Райнгольд Шульц
ПОЛНЫЙ ВПЕРЁД
Рассказы
Полный вперёд
ISBN
Сердечно благодарю Андреаса Габриеля, Наталью Наумовну Тонконогую из Лейпцига, Kлассен Ольгу и других за ценные советы и бескорыстную помощь в издании этой книги.
Весь материал уже публиковался в СМИ Германии и России
Все права защищены. Публичное использование, воспроизведение через СМИ, перевод, использование в электронном виде, а также полная или частичная перепечатка или копирование – только с письменного разрешения издательства и автора.
Ваши пожелания и предложения присылайте по адресу:. Papa-Schulz@gmx.de
На обложке – картина немца из России Андрея Анреевича Предигера «Требуется консолидация».
Консолидация, значит – систематизация, стабилизация, слияние, объединение, укрепление, обновление,
увеличение личного благосостояния каждого.
Лебедь, Щука и Рак
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдёт,
И выйдет из него не дело, только мука.
Однажды Лебедь, Рак, да Щука
Везти с поклажей воз взялись,
И вместе трое все в него впряглись;
Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу!
Поклажа бы для них казалась и легка:
Да Лебедь рвётся в облака,
Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав, – судить не нам;
Да только воз и ныне там.
1814 Иван Крылов
Андреас Предигер – художник
Большой патриот своего народа Андрес Предигер изобразил на картине освободительное движение «Немцев в России» и «Немцев из России». Власть имущие любого государства всегда заинтересованы не в объединении, а разъединении, это известно из поговорки: «Разделяй и властвуй!» Поэтому они подстрекают создавать как можно больше всяких комитетов, организаций, землячеств, чтобы те не видели бревна в своём глазу, зато указывали бы на пылинку в чужом. В суете, в борьбе между собой потеряли бы способность двигаться вперёд и вести свой народ в правильном направлении, к правильной и благородной цели.
На картине изображено три «Ивана Сусанина», – каждый, веря в благие намерения и указывая название своего общества, ведёт своим путём: лебедь стремится в облака с плакатом «Международный конвент Российских немцев», щука тянет на Волгу – на плакате надпись «Родина», рак пятится назад – это «Землячество Российских немцев». Дорога без асфальта похожа на каторжный сибирский тракт. В телеге расстроенный, растерянный простой народ: седой мужчина сжал кулаки, его соседи повесили головы, женщины с детьми ждут решения, отец семейства упаковал чемодан, на телеге надпись: «Немцы России». Предусмотрительно к телеге привязаны два козлёнка для битья, которые превратятся в козлов отпущения, так как на извечный вопрос «Кто виноват?» и «Что делать?» ответа ещё никогда не находили.
Название книги подобно картине – «Полный вперёд!»
А куда вперёд?
^ Райнгольд Шульц
Reinhold Schulz
(PAPA SCHULZ)
Литературное объединение «Немцы из России» представляет своих авторов
Райнгольд ШУЛЬЦ родился 01.11.1949 г. на севере СССР в г. Сыктывкаре в семье высланных из Карелии житомирских немцев-колонистов. Служил в ВВС в Великом Новгороде, затем – в Крыму, в филиале Центра подготовки космонавтов. После демобилизации работал в Коми в Управлении гражданской авиации. Окончил Сыктывкарский государственный университет. Имеет двух дочерей и внуков. В ФРГ с 1990 года, живёт в Гиссене, работает на базе NATO.
Райнгольд Шульц – член землячества «Немцы из России», всегерманского интеграционного совета «Немцы из России», литературного объединения в ФРГ «Немцы из России» и международной ассоциации писателей и публицистов, а также Берлинского литературного общества «Berliner-Literaturbund» и Международного Сообщества Писательских Союзов, правопреемника Союза писателей СССР.
Юморист, писатель, публицист, он является активным членом современного общества, пишет стихи, басни, историческую прозу, юмористические рассказы, пародии, анекдоты, христианские и житейские истории, репортажи, сказки. Литературный псевдоним – Папа Шульц.
Райнгольд Шульц написал около одной тысячи произведений, в том числе более пятисот рассказов, он печатался больше чем в 30 альманахах, у него более 800 публикаций, которые удалось проконтролировать в СМИ, не считая интернетовских. Его работы активно публиковались в России: в журнале «Дальний Восток», «Работница», «Neues Leben»; в газетах «Аргументы и факты», «Сибирская газета», «Заполярная Правда», «Красное знамя», «Дым Отечества», «Московская немецкая газета». Только евангелистская газета «Забытый Алтарь» читается в 37 странах мира.
Его произведения печатали в Казахстане, Белоруссии, на Украине, в Польше, Швейцарии, во Франции, Финляндии, Норвегии, Греции, Австрии, Австралии, Канаде, США, во многих русскоязычных газетах и журналах Германии. Появились также переводы его рассказов в немецкоязычной прессе. В христианской редакции «Свет во тьме» рассказы Райнгольда Шульца озвучены и записаны на дискеты для незрячих людей.
Его «Шульц-фильмы» неоднократно показывали в Германии по телевидению. На радиостанции «Немецкая волна», радио «Берлин Бранденбург» действовал юмористический радиоклуб «В гостях у папы Шульца».
Он является автором многих интересных брошюр «самиздата», которые копируются читателями-переселенцами. Изданы следующие его книги: «Избранное», «Анекдоты папы Шульца», «Смеходром», «Перелётные птицы», «Воскресение», «Общий котёл» – два тома, рассказы, очерки, интервью. Подготовлены к печати книги: «Полный вперёд!» – рассказы, и «Марбург» – путеводитель для туристов.
Папа Шульц – обладатель юмористического «ЛАХ ОРДЕНА», ценных призов, почётных грамот, многочисленных откликов благодарных читателей и победитель многих литературных конкурсов, в том числе и первого всегерманского конкурса прозы и публицистики «NEUER HAFEN» в 2007 году в Дрездене.
В 2008 г. в Москве в центральном доме литераторов по итогам международного литературного конкурса «Национальная премия Золотое перо Руси», в специальной номинации «Русское в нас» ему присудили победу.
В 2009 г. Министерством национальной политики республики КОМИ, информационно-образовательным центром российских немцев в Коми АССР, Союзом писателей РК ГУ и Республиканским домом творчества папа Шульц в составе немецкой делегации был приглашён в качестве почётного гостя на его Родину, в столицу Республики КОМИ – город СЫКТЫВКАР, на праздновании дней российско-немецкой культуры, проводимом по инициативе немецкого посольства и Министерства Иностранных Дел республики. Папе Шульцу пришлось выступать перед общественностью на радио и телевидении, давать множество интервью локальным и республиканским газетам. На обратном пути в Москве на Мосфильме у него состоялись деловые встречи с известными кинорежиссерами России.
Интересно и весело вспоминаются его творческие встречи в Бад-Годесберге, Барселоне, Берлине, Бонне, Вайльбурге, Ветцларе, Висбадене, Вюрцбурге, Гааге, Гельзенкирхене, Гиссене, Детмольде, Дрездене, Касселе, Кёльне, Корбахе, Лейпциге, Марбурге, Марсберге, Москве, Сыктывкаре, Мюнхене, Оерлинсхаузене, Франкфурте-на-Майне и других по алфавиту городах.
Подробнее познакомиться c его творчеством можно в Интернете, набрав (на русском или немецком языках): Папа Шульц, настоящее имя Райнгольд Шульц или названия его книг и рассказов.
Автором налажена общедоступная для всех система распространения «Книга-почтой». Всего за одно евро почтальон принесёт вам книгу прямо на дом. Это очень удобно, а книги с автографом можно заказать круглосуточно по электронному адресу: Email: papa-schulz@gmx.de или вечером по телефону: 0641 – 5 81 72 26. ЗВОНИТЕ!
ОБРАЩЕНИЕ
Дорогие читатели!
Многоуважаемые Дамы и Господа!
В настоящее время автором закончена многолетняя работа над новыми книгами.
Это достоверные рассказы о многострадальной судьбе кочующих немцев. Их, как заложников, как перекати-поле, гонит по свету нужда, война и политика двух стран – Германии и России. Где бы они ни приживались, государственная политика вырывала их с корнем. О жизни немецких колонистов в России написано немного книг, это белые пятна истории. Европа, девятнадцатый век, экономический кризис в Германии, вынужденная эмиграция на восток, колонизация, каторжный труд, экономический колониальный рассвет, первая мировая война, первая царская высылка, революция в России, возвращение из ссылки, восстановление разрушенного хозяйства. НЭП, раскулачивание, вторая ссылка, вторая мировая война, эвакуация. Спецпоселение, трудармия, ГУЛАГ, комендатура, дискриминация, возрождение, решение немецкого вопроса в СССР. Реэмиграция в Германию, интеграция на исторической родине, взлёты и падения в новой жизни. Такова вкратце судьба народа.
В книге собраны житейские и христианские рассказы о судьбах российских немцев. Немецкая тема на всех страницах звучит главной стержневой мыслью.
Как известно, издание книги предполагает немалые материальные затраты: на изготовление обложки, на художественные иллюстрации, редакторскую и корректорскую обработку, перевод на немецкий язык, на бумагу, типографские расходы и так далее; затраченные на рукопись рабочие часы вообще не поддаются подсчёту. В настоящее время уже всё позади: решены организационные вопросы, подобрано издательство, рукописи отредактированы и подготовлены к печати, сделаны художественные заставки. Книги намечено выпустить по мере сбора и накопления материальных средств. Список спонсоров планируется разместить на одной из её страниц. Книга для наших потомков будет достойной памятью.
К сожалению, автор не имеет возможности издавать за свой счёт большое количество своих книг. Поэтому очень просим Вас материально поддержать издание новых книг, связанных с нашей общей историей, рассказывающей о тяжёлой судьбе наших предков. На основании вышеизложенного, убедительно просим Вас стать спонсором и оказать посильную финансовую поддержку в издании книг. Если Вы приняли положительное решение, то определённую Вами сумму Вы можете просто перечислить на счёт:
№ 00 28 07 53 23, BLZ 51 35 00 25,
Sparkasse Giessen, Reinhold Schulz.
ПОЛНЫЙ ВПЕРЁД!
Под таким названием вышла в свет очередная замечательная книга, автор которой известный русско-немецкий писатель Райнгольд Асафович Шульц. Он родился 1 ноября 1949 года в Коми АССР, в городе Сыктывкар, и с 1990 года живёт и трудится в Германии, на своей исторической Родине.
Произведение «Полный вперёд» содержит 122 многожанровых рассказа, некоторые из которых автобиографичны. Достоверные истории, о которых поведали писателю их участники, герои событий, встречи автора с интересными людьми, путешествия по Германии и за её пределами, юмористические рассказы, связанные с жизненными ситуациями различных людей, пробуждают большой интерес при чтении этой книги.
Литературное объединение «Немцы из России» на первых страницах книги в краткой форме представляет самого автора, его биографию, общественную деятельность и его награды за неоценимый вклад в области истории, литературы и искусства. А заслуг у него немало!
В рассказе «Память» на примере девушки Эллы и её замученной в трудовом лагере подружки, мы видим судьбы многих невинно истерзанных, у каждого из которых своя история и в то же время общая судьба. Они все лучшие годы жизни своей провели под охраной вооружённых людей, которых власть Советов уполномочила чинить бесправие над ними. За что?
Невольно встаёт каждый раз печальный вопрос. И никто до сих пор не ответил за все те бесчинства. Как будто ничего этого никогда в истории и не было. Постепенно уходят из жизни последние свидетели того «ада на земле».
И бесценна работа автора в том, что он собирает крупицы памяти от живых свидетелей прошлого, которые войдут в историю российских немцев. За это Вам, Райнгольд Шульц, низкий поклон и большое спасибо!
Но не все произведения в этом сборнике навеяны печалью. С тонким юмором написаны рассказы «Не жми», «Стёпка», «Химия» и другие.
История верной дружбы и вечной любви Юры и Аллы – «Юраллы», восхищает и подаёт всем разочаровавшимся в любви большие надежды, что она – любовь, всё же существует на земле нашей.
Жалость, сочувствие и сострадание к мальчику по имени Витёк испытывает каждый, кто прочитал рассказ «Снежок». Взрослые порой не задумываются над своими поступками, ранящими душу ребёнка. Психологическая травма остаётся на всю жизнь.
Житейские рассказы «Музей», «Наставник», «Как жених себе невесту выбирал», «Буся» читаются на одном дыхании.
Тот, у кого нет возможности по физическим или финансовым причинам путешествовать по Германии и за её пределами, может совершить это вместе с писателем, читая его описания, в своих представлениях читатель может оказаться в интереснейших местах, о существовании которых раньше и не подозревал.
Райнгольд Шульц много путешествует, в свободное от работы время. Его интерес к истории, искусству, культуре своего и других народов чрезвычайно велик. Каждое своё путешествие он описывает так точно, с такой большой достоверностью, что невольно чувствуешь себя где-то рядом с ним, в том же самом путешествии.
Описания достопримечательностей и массу поучительных советов можно найти в рассказах «Турецкие зарисовки», «Испанские заметки», «Али баба», «Турецкий сумбур», «Марокканские заморочки», которые написаны с лёгким юмором и буквально проглатываются страница за страницей. С их помощью можно избежать неожиданных казусов в чужой стране.
Горы, море, солнце, песок. Экзотика южных стран манит к себе, и хочется уже самому воочию увидеть всё это.
Произведения Папы-Шульца невозможно читать равнодушно. Они пробуждают с новой силой лучшие качества души нашей: желание творить добро, сохранить, уберечь нашу голубую планету для наших потомков.
Книга – лучший подарок. Она даёт возможность многим из нас серьёзно задуматься над смыслом жизни на Земле.
Дарите книги своим друзьям и знакомым, родным и близким! Они будут вам благодарны за неоценимое богатство знаний, волнующих чувств и богатство красок языка писателя.
Творческий труд, вложенный в каждое произведение, которое написал Райнгольд Шульц, невозможно оплатить никакими деньгами.
Это знания и жизненный опыт, глубокие размышления, раздумья и бессонные ночи... Постоянная мыслительная деятельность. Нормальному человеку такая ноша не под силу. В этом и заключается талант писателя.
У автора в арсенале уже имеются такие замечательные книги, как «Воскресение», «Смеходром», «Анекдоты Папы Шульца», «Перелётные птицы», «Общий котёл» - 2 тома, «Слёзы и грёзы», «Полный вперёд» и другие отдельные рассказы, стихи, сказки.
Читайте на здоровье! На духовное здоровье!
Благодарная читательница Лидия Шульц (однофамилица), г. Зигбург
Книги Райнгольда Шульца можно заказать по электронному адресу в любое время суток:
papa-schulz@gmx.de
или вечером по телефону: 0641-581 72 26
ОТЗЫВЫ О ПУБЛИКАЦИЯХ
Материалы, которые уже публиковались в СМИ разных стран.
Райнгольд!
Очень мне нравится читать твои рассказы. Есть очень хорошие, говоря бюрократическим языком, – написаны пером мастера. Пока что Бог не просто так даёт тебе твои страдания и испытания. Ты их выносишь на бумагу, а вместе с тобой страдаем мы – читатели. Страданья душу очищают. Твои детские рассказы очень светлые, добрые. А «Таёжный круиз» – это вообще поэзия в прозе. Описание природы очень понравилось. Читается взахлёб. Спасибо! Да благословит тебя Господь! Валентина Шнайдер.
Райнгольд!
Ходила на «Белую ворону» в Берлине, читали Ваш «Таёжный круиз», хохотали все до икоты, ты просто не можешь не веселить людей. Эти рыбацкие истории с лягушечьей икрой разве правда?
Ну, как в Париже! Спасибо за всё!
Юлиана Дильк. Автор книги «Ну хоть немного Бога!»
Отзыв на газетную заметку «Турецкий сумбур»
С большим удовольствием прочитала газетную статью «Турецкий сумбур», узнала столько новой интересной информации, автор – прямо Юрий Сенкевич, в Турцию ехать не надо, только внимательно читать, и всё, как в телевизоре, встаёт перед глазами. Тонкий юмор и не проходящая грусть о советской родине. Журналистский репортаж читается увлекательно и легко, отличная реклама для турецких курортов. Природа красиво описана! Очень интересно для тех, кто хочет понять разницу между мусульманской и христианской религией. Пожелаем автору: «Пиши чаще и выпусти книгу «Путешествия Папы Шульца» или «Европа глазами Папы Шульца».
Роза Зальцманн. Вайльбург.
Прочитала рассказ «Турецкий сумбур» в журнале «Ост Вест Панорама» и решила непременно сообщить своё мнение. Божественно! Я просто читала с таким удовлетворением. Такой слог хороший, интересно написано, такие факты изложены, со всех сторон изумительно! И что удивительно, я читаю и вижу всё это как будто с высоты, а дочитывая, вижу – «написано в самолёте на высоте 11 000 метров над землёй». Просто удивительно! Рассказ, правда, хороший и на душе такое хорошее состояние, когда видишь наших людей высокообразованных, талантливых, чувствуется родная наша немецкая душа. Мы тебя очень любим. Творческих тебе задумок, находок, крепкого здоровья.
Лора Рихтер. Берлин.
Уважаемый Райнгольд, прочитала ваши рассказы «Рица, Пай-пай, Перекати поле», мне очень понравилось. Простые, доступные, интересные, с иронией, с юмором, – получила большое удовольствие. Я никогда не знала, что есть на свете русские немцы, теперь имею ясное представление об их страданиях. В ваших рассказах я ещё почувствовала, что хотя вы и немец, но вы настолько русский человек, с нашей широкой душой, вывернутой наизнанку. Вы подметили каждую мелочь жизни, каждую деталь. В вас прочно сидит дух русский и чувствуется глубокая тоска по матушке России. Большое спасибо! Пишите, у Вас очень хорошо получается.
Люся Грибкова Москва.
Дорогой Папа Шульц!
Всей семьёй читали ваши рассказы, очень понравилось. Коротко, интересно и с изюминкой, как у Чехова. Большое спасибо!
Михаил Горелик. Ветцлар.
Рассказы Райнгольда Шульца хорошо отражают центральную переселенческую тему. У него такой тонкий своеобразный язык, полный иронии и сарказма. Его истории краткие, ёмкие, интересные, с двойным смыслом, поэтому его очень трудно переводить на немецкий язык, так как при переводе многое теряется. Иронию перевести невозможно, а в ней весь смак, суть дела. Как, например, можно переводить Шукшина? Я ещё никогда не встречал его перевода.
K;nigstein. Wendelin Mangold
В альманахе за 2002 год «Литературные страницы» много авторских работ, но на мой вкус рассказ «Стёпка» лучший из всех, я его раз пять перечитал. Спасибо автору!
Корнеус Петкау.
Папа Шульц!
Не обижайся на меня за рассеянность по поводу приглашений. Мы всегда тебе очень рады. Ты такая колоритная фигура, у тебя такой своеобразный язык, тебя можно выпускать на любом вечере. Твой юмор всегда поднимает настроение.
Вольдемар Вебер. Вюрцбург.
Здравствуйте Многоуважаемый Папа Шульц!
Пишет Вам Шмелинг Валентина. Прочитала вашу книгу, и полегчало на душе, а многие, кто ещё не читал, даже не представляют, чего они лишаются в жизни, ведь Ваша книга – сплошная радость. Спасибо за ваш писательский труд!
ПРАЗДНИЧНОЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ ПИСАТЕЛЮ ПЕРЕСЕЛЕНЦУ ПАПЕ ШУЛЬЦУ
Пламенные поздравления писателей-переселенцев плюс писателей Поволжья по поводу получения престижной премии – писательское перо.
Пользуясь предоставленным правом, позвольте поздравить популярного публициста, писателя-переселенца Папу-Шульца, представителя простого пролетарского происхождения, пишущего правдивые повествования по переселенческим проблемам, получившего приз первопрестольной.
Представьте, Пётр первый предрекал, что правильный путь приводит постоянные победы. Первая проба Папиного пера прошла положительно, появились поклонники. Просто прекрасно повсеместно популяризировать представленные превосходные публикации произведений Папы.
Поздравляем Папу по поводу прекрасного праздника получения престижной премии, позволяющей пройти первопроходцем.
Позвольте пожелать Папе прекрасных преобразований, поменьше переживаний, проблем, побольше подобных праздников, побед, превосходных последующих произведений, позволяющих прославиться, получить повсеместное признание, престижные премии, призы, памятные подарки, почёт.
Приглашённых присутствующих после перерыва призываю попировать по прекрасному поводу, поскорее поддать. Пусть подобный праздник помнится подольше. Поздравление прозвучало по поручению поклонниц, поклонников, писателей-переселенцев плюс писателей Поволжья, политиков, прочих персон.
Первый премьер председателя правления популярных писателей Петкау.
ПОЛНЫЙ ВПЕРЁД
Рассказы
Райнгольд Шульц
Гиссен
2010
МУЗЕЙ
Среди пацанов в глухом таёжном посёлке пронёсся слух: возле пристани на реке причалила агиткультурная самоходная баржа, а в ней – музей и чудеса всякие. Что такое музей, они не знали, и это было ещё интереснее. Собравшись, босоногая ватага ребятишек решила немедленно побежать к реке и всё разведать, а если удастся, увидеть собственными глазами загадочный музей.
У берега реки действительно стояла большая самоходка, на которую друг за другом по крутому трапу восходили стар и мал. Народу собралось много. Детвора тоже взобралась на судно. Седой капитан, в красивой форме, вежливо пожимал всем руки и приглашал на борт. На палубе ничего такого не было, и они спустились следом за всеми в трюм, и попали в маленький – человек на сто – кинотеатр. Всех пригласили занять свободные места. Свет погас, и на экране показали их советскую родину и её достижения.
Начинался фильм с революции, с достоинств, какие она принесла народу. Во-первых, все стали грамотными. Пионерия – самая читающая детвора мира; показывали красивые ясельки, детские сады, пионерские лагеря «Орлёнок» и «Артек», затем – комсомол, его дела и награды, потом – славную гвардию коммунистов, их бескрайнюю, красивую страну, освоение целины и Космоса, великие народные дела, счастливых людей и огромную руководящую роль партии и её Центрального Комитета во главе с Первым секретарём, дорогим товарищем…
Заканчивался фильм фантастическими планами строительства светлого будущего всего человечества. Громкая бравурная музыка, патриотические песни, весёлый, бодрый оптимизм вселил в ребят уверенность и надежду. Никто во время фильма даже не вспомнил, что в посёлке нет ни одной заасфальтированной улицы, ни одной личной автомашины. Велосипеды и то считались огромной роскошью. В скромных магазинах были только товары первой необходимости, а какая такая есть ещё вторая необходимость, никто даже не знал. Ну и что? Лишь бы не было войны, – говорили женщины-старушки! Мы всё отдадим для крепкой армии.
После фильма всех пригласили в следующий, большой зал, где было много света, картинок, макетов, моделей и всяких выставок. Например, молоко стояло не в бидончиках, а в изящных бумажных конусных пачках, и скоро их начнут продавать в магазинах, в Москве уже продают, – в кино показывали. В открытом гардеробе на плечиках висели красивые капроновые, нейлоновые мужские белые рубашки, газовые платки, кримпленовые платья, болоньевые плащи, носки на резинках сверху, чтоб не спадали. В стране всё есть: трикотин, кашемир, велюр, джерси, бязь, стеклотканевые шторы. «Вот они!» – показывал капитан и разрешал их пощупать. Вот прозрачная плёнка, из которой сделаны элегантные сумки, пакеты, мешки, парники для огородов, и называлась она «полиэтилен». У стены стояла мебель-стенка, рядом – электроплиты и газовые печки, которым не нужны дрова. Механические бритвы «Спутник», которые заводились как будильник, фотоаппарат, который сразу сам делает цветные фотографии. Удивительные вещи ожидают нас в будущем. Ребята не всё понимали и глядели на чудеса, раскрыв рты, лишь старики как-то странно покачивали головами, наверное, жалели, что не доживут.
Капитан был хорошим экскурсоводом и демонстрировал удивительную авторучку, которая писала без чернил, её не надо было макать в чернильницу, это была не обыкновенная авторучка, которую надо было заправлять, перепачкивая пальцы чернилами. Удивительная ручка будущего называлась шариковая, от имени их дворняжки.
На модной полированной тумбочке стоял радиоприёмник с экраном и назывался телевизор, к нему не надо было покупать диафильмы, он показывал без киноплёнки, а так – из воздуха. Другой интересный агрегат назывался магнитофон. Ребята хихикали, хрюкали и шипели в микрофон, потом капитан перекручивал катушки, и аппарат, как попугай, повторял все звуки под хохот публики. Он мог даже сыграть красивую музыку. Вот это чудо!
Много удивительного было на самоходке. В маленьких ванночках с водой плавали великолепные модели кораблей на подводных крыльях, стояли макеты грозных военных ракетных катеров и больших пассажирских пароходов. Новые самолёты и ракеты, которые полетят на Марс, висели под потолком на ниточках. Тут же стояла модель конвертоплана – гиперзвукового летательного аппарата. Было много удивительных, фантастических вещей, ребята даже устали от избытка информации, их мозг уже не воспринимал чудеса, а потом уже хотелось побыстрей домой, чтоб дома всё это рассказать всем во дворе и своим родителям, но их мучило любопытство, что самое главное, ради чего прибежали, они так и не увидели, и они решили довести дело до конца, спросить у доброго и солидного капитана.
– Дяденька, спасибо вам! Всё интересно! Мы уже всё посмотрели. А самого главного ещё не видели. Музей-то где?
PS:. Музей от слова «муза». По-гречески «Храм муз». Музы в древнегреческой мифологии – это девять богинь, покровительниц наук и искусств. Музы вдохновляют не только писателей, поэтов и музыкантов, но и учёных, изобретателей. Интернет, компьютеры, плоские цветные телевизоры, солнечные батареи, хенди, факс, видеотелефоны, видеокамеры, цифровые видеомагнитофоны, навигаторы, DVD, CD, печи микроволновки, индукционные плитки, промышленные роботы и прочее, и прочее человечество тогда ещё не придумало…
ДЕФИЦИТ
Два семиклассника долго сидели в приёмной начальника аэропорта. В кабинете проходило какое-то совещание. Секретарша, разложив на столе документы, тайком читала журнал, лежащий в полуоткрытом ящике стола. Школьники с интересом рассматривали многочисленные фотографии на стенах, провожали завистливым взглядом взлетающие за окном реактивные самолёты.
Наконец, за дверью послышались оживление, шум сдвигаемых стульев; дверь распахнулась, и из кабинета, как в школе из класса на переменку, стали выходить статные богатыри в строгой форме.
Секретарша юркнула в дверь и, когда вышел последний «богатырь», пригласила ребят к начальнику. В огромном кабинете за большим письменным столом, заваленным бумагами, сидел очень важный человек и разговаривал по телефону.
Ребята неуверенно остановились у порога, но начальник жестом показал на стулья. Они, озираясь, несмело подошли к нему и сели за приставной столик.
– С чем пожаловали, молодые люди? – спросил начальник, положив телефонную трубку.
Мальчишки вытащили из кармана и положили перед ним на стол помятый тетрадный листок.
– Что это? – полюбопытствовал начальник.
– Чертёж! Мы с другом аэросани построили. Двигатель, переделанный под воздушное охлаждение, от тракторного пускача: рама деревянная, лыжи охотничьи, пропеллер – из берёзы. Всё готово к испытаниям, только нет ветрового стекла. Вот мы и хотим попросить у вас кусок органического стекла.
– Даже не знаю, что вам сказать! – почесал затылок большой начальник. – Плексиглас – это дефицит.
– А что такое «дефицит»? – изумлённо глядя на него, спросили школьники, никогда не слышавшие этого слова. – Это очень дорого?
– Не очень дорого, а очень мало, – пояснил начальник, – меньше, чем требуется. Нехватка – это дефицит. Самим не хватает для наших нужд. Поэтому выписать вам плексиглас я не могу. Нельзя нам ничего отпускать на сторону. Приказ сверху! – ткнул он пальцем в потолок.
– Значит, помочь нельзя? – разочарованно протянули мальчишки.
– Нельзя! Но если очень хочется, то можно! – начальник опять ткнул пальцем в потолок. – Поможем! Я сам в детстве аэросани строил. Приходите завтра с точным чертежом ветрового стекла. Я позвоню в АТБ, вам всё вырежут по размеру. А мне принесёте письмо из вашей школы, что в порядке исключения и в виде оказания шефской помощи для технического творчества школьного авиационного кружка, просим изготовить из органического стекла козырёк для аэросаней, – сказал начальник, провожая школьников до дверей и прощаясь за руку.
ЖЕНА
Любит или не любит жена мужа – видно по одёжке. На одном концерте замечательный музыкант божественно играл на саксофоне, покорил в зале все сердца, но при этом выглядел ужасно. Мятая, несвежая рубашка, брюки поглажены с двумя стрелками и только до колена снизу. Его жена незримо присутствовала рядом и не восхищалась им, хотя он постоянно посвящал ей свою музыку и слал ей в зал воздушные поцелуи.
КОЗА
Ребятам о зверятах
Когда Леночка была ещё маленькой, её родители переехали на новое место жительства, и в первое время они жили как квартиранты в частном доме.
Хозяйка у них была строптивая и вредная, – ножки, как у козы рожки, Не было у бабки ни коровки, ни свинки, никакой скотинки, – одна коза дереза – виноватые глаза, как у деда борода. Правда, по удою она не уступала коровам, давая в сутки до восьми литров молока. Уход за ней зимой был не обременителен, давали на целый день клок сена да горбушку хлеба, зато летом…
Коза щиплет травку там, где её привяжут, но свобода козу портила. Если оторвёт верёвку или вырвёт колышек из земли, – за ней было не угнаться. То по огородам пройдётся как Мамай по Руси, то во дворе мокрое бельё на верёвке пережуёт, ладно бы своё, а то и соседское слопает, одни пуговицы на тряпке болтаются, то на дрова заберётся, то на сарай, то на дерево – за сочной молодой листвой, не зря поговорка была, что «Грецию съели козы». Они так объедали кору деревьев, что деревья погибали, а побеги просто вытаптывались, даже в горах. Козы необыкновенно ловкие: где коза прошла, там и солдат не пройдёт. Как козу не воспитывали, не наказывали, а ей всё «как с козла молока». И ещё одна козья особенность: держишь дома козу, терпи и козлов под дверьми. Любовь зла – полюбит и козла. Вот и кричала хозяйка на неё – «назло врагам козу продам, чтоб дети молока не пили». Не зря говорят: хочешь быть счастлив – заведи козу, а потом продай.
Бог создал овцу, а черт – козу. Такие глаза, как у козы, бывают только у кошек. Зрачки у них не круглые, как у всех, а прямоугольные: такой странный вертикальный штрих – у кошек, и горизонтальный – у коз. И смотрят они не на тебя, а в тебя, аж жутко становится. В этих глазах гнездится нечто высшее, недоступное человеческому разуму и пониманию. Коза была умна, ловка и шкодлива, как хозяйка.
В конце мая появился приплод: у лошадей – жеребята, у свиньи – поросята, у кошки – котята, у козы – козлята.
КОЗЛЁНОК
Коза жила в сарае и, как в сказке, имела семеро козлят, вернее – шестеро козочек и одного козлёнка. Но коза и шестеро козочек почему-то возненавидели маленького козлёнка. Он был очень маленьким, блеял, как плакал, и очень хотел есть. Но чуть придвинется к матери, как все и мать тоже начинали его пинать и отгонять. Маленькая Леночка, увидев такое, страшно возмутилась, налупила козу. Выдоила у неё молоко, забрала малыша в дом, укутала в домашнее тряпьё и накормила из бутылочки с детской сосочкой. Козлёнок был такой маленький, миленькой и совершенно беззащитный. Он так обессилел, что не мог даже стоять на своих тоненьких ножках, и Леночка носила его на руках. Он весь дрожал, и, чтобы козлёнок не замерз, человеческий ребёнок уложил его спать рядом с собой, в свою постель. Леночка поила малыша козьим молоком, купала в тазике, спала с ним, держала в своей комнате и выходила его. Они сдружились. Козлёнок окреп, похорошел, стал весёлым и преданным. Благодарный малыш ходил за Леночкой по пятам как собачка: и в огород, и к колодцу, в магазин – всюду.
Первое сентября надо было идти в школу. Раньше, чем козлёнок проснулся, Леночка, чтобы не разбудить малыша, на цыпочках ушла из дома. Когда козлёнок проснулся и увидел, что Леночки рядом нет, он чуть не обезумел от горя, плакал и бегал по комнате, стучал головой в дверь, затем сиганул через окно во двор, а потом на улицу и бегом по её следам прибежал в школу. К концу урока он жалобно блеял под окном класса, именно там, где сидела Лена. На второй, третий день всё повторилось. Школьные активисты в стенгазете нарисовали сказочную Леночку с её питомцем, а дети сочинили стихи:
В окно смотрит октябрёнок,
В школу вдруг пришёл козлёнок.
Каждый козлика зовёт,
Отбоднулся, не идёт.
Имена перебирают.
Даже зайкой называют.
А козлёнок блеет: «Ме-е!» –
«К Леночке хотелось мне».
Сестрица Алёнушка и братец Иванушка из сказки полюбились всем. Все только и шептались об этом. Директор школы был отличный человек, старой закалки. Он зашёл в класс и попросил разрешения у учителя поставить в классе загородку-ширму. Хохочущие одноклассники прямо лопались от смеха. Всё внимание было не на доску и учебники, не на преподавателей, а на Леночку и её зверёныша.
Леночка каждый день приходила в школу со своим питомцем. Уже почти весь класс приносил для него гостинцы, кто что мог. Все старались, чтобы козлёнок перед угощением выполнил их задание. Все его учили и дрессировали. Мальчишки научили козлёнка подавать по команде голос и делать стойку «на дыбы». Во дворе школы козлёночек по жердочке ходил как канатоходец в цирке, потом легко шёл по штакетнику школьного забора. Девочки на переменках научили его играть в классики, скакать на досточке и со скакалкой. Со временем козлёнок научился и многим другим интересным штукам. Он всех очаровывал своим пристальным взглядом, при этом козлёнок смешно махал маленьким хвостиком, звонко блеял и, когда видел протянутое угощение, удивлённо спрашивал – мне-е-е-е???
На улице шли дожди, и была ранняя зима, потом выли метели. На лбу у козлика прорезались маленькие рожки, потом они превратились в крепкие рога, которых побаивались даже большие хулиганистые мальчишки. У Леночки появилась своя преданная, сильная и надёжная охрана. В награду Алёнушка повязала ему на шею красивый шёлковый шарфик, а рабочие покрасили ему рога золотой краской, которой они красили большой памятник, стоя на строительных козлах. Все старались уделить ему внимание. Ребята на физкультуре научились прыгать через спортивного козла, а пенсионеры во дворе забивали козла в домино. А ещё он ходил с ребятами в клуб смотреть кино про козлёнка, который умел считать до десяти. Потом ему рассказывали про козлика всякие сказки. Малыш с золочёными рогами прославился на всю округу, считался красавцем и общим любимцем, наверное, именно поэтому наступил год козла, год козерога.
За зиму малыш вырос и окреп, а весной Леночка отвела его в сарай. Состоялось выяснение отношений между обитателями. Малыш стал независимым, был теперь умнее, красивее и сильнее всех. Всё сразу стало на свои места, как и должно было быть. Неграмотные козы, с сарайным воспитанием, прониклись к нему ропотным почтением и сразу уступили место у кормушки. Козлик сено стал жевать, а потом пошёл гулять. Ходит, блеет «Ме-ме-ме! Хорошо живётся мне!»
КАК ЖЕНИХ СЕБЕ НЕВЕСТУ ВЫБИРАЛ
Жених и невеста, тили-тили-тесто!
(Дразнилка)
Вернувшись сверхсрочником из армии, из медвежьего угла, из секретной точки, и нагулявшись за неделю, Данилка всё же успел поступить в институт на очное отделение.
Проучившись неделю, решил, что пора жениться. Время жмёт и напирает, да и возраст уже. В тридцать три – замуж при! Все его друзья к этому времени уже нажились и поразводились. «Как бы нам жениться, чтоб не ошибиться!» – думал Данилка, перебирая в уме возможные кандидатуры своих однокурсниц. «В стране Советов надо советоваться», – решил он и поговорил по душам со своим дядей - старым холостяком. «Надо показуху устроить, смотрины что ли, чтобы со стороны пристреляться, сбоку посмотреть. Домой как-то девочек водить не принято, да и мать разволнуется, из-за неё и армию бросил, чтоб помочь всей душой, а не тревожить её больное сердце таким щепетильным вопросом! Вот дядя с опытом жизнь прожил - это совсем другое. Дело-то нешуточное!»
– Невеста должна быть здоровой, крепкой, красивой, умной, ласковой, и терпеливой, хозяйственной очень и гостеприимной, ну и любовь чтобы была взаимной. Девушка, готовясь к замужеству, должна научиться печь, тушить, жарить, варить, корову доить, огород сажать, штопать, стирать, шить, убирать! Песни петь, красиво плясать, молиться и ждать, отцу угождать, нянчить, стирать, везде успевать. Такую невесту трудно достать!
Сейчас быстрое время, не бежит, а падает водопадом. Как изменились времена! Теперь все удивляются не плохим поступкам, а хорошим! Молодые девушки много знают – мало умеют. Моя соседка вон утром в манную кашу лавровый лист добавила и гвоздику, говорит, чтобы вкуснее было. Но жизнь научит – намучает. Сегодня не надо много уметь. Купил пачку супа – там всё написано. Разорвал упаковку, содержимое высыпал в воду, вскипятил или сунул в микроволновку, и через 5 минут готово. Всё как в рекламе. А люди счастливее всё равно не стали. У всех стресс! Разводов сколько?
– Нет! Мы пойдём старым путём! Испытанным! В общем, приводи! Поглядим, посоветуем, - сказал дядя, закончив свой инструктаж.
На другой день после занятий, выбрав в классе самую-самую-самую, Данилка повёл её с серьёзными намерениями на решающие смотрины, объяснив ей, что перед кино заскочат к его знакомым чаю попить, ну и поболтать, так, ни о чём. Студентам пирожки, как морякам рожки – поперёк горла колом становятся, а чай по-русски – значит, до отрыжки всякой вкуснятины отведаешь. Отказаться от сладкого в молодые годы трудно. Согласилась!
– Кого ты привёл? – спросил дядя, когда после кино и долгих проводов Данилка заскочил к нему за ответом и советом. – Она же слепая! Я специально пол подмёл, а мусор посреди комнаты оставил, так она в самую кучу наступила, не заметила. А я-то думал, веничек спросит, пол подметёт. Нет, за ней сам с веником всю жизнь бегать будешь! Платье на ней неглаженое. Со стола за собой не убрала, посуду помыть не предложила. Наелась и пошла! Хорошо хоть «спасибо» не забыла. Да и ноги у неё неровные. Не пойдёт!
Утром перед занятиями Данилка наблюдал за вчерашней подружкой, накидав фантиков от конфет на её место. Пришла: точно, мятая, и ноги на самом деле кривые. Ну, дядя! Глаз как ватерпас! Вот и характер как на ладони: портфелем фантики на пол смахнула и уселась довольная. «Как я вчера всё это не заметил? Вот тебе и самая-самая. Хорошо, что девчат на курсе больше, чем ребят. Выбор пока есть!»
На другой день после занятий Данилка привёл другую. Но и она срезалась. Привёл третью, четвёртую, весь курс, но ни одна матрёшка кастинг не прошла. То ноги, что лыжи, то рот, как у Буратино, то глаза хитрые, то плоская, как доска, то чересчур умная, то глупая, как сибирский валенок, то тупая, как стамеска. Всё не так! Всё не по вкусу!
Данилка уж отчаялся остаться в старых холостяках, как нечаянно повстречал девушку с параллельного курса. Первое, что ему пришло в голову, было: «Нет! Эту ласточку я к дяде не поведу, я её в загс поведу, она мне так нравится, что сомнений нет. Нравится, и всё тут! Она мне незнакома ещё, а уже дороже всего на свете!»
НАСТАВНИК
«И оставит человек отца своего и мать свою,
И прилепится к жене своей; и двое будут – одно!»
Бытиё, 2 глава, 24 стих.
Старый Швитай, придя в гости к молодожёнам, всегда по-доброму, без злобы, любя, наставлял своего сына:
– Что это такое? Посмотри! Твоя жена, совсем не стесняясь людей, сидит у тебя на коленках как продажная? Разве так можно?
Сын присмотрелся, – правда, всегда при людях обнимается, на колени лезет.
– Ну-ка, садись нормально! Вон туда, подальше! – сухо рубанул сын.
– Что это твоя всё ногти красит? А юбка какая короткая. Всё видно, – не унимался в другой раз всевидящий старец.
Сын пришёл домой, посмотрел. Правда! Ногти накрашенные, и юбка короткая – до «больше не могу».
– Ну-ка, кончай краситься и юбку носи нормальную. Люди уже смеются! – строго вправил мозги молодой жене молодой муж.
