Последний поезд

Артемов Даниил

Последний поезд

I

— Уважаемые пассажиры, будьте внимательны: в сторону станции «Планерная» — последний поезд с пассажирами, — раздаётся из громкоговорителей настойчивый голос дежурной по станции «Таганская». — Будьте внимательны, в сторону станции «Планерная» — последний поезд с пассажирами.

На каждой линии метро с каждой её конечной станции ровно в 1 час 3 минуты ночи отправляется последний пассажирский поезд. То есть после часа ночи войти в метро как пассажир вы до утра больше не сможете, однако если вы уже находитесь на какой-то из станций, то уехать туда, куда вам нужно, у вас вполне может получиться. Не факт, конечно, что перейти с линии на линию выйдет, но именно уехать, если здесь ещё не проходил этот последний поезд, очень даже можно. Сегодня машинистом одного из таких поездов как раз был я. Второй главный путь Таганско-Краснопресненской линии, последний пассажирский поезд по маршруту «Котельники» — «Планерная».

До отправления по графику остаётся 15 секунд — нажимаю кнопку «Пуск записи», и за спиной в салоне раздаётся голос информатора:
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Китай-город», платформа справа.
Жму кнопку «Закрытие дверей» — слышу, как зазвучал приятный уху сигнал, предупреждающий пассажиров о закрытии, и вижу по станционному зеркалу, как светодиодные полосы на дверях начали быстро мигать красным. На платформе ни души: все, кому нужно было зайти в поезд или выйти из него, уже это сделали, так что зажать кого-нибудь дверьми, как в час пик, не выйдет даже гипотетически. Двери закрылись, тут же загорелась контрольная лампа «Двери закрыты». Выходной светофор горит ярко-зелёным; снова смотрю в станционное зеркало: никого нигде не прижало, никто никуда не провалился? Всё хорошо. Ставлю контроллер машиниста в ходовое положение, продолжая следить за обстановкой на платформе — вначале по тому же зеркалу, а затем по видеокамерам.

Состав бодро набирает ход, слышится усиливающийся свист электрооборудования и всё более ощутимый гул механики; вот и колёса застучали по стыкам рельсов — такой дорогой сердцу звук. Вижу впереди два стрелочных перевода. «Зелёный, две стрелки по маршруту», — почти автоматически подмечаю я в голове для самоконтроля. Отсюда по служебной соединительной ветви можно уехать на Кольцевую или Калининскую линии, но мне туда не надо, у меня пассажирский поезд. Перегонками у нас занимаются инструктора…

Мне нравятся ночные смены сами по себе, но среди всех ночных смен я особенно люблю именно такие, на которых выпадает следовать последним пассажирским поездом. Есть в этом что-то такое символическое, таинственное: после тебя ведь уже никто не сможет забрать всех этих людей, оставшихся на станциях, и их выгонят в тёмный, холодный и страшный мир — туда, на поверхность, где ночами, бывает, творятся такие дела, о которых лучше и не знать. Поэтому чувствуешь себя иногда каким-то супергероем-спасителем… шутка.

На очередном блок-участке сбрасываю контроллер «в ноль»: поезд спокойно докатится до станции и без тяги — «на выбеге», как говорят. Все проходные светофоры на перегоне ожидаемо светят зелёным. Окидываю взглядом аналоговые приборы и цифровые дисплеи в кабине — больше для собственного спокойствия и с целью получить наслаждение от работы, чем непосредственно ради контроля — всё хорошо, состав исправен.

Почему ещё мне нравятся именно такие смены? После 11 часов вечера интервалы движения на линии постепенно увеличиваются, доходя порой до 5–10 минут; все светофоры зеленеют; на станциях становится тише, особенно на тех, что удалены от центра города — чем дальше, тем тише; даже некоторые пассажиры почему-то стараются говорить негромко, чтобы лишний раз не нарушать это безмолвие, — одним словом, и сам ты начинаешь испытывать какое-то трепетное и в то же время почему-то спокойное чувство, чувство умиротворения. Это тебе не гонка со временем в часы пик, где на счету каждая секунда и где ты ни о чём больше не думаешь, кроме как об этих утекающих бесценных мгновениях, за потерю которых придётся отчитываться поездному диспетчеру…

Входной светофор станции «Китай-город», как всегда, жёлто-зелёный. «Станция, платформа справа», — проносится в голове. Колёсные пары громко и отчётливо стучат по стыкам ходовых рельсов, прогоняя куда-то прочь тот покой, что царил здесь до моего прибытия. Скорость 57, сажаем, 60 процентов тормозных усилий… сажаем, скидываем до 40 процентов… На платформе почти никого. Кнопка «Пуск записи»:
— Станция «Китай-город», платформа справа. Переход на Калужско-Рижскую линию. О подозрительных предметах сообщайте машинисту.

