В. Н. Пучков. Былинки. II. Взрослая... 3, 4, 5, 6

3.              Зимние походы на Вар-Бор

     Для большинства это название – пустой звук, а для меня- частица минувшей жизни. Когда была возможность, я брал отпуск на неделю и забирался в этот медвежий угол – порыбачить, пособирать ягоды, изредка поохотиться.

     Вар-Бор – село на берегу реки Конда в Ханты-Мансийском округе Западной Сибири. Зимой там никто не живет, летом – наезжают: охота, рыбалка, грибы, ягоды… Из Свердловска (теперь Екатеринбурга) не так уж трудно добраться: ежедневный поезд до станции Устье-Аха, село Междуреченское. Дальше по Конде до Вар-Бора рейсом 50-местного катера-водомета «Заря», преимущество которого было в том, что он не требовал причала: прижался к берегу, положил сходни – и вперед, выгружай-загружай пассажиров и груз.

     Родители жены владели в этом благодатном, хотя и весьма-весьма комарином краю, усадьбой на берегу реки: небольшим участком песчаной земли, малоплодородной, но все же способной родить какое-то количество картошки, основного летнего питания. Она же использовалась при бартерных сделках: пара мешков - бочка бензина, который охотно предлагали на обмен катеристы.

     На участке стоял дом с тремя комнатушками и печкой; были также банька и два сарая, в одном из которых был устроен ле;дник, что было связано с одной из проблем всего Вар-Бора: отсутствием электричества. Тесть, Трофим Никитич, каждую зиму, ближе к весне, добирался до Вар-Бора, чтобы ле;дник забить снегом.

     В описываемое время Трофим Никитич был уже слабоват здоровьем, потому стал брал меня в напарники в его походах. Я охотно составлял ему компанию. Рано утром мы в Устье-Аха, с лыжами и легкими рюкзачками садились на автобус и доезжали до села Не-помню-как-называется, возможно, Половинка. Дальше, по лесовозным дорогам, – еще километров десять на север, до замерзшего болота, где летом родственники и соседи собирали клюкву и бруснику. Иногда я присоединялся к ним, взяв небольшой отпуск. Ориентиров на болоте не было.  Направление указывала только топографическая вышка, рядом с которой находилась просека, ведущая к   к Вар-Бору. Но на самом болоте глазу зацепиться было не за что, особенно зимой.

     Приходили, набивали ле;дник снегом, непрерывно его утаптывая. Летом снег постоянно подтаивал, но сохранялся до сентября.

     Однако неизбежно пришло время идти мне одному: деду уже сердце не позволяло.  А тут моя двенадцатилетняя дочка, Аня, стала просить взять ее с собой. Я было засомневался. Но вообще-то она неплохо ходила на лыжах. Первые шаги на лыжне она делала совсем маленькая, еще в Сыктывкаре. Кроме этого, у меня сложилась традиция на зимние каникулы возить детей в Кунгурку, на спортивную базу Уральского Отделения РАН. Там мы  бегали на лыжах,  пели песни под гитару,  а дочь приобрела неплохую спортивную форму.

     Поехали. Погода хорошая, небо ясное. Без приключений добрались до болота. Небо стало затягивать, и когда вышли на само болото, вообще заволокло, поднялся ветер, началась метель. Ориентир – вышка - скрылся с глаз. Компас у меня был, но его ценность, в условиях отсутствия ориентиров, весьма относительна, особенно когда видно всего на несколько шагов вперед. Ну что ж: у меня в запасе оставался достаточно надежный ориентир. Ветер дул постоянно вдоль долины реки, четко в левую скулу. Так я и пошел, стараясь придерживаться этого направления. Часа через два, сквозь метельную замять, замаячила топографическая вышка, затемнел лес. Ура!  Ориентир оказался надежным.            

