Укус Глава 8
Его чуткий слух уловил отдаленный, тревожный лай обеспокоенных собак. Должно быть здесь их было больше, чем там, где он любил вольготно бродить, не ожидая никакой агрессии. Где-то далеко остался хозяин и Алтай уже тосковал по нему, ища его помощи, а в потаенной глубине зеленых глаз появилась бесконечно одинокая тоска, среди злой и невыносимой чужбины.
— Тпру!.. — глухо выдавил, озябший за долгую, ночную дорогу, Макар.
Храпун соскочил с саней, и потянувшись затекшим телом, в развалку, по пингвиньи побрел отворять ворота. Едва скрипнув полозьями, сани въехали во внутренний двор усадьбы. Большие, тесовые створы следом затворились, укрыв повозку от посторонних глаз. Звонкий стук в окно разбудил спящего Савелия. Тот быстро поднялся и, наскоро одевшись, вышел.
— Кто там? — послышалось из сеней.
— Отворяй, хозяин, мы это… Как просил, ночью…
— Тихо, чего горланишь, — одернул Макар.
Савелий торопливо отодвинул засов, впуская продрогших с дороги мужиков в тепло натопленную избу. Засветил керосинку.
— Ну пойдем, что ли, глянем.
Убрав солому в сторону, Зубров молча уставился на связанного огромного пса, словно оценивал столь важный товар.
— Намучили собаку за дорогу. Давай, волоките его в клеть, что за сараем, да развяжите пасть; пусть до утра отдышится и разомнется.
Поверженный, но не сломленный Алтай, зло смотрел на обидчиков, рыча и сверкая гневным отливом глаз.
— Да, ладная бы вышла шапка; жаль, что отдавать, — расстроился Савелий. — Макар, — позвал он, — иди за мной; вынесешь ему пожрать, да запри хорошенько.
Оказавшись в неволе, лишенным свободы, Алтай негодовал, рыча и облаивая недобрых людей.
В доме, еще долго, слабым светом отсвечивало в ночь окно; пировали добытчики… Души их млели и переполнялись гордостью от чувства лихо сработанного дела. Под утро, сморил сон; пьяные мужики завалились спать, уютно расположившись в темном углу кухоньки.
Оставив душную избу, хозяин вышел. Темный двор был тих. Ясное небо переливало богатством звезд. Савелий и не взглянул на них. Пошатываясь, дошел до просторной клети; пуще засветил фитиль керосинки, пытаясь вглядеться. Из глубины мрачной и холодной западни, сияя злым отблеском огня, на ненавистного нового хозяина, уставились сердитые глаза обеспокоенного Алтая. Привстав на ноги, он гневно рычал…
— Ну ладно, ладно!.. Нужен ты мне, — чуть слышно бросил в сторону пленника Зубров, — вот не возьмет тебя Игнат; на шапку пойдешь, тогда за жизнь и потолкуем…
Развернувшись, Савелий удалился. Тьма ночи поглотила пса и все что было рядом. Сквозь решетку двери Алтай смотрел на месяц и звезды; они были такие же какими любил их видеть его хозяин. До ныне, не зная к себе грубого отношения, он отнес обидчиков к разряду злейших врагов. Но, по собачьи, не шумел зря и сдерживал переполнявшую его ярость, стойко перенося тяготы неволи. Всматриваясь в темные очертания чужого, не знакомого двора, Алтай силился не воспринимать чужих ему запахов, долетавших ото всюду, но вонючая клеть была просто невыносима. Как ни странно, но волею собачьей доли, он оказался в том же положении, как и ненавидящий его когда-то зверь, посмевший укусить хозяина и трусливо бежать в лес. Позже, чтобы свести счеты, он обежал всю тайгу, но лесной дьявол был хитер и не искал с ним встречи, но ощущение близости хищника не покидало его. Жажда мести одолевала Алтая. Теперь добавилось еще одна беда — это злые, чужие люди, разлучившие его с хозяином. Ему, как никогда, хотелось на свободу, но рок уготовил обратное. Как выбраться из клети Алтай не мог знать. Не ведал он и того, что с ним станет завтра и какому еще чуду должно будет случиться, чтобы они с хозяином вновь оказались вместе.
Алтай поднял блеснувшие в ночи глаза. Звезды молчали, поблескивая холодной армадой глаз могучей вселенной, наверняка знавшей и хранившей неведомую тайну и его судьбы, да только вот пес смотрел на их великолепие совсем иным взглядом.
Савелия Алтай к себе не подпустил. Лишь сам Игнат, владеющий хитростями и тонкими способами обходительности, сумел перебороть упорство собаки. Отныне, охотничьему псу уготовано было и день, и ночь, сидеть на цепи. И до тех пор, пока он не изменит своего отношения к новой доле, на охоту хозяин не возьмет.
Вновь приобретенную собаку Игнат вниманием не баловал; сам привыкнет, время свое сделает. Алтай быстро освоился в новой обстановке, однако к себе никого близко не подпускал, даже нового хозяина.
