Сквозь толщу веков Глава 8

          Штиль на море, куда не взгляни вода кругом на многие мили. Светом розовым, закатным красится. Солнце медленно в водах тонет, к розовым краскам щедро золотых добавляет, разливает их по глади морской. На волнах кусок бревна слегка покачивается, обломок мачты корабельной, а на нём Ратибор богатырским сном спит.
      Вдруг из глубин струи воды вверх взметнулись и точнёхонько на спящего, намочили спину, пробудили страдальца.
Проснулся Ратибор. В небо глядит - чистое небо, ни тучки, ни облачка. Глянул в воду - содрогнулся от ужаса. Рядом с ним плывут огромные, чёрные то ли рыбы, то ли чудища. Зело велики, ровно парусник!  В  миг одно из этих чудищ проглотить его вместе с остатками мачты, может. Закрыл глаза Ратибор, смерти ждёт.

 "Сейчас, сейчас жизнь моя оборвётся! Не такою я смерть  свою представлял, не знал, что сгину бесславно в водах бескрайних",– думает.

А чудища плывут себе мимо, будто и не видят человека на бревне, только  выпускают из вод вверх струи большие. Отдышался Ратибор от страха перед такими огромными рыбами:

 "Вот невидаль! Страсти-то! – удивился, слыша,  как громко бьётся его сердце, – Должно сытые были, потому и не тронули. А сердце всё ж таки зашлось со страху".

Возблагодарил Бога за спасение своё. Спокойно вокруг, пустынно.

     Между тем голод одолевает, а пуще того жажда изводит.  Попробовал глотнуть морской водицы, не утолила жажды. Ещё больше пить захотелось.  Что же тут придумаешь? Терпи богатырь. Надежду на милость Божью не теряй.
     Долго носило Ратибора по морским просторам, трижды солнце скрывалось в морской пучине и трижды вставало из вод. Совсем обессилел богатырь, губы в кровь растрескались, в глазах пелена мутная. Наконец, вдали небольшое пятнышко поблазнилось.  Оно   росло, приближаясь, и превратилось это пятнышко в судно морское под  грязно-жёлтым парусом.
      Подобрали Ратибора, подняли на палубу. Напоили чистой водой, накормили.  Попил, поел горемыка и снова в сон провалился от бессилия. А когда проснулся,  повели его к капитану парусника. Капитан вопросы задаёт, да речь незнакомая, не понимает Ратибор, про что ему толкуют, плечами пожимает, головой крутит. Тут выходит один из команды и спрашивает Ратибора на языке русичей:

          – Кто таков, из каких краёв и как в море открытом оказался?

И как узнал, что найдёныш именно этот язык знает? Говорит неясно, но понять можно.
 
"Толмач, – догадался богатырь, – должно снова  пленят, продадут в рабство, а сейчас некуда бежать, вода кругом", – размышляет он.

      Ответил Ратибор на все вопросы незнакомца, всё без утайки рассказал. Так и сказал: русич я. О нападении монголо-татар на деревню поведал, про пленение русичей, среди коих жена его Велиока и дочь Бажена оказались. Про  потуги  свои  догнать невольников. Далее, как сам в плен попал  и про крушение судна во время шторма недавнего. 

          – А сколь дней по волнам носит, не ведаю, – закончил речь свою.

Заговорили все сразу и капитан, и его помощники. Немного говорили, головами кивали, взгляды в сторону Ратибора кидали. Потом затихли, а толмач говорит Ратибору.

          – Мой капитан Дениз великодушный человек, он верит тебе и берёт тебя на своё судно матросом. Согласен или нет, всё равно поработать на корабле придётся. Хлеб свой каждый отработать должен. Понравится – оставайся, а нет  - в первом же порту высадим.

      Так и остался Ратибор на корабле. А вскоре привык, да и поговорить с кем было. Толмач долго ещё выспрашивал и выведывал у Ратибора всё про его судьбу и про себя рассказывал. Работает Ратибор, всё, что по силам его делает, не привык бездельничать. К языку привыкает, хорошо толмач помогает. Вскоре приплыли к берегу османскому.