– Это что твоя жена постель на день не убирает и посуда немытая? – после очередного визита, отведя сына в сторону, спросил старый семьянин.
Молодой присмотрелся: правда.
– Ты что это постель на день не убираешь? Я должен всегда тебе подсказывать? Сама не можешь сделать?
– Не дави на меня! Не указывай! – злобно огрызнулась недовольная молодуха.
– Я не буду тебе делать замечания, если ты будешь правильно себя вести. Приведи всё в порядок, и мне не на что будет указывать, – не унимался молодой, но строгий супруг.
– Ты что? Ты же мужик, а полы моешь? – в очередной раз, зайдя в гости, удивлённо спросил старый Швитай своего сына.
– У жены голова болит! – ответил молодожён.
– У неё, как у её матери, когда полы мыть, всегда голова болит! Хитрожопая! – рассердился старик. – У них все такие! Горбатых могила исправит!
Молодой муж присмотрелся, вправду: как работать надо – у неё причина готовая. Лишь бы увильнуть. Особенно, если эта работа вне дома.
– Эх, парень, парень! Куда твои глаза смотрели? Кого ты в дом привёл? Как жить-то будешь? – качая головой, сетовал старичок.
– Как-нибудь проживу! – попробовал оправдаться молодой супруг.
– Как-нибудь не годится! Надо счастливо! Своей половинкой положено гордиться, а не стыдиться! А для этого жён надо держать всегда в ежовых рукавицах, чтобы не разболталась. Бабы – они такие, чуть волю дашь – и пошло-поехало! Всё развалят! У разбитого корыта останешься!
– Знаешь, батянька! Я тебя очень уважаю, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят! Как-нибудь сами разберёмся! – отмахнулся сын.
– Это мой устав тебе не подходит? Выкормил последыша! Да на нём все наши предки выстояли! Мой устав ему не подходит! – старик страшно обиделся и ушёл, надувшись.
Кровные родственники перестали общаться, и всё вернулось в нормальное русло. Жена продолжала красить ногти, мужу это не мешало. Садится снова ему на колени и обнимет. Ему приятно. Решили побороться, а постель – готовая!
– Слушай, давай никого в гости пока не будем приглашать и сами никуда ходить не будем, будем друг другом наслаждаться, у нас ведь ещё как-никак – медовый месяц!
КОРРЕКТИРОВЩИК
– Куда намылился? Опять наклюкаешься? Сидел бы уж дома, козёл! – орала жена на своего спокойного мужа, на хозяина.
– Ну что? Накаркала! – прошипел муж, спустя несколько часов вваливаясь в дом на ватных ногах.
– Ну вот! Я так и знала! – взвыла жена и брезгливо сплюнула ему под ноги. – Наклюкался! Хорошо! Только шкоду мне не делай!
– Да я и не делаю! – устало отмахнулся муж. – Спать хочу.
– Не делаю? Да! Я же тебя знаю! Сейчас бузить начнёшь, орать! Порядки устанавливать, мебель ломать! Надоело всё! Делай что хочешь, только моё новое платье, что на мне, не трогай, не рви его! Понял?!
– Понял! Платье??? – восстанавливал в сознании муж силуэт этого предмета. – Не рвать? Вот тебе платье! – заорал он и рванул на её груди обновку, как моряк тельняшку перед дракой.
Ситец превратился в лохмотья, и всё содержимое вывалилось наружу.
– Вот тебе платье! – орал муж.
– Ладно, дорогой! – испугалась жена. – Успокойся! Платье – это ерунда. Новое купим. Ты только посуду не бей! Мало её у нас осталось!
– Посуду? – сузил глаза пьяница и ринулся на кухню. – Вот тебе посуда! Вот тебе! – кричал он с пеной у рта, кидая тарелки на пол и дробя их грязным сапогом.
– Ах, миленький! Бог с ней с посудой-то! – успокаивала жена мужа. – Ты только к зеркалу не прикасайся, а то не во что смотреться будет. Перед людьми стыдно будет показаться непричёсанной-то!
– Зеркало? – взревел муж и, схватив табуретку, запустил со всего маха её в трюмо.
Серебристые стёклышки хрустнули и молнией разлетелись по комнате.
– Вот тебе зеркало! На-кась, выкуси! В унитазе теперь смотреться будешь!
– Хорошо, хорошо, родненький! Ты только одежду не порубай, как сосед наш по-пьянке на прошлой неделе сделал! – запричитала жена.
– Одежду??? Порублю!!! – он схватил топор и ринулся к гардеробу...
ДОБРО ДОЛЖНО БЫТЬ С КУЛАКАМИ
Закончился рабочий день, Роман сел в городской автобус и поехал домой. В автобусе ощущалась какая-то непонятная, натянутая, странная атмосфера. Свободных мест не было, и он прошёл на заднюю площадку, показав кондуктору проездной. Все пассажиры не смотрели друг на друга и не разговаривали.
Кондуктор сидела на своём рабочем месте у задней двери автобуса. Это была совсем молоденькая хрупкая деревенская девочка. Роман видел её каждый день, но сегодня у неё было измученное, красное лицо и глаза – испуганные, заплаканные, припухшее.
«У всех проблемы», – подумал Роман и уставился в заднее окно автобуса. Какая-то возня, сопение сзади заставили его обернуться.
Возле кондуктора стоял пьяный верзила и лапал девчонку. Он молча и нагло гладил её коленки, продвигался по ноге выше и выше. Кондуктор отбивалась, ругалась, вопила о помощи, но все пассажиры ничего не видели и не слышали. Одни прилипли к окнам, другие к газетам. Верзила, осмелевший от равнодушия пассажиров, наглел. Силы были неравные. Роман почувствовал, что в нём закипает кровь, и его затрясло от возмущения.
– Эй, кончай приставать! Отвали от неё! – грозным голосом рыкнул Роман.
Верзила обернулся от такой неожиданной наглости, и Роман увидел страшное, безобразное лицо бандита: пьяные, не соображающие глаза и мерзкую, издевающуюся улыбку. Заплетающимся языком он произнёс:
– Моргала выколю! – и протянул к Роману два огромных растопыренных пальца.
В это время автобус остановился на пустынной остановке, и двери открылись. Роман схватил эти пальцы и вытолкнул верзилу в открытые двери, футбольным ударом в зад завершил операцию. Верзила грохнулся на остановке мордой об асфальт. В следующую секунду точно такой же удар вышвырнул из автобуса Романа. Но он вывернулся и приземлился на ноги, вскочив верзиле на спину, придавил собой, не дав ему подняться. Из автобуса вывалились двое. Стоя на верзиле, Роман схватил выходящих за шиворот, сильно столкнув их лбами, развалил в разные стороны. Оба попадали на асфальт.
Автобус почему-то не уезжал и стоял с открытыми дверями. Роман посмотрел вперёд и увидел в зеркале шофёра, он махал рукой, приглашая в автобус. Роман запрыгнул в двери, и они захлопнулись. Автобус тронулся и поехал. Роман прошёл на своё место сзади и посмотрел в окно. Один поднимал окровавленного верзилу с земли, другой бежал за автобусом и колотил по нему кулаком. Шофёр нажал на газ, и преследователь отстал. Сегодня всё наоборот: любовь – с синяками, а добро – с кулаками.
ХИМИЯ
Новое в науке делается так:
Все знают, что это сделать невозможно.
Затем приходит невежа, который этого не знает.
Он и делает открытие.
Петруха химией увлекался с детства. Делал опыты, смешивал всё, что было дома: чай, кофе, молоко и масло, мешал между собой краски, получая новые впечатления и цвета. Смешивал всё, что под руку попадётся. Когда в школе стали изучать химию, вообще распустился. Чуть школу не спалил, чуть сам не обжёгся. Дома от него всё прятали, но он находил. Брюки, скатерти, обои выглядели как после стихийного бедствия, их не успевали менять. Петруху ругали и боялись одного оставлять дома. Мать поседела, отец стал лысым, но Петруха упорно увлекался химией.
Однажды, оставшись один дома, Петруха ставил очередные опыты. Повытаскивал из аптечки флаконы с лекарствами и выставил на стол все пробирки, принесённые из школы. Он стал химичить, перемешивая жидкости между собой. Цвет в колбе менялся после каждого влития, она – то покрывалась инеем, то расцветала кристаллами, то нагревалась и грозно дымилась, то возмущённо брызгалась вязкой жидкостью, как маленький, но грозный вулкан, да так, что скатерть стала влажной. И вдруг в окне Петруха увидел возвращающегося отца. Молодой химик махом убрал со стола следы преступления, вылив всё в помойное ведро. Стол вытер подвернувшимся под руку носовым платком, и только откинул его в строну, как в комнату вошёл пыхтящий и вспотевший отец. Увидав на столе носовой платок, он стал тщательно вытирать им пот с лысины, шеи и с груди. Петруха шмыгнул за дверь и вырвался на свободу. Утром, встав перед зеркалом, чтобы побриться, отец увидал густую чёрную щетину не только на щеках и подбородке, но и на всей лысине, на бывшей голой груди. Через пару дней он зарос и стал кучерявиться, через неделю отец изменился так, что его перестали узнавать. Он терялся в догадках. Когда ему, снежному человеку, пришлось впервые подстригаться, удивлённый парикмахер вспомнил о юном химике и его химической страсти. Отец долго пытал Петруху, учителя приставали с расспросами, лысые не давали проходу. Парикмахер зачастил в гости и прислал маститых учёных, но Петруха записей не вёл и не мог вспомнить, что с чем и в какой последовательности, в какой пропорции смешивал в колбе. Зато натолкнулся на сильнейшую мысль – анализировать и записывать свои действия! Петруха стал крупным химиком. Учёные поистине творят чудеса, блондинок нам подарила химия, и лекарство от облысения есть! Вот только золото алхимики создать пока не могут, но золотые рыбки-то существуют!
КОЛЬЦО
Любовь – кольцо, а у кольца начала нет и нет конца.
Отшумела, отгремела весёлая свадьба, но обыкновенные серые будни не наступили. Медовый месяц растянулся на пару лет.
Детки уже научились говорить, ходить, слушаться и молчать, когда говорят старшие. Совместная жизнь, как парный танец, главное – не сбиться с такта. Хорошая семья получилась. Невеста, жена, мать – женская карьера.
У мужчин задача другая. Фридрих – трудяга, работяга. Всё в дом, всё к её ногам. Жена мужу – пластырь, а он ей – пастырь. Хорошо жили.
Обручальные кольца – брачный договор, как надели, так больше ни разу не снимали, вросли они в пальцы. Этот символ верности и счастья с годами не потускнел, а сверкал, как прежде, хоть всё золото было в царапинах, видно хлебушек с трудом доставался обоим. «Обручальное кольцо – не простое украшенье. Двух сердец одно решенье – обручальное кольцо».
Супруги гордились кольцами, и, взявшись за руки, вспоминали молодость, тот миг неповторимый, когда стучали в такт сердца, и не забыли, как дарили друг другу нежно два кольца. В такие минутки детки прижимались к ним, и любовь разгоралась ещё больше. Что жена не сбережёт, мужу ни за что не сберечь. Оба целый день на работе, а после, как у всех, – вторая смена дома.
Зимой дома сидели, весной на огороде пропадали, летом – в отпуске, осенью – в селе. В Союзе каждую осень город помогал селу в уборке урожая.
Все предприятия посылали своих работников на сельхозработы. Неделями люди жили в селе. Спали на нарах в брошенных избах. Питались из общего котла. Работали от зари до зари. Все грузовые автомашины оборудовали для перевозки утром, вечером – людей, днём – урожая. В кузов бортовой автомашины положили поперёк толстые доски-сиденья, а снаружи, вдоль бортов, прикрепили множество металлических крючков, чтобы днём за них верёвку крепить и брезент привязывать, которым тот самый урожай укрывали от осенней непогоды. На севере осень ранняя, холодная, дождливая, без шуток.
Вольный ветер врывается в жизнь, не спрашиваясь. Заглядываться стала на Фридриха местная сельская красавица с тугой косой, с огромными подёрнутыми дымкой детскими глазами. У неё были не глаза, а очи. «Очи чёрные, очи страстные, очи томные и прекрасные». Как в ночных озёрах, в них отражалась бездонная женская душа с манящей томной поволокой.
Лёгкая пелена грусти придавала ангельскому взгляду невероятную нежность и теплоту. Чарующий взор, робкий и трепетный, не давал покоя. Фридрих всё забыл, всё отодвинул. Он сначала глаза отводил, а потом его глаза против его воли сами искали её взгляд. Сколько народу приехало, а она его избрала, значит, в нём что-то есть. И его распирала гордость, страсть, любопытство и ещё что-то. Обручальное кольцо стало как бельмо на глазу, а клятва и супружеская верность – пережитком прошлого. Когда их глаза встречались, на душе становилось тепло и томно; он забывал обо всём – о прошлом, о доме, о своём отцовском долге. Глядел, и наглядеться не мог. Он задыхался.
Какой то наркоз обволакивал его и пьянил. Он жил только настоящим и будущим, ожидая и ища её взгляда. Устойчивая, стабильная жизнь рушилась в тайных греховных помыслах. Фридрих боролся сам с собой, но с каждым взглядом всё слабее. Он просил помощи в своих мыслях о хорошем исходе событий, ибо не знал, как сопротивляться происходящему и, не противясь судьбе, скатывался морально в какой-то сладкий невидимый обрыв.
Люди всё видят, всё знают наперёд, стали над ним подшучивать, посмеивались.
– Смотри! Сам погибнешь и семью загубишь. Она такая! От неё все без ума, – то ли шутили, то ли жалели его коллеги.
– Бросай это дело, пока не засосало, – говорили ему сельчане, написано: лучше лишиться части тела, чем потерять всё.
– А что я? Ничего ещё не случилось, – отмахивался Фридрих.
Ночью снилась ему комната смеха в королевстве кривых зеркал с искажённым отражением судьбы его детей, жены, родственников, всех семей всего мира. Он взлетал и падал, каялся и грешил, просил прощения и наказания.
На другое утро на грузовых машинах целую армию людей привезли в поле, на битву за урожай. Мужики, как всегда, стали спрыгивать из кузова на землю, прямо с высоких боковых бортов автомашины, а для женщин специально открыли задний борт, и первые кавалеры уже помогали им спуститься на землю. Каждое утро было так, а про сегодня ещё никто не знал, как будет. Если б знал, где б упал, то соломки б подстелил. Фридрих в думках о последнем сне, тоже, как все, проворно перелез через боковой борт и, держась за него руками, спрыгнул. Резкая боль в правой руке, как молния, пронзила тело насквозь. Он упал на землю под ноги толпы.
Все ахнули. Фридрих попытался поднять своё тело, но поднял только глаза. Сознание замутилось и поехало. Тошнота наполнило тело. Затухающим взглядом увидел то место, откуда он только что спрыгнул. Наверху, на борту машины, зацепившись за металлический крючок, на обручальном кольце висел его оторванный безымянный палец.
Он посмотрел на свою окровавленную руку, на ней осталось только четыре пальца. Глаза закатились сами собой – наступил покой. Сознание покинуло тело.
Кому мученье, а кому ученье! Женщины быстренько наложили жгут, перевязали руку. Мужики схватили обмякшего Фридриха и запихали в кабину. Следом в кабину залез бригадир, он крепко держал ватное тело. Шофёр нажал на газ. Грузовик рванул в село.
КОРОБКА
Водитель провёл за рулём уже несколько суток, устал, опаздывал, нервничал и гнал на всю «железку». Дорожные предупреждающие знаки по возможности игнорировал. Мысли в голове пьяно заплетались от усталости. Усталость делала его безразличным ко всему. Единственное желание было добраться скорее домой, упасть в кровать и сладко уснуть, вытянувшись во весь рост.
Влетев в очередное село, он отметил про себя необычное там состояние. Много детворы на улице. Наверное, кончилось кино, или в школе отменили занятия. Пацаны на самокатах мчались по дороге наперегонки. Девчонки, нарисовав на асфальте клеточки, играли в классики, прыгая на одной ножке. Старшеклассники, отметив из камней ворота, играли в футбол прямо на проезжей части.
Водитель, сбросив скорость, зычно и требовательно просигналил. Молодёжь испуганно разбежалась. Водитель ещё сбросил скорость и увидел впереди ватагу первоклашек, которые, облепив большую картонную коробку, наверное, из-под телевизора, дружно волокли её через дорогу.
Водитель снова звучно просигналил. Малышня разбежалась, бросив коробку посреди дороги. Водитель психанул и решил переехать эту коробку, чтоб лишить их такой забавы и отучить детвору играть на опасной проезжей части.
Вдруг из ближайшей калитки вылетела молодая кудрявая женщина с глазами полными ужаса. Водитель инстинктивно рванул руль вправо и объехал коробку буквально в миллиметре. Он видел, как коробку качнуло упругой струёй воздуха от пролетевшего автомобиля.
Глянув в зеркало обратного вида, он ужаснулся, увидев, как из коробки, озираясь, высунулась кудрявая голова мальчика с удивлёнными глазами.
ПОШУТИЛИ
Чудесным вечером в прекрасном настроении два взрослых брата, играя мускулами, кололи во дворе дрова. Под острым топором расколотые чурки со звоном разлетались в стороны. Один брат ставил чурки на пенёк, другой весело раскалывал их пополам. Ничто не предвещало беды, вдруг в одну голову влетела бредовая идея.
– Положу руку на пенёк, отрубишь? – спросил один брат другого.
– Отрублю! – смеясь, ответил другой.
Брат положил руку на пенёк, а сам подумал: «Не посмеет брат такое сделать!»
«Уберёт руку. Шутит ведь!» – весело подумал другой и замахнулся топором.
Каждый думал по-своему, а топор глубоко врезался в пенёк, ладошка отлетела в сторону.
НЕ ЖМИ!
Петров расстегнул кобуру, достал пистолет, закрыл глаза и приставил его к виску. После такого жить не хотелось. Он весь напрягся, съёжился и изо всей силы хотел нажать на курок, и вдруг – голос:
– Не жми!
Лейтенант вздрогнул – никого. Рука затряслась, но он собрался с духом и удержал пистолет у виска. Повторил попытку. И опять голос:
– Не жми!
Вся жизнь, как в кино, промелькнула в памяти за секунду.
Наконец-то исполнилась его мечта. Он – офицер, выпускник военного училища, и не просто лейтенант, а счастливчик. В новеньких погонах решили идти прямо в загс. Самая красивая девушка не сводила с него влюблённых глаз. Он был по-настоящему счастлив. Друзья-однокурсники скинулись на приданое, и будущий малыш будет тоже обеспечен даже в глубинке, куда он получил распределение, а там – служба, семья, карьера. Какой солдат не мечтает стать генералом!
И вот действительность: который год кукуют они в этом медвежьем краю. Хоть звёздочки на погонах добавились и должность замполита получил, но романтика давно закончилась. Осталась глушь, комары и беспросветность. Сын начал топать, родилась дочь, но жена тоскует по городской жизни, по комфорту. Иногда взрывается и сожалеет. Зарплаты всё равно не хватает, уюта – тоже. Дрова – во дворе, вода – в колодце, туалет – под звёздами. Условия военные, почти что фронтовые. Ещё б чуть-чуть, и всё пропало.
Но улыбнулось счастье. Выиграл Петров в лотерею автомобиль «Волга».
Но здесь дорог нет, и он взял выигрыш деньгами, хотел сделать жене сюрприз. Жена, не догадываясь ни о чём, нагрела воды и купала в оцинкованной ванной малюсенькую дочку.
– Быстрей! Иди-ка сюда! Такое ты ещё не видела! – возбуждённо закричал не своим голосом Петров, вывалив на стол пачки денег. Жена испуганно выскочила из кухни и обомлела. Столько денег она ещё ни разу не видела. Она схватилась за его плечо и обмякла. В голове что-то щёлкнуло и поплыло.
– Откуда? – строго спросила жена.
– Выиграл! В денежно-вещевую лотерею, – счастливо отозвался он.
Рядом топилась печка и сынишка, научившись топать, бросал в топку лежащие рядом щепки. Жена схватила сына и поставила на стул у стола.
– Смотри, сколько денег папка принёс. Выиграл в лотерею! – радостно и возбуждённо Петров сунул сынишке в руки новенькие хрустящие пачки. Сын смотрел на них совершенно равнодушно, как на старую игрушку.
Жена – наоборот. Взрослые ликовали, забыв обо всём. Через некоторое время они спохватились, и жена побежала на кухню к дочке. Жуткий, не её крик раздался оттуда. Петров бросился следом. В ванной головой вниз плавало маленькое неживое тельце. Рядом выла седая старая женщина, чем-то похожая на его жену. Безумный, отрешённый, блуждающий взгляд её не признавал этот мир. Как ни пытался он привести её в себя, успокоить, сомнений не оставалось. Она сошла с ума от счастья и несчастья. Две эти вещи человек вынести не в состоянии.
Он, шатаясь, вышел из кухни. Малыш стоял у печки и кидал в пламя последнюю пачку денег. Чёрные пепельные пачки денег потрескивали в ярком огне и, легко кружась, исчезали в дымоходе.
Петров озверел. Схватил со злостью пацана и кинул вслед за деньгами.
Ум с гневом в ладу не живут. Раздался предсмертный пронзительный визг, и всё стихло. Жуткое настало зрелище. Он стоял и не верил в случившееся за эти последние пять минут. Жизнь как песок уходила сквозь пальцы.
Петров расстегнул кобуру, достал пистолет, закрыл глаза и приставил его к виску. После такого жить не хотелось. Он весь напрягся, съёжился и изо всей силы хотел нажать на курок, и вдруг голос:
– Не жми!
Лейтенант вздрогнул – никого. Рука затряслась, но он собрался с духом и удержал пистолет у виска. Повторил попытку. И опять голос:
– Не жми!
Вдруг сильный удар локтем в бок заставил его очнуться. Он открыл глаза.
– Да не жми ты, тебе говорят! – возмущённо кричала жена, прижатая в кровати к самой стенке. – Дышать уже нечем. Что с тобой сегодня?
– Так это был сон? – хлопая ресницами и обильно покрываясь потом, недоверчиво спросил Петров.
– Где дети?
– Вон сопят оба, – тихонько ответила успокоившаяся жена.
– Знаешь, любимая, какие мы с тобой счастливые! – прошептал Петро. – Слава Богу, что это только сон, – и замполит, не стесняясь, впервые трижды перекрестился.
КОГДА МУЖИКИ ПЛАЧУТ
В церкви объявили перерыв. В толкучке неожиданно встретились два старых знакомых – бывшие коллеги, товарищи по работе. Геннадию договор не продлили, а Гавриил ещё продолжал работать.
– Ну, как живётся на арбайтслёзах? – шутливо спросил Гавриил.
– Спасибо! Неважно, – серьёзно ответил безработный Геннадий.
– Перспектива есть? Работу ищешь? – поинтересовался Гавриил.
– Никакой! – отрезал Генка. – Уже по два раза побывал на всех фирмах нашего города, во всех близлежащих городах и даже в других землях. Не берут! Нет работы! Лишний я, ненужный человек. Людям в глаза смотреть стыдно!
– Безработным быть не стыдно. С каждым может случиться. Крепись! Будь мужчиной! – сказал Гаврил.
– Каким мужчиной? Без работы, без денег нет авторитета. Нет власти, нет порядка. Свои и то смеются, – обиженно сказал Генка.
– Глупый надсмеётся, умный задумается. Дома-то всё нормально? – уже тревожно поинтересовался Гавриил.
– Какой там! – безнадёжно махнул рукой Генка. – Опять сорвался! Вот в церковь пришёл, как в последнюю инстанцию. Спасибо, что тогда ты мне дорогу сюда показал.
– Почему сорвался? – не понял Гавриил.
– Понимаешь! Целый день дома. Один. Делать нечего. Дети выросли, разлетелись. Никому стал не нужен, даже жене. Уж я стараюсь! В доме приберусь. Обед сварю, а она придёт с работы усталая, злая. Обязательно до чего-нибудь докопается. Ты же знаешь, я спокойный как слон! Трудно меня из себя вывести, а она это умеет. В два приёма доведёт до белого каления. Долбит и долбит, пока я в ответ не рявкну. Потом слёзы, скандал. Я шапку в охапку и – в лавку. Потом шатаюсь по улицам, как бездомный. Не любит она меня больше. Нет сил быть вместе. Лучше одному жить, чем так! – тяжело закончил Генка свой горестный рассказ.
Слёзы обильно выкатились из его глаз. Они стали мокрыми, и Геннадий, не стесняясь людей, заплакал как пацан, размазывая слёзы руками. Достала жизнь!
– Знаешь, мы сами построили между нами эту стену плача и замуровали в ней свою любовь. Не живём, а страдаем, – всхлипывая, проговорил он. – Если бы ты знал, как мне тяжело! Видно суждено на старости лет куковать одному.
Люди с удивлением смотрели на пожилого плачущего мужика. Видно, дело серьёзное, когда мужики плачут. У Гавриила сердце ёкнуло, глаза солидарно увлажнились.
– Написано: нехорошо человеку быть одному! Уж я это точно знаю, всем часто-часто повторяю, – сказал Гавриил.
– Бог видел, кто кого обидел, – вздохнув, проговорил Геннадий. – Бедные мы стали, бедные, бедные! А жили хорошо, богато!
– Бог для бедных, религия для богатых! Кто тебя в церковь-то привёз? – участливо спросил Гавриил.
– Жена! Довезла до ворот и уехала, – ответил Гена, вытирая лицо от слёз.
– Это хорошо, брат, что ты сюда пришёл, – бережно обнял его Гавриил. – Церковь – это не клуб по интересам. Церковь – это дом для влюблённых! Для влюблённых в Бога! Мы христиане – единомышленники Христа! Тебе любви не хватает, а она здесь! Бог – есть любовь!
Бог любит тебя! Так любит, что тебе и представить трудно! В нём все счастливы! С ним так чудесно! Без Христа человек не живёт, а страдает! У людей всё несовершенно. Человек стареет, болеет, теряет красоту, привлекательность, ошибается, накапливает в себе грязь, и не умеет прощать, гордость не позволяет. Грешит. Гордость – это грех! Каждый грешок – камень на душе. Мы сами строим свою стену плача из своих грехокамней. Чем дольше знаешь человека, тем больше видишь в нём недостатков, и это разделяет. С Богом – всё наоборот. Чем больше познаёшь Бога, тем больше к нему любовь. Тем больше тянет в церковь. Вспомни! Когда был ты влюблён, как ты был счастлив! Божественное – не от мира сего.
– Тебе хорошо! – позавидовал Гена. – У тебя всё нормально!
– Хорошо тебе! – ответил Гавриил. – Ты плачешь, и это же хорошо! Когда мужики плачут – значит, дошли они до самой пограничной черты в душе своей. Слёзы рушат корочку чёрствого сердца, крошат, как скорлупу варёного яичка. В плаче моется душа, очищается, а в чистое стучится Бог.
Слёзы – это немощные ключи души нашей. Бог стоит на твоём пороге – вот что хорошо! Слёзы твои – свидетельство! Когда Бог касается души, люди всегда плачут, омываются от греха. Это чистые слёзы покаяния. Отчего мужики плачут? От горя людского и счастья Божьего!
БЕЛЫЕ НОЧИ, ЧЁРНЫЕ ДНИ
Иван шёл по городу, думал о своём, и оглянулся. Что-то нехорошее вторгалось в ход его мыслей. Ванюша оглянулся и увидел в трёх шагах злое лицо вампира, ненавидящего весь белый свет. Голова испуганно вернулась в нормальное положение, но что-то знакомое было в лице злой женщины идущей следом. Иван обернулся ещё раз, их взгляды встретились. Иван с трудом узнал свою бывшую жену. Припухшая и недовольная она как смерть за ним шла по пятам. Молнией пролетело в мозгу все его страдания, которые она причинила ему, когда ушла гордыней на свободу, бросив его и детей на произвол судьбы. Любовь в нём обернулась ненавистью. Иван ускорил шаг и завернул за угол.
Чёрные дни, бессонные ночи, вонючее болото воспоминаний всколыхнуло душу. Он выглянул из-за угла и жалко посмотрел ей вслед. Каждый сам творец своей судьбы. Она выбрала себе широкую дорогу. Некогда строптивая, красивая и молодая, теперь шла злая и пустая, и вызывала ненависть, брезгливость, омерзение. Духовный труп, бывший интеллигентный человек. Как хорошо, что он теперь не видит ЭТО зло ни в белые ночи, ни в светлые дни.
ДЕРУНЫ
Старушка жарила деруны на кухне. Пришёл сын со снохой, присели у стола.
– А где папа? – спросил сын.
– В кровати лежит. Умирает, – равнодушно ответила мать.
– Как умирает? – вскочили пришедшие и понеслись в спальню.
Отец лежал с пеной у рта и задыхался. Сноха быстро повернула голову на бок и обтёрла лицо. Сын вызвал по телефону домашнего врача и распахнул окно. Старика мучили предсмертные судороги, глаза становились бессмысленными. Бледное тело не хотело расставаться с жизнью. Минуты тянулись немыслимо долго. Дети не знали, что надо делать и сами умирали от сострадания.
На кухне спокойно шкворчали деруны на сковородке. Мать не появлялась. Таинство души и природы, похоже, её не интересовало. Наконец вбежал ошарашенный доктор, на ходу разделся, вскрыл свой саквояж, сходу объявил смерти битву. Первый укол облегчил страдания умирающего. Он задышал ровно и уверенно, но глаза оставались бессмысленными, бледность не покинула дряблое тело. Рак цепко вцепился клешнями в прекрасную человеческую жизнь и не хотел оставаться без добычи. Врач вызвал подкрепление. Приехала скорая помощь. Бригада быстро развернула походную аппаратуру, мгновенно всё подключили, но было поздно. Стрик лежал как живой, а душа ушла на свободу. На кухне шкворчали деруны.
ТЕЛО, ДУША, ДУХ
Плоть человеческая из праха взята и в прах превратится. Она смертна.
ДУХ имеет святой, Божественный характер. Он бессмертен!
Душа, как маятник, стремится к Духу, но тело требует своё, а силы воли часто не хватает.
Где же окажется бессмертная душа в последнюю секунду плотской жизни?
Будет вечно мучиться в подземном царстве мёртвых?
Или взлетит вместе с ДУХОМ в прекрасное общение с БОГОМ!
Spasite waschi Duschi! SOS!
МАХНО
(После просмотра фильма «Девять жизней батьки Махно», вспомнилось такое)
Был я как-то на Украине в исторических местах, шли с местным гидом по небольшому городку с экскурсией. Возле белой мазанки, у калитки, стояла сухонькая, сгорбленная старушка с пустыми прозрачными глазами. Гид негромко объявил:
– Смотрите! Это жена батьки Махно!
Все чуть глаза не оставили на исторической личности, споткнулись пару раз, оглянулись трижды.
Отойдя подальше, гид с усмешкой выпалил:
– Их здесь в каждом селе по пять штук имеется!
Мы остолбенели.
– Один оставляет после себя след, десять – тропу, а тысяча – пустыню… – продолжил экскурсовод.
Давно нет Махно, осталось лишь кино. Остыли горячие лозунги «Бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют. Анархия – мать порядка». Говорят, у него был картуз с двумя козырьками, спереди было написано «Не уйдёшь», сзади – «Не догонишь!» С позиции сегодняшнего дня всё – бессмыслица. Молодёжь не понимает, почему это было? Для чего? Зачем? Как им объяснишь? Идея хороша, да грех велик. Грех велик, но идея хороша. Сегодня все знают, что настоящая демократия легко переходит в анархию. Лично я из того времени зафиксировал за батькой два фрагмента. Тачанка и неуловимость.
Русская телега не располагала скоростью, а у немецких крестьян-колонистов на Украине тогда уже была на рессорах лёгкая, скоростная телега-тачанка. Вот её у них и отбирал защитник крестьян, ставил на неё пулемёт «Максим» и имел манёвренную передвижную огневую точку. И рубил дрова, только щепки летели, не потом степь поливал, а кровью.
На борца за справедливость часто устраивались облавы, но он всегда невредимым вырывался из окружения, и пуля его не брала, потому что постоянно возил с собой перины из пуха и пера. Когда пули вокруг жужжали, как пчёлы, Махно падал на дно тачанки, укутывался в перины, и лихая русская тройка сама улетала в степь на волю. Пуля – дура, вертясь вокруг своей оси, пробивала перину, мгновенно наматывая на себя пух и перья, теряла скорость, силу и мирно успокаивалась, не причиняя анархисту-антихристу никакого зла.
ОХОТА на «Ниве»
Охота пуще неволи. Который день в осеннем лесу блудили охотники. Затея в голове ногам покоя не даёт. В такую глушь забрели, что самим страшно стало. Спустившись вдоль реки, они неожиданно набрели на заброшенную запретную зону, сталинский концлагерь в лесу.
Огромное огороженное пространство проросло молодым лесом. В некоторых местах стояли ещё уцелевшие кривые, трухлявые бараки без окон и дверей. «Железной рукой загоним человечество к счастью!» – висели на них покосившиеся красные плакаты из кровельной жести и мрачно напоминали о страшном «светлом» прошлом. Упавшие вверх ногами вышки, повалившийся забор из огромных брёвен, всюду – ржавая, колючая проволока. Трава – по грудь. Крапива и звенящая тишина.
За забором, у бескрайнего болота, кладбище советских заключённых – строителей нового, коммунистического общества – светлого будущего всего человечества. Ржавые звёзды на железных памятниках охранников, и рядом множество деревянных, кривых крестов на общих братских безымянных могилах, которые исчезали вдали, сравниваясь с болотным горизонтом. Благими намерениями устлана дорога в ад. Труд превратил человека в труп.
Сняв шапки, склонили заблудившиеся охотники головы. В ушах стоял лай собак, стоны живых скелетов, крики часовых, удары прикладов. Мольбы и проклятия, выстрелы и предсмертный хрип. Слёзы вдов и сирот в далёких деревенских избах. Ночные детские молитвы...
Как же надо не любить свой народ, чтобы так над ним издеваться! Охота было идолам кабинетных икон построить новую вавилонскую башню с рубиновыми звёздами! Атеизм, мёртвые идеи, красные лозунги, громкие призывы «Всё для всех!» закончилось общим кладбищем в болоте.
Очнувшись от шока, оба охотника поспешили прочь от жуткого могильника. Направление взяли по покосившимся телеграфным столбам, которые упёрлись в молодые таёжные джунгли. Зэковская, каторжная дорога, политая кровью и слезами, заросла мхом, травой, кустами, зелёным лесом. Продираясь сквозь заросли, мужики наткнулись на современный автомобиль «Ниву». Вездеход стоял в низинке. Он со всех сторон вплотную зарос деревьями и кустами. Охотники встали как вкопанные. Глаза от удивления выкатились и округлились. Они затрясли головами. Не сон ли это? Что за дела? Мираж?
Подошли поближе. Автомобиль выглядел хорошо, но заброшено. Жутко. На багажнике, на крыше – большое старое птичье гнездо. Всё остальное завалено многолетней листвой, хвоёй, ветками, паутиной, временем. Подталкивая друг друга, держа ружья наизготовку, охотники подошли к машине вплотную. Стёкла, затянутые изнутри каким-то налётом, тайной, дымкой, туманом, грязью, чем-то ещё, были не прозрачными, а матовыми. Охотник открыл дверь. Ужасный смрад ударил по ноздрям сквозь чистый лесной воздух. Оба человека отскочили от машины. В кабине сидели два скелета в трухлявой, истлевшей, пепельной одежде. Рядом лежали ружья. На приборной доске, на жёлтой выцветшей газете, стояли стаканы, сохранилась засохшая закуска – остатки былого лесного пиршества. Видно, желая остыть от шока, остановились на минутку эти люди прямо посреди дороги и помянули рабов Божьих, бывших красных рабов, роботов труда из трудовых армий – простых советских заключённых. Горько стало. Выпили. Вспомнили своих пропавших родных и угорели, задохнулись в машине с работающим мотором. Застыли в минуте молчания навсегда.
Охотники вспомнили, что ещё в детстве в школе слышали, что в лесу пропали без вести два охотника с новой машиной. Солдаты прочёсывали лес, рабочие завода ездили на поиски, самолёт искал. Безрезультатно. Тайга умеет хранить тайну, особенно в запретной зоне. Выбравшись из лесу и добравшись до дома, охотники сообщили обо всём участковому милиционеру. Вскоре следственная группа закончила свою работу. Косточки через много лет наконец-то предали земле, похоронили на кладбище, а «Ниву» передали хозяйке, теперь уже старой обнищавшей вдове.
Повторно выплакав глаза, нужда подтолкнула её продать машину, избавиться от страшной памяти. Люди помогли привести машину в приличный вид и исправное состояние. Цена притягивала. «Нива» привлекала к себе блеском и товарным видом, но отшибала покупателей страшным едким запахом, который вывести было невозможно. Как ни старались всем миром, чем только не мыли, не духарили, не проветривали, ничего не помогало. Сколько средств вложили! Переделали обшивку, поменяли сиденья, заменили все коврики. Не помогло! Кажется, смертельным духом пропиталось само железо.
Скрыть прошлое нельзя. Любая тайна всегда становится явью. Покупатели потихоньку рассекречивали причину смрада, страшную историю страны и рокового автомобиля. Охотники исчезали. В машине мертвецов ездить не хотели. Не судьба, видно, было этому вездеходу колесить по свету, как не судьба процветать жестокой, бесчеловечной, безбожной власти. Так и стоял автомобиль в тупике, за сараем, пока вдова была жива.
Время шло – всё прошло, быльём поросло, больная вдова подолгу не выходила из дома. Вездеход затянуло кустами, рядом выросли деревья, и каждую весну всё скрывалось из глаз. Власть перевернулась, а память осталась. Новое поколение, как новый лес с зелёной, слепой наивностью опять ищет под солнцем счастливую дорогу в голубое небо. Каждому охота познать радость счастья вечной любви. Жизнь продолжается. Прозрение и пробуждение грядёт!
АВТОЛЮБИТЕЛЬ
Воровство в России дошло до предела. Прямо у аэровокзала на стоянке с «Жигулей» сняли все четыре колеса. Когда Дмитрий, проводив гостей, подошёл к своей машине, то увидел, что она стоит на четырёх чурках, привезённых с собой наглым воришкой. С резиной в стране страшная напряжёнка, с деньгами в семье – ещё больше, особенно сейчас, после гостей. Дмитрий чуть не заплакал от злости и обиды.
Что за народ стал? Всё прут! Дворники, зеркала, аккумулятор – всё надо на ночь заносить домой. Не занесёшь, утром их не будет. Сигнализация, – и та не помогает, всю ночь как проклятый, надо в окно поглядывать: на месте ли ещё автомобиль. Дмитрий с силой попинал все четыре чурки и пошёл звонить в милицию.
Осень – пора лесного урожая. В лесу машины разворовывают совсем нагло, поэтому Дмитрий взял с собой живого сторожа – свою собаку, преданную, породистую немецкую овчарку. Отмахав с десяток километров, он запарковался в укромном месте, взял с собой ножичек, корзинку, а овчарку для охраны оставил в салоне, слегка приоткрыв стёкла дверей, чтобы не задохнулась.
Возвращаясь с полной корзинкой грибов, Дмитрий предчувствовал недоброе – сердце по-собачьи скулило, не давая ему покоя. Так и есть. Ещё издалека он увидел, что его «Жигулёнок», скособочившись, стоит разутый, без колёс, на каких-то подставленных деревяшках. Дима заскулил вслух и побежал бегом. Охрипшая овчарка в салоне, истекая слюной от злобы, рвала и метала. Дима не поверил своим глазам. Охрана принесла ему намного больше ущерба, чем проклятый воришка. Все сиденья, обшивка салона, руль, панель приборов были разорваны в клочья острыми собачьими зубами.
СТЁПКА
С полными корзинками грибов возвращался Стёпка к своему новенькому «Запорожцу», спрятанному в лесу в кустах у дороги. Наконец-то и у него появился личный транспорт. Продираясь сквозь дремучие заросли тайги, он наткнулся на огромную кучу пустых бутылок. Она давно заросла кустами, видно, не первый год они здесь лежали, не один самосвал когда-то высыпали сюда в снег. Все бутылочки были целенькие. В таёжном посёлке об этом ещё никто не знал. До сих пор лес молча хранил свою сокровенную тайну.
Это же целое состояние! Стёпка не верил своим глазам. Двенадцать копеек бутылка! Здесь их несколько тысяч. Если всё собрать и сдать – работать не надо, было бы на что и гараж построить для его маленького «Запорожца», с долгами рассчитаться и, наверное, ещё б на заначку осталось. Стёпка слыхал, что в Москве на центральном стадионе, после футбола, дворники пустые бутылки самосвалами сдают, и все уже на чёрных «Волгах» ездят. Живут не хуже министров.
