22. Муратова Б. Л. Одиссея моих родственников

Отец моей будущей жены Беллы Муратовой -  Лев Соломонович Полонский происходил из древнееврейского царского рода, жившего в городе Шпола. И отец, и сестры погибли во время немецкой оккупации. Об этом говорит бесхитростная справка , присланная односельчанами.

Лев Соломонович  работал коммивояжером и пользовался репутацией безупречно честного человека. У него еще в царское время имелось рекомендательное письмо такого содержания: «Предъявителю сего Полонскому Льву Соломоновичу можно доверять тысячу рублей без расписки”.

 Несмотря на сравнительную молодость на голове у него совершенно не было волос. Он облысел тогда, когда банда антисемитов повела его на расстрел, но, будучи кем – то потревоженной, не смогла осуществить своего замысла.

Имея  древние корни как потомок древнего царского рода, он не был типичным местечковым евреем. Хорошо говорил по-русски и, что характеризует его как весьма прогрессивного человека, женился на русской – Капиталине Петровне  Флягиной  из города Каменск-Уральского.

 Она происходила из многочисленной и достаточно состоятельной семьи. Отец ее -  Петр Александрович руководил строительными  работами, а мать -  учительствовала.. Один из братьев Капиталины Петровны -  ) Александр  принимал  активное участие в Белом Движении, то есть воевал   с большевиками.


Белла родилась в Ленинграде 23 октября 1933 года и до войны проживала в квартире, ранее принадлежавшей  пастору лютеранской церкви святой Анны  («Анненкирхе»). В этой квартире пастор  беседовал с доктором Видеманом об организации больницы, которая и была построена на Большом Проспекте Васильевского острова. В этой больнице позже появился на свет и я.
 
 Лев Соломонович занимался коммерцией и принимал участие в совершенно новом для советской экономики предприятии – Межобластной Оптовой ярмарке. На фотографии   участников этой ярмарки он стоит в последнем в нижнем ряду крайним

 В эти годы обострилась застарелая борьба между московской и ленинградской партийными элитами, которая привела к возникновению Ленинградского дела, в результате завершения которого  многие участники ярмарки весьма сильно пострадали, а некоторые были физически уничтожены.
 
Я  видел его лишь один раз, будучи приглашенным Бэллой к ней домой. По - видимому, он одобрил мое появление. Во всяком случае, он мне рюмку водки налил.

 Умер Лев Соломонович в 1953 от  заболевания сердца, вызванного тем, что ему стало известно о формировании эшелонов, предназначенных для депортации евреев из Ленинграда  в последние дни жизни Сталина.
ш 
Начало антисемитской  официальной государственной компании относится к последним годам жизни Сталина, которому академик Бехтерев поставил диагноз: паранойя.и скончался в тот же день. Отравившись пирожными  в  театральном буфете.

 В эти годы были арестованы все члены правления Еврейского Антифашистского комитета, и им по стандартному методу были предъявлены обвинения в государственной измене. Один из ведущих лидеров этого комитета – артист Михоэлс был убит в инсценированном несчастном случае, якобы случайно попав под автомобиль.

МНОГО позже , уже во время работы в Государственном Оптическом Институте, я был послан в командировку в Москву, где в то время жила моя двоюродная сестра – дочь моего  расстрелянного дяди Рамерия -   Инна. Я передал ей завещанное мамой золотое украшение в виде ягод земляники. Но она в это время была занята сборами для отъезда  со своим другом в Казахстан, и наше знакомство закончилось, едва начавшись.
Но ее мать, работавшая некоторое время в еврейском национальном театре в Москве, кое-что мне рассказала, что я по молодости не удосужился запомнить. В памяти остались лишь упомянутые ей слова, сказанные Сталиным после получения известия о смерти актера:  " Бедный, бедный  мой Михоэлс "


Первые классы школы ,Белла заканчивала в Свердловске и очень даже может быть, что мы с ней случайно там встречались.
Но лучше о судьбах своих родственников расскажет сама Белла.

Во второй половине девятнадцатого века в семье горного мастера Алексея Смирнова и его жены Анны росли три дочери – Екатерина, Ольга и Таисия.
 
Семья жила на Урале в городе Уфалей, и придерживалась старой веры. В народе их называли кержаками. Особенно строго старые обычаи соблюдала Анна. Это была серьёзная неулыбчивая женщина,  и своих дочерей она  воспитывала в строгости и скромности, а дом и все хозяйство содержала в образцовом порядке.

Семья не была богатой, но и бедной ее тоже назвать было нельзя.В хозяйстве имелась скотина,  а два, три помощника работали в огороде и по дому.

 Алексей был более веселый и раскованный человек. Под престольные праздники он позволял себе и рюмочку, и вторую, и третью. И хотя Анна осуждала его за это, в доме никогда не было скандалов или перебранки.

о однажды, накануне какого-то праздника, когда Анна с девочками раскатывали тесто для пирогов, Алексей, приняв рюмочку, подошел к Анне с огромной домашней Библией.  «Смотри, Анна, что тут написано! –   «Пей вино по единой чаще.
 
Сначала Анна замерла, потом до неё дошел смысл сказанного Алексеем. Она глянула в книгу и увидела, что к букве ш  в слове чаша пририсован хвостик. Она закричала: -«Да как ты смел поднять руку на Святую Книгу!»-И в сердцах стукнула Алексея скалкой.

Бедная Анна потом в течение месяца молила Бога о прощении и за то, что подняла руку на мужа, да еще при детях, и за проступок Алексея.
   

