявленные сплетницы сидели именно там. Большая, чем у сотрудников других отделов, занятость удивительным образом не мешала им болтать. Главбух, весьма почтенная дама, тут же завалила меня бессчетными заданиями. От других двух бухгалтеров я с удивлением узнала, что за те две недели, пока я выпадала из реальной жизни, произошло много интересного. Проект заканчивается, и действительно партнеров скоро здесь не будет, причем до следующего года, когда будут сдаваться еще три многоквартирных несколькосекционных дома. А сегодня – сегодня! – состоится корпоративная вечеринка. Дядя ничего не сказал мне о ней. Девушки виновато замолчали, прикрыв руками рты. «Ой, Светка, извини, ты не должна была ничего об этом знать. Для тебя это слишком. Ты лучше не ходи, а? Посидим лучше с тобой в другой раз, всё расскажешь…» Но я не собиралась распространяться о себе. «Спасибо, девочки, - сказала я. - Мне надо в банк».
Выйдя за дверь, я возликовала. Банк находился как раз неподалеку от моего любимого моста, на котором Валентин в записке назначил мне встречу. Я мчалась по улицам, застроенным двухэтажными домиками XIX века, удивляясь всему, как в первый день творенья. Каждый раз мои ноги, шагая, попеременно упруго отскакивали от мостовой. Необыкновенное ощущение неги во всем теле! В опустевшем туловище снова поселился свободный дух, замерший было на две недели. Всё кругом: погода, птицы, мегафоны на столбах – вместе со мной ликовало и пело. Омрачало настроение только два соображения. Во-первых, он как-то иначе ко мне относился – похоже, совсем охладел в разлуке. А потом, к сожалению, встреча не могла быть долгой – нужно было еще выделить время на очередь в банке. Сейчас я практически бежала к мосту, почти задыхаясь. Как обычно, квартала за два я сменила бег на быстрый шаг и постаралась потушить безумный огонек в глазах. На улице было градусов восемнадцать, и в лицо дул приятный ветерок, однако, как только я ступила на мост, он усилился и стал чуть ли не студеным. Я прошла первую треть моста, закуталась в плащ и встала, глядя на реку. До водной глади было метров двадцать. Мимо проходили смеющиеся парочки студентов - недалеко был филиал вуза – и гуляющие старушки. Пару минут спустя я услышала за спиной голос Валентина.
- Пришла. У нас мало времени, нужно по-быстрому кое-что выяснить.
Я порывисто обернулась и уставилась на него. Он тут же перевел взгляд с меня на реку и наморщил лоб.
- А ты всё еще хочешь?..
Он сделал гримасу левой щекой.
- А чего ты сама хочешь? Перестань со мной играть, просто ответь на вопрос. Неужели так трудно ответить? Честно, – уточнил он.
Он скрестил руки на груди и смотрел на меня осуждающе, как строгий учитель на двоечника. Мне даже показалось, что он меня ненавидит. В подобной ситуации нормальные люди предпочли бы отложить признание в любви до лучших времен, но у меня, кажется, не будет другого шанса. Так почему же я чувствую себя глупо, будто лезу со свиным рылом в калашный ряд? Соберись! Человек ведь просит ответить честно, и чтобы ответственность за это решение в кои-то веки несла я, а не он.
- Я, - ой, как в горле вдруг пересохло, - х-хочу быть с т-тобой, - выдохнула я.
Он беззвучно рассмеялся и закрыл руками нос, как будто я сказала что-то очень забавное. Мне не нравился этот разговор, состояние у меня было подавленное, но лучше было молчать. На агрессию его провоцировать не хотелось.
- Это твое последнее слово? Я непростой человек.
- Да, Валла, последнее, - я посмотрела на него. Глаза его так и оставались «пустыми», но… если человек не проявляет теплоту ко мне, мне-то никто не мешает думать о нем с нежностью! Правда, надолго ли? Я не из тех, кто годами мучается от безответной любви. Только вот как потом от этих эмоций «отмыться»? Мне показалось, что сила притяжения действует на меня сегодня по-особенному, как это бывает, когда в метре от вас несется поезд, и вы отклоняетесь в другую сторону, чтобы не попасть под него. Так и я вцепилась в железную ограду, чтобы ненароком не обнять собеседника.
- Значит, так. Предлагаю тебе игру, - он увидел мои побелевшие пальцы и всё понял. Но виду не подал.
- Игру? – удивилась я.
- Конкурс! Со мной и тобой в главных ролях.
Вот тебе на. Мне скомандовал не играть, а сам играет. Что за кошки-мышки? Хотя, пожалуй, даже неинтересно. Не хочу участвовать ни в каких играх!
- Объясняю условия. Конкурс пройдет в пару-тройку этапов, - он посмотрел на свои ногти. – Я еще не все продумал, ты пришла очень быстро.
- А что я должна буду делать?
- Что-нибудь интересное, необычное, что лично тебе выполнить сложно, что вообще не так легко сделать заурядному человеку. И вот что получим в итоге. Если ты покажешь себя необычной, сильной девушкой, я заберу тебя себе насовсем. Как-то глупо говорить «навсегда» – это лишний пафос, но на ближайшую жизнь – это точно.
У человека решается жизнь, а он этим шутит? Я не поверила. Он видел, что я гляжу на его интриги с большим сомнением, как на аферу.
- Подумай, всего-то и надо – получить определенное количество баллов! – он попытался подбодрить меня, но я только больше пала духом. Балльная система не вдохновляла вообще. Лучше бы сдавать «зачеты», а не «экзамены».
- Зачем нужны баллы, если заданий будет немного? – я насторожилась.
- Заданий немного, но вот в чем фокус. Мы должны разыграть все этапы за выходные. Свет, в понедельник я уезжаю, теперь уже точно, к себе домой. В последний раз приду в офис, мы с Контой всё перепроверим, сделаем фотографии с участка, поставим печати на документах, а больше нам в этом городе… нечего делать.
Во все время нашей беседы он стоял поодаль от меня и пытался перекричать ветер. Ветер помогал мне: задувал слезы обратно в глаза. После последней его фразы я отвернулась и почувствовала себя так паршиво, будто вся моя жизнь оказалась просто сомнительным проектом со скомканным, невнятным финалом. Господи, что же будет дальше? Может пойти, поискать помощи у Конты, чтобы тот переубедил его? Вариант, но какой жалкий...
- Ты, похоже, уже сроднилась с этим мостом, - он попытался отодрать мои руки, но я держалась мертвой хваткой. - Ты что, приклеилась к перилам? Не грусти, - тут он совершенно неожиданно крепко обнял меня сзади. Я напряглась. Зачем так поступать, если превращаешь жизнь другого человека в шутку? Будь жесток до конца! Если он собрался играть, я буду стараться до последнего издыхания, так я смогу высвободить терзающую меня плохую энергию. Но почему он это делает? Держится отчужденно, значит, я для него теперь одна из многих, и тогда, что если так он утешает любую и каждую? Нет, такое невозможно вынести! Тогда я просто порву его на кусочки. Одержу победу, а потом растерзаю.
Он разомкнул мучившие меня объятья.
- Да не отчаивайся ты так, - с досадой заметил он.
- Как ты думаешь, я смогу победить? – тихо спросила я.
- Что?
- Смогу победить? Я?
