Наши поздравления

Вначале - обращение. Это - чаще всего «Наши Дорогие». Часто – «Милые» и даже «Любимые». Всё остальное – реже.
Потом – с чем именно. А именно – «с днём». И, наконец, - пожелания …

Всё это набрано, проверено, одна опечатка пропущена.
И – подписи. Возможно, настоящие - от руки.
Некоторые с приписками. Типа, «цалую всех» или «тысяча поцелуев» …

Праздник. Стол. Короткая речь шефа. Если оного нет – зама.
Если нет и зама – то, после замешательства, - чья попало. Зато – чуть длиннее.
Цветы. Аплодисменты. Уф-ф … можно выдохнуть и забыть вдруг охватившее волнение.

Но это – только лишь плохо озвученный ролик, обязательная программа, заученно откатывая которую скучающее сознание всё норовит запустить свой видеоклип-нарезку из того, что было.
И было давно.

Могу поспорить, слова «восьмое марта» отправят ассоциации большинства ваших поздравителей куда подальше, чем это 23 февраля или прошлогоднее 8-е марта.
А чем дальше тебя забрасывает память, тем труднее выбираться.

И уже не запах Асти Мондоро щекочет ноздри,
а – кипячёного молока, которое с лимонным печеньем дали на полдник старшей группе.
Я совершенно не помню воспитательниц, но видимо именно ими искусственно разделённые на две половины, мы строились лоскутной шеренгой и, не смущаясь своих съехавших колготок, пискляво басили: «Паа-здраа-вляа-ем (вдох) сваа-сьмыым-маа-ртом!»
А напротив стояла такая же нестройная шеренга девочек. И недоумевала. С непривычки.
И так здорово было тянуть хором, что только эта сценка и засела: стенка на стенку.
У девочек – белые колготки. У нас – всякие.
 
А потом, опять вперемешку,
мы, высунув языки, клеили лепестки на бумажные ромашки – для мам.
Вовсе не понимая, что значит «Международный», и как это – «женский день», - мы страшно гордились своими бумажными цветами. Ещё не зная тщеславия, мы бережно хранили свои произведения и, вручая, ждали - как мама обрадуется, как станет разглядывать-нахваливать,
и обязательно покажет папе, и даже - отнесёт похвастаться на работу и поставит на полированный сервант, который так страшно поцарапать …
Конечно, мамы так и делали. Они – тоже старались.
Настолько, что даже день-другой, самодельная открытка действительно стояла на заветном серванте….

Потом уже, чертя свою жизнь на белом, не тронутом стирательной резинкой, ватмане,
я был уверен, что обязательно обзаведусь большим красивым альбомом, бархатным,
с тиснёным цветком - как у бабушки, и на его толстые картонные листы буду наклеивать рисунки и самодельные открытки своих детей.
И будет он лежать на самой видной, самой красивой полке …
 
А в школе, а в школе! …
Помните? – все поздравляли соседок по парте.
Целый год мы, 23 грязно-синих и лохматых, занимались тем, что били друг друга,
учили русский-матерный и лазали по стройкам в поисках свинца и карбида.
И полагали, что остальные 14 чёрно-коричневых – это просто балласт.
Но в начале марта, в день, когда по телику шло торжественное заседание ЦК КПСС,
мы становились тихими и застенчивыми дарителями-кто-во-что-горазд.
В другое время жестокая мальчишечья субкультура не потерпела бы и малейшего знака внимания к слабой половине, - обидные кликухи и суровые моральные казни ждали отступника. Но в этот день закон не работал. 
 
У моей соседки впереди сидела подружка (замечания за болтовню они хватали обоюдно),
и открытки, апельсины и уродливые самоделки я как-то само собой дарил обеим.
Потом на половине уроков мне подсадили двоечницу  (подтягиваться), – и я стал поздравлять уже троих, а, когда мама подшутила, что, мол, многовато, - даже обиделся.

Раз в год можно было дать волю рукам – в смысле занять их подготовкой подарков.
Лобзики были у всех, а вот набор для выжигания по дереву становился просто элитарным инструментом. Самые продвинутые пацаны вышивали кухонные рукавицы бисером, измывались над разделочными досками, делали человечков из ластиков или проволоки, плели рыб из капельниц, предварительно подобранных на свалке больницы Мечникова и отмытых от крови и препаратов…
 
… 9-го числа того же месяца всё возвращалось на круги своя, но как всегда – с маленькими поправками: продолжая игнорировать и подавлять девчоночью половину своего класса,
мы, не сговариваясь, перестали обижать своих одаряемых - соседок, их подружек и т.д. –
уже без риска быть осмеянным стаей … Стая – понимала.