          – На берег сойдёшь или останешься? – спрашивает капитан.

          – А сколь стоять здесь будешь?

          – Дней пять, – отвечает капитан, растопыренную ладонь показывает.

          – Погляжу, –  говорит Ратибор, – отпусти пока.  Разведать попытаюсь, поспрашиваю, поищу. Коль на след нападу, не вернусь, не обессудь.  Ну, а коли не узнаю ничего, после четырёх закатов солнца назад приду.

          – Трудно будет. В разговорах ты слаб, язык не освоил, как спрашивать станешь? И расставаться с тобой жаль, – сказал капитан Дениз, – хороший из тебя матрос мог бы получиться.  Вернёшься – рад буду, – похлопал он по плечу богатыря, вручил ему небольшой кошелёк с деньгами за службу.

А Ратибор сошёл с корабля и растворился в толпе, галдящей на  чужом берегу.
 

      … Не первый день идёт караван, обходя города на своём пути, мимо деревень и одиноких мазанок, слепленных из сухой соломы и обмазанных глиной. В караване из верблюдов одни самцы, нельзя самку ставить в караван.  С ума сойдут самцы, передерутся,  поубивают друг друга  сильными своими ногами.
Долгая дорога предстоит каравану и что их ждёт впереди никто сказать не может. Следом за верблюдом невольниц верблюд с совсем юным возницей идёт, которого зовут Ареф. Ареф-толмач, на дари говорит, турецкий хорошо знает и на фарси, родном персидском. Ему разрешено с невольницами общаться И обязанность его обучать их родному языку, сообщать распоряжения по каравану. Только он может с ними говорить, но видеть их лица запрещено всем мужчинам каравана.

Верблюды ступают неспешно по раскалённому песку, покачивает путников в кибитках, ровно на волнах морских. Глядит Наджиля в оконце, а вокруг и правда, словно море, только из песка. Волны песчаные до горизонта,  дюны и барханы, огибает их  караван верблюдов.  Дремлют погонщики в сёдлах, и Бейбут дремлет в своей кибитке. Он полностью доверяет Миргаязу, ведущему первого верблюда на длинной волосяной верёвке.
      Одетый в развевающуюся джеллабу синего цвета, с чёрным тюрбаном на голове, один конец которого закрывает лицо до глаз, Миргаяз ведёт караван привычным курсом. Он знает здесь каждую дюну, каждый колодец, который найдёт даже ночью, если потребуется.  Он знает безопасную дорогу, не заведёт в пески зыбучие, где тонут люди и верблюды, как в морской пучине, без следа.  Не зря Бейбут всегда нанимает именно его главным погонщиком каравана.
 Лёгкий ветерок  обдувает путников, поскрипывают сёдла на верблюдах и конях, иногда видно мелких ящерок или змею, стремительно снующих в песках. Не один месяц в песках этих каравану идти. Смирились люди, полностью в дрёму погрузились, так время незаметно течёт, от одного караван-сарая до другого, скоро придёт караван к колодцу, люди загалдят, проснуться, разведут костры, чтобы пищу готовить, верблюдов напоить.
      Неожиданно все звуки стихли, наступила тишина. Ветер пропал!  А духота  резко усилилась.  Миргаяз остановился, вглядывается  из-под руки вдаль, беспокоится, кричит зычно:

          – Буря, буря! Песчаная буря!  Прячьтесь скорее, смерть идёт!

Опустил переднего верблюда на песок, за ним как по мановению волшебной палочки вся вереница верблюдов наземь  ложится, поджимают  длинные ноги под живот. Вот и верблюд с невольницами опустился на песок. Тревога проникла  в сердце каждого путешественника, лица от страха помертвели. Огромные клубящиеся, красноватого цвета, облака пыли и песка несутся навстречу каравану, а в них  смерть притаилась.

          –  Буря идёт! Прячьтесь за верблюда, – кричит Ареф, – прижмитесь к нему ближе, он укроет вас от песка! О, Аллах, спаси нас! Закройте рты платками! Сверните их в несколько раз и прикройте ими рот и нос! 