      Благополучно дошли до конца просеки, а там рядом и ворота усадьбы, почти засыпанные снегом. Переступили через верхнюю перекладину ворот, скатились вниз, во двор, в сарае взяли снеговые лопаты, откопали вход в дом. Положили на перекладину ворот кусочки несоленого сала. Утром синички моментально его раздербанили, поприветствовав нас звонким теньканьем.

       В доме первым делом растопил  печку, Аня разобрала постели, чтобы они просохли и прогрелись, иначе не заснешь. Дальше – взял пешню, вышел на речку, продолбил небольшую прорубь, набрал воды, принес домой. Профильтровал. Вода в Конде течет с болот, и имеет желтоватый цвет. Хотя и к ней можно привыкнуть.

      Сварили суп. Потом пили чай с пряниками и легли спать.

      На следующий день забивали ле;дник снегом и топили баню.  Вечером парились, и я, разогревшись, бросался в чистейший сугроб.

      Потом я Аню спрашивал: ты не боялась, когда мы шли в сплошной метели, что заблудимся? Она ответила: с тобой, папочка, ничего не было страшно! Вот вам: отцовская ответственность против дочернего доверия.

       А той усадьбы на Конде давно уже нет: смыла ее своенравная река. Сын Максим построил там небольшой дом на пару с приятелем. Но это уже совсем другая история.


4.            Куда идти? (кое-что о  GPS-навигаторе)

      К  проблеме точного выхода к назначенной точке в условиях минимальной видимости добавлю, что сравнительно недавно – примерно в начале нулевых – у нас появилась возможность использовать приборы-навигаторы. Сначала их привозили иностранцы, эти навигаторы конфисковывались, или их таможня просила оставить на границе. Но навигаторов становилось все больше; возможен был даже такой фокус: иностранцы по требованию таможни оставляют свои навигаторы на границе, а сами покупают новенькие – легально! – в московском или питерском магазине и уезжают с ними в поле. Позже появились зарубежные автомашины со встроенными навигаторами. Потом навигаторы стали продавать в специализированных магазинах. Для охотников, грибников и прочих любителей лесных прогулок. Геологов-съемщиков стали учить пользоваться этими приборами. Короче говоря, не прошло и десяти лет, как стало ясно, что ставить гриф «секретно» на данные навигаторов бессмысленно. Появилась возможность, забив в навигатор координаты необходимой точки, абсолютно точно выйти к ней. Такой опыт у меня был с моим соавтором И.В.Жилиным, с которым мы дорабатывали монографию по геологии Суроямского массива на Среднем Урале.
      
      В начале двухтысячных мы решили довести до уровня научной монографии диссертацию Игоря Викторовича, которая по какой-то причине не могла быть защищена раньше (хотя, по моему мнению, была ненамного хуже других). Мы постарались добрать каменный материал и осовременить анализы. Выяснилось, что часть кернового материала сохранилась в кернохранилище миасской партии, хозяином которого, на наше счастье, был мой хороший друг В.В.Масленников, а часть образцов можно было взять в линиях шурфов, пересекающих Суроямский перидотитовый массив.
      
       Вот мы и пошли на линию шурфов, фиксируя координаты каждого из них с помощью навигатора. Тем временем прошел дождик, и заросли высокого Иван-чая, по которым мы пробирались, намокли. И мы с ними.

      Работа сделана. Надо возвращаться. В какую сторону идти? Я показываю направо, Игорь налево. Ладно, что тут много населения. Куда ни пойдешь, в течение суток выйдешь, хоть и мокрый, простуженный, к людям. А ведь был случай с одним уральским преподавателем и его коллектором. Но то было в сибирской тайге, и окончилось весьма печально: коллектор не поверил преподавателю, пошел по своему направлению и пропал! Так и не нашли его. С тайгой шутки плохи.

     Я говорю: давай доверимся прибору. Координаты первого шурфа известны. Активируем функцию:” go to “ (“иди на” – технический термин). И вперед! Отклонился от направления – стрелочка тебя поправляет. Так и вышли к первому шурфу. Тут Игорь и говорит: Ба! Да я от этого камня пробу брал!

