Дружба без встреч

Я никогда не рассказывал о своём лучшем заочном педагоге в спортивной журналистике. Глядя на «эссеистику» огромной части сегодняшних СМИ, восполню пробел.


– Лев Иванович Филатов родился в Самаре 29 сентября 1919 года по пути семьи из Ташкента в Москву. Жизнь, начавшаяся на перекладных, долгое время так и продолжалась – он побывал в сотнях городов нескольких континентов, пока не стал невыездным в самом начале 80-х по причине влияния мощного лобби киевского Динамо, включая главу ЦК Украины Щербицкого – за неоднократно поднимаемую им тему договорных матчей в чемпионатах СССР. Лобановскому и Базилевичу пришлось явиться ответчиками на заседании Федерации футбола, и оба этого не простили: патриарх советской журналистики не попал в состав делегаций СССР на чемпионаты мира 1982, 1986 и 1990 годов, а в 1994-м здоровье не позволило ему посетить Мундиаль в Америке. Что не помешало – все эти годы – давать точные оценки, сидя в Москве у телевизора.

– В этом смысле, жизнь Филатова явила пример диссидентства вне политики: для остракизма сильными мира сего достаточно было оставаться профессионалом с невозможностью умолчать о своячнических явлениях в советском футболе. Как и о справедливости: он мог спокойно написать, что «наши» забили гол из явного офсайда, который проморгал арбитр, или о трусливом «чёрно-белом» футболе сборной СССР в решающем матче с Польшей на чемпионате мира в Испании. Терпели это – до поры до времени – лишь потому, что еженедельник «Футбол» с главредом Филатовым (позже переименованный в «Футбол – Хоккей») имел колоссальную популярность в стране, от Ташкента до Камчатки; очереди за ним по субботам выстраивались за час до открытия киосков Союзпечати.*

– Как фронтовик Второй Мировой, он знал цену сильным словам. Как журналист, онтологически презирал штампы. В редакции еженедельника висела памятка для сотрудников с запрещёнными словосочетаниями – «острый пас», «командный дух», «спартаковская погода», «мощный форвард» и так далее. В этом смысле, Лев Иванович преподнёс мне одну из немногих подлинных истин: спортивная журналистика – не плебс перед литературой, а её младшая сестра. Сухой отчёт о голах-очках-секундах лишён смысла в той же степени, что лексически бессодержательный репортаж о победе «наших». Футбол, являвший собой в наивысших проявлениях разновидность искусства, лишался для него паспортов, языков и географии.

– Ещё одна истина от Филатова, на постижение которой, не верь я его личному опыту, мог бы угробить массу потерянного времени, состоит в том, что журналист не должен слишком приближаться к объекту своей эмпатии, заводя личные знакомства. А должность пресс-атташе равна смерти объективности. Именно поэтому, всей душой болея за Спартак, он поначалу это скрывал, чуть позже был предельно строг к команде и предпочитал приятельствовать, но не дружить с Бесковым и Романцевым, которые не раз отмечали его вкус, слог и объективность. И даже делились с ним частью личных мыслей.**

– «Тайны мадридского двора» журналистики в СССР – прекрасное пособие, и не учебное, а жизненное: что такое личный почерк. Филатов не выглядел более искушённым в слоге, чем Юрий Ваньят, Аркадий Галицкий или Мартын Мержанов. Александр Нилин, как мне видится, и вовсе претендовал на то, чтобы стать Набоковым спортивной журналистики.*** Но Набоков был один, и его сумма литераторских эстетств, включая «бренд с бабочкой» выглядела не образом, а естеством, если вспомнить «породистое» происхождение дореволюционного интеллектуала. Филатов остался в истории не только благодаря слогу и вкусу. Он не боялся выглядеть субъективным, если видел за личными оценками серьёзные обоснования; ещё менее его заботила реакция иных, в том числе маститых специалистов футбола. Это бесстрашие без купюр (по пуританским советским меркам) не только подкупало, но и наделяло его мысли печатью истины. Лев Иванович, закончивший после войны философский факультет явил подтверждение мыслям Бьюдженталя: только двигаясь от личностного субъективизма, мы постигаем часть объективных истин. Филатов выразил это так: «Мне кажется, что нашу спортивную журналистику подводит её страсть к пассивной объективности... Дошло до того, что странной во многих статьях выглядит подпись – она просто не нужна. Хороший журналист и начинается с того, что говорит: «Я думаю... Я не согласен... Я возражаю... Я настаиваю...». Это его опыт, его мысль, его лицо. Да, он не будет застрахован от того, что кто-нибудь с ним не согласится. Но это и не нужно!».