Стёпка поставил корзинки на землю, взял бутылку, повертел в руках. Бутылка как бутылка, местами на горлышках ещё был сургуч, наклейки от непогоды и времени давно истлели. Внутри некоторых были листья, паутина, мусор, ил, вода. Придётся хорошенечко вымыть. Стёпка подогнал свой «Запорожец» и загрузил под завязку, сколько влезет, еле-еле сам влез. Осторожно, чтоб не греметь посудой, повёз клад домой. Путь неблизкий! По лесной дороге километров восемь будет. До наступления темноты успел сделать ещё несколько рейсов. На другой день оформил отпуск. Все следующие дни он тайно возил из леса пустые бутылки домой, маскировался как мог. На окнах «Запорожца» появились мафиозные шторки. Дома он всё спрятал во дворе, в сарае, в сенях, на летней кухне, на чердаке. Ворота на время были наглухо закрыты, визиты отменены. Жена и дети, соблюдая конспирацию, таскали из колодца воду, мыли день и ночь во дворе бутылки. А Степан всё привозил и привозил стеклотару.
Кругом бутылки, бутылки, бутылки, бутылки. Вскоре класть их во дворе было больше некуда. Он успокоился и подключился к санитарной их обработке. Он отбивал сургуч с горлышка, отбирал бракованные, сортировал по цвету, извлекал чуть битые и подозрительные бутылки. Мыл их со стиральным порошком, со щёточкой, бензином, сушил, считал, складывал в мешки. Заготовку грибов из-за недостатка времени отменили.
«Зимой будем мармелад кушать, – объяснил он семье. – Сейчас надо деньги делать. Спешить надо. Скоро белые мухи полетят». Через полторы недели кончилось «бабье лето», начались осенние дожди. Работы во дворе по метеоусловиям решили прервать. Потирая руки от предстоящей прибыли, радуясь, как ребёнок, привалившему счастью, Степан погрузил в «Запорожец» первую партию, готовые мешки с бутылками, и повёз их сдавать. Но в приёмном пункте бутылки принимать отказались. Сказали, что они не винные, а из-под олифы и под пищевые продукты не годятся. У них и горлышки не подходят по размеру под винные пробки. Так что абсолютно никакого интереса. Вот так! Видно время не пришло разбогатеть. Ещё неделю возил Степан по раскисшей от дождей дороге вымытые бутылочки обратно в лес на своё место, ругая себя за наивность и терпя насмешки всех жителей посёлка, которые прилепили к нему в ту пору кличку «Алкаш», хоть и не пил он и не курил никогда. Совсем не пил, не переваривал даже запах, потому и в бутылках разбирался слабо, хотя от природы мудрый был, рассудительный и терпеливый.
От насмешек и обиды Степан даже в церковь пошёл. Да и прилепился. Зима в тот год была суровая, и «Запорожец» простоял до весны в сугробе. А как снег сошёл, решил Степан всё же построить для машины гараж, в несгораемом исполнении. Но с дефицитным фондовым материалом, строительным кирпичом, в глубинке было трудно. Дорогой кирпич, и его не достанешь. Пораскинул Степан мозгами и вдруг вспомнил про свои бутылочки в лесу. Опять привёз их всех обратно из леса домой. Подготовил фундамент, замесил цементный раствор и на зависть обалдевшим насмешникам сложил из них вместо кирпича прекрасный, просторный бутылочный гараж, куда свободно вмещались три «Жигуля» и «Запорожец». Внутри всё доской-вагонкой обшил, а снаружи стенки аккуратно заштукатурил. Не гараж получился, а мавзолей. Лучший на всю округу, и недорого, а заодно и землю-мать от загрязнения освободил, как санитар природы. Кличка обидная как-то сама собой отсохла и забылась. Зато зауважали все Степана пуще прежнего, а из этой истории все вывод сделали: человек предполагает, а Бог располагает.
НА КАРТОШКУ
В России каждый год осень и зима наступали неожиданно. Город не успевал подготовиться к зиме и отопительному сезону, а село – к осени и сбору урожая, который в этом году на столько-то процентов выше, чем в прошлом, а в прошлом был на столько же выше, чем в позапрошлом и т. д. Как в лозунге: «Сегодня лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня».
В битву за урожай брошены лучшие городские силы. «Колхозники, поможем студентам убрать урожай», – призывали сельские плакаты. Тысячи школьников, студентов, научных работников, врачей, лётчиков, офицеров с армией солдат и бандой партизан-резервников выходили на «Куликово поле» – на битву с капустой, картошкой, свеклой, пшеницей, хлопком и другими славянскими культурами.
По всей стране целые колонны автобусов с шефами по утрам выезжали из города в село. В период битвы платили две зарплаты, основную – автоматом, и сельскую – в копейках. Собирались в 8 утра на сборных пунктах, – раньше не получалось: детей надо в садик отвести, школьников собрать в дорогу, самим добраться до условленного места. Автобусы в это время года по городу ходят с большими интервалами, так как весь автотранспорт мобилизован в село. Добровольцев почти нет, наоборот, кто смог – использовал блат, знакомства, здоровые приносили всякие справки об освобождении от сельхозработ.
Наконец, список зачитан, перекличку провели, загрузились, тронулись. Дорога занимает час-полтора, к десяти подъезжаем к сельскому правлению. Там – никого. Неожиданно ведь! Бойцам объявлен большой перекур, а старшие групп уезжают с автобусом на поиски местного начальства. Женщины пошли по магазинам, мужики – кто во что горазд: кто – в карты, кто – в футбол. Наездившись по полям, нашли и везут колхозное начальство.
По глазам видно, начальники крепко болеют после вчерашнего. У них к нам интереса нет, им вообще ничего не интересно. Но одолжение сделали, показали поле, объяснили норму. Все в автобус, на поле вышли около одиннадцати, и сразу выяснилось, что тары не хватает. Послали гонца опять искать колхозное руководство. Народ всякий, молодой и не очень. Добросовестные остались со справками в городе, на рабочих местах. А здесь – кто хорошо работает, а кто у костра вертится. В костёр летит всё, что горит: забор, столбы, доски, брёвна и т. д. Кипит вода в вёдрах, варится картошка, валит дым. Стоят бидоны с молоком – пей, не хочу.
«Над полями тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят». Замечательная щемящая картина родной сельской природы. Последние деньки. Затормозить бы сейчас: остановись, мгновенье… Воздух-то какой, какой воздух – как сметана! И тишина. Деревья в лесу все в золоте. Лужи из хрусталя, и в каждой – кусок неба и солнце. Как хорошо быть на природе при хорошей погоде! А то весь год – четыре стены и шум цивилизации, вечная спешка: быстрей, ещё быстрей, не успеешь – обойдут, отстанешь.
А здесь время замерло. Так приятно устать. Остановиться.
Бабье лето. Бабье!
У костра зазвякала рельса, второй час – обед. Гуськом потянулись к костру разогнувшиеся шефы. Разобрали свои сумки, скучковались по интересам, расселись по опрокинутым вёдрам, вывалили содержимое на газету: и чего только там нет! Впору свадьбу играть. В магазине такое не сыщешь, слюной изойдёшь от одного вида. Разлили «Андропольку» по кружкам, стаканам, термосным крышкам, выпили и навалились на сельхозпродукты. Захрустели грибы, огурцы, свежий лук. Хренодёры, разносолы, домашняя заготовка. Витамин «Ц»: яйце, сальце, мясце, винце.
Горячая картошка на свежем воздухе – королева стола. Фляга с молоком – неиссякаемый источник, напоила всех досыта, а остатки про запас разлили по бутылочкам, баночкам, термосам, распихали опять по сумкам для тех, кто дома. Всё медленнее движутся челюсти, всё ленивее жуётся, какая-то тяжесть навалилась на всех, теперь все по-настоящему устали. Разморило. Затухло веселье, закемарили шефы. А колхозный звеньевой, приняв халявное сорокаградусное лекарство от старших шефов, совсем оклемался от вчерашнего и погнал людей на поля революционным матом. Вспомнил и план, и что погоду использовать надо, и что шефам приписал, за лекарство надо же как-то возместить. Не все смогли вернуться в поле, некоторых из его компании решили не будить, чтоб проспались и не мешали в автобусе на обратной дороге. Всё равно в таком состоянии от них вреда больше чем пользы, спит, другим не мешает – и то дело. Полтретьего, осталось работать час-полтора, потом два часа дороги домой, а там под звонок в садик за детьми – день и пролетел. Хорошо, что дождя не было, не будет и больничных. В автобус рассаживались по своим местам, под сиденьями у смелых и рискованных лежал в мешках и сумках свежий урожай. Усталые, но бодрые, в хорошем настроении под шум и анекдоты тронулись в обратный путь.
В дороге неожиданно все автобусы поголовно останавливал рейд ГАИ и народного контроля. У всех немедленно появилась жажда, молоко усиленно переливалось в животы. Вещественное доказательство уничтожалось на глазах. А очень смелых и рискованных высаживали с их свежим урожаем, составляли протоколы, официально сообщали на работу высшему руководству, стыдили, песочили на собраниях, лишали месячных, квартальных, годовых премиальных, 13 зарплаты. Каждый килограмм этого урожая в конце процедуры становился очень золотым. Их фотографии висели на доске хулиганов. Отпуск зимой, в очередь на квартиру снова ставили с хвоста, придумывали ещё разные методы наказания, всем собранием единогласно голосовали «За», клеймили калёным железом в стенной печати. Обсуждали проблемы в местных и центральных газетных диспутах: «Как сохранить урожай и бороться с несунами».
Урожай отбирали, сваливали в общую кучу, ждали, пока он подпортится в хранилищах, опять звали шефов на переборку овощей и везли в город, тому же шефу, который её собирал. А он – гегемон-трудящийся, рабочий класс, набегавшись по магазинам в свой законный выходной, наткнувшись, наконец, на привоз и отстояв в длинной очереди, покупал эту, им же собранную и дважды перебранную, но теперь уже полугнилую картошку, матерился на кухне о заботе государства. Если бы по уму, осенью мне её в поле продали законно, я бы в своём погребке каждую картоху сохранил, и обошлась бы она мне и государству намного дешевле, и не мотали бы нервы своей идеей и заботой. А капусту вообще не убрали, под снег пошла. Зато несунов по ночам отряды милиции гоняли как зайцев. Отстояли народное добро. Выиграли битву...
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Как же так? Сегодня мой день рождения?
В 8 часов утра я родился. Был вторник. Родился большим – в 5 кг весом! И родился мёртвым, будто не хотел здесь появляться, в этом запутанном мире, но врачи ни за что отхлопали меня по попе, и я разревелся вместе с заводским гудком. Раз уж я пришёл в этот мир, то хотел бы сделать его лучше! Красивее! Добрее! Желаннее! Я пришёл, чтобы приумножить любовь, добро, милосердие.
Я хочу изменить мир! Я хочу отделить от себя материальное, взять за основу духовное и развивать его в себе и людях. Хочу никому не причинять боли, жить с открытой душой и чистыми помыслами.
Сделать Вас влюблённее друг в друга. Я вас люблю, люди!
Включил радио – обыденно. Включил телевизор – будни. Выглянул в окно – пусто. Проверил почту – ничего. Сегодня мой день рождения, а праздником и не пахнет. Ну, вспомните обо мне, современники!
Покажите свою любовь! Ведь я Вас всех очень, очень люблю. Как я Вас всех люблю!!! До умопомрачения, беззаветно, безгранично. Люблю без памяти! Божественное чувство! Но это не значит, что я за Вами буду елозить на четвереньках.
Я ещё обязан чуть-чуть уважать себя. Давайте на равных?
Если я не за себя, то кто за меня? Если я лишь для себя, то зачем я?
Телефон молчит. Никто меня не помнит. Никому я уже не нужен!
Я рождён для добра, а мир погряз во зле, в грехе, в ненависти. В гордости. Все сводят счёты. Перепало и мне. Нахлебался за троих. Сыт по горло! Да! Кто был там всем, тот стал никем!
Я поставил кофе и предался воспоминаниям.
1 ноября. Европейский север. Заполярье. Снег. Мороз – 27.
Я молодой, спортивный, умный, любимый. Все меня уважают, считаются. Я – эрудированный молодой специалист, нужный человек.
Не то что сейчас – отупел без дела, без любви. Седой. Старый. Покинутый. Одинокий. Ненужный. Маленький человечек, хотя тень от меня большая. Я хотел изменить мир, а мир изменил меня и мне.
А тогда, в молодости, короткий заполярный световой день заканчивался. В нашем аэропорту самолёты гудят в упругом, густом, морозном воздухе. Возвращаются на базу, ползают по перрону, как шмели.
Люди улетают, прилетают. Их встречают и провожают, и все радуются, плачут, обнимаются. Напряжённый рабочий день авиаторов подходит к концу. Последний перекур перед уходом домой.
В нашем ЛАЗе, АТС, службы РиС, ОАО, КУГА спокойно.
Усталые авиаработники расслабились и стали делиться чувствами.
– А у меня сегодня день рождения! – протянул я.
– И у меня тоже! – заявил Сашка Эйхман.
– Вот здорово – двойня? – удивился Старцев.
– Связисты! Честь труду! – вместо «здравствуйте» сказал зашедший наш друг и коллега, водитель аэродромной техники Лёня Леушев.
– Вам бы этого добиться, – вместо «спасибо» огрызнулся Сашка. – Связисты? Кто не боится холода, голода и грязи поступайте в контору связи!
– Что бунтуешь? Всё тебе не слава Богу, – зацепился Лёня.
– Не слава Богу, а слава труду!
– Отстаёшь от жизни, у нас в службе сегодня два именинника. День рождения! Понимаешь? А цветов, как видишь, нету!
– И у меня сегодня тоже день рождения. Что из этого? – заулыбался Лёня.
– Вот здорово! Тройня! Так это дело надо обмыть! Втроём и в один день! Скорпионы! Приглашайте на ужин. По рублю, и в школу не пойдём! В вечернюю! С именинников взнос по три! – заявил Лёшка Старцев и запел: – Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать?
– Что-то ветер дует в спину, не пора ли к магазину? – подхватил Эйхман.
– Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца? – продолжил Альберт Константинович, пожилой коллега.
– Ребята, я сбегаю, – сказал Старцев и подставил свою форменную шапку. Ломаться никто не стал, все радостно потёрли руки в предвкушении интересного вечера, и рваные рубли, трояки полетели в шапку.
– Этик. Кык. Куем. Нёль. Вит. Квайт. Сизим. Кыкянос. Экмыс. Дас. Дас Этик, – увлечённо считал Лёшка по-коми деньги – 11 рублей. Что купить? Джон Иванович, с тебя тоже рубль!
– Видьжья олом! Здрасьте, – ответил шеф. – Раздай деньги обратно, ик и так мало, что ик на это дело переводить, лучше детям конфет купите! Ради такого необыкновенного случая я вам из НЗ ликёр-шасси выделю, ФУ-ФУ называется. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Только я с вами недолго посижу, чуть прорепетирую и – домой, дело в том, что у нас сегодня могут быть гости. У моей половинки сегодня тоже день рождения!
– У тебя тоже дома праздничный стол ждёт? – спросил меня Сашка.
– Наверное, нет. Моя говорит, что у них дома никому, никогда, никакой день рождения не справляли. Они и в гости к себе никого не зовут. Придёшь – хорошо, а не придёшь – ещё лучше, – ответил я.
– Не любили, наверное, они друг друга. Не ценили. Не уважали, значит? – посочувствовал Сашка.
– Да кто его знает? На вид вроде как все! Родители по праздникам иногда даже в церковь ходят. Пашут они в деревне, как пчёлки. Некогда, наверное, – ответил я.
– Неправильно это! – влез в разговор Альберт Константинович. Телефонный звонок в день рождения – предпоследнее дело. Дело не в подарке, а во внимании, в уважении. В этот день визиты без приглашения делаются, хоть на минутку, чтобы честь оказать. Если невозможно, ты хоть открытку подари, и то приятно, любо-дорого. Жизнь скоротечна, память вечна.
Вот у меня самый дорогой подарок с войны обыкновенный стеклянный гранёный стакан за 7 копеек. А на нём такие слова выгравированы: «Из рук бы не выпускал». Он мне дороже всего хрусталя в нашей квартире. А память какая? Нет! Подарки и праздники нужны. Они украшают нашу серую жизнь! Сердце радуют! А то, что старики в церковь ходят – это хорошо. Бог – самый главный праздник в душе. Когда хорошо живётся, все атеисты; а по-настоящему прижмёт – «Мамочка!» кричат и в штаны мочатся! Когда смерть в глаза смотрит, и атеисты, и коммунисты сразу Бога вспоминают. Знаешь, как молятся – мурашки по коже идут.
На фронте случай был. Возвращались мы на лыжах по первому снегу с самым главным нашим коммунистом, замполитом полка. Меня его сопровождать приставили. Он на всех митингах солдат в партию агитировал, сам принимал, сам на смерть посылал, сам похоронки подписывал. Идейный был до мозга костей. Ну и пришлось нам речку по тонкому льду переходить. Он меня вперёд послал, чтобы крепость льда проверить. Обидно мне стало, но делать нечего. Я прошёл. На берег вышел. Он следом пошёл, а посерёдке лёд под ним проломился, и он рухнул в чёрную пучину. Ты бы слышал, как он молился! Как Бога призывал к спасению души. Как помиловать просил. Не всякий батюшка так умеет. Такие слова находил. Искренне всё было! Чисто! С верой! От души! По всей округе в тишине его слова летали. У меня мурашки по телу бегали. Есть Бог на свете, ребята! В пустоту такое не скажешь.
Вера – она в каждом человеке сидит, только почему-то стыдятся её люди, не нуждаются, пока всё хорошо идёт.
– Погиб твой командир тогда? Утонул? – спросил я.
– Как же. Он так Бога просил о спасении, что Бог его помиловал. Кто искренне просит, тому Бог не отказывает. Жив он остался. Правда, я помог как смог. Потому что выше закона справедливости стоит закон милосердия. Я и сам тогда богобоязненным стал, хотя в церковь не хожу. Ничто человеческое мне ещё не чуждо, но ограничиваю. К себе прислушиваюсь. Исполняю, что он от меня требует. Все, кто смерть видел, к Богу с большим уважением относятся. В старости здоровье уходит, а вера крепнет. Когда-нибудь каждому придётся перед ним один на один предстать. Хочется, чтоб не очень стыдно было, – закончил Альберт Константинович.
– Ну что? Славяне? Хватит о боевых действиях! Давай по сизим грамм! Гульнём? Сумбурный праздник самый интересный и всегда удаётся! Счастливый случай! Это здорово! Три именинника и три гостя, тем более, шеф не возражает, а спонсирует, – жужжал Сашка, потирая руки.
Наш шеф, Джон Иванович, самый старый из работников аэропорта, из местных. Из коми. У них акцент, они вместо «Х» «К» говорят, и у них большинство мужчин носят русские фамилии и имена Альберт и Альфонс. Но люди хорошие, добрые. Комяк комяка видит издалека! Коми народ – крабрый народ, одни рыбаки да окотники. И коми народ – смелый народ! Как война пыр тайга!
– Джон Иванович, а что такое «ФУ-ФУ из НЗ»? – спросил Сашка.
– НЗ – это неприкосновенный запас, а ФУ-ФУ – это авиационный спирт, который для безопасности полёта канистрами заливают в противообледенительную систему самолёта. Но текнари чуть-чуть недоливают, жалко на ветер спирт выбрасывать. Экономика должна быть экономной. В стране с этим напряжёнка, говорят талоны на водку скоро вводить будут.
– Авиационный спирт? А пить его разве можно?
– Можно, можно! Это не метиловый текнический яд, а этиловый, настоящий медицинский спирт. Только чтобы пресечь его утечку, кищение и пьянки на работе, в 200 литровую бочку медицинского спирта стакан эфира наливают, для запака, причём отвратительного. Отсюда и название ФУ-ФУ! Но на здоровье это не влияет. Пока в порту все живы. Все пробовали кроме вас – молодык да зелёнык. Когда ФУ- ФУ наши начальники изобрели, один авиамеканик опыты на себе ставил. Каждый вечер пробирку в себя вливал перед укодом домой. Пока доедет до дома, его развозит. Жене это дело надоело. Говорит: «Не пущу домой, если выпивший. Дыхни с той стороны в замочную скважину». Он нагнулся и дыхнул. А она внутри как засмеётся: «ФУ-ФУ! Я ж тебя дыхнуть просила, а ты юморист, что сделал?» Так что не дышите! Пакнет! Джон Иванович открыл сейф и вытащил целый графин прозрачного, как слеза, спирта.
Рабочий день ещё не кончился, а мужская праздничная, деловая суматоха объединяла коллектив общим делом, доброжелательностью, праздническим сумбурным настроением и любовью к ближнему. Дверь заперли на ключ. На рабочем столе расстелили свежую газету «Югыт туй» – «Светлый путь». Убрали производственные вещи в дальний угол. Нарезан хлеб, сало, лук, плавленый сырок. Открыты консервы с килькой, с заморской баклажанной и кабачковой икрой.
– Ну вот! Какой стол! Пережили голод, переживём и изобилие. Пукси да вакси! – пригласил шеф.
Сдвинуты неразбавленные переполненные стопарики, начальник встал и сказал откровенные, хорошие слова о личных качествах новых работников – виновников торжества. За дружбу! За тайну! За авиацию! За чувство локтя и производственные показатели! Все облегчённо вздохнули и опрокинули стаканы. Засуетились, задвигались челюсти, зажевали имеющуюся закуску, закрякали. Горячая жгучая струя приятно растеклась по внутренностям, оттолкнулась от желудка и ударила в голову. Эффект первой рюмки отразился в глазах.
– Маленькое объявление, – сказал я. – Мы нарушили традицию, пропустили в торжественной части вручение почётных грамот, вымпелов, денежных премий и подарков. Мой братишка всегда в таких случаях говорит, что он не обижается, если кто пришёл без подарков, он принимает подарки за месяц до и три месяца после дня рождения. Причём в любых купюрах, в любых количествах и желательно наличными. Можно вещами, живностью и натурой.
Все засмеялись. Джон Иванович покраснел и понял свою ошибку.
– Надо было с утра предупредить, мы же не готовились. А и не надо. У многих из нас «Запорожцы». А почему у «Запорожца» двигатель сзади? Чтоб руки не мёрзли, когда толкаешь! Печка у него сами знаете, какая. Не работает, и всё тут! Ребята говорят, что туда подходят самолётные высоковольтные катушки зажигания, и печка тогда работает как швейцарские часы! Тепло, как в «Жигулях». А мы вчера вон, сколько их со склада принесли. – Джон Иванович кончил жевать, вытер ладонью жирные губы, достал ключи, открыл заветный шкафчик, и каждый именинник получил новенькую самолётную запчасть.
Именинники счастливо прижали подарок к сердцу. Гости смотрели с завистью.
– А! – сказал Джон Иванович. – Мы тоже мёрзнуть не котим. Моя мамка, жена моя, сегодня тоже именинница. Он вытащил из шкафа ещё три катушки и раздал остальным.
– У меня нет «Запорожца», – сказал Сашка.
– Наше дело предложить, ваше отказаться! Вообще-то, дают – бери! Бьют – беги! – отрезал Джон Иванович. – Только уговор, – предупредил шеф, он покрутил в руках свою катушку и положил обратно в шкафчик. – Завтра заберу. Я не давал. Вы не брали!
– Не волнуйтесь, Джон Иванович. Могила!
– Ну ладно! После первой и второй промежуток небольшой! Наливай! Обмыть надо катушки, чтобы работали исправно. Чтобы у нас всегда всё было, а нам бы за это ничего не было. Понятно?
По стаканам забулькал прозрачный спиртик.
– Эк, молодежь! Давайте я вас научу пить по-самолётному! Как это раньше лётчики делали. Это сейчас реактивная авиация, а мы стояли у истоков – у кукурузнык истребителей. Я с ПО-2 начинал. Тогда пилотам команду меканики подавали: «Контакт!» «Есть контакт!» – отвечал пилот. «От винта!» – кричал пилот, и меканик крутил пропеллер. Мотор просыпался. Чик! Пык! Грокот, дым и оба пьянели от счастья и удовольствия.
После полётов, вечерами собирались за большим столом, где до другого конца не дотянуться, чтобы чокнуться, а надо! По всякому поводу собирались: и на поминки, и на свадьбак. Но команду эту не забыли. Когда в компании звучала команда: «Контакт!» – разговоры за столом обрывались. Все дружно брали свои стаканы в руки и верхней его частью прикасались к столешнице, отвечали: «Есть контакт!» – и держали до тех пор, пока последний зазевавшийся за столом не исполнял команду. Затем звучала вторая команда: «От винта!» Все дружно отвечали: «Есть!» – и опрокидывали стопки. Было весело и организованно. Понятно?
– Контакт! – прозвучало вместо ответа.
Стаканы дружно приклеились к столу.
– От винта!
И все выпили по-офицерски, держа локоть выше стакана.
– Я вам случай расскажу про день рождения, – сказал, не закусывая, Сашка Эйхман. – Недавно пригласила меня моя будущая жена к себе домой знакомиться. А чтобы между прочим получилось, то на день рождения её мамочки в тот же вечер. Сразу в семейный круг захотели окунуть. Я покой потерял и времени на подготовку нет и денег, как назло, тоже. Все магазины избегал, а достойного подарка найти не могу. То хорошая вещь, но стоит дорого, то цена подходящая, но вещь простая, не стоящая. И вот вижу в магазине на верхней полке стоит изумительная ваза для цветов из китайского фарфора. Глаз не оторвать, и цена подходящая. Глазам не поверил. «Девушка! – кричу. – Заверните мне эту вазу празднично, как подарок». «Не могу, – отвечает продавщица. – Она у нас битая, разбилась, поэтому мы её сложили и уценили сильно. Может, какой умелец-антиквар найдётся. Целой-то ей цены нет!» «Красивая вещь! Всё равно беру, заверните! Дорогой что-нибудь придумаю». Пришёл с порядочным опозданием, звоню. Именинница открывает дверь, улыбается: «Как мы рады! Заждались!» Я тоже поздравляю, пакет с красным бантом протягиваю, через порог перешагиваю, специально спотыкнулся и растянулся с грохотом в прихожей. Все выскочили из-за стола, прибежали, перепугались. А я так огорчился: «Как жаль! Такой дорогой подарок! Такая ваза! Китайская! Наверное, разбилась?» «Да Бог с ней! С вазой. Хорошо, что с тобой не случилось ничего», – сказали все и начали разворачивать пакет. А там каждый осколочек отдельно завёрнут!!! Все расхохотались…
– Ты что, сынок, жениться собираешься? Так учти: как сразу жену приучишь, так и жить будешь! Приучишь в баню 15 копеек по пятницам получать, будешь всю жизнь 15 копеек на баню получать, да ещё с криком. А приучишь трояк, она тебе всю жизнь трояк с уважением давать будет! Женщина, как сосуд, что нальёшь, то и выпьешь! Следи только, чтоб другие туда не наплевали.
– А вам, Джон Иванович, жена на баню сколько даёт?
– Мне? Я – другое дело. Мы с тёщей живём. А в них тёмная половина женщин превращается. Ученье – свет! А неученых – тьма! Мир звуков рождается из 7 нот. У каждого человека два уха и только один рот, и в нём – оружие массового поражения – маленький язычок. Два уха – чтобы человек много слушал. Один рот – чтобы мало говорил. Представляешь, если бы было наоборот. Одно ухо и два рта? Один и тот многим жизни погубил. Знаешь, почему петух всегда навеселе? Потому, что у него много жён и ни одной тёщи. Тёща – звание особое!
– Джонни! Профсоюзный Бог – твой друг, не слыхать там, наверху, на разборах, зарплату нам не хотят добавить? – спросил Лёня.
– Про зарплату я вам вот что расскажу. Стоят в церкви двое. Работник аэрофлота и грузин. Молятся. Грузин с фуражкой-«аэродром» просит: «Боже! сдэлай так, чтобы в этом мэсяцэ мэнэ чёрную Волгу купить, а дочкэ бэлую!» Рядом в красивой лётческой форме в фуражке с кокардой стоит работник «Аэрофлота» и тоже просит: «Боже, сделай так, чтобы в этом месяце нам квартальные выплатили!» Грузин повторяет погромче: «Боже! Сдэлай так, чтобы в этом мэсяцэ мэнэ чёрную Волгу купить, а дочке белую!» Наш крестится, своё просит: «Боже, сделай так, чтобы в этом месяце квартальные выплатили!» Грузин недовольно покосился и спрашивает: «Слюшяй, дарагой! Сколька у тэбэ кварталные?» «Да рублей 40». «Вазьмы 80, не атвлэкай Бога!» – говорит грузин и протягивает деньги. Так что про повышение зарплаты наверху не слыхать. А план мы выполнили, и квартальные выплатят вовремя.
– Я ещё раньше слыхал, американцы наших спросили, какая средняя зарплата в СССР? А наши отвечают: «Ну и что! А у вас зато негров мучают!» – засмеялся Сашка.
– Деньги были и будут, но их никогда нет! Иметь много денег и быть богатым – не одно и то же! По-настоящему богат тот, кто доволен жизнью! А наверху о нас помнят, знают, заботятся! – сказал Джон Иванович.
– Да! Да! Партия была. Есть. И будет есть! – обнаглел Сашка.
– Помолчи! Давайте выпьем за начальство. Я сам начальник, поэтому люблю, – заулыбался он. – Выпьем за меня! Вам всё равно, а мне приятно! Контакт!
– Есть контакт! – встрепенулись все дружно.
– Джон Иванович, а как это вы пьёте и не пьянеете? Это же спирт!
– А я про свою тёщу думаю, как только она мне начинает нравиться, значит всё, норма. Слышали такое? Жили-были чёрт и ангел. Чёрту понравилась прекрасная фея, а ангелу – чертовка. Они поженились. Через год чёрт превратился в ангела, а ангел в чёрта. Всё от женщин зависит. Есть женщины, которые из любого чёрта могут сделать ангела. Но большинство делают наоборот. А потом некоторые превращаются в тёщ! Ничего не красит женщину так, как рюмка водки в желудке у мужчины. А тёща у меня мила, прекрасна, она – как ласточки полёт, попробуй я сказать иначе, она мне голову снесёт! – разошёлся Джон Иванович.
– Говорила мать: «Учись! А то шофёром будешь!» Вот и стал, – заявил Лёня. – У меня ведь кроме вас, ещё своё начальство есть – ГАИ! Я бы за ГАИ выпил, которое само пьёт, а другим не даёт! Их даже учат, как пьяного по специальности, по профессии определить, если тот говорить не может. Потому что алкоголики бывают всякие, например, малопьющие. Пьют, а им всё мало. Или застенчивые: пьют, пока за стенку не держатся. Есть ещё выносливые: те пьют, пока их не вынесут. Ну, а по специальностям их можно рассортировать так. Под мухой бывают только повара. Пожарники напиваются в дым. Портные – в лоскут. Сапожники – в стельку. Плотники всегда в доску. Конюхи – в дугу. Стекольщики – вдребезги. Врачи напиваются до потери пульса. Химики – до потери реакции. Физики – до потери сопротивления… Мужики с охотой пьют за женщин-физиков. Наши синоптики надираются в ураган. А шофера пьют за ГАИ! Наливай!
– В нашем аэропорту синоптики ошибаются один раз, но каждый день! Нас бы за такую работу попёрли, а им ещё деньги платят, – возмутился Альберт Константиныч. – Я на днях в газете читал, за бугром лекарство от СПИДа нашли и прибор изобрели, который СПИД обнаруживает.
– Только сейчас изобрели? – удивился Лёня. – У нас этот прибор давно на всех машинах стоит! СПИДометр называется. И лекарство известно. «Спи дома! И спи один! Спидола!»
– Слушай, у твоих гаишников такие интересные фамилии: Ульныров, Кузьбожев, Изьюров, Кызьюров? Мне сказали, что это переводится как «Мокрый нос», «Длиннохвостый», «Каменная голова», «Толстоголовый»... Правда это? – спросил я.
– Эх ты! Яг морт! (Лесной человек) Тебе что? Всё знать надо? - перевернул разговор Сашка. - Скажи-ка лучше, Лёня, что за пенёк у вас во дворе растёт? Кто это так берёзку обкорнал?
– Да! Было дело! Друзья познаются в вине. Душа скулила. Мы тогда с соседом заканчивали во дворе последнюю бутылочку, ну и, как друзья-соседи, жаловались на судьбу, в том числе и на жён. Я говорю: «Моя-то змея, змеевик с аппарата выбросила! «Надоела, – говорит, – твоя аптека в доме!» Дачу мы взяли, чем-то строить надо? А где беру, чем плачу, она не знает. Строимся ведь. Без этого дела тебе ни одни ворота не откроют. Это самая твёрдая валюта. А её представление о жизни не соответствует действительности. Она думает всё с небо само падает». Сосед говорит: «Не хнычь! Поможем твоей беде. Достроишься! Я тут на днях нержавеющую трубку в инструменталке скоммунизмил, как раз для этого дела подойдёт! Сейчас тебе новый змеевик и заварганим. У нас-то в деревне аппарат в лесу прячут. Он общественный. На все деревни. Если надо кому самогон гнать, то идут к участковому. Он всегда знает, где инструмент находится. Тихо спросишь, тихо подскажет, но не забудь поделиться, иначе наказуемо законом. Один пришёл к нему, а его дома нет. Так он сынишку спрашивает: «А папка твой самогон варит?» «Да нет! Он его сырым пьёт», – отвечает сын. Аппарат наш деревенский не то, что твой. Он большой, на тракторных санях. Топят чурками, производит флягами. А к твоей свистульке мы сейчас змеевик классный сделаем. Трубку эту я тут на крыше сарая припрятал. Сейчас мы ее, не отходя от кассы, и закрутим». Сосед повертел трубку в руках, примеряясь. «Такой диаметр подойдёт?» – похлопал он по берёзке толщиной с руку. – «По-моему, в самый раз! Вот держи! Строитель коммунизма!» Я взялся за конец трубки, а он стал аккуратно загибать её вокруг берёзки. Пошёл кругом. Работа нравилась обоим. Змеевик получался красивый. Когда всё было наворочено, оказалось, что его нельзя снять. «Эх! Болваны мы с тобой! – сказал сосед. – Крепкая самогонка-то. Соображалку усыпила. Ну что, разматывать будем? Жалко! Поломается трубка. Тогда пили дерево. Тоже жалко! Спилим повыше, чтобы не засохло. Весной оно новую листву даст». Утром соседи взъелись на пацанов. Так и стоит высоченный пенёк, как памятник. Всем глаза мозолит, нам тоже. Хорошо, что никто не знает, что и почему, а мы не проболтаемся.
– Эх ты, дачник-неудачник! – не унимался Сашка-почемучка и пристал теперь к Старцеву. – Скажи-ка лучше, земеля! А у тебя когда день рождения? Как справляешь? Весело?
– У меня случай был, что в свой день рождения я вообще даже не выпил, добровольно отказался, а весело всё равно было. Даже очень! – сказал Альберт Константинович. – Послали меня тогда в командировку на один номерной завод. В городской гостинице, как всегда, мест нет. Еле-еле пристроили меня в заводскую гостиницу. Она тоже переполнена участниками научной конференции. Захожу я в номер с раскладушкой, а там дым коромыслом. Научные сотрудники из канистры разливают. «Извините, – говорю, – меня к вам подселили». «Очень хорошо», – отвечают и за стол приглашают. Стакан в руку суют. «Пей!» – командуют. А мне с утра к директору этого завода на приём надо. Ради этого и приехал. «Нельзя мне», – говорю! Они не понимают. Ещё пуще пристают со стаканом. Тут я смекнул: «Нельзя мне, – повторяю. – Лечился я от этого! Я свою норму выпил, два бензовоза! С прицепами!» «Всё, понимаем, не будем!» – отстали.
– Ну, они там не только пили – всякие научные вопросы решали. Например, в какую сторону завертится вода, если выдернуть пробку из полной ванны: по часовой стрелке или против? Или в какую штанину мужики суют ногу первой: в левую или в правую? Почему если пятку щекочет кто-то – смешно, а когда сам чешешь – не смешно? Или почему чихают только с закрытыми глазами? До хрипоты спорили. Вдруг в люстре неожиданно перегорела лампа. Пришел дежурный электрик, заменил лампочку, а перегоревшую оставил на столике.
И тогда один из участников пьянки заявляет, что если стоваттную лампочку засунуть в рот, то обратно ее уже не вытащить. Завязался спор. Один из оппонентов говорит: «Как так?! Я, кандидат наук, со всей ответственностью заявляю, что если можно засунуть, то можно и вытащить!» Тут же на глазах у изумленных собутыльников суёт лампочку в рот. А вынуть её он не может. Напарники ее тянули по-разному, смазывали маслом – никакого результата. Решили ехать в травмпункт. Поймали такси, приехали. Обращаются к медсестре: «Вот мужик с лампочкой во рту. Что делать?» Медсестра подумала: «Вот прикольщики», – и послала их куда подальше. Но ей показали потерпевшего, и она вызвала хирурга. Тот пришёл, ударил ладонями по месту, в котором нижняя челюсть соединяется с черепом. У научного работника рот открылся шире, лампочку вынули, а мужик так и остался с открытым ртом. Хирург объяснил, что это нормально, просто мышцы были изрядно напряжены, теперь, наоборот, сильно расслаблены и сокращаться пока не могут, но часа через два-три пациент, возможно, будет говорить.
Научные люди поблагодарили врача и направились в гостиницу на такси. Пострадавший на переднем сидении, остальные – на заднем. Один ещё пребывал в сомнении «Не могу понять, как так!» «Ну, на, – сказал ему сосед, – сам попробуй!»
Тот попробовал. Поехали назад. Поймали медсестру. Та в шоке. Появился хирург, долго смеялся, но лампочку вынул. Поймали частника. Водила не удержался и спросил: «Что, дебилов везёшь?» Способный говорить отвечает: «Какие же это дебилы. Кандидаты наук. Просто они лампочку в рот засунули, а вытащить не смогли». Водила не поверил. Ему дали лампочку, и он засунул её в рот. Пришлось развернуться в травмпункт. Поймали медсестру. Успокоили её. Появился хирург, долго матерился, провёл процедуру извлечения и разбил лампочку, чтобы не повторилось. Сели снова в машину. Благодарный водила с открытым ртом повёз их в гостиницу.
Машину остановил гаишник. Давай докапываться. Шофёр жестами пытается объяснить, у него не получается. Единственный нормальный, но изрядно подвыпивший, рассказал-таки гаишнику, в чём дело. Тот молча ушёл в свою будку. Там погас свет. Гаишник вернулся, открыл заднюю дверь и жестами попросил подвинуться. Изо рта торчал цоколь лампочки. Все вместе поехали в травмпункт. Поймали медсестру. С трудом привели её в нормальное состояние. Она направилась в сторону кабинета хирурга. Оттуда раздался женский вопль и грохот. Появился хирург с неестественно открытым ртом, из которого торчал цоколь лампочки.
Утром я, как огурчик, один пошёл в заводскую столовую завтракать. Интеллигенция моя лежать осталась. Тогда водку продавали с 11, а с лампочками и со стаканами в стране была напряжёнка. Даже в ресторанах пили из майонезных баночек. Вилки, ложки и прочее давали под залог, где под паспорт, чаще – под деньги. Сижу, завтракаю. Вдруг заходит вчерашний водила-частник с чекушкой в руке. Подходит на раздачу и просит стакан: «Дай по-человечески выпить, не из горла же хлебать».
Тётка на раздаче разоралась и не дала. Но мужик не расстроился и пошёл на мойку. «Валь, дай стакан на 5 минут, ты ж меня как облупленного знаешь, не убегу я с твоим стаканом, в одном подъезде живём». Та ему в ответ: «Знаем мы эту пьянь, стакан расколешь, а мне платить!» Мужик посмотрел в зал. Узнал меня, кивнул и садится за мой столик, очень вежливо спросив разрешения. Вынимает из пластмассового стаканчика, стоящего на столе, салфетки. Откупоривает чекушку и дрожащими руками выливает содержимое в стакан. Она туда вся вошла. «Ну, мужики, за здоровье». Хвать стакан, что такое? Стакан-то к столу шурупчиком прихвачен, чтоб не спёрли. Мужичёк посерел. Бегом на мойку: «Валька, дай ложку быстрее... Валька дала мокрой тряпкой по морде с крепкими выражениями. «АААА…» – предчувствуя катастрофу, завыл мужик. Стакан-то не герметичный и на столе появилась лужица из национального напитка. «Мужик!» – со слезой в голосе заорал он. – «Не дай помереть с похмелюги». Я доедал и предложил свою ложку. «Пересядь за другой стол, быстро» – скомандовал он. Счёт шёл на секунды. Я подхватил свой поднос с тарелками и вскочил. Вся столовая с интересом глазела на нас. А мужик поднял стол вместе со стаканом и залпом его выпил. После чего, довольно крякнув, покинул столовую, поблагодарив всех за сочувствие и сопереживание.
