Художник А. В. Рыков. Улица Чайковского, д. 1

Я искренне благодарен Любови Овэс за помощь материалами об А.В. Рыкове, она дала мне возможность лучше узнать человека, с которым я познакомился около 70 лет назад. Я только сейчас осознаю, что те несколько встреч с ним как-то повлияли на мое сознание, иначе нечем объяснить мое стремление написать о нем. Обстоятельства, события так сложились, что в возрасте 12-14 лет я встретился с человеком, в жизни которого нашли отражение важнейшие события российской / советской истории первой половины века и тренды в динамике художественной культуры. Конечно, ничего подобного я не мог понять тогда, но сегодня я понимаю это и осознаю необходимость вспомнить и хоть немного рассказать о нем. Многие ли сейчас могут сказать: «Да, я видел, я  помню Александра Викторовича, я был у него дома»? Скорее всего, единицы. Те, кто знал его несопоставимо лучше меня, кто понимал его роль в театральном искусстве, уже ничего не скажут...


Недавно я написал рассказ, начинающийся словами: «В который раз я мысленно шел к дому №1 по петербургской улице Чайковского, настраиваясь на воспоминания о театральном художнике Александре Викторовиче Рыкове (1892-1966), в гостях у которого я несколько раз был с мамой в первой половине 50-х.» [1]. В этой фразе сказано, что я искал следы событий много десятилетней давности. Я хотел понять, чем были интересны моей маме разговоры с этим человеком и его женой, что же я слышал, но до конца не мог понять в том юном возрасте. Возможно, не понимал в силу не знания предмета обсуждений, но, может быть, сам разговор был закодированным. Все это происходило незадолго до смерти Сталина и вскоре после его смерти, когда многие события лучше было не вспоминать, а многие имена – не произносить.


Я задумал написать об Александре Викторовиче не позже осени 2018 года, но вдруг обнаружил, что не помню его отчества. Жил бы в Петербурге, нашел бы, к кому обратиться за помощью, но в крошечном калифорнийском городке единственная надежда на интернет. Однако поиски в сети оставались безрезультатны. И вдруг 9 мая этого года Google подсказал, что на портале proza.ru размещен рассказ Наташи Лазаревой «Китайские штучки. История возникновения искусства», в котором между делом сообщается: «В 1950-х годах, вернувшись в Ленинград из поездки в Китай, театральный художник Рыков А. А. привёз замечательную по разнообразию коллекцию китайских вырезных картинок». Сразу вспомнил, что Рыков был в 1950-х в Китае и пишу автору: «Дорогая Наталия, все верно... я видел примеры этого китайского искусства в доме Рыкова... он жил на улице Чайковского в начале, там есть (была ? почти 30 лет живу в Америке, в том месте СПб давно не был) баня... к нему – во двор, налево... живописный был человек... вы что-либо знаете о нем? Может быть видели фотографию? он был – полноватым, с бородой... до Китая он с женой бедствовали дико... в Китае они поправили свои дела... наверное это было в первой половине 50-х... я был еще школьником...пожалуйста, черкните...». Удивительно, сейчас, после прочтения материалов о жизни Рыкова я вижу, что не ошибся в этом спонтанном описании виденного.


Реакции не последовало, но мне было дано новое ключевое слово для поиска в сети - «Китай». Я помню, рассказы Рыкова и его жены Веры Федоровны об их жизни в Китае, тогда там все боролись с воробьями и, соответственно, с насекомыми, чтобы лишить птиц пропитания. Короче, я стал вкладывать в поисковую машину слова: «художник», «Александр Рыков», «Ленинград» и «Китай». И при каком-то сочетании обнаружился театральный художник Александр Викторович Рыков, но не А.А. Рыков, как у Н. Лазаревой. Конечно, пишу ей новое послание: «Вы уверены, что он А.А. Рыков? Может быть, А.В. Рыков?» Ответа я и здесь не получил, но теперь уже уверенно начал поиски А.В. Рыкова.


Достаточно быстро все знающий Google подсказал мне, что петербургский театровед и историк сценографии Любовь Соломоновна Овэс целенаправленно изучает жизнь и деятельность театральных художников Ленинграда / Петербурга, в том числе она писала о Рыкове. Обращаюсь к вовлечнной в театральную жизнь города социологу и театроведу Татьяне Клявиной, не поможет ли она в поиске Л.С. Овэс. Ответ приходит моментально – номер мобильного телефона. Пошел фарт, сразу звоню по указанному номеру, представляюсь и говорю о цели звонка. Оказывается в 1970-х, когда я участвовал в работе группы «Социология и театр», мы были знакомы. Все завершилось чудесно, Любовь многое знает об А.В. Рыкове, встречалась с его женой и готова мне помочь. Так закончились одни поиски и начались другие.
Я нашел Александра Викторовича, но начались поиски того, о чем они с мамой скорее всего говорили. Мама работала в Театральной библиотеке, хорошо знала творчество многих режиссеров и художников, безусловно, Рыкову было интересно вспоминать виденное и говорить о театре недавнего прошлого. Значит искать следовало в этом ареале.