- Знаешь, всё зависит от тебя и ни от кого больше. Конечно, я сужу, и это нечестно, потому что я заинтересованная сторона и главный приз. Но результат будет зависеть только от твоих усилий. Это я тебе гарантирую. Обещаю, что буду судить беспристрастно. Твое первое испытание: сегодня вечером будет корпоратив…
- Ты придешь? – дернулась я. Он поморщился:
- Когда ты отфутболивала меня, с тобой было приятней общаться. Конечно, приду. Буду вести себя как обычно, по-компанейски. Твоя задача – завлечь меня на свою сторону так, как если бы я был совершенно посторонним человеком. Ты должна не только меня заинтересовать, но и сделать так, чтоб окружающие, и особенно девушки, вышли из разговора и поняли, что главная здесь - ты. И, кстати, я прослежу, чтобы ты хорошо поела. Тебе понадобятся силы. Ну, с Богом! Рассчитываю на тебя, до встречи, - он потрепал меня по иссохшему плечу и зашагал в город. Я осталась стоять в полной прострации, глядя на буро-серые буруны на реке.
Я совсем оробела. Тягаться с признанными мастерами светской болтовни, гламурного вида и закулисных интриг – вот это неожиданность. Это ничуть не проще, чем Иванушке попасть в сад с молодильными яблочками. Хотя к моему случаю больше подходит сказка «Финист – ясный сокол». Но там хоть задания были нормальные, женские, – например, постирать рубашку. Вот только героиня успела истоптать три пары железных сапог, а мы ограничены во времени. Как я смогу повернуть беседу со многими лицами в нужное мне русло? Если он нарочно будет много говорить, а наши – задавать ему вопросы, то мне не выпадет возможности вставить и словечко. Я растерялась и так и не смогла у него выудить, как он теперь ко мне относится. Хотя, перебираю в памяти разговор, - вёл он себя странно. Впрочем, он всегда странный, а его любят, удивительно. Я улыбнулась. Кажется, я догадалась, чего он подсознательно хочет и почему так себя ведет. Правда, победить мне эта догадка все равно не поможет. Эх, у меня с самого начала было чувство, что такие люди, как он, ценят лишь успех.
Остаток дня часов до четырех прошел впустую. И даже главбух, видя мое состояние, в конце концов оставила попытки третировать меня своими чрезвычайно важными заданиями.
В четыре в столовой начинался официальный фуршет. Впрочем, к нему еще ничего не было готово. Я вошла, когда мужчины сдвигали столы в один длинный ряд, ближе к выходу. Около раздачи поставили микрофон для ведущего вечера и столик с ноутбуком для ди-джея.
Я пришла одной из первых. Поскольку не могла избавиться от беспокойства, то сразу стала искать себе занятие. Накрывать на стол – включать голову не надо, и я вызвалась помочь. О чем тут же пожалела – наши девицы облепили Валентина, едва тот вошел, и очень мило ворковали с ним. Я ощущала себя преданной - в обоих смыслах - Пенелопой. Столовые приборы на их конец стола я ставила особенно громко. На меня удивленно косились, но не стали обращать особого внимания.
Вошел Никита. Я машинально посмотрела на него и подумала, не является ли сегодняшнее испытание местью мне за то, как мы водили Валентина за нос. Теперь остаться в дураках при всем честном народе полагалось мне. И поделом. Кажется, это называется «отработка кармы».
А вот Конты почему-то нет на этом празднике жизни. Может, решил, что я буду ныть у него на плече, а Валла напьется и станет безобразно себя вести? Пожалуй, на месте сурового Конты я бы решила, что с двумя мне не справиться! Я нервно хихикнула - вдруг припомнила поведение святого Петра в ночь перед казнью Иисуса. И ведь тот простил друга, потому что это было не предательство, а отступничество. Так и Конта – самый настоящий отступник! А Валентин? Кажется, сам еще не решил, на какой он стороне добра и зла. Что ж, посмотрим. Довольно лирических отступлений, раз бывшие «союзники» отступили, придется действовать самой!
Ну вот, салатики разложены, коллеги пришли, - пожалуй, можно садиться! Собрались все, правда, рабочие, многие из них – явно не русской национальности, сидели за отдельными от нас рядами столов, ближе к игравшей из колонок музыке. Отдельно от офиса сели и слесарь, завхоз и работники столовой. Рабочая часть стола стала пить и вести шумные разговоры сразу, белые воротнички по большей части молчали. Я уселась ровно напротив Валентина и окружавшей его теплой компашки. Похоже, так и буду молча не сводить с них глаз целый вечер. Наверное, со стороны это будет похоже на маниакальную одержимость. Надо придумать, что говорить, должна же я хотя бы сделать вид, что мне по плечу это задание.
- Эй, Ветка, что же ты не выступишь, как тогда? – «из танка» меня вернул в реальность бодрый голос Артема. Послышался одобрительный свист, и люди принялись обсуждать «Построение дома дружбы», а потом от постановки детской книжки перешли к обсуждению наших действительных дел. Все расчувствовались, выражали довольство друг другом и своей ролью в проекте. Все ощущали, что внесли свой маленький вклад, и чувствовали полное удовлетворение. «Светские» посиделки начались идиллией. Дальше было хуже.
Вошли Юрий Николаевич и два начальника из дорожной фирмы. Присутствовавшие приподнялись со своих мест и бурно зааплодировали.
Проходя мимо, дядя потянул меня за воротник блузки. Чтобы не выскользнуть из одежды, пришлось с ужасающим грохотом стула встать, густо покраснеть и засеменить за ним в середину «офисного» ряда столов. С микрофоном в руках дядя долго произносил речь. Потом эстафету подхватили чужие начальники. В пышные фразы я не вслушивалась, вытягивала шею, вглядывалась только в одного человека. Похоже, он решил изрядно нахлестаться, а я ведь знаю, что он не привык литрами пить.
Каждый раз, как Валентин опрокидывал рюмку с коричневой жидкостью, у меня что-то обрывалось в животе. После часа наблюдения за ним я испереживалась так, будто прокатилась на американских горках. Юрий Николаич периодически довольно чувствительно дергал меня за ухо, поворачивая к себе, но голова снова автоматически поворачивалась в ту сторону.
Около семи дядя ушел, для меня наступило полное тактически-наступательное раздолье. Правда, он сделал попытку забрать меня с собой на семейный ужин. В этот раз ему даже не было неловко, что на наши родственные чувства обратили внимание сотрудники.
- Поехали со мной? – он склонил голову и внимательно посмотрел на меня поверх очков.
- Нет, - преувеличенно весело помотала головой я. - Со мной всё в порядке!
Он сомневался, можно ли мне верить.
- Возвращайся домой не поздно! – наконец попросил он. Когда за дядей захлопнулась дверь, за столом заулюлюкали. Начался этап дурацких конкурсов. Откровенно глупых или пошлых выходок дядя не любил, поэтому почти всю «культурную программу» устроили у него за спиной.
Я пересела снова напротив Валлы и уставилась на него, не спуская глаз. Ревность пребольно колола меня в самое сердце на протяжении трех часов дальнейшего праздника. С обеих сторон на нем повисли соседки. Кроме них, с ним периодически вступали в беседу от двух до четырех человек, а прислушивались к ней в надежде услышать что-то остроумное еще человек десять. Да уж, в таких условиях только он мог бы без смущения завязать разговор с человеком и вырвать его из столь плотного окружения. Мне это не под силу.
Объявили игру в «ручеек». «Прекрасный шанс!» - пронеслось в моей голове, - но, увидев, что я вскочила с места, он мстительно посмотрел на меня и остался за столом.
К счастью, «ручеек» наскучил собравшимся скорее, чем я ожидала. В очереди завелись целых два традиционных пьяных дурачка, которые обычно ломают остальным всю малину, пытаясь целовать взасос, не разбирая возраст, внешность и даже пол своей пары. Я пострадала от обоих не по разу и села обратно за стол раскрасневшаяся и измученная.