Наджиля спрыгнула  из кибитки на песок,  в охапку Беневшу схватила, прижалась к телу верблюда. Лица обеих закрыты паранджой. Наджиля торопливо лицо ниже глаз платком обвязала, другим платком рот Беневше закрыла, рукой держит.  Испугался  ребёнок, заплакал. Кто-то покрывало на них накинул. Наджиля край его под себя подоткнула, Беневшу укрыла.   Вокруг в один миг темнота чёрная пала, как в самую тёмную, беззвёздную ночь. Сильный ветер  с ног валит, а через  пыльные тучи  совсем не видать  солнышка. Наджиля   только двух молодых погонщиков разглядела, перед тем как они, присев, затаились у своих верблюдов, за их высокими спинами. А во взглядах их  ужас плещется. Прижала дочку к себе, покачивает её, колыбельную поёт тихо. Спит Беневша на руках матери, как в колыбели.
      Стало светлее, а буря не утихает, долго ещё  бесновалась, но и её срок истёк, затихла, дальше помчалась. Путники  поднимаются, от песка отряхиваются, осматриваются. Изменилось всё вокруг, мелкие  дюны и барханы своё расположение поменяли, словно сдвинулись за короткое время. Удивительным это Наджиле показалось, а большим ничего не сделалось, стоят, аки горы, на своих местах.  Погонщики молятся  Аллаху, почести воздают за своё спасение, за милость его великую. Все помнят предание, как во время такой же бури в пустыне, погибло 50 тысяч воинов  древнего персидского царя  Камбиса 2, жившего почти тысячу лет назад, мир праху его. Много случаев смерти от песчаных бурь.  Только «корабли» пустыни лежат спокойно, высоко подняв  свои головы.
       И снова идёт караван по пустыне, день идёт, два, три, две недели идёт. Вот и оазис с маленьким водоёмом показался. Вокруг него пальмы, кусты с яркой изумрудной листвой.  Напились люди воды чистой, животных напоили, отдохнули в тени деревьев.  Дальше идут верблюды и лошади по горячему песку, монотонно сёдла поскрипывают, да бубенчики на упряжи верблюдов позванивают. Жарко, разморило путников.  Много дней в дороге, два месяца или больше, со счёту сбились. Всего день пути до границы пустыни остался.  Верблюды ревут, стонут, погонщики говорят: они голодны и пить хотят. Значит скоро уже конец пустыни. Остановились. Миргаяз вдоль каравана идёт, всех просит внимательнее вперёд смотреть.

          – Знаю, знаю, – отвечает, проезжающий мимо кибитки со служанками, охранник, – самое проклятое место, здесь  полно разбойников, грабящих караваны, которые только и ждут своего часа. Знаю, не раз отбивался от них.
 
          – О чём говорит Миргаяз? – спрашивает Наджиля у Арефа, мало что понимает она из нового языка.

          –Разбойников опасается. Охрану предупреждает,– отвечает Ареф.

 
Пески почти  пройдены, всё чаще встречаются невзрачные  невысокие растения, заросли кустов терновников, и даже небольшие деревья сандала.  Хмуры погонщики, озадачились, опасность почувствовали.

          – Ах, шайтан! – услышала крик Наджиля, и тут же раздались  звуки металла.

      Охрана на конях с их предводителем во главе,  не медля,  выдвинулась вперёд. Погонщики тем временем согнали в одно место верблюдов, замыкая их в круг,  в центре которого сам Бейбут и служанки его. Так больше надежды на спасение. По одному  быстрей перебьют.
      Разбойников  больше числом, чем людей в охране, они надеются одержать победу, отбить караван. С  устрашающими криками и улюлюканьем несутся они на разгорячённых конях прямо на караван. Рой стрел, выпущенных из луков, полетел им навстречу. Неудачным оказалось начало боя, стрелы не нанесли значительного урона.  Лишь троих легко ранили. Налетели чёрной тучей разбойники на охрану. И началась сеча. Только слышны глухие удары о щиты, звон мечей и кинжалов, свист длинных кнутов, захлёстывающих шеи врагов, да отчаянные крики.