Мы были тогда настолько грубыми одноклассниками и неприглядными кавалерами,
что я думал, нас никогда не простят за - портфелем по голове, за - порванные передники,
за - кривляние и злословие.
Оказалось - простили всё и заранее … А вот узнали мы об этом – позже. Гораздо позже.

В 10-м классе уже нас было 9, а их – 30. И школа была уже другая, - «поблагополучнее».
Самоделки стали не актуальны, а всякие вкусности, которые, по мнению большинства парней должны были их заменить, было не достать. Как, впрочем, и много чего другого.
И вот, три делегата от девятерых (sic!) отправились рано утром на Невский - занимать очереди: в «Север», в кондитерскую на Марата и в «Восточные Сладости». Других в Ленинграде, можно считать, и не было.
Нехитрый расчёт оправдался – бегая туда-сюда, мы к середине дня накупили по три раза «в одни руки» каких-то коробок со сладкими дефицитами. И, после давки очередей и споров «кто стоял, а кто нет», мы чувствовали себя если не героями, то уж – римлянами, бьющимися за полагающихся нам сабинянок – как минимум. И это при том, у нас в классе не было и в помине «единства», - женская партия явно придавливала мужскую по всем животрепещущим вопросам.
 
Ни выдумки, ни особого мастерства не удалось проявить нам той весной -
мы просто встали шеренгой, опустились на одно колено и протянули липкие коробки.
Тупо, как сказали бы сегодня, накормили девчонок «Прагами» и рахат-лукумами,
и – возникла какая-никакая, но парламентская коалиция. Давшая, к слову, несколько браков в последствии …

Не было особого единства и потом – в нашей продвинутой группе продвинутого факультета,
но вопрос - поздравлять наших очкастых девчонок или нет - никогда не стоял.
К тому времени мы мало-помалу привыкали подарки не столько делать, сколько покупать.
Хотя дефицитом стало практически всё.
Только цветов появлялось на прилавках с каждым годом всё больше.
На них мы и скинулись. Не без труда.
Решив, что торчащие отовсюду революционные красные гвоздики нам не подходят,
мы отправились на Кузнечный рынок, где важные южане торговали диковинными цветами –
огромными, чудовищно дорогими розами, и теми же гвоздиками невероятных оттенков,
а невероятными казались все оттенки, кроме красного и белого.
Жутко нервничая и потея, мы накупили этого чуда
и даже, не теряя достоинства, - поторговались.

Помню, как везли это синее, зелёное, жёлтое, оранжевое чудо в метро, то и дело заглядывая в пакет и боясь сломать стебли. Как притащили пакет в пустую аудиторию и, разбирая ароматную груду, убедились, что пара цветков всё-таки надломилась.
Как отламывали от своих значков («Зенит», «Алиса», «Цой») булавки, чтобы сочленить стебли,
и как пришёл армеец Макс Букреев - с неожиданной и спасительной охапкой гвоздик.
Оказалось: он волновался, что - не купим, что - не довезём, что – не хватит.
Ну и … «прикупил - с утра пораньше; белых – какие были».
Мол, лишними не будут. - Не были, Макс. Никогда – ныне и присно – не были лишними!
 
В радостном суетливом возбуждении, мы как-то не поинтересовались –
откуда у живущего на стипендию Букреева деньги.
Да и он - разговоры про «ещё скинуться» - решительно замял.

Потом уже его сосед рассказал, что тот поволновался-поволновался, потом собрался
да и пошёл на Калининскую базу, куда время от времени ходили многие из нас –
разгружать по ночам вагоны.
А с утра как раз цветы у метро свежими и застал …

Но это всё – так, - пыльные байки.
А нынче - ноздри навязчиво щекочет запах Асти Мондоро,
возвращая в реальность не хуже нашатыря, размывая лица и тех, кого поздравляли,
и тех, кто поздравлял …

Теперь в нас – сколько ни разглядывай,
уже не увидишь ни трогательных малышей в сползших колготках,
ни лохматых сорвиголов, тщательно, но тщетно скрывающих в себе всё человеческое,
ни голодных рыцарей-вагантов, по ночам разгружающих вагоны – «на цветы» …
Их, наверно так легко было любить – мамам, девочкам, вам …

Но мы были - ими.

И кроме всего того, что принято вам желать в этот день, хочется,
стоя на одном колене, среди липких сладостей, советских лобзиков и импортных бутылок
попросить:
Любите нас.
Хотя бы за то, что мы были такими.
И даже помним – какими мы были

Любите нас …

 
Мы очень вас любим!



Март 2006