Бесконечное синее небо

« … Птице для полета прежде всего необходимо свободное дыхание, птица набирает воздух в грудную клетку, становится гордой и начинает летать».

Станиславский

   Транспортная капсула с грохотом проскользнула между клубящимися слоями влажной атмосферы, окунулась в переплетение горячих газовых потоков. Раскаляясь и потрескивая, капсула потащила за собой огненный след. Все ближе к бугристой поверхности, выгнувшейся навстречу шероховатой полусферой…
     На отправочной станции произошел сбой, и капсула раньше времени выскочила из энергетической оболочки, материализовалась где-то в поле притяжения забытой всеми звезды. Такие утерянные грузы чаще всего находили по излучению аварийного маяка, иногда в самых неожиданных уголках Галактики. Однажды, партия урамлитовой руды оказалась на дне озера Трех Царей, посреди которого высились башни дворца-крепости. Центаврийцы испугались неожиданного вторжения, и крепость опустилась в подводное убежище. Даже выпустили в озеро несколько хвосторотов, хищников, выведенных еще при последнем центаврийском царе. Кровожадные твари бесшумно носились в черной воде, охраняя тайны дворца. Конфликт разрешили дипломаты, уговорившие обидчивых обитателей малахитовой планеты не закрывать глубоководные каменоломни, где добывали материал для облицовки боевых кораблей. Центавра, как и много лет назад, превратилась в туристический рай. Теперь, спустя двести лет после войны с огневиками, можно было своими глазами увидеть самого страшного хищника Галактики. Туристов доставляли к озеру Трех Царей на штурмовых крейсерах минувшей войны и даже кормили блюдами, популярными двести лет назад.
     А здесь, на спутнике едва тлеющей звезды, давно никто не жил. Да и жил ли вообще кто-нибудь? Вопрос риторический. На картах этого района Галактики тускло мерцал лишь оранжевый ромбик, обозначенный скромной цифрой 1914. Штурманы всегда обходили стороной такие прокаженные места, именуемые в лоциях «Полигон отчужденных древностей». Мрачные, брошенные цивилизацией миры с изгаженной атмосферой, орбитами, полными блуждающими кораблями без намека на топливо и энергопитание. Даже проходимцы и искатели артефактов редко захаживали на такие «полигоны». Свалки изобиловали жуткими тварями-мутантами, лабиринтами оружейных заводов. Кто знает, какое варево готовили кочевники Магеллановых Облаков, чтобы расправиться с касторианскими огневиками. Армада боевых кораблей огневиков пропала где-то на подходе к «Обители странника» - нейтронной звезде, которую использовали как трамплин для старта в отдаленные районы Вселенной. Так летали обанкротившиеся извозчики-одиночки, мелкие фрахтовщики на допотопных рудовозах и танкерах с химическими двигателями.
      Огневики, хоть и летали среди звезд, пользовались древними картами, составленными штурманом полулегендарного Красноголового капитана. Ригелианин с командой головорезов на примитивном лунном паруснике первым вырвался за пределы Галактики. На картах Красноголового капитана нейтронная звезда отсутствовала, вот огневики и угодили в недра «Обители странника» … Жители Магеллановых Облаков покинули свои отравленные оружейными ядами планеты и луны. Ядов хватило бы на всех. Уютные миры, которые раз в год покрывались цветами размером с континент, а облака наполнялись благоухающими тысячекилометровыми шлейфами семян и пыльцы, погибли. Яркие радужные диски планет, бесчисленные луны стали именоваться «Полигонами» с порядковыми номерами.
