Донские Апокрифы, или Путь из Дельты в Дельту

Совсем ослабшая, она лежала на холодном сыром полу. Её движения были похожи на танец и одновременно на предсмертную агонию. Тело не слушалось её, извиваясь песчаной гадюкой. Её сухие глаза бешено пожирали обнаженное тело Нут, ребристую скальную породу. Нутро её сжималось так, будто в момент её кости не выдержат давления и выйдут наружу. Трясущиеся руки-спички вырисовывали в воздухе новое пророчество.

Она не слышала ни криков, ни стонов, которые издавало её измученное тело. Она лишь внимала голос, который слышала с раннего детства. Голос, который достался ей от отца.  Каждое слово она запоминала наизусть. Потресканные белые губы беззвучно артикулировали, повторяя каждый различимый слог.

Арон научил её стоически выносить эту процедуру. Брат знал, что девочка боится голоса, а ещё больше боится не очнуться после очередной экзальтации. Однако только лишь Мирьям унаследовала этот дар.

На этот раз голос разговаривал с ней дольше обычного. Она перестала чувствовать свое тело. Не онемели лишь её губы, которые неустанно произносили слова уже, казалось, мертвого языка.

Увидев её конвульсии, царские хемуу сбежали, затворив её в высоком гипостильном зале. Они надеялись, что хотя бы на этот раз Мирьям не выйдет оттуда живой, однако девушка, наконец, пришла в сознание.

Глаза её защипали от песка, а босые ноги ощутили холод. Она улыбнулась и принялась тереть лицо руками. Мирьям была счастлива снова оказаться в храме. Она поднялась на ноги, поправила тунику-симлу, которую изорвала в религиозном экстазе, и направилась к деревянной двери.

Преодолев несколько пустых коридоров, где сопровождало её лишь эхо собственных шагов, она вдруг услышала раскатистый смех брата. Тут же она сорвалась и побежала к брату, смех которого с каждым последующим залом становился всё громче и безумнее. Её пытались остановить хемуу, но тонкая тень Мирьям ускользала от их рук.

Задыхаясь, она, наконец, ввалилась в комнату, из которой доносился смех. Всем своим телом она сбросила на пол ткань, за которой находились покои фараона. Взор расплывался, она стояла на коленях. Она слышала топот хемуу за спиной, но знала, но они не осмелятся войти сюда.

От изнурения уши её заложило, однако новая волна раскатистого смеха брата привела её в чувство. Она подняла свою голову и увидела Моше. Он был богато одет. Его молодое тело источало особую живость, он улыбался, а фараон бросал в его рот сочные бордовые финики. Вместе они сидели на деревянной позолоченной кровати, смеялись и щекотали друг друга.

Некоторые финики, не попадая в рот Моше, падали на пол и катались по всему помещению, иногда задевая колени Мирьям. Она не ела уже несколько суток, но всё равно сдерживала себя, чтобы не накинуться на катающиеся по полу фрукты.

— Моше, мне нужно поговорить с тобой.

Комната погрузилась в тишину. Фараон встал с кровати, подошел к Мирьям и звонко ударил её ладонью по лицу. Она не издала ни звука. Тогда он рассмеялся и ударил её ещё раз, затем ещё раз, и ещё раз, и так до тех пор, пока его руку не схватил Моше.

— Благодари моего милосердного друга, слуга. Я оставлю тебе твою жизнь. Почувствуй щедрость Усер-маат-Ра. Ты видишь эти стены? Посмотри, кто на них изображен.

Мирьям взглянула на рисунок. На нем была изображена крупная фигура Рамзеса в окружении Птаха, Ра, Осириса. Чуть ниже Рамзесу кланялись египтяне, халдеи, нубийцы, хетты, гиксосы и даже ещё одна уменьшенная копия фараона Рамзеса.

— Стены – это поля Иалу, Рамзес, — обнял его сзади Моше, — зачем при жизни изображаешь ты себя в Дуате?