     Дошли до машины, промокшие до нитки. Залезли. Шофер включил печку. Пока ехали, обсушились, отогрелись. Да здравствует прогресс, включая космическую геодезию!


                5.  Глухарь 

       В то утро на Вар-Боре я разоспался, но меня разбудили довольно бесцеремонным образом, со словами: ты тут спишь, а у нас под боком охотники собрались и стреляют. Казалось бы, ну и что тут такого. Я себя охотником не считаю – по крайней мере заядлым. Бывало, в поле, выходил с ружьем поохотиться – то уточку, то гуся подстрелю, то даже олешка – но только когда на отрядной кухне намечался острый кризис.

      В полутора километрах выше Вар-Бора на правом берегу находилась изумительная сосновая роща. Сосны были высокие, корабельные. А под ними клюквенное болото, а где посуше - брусничники. В общем, райское место. Наскоро перекусив, я взял дедову одностволку 12 калибра, сел в лодку, и быстренько на моторе причалил к противоположному берегу. Вижу: среди деревьев рассредоточены охотники с ружьями, смотрят вверх, в кроны сосен. Изредка постреливают, но добычи у них я что-то не вижу, и сам не знаю – где же эта дичь. Может быть, все добычливые места уже были разобраны?

       Короче говоря, мне это надоело, я вышел на поляну. Передо мной - крупная сосна, с толстой сухой веткой на высоте четырех – пяти метров. Вдруг с большим шумом на эту ветку садится глухарь. Крутит головой, осматривается. Медленно поднимаю ружье. Ставлю ноги на ширину плеч для устойчивости. Прицеливаюсь, готовый, в случае удачи, броситься на подстреленного гиганта… Сухой щелчок. Осечка. Глухарь, как бы очнувшись ото сна, срывается с ветки, шумно хлопает крыльями и улетает.
    
      Понуро удаляюсь, и слышу за спиной:

       – Это мое место, я просто уходил к приятелю поговорить!

      – Ну бери свое место. Может быть, глухарь снова прилетит?      – Мысленно ответил ему и пошел к лодке.
   
       Возвращая деду ружье, рассказал, что произошло. Вскоре он купил новое ружье, такое же, а старое, полагаю, утопил.

       Мне – урок: с чужим ружьем на охоту не ходи!

               
6.         Шуга;

 Шуга; — рыхлые скопления твёрдой фазы агрегатного состояния вещества, в нормальных условиях имеющего жидкое состояние. Википедия.


      Этот термин применяется в основном при описании состояния воды, близкой к точке замерзания. Проще: мелкий рыхлый лёд, смешанный с водой, появляющийся на её поверхности, перед ледоставом или во время весеннего ледохода. Еще один термин: сало – это когда  шуга еще не полностью сформировалась

      Середина сентября на Вар-Боре. Погода смурная. Бабьего лета как не было, так и нет. Прошел слух о шуге в верховьях Конды в районе Урая, и  об отмене рейсов Зари (большого пассажирского катера). А нам надо ягоды вывозить. Три пайбы с клюквой и брусникой ждут транспортировки. Пайба - местное, северное название для короба, плетеного из лыка с наплечными лямками для переноски ягод и грибов. Уральские умельцы давно придумали  делать пайбы из современного материала: тонкого прочного пластика, который прибивается или привинчивается ко дну и крышке из дерева. Нам надо было  отвезти  домой три полные пайбы, каждая литров на двадцать. Решили везти их до станции Устье-Аха на моторной лодке. Мы – это я, мой свояк Саша Светлаков и дальний родственник Паша, моторист вертолета из г. Урая. Он и вызвался быть мотористом. Мой опыт поездок на моторке не превышал десяти километров, у Саши и того меньше, поэтому Паша сел к мотору. Да, кажется, и лодка принадлежала его отцу.

