Сон на Новый год

Новый год подкрался, как всегда, неожиданно. В университете было заполнено почти всё пространство между актовым залом и спортзалом. Из-за взрывов хлопушек и конфетти его площадь казалась бесконечно огромной. По ней бесконечным потоком плыли парочки и группки. На возвышении за трибуной суетился Дед Мороз с огромными ручищами, на которых висели два мешка. С верхней стороны они были украшены – большие красные звёзды с серпом и молотом. Их крепили на шнурах специальные люди, чьи фигуры появлялись в кадре, только когда Дедушка начинал поднимать над головой один из мешков.

За происходящим с верхних трибун на всё обозримое пространство следил огромный чёрный глаз. Были тут и мелкие технические сотрудники, напоминавшие оживших официантов. Они в основном стояли возле парт, но иногда со стуком выносили из зала стулья и куда-то уносили их. Иногда они по двое-трое отправлялись в другие клубы, которые для этого построили вдоль стены. Некоторых ребята знали в лицо, другие были незнакомы. Подъезжали машины с шампанским, мандаринами и ёлками. Работало несколько официозных студий, где заготовленные тексты к песням сочиняли за несколько минут прямо в студии. Звук был довольно качественный, и со сцены иногда долетал знакомый хриплый голос: «Споёмте, друзья! Ведь завтра в поход! Споёмте!».

Потом началась другая программа. Дело в том, что этот второй день открытия в клубе был полностью посвящён рок-музыке. Половина столиков была занята именно рокерами, а половина – учёными. Несмотря на то, через что последние прошли, они не теряли присутствия духа и были настроены на решительный бой.

На сцене стоял огромный баннер с могучим викингом с железным мечом в руках – в этом не было никакого преувеличения. Такой меч, как установили эксперты, весил пятьдесят два килограмма. Рядом висела другая надпись: – РЭА для лохов! – с гордостью поясняла надпись с экрана. При этом в зале стояло около двух десятков чёрных рамок, отделявших от посетителей настоящих «рокеров», щёлкавших семечки и глядевших на остальных снисходительно, с каким-то даже презрением.

Учёные, в основном старой советской школы, писали на листочках слова, которые следовало спеть на открытии, записывали их на огромных белых листах бумаги и приклеивали на фанерные щиты с шипами. Шум был такой, словно зал набит цыганской толпой и тут уже происходит нечто вроде рынка.

Появление Мадонны заставило всех примолкнуть. Все ждали с ужасом, какое известие она принесёт. Мадонна уселась на свой трон в центре первого ряда, поправила купальник и надела тёмные очки. Это был, конечно, рискованный шаг – не для такого случая, но что поделаешь, времена тяжёлые. Как только она опустилась на своё место, ей на шею надели розу, и началось…

Аплодисменты в конце зала стали такими бурными, что на пол посыпались бутылки и крэпсы. Из-за фанерной загородки повалили пидоры и трансвеститы. Были здесь, кстати, также двое японок и одна японская студентка, которая постоянно тёрлась среди публики, надевая на себя не то косоворотку, не, то майку с полуистлевшим драконом. Потом она подошла к Мадонне и села рядом с ней. Интеллигентные японцы с испугом отпрянули от неё – никто из них не знал, где кончается студентка и начинается Мадонна. Впрочем, это не удивило бы их, если бы не было такого странного костюма. Трудно было бы найти человека, которому эта девушка не понравилась бы. Так и здесь. Но японцы были бы удивлены, узнав, как откровенно она ходит на высоченных шпильках. На ней был чёрный брючный костюм, который резко выделялся среди цветной гавайской рубахи, которую носили остальные танцоры. По-моему, её называли «Золотой Жёлтой Бабочкой», хотя никто точно не помнил, в чём суть этой метафоры. Сейчас она напоминала птицу, собирающуюся спикировать на вашу голову.

Все девушки уже были на месте, когда она пришла. Кто-то принёс на резинке для волос микрофон. В этом оркестре никто не играл – все были в наушниках. Мадонну обступили со всех сторон. У неё с собой были накладные ресницы, которые она наклеила на ресницы от солнцезащитных очков. Маску на её лице покрывали тени. Раньше я никогда не видел её в таком гриме. Пожалуй, особенно странным был этот ярлык. Словно золотой ободок вокруг кошачьего глаза.

