Последние дни

С первым снегом пропадает хрупкая магия осени. Золото превращается в пожухлую прелую листву, еще не остывший воздух теряет свой пьянящий привкус сухих листьев и последних цветов. Это совсем не похоже на состояние уходящего лета, когда ты, в принципе, знаешь, что впереди еще осень, которая принесет янтарь, все оттенки красного, грусть и окутает тебя легкой прохладой с остатками летнего тепла. В это время хочется бродить с раннего утра до поздних сумерек, слушать шуршание листвы под ногами и стараться оставить в памяти волшебные краски и дымчатый солнечный свет. Хочется слиться с этим воздухом и даже не вдыхать, а быть частью его, частью этой нарисованной наяву картины.

Город, с его суетой, изо всех сил старается подыграть, подставляя осени то бульвары, то парки, то просто аллеи старых деревьев и та, словно с благодарностью, не жалеет на них красок. И ты, случайно, вывалившись из городского ритма, вдруг попадаешь в эту хрупкую реальность, где на мгновение, оглушенный тишиной, обращаешь внимание на окружающую тебя картину. Но, буквально, через несколько минут шум,  дела и суета догоняют и заполняют собой все пространство, не оставляя места для сказки. А ты с удивлением оглядываешься вокруг, ища остатки наваждения и, не найдя его,  снова включаешься в бестолковый городской ритм. Это можно сравнить с выставкой картин, когда бесцельно бродя по залам, вдруг находишь то, что тебе действительно близко и, что ты можешь прочувствовать, от чего исходит волшебная энергия приобщённости и понимания. Ты смотришь на это произведение, словно находишься внутри его. Не хочется уходить, можно стоять и смотреть вечно. Но набегают посетители или, ещё хуже, группа галдящих школьников, которым никакого нет дела до картин и, тем более, до тебя — они не на занятиях в школьный день и это уже праздник. Волшебство картины уступает место обыденности и, даже, когда зал снова пуст, вернуть магию уже не просто. 

В такое время лучше обзавестись помощником или проводником, который, понимая и действуя заодно, ограждает тебя от внешних проявлений одной реальности и ведет как бы параллельно в своей, где ты можешь беспрепятственно находиться и никто не может тебе помешать.

Моим вечным другом и гидом по осенней галерее был трамвай. Он почему-то знал все заветные места, где художник Осень прячет свои лучшие полотна. Сидя у раскрытого окна и, подставив лицо теплому ветру, я пролистывал страницы городских монохромных пейзажей, останавливая внимание на ярких вкраплениях акварели и мазков пастели.
А трамвай, словно читая мое настроение, то замедлял ход, то наоборот ускорялся, не давая ненужным делам вторгаться в пределы моей осени. Наконец он останавливался и выпускал меня, предварительно всучив картонный стаканчик с чаем из ройбуша, вкус которого, очень точно гармонирует с осенними красками и прозрачным воздухом. Я с благодарностью принимал этот дар и мы расставались.
Некоторое время я стоял с закрытыми глазами, подставив лицо солнцу и глубоко вдыхал тонкий воздух, пытаясь различить в нем все оттенки. Когда наконец открывал глаза, то видел, что все вокруг пронизано светло-голубым светом. Он держался буквально несколько секунд и медленно исчезал и я шел туда, где, мне казалось, был его источник.

Здесь не было отвлекающего шума машин и голосов. Редкие прохожие держались на почтительном расстоянии и вполне вписывались в картину, каким-то образом дополняя ее. День был в разгаре, птицы радовались последним теплым дням, но их гам оставался где-то в стороне. Иногда слышалась тихая мелодия. Это был медленный и ровный джаз. Он возникал ниоткуда и, периодически, пропадал. Его появление случалось всегда кстати и подчеркивало спокойствие и глубину красок. А осень продолжала удивлять палитрой и оттенками своего цвета, то расплескивая вокруг яркий акрил, то добавляя расплывчатую акварель или размазывая хрупкую пастель. 
В эту игру, наконец, включилось и солнце. Оно, стремясь к закату, добавило немного ярких янтарных красок к своим лучам, а осень, в ответ, больше прозрачности к листьям.
Когда лучи остались только на верхушках деревьев, включились фонари. Я свернул на аллею и попал под их тёмно-оранжевый свет. Он пришелся как нельзя кстати, отдавая дань последним осенним дням и придавая краскам больше насыщенности, словно для того, чтобы они как можно точнее запечатлелись в памяти.

Но вот солнце совсем скрылось и картина поблекла. В конце аллеи показался дворник. Он бесстрастно орудовал метлой, старательно стирая всю кропотливую работу осени, и превращая цветную картину в еще один скучный монохромный городской пейзаж. Одинокий звук его метлы сменил раннее игравший джаз. Нетронутым останется только оранжевый свет фонарей. Он будет напоминать об этих последних днях пока не выпадет первый снег. 
Я прибавил шаг, желая как можно быстрее пройти аллею и унести с собой то, что оставила мне осень. Туда, где ждал меня мой трамвай.