Из написанного Любовью Овэс о Рыкове и размещенного в сети мне наиболее понятен и близок небольшой фрагмент ее эссе начала 1990-х о мейерхольдовском журнале «Любовь к трем апельсинам».   Оно начинается с замечания о том, что А. В. Рыков — известный театральный художник, который сегодня нуждается в рекомендации. Художник, входивший в четверку ведущих мастеров Ленинграда 1920 – 1930-х гг., в наше время почти забыт. 36 строк в Театральной энциклопедии, — все, что написано об этом замечательном мастере. И далее:
«Александр Викторович Рыков (1892 – 1966) прожил насыщенную событиями жизнь. В ней было много встреч, событий, перипетий личной и творческой судьбы: от шумного успеха в 1920 – 1930-х гг. до почти полного забвения в 1940 – 1960-х. Но все в его жизни было разумно, все уравновешивалось то ли силой судьбы, то ли свойствами характера — тяжелого для окружающих, но обстоятельного, даже педантичного (видно, сказывалась четверть немецкой крови), достойного и гордого. Потеря работы в театре обернулась счастьем педагогической деятельности, ощущением своей необходимости, отторженность от реальной жизни ленинградской сцены — годами плодотворной работы в Китае, где он воспитал целое поколение художников и режиссеров, издал книгу “Изобразительное искусство театра”. Два имени для А. В. Рыкова неизменно оставались святы — имена Учителей: В. Э. Мейерхольда и А. Я. Головина. Им посвящены лучшие из написанных им страниц.


А. В. Рыков начал свою театральную биографию в 1914 г. оформлением первого вечера Студии В. Э. Мейерхольда на Бородинской. Затем были петроградские-ленинградские театры, малые, и большие. Он работал в Академическом театре драмы (б. Александринском), ГАТОБе (Мариинском), в “Привале комедиантов” и Госагиттеатре, в Молодом театре и в “Комедии”. В 1941 – 1946 гг. был главным художником БДТ, находился с этим театром в эвакуации в Кирове, а с февраля 1943 г. — в Ленинграде <…>.
А. В. Рыков оформил более 150 спектаклей. Разделил судьбу многих мастеров 1920 – 1930-х гг., после войны оказавшихся практически “не у дел”. Сегодня кажется, что А. В. Рыков был “подготовлен” к переходу в 1940 – 1950-е гг. особенностями дарования больше, чем многие его коллеги. Знаток русской материальной культуры, проведший детство и юность в русской провинции, отпрыск мелкопоместного дворянского рода, он чувствовал и отлично передавал вещественный мир русской классики, завоевавший в 1930 – 1950-х гг. советскую сцену. Традиционалист, он любил павильоны, наполняя их ароматом навечно ушедшей и хорошо ему знакомой дворянской культуры. Он не был авангардистом, хотя в 1920 – 1930-е гг. успешно справлялся с поставленными самому себе сложнейшими формальными задачами, предлагал острые, лаконичные пространственные решения, много внимания уделял жанру. Но не был он и консерватором. Будучи человеком интеллигентным и стойким в своих эстетических воззрениях, он не пожелал сделать необходимую в те годы «прививку» сталинским классицизмом. И театр 1940 – 1950-х гг. повернулся спиной к ученику В. Э. Мейерхольда и А. Я. Головина.


Два десятилетия вне сцены, вне возможности творческой самореализации завершились подарком судьбы — командировкой в Китай, преподавательской и театральной работой в Пекине и Шанхае (1955 – 1957). Вернулся А. В. Рыков “посвежевшим, помолодевшим, значительно обновившим свой гардероб”. Годы в Китае дали почувствовать личную и художественную состоятельность. Потому и возвращение было особенно драматичным. 1958 – 1960-е — годы разочарования, тяжелого душевного кризиса: на родине никто не ждал, об успехах в Китае не знали или были к ним равнодушны. В театре работы по-прежнему не находилось, персональная выставка, к которой он после возвращения долго и усиленно готовился, все переносилась, когда же открылась, он уже был в больнице, на выставке состоялась и гражданская панихида» [2].
Дополню все это мозаикой сведений, почерпнутых из других текстов Л.С. Овэс.