– Джонни! Расскажи, как ты по телефону в Ухту звонил, друга своего, Харитона, искал!
– Звонил как? Коммутатор тогда ещё был. Слышно плоко. Бригадир мне задание дал. Срочно нашего работника разыскать. Я примерно знал, где. Ну, я позвонил. «Алло! Барышня! Дайте город Укта! Ало! Это Укта? Дайте шакту! Это шакта? Дайте вакту! Это вакта? Дайте Каритона! Нету? На окоту уекал? А что делает? Рыбкопоймайством занимается и уток курярит?» Ой – я, да ой – я! Так и не дозвонился до него тогда, письмо написал. Надёжнее!
Я тогда ещё в леспромкозе работал. У нас создавались ударные бригады лесорубов, которые в ударный месяц март по-ударному превращали ёлки в палки. Рубили мы в тайге просеку. Затесался в нашу бригаду один мужичок, сам собой невидный, маленького роста, но вальщик был от Бога, деревья в обкват как косой косил. Коть и звали его Каритон, но фамилия его была Заяц. Стали замечать в бригаде, что Заяц этот к вечеру будто навеселе. День, другой, третий. Что такое? Вроде целый день в лесу. Магазинов и киосков тут нет. У бригады – сукой закон. Обедают вместе, никто спиртным не балуется.
Принюхался к мужичку бригадир – точно: пакнет водкой. Бригадир приказал напарнику этого вальщика – толкачу (который направлял аншпугом деревья, в которую сторону падать), следить за ним. Узнать, как тот выпивать умудряется. Упадет на пьяного дерево, кому срок за него тянуть окота? Как не следил толкач, вальщик к концу смены всё равно пьяный.
Заячий секрет раскрылся сам собой. Ему телеграмма пришла с родины, случилось у него там что-то. Заяц по-быстрому рассчитался и уекал. А в вагончике осталась его роба висеть. Куртка и ватные брюки. Кто-то из мужиков взял эту куртку, глядь, а изнутри со спины к ней карман пришит. А в кармане – грелка! А от грелки трубочка тянется, и конец её к воротничку пришит. Сядет Заяц покурить, прижмётся спиной к дереву, надавит, потянет водочки из трубки, покурит и – за работу. И работал весь день как зверь. С утра его никто выпимши не замечал, а как силы кончаются, надирался ближе к вечеру и косел Каритон как заяц...
Ну ладно, аджишь литег – до свидания! С вами корошо, но мне пора! Долго не сидите! А то закосеете! Никому не открывайте! – Джон Иванович встал, начал одеваться и запел: – Мы выпьем раз, мы выпьем два, за наши славные дела, но только так, чтоб завтра не болела голова. Пора в путь-дорогу….
– Джонни! Не можешь петь, не пей! – съязвил Сашка.
Остальные продолжали:
– Контакт! От винта! Поехали! Полетели! А горючки хватит? Долетим!
Утром на работу я примчался бегом. Мороз взбесился. Я прибежал первый с одной мыслью: «Может, катушку вчера на работе оставил?» Что её подарили, помнил, а куда девалась – нет! Ну и фуфло это ФУ- ФУ. По мозгам бьёт и по памяти, хотя по карману нет – и на том спасибо! Может катушку по дороге потерял, может в автобусе кому подарил, может, украли. Жалко! Вещь-то нужная. Выскочило из памяти, хоть умри. Куда делась? Хорошо дома всё тихо было, все спали, тихонько лёг на диван, а утром убежал пораньше, только запах в квартире от ФУ-ФУ остался. Не догадается? Фу – какой запах! Чтобы избежать дома «разбора полётов», записку написал: «Работы невпроворот! НАДО! Сама знаешь, первым делом, первым делом – самолёты! Ну а девушки, а девушки – потом! Будут квартальные! Люблю тебя, родная, целуй деток. До вечера!»
Вторым заявился Лёня:
– Ты моей катушки не видал? – спросил он.
– Нет! Моей тоже нет! Как ты? Как интоксикация? – спросил я.
– Чего? – не понял он.
– Похмелье как? Головушка не бо-бо?
– Пойдёт! Только вчера плохо стало. Соседка наша тем же автобусом приехала и взялась меня до дома довести, а я столб по дороге обнял, затошнило что-то. А она оторвала меня от столба, дальше повела. Меня у крыльца вырвало, но я снегом завалил, не видно. Правду говорят, чем лучше вечером, тем хуже утром! Что-то жажда мучает.
Мы выпили из бачка по кружке воды и опять почувствовали в мозгах эффект первой рюмки.
Следом появился Джон Иванович с синяком под глазом.
– Гур лун – добрый день!
– Кто это Вас так, шеф?
– Не знаю! Только когда на работу укодил, на жену посмотрел: у неё такой же и там же. Тикая утром была, не орёт, а гостей вчера вроде уже не было. Наверное, опять комплиментов тёще наговорил. Не помню, что было.
Потом нарисовался Лёшка. Весь растерянный и помятый, как будто по нему всю ночь танки ездили.
Очень пунктуально пришёл последний именинник, которого узнать было ещё трудней. Лицо вроде то же, чистое, но уши!? Уши как у слона!
– Отморозил! – заявил Сашка. – Все наши уже спали, живём мы на первом этаже в хрущёвке. А мимо нашего углового окна на кухне народная тропа проходит из женского общежития до медучилища. Ну, будущие медсёстры под нашим окном туда-сюда весь вечер бегают. Мать дома курить не велит, ругается, а на улице холодно.
Я дверь на кухне прикрыл, закурил, стал ногами на отопительную батарею, пролез на половину с руками в форточку на улицу и так повис. Курю так на свежем воздухе, хорошо. Всех проходящих девиц подкалываю и заснул. А ночью хорошо мне какая-то девица снежок в лоб закатала так, что я проснулся. Ногам горячо на батарее, твист танцуют, а уши назад в кухню через форточку не пролазят. Спасибо той девушке, жизнь спасла. Замёрзло бы моё молодое тело в день рождения с одной стороны, а с другой бы гриль получился. Фу-ты – ну ты. Аж страшно! Всё парни, завязал. Никогда больше пить не буду! Даже на халяву.
Константиныч появился с опозданием.
– Парни! Жена звонила? – спросил он, и мы поняли, что он дома не ночевал. – Я вчера не дошёл. А утром глаза открываю, белый потолок. Коечка казённая. Всё, думаю, вытрезвиловка. Мороз по коже. Медсестра зашла, с добрым утром поздравила. Палата какая-то. Рядом ещё койка, смотрю – в ней мужик знакомый, мой старый лучший друг. Лежит, улыбается. Мне давно говорили, что он болен и что собираются его положить в республиканский больничный городок. Он теперь шишка – первый секретарь партии в передовом районе. Но мне всё как-то неудобно, но нужно было свидеться. Не знал, как встретиться, расстались мы сложно. А вчера ноги сами понесли к нему. Он в отдельной палате лежит. Я табуретку к койке подставил, по душам поговорили, вспоминали, плакали, целовались, обнимались как раньше пацанами. Развезло меня от чувств, и потух я, рухнул с табуретки под его кровать. Это он утром мне рассказал, смеялся. Врачи набежали, милицию вызвать хотели, чтобы увезли, куда положено. Но друг не дал. Отстоял. Уговорил. Приказал. Не позволил. Авторитет у него! Власть! Первый секретарь! Завезли тогда в палату вторую коечку, раздели меня, в чистое постельное бельё уложили. Дежурили всю ночь у обоих. Утром завтраком накормили и медицинский спирт на похмелку принесли. Душевно получилось. Хороший у меня друг. Настоящий. Утром наговориться не могли. В субботу с женой к нему пойду проведать. Только что ей сейчас сказать? Она у меня партийная! Строгая. Ошибки не прощает! Скажи, что у друга ночевал. Уже было! Она тогда обзвонила всех моих друзей, и каждый подтвердил, что я ночевал именно у него.
– Хорошие у тебя друзья, только форточку на брюках закрой, а то кукушка улетит.
– Сколько раз говорил жене: «Берёшь вещь – клади на место!» – засмеялся Константиныч.
– Так ты же дома не был, – удивился Сашка.
– Тогда это первая стадия склероза, – сказал Константиныч и закрыл киоск.
– Но вот и корошо, что все в сборе. Всё вроде тико прошло, без приключений. Молодцы! – сказал Джон Иванич, – не засветились. Только после спирта катушечки свои вчера все забыли.
Джон Иванович открыл ключом шкаф, все 6 катушек лежали на месте. Он снова раздал вчерашние подарки – заветные самолётные катушки для наших «Запорожцев». Готовь сани летом, а технику перед полётом. Зима будет суровой, по Сашке видно.
– Джон Иванович, а как они опять в шкафчик попали? Ведь вы раньше нас ушли? – спросил я.
Мне вчера с полдороги вернуться пришлось, порядок навести. Я отвечаю за объект. Мало ли с утра начальство зайдёт. Бьют не за то, что делаешь, а за то, что попадаешься. Из-за этого и на автобус потом опоздал, и на главный праздник. Ну ладно, об этом. Все по местам. Рабочий день давно начался!
...Я допивал кофе, в приятных воспоминаниях проявлялись лица друзей, и вдруг вздрогнул от неожиданности. Телефонный звонок! Ну, вот и вспомнили! Лечу!!!
НЕЗАМЕНИМЫЙ
Вася Мишарин был незаменимый специалист. Без него служба связи в аэропорту работать не могла, а связь – это всё! Если телефоны не работают – обзорный локатор встал, громкоговорящая связь молчит, информация не проходит, аэропорт закрыт, самолёты в воздухе оглохли и ослепли, создаётся серьёзная предпосылка к лётным происшествиям. Всеобщая угроза безопасности полётов и сохранности должностей даже у высокого начальства. От Васи зависит всё! Вася был незаменимый специалист. Старейший работник авиапредприятия.
Если случалось ЧП и связь пропадала, ехали за Васей домой, искали его по городу, забирали с гулянки, привозили на повреждение, где копались в проводах многие инженеры и ничего не могли понять, найти и устранить неисправность. Вася выгонял всех вон и, заглянув в свою записную книжку, в полминуты находил причину и восстанавливал связь, вызывая облегчение и бурный восторг встревоженного начальства.
Васе было лет сорок пять, из местных, говорил с сильнейшим Коми акцентом, образования никакого, любил выпить. Любил, чтобы его любили, отдавали почтение, уважали и хвалили, не обходили премиальными; в противном случае Вася обижался, а вслед за этим выходила из строя связь и ни один специалист с высшим образованием, ни все инженеры аэропорта, вместе взятые, не могли разобраться и восстановить связь. А Вася мог!
Каждый год приходили в авиапредприятие молодые специалисты, выпускники престижных институтов, но по сравнению с безграмотным Васей все они были круглый ноль!
Вася работал в аэропорту с тех пор, как себя помнил, а связь давал, ещё ползая с когтями по столбам. «С такими-то связями и торчим на окраине, – гудели ему телеграфные столбы. Потом придумали кабель, и Вася стал кабельщиком-связистом. «Кто не боится холода, голода и грязи, приходите в службу связи», – шутил он. – Мусоропровод – это внутренняя связь в милиции, у мусоров, а мы, авиация, мы – выше!» – с гордостью говорил Вася.
Связь – дело простое и держится на паре. Пара – это два провода, которые, как две рельсы, если вышли от телефона из пункта «А», то так же должны придти на телефонную станцию, в пункт «Б». Если рядом в кабеле идут пятьдесят пар – это как сто рельс для скоростных поездов, и если их скрестить, перекрестить, перепутать заведомо на стрелках, перегонах, то поезд дальше не пойдёт, а электрический сигнал идёт. Главное, чтоб в пункте «Б» пара снова совпадала, а в дороге, на многих соединительных боксах их можно путать как угодно, но чтобы не запутаться и не забыть, Вася тайно записывал, что и где он специально намудрил и напутал. И в полезных связях можно запутаться. Но по записям только он один знал где, как и что соединено? И без него в этом созданном годами проволочном хаосе никто разобраться не мог, а Вася мог.
Поэтому он мог жить в безопасности, независимо от прибывающих молодых специалистов с высшим специальным образованием, с их связями, с их покровителями, с их высоко занимаемыми должностями тестями. Вася мог не бояться всяких модернизаций в аэропорту и сокращения штатов с формулировкой о не соответствии занимаемой должности.
Всё исправить и сделать правильно, по-науке означало бы то же самое, что перевести всю письменность русского языка вместе с алфавитом на латинский шрифт. Когда везде порядок и всё правильно, любой гэпэтэушник разберётся и устранит неисправность, а когда работает запутанная система личной безопасности, почёта и уважения никто в этом не разберётся! Только Вася! Ум – хорошо, счастье – лучше, а самое надёжное – связь по своей схеме. Связь – не роскошь, а средство продвижения к почтению, уважению и постоянным премиальным.
ГРЯЗНУЛЯ
– Два дня как новую рубашку тебе дала, посмотри, на что она похожа? Воротничок, какой грязный. Ты кем работаешь? Инженером или кочегаром? – отчитывала жена мужа на повышенных тонах.
Муж, съёжившись, виновато оправдывался.
– Жарко же! Потею. Вон Симпелев у нас работает, так он, как домой кушать сходит, так назад с обеда в свеженькой рубашечке идёт. Жена его не ругает, а наоборот! Он утром на работе в одной рубашке, а после обеда в другой, всегда чистенький, глаженный, не то что я!
– Шею мыть надо! – зло кинула жена и бросила ему другую рубашку.
КНИГИ
Как мы охотились за книгами в бывшем Союзе. Приобрести подписное издание считалось за счастье. Духовная потребность была высокой. Вещей покупали мало, ели плохо, но книги – источник знаний, любили трепетно. Современный достаток изменил духовные ценности на материальную потребность. На большом всегерманском трефунге собрались тысячи наших земляков. Стол писателей оказался рядом со стойкой воротил, продающих шашлык. За один шашлык можно было купить книгу. Успех был бешеный. Очередь нервничала от нетерпения. Людей не успевали обслуживать. Спрос был выше предложения. Шашлык не успевал прожариться. За книгами не подходил никто. Вот мы какие! Вкусно поесть – первая потребность. На желудке мы не экономим. Тряпки красивые, украшения – обязательно, а для чего живём? Если тело захотело, – режь последний огурец. Ну а книжку новую купить? Интереса нет. На концерт сходить – дорого. В церковь? Некогда! Душа – она денег не стоит и так перебьётся. И живёт душа на задворках, как пасынок. Мельчает человек. Душа ведь не стареет, она всегда юная, добрая, вечная. Что с ней будет? Но со временем жалуется человек. Вроде всё есть, а ничего не радует. Войны нет, а в душе разруха. У сильных духом – стабильность в сердце, и в рваной рубахе он красив и уверен, а бездушный и в дорогом костюме несчастен и ограничен себе. Пальцы веером и в тупик с отрыжкой. Одни живут лучше, другие – интереснее.
БЕЗДЕЛЬЕ
Витька Жикин выполнил командировочное задание на «отлично», но на самолёт опоздал. В областной уральский город летали они из его места жительства всего два раза в неделю. Ждать следующего надо было три дня. Переоформив билеты и отбив начальству телеграмму, он вернулся в гостиницу и, доплатив за номер, поднялся на свой этаж. У дежурной по этажу взял ключи и толстую пачку газет и журналов.
По городу в дождь гулять не хотелось, итак набегался, устал, вымотался. Времени было много, а денег, как всегда, мало. Витька сбегал в магазин, купил трёхлитровую банку пива, чёрный хлеб и пару килограммов дешевой ливерной колбасы. Вернувшись в номер, переоделся в спортивный костюм, нарезал хлеб и колбасу в тарелочку, разложил на полу газеты, поставил банку и еду.
– За успешное прошлое и спокойное будущее! – объявил он сам себе первый тост.
Он лежал на полу, закусывал удивительно вкусным хлебом и тающей во рту свежей колбасой, с удовольствием читал газеты и листал журналы. Он был счастлив от неожиданно свалившегося на него безделья. Отошли вечные заботы, суета, когда мечешься по жизни как бешеный таракан на печке.
Навалился покой, спокойствие, блаженность. Он ленился с наслаждением. Нечего было делать, не надо никуда спешить. Судьба подарила ему маленький спокойный отпуск, о котором он будет вспоминать всю жизнь. Он читал, засыпал, дрыхнул, принимал душ, размышлял о жизни, слушал радио и набирался сил. В кармане лежали последние десять копеек, до отлёта оставалось три дня!
ПРЕМИАЛЬНЫЕ
В советское время в православной церкви отчаянно молятся две фигуры.
Лётчик в форме, сняв фуражку с кокардой, и грузин в большой фуражке «аэродром».
– Боже! Сделай так, чтобы в этом месяце нам выплатили премиальные!!! – молится вслух лётчик.
– Боже сделай так, чтобы я в этом месяце купил, себе чёрную «Волгу», а дочке белую! – тоже вслух молится грузин.
– Боже! Сделай так, чтобы в этом месяце нам обязательно выплатили премиальные!!! – ёщё громче молится лётчик.
– Боже сделай так, чтобы я в этом месяце обязательно купил, себе чёрную «Волгу», а дочке белую! – ёщё настойчивее молится грузин.
– Боже! Сделай так!!!
– Падажди дарагой! – останавливает лётчика грузин. – Сколко у тебя премиальные?
– Да рублей сорок будет, – удивлённо отвечает лётчик.
– Вазми восемьдесят! Не отвлекай Бога!
СНАБЖЕНЕЦ
Советские снабженцы, в какой бы отрасли народного хозяйства они не работали, ежегодно отмечали день шахтёра, потому что хороший снабженец всегда мог достать всё из-под земли. Виктора Рискова назначили на должность инженера снабжения – парнем он был шустрым: активист, политически подкованный, тёртый, напористый, семейный, студент-заочник. Справится! Когда ветераны снабженческого труда, заблудившись в трёх берёзах, центрально «Э» – талонной системы фондового распределения разводили руками, на дело посылали его. Получив задание руководства, Рисков, в отличие от ветеранов, не летел, сломя голову, попрошайничать, а садился писать бронебойное письмо. Он брал свежую газету и писал:
«На основании опубликованного в последнем номере газеты «Правда», постановления 24 сессии 18 пленума ЦК КПСС подписанное генеральным секретарём ЦК КПСС т Леонидом Ильичём Брежневым и председателем совета министров СССР т. Косыгиным Алексеем Николаевичем, о дальнейшей заботе партии по дополнительному улучшению продовольственной программы советских трудящихся за № 467 от 31 февраля сего года, отдел материально-технического снабжения передового государственного предприятия убедительно просит Вас, на основании вышеизложенного правительственного документа, отпустить вне фондов и за наличный расчёт один легковой автомобиль «Жигули» марки 21013.
Автомобиль необходим в связи с тем, что работа старшего инженера нашего отдела связана с частными служебными командировками по различным районам республики, а служебную машину предоставлять ему каждый раз нет никакой возможности. Для сохранения материальной части советского автомобилестроения просим так же выделить ему одну платформу белого силикатного кирпича и полторы тонны цемента для строительства нового автомобильного гаража в несгораемом исполнении.
Оплату гарантируем».
Не каждый начальник, прочитавший такое письмо, решался отказать просителю, совершить политическую ошибку, и пойти против правительственного постановления. Он вздыхал, кряхтел и ставил положительную визу даже себе в ущерб. Политика как камень, привязанный правительством к шее исполнителя, а простой народ научился плавать на привязи и при этом извлекать свой полезный улов.
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
День выдался чудесный, тихий, ясный, небольшой морозец и яркое, как в Африке, северное солнце. Снег искрился как, расплавленное серебро, и слепил глаза. На работу все пришли в праздничных одеждах, в приподнятом настроении. В актовом зале мужчины устанавливали телевизор. Во всех конторских кабинетах по радио звучала торжественная патриотическая музыка. Мужчины в лётной форме кучковались в коридоре и в курилке. Работать особо никто не спешил. Все ждали десяти часов.
В рабочей бытовке наоборот, новый начальник – молодой человек послеармейского возраста, Адольф Гиллер, отдавал последние указания: кому чем заниматься: «Сварщик Созинов и его помощник, плотник Анатолий Пупков продолжают обустройство стеллажей в кирпичном складе, всё, как намечено по плану, только не начинайте сварочные работы без письменного разрешения пожарных. Пожарные должны вот-вот приехать». В это время открылась входная дверь, и, с мороза румяные, зашли аэропортовские вохровцы. Взяв от Адольфа заполненный бланк разрешения на проведение огнеопасных и сварочных работ, все вместе пошли на склад.
– Чему тут гореть? – спросил пожарный. – Стены кирпичные, пол бетонный, стеллажи железные, на полках пусто. На всякий случай полейте пол водой, поставьте рядом огнетушитель и кошму.
– Они уже здесь стоят, – показал пальцем сварщик. – Не первый день работаем, знаем!
– Ну, тогда работайте! Закончите сварку за два часа до окончания рабочего дня и позвоните нам. Мы приедем, проверим, – сказал пожарный, и расписался в бланке и в своём журнале.
– Ну, работайте! – сказал Гиллер. – Склад должен быть механизирован и выглядеть как игрушка, чтоб не только на базу, но и сюда на экскурсии приходили. С вышестоящим начальством всё согласовано. Он пожал рабочим руки и ушёл вместе с пожарным.
В десять часов утра вся контора собралась в актовом зале.
– Все флаги в гости к нам! – торжественно комментировал события диктор центрального телевидения. Прямая трансляция из кремлёвского дворца съездов. На экране, под бурные аплодисменты делегатов, входят гости со всех концов земли, представители дружественных стран и народов. Потом все в зале встали, и в президиуме появился генеральный секретарь ЦК КПСС СССР дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев в сопровождении группы партийных товарищей и членов Советского правительства.
Вся страна с затаённым дыханием следила за эпохальными событиями в краснознамённой праздничной Москве. Везде по всей стране горели голубые экраны телевизоров, всюду были включены радиоприёмники.
«Говорит и показывает Москва. Работают все радиостанции Советского Союза!»
Время пролетело быстро, наступил обед. Выключив телевизор, конторские оделись и пошли по тропинке в снегу, гуськом, в столовую. Хоть идти далековато – полтора километра, зато кормили там хорошо и недорого, а прогуляться по свежему воздуху полезно для здоровья и для аппетита. Движение – жизнь.
Пообедав, в хорошем настроении, все работники аэропорта, то есть базы материально-технического снабжения Северного управления Гражданской авиации, возвращались на свои рабочие места. Но что-то странное творилось на дороге. Много машин стояло без движения. Автомобильная пробка? Но почему? Такого ещё никогда не было.
Вдруг послышались сирены пожарных машин. Выйдя из-за поворота, авиаторы увидели, что поперёк дороги лежат твёрдые от давления пожарные рукава и из стыков фонтанами хлещет вода. Везде мокро и скользко.
«Самолёт что ли упал?» – подумал Гиллер, увидав дым, и побежал. Добежав до ворот, он увидел на базе массу пожарных машин и суетящихся пожарных. Из кирпичного склада, как из паровозной трубы, валил дым. Что-то горит. Густой чёрный дым столбом уходил в небо. У Адольфа внутри всё оборвалось. Подбежав к складу, он увидел, что ворота сломаны, склад пустой, а дым идёт из-под земли.
Как же они позабыли и не вспомнили, что в подвале хранятся самолётные колёса, авиапокрышки, но как они могли загореться? Пол-то бетонный! Подбежал начальник отдела.
– Что? Проводили сегодня сварочные работы? – спросил он со страхом.
– Да! – ответил Адольф.
– Быстро уберите все следы. Сварочный трансформатор, огнетушители, всё! Отмажем тебя! Выкрутимся! Но чтоб сваркой не пахло!
– Причём тут я? Это ваше было указание! Я сделал всё по инструкции. Разрешение на проведение сварочных работ есть. Меры безопасности мы предприняли. Всё по инструкции!
– Я сказал быстро! – крикнул Горьев.
– Есть! – ответил начальник базы и дал распоряжение рабочим. Рабочие утащили всё из задымлённого склада.
Дым валил всё гуще и гуще. Снег вокруг почернел от сажи. Солнца не было видно. Лица – как у шахтёров. Приехали следователи, милиция, ОБХСС, КГБ. День-то какой особенный, а тут такое ЧП! Пожар второй категории. Уже в Москву доложили. Вылетает государственная комиссия.
Пожар под контроль взять не удалось. Стихия бушевала во всю мощь. Пожарные посовещались и решили просто залить подвал водой. Что резине будет? Но покрышки не тонули, они плавали на поверхности воды и продолжали гореть.
В подвал шёл грузовой лифт, через его шахту и выходил весь дым. Лифт был загружен авиарезиной, но поднять его не могли, потому что крючок тельфера не доставал до корзины лифта буквально полметра. Все сгрудились у шахты и смотрели туда, откуда шёл дым и вырывалось жаркое пламя, но никто не знал, как поднять лифт.
– Если его поднять, тогда можно было бы заткнуть все щели и пламя без свежего воздуха должно просто задохнуться. Огонь погаснет, – сказал начальник пожарных.
Адольф схватил валяющийся под ногами длинный арматурный прут толщиной с палец и прыгнул в дымящуюся темноту шахты. Он понимал, что всё надо сделать очень быстро, иначе он просто задохнётся и сгорит живьём у всех на глазах. Он просунул прут в петлю лифта, другой конец накинул на крючок тельфера и в порыве завязал железный прут, как будто это была верёвка.
– Подымай! – крикнул он во всё горло.
Тельфер загудел, и корзина лифта с Адольфом, стоявшем на её крыше, стала медленно подыматься из объятой пламенем глубины. Десятки рук потянулось к чумазому смельчаку и выдернули его из догоняющих языков пламени. Лифт подняли, разгрузили, выкатили на улицу горящие авиапокрышки и потушили в снегу. Но операция «лифт» не помогла. Воздух поступал откуда-то ещё, и резина горела бурно. Тогда руководитель пожарных решил тушить пеной, но подвал выглядел уже как бассейн. Никто не видел, что там происходит. Тушили вслепую, наугад.
Если бы первый, увидевший пожар, заскочил в подвал, включил свет и выкатил бы на улицу одну две горящие покрышки, то пожара бы не было. Но подвал был закрыт, ключи были у кладовщика, а кладовщик находился на обеде в столовой, за полтора километра от пожара.
Вся территория базы была заполнена автомобилями: пожарными, милицейскими, служебными машинами партийных боссов; дежурила скорая; все мигалки, моргалки маячили и сверкали. Все работники аэропорта прибежали посмотреть, но народ разгоняли. В конторе от грязи, от сажи и мокрых следов было неряшливо, как в угольной котельной. Все, наглотавшись дыма, кашляли и сморкались. Из носа вылетали густые, чёрные шмотки. Рабочий день давно закончился, стемнело, но никто не уходил. Специальный милиционер - фотограф постоянно фотографировал всё происходящее.
Адольфа вызвали в собственный кабинет на первый допрос. Строгий следователь задавал вопросы. Адольф всё отрицал. Вышестоящий начальник обещал «отмазать», но он исчез и не показывался на глаза, фактически бросив Гиллера на произвол судьбы. Следователь всё записывал и дал расписаться Адольфу, объявив его под следственным, и взял подписку о не выезде.
Пожарные тушили всю ночь, пожарные машины приехали со всей округи. К утру пожар потерял свою силу, дым успокоился и перестал валить. Но гарью пахло за версту. К рассвету пожар потушили. Пожарные оставили одну дежурную машину с экипажем, на случай нового возгорания и разъехались. Следом уехала милиция, разошлись люди.
Адольф зашёл в свой грязный кабинет, сел, положив руки на стол, голову на руки, постарался успокоится и уснуть, но мысли чёрными воронами нападали на него и страшно каркали. Костюм местами прогорел, пропах дымом. Усы, брови, волосы он изрядно подпалил, болели ожоги, но он был жив, и всё обошлось без жертв.
– Жертву найдут или назначат, – говорили на пожаре.
Он ясно понимал, что козёл отпущения за такой день будет нужен и, скорее всего, выберут его, как руководителя работ и начальника объекта, так что впереди ждут сухари и нары. Жене звонить не стал. Она беременная – ей нельзя волноваться.
Утром, умывшись в умывальнике и приведя себя в порядок, позвонил жене. Она уже всё знала. Весь город говорил об этом в подробностях и даже с прогнозами следствия и решение суда.
Прилетела министерская комиссия. Адольфа даже не вызывали. Побродив по базе, высокое начальство составило какую-то бумагу и уехало. После обеда появился хмурый начальник отдела, и хотя он хорошо относился к Адольфу, но сейчас держался официально и на дистанции, как будто боялся, чтоб к нему ничего не прилипло.
– Дело дрянь! – сказал он. – Они хотят иметь не уголовное, а политическое дело. Диверсия! Вредительство. Понимаешь, если бы в этот день в Москве не открылся съезд партии, всё было бы проще, а теперь об этом уже все делегаты знают, всё политбюро, всё правительство и даже самый главный! А тут у тебя ещё фамилия звучная, запоминающаяся, и национальность подходящая, как бы и меня не загребли до кучи. Проект приказа по министерству уже подготовили. Прославились на всю страну! Вообще ляг на дно и не шевелись. Я сделаю всё, что могу, но они хотят это с чем-то увязать и состряпать дело. Ты, наверное, слыхал, что на седьмое ноября, когда наше местное правительство взошло на трибуну, чтобы принять военный парад и демонстрацию трудящихся, кто-то из них услышал под трибуной тиканье часов. Вызвали милицию. Она проверила и нашла самодельное взрывное устройство, довольно мощное, завёрнутое в старые газеты. Через полчаса минера, который во всём признался, арестовали. Он завернул взрывчатку в газеты, которые выписывал, и на каждой чётко стоял его домашний адрес. Не продумал, дурак!
Местные следователи Гиллера затаскали. Для начала они ласково и вкрадчиво, как друзья, спрашивали о его прошлом, интересовались планами на будущее. Им было интересно всё в мельчайших подробностях. От такого въедливого внимания Адику становилось то хорошо, то плохо. Даже жена не была к нему так внимательна, как они. То, что в тот день проводились сварочные работы, выяснили без труда. Бланк о разрешении сварочных работ сразу изъяли. Эксперты выяснили причину пожара. Некачественное строительство складского помещения. Оказывается, в бетонном полу были дырочки диаметром с мизинчик. Плиты перекрытия внутри пустотелые с круглыми, как труба, отверстиями во всю длину. Сварочная искра – окалина – упала в дырочку, прокатилась внутри по пустотелому жёлобу и упала с потолка подвала на хранящиеся там самолётные колёса. Расплавленный металл въелся в резиновую покрышку, и она задымила, разгоревшись, завлекла в пламя другие колёса. Образовался пожар с огромной температурой, обильным выделением сажи и удушливого дыма. Причина пожара – некачественная железобетонная плита перекрытия и сварочная искра. Дырочку в полу никто видеть не мог, потому что она находилась под нижней полкой металлического стеллажа.
Через несколько дней официальная версия следствия изменилась и присоединилась к мнению Москвы. Основная причина – сварочные работы; но это было организовано для отмазки глаз, чтобы скрыть истинную причину: срыв тожественного открытия партийного съезда. Диверсию, которая призвана была омрачить светлый всесоюзный праздник.
Разрешение пожарных на производство сварочных работ из дела исчезло. Вся ответственность легла на молодого нерусского начальника базы и организованную им боевую группу вредителей в количестве трёх человек: начальник, сварщик и помогавший сварщику подсобный рабочий. Все трое – под следствием. На всех заведено дело, и по окончании расследования состоится выездная сессия открытого показательного суда в доме культуры авиаработников.
Первым возмутился такому повороту дел инспектор госпожнадзора Анатолий Иванов. Он отправил следователю официальное разъяснительное письмо, а его копию – в партийные органы. В этой петиции он утверждал, что при вновь назначенном молодом начальнике всего за год на базе произошли столь значительные изменения к лучшему, которые при всех до него начальниках вместе взятых, начиная с основания объекта, не происходили и в сотой доле.
«Он отремонтировал пожводоём, который десятки лет находился в плачевном состоянии и который в тушении пожара сыграл решающую роль. И что на самом пожаре ни один пожарный, ни один следователь, ни один милиционер, ни один рабочий не рисковал своей жизнью и не прыгал в горящую шахту лифта, чтобы спасти социалистическоё имущество; а Адольф пошёл на подвиг не раздумывая. Все это видели. И не судить его надо, а наградить, по меньшей мере, медалью «За отвагу на пожаре», а трудовую деятельность рассмотреть и подумать, как отблагодарить его за столь эффективные дела в столь короткий срок. Эта база авиапредприятия была лучшей в городе, и я, как инспектор госпожнадзора, экскурсии туда водил и призывал других руководителей, чтобы брали с него пример, как надо работать. Адольф ещё очень молод, только что демобилизовался из рядов Советской армии, в которой был младшим командиром и отличником боевой и политической подготовки. Он награждён почётной грамотой горкома комсомола, и он не раз был поощрён командованием аэропорта. Он приютил в своей семье сироту-детдомовца. Адольф является ударником коммунистического труда, его портрет висит на доске почёта, он успешно заканчивает вечернюю школу рабочей молодёжи и готовится поступать в университет. Он вот-вот станет отцом.
То, что случилось, – несчастный случай из-за бракованной железобетонной плиты перекрытия, которую строители не должны были использовать».
Вторым возмутился бывший начальник Адольфа Альберт Пантелеев. Он пришёл к Адольфу и сказал, что служба связи и радионавигации аэропорта по собственной инициативе на общем профсоюзном собрании выдвинула его в качестве общественного защитника на предстоящий суд и, в случае чего, хотят взять Адольфа на поруки. Все бывшие коллеги хорошо помнят Адольфа, как хорошего товарища, работника и прекрасного гражданина. Он также принёс обсудить с Адольфом ходатайство к властям, письмо и очень хорошую общественную характеристику. Ещё Пантелеев попросил, чтобы как можно скорее сделать серию сравнительных фотографий. Как было и как стало. На другой день Адольф всё перефотографировал, сравнил с ранними снимками и сам удивился содеянному. Фотографии убедительно говорили сами за себя, без слов указывая на истинно ударный труд. Потом подключилась комсомольская организация аэропорта и общественность. Люди были неравнодушны и к тому, что случилось, имели своё мнение.
Профсоюзному комитету базы ничего не оставалось делать, как тоже отреагировать на происходящие события, чтобы повлиять на следствие и решение советского суда. Состоялось профсоюзное собрание и все, как один, коллеги говорили о своих подсудимых только хорошее, вспоминали отдельные случаи из их жизни, и выходило, что не судить их надо, а награждать, и немедленно, и по-крупному. В результате всем троим, утвердили замечательные характеристики. Выдвинули ещё одну кандидатуру общественного защитника в лице председателя профсоюзного комитета товарища Викова Евгения Александровича. В следственные органы был направлен протокол профсоюзного собрания и коллективное ходатайство.
Снег давно растаял. Склад отремонтировали. Адольф арендовал на судоремонтном заводе пескоструйную машину. Компрессор подавал сжатый воздух вместе с сухим, мелким песком и он, как наждачной бумагой, своим абразивом соскабливал с чёрных кирпичей въедливую сажу. Кирпичики покраснели и блестели как новенькие. Ничего другого сделать было невозможно – ни закрасить, ни соскоблить сажу не удавалось, а теперь после ремонта своими силами, всё выглядело лучше прежнего.
Начальник отдела тоже постарался и часть сгоревших колёс, втайне от следствия, по договорённости с авиапредприятиями, выписали задним числом, как будто их отгрузили до пожара. Там, на местах, они списали всё, как будто установили на самолёты, тем самым существенно снизили официальную сумму ущерба, нанесённого пожаром, хотя и рисковали все головой. К началу суда последствий от пожара почти не было, за исключением неприятных воспоминаний об открытии съезда.
Дом, в котором была квартира Адольфа, поставили на капитальный ремонт и всем жильцам предложили временно выселиться, кто куда может. Адольф решил, что в этих условиях жене лучше всего на время уехать в Казахстан к маме, там рожать и дожидаться, когда после ремонта можно будет вселяться в дом, если Адольфа не посадят. Купил билеты ей до Кокчетава и себе до Москвы, туда и сразу обратно. Прямых рейсов тогда не было, и со страхом помня, что давал подписку о не выезде, Адольф вечером вместе с женой вылетел в Москву, ночью посадил её на Кокчетавский самолёт, позвонив с вокзала её родителям, чтобы встречали, а сам ночным, почтовым рейсом прилетел назад. Никто на работе даже не догадался о его бессонной ночи. С жильём устроился скромно, его впустил к себе один из его работников, выделив одну маленькую комнату в своей квартире. Адольф спал на диване, ел из консервных банок, варил на электроплитке, которая стояла на табуретке. Обходился малым.
Суд состоялся в мае. На деревьях была нежная, липкая листва. Солнце светило оптимистически. Дом культуры украсили как на выборы. Люди сажали картошку и возились на дачных участках, но, несмотря на занятость, в зале свободных мест не было. Весь аэропорт, кажется, весь город, присутствовал на суде, хотя и был будний рабочий день.
На сцене за столом, покрытым красным сукном, сидела «тройка». Народный судья и два народных заседателя. В зале в первом ряду харахорился прокурор и следователи, отделившись с другого конца первого ряда, расположились общественные защитники и адвокаты. Обвиняемых посадили во второй ряд. Третий ряд был пустой, как изолятор, а на четвёртом сидели все инспекторы госпожнадзора, пожарные, свидетели, и дальше – любопытная публика.
Суд шёл три дня. Адольфа трясло. Руки, ноги не слушались. В туалет хотелось каждые пять минут. Аппетит пропал. Губы были синие, лицо бледное. Терзала мысль: посадят, не посадят? Посадят, не посадят?
«Если судить по совести – забудь про закон, если по закону – забудь про совесть», – говорят в народе. Одним судьба улыбается, другим гримасничает. Сажать вроде не за что, строителей даже не искали, следователи всё перевернули на левую сторону. «Существует определённое мнение в верхах», – шушукались Иуды. Судья тоже, наверное, получил соответствующее указание. Вон как судит, народ из зала кричит, возмущается. Молодцы защитники, вступили в открытый бой не только с судьёй, со следователями, но и с системой! Адольфу дали последнее слово, и он выступил так, что даже судья слушал его не моргая и, кажется, проникся сочувствием.
В конце концов самый гуманный в мире суд вынес решение и ни за что влепил всем срок. Адольфу дали полтора года. Соучастникам поменьше. Потом срок всем заменили на условно, на исправительно-трудовые работы, иначе говоря, химию. В течение десяти дней он обязан был частично возместить причинённый пожаром ущерб, в противном случае будет произведена конфискация домашнего имущества. Впервые за полгода Адольф спокойно уснул.
На другой день на работе за имеющуюся судимость Адольфа сняли с должности начальника базы и перевели на нижеоплачиваемую работу инженером спецавтотранспорта и наземного аэродромного оборудования. В трудовую книжку вписали волчью запись с указанием статьи уголовного кодекса. С разрешения начальника отдела бухгалтерия выдала Адику авансом зарплату за полгода вперёд, которую он тут же увёз в здание городского народного суда и уплатил судопроизводителю, получив квитанцию о погашении судебной задолженности. За ударный труд заплатил из своего кармана и лишился всего.
Условность наказания обязывала осуждённого после двадцати часов всегда быть дома. Приезжала патрульная милицейская машина, и незваные визитёры наносили контрольный визит. В случае отсутствия отбывающего наказание домашний арест мог превратиться в тюремный.
Когда прошло полсрока отбывания наказания, по просьбе Адика местный комитет опять созвал общее собрание, где обратился с коллективным ходатайством в народный суд с просьбой: за хорошее поведение на работе и в быту отменить судебное наказание, условно-досрочным освобождением, с включением срока отбывания наказания в общий трудовой стаж. Адик сам отвёз ходатайство в суд. Судья взял у осуждённого ходатайство и лукаво попросил о нескольких личных мелких услугах, которые осуждённый немедленно выполнил. Через неделю суд прислал в отдел кадров своё решение о досрочно-условном освобождении всех троих работников отдела, проходивших по делу о пожаре в день открытия двадцать пятого съезда Коммунистической партии Советского Союза.
ДОПРОС
Власть портит человека, безвластие – народы.
Начальник линейного отделения милиции товарищ… был страстный хоккейный болельщик. Болеть зимой на открытом стадионе даже в престижной форменной одежде и в ботиночках было холодно и не уютно – можно заболеть. В валенках выглядело смешно и по-деревенски, а в собачьих унтах солидно, тепло и практично. Все лётчики болеют на хоккее уверенно и просто, а он – шеф ОБХСС, власть имущий, должен пританцовывать в ботиночках, как пацан, и он решительно поехал в аэропорт к начальнику отдела снабжения.
Начальник отдела материально-технического снабжения милицейскому начальнику отказал.