Вот и чёрно-белая полосатая рейка «Остановка первого вагона» с цифрой «8» на ней — контроллер до упора на себя. Быстро отжать «Выбор дверей левых», «Закрытие дверей»; нажать «Выбор дверей правых», «Открытие дверей правых». Двери открылись. Стоим, следим за пассажирами… Даже тогда, когда их в метро почти нет, бдительность терять нельзя. Её никогда терять нельзя на этой работе. Тем более по ночам, когда, бывает, видишь пьяных или даже тех, кто «под кайфом», а значит — непредсказуемых, могущих вытворить всё что угодно. Да, случались разные истории у коллег…

— Уважаемые пассажиры, в сторону станции «Планерная» отправляется последний поезд с пассажирами, — разносится по платформе голос дежурной по станции с небольшими помехами. — Уважаемые пассажиры, будьте внимательны, в сторону станции «Планерная» отправляется последний поезд с пассажирами!

Вот две девушки быстро забегают (нет, я бы сказал, залетают) в первый вагон, заливисто смеясь над чем-то, что известно только им, — тоже улыбаюсь в полумраке кабины. На самом деле не стоило им так торопиться, мне стоять ещё 30 секунд. Светодиодные полосы на дверях ведь зелёного цвета — поезд пока не собирается уезжать, а они могли споткнуться, упасть… Вот какой-то хмурый, кажущийся уставшим человек в кепке и с сумкой через плечо не торопясь пропал в дверях второго вагона, а из пятого вышел сонный курьер в узнаваемой зелёной куртке и с огромной зелёной же термосумкой кубической формы. Из шестого вагона тоже вот вышла пара человек, как раз пьяненьких, судя по походке. Интересно, по Калужско-Рижской здесь уже проезжали последние поезда?..

15 секунд до отправления.
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Кузнецкий мост». Будьте вежливы: уступайте места инвалидам, пожилым людям, пассажирам с детьми и беременным женщинам.
Нажать «Двери закрытие». Отжать «Выбор дверей правых», заранее нажать «Выбор дверей левых» — следующая станция будет с платформой слева. Двери закрыты, всё в порядке, выходной светофор зелёный, частота, удержание… Вперёд.

II

— Станция «Улица 1905 года».
Останавливаюсь у полосатой рейки. Платформа слева — значит, двери левые; открыть, проконтролировать открытие… Взгляд на станционное зеркало. Стоим. Следим. Считаем секунды.

— Уважаемые пассажиры, будьте внимательны: в сторону станции «Планерная» — последний поезд с пассажирами, — раздаётся из громкоговорителей голос дежурной по станции. Помехи… перестаю вслушиваться, потому что почти наверняка она просто повторяет информацию второй раз.

— …бу-бу-бу… поезд с пассажирами!
Так и есть, повторяет — едва заметно улыбаюсь. До отправления по графику остаётся ещё целая минута: можно было и не лететь так на последнем перегоне. Смотрю в зеркало: где-то у седьмого вагона по платформе неспешно идёт в сторону выхода отряд полицейских, но они сейчас не мои пассажиры, они садиться ко мне не будут. Вот из шестого вагона неспешно вышел какой-то дедушка с тростью и в старомодной кепке с козырьком и тоже направился к выходу: интересно, что он делает у меня так поздно? По ночам я в основном вожу молодёжь. Может, засиделся на каком-нибудь застолье с близкими? Я никогда этого не узнаю, но строить предположения и рисовать в голове какие-то ненавязчивые образы мне всегда было интересно, особенно в такое позднее время, когда всем единолично правит атмосфера неторопливости и размеренности.