А.В. Рыков - ученик В.Э. Мейерхольда (1914-1916) и А.Я. Головина (1921-1930), он не имел дипломов художественных и театральных школ. Свой первый спектакль «Саламанкская пещера» он сделал в студии на Бородинской в 1915 году, последний - «Скупого» Мольера в 1960 г. в КНДР в театральном институте Шанхая. В конце 1950-х в качестве советского специалиста работал в Китае, где создал факультет, готовящий художников театра, написал и издал учебник. Человек старой культуры, А.В. Рыков легко владел пером. Он оставил мемуары о Петербурге начала ХХ века, воспоминания об учителях В.Э. Мейерхольде и А.Я. Головине Опытный мастер, долгие годы преподававший в разных учебных заведения, от Балетного Училища до Института сценических искусств (Театрального), А.В. Рыков всю жизнь думал о законах своей профессии. Присущие ему аналитизм и дисциплина мышления, он окончил юридический факультет Петербургского Университета, широкая культура и знание нескольких языков, глубина профессиональных знаний, неиссякаемый интерес к театральной практике, обусловили качество его научных трудов. Интерес А. В. Рыкова к технологии театрального производства позже был подкреплен и практической деятельностью, в 1953 году он работал главным художником декорационно-бутафорского цеха Ленинградского Театрально-постановочного Комбината [3].


25 декабря 1943 года А.В. Рыков писал из блокадного Ленинграда жене в Киров: «Вот почему, если моя работа сейчас определяется служением России (а я опять воспринял свою родину, в этом великий очистительный смысл этой войны), мое нахождение здесь закономерно, как закономерно то, что прадед мой висит в Эрмитаже как герой Отечественной войны 1812 года, и как закономерно то, что мой покойный отец, будучи человеком совершенно иной культуры, пользовался уважением таких людей, как С. М. Киров. И нахождение мое здесь является, если хочешь, моей гордостью, так, подводя какие-то итоги (а после 50 лет их можно и должно делать), может быть, придется прийти (для себя) к выводу, что самым существенным делом моей жизни была не моя работа художника, а то, что с 1918 по 22 год, будучи молодым офицером старой армии, я по собственному желанию закладывал первые кирпичи (плохо, но как умел) в основу той величественной организации, которая носит название — Красная Армия. Может быть, это и не так, но этим я тоже горжусь» [4].


Действительно в «Военной галерее Зимнего Дворца» размещен портрет генерал-майора Василия Дмитриевича Рыкова (1759-1827), кисти английского художника Джорджа Доу, а Википедия содержит обстоятельный биографический очерк о генерале. Про Виктора Ивановича Рыкова (1865-1937) известно, что он был  ректором и профессором Ленинградского сельскохозяйственного института и консультантом Плановой комиссии Леноблисполкома.
Можно понять гордость Александра Викторовича делами отца и прадеда, но несложно представить, что в конце 1930-х его жизнь была крайне сложной. В те годы существование прадеда царского генерала, даже героя, в биографии человека не приветствовалось.


Дом, в котором жил А.В. Рыков и его жена, располагается на углу ул. Чайковского и набережной Фонтанки. В нескольких кварталах от него по набережной в сторону Невского проспекта в «Фонтанном доме» жила в конце 30-х семья известного историка искусства и культуролога Николая Николаевича Пунина (1888-1953).  Его жена – Анна Евгеньевна Аренс принадлежала к старой петербургской военно-морской семье. Ее отец был генералом флота, ординарным профессором Николаевской морской академии по истории русского флота. По воспоминаниям внучки Н.Н.Пунина и А.Е. Аренс Анны Генриховны Каминской (1939-2022), с которой меня связывали шесть десятилетий дружбы, в 1930-е годы генеральские эполеты и ордена деда, его кортик были со всею осторожностью опущены в Фонтанку, напротив Шереметьевского дворца. В городе шли обыски, и опасно было хранить эти свидетельства царского времени.