– Лев Филатов и стал моим камертоном в 1994-м, когда рухнули все цензурные ограничения, в том числе от дурновкусия. Во всяком случае, благодаря ему у меня было главное: абсолютно осознанное ощущение, к какой аудитории совсем не нужно обращаться в спортивной радиожурналистике – той, для кого футбол, безотносительно качества и мысли делится на «наших» против «ихних», а гол сопровождается криком «тама!» (как иронизировал Филатов). Получив прививку от местечковости благодаря его книгам, я уже с юмором воспринимал звонок в студию (как пример) всегда терпеливому тренеру КС Александру Аверьянову, которому болельщик подробно рассказывал, как забить завтра гол уже на первой минуте игры со Спартаком. Юмор мой был обоснован тем, что этот добродушный парень не виноват, что не читал Филатова; а если прочёл, то понял, что очевидно, немногое.

– Та немногая качественная спортивная журналистика, что сохранилась в наш век, несёт филатовский логос: обоснованный субъективизм в синтезе со знанием предмета и эмоцией на языке художественной литературы. Научить этому невозможно, научиться – вполне, если думать не о гонорарах, паблисити и реакции масс. Я и чемпионат мира в Катаре, уже давно не связанный никакой редакционной рутиной, смотрел с заочно присутствующим Филатовым, сверяя личные оценки с его, если говорить о глобальном восприятии игры, а не счёте отдельного матча. И подумал, что мои отношения с учителем правильно назвать, как его воспоминания о Константине Ивановиче Бескове – «Дружба без встреч».


Примечания

*Я сам стоял в таких очередях в эпоху 80-х. Знакомый киоскёр, готовый отложить номерок своему человеку, для любителей спорта значил не меньше, чем начальник спецсклада. В своей книге «Обо всём по порядку» (1990) Лев Филатов вспоминал, как общался с главредом немецкого издания «Киккер» Карлом-Хайнцем Хайманном: тот в принципе не мог понять суть проблем сверхпопулярного советского издания и эмоционально объяснял, что за такие тиражи босс выпишет ему огромную премию. Лев Иванович объяснял, что тираж «Футбол-Хоккей» не может быть выше, чем у газеты «Правда»; Хайманн снова пожимал плечами в полном недоумении.


**Из дневников Льва Филатова:
«Разговор с Бесковым по телефону. «У меня двое деревянных игроков – Зыков и Еврюжихин, от них мяч отскакивает, не угадаешь, куда. Работаем над личностью. Сёмину я сказал, что он не умеет играть. Он долго переживал, ершился, а осенью начал выполнять задания и схватил игру. Юре нужен ещё сезон». (Да-да, это тот самый и заслуженно любимый многими Палыч – примеч.)


***Нилин, получивший длительный доступ к Спартаку чемпионского сезона-1987 как раз и нарушил выстраданную истину Филатова о дружбе без встреч – не приближаться чрезмерно к объекту эмпатии, так как это влияет на объективность и способно породить вкусовщину. В конечном итоге, журналист рассорился с Бесковым, излив горечь в послесловии к книге о Спартаке, чем во многом обесценил её в моём восприятии.