          – Ха-а! – раздаётся в гуще сражающихся, –  Хе-ек! – слышится в ответ вместе с ругательствами, проклятиями и плевками.

 Кружат кони, вьются под седоками. Летят в стороны струи крови раненых и поверженных. Трещат размозжённые черепа  от ударов тяжёлыми дубинками, падают наземь воины, конные пиками дело завершают, конями павших топчут. Побеждают разбойники. Хоть храбры и отчаянны охранники, перевес на стороне врага. Но не уступают в битве воины Бейбута, из последних сил бьются.  Несколько горячих погонщиков, не выдержав, на подмогу своим рванулись, Словно сил прибавилось у обороняющихся, разят врагов безжалостно, только мечи сверкают на солнце, да капли рубиновой крови веером к небу взлетают.

      Со страхом смотрят путешественники за схваткой, горячие молитвы Аллаху возносят, просят пощадить их. И Наджиля неистово Христу молится, просит о спасении каравана от беспощадных грабителей.
Помогли погонщики, подобрали оружие убитых, сходу в бой ринулись.  Выигран бой.  Лишь несколько уцелевших  разбойников  посрамлённые ударились в бегство. Многих из охраны потеряли и погонщиков двое погибли. Мир их праху!
Вырыли яму в песке, похоронили своих убитых, сверху камней наносили, чтобы животные могилу не осквернили. Раненых перевязали, поддерживают их,  и снова в путь. Совсем немного осталось до границы с Персией  Скоро дойдут, а там и до города всего около десяти дней пути.
       А вот и жилища первые показались. Оставили раненных до полного выздоровления тут, и денег хозяевам лачуг дали, чтобы за раненными ухаживали. А караван дальше отправился. Через несколько дней путешественники  вдали увидели высокие старинные стены, окружавшие город,  и скоро караван ступил в ворота города  Йезда. Смотрит Велиока – Наджиля через своё оконце: большой город, много народу живёт в нём. Улочки узкие, дома из прессованной глины, с куполообразными крышами, плотно стоят друг к другу, нет между ними промежутков, точно под одной крышей все живут. Чудно!  Кое - где возвышаются башни минаретов древних мечетей. А  вот и «Башня огня» - Аштакад, где огонь горит днём и ночью уже почти тысячу лет, много жителей поклоняются огню, как в стародавние времена.  А дальше «Башня тишины», Дахме или  Хале-э Хамуша, где они хоронят  своих умерших, по древнему обычаю поклонения огню.  Об этих башнях Наджиля узнает позже, а сейчас она с любопытством рассматривает и хижины и высокие здания, отделанные красивыми изразцовыми плитками с великолепным орнаментом.  И деревья здесь есть, но не так много как в Константинополе  и цветут они только весной.
 
      А это базар. О! Как красивы восточные базары!  Сколько здесь разных товаров! Но больше всего тканей, ведь Йезд славится своими шёлковыми тканями, кашемиром и парчой. А керамика здешних мастеров восхищает своими расцветками и замысловатыми рисунками. Ковры, которые ткут местные мастерицы, достойны самой щедрой похвалы. А вот изумительные чеканки и металлические изделия, заполнившие прилавки с краю базарной площади. Больше Наджиля ничего не успела рассмотреть из своего окошечка,  но увиденное впечатлило её.

 "Знать, богат город,  погонщики в разговорах на биваках говорили, что на Великом шёлковом пути он стоит. Какой-то Марко Поло даже  в  нём побывал  150 лет назад".

Всё удивляло её, и слушала она эти разговоры, как неведомую сказку, спасибо Арефу, он много переводил ей незнакомой речи. Язык персов совсем не похож на тот, что выучила Наджиля в османской империи. А так хотелось  поговорить с кем-нибудь на родном наречии, что знала она в Руси. И тянуло на родину в просторные луга, с пасущимися табунами коней и тучных коров, к прозрачным голубоглазым озёрам и рекам, к белоснежным сугробам и зимним забавам. Велиока очень тосковала по Родине,  иногда плакала по родным, по разорённой деревне своей и братцу, о котором ничего не ведала.