— Я не боюсь смерти, Моше. Я подавил восстания на черной земле, я забрал у легендарного Муваталли пустыни Леванта. Я подчинил все народы Нила, Моше. Я не боюсь даже Апопа. Вместе мы покорим весь мир, ты приносишь мне удачу, мой друг, — Рамзес вырвался из объятий друга, — а когда мы избавимся от угрозы в Синае, я возведу огромный колосс в Пер-Рамзесе! Его будет видно из любого города Та-Кемет!   

— Дорогой друг, ты опьянен победой под Кадешем, однако война в Сирии ещё не закончилась, тебе необходимо беречь своим силы. 

— Ты прав, Моше. Грязная иудейка не должна быть способна вывести из себя Усер-маат-Ра. Мой отец, казнил их детей, всех до единого. Я продолжу эту традицию со всеми рабами черной земли.

— А сейчас лучше отправляйся спать, Рамзес, — Моше снова протянул к нему руки, — тебе нужно ясное сознание. 

Рамзес поцеловал его в лоб и покинул покои, за ним ритмично тянулся топот его телохранителей и слуг. Пока этот звук не стих совсем, силуэты Моше и Мирьям были неподвижны, словно каменные горельефы. Почувствовав себя в безопасности, Мирьям принялась жадно собирать финики с пола и набивать ими рот. Моше вернулся к кровати и присел на её край:

— Не стоит беспокоить фараона, [акhот]. Он ненавидит нас. Если бы этот [mamzer] узнал о моем происхождении, он бы с таким же упоением бросал мои внутренности диким животным, как эти финики мне в рот. Зачем ты пришла?

— Сегодня я общалась с ним, — Мирьям подползла с набитым ртом к ногам Моше, — это было последнее пророчество.

— Значит, [Яхве] снова отвернулся от нас…

— Не произноси его имени, — Мирьям попыталась закрыть его рот ладонью, но брат оттолкнул её, — теперь он будет говорить только с тобой, [ах якар], — Мирьям заметила, как глаза Моше забегали, а его ровное дыхание сбилось, — он заговорит с тобой не сейчас, ты ещё не готов. Вскоре ты станешь подобен мне, подобен своим родным. Тебя ждет пустыня, бескрайнее обиталище того, чье имя нам нельзя произносить ни на одном языке. Он ждет тебя там.

— Как я попаду в пустыню, [акhот]? Наши предки ушли оттуда сотню лет назад.

— В Абу-Симбеле зреет заговор против тебя. Зная о твоем милосердии к [еhуди], тебя обвинят в убийстве египтянина, погоняющего рабов. Но страх не должен овладеть тобой. Голос того, чье имя нельзя произносить ни на одном языке, укажет тебе путь, и ты вернешь свободу Иудову колену.

Моше не смог сдержать слез, потому схватился за лицо, чтоб скрыть свой плач от сестры.

В этот день Мирьям просидела у его колен всю ночь, а наутро Моше взял себя в руки и втайне от всех встретился со своим  прадедом.

Леви тогда было уже больше сотни лет, однако он продолжал работать на каменоломне. Когда Моше оказался в пещере, столь любимый им прадед сидел на самом краю скалы и беспечно стучал о неё своими грубо плетеными сандалиями. Всё тело Леви было в известняке, который скрывал высушенную и выцветшую кожу старика, а из одежды на нем была только грязная набедренная повязка. 

— Я горжусь тобой, Моше, — сказал Леви не оборачиваясь, — ты устроил себе замечательную судьбу, не оставил свою сестру и даже находишь время навестить своего [sava].

— Разве ты счастлив, [sava]? Ты каждый день, не выходя из этой душной пещеры, добываешь камень для строительства дворцов, в которых я сплю с тираном, по приказам которого вас бичуют.

— Я счастлив, Моше. У меня больше нет тела, я отдал его нашему Богу. Они кощунственно избивают его тело, в то время как я, неустанно молясь, пребываю в Боге. Я думаю, вскоре множество [еhуди] обретут возможность избрать такую судьбу, пусть и через тысячи лет.

— Я не понимаю о чем ты, [sava]. Но я знаю, что вскоре на черной земле всё изменится. Наш народ будет освобожден. Но я не могу подвергать вас риску. [sava], сегодня вместе с Шимеем и Узиилом вы покинете Та-Кемет. Я подготовил вам лодку. На ней по водам Нила вы вернетесь на Священную землю. Подготовь её к нашему прибытию, [sava].