Дочери подрастали, старшая Екатерина окончила гимназию и получила разрешение преподавать в школе. Екатерина была очень покладистым человеком, с мягким легким характером. Она любила детей и легко с ними управлялась. Родителям не было с ней никаких хлопот.


 Ольга. 
 Зато вторая дочь Ольга все время держала их в напряжении. В один прекрасный день она где-то познакомилась с молодым помещиком Николаем, жившим вместе с матерью-вдовой неподалёку. Молодые люди без оглядки влюбились друг в друга, и, невзирая  на все запреты, согрешили.

Как уж об этом узнала Анна, неизвестно, то ли Ольга сама сказала, то ли соседи доложили, но надо было что-то срочно решать. Анна с Алексеем помолясь Богу, отправились к вдове-помещице.
Но все оказалось не так страшно. Дело в том, что вдова одна воспитывала своего Николеньку, т.е. он рос среди женщин без мужского участия, а потому оказался довольно слабохарактерным и подверженным чужому влиянию, не всегда правильному. Умная мать это понимала и хотела, чтобы он попал в сильные руки.

 Кроме того, они не были богаты, имение в свое время ушло за карточные долги отца, поэтому вопрос о свадьбе быстро решился.

Но была еще одна причина, которая мешала быстрой свадьбе – старшая дочь была не замужем. А это был не порядок выдавать младшую дочь замуж раньше старшей.
   
Теперь все силы были направлены на то, чтобы найти жениха  Екатерине. И нашли – вдовец с дочерью, ровесницей Екатерины – Петр Флягин. Он уже крепко стоял на ногах, имел свой дом в Каменском Заводе недалеко от города Екатеринбурга и занимался торговлей зерном.

Екатерину неволить не пришлось, во-первых, она была послушна воле родителей и понимала необходимость быстрой свадьбы, во-вторых, она сразу почувствовала в Петре доброго надежного человека, хотя и молчаливого. Позднее  их дети говорили, что не помнят, какой голос был у отца. Он во всем поддерживал свою жену и никогда не возражал против ее решений.
 
Но вернёмся к Ольге.

   Вскоре после свадьбы она родила девочку. Но через несколько месяцев девочка серьезно заболела. Ольга решила, что это её Бог наказывает за грехи и дала обет, идти в какой-то дальний монастырь вместе с ребенком на покаяние. Ни уговоры, ни мольбы Николая не помогли, и она на несколько месяцев уходит пешком с ребенком за сотню километров в монастырь. Когда Ольга вернулась домой, девочке лучше не стало, и она вскоре умерла. Ольга, похоронив дочку, считая, что это все за ее грехи, опять дает обет, не прикасаться к Николаю, не спать с ним вместе. И молиться, молиться, молиться.

Сколько это терпел Николай, неизвестно, но появилась у него хорошая добрая женщина, с которой прожил он в согласии долгие годы. После ее смерти они с Ольгой попробовали опять жить вместе. Но Николай начал пить и вскоре умер.

 Осталась Ольга одна и пошла, жить в семью своей племянницы Татьяны дочери старшей сестры Екатерины.
К тому времени у Татьяны родился сын Владимир, и всю свою нерастраченную любовь Ольга отдала ему. Она купала его в тазу до 11 лет, водила  в школу за руку до третьего класса, носила его портфель.

А остальных внучатых племянников она просто не хотела замечать. К тому времени уже началась война (1941 год) и в доме Татьяны и ее мужа Александра  в городе Свердловске собралось много народу.  Приехала  сестра Капитолина с дочкой (т.е. со мной), эвакуированные из Ленинграда и сестра Елизавета со свекровью, еле успевшие убежать из Киева.
 
Кроме того, каждый день приходил тринадцатилетний младший сын брата Константина, ушедшего на фронт и погибшего позже под Сталинградом.

 По тем временам  семья Татьяны жила хорошо, т.к. муж Татьяны Александр Привалов работал секретарем Свердловского обкома партии. У них была трехкомнатная квартира, но уже через несколько месяцев семью уплотнили, т.е. отняли одну комнату.

В неё поселили женщину с дочкой, эвакуированных из Москвы. Так что народу набилось в квартиру, как сельдей в бочку.  Но обстановка в квартире была очень дружественная. Дети дружили между собой, вместе играли, выпускали газеты, ставили спектакли, да и взрослые жили одной семьёй.
 
Но Ольга других детей кроме Владимира не замечала.  Квартира Татьяны и Александра находилась на первом этаже дома. Однажды, когда  ребята, у которых Владимир был главным, стали  вызывать его на улицу. Владимир разбежался, запрыгнул на стул, стоящий у окна, а потом с размаху сел на стол, стоящий тут же.
 Но на беду на столе уже лежала коллекция бабочек, наколотых  на иголки. Причем иголки были бракованными с отломанными наполовину ушками.

 Сказать, что Владимир закричал, значит, ничего не сказать. Он взревел как ишак, как медведь. Ольга, влетев в комнату, увидела пришпиленную к Вовкиной попе доску, схватил одиннадцатилетнего парня на руки, отнесла на кровать и там начала операцию по извлечению иголок.

Тут же влетело остальным детям, что не уследили за Вовочкой. После того, как последний пузырек йода был вылит и наложен компресс, сосчитаны и найдены все иголки, наступила разрядка, и Ольга горько заплакала, запричитала, что её опять Бог наказывает, чуть не отнял у неё последнее любимое дитё. Умерла она в начале 1942 года.


 Екатерина 
 Старшая сестра Екатерина вышла замуж за человека на двадцать три года старше её. Но жили они душа в душу. Екатерина рожала детей почти каждый год. Их было тринадцать, но пятеро умерло еще маленькими.