– Не имею права отпускать на сторону целевой, фондовый материал. Унты предназначены только для вертолётчиков и пилотов холодных самолётов, таких как Ан-2, даже пилотам больших самолётов не положено, и они в ботинках ходят. Мало унтов в стране, всем не хватает. Даже тем, кому положено, министерский материал выделяется, чуть ли не целевым назначением, поштучно, пофамильно, за каждую пару мы отчитываемся перед Москвой. Нарушать инструкцию – значит потерять работу, – развёл руками вроде бы большой начальник.
– Но ведь полгорода в собачьих унтах ходит, а на хоккей приходят почти все в унтах, что они все лётчики? – задал вопрос милицейский шеф.
– Ну, это мне не известно, я на хоккей не хожу, – ответил авиатор и всем видом показал, что разговор окончен.
– Выпиши по-хорошему, а то… – обиделся власть имущий.
– Что, а то? – не понял снабженец.
– Посажу! – грозно ответил милиционер.
– За что? – удивился Горьев.
– Найдём за что! – ответил мент и поднялся из-за стола.
Через две недели в отдел нагрянули работники ОБХСС, они опечатали склады с унтами, засели в бухгалтерии, подняли все финансовые документы. Поочерёдно официальной повесткой вызывали к себе всех сотрудников на допросы. Поводом якобы послужило анонимное письмо о вопиющих недостатках, безобразиях и массовой продаже унтов на сторону, за наличный расчёт начальником отдела снабжения.
Страх заставил людей беспокоиться, все ходили перепуганные, и работа валилась из рук. Отдел лихорадило, поставки срывались, во всех авиапредприятиях появилось напряжение и нервозность.
В магазинах в то время купить что-либо было почти невозможно, и шеф по возможности не отказывал своим работникам и, в чём мог, помогал: выписывал за наличный расчёт кому краску для ремонта квартиры, кому стройматериал на дачу, кому куртку форменную, кому что. Всё это было нарушением инструкции, но у жизни всегда бывают исключения.
Советскую систему скопировали с библейской. Все согрешили, никого нет без греха. Любого при желании можно осудить и посадить в ад строгого режима. Народ, естественно, боялся, все согрешили, все ходили по острию ножа у советской власти; многие в Союзе прошли сквозь «зону» не только за дела, за слово, за мысли, за идеи и просто так – ни за что. На этом свете столько проблем и нарушений, что на тот хороший свет попасть почти ни у кого нет никаких шансов, поэтому и стараться многие не видят смысла.
В отделе все притихли, каждый что-нибудь выписывал для дома, для семьи, любого в Союзе можно было вздёрнуть, достаточно потянуть за ниточку, которая частенько доводила до Кремля, но как только дело упиралось в Москву, всё, как правило, затухало. Даже там советское право часто обходили слева.
Арестовали и начальника отдела, а следом – инженера-исполнителя. Обвинением послужило наушничество какого-то работника, которому начальник тоже в чём-то отказал.
Горьев начальник отдела был хороший, умный, добрый сибиряк из Иркутска, где очень скромно жила его мать-старушка. Сын, используя служебное положение, то есть дружеские связи, купил по блату в магазине небольшой бытовой холодильник. Созвонился с аэропортом Иркутска и попросил коллегу об услуге.
В ваш адрес от нас отгружается контейнер с оборудованием, можно я туда догружу холодильничек для мамы? А в Иркутске, когда получите, оприходуете груз по документам как положено, а холодильничек, не указанный в документах, его как бы и нет, отвезёте по дружбе моей матери-старушке. Буду премного благодарен.
На том коллеги и сговорились, и всё как по маслу вышло. Теперь, почти через два года, аукнулось со злого языка завистника.
Кроме того, при обыске в сейфе у начальника обнаружили графин с чистым авиационным спиртом, которого в розничной продаже не бывает. Для того, чтобы загреметь, материалов было достаточно.
Начались массовые допросы. Доблестные обехеэсники вызывали к себе по списку весь личный состав и спрашивали одно и то же: про начальника, про спирт, про холодильник, про стройматериалы и ещё про всякие дела. Большинство отнекивалось и играло под дурачков: я ничего не знаю, моя хата с краю. Но честные и наивные выкладывали всё, что знали и слыхали, и у разных работников были разные взгляды, разные показания на одно и то же; им устраивали очную ставку и стравливали, как собак, пугая зоной. За ложные показания грозит статья. Между людьми возникали враждебные отношения. Правда у каждого своя, а истину никто не знал. Многие заболели и на работу не выходили. У многих начались депрессия и нервное истощение; особенно на допросах старались молодые карьеристы, следователи, по-собачьи преданные диктатуре пролетариата, достойные наследники чрезвычайных комиссий. Заставь дурака Богу молиться, он и Богу лоб расшибёт.
Особенно с удовольствием лютовал лейтенант Ткаченко. Про таких в народе говорят, что каждое г... но, кончается на о.
– Где вы были четырнадцатого февраля позапрошлого года в шестнадцать часов сорок пять минут? – задавал он прямо с порога свой конкретный вопрос.
Перепуганный посетитель сразу терял дар речи и чувствовал себя преступником-рецидивистом, мысленно перебирая в памяти всю свою жизнь, особенно прошлый год, и не мог ничего вспомнить, особенно февраль. А Бог его знает, где я был в позапрошлом году, думал про себя посетитель, но внешне бледнел и покрывался холодным потом. Сковывал животный страх, наверное, что-то нехорошее было тогда в это время, сейчас арестуют. Вспоминай! Только чистосердечные показания увеличат твой будущий солидный срок.
Согласно списку по алфавиту вызвали к себе в качестве свидетеля и Романа, работника отдела.
– Что вы знаете про унты? – спросил следователь.
– Унты – слово эвенкийское, означает меховая обувь. Унты бывают простые и генеральские с белой войлочной подошвой и обязательно из собачьей шерсти. У собаки в коже нет потовых желез, она потеет и охлаждается через язык, поэтому кожа у них водонепроницаемая и хорошо подходит для обуви, сухой мех сохраняет тепло. Унты выдаются пилотам на три года, потом они их обязаны сдать на склад и получить новые. Раньше бывшие в употреблении унты выписывали всем работникам аэропорта, а потом министерство из Москвы запретило. Особым приказом обязали на местах создавать специальные комиссии, которые прилюдно уничтожали унты и делали мехветошь. Топором отрубали голенища и просто выбрасывали в кучу, но людям не давали, а мехветошь название само по себе глупое, никто такую ветошь никогда нигде не использовал. Вредительство это узаконенное, вот и всё. Хорошие унты научились шить частники, я себе тоже купил, лучше заводских, – улыбнулся Роман и вспомнил, что говорили старшие: «Не улыбайтесь на допросах, этим вы делаете свои зубы беззащитными».
– Я вас не об этом спрашиваю, – обозлился лейтенант.
Стройный, молодой, самоуверенный, наделённый властью следователь в щегольской офицерской форме ставил ногу в начищенных до блеска хромовых сапогах на стул допрашиваемого и закуривал сигарету, нагло пускал дым в лицо своей жертвы, это очень не понравилось допрашиваемому.
– Послушайте, товарищ лейтенант, как вы себя ведёте? Что это за садистские выходки такие, где я нахожусь? В советской милиции или в гестапо? Вы что, хотите, чтобы на вас написали коллективное письмо на самый верх? Ведите себя достойно! Не позорьте внутренние органы страны! О вас уже легенды ходят, – вспылил вышедший из себя Роман – ровесник следователя.
Лейтенанта словно током шибануло. Вся спесь тут же слетела, он тоже чувствовал страх грешника и страх за свою шкуру. Все согрешили, и он тоже. У каждого можно найти нужную ниточку и потянуть, грех найдётся.
Свидетель – это очень важно. Свидетель может быть спасательным кругом, а может и, как камень на шее, утянуть на дно. И тут Роман вспомнил армию. В тот день его отправили в штаб сопровождать секретную почту. Поехали на «Газ 69», получили почту. Возвращались по дороге в страшный гололёд. За рулём молодой шофёр, солдатик-первогодка, не справился с управлением и машину начало крутить на льду и понесло прямо по дороге на встречный тягач с трайлером, груженый трубами. От удара у джипа оторвало передний мост, автомат сорвало с плеча Романа, и, пробив тент, он улетел в неизвестность. Все остались живы, лишь прапорщика зажало в груде железа со сломанной ногой. Автомат нашёлся в винограднике. Синяки да шишки болели долго. После аварии со всех снимали показания, и прапорщик с Романом, честно всё, как было, написали в объяснительной записке. Водитель потом имел проблемы и дал им урок на всю жизнь.
– Зачем вы всё подробно написали? – спросил он. – Беда случилась, прошлое не изменить, а будущее вы мне подпортили. Сказали бы, что ничего не видели, уснули или смотрели в другую сторону. Я бы сам рассказал как мне надо, а теперь получается – вся вина на мне. Вы меня топите, вы сейчас объяснительную целый час писали, вспоминали подробности, а у меня там на всё про всё три секунды было, я даже подумать не успел, я подчинялся интуиции, а вы тут расписали в четыре глаза. Зря вы так! Задувая чужую свечу, не думайте, что ваша станет гореть ярче. Никогда не делайте никому плохо, даже случайно, понятно?
– Понятно!
На сей раз Роман говорил много, но ничего не сказал.
Следствие закончилось, дело передали в народный суд. Судьёй назначили Бориса Быкина. Два друга-сослуживца, Сергей и Роман, переживали эту историю особенно. Горьев был им как отец, наставник и учитель. Сергей пришёл к Роману и спросил:
– Ты Быкина знаешь?
– Он хромой?
– Да!
– Кажется, знаю. Мы учились в одной школе, а после школы я с ним в столярке работал. Мы на пару оконные рамы олифой красили. Помнится, он тогда заочно в институте учился, кажется в юридическом. Неужели судьёй стал?
– Стал! Что он за мужик?
– Да как тебе сказать. Ершистый.
– Вообще, поговорить с ним надо насчёт Горьева. В его руках срок дать, в его власти оправдать.
– Он случайно не хоккеист-любитель?
– Раньше, помнится увлекался.
– А вот давай-ка для пользы дела поговори с ним с глазу на глаз.
В тот же день Роман привёл в порядок свои личные, почти новые, собачьи унты. Освежил, почистил сапожным кремом, хорошенько просушил, завернул как дорогой подарок и поехал в народный суд к старому приятелю. Встретившись, поговорили по-простому, по-хорошему, повспоминали молодость и совместный труд в столярке, обменялись последующими событиями и уперлись в общих знакомых, нынче подсудимых; и тут Роман выложил начистоту всю историю со следствием и раскрытием событий и чисто по-человечески рассказал о лучших качествах своего начальника и инженера-исполнителя, с которого он брал пример в жизни, и попросил судью не калечить судьбы хороших людей и добрых семьянинов. У обоих семьи – жёны, матери больные, все живут на таблетках. Это же трагедия семьи, сиротские дети, потерянная честь, позор перед соседями и друзьями. Сидят под следствием. Замараться можно быстро, а отмыться – жизни не хватит. Доказывай потом, что ты не верблюд.
Боря ничего не обещал, но сказал, что судит по закону.
В заключение разговора Роман спросил его о том, болеет ли он за хоккей? Судья счастливо кивнул.
– Не мёрзнешь?
– Ещё как!
– Я тебе тут презент привёз в подарок, – сказал он. – Но с условием, чтобы твоя команда непременно выиграла.
Мужчины встали, пожали друг другу руки и с достоинством разошлись. Застойный период развития страны подходил к финалу. Ветер перемен залетал и в эти дремучие края. Юристов у власти было много, а страна всё равно жила не по закону, а по понятиям.
Суд шёл неделю и подсудимых оправдал. Зал ликовал, как в день победы. Подсудимых освободили за недостаточностью улик прямо из зала суда, и счастливые родственники увезли их прямо из-под конвоя.
Друзья приехали в свою контору и сообщили последние известия; все очень обрадовались приятной новости, мигом слетали в магазин и прямо в рабочее время, втихаря, вскладчину, покучно, радостно отметили великое событие.
Горьева восстановили в должности, и Викова тоже. Сначала между ними были прохладные отношения, потому что кто-то про кого-то откровенно рассказал следствию то, что можно было бы не рассказывать, но потом они вместе выпили и простили друг другу не самые лучшие поступки в трудные времена, и напряжение спало, всё покатилось своим чередом.
Спустя некоторое времени в столовой аэропорта полной трудового народа в обеденный перерыв сидели четверо авиаснабженцев за одним столом и с аппетитом обедали.
Вдруг в столовую вошли лихие милиционеры во главе с тем самым начальником линейного отделения милиции.
Виков встретился с взглядом со своим мучителем, поперхнулся от неожиданности и возмущения, вскочил с полным ртом, на весь зал зашумел, завыл, указывая пальцем на мента поганого, и прокричал что-то несвязное, но с такой яростью и с такой ненавистью, с такой обидой, что его просто сдавил спазм; он чуть не потерял сознание от нахлынувших чувств справедливости, возмущения и ненависти к бесстыжим милиционерам, из его глаз просто брызнули слезы, он сел, отодвинул тарелку и заплакал навзрыд, как ребёнок. Люди поняли его состояние и с сочувствием глядели на Викова.
А бывший начальник ОБХСС, слегка пониженный в должности и разжалованный на одну звёздочку за шантаж, подтасовку фактов и использование служебного положения в личных целях, нагло и бессовестно прошёл мимо всех и уселся со своей компанией в углу у окна, и они спокойно принялись за трапезу. Весь зал смотрел на них зло и презрительно, люди отпускали ядовитые реплики в их адрес, так, чтобы те слышали. Весь зал столовой был наполнен затаённой ненавистью и злобой, и презрением к этой ломовской шайке мучителей. Демократия в стране набирала силу. Демократия – это когда народ может послать власть туда, где он сам находится.
Менты сразу почувствовали отношение к себе всего народа в зале, хотя внешне не реагировали на злые реплики и ухмылки. Но воздух в зале наполнялся невидимой яростью, возрастающей ненавистью всех, кто находился в столовой. Люди перестали жевать и в упор глядели на ментов. У «ломовцев» то и дело стали падать из рук куски хлеба, перечницы, ложки. И тут случилось невероятное: недоев, под презрительные взгляды и ухмылки всех присутствующих, линейный отдел милиции в полном составе встал и вышел из столовой. Против лома нет приёма, если нет другого лома. ЛОМ – это линейный отдел милиции.
ИМИДЖ
Строительство хозспособом во время перестройки становилось долгостроем. Не хватало строительных материалов, и теперь всё дело упёрлось в двутавровые металлические балки для межэтажных перекрытий.
Прораб перестройки объездил почти все организации в городе и ничего не нашёл. Возвращаясь на базу, заехал по пути в «Стальконструкцию» и во дворе фирмы увидел нужный двутавр – дефицитный, фондовый материал.
Пройдя в приёмную, попросил секретаршу доложить начальнику, что посетитель очень просит его принять.
Войдя в кабинет, он увидел заваленный бумагами стол, за которым сидел пожилой усталый человек. Прораб поздоровался и высказал свои производственные проблемы.
– Как твоя фамилия? – неожиданно спросил начальник.
Прораб назвал.
– Ты что немец, что ли? – удивился шеф.
– Да, – несмело ответил прораб и внутренне весь сжался, ожидая очередных насмешек, унижений и издевательств. Но шеф встал, дружески протянул через стол свою волосатую руку, поздоровался и назвал свою исконно русскую фамилию.
– Будем друзьями! – неожиданно заявил он. – Я много читал о Германии, она меня просто поражает. Это совсем другой мир, другие люди. Ты знаешь, какие немцы порядочные и трудолюбивые люди. У них даже сантехники с компьютером работают, на автодорогах нет ограничения скорости. Жми на всю железку, сколько можешь; а машины какие! Магазины у них называются супермаркеты, а деньги – дойчемарки. Это такое богатое государство! Из полной разрухи построить общество всеобщего благополучия может только очень дисциплинированный, трудолюбивый и великий народ.
В моём детстве пленные немцы построили на свой манер железнодорожный вокзал, до сих пор это самое красивое здание в нашем городе. Мы пацанами много наблюдали за ними. Дружные, хорошие были ребята, всегда нас чем-нибудь угощали, то свистульку сделают, то гимнаста из фанерки выпилят – крутился на верёвочках как живой, то губную гармошку подарят, то пайкой поделятся, скучали, видно, по своим ребятишкам.
– Я немцев очень уважаю. Приятно было познакомиться! Сколько балок надо? Я распоряжусь! Присылай в любое время под погрузку свою машину. Только документально оформлять не будем, наказуемо. А в долг дам, хоть и не положено мне фондовым материалом министерства разбрасываться, но ничего, ради уважения и потому, что ты немец, сделаем исключение.
– Спасибо! – несмело промямлил ошарашенный прораб. – Я верну. Как только получим свои, целевые, я сразу верну!
– Хорошо! Хорошо! – ответил начальник, снимая трубку зазвонившего телефона.
– Давайте я вам хоть расписку напишу? – предложил обрадованный прораб.
– Зачем? Не надо! Я и так верю, что вернёшь. Ты же немец!
ФРГ
Из цикла «ПРОЩАЛЬНАЯ ВОЙНА»
ПРОВОДЫ И ВСТРЕЧА
Швейная фабрика «Комсомолка» выполняла государственный план со времени рождения СССР. В огромных цехах, где с трудом виднелись противоположные стены, сотни женщин рядами сидели за швейными машинками и день и ночь в три смены шили халаты, наволочки, кальсоны. Шум от машинок был похож на автоматные очереди. Ольга шила и думала о предстоящем отъезде в далёкую Германию. На последний вызов всё-таки дали разрешение.
Вдруг стало тихо, как в лесу. Начальница тигрицей влетела в цех и вырубила общий рубильник. Швейные машинки мгновенно замолчали. Люди подняли головы.
– Вот! Посмотрите на неё! – она ткнула пальцем Ольге в лицо.
Сотни глаз в мёртвой тишине уперлись в неё взглядом. Ольга почувствовала, что кровь хлынула в лицо. Она густо покраснела.
– Вот она! Нажралась русского хлеба! В Германию едет! Предательница! – и зло плюнула в лицо Ольги.
Ольга вскочила, расплакалась и выбежала из цеха.
Слёзы душили её. Нечем было дышать. «Что я им сделала? 30 лет работали вместе! Вместе детей вырастили, в гости друг к другу ходили, и такие проводы устроили. Такую благодарность объявили. Чем я виновата, что я немка?»
Спустя лет пятнадцать в огромном муравейнике общего всегерманского трефунга немцев из России Ольга нос к носу столкнулась с бывшей своей начальницей, и страх снова окатил её холодным душем.
– О! Оленька! – радостно воскликнула бывшая начальница и полезла обниматься.
ТУМБОЧКА
Через три дня долгожданная Германия наконец-то примет своих блудных детей, – так думали про себя уставшие от забот советские немцы. Всё было готово к выезду. Дом, мебель, хозяйство, скот, аппаратура, автотранспорт – всё продали, хоть и не очень удачно, но кой-какая копейка собралась в рубли и даже объединилась в тысячи. Обменяв деньги на крупные купюры, Аня уединилась, аккуратно сложила валюту в большой почтовый конверт и спрятала всё в тумбочку. Она, как в кино, вытащила выдвижной ящик, положила на полку конверт, сверху поставила ящик и задвинула его на место. С виду тумбочка пустая, а внутри – полная огромной тайны.
Спешка, суета и стресс доводили до нервного срыва. Дома – как на вокзале. Друзья, товарищи, соседи без конца отвлекали внимание, время улетело в трубу – скоро самолёт, и Аня в очередной раз стала проверять бумаги. Чемоданы, документы, билеты – всё на месте, а денег нет! ШОК!
Стала вспоминать, куда спрятала? Муж и дети наседали с советами и с воспоминаниями, дошли до тумбочки. Получалось, что тумбочку продали вместе с деньгами. ШОК!
Стали вспоминать, кому продали эту несчастную тумбочку? Разработали несколько версий, получалось прямо как в книге «12 стульев», навели справки, поехали по адресам. Наконец, один казах подтвердил – покупал у них тумбочку.
– А в чём дело?
– Дайте её нам посмотреть! – взмолилась Анна. – Нам уже уезжать надо, а мы все деньги в тумбочке спрятали, – наивно выдала Анна свою семейную тайну.
– Деньги!? – оживился казах. – Нет, не отдам, – тумбочка моя! Я её купил, – уперся хозяин, учуяв выгоду, и попытался закрыть дверь.
Аня заплакала навзрыд, просила, умоляла чуть ни на коленях, и нервы не выдержали – старый казах сдался. Впустил в дом. Аня вытащила ящик из тумбочки, вынула конверт и вставила ящик на место.
– Ах, шайтан! – зло проворчал казах, увидев её действия, но препятствовать, не стал. – Я же смотрел! Пусто было!
– Спасибо! Спасибо! – прокричала Аня и выбежала на улицу, где её, урча мотором, всё время ждала машина.
– Ах! – спохватилась Аня и побежала обратно к дому, вытащив из конверта одну денежку, сунула её стоящему на пороге ошарашенному старику. – Это вам за тумбочку, плюс премиальные и благодарность! Спасибо ещё раз! – и она, махнув рукой на прощание, полетела к машине.
До самолёта оставалось времени чуть-чуть.
МОЧАЛКА
– Мама! Мама! – пятнадцатилетняя Ульяночка, округлив в недоумении глаза, прижалась к матери. Гости за столом бурно провожали хозяев и шумно желали счастливой жизни в богатой Германии.
– Не забывайте нас, а мы вас никогда не забудем! – кричали они, поднимая полные чарки.
– Что случилось? – спросила мама дочку.
– Там в огороде какая-то тётка вышла из нашей баньки, унесла все тазики и мою любимую мочалку. А я её так хотела взять с собой в Германию.
– Да Бог с ней! – махнула рукой мама. – Мы там тебе новую купим, заграничную.
– Смотри! Смотри! – снова оживилась девочка, показывая на погреб, из которого нагло вылезала тётка с двумя трёхлитровыми банками консервированных огурцов.
– Ну, всё упрут! Ничего не стесняются! – мгновенно возмутилась мать и, помолчав, сказала: – Не поднимай шума. Нам это уже не надо. Пусть память останется тихой.
В это время один из гостей засобирался домой, вышел в коридор, но, вернувшись, расстроено заявил:
– Сапоги украли! Я разулся и оставил их в сенях, а теперь их там нет! Ну, народ!
– Во! Погляди! – ткнул он пальцем в окно. – Во дворе уже дрова грузят.
– Это ещё что, – вздохнул кто–то за столом, – в соседнем районе, я слыхал, уезжающим петуха пустили.
КУПИ-ПРОДАЙ
Маленькое объявление наделало большой переполох у кочевого народа. К дому уезжающих в Германию немцев наперегонки подходили и подъезжали молодые и старые казахи. Старые казахи и старые немцы разговаривали по-русски одинаково плохо, но с разными национальными акцентами, и понимали друг друга иногда с большим трудом, особенно когда дело касалось «купи-продай». Перед воротами отъезжающих образовался настоящий митинг. Из возбуждённой толпы доносились непонятные казахские слова: наурыз мейрамы, согым, теньга. Они нетерпеливо и настойчиво стучали в ворота, пока не услышали за ними приближающиеся старческие шаги.
– Где конь? – ещё не видя продавца, спросил представитель толпы, самый старый и самый уважаемый аксакал.
– Сейчас покажу! – открыв калитку, ответил старый, как аксакал, немец, прикладывая к уху руку, а другой рукой приглашая покупателей во двор.
– Вот! – с удовольствием показал он, заведя покупателей в укромный закуток в глубине двора.
Казахи встали, открыв рот от изумления. Отойдя от шока, старый аксакал, подбирая слова, продолжил диалог, стараясь быть дипломатичным.
– Разве это конь? – спросил он, не веря своим глазам.
– Конь! – подтвердил немец.
Толпа зашумела наподобие возмущенных забастовщиков. Волнуются! Уловил опа реакцию – конь один, а их много!
– Это не конь! – упёрся казах, детство которого прошло в седле.
– А кто? Лошадь? – наивно спросил продавец.
– Это я не знаю! – решительно ответил покупатель.
– Да за такой конь, полцарства отдать можно! Посмотри! Он как из сказки! Весь в яблоках! – набивал цену продавец. – По-секрету скажу. Я тихо продать хочу, пока внука дома нет, он без него жить не может, всё время верхом сидит, а в Германию везти, – сам понимаешь, – в самолёт не пустят. У тебя внук есть?
– Есть! – ответил аксакал.
– Купи! Хороший подарок будет! Он очень обрадуется.
Казах задумался, сдвинув тюбетейку на глаза. Такого поворота дел он не ожидал.
– Зачем ты на объявление написал «Продаётся конь?», я всё бросил, пешком прибежал. Деньги принёс!
– А как написать надо – друг? На друге верхом не сидят! А на конь можно! Ата! Я вижу, ты хороший человек! Я тебе не дорого продам! – и продавец тихонечко прошептал цену на ухо.
Толпа, поостыв, с интересом ждала результата.
– Ладно! – решился, наконец, аксакал, достав из-за пазухи деньги, и протянул продавцу. – Я тоже внука люблю!
– Ну, вот и хорошо! – обрадовался опа, пряча доход в карман.
Сделка состоялась.
– Пусть будет радость детям! Пусть привыкают к седлу! – закивал головой старый казах.
Он взял покупку за узды и потащил к калитке. Толпа покорно пошла следом. На полпути ата резко обернулся и громко спросил:
– Э! Зачем ты конь написал? Надо было не конь, а детский конь написать! Или качалка на колёсах! Я бы тогда день не потерял и деньги тоже.
«А я бы не продал!» – хитро подумал про себя опа, сжимая в кармане хрустящую казахстанскую денежку. Вспомнилась молодость и учитель жизнь. Единственный телефон на всю улицу стоял тогда в его доме, у передовика производства. Все приходили звонить, за всеми надо было бегать, приглашая к аппарату. Однажды рано утром позвонил дальний сосед, давно уехавший куда-то на заработки. Подвыпившим голосом попросил: «Слышь! Скажи Вальке, я машину купил! Синего цвета! Второй день обмываем!» «Хорошо! Скажу!» – ответил молодой опа.
Он неохотно оделся и вышел на улицу. «Умеют же люди жить, – удивлялся он по дороге. – Живут не богато. Он пьёт профессионально. Откуда деньги?» Сам опа мечтал о машине всю свою жизнь, но мечта – придвинулась как коммунизм в СССР, не ближе горизонта. На его стук в дверь выглянула заспанная соседка.
– Муж звонил! Велел передать, что машину купил. Синего цвета!
– А!? Хорошо! Спасибо! – без всякой радости ответила жена соседа.
«Надо же? Даже не обрадовалась, – удивлялся опа. – Душа чекиста – страшные потёмки!»
Много позже он встретил соседа в центре. Тот довольный шёл с блестящими глазками и попыхивал сигаретой. Его пацан семенил следом и тащил на верёвочке какую-то машинку.
– Привет! Что, машину купил? – спросил терзаемый от любопытства опа.
– Купил!!! – гордо ответил сосед и показал на своего счастливого карапуза.
ПОШУТИЛ
Полный самолёт с немцами-переселенцами устало приземлился в долгожданной Германии. Счастливые пассажиры впервые ступили на священную землю своей исторической родины. По вокзалу шли торжественно, с просветлёнными лицами, на глазах у многих наворачивались слёзы. Сердца с надеждой громко отстукивали необыкновенное начало новой счастливой жизни.
Лишь один мужичок-простачок, уже изрядно отметивший великое событие на борту скоростного авиалайнера, бодро пошатываясь, весело шёл в толпе, радостно приветствуя всех встречных-поперечных помахиванием поднятой вверх руки.
Получив чемоданы, переселенцы дружно устремились на выход через таможенный контроль.
Впервые увидав служащих в немецкой униформе, баламут в пьяной шутке озорно вскинул вверх руку, щёлкнул каблуками и заорал: «Хайль Гитлер!»
Народ испуганно застыл. Представители власти шутку не поняли. Шутника скрутили, развернули и этим же самолётом отправили обратно, без права посещения страны даже в далёком будущем.
ПОБЕДА
– Чё лыбишься? – в упор ошарашил сосед вышедшего на крыльцо Вальтера.
– А что? – удивился Вальтер.
– У вас же траур! – съязвил сосед.
– С чего ты взял? – ещё больше удивился Вальтер.
– Сегодня День Победы! Это мы немцев навсегда разбили!
***
– Как дела, Вальтер? – вежливо поздоровался в Германии земляк-односельчанин, бывший сосед по России, оказавшийся соотечественником и соседом в лагере переселенцев.
НА НОВОМ МЕСТЕ
В Германии на новом месте жена в первый раз поехала закупаться. Взяла свою клетчатую хозяйственную сумку, приоделась и на автобусной остановке как могла стала спрашивать по-немецки у стоящей девушки, где находится ближайший магазин.
– А вы говорите по-русски? – сразу спросила девушка.
Жена дома удивлённо спрашивает мужа.
– А что? Сразу видно, что я из России?
– С твоей-то сумкой? Ты бы ещё лапти надела и самовар в руки взяла! – смеётся муж.
УЦЕНЁНКА
Наступило долгожданное понижение розничных цен в стране всеобщего процветания.
Народ, особенно домохозяйки, с утра пустились по магазинам на сезонную уценённую охоту, чтобы сэкономить денежку и купить необходимые вещи по дешёвке. Экономия – это способ населения тратить деньги без всякого удовольствия.
Дома Мария устало разложила на столе купленные трофеи. Детям, мужу, себе и для ванной – большое, мохнатое полотенце. На ценниках всех изделий красовались яркие красные наклейки об уценке. «Полотенце большое, махровое, пушистое 1шт = 7, 50 Э», – радовалась Мария, уткнувшись в него лицом. «Интересно, сколько оно стоило раньше, до уценки?» – подумала она, и стала тщательно отдирать с ценника красную наклеечку. Под ней стояла старая цена – 1шт = 5.50 Э. Мария не поверила собственным глазам. Вот это уценка?! Сезонная распродажа. Она вспомнила, как ещё на шпрахах учитель объяснял, что политики ценообразования у капитализма нет! Сколько сможешь сорвать – всё твоё, лишь бы заплатил налоги государству. У государства в этом свой интерес – чем больше налоговых отчислений, тем лучше, стыдить и тормозить оно никого не собирается, а наоборот – возглавляет всех эксплуататоров и сливкоснимателей и отстаивает их интересы. Почему деньги размножаются так трудно, а цены так легко? У политики и бизнеса свои трюки, свои фокусы. Стоял тогда на витрине мебельного магазина перед шпрахкурсами диван за 200 ДМ. Все шпрахи простоял – никто не покупал. Потом его с витрины ненадолго убрали, а как забываться стало, выставили вновь, но как уценённый. На ценнике 1200 ДМ было жирно зачёркнуто крест-накрест, новая цена существенно подчёркивала разницу – 300 ДМ. Через два дня дивана не стало. Купили!
ВЫСШАЯ МАРКА
«Ну, нет! Второй раз я в это не вляпаюсь, – сглотнул Федя слезу, когда от него ушла жена, разбив будущее вдребезги. – Теперь я на что попало не позарюсь. Раз я лишился своего «Запорожца», – так он сравнивал жену, – то теперь в гараже должен обязательно стоять «Москвич», «Жигули» или даже «Волжанка»!»
Но так уж случилось, трудно и неожиданно, что теперь у Феди в руках «Роллс-Ройс», пусть не новенький, но настоящий и исправный, – второго такого чуда в нашей округе нет!
ДУША
Душа моя – как прорубь на реке. Кругом лёд, снег, холод, а она – живая, не замерзающая, парит, манит к себе, плещется, напоит жаждущего колодезной, студёной влагой. Вода в ней чистая, вкусная, бездонная – омоет, успокоит, и чем больше черпают из неё, тем больше жизни и радости вокруг. В лютый мороз прорубь не замерзает, если она кому-то нужна, если ждёт душа, помогает и милосердствует. Ночью она отражает звёзды, утром – блестит ярким солнышком, пуская зайчики в высокое небо. Отражение на водной глади всю правду скажет, – кто заглядится, а кто и напугается. Правда у неё на первом месте. Оттуда, из глубины души, смотрю на мир, отражённый в небе, и верю в бессмертие, знаю, когда растают льды, душа, как река, станет нескончаемой, необъятной и понесёт свои духовные воды огромным живым потоком, демонстрируя свою праведность, мощь и бесконечность. Воды в проруби подо льдом не меряно, всем хватит: кого напоит, кому рану омоет, кому рыбку пошлёт, и пожар потушит, когда делу служит. Нет воды – нет жизни. Вода не нужна для жизни, душа – это сама жизнь, она, как прорубь, беззащитная, верная и наивная, к каждому тянется, для всех открыта, каждый в неё плюнуть может. Но не плюйте в неё, не мстите, пожалейте её и простите, и не бросайте её одну, не забывайте к проруби тропиночку, а забудут дорогу, подёрнется душа тонким льдом морозной ночкой, к утру корочка станет толще и застынет прорубь от равнодушия вашего. Не вспомните обо мне, – зарастёт лунка льдом, заметёт её снегом и забудется навсегда моя могилочка. Никто не найдёт тогда дороги.
ПОЖАР
Сегодня в церкви загорелось моё сердце. Вспыхнуло и затрещало как сухая солома. Маленький огонёк разгорелся, и вот уже бушует пламя, гудит как в топке паровой машины. Загорелось всё от слова Божьего, которое прошептал мне мой ближний, мой сосед, мой пастор, мой учитель, мой Бог! Как молния в грозу мелькнула в темноте Божья правда и застряла в сердце. Раздался гром, и истина разбередила душу. Горит сердце ярким пламенем, жжёт грудь. Любовь пробивается наружу, как нежный стебелёк по весне сквозь чёрный, каменный асфальт. Я поливаю её влагой слёз, выжатых из библейских строчек. Падают горькие слёзы на горячее сердце и превращаются в свистящий пар, в силу безграничной любви, в действия, рвёт грудь она и, забыв обиды, уже хочется обнимать землю и всех живущих на ней людей, хочется делиться, проповедовать и летать от счастья. Любовь – как крылья, белые, чистые как Христос. Я Вас всех так люблю, и взрослых и детей, как любит Вас Христос, но ещё больше я люблю Иисуса потому, что он и есть любовь, которая горит в моём сердце.
МАМОНА
Германия – верующая страна, а поклоняется не Богу живому, а идолу, под именем «мамона». Деньги – идол многих живых на этом свете. Они уже захватывают власть и на том свете, в царстве мёртвых. Умер человек, а хоронить его, скажем, не на что, тогда в печку его, в огонь, в ад – в крематорий: пепел – по ветру или в урну для мусора. Если есть деньги, родня арендует землю на 25 лет, а потом, или ещё позже, всё равно косточки в могилке сметут в сторону и «новосёла» на это место. Нет душе от денег покоя ни на этом свете, ни на том. В Норвегии, на севере, пошли ещё дальше, – чтобы не загрязнять разложением тела грунтовые воды и не портить окружающую среду, ввели новую безотходную технологию. Известно, что человек состоит на 70% из воды, поэтому усопшего помещают в камеру глубокого замораживания, превращая в человека хрупкий лёд, затем лёд разбивают, дробят, превращают в порошок, в муку, в ледяную пыль. На воздухе эта пыльца тает, оставляя лишь мокрое пятно, которое со временем высыхает, и не остаётся НИ-ЧЕ-ГО. Ни памятника, ни памяти, ни пятнышка на земле…
КРИЗИС
Из кризисного распоряжения: инфляцию меньше 8% - считать ростом.
Когда всюду говорят про кризис, сразу вспоминается – евро, доллар, рубль, банки, курс, инфляция, ипотека, дефолт и другие умные слова. Напряжение передаётся не только по проводам. Людей пугают СМИ, и они начинают верить в пессимистичные прогнозы, которые подтверждаются повседневной жизнью.
Прожиточный минимум населения в результате внедрения Евро в январе 1999 года упал в 4 раза. Зарплата стала в 2 раза меньше, а цены взлетели в 2 раза, и даже больше. Раньше на сто марок можно было купить продуктов, которые не помещались в покупательскую тележку, а теперь покупку в пятьдесят евро можно унести в целлофановом пакете, или: один бензобак бензина стоил 30 марок, а теперь – 50 евро!
Людей продолжают пугать всякими невзгодами, которые натворили миллиардеры, а за их ошибки должны платить нищие. Вот это кризис! Всюду долги. Внешний долг страны нарастает как снежный ком, а зарплата высших чиновников и законодателей более чем в сотню раз превышает средние доходы жителей страны. Если это так, то это страна нищих с нищими духом руководящими деятелями. Кризис – не в экономике, кризис – в головах. Рыба с головы гниёт. Это «Кризис безбожия». Нынешний кризис – сродни чернобыльской катастрофе. Это зима без снега, кошелёк без денег. Кризис – это когда хочешь, но уже не можешь! Кризис можно сравнить с тяжелой психической болезнью. Излечение – дело трудное, кропотливое и очень долгое.
Слово кризис происходит от греческого «крино» и означает поворотный момент или принятие решения, и чаще всего носит негативный характер. Кризис, возникающий в результате перепроизводства товаров, не находящих сбыта из-за низкой платежеспособности населения.
Говорят, в Китае слово «кризис» пишется двумя иероглифами: один обозначает «опасность», второй – «возможность».
Кризис охватил весь мир. Рано утром рабочие приехали на работу и увидели у ворот фирмы большой пикет забастовщиков. Бастующие были одеты в специальные шапочки с надписью и в яркие целлофановые мешки – рубахи с напечатанным лозунгом-призывом. Забастовщики держали в руках листовки и раздавали их всем подряд, просовывая в открытые окна машин и предлагая коллегам возможность присоединиться.
Рабочие брали листовки, но в глазах была растерянность. Вот так неожиданно? Не зная за что? Без предупреждения. Надо же отштамповать карточку, а то будет прогул, за что могут вообще уволить. При такой безработице в стране, устроиться снова шансов нет. Пролетарии молча опускали глаза, и машины стыдливо закатывались за ворота фирмы.
Собравшаяся в бытовке РАБсила громко осуждала забастовщиков.
– Чего они надумали? Бастуют! Ничего ни кому не сказали. Никто не знает условий и требований. Что? За что? Почему? Похоже, профсоюзы совсем не смотрят телевизор? Не знают, что твориться в мире? Кругом кризис! Хоть у нас и маленькая зарплата, но главное – есть работа! А вдруг сейчас начальство рассердится, и отменит «Урлаубгельд и Вайнахтгельд», и всё будет как в других фирмах. Что тогда? Ишь, что надумали!!!
Стали проводить служебное расследование, смотреть по неотштампованным карточкам кого нет на рабочем месте.
– Из наших только Абдула отсутствует, – сказал кто-то.
– Да я своими глазами его у ворот видел, – подтвердил другой.
– А ты заметил, что все сачки за воротами стояли?
Кто-то развернул листовку. Крупным шрифтом было написано: «На официальных переговорах с работодателем профессиональный союз потребовал увеличения заработной платы всем работающим на 8%, но работодатель увеличил зарплату только на 1,9%. Это выглядело как насмешка над трудящимися, и, прервав переговоры, профсоюз призывает всех к немедленной забастовке. Миллиарды для банков находятся, а пару евро для работающих нет?
Забастовка назначена на завтра с раннего утра до начала работы первой смены. Всем членам профсоюза забастовочный комитет оплатит однодневный заработок из своего фонда».
– Вот видишь! – оправдывались рабочие. – Только членам. Кто из нас член? Никто!
На другой день прогульщики вышли на работу. Любопытные сразу подошли с расспросами.
– Ну, как долго бастовали? Много было людей? Чего добились?
– Да нет, не долго! Ещё полчаса постояли, пока все работники проехали на территорию фирмы, и поехали в город в профсоюзный штаб. Нас было больше ста человек. В большом зале был накрыт богатый шведский стол. Все плотно покушали, потом организаторы рассказали о положении дел и дали каждому расписаться в общих требованиях забастовщиков. А в десять утра я уже лежал дома на диване и смотрел телевизор, – ответил Абдула.
– А ты что – член профсоюза? – не унимались любопытные.
– Давно!
– И сколько платишь взносы?
– 17 евро в месяц.
– Мно-го-о-о-о!
«Конечно, – говорили за глаза пролетарии, – у него один дом здесь, другой – в Турции. Толстый «Мерс» во дворе. Два паспорта. Три жены. Детей куча. Денег куры не клюют, он ничем не рискует. А у нас все запасы в холодильнике и от зарплаты до зарплаты накоплений нуль!»
Через три дня случилось чудо! В бытовке повесили объявление: «По результатам забастовки работодатель повысил всем заработную плату на 2,9 %. Но в силу это войдёт только через три месяца. Поздравляем с победой!»
Довольные коллеги пожимали руки смелому Абдуле. Пожилые немцы задавали сокровенные вопросы.
– Слушай, Абдула, а как сделать, чтобы на пенсию выходить не в 67 лет, а хотя бы как в Америке, в 62, или ещё лучше – в 60, как в России.