      Грузы, пропавшие в зоне полигонов, разыскивались специальным отрядом бронированных кораблей с киберэкипажами. На «Полигоне 1914» в капсуле оказался человек. Не ригелианин, не касторианец и даже не полупрозрачный центавриец. Людское племя много веков скиталось по бесхозным планетам, арендуя их у местных царьков. Презирали людей, но побаивались. Они забыли кто они и откуда, но всегда дрались с врагами до последнего. Красотой их жен восхищались даже странники из далеких Галактик. По негласному соглашению, Межгалактическая спасательная служба не откликалась на запросы терпящих бедствие кораблей, если на борту был хоть один человек. Редкий фрахтовщик брал в команду человека (даже матросом), как безродного. Где же родина человека, где та маленькая планета, на дне атмосферы которой возникли самые прекрасные создания Вселенной? Многие смельчаки сгинули в поисках родины, чтобы человечество обрело статус истинной расы.
       Капсула с человеком, зажатым в фиксаторах, летела над сумеречными пейзажами полигона. Ледяные поля, заснеженные скалы и какие-то исковерканные металлические конструкции проносились под ней. Над бесконечными болотами висел густой туман едких испарений, низенькие корявые деревца ютились на крохотных островках. Болото спружинило, принимая удар капсулы, она несколько раз подпрыгнула над липкой грязью, ткнулась в островок и бесшумно распалась на лепестки. Долго, очень долго из обломков никто не появлялся. Ветер шелестел жаропрочными лентами тормозных парашютов, путал серебристые стропы. Вот, скрипя сочленениями противоперегрузочного костюма, человек обессилено выполз наружу, осторожно втянул в легкие сырой ветер, огляделся. Низкое слякотное небо расстилалось над равниной, моросил дождь. Все выглядело одноцветным, тусклым и до убогости скучным.
       Сначала он ничего не почувствовал, хлюпая металлизированными подошвами ботинок по мутным лужам. Легкая дрожь пробежала по телу, когда в небе мелькнула тень маленького крылатого существа. Человек резко присел, закрывая голову руками, но страха не было. Ощущение покоя и трепетной благости усиливалось с каждым шагом, заполняло каждую клеточку организма. Тихие, почти на уровне слуха звуки, манили его куда-то в туман, туда, где ветер трепал жесткие стебли тростника.
        Становилось все темнее, холод пробирался под скрипящий панцирь костюма, вызывая дрожь в теле. Перехватывало дыхание, кружилась голова. Он дышал живой атмосферой, насыщенной букетом газов, бактериями и влажным ветром. Всю жизнь приходилось дышать «мертвым» синтетическим воздухом, глотать пищевые концентраты, как подопытная амеба. Теперь легкие заполнялись необъятным океаном атмосферы, жили, трепетали вместе с ним.
         Снова в потемневшем небе скользнула крылатая тень, шорох жестких перьев наотмашь стеганул по нервам. У касторианцев он уже видел крылатых ящериц, летавших меж звезд. Шесть разноцветных солнц пускали в пространство мощные потоки света, и ангелоподобные существа парили в них, медленно раскрывая многокилометровые крылья. Птицы, кажется, так их называли, жили на родине человечества. Легендарная планета, где самое синее небо, ласковое море и где растут колючие деревья, истекающие пахучей смолой. Нет такой смолы нигде, даже на парафиновых планетах феерической Веги…
         Зачем он думает об этой планете? Может быть, нет ее вовсе, придумали от безысходности и пустоты в сердце? Когда тебя тыкают носом в зловонную грязь где-нибудь на Крюгере-60, рассказывают местным аборигенам, выползшим из нор (они просто дендропаразиты, гусеницы с мозгами на затылке, болтуны, коих вселенная не видывала!). О том, что люди - продукт лабораторий первого центаврийского царя. Приходится выхватывать десантный нож и загонять червяков по норам.
Другой человек смолчит, проглотит горькую от обиды слюну, стиснув зубы уйдет в отель для неполноценных. Плакать будет всю ночь, мечтая увидеть во сне родную планету. Ощутить теплые бризы, услышать дыхание метели в каминной трубе или просто звон капель обычного грибного дождя.