До того мудрый облик Леви преобразился в ребяческий восторг, он поднялся и принялся отплясывать перед Моше танец, который, казалось, хранил специально для такого праздника. Глаза его блестели как у счастливого ребенка, в тот день Леви родился заново и стал тем самым младше своего правнука. Он сбросил свой тяжелый опыт и вековую мудрость, оставив это Моше в качестве подарка за благую весть. Моше обнял прадеда в полнейшей уверенности, что они ещё встретятся в стенах будущего Иерусалима.

Ночью Леви с сыновьями отбыл из Авариса. Без картографов и пророков. На лодке они преодолели дельту Нила и оказались у берегов Средиземного моря. Морские странствия Леви продлились несколько лет. Владея древним алхимическим знанием, Леви был способен обращать соленую воду в пресную. Рыбы, слышав его песни, сами плыли в его руки.

Так, преодолев сначала Мраморное море, а затем и Босфор, Леви и его сыновья оказались в водах Меотийской дельты. Так и произошло, путешествие Леви «из дельты в дельту». Когда иудеи высадились, на берегу их уже встречали племена меотов.

Меоты всегда чувствовали нужную руку создателя на их земле. Они знали, что только божество способно наделить землю такой неприличной фертильностью. Меоты славили дождь, который поит их землю; славили ветер, который разносит семена плодовых растений; и солнце, которое их питает. Меоты чтили создателя, сочиняя песни, посвященные всем окружающим их природным явлениям, олицетворяющим их божество, однако они не знали имени своего божества.

Они преследовали Леви день и ночь, наблюдая за тем, как благосклонен к нему демиург. Иудеи жили словно дети в эдемском саду. Тогда меоты обратились к Леви с просьбой обучить их этой магии. Леви согласился, однако предупредил, что вскоре здесь будет Моше, которого они обязаны чтить как царя своего.

Так, Леви учил племена Меотиды алхимии и каббалистической магии. Каждый урок меоты пытались выведать у Леви имя создателя, однако тот не произносил тетраграмматона ни под каким предлогом. Леви объяснял меотам, что знать имя их божества это большая ответственность и непосильная ноша, которой наделен каждый потомок Иуды.

Несколько лет племена Меотиды учились у иудеев и, когда знания их обрели целостность, Леви стал только лишь раздражать их своим тайным знанием. Тогда вождь меотов приказал пытать Иудея до тех, пока тот не скажет им имя создателя. Аборигены жгли тело Леви раскаленным металлом, топили в воде Меотиды, оставляли на несколько ночей привязанным к дереву без пищи и воды. Однако Иудей так и не сказал им имени Бога, он повторял лишь то, что скоро сюда придет Царь Моше и они познают его гнев.

Но меоты уже не верили ему и, в конце концов, заживо похоронили Леви в кургане, наказав, что если тот захочет снова почувствовать свежий воздух – он должен выкрикнуть имя создателя.

Так и не произнеся тетраграмматон, Леви умер на 137 году своей жизни. В тот же год воды Меотиды отошли от племен, пленивших иудеев. Тогда же Азовское море приобрело свой теперешний объем. Пришла засуха, за ней мор и голод.

Однажды с юга к меотам прибыли киммерийцы. В ужасе они рассказывали о пророке Моше, которому уже удалось опустошить черные земли и дойти со своей «священной армией» до горы Синай.

Тогда меотов окутал первобытный страх перед их новым Царем. Они откопали курган, в котором захоронили Леви, однако курган был пуст. В страхе они принялись строить крепость-храм во славу новому царю Моше на месте священной могилы его прадеда Леви.

Так и была построена Левенцовская крепость, руины которой сохранились и в Новом Танаисе. Также сыновья и внуки Леви успели обзавестись детьми, взяв в жены меотских женщин. Одним из потомков Леви таким образом может считаться казак-оккультист Андрей Левенцов, по имени которого, как считают сейчас обыватели, был назван одноименный район Ростова.