Валла смотрел в стол, скрестив руки, но я заметила злорадную ухмылку на губах. Когда же он прекратит этот ад, и мы снова станем добрыми друзьями! Станем ли? Для этого нужно прежде разогнать весь зоопарк вокруг него, я бы даже сказала, птичник. Но, может, он того совсем и не хочет? К чему неволить человека?
С отчаянья я тоже стала пить, только не коньяк и не виски, а красное десертное вино.
Светский разговор, как водится, сначала зашел о погоде, потом перекинулся на хобби, автомобили, кулинарию, новинки кинопроката и сотню разных разностей. Я пыталась встрять со своими фразами в каждую тему, но каждый раз неудачно, и складывалось впечатление, что вместе с нормальными леди и джентльменами за столом сидит… легкий неадекват. Можно было даже подумать, что у меня не в порядке с головой.
Что бы я ни вставляла, мне либо никто не отвечал, и за столом на две секунды воцарялось неловкое молчание, а потом все скопом принимались жужжать, но уже на другую тему, либо я слышала серию укоров в свой адрес: «Света! Нельзя же так!» - «Что за чушь она несет? Уймите уже кто-нибудь!» - «Ты немножко не то говоришь, разве не видишь? – «Да что ее слушать!».
На мои плоские шутки он никак не реагировал, и только после десятого по счету неудачного анекдота вздернул подбородок и прошипел:
- Ешь! – я вспомнила, как он обещал следить за моим аппетитом, и покорно заковыряла вилкой в тарелке.
- Да, да, закусывать надо! – презрительно протянула одна девица из бухгалтерии, которая еще днем сладко пела мне, что в следующий раз в личной жизни меня обязательно ждет удача.
После этого замечания я сходила за чашкой замечательного крепкого чая, а когда вернулась, мужчины и несколько девушек решили устроить глобальный перекур. Валентин тоже завертел в пальцах невесть откуда взявшуюся сигарету. Я глотнула ртом воздух от удивления:
- Ты же задыхаешься от дыма! – но тут эстафету разговора подхватил Тема, и снова получилось, что напрямую мне Валентин не ответил.
- Ты куришь!
Валентин провел рукой по волосам:
- Начинал когда-то, потом бросил, когда понял, что другие не могут расслабиться без сигареты, а мне расслабляться не надо – я люблю свою работу.
В курилке ребята провели минут двадцать. Вначале я вошла туда и присела в уголок, но потом, почувствовав себя человеком-невидимкой, парией, стала носиться по коридору, как заведенная. Из столовой уже слышалась романтическая музыка, там танцевали две пары.
Когда народ вернулся из курительной, танцующих стало больше. Я с облегчением заметила, что Валентин и ухом не повел на намеки барышень, вид он теперь имел задумчивый и усталый. Карина пригласила его на «медляк» в лоб, хотя был не белый танец. Он мягко отказался, мол, не хочет испортить ее замечательную прическу и оттоптать не менее замечательные ноги. Я всё продолжала глядеть на него с мольбой во взгляде, как заведенная. Теперь уже все гости по очереди, даже с дальнего конца стола, даже конферансье и ди-джей, тыкали в меня пальцем и шушукались. Кое-где слышались смешки. Со стороны ближайшего «рабочего» столика послышался призыв:
- Эй, красивая, не грусти! Иди сюда, я тебя согрею!
Мне внезапно захотелось спровоцировать в Валентине ревность. Как лунатик, я встала и направилась туда. Помолчала, извилины ворочались после вина очень медленно, и произнесла:
- Что вы имеете мне предложить?
Смущенный парень пробормотал:
- Ты не поняла, давай не так скоро… Может, потанцуем?
От трехдневной черной щетины и запаха перегара мне стало не по себе. Я пожелала:
- Приятного вечера, - развернулась и, снова обойдя стол, опустилась на свое место. Валентин прикрыл ладонью лицо, его душил смех. Всё это, конечно, было очень обидно, но терпимо, окончательно же я растерялась и огорчилась, когда услышала от девиц следующее:
- Да, с такой в разведку не пойдешь. При первой же возможности она тебя променяет на ближайшего ротозея...
Дальше я не слушала. Зажала руки между коленями под столом и пожевала губы. Лоб сложил скорбную извилину. Ком застрял в горле. Меня травили в родном учреждении, добровольного паяца явно желали «опускать» и дальше. Я неловко и весьма неделикатно вышла, взяв со стола чашку.
В туалете, слава Богу, никого не было. Оправившись, я пустила воду из крана, стараясь не смотреть на отражение в зеркале, поскольку изнутри пробивалась ненависть к самой себе. Конечно же, все кругом казались мне крутыми и адекватными ситуации, и лишь я отличилась убогостью поведения. Наверное, пора идти домой. Я уже сделала всё, что могла, больше нет сил. И почему другие обладают этой дивной способностью сплетничать и трещать ни о чем часами, как ведущие радиоэфира, а мне такой «талант» никогда не казался привлекательным? Чем же эти бесполезные светские болтуны лучше меня?
От злости и унижения потекли слезы, которые я, впрочем, тут же размазала вместе с холодной водой по щекам. Не время и не место раскисать. Но что же делать, что делать? Я тону. Или нет, еще пока «плаваю», как на экзамене. Только экзамен этот мне все равно не сдать. Похоже, остается только с честью признать поражение. Если я сдалась, по крайней мере, можно больше не волноваться, сбросить с себя нечеловеческое напряжение. Успокоив себя такой настройкой на худшее, я стала мыть чашку, нажав сильнее, чем нужно, и вдруг… фарфор рассыпался у меня в руках! Не сплю ли я? Рукам было не больно в холодной воде, но на ладонях оказалось несколько порезов, сочащихся кровью. Кровь выдавливалась на поверхность медленно, но и не собиралась переставать. Так. Чашка выброшена в урну. Бежать к дяде в кабинет за аптечкой. Локтями я нажала на передние карманы джинсов. Ключей не было, я неосмотрительно забыла их на столе.
Я спрятала руки за спину, бегом домчалась до своего места, схватила ключ и, ни слова не говоря, выбежала из дверей. Краем глаза увидела, что Валентин вскочил и двинулся за мной.
- А ну стоять! - я уже было подумала, что он собирается дать мне затрещину. – Покажи руки, - за ним бежала на шпильках вездесущая Карина, которой он только что расточал любезности. Он тревожно схватил меня за запястья.
Карина в босоножках на каблуках, лосинах и сиреневом свитере топнула с досады ногой и вперилась в меня орлиным взором. Ноздри ее раздувались от гнева. Это же надо! Сама уверяла всех, что ей его не надо, уступила остальным девицам, а потом взяла и так просто отбила его обратно! Почему в уголовном или административном праве нет наказания за наглость, ложь и лицемерие?! – говорило Каринино лицо.
Валентин обернулся на нее.
- О, Карин, у тебя есть ключи от этого кабинета? Тут, по-моему, была аптечка.
Карина изо всех сил вглядывалась в его лицо, пытаясь найти там следы былого расположения, но, как и я утром, ничего, кроме вежливости, не нашла.
- Может, вызвать скорую? – как можно ехиднее заметила она, подавая ключи так, чтобы он прикоснулся своей ладонью к ее. За ее спиной стали появляться остальные парни и девушки, одна из них закрыла рот рукой при виде моей раны.