Людям не снились окружающие их чужие миры, однообразие корабельных будней, заточение орбитальных карантинов. Спали теперь больше по привычке, впадая в странное гипнотическое состояние, проваливаясь в тягостное небытие. Счастливчики, видевшие сны (такие еще встречались среди людей), рассказывали о стаях птиц, летевших в чистом синем небе, усыпанном белыми барашками облаков. Им снилось бесконечное синее небо, оно завораживало, от него было невозможно оторвать взгляд…
       Засыпая на мрачной безымянной планете, человек думал о синем небе, которого никогда не видел. В эту ночь ему почти ничего не приснилось. Ничего, кроме большой серой собаки, бродившей по жухлой прошлогодней траве. Ночью он проснулся от холода. Было тихо и морозно. В низких облаках плавали отблески света, отраженного от какого-то спутника. Свет казался добрым и очень знакомым.
       Теперь нужно развести огонь. Все колонисты, если позволяли условия, делали это. Если на планете появлялись рыжие сполохи открытого огня, возле которых копошились маленькие двуногие существа, значит, тут высадились люди. Местные власти брали деньги с колонистов, и таможенный катер быстро стартовал. Безродные прилетели!
       Капелька плазмы упала в охапку заиндевелого тростника, пламя быстро охватило пустотелые стебли. Без обычной фильтрующей маски запах дыма приятно щекотал нос, глаза застила пелена слез. Инстинктивно зажмурившись, он слушал громкий треск костра, гудение обжигающего пламени. И вдруг… Нет, ему, наверное, послышалось. Сквозь треск костра, очень тихо, детский голосок пел песню. Язык песни был древним, давно забытым людьми. Это был язык его предков…
        Тростник быстро сгорел, почти не оставив угольев. Голосок затих, будто и не было его. Дрожащими от волнения руками, царапая ладони, человек рвал длинные стебли тростника, прижимая их к груди, бежал обратно. Снова искал в темноте островки, поросшие тростником. С необъяснимым трепетом он бросал взгляд на горсть едва заметных угольков. Только бы они продолжали гореть, перемигиваясь малиновыми огоньками!
Почему-то ему казалось, если костер вспыхнет вновь,  детский голосок вернется. Слезы собирались на веках, мешали смотреть, тонкими теплыми струйками брызгали из глаз. Стекали по щекам, струились вдоль ложбинок морщин. Опять ресницы наполнялись жгучей влагой, становились тяжелыми, залепляя веки. Волна за волной слезы наполняли глаза. Успеть. Только бы успеть!
        Костер разгорался медленно, отсыревшие стебли дымили и жутко трещали. Наконец огонь вспыхнул, резво пробежал по остывающим углям. Склонившись к самой земле, человек набрал в легкие насыщенный дымом воздух. Сложив губы трубочкой, выдохнул прямо в глубину костра.
Детский голос возник совсем рядом, - громкий и звонкий. Хотелось слушать его не прерываясь, думать только о любви, такой почти забытой и далекой, как их родная планета. Какая она, любовь? Бесконечно добрая, всепрощающая и бессмертная. Дарующая крылья, о которых тайком мечтает каждый человек. Вот она, где-то рядом, в переливах детского голоса. Как удержать ее, сохранить в стареющем сердце?
        Человек поддерживал огонь всю ночь, не обращая внимания на саднящие кровоточащие раны и усталость. Под утро он уснул. К угасающему костру, из утреннего тумана, вышла большая серая собака. Она села рядом, долго смотрела на отблески пламени, прижимая уши, принюхивалась к чему-то. По-стариковски щурила блестящие глаза. Ей пришлось долго ждать этой встречи. Слишком долго.
Сон человека, впервые за много веков, был спокойным и радостным. Белые, ослепительно-белые облака. Мокрый луг, покрытый желтыми бусинами одуванчиков. Вот они раскрываются навстречу солнцу, дрожат пушистыми стебельками. Отовсюду летят птицы, ныряют в шелестящие заросли, прыгают среди ветвей. Небо. Бесконечное синее небо расстилалось над спящим. Наполненное ветром и птицами, звонким детским смехом. Земное небо. Рядом, охраняя счастливый человеческий сон, сидела большая серая собака.