Первым родился Александр в 1894 году, потом Мария в 1895 году, потом Антонина в 1898 году, потом Капитолина в 1901 году, за ней Константин в 1902 году, Татьяна в 1904 году, Иван в 1905 году и, наконец, в 1909 году последняя Елизавета.

Кроме того, в доме росли дети Анюты, дочери Петра от первого брака, Нонна и Серафима. Анюта очень рано умерла. А со слов детей Екатерины муж Анюты, вдовец Викторин, был влюблен в Екатерину и всё своё свободное время проводил, сидя на кухне и глядя, как хозяйничает Екатерина.

Семья была дружной, все заботились друг о друге. Но много хлопот доставлял Иван. Он все время попадал в какие-то истории, что-то придумывал, что-то с ним всё время случалось. Хозяйство в доме было большое и дочери как могли,  помогали матери.
Основной помощницей была Капитолина. Она была любимицей бабки и деда Смирновых и подолгу жила у них, где Анна учила её хозяйству. У неё она же переняла  справедливое, но строгое обращение с детьми.
 Поэтому приезжая домой, она все время воспитывала Ивана. Тому это порядком надоело и, однажды, когда в доме никого не было, а Капитолина возилась у печи, Иван схватил ухват для чугунков и зажал  сестру в угол. - «Дай слово, что не будешь меня воспитывать!»- Заорал он - «Иначе не отпущу».Пришлось дать слово, которое она потом держала всю жизнь.

 А с Иваном они очень дружили, и когда Капитолина с мужем приехали в Ленинград, Иван отдал им все свои деньги, чтобы они смогли купить жилье.

Петр Флягин, муж Екатерины, был поставщиком то ли только зерна, то ли всех продуктов  в имение Клеров, крупных уральских заводчиков. Причем  семьи их также были дружны между собой.
 Летом они вместе отдыхали на даче Клеров,  а девочки вместе учились в гимназии в соседнем городе Камышлове.
Очевидно, Клер способствовал старшему сыну Петра Александру стать офицером. Во время Гражданской войны  Александр сражался на стороне Колчака и отступал вместе с Белой Армией до Омска. Там его след теряется
Его семью – жену и дочь - сослали в начале тридцатых годов в Абакан.

Таисия.
Таисия вышла замуж за Киселева. У неё были сын Александр и дочь Галина. Я  её видела уже в преклонном возрасте. Она было большая, добрая и очень меня любила, т.к. я была единственной девочкой среди её трех внуков от Александра.

 Александр Киселёв жил в поселке Дегтярка в своем крепком деревянном доме. Меня поразило тогда, что двор был вымощен жердями и находился под одной крышей с сараем, сеновалом и хлевом.

 У них была корова, свиньи и овцы. Тетя Шура, жена Александра, сама управлялась с хозяйством, к тому же она работала в школе учительницей.
Старший их сын Георгий мальчишкой убежал на фронт. Там его ранило, и он вернулся домой без одной ноги  на протезе.

Второй сын Евгений кончил Лесотехнический Институт в Свердловске и стал работать где- то под Свердловском лесником.- Младший Николай был мой ровесник, и на него приходилась основная работа по дому.

Когда я была у них, мы днем приводили корову домой, тетя Шура прибегала из школы, доила корову и опять уходила на работу. А нам с Николаем надо было покормить остальную скотину. Для меня то это было развлечением, а для Николая повседневный труд. Он ворчал, ругался, но матери всегда помогал.

Мария.       А до того подросла и старшая дочь Екатерины Мария. Она окончила гимназию, и, как её мать Екатерина, стала преподавать в школе.

Но тут в небольшой уральский городок на практику  приехали три эстонца, только что кончившие  Тартуский (Дерптский) Университет. Надо ли говорить, что все трое тут же влюбились в местных красавиц, девушки ответили им взаимностью. И вскоре сыграли три свадьбы.
 
Судьба одной пары мне неизвестна. Вторая пара Юлий Паульсон и Зоя почти сразу уехали в Эстонию, построили там дом и родили дочь.

А третьей парой были Александр Андреевич Китцник и Мария Флягина. Сказать, что это была любовь, значит, ничего не сказать. Они не могли и дня прожить в разлуке. Они заботились друг о друге, беспокоились друг о друге.

Позже Мария скажет, что Александр пронес её на руках через всю Сибирь. Время было тревожное. Началась гражданская война, Колчак подходил к Уралу.

 Брат Александр уговорил сестру с мужем уехать вместе с их эшелоном. И они двинулись в путь. Мария в то время уже была беременна.

 Сначала ехали на поезде, но после очередного нападения партизан всех высадили в лес, и поезд ушел. Каким-то чудом  им удалось достать лошадей и продолжить путь в санях. Ночевали, где заставала их ночь. Засыпали при одной власти, просыпались при другой. Десять раз их хотели убить. Бесчисленное число раз грабили.

 Иногда приходилось идти пешком. Но они были вместе, и это помогло им выдержать все трудности. Приближались роды,   и,  сделав последнее нечеловеческое усилие, они оказались в Хабаровске. Тут и родился их первенец, которого тоже назвали Александром.
       Александр Андреевич все дни проводил в поисках возможности попасть на пароход, идущий в Европу. В Хабаровске все время менялась власть. То казаки, то партизаны,  то кто-то еще. Даже если удавалось получить пропуск, то на утро власть менялась, и все начиналось сначала.