Выходной светофор зелёный, до отправления остаётся 50 секунд. Под составом внезапно заработали компрессора — тут же кидаю взгляд на манометры… всё хорошо, это штатная работа. Все давления в норме, тормоз удержания на месте. Поднимаю взгляд обратно на станционное зеркало… в конце первого вагона метрах в полутора от состава на платформе рядом с колонной стоит девушка и, как мне кажется, неуверенно или даже обеспокоенно озирается по сторонам. Не похоже, чтобы она выходила из моего поезда — я бы заметил; скорее всего, просто стояла за одной из этих колонн, поэтому её и не было видно раньше. «Ну и чего ты не заходишь? До „Котельников“ здесь уже точно был последний поезд, мы с ним разминулись, по-моему, на „Кузнецком“», — думаю я.

— Уважаемые пассажиры, будьте внимательны! В сторону станции «Планерная» отправляется последний поезд с пассажирами, — ещё раз звучит по громкой связи голос дежурной, будто бы специально для этой девушки, оставшейся одиноко стоять на пустой платформе.

40 секунд. Из-под вагона раздаётся мощный и, я бы даже сказал, увесистый «пшик» — это сработал осушитель, выпустив из себя под большим давлением вредную для состава влагу; девушка, как мне показалось, даже немного поморщилась от неожиданно громкого, неприятного звука. Компрессора умолкли, и на платформе снова воцарилась почти полная тишина, только продолжили ненавязчиво пищать преобразователи собственных нужд где-то под вагонами — «на животе у поезда», как любил говорить мой наставник во время практики…

Продолжаю смотреть на неё. Она безумно красивая, и с каждой секундой я растворяюсь в этой естественной, природной красоте всё сильнее и сильнее. На ней бежевое пальто… нет, это плащ с широким поясом, завязанным причудливым узлом. Какая тонкая талия!.. В руках она держит чёрную шляпку, а на плече на тоненьком ремешке у неё висит маленькая сумочка. Посмотрела куда-то в сторону моего «хвоста» — восьмого вагона, затем на пустой первый станционный путь, потом в сторону лестницы северного выхода со станции. А затем — в станционное зеркало, прямо на меня… Этот печальный или обеспокоенный взгляд — понять было сложно — прошил меня тоненькой, но длинной иглой, попав прямиком в сердце: внутри меня что-то куда-то ухнуло и там же ещё и перевернулось.

30 секунд до отправления. «Ух. Так… ну смотри, по первому пути поезда уже проезжают станции резервом, они если и будут останавливаться, то двери не откроют. И за мной будут все резервом. Заходи давай, иначе тебя на улицу выставят. Такси придётся брать, отсюда ведь дороже, мы едва из центра выехали… Или тебе никуда ехать не нужно, ты тут живёшь? Ждёшь кого-то? Так ведь никто не вышел, а пассажирских больше не будет что по первому, что по второму; чего стоять-то?».

20 секунд. Она почему-то снова посмотрела на меня через зеркало, будто прочитав мои мысли или заметив, что я смотрю на неё. Или и то и другое. В полутьме кабины меня видно плохо, а вот её в ярких огнях станции я вижу очень хорошо, и взгляд отводить мне очень не хочется… У неё непослушные, вьющиеся чёрные волосы, прихваченные сзади заколкой в пучок, но некоторые пряди — видимо, особо упрямые, — выбились и развеваются на холодном позднеосеннем ветру, врывающемся на станцию из уже почти остывших тёмных тоннелей (по первому пути, наверное, скоро прибудет состав, вот и надувает). На ногах у неё тёмные и по виду плотные колготки («или как это называется?») и милые маленькие чёрные туфельки. Боже, какая же она стройная, даже худенькая! «Как бы тебя не продуло этим ветрищем тоннельным, ё-моё…» — просыпается внутри меня непонятная, но такая тёплая и трепетная, необъяснимо сильная забота, какая спала во мне уже очень долгое время. Да… ветрила здесь иногда такие бывают, особенно в часы пик, что иной раз поражаешься: ты будто попал в буран где-то в горах. Не стойте поэтому близко к краю платформы, дорогие пассажиры!