– А меня волнует вот что...
PS:.
Сидит работяга, в небо глядит:
Может быть, в рот колбаса залетит?
Мысль, что бывают ещё чудеса,
Даже приятнее, чем колбаса.
ПО ТЕМЕ
Встречаются два шефа:
– Слышь, ты своим зарплату выплачиваешь?
– Нет.
– И я нет. А они всё равно на работу ходят?
– Ходят.
– И мои ходят. Слышь, может, вход платный сделаем?
Встречаются через неделю.
Я сделал платный вход, так они что делают – приходят в понедельник на работу и ЖИВУТ там до пятницы!
Сидят два бомжа на свалке.
Первый: – Слыхал, в стране кризис!
Второй: – А это как?
– Ну, у тебя знакомые олигархи есть?
– Нет. Теперь будут.
Поскольку американская медицина не смогла справиться с ожирением нации, на помощь пришла американская экономика.
В кризис чай можно заваривать 8 раз, но после седьмого раза, когда восьмой раз опускаешь заварку в воду, всплывают чаинки и смотрят: что же это там за жлоб такой?!
Сын спрашивает у отца:
– Пап, а что такое процветание?
– Процветание, сынок, – это рестораны, шампанское и женщины.
– Пап, а что такое кризис?
– Сынок, кризис – это борщ, лимонад и твоя мама.
ЕВРО-ПА
– Тяжело! Или западная марка придёт к нам, или мы уйдём к ней на запад! – кричали у берлинской стены восточные немцы западным.
Стену сломали. Пришла западная марка, привела за собой евро.
Зарплата стала в два раза меньше, цены – в два раза выше, жизнь – во много раз тяжелей. Уверенность в завтрашнем дне и та улетучилась. За что боролись, на то и напоролись.
ОЙ-РО
Шайсе! Опять всё подорожало! Ойро ист тойро! Марки в ходу только на почте и у филателистов. Ойропа жаждет новых денег. Цены взлетели на орбиту. Всюду для народа внедряют соковыжималку на халявную деньгу. За всё надо платить. Туалет платный. Парковка для машин подорожала на 100%. Бензин стал золотым. Автомобиль – роскошью. Общение – богатством. Вежливость уже деликатес. Улыбка стала дежурной. Спасибо в карман не кладут. На лифте за так уже не проедешь, бросишь ойрик – повезёт. Светофор на зелёный без ойрика не переключается. Бросишь ойрик – пропустит. Всюду шлагбаумы, турникеты, заборы, очереди, пробки. Автомат, который регистрирует очередь, талоны даёт только за ойрик. Ответы на вопросы бесплатно не получишь, и не только по телефону. Телефон-гебюры, тротуар-гебюры, автобан-гебюры, рецепт-гебюры, ввели штау штоер. СМС – это та же телеграмма: «Доехал. Зпт. целую. Тчк». В магазинах двери сами уже не открываются, перед ними поставили московский метровский турникет. Без ойрика больно бьёт по рёбрам. Холодильники стали подключать к Интернету. Продукты можно выбрать по электронному каталогу, дисплей которого вмонтирован на внутренней стенке дверки холодильника. Оплата – перечислением с конто на конто. Живых денег никто не видит, многие живут в долг. Денег нет, времени - тоже. Молодёжь не женится, потому что развод уже никто не может оплатить. В семье нет ничего общего: ни детей, ни денег, ни вкусов. Трудармия превратилась в армию безработных. За вызов скорой помощи плати, за больничную коечку тоже, похороны дороже свадьбы. Ойротест не все выдерживают. Кто сошёл с дистанции, но жив, ходит с котелком за горячим супом в ессенамт. Шайсе!
ЛУНА-ПАРК
Сразу после приезда в Германию у внука исполнилась давняя мечта: он всё-таки уговорил дедушку свозить его в Луна-парк. Ребята сказали, что в субботу туда отправляется автобус. Билет покупаешь только один раз на входе, потом платить больше не надо, а кататься можно хоть по десять раз на всех аттракционах, хоть весь день на одних качелях. Такой кайф получишь! Класс!
Дед в последний раз на качелях катался когда пионером был в лагере, потом в другом лагере вагонетки толкал – вот и вся молодость, поэтому и согласился ехать с внуком, решил опять молодым стать, детство вспомнить.
И вот по Луна-парку уже идут неразлучные друзья – стар и мал. Пойти решили налегке, в карманах – пирожки от бабушки да бутылочка минералки с пробкой из газеты. Родная, пластмассовая, в автобусе закатилась куда-то.
Это не Луна-парк вовсе, а целая страна, населённая Луна. На входе им дали пиратскую карту, где указано всё: остров сокровищ, остров Робинзона Крузо, остров Невезения, лабиринты, Земля Фантазий, Приключений, Сказок, Пограничная Земля, «Дикий Запад» и маленький кукольный мир. В этих странах живут ковбои, пираты, летающие слоны, Белоснежка и семь гномов, колдунья чёрного леса, герои из мультиков, Золушка, Алладдин, Буратино, Микки Маус и Мини-в-бикини, Эсмеральда и влюблённый горбун... Чудеса, лешие и бешеные деньги. Всё есть, что душа желает!!! Столько развлечений – глаза разбегаются! Идут друзья по парку, оба не знают, с чего начать.
Смотрят – стоит очередь. Спросить неудобно, сколько людей – столько языков, попробуй угадай, на каком обратиться? Лучше молча, наугад. Как говорится, куда все – туда и мы. Народ движется быстро, а хвост очереди растёт ещё быстрей, уже конца не видать. Подошла и их очередь к небольшому железнодорожному перрону. Дед сразу узнал рельсы узкоколейки. Вот и вагонетки знакомые подкатились. Только дед внуку рассказать хотел, как он в трудармии такие вагонетки на себе таскал, как народ стал в эти вагонетки садиться, и их затащили. Пришлось и деду с внуком залезть. Только их пристегнули – поехали. Покатились вагонетки, да так быстро в гору их понесло, ввысь! Вот уже по крышам катятся, вот ещё выше забрались. Деревья сверху маленькими кажутся, как с самолёта. Страшно!!! Вдруг в сторону вагонетки шарахнулись, аж внутри всё похолодело, потом развернулись и резко вниз пошли, скорость как у кирпича. Жутко! Души у всех сзади на верхушке гремящей горы остались, с собой только страх прихватили. Тут все хором как заорут! Мандраж, как в последний день Помпеи. Дед испугался, схватил внука в охапку, к себе прижал. Самому орать стыдно, а хочется. Сердце вот-вот остановится – не стучит уже, а икает. Внук орёт, охрип даже. Вдруг вагонетки в туннель нырнули, по отвесным кручам проехались, а потом, как военный самолёт, мертвую петлю крутанули – одну, вторую, третью... Дед смотрит: он вниз головой, вверх ногами очутился. Всем телом почувствовал, что его как в стиральной машинке отмывать стали. Минералочка из бутылки в кармане вылилась, по всему телу течёт, перекатывается – то в носках она, то за шиворотом, то в носках, то опять за шиворотом. Прополоскало его как в банный день, вагонетки ещё пару раз крутануло, и они на том самом месте остановились, откуда всё мучение началось. Дед с мокрой репутацией вылез из вагонетки, все смеются, на него глядя, совсем другое думают. Только внук из кармана дедова бутылочку вытащил и в урну бросил.
– Пошли, деда, дальше! – сказал он и взял старика за руку под свою опеку. Отошли, присели на лавочку. Обсохли. Пирожки бабушкины с вареньем съели, чтоб с начинкой в кармане ещё круче приключения не случились.
– Знаешь, дед, в Америке «Американские горки» на крыше небоскрёба установлены, вот там «Кик так Кик!!!» Когда-нибудь я там обязательно покатаюсь! – размечтался вслух внучек.
Сидят, видом любуются, вдруг подходит к ним механический робот – железный человек. Как живой. Вежливо пригласил их за собой следовать, а внука за руку взял и повёл в огромный красивый павильон «Галактика». Внук от такого стального внимания опомниться не успел, как все уже в люльки сели – большие, как римские галеры, размером со средний грузовик. Поехали!!!
– Где мы? – успел только спросить дед, как всё началось.
– Это машина времени! – сказал робот и защёлкнул привязные ремни. Люлька взлетела, не разбегаясь, качнулась и, как летающая тарелка, исчезла за горизонтом. Только ветер в ушах засвистел. Потом резко зависла в джунглях, чуть не угодив в пасть огромному динозавру. Вокруг стада огромных неведомых животных, мамонты пасутся. Первобытные люди костры жгут. Дым валит, серой пахнет, вулканы рычат, камни падают – дикая природа. Тарелочку тряхнуло и закинуло в средние века. Тут на них сразу же хотели напасть кровожадные пираты, но подоспели рыцари, и раздался звон булата. Машина времени приподнялась, и все оказались на верхушке снежных гор. Холодный ветер задул в лицо, все свои носы прятать стали, съёжились. Но люлька уже понеслась вниз, аж плохо стало от страха, и в одном месте засвербело. Народ с испугу опять орать стал, ну и дед расслабился, а тарелку кидает резко – то влево, то вправо, о скалы стукает. Люди друг на друга на поворотах наваливаются, хоть и держатся все так, что пальцы посинели. Потом тарелочка так резко остановилась, что толпа чуть через капот в обрыв не высыпалась. А она повисела, покачалась и – бульк под воду, и вот уже сам Нептун показывает своё изумительное царство. Морские рыбы вокруг носа плавают, коньки-горбунки сказочные за пазуху заплывают. Акулы зубастые проносятся, страху добавляют, камбала в песок зарылась, вот и килька в масле проплыла, за ней – всякий дефицит и дороговизна. Наголодавшись в юности, дед почувствовал страшное желание попробовать такой деликатес, а тарелочка опять качнулась и вверх понеслась. Как баллистическая ракета вышла из-под воды, всех прижало к спинкам кресел, страшные перегрузки начались, лица расплылись, как бабушкино тесто, и вдруг – невесомость, вокруг только тишина, чернота, покой и звёзды. Божественно красиво! Ещё мгновение – и под ногами замелькали лунные ландшафты. Скалы, воронки, русский луноход, всюду неподнятая целина, пыль столетий. Тарелочка на орбите раз-другой крутанулась, Земля вдалеке, как футбольный мяч, вертится, и бабушка им рукой грозит, чтоб не увлекались. Дед и внук испугались не на шутку: вдруг назад бензина не хватит или промажут на такой скорости. Останутся они тогда в вечности на гигантской космической орбите, но машина времени вдруг уверенно вошла в плотные слои атмосферы, стало жарко как в сауне. Вокруг пламя, грохот, жара, вибрация, чистый ад! Адреналин на пределе, холестерин зашкаливает. Полный кик! Куда вляпались? Где наши чемоданы?
– Ё-моё! Ё-моё! – закричал бледный дед, ухватившись за перекладину. – Шайсе!!!
– Дед! Не кричи, это всё неправда. Имитация! – крикнул внук. – Оглянись, видишь из кинобудки стереокино катят! Всё как живьём, хоть и виртуально!
Дед оглянулся, увидел вокруг испуганные лица, орущие рты, квадратные глаза, а позади – стенку кинобудки, луч проектора и успокоился, но перекладину не отпустил. Через минуту летающая тарелка плюхнулась на землю рядом с роботом. Все с радостью покинули люльки и в панике разбежались кто куда.
Зашли по объявлению в маленькое королевство кривых зеркал – отвели душу, посмеялись. Дед стал внуком, а внук – дедом, и наоборот, но в зеркале. Потом попали в небольшой туннель с ручейком внизу, где надо было пробежать на другую сторону по небольшому мостику в вертящейся трубе, но это мало кому удавалось. Все вели себя очень странно, как пьяные в доску моряки: ноги на ширине плеч, зубами хватались за воздух, руками за всё подряд, но падали и ползли на четверёньках. Перебравшись на другую сторону, не лучше других, дед и внук вошли в комнату отдыха и сели перевести дух.
Скромная пустая комната, люстра на потолке, окна, картины и часы на стенах. По бокам комнатки, как на вокзале, стояли скамейки, на которых плотно друг к другу сидели уставшие люди. Тихо играла спокойная музыка. Дед закрыл глаза, наслаждаясь покоем, как вдруг почувствовал неладное. Раскрыв глаза, он увидел, что все пассажиры, и он в том числе, как мухи вверх ногами сидят на потолке. Многие, не понимая, хватаются друг за друга, за скамейки, но не падают. Потом скамейки оказались сбоку на стене, пол перед глазами, сзади – люстра. Дед закрыл глаза, сделал выдержку, открыл – всё нормально: пол – внизу, потолок – наверху. Показалось? Но все опять рванули с мест и разбежались.
Дед с внуком тоже покинули светлицу и заскочили в соседний зал – вроде как музей. Хочешь, верь, хочешь, не верь! Экспонаты с надписями из книги Гиннеса. Самый высокий человек – дед едва доставал ему до пояса. Самый толстый человек был как три дедушки вместе взятых. Тётка переворачивала свой язык кверху дном и наоборот – свободно доставала им до своих ушей и носа. Большая рыба с заячьим мехом вместо чешуи, ворона с передними кошачьими лапками под крыльями. Корова с двумя головами. Тут деда заграница разозлила. Дома нормальную корову с одной головой еле прокормить можно было, а тут с двумя – и кормов хватает!
Вышли на улицу, а там бычок механический крутится, и на нём всадник. Бычок вертится, лягается, всадники с него по очереди, как горошины, слетают. У деда самолюбие заиграло. Охота внуку показать, что и он не лыком шит. В колхозе он и не таких телков уговаривал и смирёнными делал. Кулак до сих пор, как кувалда. Как молодой вскочил дед на бычка, уздечки на кулак намотал и поехали. Как ни лягался бычок, ни взбрыкивал, деда сбросить не смог. Устал и встал смирившись. Все захлопали восхищённо, и на голову деду водрузили ковбойскую шляпу победителя. Дед гордо одел её на своего внука.
Тут девушка-красавица, каких дед отродясь не видел, взяла смельчаков под руки и за собой повела. Усадила в кресла, пристегнула крепенько, и не успели оба очухаться, как стартовали вертикально вверх. Туда ещё ничего, а назад!!!
– Мама родная!!! Видала бы всё это бабка!
Похоже, пирожки тоже где-то боком вышли. Не по себе стало. Потом всех перевернуло вниз головой и снова – вверх-вниз. Все вверх тормашками висят, из карманов мелочь сыплется, волосы свисли, дед весь трясётся от страха мелкой дрожью, а молодёжь кричит: «Куль! Куль!» Дед не вытерпел, заорал по-русски! Идею подхватили многочисленные земляки. По просьбе орущих всех ещё пару раз перевернули, вверх-вниз прокатили и чуть живых на землю вытряхнули. Все скорее ноги в руки и – бежать. Разбежались друг от друга и от стыда подальше.
Устав от развлечений и не найдя места, где можно передохнуть, сели в безобидные детские коляски, но большенькие такие, и поехали куда глаза глядят, а попали во тьму-тьмущую! Темнота, хоть глаз выколи. Вдруг молния мелькнула, гром загремел, и в свете молний увидели они таких страхолюдин! Страшилки всякие, кощеи, кикиморы и прочую нечисть. Мёртвые с косами стоят и – тишина!!! Сердце и то стучать перестало. Каждое чудо-юдо руки тянет, косы блестят, всю причёску срезало, чуть голову не снесло. Страшилка была такой ужасной, что даже внук, испугавшись, глаза закрыл, лицо в ладошки спрятал. Дед прикрыл внука, от нечисти отмахивается!
– Деда, ещё не кончилось? – кричит внучек. – Идём отсюда! Быстрей!!!
– Чтоб я ещё раз сюда поехал??! – зашипел дед, отбиваясь.
Вдруг на них выскочил Кощей Бессмертный. На деда навалился, костями гремит. Дед оттолкнул его с силой и послал подальше, упустив слова для связки и нелитературные выражения.
– Да пошёл ты!
Кощей вдруг круто развернулся и исчез в темноте.
Тут, наконец, появился свет в конце тоннеля, и коляски выкатились на природу. Не дожидаясь остановки, дед с внуком выскочили и удрали по газонам от греха подальше.
Много интересного они ещё повидали. Заходили на выставку знаменитых восковых фигур. Там были разные скульптуры: Ленин, Сталин, Ельцин и Гулливер. Побывали на пиратском корабле, покатались на настоящем колёсном трёхпалубном пароходе и на старинном поезде по Стране Грёз. Фотографировались с разбойниками, пиратами, ковбоями и космонавтами. Ходили в цирк, побывали даже в автоматическом туалете. Отдохнули в индейской деревне, подружились с индейцами. Прошли испытания в лабиринтах драконовской пещеры. Карабкались по верёвочному мостику в страну Алладина, пили чай с арабами. Потом попали в подводную лодку капитана Немо, а затем – в прекрасный зрелищный мир кукол. Куклы – роботы разных рас и национальностей, пели и танцевали на своих кисельных берегах, а дед с внуком плыли мимо них на больших лодках и наслаждались жизнью.
Безграничный детский восторг охватил обоих. Дед впал в детство и пообещал внуку следующее путешествие, а внук, не теряя времени, сразу запланировал новый «КИК».
– Вот это – жизнь, – улыбался уставший дедушка, обняв внука.
Оба остались довольны. Внуку радость и деду есть чем бабке в глаза пыль пустить. Может, согласится в следующий раз поехать вместе.
Смеркалось, когда они направились к выходу. А позади гремела музыка, грохотала артиллерийская канонада. Высоко в небе распускались фантастические цветы огненного салюта.
СКУПЕРДЯЙЩИНА
За деньги капиталисты готовы продать нам верёвку, на которой мы их повесим.
В.И. Ленин.
Привет, земляки!
Мы, кажется, обустроились, интегрируемся! После социализма приспосабливаемся к капитализму. Капитализм – это эксплуатация человека человеком, а социализм – наоборот.
Мы жили там и там. У двух систем есть масса недостатков! Неважно, о чём говорят в государстве люди, но речь всегда идёт о деньгах. Деньги диктуют условия. Германия – страна знакомая всем с детства. Немецкий по кинофильмам учили. Хенди хох! Гитлер капут. Битте! Данке! Гутен таг! Ауф видер зеен!
Мы, как все, сорвались и поехали за счастьем, за длинной немецкой маркой, а она – раз! И вымерла. Новый ойро, как ртуть, удержать не удается, выскальзывает, уходит сквозь пальцы, всюду в долг лезет, копить его невозможно. Это не деньги, а средство разорения и родитель скупердяйства.
Деньги эти стоят слишком дорого. Все на минусе, в долги залезли, экономят, кто на чём может. Молодёжь без работы пьёт и наркоманит, всё ходит, всё уходит за туманом, за туманом и за запахом деньги.
Верхи обещают, а низы нищают. Денег нет и не будет, но, даже если ещё хуже будет, назад в уголовную родину не вернёмся, поедем дальше, хотя бы в Монголию, будем там баранов разводить. Там никаких рэкетиров, ни финансамта, ни гебюров, ни налогов нет. Свобода до горизонта.
А пока возможно, терпеть будем, будем приспосабливаться, тем более, что опыта набрались и с неопытными поделиться хочется.
Нельзя иметь всё сразу, поэтому мы, как многие, начинали с малого – с экономии. Экономия должна быть экономной! Копейка рубль бережёт – это мы ещё в школе освоили. На хлеб зарабатываем руками, а на масло экономим головой.
Кто работает, Германию не видит. Только работа, дороги, дом, сон, и опять работа на износ. Наши себя не жалеют, из-под себя рвут, рассчитываются здоровьем. Пролетариат здесь голос не имеет; рады, что работа есть. На работу все сухой паёк берут, про столовую, как в России, никто и мечтать не смеет – дорого.
Государство такое вынуждает экономить, капитализм, похоже, начинает загнивать. В своём кармане всегда его руки ощущаешь. Что работаешь, что нет – результат почти одинаковый. Скупой платит дважды, а немец – трижды. Телевизор купил – первый раз заплатил, второй раз – за телерадиогебюры, третий раз – за израсходованное электричество. За телефонную розетку – раз, за аппарат – два и за разговоры – три. В кранкенкассу платишь – первый раз, заболел, к врачу пришёл – второй раз, лекарства выпишет, – третий раз плати. На скорой прокатился – в четвёртый раз выкладывай. В больницу попал – опять раскошеливайся. С машиной – там без конца платить надо. Купил – раз. За бензин – два. Страховка – три. Налог – четыре. Ремонт – пять. Штрафы – шесть. Парковка – семь. Некоторые купили «толстое» авто в кредит и теперь только и работают на своего идола, отдавая долг. Жить дешевле без машины. Кто не работает, тот и на автобусе не ездит, только пешком или на велосипеде. Закупаться ходят с сумкой на колёсиках или с велосипедным прицепом.
В Германии никто голодным спать не ложится, и мы на питании не экономим, но и не шикуем, сначала смотрим на цены, потом на срок годности, потом на товар. Гостей не приглашаем, на базаре всё дорого! Сами стараемся закупиться подешевле, товар берём без упаковки, апельсины, бананы – без кожуры, очищаем у прилавка и на весы кладём «голыми», кожуру ведь не едят, а вес она тянет. Свежий горох покупаем без шелухи, только шарики, виноград – без косточек и без веточек, виноградинки обрываем и в пакетик. Орехи колем, не отходя от кассы. Семечки лузгаем перед оплатой, шелуху и пустые бутылки возвращаем кассиру.
Дома занимаемся исключительно сыроедением, много едим зелени, «чиполино» – полезно. Если сварим иногда, – всё по термосам разольём, и – в постель: до двух дней тепло сохраняется и в постели, и в термосе.
Огород вот взяли – картошка, огурцы свои. Сараюшку построили, – в доме все запасы держать места нет, так что зажиточно живём, по-кулацки.
Курево дорогое, а бросить тяжело! Хорошо, что такие машинки продаются: табак в гильзы набивают. А хапчиков пока хватает, правда, табак выкорчевывать и сушить приходится, но это ничего, я запасы на всю зиму приготовил, пока солнышко грело, но проблемно всё это, пожалуй, бросать всё равно придётся.
Квартиру в Германии надо выбирать социальную, но не крайнюю, а внутреннюю, и между этажами. Первый и верхний не брать. В них зимой холодно, летом жарко. Зимой мы отопление не включаем, поэтому в тапочках дома ходить прохладно, но нам привезли русские валенки, штаны ватные, шапку-ушанку, – в них дома нам зима не страшна. Вопрос с отоплением решён. Оденемся, надышим, – сэкономим, сколько сможем. На выход у нас другая одежда есть, немецкая, из Красного креста, но зима здесь не суровая, на улице зимняя одежда не нужна: ни шубы, ни лисьей шапки, ни унтов, ни даже рукавичек. Но одежду мы всё равно набрали, внукам хватит, по мешкам рассортировали, нафталином пересыпали, никакие реформы не страшны.
Если не разговаривать, от турков на шпермюле нас не отличить. Наотмашь на улице сморкаться нельзя. Всюду чисто, а соплевики – из бумаги. Ковёр почти новый с улицы принесли, на пол положили, как у всех, но, наверное, на стенку перевесим, чтоб соседей не слышно было. На сапожном креме экономим, обувь чистить почти не приходится, всё вокруг чисто, даже на улице. В парикмахерскую здесь не ходим. Сами друг друга в ванной стрижем. Такие деньги на ветер выбрасывать, руки не поднимаются. Правда, у женщин прически как в женской колонии, но ведь здесь все через лагерь прошли, отпечаток на внешности остался.
Раз в неделю моемся, раз в неделю переодеваемся. Раз в месяц в бассейн ходим на «грунт райнигунг», капитально помыться. Там воды хоть залейся и душ с горячей водой есть, только он вырубается быстро. Так мы туда спичку сунем, он и поливает на всю катушку, по-русски.
Вода здесь дорогая, чтобы больше экономить, мы её разбавляем. Экономить приходится сильно, так мы дома в раковине дырку пробкой закрываем, тазик получается и, как раньше, по утрам так моемся, потом я к крану пипетку от умывальника приспособил, красота стала! Пасту из тюбика выдавливаем не вдоль зубной щётки, а поперёк и величиной с горошину – так её намного дольше хватает.
По пятницам, в банный день, одни расходы, но мы и тут приспособились. Я рацпредложение разработал. Оказывается, если из крана капает, то счётчик воду не считает, и она получается бесплатной, как в том анекдоте. Я в больницу сбегал, в мусорке капельниц набрал и на кран в ванной приспособил, так что за воду мы уже не платим. Воду в ванную с вечера по капле наберём и по очереди моемся: сначала дети помоются, потом – жена, и в заключение, не сливая воду, я, а в конце – слегка под душ, водоотталкивающим полотенцем вытерся, и готово. В холодной воде мыться – здоровье укрепляет. Спорт этот «моржи» называется.
Воду из ванной не сливаем, а по нужде ковшиком бачок унитаза наполняем, и пользуйся удобством друг за другом по графику, чтоб за один раз всё смыло. Вместо туалетной бумаги, бесплатную газетную используем, правда, качество бумаги здесь хуже, долго мять надо, лакированная какая-то, жёсткая, но упорство и труд всё перетрут. Всю жизнь этим способом пользовались, привыкать не надо. В итоге игра стоит свеч, каждый день полный почтовый ящик газет, и всё бесплатно, правда, за мюль платить надо. Вот как вопрос с канализацией решить, пока не знаю. Квартира хорошая, благоустроенная – не то что в Союзе.
Электричество тоже экономим, лампочки в люстре не все горят, а только одна, экономная. Бытовые приборы покупаем только на солнечных батарейках – часы, калькулятор, радио. Вот хочу фонарик купить на солнечной батарейке, чтобы ночью свет не включать. Телевизор тоже собираюсь на солнечную батарею перевести, я видал такую на крыше у соседа. Они днём бесплатно телевизор смотрят, а вечером «шпарят», при свечах чай пьют.
Мы раньше тоже чай в пакетах пили, потом использованные пакеты сушили и второй раз заваривали, хотел даже водонепроницаемый чайный пакет для гостей придумать, чтобы чай дольше сохранялся, а потом самовар приобрёл, и не электрический, а на дровах, старинный. Как на балконе растоплю, дым, как от парохода, запах смоляной, деревенский, чай ароматный, – немцы надышаться не могут. От зависти хаусмайстеру настучали: он приходил, вместе чаю попили, ну и к чаю кое-что нашлось. Довольный остался, сказал, ещё заглянет погрилим вместе, назло соседям, витамин «Б» называется.
Со временем, думаю, на бесплатное электроснабжение перейти по советскому методу. Заземление делать не надо, на каждом доме громоотвод есть. Один провод массы на него кинем, земля есть, а фазу из розетки возьмём, и ток уже мимо счётчика побежит бесплатно, и уже не я государству должен, а государство мне! Насчёт телефона тоже экономить можно. Набрал, например, нужный номер, и сказал: «Алло! Это я! Чус!» Слышно, что живые, по голосу настроение понять можно, а лучше вообще не звонить, ещё дешевле. Если и они не звонят, значит, у них тоже всё хорошо! Вместо сберкассы копилкой пользуемся, своя банка надёжнее и бесплатно, а в сберкассе за каждый аусцуг деньги платить надо, так мы банковские расходы от руки в специальную тетрадку записываем.
Программу телевидения в киоске просматриваем, что понравится, – в тетрадку перепишем.
С транспортом вопрос решён. Если ехать куда надо, пойдём гурьбой на ж/д вокзал и, как какой-нибудь поезд прибудет, спрашиваем у пассажиров «вохен энде тикетс», и хорошо дают люди, – им уже всё равно, приехали, а на нём ещё до полуночи ездить можно: и впятером, хоть через всю Германию. Приятно и бесплатно!
В дороге бывают проблемы с туалетом. Общественные туалеты платные. Турникет стоит, как в московском метро. Пока ойрочку не бросишь, не пройдёшь, и сострадания у железяки нету, но наши – человек пять вместе соберутся, воздух из себя выпустят, монетку бросят, и все вместе прокручиваются. Экономия! Хочешь жить, умей вертеться! Правда, если у тарелки дежурный сидит, – сложнее, но можно польскую злоту кинуть, лишь бы звякнуло. Если дежурный приставать начнёт, сказать по-польски: «Курва». Отстанет. «Пан» – тоже человек, и злоты – тоже деньги!
Если в кино или, не дай Бог, в ресторан за компанию придётся идти, то тут каждый сам за себя платит. Скупой платит дважды, а бедный – всю жизнь.
Безработным совсем плохо, государство одной рукой даёт, двумя забирает. С деньгами сидим всегда на подсосе, экономим на всём. Сколько у государства не воруй, оно всё равно своё вернёт. В Германии бесплатно только смерть, да и то похороны столько стоят, что лучше не умирать.
Вы, небось, нас осуждаете, думаете, что мы такую скупердяйщину от жадности развели, а мы иначе не можем! Мы на это обречены! У нас режим жестокой экономии. Экономистов раньше скупердяями звали, так они всё для себя берегли, а мы оставляем себе только минимум, а все сэкономленные средства не себе берём, а от себя отдаём, высылаем в бывший Союз, своим родственникам, тем, которым сюда дороги нет. Им там ещё труднее, а деньги – лучший подарок, всё остальное для нас слишком дорого.
ОПЕРАЦИЯ
– А где Тэльман?
– В больнице.
– И что с ним?
– Операцию сделали.
– Какую?
– По-мужски!
– А что, и такая бывает?
– Бывает! Ему сначала хотели по-женски сделать, он не согласился. Сделали по мужскому!
ПРИГЛАШЕНИЕ
Нафотографировались, насмотрелись, набегались за день, аж ноги гудят. Усталые, упали мы на свободную скамейку в тенистом саду перед изящным сказочным дворцом. Сидим, чирикаем по-русски. Сердце от восторга воробьём трепещется в грудной клетке. В глазах стоят слёзы восхищения. Какая красота – Германия моя! Какой день чудесный! Живописные пейзажи, дымка в воздухе, солнышко, настроение – праздник на душе!
Напротив, на крутом берегу реки, – великолепный старый, серый, суровый замок. А на другом, где мы сидим, – шикарный дворец в стиле рококо. Он только что отреставрирован, сверкает красотой и свежестью. Вокруг туристы со всего света слетелись, кружатся, жужжат на всех языках, щёлкают фотоаппаратами, шуршат видеокамерами, люди заряжают свои батарейки, наслаждаются красотой. Красота спасёт мир и сделает человечество братством. Все взаимно вежливы, внимательны, любезны, обладают чувством юмора и такта. Слышны смех, шутки, восклицания!
Наши гости в Германии в первый раз. Сейчас они тоже эмигранты, но в другой стране, а восторгаются красотой и историческим прошлым Европы громче нас. Восхищаются творением рук человеческих, создавших неповторимые шедевры архитектурного творчества, чувством красоты и фантазии наших далёких предков. Воистину, архитектура – это застывшая музыка!
– Да! Если бы бензин был бы подешевле, а свободных денег – побольше, мы бы дома не спали, а летали бы по Европе с попутным ветром, не жалея фотоплёнок. Но, слава Богу, и так сколько видано-перевидано!
– Путешествуем в основном с гостями, им покажешь, заодно и сам посмотришь, – сказал я гостям.
– У нас тоже так, – подтвердили они. – Не думали не гадали, что свет увидим, и вот – на тебе! Жили на одной улице, теперь – на разных континентах.
В самый разгар нашей дискуссии мы ощутили, что за нами наблюдает пара, нет, две пары любопытных глаз. Мы замолчали и подняли глаза.
– А Вы тоже говорите по-русски?
– Как видите, то есть, как слышите. А вы здешние? – зацепился я, увидев их целиком.
– Да, уже целую пятилетку здесь торчим. Скучища ужасная. В четырёх стенах пятый год сидим. Дети у обоих выросли, разлетелись. Вот мы вдвоём ностальгируем. Это мой шлафкамерад или, по-немецки, лебенсгеферлих, – представила своего засушенного, немого спутника мощная женщина с казахско-польско-украинским акцентом.
– Лебенсгефертин, – поправил я.
Но она и ухом не повела, продолжала своё.
– В Казахстане намного веселее было. Вставали рано. Пока со своим хозяйством разберёшься, детей разгонишь, сама уже опаздываешь. Но терминов не было, я там дояркой работала, а он механизатор широкого профиля, ордена имеем! Всю жизнь в суете провели и теперь без работы не можем. Плачемся друг дружке. Но делать всё равно нечего. Скучаем страшно. Язык через слово понимаем, читаем ещё хуже, тяжело нам, – со вздохом сказала она.
– У Вас здесь много наших, двоякоговорящих, живёт? Есть какая-нибудь общественная жизнь? Трефунги, вечера, концерты, гости весёлые? Своя церковь? Русский магазин, наконец?
– Нет здесь ничего. Такая скука! Вот у нас, в Казахстане, бывало, захочется праздника, соберём гостей, самогонки нагоним, пельмени – на стол, плов сготовим и до утра песни поём, пляшем. Танцуем. На другой день никто не помнит, чем и когда дело кончилось. Ещё неделю по селу разговоры идут, до сих пор вспоминается. Событие целое! Весело было. Интересно!
– Человеку всегда чего-то не хватает, – заметил я. – Там говорили: «От работы кони дохнут!» Мечтали культурно отдохнуть. Любимая застольная песня была: «Вен иммер зо вер! Вен иммер зо вер! Гут ессен, гут тринкен, кайне арбайт них вер!». Сюда приехали, всё исполнилось, стали гут ессен, гут тринкен, работы нет, но люди опять недовольны?! Всё не так! Пора с этим кончать! Раз я сейчас здесь, то теперь и Вам весело будет. Посмотрите, – показал я рукой на своих гостей. – Люди сюда с другого конца земли приезжают полюбоваться, а Вам так повезло, вы здесь живёте! И всё равно скучно? У этой маленькой страны богатая история, столько интересных мест. Жизни не хватит везде побывать, всё посмотреть, всё перепробовать. На каждом углу – пиво, колбаски, мороженное. Аппетито! Культура! История! Красота! Раз Вы местные, то подскажите, что тут у Вас в округе ещё посмотреть можно? Интересные места, музеи, памятники, дворцы красивые?
– Это мы не знаем. Зачем нам это? Мы знаем, где здесь Арбайтсамт, социал, шпаркассе. Знаем, где «АЛДИ», фломарк, танкштеле. А дворцы? Зачем это? – брезгливо пожала она плечами.
– Купить хочу! – закипел я. – Видите, настроение хорошее. Только что этот дворец приобрёл! Теперь эта красота, вот этот дворец – мой! – и я с иронией похлопал по своему фотоаппарату. – И вот тот средневековый рыцарский замок – тоже мой!
Я встал и демонстративно щёлкнул общую панораму.
– Нет, вам тогда к нотариусу надо, – не моргнув глазом, клюнула она. – У него адреса есть всех замков и всего, что тут продаётся. Он вам поможет. А нам такое ни к чему. Там, в Казахстане, у нас тоже свой дом был, но поменьше, а такой огромный, как этот, да вы говорите ещё он у вас не один, знаете, сколько это работы? Одни полы вымыть! Но без работы тоже плохо. Скучно здесь, так скучно, что я пешком бы в Казахстан ушла, да только никого там не осталось. А то, что от нас осталось, всё «Бабай» развалил. Там тоже делать нечего.
– Ну ничего, земляки, всё равно Вы сильно не скучайте, будет и на нашей улице праздник, а не будет, так сделаем! – подбодрил я их, и тут вспомнил про только что прочитанное объявление на центральном входе замка: «В 12 часов, в эту субботу, у дворца состоится большой юбилейный праздник с качелями, каруселями, рыцарскими турнирами, средневековыми спектаклями. Вас ждёт вечерний салют, гриль, колбаски, пиво. Играет духовой оркестр!»
– Знаете что? – расцвёл я, продолжая розыгрыш. – Раз Вы наши земляки, делаю Вам официальное приглашение! Передайте всем нашим, чтобы в субботу в полдень все пришли ко мне, сюда, ко дворцу на бал! Обмыть покупку надо. Гулять будем под духовой оркестр! Хватит хныкать. Веселуху устроим до глубокой ночи. Напитки и закуска будет. Салют в небе устроим. Мы теперь дома! Веселиться будем, как раньше в вашем Азиястане, а может, ещё и круче!
Мы встали, пожали обоим руки, и мужская половина нашей компании пошла к машине.
– Который из них этот дворец купил? – раздался за нашей спиной её ободрённый голос. – Этот в очках, с усиками? Кто этот богатый Буратино? Тоже наш аусзидлер или новый русский? А может, это уже наши на ноги встают? Это новый русский немец? Но всё равно, кто бы он ни был, передайте ему, мы всем скажем и обязательно придём в субботу на ваш праздник. Мы слышали, знаем, в Германии два раза не приглашают, будем обязательно!
ДЕНЬ ОБЖОРЫ
(Бетрибаусфлюг)
В пятницу фирма проводит для всех сотрудников служебное путешествие в один маленький провинциальный курортный городок. Поездка – дело добровольное. Кто не хочет ехать, может остаться. Для них будет обычный рабочий день на своём рабочем месте. Кто едет, – день считается рабочим и оплачивается в обычном порядке. Для всех участников заезда организован горячий обед в ресторане. Затем будет путешествие на теплоходе и обратная дорога.
Ровно в восемь часов подошли к проходной пять двухэтажных туристических автобусов. Народ заметался: курящие – в одну сторону, некурящие – в другую, но на практике все оказались вперемешку в одном и том же автобусе. Колонна автобусов выехала из ворот. Водители в микрофон сообщили цены и ассортимент напитков на борту, коротко о времени прибытия и маршруте. После объявления, по грузинскому обычаю, молодая стюардесса собрала со всех «Тринк гельд» для шофёра автобуса, затем сбилась с ног, не успевала разносить по автобусу разнокалиберные бутылки. Жажда в салоне, несмотря на кондиционеры, приняла угрожающие масштабы. В сигаретном дыму всё чаще слышался коллективный смех.
Наконец, в полдень, прибыли на место. Руководство объявило всем программу: через час собраться на обед в центральном ресторане городка, через час после обеда собраться на теплоходе, после теплохода, через час автобусы отправятся в обратный путь. Кто опоздает, тот будет петь и плясать на том месте, где стоял автобус. Народ вывалил из автобусов и заполнил ближайшие кнайпы. Теперь, после автобусных бутылочек, пиво уничтожалось кружками.
В назначенное время все собрались у ресторана.
Местный бургомайстер лично поприветствовал пятьсот человек в микрофон и пригласил всех на обед, оплаченный фифти-фифти – профсоюз и личный карман участника мероприятия. Под звуки духового оркестра работники накладывали в свою тарелку всего понемножку. На столе самообслуживания – разнообразные блюда: аппетитные куски мяса, курятина, котлеты, тефтели, картофель вареный, картошка фри, жареные грибы, различные салаты, суп-пюре. Напитки. Пиво – без ограничения, но за свой счёт.
В одну тарелку за раз всё не вмещалось, поэтому, съев первое, шли за добавкой и докладывали то, что ещё не пробовали, но всё перепробовать мало кому удалось, даже тем, кто знал правило: лучше пузу лопнуть, чем добру пропадать. Забив себя едой до отказа, работники усталой походкой потихоньку вывалили на улицу и расползлись по городку. Через некоторое время все места на улице в местных кнайпах оказались заняты. На столах – пиво и знакомые лица. Запели песни. Солнце высоко, на небе ни облачка. Птички и те спрятались. Сонно!
Загудел пароход, призывая к путешествию. Допив пиво, народ направился на пристань, вскоре пароход отчалил от берега.
В Германии нет обычных пассажирских пароходов, есть плавучие рестораны. Все расселись за столами, некоторые снова решили поесть, но в основном все пили, даже начальство.
Пароход плыл между живописными историческими берегами, но за борт никто не смотрел, все были заняты застольем. Кружки опорожнялись быстро, на столе появились рюмки, послышались тосты. Время пролетело незаметно, неожиданно пароход пристал в том же месте, откуда отплыл.
С трудом узнавая знакомыми места, люди сошли на берег и разбрелись по ближайшим кнайпам. Официанты сбились с ног.
До отправления автобуса оставался час. Такой наплыв – событие в городке. Всюду разговоры о еде.
– Ты в обед сколько скушал? Сколько раз за добавкой ходил? Сколько кружек пива выпил? А вон тот жевал без конца. А эти странные русские? Работают много, а едят мало! А ещё говорят, что у русских душа широкая, что они пить умеют. Неправда! Трясутся они над своими ойрами, ни в одной кнайпе их не видели. Всё с собой привезли, чего-то у кустов меж собой кучковались. Турки совсем странные. Деньги заплатили, а есть не стали. На диете что ли сидят? – удивлялся чёрнорабочий.
– Не на диете, а пост у них сейчас. Днём есть нельзя, только ночью, – объяснил форарбайтер.
Вскоре подошли автобусы – стали «грузиться», помогая друг другу попасть в дверь. Смех, перебранки, дым сигарет, снова звон пивных бутылок. На обратном пути всё повторилось вновь.