- Ничего не надо. Я скоро вернусь, - он толкнул дверь и вошел. Я засеменила за ним – он всё еще крепко держал меня за руку. Как ни странно, в большом кабинете оказалась не только аптечка, но и раковина, как в школьных или медкабинетах, так что он смог отмыть от крови наши руки перед тем, как приступить к работе. Я, как и прежде при всех, теперь, без свидетелей, не знала, что ему сказать. Между тем он просто сидел и бережно смазывал мои ладошки первым, что подвернулось под руку - настойкой календулы, в то время как я мучительно думала о том, что проиграла этап. Благо спиртовой раствор обжигал руки - от этого неловкость положения смазывалась.
- Как думаешь, сколько ты сегодня заработала очков? – вкрадчиво поинтересовался он. - Какую оценку ты бы сама себе поставила за это?
Я подавленно молчала, мученически сдвинув брови. Мне и в голову не могло прийти тогда, что ведь формально условия этапа я выполнила! Правда, отвлекли его не мои слова, а разбитые, но теплые и гладкие руки. Валентин прекрасно об этом знал, но не подал виду. Он весело рассмеялся, как мне тогда показалось, моей беспомощности – в гиперопеке над моими ничтожными ранами – ни одна венка не была повреждена – он замотал мне обе руки, так что я с трудом сгибала пальцы.
- Ну что ж, теперь мне надо вызвать тебе такси!
- Ты поедешь со мной? – с надеждой спросила я.
- Хм, сегодня ты нахальнее обычного. Ты делаешь успехи! Но всё равно, я хочу еще повеселиться здесь.
- Тогда я тоже остаюсь!
- Нет, Свет, поезжай домой. Мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь там, а я здесь.
- А о моем спокойствии ты не подумал? – мы вышли во двор. Было темно, поддувало.
- А что нужно для твоего спокойствия? Надеюсь, ты сможешь уснуть. Тебе нужно хорошенько выспаться до полудня. К часу я позвоню тебе и скажу, как действовать дальше. Но скажу сразу – тебе понадобится вся энергия, так что спи до упора.
- Ну… Ты просто шутишь со всеми ними или… или, может, ты уже подыскиваешь мне замену? – я отвела глаза. Мне было совестно ревновать его вслух, но, с другой стороны, это чувство лишало меня покоя.
Он закинул голову и расхохотался.
- Не беспокойся, ты единственная в своем роде, замену так просто не найдешь! А если серьезно, мы с тобой заключили пари, и оно не настолько долгое, чтобы ты могла подозревать меня в свинском поведении. Иди домой и ни о чем не волнуйся. Я могу кокетничать сколько угодно с любым человеком в ближнем радиусе, всё это для тебя ничего не значит. У нас с тобой, по крайней мере, в ближайшие три дня, друг перед другом обязательства. И выспись, я тебя очень прошу.
Он подождал со мной такси у ворот предприятия. Это были одни из самых прекрасных минут того дня. Меня поймет каждый, кто хоть раз намеренно молчал вместе с любимым человеком. Я думала, что долго не усну от разлуки и обиды. Но, против ожидания, обиды на сердце не было. Позвонил дядя, он был рад, что я уже дома, и мягко пожелал спокойной ночи. В постели мне пришлось читать всего лишь час, прежде чем я уснула.
День 34. 16 августа, суббота и ночь на воскресенье. Впервые в Дозоре.
Хотя я люблю вставать рано, но на этот раз в виде исключения с удовольствием действительно продрыхла, как сурок, до двенадцати, закутавшись с головой в шерстяное одеяло. Под одеялом было уютно, и так не хотелось вставать и брести за телефоном, который заливался где-то в прихожей, вместе с брошенной сумкой. «Валентин! – внезапно вспомнила я. – И его поручение!». Вздыхая и обещая себе следующие выходные провести в стабильном ничегонеделании, я поплелась умываться. Разлепив глаза, я взяла мобильный. Так странно, я ни разу еще не слышала его голоса через трубку! Увиденное на экране заставило мое сердце неприятно и чувствительно екнуть. Нет номера! Этот негодяй и вправду играет со мной. Нет, если мы когда-нибудь будем встречаться, отжиматься будет он. Звонить со скрытого номера – верх неуважения к ближнему! С упавшим сердцем я отправилась подкрепиться. Аппетит почти полностью уже вернулся после вчерашнего потрясения, но под ложечкой неприятно посасывало – то было опасение, что Валентин больше не позвонит. Наверное, у него «Мегафон». У этого оператора проще всего скрыть номер (product placement???). Пока я в задумчивости варила себе вареники с вишней, звонок раздался вновь. Я вздрогнула, телефон нырнул в воздухе и упал. Дрожащими пальцами я нашарила кнопку ответ и прослушала инструкции, данные бодрым голосом Валлы, прямо из положения лежа на полу. Кое-что, правда, пришлось карандашом записать на клочок бумажки. После обеда я покидала вещи в спортивную сумку, взяла деньги и полностью заряженный сотовый и понеслась на вокзал.
На целый день на двух электричках я отправлялась в город, где он провел много времени. По карте этот центр соседней области был вершиной тупоугольного треугольника между моим городом и родиной Валентина.
Когда я протряслась на неудобных жестких скамейках четыре часа, слушая стучащую в стекло морось, было уже около шести вечера. Дождь перестал, небо прояснело, и я с замиранием сердца отправилась в кафе для дальнобойщиков, от которого начиналось шоссе из города. Именно из этого злачного заведения должны стартовать сегодня игроки в «дозор». Собственно, это не была игра под торговой маркой «Дозор», называлась она как-то сложно и по-английски, суть для меня – профана – всё равно была еще не изведанной. Позже я узнала, что этот тип городских ночных приключений считается более динамичным и менее интеллектуальным, чем другие. Предстояло сначала добыть подсказку, открывающую игру, а потом искать в определенных «точках» фрагменты плана города, которые сложатся в единую карту кладоискателей, в конце же мы должны постараться первыми из семи команд добыть клад.
Но даже это я узнала только после того, как познакомилась со своей командой. Войдя в кафе, я безошибочно вычислила столик, за которым сидело три человека – два парня лет двадцати пяти - тридцати и девушка в очках лет девятнадцати. Андрей, Олег и Аня. В их экипаже я была четвертым человеком.
- Привет-привет, а где Валентин? – улыбаясь, спросил Олег.
Я развела руками, только сейчас сообразив, что он в последний момент отдал мне свое место в команде:
- Видимо, я за него.
- Черт! – стукнул кулаком по столу их лидер, Андрей, до этого казавшийся вполне милым. – Вечно подсунут всякое барахло.
Я вздрогнула, округлив глаза от нежданного хамства. Олег поглядел на меня в легком недоумении, Аня апатично уставилась в ноутбук с бесплатным вай-фаем. До конца часа мы потягивали молочные коктейли. Ребята переговаривались с командами из-за соседних столиков – честно признаться, я мало кого там успела запомнить, растягивая губы в вежливую полуулыбку.
Стартовали в девять вечера. Почти стемнело. Нежно-розовая полоска затаилась на краю неба. Команды выстроились на расстоянии метров трехсот друг от друга на одной из главных улиц, где гуляет по вечерам сплошной поток народа. Нужно было вычислить из толпы прохожих диверсанта, задать ему любой произвольно придуманный нами нелепый вопрос и получить в ответ наводку на местность. Однако если вопрос совсем не подходил, отвечать на него нашему таинственному проводнику не полагалось, так что мы порядком запутали порядочных людей. Кое-кто даже поинтересовался, не вызвать ли нам психиатрическую помощь.