   Однажды, Мария с ребенком шла по улице. Вдруг видит, стоит девочка лет восьми и горько плачет. Мария подошла и стала утешать ребенка. Постепенно  выяснилось, что отец девочки где-то воюет, а они с матерью приехали его разыскивать. Но мать по дороге заболела и сегодня умерла. Девочка осталась одна в чужом городе.
 
Естественно Мария взяла её с собой, хотя и сами жили на птичьих правах. Дня через два, когда Мария с ребёнком и девочкой проходили по одной из улиц Хабаровска, навстречу им выехал отряд военных. Вдруг старший офицер соскакивает с лошади и бросается к девочке. Оказалось, что это её отец.

Он стал умолять Марию не бросать дочку, так как у неё больше никого нет, а они сегодня ночью уходят из города. Он сказал, что поможет достать им пропуск на пароход, идущий в Европу, кстати, это был последний пароход.
 
Этой же ночью они сели на пароход и поплыли вокруг света. Пароход обошёл Китай, Индию и через Суэцкий канал приплыл в Таллинн

  Через девять месяцев после прохода через Суэц у них родился второй сын Петр  Жизнь началась снова.  Мария была мастером на все руки. Она помогала мужу строить новый дом, растила и воспитывала детей, сама шила одежду. Постепенно в дом пришел достаток. В начале двадцатых годов к ней в гости приехала сестра Капитолина.

Она потом долго вспоминала, как в еще недостроенном доме вдруг появились полчища блох, и женщины все ночи снимали их с детей. В 1927 году у Марии родился третий сын – Генрих.
   
 Вскоре Эстония стала самостоятельным государством. Александр Андреевич вошел в правительство и стал министром сельского хозяйства. Были построены еще два дома. Дети росли и учились.


 Мария все деньги тратила на их образование. Мальчики свободно владели несколькими языками. А тут уже подошло время старшему влюбиться. Невесту звали  Айно. Да и второй брат Петр уже заглядывался на девушек.

А у знакомых соседей Паульсон подрастала красавица дочь Елена. Это были те Паульсоны, которые вместе с Марией и Александром Андреевичем приехали из уральского Каменска.

 Александр. Старший сын Александр кончил университет и стал горным инженером.  Но тут грянула война. В 1942 году Александр заболевает вирусным менингитом. Ходили слухи, что  вирус был занесен оккупационными войсками.

Александр болел тяжело, мать не отходила от его постели. Однажды ночью Марии послышался голос Бога. Бог спрашивал, что мать готова принести в жертву за выздоровление сына - его ум, его зрение или его слух. Мария ответила, что слух. Утром начался кризис, сын стал быстро поправляться, но оглох. Это еще больше утвердило Марию в вере.

 Война шла к концу, советские войска наступали на Эстонию. Все советовали семье Китцников уезжать, т.к. семье бывшего министра могла грозить большая неприятность.

Оставив все ценные вещи родителям Айно Мария, Александр Андреевич и дети  стали искать рыбацкую лодку, чтобы морем перебраться в Швецию. Когда все было договорено, они ночью добрались до берега, но  патрули засекли их, и началась неразбериха. В результате Петр и Генрих не сумели попасть в лодку. Мария с мужем и еще больным сыном поплыл  в неизвестность.


 По ним стреляли и немцы и русские, но не утопили. Они высадились в Швеции, и попали в лагерь для беженцев. Поиски детей ничего не дали, те как в воду канули. Прошло некоторое время, и Марии с семьей удалось вырваться из лагеря и снять квартиру в Стокгольме.

 Однажды вечером в дверь квартиры позвонили. Александр пошел открывать дверь и увидел на пороге Петра. Не успели они обрадоваться, как опять раздался звонок, и на пороге возник младший брат Генрих.

Оказалось, что детей через несколько недель после отплытия родителей перевез тот же лодочник. Но они уже в Швеции долго не могли найти своих. Наконец вся семья была в сборе. Однако это было недолго.

 Старший сын Александр сказал, что у него в Эстонии осталась невеста, которой он дал слово вернуться. И он должен вернуться. Ни уговоры, ни мольбы не помогали. Он же дал слово. Александр выхлопотал разрешение на отъезд в Россию. Его провожали, как на тот свет. Однако его не тронули, он даже устроился на работу – преподавал в техникуме. Только жить ему было негде.

 Он оборудовал себе чуланчик на чердаке бывшего своего дома. А тут еще выяснилось, что его невесте родители не разрешили выходить за него замуж, так как он был глухой, бездомный и нищий. Никаких вещей родители невесты ему не вернули.

Вскоре Айно вышла замуж за военного. Александр не потерял оптимизма, и в один прекрасный летний день познакомился с интересной молодой девушкой Эвой. Долго тянуть они   не стали и вскоре поженились.

 В родном доме сумели отвоевать еще одну комнатку. В 1950 году у них родился сын, которого назвали Петр. Конечно, Александр был под наблюдением органов внутренних дел, ему не разрешали ходить на яхте, а вдруг опять убежит в Швецию.

 Но никаких репрессий не было. Хотя еще в 1946 году мы с мамой встречались с ним тайком в лесу, а когда заходили к нему, то всегда оглядывались, не наблюдает ли кто-нибудь за домом.

 А тем временем в Швеции Мария и Александр Андреевич  брались за любую работу. То Мария шила шляпки, то они вместе собирали бижутерию. Но на семейном совете решили, что младшие дети должны получить образование, хотя бы по очереди. Сначала окончил университет Петр и тоже стал горным инженером. Потом и Генрих стал инженером по авиационным моторам.
 