Результаты обращения к электронному каталогу Российской национальной библиотеки в Петербурге показали, что Виктор Иванович Рыков был автором большого числа публикаций по вопросам агрономии, организации и экономике сельского хозяйства, но доброе к нему отношение Кирова, наверное, не могло афишироваться. Дата смерти – 1937 год – заставляет думать, что смерть могла быть не естественной.
Согласно материалам архива А.В. Рыкова, приведенным Л.Овэс в ее письме, его отец был арестован 18 декабря 1930 г., но позже был освобожден. А вот что Александр Викторович писал о событиях собственной жизни в ту зиму: «Увольнение жены из театра, мною предсказанное. <...> Статья в “Лен. Правде” с критикой учебника отца. <…> Хлопоты и труды по устройству семьи. <…>  Снятие телефона. Отобрание комнаты (тяжелая роль брата и его жены). Срыв спектакля в Свердловске и очередного в Ленинграде. <…> Очень большое участие жены в облегчении положения отца. <…> Свидание с отцом в ДПЗ (Кресты). Временное улучшение нашей общей жизни. <…> Вопрос о снятии меня с работы. Система защиты. Освобождение отца. Отъезд его с семьей в Сенжары [БД: возможно, Новые Сенжары, под Полтавой]. Острый денежный кризис».


Но в недавней обстоятельной статье о работах экономистов организационно-производственной школы сообщается, что многие представители этого направления в экономике в 1930-е годы были подвергнуты репрессиям, а группа ученых была расстреляна, в том числе – В.И. Рыков [5, с. 12]. История репрессий свидетельствует, что аресты нередко были неоднократными. В 1931 году, до убийства С.М. Кирова, В.И. Рыкова могли освободить, а позже снова арестовать и приговорить к расстрелу.


Тревожность Александра Викторовича по поводу работы, а, возможно, и более глубоких изменений в жизни, скорее всего вызывал и факт его добрых отношений с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, который был арестован 20 июня 1939 года и  расстрелян 2 февраля 1940 года. 11 сентября 1943 года Рыков писал жене в связи с завершением определенного этапа работы над декорациями к спектаклю по пьесе А.Н. Островского «Волки и овцы»: «...С моей точки зрения, она [БД: декорация] для меня интересна новым подходом к теме, и мне очень хочется ее доработать. Внутренне я посвятил эту работу памяти великого режиссера, на принципах которого моя работа и зиждется, хотя этого никому пока нельзя говорить» [4]. Конечно, здесь имеется в виду В.Э. Мейерхольд.


В «Письмах из осажденного города» есть немного о квартире на Чайковского, грустное, но читать про давно знакомое приятно. 28 марта 1943 года: «Сегодня прошел первый спектакль “Нью-Йорка”. Успех грандиозный. Зритель шалеет, главным образом, от общей слаженности спектакля, вида театра — чисто, тепло, снимать верхнее платье обязательно. Следовательно, и в зрительном зале нарядно, много военных, генералов и т. д. Был сегодня на Чайковской. Окончательно надо считать утраченными все папки зарисовок Севера, черновики работ по Шекспиру, “Западне”, “Ревизору”. Жалею, но отношусь к этому спокойно, ибо все пережил в Кирове». И через несколько дней (1 марта 1943): «Начну с квартиры. Я привел ее в относительный порядок, т. е. сжег весь мусор, подмел и произвел ревизию вещей. В конечном счете нас все-таки потрепали. <…> Из рисунков уничтожено не менее 50 %. От ряда работ не нашел и следа (“Лед и сталь”, «Человек-масса”). Но самое главное — уничтожены все папки с зарисовками за 15 – 20 лет. <…> За квартиру, увы, пока приходится держаться, хотя она и без света, и без воды, и без стекол. Дело в том, что годный жилищный фонд города весьма невелик и пока неуклонно уменьшается. Получить новую квартиру в надежном доме и хоть сколько-нибудь подходящем районе нелегко. Пока решил жить в театре до тех пор, пока не выгонят» [4].


Из писем А.В. Рыкова видно, что он старался получить новое жилье, но «пока» в его словах: «За квартиру, увы, пока приходится держаться...» оказалось достаточно протяженным. Во всяком случае восторженные рассказы Александра Викторовича и Веры Федоровны о жизни в Китае я слушал на ул. Чайковского. Уже много десятилетий прошло после чаепитий в той квартире, а впечатления от тех встреч – во мне. И это значительно больше, чем память... 


Литература

1. Виктор Варшавский. Точки предбиографии и биографии http://proza.ru/2022/12/21/401.
2. Овэс Л. «Любовь к трем апельсинам». Из биографии мейерхольдовского журнала. http://teatr-lib.ru/Library/V_sporah/1992/#_Toc386377225.
3. Овэс Л.  Сцена. 2000. №16. С. 20. 4. Рыков А.В. Письма из осажденного города (Публикация Л. Овэс).  http://teatr-lib.ru/Library/V_sporah/1992/#_page004.
5. Кузнецов И.А., Савинова Т.А. Неизвестные и малоизвестные работы экономистов организационно-производственной школы / Крестьяноведение. 2018. Том 3. №1.