От вопросов, где можно искупать слона, подоить козу и когда прилетят инопланетяне, мы постепенно перешли к более интеллектуальным. «Чувствуется ли приближение зимы согласно количеству осадков в кубическом сантиметре воздуха?», «Не хотите ли вы основать сеть общественных туалетов?» (многие смеялись и соглашались, что да, надо бы), «Что нужно сделать первым делом, если начнется межгалактическая война?»…
Порой отвечавшие люди, растерявшись, мыслили так нестандартно, что не было никакой возможности понять, какой именно ответ нам нужен, кто конкретно из них «засланец». Для каждой команды «засланец» был свой, и, если ты останавливал помощника других ребят, тот мог ответить тоже загадочно, но бессмысленно, чтобы совсем запутать дело. Все верные ответы указывали на некое безлюдное место, где хранился первый кусок карты.
Расхаживая от одной границы своей зоны до другой и показывая языки соперникам (взаимно), мы собрали большой «фактический материал», и, как в «Что? Где? Когда?», начали делать выборку из того, что услышал каждый. Перед нами было великое множество ответов, но лишь два из них указывали, что ехать надо на запад, в сторону, противоположную кафе, из которого мы начали свой путь.
В общем, выехали мы с проспекта только в начале одиннадцатого, вспотевшие от умственных потуг. Первое испытание вышло действительно очень веселым, - вспоминая безумный соцопрос, я широко заулыбалась.
- Чего лыбишься?! – заорал главарь. Оказывается, он наблюдал за мной в зеркало заднего вида. – Из-за тебя другие уже наверняка подобрались близко к нашему кладу. Щас ты у меня узнаешь, где раки зимуют.
Какое «близко»? Люди, и то не все, только-только успели пройти первый этап! (Двум командам-тугодумам даже пришлось дожидаться, пока их живые «скрижали» прокурсировали мимо по два или три раза). На самом деле, как выяснилось позже, Андрей просто не был уверен на сто процентов, что место выбрано нами правильно, и сильно нервничал, боясь упустить время. Однако я уже поняла, что не следует ждать ничего положительного от данного человека, и что каши с ним не сваришь.
Итак, очутившись на одной из окраин, мы перескочили через железнодорожные пути и сайгаками помчались вниз от трубопровода, который в этом районе города шел над землей. Потом разом подмочили ноги, перепрыгивая неширокую канаву и… около получаса лазали в пыли по бетонному полу недостроенного заброшенного завода. Внезапно Олег рявкнул: «Я нашел!», - и троица бросилась в машину. Я, искавшая артефакт на втором этаже, не разбирая дороги и два раза упав мягкую траву, едва успела запрыгнуть в автомобиль, когда он уже начал отъезжать. Спокойствия в душе это не прибавило, тем более что Андрей стал распекать меня на все корки.
- Рохля! Тьфу, - сплюнул доблестный предводитель, - никакого толку от баб! Дура, еще и город не знает, а туда же, полезла! Кому ты тут нужна! – гремел во всю Ивановскую его голос.
После таких оскорблений мне захотелось натурально в голос завыть, выскользнуть змеей в темноту и хлопнуть дверцей. И чтоб меня никто не нашел, чтоб эти люди мучились от мысли, жива ли я вообще. Про себя я негодовала и вспылила бы в любом другом случае, но не сейчас. Мне слишком дорог был Валентин. Мне казалось, что эти отвратительные ребята – единственная ниточка, которая ведет меня к любимому. И что он действительно отвергнет меня, и я для него никогда больше не буду существовать в прежней роли, если сейчас сбегу. Сильному мужчине нужна рядом соразмерно сильная духом женщина. Кроме того, даже если он меня отвергнет, отказ от малейшей попытки выиграть я бы не простила себе и во всю жизнь. Я замечталась и не заметила, как настроение исправилось.
И всё же после таких напутствий испытания этой ночи зловеще напомнили мне девять кругов Дантовского ада. Согнувшись на заднем сиденье так, чтобы в зеркало заднего вида не было видно моего лица, я всплакнула, дабы выпустить лишние эмоции и не подвести саму себя и команду в моменты прохождения этапов.
Незаметно от психованного шофера я взяла у Олега посмотреть найденную бумагу. Так, мелкие черные линии повторяют очертания городских улиц и микрорайонов, а из того пункта, куда мы сейчас направляемся, тянулись две бордовые линии. Аня на полминуты оторвалась от ноутбука и негромко пояснила мне, что кусков карты спрятано три, и, таким образом, последний угол четырехугольника надо будет дочертить в уме. В этом четвертом месте мы и найдем четкую, прозрачную подсказку, где зарыт клад.
Вторую деталь мы нашли, разумеется, совсем на другом краю города. Долго и нудно, содрогаясь, совали ладони, сложенные бутоном, в дупла и щели деревьев парка размером с гектар. Это была единственная точка, на которой мы столкнулись с другими участниками, и наш бравый лидер чуть было не полез в драку.
Андрей, не искавший легких путей, осматривал всё от корней до самых верхушек. Надо признать, его техника лазания по деревьям оказалась эффективной: в конце упорных трудов он, издав гортанный звук, потряс в воздухе бумажкой. Правда, он слишком резко спрыгнул со ствола, поскольку после этого стал волочить правую ногу.
Третий кусочек карты мы искали в круглосуточном супермаркете. Его нашла я. Не следует ночью так быстро заходить в магазин. Пока охрана удерживала на входе хромого Андрея и объяснявшего нашу цель Олега, мы с Аней бегали по рядам. Меня осенило. Каким образом мы сможем что-то унести из супермаркета? Купить? А что если и покупать ничего не надо, нужно искать предмет, который похож на товар, но им не является, и для охраны и продавца это должно быть очевидно! Я понеслась в винный отдел, к бутылкам из-под шампанского – и не прогадала! Знакомый с детства образ записки в бутылке не обманул. Карту я нашла почти сразу, издав торжествующий вопль. Моря, правда, вокруг не было, бутылка была пустой, а записка торчала сверху. Но именно благодаря этому бутылку нам отдали без разговоров. Мы понеслись к машине.
Я надеялась заслужить хотя бы маленькую порцию признания и покраснела от досады, так как никто не сказал мне спасибо за выигранное время. Напротив, троица сгрудилась над ноутбуком Ани, которая обосновывала им свою точку зрения о том, куда ехать дальше. В наших руках было три части карты, и было очевидно, что жирные красные линии должны образовывать параллелограмм. Даже старожилу города нужно было крепко подумать, чтобы не ошибиться с четвертой, воображаемой, вершиной четырехугольника.
Согласно итогу Аниных размышлений, мы приехали в действительно глухое место. Под тоненькую ветровку пробиралась ночная прохлада. Впрочем, не успела я замерзнуть, как пришлось изрядно попотеть...
Вокруг было тихо, только гудели провода линий электропередач, чьи силуэты довольно зловеще чернели в небе. Мы спустились на широкую просеку, в которой стояли вышки.
- Отлично! – главарь потер руки. – Никого нет, вполне возможно, ребят, что мы первые!
Было часа два или три, самое слепое время августовской ночи, когда кругом не видно вообще ничего даже на расстоянии вытянутой руки.
- Ну что, кто смельчак? - гаркнул Андрей, потирая ушибленное при падении с дерева колено.
- Я мозг операции! – кокетливо заявила Аня. Олег медлил, почему-то интенсивно оглядываясь по сторонам. Уже потом, вспоминая свои злоключения, я сообразила, что он искал что-нибудь, похожее на шест или лестницу.
«Песчаный карьер – два человека!» - издевательски зазвучало в голове. Я смутно помнила в тот момент, что все попытки заслужить чьи-то признание и любовь свидетельствуют о нездоровом поведении, но в тот момент мне было так тоскливо оттого, что меня не принимают в коллектив, что я в отчаянии шагнула вперед:
- Я!