Петр. Однажды, работая уже горным инженером, Петр поехал в командировку на север Швеции искать естественные хранилища для газа. Жил он в лесу в доме   лесника.

  А когда вернулся обратно в Стокгольм, то следом приехала жена лесника, сказала, что будет жить у него. Правда, через месяц приехал лесник с двумя детьми, и забрали ее обратно. Потом она опять приехала в Стокгольм, и опять ее муж увез  домой.
 
Так повторялось несколько раз. Женился Петр поздно, где-то уже под пятьдесят на местной эстонке. А Генрих уехал на юг Швеции. Женился на шведке. Так как детей у них не было. То завели они множество кошек, которые оккупировали весь дом.  А Елена Паульсон так и не вышла замуж.

 
После смерти Александра Андреевича Мария каждый год приезжала в Ленинград  на пароходе" Бёре Ту". Паром приходил в Ленинград, сюда же съезжались все родственники и знакомые. Все жили в комнате сестры Марии Капитолины.

Мария всем привозила подарки. Она приходила с парохода одетая как луковица, и долго- долго снимала с себя одежки. Зато у всех родственников  в трудные времена было что одеть. Даже наши дети были одеты с ног до головы.


  Но однажды во время посещения Марией сына в Таллинне там разыгралась драма. Александр был отличным семьянином. Кроме дома, работы, жены и сына для него ничего не существовало. А Эва была музыкантшей, ей хотелось ходить в театры, в гости, и вообще вести более светский образ жизни. После двадцати лет замужества поняв, что от Александра этого не дождёшься, она завела друга.  И как раз в день приезда свекрови  она днем навестила своего друга.

Но тут как в плохом анекдоте домой вернулась жена друга. Чтобы избежать нежелательной встречи двух дам, друг с истинно рыцарской галантностью предложил Эве спрыгнуть в сад со второго этажа.

Ей не оставалось ничего, как только прыгать. Приземление не было удачным, и Эва сломала ногу. Во-первых, она громко закричала, во-вторых, пришлось вызывать скорую помощь. В небольшом дачном поселке, где всё это происходило, всем все стало известно. Александр предложил все забыть, и начать жизнь сначала, но Эва отвергла этот вариант


. И они разошлись. Сын Александра и Эвы учился в одном классе с дочкой первой невесты Александра Айно. К этому времени она овдовела, и воспитывала двух детей – старшую дочку и младшего сына.

 Однако мальчик был не совсем уравновешенным ребенком. Александр и Айно встретились на родительском собрании и быстро решили опять наладить отношения.   Они даже зарегистрировали свой брак.

Но он продолжался недолго. Сын Айно не принял Александра и буквально выжил его из дома. Опять Александр остался без дома. Но тут он серьезно заболел и слег.

 Эва ухаживала за ним до последней минуты, а потом похоронила его в семейной могиле. И вот уже в наши дни  дочка Айно на основании того, что брак её матери был официально оформлен, отобрала квартиру у сына Александра, хотя он и прожил там всю жизнь. Так ошибки родителей аукаются их детям.

 
Антонина.  Об Антонине я ничего не знаю. Она умерла очень молодой.
 
 Капитолина. Капитолина жила с матерью до конца двадцатых годов в Каменскеуральске. Потом они перебрались в Свердловск. Она кончила курсы счетоводов, и всю оставшуюся жизнь проработала сначала бухгалтером, потом главным бухгалтером.


Где-то в начале двадцатых годов она познакомилась с Львом Полонским. Лев Полонский происходил из очень ортодоксальной еврейской семьи. В этой семье по преданию вот уже четыреста лет, а может быть и дольше, старший сын  становился раввином. Опять же по преданию в средние века семья жила во Франции.

 Свидетельством тому служит Тора на древнееврейском языке, передаваемая от отца сыну, и изданная в Париже в 1615 году.
 
Потом семья мигрировала, и, в конце концов, через Польшу осела на Украине в городке Шпола недалеко от Умани. Это была черта оседлости евреев.

 В доме Шлемы Полонского отца Льва и моего дедушки, хранился какой- то манускрипт с записью истории рода.

Моей старшей двоюродной сестре еще до войны дед его показывал. Но во время войны  погибли и дед, и дом и манускрипт. Кроме того, отец рассказывал, что моя бабушка была из еще более уважаемого рода. Якобы он относился к колену Иудину роду Давидову напрямую.

 Лев Полонский по всем правилам должен был стать раввином.  Он родился в 1891 году и был старшим ребенком в семье. Кроме него с разницей в полтора,  два года в семье было еще четверо детей – три сестры и младший брат.

 Когда младшему  ребенку исполнилось пять лет, умерла их мать, и отец больше не женился и один воспитывал пятерых детей. Чтобы поддержать семью  старший сын пошел работать, сначала учеником на фарфоровую фабрику, а потом коммивояжером. Он мотался по Польше, Украине, России.

де-то в 1918 году его поймали бандиты, связали и повели расстреливать. Только поставили к стенке, как послышался шум, стрельба. Бандиты его бросили и убежали.
А отец поседел и через некоторое время облысел, да сердце стало болеть.

Однажды судьба забросила его на Урал. И тут он влюбился в курносую конопатую уралочку. Причем настолько серьезно, что, приехав к отцу, попросил разрешения на брак.