Я подумал, что вот так человек станет похож на… На свинью. Вернее, на свиноматку. Только без бровей. Потом мне стало стыдно – я ведь действительно заметил в эту секунду её кошачий глаз. Может быть, я не готов был увидеть то, чему суждено было случиться? Но вот танец, кажется, начался. Она вышла на середину и стала медленно вращаться вокруг своей оси, обходя камеру, словно давая всем нам – врагам и друзьям, русским и французам, мышам и кошкам – почувствовать всю сладость процесса.

Несколько секунд на экране мелькало всё то же белое лицо, а потом появился похожий на разбитый мозг телевизионный ролик, где каскадеры прыгали с фальшборта и кувыркались в воде. Он был пустой и мутный. И что-то за ним скрывалось. В нём не было ничего, кроме этой двойной как бы рыбины, которая покачивалась под светом. Сверху – проекция экрана, снизу – зеркала. Сквозь них было видно море, пляж и других людей. Одни жили на пляже, другие плавали в волнах, третьи лежали на берегу. Все они казались висящими в пустоте, потому что не проявляли никакого интереса ни к происходящему в кадре, ни друг к другу. Но в конце концов у каждого оказалось зеркало, из которого на всех хлынул поток, обещавший такое счастье, что можно было уже не бояться ничего на свете.

Началась скучная игра, в которую играет любой житель земли. Кажется, она называлась «Кто хочет стать миллионером?», а может, «SMS». Но смысл был один – отвечать на вопросы и зарабатывать очки. В какой-то момент нам стали попадаться вопросы, ответы на которые уже были занесены в память игры. Чтобы получить следующий, нужно было по этому ответу пройти через зыбкий Рубикон.

Следующий вопрос был таким: «Какое количество телевизионных каналов вы употребляете в течение одного дня?» Мы, как полагается, написали на бумажках ответ и вынули их изо рта. Вжик! Мы заработали три очка и встали в очередь к четвертому зеркалу. Там сидел хозяин казино с двумя помощниками. Увидев эти бумажки, они захлопнули подставки с пальцами и спрятали руки за спину.

После этого на нас надели деревянные маски, соединенные между собой липкой лентой. Нас разорвали на куски, разорвав заодно наши бумажные мозги. Один из помощников достал из кармана крохотный обрывок бумажки и долго изучал его. Но больше всего его позабавил вес этого кусочка, с которым он не знал, что делать. У этого помощника была записная книжка, которая лежала рядом с ним на столе. Он решил разыграть своего хозяина. Вынул из книги страничку и написал на ней крупными буквами: МАКСИМАЛЬНЫЙ ВЕС – 50 ГРАММ. И прочел вслух: 5000… 7000… 10000… Вжииик! Получите пять очков. Мы видели, какой это был позор.

Стоя перед первым зеркалом, мы лихорадочно думали, за что бы уцепиться. То, о чем мы думали раньше, смешалось в непонятную кашу. Теперь нам не за кого было зацепиться – ни справа, ни слева. Все стало просто. Сначала я увидел край какого-то ковра, наклонился к нему и стал шарить по нему руками. Это был квадратный кусок ткани, по краям чуть длиннее, чем во всю длину ковровой дорожки. Я выдернул его из пола и открыл дверь.

Пригибаясь, словно нас могли заметить с крыши, я побежал по коридору к лестнице. Моя голова работала почти нормально, но я плохо понимал происходящее. Зеркало могло быть чем угодно. Начиная с зубной щетки. Бетонная лестница на крышу вела как раз под таким углом. Неплохо для сна… По ступенькам я не пошел, а побежал вниз, прямо по летающей тарелке. Когда я добежал до машины, она уже стояла на шоссе. Мне не пришло в голову, какая она на самом деле, эта крыша. Выйдя из машины на улице, такой, как всегда, было с ночи, пошел к метро, сел в поезд и поехал домой.