Олег, вздрогнув, обернулся.
- Отлично, киска! – нехорошо засмеялся Андрей. – Лезь!
- Андрюх, может, не надо? – вставил Олег.
- Молчать! – экзальтированно крикнул его товарищ. – Давай шуруй!
Я полезла ввысь, мысленно крестясь и раздумывая, не должно ли меня убить током. Мало того, что мне нужно было изображать из себя альпиниста без страховки, так еще и необходимо было каким-то неведомым образом нащупать на неизвестной высоте документ… Кстати, как он там ухитряется оставаться, как его не сдувает на таком ветру?
Несколько раз подтянувшись на широких наклонных перекладинах, впивавшихся в руки и уже оставивших самые натуральные синяки на моих ладонях, я почувствовала тыльной стороной обрывки широкой липкой ленты. Так, вот и ответ, а заодно и направление, в котором предстоит двигаться.
Р-раз! – рывок, два! – другой. Анализируя эти минуты, я никак не могла понять, как мне удалось взобраться на высоту в несколько метров над землей. В детстве я не могла передвинуть свое тело даже на одну перекладину рукохода. Сейчас же я нащупала напряженным мизинцем примотанный скотчем документ. Твердо встав на трясущиеся ноги, я стала отцеплять клейкую ленту. Левая нога чиркнула по наклонной перекладине, я взвизгнула и схватилась руками за горизонтальную железную балку чуть ниже. Снизу послышались голоса, видимо, товарищи, не видевшие меня, обратились вслух и при моем восклицании отмерли.
Наконец, напряженно сопя и стараясь сосредотачиваться только на местоположении нужной бумаги, я вцепилась в документ и, подумав, бросила его вниз:
- Бросаю! В центр! Ловите!
- Ах ты! – заорал Андрей. Я перевела дух, судя по затишью, бумагу они нашли сразу. Теперь нужно как-то отсюда слезть.
- Поехали! – бодро воскликнул безумный вожак. Он, кажется, шутит?
- Да иди ты! – первый и последний раз зашумели на него ребята.
И тут я поняла, что ужасно устала, морально и физически. Руки било крупной дрожью, они вспотели, и я не знаю, каким неимоверным спазмом мне все-таки удалось удержаться, покуда я нащупывала пальцами ноги в кедах нижнюю перекладину. Брякнуться оземь – и повезет, если мой позвоночник соберут в больнице! Ой, если всё обойдется, вспоминать об этом не буду никогда, и главное – ни за что не говорить Валле, как тут было опасно.
- А-а-а-а! – заорала я во всю ширь легких.
- Не ори, дура! – поморщился Андрей. – Олежка, помогай!
- Я ловлю тебя! Ловлю! – ориентировался на звук тот.
Прежде всего я перелезла внутрь ажурной металлической вышки, чтобы при падении не повредить себе кости о ее прутья. Потом мне все же удалось на ватных конечностях спуститься на два треугольника вниз, повизгивая, чтобы Олег мог понять, где я нахожусь, после чего я кулем обвалилась вниз, попав в крепкие объятия. Мы повалились на землю, ушибив себе в трех местах конечности, так как пространство внутри вышки было слишком узким. Он отряхнул меня и втащил в салон авто, где я, несмотря на запрет Андрея, еще минут пятнадцать клацала зубами. Через некоторое время ко мне вернулись слух, зрение и возможность шевелиться… Эх, щас бы крепкого чаю или коньяка. Но его мне, пока игра не окончена, никто не подаст, и, к сожалению, придется самой выходить из состояния невменяемости.
Андрей не сразу заставил меня выйти из машины, расщедрившись на похлопывание по плечу (я вздрогнула), и я лишь через четверть часа присоединилась к финальной части процесса. Ребята, чумазые и уставшие, с виду больше всего напоминали то ли переругивающихся могильщиков, то ли черных археологов. Я вывалилась на четвереньки наружу, осторожно встала на ноги и поняла, что тоже в состоянии копать.
Рассвело. Мимо нас зашумели редкие автомобили. Уставив руки в бока, Андрей орал на нас, пока мы втроем усиленно работали саперными лопатками. Минут через двадцать Олег, улыбаясь, протянул остальным ободранную деревянную шкатулку. Андрей неприязненно взглянул на артефакт, как будто это была жаба, выдернул его из рук парня, сорвал хлипкую застежку… Полные любопытства, мы выглядывали из-за плеча застывшего Андрея. Это был единственный момент за всю ночь, когда я приблизилась к главарю, подавив отвращение. В шкатулке лежала записка: «Поздравляем со вторым местом!».
Андрей был пунцовым, покраснели даже руки.
- Внутрь! Быстро садитесь! - рявкнул он. - А ты, ты!.. - обратился он ко мне, - пошла вон!
Апатичные Олег и Аня не защитили новую знакомую, решив, что я и без того уже прекрасно себя чувствую. С визгом газанув, мои «товарищи», с которыми у меня согласья не было, мгновенно растворились в утреннем тумане.
Ну и ладно, все к лучшему. Даже то, что я не села в машину к этому неуравновешенному, в таком состоянии у него высок риск попасть в ДТП.
Я вздохнула. Уф-ф, ну вот, последнее унижение, можно поднять и опустить плечи, стряхивая с себя напряжение. Однако теперь до привокзального кафе, где все соберутся, чтобы подвести итоги игры, придется добираться на попутчике, телефонов такси я не знаю, а автобусы ходят с семи утра. Чертовски захотелось спать, останавливал только озноб – после теплой машины на воздухе мне показалось сыро и зябко. Еще и деньги уехали вместе с сумочкой. Ч-черт…
К счастью, нашлась добрая душа в виде пожилого водителя грузовой «газели». Означенный гражданин подвез меня бесплатно. Не буду описывать, каким свирепым взором встретил меня Андрей, когда я шепотом попросила Олега достать мне из машины сумочку. Всё, с этих пор в поездках буду носить документы и ценности только на себе. В случае новых моих падений с вышки врачам «скорой» и полицейским будет легче меня опознать…
Я сиротливо посидела немного на колченогом стуле у входа, внимательно выслушав результаты других команд, а потом встала и отправилась восвояси. Вопреки моим опасениям - даже обидно, - никто не пытался меня остановить, хотя все они собирались сидеть там и праздновать итоги ночи приключений в течение еще полутора часов.
Жаль все-таки, что у меня нет номера Валентина. Можно было бы позвонить ему еще от места, где был зарыт «клад», уговорив забрать меня пораньше. А теперь придется тащиться на заплетающихся ногах до условленного пункта и ждать.
День 35. 17 августа, воскресенье. В секундах от смерти.
Несмотря на ветровку и свитер, меня поеживало от холода. Воспоминания о прошедшей ночи я старалась гнать прочь. И всё же я была настроена воинственно: спрашивала себя, повторила ли бы такое ненавистное мне времяпровождение и поняла, скрепя сердце, что да, смогла бы! Хоть на край света, если бы об этом попросил он, я бы положила голову даже в пасть льву, настолько я ему доверилась. Впрочем, сама игра понравилась бы мне гораздо больше, если бы не дурная компания.
Я с трудом добрела от вокзала до искомой остановки – до нее было полтора километра ходу. Над покосившейся деревянной будкой была прибита табличка с расписанием только одного маршрута автобуса, который ходил три раза в сутки.
Народу на остановке набилось много, так что вначале, затесавшись в толпу, я даже согрелась, пытаясь вслушаться в разговоры дачников, чтоб не потерять тонус и не упасть в обморок от усталости. Увы! – допотопный «скотовоз» (меня передернуло при виде чуда промышленности 60-х) увез всех уже через пятнадцать минут.