Естественно отец отказался принимать в семью гойку, т.е. не еврейку. Лев Полонский снова поехал на Урал, потом опять к отцу. И так это тянулось десять лет. В конце концов, отец с матерью переехали в Ленинград и в 1933 году родили меня.
Дед – Шлёма Полонский так и не признал жену своего сына, но внучке, т.е. мне, присылал подарки.  В начале двадцатых годов, испугавшись погромов, младшие Полонские – сестра и брат – уехали в Палестину. Там они создали семьи. И в семье тетки родилась девочка Яффа, почти моя ровесница. Как-то в 1946 году мы получили от них письмо и посылку.
 
Когда я училась уже в институте, где-то около 1955 -56 года меня вызвали в первый отдел, и начальник строго спросил, продолжается ли у нас переписка и кем мне приходятся адресаты в Палестине.
 
Я ответила, что со слов уже умершего в 1954 году отца адресаты были его братом и сестрой, а звали их дядя  Дон и тетя Кука. Больше я ничего не знала.

 От меня отвязались. Но в 1980 – 81 году. Когда уже наш сын оканчивал институт, а я там работала, опять вызывает меня начальник первого отдела, и опять спрашивает, не продолжается ли у нас переписка с родственниками в Израиле. Ему это нужно знать при распределении сына на работу.
 
А в 1995 году наш младший сын вместе со своей дочкой поехали в гости к Яффе. У нее уже было трое взрослых детей. В этой поездке сына с внучкой сопровождали племянница мужа Лия со своей семьей. Они уже год жили в Израиле и могли говорить на иврите.

 Капитолина была младше своего мужа на десять лет, и умерла  в 1963 году, пережив его на десять лет.


Константин. Жену Константина звали Гутя, очевидно, это сокращение от Августы. Она умерла  молодой, родив двух сыновей Валерия в 1926 году  и Евгения в 1929 году. Константин так и не женился и один воспитывал парней. Он был бухгалтером и работал в Свердловске в Доме Контор.

 Ребята были совершенно разные и внешне и по характеру. Валерий изящный красивый мальчик с каким-то обтекаемым характером. Он всегда мог понравиться окружающим и очаровать как мужчин, так и женщин.

А Евгений был полной копией своего отца и деда. Крепкий, с крупными чертами лица, очень надежный. Он всегда держал слово, был очень правдив. На него всегда можно было во всём положиться.

В 1941 году Константина забрали в армию и отправили под Сталинград, а уже в 1942году пришла похоронка.
 Мальчишки остались одни. Валерий не захотел работать, стал потихоньку воровать, и попал на учет в милиции. Однажды в конце  1942 года он явился к нам, наплёл своей тётке, что исправился и начал новую жизнь. А утром, когда все ушли из дома, стащил валенки и полушубок и пропал, правда оставил записку, что вернёт. Позднее он попался на крупном воровстве, его посадили в тюрьму.

Когда он отсидел срок, то ни с кем не захотел общаться, уехал куда-то под Москву, там женился. Женя его разыскивал, но Валерий отказался с ним встречаться.

Евгений начал работать с 12 лет, потом поступил и кончил ПТУ, потом техникум, потом Вуз. Он стал технологом пищевого производства и всю жизнь проработал главным технологом или инженером на Свердловской шоколадной фабрике. Женился и родил дочку. Иногда он приезжал в Ленинград, и мы с удовольствием  встречались с ним.
 
Нона и Серафима.   В доме у Петра и Екатерины  Флягиных постоянно жили внучки Петра от первого брака Нона и Серафима.

 Нона была потрясающе красива. Тонкие правильные черты лица, выразительные большие глаза, а фигура даже в старости оставалась стройной и гибкой. Высокая грудь, длинные  ноги и осиная талия делали её совершенно неотразимой. К тому же у неё был изумительный характер – доброжелательный, веселый. Она была очень отзывчивым добрым человеком

Серафима была, напротив, была маленькая, невзрачная. Правда, характер у неё был тоже прекрасный. Нона дружила с Марией, они были ровесницы,  и обе вместе учились и окончили гимназию. Какими то судьбами в Каменском Заводе появился  в 1915 году Сергей Никитич Якорев. Это был весьма солидный господин, который в Париже окончил Сорбонну.

 Он сразу положил глаз на Нону и сделал ей предложение руки и сердца. Партия была блестящая, и, не смотря на большую разницу лет, Нонна вышла за него замуж.

 Они вскоре переехали в Свердловск, где купили хороший дом с большим садом. Сергей Никитич оказался еще и любителем садоводом, и развел такой сад, на который ото всюду приезжали посмотреть. У него на одном дереве могли расти несколько сортов яблок, а помидоры имели какой- то необычный вкус. Цветы вызревали такие, что их брали на выставки.

 Серафима жила с ними. Но в начале тридцатых годов Сергею Никитичу припомнили Сорбонну, и объявили его иностранным шпионом. Когда его арестовывали, то домработница, которая у них жила, сошла с ума от страха.

 И все оставшуюся жизнь тетя Нонна ухаживала за ней, кормила, лечила, одевала. Сергей Никитич вернулся из тюрьмы где -то перед войной. Он весь поседел и стал очень тихим, садом занимался, но без прежнего энтузиазма


Весь дом на себе тянула Нонна. Детей у них не было, но где- то под старость у них в доме появился племянник Сергея Никитича, который впоследствии отобрал у тети Нонны квартиру, которую ей дали вместо снесенного дома.

Далее БЕЛА продолжает.


 Для людей моего поколения время делилось на два периода – «до войны» и   «после войны».