– Ну, как тебе понравилось? – тяжело пыхтя, спросил нашего форарбайтера.
– Музей очень интересный, – ответил рабочий.
– Что там ещё и музей был? – удивился начальник.
– Да! Оказывается, этот городок в Германии основали беглые французы-протестанты – гугеноты. Это они прорыли каналы, соорудили порт. Здесь интересная фабрика фарфоровой посуды и кожаных перчаток. Прекрасный воздух, чудная минеральная вода, много санаториев, лечат практически все болезни.
– А пиво местное ты пробовал? – спросил он нетерпеливо.
– Нет! Некогда было. Вот мороженое пробовали, – наивно ответил русачок.
– Ах! Ничего ты не видел! – вздохнул форарбайтекр и жадно присосался к пиву.
ШЕФ
Поставки в Германию из Карпат приобрели стабильный характер. Шеф радостно потирал руки, глядя как рабочие разгружают огромную фуру с лакированными детскими стульчиками из украинского бука. От каждого стульчика он имел хороший навар с пенкой, ничего при этом не вкладывал, – как крестьянин в сказке, который не пахал, не сеял, не убирал урожай, а вдруг обнаружил полные закрома первосортной пшеницы, которые наполнил ему его наймит за скромные харчи.
Глаза шефа алчно горели; не выдержав, он разорвал бумагу упаковки, долго вертел в руках прекрасное изделие – детский стульчик. Полторы тысячи стульчиков стояли на складе, как игрушки, осталось развести их по детским садикам Германии и собрать денежки. «Чистый доход с рейса – 100000 ДМ», – прикинул он в уме, представляя, как ассигнации хрустят в его карманах.
– Немедленно готовь визы! Поедем всей командой на Буковину заключать договор. Я сам хочу посмотреть производство и определить долгосрочную перспективу этого направления! – приказал шеф Роману.
Германия, Чехия, Словакия, Татры, Карпаты, Западная Украина... Долгая дорога, наконец-то, позади. Шикарная, перепачканная грязью машина остановилась перед центральными воротами у крыльца заводоуправления. Мебельный директор со своей свитой лично встречал на крыльце богатого западного партнёра. Пожав друг другу руки, все шумной гурьбой вошли в контору. Ключи от машины, как всегда, наводчик-переводчик, водитель-переводитель, батрак-русак, коммерсант-переселенец, Роман Сусанин – русский немец, жнец, певец и на дуде игрец, новый наймит шефа – отдал главному инженеру фабрики. Тот подозвал начальника пожарной охраны и передал ему ключи.
Счастливый начальник пожарных у всех на виду перегнал автомобиль к пожарке. Его подчиненные с явным удовольствием вымыли машину внутри и снаружи, натёрли шампунем и, обдав водой из брандсбойда, отполировали до блеска. Затем выгнали из бокса свою пожарную машину на улицу, подмели пол и поместили туда чистенькую иномарку уважаемых зарубежных гостей. Чтобы не растащили автомобильчик, начальник замкнул ворота на большой амбарный замок и вернул ключи немецкой делегации, бурно заседавшей в конторе.
Любопытные рабочие толпились у пожарки, заглядывая через окно в бокс, любовались красивой легковушкой, ожидая из конторы хороших новостей о выгодных контрактах и гарантированной стабильной работы на экспорт.
Вечером в ресторане лучшего отеля крутой шеф под настроение захорошел, пропустив крепкий украинский национальный напиток, название которого созвучно с названием известного вида больших африканских обезьян. Щедрый немец, обменяв свои копейки на местные миллионы, сорил хохолобаксами. В глазах посетителей и официантов он играл роль финансового магната, был суперзвездой завсегдатаев ресторана и скромной местной мафии.
Почувствовав жирный куш, заграничные гости сорвались с тормозов. «От нашего стола – вашему», – халявное шампанское летало по залу, как снежки в масленицу. За немецким столом становилось всё больше и больше любопытных гостей из местных жителей. Дружба росла и крепла. Окосев, шеф обнял бедного директора и по-царски махнул не глядя – свои новые драгоценные швейцарские часы автомобильной стоимости обменял на старые армейские с полустёртой гравировкой командирские уступчивого директора.
Договор составили так, как хотели обе стороны. Шеф получил необыкновенно дешевый выгодный товар, а мебельный директор за каждый фабричный стульчик – две марочки наличными в собственный карман, за что обещал ревностно следить за исполнением экспортного заказа с нескрываемым личным интересом. Прокурист отпечатал на листе с логотипом текст договора, немец-переселенец перёвёл текст на русский, и, скрепив документы подписями и печатями, представители дружеских держав объяснялись друг другу в верности и любви, предвкушая золотые горы.
Мебельный директор профессионально и мастерски произносил тосты и подливал новую порцию обезьяньей водки. Зачинщик экспортной коммерции российский немец и единственный переводчик говорил больше всех, переводя всё с немецкого на русский и обратно. Проглотить со стола хотя бы крошку у него не было времени.
Обе стороны, раскрасневшись, показывали друг другу застольные шалости. Учили шефа пить без рук, держа в руках гранёные стаканы, потом сыпали соль в пиво, и оно взрывалось, выходило из берегов бокала и заливало стол. Насвинячив, в который раз звали официантов, и те, получив чаевые, безропотно накрывали свежую скатерть и обновляли закусочку.
Наевшись до отвала, многочисленная заводская команда, загруженная своими заботами, постепенно разлетелась по запасным аэродромам, а немцы в окружении преданных поклонников сидели до упора, не замечая времени.
Наконец, шеф встал и, покачиваясь, вышел из зала. Освободившись из-под его диктатуры, стали расползаться уставшие немцы, оставив горилку в распоряжение новых друзей.
Утром в ресторане на завтрак собралась больная, помятая и опухшая от ратных дел немецкая делегация.
– Где шеф? – спросил свежий, как огурчик, наводчик-переводчик.
– Я не знаю! – сконфуженно ответила секретарша и, потупив глаза, глянула на прокуриста, с которым она проворковала весь вечер. Оба вскочили и побежали в номер будить начальника.
Переводчик тем временем принялся навёрстывать вчерашнее, решив основательно позавтракать, но прибежали испуганные послы:
– Шефа не было в номере! Кровать не расправленная! Куда он подевался?
– Спокойно! Без паники! – ответил переводчик, чувствуя, что опять не удастся нормально поесть.
С досадой отодвинув тарелку, он встал и пошёл к старшему администратору отеля: – Вы не знаете, где шеф немецкой делегации?
– Не знаю! – ответила яркая «Леся Украинка». – Нам тут не до вашего шефа. Этой ночью в женском туалете ресторана хулиганил какой-то пьяный. Приставал ко всем с видом, что ему всё можно. Девочки ему наподдавали и затолкнули в кабинку. Он там обиженно закрылся и вскоре громко захрапел.
Кто-то вызвал милицию. Хулигана развезло так, что по-человечески он уже ничего не понимал и на вопросы отвечать был не в состоянии. Документов при нём не оказалось, в карманах нашли наши карбованцы, на руке ворованные командирские часы с дарственной надписью, которые сразу опознала пришедшая в отель в поисках мужа жена директора мебельной фабрики.
Милиционеры тут же накостыляли ему за воровство, за хулиганство и за наших дам, а потом, как мешок, погрузили в «чёрный ворон» и увезли в вытрезвитель.
– Бааа!!! – всплеснула она руками от страшной догадки. – Так это был ваш шеф? Вообще-то я читала в газетах, что в Германии, у себя дома, немцы все такие паиньки, а за границей ведут себя как настоящие свиньи. Нормальные только те, которых мы не знаем.
АНТОН
Антон был трудяга, работяга, сельский пахарь. Пахал глубоко, упорно, по-прибалтийски, без хитрецы, на совесть, о чём говорили его мощные плечи и огромные мозолистые руки. Работы он не боялся ни чёрной, ни по-чёрному, и она его сама находила, как в поговорке.
На этот раз ему предложили поработать на стройке. На доме решили сменить кровлю. Для начала с крыши нужно было снять старую черепицу, опустить её на землю и сложить на деревянные поддоны. Сумму оговорили заранее. Сроки тоже – чем раньше, тем лучше.
Оставшись один, Антон залез по строительным лесам на крышу, надёжно укрепил там ролик строительного блока, пропустил через него длинную верёвку и бросил её на землю. Спустившись вниз, он привязал верёвку к большому пластмассовому бачку на двух колёсиках и, потянув за веревку, поднял его на верхний ярус строительных лесов. Взобравшись как циркач на крышу, он стал не спеша разбирать кровлю. Черепица оказалась тяжёлая, каждая весом с кирпич. Антон отрывал её и аккуратно складывал на дно посудины.
Когда она наполнилась доверху, довольный Антон слез на землю и потянул за верёвку, чтобы опустить груз. Бачок прочно стоял наверху и не желал спускаться. Сила есть, ума не надо! Бывший штангист-тяжеловес намотал на руку верёвку и применил силу. Бачок, словно испугавшись, спрыгнул с крыши и стремительно полетел вниз, потянув за собой Антона вверх на крышу.
Не успев ничего сообразить, Антон только услышал внизу страшный грохот и остановился у самой крыши, упёршись носом в колесо строительного блока.
Неся в себе тяжёлую черепицу, гружёный пластмассовый бачок, как крупнокалиберный артиллерийский снаряд, со всей скоростью врезался в землю и развалился вдребезги, вываливая из себя всё содержимое. Глиняные черепки мгновенно образовали египетскую пирамиду.
Антон глянул сверху на далёкую землю и в ту же секунду стремительно полетел вниз, земле навстречу. Вырвавшись из центра пирамиды и таща за собой облако коричневой пыли, вверх понеслись привязанные к верёвке остатки мусорного бачка. На счастье Антон угодил не в черепичную пирамиду, а рядом – в кучу нежного песка.
В испуге он стряхнул с руки намотанную верёвку, и, освободившись, она змейкой полетела вверх, а противовес – пластиковые остатки – горным камнепадом полетели вниз на бедного Антона.
Не успели брызги песка осесть на землю, как веревка, проскочив сквозь блок, всё также извиваясь, с лёгким шелестом накрыла Антона сверху.
Человеку свойственно ушибаться. Антон схватился за голову и, не нащупав даже шишки, понял, что только что он родился во второй раз. По коже пробежал мороз.
Он поднял голову и ясно увидел на крыше своего призрачного ангела-хранителя. «Всем правит случай, но кто-то правит и случаем», – подумал Антон.
Он шумно выдохнул и перекрестился, на душе стало легко и чисто, светло и ясно, как весной, после самого первого поцелуя.
ВОСХИЩЕНИЕ
Самолёт из Франкфурта-на-Майне в Москву вылетал вовремя. Довольные пассажиры, расслабившись, с удовольствием откинулись в мягких креслах большого аэробуса. Рядом сидящая бабушка никак не могла пристегнуть ремень, и я по-джентельменски предложил ей свою помощь.
– Вы в гости или домой? – спросил я деликатно.
– Домой! Домой, родимый! В гостях я была, у дочки. Первый раз в Германию попала!
Больше её спрашивать было не надо, старушка изливалась восхищённо, доверчиво и добровольно.
– Последний раз, наверное, ездила, мне уже 76, тяжеловато стало.
У меня две дочки, милок. Одна в Москве живёт, другая здесь, во Франкфурте-на-Майне. За этих-то у меня голова не болит, а московская дочь со мной живёт. Крутится как «волчок», пенсию свою ей отдаю, всё равно не хватает. Внуков ещё на ноги поставить надо. Одни проблемы. Ох, не знаю, не знаю, как дальше будет???!
А в Германии я три месяца пробыла. Хорошо ещё, что медицинскую страховку сделали. Заболела я тут, в больнице полежала. А как они меня на ноги поставили, подлечили да ухаживали, как будто я царица какая. Рассказать невозможно, как довольна осталась.
Довольна я и дочкой, что в Германию уехала. Живут в достатке, без проблем. Кушать всё есть, машина своя. Квартира тёплая, хорошая, в удобном месте. Телефон, телевизор, Интернет, компьютер! В доме тихо, спокойно! Дети выросли, разлетелись, тоже удачно устроились, а дочка с мужем одни остались. Как они живут! Как живут!!! Я за них так довольна, так довольна! Спать не могу – радуюсь!
– А где они работают? – осторожно поинтересовался я. – Повезло ж кому-то!
– Да ты что, милок? Не работают они. На социале живут!!!
РАССКАЗ О ТОМ,
КАК АРТУР В ГЕРМАНИИ С ГОСПОДИНОМ ШМИДТОМ КАРТОШКУ САЖАЛИ
Картошку уже затем выращивать следует,
что она ум в порядок приводит.
В. И. Чапаев
Раньше в Европе кушали только мясо и хлеб. Второй хлеб из Америки привёз Колумб. Картошку, как экзотическое растение, выращивали ради цветов, а потом догадались вершки поменять на корешки, но церковь запретила есть продукт из-под земли, считая это происками злой силы, а в Индии наоборот – картошку считают пищей Богов. Пошли восстания, картофельные бунты. Но голод сам пробил себе дорогу, картошка оказалась на столе. Клубни пришлись по вкусу не только знатному двору, но и простому люду. Картошка, как хлеб, никогда не надоедает, хоть звания она простого, даже пренебрежительного: ни картоха, ни картошечека, а так себе – картошка, но чего только невозможно приготовить из этой скромницы. И пищу для военных – картошку в мундире, для беззубых – картофельное пюре, печенцы, жарёха, отварной гарнир, драники, пирожки, шанешки, колбасу, пом-фрид, чипсы, всего не перечислить. Все её любят, крупную – люди, мелкую – свиньи. Сколько сортов вывели – не счесть! И крахмал из неё делают, чтоб воротнички стояли, и клейстер для дам, чтоб конверты клеить с любовными посланиями, и спирт для любовников-гусаров, техническое и химическое сырьё и многое другое. Даже песню про картошку сочинили. «Здравствуй, милая картошка, тошка, тошка. Пионеров идеал. Ал, ал. Тот не знает объеденья, денья, денья, денья. Кто картошки не едал. Дал? Дал!»
Артур в Германии пристроился шварцевать у господина Шмидта. Оба седые, у обоих за плечами не сельскохозяйственные университеты, а абсолютно противоположная жизнь. Переселенец Артур гол как сокол, а доктор Шмидт, местный гинеколог, сказочно богат. У него на территории своё озеро, на котором он плавает на лодочке в своё удовольствие. Серебряные рыбки в нём кишат, чайки тучами летают. На кисельных берегах леса, сады, луга и каменные зданья. Сам он с молодой женой живёт в большом бунгало на высоком берегу; напротив, за озером, дом первой и второй жены. В стороне – двухэтажки для квартирантов. Деньги к деньгам липнут, но рассчитывается он с Артуром с точностью до одного цента, не переплатит, не округлит. Землю Шмидт купил после войны по дешёвке, один квадратный метр за одну немецкую марку, тогда это была сумасшедшая цена. Мать ругалась, а он взял кредит и купил половину ангебота. Жаль, не всё. Сейчас, если продать, – это целое состояние, за оставшуюся жизнь даже в роскоши не освоить, всё равно наследство останется всем трём женам и их беспечным потомкам.
Шварцовка началась ранним утром. Работа сделала из обезьяны человека, а из человека лошадь. «Утром, главное – проснуться, а вечером – домой вернуться», – думал Артур, стоя у дверей бунгало.
– Перекопай вот ту грядку! – сказал доктор Шмидт Артуру и выставил на крыльцо лопату и корзину с клубнями, на которых вылупились выпуклые глазки. – Сегодня будем картошку сажать. Мне друзья подарили великолепный французский сорт. Вкус – специфический!!!
– Какая-то она странная? Я такую не видывал никогда, – удивился Артур вслух.
– О!!! В Германии выращивают двести пятьдесят сортов картошки, а вообще в мире её насчитывается более пяти тысяч, – убеждённо, с видом знатока, ответил доктор.
Артур молча пожал плечами, сонно взял лопату, корзину и пошёл перекапывать на грядке землю.
Грядка вдоль забора оказалась шириной с просёлочную дорогу и длиной – с дорогу. Артур замахал лопатой, выворачивая из-под ног почву наизнанку. «Грабь разграбленное, – пылил он граблями следом, превращая грубую землю в мягкий пух. – Эх! По дедовским законам надо бы удобрение для бульбы положить, с запашком органическое! Даже на кремлёвских огородах так делали, не гадить же всё чистой химией. Вон сосед ради экзотики ослов держит, может, даст доктору навоз для биологически чистого продукта?»
Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, а аусзидлер без чудес заменяет трактор «С»! Когда пришёл доктор, мокрый Артур, тяжело пыхтя, заканчивал подготовительные к посевной полевые работы.
Доктор Шмидт удивился российской прыти и бросил на землю принесённый с собой скарб: два колышка, моток шпагата, шестиметровую алюминиевую доску-линейку, водяной уровень, длинную доску-плаху и штангенциркуль. Теперь удивился Артур.
– Это всё для чего? – спросил он.
– Картошку сажать! – ответил доктор.
– Со штангенциркулем? – ещё больше удивился Артур.
– А как ты узнаешь глубину лунки? – спросил доктор.
– А линейка зачем? Колышки, доска, верёвка? К чему всё это? – всплеснул руками Артур.
– Колышки вобьём в землю по концам грядки, натянем шнур, проверим по линейке с уровнем, чтоб по-немецки, всё ровно, прямо, красиво было, положим доску и по ней ходить будем, чтоб посадку не затоптать.
– Где ж это видано, чтоб так картошку сажали? – спросил ошарашенный наймит.
– Я звонил в сельхозакадемию, консультировался у знаменитого профессора, который там всю жизнь новые сорта выводит, мечтает вырастить пшеницу, чтоб колосок начался от земли! Учёный мне всё рассказал, как надо по науке делать! – убеждённо ответил доктор.
– Ну, не знаю как по науке! Может, она в Германии профессоров и кормит, только мы бы с такой технологией в России точно бы ноги протянули. Наши огородные просторы к осени б не засадили. Давайте я по-русски, по-нашему, так посажу картошечку, как мать учила. Я её в детстве копал перекопал столько, сколько Вам и не снилось! Лучший урожай был в нашем огороде! А городские ведро сажали, ведро собирали, ни одна не пропадала! Зато ботва была всегда по пояс.
Артур взял лопату и на глаз сделал первый ровный ряд одинаковых по форме и глубине лунок. Потом в каждую положил по картошечке глазами вверх и, аккуратно засыпав землей, добросовестно начал второй ряд. Артур копал, доктор сажал.
В разгар лета доктор Шмидт позвонил Артуру и пригласил к себе, пообещав сюрприз-убюрашунг. «Окучивать пора», – понял Артур и поехал.
Доктор, как заговорщик, проводил его к картофельной грядке, на которой буйно цвели большие двухметровые заросли с огромными жёлтыми цветами.
– Французский сорт? – еле выговорил Артур.
– Я тоже так думал, – сказал доктор. – Оказалось это TOPINAMBUR – картофелеподобное растение. В народе называется земляная груша, дальний и дикий родственник подсолнуха. Клубни одинаковые, только вкус разный. Друзья что-то перепутали.
КАРТОШКА
Молодая советская семья в период застоя решила завести себе огород, чтобы иметь для пропитания свою картошку. С картошкой надо обращаться почтительно, хотя бы из уважения к её мундиру. Картошка – второй хлеб. На государство рабочих и крестьян надеяться не стоит, у него только по радио каждый год урожаи выше прошлогоднего, и убрали в этом году с полей всё раньше, чем в прошлом, а придёшь в овощной магазин, – пахнет кислой капустой и гнилой картошкой. Купишь килограмм, еле на суп хватит, остальное – в отходы. «Своё – есть своё, – решил глава семьи. – Огород непременно нужен, да и денежки освободятся для других дел».
Землю он присмотрел в лесу, под высоковольтной линией электропередач, которую недавно провели возле их посёлка. Лес там вырубили широкой просекой, и многие уже огородили свои земельные участки. Молодой человек тоже три дня городил свой огород. Сначала вечером свалил в лесу, чтоб незаметно было, несколько деревьев под столбы, потом прочесал лес и притащил сухостой – длинные заборные жерди. Затем срубил с поваленных деревьев все ветки и распилил стволы под столбы. Затем выкопал глубокие ямы, закопал столбы и прибил к ним поперечины из жердей. Участок был большой, а забор оказался похожим на соседские заборы.
Теперь он взялся перекапывать землю. Семь потов сошло, а работы не видать. Корни выкорчёвывались с трудом, камни не давали лопате вонзиться в землю, мох и дёрн лишили его сил. На соседнем участке цыган на лошади пахал землю. Молодой семьянин, весь измучавшись, пошёл к нему с просьбой вспахать и его участок. Цыган согласился – десять рублей ему и буханку хлеба для лошади. Молодой человек почесал затылок, но делать нечего – согласился.
Рубль в час был крупный заработок даже на шабашках. Его зарплата была шестьдесят восемь копеек в час, умножим на восемь рабочих часов, получается его дневной заработок государству обходится в 5 рублей 44 копейки, а цыган за час червонец хочет, но самому копать вручную всю неделю совсем не хотелось. Дорогая картошка получается, – подумал он. Если купить у частника, то ведро картошки стоит один рубль. Семь вёдер – мешок. На зиму семь мешков хватит, значит – полтора мешка он уже отдал цыгану. Ну и ладно, другого выхода нет.
Цыган вспахал хорошо, глубоко и быстро. Лошадь вспотела на целинной земле. Тут подошли ещё соседи по огородам и увели цыгана к себе. Молодой человек походил по пахоте, повыкидывал камни из земли за забор и решил, что надо бы удобрить землю навозом.
На другой день он приехал в ближайший совхоз и, еле уговорив начальство, выписал машину навоза, заплатив ещё червонец. Потом пришлось заплатить в бухгалтерии за самосвал и за погрузку экскаватором. В общей сложности – ещё червонец. И так выходит, что пол-урожая он уже израсходовал, не беря в руки саму картошку. А вдруг неурожай?
Шофёр указанного в квитанции самосвала лишь посмеялся, увидав бухгалтерский квиток.
– Бутылка! – сказал он. – Повезу. А нет, – засунь эту бумажку себе в одно место.
Пришлось дать на бутылку, поехали на погрузку. Экскаваторщик ответил так же, как и шофёр. Ещё одна пятёрка перекочевала из кошелька семьянина в карман механизатора. Зато загрузил он намного больше, чем стояло в квитанции. Самосвал, кряхтя и поскрипывая, еле дотащил до огорода свой тяжёлый груз, высыпал на огород аккуратно кучками по всей его территории, и, разгрузившись, шофёр, довольный калымом, уехал. Молодой человек взял вилы и раскидал навоз по всей земле. Ещё одни день подошёл к концу. Ещё два дня, экономя деньги, перекапывал он землю с навозом вручную штыковой лопатой.
Купив семенную картошку, он ещё понёс ощутимые затраты – уже почти 60 рублей в минусе. Позвал на посадку друзей товарищей, но надо и хороший обед приготовить, с бутылочкой, вот и набрались все 70 рублей. Если будет хороший урожай, то выйдет по нулям. А сколько еще предстоит забот!
Надо два раза окучивать, охранять, чтобы не украли, а потом убрать урожай. Осенью опять придётся кого-то приглашать, да заплатить шоферу, чтоб картошку привёзли домой. Потом надо её просушить, рассортировать на крупную, мелкую и семенную. Затем всё это надо сохранить в погребе, чтоб не замёрзла, не проросла, не сгнила, и чтобы хватило до весны и на посадку, и на корм свинье, и семье. Доходы с минусом, работы – с плюсом. Недаром у стариков руки как грабли, спина как у верблюда и лицо, как гармошка, всё в морщинах.
«Не понимаю, – думал молодой человек, – как крестьяне до революции жили бедно, если им на завод идти не надо было, а целый день они могли посвятить своей земле. Им не надо было трудиться весь день на производстве, а после трудового дня ещё работать на даче и на огороде, чтобы были для себя в погребе продовольственные запасы, чтобы было что поесть. Зачем они революцию сотворили, чтобы иметь двойную трудовую нагрузку и плюс моральный пресс на мозги от государства? Вот наши немцы-колонисты в России при тех же условиях были самыми зажиточными и культурными крестьянами на земле, но поумирали все в нищете и от голода. Картофельные очистки были для них царской пищей, а теперь о пище всерьёз никто не задумывается. Всё есть».
Так думал и вспоминал молодой человек, став пожилым, держа в руках аккуратную сеточку чистой, крупной и круглой, как яблочки, картошки в недорогом немецком магазине «ALDI»
ГОСТИ
Иногда гость, словно в горле кость.
Нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь. Гости нагрянули совсем некстати. Хозяевам пришлось перечеркнуть все свои планы, свернуть начатую работу и исполнить вековой закон гостеприимства. Хозяева наскоро помылись, переоделись, хозяйка исчезла на кухне, хозяин стал развлекать гостей и проводить дипломатический приём.
Гости, не заметив своего беспардонного варварского вторжения, без всяких комплексов перешли к общению в одностороннем порядке, проявив при этом всё своё неукротимое красноречие и широкий кругозор – показатель большого запаса свободного времени, проведённого перед голубым экраном. Их личный взгляд на события и окружающие вещи изумил хозяина, но, как хорошо воспитанный человек, он не стал вдаваться в детали и спорные обороты. Хозяин еле успевал кивать в знак внимания. Работая с утра до вечера, он отстал в развитии от ничего не делающих гостей.
Пришла хозяйка, накрыла стол. Гость сразу взял на себя активную роль говорливого тамады. За столом просидели долго. Давно уже всё съели и выпили. Чай остыл, торты осели, а разговор продолжался в виде нескончаемого монолога со стороны гостей. Гости скакали по темам, как горные козлы по скалистым кручам.
Хозяева всем своим видом давно уже показывали полное безразличие к поступающей информации и даже к присутствующим гостям. Они игнорировали вопросы, показательно зевали, выразительно переглядывались и поглядывали на часы, давая понять, что пора бы, господа, и честь знать. Гость должен вести себя так, чтобы и хозяин чувствовал себя как дома, нельзя же путать выдержку с гостеприимством! Но гости часов не наблюдали и давили на уши на полную катушку.
Полночь давно ушла в прошлое. Хозяева, обессилев, клевали носами, а гости, как сороки на ярмарке, трещали дальше.
ВСЁ
Моисей сказал, что всё от Бога, а царь Соломон, – что всё от ума.
Христос учил, что всё от сердца.
Карл Маркс в «Капитале» вывел истину: всё от живота.
Зигмунд Фрейд утверждал, что всё от секса.
Альберт Эйнштейн вдумчиво сомневался, говоря, что всё относительно.
Депутат Балтики повторял: всё остаётся людям!
Люди говорят: бери всё от жизни. Всё приходяще, всё течёт, всё изменяется.
Ленин призывал: «Всё лучшее – детям».
КПСС полагало, что всё на благо человека, всё во имя человека.
Всё в наших руках. Всё в нашей власти. Всё будет хорошо!
Всё ерунда. Всё уже сказано. Всё зло от женщин! Всё из-за денег.
Всё из-за жадности. Всё от нервов.
Всё дело в шляпе, и всё ещё впереди.
Всё!
СЧАСТЛИВОЕ МГНОВЕНИЕ
Жизнь дарит человеку всегда счастливое мгновение, а секрет счастливого человека в том, чтобы это мгновение многократно повторить. Праздник для этого – лучший повод!
– Как обрадуются девчонки, когда будут получать подарки! – Сергей представил радостные лица дочерей в весёлое Рождество.
Что купить, он знал. Но охота было бы солидно, чтобы радость вызвало настоящую. Подарки всегда делятся на две категории: те, которые не нравятся, и те, которых мы ещё не получили.
«Купить косметику – взрослые уже дети, или парфюм? Хорошие духи! Вот где не ошибусь», – решил Серёга.
Пришёл он в духовой магазин, а там бутылочек, – как в аптеке. Красивые, цветные, кручённые, вдоль стен на полочках рядами стоят, – глаза разбегаются. Всмотрелся. Всё нравится! Посмотрел на цены – ничего не нравится. Трудно определиться, чтоб одно соответствовало другому. Внешность и содержание. Почесал за ухом Сергей. Подошёл к продавщице и говорит:
– Мне бы два самых лучших флакончика с этикеткой и чтоб солидно!
Продавщица молоденькая, красивая, одета ничего, ножки-пёрышки, вспорхнула птичкой. Флакончиком на бумажку пшикнула и уже Сергею под нос суёт.
Он нюхнул, запах сладенький, еле-еле душа в теле. Честно говоря, Сергей только ацетон от бензина уверенно отличал. Ну, ещё тройной после бритья тоже. А тут аромат комариный. Не поймёшь.
– Ну, как? – спрашивает продавщица и в глаза нежно заглядывает.
Сергей пожал плечами. Умно поднял брови. Потом сморщил нос. Она всё поняла. Исчезла. Пшикнула на другую бумажку и опять под нос.
Сергей опять затянулся. Замотал головой. После третьей бумажки нос отказался от своих функций, нюх потерялся. Ну ладно, раз на нюх не взять, возьмём на глаз. Мужчины любят глазами, и он выбрал самый красивый в магазине флакончик – синенький, с блестящей цепочкой и сверкающими камешками на горлышке.
– Дайте эту бутылочку, пожалуйста! – сказал Сергей.
Принесли флакончик, пшикнули. Принюхался, память встрепенулась! Аукнулась! Запах родной, знакомый издалека, из чистого детства. Напрягся весь, точно! Мылом пахнет, вкусно! А может парикмахерской? Что-то из той оперы. Этикетка смотрится, высший класс.
«Так! Одной дочке подарок есть, теперь другой подыщем», – подумал Серёга и скрупулезно перенюхал всё.
Всё не то! Продавщицу загонял, очередь создал, результата нет. Возникла идея взять обоим одинаковое: спорить не будут и обижаться не на что. «На маленьких подарках держится внимание, на больших – любовь», – решил Серёга и пошёл в кассу.
– Как хоть парфюм называется? – спросил он.
– «Glow». Made in France! – ответила гордо продавщица, красиво заворачивая подарки, и назвала цену. Серёгу передёрнуло, но он устоял. Подарки получать приятно, но всё же, что там говорить, куда приятнее дарить!
ВОСЬМОЕ МАРТА
Любви все женщины достойны.
В Союзе был прекрасный праздник. Международный женский день. Репетицию к празднику начинали седьмого. Предпраздничный рабочий день по закону был на час короче. С утра нарядные женщины с пухлыми котомками вливались в услужливый трудовой коллектив. Работа негласно отходила на второй план, на первом плане – женщины! Мужчины, скинувшись накануне по трояку, тайком комплектовали северные букеты, купленные у цыган, – крашенную цветной тушью засушенную траву кровохлёбку. Администрация готовила праздничный приказ, подписывала почётные грамоты, и клали в конверты денежные вознаграждения. В профкоме готовили торжественную речь профсоюзного собрания, специально посвящённую Международному женскому дню 8 Марта.
Праздничный дух от вкусных угощений всюду настигал конторских служащих. Война полов прекращалась, а суетливая беготня мужчин и женщин по коридору поднимала настроение. Все женщины пришли нарядно одетые, с модными причёсками, лица тщательно разукрашены импортной косметикой, на груди – украшения. Как трудно было в этот день оторвать глаз от декольте и посмотреть счастливице в глаза! Каждая женщина – красавица из тайной мужской ночной сказки. Счастливая суета длилась до обеда. К обеду в бухгалтерии накрывали нелегально стол, от которого дух захватывало. Растроганные румяные женщины персонально на ушко приглашали своё непосредственное начальство к праздничному столу.
За столом все мужики – братья, но им непременно нужны ласковые сёстры милосердия. Все кавалеры становились джентльменами, женщины – добрыми волшебницами. На всякий пожарный случай выставили дозорных, вдруг нагрянет начальство вышестоящего управления.
Из тайника появлялась припрятанная бутылочка. Негромко звучали праздничные тосты: «За милых дам!», «За наших женщин!» Громко хрустели огурцы. Брызгали соком консервированные помидорчики, и в компании появлялся первый весёлый хохотунчик. Из рук в руки передавалась повторная рюмочная эстафета, и потекли милые застольные беседы, заумные разговоры. Обед с прицепом пролетел, как песок сквозь пальцы.
В 14 часов торжественное собрание. Весь трудовой коллектив собрался в актовом зале. Председатель профкома в приподнятом настроении провёл положенную заставочку. Кто за? Против? Единогласно! Слово предоставляется докладчику.
Докладчик ласково заглянул в глаза каждой героине дня и зачитал приятные слова приказа. Всем персонально пожал ручку и вручил кому ценный подарок, кому почётную грамоту, кому денежную премию, кому просто благодарность с обязательным занесением в трудовую книжку. Ни одна золушка не осталась без внимания. Мужчинам после собрания велено вернуться на свои рабочие места, женщины в честь праздника могут идти домой, – неофициально разрешило начальство. Семейные пошли по магазинам, надеясь, что к празднику появятся на прилавках дефицитные товары. Оставшиеся на рабочих местах мужчины смаковали завтрашний день и звонили, поздравляя знакомых и незнакомых лиц женского пола, всех коллег и родственников. Никто не докапывался до истинной причины праздника, просто почитали прекрасный противоположный пол. Всенародно любили простую советскую женщину.
Праздничное утро в семье начиналось с мужского дежурства на кухне и подачи завтрака в постель любимой. Целый год необоснованного равнодушия требовал обильной компенсации. Каждый мужчина в этот день старался показать свою любовь, и площадь женщины измерялась поцелуями. Без любви человек – как покойник в отпуске. Любовь является гарантом непрерывной жизни на земле, а женщина – основа рода. Нельзя того, кто создал человека, называть просто человеком, это для вновь созданного – мать Божественной любви. Первое назначение женщины – быть матерью. Женщины в душе не могут без любви, ведь без любви планета вымирает. Засыпав любимую поцелуями, мужья движениями фокусника извлекали заранее заготовленный подарок. Счастливая супруга чувствовала себя, наконец-то, счастливой женщиной. Любовь наполняла её в этот день отовсюду. Радио, газеты, телевидение, мужчины, муж, дети отдавали должное матери, сестре, жене, дочери. Долг каждого мужчины в этот день – восхищаться женщиной, воздать ей должное. Она – достойна! Весь год, всю жизнь она заботится о своих близких. Варит, стирает, готовит, убирает, и служба эта незаметная, но трудная, не всякому мужчине по плечу. Бог сотворил последней женщину. Она – совершенное его творение. Нет в мире лучше красоты, чем дева зрелой наготы. Женщина, как весна, делает ночи короче, а жизнь – светлее и слаще, два тела – одна душа, счастье!
О! Если б жёны умели любить мужей как матери!
На улице 8 Марта жила наша тётя Марта, она всегда 8 Марта пекла нам мартовский пирог. Вот и день наступил, и гости навалились на праздничный пирог. Смех, шутки, ароматные запахи нежных духов, шикарные причёски, шелест платьев, весёлое застолье, верные друзья бурной молодости. Весь вечер – «Белый танец». За столом общество разделили по интересам. Женщины – поют, мужчины – поддают и спорят до хрипоты о женском хоккее. Стемнело, будничные заботы влились в остаток праздника, и дамы убирают со стола. Так женщинам и не хватило сил остаться слабым полом. Одевшись, жёны бережно ведут домой покачивающихся от усталости мужей. Настоящему мужику всё по плечу, но лучший подарок жене на Восьмое Марта – это трезвый муж, потому что праздник ещё не кончился, и после международного женского дня всегда наступает международная женская ночь.
PS
В 1910 году на международной конференции женщин в Копенгагене бесстрашная революционерка Клара Цеткин провозгласила идею ежегодно отмечать 8 марта как день рождения женского пролетариата. В её намерения входило связать историю женского движения с библейской историей её народа, которая рассказывает об Есфири, жене персидского царя. Царица Ксеркса, Есфирь, используя к себе слепую царскую любовь, спасла евреев от истребления. Предотвращение еврейских погромов кровопролитным переворотом и истреблением своих врагов ежегодно отмечали праздником «Пурима», который выпал в том году на 8 марта, но если за основу брать не старый национальный праздник, а благородную цель возвеличить женщину, то спасибо за идею! Любви все женщины достойны.
ЛОДОЧКИ
Любовь – себя забвение!
Слушай приказ!
В ночь на 21 августа 1968 года под именем «братской помощи» осуществлён ввод советских войск в Чехословакию.
20 августа в 22 часа 15 минут в войска поступил сигнал «Влтава-666» о начале операции «Дунай». Начало операции было назначено на 21 августа 01:00.
Ввод войск осуществлялся в 18 местах с территории ГДР, ПНР, СССР и ВНР. В течение 21 августа 24 дивизии стран Варшавского Договора заняли основные объекты на территории Чехословакии. В Прагу вступили части 20-й Гвардейской армии из Группы советских войск в Германии.
В операции было задействовано более 2 тысяч танков и 240 тысяч солдат, в том числе 170 тысяч советских.
В 2 часа ночи 21 августа на аэродроме «Рузине» в Праге высадились части 7-й воздушно-десантной дивизии. Они блокировали основные объекты аэродрома, куда стали приземляться советские самолёты АН-12 с десантом и боевой техникой.
Нашему учебному полку Военно-воздушных сил, отдельной воздушной гвардейской армии приказано быть в полной боевой готовности. «Курсантам ложиться спать в одежде, с боевым оружием, сняв только сапоги, портянки и ремень. Всем ясно?»
– Полк, ррравняйсь! Cмирно! Разойдись! – громко гаркнул пожилой полковник.
Постриженные новобранцы с причёсочкой под ноль рассыпались на плацу, как горох. Уставшие солдаты бросились к подходившему почтальону, лишь Иван испуганно топтался на одном месте в своих тяжёлых, солдатских, кирзовых сапогах и мысленно молился Богу, чтоб и его не обошла почта: любовь и счастливая военная судьба.
– А ты что стоишь? Пляши! Тебе сразу два письма! – сказал военный почтальон и поднял высоко над головой конверты.
Иван ловко вырвал их. Тонкое – от матери, толстое – от Лизы.
Лиза! Удивительное имя ЛИЗА! Оно поётся, рифмуется, звучит, смеётся!!! От него – праздник по всей земле: марши играют на небесах и салют гремит в самом сердце! Улыбка у неё, как у Моно Лизы – обворожительная, таинственная и загадочная. Лиза – значит клятва перед Богом! Клятва любви и символ преданности. Елизавета – это королева! Элизабет – поэзия! Лизунчик – девушка конфетка!
А какие у неё глаза! – зелёные, как светофор, как знамя любви бурной весной в каждом листике. Язык может скрыть истину, глаза – никогда! Её взгляд, как рентгеновский аппарат, обжигает сердце, кажется, она видит насквозь, читает мысли. Лиза – необыкновенная, удивительная девушка. Такой больше на свете нет. А какая она красивая! Кудрявая коса, шикарная причёска, нос, слегка с горбинкой, выдаёт гордую особенность. Профиль греческий, правильные черты лица. Глаз не оторвать, какое чудо! А брови, ушки, щёки – так и хочется коснуться губами ангела, аж дрожь по телу. А сладкозвучный голосок воркующей голубки! В её фигуре нет изъяна. Грудь, талия, ножки, – фантастические! Они запоминаются раз и навсегда, и забыть её невозможно, и жить без неё – смысла нет!
ЛИЗА! Это…
Просто не хватает слов, а чувств – тем более. Чувства эти клокотали, бурлили, нагромождались, как весенний ледоход, призывали к действию. Божественная сладость любви наполняла его как пустой сосуд.
Иван влюбился с первого взгляда, но он даже не догадывался об этом, просто в душе не было места для самого себя, там все закоулки, мысли, желания занимала Лиза. «Вот это девушка!» – восхищённо думал Иван, держа в руках квитанцию с её домашним адресом. Он глядел в окно из своей поселковой фотографии и провожал взглядом удаляющуюся грациозно-хрупкую фигурку необыкновенной клиентки.
Скучная провинциальная жизнь молодого фотографа раньше не отличалась разнообразностью. Вчерашний школьник, увлечённый фотохудожник, он очень любил жизнь, людей и своё дело. Романтик в душе, он мечтал о чём-то большом и важном. Надо сделать в жизни что-то такое, от чего задохнётся земной шар, задохнётся от восторга, счастья и благодарности. Для этого стоит жить!
А у него пока были только яркие мечты и серые будни. Надо давать план, печатать фотографии, искать клиентов, повышать мастерство. Хорошо, что он уходит в армию, повестка на руках, медкомиссию прошёл на отлично. Время – мирное, войны нет. После армии начнётся новая жизнь, с большим, светлым, социалистическим будущим. Так думал он ещё час назад, пока не увидел Лизу. А сейчас…
Лиза! Лиза! Дождётся ли она его из армии? Будет ли боевой и верной подругой, нежной матерью?