10 секунд. Она грустная или сосредоточенная?.. Непонятно. Всякие мелочи по станционному зеркалу видно плохо, особенно если они от кабины дальше, чем второй вагон, но она стоит совсем близко: я вижу эти правильные черты лица и красивые глаза, губы, шею… Вот бы услышать её голос. Интересно, какой он? Мягкий, мелодичный, доброжелательный? Тихий или наоборот звонкий? Может быть, всегда строгий? Игривый, когда нужно? «До чего же ты легко одета для такой погоды… Я когда заступал, на улице было плюс семь, а сейчас ведь похолодало, наверное…». У меня-то в кабине тепло: обогрев работает. Представил, как холодно сейчас на платформе, и поёжился. А она вновь осмотрелась по сторонам…

0 секунд до отправления. Ловлю себя на этой мысли очень отчётливо: «Всё, пошло опоздание, причём тогда, когда его не может быть по определению, даже если очень постараться. У тебя даже двери ещё открыты, ты чего?». Рука без моего участия рефлекторно нажимает «Пуск записи», и по платформе разносится громкий голос информатора:
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Беговая».
Мне на миг показалось, что информатор должно было быть слышно даже в вестибюлях, наверху. Светодиодная индикация на дверях покраснела, а она всё стоит. «Ну что же ты…». Я взглянул по сторонам, вокруг себя…

И что-то щёлкнуло во мне, а сердце в тот же миг во второй раз ухнуло в пятки, как бы приказывая мне предпринять хоть что-нибудь, иначе потом будет поздно, — в ту же самую секунду я дал два коротких, но ощутимых звуковых сигнала, чтобы привлечь её внимание: «Неужели ты не слышала объявление дежурной?». Она, как показалось, растерянно посмотрела на меня через зеркало. Я махнул рукой, изобразив приглашающий жест, мол, заходи! Увидела ли она? Тут темно! Стоит там же. Включил освещение в кабине на полную, опять махнул рукой: «Заходи!». Увидела! Или нет? Рука потянулась сначала к форточке, а затем и к защёлке на двери в кабину, но только потянулась — нельзя просто так покидать кабину управления, когда тебе вздумается, особенно под камерами. Для этого есть целый регламент. «Да она просто живёт рядом, вот ей никуда и не надо…».

10 секунд опоздания. Нет, она не зайдёт. Делать нечего, надо ехать… Мне вдруг показалось, что на её лице появилась какая-то едва заметная печальная улыбка. Показалось ли? Она отвела взгляд и ещё раз посмотрела по сторонам: снова куда-то в мой «хвост»; затем в тоннель — туда, куда я сейчас уеду; на лестницу, ведущую на поверхность; на всё ещё пустой первый станционный путь. И вновь на меня, но уже точно как-то грустно…

Не зайдёт… Нехотя жму «Двери закрытие». Мигающая световая индикация, звуковое предупреждение, следующий за всем этим невнятный шум закрывающихся дверей… Перевожу взгляд на приборы. Лампа «Двери закрыты» горит, выходной светофор зелёный, частота до него — 40, удержание есть; проверяю ещё раз, закрыты ли двери, никого ли нет в габарите состава — всё, можно отправляться. А я сижу сам не свой и жду чего-то: вдруг она подаст какой-нибудь знак? Давай, я открою для тебя двери, ничего страшного!.. Отжать одну кнопку, нажать другую — полсекунды, ну! Ты только махни рукой или подойди чуть ближе… «Слушай, ну в конце концов у меня-то в поезде тепло, сухо и уютно, а снаружи пусто и холодно!».

20 секунд опоздания. Нет… Делаю медленный вдох и спустя ещё пару мгновений, которые кажутся мне вечностью, ставлю контроллер на 100 процентов ходовых усилий. Состав как-то печально выдыхает за меня — это уходит тормоз удержания: тормозные колодки отпускают колёсные пары. Поезд чуть-чуть скатывается назад после отпуска тормозов, но в тот же миг резво устремляется вперёд, в тоннель: тяговые электродвигатели включились в работу. Последний, прощальный взгляд на неё через станционное зеркало… она тоже смотрит на меня. Мне кажется вдруг, что она едва заметно приподнимает руку в попытке изобразить какой-то жест — или чудится? С ума я, что ли, сошёл? Тряхнул головой. Мои ладони прошибает потом, а особенно правую: по инструкции я всегда должен удерживать тумблер экстренного торможения под пальцами правой руки. Они, побелев, мертвенно вжимают его в штатное положение. «Нет, друг, это точно не тот случай: угрозы безопасности движению нет». Пальцы вжимают тумблер ещё сильнее, чтобы только не откинуть его от себя, чтобы только не применить экстренное торможение — не «сорвать петлю», как у нас говорят…