Итак после войны летом 1946 года наша семья вернулась из эвакуации в Ленинград. Но комната, в которой мы жили до войны, была занята другими жильцами .Отец подал прошение в  суд, но два заседания суда ничего не изменили

 . Дело было в том, что домоуправ в 1942 году,  обходя дом, нашел  в одной из комнат совершенно истощенного отца, который просто умирал от голода. Он отнес его в эвакуационный пункт, а  оттуда его отправили на грузовике через Ладогу по «Дороге Жизни» на Большую Землю.

й маме  найти отца среди сотен истощенных уже не похожих на себя людей вывезенных из Ленинграда на просторы страны. Но она его нашла, принесла на руках домой и выходила. А домоуправ, считая отца мертвым, отдал за вознаграждение нашу          комнату, человеку, который на суде предъявил справку, что он из разбомбленного дома, хотя этот  дом целехонький стоял на соседней улице.
 
Пришлось нам самим искать себе жилье. Путем сложных комбинаций с яко бы родственниками, а реально за 12 000 рублей была найдена 16 метровая комната в коммунальной квартире в Батенинском жилмассиве.

Этот массив, построенный в 30-х годах 20-го столетия для рабочих ткацкой фабрики, представлял собой городок из  шести пятиэтажных корпусов с однотипными трехкомнатными квартирами, но без ванных и лифтов. Если первоначально квартиры предназначались для одной семьи, то позже по разным причинам, они превратились в коммунальные.
   Так в нашей квартире жила семья мастера ткацкой фабрики, его жены и двух сыновей. Жена тоже работала ткачихой на  этой же фабрике. Поэтому для детей взяли няню. Няня, в отличие от жены мастера, которая курила махорку, ругалась матом и не умела готовить, обладала всем нужными качествами, да к тому же была  добрая, мягкая и симпатичная девушка.

Естественно, что жена, после нескольких доказательств измены мужа,  потребовала развода , предварительно устроив грандиозное побоище, о  котором рассказывали жители городка, спустя  много лет.

 Одну комнату пришлось отдать няне и обменять ее. Так квартира стала коммунальной, а мастер переехал к няне, но он хотел встречаться с мальчишками. Поэтому он вместе с няней  приходил в гости на старую квартиру.
 Пару раз старая жена спускала их с лестницы, но потом привыкла и они стали дружить семьями. Мальчики выросли, женились и  обзавелись детьми.


Но тут началась война, и мальчики ушли на фронт. Младшему в первом же бою оторвало ногу, и он после госпиталя вернулся домой инвалидом, а старший прошел всю войну и после победы вернулся домой с двумя чемоданами крепдешиновых платьев для жены.
В комнате, где прежде жила няня, поселилась мужеподобная женщина, с которой мы потом и обменялись. Продав нам свою комнату, она переехала к  своей подруге или  жене, т.к. была лесбиянкой.

Передача комнаты происходила не гладко. Эта дама  стала требовать уплаты всех денег, а не половины, как договаривались раньше, еще до окончания оформления. Она приходила  к нам , когда я была дома одна, и отбирала ключи. Я с криком бежала за ней до  трамвайной остановки. Только там она бросала мне ключи, т.к. люди    обращали внимание.

1-го сентября я пошла в новую школу. Школа находилась на окраине города в районе, где соседствовали, трамвайный парк, заводы,  фабрики и  два больших ВУЗа, что непосредственно отразилось на составе класса.

 Одну треть составляли дети из рабочих семей, вторую – родители которых были профессорами и преподаватели в ВУЗах или раньше руководили какими то   важными отраслями (НАЗИЯ), ну и остальная часть детей была из  семей бухгалтеров, детсадовских работников и пр.

   
. Для всего класса было характерно, что у многих детей не было отцов: в рабочих семьях они не вернулись  с войны, в преподавательских - были репрессированы. Вот кого совсем не было среди родителей, это торговцев. 

 Надо иметь в виду, что в это время  мальчики и девочки учились раздельно, поэтому класс состоял из одних девочек.
 Классным воспитателем с 6-го по 10 класс у нас был учитель географии Лев Израилевич Вейсс.  Это был настоящий педагог, который знал и любил свой предмет и умел увлечь им своих учеников.


Она в своём  «Рассказе  о моей молодости    пИшет следующее ..

……. Мы Поэтому  в 7 – 8 классах   я с подружками не только на уроках, на и в свободное время стали заниматься географией выбрали маршрут путешествия, знакомились по книгам с теми местами, по которым должны были  пройти, изучали их историю, флору и фауну, оформляли  все найденные материалы в виде журнала с картами и иллюстрациями.

 Подправлял, направлял, поддерживал нас  отец одной из подружек. Он, в свое время, был репрессирован и не имел права жить в Ленинграде, поэтому приезжал только на выходные. Но этого было достаточно, чтобы научить нас правильно работать с книгами.
У них дома была громадная библиотека, особенно запомнилось великолепно оформленное издание  Брэма «Жизнь животных» . Однажды, когда мы нигде не смогли найти изображение дятла, подруга взяла ножницы и собралась его вырезать из книги Брэма. В последнюю минуту вдруг все закричали и она бросила ножницы.  Нам всем показалось, что дятел   мотнул         головой. Больше мы никогда ничего из Брэма не вырезали.

 Но в 8 классе началось наше знакомство с химией, которую нам преподавала Ольга Иссидоровна Пушкина. Действительно ее муж и дети являлись прямыми потомками Александра Сергеевича. Муж погиб на фронте, и семья, мальчик, девочка  и сама Ольга Исидоровна жили очень скромно. Я как то один раз была  у них дома на Литейном проспекте.

