Победи себя. Глава 4. Проклятье. Первая редакция

          ГЛАВА 4. ПРОКЛЯТЬЕ.

      Вернулась домой из леса, когда окончательно стемнело, по тропинке вдоль реки, подальше от всех дорог, осторожно, как хищный зверек, чувствуя уже какую-то вину и ущербность, словно на ее ярком сарафане черной краской недоброжелатели успели поставить метку «испорченная».

      Этим словом она сама себя заклеймила, понимая, что вместе с новым своим состоянием, став днем невольно женщиной, когда из ее жизни этот проклятый Сергей вычеркнул беззаботность юности, устремленность, веру в будущее, она теперь постоянно будет с опаской относиться к людям, которым ничего не стоит разрушить твою жизнь, наплевать на твои планы и мечты.

      А в отсутствии Ирины события раскрутились так стремительно и непредсказуемо, что финал к ее появлению был уже расписан, как по нотам, без всякого согласования с ней и учета ее желаний. Дома была только одна мать.

     — Ты где была? Мы тут дорогу новую накатали, тебя разыскивая! Подумаешь, святость потеряла! Сережка тебя давно любит, пока ты у бабушки, пропадая, подолом там перед ним махала да улыбалась. Довела парня, что не сдержался! Сам перед бабушкой покаялся, когда без тебя вещи и продукты привез! Мамочку мою чуть кондрашка не хватила!

      Сергей ей «Скорую» вызывал, сидел возле, пока она в чувство приходила. Мотался десять раз на речку, тебя искал, чтобы ты чего-нибудь не учудила. А она, видишь ли, принцесса заморская, решила в прятки поиграть. Испортила бабушке день рождение.

        Мы, когда с Григорием вечером приехали бабушку поздравлять, а там впору было поминки справлять. Ну, не Сережка тебя, так другой бы оприходовал. Сережка ведь тебя не бил? Не бил! Закружилась у парня голова от твоей красоты да юности, вот и сделал своей женщиной! Короче, собирай вещи необходимые, учебники не забудь. Сейчас Григорию звоню — приедет и отвезет тебя к ним домой. Сережа перед тобой покается, замуж позовет, и все полюбовно решим. Семья у них хорошая, свадьбу вам сыграют роскошную. И будешь еще судьбу благодарить, что так все хорошо сложилось".

       Ирина не плакала в руках Сергея, когда поняла, что боль, обиду, отчаяние в ее положении слезами не смоешь. Ее слезы добавили только немного соли речной воде, когда плавала до изнеможения, чтобы успокоиться, высыхали на щеках, когда закапывалась в горячий песок до шеи на отмели, чувствуя умиротворение в тишине задумчивых, спокойных деревьев-великанов.

     И, если бы мать вместо этой торопливой нервной проповеди прижала ее к себе и просто пожалела бы, как несчастное, беспомощное свое дите, которое так несправедливо обидели чужие люди, она, наверное, захлебнулась бы слезами, прижимаясь к родной груди.

      Но, видя злые, какие-то недобрые глаза своей матери, которая уже нашла такой удобный для всех выход, чтобы избавиться от дочери, не нужной ей с самого рождения, Ирина вдруг взорвалась такой враждебной тирадой, в которой слились собранные за недолгие годы взросления и непонимания злость, печаль, тоска:

     — Я тебя ненавижу! Неужели ты ничего не чувствуешь, не понимаешь! Ты мне не мать, а злая соседка, которой я мешаю жить! Это ты спишь и видишь, как бы выкинуть из жизни своего Григория его жену, а самой поселиться вместо нее в их доме!

       Мне семнадцать лет, но утром после выпускного вечера ты меня больше здесь не увидишь! Я сама буду устраивать свою жизнь! И у меня никогда не будет такой грязи, в которой ты закопалась вместе со своими пьяными мужиками и своей скотской любовью. И то, что произошло со мной, — это твоя воля, чтобы и меня затянуть в свое болото распутства. Но ты меня плохо знаешь! Я выплыву из дерьма и очищусь. И проживу без тебя! Ты слабая и бездушная проститутка! Прощай!

      Она выскочила из дома, нисколько не жалея, что, наконец-то, высказала все, что думала, самому родному и единственному человеку — матери, которая ее никогда даже не старалась понять.

      Ирина шагала без остановок по центральному шоссе, отступая на обочину, когда мимо нее стремительно уносились в ночь бесконечные машины, освещавшие ее фигурку и дорогу впереди на секунды и пропадающие потом за поворотом. Встречные машины слепили безжалостно, она закрывала глаза ладонями, показывала шоферам кулак и опять торопилась вперед.

     «Иди вперед и не оглядывайся!» — бормотала Ирина, как заведенная, повторяя слова Роберта Рождественского: «Твердят: „Вначале было слово…“ А я провозглашаю снова: Все начинается с любви: и озаренье, и работа, глаза цветов, глаза ребенка — все начинается с любви».