Бурно грянула весна; оттаявшая и подсохшая земля ожила многоцветием красок, разливая душистые, переливчатые ароматы, от которых даже трудягам пчелам, становилось дурно. Впадая в жужжащую эйфорию, они присаживались на лепестки цветов и озабоченно чистили залипшие от нектара лапки. Грелись на солнышке и летели дальше…
Весна с усердием расползалось по окрестным долинам, лесам и лужайкам. Многочисленные обитатели тайги, разминая слежавшиеся за долгую зиму бока, любили появляться на пригорках, открытых для тепла и света. Иные предпочитали побродить, среди молодых побегов мягкой, рвущейся к солнцу травы. Запах хвойной смолы, идущий от лиственниц и елей стал мягок и приятен. У их подножий запахло тугой прелью. Природа ожила в своей чудной и неповторимо журчащей ручьями, красе…
Долгожданный день наступил и для Алтая. Хозяин решил вывести измученную нетерпением собаку на прогулку. Внешне, оставаясь спокойным, взволнованный пес все же не смог скрыть от Игната своего собачьего ликования. Впереди было лето и как хороший охотник, новый хозяин мечтал окончательно приручить собаку, которая ему очень нравилась и на которую он возлагал большие надежды. Все больше убеждаясь в том, что собака умная и значит хорошо помнит своего прежнего хозяина, Игнат побаивался отпускать ее от себя. Держа на поводке, пристегнутым к поясу, он постоянно громко разговаривал с собакой; бегал и как мог резвился, приучая выполнять его команды. Привыкая к новому голосу, собака забывает старый. Все же Скрежета не покидало одно тревожное чувство; такую собаку и хозин помнит, а значит станет искать. Он был уверен, что Савелий соврал ему, чтобы уговорить взять собаку. Скорее всего его выкрали; ведь такую собаку если и продают, то за большие деньги… На этот счет у Игната имелась одна задумка, но ею он ни с кем не делился, а Савелию велел про кобеля забыть и не трезвонить по округе. Считал, что нужно выждать; хотя бы один сезон, а там все образуется само собой. Поэтому однажды вечером, огородами, скрытно, привел во двор обычного пса, каких много, и посадил на цепь.
Переосмыслив все возможные опасения, Игнат окончательно успокоился и перспектива неожиданного появления прежнего владельца, перестала его волновать.
Антон уже третьи сутки находился в районном поселке. Он так и не смог уговорить Николая, приехать с ним для обследования. Радовало то, что он, наконец-то смог достать новое, более эффективное лекарство для друга и был уверен, что вакцина замедлит процесс болезни, которая медленно, но нещадно вредила ослабшему организму. Разговаривая с охотниками, Антон лелеял надежду хоть что-то узнать о бесследно исчезнувшем Алтае, но местные стражи лесов, лишь сочувственно кивали головами, склоняясь к тому, что собаку мог порвать зверь. За вечерним чаем, Сергей неожиданно рассказал о том, что один из местных охотников совсем недавно приобрел собаку; о чем поведал участковый, а кому, как не ему, верить.
Вечер едва занимался и Антон, вместе с Сергеем торопливым шагом направились к дому Скрежета. Игнат будто чуял, что гости нагрянут; стол накрыл, самовар раздул. Друзья застыли у порога, не желая проходить и присаживаться; по делам ведь, чего чаи гонять…
Хозяин был рад и гостеприимен; все как полагается, а в душу то оно как заглянешь; коли не своя. Услышав про собаку, хозяин сразу и признал факт покупки доброго кобеля; не породистого, конечно, но для тайги пригодного.
— Старого, Зубров сожрал… А этот вон, у конуры, на привязи.
Антон вышел, не дожидаясь, когда оденется хозяин. Совершенно чужая собака встретила его ворчанием и зло залаяла на посторонних. Алтай насторожился, но молчал; не в его нраве, лаять попусту. Не уловил он и знакомый запах Антона. Может ветер унес его не за сарай, не за скирду дров, где упрятана клеть, а в сторону; другим собакам на понюх…
Со слов разговорившегося Антона, Игнат узнал о тяжелой болезни хозяина собаки, и что Алтая, так звали собаку, выкрали ночью воры. Рассказал и том, как сильно страдает хозяин, нуждаясь в помощи, а единственная помощь или облегчение — это Алтай. Ни с чем вернулись друзья домой, а на утро Антон вместе с почтовым обозом воротился в родные Ярки.
Долго упорствовал Игнат, колеблясь и не зная, как быть; вовсе не собираясь вникать в положение того несчастного больного. Он и сам, не так давно, лишился дорогого и любимого друга, памятью которого жил. С болью вспоминал его и жалел. А что теперь? С дешевой подачки Савелия ему, Игнату, предложили нажиться на болях другого, страдающего человека. Да кто же он после этого, как позволил себе пасть до бесчувственности. Только теперь он осознал и понял, что совершил подлость; ну разумеется не зная всего, хотя это не оправдание. Он и теперь продолжает держать собаку взаперти. С Савелия он еще спросит, а вот как быть самому? И все же добро победило в душе Игната…
С легким чувством человека, раскаявшегося в своем, пусть не подлом деянии, но поступке; он пошел к собаке. Подойдя ближе, отворил дверцу и позвал:
— Алтай!.. Алтай!.. Пошел!.. Домой пошел!.. Свободен!
Собака, растерянно стоя перед отпертой дверью, ждала…
Только сейчас, впервые, Игнат увидел умный, но тревожный взгляд пса. Отчего не смог он разглядеть в полных жизни и грусти, глазах ту же боль и тоску, какую сам носит в сердце.
Пес в нерешительности смотрел, то на створку распахнутой двери, то на странного человека, отпускавшего его на волю. Игнат отошел в сторону, освобождая проход. Алтай стрелой вылетел из западни, убегая прочь, словно вечность ждал столь радостного мгновения. Немного отбежав, он остановился и, высоко подняв голову, с благодарностью, гавкнул два раза… Игнат знал: «Такая собака в проводниках не нуждается…»
Свидетельство о публикации №222123000049