 В памяти осталась большая комната с несколькими большущими книжными шкафами, огромным столом со львами вместо ножек и таким же львиным диваном. Мы пили чай из очень красивых чашек тонкого фарфора, но к чаю было только несколько кусочков хлеба.
 О.И. любила свою химию, умела её преподавать и увлечь нас. Сразу образовался кружок химии, в котором мы пропадали всё свободное время. Затем несколько человек стали посещать лекции по химии в Университете для школьников. Правда, после второй лекции нас осталось только двое – я и Лёля (Елена) Теплицкая.

 Лёля была очень серьёзная девочка, и её мама, химик по профессии, еврейка по национальности, прекрасно знала, что поступать Лёле в ВУЗ в 1951 году будет очень не просто. Нужны будут только отличные отметки. Поэтому Лёля относилась к учебе очень серьёзно. Меня же больше привлекала новизна обстановки, поездки в Университет через весь город на Васильевский Остров, университетские аудитории, новые знакомства.
 
А  дальше пришла пора подумать о получении Высшего образования…


        Бэлле, впрочем, как  и мне , повезло в жизни в том, что с раннего детства  нам довелось  испытать на себе влияние подлинной,  уходящей своими корням в историческое прошлое русской интеллигенции.


               

   Так после войны летом 1946 года наша семья вернулась из эвакуации в Ленинград. Но комната, в которой мы жили до войны, была занята другими жильцами .Отец подал прошение в  суд, но два заседания суда ничего не изменили .

 Дело было в том, что домоуправ в 1942 году,  обходя дом, нашел  в одной из комнат совершенно истощенного отца, который просто умирал от голода. Он отнес его в эвакуационный пункт, а  оттуда его отправили на грузовике через Ладогу по «Дороге Жизни» на Большую Землю.

 Я так и не поняла, как удалось моей маме  найти отца среди сотен истощенных уже не похожих на себя людей вывезенных из Ленинграда на просторы страны. Но она его нашла, принесла на руках домой и выходила.

А домоуправ, считая отца мертвым, отдал за вознаграждение нашу  комнату, человеку, который на суде предъявил справку, что он из разбомбленного дома, хотя этот  дом целехонький стоял на соседней улице.

Пришлось нам самим искать себе жилье. Путем сложных комбинаций с яко -бы  родственниками, а реально за 12 000 рублей была найдена 16 метровая комната в коммунальной квартире в Батенинском жилмассиве.

Этот массив, построенный в 30-х годах 20-го столетия для рабочих ткацкой фабрики, представлял собой городок из  шести пятиэтажных корпусов с однотипными трехкомнатными квартирами, но без ванных и лифтов.

Если первоначально квартиры предназначались для одной семьи, то позже по разным причинам, они превратились в коммунальные.
   Так в нашей квартире жила семья мастера ткацкой фабрики, его жены и двух сыновей. Жена тоже работала ткачихой на  этой же фабрике. Поэтому для детей взяли няню.

Няня, в отличие от жены мастера, которая курила махорку, ругалась матом и не умела готовить, обладала всем нужными качествами, да к тому же была  добрая, мягкая и симпатичная девушка. Естественно, что жена, после нескольких доказательств измены мужа,  потребовала развода , предварительно устроив грандиозное побоище, о  котором рассказывали жители городка, спустя  много лет.

 Одну комнату пришлось отдать няне и обменять ее. Так квартира стала коммунальной, а мастер переехал к няне, но он хотел встречаться с мальчишками. Поэтому он вместе с няней  приходил в гости на старую квартиру.

Пару раз старая жена спускала их с лестницы, но потом привыкла и они стали дружить семьями. Мальчики выросли, женились и  обзавелись детьми.++

 Но тут началась война, и мальчики ушли на фронт. Младшему в первом же бою оторвало ногу, и он после госпиталя вернулся домой инвалидом, а старший прошел всю войну и после победы вернулся домой с двумя чемоданами крепдешиновых платьев для жены.

 В комнате, где прежде жила няня, поселилась мужеподобная женщина, с которой мы потом и обменялись. Продав нам свою комнату, она переехала к  своей подруге или  жене, т.к. была лесбиянкой.

Передача комнаты происходила не гладко. Эта дама  стала требовать уплаты всех денег, а не половины, как договаривались раньше, еще до окончания оформления. Она приходила  к нам , когда я была дома одна, и отбирала ключи.

 Я с криком бежала за ней до  трамвайной остановки. Только там она бросала мне ключи, т.к. люди    обращали внимание.


1-го сентября я пошла в новую школу. Школа находилась на окраине города в районе, где соседствовали, трамвайный парк, заводы,  фабрики и  два больших ВУЗа, что непосредственно отразилось на составе класса.

Одну треть составляли дети из рабочих семей, вторую – родители которых были профессорами и преподаватели в ВУЗах или раньше руководили какими то   важными отраслями(НАЗИЯ), ну и остальная часть детей была из  семей бухгалтеров, детсадовских работников и пр.    .

 Для всего класса было характерно, что у многих детей не было отцов: в рабочих семьях они не вернулись  с войны, в преподавательских - были репрессированы. Вот кого совсем не было среди родителей, это торговцев. 

 Надо иметь ввиду, что в это время  мальчики и девочки учились раздельно, поэтому класс состоял из одних девочек.  Классным воспитателем с 6-го по 10 класс у нас был учитель географии Лев Израилевич Вейсс.  Это был настоящий педагог, который знал и любил свой предмет и умел увлечь им своих учеников.....


От себя добавлю, что его жена - Александра Михайловна Смирнова была ученицей Айседоры Дункан. И имела сына Бориса , ставшего вместе со своим приятелем Сашей Веселаго другом нашей семьи.