Стоять в восемь утра, не спав ночь, на безлюдной остановке было невыносимо. Эту пытку на холоде, но при ярко светящем солнце я выдерживала в течение получаса. После чего решила, что не стоит геройствовать на ногах. Боже, как жутко отключиться от реальности здесь, среди безлюдья. Благо начинается день. Ну что ж, положусь на судьбу… Несмотря на то, что от лавочки несло мочой, я задремала на другом ее конце. Я поняла, что сплю, только когда проснулась. Резкое непрерывное бибиканье пугало. Ошарашенная, еще не разлепив глаза, я бросилась было бежать, когда услышала знакомое возмущенное «Эй!». Я до того рада была услышать этот прекрасный, с хрипотцой, голос, что нисколько не волновалась о том, что провалила-таки задание. Улыбнулась навстречу его озабоченному лицу и плюхнулась на сиденье.
- Не смей так делать. Ты пугаешь меня все больше. Кто разрешал тебе засыпать на остановке? Светлан, здесь на километр кругом – никого, и часто ходят бомжи. Здесь даже патрульные не ездят. Безрассудная девчонка, - последние слова он недовольно процедил сквозь зубы, переключая рычаг скорости. – Не боишься, что снижу баллы за опасное поведение?
- Нет! Только не это! Я так старалась… Мы пришли вторыми, но пожалуйста, зачисли мне побольше баллов за это испытание, я выложилась на все сто, клянусь!
Валентин издал короткий смешок, умиленный моей неожиданной саморекламой.
- Значит, штрафных тебе не назначать?
- А который сейчас час? – я скуксила лицо, пытаясь заставить работать мозг. – Знаешь, ведь я тоже легко назначу тебе штрафные. Как женщина. Я не спала больше суток, а ты заставил меня прождать на холодной остановке больше двух часов! Тебе не стыдно говорить о штрафах? – взъелась я.
Валентин прикусил губу, недовольный поворотом разговора.
- Одно колесо внезапно сдулось, ехать с ним далеко было невозможно. Пришлось с утра пораньше искать сервис, где могли срочно заменить его. Только не думай, что я проспал. Вздор – думать такое. Я же знаю, что в конце пути меня ждет живой человек… Ну ладно, ты меня убедила. О баллах не беспокойся. Я знаю, что твоя команда заняла второе место. Это удивительно, потому что с этим парнем никто еще не входил даже в тройку.
- Как это? – я подпрыгнула до потолка автомобиля, несмотря на ремни безопасности. - Но ведь он уверял меня, что суперчемпион, и даже снимался когда-то в «Факторе страха».
- Да, когда-то он поедал живых насекомых и немного поплавал в грязи, но что с того? Он немного не в себе. Я специально определил тебя в его команду. Подумал, если ты сбежишь, значит, у тебя нет никакой воли к победе.
Вот это да. Какой ловкий розыгрыш. Меня, наивную, опять оставили с носом.
- Но кое-чего я не ожидал даже от него. Когда шпион из соседней команды по телефону сказал мне, что этот чудак заставил тебя лезть на вышку, я чуть не спятил! Я молился в эти секунды за тебя, а потом, когда все кончилось благополучно, я дико раскаялся, что вообще это затеял. Мог бы придумать что-то и попроще для тебя. Ты чересчур смелая, я бы на твоем месте туда не полез и других не пустил бы.
Вот это да. Я молчала. Не могла же я признаться, что единственным мотивом, чтоб залезть на эту вышку, было завоевать его расположение. Надеюсь, он понимает это и без моих сумбурных объяснений.
В машине бодро негромко играло радио. Солнце палило всё сильнее, хорошо, что не светило в глаза. Несмотря на вчерашний ливень, погода у нас теперь летом удивляет внезапностью – на трассе не осталось и следа от дождя. С четверть часа ехали молча. Я наслаждалась зеленым пейзажем по бокам дороги. Кое-где еще не было убрано сено, на лугах паслись коровы. Потом время стало течь медленно, и вот наконец наступили самые длинные секунды того памятного дня, которые я никогда не забуду. Лучше не вспоминать, но один раз я все-таки должна рассказать об этом.
Выныриваем после очередного поворота и вот – два автомобиля перегородили обе попутные полосы, столкнувшись только что, недавно… обочина невообразимо узкая… Валентин, почти не сбавляя скорости, делает вираж: выезжает на встречку, отчаянно скрипнув шинами, тут же съезжает с нее, объехав место аварии. И всё бы куда ни шло, но глаза водителя встречного авто я не забуду никогда. Встряхнуло нас неслабо. Машина начала вилять по шоссе. У Валентина задрожали руки. Съехав одним колесом на обочину, он встал. Мы обернулись назад. На обочине около пострадавших машин стояла еще одна, люди, узнавшие об аварии раньше нас, уже оказывали возможную помощь. Валентин пошел разузнать обстановку. Вернувшись через некоторое время, он доложил:
- Гаишники уже подъехали, а вот скорая помощь почему-то запаздывает. Там двое раненых и, к сожалению, один труп.
Вздрагивая, как от холода, я повалилась через рычаг скоростей на него, он крепко меня обнял:
- Тебе не кажется, что это второе рождение?
Мы помолчали. Не знаю, сколько прошло минут, пока нам стало жарко друг от друга, и мы окончательно перестали волноваться.
Дрожащими пальцами он достал из внутреннего кармана синей ветровки небольшую коробочку. Отстранил меня и голосом, не терпящим возражений, прочел инструкцию:
- Света, смотри. Это будет твое последнее испытание. Завтра в 10:40, но не раньше и не позже, ты достанешь эту шкатулочку и вручишь ее дяде. Есть единственное, я знаю, да, очень сложное условие – не заглядывать туда до завтрашнего утра. Ты не должна узнать, что там лежит, раньше дяди. Поняла? Ни при каких условиях, даже если не будешь спать всю ночь. Если всё сделаешь правильно, узнаешь итог всех трех этапов. Ну, а если нет, - прости, ничем не могу помочь, твое испытание останется навеки незавершенным.
- А откуда ты узнаешь, что я не заглядывала в коробочку? Это что, как в древнегреческом мифе? Откроешь ящик, и из него разлетятся болезни? – спросила я. Он довольно улыбнулся. Хотя он и был своим парнем в разных компаниях, я-то знала, что внутри он интеллигент, и сравнение с Одиссеем или Амуром ему, по крайней мере, лестно.
- Как бы тебе объяснить, это как пара бахил из автомата: когда ты их вынешь из тесной капсулки, то уже не сможешь запихать обратно. Обратно влезает только один из двух. Там тоже что-то вроде этого. В общем, не беспокойся. Если ты не пройдешь последнее испытание, я совершенно точно об этом узнаю. Можешь не сомневаться.
Раньше я бы не упустила случая поиздеваться над ним за знание о привычке русских людей носить бахилы по несколько раз, теперь же я была озадачена загадкой. Его поручение казалось мне непререкаемым, священным, как если бы завтра решалась наконец моя судьба. Когда мы доехали до города, я хотела предложить ему прогуляться, но он только довез меня до дома, вежливо улыбнулся и уехал по своим неведомым делам. И я опять забыла спросить номер его телефона! Вечером я ходила кругами вокруг коробочки, пока не плюнула и не дошла до работы, упросив сторожа пустить меня наверх, где заперла вещицу в ящик стола. Проклятая коробочка будто жгла руки.
День 36. 18 августа. Испытание Психеи.