Мысли летали уже на много, много лет впереди, далеко после демобилизации.
Какая девушка! Какая девушка! Он хотел бежать следом, нести её на руках, но боялся спугнуть сказочную жар-птицу.
Иван побежал в фотолабораторию проявить фотоплёнку, чтобы быстрей напечатать фотографии и встретиться с ней взглядом хотя бы на глянцевой фотобумаге. Иван фотографировал её специально несколько раз, подыскивая лучший ракурс. Накрыв голову большим чёрным покрывалом, он передвигал тяжёлую треногу с аппаратом по всей фотостудии, направлял яркий свет мощных солиуксов на девичьё лицо, скрупулёзно рассматривал сквозь объектив красивые коленки, бюст, руки и любимое лицо, боясь встретиться взглядом, от которого его било током. Всё в ней было прекрасно: и душа, и тело, и платьице в горошек. Только туфли были старенькие, стоптанные, не модные, наверно – материнские.
Неожиданно для самого себя он увидел её на балу в прекрасных туфельках, в белом подвенечном платье с длинной шёлковой фатой. Лиза была изумительно счастливая и необыкновенно красивая. Зал с завистливым недоумением наблюдал за её полётом. Иван нежно касался её кончиками пальцев, и они кружились в танце под прекрасную музыку венского вальса. Всё было так реально, что он зажмурился под покрывалом, и из мира прекрасных грёз вернулся в маленькую поселковую фотографию, которая была в его серой жизни и находилась на самой окраине забытого таёжного посёлка.
Он сфотографировал её не во весь рост, а сделал фотопортрет. Фотографии вышли чудесные, он нутром чувствовал, что на любом фотоконкурсе они непременно затмят все остальные. Он не мог от фотографии оторвать взгляда и боялся тихонько помешаться разумом. Он задыхался и волновался, его бил озноб и кидало в жар.
Прошло всего несколько часов, как она ушла, а он уже умирает от тоски и печали. Иван развернул фотоувеличитель и спроектировал портрет Лизы на полу размером с развёрнутую газету «Правда». Ему хотелось сделать Лизе что-то необыкновенно приятное, и он решил напечатать для витрины её большой фотопортрет. Такой, какие висят в фойе кинотеатров, прославляя заслуженных и любимых киноартистов и актрис.
Всю ночь Иван провёл в фотолаборатории, он приготовил новый проявитель и фиксаж, сушил и ретушировал негативы, при красном свете печатал, глянцевал, сушил, раскрашивал и обрезал фотографии. Настроение было беспокойно праздничное. Сна не было, Иван оделся и ушёл.
Он вернулся к открытию фотосалона, когда началась сильная гроза. Мощный ливень смыл пыль с домов, выкупал цветы, деревья во дворе, насытил озоном таёжный воздух, и неожиданно, как озорник, умчался в лес, оставив над посёлком яркую дугу.
Иван открыл окно и радостно расхохотался – то ли громкому пению птичьего хора, то ли свежему весеннему воздуху, то ли фотопортрету красавицы, которая вошла в его жизнь в стареньких туфельках.
В приёмной перед зеркалом уже вертелись влюбленные школьницы-клиентки. На стене, на самом видном месте, в красивой раме под стеклом висел огромный девичий портрет. В это время открылась дверь и вошла Лиза за фотографиями. Школьницы, сравнив сходство фотопортрета с вошедшей, изумлённо застыли как в игре «Замри». Лиза тоже.
Между ней и фотографом возникла какая-то тонкая, как паутинка, благодарная и невидимая связь. Она внезапно покраснела, глаза её увеличились и заблестели, ноздри расправили свои крылья. Она, окаменев, застыла.
Иван вышел из лаборатории с красивой коробкой в руках, на которой лежали её фотографии. Он несмело пригласил Лизу в фотостудию и закрыл за собой дверь.
Страшно волнуясь, Иван передал ей чудесные фотографии изумительного портрета, не взяв ни копейки. Что план горит, его не волновало. Он сам горел в своих прелестных чувствах, в своей нежной первой любви. Не смея смотреть на Лизу, он сказал, что его забирают в армию, и вчера специально пешком по лугам он ходил в соседнее село Алёшино, к своему лучшему другу, у которого мать работала в магазине. По большому блату, на всю выручку купил мечту всех девушек и очень хочет от всего сердца подарить эту покупку Лизе! Подарить просто так! Как будто бы сегодня – Восьмое Марта! Международный женский день!
Лиза загипнотизировано приняла дар и новыми глазами зачарованно глянула на Ивана. Его бил озноб, который, как заразная болезнь, перешёл на Лизу. Уши обоих пылали ярким пламенем.
Она приподняла крышку. В коробке лежали новенькие, беленькие, великолепные, импортные лодочки. Лакированные туфли невесты – именно её размера.
Была весна, и пели птицы, ярко зеленели деревья. Будущее, как бездонное небо, было высоким и торжественным. Двое с нежностью смотрели друг другу в глаза. Любопытный ветерок залетел в салон и запутался в шторах, расшевелил оконную раму, отражённая от стекла радуга спрыгнула в салон, разноцветными бликами пробежалась по их лицам, заглянула в коробку, и туфельки, как в волшебной сказке, как бы ожили, заплясали, стали переливаться всеми цветами радуги, обещая счастливое будущее.
В одно мгновение взлетели вверх пушистые девичьи ресницы, и в зелённых молодых глазах вспыхнул огонёк. Иван увидел в них всё: удивление, восхищение, благодарность, преданность, надежду. Она стояла перед ним растерянная и потрясённая от этой прекрасной неожиданности, а Иван, густо покраснев и почти не дыша, спросил чуть слышно, заикаясь.
– Ммможно я тебе из ааармии писать буду?
ВЕРОНИКА
Пастор поднял с колен плачущую девчушку.
– Как зовут тебя, сестра? – спросил он.
– Вероника, – размазывая слёзы по щекам, ответила девушка.
– Ты в первый раз у нас в церкви?
– Да. Раньше я бывала с бабушкой в русской церкви, но бабушка давно умерла.
– Что привело тебя сюда? Откройся!
– Я за маму молилась. И я не знаю, как мне быть, – доверчиво отозвалась юная душа.
– Рассказывай! Не стесняйся, здесь все свои. Все братья и сестры. Одна семья! – подбодрил пастор и отдал ей микрофон.
– Я – Вероника! Мне 21 год. Я русская. Нас с братом мама привезла в Германию, когда мне было двенадцать лет. Наша мама вышла замуж за местного немца, и вскоре у них здесь родился сын. Мама с мужем часто ссорилась, потом беспробудно пила и в доме ничего не делала.
Варить, стирать, гладить, убирать – всё было на мне. Я умею хорошо шить, но в 18 лет мама выгнала меня из дому. Мне знакомые помогли снять комнатку, и я живу на социальную помощь. Учусь в школе, заканчиваю абитур, хочу стать дизайнером моды. Я шью для своих подруг. Вскоре после моего ухода отчим развёлся с матерью, и она, оставив на него своих детей, ночью тайком уехала в Россию. Отчим взял своего сына и моего брата, уехал, не сказав куда. С его родственниками я не имею связи. С нашими родственниками в России я не поддерживаю связи, потому что и они пьют. Мама звонит два-три раза в год, но не говорит, где находится. От кого-то я узнала, что она находится на лечении в психиатрии. Я за маму молилась! И я не знаю, как мне быть. Дело в том, что у меня кончается виза, и я обратилась к немецкому правительству, чтобы мне выдали немецкое гражданство. Русский язык я уже не знаю, говорить и писать на нём не умею. Мне обещали, что я получу немецкое гражданство, но только тогда, когда освобожусь от русского. Я написала обо всём в Российское посольство и получила анкету, на которую подробно ответила. Потом мне сообщили, чтобы я приехала для снятия с гражданства, которое будет стоить 450 э. Каждая справка, которую я должна буду предоставить, стоит тоже примерно по 15 э. А их собрать надо много, и ещё они написали, что, возможно, придётся платить ещё больше. В общем, в посольстве равнодушно предупредили, чтобы я рассчитывала минимум на 1000 э. Такую сумму я не могу собрать. И я не знаю, как мне быть? Может, Бог поможет мне в моей проблеме? – сказала Вероника, утирая обильные слёзы.
ЛАНЗИБЕН
Старый Ланзибен – хитрый лис, ему за семьдесят, он весь седой, но шустрый и подвижный, косил на один глаз, причём сильно. В церковь не ходил, но фарисейничал. Его сожительница, госпожа Бонн – красивая, эффектная женщина, лет сорока восьми, живёт за его счёт, и живёт неплохо, хотя прав никаких не имеет, даже карманных денег.
Фирму «Ланзибен» он организовал сразу после войны, а теперь дед крутой, скромный и богатый. Торгует подержанными грузовиками, рефрижераторами, молокособирательными машинами и молоковозами. Его знают в своих молочных кругах по всей Европе, и он всех знает и использует в своих коммерческих интересах. Закажи ему молоковоз, любой. Он обзвонит пол-Европы, найдёт, собьёт цену, купит и перепродаст вам с выгодой себе, но клиент этого не знает, и будет доволен и ценой, и покупкой. Такой талант «купи, продай» накоплен у него годами, огромным опытом и огромными связями.
А начинал он мальчишкой в конце войны. Нанял ребят, и они стаскивали ему во двор крестьянской усадьбы брошенную и подбитую военную технику и всякую другую механизацию. Механики собирали из двух-трех машин одну. Он успешно продавал, платил зарплату работникам, а навар пускал в оборот, и деньги завертелись, наматываясь на себя как снежный ком.
Нынче у него всё есть: толстый «Мерседес», толстая чековая книжка, две огромные, забитые техникой автостоянки, бюро, жильё, восемь послушных сыновей, ожидающих своё наследство, и он, полный здоровья и оптимизма хозяин и король.
Только один сын, который не захотел работать в его фирме, вызывал у него недовольство и удовольствие одновременно. Сын работал начальником отдела в крупном банке и имел зарплату, какую даже отец не смог бы ему платить. У банкира был свой дом, и ещё он построил несколько больших жилых домов, которые заселил квартирантами и получал дополнительно хорошие деньги, особо не утруждаясь.
Ланзибен – полная противоположность новым русским, с растопыренными пальцами, золотой цепью и крестом на неверующей шее, постоянно выпячивающим свой статус. Старичок скромный, ничем не выделяющийся в толпе, бодрый, сочувствующий, пока имеет в этом свой интерес или потребность.
Когда в городе появились первые переселенцы, он сразу приехал в их лагерь. Привёз разные подарки – кофе, торжественный набор вина, сувениры всякие, а сам хитрым взглядом высматривал себе толковых мужиков. Всех расспрашивал, кто с каких мест приехал, есть ли там молочная промышленность и потребность в молоковозах и вообще в западных автомобилях, и, самое главное, есть ли в России деньги, чтобы можно было что-нибудь туда продать.
Роланда он облюбовал сразу, поговорив, скрепил свой купчий интерес делом – пригласил на вечер переселенца со всей семьёй в хороший, дорогой немецкий ресторан. Только что приехавшие из СССР бывшие советские люди ходили по Германии, с квадратными глазами, удивляясь немецкому изобилию и доброте местных немцев.
Вечером Ланзибен подъехал на крутом «Мерседесе» и под удивлённые взгляды всего лагеря увёз Роланда, его жену и дочерей в старинный замок, оборудованный под шикарный ресторан. В древних залах стояли настоящие рыцари. Под потолком висели копья, косы, хомуты. Люди сидели за средневековыми столами, не на стульях, а на пеньках. За каждым гостем, сзади справа, стоял собственный официант и угадывал желание клиента. То вина нальёт, то тарелочку сменит, стоит только посмотреть на него, он уже, как сивка бурка, у ваших ног: «Что угодно, господин?»
Кушать вилкой и ножом, и с салфеткой вместо галстука, под внимательным взглядом прислуги было неловко, неудобно и обременительно. В меню они тоже не разбирались, и Ланзибен заказал на свой вкус, всем всё разное, чтобы можно было бы снять, как принято у немцев, друг у друга пробу и иметь сразу обширное представление о многих немецких яствах. Во время еды Ланзибен вёл себя как дома – шутил, выспрашивал, и по-отечески – насильно подарил дочкам по сто марок, жене – целую корзину, заранее приготовленных и желанных для женского сердца подарков, а Роланду дал визитку и попросил придти в бюро, разрешив оттуда бесплатно позвонить в Россию друзьям и знакомым, а заодно спросить, нет ли там желающих купить недорого б/у автомобили. Загипнотизированный добротой и вниманием Роланд, конечно, согласился. После нескольких звонков в Россию желающие нашлись, и Ланзибен сделал бизнес-вызов своим покупателям. Роланд стал как друг семьи, каждый раз уходил домой с подарками: то пачку кофе принесёт, то детям шоколадку.
Однажды старик попросил Роланда отвезти купчие бумаги в соседний городок к своему штоербератору (финансовому куратору).
– Чего вы штоербератора в своём городе не имеете? Не пришлось бы каждый раз так далеко ездить, – спросил Роланд.
– Понимаешь! Финансисты тоже люди. Соберутся в кнайпе пива попить. Все друг друга знают, ну и выболтают мою коммерческую тайну, а я могу понести убытки, не зная, откуда ветер дует. В том городе меня никто не знает, и я никого, мы друг другу неинтересны, а значит, безопасны! – ответил дед. – Бизнес надо вести по течению, а не против. Если, например, хочешь открыть свою парикмахерскую или магазин, то в первую очередь надо платить за аренду помещения – это фундамент. Если платить дяде, то будешь на него работать, надо иметь своё и платить себе. Например, дом, в котором находится бюро фирмы «Ланзибен», принадлежит частнику, Ланзибену, то есть мне. Фирма Ланзибен арендует помещение под бюро у частника Ланзибена и платит ему арендную плату. Из левого кармана деньги переходят в правый. У меня ничего нет, я беднее тебя, – расплакался дед, – машина не моя, а фирмы.
– Но за бензин вы платите из левого или из правого кармана? – спросил Роланд.
– За бензин платят мои покупатели, – уклончиво ответил дед.
Как-то проезжая по дороге, Ланзибен показал на один недостроенный частный дом у обочины и сказал: «Этот дом стоит недостроенный уже лет двадцать. Его много раз продавали и покупали, и никто не может его достроить, не то что в нём жить, потому что как только стемнеет, в нём происходит что-то непонятное. Не только в нём, но и рядом находиться страшно. Волосы дыбом стоят, сердце останавливается. Много лет прошло, а дом так и стоит недостроенный, и достроить его не могут и сломать боятся. Так и стоит, так и стоит». Помолчали, проехали.
В другой раз ему срочно понадобилась запасная часть к машине, он позвонил на базу, заказал её и просил, чтобы они срочно вызвали такси и прислали с таксистом эту запчасть. Так быстрее и дешевле, чем кого-то посылать туда и обратно ехать – бензин жечь, машину изнашивать, время терять и зарплату работнику платить.
Через некоторое время Ланзибен вместе с Роландом поехали в аэропорт встречать первых покупателей. Проходя по вокзалу, старик увидел большую группу детей из Чернобыля, прибывших в Германию на лечение. Ланзибен подошёл к кассе аэропорта, обменял банкноту в сто марок на несколько упаковок одномарочных монет и раздал детям горстями, просто так, кому сколько досталось. Совал в руки монеты ничего непонимающим девочкам и мальчикам. Некоторые отказывались, но он совал им деньги в карманы, говоря: «Тафай, Тафай! Карошо! Дрюшпа!» Дети улыбались и говорили по-русски: «Спасибо!»
Раздав все монеты, Ланзибен выбросил пустые упаковки в урну, как ни в чём не бывало подошёл к ошарашенному Роланду и сказал: «Бедные дети. Разве можно пройти мимо чужой беды? Чужого горя?»
Вот это немцы, умилённо думал Роланд, проникаясь преданностью и симпатией к неофициальному шефу. Покупателей встретили быстро, и сразу повели их в очень дорогой ресторан на вокзале, выпить и накормить гостей с дороги. Роланд еле успевал переводить и видел, как россияне, теряя бдительность, влюблялись в шефа, а шеф гарцевал, дарил припасённые заранее подарки их жёнам и детям, располагал к себе и делал сговорчивыми. Бизнес – это искусство извлекать деньги из кармана другого человека, не прибегая к насилию. Ланзибен гулял на деньги покупателей, которые были уже заложены в продажной цене, делая вид, что это его собственные деньги, и покупатели радовались его гостеприимству и щедрости, не понимая истинную картину, что гуляют на свои и угощают его, а не он их.
Через несколько дней, закончив переговоры, выбрав технику и оформив купчие и финансовые документы, гости достали из карманов длинные списки личных заказов жены, родни, друзей. Ланзибен, узнав об этом, попросил Роланда отвезти гостей на его машине в богатый немецкий магазин. Роланд повёз их в мелкооптовый магазин «Метро». Гостей запустили по специальному пропуску шефа, и они оказались в капиталистическом коммунизме. Полки, высотой с трёхэтажный дом, были забиты товаром до потолка, предназначенным для фирм общественного питания, кафе, ресторанов. Всё – большое, огромное, мелкооптовое. Если консервы – то величиной с таз, банки солёных огурцов – размером с ведро, спагетти – метровые, в мешках, головки сыра – как жигулёвское колесо. Всё огромное. Всего много.
Увидав впервые в жизни такое обилие нужного товара, гости лишились дара речи и чуть не тронулись умом, а один из них присел на корточки, схватился за голову и во всё горло на весь магазин истерично закричал-заплакал:
– Ой-ёй-ёй-ёй-ёй! Ой-ёй-ёй-ёй-ёй! Ой-ёй-ёй-ёй-ёй! У-у-у!
Немцы-покупатели удивлённо смотрели на него, ничего не понимая, а у гостя случилась почти нервная истерика. Роланд больно стукнул его в плечо и пристыдил:
– Вы чего? Люди ж смотрят! Стыдно же?
Гость очнулся и, стыдливо озираясь, как побитая собака, поплёлся за Роландом. Выполнив все заказы, Роланд отвёз ошарашенных, благодарных и усталых гостей в их отель. После шока говорить они могли заикаясь и только восклицательными междометиями: О! У! АХ! ОХ!
Вечером, за ужином в ресторане отеля, Ланзибен, выпив пива, с удовольствием разоткровенничался и вспомнил прошлое:
– Как-то после войны я ужинал в этом ресторане, и мы тогда здорово набрались. Утром просыпаюсь в номере, голова трещит, спустился на завтрак, а официант спрашивает: «Что с вашей коровой делать? Будет ли она тоже завтракать, и если будет, то что?» «С какой коровой? – спрашиваю. – Я приехал машины покупать, бывшие в употреблении». «Так вы вчера вместо машины корову купили. Они в наших местах вместо лошадей телеги таскают, а значит, тоже относятся к транспортному средству».
Выхожу на улицу, точно, корова привязана к перилам крыльца. На кой ляд мне корова нужна? Вчера по-пьянке, значит, Бауэра (крестьяне) уговорили купить. Пришлось срочно тех ребят искать и за полцены им назад корову продать. С убытком мне обошлись те покупки. А сколько подобных случаев мог бы я ещё вспомнить и рассказать. Хорошее было время! Молодое!
Ланзибен встал, попрощался, пожелал всем спокойной ночи и с утра доброго пути. Роланда позвал за собой и, втихаря, рассчитался по-чёрному. Переселенец был наивный, тогда ещё не знал, что такое провизион, и не догадывался, сколько стоит работа менеджера, он был рад, что бескорыстно помог людям: одним – купить, другим – продать. Доброе дело – сердце радует.
Сарафанное радио сработало, и восточные покупатели из бывшего СССР зачастили в Германию, на фирму Ланзибена, протоптав туда широкую дорогу. Всё покатилось по широкому пути, и Ланзибен вскоре отказался от услуг Роланда, перестав его приглашать, замечать, здороваться. Ланзибенское колесо удачи уверенно накручивало на себя хорошие восточноевропейские доходы.
КРУГОВОРОТ
Немцы весь год упорно работают и копят деньги, для того чтобы съездить в отпуск, восстановить силы и поправить своё здоровье. Летом они едут к морю, к солнцу, к теплу – в Турцию. Там за две недели оставляют свои деньги и возвращаются в Германию, чтоб снова весь год упорно работать и копить деньги на отпуск.
Турки полученные деньги везут в Германию, покупают там жильё, дома, квартиры – в которых живут немцы, фирмы – где они работают. Всё крутится точно так же, только недвижимость принадлежит уже другим. Немцы в Германии платят туркам квартплату и просятся к ним на работу. Деньги могут делать всё. Турки являются хозяевами, становятся на ноги, ездят на толстых «Мерседесах», строят минареты, пробиваются к власти. Они тихо внедряются в Европу.
Немцы суетятся в своих проблемах и как будто ничего не замечают. Политики играют в свободу, в демократию, затягивают государство в зависимость, в современный экономически-рабовладельческий строй. Церкви молчат, а в душе немцев давно коптят и гаснут свечи.
Мой дядя, царство ему небесное, говорил так: «Я их очень уважаю, когда они у меня в гостях, но если гости начинают хозяйничать, устанавливать свои порядки, хотят завладеть моим домом и диктуют условия, мне ничего не остается, как вступить в борьбу и отстаивать свои интересы!
КАК ХОРОШО…
Разговор незаметно перешёл на больную тему. Он жаловался, что потерял супругу, а она радовалась, что ушла от мужа. Муж был талантлив – музыкант от Бога и организатор от КПСС.
– Все его любили и уважали за власть и характер, но, когда в три часа ночи он заползал в дом, я его ненавидела. Утром на работу, а он опять будет устраивать концерт – мы расстались. Одна выкормила и выучила детей, у обоих высшее образование, а когда дети поженились и на хорошую должность сели, меня смыло в Германию.
Сразу отказалась от гражданства, поверила в то, о чём дед рассказывал. Потом огляделась. Городская в деревне. Трудяга без работы. Никому я тут не нужна. По вечерам хочется на луну выть.
Вчера дети звонили, зажгли оптимизмом. Сыну дали полковника – три большие звезды. Всё шумно отпраздновали в ресторане. Дочка стала зав отделом в банке, купила шикарную квартиру, а что бы они здесь делали? На конвейере стояли или пуцали у местных бабок? Как хорошо, что я не взяла их с собой. Как хорошо!
ЛИСТЬЯ
Старые, жёлтые, увядшие листья, разочаровавшись во всем, покинули дерево и превратились в прах. Оголённый ствол и его преданные ветки убеждённо выдержали время осенних дождей, кризис холодной зимы, пережили время декабрьских морозов и февральских метелей. Появилось солнце. Стало тепло. Пришла весна, и юные липкие зелённые листья послушно облепили дерево. Бульвары, парки, леса раскрасило время в нежный весенний цвет. Новое поколение, новые листья жаждут новой жизни, но, оглядываясь назад, каждый хочет знать своё прошлое! Национальный ствол устойчив в истории. Жизнь продолжается со смыслом!
ЧУТЬ-ЧУТЬ
«Голодная зима в России» – так назывался западный гуманитарный христианский проект периода активной перестройки. Для нуждающихся русских в немецких церквях прихожане собирали вскладчину деньги. Люди покупали продукты, паковали посылки. Студенты в каникулы сопровождали конвой. Рабочие брали отпуска и садились за баранку грузовиков, конвой гуманитарной помощи уходил на восток – помочь братьям по вере. По дороге немцы учили у переводчика русский язык по ускоренной программе. Приехав в Россию, к общему удивлению немцы-активисты общались очень удачно. Приехавших на место, их, как правило, окружали собравшиеся любопытные люди. Что бы их ни спрашивали немцы, зная по-русски только одну фразу, всегда попадали в точку.
– Вы понимаете по-русски? – спрашивали немцев русские.
– Чуть-чуть! – отвечали те.
– Небось, устали с дороги?
– Чуть-чуть! – кивали головой немцы.
– А что вы кашляете? Простыли?
– Чуть-чуть! – вздыхали путешественники.
– У нас холодно! Замерзли небось?
– Чуть-чуть! – ёжились немцы.
– Скучаете по дому?
– Чуть-чуть! – грустно отвечали те.
– Вы уже видели наш город? – не отставали хозяева.
– Чуть-чуть! – улыбались гости.
– Знаете наши проблемы? – допытывались мужики.
– Чуть-чуть!
– Хотите кушать? – спрашивали женщины.
– Чуть-чуть! – потирая руки, отвечали немцы, и их вели в дом, за накрытый стол, заставленный из своих запасов такими разносолами, что у немцев-гуманитарщиков захватывало дух, отвисала челюсть и глаза разбегались, демонстрируя неизлечимое косоглазие.
РАБ
Когда я был конторским, то часто уезжал в командировку. Пожилая немка в столярке стояла у верстака и каждый день с утра зачищала наждачной шкуркой очередную деревянную деталь – ножку детского стула. Я часто уезжал на задание, возвращался усталый. За короткое время я проехал полмира, побывал за границей, исколесил много дорог, увидал столько людей, провёл массу переговоров, заключил выгодные договора, привёз в перспективе огромные деньги, пережил кучу событий, измотался и вернулся, а она как стояла у верстака, так и стоит. Зачищает наждачной шкуркой очередную деревянную деталь – ножку детского стула.
ЛИМОННАЯ РАБОТА
Я работаю на фирме с утра до вечера на время, как заводной кручусь на электропогрузчике. Шумахеру до меня далеко! Он своё открутил и – свободен, купается в деньгах, в славе и шампанском, а я, как проклятый, ни дня, ни ночи, ни весны, ни лета не вижу, и не различаю жизнь. Я не курю, не пью, но времени нет ни то что в туалет сходить, но думать некогда! Всё волчком, пропеллером, всё на скорость, – отупел до крайности, личности почти нет. Лимонная работа выжимает человека как лимон. Я рабсила, от слова РАБ, РАБОТА, государственный кормилец, налогоплательщик со штоером класса айнц! Я раб с высшим академическим образованием в одной упряжке с чёрной Африкой, не умеющей читать. Из дома боюсь выходить, – каждый шаг стоит денег. Зарплаты даже в обрез не хватает себе на жизнь. От зарплаты до зарплаты живу в минусе. Денег хватает только на первую неделю. Вылез из дома – залез в долг. Как же живут безработные? Это ли наше светлое настоящее?
МАФИЯ
Как-то с ГДРовцем, который тоже осел на диком западе, разговорились мы о прошлой жизни, потом разговор зашёл о честности, о богатстве, о русской мафии.
– А в Германии мафия есть? – спросил я его.
– Конечно, есть! – сказал он уверенно.
– Где? – удивился я.
– В правительстве, – сказал он. – В России тоже мафия рвётся к власти. Да, в общем-то, коррупция сейчас везде… – и понесло его, и покатило, даже мне страшно стало от приведённых фактов.
КАК БУДТО КТО-ТО МЕНЯ НЕ ПУСКАЕТ
Я хотел быть святым – родился грешником.
Я хотел быть художником, – оказалось, что я дальтоник.
Я хотел, чтобы за меня радовались, а мне завидовали.
Я хотел, чтобы мне сочувствовали, а мне мстили.
Я хотел иметь сыновей, – родились дочери.
Я их полюбил, а они меня не заметили.
Я думал у меня надёжный тыл, но там предатели.
Я хотел, чтобы меня любили, а меня бросили.
Я нежно любил, – в меня плевали.
Я просил хлеба, – в меня кидали камнями.
Я хотел иметь счастливую семью, а живу бобылём.
Я хотел, чтобы обо мне заботились, – меня и не вспоминают.
Я хотел, чтобы обо мне помнили после моей смерти, а обо мне забыли при жизни.
Я думал, что у меня нет недостатков, а мне сказали, что из них состою.
Я совершенно не умею плохо обращаться с людьми, а людям хорошо со мной.
Враги говорят, что я плохой, а я не плохой, я – измученный.
Как я хочу – ничего не выходит, кто-то всегда ломает мои планы.
Я хотел жить в радости, но живу в тоске.
Я хотел жить богато, живу в бедности.
Я хотел быть щедрым, но приходиться экономить на всём.
Кто-то постоянно вставляет палки в колёса.
Как бы мне не обозлиться на всех, и на жизнь тоже.
Что же вы со мною делаете? Страна, иль сатана?
Неужели ночь опустилась в души людей?
Каждый умирает в одиночку! Где предстоит нам вечно жить после смерти?
На кладбище или в раю? Как жаль, что в рай надо ехать на катафалке.
Дай Бог душе любой спасенье, а косточкам – покой.
Дай мир ему, благословенье, в могиле, что в земле сырой.
Но я встретил спасителя, учителя и друга.
Друзья познаются в беде, многим я не подам руку,
Но Христос во мне обнимает моих врагов, он не помнит зла!
И я склоняюсь перед ним на колени.
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ
«НЕМЦЫ ИЗ РОССИИ»
представляет своих авторов
PAPA SCHULZ
КНИГИ О ПЕРЕСЕЛЕНЦАХ
1. Книга «Избранное» вышла в 2001 году в Омске, в издательстве «Газетный двор». Здесь под твёрдой обложкой собраны воедино красочные воспоминания автора, его рассказы, юморины, притчи, стихи, басни, верлибры, газетные интервью. Книга знакомит читателя с оригинальными мыслями и сокровенными откровениями Райнгольда Шульца о пройденном пути, о жизни. Жизнь – есть борьба за каждый завтрашний день. В книге вы найдёте много фотографий из семейного альбома автора, рассказывающих о трудной истории немецких колонистов в России. Немецкая тема на всех страницах звучит главной стержневой мыслью. К сожалению, в наличии этой книги уже нет, она давно стала библиотечной редкостью.
2. В Германии переселенческие анекдоты «Папы Шульца» рассказывают всюду. Если весь смех, который они вызвали, перевести в молоко, мясо и яйца, – мы бы давно догнали и перегнали Америку. Смех – это народное достояние! Одна минута смеха восстанавливает организм как час физической тренировки. Потребление юмора на душу населения – важнейший показатель благосостояния народа. Смех держит нас в режиме счастья, в это время люди не ссорятся, не старятся, не болеют, они счастливы и беззаботны, и Бог это время в срок жизни людям не засчитывает. Смех – наше любимое занятие. Смех – это здоровье! Будь человек хоть семи пядей во лбу, но если у него нет чувства юмора – он дурак. Приобретите эту книгу. Смех объединяет человечество! Смех – это язык счастья. Будьте взаимно счастливы! Смейтесь на здоровье! Книга пользуется устойчивым спросом у читателя и уже неоднократно переиздавалась. ISBN 3-933 673-34-8
3. «Перелётные птицы» У этой книги очень точное название. Только птицы эти – особенные: пережив много зимовий в России, они однажды поднялись на крыло и улетели – без возврата, навсегда, на родину своих предков, в Германию. Да, речь идёт о немецких переселенцах, о судьбах которых – невероятно трудных, драматичных, а очень часто и трагичных – Райнгольд Шульц написал книгу. Ведь пережить подобное тому, что описано в книге, пришлось многим немецким поселенцам в России, но найти в себе силы, чтобы рассказать об этом правду, довелось единицам. Автор раскрылся в совершенно неожиданном свете. В книге описаны малоизвестные и шокирующие исторические факты. Содержание её потрясающе и безумно интересно. Эта сага достойна стать настольной книгой немецких переселенцев – в ней воплощена и их память тоже.
ISBN 3-933 673-35-B
4. В книге «ВОСКРЕСЕНИЕ» очень много изумительных персонажей. В ней нет длинных нравоучительных историй, и как раз в этом её преимущество. Любой человек, читая эту книгу, найдёт в ней что-то для себя, непременно и не раз радостно или грустно улыбнётся, а у кого-то на глазах появятся слёзы. Таланту научиться нельзя, с этим даром рождаются на свет. Проза у Шульца очень ёмкая, добрая, солнечная. Слова ласкают душу и зовут всё выше и выше, к прекрасному свету Божественных истин. Открыв эту книгу, вы услышите стук большого, пылкого, нежного и ранимого сердца автора, которое переполнено любовью к Богу и любовью к вам, дорогие читатели. Издавна по названиям и количеству книг в доме определяли интеллект хозяев, их взгляды на жизнь, их образ жизни, их культуру, их душу. Мудрость человека – в душе его и в его книгах. Нельзя душой нам блекнуть и ржаветь. Обязательно прочитайте эту книгу. ISBN 3-933 673-37
5. Только что вышла из печати новая книга Райнгольда Шульца «СМЕХОДРОМ». Презабавнейшая книжка получилась! Другого эпитета, пожалуй, и не подберёшь! Очень понравился стиль писателя. Простой, интересный. Он не лезет в дебри. Рассказы яркие и короткие. Пишет смешно, понятно, сатирично, со здоровой иронией. Юмористические рассказы переселенцев близки каждому. Как живём, так и шутим. Смех – лучший друг души и желудка. Книга читается легко и увлекательно. У Папы Шульца такой красивый и сладкий язык, что смакуешь во рту каждое слово, каждую букву. Прочитал не отрываясь. Хорошее настроение гарантировано, юмор в рекламе не нуждается. Смех удержать невозможно. Потрясающая книга! Прочитайте, не пожалеете. Прочитал сам, передал другим, и книга пошла по рукам, все в восторге!
ISBN 3-933 673-38
6. Книга «ОБЩИЙ КОТЁЛ» состоит из двух томов и подготовлена друзьями, коллегами, читателями к шестидесятилетнему юбилею интересного человека, который любит и умеет писать. Хотелось сделать что-то значительное и приятное юбиляру. Перебирая его труды и обширную переписку, набралось много интересных вещей, не умещающихся в одну тему. Здесь документальные и исторические вещи, рецензии и критика, очерки, что всё вместе в никакие направления и жанры просто не вписывается. Папа Шульц пишет в основном о том, что хорошо знает и чувствует. Он пишет о своих друзьях, знакомых, о том, что видел и прожил сам или от кого-то что-то слышал. Но в основе всех его творений лежат реальные события. Обдумав множество вариантов, мы пришли к мнению, что лучшее название для книги будет «ОБЩИЙ КОТЁЛ». В первый том вошли его репортажи, концертные обзоры, отзывы на книги друзей, отзывы читателей и писателей о его работах, эпиграммы, шуточные поздравления к юбилею писателя. ISBN 3-933 673-47-X
7. «ОБЩИЙ КОТЁЛ» второй том вобрал в себя многочисленные интервью, которые приходилось давать писателю разным газетам и журналам, ведь в одно время он работал директором международной христианской гуманитарной благотворительной организации по оказанию помощи для населения России. Всё это удалось собрать под одну обложку. Сюда же вошло интервью по поводу присуждению ему в Москве, в центральном доме литераторов, по итогам международного литературного конкурса в специальной номинации «Русское в нас» «национальной премии Золотое перо Руси». В этом томе также разместились публикации о хороших и бескорыстных людях и его впечатления о посещении двух столиц – Москвы и Берлина, а ещё в эту книгу вошёл
замечательный фотоальбом с редкими и очень интересными фотографиями из жизни писателя, запечатлевшими его встречи с интересными и знаменитыми людьми. ISBN 3-933 673-47-X
8. Повесть «ЮРАЛЛА» написана о замечательных простых людях блокадного поколения ленинградцев.
Эту седую влюблённую парочку невозможно разлепить. Когда они под ручку выходят на ежедневную прогулку, все прохожие просто любуются ими, их соответствию и харизматической красоте. Они как ангелы – светятся изнутри любовью. У всех людей есть фамилии, имена, отчества, у некоторых есть клички или псевдонимы, у этой парочки одно имя на двоих, и буква «А» у них общая, связующая. Их невозможно разлепить – ЮРА АЛЛА. Они никогда не ссорятся, живут душа в душу, а душа – главный орган человеческого организма и бездонное вместилище всех жизненных впечатлений. О не простом жизненном пути семейной пары, дружно дошедшей до своей золотой свадьбы, рассказывает эта книга.
9. Книга «ПОЛНЫЙ ВПЕРЁД» составлена из интересных жизненных рассказов, повествующих о судьбах немцев из России. Пропагандируя книги Папы Шульца, мы пропагандируем российских немцев, причём правдиво, с хорошей стороны. Его яркие, содержательные повествования очень привлекают современных читателей. У него доходчивая, добротная, легко читаемая проза. Неудивительно, что его работы неоднократно отмечались немецкими, российскими и международными премиями. Как только видишь его Полный вперёд книги, остро чувствуется, что они очень нужны, от них идёт тихое свечение добра и теплоты душевной. В них есть какая-то харизма – свет изнутри, и хотя это отдельные рассказы, но такое чувство, что конец одного рассказа является началом другого. Очень хорошие книги пишет Папа Шульц. Читайте! И вы действительно получите истинное наслаждение!
10. В издательстве Роберта Бурау у берлинского автора Александра Райзера и Папы Шульца вышла совместная книга, одновременно на двух языках «99 Anekdoten von Aussiedlern». Новые юмористические истории про переселенцев взяты из самой жизни. Эти два современных сатирика и юмориста очень весело и интересно обыграли и изложили проблемы интеграции поздних переселенцев, беженцев и эмигрантов – всех выходцев из бывшего Союза. Они подчеркнули игру слов и разный смысл двух языков в условиях новой жизни. От России переселенцы уже отделились, а в Германии ещё по-настоящему не прижились. Люди ещё пребывают в состоянии эмоциональной расторгнутости – телом здесь, а душой там. Разные случаи из новой жизни, рассказанные друзьями, знакомыми и роднёй, мастерски обработаны и превращены в весёлые анекдоты о новом временном состоянии бывших советских людей. ISBN 3-935 000-51-0
Книги – парусные корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой груз от поколения к поколению. Книга – это духовное завещание одного поколения другому. Скажи мне, какие книги ты читаешь, и я скажу кто ты. Книга – источник знания, она окрыляет ум и сердце, делает человека добрее. Книги – лучшие друзья. Книга в доме – что окно в избе. Дом, в котором нет книг, подобен телу лишённому души. Ценность книги не в том, сколько за неё уплачено, а в том, сколько из неё получено. Кто много читает, тот много знает. Книга лучше телевизора, телевизор могут смотреть даже животные, а читать и размышлять – способны только люди. Чтение – вот лучшее учение! Чтобы знать свою историю, проявлять национальную солидарность, чтобы любить и уважать предков, самого себя, своё прошлое, своё настоящее и своё будущее, каждый немец из России и других республик бывшего союза должен и обязан иметь в своём доме книги Папы Шульца, потому-то они зеркало нашей тяжёлой и непростой жизни.
Подробнее познакомиться c творчеством автора можно в Интернете, набрав (на русском или немецком языках): псевдоним Папа Шульц, настоящее имя Райнгольд Шульц или названия его книг и рассказов.
PS: Автором налажена общедоступная для всех система распространения «Книга-почтой». Всего за одно евро почтальон принесёт вам книгу прямо на дом. Получив книгу, Вы просто перечислите свои пожертвование (Spende) на конто автора, указанное в самом конце книги в «обращении к читателям» или вышлите в конверте, как вам удобнее. Все книги – по 10 евро. Книги с автографом можно заказать круглосуточно по электронному адресу: papa-schulz@gmx.de или вечером по телефону: 0641–5 81 72 26. ЗВОНИТЕ!
Содержание
Предисловие
1. Музей
2. Дефицит
3. Жена
4. Коза
5. Козлёнок
6. Как жених себе невесту выбирал
7. Наставник
8. Корректировщик
9. Добро должно быть с кулаками
10. Химия
11. Кольцо
12. Коробка
13. Пошутили
14. Не жми
15. Когда мужики плачут
16. Белые ночи, чёрные дни
17. Деруны
18. Тело, душа, дух
19. Махно
20. Охота на «Ниве»
21. Автолюбитель
22. Стёпка
23. На картошку
24. День рождения
25. Незаменимый
26. Грязнуля
27. Книги
28. Безделье
29. Премиальные
30. Снабженец
31. Чрезвычайное происшествие
32. Допрос
33. Имидж
ФРГ (из цикла «Прощальная война»)
34. Проводы и встреча
35. Тумбочка
36. Мочалка
37. Купи-продай
38. Пошутил
39. Победа
40. На новом месте
41. Уценёнка
42. Высшая марка
43. Душа
44. Пожар
45. Мамона
46. Кризис
47. По теме
48. Евро-па
49. Ой-ро
50. Луна-парк
51. Скупердяйщина
52. Операция
53. Приглашение
54. День обжоры
55. Шеф
56. Антон
57. Восхищение
58. Рассказ о том,
как Артур в Германии с господином Шмидтом картошку сажали
59. Картошка
60. Гости
61. Всё
62. Счастливое мгновение
63. Восьмое Марта
64. Лодочки
65. Вероника
66. Ланзибен
67. Круговорот
68. Как хорошо…
69. Листья
70. Чуть-чуть
71. Раб
72. Лимонная работа
73. Мафия
74. Как будто кто-то меня не пускает
Книга полный вперёд
© Copyright: Райнгольд Шульц, 2022
Свидетельство о публикации №222123101029
Свидетельство о публикации №222123101029
Рецензии