      Похолодало. Чувствуется, что надо спешить. Загрузили в металлическую лодку-казанку пайбы, запас бензина, еды на день, поставили 20-сильный мотор «Вихрь» и рванули вниз по реке. Но рванули – это только на словах. Вскоре стало ясно, что мотор не тянет. Чтобы двигаться быстро, лодка должна подняться на редан – выступ в днище, который при определенной скорости поднимает лодку, уменьшая поверхность ее контакта с водой и, соответственно, сохраняя высокую скорость. Наш моторист решил, что дело в какой-то неисправности мотора и останавливался, чтобы в нем покопаться.               

      Позже я советовался со специалистами. Меня спрашивают:

     – Какая была температура воздуха?
 
     «– Близко к нулю», – говорю.

     – А колпак на двигатель был надет?       

     – Нет, – отвечаю.

      – Все ясно.

      Мне объяснили, что в обычную погоду большинство ездит со снятым колпаком: если мотор заглохнет, легче завести веревкой с узлом на конце. Когда же холодно, отсутствие колпака означает резкое снижение мощности.

       Моторист в очередной раз начал копаться в моторе и – бульк! – уронил железный штырек, соединяющий ручку управления газом и штангу с винтом. Мелочь, а без этого как ехать? Темнеет. Ну, говорю, давайте ночевать, утро вечера мудренее. Правда, шуга с верховий надвигается, нагоняет нас, но делать все равно нечего.

     Осмотрелись. Находимся на островке. Мимо время от времени проскакивают моторки. У кого-нибудь мог бы найтись металлический штырек взамен потерянного нами, но никто не останавливается: спешат проскочить до шуги. По воде уже плывут снежные хлопья – первые ее признаки. 

      Подыскали довольно сухое место под развесистой елкой. Нашли две сушины, вырубили колышки, вбили их в землю и положили одно бревно на другое, между ними – сухие сучья и бересту. Получилась нодья. Плеснули чуток бензинчика. Иронично говорят: какой геолог разжигает костер без бензина! Поднесли спичку. Загорелось! Все, теперь нодью никакой дождь, никакой снег не затушит.
 
      Из лодки вытащили подножные решетки. Нарезали еловых лап. Теперь и сырость не страшна, можно подремать. От нодьи идет ровный жар, однако спится вполглаза. Все время свербит мысль: чем же заменить этот чертов штырек.
 
      Наконец, не выдержав неопределенности, ближе к рассвету, я пошел осматривать пайбы. И первая, и вторая были сделаны с короткими винтиками. И только третья – с гвоздиками. Вытащил один, посмотрел и стал будить спутников: хватит спать, поехали!
 
      Паша признал, что гвоздик годится. Мотор завелся. А тем временем на воде уже настоящая шуга. Попробовали ехать. На глубине винта вода оказалась достаточно чистой.
 
      И тут, как солнце ясно из-за туч, из-за поворота вырулил катер-толкач с баржей на буксире. Мы к барже подрулили, видим – с ее кормы свисает цепь. Я лег на нос и привязал нашу лодку за цепь. Несмотря на буруны, шедшие за баржой, лодка чувствовала себя достаточно устойчиво. Поехали! Катеристы сигналили нам, чтобы мы шли в кабину согреваться, но мы решили, что и так хорошо.
 
     Часа через два показались первые строения Междуреченска, а тут и шуга кончилась. Отцепились от баржи. И видим – впереди, нам навстречу, идет моторка, а в ней пашкин отец. Первое, что он сделал – вытащил из-за пазухи поллитру и разлил. Что такое глоток водки после суток холода и стресса, знает только тот, кто это испытал.
   
     Дома все это время стояли плач и причитания – женщины уже почти похоронили нас. Только моя теща сохраняла относительное спокойствие: бросьте рыдать, там с ними Витя, он геолог, и не в таких передрягах бывал!   И она была права.
    
А погода наладилась. Шуга растаяла. И бабье лето пришло, и Заря еще месяц ходила.