Описание прогулки

        Ты приехала ко мне вчера в растрепанных чувствах: объявился твой прежний любовник, отношения с которым длились годы, прерывались и возобновлялись множество раз, и в которых (отношениях) «оставалась масса (!) неразрешенных вопросов» (твои слова).
        Мы отправились в парк, как и планировали накануне (чтобы насладиться природой). Но теперь ты использовала прогулку как платформу для откровенности – возможности поделиться своими переживаниями и дилеммами.
        Не рассказать правду о любовнике было ниже твоего достоинства и супротив принципам (двойной пространственно-психологический конфликт): если утаивать, как строить отношения? Ложь – негодное основание для здания, а недомолвки – фундамент с трещиной.
        Я отчасти соглашался, но думал и по-своему: умолчания и полуправда требуют эмоциональных затрат. Фильтровать, ретушировать, смягчать; выбирать, о чем говорить, и что утаивать – напряженный творческий процесс. Куда проще выложить все начистоту... Зачем беспокоиться о чувствах собеседника, пусть не безразличного тебе?
        Но, по твоим представлениям, и я должен был находиться на высоте положения и отважно смотреть правде в лицо, вне зависимости от ее привлекательности. И если правда гвоздила ликом Горгоны – что ж, тем правдивее она была: уродливость фактов являлась неоспоримым гарантом их подлинности.
        И все-таки (периодически жалел я себя) ты могла бы не трепать мне нервы накануне Нового Года; тем более, во время оздоровительной прогулки, наполненной эстетическим созерцанием красот природы.
        Впрочем, таковой она могла являться только для меня. А ты и вовсе не видела природы вокруг, но напряженно смотрела себе в душу – в минувшее, но оставившее в ней неизгладимые следы, прошлое...
        И, вместе с прошлым, в твои глазах вернулся измученный (мученический!) взгляд, уже хорошо знакомый мне и не предвещавший легкого и приятного времяпровождения.
        Как-то я даже придумал шуточный стих на эту тему, который теперь снова всплыл в моей памяти:

        Тебе я в душу заглянул, а там такое
        Всесовершенное отсутствие покоя!

        Нередко пытаясь растопить шутками лед в твоем сердце, я преуспел только в одном: они стали частью моей собственной психологической защиты – кособокими кочками в вязком болоте твоей рефлексии, которое засасывало меня с головой, и, чтобы выжить, я прибегал к испытанному средству слегка насмешливого отчуждения наблюдателя.
        Но я решил не портить себе прогулки. Внимательно слушая тебя (разумеется, твое повествование непосредственно касалось и меня – ведь ты могла надумать возобновить с любовником связь, давно ставшую лейтмотивом твоей неприкаянности: даже не потому, что не остыла к нему, но чтобы вернуться на место преступления ради следственного эксперимента), я одновременно глазел по сторонам, делал снимки (в основном, прибрежных обледенений озера) и даже несколько раз попытался привлечь твое внимание к наиболее соблазнительным картинам зримой реальности.
        Пустой номер: ты послушно смотрела туда, куда я указывал наклоном головы или рукой, и не видела ничего способного отвлечь тебя от мыслей.
        Мысли крутились в твоей голове и норовили сорваться по касательной, а заодно сорвать и крышу.
        Я предложил: а, может, не думать об этом вовсе и не встречаться с мужчиной, несомненно, причинившим тебе немало зла? Иные вопросы наилучшим образом разрешались бегством от них.
        Нет, такая реакция на вызов жизни была не для тебя: ты никогда не прятала голову в песок (и вообще не любила ни пляж, на котором загорают праздные зеваки, ни море, в котором бесследно тонут корабли) и кидалась навстречу проблемам (а они, воодушевленные твоей решимостью, охотно делали ответный шаг в том же направлении...)
        И что я хотел сказать этой дурацкой формулировкой: «мужчина, причинивший зло»? Никто не причинял тебе зла: по своей сути, жизнь являлась непрерывным испытанием. И выпадавшие на долю тяготы вели нас к осознанию истины. Этому учила тебя твоя японская духовная практика.
        «Ну, нет так нет, – подумал, а затем и произнес я вслух, – терзай себя».
        Ты ничего не замечала вокруг и норовила залезть в грязь, которая после оттепели с аппетитом расползлась по земле и с упоением хлюпала под ногами.
        Чтобы ты не запачкалась (а затем не заляпала мне коврик в машине), я направлял тебя к сухим и твердым местам.
        Для этого, пользуясь твоим небольшим ростом и миниатюрным сложением, я попросту брал тебя за загривок и перемещал в нужную сторону. Сначала я был по возможности нежен и обходителен, и сопровождал нажим объяснениями (ради твоего же блага!) но вскоре принялся действовать категорично и молча.
        Мне стало смешно, что ты, столь тщательно оберегавшая свое психологическое пространство и право на автономные решения, совершенно не возражала против моего силового воздействия на траекторию твоего перемещения в физическом пространстве. Похоже, ты даже испытывала благодарность за поддержку и навигацию.
        Иногда мне казалось, что я толкаю перед собой маленький и маневренный чемоданчик на колесиках – спеша в аэропорт, чтобы поспеть к увлекательному, полному приключений, полету невесть куда и зачем...
        В результате, мы оба остались довольны прогулкой: свежий воздух придал тебе сил и опустошил голову (круговорот рефлексии истощил себя). А меня настолько рассмешила аналогия с чемоданом и умилила твоя покорность, что я перестал думать о твоей грядущей встрече с прежним любовником (чтобы расставить точки над I, или присовокупить новые незавершенные «и» к уже существовавшим...)
        Возможно, с твоей стороны, это были пустые сомнения и заботы – машинальное повторение некогда заученных формул отношения к некой ситуации. Разве захочешь ты, из-за какой-то перелетной и не умеющей вить гнезд птицы, рисковать отношениями с мужчиной, умеющим заботливо обращаться с тобой, незрячей, как с ручной поклажей? Или, как и в грязи вокруг, в подобных «носильщиках» не наблюдалось недостатка?


        31 декабря, 2022 г.