Наступило утро гражданской казни. Я оттягивала ее до десяти сорока, как и просил потенциальный возлюбленный. Я ведь не несу ответственности, справедливо отметила я про себя, за то, что он туда подложил, а хотя бы и гранату. Но дядя будет злиться на меня. Несмотря на страхи и опасения, мне и в мысль не приходило подглядеть внутрь, хоть я и не верила, что Валентин узнает. Просто я поверила, что прежде дяди мне лучше туда не заглядывать.
- Держи, дядя, - я была максимально серьезна. Протянула ему шкатулку.
- Что это? – он глянул исподлобья.
- Тебе передал Валентин. Я не смотрела, что там.
- Вы прекрасно спелись. Светлана, бросай видеться с этим человеком! Это мое последнее предупреждение. Скоро я внесу тебе выговор в личное дело. А потом уволю, - последние слова я распознала скорее с помощью радиоволн, поскольку уже вышла из кабинета, и дверь захлопнулась. Осторожно вдыхая и выдыхая, я уселась на рабочее место. Едва пятая точка коснулась привычного кресла, как тут же пришлось подскочить – из кабинета донесся нечленораздельный вопль, достойный пещерного йети.
Я с виноватым видом вбежала к дяде. Он сидел, обхватив голову руками, и рычал.
- Псих! Ненормальный псих!
Довести до истерики дядю еще надо было постараться, это ювелирное искусство и тете Свете-то удавалось всего пару раз за супружескую жизнь, но чтобы критиковать чужого человека неконструктивно, употребляя сниженную лексику – на такое он, по-моему, вообще был неспособен. Валентину удалось невероятное.
Указав мне жестом на стул, Юрий Николаич со злобой сунул мне под нос расчерченный под табличку измятый листок бумаги – его явно складывали во все возможные 8 раз.
- Какое легкомыслие! Я мог бы вписать сюда кого угодно!
Когда я взвинчена и чувствую себя без вины виноватой, то в эти минуты тупею вплоть до того, что приходится десятки раз перечитывать увиденное. Когда до меня дошел смысл написанного, кровь бросилась в голову. Заполнен почерком Валентина была только один столбец из двух. Я дрожащими руками держала заявление на регистрацию брака.
С минуту мы сидели и оба подавленно молчали. Дядя, скребя пальцами по столу, пару раз собирался сказать что-то, но ждал моей реакции.
- Дядя, если все так, то я согласна…
В коридоре раздались чеканные шаги. Ручка двери повернулась, и Валла вошел в кабинет.
- Доброе утро, Юрий Николаевич. Давайте по-быстрому разберемся с этим небольшим казусом и все будем свободны, - он почти точь-в-точь повторил сказанные дядей в начале их знакомства слова и поглядел на меня.
- Псих! Чертов псих, - произнес дядя страшное ругательство, улыбнувшее Валентина, и больше от моего родственника мы не смогли добиться ничего, поскольку все, что он делал, - это сидел неподвижно и смотрел на нас во все глаза.
- Вставай и пойдем, - сказал новоявленный жених. Я машинально приняла вертикальное положение. Уже выходя из приемной, мы услышали вдогонку нервическое «…вас благословляю!».
Потом был бесконечный переход по коридорам и лестницам, где каждый шаг отдавался в ушах набатом, где сотрудники, как грибы после дождя, выскакивали в самых неожиданных местах и обсуждали то, что мы идем за руку. А еще потом мы сидели – до шумного обеда – в столовой. Мою левую руку он держал в своих теплых ладонях, а правой я заполняла по памяти недостающие строки в таблице.
Мы молчали. С трудом я размеренно дышала под его взглядом. Он произнес:
- Давай с этого момента обратно поменяемся ролями. Терпеть не могу, когда меня преследуют и добиваются.
После всех моих страданий, теперь казавшихся приятным приключением, это прозвучало очень смешно. Я негромко расхохоталась, прикрывая рот рукой. Теперь роль «жертвы», опекаемой меня более чем устраивала. На самом деле мы с ним – равные, а все эти роли не более чем брачные игры, приятные обеим сторонам. Мне больше нечего было бояться. Страх выместили иные, позитивные, чувства: гармония наших душ… ну, и немножко – драйв оттого, что теперь я живу рядом с человеком-фейерверком, человеком-приключением.
Но это еще не всё. Знаете, когда я поняла, что сделала самый легкий и правильный выбор? Когда рассказала ему о своих планах и – о чудо! – он не стал возражать. Кто бы мог подумать – он дарит мне полное доверие…
- У меня отпуск с субботы. Собиралась ехать в археологическую экспедицию, в Крым. Мне нужно уехать. Без тебя, на две недели.
И он согласился.
Взамен эпилога
Объяснение. Валентиновы мысли с 14 по 16 августа.
- Все равно я бы не смог вести себя с тобой по-другому. Или это был бы уже не я, а тогда получилось бы, что я тебя обманываю.
К августу прошло уже достаточно времени, чтобы ты смогла понять, на чьей ты стороне. Если бы ты дала знать или хотя бы намекнула… Если бы я был бездельником по жизни, то, наверное, в командировке продолжал бы думать о тебе, но у меня много интересов. Я не мог дать погибнуть всем своим проектам, идеям из-за тебя. Я решил пожертвовать своей страстью, старался не вспоминать прошедшие недели. А когда вспоминал, то улыбался тому, что больше тебя не мучаю. Ошибся, правда?
Через несколько дней я поотвык от тебя и подумал: «Черт возьми, не пора ли уже начать уважать мнение другой стороны?». Тогда я решил держаться от тебя подальше. По возвращении, когда я забрал свои вещи из квартиры, то был страшно доволен собой, что не сорвался. Правда, топтался я там полчаса, как будто ждал кого-то. Но в конце концов отключил голову, хлопнул дверью и ушел. Я праздновал торжество, вроде бы освободился, но на самом деле на душе словно кошки наплевали, - я улыбнулась. Эту манеру коверкать поговорки и на ходу выдавать вычурные сравнения за крылатые слова я успела полюбить.
- Я даже удивился, - продолжил он, - увидев тебя. Как будто, если я о тебе не думаю, то тебя уже и не существует. Честно говоря, я настроился на некоторый… период реабилитации, - Валентин хлопнул тыльной стороной пальцев по шее.
Знаешь, я был неприятно удивлен тем, как ты выглядишь. У тебя был отталкивающий вид. Я тогда даже вспомнил про любовь к ближнему и подумал: «Что остается, когда уходит влюбленность? У некоторых – ничего». И я не захотел быть одним из тех, кто забывает.
Но когда я коснулся твоей руки, то понял, что ничего и не забыл, а как будто сидел в затхлом помещении, и тут внезапно открылась форточка. Ты всегда меня избегала, а сейчас всё поменялось. Я стал лихорадочно придумывать план Б.
После разговора с тобой я отложил завершение дел на понедельник - тогда я должен был явиться в последний раз в офис, к кадровику. Я стал настраивать себя на твою волну. Было страшно подумать, что у нас все-таки всё получится, но я смог в это поверить. Я решил поиграть с тобой. Глупая, неужели ты думала, что могла бы потерпеть поражение? Я боялся, что ты откажешься участвовать в этом балагане, зато, когда ты согласилась, я уже знал, что нужен тебе. Да, это правда: на самом деле твоей задачей было не набрать дурацкие баллы, а показать мне свою верность, не словом, а действием убедить меня, что ты действительно принимаешь меня в свою жизнь и ни минуты об этом не жалеешь.
Если можешь, прими Самые любимые
© Copyright: Наталья Борозна, 2022
Свидетельство о публикации №222122800812
Свидетельство о публикации №222122800812
Рецензии