 "Что печалиться зазря. Никогда я больше не увижу родных берегов, под берёзонькой не посижу, соловушку  не послушаю, воздухом полей наших не надышусь. Ничего не поделаешь.  Судьбинушка  наша такая. Навсегда мы с Баженушкой здеся останемся. В этой стране знойной, среди песков  и косточки мои упокоятся", – потихоньку горевала она.
 
      Караван достиг окончания своего пути и вскоре Наджиля с Беневшей ступили во двор прекрасного дворца Бейбута. Их встретили и проводили  в комнаты невольниц Бейбута эфенди через маленький дворик, поразивший Наджилю своим великолепием. Он так же напоминал ей оазис в пустыне. Пара  высоких деревьев, растущих в больших кадках,  раскинула  изумрудные кроны над маленьким водоёмом с лилиями.  Вдоль всего обрамления его размещались зелёные насаждения в вазах, чашах и горшках.  На низеньких балкончиках, выходящих во дворик, за  узорными  решётками, стояли мягкие диванчики с подушками, влекущие отдохнуть у воды в знойный день. Стены здания были красиво расписаны прямо по глине и украшены цветной керамикой.

  "Лепота! – подумала Велиока, – Как  же красиво, наверное, в самом дворце Бейбута, если выход в помещение для слуг так украшен".

…Радостно встретили и  Бейбута дома. Управляющий делами уже бежал навстречу.

          – О, господин, моё сердце ликует от встречи с Вами! Да продлит Аллах Ваши дни так же, как удлиняются тени деревьев в конце дня.

На ходу он коротко рассказал Бейбуту о состоянии дел в его отсутствие.

          – Ну хватит, хватит, Махмут. Всё завтра, – устало отмахнулся Бейбут от управляющего, он спешил увидеть Вахиду.

      Уже через некоторое время, он вошёл в  опочивальню любимой жены.  Вахида по случаю встречи с мужем была одета в лучшие одежды из тончайшего шёлка. Её тело благоухало ароматными маслами и кремами. А красивые глаза, подведённые сурьмой,  вспыхивали искрами радости и снова становились печальными.

          – Как ты жила без меня, любовь моя? – спросил Бейбут, опускаясь на подушки, держа в  руке маленькую ладонь любимой жены.

          – Я очень скучала, повелитель сердца моего, – подняла Вахида грустный взгляд на Бейбута.
 
Её тихий голос, подобно лёгкому ветерку, звенящему в густой траве, коснулся слуха Бейбута и наполнил его сердце нежностью.

          – Свет очей моих, я тоже скучал в разлуке с тобою, не забывая о тебе ни на один день.  Я привёз для тебя подарки, – указал Бейбут на большой ларец, искусно украшенный резьбой и чеканкой, – пойди же, открой его! – указал он в сторону ларца рукою.

Вахида поднялась с ложа и грациозной, лёгкой поступью разнеженной пантеры двинулась к ларцу, стоящему на низком, инкрустированном серебряными  пластинами, столике. При движении её бёдра слегка покачивались, и тонкий стан притягивал взгляд, как магнит, суля новые наслаждения, по которым так тосковал Бейбут.  Она откинула крышку ларца, вытаскивая из него нити бус из огранённых  самоцветов,  тонкие наборные пояски с камнями, монисто, диадемы  и браслеты из золота и серебра с камнями, всевозможные  перстни для её тонких пальчиков. Здесь же были предметы одежды: длинные платья из прекрасных тонких тканей с пёстрыми рукавами, накидка и шали, безрукавки, расшитые золотыми нитями и хорошо огранёнными, сверкающими камнями.

          – Ах! – восклицала Вахида, кидая радостный, восхищённый взгляд в сторону Бейбута, – Благодарю Вас, господин мой!

          – Но это ещё не всё, – произнёс Бейбут, – тебя ждёт ещё один мой подарок. Ты скоро увидишь его, и я надеюсь, он тебе понравится не меньше.

Продолжение:... - http://proza.ru/2023/01/21/723