       Бабушка сидела в полной темноте на лавочке, притянула к себе, обняла, прошептала тихонечко в ушко:

     — Не страдай, Ирочка, понапрасну. Значит, такая у тебя судьба горькая. Ничего, Бог все видит и тебя больше в обиду не даст. Только смотри, не давай своему сердцу озлобиться. Тогда точно пропадешь. Сдашь свои экзамены и поедешь к нашей Ульяне жить. Учиться там станешь. И со временем все обиды на дно души камушками лягут. Пойдем, накормлю тебя да спать уложу. Утро вечера мудренее, люди проверяли.

      И, уже засыпая, то ли во сне, то ли наяву, Ирина слышала голос Сергея, который о чем-то просил, уговаривал, но она уже уплыла туда, где мерцали во сне перед глазами яркими солнечными бликами беспокойные воды реки, разглаживая настойчивые отражения дремлющих на берегу деревьев.

     А дома поздно ночью, уже после ее торопливого бегства разразилась настоящая гроза. Вместе с Григорием приехала к Галине его жена Евгения. Располневшая, белолицая блондинка, вся какая-то сдобная, как пышка, добродушная, она задохнулась, поднимаясь на второй этаж, и теперь стояла, пытаясь отдышаться, напротив любовницы своего мужа, изящной, достаточно стройной для своего возраста, но с уже увядшим, морщинистым лицом, которое не могли спасти от времени никакие модные крема.

      Лицо Евгении покрылась красными пятнами, когда, войдя в комнату, чтобы не слышали их разговор соседи, приказала мужу:

     — Закрой дверь! Чего потерялся? Тебе же здесь каждая доска знакома! Так, а ты, подруга моего мужа, слушай и не перебивай! Ноги твоей дочери и близко не будет в моем доме! Хватит, что ты, распутная, нам всю жизнь испортила! К моему сыну твоя девка пусть лучше не приближается! Такая же шалава, как и мать, выросла!

     И тут Галину прорвало. Она была в курсе, что уже трижды Евгения делала аборты за последние годы. Понятно и дураку, что Григорий постоянно обманывал ее, что не трогает свою жену. Врал безбожно и не предохранялся при этом, чтобы ублажить эту толстуху.

      Подбирающаяся постепенно старость и увядание, первые намеки климакса пугали, а Григорий был мужик видный, любвеобильный и умелый в постели. И расставаться с ним Галина не собиралась:

     — А если я завтра Иринку на обследование в больницу приведу к гинекологам, а потом сразу заявление в полицию отнесу, как ты тогда запоешь? За изнасилование несовершеннолетней сроки приличные светят. Так что, ждите завтра участкового к обеду. И готовьтесь передачки на зону сыночку возить! Об этом ты, конечно, не подумала: Гришка приедет, Галину в постели ублажит и уговорит, чтобы она на свое дитя плюнула! Так решила сама или вместе с Гришей выход нашли?

      — Не посмеешь, шлюха, моего сына позорить! Твоя девчонка сама под него легла! И мы докажем на суде, что он вообще ни при чем! У него невеста в городе, осенью свадьба. А с кем твоя дочка по лесу шатается, — это не наша забота!

      Галина схватила двумя ладонями со стола огромную копилку в виде черной кошки и заорала истошно:

     — Гришка, убери эту дуру с глаз моих, или я сейчас ее прибью насмерть!

      Григорий вытолкнул свою растерявшуюся жену из комнаты на бетонную лестницу, освещенную единственной тусклой лампочкой на входе:

      — Все, хватит, поговорили! Поехали домой!

      Утром, когда Ирина села за стол с бабушкой завтракать, по привычке рано проснувшись, как бывало всегда, словно не было вчерашнего беспредела, в кухню вошел Григорий с большим пластиковым пакетом в руках:

     - Уважаемая Нина Николаевна! Ирочка! Вы уж нас простите за Сергея! Только, прошу вас, не доводите дело до суда! Виноват парень, что обидел вашу девочку. Если будет Ирина согласна, сыграем свадьбу, дом построим, пусть живут в мире и согласии. А если Серега наш ей не мил, вот мы тут денег собрали пятьдесят тысяч, пригодятся ей на учебу в городе. Если мало за наш грех, то мы еще кредит в банке возьмем. Только давайте договоримся полюбовно. Ты же знаешь, Ирина, как я к твоей маме отношусь. Возьми деньги, девочка, и прости моего сына. Он ведь любит тебя уже давно.

      Он протянул пакет именно Ирине, даже не представляя, что произойдет в следующую минуту. Ирина вышла из-за стола, подошла к окну, на котором таращились колючки огромного алоэ, повернулась и проговорила тихо, еле слышно:

     — Пусть Бог меня простит, но я проклинаю свою мать, вас, Григорий, вашу жену и вашего сына! У меня теперь в жизни осталось только два близких человека — бабушка и тетя Ульяна. Заберите ваши деньги и пропейте их вместе с моей матерью. Мне все равно. Уходите!

    (продолжение следует)

   Следующие главы  5-6: http://proza.ru/2020/08/03/2027