10 километров в час; громкий и резкий перестук первых двух колёсных пар со стыками переворачивает всё внутри меня. Проследовал выходной, за мной он загорится красным, потом красно-жёлтым; интервальные часы обнулились. 20 километров в час. 30. 40… Смотрю на изображение с хвостовой видеокамеры: вот она, стоит там же, где и стояла, в руках та же шляпка, и бунтующие локоны развеваются на ветру; никаких сигналов руками она не подаёт — почудилось, значит. Она кажется мне печальной… Её стройный силуэт молниеносно проносится на экране — всё, теперь я больше никогда её не увижу. Теперь только безжизненная чернота и холодная пустота тоннеля. Темноту режут лишь свет моих ярко-белых фар да насыщенно-зелёные сигналы светофоров на путевых стенах.

60 километров в час. 70. На 77 километрах сбрасываю ручку контроллера на «выбег»: больше 80 на этом участке ехать нельзя, а пока двигатели будут отключаться, состав наберёт ещё 1 или 2 километра в час, как раз будет 79 — впритык к ограничению, чтобы нагнать график. Ловлю себя на мысли, что всё ещё прижимаю к себе тумблер «Тормоз экстренный», лишь бы только не щёлкнуть им. Расслабляю пальцы. Совсем убирать руку нельзя по правилам безопасности; чувствую, что она вся мокрая и что тумблер стал противно скользким.

У диспетчера на пульте отображается секунд 30 опоздания, наверное. Но не думаю, что именно сейчас он будет связываться со мной по радиосвязи и ругаться: «Семнадцатый маршрут, один-семь, вы с увеличенным интервалом отправились, по какой причине?». Случись такая оказия в час пик — он бы натурально материализовался у меня в кабине и съел бы меня не раздумывая, а сейчас он уже сытый и сонный, занятый другими делами: контролем за ночной расстановкой на той же «Пушкинской» или ещё где-то, указаниями локомотивным бригадам мотовозов, оборотом составов в тупиках и всем тому подобным и прочим… «Ничего, вернёмся в график прямо на этом перегоне — не впервой, на конечную прибуду точно по расписанию. Я тут каждый поворот знаю наизусть…».

III

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Планерная».
Нажать «Закрытие дверей», проконтролировать их закрытие по двум экранам, по лампе «Двери закрыты» и через станционное зеркало. Да, верно, двери закрыты. Никто ли не застрял между платформой и поездом, между вагонами? Нет, всё хорошо. Светофор зелёный, частота есть, удержание есть, вперёд. Зеркало, видеокамеры… Это последний перегон с пассажирами, многие из которых вышли уже здесь, на «Сходненской». На следующей, конечной станции высадка, потом сразу в депо, а там — в комнату отдыха, спать. Рано утром приёмка, полтора круга по линии, затем меня подменят на «Пролетарской», и всё — можно ехать домой, отсыпаться уже как полагается…

После неё я сам не свой. Спокойное, размеренное наслаждение и умиротворение от работы сменились холодной машинной автоматикой с последующим чётким контролем своих действий, контролем таким же машинным и безжизненным — всё строго, чётко и скучно, по инструкциям. Даже пальцы на руках и ногах почему-то замёрзли, хотя в кабине тепло…

Зелёный, ограничение 75. «Сброшу до 60, давно уже в графике».

Зелёный, 75.

Зелёный, 75.

Зелёный, 70. Приближаюсь к станции.

Входной жёлто-зелёный, вижу знакомые путевые стены с милыми сердцу треугольничками; на станцию врывается стук колёс вместе с разнообразными звуками электрооборудования — долой дремоту! «Так, пошла информация в салон…».
— Станция «Планерная», выход к автобусам до аэропорта «Шереметьево». Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба выйти из вагона. О подозрительных предметах…

Подмечаю, что прибываю на станцию точно по графику и останавливаю состав точно у полосатой рейки, — всё точно: секунды и сантиметры. «Ты, наверное, просто ждала кого-то, кто должен был приехать к тебе, но не приехал. А приехал вот только я».

— …За нахождение в поезде, следующем в тупик, в соответствии с законодательством Российской Федерации предусмотрена административная ответственность.
Сдаю расписание. Дежурная в темпе обходит состав, выгоняя тех, кто уснул и поэтому не слышал, что приехал на конечную.

«Или ты ждала кого-то из наших, кто за мной или по соседнему ехал резервом? Кто этот счастливчик: „выхинский“ или „планерный“? Но двери они не откроют всё равно, и в кабину они тебя тем более не пустят — у нас на составах камеры везде стоят, ещё и на самой станции на въезде в тоннель две или три… С этим очень строго, не то что лет 10 назад».

Скорее всего, служба безопасности уже давно попросила её покинуть станцию. Интересно, где она сейчас?.. «Хочется надеяться, что ты уже дома, где бы он ни был…».

Дежурная вышла из последней двери последнего вагона, показывает для меня белый диск с чёрным кружочком. Это означает, что можно закрывать двери и отправляться. Светофор ПЛ-504 лунно-белый — разрешается производить манёвры. Стрелка по маршруту. Жму «Двери закрытие» и контролирую всё… частота, удержание, двери; ещё раз смотрю на светофор и на пассажиров, идущих по платформе рядом с поездом («ну зачем вы так близко идёте?»). Контроллер машиниста в ходовое положение, 40 процентов тяговых усилий будет достаточно. Скорость не более 35. Набираю 20 и бесчувственно уползаю по стрелке на четвёртый станционный путь, продолжая наблюдать за людьми на платформе через хвостовую видеокамеру: не зацепить бы кого.

«Зайти в салон или в кабину к резервным ты не смогла бы, значит, к тебе кто-то должен был выйти. Машинист выйти не может… Эх, инструктора какого ждала, что ли? Интересно, кто он…».

На улице сильный дождь. С неба падает по-осеннему ледяная и кажущаяся безжизненной влага, от души поливающая мёртвую пожухлую листву, которая валяется тут и там… Сразу включаю «дворник». «Это определённо считается плохими погодными условиями, так что по инструкции тянемся не более 10 километров в час», — проносится в голове. «Лунно-белый, стрелка по маршруту…». Состав лениво перебирается на соседний путь, а затем — на соседний с ним («лунно-белый, по маршруту»), зычно перестукиваясь колёсами с крестовинами стрелочных переводов, будто бы здороваясь с ними на своём языке.

«Жаль, что я тебя больше не увижу…».

И так блестящие от наката рельсы из-за воды блестят ещё сильнее; белые и красные цвета сигналов мачтовых светофоров причудливо играют с ними, со шпалами, с каплями воды на стекле кабины — со всем, что способно хоть немного отражать или пропускать через себя свет. Вы, кстати, знали, что влажные рельсы с хорошим накатом гораздо более скользкие, чем, например, чуть подтаявший лёд — даже тот, что из кристально чистой воды? Теперь знаете. По инструкции поэтому путейцам никогда нельзя наступать ногами на рельсы, в любую погоду.

«Ну зонтик-то у тебя хоть есть?».

За 10 метров до ворот остановка. Сигнал дежурного по депо, ответный сигнал с моей стороны, закатываемся… Внутри очень светло — щурюсь; стеклоочиститель можно отключить. У знака «Стоп» нужно остановиться для проверки тормозов. Громкий и неприятный скрип колодок, остановка — всё в порядке. Сигнал дежурного, ответный сигнал, докатываемся. Хвостовые вагоны выходят из-под высокого напряжения, и мотор-компрессора, работавшие где-то там, сзади, умолкают; у ворот становится тише. Вот и знак «8» у сходного мостика… Стоп. Снова пронзительно скрипят тормозные колодки. Выключаю реверс, и машина как бы с облегчением шумно выдыхает после рабочего дня. Мощные светодиодные фары гаснут, и в этой части здания сразу становится ощутимо темнее. «Да, родная, я тоже устал» — ласково провожу рукой по панелям с кнопками, одновременно проверяя, все ли из них я отжал. Всё, сдаём подвижной состав. Спать.

«Чего же ты от меня ждала…».



20 июня; 20 августа; 27–30 декабря 2022 года
Рязанская область / Москва